Дюна и Звездные войны (1948, Лоуренс Оливье)
К оценке любой кинопостановки самой знаменитой пьесы стоит подходить с разных и порой противоречивых точек зрения. И рассматривать их в контексте и по совокупности. К примеру, дата создания. Понятно, что возможности современного кинематографа с его торжеством хромакея и компьютерных технологий несравнимы с постановочной базой послевоенной Британии. Что мог предложить зрителям Лоуренс Оливье в 1948 году, имея в арсенале лишь дешёвые бутафорские декорации и видавшие виды, пропахшие нафталином театральные костюмы? Ничего кроме безупречной актёрской школы и приверженности старой театральной традиции. Хотя именно к актёрской игре в данной постановке как раз больше всего вопросов.
Неразрешимая дилемма любой экранизации состоит в двух взаимоисключающих подходах: запечатлеть на плёнку театральную постановку «как есть» или же попытаться вырваться за узкие рамки сценического пространства, приблизив их к кинематографическим канонам, но тем самым отойдя от первоисточника. В последнем случае предполагается более широкое «киношное» виденье материала, включающее работу с камерой, планами, ракурсами, несравнимо более широким углом обзора и пространством. Что удавалось далеко не всем театральным режиссёрам, пробовавшим себя в кино.
Театральный в первую очередь деятель Оливье, не раз игравший и ставивший Шекспира на сцене, тяготеет к первому варианту. Его нарочитая, бутафорская театрализованность очевидна. Его театральность намеренно сковывает пространство и формализует действие. Но тем ближе она становится к шекспировскому первоисточнику. Вообще, большой вопрос, является ли театральность постановки минусом или плюсом, на который едва ли можно ответить однозначно. Скорей, это два независимых авторских подхода.
Лоуренс Оливье старомодно театрален. Хотя иногда его попытки взглянуть на действо сквозь призму кинокамеры выглядят свежо даже спустя 70 лет. Так, понравилась ощутимая глубина пространства, где крупный план со спины наложен на общую сцену с королевской четой и придворными. Мы словно наблюдаем всю мизансцену вместе с Гамлетом, невольно становясь соучастниками действия. Вообще, работа оператора очень понравилась. Особенно впечатляет контрастная палитра, в которой выдержан весь фильм, придающая дополнительную, визуально ощутимую драматичность происходящему. У Гамлета Оливье нет полутонов: благодаря точечному «театральному» свету софитов, он строго поделён на диаметральные и бескомпромиссные чёрное и белое.
Контрастность выступает дополнительным действующим лицом постановки: вот белый просвет чёрного сводчатого проёма, вот чёрные одеяния самого Гамлета на фоне белоснежных одежд Офелии, и белоснежные воротники на фоне чёрного бархата и атласа, вот чёрная фигура призрака на фоне сумрачной туманной дымки, в которой даже пар изо рта становится осязаем… Также интересно решены наложения кадров со сбегающими в разные стороны лестницами и беглые прогоны камерой по стенам, хоть как-то решающие проблему статичности кадра. Понравились и другие решения режиссера совместно с оператором Десмондом Дикинсоном. К примеру, мерцающее затуманивание кадра в сцене появления призрака, передающее пограничное физическое состояние Гамлета.
К слову сказать, голос призрака, озвученный самим Лоуренсом, был технически обработан и тонально понижен, что вкупе со сдавленным придыханием дало потусторонний и поистине инфернальный эффект. На фоне предутренней морозной дымки стоит призрак при полных доспехах и в шлеме, и вещает сдавленно, словно из самой преисподней… позвольте, да ведь это же сам Дарт Вейдер, ни дать ни взять! А платиновый блондин Гамлет в обтягивающих панталонах до боли похож на Стинга в экранизации Дюны! В итоге мы получаем какой-то потусторонний космический стим-панк в средневековых бутафорских декорациях. Световых рапир не хватает.
Но если серьёзно, Гамлет у Оливье вышел демонстративно статичный и безэмоционально отрешённый, даже безразличный. Гамлет у него давно всё понял и потому разуверился в этом мире. Он давно и безоговорочно вышел из возраста юношеских исканий и глупых «быть иль не быть», вплотную подойдя к кризису среднего возраста. Ведь Оливье на момент съемок было уже 40. То есть Гамлет у Оливье получился сугубо личным, умудрённым, уставшим от жизни сорокалетним Гамлетом.
Но Оливье в этом образе хотя бы убедителен, без шутовства и фиглярства. И выгодно отличается от прочей из рук вон ужасной костюмированной массовки, от статистов до королевской четы. Или той же Офелии, единственным достоинством которой служит смазливое личико и модные ныне широкие крашеные брови. Не менее плох и паяц Полоний с фальшивой накладной бородой потрёпанного по корпоративам Санта Клауса. Впрочем, и у самого Шекспира это самый неоднозначный и одиозный персонаж.
Возможно, в этом и состояла главная задумка режиссёра, устроившего себе на фоне всех этих бездарей свой звёздный бенефис?
Baddy Riggo, 28.07.2020
Прямая ссылка на страницу рецензий на портале Кинопоиск:
https://kinopoisk.ru/user/595574/comments/