Нескучное время

               
   Свичик и Сёма бежали по рельсам. Неожиданно крупный жёлтый лист спланировал с тополя и с размаху приклеился к свичиковой морде. Свинтус подпрыгнул и, отскочив, фыркнул.

- Что это, Сёма?
- Тополиный лист, - отозвался друг.
- А почему он такой жёлтый?
- Осень приходит, - вздохнул хомяк.
- Осень, - растерянно проговорил Свичик и посмотрел на Синюху. Далёкая сопка на горизонте уже начала терять летнюю зелёную шубу и постепенно линяла, набирая желтизну, проглядывающую через голубоватую дымку.

   Свичику вдруг стало ужасно неуютно. Лето, пушистое лето, бабочки на одуванчиковом поле, радуга над речкой с юркими хариусами, запах мёда и булок, нагретое крыльцо и букет полевых цветов в крынке, догонялки и прятки в густой траве, ласковое солнце и бисеринки росы на лепестках — чудесный мир, волшебная сказка, куда она денется? Это все, что ли, исчезнет?

- Сёма, а что, теперь солнышка не будет?
- Будет, - сказал хомяк. - Только не такое жаркое. И день станет коротким.
- А цветы? А пчёлы? - упавшим голосом произнёс Свич. - А как же бабочки?
- Ну, пчёл уберут в омшаник. Цветы отцветут, трава пожухнет. Потом выпадет снег и всё укроет. Будут большие сугробы, метели и вьюги. Вот насчёт бабочек я точно не знаю. Наверное, улетят в тёплые края вслед за птицами.
- Птиц тоже не будет? - со страхом посмотрел на друга свинтус.
- Да какие-то, наверное, здесь останутся. Пошли, - он потянул Свичика за лапу. Свич не тронулся с места. - Ты чего?
- Пойдём домой, Сёма.
- Да как так, почему? - заволновался Сёма. - Мы же только вышли, полчаса назад!
- Пойдём домой, - устало повторил Свичик, повернулся и побрёл в обратном направлении.

                * * *
   Тупик основательно зарос, в одном месте упавший сухостой перегородил тропинку. Я оттащил его в сторону.
- Смотри под ноги, - сказал я сыну, беря его за руку. Сапоги сапогами, но щитомордник на тропинку запросто выползти может, они любят погреться. И в спячку им ещё рановато.
- Ой, кто там, папа? - Егор взял меня за рукав.
- Это же Свичик и Сёма, - обрадовался я. Грызуны неторопливо шли нам навстречу. - А чего такие унылые?

   Сёма пожал плечами. Я взял Свичика на руки.
- Ну, что у нас случилось? - я пощекотал его за ухом. - Чего раскис?
- Свичик расстроился, что пришла осень, и лето кончилось, - объяснил Сёма.

   Я задумался. Наверное, время года — оно как возраст. В каждом возрасте есть свои преимущества. С природой примерно так же.

   Когда-то мне казалось, что после школы жизнь закончится. Появится гора забот и проблем, разгребать которые я буду с утра до вечера. Все мои увлечения, страсти, идеи — всё это отойдёт на второй план или вообще исчезнет, потому что, во-первых, на них не будет хватать времени, а, во-вторых, во взрослой жизни такой ерундой заниматься несолидно.

   Я стану серьёзным, правильным до тошноты, буду делать то, что положено в моём возрасте и жить как все.

   К счастью, этого не произошло. Тараканов в моей голове не убавилось, они лишь немного изменили повадки. Что-то, конечно, стало делать сложнее, но зато появилось больше возможностей. В частности, теперь есть возможность поиграть и подурачиться с любимым сыном.

   Я аккуратно взял Свичика на руки и посадил на колени.
- Осенью, - сказал я, - с деревьев сыплются красивые листики — красные, жёлтые, оранжевые. Они застилают всё вокруг, и земля становится похожа на разноцветную мозаику. Помнишь, Егор, - я легонько толкнул локтем сына, - мы залезли прошлой осенью на Котлованскую сопку? Сколько там было сухих листьев!

   Листвы на сопке тогда было так много, что мне хотелось закопаться в листья по шею, как в песок на пляже. Или закидать жену с сыном. Было невероятно тепло, лес прямо светился золотом, мы бегали втроём по склону, ошалев от счастья, швырялись целыми охапками, а потом долго валялись на мягкой, пахучей перине и смотрели в ослепительно синее, непостижимо красивое небо, такое, какое бывает здесь в конце лета и осенью.

