На грани жизни и стиха

               
        Заметки о новом сборнике стихов АНАТОЛИЯ  РЕШЕТНИКОВА.

Прошло семь лет со времени издания довольно объемной книжки стихов в твердом переплете с  программным заголовком – «На сцене вселенной». Семь лет молчания. И вот совсем недавно Анатолий Решетников получил в типографии тираж своего нового поэтического сборника.   Книжка по объему   меньше предыдущей,  в мягкой обложке, выглядит скромнее своей предшественницы. И название ее подчеркнуто нейтральное: «Жизнь разнообразна и замечательна», с подзаголовком «Новые стихи». Невольно сразу  воспринимаешь это название как декларацию. Но это не декларация.
В коротком предисловии автор обращает внимание на то, что сборник построен в хронологическом порядке – по ходу создания стихов. Иной раз встречаешь другое: автор делит стихи по темам или по географическому признаку, и в этом тоже есть смысл. Часто же такое условное деление ни о чем не говорит, и верх берет формальный признак объединения в разделы или главы.
Однако у естественного потока стихов тоже есть своя интересная сторона. Вот, как у стихов в этом сборнике. Читая их, я невольно заметила, насколько верно выбрано название книжки.  В ней  есть стихотворение с таким заголовком, и звучит оно больше горькой иронией. Но если на время отбросить иронию этого стиха, то видишь, что разнообразие – это своего рода особенность накопления авторских наблюдений и размышлений, которые легли в основу всей этой чрезвычайно интересной книжки.
  Предлагаемое нам собрание стихов радует остротой и достоверностью поэтического видения жизни. И правда, здесь почти нет  отвлеченных чувствований, здесь все конкретно и прорастает, подобно зернам, из каких-то вроде не очень значительных, но значимых для автора фактов, из  набросков житейских ситуаций. Разнообразие  стало девизом, ракурсом этой книги.
Удивляешься неистощимой жадности авторского взгляда. Поэт идет по жизни не вяло и равнодушно, а подобно гетевскому Фаусту выхватывает из обступающего его житейского потока мгновения, которые ему хочется остановить и рассмотреть поближе. Он не мучается томлением – что бы такое написать, наоборот, он не успевает надивиться, как много в жизни достойного внимания и запечатления.
Вот странички семейной хроники,  рядом – затейливая импровизация на тему кулинарного рецепта, потом – благодарный дифирамб пианистке-аккомпаниатору, далее – короткая зарисовка впечатлений влюбленного, а следом – пронизанные острой болью размышления у парадного подъезда российской истории. Это я взяла последовательно самое начало книги, так же ненарочито многообразная жизнь и течет до самых последних страниц. Для читателя это естественно - путешествие от одного впечатления к другому и от него - к следующему.
Для более пристального и внимательного проникновения в суть творчества поэта я все же избрала обычный метод и разделила стихи по основным темам, чтобы у меня не получилось такого необязательного фрагментарного комментария, как в социальных сетях.

Хочется начать с самого простого – с природы, этой вечной темы, которая не обошла ни одного поэта. Вот так сильно любимая автором весна:
Как чудесна весенняя слякоть!
Как волшебно снуют снегири!
И сосулькам так нравится капать,
И морозцу крепчать до зари.

Или о лете:
Не чаял июнь, что пресыщенный август
Начнет беспорядочно портить листы.
Такая вот месяцев дивная разность,
Такие у Бога смешные мечты –
Чтоб мы не скучали в земной колыбели,
Он нас окунает то в холод, то в жар,
То щедро пускает на темя капели,
То дарит у моря волшебный загар.

О сосне:
Легко летишь, небес касаясь,
Сияя солнца желтизной,
Безоговорочно влюбляясь
В волшебный терпкий летний зной.
Ажурных веточек лавина,
Зеленых игл лучистый крой…
Но все вверху, а половина
Чудесной жизни - столп и строй!
Я еще буду говорить о близости Анатолия Решетникова к Николаю Заболоцкому, и этот стих – прямое  доказательство: легкость, стройность, глубина чувства и впечатления.

Или вот – нежданный росчерк совершенства под будничным посвящением внуку Матвею к восемнадцатилетию:
Небо расчерчено звездами,
Старый задумался клен.
Полон весенними грезами
Тот, кто однажды влюблен.
Медленно жизнь начинается.
Только ведь это пока.
Вечное рондо играется
Там, где внизу облака.
Здесь просто невозможно не сказать об этой потрясающей метафоре – «небо расчерчено звездами». Никто еще так не сказал о небе,  в самом деле, ни один поэт  не увидел так ясно этих волнующих чертежей созвездий, не смог так изобразить ожившую астрономическую карту звездного неба! А нечаянный перл – «однажды влюблен», а вечное рондо над облаками!

       Стихотворение  «Травки»:

Они не могут убежать –
Они привязаны ногами.
И каждый встречный сапогами
Их может лихо истоптать.
Но сколько силы в них самих,
Дареной свыше светлой мощи,
Что погубить гораздо проще
Любого монстра, но не их!
Не хочется ли бессознательно и каждому из нас быть такой травкой, которая сильнее любого монстра?
В стихотворении под названием «Пора» мы находим милую картинку весенней природы:
Развесила сережки счастливая березка,
Пусть черные моторы всю улицу коптят.
Она стоит под елками, не гордо и не броско,
Апрельская красавица, надевшая наряд.

