Прощальное письмо

Прощальное письмо   

Дорогая Фрида… не знаю, в чьи руки попадут написанные мною строки, но льщу себя надеждой, что ты хоть и с опозданием, но получишь от меня прощальную весточку. Ангел мой… кажется будто целая вечность прошла с тех пор, как я, не послушавшись твоего доброго совета,  так неразумно отправился навстречу своей судьбе. Однако же, как тебе известно, послушание никогда не входило в  и без того скромный список моих добродетелей (если таковые вообще имелись). В том, что я пишу о себе в прошедшем времени нет никакой ошибки, душа моя, ибо я пребываю с твердой уверенности, что к тому времени когда (или если) ты будешь держать в руках мой дневник, я уже стану частью прошлого в самом полном смысле этого слова. В сотый раз укоряя себя за богопротивную гордыню, которая не позволила мне прислушаться к гласу твоего сердца, я уповаю на то, что моя исповедь тебе – самому близкому мне человеку – убережет кого либо от подобных ошибок.  Итак…
Итак, будучи рожденным младшим братом в семье мелкопоместного дворянина, я уже с детских лет жил с мыслью, что передо мной в этой жизни открыты лишь два пути – удачная женитьба или государственная служба. Сама мысль о том, что ради сколько нибудь безбедного существования я должен буду связать себя по рукам и ногам путами ненавистного брака с одной из многочисленных купеческих дочек, родителям которых не терпелось увидеть своих чад в роли новоиспеченных дворянок, приводила меня в совершеннейший ужас, а потому я еще в раннем отрочестве объявил своему батюшке – человеку неглупому и практичному о своем горячем намерении поступить на службу в N – ский кавалерийский полк. Матушка моя отошла в мир иной спустя несколько мгновений после того, как я появился на свет, а потому отговаривать меня от сего неразумного поступка было некому. Батюшка, немедля отписал своему товарищу, который по счастливой случайности (так он думал, хотя об этом мне, разумеется, было доподлинно известно) являлся командиром этого полка. Тот через некоторое время ответил, что будет счастлив помочь сыну своего старинного приятеля и через каких нибудь пару лет, я уже был зачислен на столь желанную мной службу. (Простите, счастье мое, что я излагаю события вам слишком хорошо известные, но я исхожу из того, что плоды моего труда могут оказаться в посторонних руках) Господь свидетель – я никогда не использовал старую дружбу своего отца для того, чтобы выгадать для себя какие либо послабления или иные блага. Я ревностно отдавал службе всего себя, вовсе не думая о чинах и наградах. Полк постепенно заменил мне семью, которой я так рано был лишен. Не побоюсь этого слова – думаю, что военное дело истинно являлось для меня призванием, и я с редким усердием постигал основы военной науки, вызываясь добровольцем на любые поручения, в которых фантазия моя усматривала хоть малую толику опасности. По истечении некоторого времени полк наш был направлен для участия в неких боевых действиях, о которых, душа моя, вам хорошо известно, а потому позвольте мне отмести эту часть повествования как не заслуживающую внимания. Скажу лишь, что по прошествии полугода я был трижды ранен и по горячему настоянию моего командира был отправлен в отпуск в ….., для восстановления подорванного здоровья. Именно там, находясь на лечении, я и получил известие о скоропостижной смерти моего дорогого батюшки, а также новость, которую я никак не мог счесть приятной. Дело в том, что  в мое отсутствие мой дорогой братец, обратив в наличность все полученное им по завещанию наследство, вместе с семьей отбыл в одну из колоний Нового Света.  Таким образом, я в одночасье потерял и дом, в который лелеял надежду когда либо вернуться и самого дорогого мне человека ( надеюсь вы простите меня за эти строки, счастье мое). Исполненный самых горьких чувств, я оставил лечение и поспешил в свое бывшее имение для того, чтобы посетить фамильный склеп в надежде, что этот пройдоха – мой братец – отнесся с уважением к памяти нашего отца и похоронил его должным образом.  Скорбь моя был так велика, что я едва не загнал коня, спеша на зов своей крови. И вот, проделав за столь короткий срок весьма долгий путь, я, наконец, явился туда, где обрел пристанище мой несчастный отец. Едва ли не целый день я провел в месте, где покоились многие поколения моих  предков не стесняясь при этом обильных слез, и только ближе к вечеру вышел из склепа, приведя в соответствие свои сумбурные мысли. Первый кого я увидел, был кладбищенский сторож, который по всей видимости уже не один час терпеливо дожидался меня возле ограды. Низко поклонившись мне, он осведомился я ли младший сын покойного М…., и получив утвердительный ответ тотчас достал из за пазухи адресованное мне послание скрепленное ранее неизвестной мне печатью. За сим, он удалился, напоследок, с облегчением пробормотав что то об исполненном наконец поручении. Я же, будучи погруженным в мысли совсем иного рода, рассеянно засунул письмо в карман мундира и отправился в известный мне кабак для того, чтобы забыться за стаканом крепкого вина. С той поры и началось моё безудержное пьяное забвение, если таковым и можно было назвать обуявшее меня чувство. Дни и ночи я проводил, бражничая с разного рода подонками общества, коим в диковинку было общество боевого офицера. Мой Бог!!! Как же низко я пал!!!!! Около недели спустя со мной и произошло то злосчастное на первый взгляд событие, которое послужило поводом для нашего знакомства, моя дорогая Фрида. Было далеко за полночь. В кабак, где я по своему обыкновению проводил время среди шумной ватаги пьянчуг, ввалилась не менее пьяная и разнузданная компания, которой ранее мне видеть не доводилось. Они потребовали вина и немедленно. Я сразу понял что они ищут ссоры – я человек военный и у меня особое чутье на события такого рода. И действительно, не выпив и по кружке, один из незваных гостей потребовал от хозяина очистить заведение от (как он высказался) всякого рода быдла. Я подошел к нему и представился, наивно полагая, что присутствие в этом убогом заведении дворянина может прибавить ему чести. Обидчик мой расхохотался мне в лицо и произнес мерзость в мой адрес. Я схватился за саблю, он сию минуту выхватил свою. К слову сказать, затевать дуэль в подобного рода вертепах мне не доводилось ни разу. И как оказалось, такие забавы здесь были не в ходу.  Нам не дали схватиться один на один, наше вытащенное из ножен оружие лишь послужило сигналом и уже через неполных четверть часа весь кабак был охвачен столь богомерзким зрелищем, как драка мужланов. Я пытался в меру своих сил добраться до моего оскорбителя, он с отчаянной яростью делал тоже самое. Внезапно, я почувствовал глухой удар чем то тяжелым область затылка и потерял сознание.
Здесь, ангел мой, будет уместно коснуться истории нашего знакомства, ибо читателю непосвященному будет возможно интересно как и когда я проникся к вам чувством столь же нежным сколь и глубоким.
Первое, что выхватил из реальности мой затуманенный взор после возвращения из небытия был небольшой черный котенок с ярко зелеными глазами, пристально глядевший на меня в упор. Чуть погодя, я различил, что упомянутый кот покоится на руках у совсем юной и прехорошенькой девушки, а та в свою очередь расположилась рядом с постелью, в которой я лежал, в большом плетеном кресле. Я хотел поприветствовать ее как и подобает мужчине, попавшему в затруднительное положение, но мое нетерпение вызвало лишь гримасу боли. Девушка тут же живо и непосредственно поинтересовалась так ли я не люблю котов, что сам их вид повергает меня в такое уныние? При этом глаза ее смеялись из чего я сделал вывод, что она просто шутит пытаясь вызвать у меня бодрое расположение духа. Собрав все свои силы, я все же сумел выдавить из себя пару слов, которые более походили на воронье карканье нежели  на человеческую речь. Девица же, замахав руками, испуганно глянула на дверь комнаты где я лежал и приказала (да! Не иначе как приказала) мне не произносить ни звука, для пущей убедительности приложив к моим пересохшим губам свой тонкий изящный палец.  Так началась наша дружба.  Девушка неустанно ухаживала за мной, и надо сказать, что я доставлял ей немало хлопот. Ее звали Фрида. Она была дочерью старого аптекаря, который пользовал еще моего покойного батюшку. На порог их маленького дома я был доставлен под утро после той злополучной потасовки и просто оставлен на пороге умирать. Однако ж, по счастливой случайности, девушке не спалось в эту раннюю пору, она вышла из дому и обнаружила меня, истекающего кровью. Разбудив отца, она смогла с его помощью перетащить меня в свою комнату, где я и находился по сей день. Речь давалась мне с трудом, но следуя наказам моей очаровательной сиделки я быстро пошел на поправку и довольно скоро смог не только беседовать со своей спасительницей, но и (хоть и не без ее помощи) выходить на свежий воздух. Дни и ночи напролет мы беседовали с Фридой о разных пустяках, касаясь, впрочем, иногда и тем серьезных, я бы сказал даже философских. Она обладала пытливым умом, добрым сердцем и самой очаровательной внешностью, и вот уже всего через пару недель нашего знакомства я чувствовал себя совершенно потерявшим голову от любви. Я не решался напрямую заговорить с ней о своих чувствах, но по отдельным взглядам, словам и жестам я понимал что они небезответны. Мое вынужденное заточение в доме аптекаря пролетело незаметно, и вот однажды после очередного осмотра отец Фриды, господин …… объявил мне, что более я в его услугах не нуждаюсь. Плату же за лечение он взять категорически отказался, памятуя о его добрых отношениях с моим отцом. В заключение разговора, он напомнил, что меня ждет отглаженный мундир и нераспечатанное письмо. Я схватился за голову! За столько времени я так и не удосужился взглянуть на полученное послание, а между тем какое то смутное предчувствие подсказывало мне, что в нем кроется нечто для меня важное. Я попросил Фриду принести мне конверт, что она и сделала немедленно. Сорвав с пожелтевшего и довольно сильно помятого конверта сургучную печать, я быстро пробежал взглядом по аккуратным строкам, написанный чьим то твердым незнакомым почерком. Письмо было от нотариуса одной отдаленной области нашего государства, который спешил уведомить меня, что в связи с безвременной кончиной некоего барона ……, я становлюсь наследником небольшого имения в упомянутой выше местности в силу отсутствия у покойного прямых наследников. Мое прибытие в …… крайне желательно в ближайшее время. К письму был приложен чек на дорожные расходы, призванный убедить меня в том, что это письмо не является чьим то дурацким розыгрышем. Прочитав это вслух, я поднял взгляд на Фриду, стоявшую тут же, и с удивлением увидел, что глаза ее залиты слезами.
- В чем дело? – вскричал я, роняя письмо на пол и схватив ее тонкие руки, - что вас так смогло напугать, ангел мой?
- Это письмо, - едва дыша отвечала она, - оно навек разлучает нас.
- Напротив, - я позволил себе улыбку, - теперь, будучи человеком со средствами, я могу без малейшего стеснения совести просить вашей руки. Скажите, дитя мое, - я заглянул прямо в ее полное отчаяния лицо, - вы ведь выйдете за меня замуж?
- Да, да, да, и еще сотню раз да, - девушка заплакала еще горше и уткнулась лицом в мое плечо, - но если вы уедете,  то уже никогда не вернетесь. Поверьте мне. Умоляю вас, не отправляйтесь по адресату, оставьте эту затею, меня мучают самые тяжелые предчувствия.
Однако я оказался глух к ее увещеваниям. Призрак полученного наследства стоял передо мной, обещая полностью изменить мою жизнь.  Я усадил Фриду на колени и как мог убедительно разрушил все ее детские страхи, приписывая их обычной мнительности девушек перед расставанием с новоявленными женихами. Будучи от природы человеком неглупым и обладая  острым языком, я смог вскорости развеять (или почти развеять) ее  печаль. Дальнейшие пару дней я занимался подготовкой к отъезду.  И вот, рано утром третьего дня я уже мчался в ……., по адресу указанному в конверте. До сих пор не могу себе простить, что не заехал попрощаться к вам, Фрида, хоть и обещал Вам непременно это сделать. Говоря по совести, еще одной попытки удержать меня от поездки я просто не выдержал бы.
