Болел я однажды летом

Болел я однажды летом.
Однажды я получил воспаление лёгких и лежал в постели один.
Целыми днями я лежал в кровати, укрытый ватным одеялом и думал о своей жизни. – «Всё дело в том. – думалось мне, – что я родился неудачником. И вовсе это не болезнь, — это у меня Судьба такая. Вон у соседа-одноклассника, у Ромки, у него судьба нормальная. Проболеет он контрольную работу и сразу поправляется. Я же всегда заболеваю на следующий день после контрольной… У некоторых людей – всё хорошо, а у других – ничего хорошего! Кому не нужно – у того всё есть, а кому нужно – нет… А, вот, когда мне уже будет не нужно, у меня всё будет. Ну, например, зачем мне в тридцать лет нужна будет собака? Я буду уже стариком, и никаких собачек мне уже будет не нужно. – Вот, не нужно мне теперь мороженное (буду думать я, старик, в 30 лет), а как я его любил раньше, вот, не нужны мне игрушки-машинки, совсем играть не хочется…»
Когда мне разрешили вставать, я стал в окно смотреть.
Наше крыльцо освещало солнце. Всё небо было заляпано белыми и круглыми, как блины, облаками, которые быстро неслись друг за другом и то и дело закрывали солнце. А по зелёной горе, которая виднелась там, далеко за лесом, за речушкой, за улицей и за нашим огородом. По зелёной горе одна за другой проползали круглые тени от этих облаков. Какой там, наверху, в облаках, ветер сильный, что они так быстро бегут.
Угораздило мне заболеть летом.
Другое дело, - болел я зимой, тогда другая болезнь была – ангина, вроде бы, но лежал я в постели в городской квартире и тоже смотрел в окно, как помню, и тоже по-своему переживал.
Снегу намело тогда видимо-невидимо. Мягкий, пушистый, сверкал он на солнце. Дворники сгребали огромные сугробы. А ребята забирались на крышу гаражей в конце нашего двора и прыгали с них в сугроб. – Вот раз в году бывает такой снег – и обязательно, когда я болею! Судьба невезучего! Пацаны прыгали и обо мне не вспоминали. Да и кому интересно к больным ходить, хотя в школе об этом учителя нам говорили: что надо друзей-одноклассников посещать-поддерживать. Я и сам не любил к больным ходить: придёшь, а они лежат в кровати перед тобой. О чём говорить не знаешь. Новости расскажешь, а новостей – всегда как-то мало: ну, у Терентьева зубы болели и вырвали у него целых два, а Петров двойку схватил и всё. А что ещё говорить? – неизвестно.
Посидишь, посидишь для приличия и убежишь с ребятами на улицу играть.
А тут ещё зимой, пока я болел, все ребята нашего класса записались в спортшколу. Они и во дворе, как я видел в окно, всякие железяки поднимали, гнулись и приседали и разные упражнения выделывали. А я, тогда, как поднял утюг несколько раз, у меня даже в глазах зарябило, и голова закружилась – пришлось лечь в постель – «ну, и хорош же я буду после болезни ослабленный» - подумал.
Потом кто-то принёс мне бинокль. Вот был подарок, хоть и на время, только пока болею. Интересно тогда было смотреть в бинокль из окна на ребят во дворе и на соседние дома.
По крышам гаражей серая кошка крадётся за голубями. Тётка ковры вытрясает у тех же гаражей. А в соседнем доме девчонка зарядку делает и в форточку дышит – свежим воздухом, - зима же!
Один старик на кухне в голубой чашке взбивает гоголь-моголь. Сидит себе под окном и взбивает. А сам всё пробует и пробует… - мне же известно, Мама говорила-учила, что гоголь-моголь пробовать нельзя…
А в соседнем доме тётка перед зеркалом крутится. Сам видел, берёт живую кошку и на плечи примеряет вместо воротника!
А потом нашёл такое окно – где видно было библиотеку: там все стены до потолка книгами заставлены. Иногда входила туда девчонка (у нас во дворе на неё никто внимания не обращал, она в другой школе училась, в «специальной»). Такая заспанная, волосы растрёпанные, потягивается, зевает – видел я в свой бинокль. Влезает эта девочка на стремянку помост-сидение, специальная площадка сделана на деревянной стремянке. Книгу она раскрывает на коленках: и, вдруг, будто меняется на глазах. То важная такая сидит, торжественная, то, как захохочет, а то, вдруг, разозлится и по книге кулаком стучит или даже вниз, на пол, со стремянки бросит. Никогда не видел, чтобы так читали. Или книги у неё там какие-то необыкновенные. Вот бы почитать!
