Лекарь - миллионщик
Надо тело бабушки забрать из больницы и похоронить, как она хотела, по-людски. А ко мне селяне все идут и идут. Решительно закрываю сруб, и ловлю попутную телегу до автобусной станции. Если бы попросил, и до города бы довезли, но пользоваться не удобно. Денег нет. Как всегда несут продукты, и то хорошо. Есть мед, мясо вяленое, сало, консервированные бабушкой соления, есть грибы сушенные. Соседка уже заходила, сказала, что поминки будут, она уже распорядилась, кто что несет. Бабушка была не просто старая, а очень старая, и всю свою жизнь лечила, лечила. И наконец, собралась поехать в город. Сказала, что у неё там дело очень важное, до которого все руки не доходили. На автобус так и не сел, меня везет в город нотариус. У него в прошлом году жена рожала прямо возле моего дома. Принял чудную двойню. А теперь он меня в город везет, сказал, что если мне надо, это важнее, чем его дела. Хороший мужик, безотказный. Приезжаю в больницу. Мрак. Хочу, чтобы со мной мир прощался не тусклыми лампочками, затянутыми проволокой и паутиной, а чтобы моя большая семья праздновала в большом доме мой сто двадцатый день рожденья, и правнук бы случайно наступил на патриарха, то есть меня, и чтобы патриарх ничего не сказал в ответ, а дети бы сразу не поняли, и только потом, выгнав маленьких во двор, послушали пульс и убедились, что старик уже отошел во сне. А здесь так мрачно. И бабушка умерла не тут, а в парке на деревянной скамейке. И никого не было рядом, а потом нашли аккуратную старушку, и в руке паспорт. Так меня и нашли и сообщили. Вхожу в палату скорби. Внимательно смотрю в любимое лицо. Её не узнать. Конечно, прошли уже сутки. Тут холодно. Паспорт у неё забрали из руки, а вот скомканный платочек так и остался. В старости глаза у неё сильно слезились. Она не дождалась правнуков. Сажусь на край койки. Беру холодную руку. Не успел я бабушка, жениться и исполнить твое желание. Все работа. Как и у тебя. И сколько раз говорил себе, что надо отправляться в другое место, но все недосуг. Люди идут и идут. А денег нет. Их нет ни у кого в моей деревне. Все делятся, чем бог послал. А если мне он послал руки и знания, то я тоже должен делиться. А не сбегать туда, где хлебно и тепло. Разжимаю скрюченные пальцы, достаю платочек. А в нем скомканная бумажка. Лотерейный билет. Эх, бабушка. Не успела стать миллионщицей. Дело у неё было важное. Целую бабушку в лоб. Выхожу и ищу работников морга. Надо вести тело. Последние деньги. Но нотариус меня заберет, он и тело заберет. Надо только попросить носилки. Звоню ему с больничного телефона. Он подъедет, а мы пока с бабушкой на скамеечке посидим. Ну и что, никому не видно. Все думают, уснула старушка. А вот и он. Вместе пересаживаем тело в машину. Он говорит, что сейчас везет меня домой, а потом вернется в город. Дела. Едем медленно. Иногда поворачиваюсь, и поправляю подушки, чтобы бабушке было удобно. Он тоже не из суеверных. Привозим к соседке. Там уже воем нас встречают. Все честь по чести. Переношу бабушку в комнату, где женщины будут её готовить к погребению. Нотариус стоит возле калитки, и все не уезжает. Сую ему последние деньги, он отмахивается. Тогда я совсем наглею. Прошу его проверить бабушкин билет лотерейный, а вдруг что выиграла? Он аккуратно расправляет скомканный листик и идет к машине. Я возвращаюсь домой. До поминок нужно ещё кучу народу обойти. Я лекарь. Это мое призвание и мой рок. Вечером за мной приходит соседка, ругается. Постыдился бы, люди уже за столом, а родной внук все воду в ступе толчет. Не воду, а травы, сама же будет потом бегать за настоечкой, да за примочками. Вечер плавно перетекает в ночь. Меня выдергивают из-за стола, и зовут к больному. Хорошо, что я выпил всего три рюмки. По дороге меня догоняет почтальон. Сует телеграмму. Вот этого я не люблю. Подписываюсь, открываю бланк. Это наш нотариус. Читаю, и строчки прыгают. Расплываются в свете тусклой лампы у крыльца соседского дома. «Ты теперь богат, и тебе больше не нужно бегать по ночам к людям и слушать их стоны, тебе не нужно ставить клистир и варить травы.» Ты богат. Только деньги он привезет для меня не раньше чем через три дня. Я готов развернуться и отправиться домой спать, послав все к черту, но ноги сами несут к больному. А ещё ночью нужно процедить микстуру для другой больной, иначе перестоит. Что я сделаю с этими деньгами? Я куплю машину, нет там слишком много, лучше я куплю яхту и двину в далекие страны. И загранпаспорт у меня будет очень быстро. Дом продам, а ещё лучше подарю. Что мне какой-то дом в захудалой деревне. Нет, продавать нельзя. Бабушка бы не одобрила. Закончены дела на сегодня. Надо завтра памятник заказать бабушке. И потом за работу. Какая работа? Я же миллионер. Засыпаю со стоном. Мне не нужны капли от бессонницы, дайте ещё минутку сна.