Не стану утомлять вас подробностям своего путешествия, ибо в нем не нахожу я ничего достойного упоминания. Все мои помыслы с ту пору следовали в одном направлении – я много думал по поводу так нежданно свалившегося на меня наследия. К стыду своему я донельзя мало интересовался своим генеалогическим древом, оставляя привилегию долго и пространно рассуждать о роде М…. своему милому братцу, а потому имел довольно смутное представление о том, кем мне приходится (да простит мне Господь) так кстати умерший родственник. Воображение в пути рисовало мне дряхлого старика, дрожащим голосом отдающего последние распоряжение немногим безучастным свидетелям своей кончины, древний и мрачный замок – живое воплощение картин средневековья, словно живая иллюстрация из романов о Рыцарях Круглого Стола. Представьте же себе, как велико было мое удивление, когда прибыв к месту своего следования я обманулся во всех своих ожиданиях. Однако, об этом стоит рассказать подробней. Городок N, находившийся неподалеку от моего новоявленного имения (у кого вообще повернулся язык назвать это поселение городом) обладал на первый взгляд всеми необходимыми для него атрибутами. Здесь располагалась почта, был неплохой для подобного захолустья постоялый двор и даже нотариальная контора – роскошь неслыханная для столь удаленных от цивилизации мест, о чем я прямо с порога заявил двум молодым улыбчивым субъектам, встретившим  меня практически на пороге выше упомянутого заведения.  Однако, разглагольствуя о преимуществах городского образа жизни, я с удивлением обнаружил, что они вовсе меня не слушают, а их почтительному молчанию я обязан тем, что они раскрыв рты изучают мое лицо. Я умолк и в свою очередь начал вопросительно переводить взгляд с одного человека на другого, ожидая кто же из них окажется настолько любезным, что объяснит  эту вопиющую странность их поведения в отношении меня.
- Неслыханно, - наконец воскликнул один из них, высокий смуглый брюнет, - я ни за что бы не поверил, если б не видел это собственными глазами. Что ты думаешь об этом, Анри?
Его товарищ, слегка полноватый шатен, энергично затряс головой и с легким заиканием вторил своему другу: - Скажу, что более полного сходства нельзя придумать даже специально. Думаю, что вопрос о родстве можно считать закрытым.
- Ну, разумеется, - с воодушевлением отвечал брюнет и спохватившись учтиво мне поклонился, - прошу простить, мой дорогой М…, - полным искреннего раскаяния тоном обратился он ко мне, - поверьте, что не поприветствовав вас должным образом мы отнюдь не проявили незнание правил хорошего тона, но дело в том, что само ваше появление…. – он хлопнул себя по лбу, - однако мы стоим на пороге, а вы, конечно, прямо с дороги…. Анри, - он вновь перевел взгляд на шатена (который по всей видимости числился у него в помощниках) проводи господина барона (он с явным удовольствием выделил слово «барон») в комнату для переговоров и распорядись насчет обеда. Комната в местной гостинице вряд ли вас заинтересует – добавил он, обращаясь ко мне, - ведь до вашего имения  от силы полчаса верхом, а там, насколько мне известно, все уже давно готово к вашему приезду.
Я кивнул головой, слегка удивленный столь необычным приемом и проследовал за Анри, который низко мне поклонившись начал подниматься впереди меня по узкой деревянной лестнице. Поднявшись на два пролета, свернув направо и миновав короткий полутемный коридор, мы оказались в просторной круглой комнате, которая была обставлена с претензией на роскошь, а потому выглядевшую по меньшей мере неуместно. Видимо, выражение моего лица говорило само за себя, поскольку что мой проводник, опережая мои высказывания сообщил мне, что меблировка здания была произведена со щедрой руки покойного барона, который хоть и имел помыслы самые добрые, но к каким это приведет последствиям никак не предполагал. После чего, самолично приняв у меня дорожный плащ и шляпу он предложил мне располагаться в удобном слегка массивном кресле и удалился с тем чтобы распорядиться насчет обеда. Еще не успели стихнуть его шаги на скрипучей лестнице, как в комнату буквально ворвался его товарищ. Еще раз окинув меня восхищенным взглядом, он присел в кресло напротив меня и со всей возможной учтивостью спросил меня не слишком ли сильно я утомился, чтобы немедля перейти к делу, ради которого меня сюда пригласили. Я отвечал, что  хоть и немного устал, предпочел бы ознакомиться с необходимыми формальностями тот час же, дабы сразу же отбыть в поместье и там уже как следует отдохнуть. Брюнет понимающе кивнул головой и заговорил: - Покойный барон М…. был мужчиной со странностями. Нет ! – он вскинул руку, предвосхищая мой немой вопрос, - сумасшедшим он безусловно не являлся. Более того, человека столь просвещенного и  прагматичного трудно было бы сыскать во всей нынешней Европе. Однако, многие взгляды нашего дорогого барона, как бы это сказать, - он замялся, - не слишком приветствовались его соседями. Видимо поэтому он и не сошелся близко ни с кем из них, хотя живя в таком отдалении от заселенных мест, людям свойственно теснее общаться друг с другом. Ваш покойный родственник долгое время путешествовал по миру и оттого, я к сожалению не могу подробно информировать вас ни о степени вашего родства ни о причинах, побудивших его завещать вам свое (смею вас уверить, немалое) состояние. По слухам, которые он не отрицал хоть и не подтверждал, он сколотил свое состояние находясь где то в Центральной Азии. Достоверно лишь одно – он хлопнул ладонью по спинке кресла – покойный не испытывал недостатка ни в средствах ни в отсутствии щедрости. Поместье в наших краях он приобрел относительно недавно, вложил в него целое состояние, но зато (брюнет закатил глаза) сейчас это поистине райский уголок  среди нашего захолустья. Можете ли вы представить мое изумление, когда в один прекрасный день барон пригласил меня к себе для того чтобы ни много ни мало – составить завещание.
Тут я позволил себе в не совсем вежливой форме перебить своего рассказчика.
- Быть может, он был болен и уже чувствовал приближение своего конца? -  но брюнет с сомнением покачал головой и продолжил: - Здоровья он был отменного. И что уж совсем явилось для нас с моим компаньоном сюрпризом – это то, что он оставил все свое состояние именно вам – человеку, который на первый взгляд не связан с ним кровными узами. Поэтому мы….
- Готовились оспорить завещание, - закончил я его фразу.
- Нет, - поморщился тот в ответ, - завещание составлено так, что не оставляет никаких иносказаний и кривотолков. Мы просто до самого момента нашей встречи не могли до конца понять ход мыслей нашего клиента. Разумеется, теперь…
- И что же случилось теперь? – поинтересовался я, стараясь придать себе самый безучастный вид.
- Теперь мы уверены, что в выборе наследника господин барон руководствовался не очередным чудачеством, а просто скрытыми от нас обстоятельствами. Ведь вы, - он покачал головой, - знаете, вы похожи на покойного как две капли воды.
Не стану утверждать, что меня так уж сильно обрадовало открывшееся мне обстоятельство, но в конце концов, покойный был моим дальним родственником, и факт нашей внешней схожести был в этом случае случаем совсем не редким. Так, по крайней мере, я пытался убеждать себя, хоть надо признать, что холодок, какого то непонятного мне доселе чувства уже поселился в моей душе.
Вошел Анри с известием, что стол накрыт. Мы спустились в небольшую уютную столовую и с аппетитом пообедали. За едой болтали о разной чепухе. В конце концов, я, устав ловить на себе пристальные взгляды обоих компаньонов, испросил разрешения откланяться, сославшись на усталость и желание побыстрее оглядеть свою новую собственность. Мои новые знакомые вскочили из за стола вместе со мной, чтобы проводить меня. Высокий брюнет ( в процессе обеда я узнал, что его имя – Жак) вручил мне завещание и письмо «которое нужно было передать лично в руки наследнику, как пояснил он». Снедаемый любопытством, я хотел было вскрыть его тут же, но нашел в себе силы сдержаться и поблагодарил Жака за точность, с которой была соблюдена воля покойного. Он в ответ уверил меня, что необходимые формальности не займут много времени и что уже в самое ближайшее время я стану законным владельцем имения.
Слуга привел моего коня. Вскочив в седло, я попросил указать мне дорогу к моим будущим владениям.
- Нет ничего проще, - с охотой откликнулся Анри, - вам стоит ехать по этой (он махнул рукой) дороге – она тут единственная. Земли барона…. Ваши земли (поправился он) начнутся сразу за этим полем, как только въедете в лес. Дорога там отменная – за ней хорошо следили. Вы не заблудитесь. Поезжайте с Богом.
Я кивнул в ответ и дал коню шпоры. Отдохнувший, как  и я, он сразу взял в галоп и очень скоро гостеприимный городок N, скрылся за холмами, которыми была так богата эта местность. Очень скоро холмы покрылись мелкими деревцами, затем местность выровнялась, а деревья стали выше, плотной стеной обступили дорогу и я, как и предупреждал меня Анри, въехал под лесные своды, откуда и брали начало мои новые владения. Сразу стало заметно темнее, солнце едва пробивалось сквозь плотную чащу девственного леса, и я по достоинству оценил труд людей проложивших в нем такую относительно  широкую просеку, да еще и умудрившихся   ее выровнять. Не уставая любоваться этим чудным лесным пейзажем, я не сразу заметил, как неуловимо изменилось настроение моего коня. Он вдруг стал всхрапывать, и все норовил подняться на дыбы. Я остановил его и как мог, успокоил. Потом пустил его шагом, изредка поглаживая  по холке. В конце концов, подумалось мне, до усадьбы осталось совсем немного не будет большой беды, если я прибуду в нее чуть позже намеченного срока. Так мы проехали еще некоторое время, но потом моя лошадь навострила уши и стала как вкопанная. Я спешился и вновь попытался унять его беспокойство, показавшееся мне совершенно неоправданным. Однако, в этот раз мне не помогли ни уговоры ни угрозы пустить в ход плеть. Конь вертел головой,  почти по человечьи глядя мне в глаза, и двигаться вперед отказывался. Я еще не успел принять на этот счет, какое либо решение, как вдруг до моих ушей донесся отдаленный пронзительный крик, немного напоминавший птичий клекот. В тот же миг конь мой с диким ржанием вырвался из моих рук и унесся вперед, оставив меня в одиночестве на лесной дороге.