Зимой болел я весело, с биноклем, грустил, конечно, тоже.
---------------------------
А вот посреди каникул летом – как меня угораздило, на природе, в деревне у бабушки заболеть – в одиночестве полнейшем! Бабушка в колхозе работала и только вечером приходила домой.
Наверное, в детстве все болеют, но я совсем «болезненный» был, по словам бабушки моей. А всё почему? Потому что у меня не было друзей… - как думаю я. Вот, я пошёл на речку с деревенскими ребятами купаться, и чтобы с ними подружиться я купался, как все, - долго, до синих губ и посиневшего лица. Мы речку переплывали, а вода была тёплая только у берега и на поверхности реки, в глубине же было холодно, в реке со дна били родники. Я замёрз быстрее всех деревенских ребят. Пару раз я вылезал на берег, но ребята звали меня опять в воду, - они были постарше и не мёрзли так сильно. Но после долгого купания меня совсем затрясло. Тогда, уже к вечеру, когда в безоблачном небе солнышко склонилось к горизонту, - меня повели в больницу деревенскую (фельдшерский пункт), потому что я не мог согреться даже у костра, разведённого на берегу речки старшими ребятами. Грел я руки и ноги, сидя на брёвнышке, и вдруг будто уснул и\или провалился в темноту, а на самом деле я упал с бревна и потерял сознание так, что очнулся только в больничке. Вот и сказал мне фельдшер, что я могу заболеть воспалением лёгких. Потом я дома лежал, и фельдшер приходила, и точно сказала, что у меня воспаление легких. Что мне оставалось делать дома одному? – только вспоминать и думать «сам про себя».
--------------------
Отступление.
Одиночество способствует мечтанию.
Воображение – это особая форма человеческой психики. Это звено между восприятием, памятью и мышлением. Образы рождаются воображением с помощью мышления. Они возникают на основе того, что было некогда воспринято органами чувств и отложено в памяти. – Самые фантастические картины художников и невероятные фантазии писателей, как из мозаики, сложены из кусочков некогда воспринятой реальности. Например, кто-то, соединив в воображении тело лошади и человека, выдумал фантастическое существо – кентавра.
Воображаемые образы, имеющие мало общего с действительностью, называют – фантастикой. А фантазии. Которые представляют будущее и в принципе осуществимые, называют – мечтой. Неосуществимые фантазии – называют грёзами.
Различают несколько видов воображения.
1 Когда человек сознательно, усилием воли вызывает у себя определённые образы, он пользуется активным воображением.
2 Если образы под влиянием каких-либо факторов возникают сами по себе, тогда работает пассивное воображение.
3 Есть ещё репродуктивное воображение. Это сродни памяти. Воспроизводя виденные в прошлом картины реальности, человек достраивает забытые памятью детали.
 4 Продуктивное воображение создаёт новые образы, и именно оно является основой творческой мысли.
Только человек обладает возможностью творить (создавать новое). Итогом творчества становится нечто новое, чего нет во всей природе.
-----------------------
Мои думки-воспоминания и мечтания.
Я мечтал о собаке, - о своей собаке. Когда мы переехали на новую квартиру, в новый дом, в новый микрорайон города, - у нас в подъезде оказались длинные лестничные площадки. Между этажами на площадках поставлены были сундуки, в которых люди хранили вещи ненужные-захламляющие квартиру, а также, как мы, хранили картошку и даже капусту, и другие овощи. Сундуки на лестнице были только со второго этажа, на первом этаже висели ящики для почтальона.
Мы часто отдыхали между этажами сидя на этих сундуках-ящиках, закрытых на замок, потому что, если лифт не работал, а он не работал часто, нам приходилось подниматься на девятый этаж пешком.
Отец говорил, что дом наш «кооперативный», и я переспрашивал, что это значит, тогда я ещё в школу не ходил. Он говорил, что это значит, что квартира в этом доме, большая и хорошая, где есть у меня своя комната-детская, «наша». А тогда все остальные люди живут в «чужих» квартирах – подумал я.
Во дворе (новом) я начал гулять, когда уже пошёл в школу. И наш двор соединялся с соседним через заброшенные сарайки на пустыре, район ещё строился и сарайки-развалины собирались «снести». - «Куда их понесут, как можно сарайки «нести» - думал я долгое время уже будучи учеником первого класса.