Ее не замечают случайные прохожие,
Украденное солнце не радует теплом,
Но есть весной у всякого благословение Божие,
И жаль, что этот всякий не ведает о том.

Пора остановиться на бешеном асфальте
И тихо любоваться неброской красотой.
Весна зовет нас: милые, усталые, не старьтесь,
Не расставайтесь с чистою прекрасною мечтой.

Здесь, как это нередко бывает у Анатолия Решетникова, мы находим, по удачному выражению замечательного писателя Андрея Битова, человека в пейзаже, причем, иногда - в городском пейзаже, где черные моторы и бешеный асфальт.  Тонкое, неприметное за ритмом и рифмами стиха, замечание – о том, что «есть весной у всякого  благословение Божие и жаль, что этот всякий не ведает о том». Этот «всякий» незаметно присутствует в стихе – молчаливо, ненавязчиво, но явно, и он достоин сочувствия, потому что все еще не может разглядеть и расслышать ниспосланного ему Божего благословения.


Невольно бросается в глаза самобытность, небанальность, нестандартность этих стихов, это не так уж часто встречается у поэтов, которые, в большинстве своем, говоря о природе, сбиваются на внешние красоты, на описания, и редко когда  удается запечатлеть природу как  внутреннее состояние человека.

А что же – любовь? Ни один из поэтов не избежал этой темы. Не умолчал о ней и Анатолий Решетников. Но и здесь он  далек от стандартов,  слащавости, сентиментальности,  от прописных страданий, его стихи о любви отличаются конфликтом чувства и разума.
Я говорю тебе, что ты – мой идеал,
А ты стараешься счастливца опровергнуть.
Ну что за странный, дева, ритуал?
Твои слова логически неверны.
О, если б логику влюбленного понять!
Я сам себя давно лишил покоя.
Медведь старается весной слинять,
А лев хранит и тешит дорогое.

То есть, в любви, по мнению автора, есть место и логике, и иронии – вещам более рассудочным, чем чувства?
Но не всегда рассудочный  подход так обнаруживается:

Я ведь люблю тебя, мой друг.
Мне сладок чай из красной чашки,
И завтрашний, и день вчерашний,
И жар науки из наук.

А вот – когда жар любви уже остывает:
А знаешь, я подумал:
Не надо ли расстаться?
Давно тосклив, не светел
Твой хлопотливый день.
Я, солнцем озаренный,
Стою, как клен зеленый,
И на тебя невольно
Отбрасываю тень.
Как сильна последняя строка, сколько в ней несладкой и пугающей правды – о том, что тени наиболее черные там, где слишком много света.

Есть одно стихотворение, в котором автор надевает маску Дон Жуана, мы видим, что это кураж и преувеличение, однако, неприкрытая  горечь толкает поэта к хлесткой иронии, злой шутке:
Какая осень странная, однако –
Двенадцатый любовный отворот!
Была б весна, так впору хоть заплакать,
А осень… Осень все переживет.

Но самое сильное и отчаянное стихотворение о любви, на мой взгляд – это следующее восьмистишие:
Я иду, как по минному полю
В диалоге с тобой.
Все движенья стараюсь, неволю –
Шаг опасен любой.

Огорчить, обозлить и обидеть –
Необъятна вина!
Не захочешь совсем меня видеть –
Вот саперу цена.
Здесь непонятно чего больше – злых ожиданий, упоения конфликтом или самой любви, неуправляемой и трудной!

Теперь о таланте перевоплощения  Анатолия Решетникова. Поэт играет со своим творческим воображением, которому поистине нет предела. Он способен на переселение души не только в животных и растений, о чем будет сказано несколько позже, но и в обычные вещи, которые окружают нас в повседневной жизни. Стихотворение «Страдание утюга» - это  очень впечатляющий творческий эксперимент, рисующий нам, если можно так выразиться, «вещь с человеческим лицом»:

Как гладко, как плоско кругом!
Зачем я рожден утюгом?!
Рубашки, трусишки, штаны –
Все с кем-то соединены.
А я только ползать могу,
Нельзя пожелать и врагу,
Чтоб вечно смиряющий хвост
К куску изоленты прирос!
И при таких внешних данных, при такой несвободе утюг жестоко влюблен в прекрасную фарфоровую вазу. Вечный этот закон несоответствий. Какой горький конец у этого стиха: после горячих любовных мечтаний, стремления ввысь – унылая констатация: «Но все подо мною доска. Длинна, холодна и плоска».

Или стихотворение «Дрель».

Я королева вращений 
В этом гремящем миру.
Жду от богов поручений –
Сделать сквозную дыру.
Как, выходя, я ликую!
Песню лихую пою.
Сделаю дырку такую
Хоть у Земли на краю.
Такого же рода стих есть и про календарь, в котором есть все, что впереди, и ничего нет о прошлом – «позабытом, несчастном, порванном, изрытом».
Есть и про мусорный контейнер, который стоит «за углом моего мирозданья».  В нем – весь «мусор негодный» - сотни страхов, обид, «раздражения огненный порох»… Все это могло бы показаться пустопорожними рассуждениями, если бы о том же самом не было великолепной книги  психолога Фритца Перлза с отпугивающим названием – «Внутри и вне помойного ведра».