Признаюсь, душа моя, на миг я растерялся. Однако, повторно раздавшийся крик пробудил во мне воинские навыки и побудил к мгновенным действиям. Рванув застежку плаща, я бросился в сторону, откуда донесся до меня этот отчаянный возглас, в котором только глухой не услышал бы мольбу о помощи. К счастью (или к несчастью) крики снова возобновились, и мне не пришлось долго блуждать в поисках их источника. Перепрыгивая через поваленные стволы деревьев и неглубокие овраги, я очень скоро заметил женскую фигуру, несущуюся мне навстречу из лесной чащи. И буквально через пару мгновений показались тени ее преследователей. Около десятка мужчин следовали буквально за ней по пятам, грозя вот вот настигнуть. Я громко крикнул, привлекая к себе внимание, но, как оказалось, женщина уже заметила меня. Мое неожиданное появление придало ей сил, ибо в нем виделся ей единственный источник  спасения. С неожиданным для ее хрупкой фигуры проворством она преодолела разделявшее нас расстояние и без сил повалилась у моих ног, обхватив их руками и тяжело дыша.  Погоня не заставила себя долго ждать. Заметив меня, люди, которых в душе я окрестил охотниками, замедлили шаг, затем и вовсе остановились, в нерешительности переминаясь с ног на ноги. Все как один смуглые и бородатые, они были одеты в одинаковые черные кафтаны. У половины на головах были бесформенные шляпы, остальные видимо потеряли их во время этой сумасшедшей лесной гонки. Единственными яркими пятнами в их одеянии были разноцветные рубахи, торчавшие из под верхней одежды. В руках у них были острые деревянные колья, за поясами у всех находились широкие ножи. Внимательно меня оглядев, они вдруг все одновременно заговорили на неизвестном мне гортанном языке. Сколь я не силился, но не смог разобрать ни слова. Странно. Едва бросив взгляд на этих людей, я находился в уверенности, что имею дело с цыганами, столь часто встречающимися на нашей гостеприимной земле, но, прислушавшись, я убедился, что их язык не имеет ничего общего с наречием этого кочующего  народа. Между тем, как мне показалось, разговор перешел в разряд спора. Один из мужчин, несколько выше и шире в плечах, чем его товарищи, потрясая своей импровизированной острогой, видимо, призывал их действовать решительнее. И впрямь, у них в глазах заплясали злые огоньки и они, было, начали осторожно двигаться в мою сторону. Другой же,  напротив, увещевал их остановиться и (как мне показалось) вступить со мной в переговоры. В сердцах он сорвал с себя шапку и с силой ударил ей оземь, и тут меня поразило обстоятельство, что, несмотря на свою внешнюю молодость и крепость, человек оказался совершенно седым.  Между тем, то ли доводы высокого бородача были убедительнее, то ли охотникам было  жаль так бесславно срывающуюся с крючка добычу, но движение их в мою сторону стало более осмысленным. Они не спеша, расходились в стороны, стараясь взять меня в полукольцо.  Я огляделся по сторонам более внимательно. Находился я на весьма небольшом свободном пространстве, ограниченном оврагом, через который я столь резво перепрыгнул только что, поваленным деревом, под которым так ловко проскользнула несчастная девушка и цепью людей, поведение которых выдавало, что у них есть опыт подобного рода нападений. Положение усугублялось тем, что намертво вцепившаяся в мои ноги жертва преследования находилась явно не в себе, а потому невольно ограничивала мои движения.  Я сделал попытку пошевелиться, потом негромко окликнул ее – но это не дало никакого результата. Надо сказать, что теперь я встревожился не на шутку. Нет. В том, что я смогу вырваться из этих невольных тисков, я не сомневался. Но девушка, находясь в таком состоянии, могла бы неправильно истолковать мое движение и броситься наутек дальше, а это свело бы на нет все мои старания ее спасти. Поэтому, я решил сделать ставку на здравый смысл этих явных разбойников. Выхватив из за пояса пистолеты, я взвел курки и холодно произнес, стараясь придать своему голосу как можно больше убедительности: - Назад.
 И хоть я не мог со всей достоверностью полагать, что им были понятны мои слова, они с сомнением посмотрели на человека, столь яростно побуждавшего напасть на меня, и вновь остановились.  Дуло пистолета, направленное в грудь всегда заставляет человека проявлять определенное благоразумие. Видимо, нападающие были все же не лишены здравого смысла, а потому я, стараясь не останавливаться на достигнутом и закрепить первый успех, продолжил со всей строгостью, на которую я был способен:  - Двумя выстрелами я остановлю двоих из вас. Кроме того со мной моя сабля, которой я, могу вас уверить, неплохо владею. Не знаю, насколько вы хороши в бою, но предлагаю вам еще раз хорошенько обдумать ваши дальнейшие действия.
Разговаривая таким образом, я все время пытался легкими движениями ноги заставить несчастную поднять на меня взгляд. В этом намерении меня, увы, постигла неудача. Однако, я добился другого – люди из лесу окончательно остановились и снова жестоко заспорили между собой. На этот раз перевес был явно на стороне седовласого. Высокий настаивал как мог, иногда переходя на крик, но слушатели более не были к нему благосклонны, а потому, оставив попытки уговорить их наброситься на меня, он зло сплюнул под ноги и что-то сказал своему оппоненту. Тот горячо ему ответил и наконец обратился ко мне.
- Воля твоя, барин, - почтительно сказал он, нещадно коверкая слова, - по тебе видно, что человек ты благородный и смелый, потому и не ведаешь, какую глупость сейчас совершаешь. Не знаешь ты, что за тварь берешь под свою защиту, душу свою губишь и тело. Послушайся доброго совета, барин, стряхни ее с ноги, как ядовитую змею и ступай себе своей дорогой. Пусть тебя хранит твой Бог. А еще лучше – он прищурился – возьми у любого из нас кол и пронзи ее сам. Убей эту нежить,  барин, очистись от ее ядовитого прикосновения.
Показалось мне или услыхав эту речь, плечи девушки едва заметно дрогнули? В любом случае, я не минуты не верил варварским бредням этого лесного пропойцы.
- Совершила ли эта женщина преступление, достойное смерти, которую вы ей уготовили, или нет – дело это справедливого суда, и пытаясь покарать ее на месте вы сами уподобляетесь убийцам, - холодно ответил я, - добавлю также, что я, как новый владелец здешних мест, готов поручиться за то, что если претензии ваши имеют под собой почву, она понесет заслуженное наказание. Однако, позволить свершиться убийству, я не могу.
Громкий хохот бородатого великана прервал мою высокопарную речь на полуслове.
- Убедились? – гулко смеясь, обратился он к своим товарищам так, чтобы слова его были понятны и мне, - что я вам только что пытался доказать? – Он перешел на свой родной язык, и они снова заспорили. Я опустил взгляд вниз, чтобы посмотреть, не пришла ли в себя виновница этого жаркого спора, и это едва не стоило мне жизни. Хрустнула ветка и я, подняв глаза увидел, что высокий, увидев, что я отвлекся уже несется мне навстречу держа наперевес свой кол, подобно копью. Воинские навыки мои сослужили мне хорошую службу. Я выстрелил почти не целясь. Видит Бог, я не хотел никого убивать. И даже находясь под такой явной и грозной атакой, я отвел ствол пистолета чуть в сторону, целя в плечо нападавшему. Он же, в свою очередь попытался на ходу уклониться от выстрела, чем сослужил себе самую дурную службу. Пуля вошла ему точно в грудь, и он без звука свалился у моих ног словно куль.  Мой выстрел сразу вывел из оцепенения девушку. Она резво вскочила и спряталась мне за спину, тихонько скуля, как испуганная собачонка. Я же бросил на траву бесполезный пистолет и выхватил из ножен саблю. Но тут седой человек выскочил вперед, повернулся спиной ко мне и что-то закричал людям, которые уже были готовы броситься на меня. Он убеждал, объяснял, спрашивал, и вот, наконец, злоба медленно потухла в их глазах, колья, направленные на меня опустились, и они заговорили между собой, показывая руками то на меня, то на девушку за моей спиной то на тело поверженного товарища. Седой повернулся ко мне и с тоской проговорил: - Ты сам выбрал свою судьбу, барин.  Воистину, тебе не позавидуешь, ибо участь  твоя горька. Взгляни на мои волосы, - он с горечью тряхнул седыми кудрями, - с трудом верится, что мне едва минуло тридцать? Я потерял жену, дочь и двух племянников по вине этой твари. А только что ты убил моего брата. И тем не менее я не держу на тебя зла. Мудрая видела вчера в огне, чем закончится наш поход в лес и приказала мне воздержаться от кровной мести в отношении тебя. Она сказала, тварь умрет не сегодня и не от наших рук. Но Гастон, - он кивнул на тело у моих ног, - был слишком ослеплен своей потерей. Тварь погубила его новорожденных близнецов, и разум покинул его жену. Это судьба, - твердо закончил он, - позволь нам забрать его тело, а сам уходи. Мы еще встретимся с тобой – так сказала Мудрая.
Я попятился назад, прижимая к себе девушку. К телу на земле немедленно кинулось двое людей, стоявших наиболее близко. Один из них довольно профессионально ощупал Гастона и что-то радостно крикнул остальным.
- Гастон жив, - полу радостно полу удивленно сообщил мне мой собеседник причину этой радости, - Мудрая невнимательно читала огонь. Или … - он нахмурился, - надо послать за ней, Гастона все равно нельзя переносить. Прощай, барин,- он махнул мне рукой и отвернулся.
- Дикари, - пробормотал я под нос и, стараясь ни на минуту не упускать из виду этих странных лесных людей, и продолжая прижимать к себе спасенную, - бред и средневековье.
Только отойдя на безопасное расстояние, я позволил себе повернуться к ним спиной и тут ветер донес до меня едва слышное слово: - До встречи…
Я немедленно обернулся на голос, думая, что, потеряв бдительность, позволил застать себя врасплох, но вокруг никого не было кроме меня и девушки. Тогда я подумал, что услышанное мною слово просто послышалось мне в шорохе ветра, качающего верхушки деревьев. И тут меня подстерегла новая напасть. Вконец обессилев от пережитого ужаса, девушка тихо пискнула и мешком осела на траву. Я подхватил ее на руки. Это не составило мне большого труда, ибо девушка была легка как пушинка. Когда я перехватил ее, чтобы было удобнее нести, капюшон откинулся с ее лица, предоставляя мне возможность впервые со времени описываемых событий внимательно ее разглядеть. Она была хороша. Не совсем привычной для глаз красотой, но, тем не менее, она действительно была хороша. Короткие темно рыжие волосы рассыпались по плечам. Несколько бледноватый цвет лица оттенял и без того яркие синие глаза, горевшие мягким  пламенем. Этот огонь завораживал… очаровывал….манил, казалось совсем невероятным, чтобы такое милое беззащитное создание смогло бы причинить вред какому либо живому существу. Словно отвечая моим мыслям, девушка улыбнулась, обхватила руками мою шею и задремала. Я вздохнул и, оглядевшись по сторонам, с удивлением подумал о том, что не имею ни малейшего понятия, в какой стороне находится дорога. Упавший на землю вечер усугубил и без того незавидное мое положение. На мое счастье лес был довольно редким, и вскоре выглянувшая луна давала достаточно свету, чтобы я мог идти без риска подвернуть ногу или упасть в один из оврагов. Кое как сориентировавшись я выбрал направление в котором должно было находиться мое новое поместье и медленно двигался поминутно вслушиваясь в ночь, щедро наполненную разного рода шумом, который (скажу без ложной гордости) человека менее искушенного мог бы привести в трепет. Дальнейший мой путь не содержал ничего достойного упоминания. Постепенно лес становился все реже, и очень скоро среди деревьев мелькнули огоньки, и послышался лай собак и конское ржание.
- Вот мы и добрались, - тихо сказал я, глянул на девушку и от неожиданности чуть не выронил ее из рук. В лунном свете на меня из капюшона скалился в улыбке туго обтянутый кожей череп. Однако наваждение исчезло так быстро, что я даже не успел по настоящему испугаться.
- Проклятая усталость, - пробормотал я, глядя в лицо девушке, которая наивно по детски улыбалась своему сну, и бодро зашагал в направлении ворот, очертания которых уже явственно проступали сквозь ночную мглу.