Я шёл в школу. Было ещё темно, даже горели фонари на столбах. Я не очень-то проснулся и шёл совсем тихо, даже глаза закрывались, чуть ли не засыпал на ходу. Мне снилась печка, как у бабушки в деревне. По утрам часто эта печка мне снится, - будто я лежу перед ней и смотрю на огонь, горящий внутри. Можно было потушить свет и лежать перед печкой. Да ещё собака рядом – верный друг. Так я мечтал, понимая, что такой мечте не сбыться.
Хорошая собака стоила на рынке, где продают голубей и котят, тридцать рублей. На завтрак в школе мне дают тридцать копеек…, на бутерброд и компот или чай. В рубле сто копеек. В тридцати рублях три тысячи копеек… Мне придётся собирать полгода, чтобы купить собаку-щенка. Значит полгода я не должен завтракать?..
У меня не было друзей в первом классе. Не было и потом во всё время моего учения в школе. Я же говорю – что самый невезучий на свете это я.
И вдруг в тот зимний день я увидел собаку. Я переходил дорогу, а она шла вдоль улицы, прямо посередине, по белой полосе.
И раньше я видел много собак, и все они мне нравились, я бы взял любую себе домой. Пусть даже маленькую совсем, лишь бы у меня была своя собака – друг. Вот и встреченная собака была совсем небольшая: она была вся чёрная, только животик немного белый, пятнами на бока. Морда у неё квадратная и серьёзная. А походка… - просто супер: морда прямо взгляд прямо спина чуть прогнутая. Сразу видно, что она не просто бежит по улице, а идёт куда-то по важному делу, и никто не сможет сбить её с пути. Была она такая решительная, самостоятельная, уверенная в себе. Целеустремлённая собака – вот что! Такая, что за ней невозможно было не пойти.
И я пошёл за собакой, которая перешла на мою сторону. Она свернула в последний квартал новостроек, к сарайкам и к нашей котельной у пустыря. Я пошёл за ней. Сбоку котельной двор был с огромными кучами угля. Собака понюхала воздух, подозрительно огляделась и вдруг очень ловко вскарабкалась на одну из куч и скрылась за ней. Уголь был мокрый, скользкий и сыпучий. Пока я забирался на кучу, собака куда-то пропала. Тут я увидел сверху небольшой засыпанный сарайчик. Дверей у него не было, но зато на крыше я снова увидал собаку. Она сидела там и склонив голову набок разглядывала штук пять больших крыс, которые в ряд лежали перед ней на досках. Казалось, что она их пересчитывает.
Я пробрался по углю к ней. Она только покосилась на меня, слегка зевнула и, положив голову на лапы, закрыла глаза. Я ей не мешал, видимо.
Присел я рядом, достал из школьного портфеля свой завтрак – бутерброд с колбасой и яблоко. В школу можно было опоздать…
Собака повела носом, но попрошайничать не стала, пока я сам не предложил ей колбасу вместе с хлебом. Тогда она встала, вернее, поднялась и села, оглядела меня с ног до головы и только потом взялась есть… взяла вежливо, спокойно, безразлично – я даже подумал, что она не съела, а спрятала за щёку, чтобы потом сложить рядом с крысами. А я сидел и жевал яблоко – собаки ведь яблоки не едят.
Перед нами была темная кирпичная стена, «кочегарка»-котельная дымила высокой трубой и ветер клонил дым в сторону школы. Но мне так не хотелось расставаться с собакой, - у неё точно был хозяин, наверное, кочегар. Собака зевала, и я тоже начал зевать и опять я подумал про печку: что, вот, если бы у меня была печка, то она, конечно бы, понравилась собаке, и тогда она пошла бы ко мне жить. А так, у меня ничего нет, со мной скучно и не интересно. Но собака не убегала, и я решил её погладить. Она вздрогнула и чуть поморщилась. Я потрепал её за ухо, и она лизнула мою руку горячим языком. Тогда я решил, что приду к ней после школы – полез на двор через кучу угля.
В школу я шел, как «на автомате» - шёл, шёл, чуть закрывая глаза и пришёл в школу. В раздевалке, за железной сеткой сидела дежурная-уборщица и вязала свой чулок – «Шиворот навыворот».