- Ага, помню, - поддакнул сын. - Мы ещё на сопке Шуршика искали.
- Кого? - встрепенулся Свичик.
- Шуршика. Это такое маленькое лесное существо, - объяснил я, - которое живёт в листве, его можно увидеть только осенью. Шуршик похож на лесовичка, и за ним всегда тянется шлейф из листиков.

- Нужно подбрасывать листочки вверх и кричать: «Шуршик, Шуршик, выходи!», - сказал Егор. - Тогда он не будет прятаться.
- Да, - продолжал я, - а ещё осенью в тайге поспевают лимонник и дикий виноград. В лесу сухо, солнечно, весело свистят рябчики и совсем нет комаров.
- И клещей, - вставил Егор.
- По речке плывут цветные лодочки, рыба, нагулявшись и наевшись на зиму, скатывается вниз, а для пчёлок готовят вкусный сироп.
- А зимой? - подал голос Сёма.

   Я засмеялся.
- Зимой тоже весело. Можно построить снежную крепость и устроить штурм или просто кидаться снежками. Можно нагрести кучу снега и сделать берлогу. Или хотя бы слепить снеговика — мы в прошлом году сделали пчеловода и даже рамку ему в руки дали. А ещё дядя Володя достал с чердака свои охотничьи лыжи, и мы дотемна катались на них с Школьной сопки, как на санках. А потом сушились у печки, слушали радио и пили горячий чай с лимонником и мёдом! Да можно придумать гору дел зимой, в тайге всегда есть чем заняться!

- Мы дошли до поворота и уселись на лавочку, сделанную из старой шпалы.    Грызуны соскочили на землю и зашуршали листвой.   

     За моей спиной громадами возвышались старые тополя, стоявшие  со времён посёлка. Здесь когда-то была станция. Толстые сухие сучья и ветки валялись кучами у морщинистых замшелых стволов, похожих на шкуру мамонта. Две поздние бабочки, радуясь солнцу и теплу, гонялись друг за другом, перепархивая над жёлтыми ромашками.

- Завтра будем завалинку строить, - сказал я сыну. - Сена я накосил, будем возить на тачке.
- А можно я опять буду сидеть в тачке на сене? А ты меня будешь катать?
- Да хватит кататься на папе, большой уже. Помогать будешь, - я потрепал сына по волосам. А потом подумал, и добавил:
- Хотя... да какие проблемы? Конечно, я тебя покатаю! Только не свались смотри.

   Честно говоря, я бы и сам залез в эту тачку.
   Только Егор меня не увезёт. Даже если очень постарается.

   Возле дороги шла весёлая чехарда. Свичик и Сёма носились друг за другом и, подбрасывая листву в воздух, что-то кричали. Наверное, они искали Шуршика.


                * * *

   Сковорода шипела и плевалась. Где-то, видно, попала капелька воды. Настя ловко переворачивала пыхтевшие в масле оладьи, Егор болтал под столом ногами, а я крутил ручку приёмника, пытаясь среди китайских воплей и эфирного треска поймать хоть одну русскую волну. Нужно срочно было узнать, что там ООН про Гондурас решил. На самом деле это была просто такая утренняя поговорка, и Гондурас тут был ни при чём, я даже не знал толком, где он находится.

   В широкой тарелке препирались оладушки. Слегка подгоревший Смоки толкнул МакФрая в румяный бок и сказал, что у того клеточки не идеальной квадратной формы. МакФрай обиделся и перекатился на другую сторону, открывая всем безупречные перекрестия линий. Затем он обозвал задиру недожаренным потомком Бёрнса и пообещал позвать приятеля О'Круглого, чтобы вместе с ним намять наглецу Смоки бока.

   Оладьи каждый раз устраивали склоку в тарелке. Задиристый шотландский норов не давал им покоя, и они всякий раз спорили — то из-за формы друг дружки и степени прожарки, то, как сейчас — из-за линий, отпечатанных клетчатым дном старой советской сковородки.

   Я выключил газ и снял с плиты обливающийся потом чайник. Запах оладьев, заполонивший всю хату, смешался с ароматом мёда и бананов — Настя размяла и добавила в тесто парочку переспевших экземпляров.

