Земля продолжала купаться в еще теплых лучах полуденного октябрьского солнца. Марина шла по небу с плывущими облаками и пролетающими птицами. По небу, отраженному в лужах. Вдыхая полной грудью едва уловимый запах прелой пожухлой листвы с тонким привкусом легкой приятной грусти. Грусти, которую дарит осень как напоминание о скоротечности жизни. Она медленно поднялась по ступенькам своего института, на мгновение застыла, как будто не желая пересекать черту, разделяющую две вселенные.
За дверью ее кто-то окликнул: «Мариночка, тебя давно не было в институте. У тебя все хорошо?» Судя по всему, ее не очень интересовал обладатель низкого с хрипотцой голоса. Она ответила машинально, не оборачиваясь. «У меня все хорошо! Просто болела дочь, но теперь уже все хорошо».
В ее стертой памяти почему-то осталась только дочь. Не было родителей, погибших в авиакатастрофе, не было предательства мужа, сбежавшего с деньгами от проданной родительской квартиры и всеми сбережениями. У нее было все хорошо. В однушке, в спальном районе, доставшейся от бабушки в наследство ее ждала дочь. Марина сидела на лекции по квантовой механике, записывала уравнения Шредингера и слушала про постоянную Планка, как она разделяет вселенную на микро и макро. А в ее маленькой вселенной, вместившейся в один день, была огромная материнская любовь.
И после лекции она постарается побыстрее сделать уборку в помещениях айтишной компании, пробежаться по магазинам, чтобы пораньше вернуться домой. Домой, где маленькая девочка бросится ей на шею и вцепится в нее своими ручонками на весь вечер, чтобы мама не ушла и не оставила ее одну. Будет визжать от радости и восторга, получив в подарок копеечную куклу и горсть конфет. А потом уснет, прижавшись к мамочке, безмятежным сном под защитой самого мощного силового поля – материнской любви.
Марина не проснется завтра. Она проснется сегодня, потому как у нее нет завтра и нет вчера. Просто «режиссер» вырезал кусок пленки с засвеченными кадрами и яркими картинками осени, склеил, закольцевав, и пустил по кругу бесконечное повторение одного дня. Что было на отрезанной пленке? Зачем «режиссер» сделал это? Возможно, пожалел Марину. На пленке не было ничего хорошего. Всю оставшуюся жизнь Марина испытывала только боль, которую ей причиняла дочь. Ее нежелание учиться, тусовки, наркотики, пьянство, аборты, запои, лечение от запоя, снова запои, снова лечение…
И вот сидят в маленькой квартирке в спальном районе две старые женщины - и трудно определить: кто из них мать, а кто дочь. Ненавидящие, озлобленные, обиженные друг на друга и на весь мир. Ругаются. Ругаются по поводу и без всякого повода.
Но каждую ночь на засвеченной пленке Марине снится один и тот же сон, как ее дочка становится олимпийской чемпионкой и, стоя на пьедестале с золотой медалью на груди, говорит в микрофон на весь мир: «Мамочка, это твоя медаль!» И концентрированное счастье покатится слезой по материнской щеке, цепляясь за морщинки забот, тревог и волнений. И подарит матери в благодарность за копеечную куклу домик на берегу океана, где она будет нянчить внуков. Так и вращается закольцованный день с яркими картинками осени и не менее яркими материнскими снами в огромной вселенной, транслируя в бесконечность чистую энергию материнской любви.
[Для тех, кто имел терпение дочитать до конца небольшой бонус от автора. Авторское прочтение с погружением и всплытием.]
На поверхности гимн материнской любви.
Глубина погружения 1 метр
Наши ожидания, как правило, не всегда совпадают с реальностью.
Глубина погружения 2 метра
Есть сценарий и режиссер нашей жизни.
Какова роль человека в этом? (Булгаков вам в помощь и Аннушка с маслом).
Глубина погружения 3 метра
Марина не теряла память. Наша память избирательна. Стараемся забыть плохое и помнить хорошее.
Глубина погружения 4 метра
Чрезмерная любовь такое же зло, как и ее отсутствие. Она застит глаза, и человек ничего не видит вокруг.
Глубина погружения 5 метров
Только любовь имеет право транслироваться в бесконечность, в вечность.
[Здесь можно всплывать. Но можно и глубже…]
Глубина погружения 6 метров
Мы живем в мире иллюзий. Нам кажется, что идем по облакам, а на самом деле шлепаем по грязным лужам.
Глубина погружения 7 метров
Начинается искажение сознания. Наложите два кадра: мать с маленьким ребенком на руках и две старые женщины со своими тараканами, врожденными и приобретенными.
Глубина погружения 8 метров
Осознание того, что не имеет никакого значения: была ли дочь в прошлом олимпийской чемпионкой, и где они живут – в маленькой квартирке или в домике у океана.
Глубина погружения 9 метров
От любви к ненависти один шаг, длиной в жизнь. Любовь ребенка к родителям понятна. А как на счет любви постаревшего ребенка? Даже не рассматривая крайнюю точку: ненависть, глупо отрицать трансформацию этой любви.
Глубина погружения 10 метров
Здесь нет картинок. Есть только запах. Запах прелой пожухлой листвы. Это запах смерти. Почему с привкусом легкой грусти? Потому что не твоей, а всего лишь листвы. Запах ребенка – это запах жизни. Любить жизнь «что само по себе и не ново». А запах старика? Запах смерти. Можно ли любить смерть?
[Мы еще не достигли дна, но уже всплываем.]