Первым, кто встретил меня возле ворот моего будущего дома, был не кто иной, как помощник нотариуса добродушный Анри, в сопровождении полудюжины челяди из  усадьбы. По всей видимости, душа моя, я действительно валился с ног от усталости, ибо встревоженный вид этого господина с факелом в руке не вызвал во мне ни капли изумления, а между тем его появление в моем доме в столь неурочный час должно было выглядеть в высшей степени необычно. Впрочем, он как всегда в своей манере предвосхищая все мои вопросы, рассказал мне, что конь мой появился у  здания конторы нынче вечером весь взмыленный, словно проскакал не одну сотню миль, горестно заржал и замертво свалился прямо возле крыльца. Поскольку было уже довольно поздно для маленького городка, где жизнь замирает почти сразу после захода солнца, мои единственные знакомые посчитали, что поднимать тревогу будет пустой тратой времени, а потому, Анри, как человек более хорошо держащийся в седле поспешил отправиться вслед за мной, чтобы лично убедиться в масштабах происшедшей беды (в том, что случилось что то из ряда вон выходящее они нимало не сомневались).  Ко всему прочему, наймом прислуги для поместья по просьбе покойного барона занимался лично он, а это сыграло бы на руку, если бы ему вдруг (избави Господи) пришлось  организовывать мои поиски.  И вновь моя смертельная усталость пришлась как нельзя более кстати, ибо будучи не столь утомленным я наверняка сильно бы опечалился гибели моего боевого товарища, а в нынешнем своем состоянии я нашел в себе силы лишь покачать головой. Это простое, казалось бы, движение полностью истощило мои силы, и я неминуемо упал бы, если б Анри  не поддержал меня.
- Однако, дорогой барон, на вас лица нет, - встревожено сказал он и кивнул кому то в сторону. Тотчас же мир вокруг меня словно пришел в движение, и я сумел по достоинству оценить организаторские таланты моего нового знакомого. Видя мое совершенное бессилие, он от моего имени отдал ряд распоряжений с расторопностью, сделавшей бы честь любому полководцу. Несчастную девушку вручили попечению высокой дородной женщины с добрым лицом, как я понял, исполнявшей одновременно обязанности поварихи и домоправительницы при покойном бароне. Грелась вода, кто-то сунул мне в руки кружку горячего вина, несмотря на мои вялые протесты, меня чуть не насильно проводили в гостиную, помогли  раздеться и уложили на кровать. В перерывах между оказанием мне помощи, стараясь говорить так, чтобы избегнуть огласки, я как мог, сжато пересказал Анри мои нынешние ночные похождения. Он нахмурился и озабоченно потер переносицу.
- Никогда не слышал о том, чтобы в этих местах водились бродяги, соответствующие вашему описанию, - признал он немного подумав, - история ваша столь же необычна сколь интересна и я думаю, что нападение на благородного человека в его собственных владениях ( а по сути вы таковым являетесь, несмотря на отсутствие некоторых формальностей) есть факт вопиющий к возмездию и мне думается, власти должным образом отреагируют на него, к чему я (глаза его сверкнули) готов буду приложить все свои скромные силы. Вы не могли бы мне наиболее точно описать место, где на вашу жизнь было совершено покушение?
Я как мог постарался объяснить.
- я немедленно отправляюсь назад, - Анри поднялся со стула, на котором сидел во время нашей короткой беседы, демонстрируя такую искреннюю решимость к действию, что я даже не попытался остановить его.
- Лишь один вопрос волнует меня, - я задержал его за руку, - девушка…
- Девушка? – он заметно смутился, - я собственно хотел бы забрать ее с собой в город. Там ей окажут профессиональную помощь и она наверняка могла бы дать ценные сведения, которые способствовали бы скорейшей поимке ее обидчиков.
- Об этом не может быть и речи, - твердо сказал я, - несчастная совсем лишилась сил и не может путешествовать пешком в такую даль.
- Зачем же пешком? – не менее упрямо возразил мне Анри,  начиная едва заметно раздражаться, - когда ваш конь пал, я подумал, что будет не лишним привести еще одну оседланную лошадь, что я и сделал. Девушка прекрасно доедет верхом.
- Ночью? – с сарказмом ответил я, - и потом с чего вы взяли, что она вообще умеет ездить верхом?
Анри открыл было рот для ответа, но возражать мне более не стал, а лишь сухо признал мою правоту и немедленно откланялся. Я с сожалением проводил его взглядом, и мне вдруг подумалось, что я несправедлив к этому человеку, который, будучи совсем мне незнакомым, так старательно проявляет участие в моей судьбе. На миг мной даже овладело желание кинуться ему вслед и испросить прощения, но поскольку чувства мои были сильно притуплены, этот порыв прошел также внезапно, как и возник.  А стоило мне опустить голову на  мягкую подушку и прикрыть усталые глаза, как голова моя немедленно закружилась, и я мгновенно забылся тяжелым сном без сновидений.
В этот раз я изменил своей давнишней привычке просыпаться на рассвете и открыл глаза лишь тогда, когда солнце уже стояло высоко над головой. В гостиной, где я спал одна из стен целиком состояла из окон, выходивших в большой и на редкость ухоженный сад, отчего она была буквально залита солнечными лучами и наполнена тонкой смесью разнообразных цветочных ароматов. Откуда то раздавалось конское ржание, переговаривались между собой мужские голоса. Отчего то я сразу почувствовал себя дома, хотя, признаться, отправляясь в это путешествие, я ожидал совсем другого. Первым моим побуждением по получении известия о нежданно свалившимся на меня наследстве, было желание выгодно распорядиться им, продать по сходной цене, а на вырученные деньги приобрести похожее поместье неподалеку от дома (а по возможности и выкупить свой отчий дом). Однако, проведя в своем новом жилище всего несколько часов, я всерьез задумался о том, так уж ли необходима эта продажа и не лучше ли для нас будет поселиться в этом тихом и спокойном месте, которое просто излучает умиротворение? Размышляя таким образом, я позволил себе еще одну непозволительную роскошь – некоторое время нежиться в постели. Сейчас, при свете дня мои ночные приключения казались мне почти что сказкою из Тысячи и одной ночи. Право слово, еще немного и я попросту уверил бы себя, что все происшедшее со мною было сном. Итак, настроение мое улучшалось на глазах. Я окончательно проснулся и бодро вскочил с кровати. Мое платье висело тут же на спинке кресла вычищенное и отутюженное. Сапоги были начищены до блеска. Прямо у одного из открытых окон на высоком табурете стоял большой кувшин с еще теплой водой. Я с наслаждением умылся и обтерся досуха висевшим рядом полотенцем. Откуда - то издалека доносился терпкий аромат кофе, и я решительно проследовал в его направлении, поскольку не прочь был, как следует позавтракать. Пройдя через анфиладу из нескольких комнат, я оказался в крыле для прислуги. Здесь мне навстречу попался первый из моих новых слуг. Это был человек восточной внешности, хоть и облаченный в европейское платье. При виде меня, он с достоинством поклонился и представился камердинером покойного барона. Он то и дело бросал на меня удивленные взгляды, каковые я отнес к сильному внешнему сходству между мной и покойным бароном. Справившись о том, как мне спалось на новом месте и получив заверения в том, что сон мой был превосходен, он осведомился когда мне, как новому владельцу имения будет угодно осмотреть его,  а также напомнил, что остальным слугам не терпится увидеть воочию своего нового хозяина и узнать, не внесет ли он каких либо корректив в заведенный распорядок. Я заверил своего собеседника, что не намерен (на первых порах) что либо менять в управлении поместьем, а также, что готов выслушать всех обитателей дома сразу после завтрака. Кармаль (так его звали) еще раз поклонился и отвечал, что завтрак будет подан через четверть часа и что он будет счастлив лично проводить меня в столовую.
 - Покойный барон любил завтракать на веранде, - чуть смущаясь сказал он мне слегка по восточному растягивая слова,  -  если вы ничего не имеете против того, чтобы насладиться трапезой внимая пению птиц, то может… - он смутился и замолчал.
Я уверил его, что ничего не имею против завтрака на веранде и он, в который раз поклонившись, попросил меня следовать за ним.
Путь наш был довольно короток и лежал в том же самом направлении, откуда я пришел. Однако, почти перед самой гостиной, мой провожатый неожиданно свернул направо, и мы оказались на обширной площадке, которая одновременно являлась и частью сада и частью дома. Стены были увиты зеленью, крыша над головой отсутствовала, ее успешно заменяло яркое голубое небо. На мозаичном полу была аккуратно расставлена изящная мебель. Довершая эту замечательную картину, в центре веранды был устроен небольшой фонтан, служивший дополнительным источником прохлады в жаркий день. Кармаль оставил меня любоваться этим великолепием и отправился распорядиться насчет завтрака.
Спустя совсем немного времени он вернулся катя перед собой столик уставленный всякого рода блюдами. Остановившись передо мной, он смущенно пояснил, что кухарка к сожалению незнакома с моими вкусовыми предпочтениями, а обстоятельства моего вчерашнего прибытия не позволили ей должным образом обсудить со мной меню.
- Кстати, о моем прибытии, - как мог более непринужденно произнес я, закладывая салфетку, - как та девушка, которую вчера отнесли в комнату для гостей? Ей уже лучше? Она встала?
- Боюсь, что не могу вам ответить, - смущенно отвечал Кармаль, - упомянутая вами особа исчезла из дома еще до восхода солнца. По крайней мере, около шести часов утра когда Кастелла (наша кухарка) заходила в ее комнату чтобы узнать не нужно ли чего бедняжке, кровать ее уже была собранной а самой ее в комнате уже не было.
Кровь ударила мне в голову. Я мгновенно поднялся из за стола и в довольно резкой форме объявил, что поскольку аппетит мой безнадежно испорчен, я намерен немедленно собрать всех обитателей дома для расследования этого крайне странного инцидента.  Кармаль внешне оставаясь совершенно бесстрастным поклонился по своему обыкновению и ответил, что слуги тотчас же соберутся возле главного входа в дом, для того, чтобы предоставить мне все необходимые сведения. Я же, с трудом скрывая обуревавшие меня чувства, довольно холодно сказал, что нисколько не сомневаюсь ни в его преданности, ни в его расторопности.
К сожалению, опрос прислуги мне почти ничего не дал. Все обитатели поместья расходились во мнениях. Старый садовник, к примеру, был уверен, что видел, как за несколько минут до рассвета в саду промелькнула ее худенькая фигурка, закутанная в плащ, между тем кухарка Кастелла со слезами клялась, что в эту пору «бедная девочка» спала крепким сном, и что ее исчезновение произошло часом позже. Конюх же, провожавший у ворот Анри утверждал, что видел как она покидала усадьбу вместе с ним. Именно эта версия и была принята мной за истинную, памятуя о том, как он пытался всеми правдами и неправдами забрать несчастную в город. Я приказал немедленно седлать мне коня, поскольку решил отправиться вслед за вероломным знакомым, дабы потребовать от него самых полных объяснений. До сих пор не могу объяснить самому себе природу того странного чувства, которое влекло меня на поиски этой девушки. Вернее, теперь я отдаю себе отчет, что явилось настоящей причиной проявления столь ярких эмоций. Тогда же я казался сам себе рыцарем, вырвавшим из кровожадных лап дракона прекрасную принцессу для того, чтобы тотчас же безвозвратно ее потерять. Через четверть часа я уже покидал пределы гостеприимной усадьбы и мчался в направлении города. Путь назад при ярком дневном свете показался мне приятнейшей прогулкой и вот уже скоро я буквально ворвался в здание нотариальной конторы. И Анри и Жак на счастье находились на месте, изучая какие то бумаги.
- Итак? – без объяснений набросился я на Анри, который напустил на себя самый что ни на есть непонимающий вид, - где она?
-Кто она? – беспомощно отвечал он, взглядом ища поддержки у Жака.
- Не притворяйтесь, - в гневе я был готов, не сходя с этого места бросить ему в лицо перчатку, - где девушка, которую вы вчера ночью увезли из моего поместья?
- Из вашего поместья? – лепетал Анри, заикаясь сильнее обычного, - вчера ночью?