А вот теперь о перевоплощении в животных, с помощью чего поэт   решает все те же вопросы - что такое человеческая жизнь и что такое человек?  Поэт постоянно и глубоко озадачен этой неразрешимой загадкой, и ответы ищет самым неожиданным образом. Например, стихотворение «Курица». Мы находим в нем полное перевоплощение автора в эту простую домашнюю птицу – символ недалекости, даже глупости и ограниченности. И с первых строк мы видим, что речь идет о человеке.

Клюю зерно и знаю свой шесток.
А что еще мне, в общем-то, и надо?
Хозяин говорит, что мир жесток
За красной, с сине-белыми, оградой.

За оградой опасно, можно попасть в когти орла.  Дальше хозяин успокаивает курицу: я не отдам вас орлам на расправу, и уже курице хорошо от его обещаний, от звуков праздника, доносящихся из хаты, куда приглашен (в качестве кого?) брат курицы, она уже мечтает и верит в то, что и она «годна для бала». Вам это ничего не напоминает? По-моему здесь все, к сожалению, явно по-человечески.
Через несколько страниц мы находим не менее драматичное стихотворение «Петух».  Оно  с виду нехитрое такое, тоже с перевоплощением: 
Я вас бужу, когда пора вставать,
Я вас тревожу мыслью неотступной,
Что надо честно, смело воевать,
Что надо драться гордо, неподкупно.
В этом стихе – гордость солдата, человека в мундире, презрение к  тем, кто носит пимы, в том числе и к тем, кто пишет примирительные строфы,  что дальше неожиданно и безжалостно рифмуется с Голгофой. А эпиграф к стиху: «Петр опять отрекся, и тотчас запел петух». Ин. 18: 27? Не тот ли самый это брат только что упомянутой курицы? Она думала, что он гуляет на балу у хозяина в парадном мундире, а он уже красуется на блюде в зажаренном виде. И это басни птичьего двора?
       
Или вот еще параллели с размышлениями о человеческих судьбах в стихотворении «Рыбка». Казалось бы, постой возле «рыбки в банке» (по Андрею Макаревичу) и отойди. Но ведь нет. Рождается четыре замечательных строфы о свободе и несвободе.
Подольше жить! Тебя лишил я жизни,   
Беспечно посадив в убогий жбан.
Не знаешь ты о солнечной отчизне,
Где для тебя другой был жребий дан.
В шугливых драках создавать потомство,
От хищников стрелою удирать.
Там все вокруг – сплошное вероломство,
И в жизнь, и в смерть там принято играть.
Это стихотворение   сильно напоминает не только упомянутую песню Макаревича, но и знаменитую краткую, но мощную эпопею Николая Заболоцкого «Лодейников»,  в которой поэт одновременно ужасается «природы вечной давильне» и в то же время патетически воспевает ее. Поистине неистощимая способность у поэтов -  видеть великое в малом, драматическое в повседневном.
Существует в сборнике и другой вариант «Рыбки», в котором обитательница  аквариума становится свидетелем человеческой любви. И здесь поэт не остается безразличным к «хладнокровному бессловесному существу», и остро воспринимает его глазами,  как
Два объема, два мира сошлись в одночасье.
Неужели задумал так каверзно Бог?
Страсть и холод, жара и ненастье.
А в итоге все тот же его эпилог.

Десять строк поэт уделил  воробьям.  В стихе со скучным названием «Заботы» дана неожиданно громкая и оживленная сценка, опять же с человеческим подтекстом:
Скандалы воробьев –
Какое жизни торжество!
Какое бурное земное счастье!
Сообщество. Оно всегда право,
Но кто-то больше прав
И выиграл в одночасье.
Как мне понятен вычурный язык
Кустов сирени, напоенных гамом!
Наверно, потому, что я привык
Премного рассуждать о самом, самом, самом.
 
С последним я согласилась бы с небольшой поправкой. «Премногие рассуждения» - это явная гипербола, поэт не злоупотребляет объемами и его рассуждения вовсе не похожи на длинные тирады пустословия. Во всех стихах подобного рода у поэта чувствуется не только великолепная живопись словом, но и некая нелобовая, ненавязчивая аллегория, которая  грешила бы морализаторством, не будь она такой динамичной и краткой. Поэт нарисовал, а вы размышляйте.  Не рассуждает  премного, а премного наблюдает – на это он не жалеет душевных сил, в его даре много значит зоркий взгляд исследователя.

Безусловно, немало в книжке   сценок и набросков с натуры, уже непосредственно относящихся к человеческой жизни. Они также отличаются хорошим видением момента, чувством «здесь и сейчас».
 Стихи Анатолия Решетникова, я осознанно повторяюсь, все вообще,  - умеренной длины, а то и совсем коротки и динамичны.  Он ни за что не пройдет мимо простых, но значимых событий. Вот стихотворение «Сопка» - о мальчишке, который с упоением лезет на вершину снежной горы и чувствует себя великим чемпионом, несмотря на строгости родителя. Это такая жанровая сценка, которую поэт созерцает с юмором и любовью к играющему ребенку. В этом наблюдении поэт един со всеми людьми, с их детскими и взрослыми радостями.