   Расставив чашки на шатающемся столе, я сходил за тарелкой.
- Так, хорош кусаться! - утихомирил я спорщиков и понёс полную тарелку на веранду. Будут у нас на завтрак настоящие хайлендовые оладушки. С хайлендовым, разумеется, бананом.
- Стол подопри, пожалуйста, чем-нибудь, А то весь чай на клеёнке будет, - сказала жена, вынося горячий заварник и блюдо с нарезанными яблоками.

   Я наклонился, пошарил в коробке с самодельными кубиками и подсунул один под ножку стола. Доски на полу просевшей веранды напоминали клавиши пианино и стол от этого постоянно шатался.

   Зашуршало возле стола — Свичик с Сёмой выбрались на веранду вслед за запахом вкуснях, Свич встал на задние лапы и подёргал меня за штанину.
- Ой, ну конечно, про вас забыли — засмеялся я, подобрал обоих друзей и, посадив на широкие перила, вручил им оладушек.
- Носы не откусите друг дружке.

   Над головой звонко щебетали птицы - с утра у них всегда распевка. Я как-то раз не выдержал, минут пять просто стоял с фотоаппаратом и снимал на видео пышную крону нашего Семейного дерева, в которой распевали невидимые Мотье и Паваротти. Нигде и никогда я не слышал столько птичьих голосов. Даже в телевизоре.

   Егор взгромоздился на табурет, качнув стол — похоже, кубик под ножкой не помог. Настя живо подхватила тряпку, висевшую для таких дел на гвоздике, и поймала чайную лужу, катящуюся горячей лавой сыну на ноги.

   Я взял кружку, посмотрел вдаль на зарастающий огород, на молодые ясени, поднявшиеся вдоль линии, верхушку Котлованской сопки, пригретую ласковым утренним солнышком, и подумал — как же это здорово, когда в кои веки мне не нужно разрываться надвое. Я весь здесь, и любимая семья со мной. Пока что большего и не нужно.

- Мама, чай горячий! - пожаловался Егор, качаясь на табуретке.
- Чай горячий — дуй, дураче, вiтер пiд носом есть! - вставил я.
- Чего? - не понял сын.
- Ветер под носом есть. Подуй на чай, и он остынет. Так баба Слава всегда говорила.
- А ты, Егор, сам объяснял, что суп бывает горячий и подутый, - улыбнулась Настя.

   У неё была чудесная улыбка. Я в такие моменты всегда любовался женой. Волнистые тёмно-русые волосы, подсвеченные сзади, тронутое загаром лицо без косметики, озорные серые глаза — Настя здесь, в лесу, была немножко другая, не такая, как в городе. Там мы больше сами по себе, один в телефоне, другой в компьютере, или бегаем по делам, или на работе — времени друг на дружку катастрофически не хватает, вечно выкраиваем какие-то крохи.

   Здесь же мы всегда вместе, двадцать четыре часа в сутки. Можно наговориться, наобниматься, насмеяться, придумать кучу всего интересного. Да хотя бы просто побыть рядом. Телефон здесь молчит, как рыба, а электричество существует в виде керосиновой лампы. В тайге вообще всё по-другому.

- Егор, прекращай баловаться! - послышался голос жены.
   Я повернул голову и не смог удержать улыбку. Любимый сын, нажевавшись всухомятку, выгрыз дырку в МакФрае и надел его на голову Сёме. Хомяк сразу стал похож на вставшего на задние лапы циркового пуделя с кружевным воротником вокруг шеи.

- Это ещё что, сказал я, протягивая руку и вытаскивая Сёму из клетчатого плена. - Ты в прошлый раз блины пекла, так он Сёме из него индейское пончо сделал. А когда съел пончо, в следующий блин он Сёму просто закатал и сказал, что это шаурма.
- Дурацкая шутка, - проворчал хомяк, отряхивая крошки. - Вот вообще дурацкая шутка.
- Не обижайся, Сёма, - сказал я, давясь от смеха. - Я тут подумал, что если оладушек надеть на Свичика и спустить пониже, получится отличный килт.
- Что такое килт, папа? - поинтересовался сын, слизывая с пальца медовую каплю.
- Эй, вы, модельеры, вы своих грызунов сегодня стирать будете, понятно?
Услышав слово «стирать», Свичик, не раздумывая сиганул с высоких перил в траву, за ним исчез и Сёма. Несмотря на то, что Свичик был морской свинтус, купаться он не любил и каждая его стирка превращалась в укрощение Лох-Несского чудовища.

