Мемуары. Моя родословная по отцу. Часть3

Владмир Пантелеев
Мои  мемуары

Часть третья.

Мой дед Михаил Пантелеевич.


    МОЙ  ДЕД  МИХАИЛ  ПАНТЕЛЕЕВИЧ поначалу помогал отцу в мастерской, но рано без родительского благословения и согласия взял в жены нашу бабушку, Феодосию Григорьевну, стал жить с ней до свадьбы и она забеременела. За это прадед его выгнал из мастерской и дома со словами: «Ума жениться хватило, вот и живи своим умом», - т.е. зарабатывай сам. Мой дед подался в деревню Рыжково смоленской губернии, где стоял заколоченный  дом умерших родителей  его молодой жены.  Двадцатилетний, к тому времени, мой дед дом подремонтировал. Слух о молодом столяре и мебельщике быстро пошел по округе, и деду стали поступать заказы. Но, видимо, от перенесённых потрясений и переживаний его молодой жены,  ребёнок родился мёртворождённым.

   Но, тем не менее, всё-таки  жизнь налаживалась, наступил 1904 год.  Жена весной опять забеременела. Но началась война с Японией, и моего деда призвали в армию. Только после этого прадед Пантелей признал и простил и невестку, и сына, понимая, что неизвестно как может сложиться судьба сына на войне, если он будет думать не о том, как бить врага, а о своей жене с грудным ребёнком, брошенной всеми родственниками.
 
  Осенью 1904 года моего деда, Михаила Пантелеевича, призвали в армию.  Он числился молодым ранее не служившим резервистом, и поэтому на несколько месяцев попал в учебный полк. Только в конце 1904 года он эшелоном был отправлен на Дальний Восток. Добирались почти два месяца. По прибытии в расположение воюющей армии их часть была оставлена в резерве фронта. Однажды к ним в казарму проник японский диверсант, убивший ножом часового и дневального, а затем зарезавший во сне несколько солдат в кроватях.  Японец так мог дойти и до кровати деда, но один солдатик проснулся и поднял тревогу.

  Наконец, летом 1905 года пешим порядком стали двигаться  к фронту, несколько раз натыкались на летучие японские отряды, так что дед тоже успел повоевать, за что получил «Георгиевский крест».  Но к линии соприкосновения с главными силами японцев так и не дошли, в августе их часть повернули обратно, война закончилась поражением российского генералитета. Опять на несколько месяцев встали лагерем севернее Хабаровска. И только зимой 1906 года погрузились в эшелон  ехать  домой, причиной задержки стала революция и декабрьское вооруженное восстание в Москве. В Екатеринбурге разоружились, и демобилизованных солдат небольшими группами  ежедневно отправляли поездом в центр России.

  Позднее мой отец вспоминал,  что любимыми рассказами Михаила Пантелеевича об этой войне были воспоминания о затянувшемся возвращении домой. О том, как некоторые солдатики прогуляли выданные им на дорогу деньги, отставали от своих поездов, подрабатывали себе на пропитание, кто как мог, или попрошайничали. Любимой песней деда была:

- «Шел солдатик из похода 906 года…»

Среди множества куплетов был и такой, как солдатик своим ходом шел домой, попал в одном городе на ярмарку, где проводились показательные полёты первых аэропланов и …«пока смотрел на  «эраплан»  вор залез ко мне в карман…»  . Здесь дед прерывал песню, смеялся, обращаясь к своим сыновьям:

  - Какое бы чудо ни увидел, не стой с «раскрытой варежкой», о деле помни: зачем и куда шел, что в руках да карманах нёс.

Были куплеты и о том, как солдатик пока домой шел, сапоги сносил, а денег, купить новые, нет. Видит, на ярмарке цыган подвесил на вершине столба призы – сапоги новые, и за 5 копеек предлагает,  мол, кто заберётся на столб, тот и приз достанет. Солдатик отдал цыгану последний «пятак» и полез. Никто не мог до верха добраться, а солдатик приз снял. Радуется обнове, переобулся. Видит, гармонист играет, и народ танцует, тут и солдатик,  девку подхватил, да и пошел с ней в пляс. Три коленца в танце  прошел, глядит, а портянки по земле размотались,  видит, сапоги  уже дырявые. Цыганские подошвы, то, не кожаные, а из картона сделанные. Да только цыган тот давно уже «ноги с ярмарки унёс».

  И после этого снова учил сыновей:

  - Не гонись за дешевизной, десять раз проверь товар, прежде чем деньги отдать.
 
  После войны  мой дед остался жить в доме в деревне Рыжково, к своему отцу в мастерскую не вернулся. По возвращению впервые увидел своего первенца, моего отца, Семёна Михайловича. К слову сказать,  дед с бабкой вырастили до совершеннолетия одиннадцать детей - семь сыновей и четыре дочери, правда, одна из дочерей умерла во время родов в двадцати шестилетнем возрасте. У бабушки был нагрудный знак «Мать-героиня». Остальные  дети родились в период с 1907 по 1928 год, поэтому мой отец, как самый старший, родившийся в январе 1905 года,  почти половине своих братьев и сестёр по возрасту годился в отцы.  И когда в 1937 году умер Михаил Пантелеевич, Семён взял на себя все заботы о семье.  К тому времени он был уже командиром Красной Армии.

  Но вернёмся в 1906 год. Михаил Пантелеевич зимой продолжал столярничать, а с весны до поздней осени с артелью мужиков подряжался на сельхозработы  к землевладельцам, у которых львиную долю заработка в «натуре» составляли сельхозпродукты, так необходимые растущей семье.  Но в году 1912 или 1913 он перешел работать десятником на железную дорогу, проходившую в 5ти  верстах от деревни Рыжково.  Это событие произошло очень кстати. Семья росла, и постоянный неплохой заработок был не лишним, не взяли деда и в армию, когда началась Первая мировая война, как железнодорожного служащего. В годы войны кроме жалования давали ему и продовольственный паёк. Обошла его стороной и революция, и Гражданская война, ведь железная дорога худо-бедно, но продолжала функционировать при любой власти.

  Михаил Пантелеевич презирал и считал царя, царских генералов и буржуазию виновными в поражении России в войне с  Японией, но публично никогда и нигде об этом не говорил. За новую власть тоже не стучал себя кулаком в грудь. Всегда скромно считался «сочувствующим», хотя детей, особенно старших, в их поддержке советской власти  одобрял. Ведь на их детские годы выпали тяжелые испытания: Первая мировая война, революция, гражданская война, принёсшие стране разруху, а их семье в  дом бедность, голод, обнищание, он понимал, что ответственность за это лежит на мировой и российской буржуазии, с которой так активно борется советская власть и большевики.

  Михаил Пантелеевич исправно работал на железной дороге, надо было кормить младших детей. Дожил он до 64 лет, и повторил судьбу своего деда Ермолая Пантелеймоновича, придавленного обозом. В 1937 году, помогая своим подчинённым рабочим переносить какое-то тяжелое оборудование,  надорвался, образовалась грыжа с внутренним кровотечением, которое врачи не обнаружили, и он угас за несколько дней.
 

P.S. – См. продолжение. «Мои мемуары. Часть четвёртая».

                http://proza.ru/2021/01/15/1155