В едином порыве
Над возведением участка для напыления кабин голову не ломали. Просто выгородили металлическими панелями кусок территории, установили перегородку, чтобы отделить камеру от подготовительного помещения и пробили в потолке дырку, через которую вывели на улицу трубу зонта отвода ядовитых выбросов. Все коммуникации остались в этой зоне. Электрощиты, люки канализации и прочие инженерные премудрости. Специалистам, обслуживающим все это коммунальное хозяйство вход оказался закрытым, приходилось просить доступ у напылителей.
Напылителям, как попросту называли аппаратчиков по напылению кабин, чужое оборудование не мешало, а от канализационного люка с тяжелой чугунной крышкой даже было немалое удобство.
В процессе производства приходилось промывать оборудование ацетоном, керосином, готовить рабочие смеси из различных текучих реагентов. Все это за смену исчислялось десятками литров. Начальство утилизацией не очень утруждалось, а рабочие все упростили. Просто сливали отходы на пол возле рабочего стола, и они по ложбинке стекали под крышку люка.
Однажды в конце смены промыли установки керосином, слив ведра три его прямо на пол. После этого все занялись очисткой чехлов и подготовкой их к завтрашней смене, противной кропотливой работой. Бригадир, Юра Корчагин, злоупотребляя служебным положением, в это время промывал мелкие детали пистолета, что считалось привилегией. Ацетон, которого он не жалел, образовал ручеек.
В цех зашел технолог Володя Привалов, вечно мающийся бездельем. Он постоянно балагурил и коллекционировал анекдоты. В сборочном и механических цехах шумно, люди снуют туда-сюда, поэтому благодарных слушателей находил здесь.
В этот раз он рассказал, как в правительстве решали задачу экономии материалов. Как раз шла пятилетка под лозунгом «Экономика должна быть экономной!».
Собрал премьер всех министров и объявил, что в основном по всем отраслям планы экономии отработаны. Все лишнее производить перестали, унифицировали товары народного потребления. Теперь у нас обувь, пальто, шапки, трусы одного фасона и все это производится по одним шаблонам и лекалам. В самом деле, на улицах городов и сел большого разнообразия не наблюдалось.
Если говорить об обеспечении советских людей, то остается одно неудобство. Все они разного роста и комплекции. Поэтому вместо одной линии на всех фабриках приходится иметь несколько. Размеры одежды и обуви отличаются. Это мешает также и в производстве всего, что предназначено для людей. Квартиры, лифты, автомобили, фуникулеры, вагоны метро. Но это вопрос будущего. Наука на месте не стоит, партия добьется стандартизации и в этих вопросах.
Что касается живых людей, то с ними всегда много непредвиденных нюансов, для разрешения которых требуется время.
Решен вопрос вторичного использования материалов и ресурсов. С переработкой отходов древесины, металла и макулатуры худо-бедно справляемся. Но вот с утилизацией отработанного человеческого материала у нас большие сложности.
- Товарищи, когда мы проявляем заботу о людях это понятно. Человеку нужно создавать условия для жизни и работы и в конечном счете затраты на него окупаются его же трудом.
Но у нас имеются невосполнимые затраты и мы должны этот вопрос решить безотлагательно. Посмотрите на карты населенных пунктов нашей необъятной страны и увидите, сколько земли занимают в них кладбища. А теперь подумайте каждый применительно к своей отрасли, какие это ресурсы. Считайте, что этот вопрос перед нами поставила партия.
Смелее, товарищи! Какие будут предложения? Если уж начали с территорий, то первое слово министру сельского хозяйства, который ежегодно лишается пастбищ, полей, садов и прочего, расширяя погосты.
- Хорошо, что эту тему заметили и подняли. Только партия с ее государственным подходом может увидеть самую суть. Вот вы сказали погосты. Какие же это гости? Земля ими захватывается в постоянное пользование безвозвратно. Она навечно выпадает из севооборота и других нужд в народном хозяйстве. Мое предложение уйти от порочной практики захоронения и перейти к кремации. Пора менять устаревшие обычаи.
- И что дальше делать?
- А дальше поступать с прахом как это делают сознательные люди. Члены Политбюро, например. Они спокойно лежат в Кремлевской стене, что имеет к тому же сакральное значение.