- Друг мой, - участливо произнес Жак, подходя ко мне и кладя руку мне на плечо, - вы видимо нездоровы. Анри не покидал этой ночью здания конторы. Одно довольно важно дело потребовало от нас почти до утра проработать над бумагами.
- Как? – я в изумлении отступил на шаг и вдруг замер, пораженный словно громом, неожиданной мыслью. ТОТ Анри, что посетил ночью мою усадьбу – не заикался.
Отступив на шаг, я рухнул в кресло и сильно сжал ладонями виски. Голова моя вдруг наполнилась такой адской болью, словно грозила вот вот лопнуть изнутри. «Боже правый, - подумалось мне, - дай мне сил не сойти с ума от всего происходящего». И немудрено. Еще и суток не прошло с моего приезда по назначению, а я уже оказался втянутым в водоворот событий с трудом поддающихся нормальной человеческой логике.  В изнеможении я поднял глаза на Жака и Анри, смотревших на меня со смешанным чувством любопытства и сочувствия.
- Позвольте принести вам мои искренние извинения, господа, - с чувством произнес я, поднимаясь из кресла, - господин Анри, -  я обернулся к шатену, - поверьте, я никогда не посмел бы обратиться к вам в столь вызывающей форме, если бы не обстоятельства, которыми мне не терпится с вами поделиться.
Мои собеседники наперебой заверили меня, что не питают ко мне обиды и с нетерпением ждут моего рассказа. Я вновь опустился в кресло, любезно предложенное мне Жаком, и подробнейшим образом пересказал все, произошедшее со мной за эту ночь и предшествующий ей день. По мере моего рассказа, мои слушатели не раз издавали изумленные возгласы, а рассказ о посетившем меня двойнике господина Анри вызвал у обоих клерков просто бурю эмоций.
- Мой дорогой барон, - наконец, обратился ко мне Жак, когда схлынула первая волна удивления, - так ли вы уверены в том, что ваш ночной гость был похож на Анри?
- Без сомнения, - подтвердил я, - и лучшим доказательством моих слов служит то обстоятельство, что я не минуты не мешкая проделал этот путь в поисках  вашего двойника, мой дорогой друг, - я обратился к покрасневшему от такой фразы молодому человеку, - сходство, смею вас уверить, было наиполнейшим.
- Увы, но  я не вижу разумного объяснения происходящему, - признался Жак, - и это более чем обидно для меня, поскольку до нынешнего дня я всегда с готовностью причислял себя к закоренелым материалистам.
- Думаю, - смущенно произнес Анри, дождавшись пока Жак умолк, - что письмо барона наследнику могло бы пролить свет на эти события. Вы ведь, как я понял, еще не нашли времени его прочесть?
Я едва не хлопнул себя ладонью по лбу и застонал от осознания собственной безалаберности. Вот уже второй раз за последнее время я с непозволительной безответственностью отнесся  к оставленным в мой адрес посланиям, чего раньше за мной не водилось. Лихорадочно засунув руку во внутренний карман мундира, я замер как громом пораженный.
- Ну? – видя, как я застыл с полураскрытым ртом, Жак решился меня поторопить.
Его слова вывели меня из состояния оцепенения.
- Письмо пропало, - воскликнул я, начиная яростно обшаривать все свои карманы, хотя точно помнил, где именно оно находилось ранее, - более того, готов стреляться – оно не просто пропало, но похищено!
Душа моя, сказать, что я был взбешен – значит, ничего не сказать. Огромные усилия воли понадобились мне для того, чтобы перевести дыхание и постараться как можно более спокойно проанализировать ситуацию. Я почти не сомневался, что послание покойного барона было вытащено из моего внутреннего кармана двойником Анри в тот самый момент, когда  я так некстати потерял последние силы у ворот имения. Разумеется, оставались какие то незначительные шансы, что конверт был вытащен слугами, которые приводили в порядок мое платье, но в тот момент я был склонен обвинить своего вероломного товарища во всех смертных грехах. Поистине, мой ночной гость был слишком хорошо осведомлен об обстоятельствах моего прибытия, и мое ночное происшествие было явно ему на руку, если только….( в душу мою закралось легкое сомнение) … если только это нападение на девушку не являлось частью умело разыгранной пьесы, в которой я принял живейшее участие. Однако, подумалось мне, нападение бедняги Гастона на меня было совершено таким образом, что исключало саму возможность фальсификации, ибо он бросился на меня с такой яростью, что если бы не моя пуля, я бы вряд ли дожил до нынешнего дня. Рассуждая про себя таким образом, я решил непременно разыскать в лесу место, где произошла моя встреча с лесными людьми, окончившаяся так плачевно для одного из них. Тут ход моих мыслей был прерван деликатным покашливанием Жака.
- Есть еще одно поручение, господин барон, - немного сконфуженно произнес он, виновато улыбаясь.
- Жак, - едва слышно шепнул Анри, - ты действительно считаешь, что мы вправе..
- именно так, - Жак решительно прервал своего друга и помощника, - полагаю, что в нынешних обстоятельствах мы не только вправе, мы просто обязаны это сделать. Прошу, - последние слова его относились ко мне. Он сделал приглашающий жест рукой и быстро зашагал в смежную комнату. Я и Анри проследовали за ним. Небольшая комната, примыкавшая  к конторе, была почти целиком заставлена стеллажами со всевозможными книгами. Обвернувшись к нам спиной и нажав какую то хитрую пружину, Жак добился того, чтобы один из них с тихим скрипом повернулся вокруг своей оси и предстал перед наи в виде большого железного сейфа. Еще чуть поколдовав над замком, Жак потянул за массивную дверцу и извлек наружу небольшой футляр красного сафьяна и еще одну маленькую записку незапечатанную, сложенную вчетверо видимо в сильной спешке.
- Уже после составления завещания покойный барон еще раз приезжал сюда, - начал свое повествование Жак, - он был сильно озабочен, я бы сказал, даже подавлен. « Мой дорогой Яков (он всегда меня так называл) сказал он мне, пребывая в сильном расстройстве, - оставляю тебе на хранение этот предмет. Мой наследник (было видно, как тяжело ему далось это слово) наверняка явится к тебе, после того, как прочтет адресованное к нему послание и станет задавать тебе вопросы, на которые у тебя не будет ответа. И вместо ответа ты передашь ему этот футляр (он вручил мне его) и вот еще… поколебавшись он испросил у меня лист бумаги и перо, затем черкнул несколько строк, сложил бумагу вчетверо и отдал мне, … это тоже для него… Далее барон произнес еще несколько слов, но в силу того, что он говорил тихо  неразборчиво, я не совсем разобрал их смысл. Единственное, что мне удалось разобрать наверняка, это слова о том, что, возможно, вы чище его и вам повезет больше. И эта встреча была для нас последней, - закончил Жак, вкладывая мне в руки футляр и записку.
- Но отчего же вы не отдали мне их сразу, - в досаде спросил я.
- Это противоречило бы воле покойного, - невозмутимо отвечал Анри, - господин барон четко изложил, что за содержимым футляра и запиской вы должны были явится, ознакомившись с его первым письмом.
Я признал правоту их доводов, и не в силах более сдерживать свое любопытство вскрыл откинул миниатюрную застежку с футляра. Внутри, на мягкой подушке лежал маленький изящный кинжал, вещь весьма древняя на первый взгляд, но тем не менее сохранившаяся в превосходном состоянии. Рукоятка его и само лезвие были испещрены непонятными письменами.
- Серебро, - одними губами произнес Жак.
Действительно, полностью достав кинжал из футляра, я убедился в том, что он был сделан из чистого серебра. Лишь в самое основание рукояти был врезан небольшой зеленый камень, судя по чистоте и блеску – изумруд и весьма дорогостоящий.
Развернув же записку, я вслух прочел несколько строк, которые показались мне совершенно непонятными. Текст гласил следующее « теперь ты знаешь что делать». Я перевел глаза с записки на моих знакомых, но они лишь пожали плечами, старательно отводя глаза в сторону.
- Могу ли я на время оставить его у вас? – спросил я, протягивая пустой футляр Жаку, - не слишком удобно везти его с собой назад.
Жак уверил меня, что я могу держать здесь футляр столько, сколько мне будет угодно. Я горячо поблагодарил их обоих и еще раз принес свои извинения Анри.
Контору я покинул, будучи в самом скверном расположении духа.  Вскочив в седло, я сознательно пустил коня шагом, чтобы по дороге насколько можно привести свои мысли и чувства в порядок. Множество различных вопросов витало в воздухе, но мне никаким образом не удавалось воссоздать из них хоть какое то подобие стройной картины происходящего со мной. Слишком многое находилось за пределами человеческого восприятия. Лишь в одном я убеждался все больше и больше – мне решительно необходимо разыскать своих лесных соседей. Поиски я решил начать немедленно и для этой цели направился к месту нашей встречи в лесу. Участок дороги, на котором меня покинул мой конь я нашел довольно легко. Не желая более рисковать, я привязал свою новую лошадь к дереву, росшему на самой обочине дороги и начал медленно углубляться внутрь лесной чащобы. Путь, который в прошлый раз я проделал так стремительно, теперь занял гораздо больше времени. Рискуя ошибиться я постоянно оглядывался по сторонам в поисках каких либо мелочей, которые могли бы освежить мою память и указать мне правильный путь. И они, к моей радости, обнаруживались снова и снова, уверяя меня, что я двигаюсь в нужном направлении. Чтобы с легкостью найти обратный путь, я прибегал к средству, знакомому мне еще из моих детских игр в рощицах близ отчего дома – я оставлял на деревьях зарубки саблей. Местность становилась мне все более знакомой, я уже различал место, откуда впервые донесся до меня крик несчастной девушки, чуть позже я узнал и поваленное дерево, под которым она проползла последние свои шаги ко спасению, овраг, через который я в отчаянном прыжке перепрыгнул, невзирая на его ширину…. Да… Я огляделся по сторонам. Это решительно была та самая поляна, где я схватился с пришельцами. Она была полностью истоптана, но тем не менее я никак не мог понять в какую строну направились они после нашей встречи, хотя, руководствуясь здравым смыслом, следы людей, несших на себе раненого товарища, должны были быть хорошо видны на мягкой лесной почве. Но тем не менее, чем тщательнее я изучал окрестные кустарники, тем более убеждался, что никто кроме меня с девушкой на руках не покидал эту злосчастную поляну.
- Боже правый, - воскликнул я, давая выход столь долго копившемуся во мне раздражению, - ведь не улетели же они отсюда в самом деле?
При этих словах я непроизвольно поднял голову вверх и едва сдержал в себе крик ужаса. И было отчего ужаснуться, душа моя, ибо более страшная картина не могла представиться мне даже в самых заветных глубинах моего воображения. Все те, кто еще сутки назад так опрометчиво пустился в погоню за своей жертвой, навеки остались на этой поляне. Некоей необъяснимой сверхъестественной чудовищной силой они были заброшены на высоту в несколько человеческих ростов, и там словно исполинской рукой неведомого кукловода были нанизаны на острые сучья могучих лесных деревьев. Вдобавок ко всему, тела их были словно растерзаны диким животным – это было видно даже отсюда. В голове у меня помутилось, я едва сдержал в себе рвоту. Душа моя, я человек военный, не раз встречался со смертью лицом к лицу, и никогда не бежал от нее, справедливо полагая, что она рано или поздно меня настигнет. Никогда, слышите, никогда, ангел мой,  я не испытывал такого необъяснимого животного суеверного страха, как в этот раз. Явное присутствие в воздухе чего то потустороннего словно пригвоздило меня к этому месту. Я трясся точно в лихорадке и пот градом катился с меня. На негнущихся ногах я сделал шаг в сторону оврага, мысленно умоляя Господа, чтобы не лишил меня остатков моих сил, ибо еще немного задержавшись на этом страшном месте я неминуемо лишился бы рассудка. Так, с огромными усилиями переставляя ноги, я двинулся в обратный путь. Шаг за шагом, мои ноги расходились, я пошел быстрее и наконец побежал сломя голову в сторону дороги, с трудом борясь с желанием закричать и позвать на помощь. На счастье, скоро между деревьев забрезжил свет и я оказался на дороге, шагах в пятидесяти от того места, где спокойно стоял привязанный мною конь.