Но есть в этом слитом воедино с жизнью, с человечеством, пространстве поэта  парадокс. Он хочет быть вместе с другими, но при этом считает нужным сохранить свою отдельную неделимую жизнь:
…Мы все свои, мы все едины
Вокруг ристалища врагов.
На наши славные седины
Накинут лавр лихих веков.
Давай ни в чем не признаваться,
Молчать и верить в тишине.
Как это мудро – оставаться
Неукоснительно вовне.

Первые четыре строки – это не штрихи к автопортрету, это пародийно представленные ходячие стадные представления недалеких людей, которые воспринимают жизнь среди врагов как обычное дело, и, причем, перед «врагами» бахвалятся «лавром лихих веков на славных сединах». Вот от таких ходячих представлений открещивается поэт и не хочет быть единым с ними. Только при этом условии – не вовлекаясь,  можно ясно сохранить свое видение реальности и не погрешить против истины.

На мой взгляд, близко к этой теме стоит относительно длинное для поэта А.Решетникова стихотворение «Арлекин». Начинается оно так безобидно – картинкой счастливого детства мальчика, который возрастал под любящим руководством отца. И вот мальчик становится клоуном, хочет легко, весело жить, смешить и радовать людей. Но скоро он видит, что «прелести людей» - ум, совесть, любовь, честь как-то не достались ему из отцовских рук. И тогда он идет в комиссионный магазин и слушает речи антиквара, расхваливающего свой товар – человеческие достоинства: сила, мечта, честь, смелость…. Из всех товаров магазина юноша хотел бы приобрести, как он считает, недостающее ему качество – ум, с которым он был бы в жизни хитрей. Здесь антиквар преподает юноше уроки мудрости:
            
              …запомните, глупец,
Что хитрости ум вовсе не отец.
Скорее, вы найдете ей отца
В исканьях дурака и подлеца…
Далее комментируются товары скорее дьявольского свойства.  Один из таких покупает молодой Арлекин. И что же это за товар?  По словам продавца, «здесь червь лежит в футляре твердом и в вечном состоянии голодном. И, если этот червь влезает в душу… Нет, сударь, я коробки не нарушу. Мне просто жаль вас». Но Арлекин покупает этого «червя». Последствия -  все ему стало постыло, «и смех забыл, и жить решил один. Такая вот печальнейшая повесть. А червяка-то звали как?.. Людская …». И дальше идет единственный постмодернистский фокус автора: слово дается по-английски, как будто по-русски  ему выговорить невмоготу: conscience,   как раз по-русски в рифму – совесть.
В этом мне видится некая жестокость поэта по отношению к человеческому большинству. Из этого стиха следует, что  вечное голодное состояние совести не по силам человеку, скорее, по-своему прав антиквар, который жалеет Арлекина, приобретающего такой разрушительный для души товар. Но продавец судит с точки зрения большинства людей, которые преимущественно хотели бы обойтись без этого «червя» и видят в нем не божественные, а дьявольские свойства. Мне кажется, в этом стихотворении Анатолий Решетников очень близко подходит к шекспировским масштабам.

Или вот еще, жанровое стихотворение  «На одной площадке» - автор определяет его как басню. Здесь мы видим настоящие театральные подмостки: кража бриллианта, жестокие разборки между соседками, из которых одна – при смерти, а вторая  пользуется ее беспомощным состоянием  и крадет бриллиант. На заднем плане – за границей два сына больной женщины, которые далеко и не могут защитить мать.  Настоящая драма! В конце, как и следует в басне – мораль: «Может, что-то в мире есть дороже, чем блескучий камень бриллиант?».
Еще один выразительный набросок с редким для поэта морализаторским уклоном, которого Анатолий Решетников чаще всего старается   избегать: «Точка зрения». Это, собственно, портрет самодовольного человека, который кичится своей счастливой судьбой. Сначала перечислены все атрибуты счастья – большущий дом, красавица жена и денег куча, а в конце краткий моральный кодекс  мещанина:
Мой бог покладист и понятлив!
И знаю я – прав тот, кто счастлив!

Еще  лаконичная картинка – «Муж олигарха»:

Очень  нужная идея –
Укротить большого змея,
Что в моей жене сидит,
Зол, хитер и ядовит.

И через пару строк – якобы  примиряющий финал:
- Ладно, купим «мерс» зимой, -
Скажет утром ангел мой.
Характерно, что явно чуждых ему по духу людей автор не обличает в запале праведника, а просто смотрит на них со снисходительной  усмешкой.
 
Богат Анатолий Решетников  гражданской лирикой. Да,  в сборнике есть стихотворение, давшее ему название - «Жизнь разнообразна и замечательна».  Но когда откроешь его, оказывается, что эти слова полны не пафоса, как ожидалось, а горьких размышлений. Речь  идет о причудах русского мира. Это потрясающей силы стихотворение-коллаж, в котором автору удалось мастерски соединить, казалось бы, несоединимое.
Здесь  -  атрибуты сегодняшнего дня страны, помеченной страшным сталинским прошлым.   В стихотворении  смешались  российская любимая картошка, «частые сети аптек», английское курево, «как дупла хакерские…  парикмахерские»,  отчаянные обвинения девочки в адрес курящей и неразборчивой в выборе  «друзей»  матери. И в конце – язвительное обещание «путёвой жизни» при фантастическом условии: 
Вот только просверлим мы северный полюс 
И в страх всю Европу вобьем окончательно.
И это не насмешка, не ёрничанье, не беспомощное перечисление российских бед. Это  крик безнадежного отчаяния.
Оказывается, в названии книги – не поверхностная банальность, а мрачная ирония.
Не менее впечатляющим стало и другое стихотворение, озаглавленное «Мишка». Скорее,  ожидаешь импровизации о детской игрушке или шутливого рассказа о рубахе-парне. Но нет, опять  - неожиданный ракурс. Читаешь и видишь, что речь идет о единоросском  медведе – символе, якобы, российского могущества и, одновременно, якобы, обаяния. Здесь мы находим даже очень жесткие слова:
Красиво страна одевается в камень,
Как будто вернулось раденье Петра,
И в духе все ярче величия пламя,
Европа трепещет и ждет топора.