- Шиворот-навыворот, шиворот-навыворот, бормотала она и спицы мелькали в её руках. А я следил за её руками и думал, когда же она промахнётся-запутается. Мне казалось, что она колдует, и сейчас прилетят двенадцать лебедей из сказки, а она оденет на них уже связанные рубашки, чтобы они превратились в принцев…
И действительно, тяжёлая входная дверь вдруг с грохотом распахнулась, ворвались старшеклассники и, раздеваясь на ходу, стали швырять свои пальто прямо через сетку в гардеробную. «Шиворот-навыворот» еле успевала их подхватывать.
И моё пальто полетело вместе с остальными.
В коридоре на первом этаже физкультурник уже заканчивал утреннюю зарядку – у нас было так: все младшие классы (всего их три) выходили в широкий коридор и выстраивались вдоль стен… Физкультурник стоял ко мне спиной и командовал – «вдох, выдох».
Когда я подошёл, он как раз сделал выдох и нагнулся. Его голова была между ног и глядела оттуда прямо на меня. Зачем-то я присел и сказал «здрасти».
Ничего смешного в этом не было, но все, кто стоял и не наклонился, все они захохотали. А физкультурник очень обиделся. Он вообще у нас очень обидчивый и подозрительный: когда он идёт по коридору, то всё время оглядывается на тех кто идёт сзади. Ему, может, кажется, что за спиной его обязательно передразнивают?..
Так и тут. Ему сразу же, может, показалось, что я его передразниваю. Он покраснел и сказал, что он мне этого так не оставит. А я почему-то сказал ему «пожалуйста».
Я вовсе и не хотел ему грубить, а, наоборот, хотел сказать что-нибудь вежливое. Но все эти «спасибо» и «пожалуйста» перепутались в моей голове, и я сказал первое попавшееся.
А физкультурник бросил зарядку и убежал в учительскую к заучу.
В дверях нашего класса меня опять задержали. Верка-санитарка. Она у нас в классе уши проверяет. Есть у нее картонка с бумагой: чистые – ставит плюс, грязные – минус. Вот и теперь одно ухо моё «пропустила», а за другое минус поставила. А за ней ещё Клавка, её помощница, руки проверяет.
- Вы поглядите, какие у него руки! – чуть не крик раздался на весь класс.
А у меня и правда руки в угле. Пошёл мыть ухо и руки. Пока мыл, урок начался.
- Вечно ты, Зайцев, опаздываешь, - говорит Марь-Михайловна.
- Я не опаздываю, я руки мыл, - говорю.
- Руки дома моют, - говорит она.
- Дома они у меня ещё чистые были, - говорю.
- Ну, тебя не переспоришь, - говорит она. – Садись скорее на своё место, столько времени отрываешь. И вообще нам с тобой ещё надо поговорить. –
Это она про физкультурника, - подумал я и оказался прав.
Этот день мне запомнился, потому что я тогда встретил своего друга – собаку, хотя я много пострадал и по-другому – схватил двойку по химии, был у зауча вместе с Марь-Михайловной, когда выяснилось почему у меня в школе нет друзей. Родители детей-одноклассников не советовали своим дружить со мной – лоботрясом и плохим мальчиком. Вот почему, все хорошие отношения могли продлиться едва ли один-два дня.
Тогда уже я почувствовал своё полнейшее одиночество в целом мире.
Конец.

Продолжение про собаку, - скелеты.
Каждую зиму, когда выпадает большим слоем снег и дети катаются с горок, я заболеваю. Такой я «болезненный тип».
Опять выпал снег, а я по-прежнему болею. Врачи говорят – ангина. Но я-то знаю в чём дело. Я с самого начала всех болезней это знал, но мне не верят. Ну, что поделать, придётся мне болеть всю жизнь. Из школы, из медпункта, где мне смерили температуру – меня отправили домой.
Мама, как только меня увидела, даже за голову схватилась в ужасе:
- Опоздал, да?! Тебя не пустили, да?! Так тебе и надо! Теперь я из-за тебя на работу опоздаю! Да что с тобой? –
- Я заболел. –
- А ну-ка дай лоб! – Она потрогала мой лоб. - Да, - говорит, тридцать восемь, не меньше! Что же ты раньше-то молчал! –
- Я только в школе заболел, а пока шел – не болел. – Я заболел потому, что у меня нет собаки. –
--------------------
Мама протянула мне толстую книгу с полки, чтобы я читал: это был том Льва Толстого: «Детство, отрочество, юность». Я уже читал, начал читать про детство его и мне было интересно, - жил он совсем по-другому. Но скоро чтение наскучило, и я пошёл к окну смотреть во двор.