Стремглав  я преодолел это короткое расстояние, почти совсем обессилевший ухватился за луку седла и закрыл глаза. Вдруг за спиной моей громко хрустнула ветка, едва не вызвав у меня остановку сердца. Я обернулся и крик вновь едва не сорвался с моих уст. Прямо за моей спиной стоял тот седой незнакомец, увещевавший своих лесных товарищей не нападать на меня. Однако выглядел он так, словно с момента нашей прошлой встречи минуло не менее тридцати лет. Узнать его можно было только по его яркой необычной одежде. Передо мной стоял древний иссохший старик. Пустые глазницы его были залиты кровью.
- Страшно, барин? - едва слышно спросил он меня и хрипло закашлялся.
Я замер, не будучи в силах оторвать взгляд от этого ужасного старика. Сил моих осталось ровно столько, чтобы не упасть в беспамятстве прямо на дорогу возле ног моего коня, который, к слову сказать, стоял твердо не двигаясь и лишь трясся словно лист осины на ветру. В голове моей за краткий миг пронеслось множество мыслей, сбивчивых и мимолетных, вся моя предыдущая жизнь показалась мне короткой и до ужаса пустой, все свои минувшие беды и горести ( а надо вам доложить, душа моя, что все они вспомнились мне с удивительной ясностью) показались мне глупыми и наивными…. Лишь один невысказанный вопрос застыл у меня на устах – что угодно от меня этому ужасному незнакомцу? Я попытался заговорить с ним, хотел просить… умолять его…. Заклинать всеми святыми, чтобы он немедленно оставил меня… но лишь хриплый едва слышный шепот сорвался с моих непослушных уст. Словно завороженный я глядел на своего недавнего знакомого, пытаясь изо всех сил мысленно взывать к помощи Господа. Словно в ответ моим молитвам, старик передернул плечами и изобразил на своем морщинистом лице слабое подобие улыбки.
- Ага, - прошептал он, - теперь ты просишь о помощи Его?  Ну что же, - видно было, что слова даются ему с трудом, - в тебе еще тлеет его искра. Ты сильнее своего предшественника, барин.  Молись, - губы его почти не шевелились, и я с трудом мог разобрать его слова. Между тем, либо рассудок мой постепенно приходил в согласие с чувствами, либо ничтожно прошение мое достигло Небесных Обителей, но я почти смог совладать со своим ужасом и даже нашел в себе силы, чтобы, наконец, обратиться к старику.
- Ради всего святого, незнакомец, - с трудом прошептал я, пытаясь унять бешеный стук моего сердца, - заклинаю тебя богами, которым ты поклоняешься, или преисподней извергнувшей тебя из своей бездны – ответь, что за игра столь отвратительная и недоступная моему разуму происходит здесь?
- Силы мои на исходе, - проскрипел в ответ несчастный, - здесь, – он с огромным трудом протянул ко мне ссохшуюся руку, в которой держал мятый и запачканный кровью конверт, - письмо, которое ОНА выкрала у тебя. Надеюсь, оно поможет тебе покончить с ней, это будет означать, что смерть моя была не напрасной. Благослови тебя твой Бог, барин.
Губы его свело судорогой, тело выгнулось дугой, одежда стала на глазах превращаться в лохмотья.
- Одно слово, - вскричал я, - одно только слово. Кто она?
Поздно. Прах моего собеседника, отдавшего свою жизнь для того, чтобы иметь возможность помочь мне рассыпался на лесной дороге. Невесть откуда взявшийся порыв ветра подхватил конверт и тот, медленно вальсируя в воздухе словно осенний лист, опустился возле моих ног. И тут, словно отвечая на мою немую мольбу, в шорохе лесной листвы я услыхал слабый шепот: - Кельтская принцесса…. Проклятый Богом суккуб…
Суккуб! Словно ушат ледяной воды в жаркий солнечный день это слово подействовало на меня. Я начал вспоминать, что мне известно об этих исчадиях ада, поражаясь тому, с какой легкостью я принял это объяснение – ведь если бы кто нибудь с месяц назад попытался убедить меня в существовании подобной нечисти, я отмахнулся бы от него рукой, словно отгоняя назойливое насекомое.  Однако, произошедшее со мной со времени моего приезда в  имение, в единочасье разрушило все мои представления об окружающем нас мире. Глубоко вздохнув, я нагнулся и подобрал с земли адресованное мне письмо. Руки мои тряслись, а губы дрожали, когда я срывал с него печать. В нетерпении я развернул лист бумаги…и едва удержал в себе полный разочарования возглас, ибо лист из-за которого так ужасно погиб человек был девственно чистым.
Я прикрыл глаза и постарался успокоиться. Нет нужды объяснять вам, моя дорогая, что в душе своей я лелеял надежду на то, что найду в этом конверте средство, дающее возможность избавиться от этой напасти раз и навсегда. Теперь же я ощущал себя еще более обворованным, чем ранее. Страх холодной змеей вновь начал опутывать мою душу. Сунув ( сам не знаю зачем) бесполезный конверт в карман мундира, я задумался.  Самым простым решением было покинуть поместье, вернуться в город и твердо заявить в нотариальной конторе, что  я отказываюсь от каких либо прав на полагающееся мне наследство. Эта решимость вновь наполнила меня радостью жизни, я легко вскочил в седло и развернув коня помчался назад в город, намереваясь уладить все необходимые формальности сегодня же. О вещах, оставленных мной в имении я не беспокоился. В конце концов, я мог бы послать за ними из города, прибегнув к помощи Жака или Анри.  Размышляя таким образом, я пришел в наилучшайшее расположение духа, в коем не пребывал уже довольно долгое время.   
- Видимо, это приключение и было послано мне судьбой для того, чтобы я смог по настоящему ощутить вкус к жизни – думал я, чувствуя себя цирковым силачом, только что под одобрительный гул праздных зевак, сбросивший с себя тяжкий груз.
Однако, моей веселости было суждено улетучиться в один миг, поскольку выехав из лесной чащи я оказался в паре сотен шагов от ворот в поместье, от которого я стремился удалиться со всей доступной мне скоростью.
- Невозможно, - едва не крикнул я и изо всех сил своих зажмурил глаза, а затем вновь открыл их. Поместье не исчезло подобно призраку, оно оставалось предо мной, а створки въездных ворот были призывно раскрыты и слегка покачивались на ветру, словно приглашая меня немедля въехать внутрь. Минута прошла с того времени, как я застыл, глядя на свое новое владение, принесшие мне столько несчастий или более? Я не знал. В душу мою медленно, но верно вкрадывалось, словно полночный вор,  глухое и безнадежное отчаяние. Именно в этот миг я в полной мере ощутил свою собственную незначительность. В довершение ко всем неприятностям, конь мой, не дожидаясь от меня понукания, медленно, словно изо всех сил противясь некоей злой силе, поплелся к воротам поместья, нелепо переставляя ноги, подобно жеребенку. По всему было видно, что он скорее пал замертво, нежели по доброй воле переступил бы порог имения, но тем не менее нечто влекло его внутрь с безжалостной неумолимостью. Я же, совсем потеряв присутствие духа, отпустил поводья и с дрожащим от суеверного ужаса сердцем, ехал навстречу своей неминуемой гибели ( я уже тогда был в этом уверен), вверив душу свою милосердию Господа нашего.
Стоило мне очутиться за воротами, как они с глухим стуком затворились прямо за моей спиной без чьего либо видимого участия. Сразу же после этого, конь мой издав жалобное ржание упал на землю и дернувшись несколько раз, затих навсегда. Я опустился перед ним на одно колено и провел рукой по жесткой гриве.
«Вот и я вслед за тобой» - подумалось мне.  Бросив взгляд на закрытые ворота, я подумал, что не стоит и пытаться открыть их, потому что если уж оказалось возможным с такой легкостью заполучить меня в эту обитель, то уж наверное все меры для того, чтобы не выпустить меня отсюда приняты основательно. Смирившись с этой мыслью, я поднялся на ноги, гордо выпрямился и бодро зашагал в дом, будучи преисполнен решимости если и умереть, то достойно и не уронив при этом ни чести своей и не погубив души.
- В конце концов, я все таки солдат, - сказал я сам себе и бодро насвистывая какой то веселый мотивчик, переступил порог дома.
В этот раз он показался мне более чем мрачным. Никто не встречал меня у входа, никто не вышел ко мне в передней. Между тем, в доме явно кто-то был. Отовсюду слышались громкие перешептывания, тихий смех. Толкая одну дверь за другой и не сбавляя шагу, минуя одну за другой комнаты, я скорее чувствовал, чем слышал, как они аккуратно закрывались за моей спиной. Быстрый топот, почти бесшумный поворот ключа в замке и этот вечный едва слышный смешок. Один раз мне показалось, что я даже расслышал, как кто-то произнес пару слов на незнакомом мне языке. Я же направлялся в кабинет, который так недолго побыл моим. И мне казалось, я знал кого именно я там встречу. Ожидания мои оказались совершенно верными. В комнате, которая завершала мой путь по дому, за письменным столом черного дерева сидел…. Я собственной персоной. Мой двойник был так увлечен какими то записями в тетради, которая лежала перед ним, что не сразу обратил на меня внимание. Впрочем, как я догадался впоследствии, ему не было нужды поднимать глаза, для того, чтобы увидеть, кто перед ним находится. Простояв в дверях с минуту – другую, я решительно подошел к столу и уселся прямо напротив покойного барона в добротное плетеное кресло. Он едва удостоил меня взглядом и продолжал что-то нервно выводить на полях своей проклятой тетради, которая, как я смог убедиться, заглянув в нее со своей стороны стола, была вся испещрена непонятными знаками, письменами и формулами. Наконец, барон бросил на стол гусиное перо, откинулся в кресло и пристально взглянув мне в глаза, расхохотался. Хохот этот, отразившись от стен и многократно усиленный эхом вызвал у меня озноб и слегка поколебал мою решимость. А барон вдруг перестал смеяться также неожиданно, как и начал и посмотрел на меня  с ненавистью и презрением.
- Червь, - процедил он сквозь зубы, - как же ты жалок. Мне ведомы все твои чувства и все твои мерзкие желания, - он прикрыл глаза, - я слышу твой страх. Ужас, который постепенно сковывает тебя прочнее, чем лёд, просто ничто по сравнению с теми пытками, которые будут ждать твою жалкую душу по ту сторону бытия, - он неожиданно открыл глаза, - ничего не поделаешь, - сообщил он после паузы, - такова твоя судьба.
Слушая сидящее передо мной существо (ибо знал я точно, что к роду человеческому он не относится) я чувствовал, как медленно закипает от гнева дух мой. Страх постепенно прятался в глубине моей души, и я словно приговоренный к смерти узник, которому нечего терять, сделался, почти неустрашим. Почти – говорю я, так как предательская капля ужаса все еще отравляла меня изнутри, стараясь поглотить целиком и без остатка.
- Разве ты Ангел Божий? – спросил я как можно более презрительно, откинувшись на спинку кресла и сложив руки на груди, - что тебе до моей судьбы, если ты своей не имеешь? Или думаешь ты, что судьба моя в твоих руках? – я постарался изобразить на лице своем улыбку полную безмятежности, и думаю, что мне это удалось совсем не так уж плохо, поскольку собеседник мой совершенно переменился в лице. Глаза его засверкали яростью, рот оскалился в злобной гримасе, руки задрожали.