Осень приходит внезапно, как всегда. За окнами липкая глина, и сапоги не хотят вытягиваться из неё, сколько сил занимает дорога осенью, кто бы знал. Деревня вымерла. Пенсионеры прячутся по избам. Столяр приходит укрепить для меня сарай, где я сушу травы. Вспомнил, наконец-то. Мог бы уже и до лета подождать. Памятник красивый, не грустный. Бабушке бы понравился. Осенью все болеют. Смешно, что деньги у меня лежат в несгораемом шкафу. Целые горы денег. Пачки и россыпью. Нотариус привез и заставил считать вместе с ним пачки. Считал он, а я следил за спиртовкой. Но весной обязательно уеду. Надо бы и жениться, или хотя бы кого-то встретить. Тут-то я всех женщин знаю. Мне то одну, то другую сватают. Но нельзя же так, лишь бы кого. Бабушка вот тоже говорила, что детки только по любви должны на свет появляться, а не по долгу перед семьей. Некогда мне. Вот уеду в город, куплю яхту, или даже за границу поеду учиться. Там и встречу свою судьбу. Чтобы ноги длинные, и не в сапогах, а в босоножках на высоком каблуке. Староват уже, да все равно, с деньгами можно стать врачом. Настоящим, а не как я, наследственным.
Штормовое предупреждение. Уже три месяца льют дожди, какой там шторм, и где? Он и так не прекращается. Я устал, как собака. И дрова кончились. Греюсь от маленького обогревателя, хорошо хоть электричество есть. Обещали отключать на время гроз, но пока бог миловал. Кашляю сам. Но это уже почти прошло. Все время под дождем от одного к другому. Обогреватель выдохся. Сгорел вчистую. Нет даже надежды починить. Но зачем мне на яхте обогреватель? Там будет солнце. Много солнца и ласковое море.
Наконец-то весна. Но дети всегда болеют весной. Скоро уеду в город. Вот кончится сезон весенних болячек, и сразу уеду. Уже все знают, что я собираюсь уезжать. Лето. Благодать. Собираю травы. Надо собрать, пока сезон, но вот в августе обязательно уеду. Черт бы побрал эту соседку. Надо же быть такой дурой, чтобы себя саму так поранить. А потом ещё и ходить с такой раной пол дня. Лихорадка. Как в средние века. Дура набитая. Сижу с ней уже неделю. Скорая не приедет, даже если всей деревней вызов послать. Почти не сплю. Шатает. Иногда приходит старушка из дома напротив, чтобы меня сменить. Сторож тоже заходил, но моя соседка с ним в ссоре. Он бы и посидел, да она ж ненормальная. Соседи приносят еду. Если до дождей не подниму её, придется везти её в город иначе помрет. Дорогу размыло. Совсем. В прошлом году, когда я бабушку забирал ещё в это время сухо было. И дождей не было. А тут ливни. Снова скажут, ураган. Я уже упаковал деньги в чемодан. Нотариус говорит, что машину можно заказать и не выезжая в город. Пусть будет хотя бы машина, а на яхту все равно хватит. Машину можно и подержанную, чтобы до города добраться. А на яхте мне машина не нужна, лишняя волокита, оставлять её где-то. Правда, можно продать, но какой из меня продавец? Ливень. Страшный ливень уже неделю. Машину привез сосед. Грустное зрелище. До города она может, и доедет. А вот на городскую свалку, это вряд ли. Завтра я уеду. Люди, пожалуйста не зовите меня ночью. Я хочу спать. Но люди зовут. В час ночи в двери начинают стучать с безумной силой. Подпрыгиваю и бегу открывать. Много народу набежало. Говорят, что какую-то машину смыло с дороги. А в машине люди. Бегу, ломаем стекло. В машине женщина и ребенок лет пяти. Оба в плачевном состоянии. Несут ко мне. Ребенок почти холодный. Сколько же времени они тут плавали? Выгоняю соседей и начинаю отпаивать. Сначала её, шансов больше. Она рыдает. Ребенка согреть не удается. А дров совсем мало. Даже с теми, что уже занял сосед. Он правда деньгами не захотел, и вообще говорит, что это его долг. Опять придется просить. Я им и так уже должен. Женщина в истерике. У меня дрожат руки. Я устал, у меня болит голова. Она ушла от мужа, какая-то байка, застала его там с кем-то что ли? Ну и что? Дура, потащила ребенка в такую погоду. У неё где-то там тетка. А жить негде. Квартира мужа. А как же ребенок? О нем не подумала. Как раз подумала, говорит. Она думает, что она смелая. Меня душит злость. Дров нет. А деревню залило. Не пройти даже к соседям. У них ведь и газет нет. Если огонь потухнет, все. В доме очень холодно. Тащу бабкину кровать к печке, ложусь, кладу рядом ребенка, с другой стороны ложится она. Спиной к печке. Только у печки немного тепла. Встаю. Что ещё можно спалить? Просматриваю старые подшивки газет. Кидаю в печку. Становится тепло. Соседка уехала к сестре, у кого же взять дрова? Пол деревни пустые. Книги бабушкины, это через мой труп. Вода под самое крыльцо. Хоть бы лодку. Зиму обещают тяжелую. В глазах мутится от усталости. У меня никогда не будет яхты. Ненавижу эту мутную мокрую жижу возле своего дома. Иду к чемодану. Кто-то мне говорил, что купюры горят долго. Вынимаю пачки. И не развязывая бросаю в огонь. Она смотрит на меня расширенными глазами. Красивые глаза, полные слез. Специфический запах у горящих денег. Стук в крыльцо. Чем-то тяжелым. Это с того края деревни приплыли нас спасать. Доктор, дрова нужны? Смеюсь. Смех душит, вырывается, как хриплое карканье. Нужны, конечно, нужны. Зима впереди долгая. Ребенок открывает глаза. Она вскакивает. Надо нагреть молоко. И фигура красивая. На яхту теперь не хватит. Зато хватит расплатиться потом за дрова, и отремонтировать дом, и купить мяса. Она плачет, прижимается ко моему плечу. Можно ли у меня пока пожить? Она умеет готовить. Ну можно, почему бы не пожить. А уехать все равно бы не получилось. И черт с ним.