- Давай, Егор, - сказал я, вставая из-за стола. - Мой руки и пошли мордушу закинем. Авось что-нибудь попадётся.
- Про посуду не забудь, - напомнила жена.

                * * *

   Старая ворона сидела на ветке огромного тополя и каркала. Тополь был лесным исполином и поддерживал мощными ветвями небо, чтобы оно не упало на землю. Его шкура была в крупных, в руку толщиной, складках, а тень накрывала целую поляну. Огромные корни, похожие на заляпанные тиной щупальца спрута, выпирали из земли.

   Таких деревьев осталось на участке не так уж много, росли они, в основном, вдоль речки, и ворона любила отдыхать именно на них. Только вот блохи  сегодня не давали покоя, кусали, как собаки, с самого утра.

   Ворона безуспешно порылась клювом в ворохе перьев, затем подслеповато поглядела вниз, на уползающую под деревья блестящую ленту реки и снова закаркала....

   … Я смотал удочку и вытряхнул ручейников из спичечного коробка обратно в речку. Что-то сегодня хариусы не в настроении, наверное, перед непогодой. «Ворона каркает на дождь», - говорила бабушка. Вот и попряталась рыба.

   Сунув ненужный пакет в карман, я накинул вещмешок и побрёл вверх по течению.

   На косах отпечатались мои крупные следы. Речка огибала бугорки, задорно скакала с камня на камень на перекатах и загадочно темнела в ямках, куда уходили горбатые тёмно-зелёные струи. Шеренги лопухов стояли по обеим сторонам настоящими джунглями, я пробирался сквозь них, с хрустом ломая пахучие, сочные стебли и снова выбирался на мелководье.

   Слева и справа от реки над зеленью подлеска поднимались колонны огромных, в три-четыре обхвата тополей. Я называл это место Дорогой Энтов. Казалось, будто лесные великаны шли куда-то друг за дружкой и вдруг остановились, прислушиваясь.

   Хотя, кто знает — может, они и сейчас идут. По миллиметру в год.

   Я взобрался на небольшой заломчик, ухватился за торчащий, как рука, сучок и спрыгнул с пружинящего ствола на гальку. Стоп, машина. Сейчас мы наберём топлива для дымаря.

   Над подмытым берегом наклонился толстый обломок осины, оплетённый лианами какого-то ползучего растения. По стволу матово-белыми ступеньками взбегали грибы-трутовики.

   Я скинул вещмешок и развязал его. Вот и трофей. Три гриба отломились легко, четвёртый уцепился за ствол, как клещ . Я передвинулся левее и, взявшись за ствол, попробовал сбить трутовик каблуком сапога. Гриб сидел как приросший. Уф! Ладно, Бог с ним. Я наклонился над вещмешком и замер с лямкой в руке.

   Вот это сюрприз! Отвалившийся конец осины с дальнего конца был весь в ярко-жёлтых зонтиках. Ура! Праздник живота!

   Я снова вытащил пакет, достал нож и начал торопливо срезать твёрдые, упругие букетики ильмаков. Надо ж так повезло: опоздай я на день - и всё, пропали грибы. Повянут, потеряют цвет и вкус.

   Над ухом вился надоедливый комар, прицеливаясь к виску, но я не обращал внимания. Не каждый день такой урожай. Это тебе не трутовики.

   Набив тяжёлый пакет, я снова вышел на гальку. На речке стало чуть темнее — погода начала хмуриться. Пора драпать до дому, пока не полило.

   Присев на корточки, я сполоснул лицо и руки, глядя, как муть от моих следов длинными языками тянется в ямку. Над ней торчал проржавевший обрубок рельса — осколок эпохи. Давно, после войны здесь был тупик. Теперь всё заросло так, что и следов не осталось. Тайга лечит свои раны.

   Вытершись рукавом, я подобрал удочку, взял пакет и снова побрёл по воде, не поднимая ног. Спасибо, речка! Мне с тобой хорошо.

                * * *

- Вы куда это на ночь глядя? - спросила Настя, полоща егорины штаны в тазу.
- Ничего не на ночь, - буркнул Свичик, не оглядываясь и припустил по тропинке.
- Мы недалеко, - объяснил Сёма и поспешил за другом.
- Мама, куда они? - Егор выглянул из-за котла.
- Гулять. - Настя вылила воду в канаву, расправила мокрый ком и прихватила штаны двумя прищепками к проволоке. - Хватит стучать, голова болит уже. Пошли в хату.
- Сейчас, доплющу, - сын подобрал топор и с наслаждением продолжал дубасить кривую консервную банку, лежащую на чурке.