- Для Политбюро может быть это оправданно. А для всего населения Кремлевской стены не хватит. Члены Политбюро воспользовались готовым объектом. Не строить же для этого стены специально. Опять же расход материалов и энергии обещает быть немалым. Коль вопрос коснулся обычаев, прошу высказаться министра культуры. Как это воспримет наш многонациональный народ. Не будет ли недовольства. Столько лет хоронили и вдруг перестали.
- Я не вижу в этом большой трагедии. Мы на пути трансформации многонационального народа в единую общность «советский народ». А он не должен жить прошлым. Наша задача взять из прошлого все пригодное для внедрения в будущее.
- Разумно. Есть у нас народы, в обычаях которых не используется земля?
- Нет. Раньше наши соседи монголы вывозили в степь покойников на съедение птицам и хищникам. Нам этот способ не пойдет, населения много. Покойников больше, чем хищников. Еще северные народы на деревья поднимали и привязывали с этой же целью. Но проблема та же, деревьев не хватит.
- Что же, на первом пункте уже запнулись? А у нас еще расходы леса, металла, мрамора. Давайте варианты.
- Если нельзя совсем без земли обойтись, то можно значительно сэкономить. Некоторые, например, хоронят сидя.
- Вот, а мы пойдем дальше. Будем хоронить стоя. Пробурить скважину и вставить в нее усопшего. Какая ему разница? А что министр деревообрабатывающей промышленности скажет? Леса на гробы уходит немеряно.
- Я предлагаю использовать достижения науки. Химия может их изготавливать из пластмассы или целлофана, что гораздо дешевле.
- Правильно. Идем дальше. Вы обратили внимание, что сейчас все норовят поставить своим покойникам памятники? И сколько рабочих рук на это отвлекается? Эти люди из этого материала могут столько пионерских дворцов настроить, что мы решим проблему навечно. А мы навечно зарываем. Что скажет министр химической промышленности?
- Мы способны создать индивидуальные пластиковые формы даже с изображением покойника, чтоб уйти от фотографий. Надеть на него форму, закопать по пояс и пусть стоит сам себе памятником.
- Отлично. Осталось решить вопрос экономии металла. У нас на каждом кладбище оградки требуют его больше, чем Минобороны расходует на танки. А по танковой мощи, заметьте, мы превосходим все страны НАТО.
- Если уж окончательно уходить от предрассудков, то можно решить кардинально и эстетично. Разработать стандарты. Сейчас захоронения располагаются хаотично, между ними не протолкнешься. Предлагаю применять концентричное размещение. В духе коллективизма пусть сами себе будут одной общей оградой. Встают хороводом, взяв друг друга за руки, в едином порыве. На головы пластиковые венки по сезону и веселые лица. Совсем другая будет картина. Такими кладбищами можно украсить центральные площади и устраивать на них народные гуляния. Проводятся же на Красной площади торжественные мероприятия и концерты перед главным склепом страны и пантеоном героев. Зачем простым советским покойникам отказывать в развлечениях? Все равно на этих площадях ничего не растет.
Все уже побросали работу, сгрудившись возле рассказчика. Повествование сопровождалось мимикой и жестами. Картинки представали столь яркими, что все увлеклись и забыли, где находятся. Володя между делом достал папиросу, прикурил, а спичку бросил на пол. Ацетон, воспламенившись, веселой змейкой устремился к люку канализации, в котором к этому времени скопилось уже немало легковоспламеняющихся веществ.
Мы мгновенно оценив обстановку вылетели в двери. Следом грохнул оглушительный взрыв, страшный грохот, стенка бросилась вслед за нами, размахивая на лету рваными металлическими краями как крыльями сказочной птицы Рух. Летали хлопья сажи, а под полом что-то мощно гудело, извергая огнедышащий вулкан из люка. Тяжеленная чугунная крышка со звоном катилась, натыкаясь на препятствия и снося их со своего пути. Был опрокинут сатуратор, стеллаж для технической литературы и повергнут в бегство всегда флегматичный и задумчивый бригадир маляров Ваня Игнатович. Потолок над бывшим помещением был пробит этой крышкой, несмотря на семиметровую высоту.
Технолог бежал быстрее всех, за ним мчался черный от копоти Корчагин с воспламенившимся в руках пистолетом: «Я тебе сейчас устрою хоровод, будешь на нем главным затейником!».
А на кладбище все спокойненько.