Какими годами, какими верстами
Мы стали крутыми? Ведь только вчера
Мы мямлили что-то сухими устами
О праведном мире и царстве добра…

Топор дровосека понравился мишке
И машет он им и туда, и сюда.

Эх, если бы мишке прибавить умишка!
Ведь может случиться с лохматым беда.

Есть и еще не одно стихотворение на эту больную тему. «А может, нам пора Кириллицу менять?», «Диалог флага с народом», «Дорога в Европу», «Часовщик» - о лихом часовщике Якове Свердлове, который «…миллионы «винтов» непослушных отправил на свалку…», но не о металле речь, а о людях. Не менее тревожное стихотворение «Маски», хотя и приправленное мягкой иронией. Короткое и емкое шестистишие «Власть»: «Если стелется власть, бойтесь вскоре упасть».

Точно так же, ненавязчиво и ненарочито, присутствует в книге тема,  - очень не хочется называть ее духовной, уж больно в последние десятилетия скомпрометирован  сакральный смысл этого слова коммерческими, да и политическими  спекуляциями. На «духовной» продукции люди сейчас делают бешеные деньги, штампуя бесконечные вариации на темы евангелий и буддийских наставлений.  Поэтому  назовем интересующую нас тему  темой божественного присутствия в нашей суетной жизни, а также соединим ее с философией.
Надо сказать, в творчестве Анатолия Решетникова был период, когда он писал немало стихов религиозного содержания, и они, безусловно, искренни и  талантливы. Но впоследствии поэт отошел от этого жанра. Возможно потому, что жизнь настолько многомерна, что все плоды познания ее нельзя уложить только в одно лишь религиозное мировоззрение. Поэт вообще не может придерживаться в своем творчестве любых рамок и канонов. На какой-то период – да, но скоро тема исчерпывается, и надо двигаться дальше. Единственное измерение, которое неисчерпаемо для поэзии, да и для прозы – это философский подход, который не предполагает никаких пределов.
Философских стихов у Анатолия Решетникова немало. И в них мы видим тот же главный внутренний  конфликт существования человека, который сочетает в себе одновременно и материальное, и духовное начало, и никуда от этого не деться.
Стихотворение называется «Вера», и в нем как раз обозначено это неразрешимое противоречие:
Светлый мир, даренный верой –
Он все дальше с каждым годом.
Никакой великой мерой,
Никаким ученым родом
Не познать свеченье духа,
Растворяющего полночь.
Где вчера была разруха,
Там явились строй и гордость.
Силой, раньше незнакомой.
Оживилось все на свете –
Так, мелодией влекомы,
Танцевать выходят дети.
Никакой риторики и дидактики. Просто потрясает этот образ – самое что ни на есть естественное и в то же время мистическое состояние танцующих детей.

Но рядом  с этим светлым ощущением пути от наивности к осознанию величия жизни  поэт находит даже в своей собственной душе пугающие сомнения:
Меня любить не мудрено,
И можно даже восхищаться,
Но, кто заглянет мне на дно,
Скорее хочет распрощаться.
Я часто вижу темный смысл
В простых обыденных свершеньях
И вывожу порядок числ
В нелепых громких сокрушеньях.
………….
Судьбы случился поворот,
И это, видно, Богу надо.
Ты – мой привратник у ворот
Так ожидаемого ада.
Что-то фаустовское  чувствуется нам в этом спонтанном бесстрашном откровении. Другое стихотворение – «Палец» еще более пугает мистической природой двоякости неизбежного земного жребия:
Творец, ведь я люблю Тебя
И знаю – ценишь ты смиренье,
Неколебимое терпенье
И недовольство на себя.
Не твой ли перст меня послал?
Нет, палец был проворный черный,
Из детских ужасов взращенный,
Он прямо в сердце мне попал.

Но Анатолий Решетников – не тот человек и не тот поэт, который пойдет на поводу у пугающей мистики. Он сохраняет ясный взгляд и осознает вызовы реальности, раз и навсегда избрав для себя путь.
Я не строю воздушных замков,
Потому что мой век приземлен.
За непознанной тайной изнанки
Унизительно тащится он.
В этой тайне, не видимой вами,
Много тяжких нелепых грехов.
Те, что вижу, я прячу словами,
Остальные – в глубинах веков.

