Рубеж. Ч 4. Версты. Г 7. Нет выхода

Олег Русаков
Рубеж.

Повесть.
Олег Русаков.

Часть 4. Версты.
Глава 7. Нет выхода.


            Времени не было ни секунды… облава их обнаружила уже как минуты четыре, и вела по, «Partisanen» («партизанам»), активную стрельбу, хотя Сиротин снял уже трех вражеских солдат.
            - …Товарищ командир, отвлеку их с ребятами? – Скороговоркой говорил Цыган, так для проформы, командир был хоть и в сознании, но его уже сильно не контролировал. - А вы выходите к Коноваловскому хутору, Роза слышишь?..  Трифонов, Сиротин кончай палить, вместе с Розой забирайте командира, и к Коноваловскому хутору бегом, марш!.. Язык за вами. Никитин за мной… - сам кинулся влево по кромке леса, через десяток метров давая короткую очередь.
            Никитин и еще двое бойцов, пропуская лейтенанта и следующего бойца метров на пятнадцать-двадцать вперед, также двинулись по кромке леса, создавая якобы сто метровый фронт обороны, заставляя преследователей слегка растеряться.
            Трифонов поставил автомат на предохранитель, слегка кряхтя от боли, сквозное ранение в грудную клетку сковывало его движения, будто ребра сломаны, если не считать металлический вкус крови во рту… начал одевать на плечи рацию, собрал под мышку не все пары лыж с палками и хромая побрел догонять командира, опирающегося на плечи Сиротина и Шеиной. Сиротин свои пару лыж нес сам, за спиной винтовка, на прицел одет шитый рукав телогрейки. У языка связаны руки, его Никитин толкал перед собой, веревка, привязанная за связанные руки немца, как змея извивалась за ним по снегу.
            Остальные бойцы, во главе с лейтенантом, продолжали отстреливаться от немцев, уводя их влево. Уводя их все дальше и дальше влево. Уводя их все дальше и дальше. Пару раз Трифонов оглянулся, их никто не преследовал, облава ушла в сторону.
            Еще минуты и последний кусок солнца скроется за горизонт, но видно еще далеко, слышно еще дальше…
            ........................

            …Ранее, с утра текущего дня.
            Утро было очень светлым. Уже несколько дней, еще до десантирования, пасмурная погода плотно лежала на земле. В это утро небо было чистым, возродившись всего лишь за ночь.
            К рассвету разведчики были у аэродрома, рассредоточившись по нужным точкам наблюдения, запоминая расположение зенитных орудий, стоянок самолетов, одетых, сразу после приземления, в маскировочные сетки, покрашенные в белый цвет ангары для ремонта самолетов, склады, из которых на тележках вывозились бомбы и другие боеприпасы. Выполняя свои задания, по наблюдению объектов, бойцы, постоянно борясь с усталостью, иногда мутно засыпали не лежке, болезненно просыпаясь от нового звука, из зыбкого полусна, зло опрокидывающего забытье в реальность, стремясь рассчитать взлеты и посадки… самолеты, самолеты… самолеты. Блестящий на солнце снег… постоянно озираясь на вышки обороны и охраны, фронтового немецкого аэродрома, проезжающие топливозаправщики… грузовики.

            Приблизительно после двух часов дня Васильев, Никитин и Сиротин дежурили у туалета офицерской казармы. Это было самое простое место, где можно было наиболее легко выполнить основное задание - взять языка. День быстро превращался в вечер, скоро надо было уходить. солнце висело над холодным горизонтом и в скорости, в течении часа, полутора, обещало покинуть небосвод. Не смотря на усиленное охранение вокруг аэродрома, возможно немцы все же слегка опасались русской территории, именно русской, так беспощадно занимаемой ими территории, офицеры подходили к туалету по двое, по трое, и Никитину уже надоело слушать известные звуки, он находился непосредственно за многоместным туалетом сколоченным из свежего теса, командир не давал добро на обезвреживание пары врагов. Сиротин не упускал обзор стены местной сельской школы, в которой и квартировали фрицы, наблюдая ее до самого входа в здание. Туалет располагался за углом противоположной стороны школы, стена окнами смотрела в лес. А с трех труб над крышей здания поднимался почти вертикально теплый дым от березовых дров. Немцам приходилось огибать угол своей гостиницы, если требовалось ночевать на аэродроме, после полетов, или в ночь, когда они старались не передвигаться по замерзшим российским дорогам.
            Наконец, в одиночестве, неспеша к туалету двигался капитан люфтваффе.  Никитин, по жесту командира переместился к стене немецкого общежития. Как только немец сделал шаг за угол, разведчик тронул его плечо, фриц чуть повернулся вправо, не успев испугаться, Яков, не мудрствуя лукаво нанес ему короткий боковой снизу в челюсть, голова немца резко дернулась дальше в бок поворота, ноги тут же сломались в коленках, он рухнул никуда не отлетая. Никитин догнал русскую ушанку, слетевшую с головы врага, схватил фрица со спины под мышки, потащил в лес.

