Длинное писание одного там котика, часть вторая

Ольга Беца
Пока я сидел один в апартаментах, я немного осмотрелся и увидел большое белое. Сначала я испугался — наверное, опять будет зима и холодно! Но потом потрогал лапкой и узнал, что это белое не такое, как на улице, оно твёрдое и почти тёплое. Я залез в него, и мне почему-то стало весело, я плюхнулся туда и лежал. Это так необычно, что на белом можно лежать и не замёрзнуть! Я даже вставать не хотел. Мне было вкусно в животе от еды и приятно от тепла вокруг. И тут пришли Дяденька с Тётенькой.

Они открыли дверь и сказали: "Ой, где он?!" и испугались. Ха-ха! Они меня не увидели через край белого и подумали, что я исчез! А я не исчез, я лежал себе и лежал. Они тогда зашли и увидели меня внутри белого и почему-то смеялись. И мне стало ещё веселее, и я стал кувыркаться и махать лапами, а они ещё больше смеялись. А потом они сказали: "Ну, что, давай купаться!" Я не знал, что это значит, и ничего не подозревал. А они меня взяли руками и поставили в белом на ноги. И вдруг где-то зажурчало. Я захотел убежать, потому что когда журчит, надо сразу убегать, а то будет мокро и холодно везде. Но убежать не получилось, Дяденька крепко меня держал, я боялся, но деваться было некуда, и я решил опять вести себя культурно и доверять.

И вдруг мокрое полилось на меня. Я аж сказал "Мяяв!" от неожиданности. Неее — раньше на меня часто мокрое лилось, пока не было зимы, это совсем не неожиданность. Неожиданность было, что мокрое оказалось тёплым и приятным. Это было даже удивительно, как оно согревало меня со всех боков. А ещё Тётенька стала меня гладить руками, тоже со всех боков, мазать чем-то приятно пахучим и везде чесать. И они вдвоём всё время со мной разговаривали тёплыми голосами. И от всего этого становилось приятно и тепло везде, и никуда не хотелось уходить. Я просто немного топал ногами туда-сюда и смотрел удивлённо.

Я удивлялся тому, что я, наверное, точно Господи, потому что я так прекрасно хожу по воде. И тому, что эта вода сверху невидимая, прозрачная, а снизу почему-то становится чёрная, как дорога на улице, пока не было зимы. И тому, что столько приятного сразу сделалось со мной изнутри и снаружи в этом месте, где пахнет Бабушкой и котиками. Правда, я пока ещё не видел ни Бабушки, ни котиков.

Меня долго гладили и гладили в белом, и поливали, и опять гладили, но потом достали и замотали в мягкое. И Дяденька держал меня на руках, и мягкое сразу стало мокрым, и меня замотали в другое мягкое, сухое и тёплое. И так было хорошо... Я не знаю, зачем всё это делали, наверное, всем Господям делают омовение, когда их обретают, вот и мне тоже. Но я вёл себя культурно, как будто всё знал, только удивлялся, и глаза мои делались круглые. Иногда бывает полезно быть уверенным и спокойным, даже когда не знаешь ничего.

Потом меня вынули из мягкого и посадили на другое мягкое. Я посмотрел на себя и удивился: некоторые мои места стали другого цвета. Наверное, с меня смыли мой прекрасный цвет, это он утекал с водой. Я не знал, хорошо это или плохо, но решил умыться на всякий случай. Умываться — это культурно. А потом мне стало немного зябко, и я стал дрожать задней лапкой. И тётенька сказала: "Нет, я всё-таки попробую!" — и принесла какую-то странную штуку. Штука стала шуметь и делать ветер, и я опять испугался, что надо убегать. Когда шумит и ветер — всегда надо убегать, от этого бывает холодно и потом мокро. Но почему-то этот ветер был тёплый и приятный. Он шевелил мою шорстку и она делалась сухая.

Тётенька и Дяденька всё время говорили со мной тёплыми голосами разные приятные слова, называли меня "Господи, Малыш, Солнышко, Заинька, Деточка, Лялечка, Бедося, Поросёночек" — я аж запутался, кто же я такой? Дяденька закрывал мне уши, и тогда становилось почти не страшно. Наконец, ветер убрали и стали меня причёсывать щёткой. Это как будто большой язык, который почему-то отдельный и его держат руками, и от него шёрстка быстро становится ровная и гладкая. Я бы потратил больше времени на это, а у них так ловко получилось, мне даже понравилось и я говорил "Мууурррр!"

Потом мне сделали маникюр и педикюр, не знаю, что это такое, но мои когти стали короче и не такие острые. Потом мне дали ещё еды и говорили "Пылесос, Пылесос!", пока я ел. И ещё что-то говорили про карантин и постепенное знакомство и социализацию, я уже не очень внимательно слушал. За дверью были звуки и запахи котиков. Я не знал, сколько их, мне было интересно, но я уже устал к тому времени и хотел спать. А иногда я думал, что уже сплю и мне всё это хорошее снится, а потом я проснусь и опять будет зима и холодное белое, и от этого становилось грустно и тревожно...

Но тут Тётенька взяла меня на руки и сказала: "Ну, что, милый Ребёнок, спокойной ночи! Мы пошли спать, и ты ложись отдыхать. У тебя был трудный день, но теперь всё всегда будет хорошо. У тебя теперь есть Мамми и Паппи, а у нас есть ты, прекрасный котик! Мы ещё не знаем, как тебя зовут, но ты — наш!" И они положили меня на сухую чистую подстилочку, погладили меня всеми руками, убрали свет и закрыли дверь. И мне в темноте не стало страшно, а стало хорошо и сонно. И я спал до утра, крепко спал, даже не вставал доесть свою еду. И когда мой Паппи заглядывал в три часа, а Мамми в шесть часов, я только приоткрывал глаза — и засыпал снова. Очень я устал от впечатлений и перемен. Раньше я даже не знал, что от приятного тоже можно устать. И я спал и спал, и спал. И во сне я думал о том, как хорошо не быть Господи и не устраивать судьбы всех, а быть Ребёнком и чтоб заботились и любили. Мне это даже больше нравится.

А потом наступило утро... Но об этом я расскажу немного позже, потому что моё писание опять получилось длинное. А тем временем мои Мамми и Паппи (какие же это приятные слова!) делают дискуссии, споры и полемики, чтобы узнать, как меня зовут. Пока этого не знает никто, и я сам тоже не знаю, это какая-то тайна от всех нас. Но скоро всё должно проясниться — однажды все тайны проясняются.

13.01.2021 г.