ПРЕДПОСЛЕДНЯЯ РУБАШКА
Неловкость я испытываю. Неловкость и некоторое смятение. Да, в этой главе я помогла человеку. Кто-то может сказать, что это нескромно и вообще неприлично – о таких само собой разумеющихся вещах писать. Но речь тут не о помощи и не обо мне одной. Тут речь идет о том, как вещи, созданные руками одних людей, помогают другим...Тут слишком много людей на самом деле – хлопководы, ткачи, швеи, продавцы...но они все за кадром. А в кадре – диалог двух человек, двух странников. Автор путешествует недолго и не столь далеко, путешествует, чтобы увидеть солнце на северном краю суши... собеседник автора странствует по иным причинам. Костер они разводят вдвоем, но их диалог у костра – это один кадр. Один.
Отдать последнюю рубашку — это героизм, наверное. Или просто огромная щедрость и великодушие. Вот как Зинаида Волконская отдала пальто нищей женщине и умерла сама от воспаления легких. Я бы так не смогла, скорее всего. Пытаюсь приблизиться хотя бы на шаг, нет — всего лишь на миллиметровый шажок к идеалу самопожертвования и самоотречения, но не умею. Собственно, не ради приближения к этому идеалу ( а идеал —штука призрачная, ускользающая, и гонка за ним может оказаться опасной), а ради помощи какому-то конкретному живому существу.
Порыв помочь – явление двустороннее. Инь-ян. Добро-зло. Свет-тьма.
Помог одному — а не повредил ли другим этим порывом?
Не помог, прошел мимо – и на всю жизнь стыдно. Из тех, кому я помогла не так или вовсе не помогла, можно составить кладбище. Огромное. С могилами и людей, и зверей.
Хотя я два раза в жизни отдавала свою рубашку. Предпоследнюю из имевшихся при мне. Или не совсем предпоследнюю, но все же нужную.
Первую историю( про мальчика-беженца и синюю футболку) расскажу как-нибудь в другой раз.
А сейчас – история вторая. Про мою зеленую рубашку.
Итак, купила я в секонд-хэнде роскошную зеленую рубашку с длинными рукавами. Чистый хлопок. Индийский, бангладешский —не знаю... Кто носил ее до меня – студент, программист, музыкант, садовник... В Финляндии, Германии, на острове Крит —не знаю...
Ткань в «елочку». Плотная – комар не проткнет, клещ не прокусит( кошка продерет, но с собой в путешествия я кошек не беру), и при этом ткань мягкая. Цвет темно-зеленый, тоже елово-хвойный. Сидит удобно, просторная, но не безразмерная.
Пуговицы я поменяла с обычных перламутровых на какие-то забавные в форме улыбающихся солнышек. Отличная мне досталась рубашка!
Разумеется, я взяла ее с собой, когда отправилась на Ближний Север в июне 2009 года. Естественно, положила я в рюкзак и пару футболок, и теплую бордовую кофту с капюшоном.. Пока что вечерами мне хватало одной кофты поверх футболки. Рубашка ждала своего часа.
Вечером я зависла у поворота на Сегежу. Никто меня не подбирал, время шло, и я решила,что лучше дождаться утра тут, в придорожной кафешке, чем где-то посевернее.
… Уже не вспомню, почему я разговорилась именно с этим человеком. О чем-то он спросил меня. Средних лет и среднего роста, худощавый, жилистый и широкоплечий, светло-рыжий с обветренным и загоревшим докрасна лицом, одетый лишь в выгоревшие джинсы и белую майку без рукавов. Ни кепки, ни сумки, ни куртки...
Сначала я не поняла, что с ним произошло. Вроде бы, он спросил меня, не встретился ли мне какой-то водитель на
каком-то фургоне, что ли. Потом рассказал, что зовут его Олег и что он механизатор — тракторные права и паспорт в заднем кармане джинсов носит. А я почему-то подумала, что он где-то поблизости работает, и что тот водитель на фургоне должен подвезти его до родного трактора...
Все оказалось куда хуже. Работы у Олега давно нет, и он скитается. Пьет и выходит из запоев, снова запивает и снова скитается... Живет случайными заработками – поднять, погрузить, бросить, снести, расчистить, срубить...
Сначала мы сидели на скамейке под навесом около кафешки. Добросердечная буфетчица налила Олегу кипяток, и мы заварили чай. Не помню уже, наверное, я купила какие-нибудь пирожки с рисом и яйцом... А вот карамельки в красных фантиках помню – это из моей заначки. .
Так и разговорились за чаем. Олег лет на девять или десять моложе меня. Родился он в поселке на Терском берегу, это Кольский полуостров.( Олег называл поселок – я сейчас не вспомню). Закончил он школу и училище, получил свой механизаторский диплом и попал на срочную службу в армию – причем в Германию уже во время вывода российских войск (где-то 1992-1993 годы). Возвращались домой в эшелоне, даже в товарном вагоне с печуркой( так Олег рассказывал).По дороге солдаты бегали на станции за едой, куревом, заодно притаскивали брикеты для печки. Один солдат не вернулся, и их командир — молодой и незлой лейтенант был в панике, что ему, лейтенанту, за этого беглеца голову оторвут.
А в Подмосковье, куда их часть перевели, Олег впервые в жизни познакомился со вшами. Рассказывал он об этом легко и уверенно, неспешно так, голос мягкий... Скептик может подумать – какой-нибудь военный фильм переиначил и рассказывает... Но нет... О своем говорит. О пережитом. Чувствую это. Как и почему именно чувствую —не знаю. Наверное, собака-интуиция. …
Что было после армии, Олег не успел рассказать – его все же клонило в сон, да тут еще голодные комары слетелись на ужин. И мы перебрались на другую сторону шоссе. Я сложила очажок из некрупных серых камней, сняла кусок дерна ножом. Олег принес хворост и развел костер. Вот тут-то я достала из рюкзака ту самую зеленую рубашку и предложила ее Олегу. Он не стал отказываться, стесняться или откровенно возражать. Его не смутили веселые разноцветные пуговицы. Олег взял и надел рубашку. И темно-зеленый хвойный цвет пошел ему, и по размеру моя рубашка пришлась впору.
… Олег сходил в кафешку и принес воду в моем котелке; удивительно —я спокойно доверила незнакомцу свой единственный котелок. Да, все же есть эта самая интуиция. Я почувствовала, что человек этот не украдет.
Мы снова пили чай с карамельками, смотрели на огонь и молчали... Уже под утро я расстелила пенку и прилегла одетая... Олег грелся, сидя по-турецки, и сторожил костер, мой рюкзак и меня... Лес за нами стоял сизо-синеватый, а небо – бледное, с розовым оттенком, потому что закат от рассвета отделялся часом или двумя...
А утром, когда еще лежал туман и было холодно —градусов восемь или десять, я встала, стряхнула и свернула в рулон пенку, обтерла руки и лицо влажными салфетками и надела рюкзак.
Светло-рыжий человек в зеленой рубашке свернулся клубочком на теплом ложе из серой костровой золы. Так спали герои книг Джека Лондона – книг из нашего детства...