            Яшка не успел еще оттащить немца за костлявые кусты, когда Сиротин увидел, что из двери немецкого общежития выскочил второй немец:
            - Kurt. Ich bin mit dir… (Курт. Я с тобой…) - ежась в не застегнутую шинель быстрым шагом летчик тоже двигался в том же направлении. – Сиротин замер в изготовке для стрельбы, наблюдая что будет дальше делать немец, но тот проскочил угол общаги, не обратив внимание на место борьбы и волочения. Никитин в этот момент нырнул в сугроб, поверх плененного. Немецкий летчик скрылся в сортире.
            Васильев несколькими шагами подбежал к Никитину, схватили немца под мышки и быстро потащили в лес, в котором скрылись из глаз Сиротина секунд через пятнадцать, Снайпер прервал свое наблюдение, подался за ними, не прекращая остро озираться в сторону немецкого общежития, исчезнув за деревьями, в гаснущем закате.
            Немец вышел на воздух через пару минут. Вокруг холодная тишина, изо рта много пара. Верхушки высоких деревьев подсвечены сказочным светом уходящего солнца.
            - Komisch ... Kurt!.. Kurt!?. (Странно… Курт!.. Курт!?.) – уже не очень сильно, крадучись, будто крикнул, немец.
            Он стал озираться по сторонам. Вечер неумолимо убирал с окружающего неба много света, оставляя прозрачный, звенящий, морозный воздух. Белое пространство оставалось безответным. И только тут летчик увидел следы волочения в сторону леса, на нетронутом вокруг снегу, а у угла общежития отчетливо разобрал следы… от валенок… большого размера. Рот немца открылся – будто он хотел закричать, но промолчал… он стал пятиться к общежитию, бросая во все стороны заснеженного леса осязающие быстрые взгляды, оказавшись за углом – резво побежал.
            Через несколько минут к углу общежития выскочили несколько офицеров, половина из них и не думала, что это розыгрыш, держа на изготовке личное оружие. Они звали Курта, который безмолвствовал, даже пытаясь двигаться по следу волочения, глубина снега им не понравилась, вернулись. В течении минуты к месту исчезновения офицера, подбежала группа немецких автоматчиков. Унтер-офицер, командир подоспевшего отделения охраны, что-то внимательно выслушивал от старшего офицера, козырнул в ответ:
            - Schnell ... schnell auf der Spur zu verfolgen. Nehmen Partisanen oder zerst;ren. (Быстро… Быстро преследовать по следу, по следу. Взять партизан или уничтожить.)
            Семь немецких солдат кинулись в лес. К месту пропажи немецкого капитана подбегали новые группы солдат, после получения приказа на преследование, тоже убегали в лес. Через пару минут над аэродромом завизжала сирена…

            Немец начал приходить в себя, шевеля ногами, пытаясь вырваться из крепких рук разведчиков, пытаясь о чем-то их просить на остром немецком языке. Разведчики остановились, в это время запела сирена. Никитин ударил слегка немца в грудь ногой, обутой в валенок, прижимая его таким образом к дереву, хлопнув ремнём на затяжку рук перед его носом:
            - H;nde auf mich!.. (Руки на меня!..) – Скомандовал Васильев.
            Немец растерянно, но выдвинул руки вперед. Никитин моментально затянул на них ремень от портупеи.
            - Ауфштеен!.. ауфштеен, – немец торопясь встал, - геен, геен… шнель, шнель… геен.
            Васильев побежал вперед, Никитин подталкивал немца, не отпуская его далеко от себя, кляпа у него не было, Ситротин замыкал группу.
            Как только выскочили на опушку, в двадцати метрах слева от себя увидели немецких солдат, а справа им навстречу бежали Трифонов и Самарин.
            - Немцы слева!.. – крикнул спокойно Никитин, - запуская в их направлении лимонку, сам упал в снег, дав во врагов короткую очередь.
            Немцы открывают огонь, в том числе и из пулемета 7,92 с рожковым магазином наперевес, рядом с пленным и командиром разведчиков падает немецкая ручкастая граната. Васильев получает пулю в ногу, в районе бедренной кости, он хватает немца за шкирку и ставит его за собой, в это время Трифонов закрывает бок Васильева своим небольшим телом, обнимая обоих… и лимонка и немецкая граната взрываются вместе, немцы падают, трое оставшихся на ногах, отстреливаясь скрываются в лес…
            Немец помогает идти Трифонову, который опираясь ему на плечо подгоняет пленного вперед, Никитин на хребтине, поперек спины, несет командира. Вот он лес… еще метров сорок по мелколесью… Совсем не много осталось... постоянно подгоняли себя уставшие солдаты вперед и вперед. Их замечает облава и сразу открывает по разведчикам огонь, но тут же теряют автоматчика, сраженного метким выстрелом Сиротина…
            ..............................