- В моих руках и судьба твоя и жизнь, - проскрипел он, едва ворочая языком. Голос его между тем стал хриплым, каждое слово теперь он будто выдавливал из себя, - и поверь, если б мог знать ты, что за ужасную и бесславную кончину уготовал я тебе, ты бы сейчас валялся у меня в ногах умоляя пощадить твою жалкую жизнь. Знаешь ли ты, - он поднял со стола гусиное перо, которым делал записи в тетради, - что я могу теперь же уничтожить тебя также просто как и эту безделицу?
- Изволь, - холодно ответил я, не отрывая взгляда от его искаженного злобой лица.
Щелк. Сломалось пополам перо в руке барона и в тот же миг он, с неожиданным проворством перескочив через разделяющий нас стол, вцепился своими руками в мою шею. Ему удалось застать меня врасплох. Надо вам сказать, душа моя, что с такой нечеловеческой быстротой и силой мне еще не доводилось сталкиваться. Я бился словно рыба в его крепких руках, а он все сильнее и сильнее смыкал свои пальца на моем горле. Голова моя закружилась, движения стали замедляться, собрав всю свою волю в кулак, я что было сил рванулся в сторону. Ворот моей рубашки предательски затрещал…. Дикий визг огласил дом. Освободив мою шею, барон отскочил от меня в угол комнаты, прижимая к себе руку, которая сильно дымилась. На какую то долю секунды мне показалось, что вместо свого лица я вижу высохший и обтянутый кожей череп, но наваждение прошло и я вновь увидал себя самого, искаженного адским гневом. Барон дико кричал, глядя на меня с такой ненавистью, что испепелил бы меня одним взглядом, если бы только мог. Я же, упав на пол и судорожно пытаясь прокашляться, нащупал на своей шее серебряный крест, который по всей видимости и спас мне жизнь в этот раз. Именно прикосновение к нему и вызвало такую боль у моего двойника, а потому, пытаясь закрепить свой успех, я сорвал его со своей шеи и зажав в кулаке, бросился на это порождение зла, желая только одного – покончить с ним пусть даже и ценой собственной жизни. Увы. Планам моим не суждено было сбыться таким образом. Чуть только я поднялся на ноги изо всех сил рванулся вперед, чьи то крепкие руки схватили меня и я в мгновение ока оказался связанным по рукам и ногам самым постыдным образом. Затем, меня бросили на пол словно груду белья. Повернув голову, я увидел, что весь кабинет был полон челядью из усадьбы. Кроме того, среди них я заметил  и Анри. Последний раскланялся со мной с  самым шутовским видом и подмигнул мне, после чего присоединился к прочим собравшимся тут, которые обступив барона, по прежнему прижимающего к себе руку, стали всячески ругать его. Иные обращались к нему на незнакомом мне языке, некоторых я понимал. Суть разговора сводилась к тому, что барона упрекали в невоздержанности, которая могла бы стать причиной непоправимой ошибки и в первую очередь пострадал бы он сам – ведь именно « его тело» было бы безнадежно утрачено, а найти новое в ближайшее время не было бы никакой возможности. Его также пугали гневом повелительницы, буде она узнает, что он посягнул на принадлежащую ей по праву душу. Барон сначала молчал и хмурился, потом нехотя стал отвечать, что весьма сожалеет о содеянном и в знак своего раскаяния готов не видеться со мной до самой церемонии.
- Вам интересно, - надо мной склонился уже известный мне Кармаль, и, не дождавшись от меня ответа, уселся рядом со мной прямо на пол, - я уж без церемоний, - он улыбнулся одними губами, - часы ваши сочтены и если вас мучает любопытство перед тем как отправиться в вечное служение нашей госпоже, вы можете получить у меня ответы на интересующие вас вопросы.
- Он вечно лезет со своей разъяснительной деятельностью, - рядом с Кармалем на пол опустился Анри, - считает, что таким образом исполняет что-то вроде последнего желания приговоренного, - пояснил он, - лично я думаю, что это пустая трата времени.
- Отнюдь, - слегка оскорбился Кармаль, - вот мы сейчас и спросим у нашего уважаемого «наследника» - он с издевательской почтительностью повернулся ко мне, - скажите, милостивый барон, - вам действительно не составляет разницы, во имя чего вы в скором времени будете принесены в жертву?
Надо вам сказать, дорогая, что сначала я не имел намерения отвечать. И лишь вспомнив одну существенную вещь, решил постараться извлечь из этого ничего не значащего разговора максимум пользы. Но, поскольку я решительно не знал, как ответить на этот дерзкий выпад, я лишь покачал головой. И Анри и Кармаль истолковали мой жест по своему.
- Видите ли, - начал разглагольствовать мой бывший слуга, - мы, собственно, такие же люди, как и вы.
- Ну, не совсем, - ухмыльнулся фальшивый нотариус, - все же есть разница. Причем существенная.
- Да, - весело согласился с ним Кармаль и сделал паузу, видимо, ожидая, что я наконец прерву свое молчание и начну задавать ему вопросы. Выждав с минуту, он продолжил сам, - дело в том, что все, присутствующие здесь – члены археологической экспедиции, которую уже очень, - он подчеркнул это слово – «очень» - давно затеял ваш двойник. В процессе наших изысканий нам довольно крупно повезло, - он снова сделал паузу и снова продолжил слегка сконфуженный моим молчанием, - мы, благодаря находчивости и предприимчивости барона….. сумели освободить из тысячелетнего заключения нашу будущую госпожу (слово госпожа он произнес с таким благоговением, что у него едва не перехватило дыхание)
- Да к тому же отбить ее у этих презренных фанатиков, потомки которых и по сей день преследуют нас, куда бы мы не отправились, - присовокупил Анри.
- В вас погиб отличный артист, - холодно отвечал я ему, - там, в конторе вы прекрасно разыграли неведение по поводу этих так называемых бродяг.
Анри и Кармаль, переглянувшись между собой дружно расхохотались.
- Увы, мой бедный барон, - сквозь смех, ответил мне Анри, - там, в городке вы разговаривали вовсе не со мной. Но, - он многозначительно поднял палец, - поскольку это тело служит мне уже довольно долго, скоро малыш Анри из нотариальной конторы господина Жака сослужит хорошую службу и мне и нашей госпоже ( голос его дрогнул также как и голос Кармаля).
Всё! Я узнал все, что хотел и в душе моей затеплилась надежда. Поскольку это отродье дьявола, что сидело передо мною не было настоящим нотариусом – стало быть, они и понятия не имеют о кинжале, который (уж не знаю с какой целью) был передан мне через Жака моим двойником.
Саблю с меня сорвали сразу же после моего пленения, но на счастье все эти нелюди были слишком самонадеянны для того, чтобы как следует обыскать меня. Кинжал покоился во внутреннем кармане моего кафтана, бархатный чехол слегка упирался в бок. У меня появилась надежда на спасение и больше всего я боялся, чтобы мой двойник ( ибо кто еще мог бы передать для меня это оружие) не вспомнил о своем необдуманном поступке.
А ем временем Кармаль продолжил свой рассказ.
- Госпожа была столь же щедра сколь великодушна, - вдохновенно говорил он, - в награду за свое спасение она милостиво позволила служить ей и наделила всех нас вечной жизнью.
- Хоть и с небольшими неудобствами, - вставил Анри, - наши тела ветшают, несмотря на подарок нашей повелительницы. Время от времени нам приходится отправлять кого либо из наших двойников туда, где души их познают все величие той, что дарит вечную жизнь.
- Служить госпоже можно и по ту сторону бытия, - осклабился Кармаль. Мне показалось или с момента нашей первой встречи он слегка постарел?
- Так или иначе, мой милый барон, - развел руками Анри, - жить на этой бренной земле вам осталось совсем недолго. Ровно в полночь тело ваше послужит всем нам, - он сделал царственный жест, обводя всех присутствующих в комнате, - а душа ваша отправится туда, где мощь и сила нашей повелительницы безграничны.
Я поднял взгляд на стену кабинета, украшенную старинными часами. Они показывали без четверти двенадцать. Проследив направление моего взгляда, Анри и Кармаль как по команде поднялись на ноги.
- Время, - торжественно объявил Кармаль, - пора готовить жертву к церемонии.
Меня без лишних слов подхватили на руки и быстро понесли во внутренний двор имения. Я выхватил в толпе лицо барона. Он по прежнему прижимал к себе обожженную руку и довольно улыбался.
Словно куль меня вынесли на улицу и без всяких дальнейших церемоний просто бросили на землю. В отблесках горевшего костра надо мной блеснул нож. Я помимо воли зажмурился. Раз, - и острое лезвие в один миг разрезало мои путы, и я вновь оказался свободен. Поднявшись на ноги и как мог начал приводить в движение затекшие члены. Довольно быстро кровь снова как и раньше заструилась  по моим жилам. Украдкой я дотронулся к спрятанному на груди кинжалу и мне показалось, что даже через чехол я почувствовал исходящий от него легкий холодок. Где то в доме степенно и вдумчиво часы начали бить полночь. Повинуясь сигналу моего двойника, несколько человек с факелами бросились с разных сторон к сложенной посредине двора большой куче хвороста. Сухие дрова принялись весьма хорошо и вот уже во дворе вовсю пылал, отбрасывая в разные стороны большие снопы искр, огромный костер. Словно завороженные люди вокруг не отрывали глаз от жадного пламени. Они стояли так близко к огню, что отдельные особенно бойкие языки лизали их лица, если ветер вдруг направлял огонь в ту или иную сторону. Признаться, было в этом огне что-то мистическое. Словно сотни и тысячи ярко алых саламандр слились в нем воедино для своей бешеной сатанинской пляски. Я стоял окруженный плотной людской стеной и даже при желании не смог бы ступить и шагу. Бросая по сторонам беглые взгляды, я видел одну и ту же картину – сосредоточенные застывшие мужские и женские лица, на которых играли отблески пламени. Вдруг нечто заставило меня вздрогнуть и пристальнее вглядеться в костер. Где то в глубине его мне отчетливо привиделась женская фигура, которая плавно изгибалась в огненных языках, будто принимая огненную ванну. Постепенно фигура становилась все четче и явственнее, движения ее все более четкими. По рядам стоящий пронесся тихий шепот, и вот наконец, вся толпа в едином порыве выдохнула: - Госпожа…
И тут словно повинуясь какому то незримому и неслышимому приказу все как один упали на колени. Лишь я, ангел мой, остался стоять прямо, изо всех сил пытаясь унять бешено колотящееся сердце и дрожь ногах, которые помимо моей воли упрямо подгибались в коленях. Думаю, что лишь чудесное оружие мое давало мне силы противостоять этому благоговейному страху.