Вот эта вечная человеческая мука – находить мужество в борении между черным и белым, когда судья себе сам человек. И самое трудное – оставаться человеком, даже когда это невыносимо тяжело.
Стараний круг, он всех уносит в вечность.
И, ничего не зная, что почем,
Я в этот круг вплетаю быстротечный
Тяжелый человечий окоем.
Это настоящее поэтическое открытие – такой мощный образ: человечий окоем, причем неимоверно тяжелый.  В этом суть человеческого предназначения.
Есть  стихотворение, в котором автор прямо говорит с Богом, высказывая ему свои недоумения. Название не вызывает сомнений, оно выказывает некую строптивость  по отношению к Создателю, содержит явный упрек – «Твоей любви десница». Привожу его полностью:
Ты возлюбил меня. За что?
За таинство греха? За страх? За вой?
За чресл несовершенство?
За то, что предавал и все живой?
За глупости ликующей блаженство?

Познать себя и видеть Небосвод,
А под ногами неотступность ада
Душою ощущать – вот тот исход,
Которого Тебе и мне не надо.

Взирать на мир, глаза не закрывать,
Хоть горькая слеза по нем сочится,
Прощение Твое страдальцам призывать –
Такая вот любви твоей десница.

Есть в этом стихотворении неподъемная пристрастность к Божьему промыслу, как у ветхого Иова, который все доискивался до Бога, посылал ему свои не столько жалобы, сколько претензии. Есть здесь мучительность сомнения, самооправдания, но и боли, которая часто непосильна для земного человека. И в то же время, читая этих стих, видишь бесспорную веру, которая одна позволяет судиться с Богом без опасения и страха, что Он не поймет и осудит.
Больше всего поэт боится увидеть в божественной любви как раз такую причину и основу, как «глупости ликующей блаженство». В конце концов, признание непомерной тяжести этой любящей десницы примиряет поэта с Создателем, и он соглашается со своим жребием – не закрывая глаз взирать на страдающий мир и молить о прощении. Это стихотворение можно считать итоговым, в нем мы находим высший смысл принятия Бога и смирения на путях к Его познанию.
Останавливает на себе внимание еще одно стихотворение автора – «Каменщик». В его метафоре зашифрован тот же духовный смысл смирения:
Уложить потихоньку кирпич на кирпич
И построить свое долгожданное счастье,
И вершины признания людского достичь,
Сотворить новый мир и уйти в одночасье.

Но как каменщик, я без сомнения, слаб –
Нехорош глазомер и терпения мало.
Я безумному рвению преданный раб,
И остро моей совести горькое жало.

Печален взор поэта, направленный не только в себя, но и вовне, на окружающий мир:

Приняв, как должное, экранный век,
Я понял вдруг, что слаб глазами –
Не вижу места, где бы человек
Мог там соприкоснуться с небесами.