На завод пришел пожилой снабженец, как выяснилось изгнанный за сомнительные делишки на прежней работе с должности прораба.
Василий Иванович Демидов со всеми вел себя запросто, а с напылителями вовсе запанибрата. В его обязанности входило поставлять химические реагенты, включая особо ценный – этиловый спирт.
Спирт полагался двух видов. Один назывался гидролизный, второй ректификат. Гидролизный из древесины, служащий в винно-водочном производстве сырьем для дрянной водки, под прозванием «сучок». Его использовали при обработке оборудования, и выдавался он по ведру в смену.
Ректификат служил сырьем для медицинских препаратов, а на заводе «для обработки кожного покрова специалистов после выполнения работ с опасными для здоровья химическими веществами», как мудрено значилось в инструкции по применению. Полагалось двести сорок граммов на человека в смену. В переводе на водку полторы бутылки. Пять членов бригады получали почти ведро. Никто в соответствии с инструкцией спиртом не пользовался, предпочитали традиционный способ применения.
Гидролизный спирт можно было получить на винно-водочном комбинате, просто черпая ведром и разливая по канистрам.
Ректификат совсем другое дело. Его получали на складе областного аптекоуправления, мерой служили аптекарские весы и различные мерительные колбы и мензурки.
К качеству тоже совершенно разный подход. Крепость гидролизного спирта проверять было не принято, да и опасно. Полупьяный кладовщик мог пустить не только по матушке, но и спустить с лестницы. Там предметом дискуссии мог быть только объем.
Другое дело в аптекоуправлении. Строгие лаборанты в очках и белых халатах с колбами и спиртометрами не допускали фамильярности. Чем и были опасны. До Василия Ивановича частенько попадался спирт с отклонениями от необходимых кондиций. Выдавалась накладная с формулами, в которые никто не вникал. На деле заводские эксперты иногда не находили в продукте нужной крепости. Поскольку эксперты по должности являлись напылителями, к их мнению мало прислушивались. Настаивать боялись, чтоб не пришлось объяснять, каким способом они кожей определяют эти параметры.
Демидов первым делом раздобыл спиртометр таких размеров, что возить его приходилось в футляре, напоминающем чертежный тубус. Привезя товар по месту назначения, он сдавал его на склад, а потом ежедневно в конце смены проверив качество, приносил на участок. Процедура была отработана и соблюдалась неукоснительно.
Рабочий день, учитывая вредность, был на два часа короче. Заканчивали напыление в два часа, потом час на обработку оборудования и чехлов и в три часа бригада заканчивала трудовой день.
Вахтовые автобусы развозили работников в соответствии с трудовым распорядком. Члены бригады могли уезжать городским транспортом, но не хотели и два часа ожидали окончания общей смены.
После напыления кабин и продувки помещения Василий Иванович входил в цех с двумя канистрами. В одной гидролизный спирт для обработки установки и инструмента, во второй медицинский для процедур очистки кожных покровов. Говорилось именно так. Никогда «для обработки кожи».
Двери цеха немедленно закрывались, чтоб посторонние не мешали процессу приема ценного продукта.
Первая канистра без церемоний переливалась в другую емкость. А со второй Василий Иванович начинал священнодействовать.
Доставал из портфеля мензурку граммов на двести. Наполнял ее спиртом и опускал в него спиртометр. Бригадир должен был удостовериться, что спирт должной крепости согласно инструкции. Иначе нельзя по медицинским рекомендациям. Спирт, использованный для проверки, Василий Иванович забирал себе, аккуратно переливая в запасенную солдатскую фляжку. На вопрос, почему применяется такая большая емкость, он отвечал, что это обеспечивает надежность процедуры. И, вообще, жалко вам что ли. Еще больше семи литров остается.
Затем доставал вторую фляжку, никого не спрашивая, наполнял ее гидролизным спиртом. После чего уходил.
С двух часов до трех начиналась обработка оборудования и кожных покровов. В установку для напыления заливалось полведра ацетона, который легко растворял остатки рабочей смеси, затем все это протиралось до блеска сухой тряпкой. Этот же ацетон отлично очищал кожные покровы. Спирт разливался по бутылкам, фляжкам и после трех дня часов в цех по очереди тянулись посетители.