Во дворе гулял сосед – Вовка. Он был меня старше, и он был первый, с кем мы познакомились тогда, может он станет моим другом, - именно ему я рассказал, что мечтаю о собаке и что собака стоит больших денег – 30 рублей. Я открыл окно и позвал его зайти.
Скоро мы с Вовкой уже обсуждали, как можно купить собаку. Вовка знал больше меня, он был пятиклассник и учился во вторую смену, после обеда. В школе Вовка был самым умным, как он говорил, - его даже учителя боялись, - по его же словам, - потому что он вопросы задавал.
 - И так, - прошёлся Вовка по комнате. – А что, если, - и он остановился возле моей кровати, в которой велела лежать мне Мама. – А что, если нам продать свои скелеты? – сказал Вовка, пристально глядя на меня.
- Можно и продать, только почём? – выдержал я Вовкин взгляд спокойно.
- Ну, не меньше, чем тридцать рублей, а может даже и больше! –
- А где их покупают эти скелеты? –
- В медицинском институте, сказал Вовка. – Там студенты. Знаешь, как им нужны скелеты? Три десятиклассника уже сдали, - придумал на ходу Вовка.
- А как это делается? –
- Очень просто, - сказал Вовка. – Подписываешь завещание, что в случае твоей смерти скелет будет принадлежать институту. Не родственникам, а государству. – И для науки полезно. Может быть твой скелет поставят потом в нашей школе на уроке по биологии. Это же лучше, чем в земле он будет лежать для археологов. –
- Конечно, лучше, - согласился я. – почему люди не продают свои скелеты? –
— Это из-за предрассудков, - сказал Вовка, ты ходить-то можешь? –
И вскоре мы ехали на автобусе на другой конец города, истратив деньги «на обед в школе», которые Мама ещё не забрала.
В институте всё было белым, и стены и шторы на окнах. И все люди ходили в белых халатах. Мы пошли по белому коридору, который несколько раз поворачивал и привёл нас на то же самое место – к доске объявлений.
- Надо у кого-нибудь спросить, - И пошёл Вовка прямо на бежавшего мимо дядьку. Я за ним, как «хвост». Дядька остановился.
- Чего вам? – спросил он.
- Где здесь сдают скелеты? – спросил Вовка.
Дядька открыл рот. Он, наверное, что-то хотел сказать, но забыл что, и поэтому так и остался с открытым ртом стоять некоторое время.
- И где эти ваши скелеты? – наконец спросил он.
- Скелеты это мы, - сказал Вовка.
- Вы? – сказал дядька. – Не слишком ли вы молодые и здоровые для скелетов. –
- Ну, что Вы, - сказал Вовка, - это только кажется, а здоровья у нас никакого.
 – У меня ангины постоянные, и температура 38. – поддакнул я.
Дядька внимательно посмотрел на меня.
- Да, вид неважный, - сказал он. Пожалуй подойдешь. –
- А я, а я? – забеспокоился Вовка. – У меня тоже было воспаление легких. –
- Тебя ещё надо проверять, сказал дядька.
И он привёл нас в небольшую белую комнату. Почти вся комната была заставлена скелетами. Были они жёлтые и костлявые, выглядели неважно, будто старые. На столе вдоль стены лежали недорезанные лягушки, стояли колбы с чем-то внутри.
Дядька посадил нас за стол, сам сел напротив.
- Так вы хотите сдать институту свои скелеты? – спросил он.
- Завещать науке, - поправил умный Вовка.
- Нет, - сказал я, - мне нужна собака.
- Вот ещё и собака… - сказал дядька. – Ты хочешь поменять свой скелет на собаку? –
- Нет, - стал я объяснять, - я хочу продать свой скелет и купить щенка.
- Ага, - обрадованно сказал дядька, догадавшись до всей нашей затеи. – Теперь всё ясно. Что может быть проще: продать свой скелет и купить щенка. Замечательная идея. Науке щенки тоже бывают нужны, знаете ли. –
- Скелеты, - поправил Вовка.
- Правильно, скелеты, - поправился дядька. – Замечательное пошло поколение, само предлагает свои скелеты. Только что скажут ваши дети? Может быть, они не согласятся отдать нам ваши скелеты? –
- Так, так, - сказал дядька. – Ну что ж, с чего же начнём? –
- Надо написать завещания, - сказал умный Вовка, подсказывая.