            Быстро уходит время, но слишком трудны уставшие версты… которым конца нет.
            …Хутор был пуст. Снег вокруг строений не тронут уже давно. Командир лежал на кровати будучи в сознании:
            - Пуля застряла в кости. – Шеина прощупывала бедро командира вокруг входящего канала пули, слегка промакивая куском своей порванной рубахи сочащуюся из пулевого канала кровь. – Ее надо обязательно вынуть, иначе часа через три начнется воспаление.
            Сиротин подсвечивал ей прямоугольным карманным фонариком. Немец сидел возле печки.
            Дверь открылась и из-за хромой ноги, запнувшись о порог, ввалился Трифонов:
            - А я керосиновую лампу нашел! – похромал к столу, стоящему в избе. – Как и у меня дома… возле керосинки. В керосинке керосин есть, если сейчас картошки найду… поедим.
            - Раз есть керосин, лучше кипятку согрей, я тогда вам всем сейчас раны поправлю, промою, забинтую, а командиру операцию сделаем, в нормальных условиях… если можно так сказать. Да и твою грудь посмотреть надо Миша. Посвети-ка на кровать, надо командира накрыть, чтобы тепло было.
            Роза глянула фонариком по углам помещения. На другой кровати лежало много сложенных стопкой одеял и простыней.
            - Давайте оделяла сюда.
            Трифонов ей вдогонку:
            - Там чайник на керосинке стоит, я сейчас воды-то из снега натоплю кипятку. Я мигом.
            Трифонов скрылся за дверью, пытаясь добыть кипяток. Роза накрыла тряпицей ранение командира, двумя одеялами укрыла Васильева от самой шеи, подбивая под него края одеял. Сиротин присел на вторую кровать. Радистка села за стол стола… Прошла ли минута?.. все свалились в сон.
            Огонь керосинки настойчиво закрывал Мишке глаза несмотря на то, что Трифонов умылся снегом, когда набирал его в чайник. Снег таял, Мишка по новой набивал чайник снежинками. И опять умывался белой порошей до самой груди, чайник снова на керосинку.
             Трифонов открыл дверь в избу, Сиротин судорожно схватился за свою винтовку, Шеина молниеносно встала… но на пороге стоял Трифонов с чайником, с горлышка которого шел веселый пар, в свете доброй старой керосиновой лампы. А немец… немец продолжал крепко спать причмокивая, в углу у холодной печки…
            Через час пуля была извлечена, занимаясь пулей, прицепом Роза извлекла три осколка у командира, два осколка у Трифонова, все ранения были перевязаны, ребра у Трифонова оказались переломаны, в двух местах перебиты крупнокалиберной пулей немецкого пулемета, спереди и сзади, но прошла пуля хорошо, не сильно побеспокоив внутренности. С группы бойцов, которые отвлекали облаву так никто и не вернулся. Попив кипятку с сухарями, все кроме Сиротина уснули. Сиротин остался караулить немца и дожидаться Цыгана.

            Только под утро, когда помутнела ночь, в дом вломились Джанго и Никитин. Оказалось, они много часов назад пришли на хутор, но в темноте никак не могли найти сам хутор, не могли найти сами строения… дома, уснувшие в белом снегу, в белом лесу, на берегу белой поляны у речки, в узком месте которой стояла водяная мельница.
            - Никак не могли оторваться от облавы… Цепкие немцы оказались, Самарина ранили, Косолапов с ним в засаде остался, думаю погибли геройски.
            Первое, что сделали прибывшие бойцы, скинули Валенки с окоченевших ног… Роза растерла их спиртом, Трифонов ей помог, завалив на кушетку Никитина…