   Потянуло свежестью. Свичик бежал по рельсам, мелко перебирая лапами, сзади пыхтел Сёма и просил подождать. Впереди уже виднелись тополя, под которыми стояла прикрытая куском шифера лавочка. За тополями были стрелки — то три, то пять, а иногда и больше — в зависимости от того, сколько придумал Егор. На стрелках возникал туман, в котором грызуны исчезали как в дыму и, вернувшись, рассказывали кучу небылиц о своих похождениях.

   На этот раз до стрелок они не добежали. Синюху заволокло пеленой, небо налилось свинцом, испуганные мыши юркнули под выворотни, зашуршав листвой.
Зашумели осины, раскачивая землю, с тополей посыпались мелкие веточки. Ветер поднял с земли листву и сухие травинки и поволок их по насыпи, приклеивая по обочинам латки на высохшие стебли полыни.

   Свичик пригнулся к рельсе, Сёма, догнав его, крикнул в спину:
- Слушай, давай в другой раз! Погода портится!
- Ерунда, - Свичик даже не обернулся и попробовал крепче уцепиться за скользкий металл. - Мы уже почти добежали.

   Сильный ветер у нас в тайге случается редко. Но тут он, словно сорвавшись с цепи, налетел на узкоколейку и понёсся по лесному коридору, с рычанием срывая листву и ветки.

   Свичик почувствовал, что его лапы едут по рельсе и попытался уцепиться ещё сильнее. Сёма, отворачиваясь от мелкого мусора, летевшего прямо в морду, заорал, перекрывая шум деревьев:
- Давай домой!!!

   Ветер волок за собой грязно-серую кудлатую тучу, сползавшую с Синюхи. На дальнем конце её поблескивали искры.

- Сёма!!! - хомяк услышал писк и в следующий момент его сшибло с рельсы. Он упал на спину, прокатился по шпалам и ухватился за накладку. Свичика нигде не было. Недалеко лежала, дрожа листвой, кривая ветка, сбившая друзей, одного из которых, более лёгкого, подхватило ветром и унесло.

- Свич!!! - не помня себя от ужаса, закричал Сёма. - Ты где? Свичик!!!
   Он встал и и припустил обратно по шпалам, спотыкаясь и падая. Ветер яростно подталкивал его в спину и тяжёлая туча гналась по пятам. Её отвисшее брюхо вот-вот должно было прорваться холодным дождём, а то и градом.
- Свичик! - с колотящимся сердцем голосил Сёма, а впереди летели, кувыркаясь, жёлто-зелёные листья и пучки травы.

                * * *

   Я бежал, громко топая сапогами и поднимая фонтаны брызг. Если застанет гроза на речке, мало не покажется.

   Придерживая болтающийся пакет и стараясь не сломать об кусты удочку, я запрыгивал на валежины, соскакивал вниз, громко треща галькой и бежал ещё быстрее.

   Лес, волнуясь, шумел и раскачивался все сильнее. Вот, наконец, последний залом, дальше по прямой метров сто, а вот и наша тропинка. За кустами мелькнул побелкой омшаник, я быстрым шагом прошёл по точку мимо мирно гудящих уликов и во дворе наткнулся на Сёму, едва не наступив на него. Хомяк прямо кинулся мне под ноги.

- Что такое? - я опустился на колено. Хомяк был грязный и с заплаканной мордой.
- Свичик потерялся! - выпалил Сёма и заплакал ещё сильнее, уткнувшись мне в ладонь.
- Как? - не понял я. - Где?
   Возле стрелок. Очень сильный ветер...

   Ах ты ж мой плюшевый! Я взял Сёму на руки и посмотрел на линию. Берёзы вдоль дороги шатались, как пьяные, где-то за ними стонал старый вяз, кусты гнуло в дугу. Свичика, наверное, зашвырнуло  в канаву -  пойди найди теперь. А надо искать — Сёма с ума сойдёт. Да и самому как-то... Притащила же нелёгкая эту грозу!

   Я сунул Сёму в карман, кинул вещи и удочку на веранде и снял с гвоздя дождевик.
   Настя высунулась в коридор, приоткрыв дверь.