Первым приходил опять Василий Иванович. Он спрашивал, не осталось ли у них после обработки немножко спирта для начальства. Каждый раз это были разные люди. Один день начальник цеха, в другой старший мастер и т.д. Они не гнушались и гидролизным спиртом, но чем выше начальник, тем чище ему полагались остатки. Если в этот день в бригаде было какое-то торжество, то снабженец оставался.
Потом шли ходоки из разных цехов и участков. У них почему-то в медицинских аптечках на стендах заканчивался спирт. Естественно, при обработке мелких ранений и царапин. До срока замены аптечки еще долго, а вдруг завтра кто-нибудь поранится? Или комиссия проверит. Жалко что ли, вам его канистрами носят.
После заполнения зажигалок спирта оставалось только на свои нужды и больше никого не впускали.
Последний час перед выездом собирались особо приближенные и весело проводили время.
Когда входили в автобусы все понимали, что техника безопасности не нарушается. По запаху было понятно, что кожные покровы обрабатываются регулярно.
Эта веселая жизнь длилась целый год, пока не приехало высокое начальство из Москвы и не отменило ошибочно установленные лабораторные нормы, введя производственные в десятки раз меньше. Оставалось только на зажигалки.
В одной из посиделок Василий Иванович после второго стакана рассказал, как он оказался на заводе.
В городе под строительство профучилища был отведен участок на месте стихийной свалки. После отвода участка, всех согласований, что происходило исключительно на бумаге, вдруг оказалось, что участок расположен на старом еврейском кладбище. Подрядчик попробовал обратить внимание инстанций на этот факт, но безуспешно. Инстанции смотрели в свои бумаги и ничего в них не видели. Не значилось в них кладбища. Удостовериться на месте никто не пожелал, ибо это ничего в бумагах не изменит.
Потом выяснили, что кладбище официально закрыто еще в двадцатые годы и сказали не морочить голову. На замечание строителей, что там памятники и надгробные плиты распорядились создать ведомственную комиссию и оприходовать все, что пригодно для использования в качестве строительного материала. Василию Ивановичу было поручено заняться этой работой, не привлекая лишнего внимания.
Дело нехитрое. Василий Иванович организовал ночные смены, загнал бульдозер, экскаватор и работа закипела. Все что выворачивали, стягивали тросами на край участка. Пока сносили надгробия с непонятными надписями, все было спокойно. Шум подняла пожилая сторожиха объекта, когда добрались до могильных плит.
Она пыталась остановить святотатство, говоря, что лучше стройте на могилах, но не трогайте покойников. Василий Иванович пытался объяснять ей, что так строить нельзя, для фундамента необходимо копать грунт и, вообще, кому нужны ваши мертвецы полувековой давности.
Тетка оказалась еврейкой, пошла по конторам, требуя прекратить вандализм. Ее уволили с работы и пригрозили привлечь за антисоветчину. Она поинтересовалась, что же тогда не антисоветчина, покойников по ночам из гробов вытряхивать? Да там и гробов-то почти нет. До революции евреи вообще без них хоронили. А при Советской власти до закрытия кладбища могил добавилось немного, большинство евреев на фронтах Гражданской и Колыме без них исчезали. За такие разговорчики ей пригрозили укоротить язык, а когда она прокляла всех участников этих бесчинств, ее куда-то вовсе упрятали. Говорят в психушку.
События были прошлогодние, у всех на слуху. Посыпались вопросы.
Василий Иванович успешно занимался обычным для советского строителя делом. Потихоньку сбывал надгробные плиты частникам для благоустройства. Делать это было несложно, уже поступила команда мостить ими улицу Ленина, на которой располагалась стройка и площадь Декабристов. Под эту сурдинку часть «материала» забрасывалась левым заказчикам. Цена стандартная, бутылка за плиту. Художественная ценность в расчет не принималась.
Слухи о сносе кладбища поползли по городу и привлекли к событию внимание людей.
Кладбища закрывали, сносили и затапливали нередко. Индустриализация требовала жертв. Города, водохранилища, дороги, метро строились, в том числе и на костях в буквальном смысле. Наши люди роптать отучены и власти их мнения не спрашивают.
Евреи тоже не роптали, они стали действовать проверенным способом – втихушку. В городе осталось всего несколько человек имеющих родственников на старом кладбище. Могилы которые навещаются легко определить. Они прибраны, на надгробиях лежат камешки. Цветов на еврейских могилах не бывает.