Мы внимательно рассмотрели содержание поэзии Анатолия Решетникова. Но наше знакомство с ним будет неполным, если мы не рассмотрим поближе его творческий метод, манеру письма. Рассуждения об образах стали уже давно общим местом, когда речь заходит о поэзии.  Образность есть если и не единственный, но самый существенный критерий индивидуальности стиля и изобразительных средств поэта. Это действительно так, но нельзя сводить образ в поэтической речи к единственному его формальному понятию – живописи словом. Суть образа гораздо глубже. Хрестоматийное понятие поэтического образа – это развернутое сравнение предметов и явлений, сходство между которыми сразу может быть незаметным, но поэт находит между ними неожиданные точки соприкосновения.
 Конечно, образность речи мы в изобилии встречаем и у Пушкина, и у Тютчева, и у Некрасова. Но поистине искусство поэтического образа во всей его глубине мы находим у русских поэтов серебряного века. Надо сказать, это понятие – «серебряный век поэзии» мы находим  только в русской культуре. Правда, и в Европе был аналогичный период:  культура грани веков обозначилась как  «Fin de si;cle»  и «Belle Epoque» - то и другое по-французски: «Конец века» и «Прекрасная эпоха».
Центром поэзии серебряного века стал имажинизм, хотя тогда появились и другие интересные литературные направления. Имажинизм – от английского, да и французского слова (только по-разному читаются) image (образ) – провозгласил главным средством поэтического искусства метафору: перенесение свойств одного  явления на другое. Классические примеры метафор: «Выткался на озере алый свет зари» Есенина или «Я стою на прибрежье в пожаре прибоя» у Бальмонта. По-моему, пояснений не нужно. Но хочется добавить, что метафора – это не только живопись словом ради эстетического эффекта. Нет, не только. Метафора помогает  поэту глубже проникнуть в смысл явлений внешнего и внутреннего миров человека. Например, у Марины Цветаевой: «Крылья – свобода, только когда раскрыты в полете, за спиной они – тяжесть».
У Анатолия Решетникова мы находим немало метафор, которые останавливают наше внимание. Вот эти замечательные находки. В стихотворении «Ты меня никогда не простишь» мы находим: «…сквозь пальцы стекают слова, потускневшие капельки света». То есть, мы видим  овеществленные  слова, которые протекают «сквозь пальцы» -  и как свет, и как вода, причем,  капельки потускневшие, значит, они раньше были чистыми и прозрачными? Отчего потускнели? Сколько смысла всего в двух строках!
Или в стихотворении «Любовник»: «Закат осенний умирал, алея…». Много было написано о закате, но мне как-то нигде не встречалась такая печальная «алая смерть». Образ нагнетается и созвучием «алея – аллея», замечательная рифма, которая добавляет в метафору пространственную перспективу.
Иногда поэт рисует поразительно ощутимую картину. Вот, в стихотворении «Я сегодня хочу отдохнуть» поэт явно изображает свою мечту, как ореол: «Я стою и мечтаю в окладе из света…». И мы видим нечто волнующее – высокую поэзию и одновременно подсознательно вспоминаем писания современных эзотерических психологов об ауре. Перед нами – овеществление мечты, которое не удавалось ни одному известному мне поэту.
А в стихотворении «Было» мы находим нечто противоположное и даже страшное: «За былым былое было. В черной шапке, без лица».  Невольно воображение читателя персонифицирует былое в образе черного человека без лица. Это совсем не есенинский черный человек, это совсем другой образ – более пугающий, бессловесный, необоримый.
Не раз мы встречаем в стихах Анатолия Решетникова образ современности как «асфальтовую равнину» или даже «бешеный асфальт» - что-то явно противостоящее человеку,  которого принудительно отделяют от земли, от почвы, от природы. Однажды автор мимоходом строит впечатляющую метафору современного быта в стихотворении о мусорном контейнере, который «…стоит за углом моего мироздания».  Видится желание поэта стряхнуть с себя эту бытовщину, которая берет нас в плен, заслоняет нам картину мироздания.
В другом стихе поэт пишет об осени, как о какой-то беспутной соседке – «напилась, позамазалась грязью», и мы видим это марево октябрьских дождей, растворивших летнюю пыль, сделавших осень мрачной художницей, составляющей черно-серые картины на тротуарах. Это – вне времени, это будет всегда, на равных правах с любимой поэтом весной, пылким летом и леденящей мысли зимой.
Поэт легко конструирует и  такой образ – «на славные седины накинут лавр лихих веков». В стихе о мишке, который никакой вовсе и не мишка, а политическая эмблема,  маячит настойчиво топор дровосека, -  зловеще, совсем не как у Некрасова: у того в лесу мирно «раздавался топор дровосека», а здесь топор жестокий и неразборчивый в целях.
Иногда современность внедряется в стихотворение просто как феномен, как данность,  сопоставимая с  привычным обиходом: « экран, что умещается в руке» - о смартфоне, который в последние годы в корне изменил качество нашей жизни, делая повседневностью постоянную связь человека со всем океаном современного информационного пространства.
Есть и один очень удачный абстрактный, рассудочный образ: в стихотворении памяти Станислава Гончарова Анатолий Решетников отдает должное  его литературным трудам, говоря о десятилетиях упорства, и бросает горькое замечание: мол, ты старался, «…подспудно понимая на две трети, что ты своим стараньем миру чужд». Невольно обращаешься к этой оставшейся одной трети: значит, на одну треть все же надежды не напрасны?
Впечатляет  образ духа, растворяющего полночь, в стихотворении «Вера» или, уже упомянутая ранее, непреодолимо волнующая воображение читателя пластичная картинка, на которой мы видим влекомых мелодией танцующих детей. Или  в одном из стихов возникает «непознанная тайна изнанки» - какой простой и неожиданный синоним оборотной стороны! А уж «тяжелый человечий окоем» - это просто мучительно непроизвольное отяжеление смыслом пространства человеческой жизни с использованием замечательного русского слова «окоем» вместо казенного «горизонта».

Образ неотделим в поэзии от языковых находок.  Этот неповторимый образный строй поэзии Анатолия Решетникова складывается из его не менее индивидуального стиля и языка. В стихотворении об утюге поэт создает интересное словосочетание, невозможное нигде, кроме этого стиха: «фарфоровый экстаз» - о красавице вазе; точно так же  в другом тексте рождается словосочетание «неизлечимо красные» - о памятниках. Поэт непринужденно играет ударениями в одной  строке: «Но зАмок мой, замОк не мой» - удивительная находка!
Иногда стиль становится возвышенным, как в стихе о календаре, который «оду времени  речет», но поэт легко может перейти к диалектному звучанию, так в  стихотворении «Окошко», где поэт жертвует орфографией ради экспрессии чувства, приближаясь почти к пародии: «Что бы мне не спать спокойно, не скрал, не вбил, не оболгал?».  В стихотворении «Студия» автор откровенно забавляется словами: «Остудила меня студия, словно жалкого студента».
Если хочет изобразить недалекую умом курицу, он вкладывает в ее уста просторечие: «Туда, тому назад, как два часа, моЁго пригласили брата». В другом случае автор использует просторечие как усиление: « Но вот опять зима и белый снег, как будто лета не было  ни разу» - сравните с народным выражением «ни разу не грамотная».  В любовных стихах в зависимости от специфики момента, автор называет свою прекрасную даму то девой, то девкой, причем, обращаясь к ней.
Поэт нередко играет повторами: «За былым былое было».  Он может и изобрести неологизм: «шугливые» - о драках;  вот он играет словами «ликую» и «лихую» в соседних строках стиха. Он может также в угоду рифме и ритму превратить слово «выиграл» в двусложное – в стихотворении «Забота». Но этим грешен не только А.Решетников, есть даже у сверхтехничного  И.Бродского строка, в которой («Строфы») из тех же самых побуждений он переносит ударение в слове «кОрысть» на первый слог и прямо это обозначает в тексте, рифмуя его со словом «скорость».