- Завещания? Ну, конечно же, начать надо с завещания – он дал нам ручки и бумагу.
««Завещание»», —написал Вовка, и немного задумался.
«Я, Владимир Поляков, проживающий…, после своей смерти завещаю свой скелет науке».
Вовка подписался. Я заглянул в его листок и всё переписал также.
- Ну теперь всё в порядке, - сказал дядька, разглядывая наши завещания. – Давайте разрешения – и можете идти сдавать.
- Какие разрешения? – удивились мы.
- Как какие? Разрешения от родителей. –
- Мы ведь умрём позже них, - я первый возразил.
- Кто знает, - сказал нам дядька. – Сами говорите: здоровья никакого. Нет, без разрешения дело не пойдёт. Получите разрешения – приходите. –
Когда мы вышли, Вовка сразу очень помрачнел.
- Сорвалось всё, - говорил он. – Такое дело сорвалось… -
- Чтобы из-за какого-то разрешения? – удивился я.
Но Вовка был мрачен.
- Продолжай дело один, - сказал он, - а мне такого разрешения не достать. Ты не знаешь моего папы, - он такой строгий… -
- А ты познакомь меня с ним, - сказал я.
Вовка странно как-то посмотрел на меня и сказал – Пошли. –
Мы пришли к Вовке домой. Он провёл меня по абсолютно тёмному коридору, сказал «жди тут» и постучал, наверное, в дверь в конце коридора. За дверью что-то прогрохотало, Вовка открыл дверь, и я увидел огромную спину, которая склонена была над столом.
- Кому чего надо? – прорычал голос Вовкиного папы.
- Это я, - сказал Вовка.
- А, это вы, грохнул голос из-за спины. – Вы взяли мою готовальню снова? –
- Я хочу сдать свой скелет науке в институт, - сказал Вовка.
Спина крякнула и голос прозвучал со смешком:
- Скелет ваш – делайте что хотите, - сказала спина.
- Но мне нужно ваше разрешение. –
Спина молчала.
- Мне нужно разрешение, – снова спросил Вовка.
- Отдайте мою готовальню – крикнул грубый голос из-за спины, - и не приставайте с пустяками-шуточками. –
Вовка попятился и закрыл дверь.
- С моим батей лучше не связываться, - вздохнул он.

У меня дело обстояло не лучше. Как только моя Мама услышала насчёт скелета, она сразу же бросилась к телефону вызывать с работы папу. Я кинулся её остановить. Я ей объяснял, что теперь все сдают свои скелеты, что это сейчас – как сдать кровь донору, что для науки это нужно. Но она ничего не слушала и еле уговорилась папу не тревожить. При этом она чуть не плакала и принимала всякие капли из аптечки на кухне.
PS.
Мы с Вовкой всё-таки решились, и через два дня опять сидели в кабинете этого дядьки и объясняли ему, как нам нужен щенок. Объясняли мы долго и наконец, как нам казалось, объяснили.
- Хорошо, - сказал он. – Можно и без разрешения. Но тогда слушайте и хорошенько обдумайте, что я вам скажу. –
И он сказал нам, что наши скелеты действительно могут понадобиться, и мы должны как следует подумать, сможем ли мы пожертвовать их в любое время.
- Конечно, - сказали мы, - в любое время.
Дядька внимательно на нас посмотрел.
- А не кажется ли вам, - сказал он, - что вы бессмертные? –
- Нет, не кажется, - успокоили мы его.
Дядька взял в руки наши завещания, повертел их в руках.
- А я могу вам дать, для вашего живого уголка хороших наших животных: белых мышек, или крысок! Пойдёмте и посмотрите.
И мы оделись и вышли на улицу, чтобы пройти в соседний корпус, где была лаборатория. Там, в большом помещении стояли клетки, а в клетках красивые, белые-белые мышки, такие же ослепительно белые крысы с красными мордочками и красными же безволосыми хвостиками.
Конечно же мы взяли пару мышей: папу и маму. Домой мы их не понесли, а принесли в школу, в кабинет биологии. Так появился в школе живой уголок в углу кабинета-класса биологии, по нашей инициативе. Потом прибавилась клетка с хомяком, кто-то принес пару морских свинок… Нас похвалили учителя.
Конец.