После первого обращения с просьбой забрать прах и надгробие за умеренную плату (бутылка за прах и бутылка за надгробие) Василий Иванович обошел кладбище и переписал все обихоженные могилы.
Теперь при обращении родственников он заглядывал в тетрадь и озабоченно говорил, что снос этого участка намечен не сегодня - завтра, но он готов понести наказание за срыв графика, чтобы помочь хорошим людям. Хорошие люди оперативно решали свои дела, отблагодарив благодетеля.
Куда евреи все это девали доподлинно неизвестно. Говорят что прихоранивали к родственникам на действующих кладбищах. Такса та же – бутылка смотрителю.
Местных евреев было мало, родник начинал иссякать.
Зато стали появляться давно выехавшие в столицы и бывшие наши или их доверенные лица. К этому времени уже лет пять, как началась тихая миграция евреев в Израиль и в западные страны под видом выезда на историческую родину. Это были и легальные мигранты и невозвращенцы.
Уезжали не сторожа и дворники, а ученые, врачи, инженеры. Люди с образованием, они быстро адаптировались, при этом, не теряя связь с родственниками, оставшимися в Союзе. По их неведомым каналам и распространилась информация.
Здесь все было солиднее. Обращались люди с достатком, имеющие достойные финансовые возможности. Многие не могли заниматься самостоятельно, а их помощники пытались поставить дело на коммерческую основу. Намечались неплохие перспективы.
Которым не суждено было сбыться. Василий Иванович успел провернуть несколько сделок, получив пару сотен рублей, после чего был вызван в ОБХСС (отдел по борьбе с хищениями социалистической собственности).
Будучи человеком неглупым легко отбился от мордатого и дубоватого майора, пытавшегося обвинить его в посягательстве на эту собственность.
- Что я украл? Плиты, которые вывозятся с территории стройки при ее расчистке и нигде не числятся? Это мусор. Чем тратить ресурсы, вывозя их на свалку, проще отдать желающим. Если представляют какую-то ценность, пришлите специалистов, пусть разбираются. Тоже мне, нашли Древний Рим. Будете мешать, мы ничего в городе не построим. Те, что я оприходовал как пригодные стройматериалы, все в наличии. Можете проверить. Никакого незаконного вознаграждения я не получал. Если рабочие взяли у кого-то бутылку, моя вина, не уследил. Не к лицу членам бригады коммунистического труда заниматься недостойными делами. Будем работать над моральным обликом.
И дореволюционные покойники тоже не оприходованы ни в одной амбарной книге. Их даже никто не считал. В том что к ним приходят посетители я не виноват. Это кладбище, а я не смотритель, а прораб.
Первую атаку Василий Иванович отразил, но решил быть впредь осмотрительней. Совсем забросить промысел было глупо. Одно захоронение могло дать больше месячного заработка.
Но в дело, видимо по следам зарубежных поручителей, вмешались люди серьезнее майора ОБХСС.
В КГБ Василию Ивановичу разглагольствовать не дали. Он вышел оттуда часа через два притихший и озирающийся.
На участке появился представитель, отныне вскрывать могилы можно было только в его присутствии. Для их содержимого за городом вырыли специальную свалку, которая тоже охранялась, пока не закончились работы. Потом ее засыпали и прикатали бульдозерами.
Василию Ивановичу участвовать в этом не пришлось. К тому времени он уже проклял свою профессию и зарекся работать по специальности.
При вскрытии очередной могилы из ковша экскаватора выпала жестяная банка. Надзиратель открыл ее и оторопел при виде содержимого. Оказалось золото. Сразу составили акт, вызвали специалистов.
На стройке стал круглосуточно дежурить наряд милиции, отгоняющий любителей кладов. Они появились при распущенных слухах о несметных богатствах спрятанных не то сионистами, не то атаманом Семеновым.
Василия Ивановича повязали и стали шить дело. Теперь уже докопались до всех его сделок, благо там фигурировали только бутылки. Обыскали квартиру, допросили родственников и рабочих, все искали банки с золотом.
После этого нашли еще один подобный клад. Больше евреи ничего не закопали и, вряд ли, стоимость сокровищ окупила работы с просеиванием земли и праха их соплеменников.
Василия Ивановича все же выпустили. Он уволился с работы и с помощью одного из своих благодарных клиентов устроился на завод.
Разливать спирт гораздо спокойнее, чем торговать покойниками. Навар тот же.