Можно много говорить об образности и  поэтическом языке Анатолия Решетникова. В его творчестве я вижу органическое единство мастерства и таланта. Поэт не ищет надсадно словесных решений, они возникают сами, но в этом и мастерство – организовывать словесный поток, не выправляя  его насильно, в этом – отличный, хорошо настроенный внутренний слух. Это большое достоинство, так как иногда встречаешь у поэтов строки, которые они просто плохо расслышали в потоке сознания, не разобрали, не смогли точно воспроизвести. У Решетникова этого нет, потому что он привык ясно поэтически мыслить, ему  достаточно извлечь из своего внутреннего образного восприятия то, что необходимо в данный момент. В этом гармония авторской воли и вроде бы стихийного творческого процесса.

Художественная форма – это, конечно, важнейшее, хотя и не единственное, творческое измерение. Надо сказать, в сборнике есть немало стихов, в которых форма, я бы не побоялась сказать, безупречна. Это, например, такие стихи, как «Пора» - о березке, стихотворения «Каменщик», «Невидимым мирам», «Опять зима», «Ручейки», «Рыбка», «Каждому», «Я устал», «Знак», «Прощальное», «Палец» и многие  другие стихи. Они слагались под пером поэта в полном соответствии с общепринятыми канонами, что, кстати, не было в ущерб их содержанию, заложенному в них чувству и спонтанной ненавязчивой мудрости. Проще говоря, у зрелого поэта часто неясные поначалу творческие устремления «соскальзывают» в точную форму.
Поэт Анатолий Решетников не зацикливается на одном размере, ритме. У него можно встретить довольно разнообразную игру метрическими средствами. Экспериментирует он и с твердыми формами, у него можно найти акростихи, дециму, максиму. Есть стихи, в которых автор открыто бунтует против формы. Например, в стихотворении «Травки» конец явно не вписывается в ритм и неподвластен рифме. Тем самым поэт как бы говорит своему внутреннему редактору: я написал немало стихов, которыми доказал, что я умею следовать форме, умею, но иной раз я не хочу и не буду загонять себя в форму, такова моя авторская воля.
Тут невольно вспоминаются слова Дмитрия Быкова в книге «Квартал. Прохождение» о симметрии, каковой безусловно скована традиционная стихотворная форма: «Симметрия ужасна, в ней есть нечто от насилия, юриспруденции, парадного подъезда, - но легчайший сдвиг превращает мир в тайну». Не о стихах в данном случае говорил Д.Быков, а о жизни вообще, но к теме художественного творчества эта мысль очень даже подходит.
Кто из великих, известных поэтов  близок Анатолию Решетникову? Иногда одно малозаметное среди других стихотворение раскрывает нам как бы случайно творческие ориентиры, творческие интересы поэта. Есть у него короткое четверостишие, посвященное Марине Цветаевой:
Тебе так повезло! В пучине окаянной
Ты очутилась разом, и волна
Влекла, несла, топила постоянно,
Но показалась ты, велика и вольна.
Такое мог сказать только человек, хорошо вчитавшийся в стихи Марины Цветаевой, которая многим непонятна, а многих отпугивает неукротимостью своего поэтического духа свободы, не знающей границ. В этой скупой  строфе содержится все восприятие Анатолием Решетниковым тяжкого и прекрасного жребия этого, редчайшего из редких, поэта, поэтессой назвать Марину Цветаеву язык не поворачивается. Парадокс в том, что она  получила заслуженное место в высшем эшелоне поэтов – признание, славу, имя, но так и осталась далекой  для читателя, который ищет в поэзии отвлечения и развлечения, но не хочет, чтобы его втягивали в мучительные драмы, трагедии  и показывали ему жестокие истины бытия.
Марина Цветаева ясно выразила одно из неоднозначных, хотя и простых правил поэтического труда. В противовес ремесленническому отношению к поэтическому творчеству, явно полемически, она заметила: «Не надо работать над стихами, надо, чтоб стих над тобой (в тебе!) работал». Это вполне можно отнести к творчеству Анатолия Решетникова, который не  склонен применять к своим стихам мерки прокрустова ложа, а форма у него естественна и не догматична.
Что касается содержания лирики Анатолия Решетникова, я нахожу ощутимые параллели  его поэзии с творчеством Николая Заболоцкого. Какой-то схожий взгляд, чуждый предвзятости, не желающий навязывать реальности свои формулы, а наоборот, неукоснительно следующий за ее естественным ходом. Я уже упоминала о родстве стихов А.Решетникова с такими стихами Н.Заболоцкого, как «Лодейников», и многими другими, пронизанными мощью экзистенциального духа.
Да и знаменитое стихотворение Н.Заболоцкого «Не позволяй душе лениться» имеет прямое отношение к творчеству Анатолия Решетникова, который неукоснительно следует этому завету, душа у него трудится неустанно, он безжалостно гонит свою душу, как у Заболоцкого – «от дома к дому… по пустырю, по бурелому, через сугроб, через ухаб!». Именно так поступает со своей душой поэт Анатолий Решетников, что чувствуется в его каждом стихотворении.  Меня поражает его редчайшая способность  видеть поэзию в каждом моменте жизни. Его не расхолаживает повседневность, напротив, именно в ней он находит повод для вдохновения и творческих открытий. Ему удается найти и запечатлеть в слове ту зыбкую грань между жизнью и стихией творчества, которая неуловима будничному взгляду, но покорна острому зрению и тонкому слуху   поэта.
12 января 2021 года.