- Вернулся? Я так напугалась! Ветер ужасный.
- Подожди, солнце моё. Я сейчас приду.
- Ты ещё куда-то собрался? Сейчас гроза будет.
- Я быстро. До дождя успею. - Я взял её за руку и легонько сжал. - Свичик потерялся.

   Настя вздохнула и не ответила мне.
- Грибами займись пока, на веранде в пакете лежат, - сказал я вслед, но она уже захлопнула дверь.

   Я вышел во двор и посмотрел на небо. Чёрно-серая туча стремительно катилась над головой, клочья облаков проносились ещё быстрее, почти задевая верхушки деревьев. Из Гнилого угла между Ледоколом и Синюхой выползали всё новые небесные полчища.
   Ладно, авось обойдётся.
   Я застегнул кнопки на дождевике и быстро зашагал вверх по линии.

                * * *

   В первую секунду Свичик не понял, что произошло и почему всё стало вертеться вокруг него, как на карусели. Земля и небо менялись местами с дикой быстротой, ветер продувал насквозь его плюшеаую шеуру, в ушах шумело, как на перекате, и до свинтуса, наконец, дошло, что он куда-то летит.

   Ветер перебрасывал его из ладони в ладонь, поднимая всё выше, и ,наконец, зашвырнул в крону большого тополя. Свичик стукнулся об толстую ветку и свалился вниз — прямо в воронье гнездо. Ворона дремала, сложив крылья, и слушала шум леса, как вдруг на неё шмякнулось что-то мягкое. Свичик ойкнул и упал на дно гнезда, устланное обрывками высохшего рыжего мха, пучками перьев и мелкими веточками.

   Ворона приоткрыла один глаз, долго рассматривала замершего в испуге Свичика и, наконец, сообразила.

   В мозгу её всплыла картинка далёкого прошлого, когда в этом гнезде копошилось что-то маленькое, тёплое и пушистое, о котором нужно было заботиться, любить и беречь. Ворона приподнялась и ловким движением смахнула Свичика себе под крыло.
- Ох-ти, мой воронёночек, - ласково прокаркала она, наклонив голову и прислушиваясь. - Напужался, поди. Ветрина-то какой страшный! Ты сиди спокойно, не высовывайся, а то из гнезда ещё выпадешь.

   Свичик, придавленный крылом, барахтался, пытаясь вылезти, но крыло было слишком тяжёлым. В носу отчаянно щекотало, запах был как в курятнике, и Свичик чувствовал, что вот-вот начнёт чихать.

- Сиди смирно, я говорю! - каркнула ворона, и Свичик перестал копошиться. Чего доброго, ещё долбанёт клювом. Лучше не злить.

   Гнездо раскачивалось, как лодка на крупной волне. Ствол тополя, уходящий ввысь был похож на мачту.
- Поспи пока, мой воронёнок, - снова закурлыкала ворона. - А я потом поклевать тебе принесу.

   Напуганный Свичик затих и мало-помалу незаметно для себя задремал под тёплым крылом. Ему снилось, что они с Сёмой плывут на плоту по Сукпаю, по сторонам поднимаются зелёные сопки с огоньками саранок, а спину греет ласковое июньское солнце.

                * * *

- Вот здесь примерно, - сказал Сёма, высовываясь из кармана. - Кажись, вот этой веткой нас сбило.

   Я поднял ветку, повертел её в руках и швырнул в канаву. Никаких рельс, разумеется, не было и в помине. По насыпи давно уже ездили машины, уминая колесами выпирающие иногда из земли гнилые шпалы. Рельсы возникали только тогда, когда по ним бегали мои неугомонные грызуны. Один из которых, кажется добегался.

   Еще лет двадцать назад с узкоколейки Синюха была видна, как на ладони, у меня даже фотка такая осталась. Теперь же вместо редких кустиков по обочинам стеной стояли тальники, над которыми вскинули свои кудрявые головы берёзы, да росла ольха, изредка падавшая поперёк дороги. Где же его искать в этой чепыге?

   Я подумал ещё немного, прикинул направление ветра и пошёл вдоль правой обочины, внимательно просматривая кусты и раздвигая высокую полынь.

   Ветер понемногу начал стихать. Может, действительно обойдётся. Под сапогами хрустели мелкие камешки, в колее виднелись грязно-рыжие спины кирпичей, которыми я в том году пытался бутить промытую канаву. На одном из них даже нашёл тогда клеймо - «ВКЗ» - «Вяземский кирпичный завод». Только клеймо от него и осталось. Тут всё вокруг  в прошедшем времени.