            Джанго внимательно смотрел на карту несколько минут.
            - Ближе к рассвету выдвигаемся к нашим. – Замолчал. - Ввиду необходимости выполнения задания, раненных придется оставить. – всех обвел взглядом, за столом никто не шевельнулся. - Трифонов останется с командиром. Ночью истопишь печку, и внимательней здесь. Как только выйдем к своим, тут же вернемся за вами. Немца ведет Никитин, я иду первым, за мной Роза, Никитин с немцем, замыкающий Сиротин. Идти нам не далеко, всего лишь километров двадцать, построение менять не будем. Если натыкаемся на немцев, я принимаю бой, остальные отходят. Оставшегося не ждем, выходит самостоятельно. Если будет необходимо, в следующем заслоне остается Роза, затем Сиротин. – он опять оторвался от карты и обвел своих товарищей взглядом. - Никитин, чтобы не происходило, твоя задача – уберечь немца, и доставить его к нашим… до последнего. – Несколько мгновений молчания. – Вопросы? – он приподнял свой взгляд на Никитина. – Все вопросы сейчас, потом только приказы. – Сам не заметил, как стал говорить словами своего командира… капитана Николая Васильевича Васильева, лежащего сейчас раненым толи во сне, толи без сознания.
            Прошла минута.
            - Товарищ младший командир – Роза, напряженно думая, смотрела не лейтенанта. – Я вам только мешать буду при выходе к нашим, а вам каждая минута нужна будет. – Сделала небольшую паузу. – позвольте остаться с раненными.
            В избе словно остановилась тишина.
            - Вы уйдете, мы выспимся. Стемнеет, истопим печку, командира к печке перетащим, да и сами отогреемся немного. Под утро, еще по темному выдвинемся к хутору Светлому, всё-таки на пять километров ближе к фронту, думаю идти будем часов пять, в любом случае к двум дня туда доберемся. С 14.00 до 14.30 выйду в эфир с, одним словом, «на месте», пять минут буду ждать ответ. Если ответа не дождусь, или по каким-то причинам не успеем, выйду в эфир с 19.00 до 19.30. – Она замолчала. Через небольшую паузу продолжила. – Ну а если в эфир не выйду… - опять пауза, - то и не надо будет возвращаться.
            Тишина опять окутала пространство вокруг керосиновой лампы. Все, что было сказано – было очень понятно.
            - Да, Роза, ты права, так и сделаем. – только и нашелся, что сказать лейтенант Джанго.
            
            Пока кипятили следующий чайник, Мишка Трифонов помогал Баро собирать санки из лыж, на которые надо будет положить командира, чтобы легче было его тащить до хутора Светлого, на командире аккуратно закрепив и рацию. Закончив важную работу, достали свои кружки.
            Все опять попили крутого кипятка с сухарями, не обойдя и, непривычного к суровым условиям, пленного, израсходовав на чаепитие последний сахар.
            Желтый язычок керосиновой лампы, расслабленные мышцы и, самое главное, бесконечная усталость сделали свое дело. Всех просто вырубал сон, он липко осязался каждой мышцей тела и каждым глазом.
            - Роза, - Джанго говорил будто очнувшись ото сна, - часок поспать надо… вырубает прямо на ходу, говорю… и сплю… - перед последним словом его голова повалилась в сторону на плечо.
            Он опять очнулся, снова разлепив свои тяжелые черные веки:
            - Никитин… Сиротин… спим час, потом к нашим… - не совсем четко сказал лейтенант, его глаза закрылись, через несколько мгновений тихо захрапел.
            - Он прав, - Сиротин взял один из сложенных пледов с хозяйской кровати, разложил его в воздухе, накрыл лейтенанта, приподнял его ноги, прямо в валенках, на кушетку, на которой тот сидел, головой Баро повалился на пуфик кушетки, не проснувшись. – И нам надо поспать. Роза – дежуришь… хорошо? – та кивнула, - разбудишь через час меня, младшого командира, и Никитина, а сейчас спать… Спать.
            Он взял одеяло, также его разложил, бросил на немца.
            - Danke. (Спасибо.) – произнес пленный, будто сквозь сон. Роза не переводила.
            Сиротин вздохнул, тихо:
            - Какое там данке?.. Спи… переведи. – Последнее Розе.
            Сам лег на свободную кровать, будто моментально… уснул.
            - Schl;fst. – с неким запозданием и неохотой, бросила Шеина.
            Немец как мог завернулся в одеяло, калачиком расположившись на полу.
            .............................

            Только на следующее утро, в 9.40 язык был доставлен на НП командующего 3й армии генерал-лейтенанта Лелюшенко Дмитрия Даниловича.

            
Продолжение:       http://proza.ru/2021/01/19/1611   
начало повести:    http://www.proza.ru/2019/07/07/1427   
начало 4й части:   http://proza.ru/2020/12/24/70   


07.01.2021
Русаков О. А.
г. Тверь