Между тем, огонь во двое потух в мгновение ока, словно его и не было, а на его месте оказалась женщина, в которой без удивления узнал я несчастную жертву, спасавшуюся в лесу от преследователей. Однако, душа моя, сколь же волшебным было ее преображение! Волосы ее были уложены в замысловатую прическу, над которой должно быть не один час нужно было потрудиться самому искусному мастеру женской красоты. Лоб ее, высокий и чистый был охвачен тонкой золотой диадемой, украшенной крупными изумрудами. Она была одета в полупрозрачное платье странного давно вышедшего из моды фасона поверх которого небрежно была накинута шкура какого то диковинного зверя, плавно ниспадавшего сзади на землю на манер плаща. В каждом движении ее, в каждом неуловимом жесте была видна царственность. Оглядев своих коленопреклоненных подданных, она наконец удостоила (о да! Именно удостоила) своим взглядом и меня. И именно тут я наконец понял беспечность стражей своих так легкомысленно развязавших меня ничуть не опасаясь моего побега. Едва взглянув в эти глаза прекрасные глаза, я и помыслить более не мог ни о чем кроме того чтобы немедленно пасть ниц перед их прекрасной обладательницей и просить.. умолять о том, чтобы жизнь и душа моя были ничтожной жертвой брошены к ее ногам. Колени мои подогнулись сами собой и я подобно всем остальным свидетелям этого появления из огня склонился в глубоком поклоне. Тотчас же я вздрогнул всем телом, ибо кинжал, столь бережно хранимый мною немедленно вырвал меня из этого странного оцепенения и вернул мне ясность мысли моей. Я украдкой огляделся по сторонам, стараясь понять, не обнаружил ли кто нибудь произошедшую со мной перемену. Слава Богу – нет. Люди с немым обожанием глядели на свою повелительницу, она же в ответ одаряла всех своей улыбкой и не обращала на меня никакого внимания, полагая, что я, как и все прочие, нахожусь полностью в ее власти. Казалось, целая вечность прошла пока она снова обратила на меня свой взгляд. Наученный горьким опытом, я склонился как можно ниже, пряча от нее свой взгляд.
- Факелы, - произнесла женщина, - зажгите факелы.
Голос у нее был чистый и нежный. Стремглав, спеша услужить ей, люди бросились зажигать факелы, которые, к слову сказать, оказались у всех, и через какое то время я оказался в одиночестве среди толпы, глядевших на меня со странной смесью враждебности и радостного возбуждения. Лишь королева этого богопротивного сообщества глядела на меня с усмешкой слегка склонив голову.
- Красив, как и ты, мой дорогой барон, - сказала, наконец, она, глядя на меня, но обращаясь к моему двойнику, - чистая и благородная душа. Это хороший подарок мне.
- Счастлив служить тебе, повелительница, - хрипло отвечал тот, глядя на меня с неприкрытой злобой.
- В самом деле? -  она подняла бровь и повернулась к барону, - служить мне можно и будучи по ту сторону бытия. Тебе это известно, так?
Единодушный выдох был ей ответом. Даже в свете факелов стало видно как сильно побледнел мой двойник. Тем не менее, надо отдать ему должное, голос его не дрогнул.
- Мне это известно, госпожа, - отвечал он с поклоном, - приказывай.
Та, едва заметно усмехнулась.
- Успокойся, мой дорогой. Мне хорошо известна твоя преданность. Ты нужен мне здесь.
Барон вздохнул с явным облегчением и снова поклонился.
Дикий и совершенно безумный план созрел в моей голове. Используя минутную передышку в разговоре, я поднял голову и воскликнул:
- А известно ли госпоже о коварстве свого подданного, который через иных лиц, пользуясь ее великодушной доверчивостью вложил в руку мою оружие против нее?
В тот же миг я вытащил из за пазухи чехол и, освобождая из него кинжал высоко поднял его над собой, дабы каждый из присутствующих смог увидеть его воочию.
Надо сказать вам, милая Фрида, что произведенный мною эффект был действительно грандиозен. С громким выдохом толпа подалась назад от кинжала, грозно сверкающего в свете факелов. Их госпожа, если и была напугана, то ничем не выдала своих чувств и, повернувшись к барону, лязгающему зубами от страха, ласково и кротко сказала: - Изволь объясниться, мой милый.
И, не услыхав в ответ ни слова, медленно протянула к нему свою узкую длань.
- Подойди ко мне, - и после паузы добавила с нежностью, - милый.
На негнущихся ногах барон сделал шаг вперед. Толпа отхлынула от него в разные стороны, все опасались к нему приближаться, он теперь, как и я стоял в свободном пространстве. Вернее, не стоял. Мелкими шажками он шел к своей госпоже, подобно мыши, которая сама идет в пасть зовущей ее змее. Сколько это длилось? Я не могу сказать с точностью. Время слилось для меня в единый поток, и измерялось теперь лишь ударами моего сердца. Все вокруг, словно завороженные, следили за тем, как барон движется навстречу своей гибели, ибо никто не сомневался в том, что попытку предать ее, повелительница покарает его немедленно и жестоко. Она все манила и манила его рукой, а барон все шел и шел, и лишь глаза его постепенно расширялись от нараставшего ужаса, и факел, который он по прежнему держал в руке стал дрожать. Время от времени он делал робкие попытки остановиться  что-то сказать, и тогда рука его хозяйки начинала звать его чуть требовательнее, и он с едва слышным вздохом продолжал идти. И вот, когда расстояние меж ним сократилось до расстояния вытянутой руки, она наконец жестом приказала барону остановиться. Тот замер, безвольно опустив руки. Факел упал на землю подле него, едва не захватывая гаснущим пламенем его ногу. И тут женщина издала громкий пронзительный вопль, от которого у меня, душа моя, зазвенело в ушах и ужасно заболела голова. Запрокинув голову и воздев руки в ночное небо, повелительница этих несчастных кричала все сильнее и сильнее, все пронзительнее и пронзительнее, и лишь когда визг ее стал поистине нестерпимым, она опустила лицо и хищно воззрилась на почти потерявшего облик от ужаса барона. Тот вторил ей громким воплем и даже сделал попытку оторвать от земли ноги, но они будто вросли в нее и отказывались ему повиноваться. И было от чего прийти в ужас бедному барону. В госпоже его произошла разительная перемена. Нос ее заострился, черты лица стали мелкими и хищными, в них угадывалось лишь отдаленное сходство с той красавицей, коей она являлась нам только что. Руки ее вытянулись, на пальцах появились длинные острые ногти, стройные ноги вдруг превратились в гротескное изображение лап гигантской птицы. Чудовище сделало шаг вперед и быстрым отточенным движением оторвало барону голову. Описав длинную дугу, та упала на землю и прокатившись немного, остановилась возле моих ног. Фонтаном ударила кровь. Тело еще не успело упасть, а к нему со всех сторон с жутким воем кинулись все эти потерявшие человеческий облик твари. Визжа и отталкивая друг друга от обезглавленного тела, они старались как можно обильнее нанести кровь, хлещущую из обезглавленного тела, на свое лицо и руки. И среди этой человеческой кучи, более уподобившейся стае крыс, мрачным исполином возвышалось хохочущее чудовище. Более мерзкого зрелища, ангел мой, мне видеть не доводилось никогда.  Сгорая от  омерзения и изо всех сил стараясь сдержать тошнотворные позывы, я опустил глаза и встретился взглядом с беднягой – бароном. Глаза его были открыты, и смотрели на меня со жгучей ненавистью. Он казалось, был еще жив. И вдруг… кожа на лице его ссохлась и сморщилась, губы запали, глаза ввалились, волосы поседели и поредели… через краткий миг на меня таращил пустые глазницы древний высохший череп.
- Теперь ты, - громогласный возглас, в котором не было ничего человеческого, заставил меня поднять глаза. Запыхавшаяся толпа с ног до головы перемазанная кровью медленно расступалась, освобождая мне путь к лежащему на земле телу, из которого мягкими толчками выходили последние капли темно красной жидкости.
- Подойди, - властно проревело чудовище, указывая на меня своим длинным пальцем – когтем, - и прими от меня дар, которым сей предатель распорядился так легкомысленно, - иди же, - повысил голос он, видя мою нерешительность. Кровь его уходит, а вместе с ней и твоя возможность обрести бессмертие. Иди!
Я сделал шаг вперед.
- Иди, - подхватил Анри, глядя на меня лихорадочно блестящими глазами.
- Иди, - завизжал Кармаль, дрожа всем телом с ног до головы.
- Иди, иди, иди, - подхватила многоголосая толпа.
На ватных едва слушавшихся меня ногах я медленно пошел вперед. Вокруг меня бесновались и выли  проклятые, перепачканные своим ужасным снадобьем вечной молодости. Полный ужаса от того, что я шагаю в адскую бездну, я шел к поверженному телу, по прежнему сжимая в руке заветный кинжал. Это не укрылось и от хозяйки здешнего пира.
- Стой, - властно сказало существо, когда до тела барона оставалось пара шагов, - отдай его мне, - властно потребовало оно, протянув к кинжалу свою ужасную лапу. Не знаю, как попал предмет сей к этому отступнику, но подобной ошибки я впредь не допущу.
Я понял, что иной возможности покончить с сим ужасным созданием у меня уже не будет никогда.
- Как будет угодно госпоже, - я склонился в поклоне и протянув кинжал чудовищу, вдруг прыгнул вперед, вложив в этот рывок все свои силы и молясь только об одном – чтобы кинжал в руке моей нашел бы свою цель.
По всей видимости, адское исчадие, полагая меня покорной исполнительницей своей воли, не ожидала, что я сумею воспротивиться ее приказу, а это и подарило мне драгоценные секунды. С громким хрустом кинжал вонзился в деформированную превращением грудную клетку. Туда, где у обычного человека находится сердце. Чудовище издало такой визг, в сравнении с которым его недавний крик казался всего лишь безобидным пением птиц и попыталось крепко схватить меня. Я почти оглох и даже не сделал попытки воспротивиться, когда в меня вцепились его жадные когти. На меня накатилась волна нестерпимого смрада. От боли и омерзения я крепко зажмурился. К счастью это длилось всего лишь несколько мгновений. Внезапно крик стих, а когда я открыл глаза, ко мне крепко прижималась юная красавица, истекающая кровью.
- Глупый, - прошептала она, задыхаясь, - я могла подарить тебе весь мир.
- Что толку человеку приобретать весь мир, если душу свою он потеряет, - прошептал в ответ я.
- Глупец, - это слово она произнесла уже теряя сознание и мешком обвисая у меня на руках. Тело ее прахом рассыпалось на землю. С глухим стуком упал кинжал. Я устало огляделся по сторонам, наблюдая страшную картину. Все, как один, мужчины и женщины, окружавшие меня, старели на глазах и превращались в древние высохшие скелеты. А немного погодя сами кости их обращались в пыль. Такова была ужасная цена за предложенную чудовищем вечную молодость. Подняв с земли кинжал, я заковылял в дом, надеясь найти там воду и хоть немного привести себя в порядок. Проходя мимо большого зеркала в одной из комнат анфилады, я вздрогнул, затем, потрясенный ужасной догадкой, схватил стоявший рядом на столе подсвечник и внимательно присмотрелся к своему отражению в нем. С той стороны зазеркалья на меня смотрел глубокий старец в истлевшей одежде. Седые волосы его спадали на плечи, глубокие морщины обильно рассекали его лицо. Я провел рукой по лицу, отказываясь верить в очевидное.
- Это судьба, барин, - раздался голос откуда то сзади меня. Я быстро обернулся, едва не выронив подсвечник. На меня с невыразимой печалью глядел мой знакомый – человек из лесу - в том виде, в котором он впервые явился мне.
- Ты совершил благое дело, барин, - он низко поклонился мне в ноги, - благодаря тебе многие и многие души вырваны из адских подземелий. Однако, так уж сложилось, что сам ты покинешь этот грешный мир. Проклятие суккуба слишком сильно. Если бы не кинжал, что держишь ты в своей руке, ты вместе со всей этой сворой истлел бы в одночасье. А теперь оставь его здесь. Суккуба больше нет и миссию свою он выполнил. Я жду тебя.
Он протянул мне руку и комната наполнилась приятным серебристым сиянием. Растерявшись, я испросил у него разрешения запечатлеть на бумаге произошедшую со мной историю, а заодно и попрощаться с близкими мне людьми. Он отвечал мне, что силы кинжала хватит на то, чтобы удерживать меня в этом мире еще в течении пары часов. Я счел это время вполне достаточным и вооружившись пером и бумагой в кабинете упокоенного барона потратил время на то, чтобы как можно более подробно описать события произошедшие со мною в последнее время. На этом я заканчиваю свое повествование, мой милый друг. Будьте счастливы...