                * * *

- Свичик! - снова позвал Сёма.
   Я остановился и, посмотрев на хомяка, ласково погладил его по ушам. Эх, Сёма, куда же занесло твоего друга? Тайга большая.

   Я купил Свичика лет десять назад в магазине игрушек с удивительным названием «Тигровый дом». Среди плюшевых зайцев и котят спряталось маленькое бело-коричневое существо с блестящими чёрными точечками глаз и смешными пластиковыми усами. Я взял его на руки и посадил на ладонь. Когда-то у меня был морской свинтус, почти такой же расцветки, только настоящий, живой. Он бегал, шумно топая, по коридору, совал везде нос и громко возмущался, когда его садили в клетку. Иногда он залезал ко мне на грудь и долго так лежал, грея меня тёплым брюхом. А когда Свичику приносили из овощного ларька огурец, он радовался, как ребёнок новой игрушке.

   Того Свичика не стало много лет назад, и на смену ему появился этот — плюшевый. Я часто брал его с собой в свои путешествия, даже за границу, а в последнее время он приноровился бегать сам — один или со своим другом Сёмой. И всегда возвращался домой.

   Кроме сегодняшнего дня.

   Я постоял в задумчивости, покусывая губы, и пошёл обратно в сторону тополей, только уже по другой стороне дороги. Сёма, кажется, опять начал всхлипывать, я положил на карман ладонь и ускорил шаг.

                * * *

   Свичик почувствовал, что озяб. Гнездо было пустым. Он повертел головой, затем приблизился к краю и, уцепившись лапами за острые ветки, глянул вниз. От увиденного закружилась голова. Шершавый ствол уходил в пропасть бесконечной колонной , с извилистыми траншеями складок коры, рядом поднимались деревья пониже, а где-то за кустами поблёскивала речка.

   Свичик подумал-подумал, но особо думать было некогда, и он полез, трясясь от ужаса, через край гнезда. Лапы, и без того плюшевые, стали просто ватными, и Свичик даже боялся представить, что будет, если он упадёт вниз. Медленно переползая с одной ветки, толстой, как удав, на другую такую же, он постепенно опускался, цепляясь за складки коры и осторожно отыскивая глазами и лапами очередную опору. Ветер стал заметно слабее. Раздалось хлопанье крыльев, Свичик поднял морду и увидел ворону, сидевшую на краю гнезда с жирной гусеницей в клюве. Она вертела головой.

   Шумно сглотнув, свинтус попытался ползти быстрее, но делать это было неимоверно трудно и страшно. Сверху раздалось карканье. Скорее, скорее вниз! Ветки росли не очень удобно, а ближе к земле их становилось всё меньше.

   Свичик переполз на другую сторону ствола и случайно глянул в сторону линии. В просвете между дикой сиренью и бурыми зонтиками клещевины мелькнул силуэт в синем дождевике. Свичик безошибочно узнал дождевик и завопил что есть сил:
- Я здесь!

   Совсем близко захлопали крылья, свинтус в страхе оглянулся и, потеряв равновесие, соскользнул. Он ещё пытался схватиться за торчащую веточку, но она давно высохла и легко отломилась у основания. Свичик камнем полетел вниз.

                * * *

- Стой! - крикнул мне Сёма, высовывая голову из-под клапана кармана и хватая меня за руку.
- Ага, - ответил я, прислушиваясь и замедляя шаг,  в то время как сердце, наоборот, припустило со всех ног.
- Слышал писк?  - Сёма так высунулся, что чуть не выпал из кармана.
   Я молча кивнул и, свернув с дороги, шагнул через заросли клещевины. За ней лежала упавшая ольха, вытянув длинные тонкие ветки по кочкам. Я крепко держал Сёму и осторожно шуршал травой, обходя лужицы. Недалеко от линии группой стояли старые вязы, над которыми высился огромный тополь, сохранившийся, видно, ещё со времён посёлка.

   Через несколько шагов я снова услышал писк, а затем заметил что-то белое, прыгающее навстречу по траве.
- Свичик!!! - Сёма неожиданно выкрутился из-под моей ладони и шлёпнулся на землю.

   Ну слава Богу!
   Я присел на корточки и начал стаскивать ненужный уже дождевик, под которым вдруг стало ужасно жарко.
   Сёма, обняв друга, снова хныкал, Свичик же трясся от возбуждения и что-то пытался мне сказать, но я с трудом его понимал. Складывая шумный полиэтилен, я почувствовал, что у меня слегка дрожат пальцы.
- Как же ты не разбился? - спросил я, окидывая взглядом высоченный тополь. На участке очень редко встречались кедры такой высоты, их все повырубили, а вот тополя ценности для лесорубов не представляли и поэтому в основном сохранились. И были, наверное, самыми высокими деревьями здесь.

- А я, пока летел вниз, вдруг вспомнил, что я плюшевый, - Свичик попытался улыбнуться. - А плюшевому-то что сделается!
- Пойдём, мой плюшевый. Сёма, хватит плакать, всё хорошо уже.

   Я спрятал грызунов за пазуху и пошёл домой. Лохматая туча уползала вниз по линии, в сторону Серебряного, волоча за собой тёмные хвосты. Над горизонтом к земле протянулись кривые тёмные полоски. Вот где, наверное, поливает.
Лес понемногу стал оживать, послышались робкие голоса вечерних птиц. Гроза ушла дальше, не тронув участок.

   Кажется, на это раз обошлось.

                * * *

   Солнце встаёт не сразу. Оно прячется за Котлом, будто нежится в постели, затем потягивается, расправляя лучи и высвечивая контур сопки. Потом, прищурясь, выстреливает первым лучом. И только после этого выкатывается из-за края деревьев.

   Рассвет, мы, конечно, проспали. Я вчера долго возился с грибами — перебирал, чистил от прилипшего мха и мусора, варил на печке и заодно сушил обоих грызунов. Один из них вымочил брюхо, бегая по кочкам, второй же совершенно отсырел от слёз.

   Настя снова нажарила оладушков — на этот раз без бананов. Мак Фрай вызвал Смоки на дуэль и пообкусал ему бока. Шотландцы — народ гордый, и старые дрожжи в них всё ещё бродят.

   К нашему завтраку подъехал дядя Володя. Оставив пакеты с хлебом и продуктами в хате, он подвинул табуретку к столу и сел. Оладьи с мёдом он тоже любил, хоть и приговаривал в шутку, как дед Иван: «Это всё бзюньки».

- Я ильмаков вчера набрал, - похвастался я. - До грозы успел.
- В Вяземске лило всю ночь, - сказал дядя Володя, макая оладушек в мёд и целиком отправляя в рот.
- Нас чудом не зацепило, - продолжал я. - Только ветер был дикий, думал — шифер с крыши сорвёт. Свичика вон ветром унесло, еле нашёл.

   Свичик сидел на перилах и чесался.
- А? Что? - испуганно встрепенулся он.
- Ничего, - засмеялся я. - Всё хорошо.
- Его ветром закинуло в гнездо к вороне, - объяснил Сёма. - Он еле удрал оттуда.
- А ворона погналась за ним? - спросил Егор, вытирая руки о штаны.
- Ну разумеется, - сказал я. - И швырялась стальными перьями сверху. Наелся наш свинтус приключений вчера. Теперь небось не скучно.

   Свичик посмотрел на меня, нахмурившись, но ничего не сказал и снова принялся чесаться.
- А ты чего это чесаться стал, дружок? - удивился я.
- Блохи, наверное, - лениво проговорил дядя Володя, отрывая кусок туалетной бумаги от рулона и вытирая руки.
- Какие ещё блохи?! - ужаснулась Настя.
- Обыкновенные, от вороны. В гнезде, небось и подцепил, - заметил дядя Володя.
- Разве у ворон бывают блохи? - спросил я и тоже зачесался.
- Конечно. Они ещё и кусаются. Вот Свичик и чешется.
- Ну, брат, теперь тебя всяко придётся купать, - я покачал головой. - Настя, надо будет в ветаптеке шампунь от блох посмотреть.
- Лучше уж противоблошиный ошейник, - засмеялась Настя. - А Сёма будет своего друга на поводке выгуливать, - и она незаметно потрепала хомяка за ухо.
- Да, представляю себе эту картину, - улыбнулся я.

   Свичик засопел, сердито посмотрел на нас, и снова начал яростно чесаться.

   За линией опять закаркала ворона. Наверное, дождь всё-таки будет.

                КОНЕЦ