Шаг в бездну, за которой кончается путь.
Сделай его и уже не вернешься назад.
Солнце, небо, водой располосанный путь,
Напополам. Рассечены искристой тоской,
Многоножия царств, что исчезают в незримой пыли.
Вехи прошлого, отпечаток усталых сапог понесет нас,
Послушных избранников тьмы, в то далекое, непостижимое
“Что”, где не видно поклонников всесуеты.
Ярость полузабвенных богов.
Не сносить шлемоносных,
Рогатых голов тем, кто, думая, как не унять дрожь в хрустящих льдом пальцах,
Уносится вспять.
Меч поднимая, усталый борец, грудью ложится под ржавый венец.
Вторят ему вспрощения птицы, целью преследуя лишь накормиться.
Горн. Трубный звук, жгучего зверя утробный рык. Так, с вспышкой факелов поднимается усталое племя земельщиков на работу. Дело предстояло грязное. Сначала каждый из них влезал в жесткое, самодельное пальто, обвитое трубками воздуховодов, сделанных из коры близкого к Месторождению дерева. Раз за разом влезали вонючие, трижды немытые ноги в ботинки из коровьей кожи, и птичьи перья, окрашенные в маскировочные цвета, прятали тяжелые кадыки дыхательных инструментов за поношенными капюшонами.
Со вторым звуком горна земельщики отправлялись на выработки, где проводили всю ночь и весь день, умирая от жажды и недостатка пищи. Все ради того, чтобы народ Смутного Царства жил. На выработках, увешанные лианами, отправленные в вечный отдых, надзирали за муравьиным мельтешением громадные, слепоглазые машины, скованные метровым слоем грязи и ржавчины.
Факелоносцы, проходя по длинным, извилистым дорогам карьера, зажигали один за другим вонючие огни, призванные отпугивать хитрых, голодных хищников и поганую мошкару. Сизый дым костров смешивался с вонью тел и ветром отправлялся гулять по всему котловану, глубокому, как тысячи давно опустевших домов, поставленных друг на дружку в месте, называемом земельщиками Анрадир.
Наводчик перевел дуло гигантского телескопа в позицию сцепления и включил освещающие посадочное место огоньки на пыльном экране. Помощники наводчика подошли к переговорному устройству и шумно дыхнули в крошечный микрофон, держащийся на изоленте:
“Банки могут выходить”.
Ответственный по спусканию “банок” - громадных, запечатанных конвертов с оружием и боеприпасами и техникой - нажал на кнопку, и с неба, ревя реактивными двигателями, пронеслись стройно, расправив парашютные крылья, первые сбросы.
Рабочие в котловане подняли головы, увидев, как небо вдалеке пронзила яркая вспышка, облизавшая густой лес холодным огнем. Когда свист и грохот вдали улеглись, они побросали инструменты и, вооружившись самодельными копьями и прочими средствами обороны, двинулись встречать врагов.
Стычки между жителями Низов и Верхов были нередки. Все дело было в ресурсе, который носила в себе измятая природными катаклизмами, истосковавшаяся по свободе планета Земля. Таинственный “сок”, тягучая, похожая на лаву и раскаленное стекло, голубоватая жижа, служила источником территориальных споров “людей” и “земельщиков” несколько десятков лет.
Никто не знал, что послужило причиной разделения человечества на тех, кто пожелал остаться на Земле и тех, кто, побрезговав свободной от благ цивилизации жизнью, унесся в жизнь на летучие города в первые дни "Встряски". Но очень скоро стало ясно, что в мире ТЕ и ДРУГИЕ жить не смогли. Конфликты между “наверхниками” и “земельщиками” начались в первый год раздельной жизни. Одни под влиянием природы вскоре превратились в жителей раннего средневековья, а другие, возомнив себя богами, решились на мировое господство. История рассудила обе стороны кровопролитной войной, после которой стало заведено в новом мире, рассеченном на небеса и землю, что тот, кто “земельщик”, всегда земельщик, а остальные “ТАМ НАВЕРХУ” то ли знать, то ли боги, то ли сошедшие с ума гении-изобретатели, капризные, избалованные экспансисты.
Прилетевшие с небесного города “банки” со свистом выходящего из пазух воздуха раскрылись стальными цветами, и из каждой, вмазывая в болотистую землю могучие колеса, выехал мобильный штаб. Машины неуклюже развернулись вокруг себя и вгрызлись в мягкую почву иглами уступов, образовав подобие лагеря без крыши, которая, впрочем, вскоре появилась, благодаря проворной работе человеческих рук. Дальше в дело вступили Ходячие. Из тел стоящих на приколе грузовиков выехали на надувных горках коробки. Одна за другой коробки раскрылись, превратившись в колоссов на неглиняных ногах. Пилоты Поисковых Ходунков забрались внутрь и завели моторы. Птицы в панике ринулись в стороны, а лесные животные забились кто куда, когда могучая армия разведчиков выдвинулась протаптывать себе путь к новому месторождению внутриземельного топлива.
Первая стычка случилась на самом подходе к котловану земельщиков. Сидевшие в засаде пращеметатели забросали шагающие машины шипящими снарядами. Прогремел взрыв. Ярко-синий дымный фейерверк. Один из водителей схватился за лицо с криком. Вылетело из сидения обжаренное кипщей жижей тело. Полузастывший, словно в воске, раненый некоторое время пытался ползти, но вскоре затих. Остальные разведчики открыли огонь по чужакам. Теперь пришел черед нести потери лесным жителям. Снаряды, летевшие из громадных пушек разведчиков во все стороны, ломали деревья, взбрасывали в небо комья земли и, конечно же, разрывали не успевших спрятаться в заранее подготовленные окопы партизан в клочья. Те, кто все таки уцелел, ринулись в рукопашную с фланга. Кто-то из земельщиков залез одной из пышущих жаром машин в самое нутро, поместив снаряд из пращи в выхлопную трубу, человекоподобный машин с лязгом опрокинулся навзничь, окатив собратьев ослепительной вспышкой пламени.
Роботы начали отступать. Не могли неуклюжие машины тягаться с верткими муравьями, жалящими, кусающими их в самые слабые места. Но вот подоспела пехота. Солдаты с воздушных городов были поменьше товарищей в ходячих танках, но для врага они были не менее смертоносны. Закованные в камуфляжные скафандры-”крабьи панцири” солдаты “Прямой Линии”, метко целясь, сбивали по-обязьяньи заползших на управляемых роботов-разведчиков “проклятых лесных пиявок”, успевая при этом проворно уклоняться от летящих отовсюду бомб, нашпигованных кипящей синей “смолой”.
“Жми! Жми!”
Треск помех и монотонная фраза в переговорных устройствах солдат добавляла им решимости. Они бились за то, что принадлежит им по праву,за свою землю.
К сожалению, так же думали и несчастные земельщики, отдающие свои жизни за то, чего у матушки Земли было и так в избытке. Но всем хотелось синего топлива, всем хотелось тепла, огонька дома. Всем хотелось лекарств, которые научились делать из подземной жижи, Божьей Влаги, доктора обеих сторон.
Жители Верхов побеждали. Низы же теряли одного оборонщика за другим. Тяжелые пушки ходячих артиллеристов прорывали укрепления врага метр за метром, а пехота тихонько добивала оставшихся, бросившихся в слепое бегство дикарей.
Жлесиль прицелился сквозь Второй Глаз. Увеличительное стекло бронекостюма сверкнуло, а пуля послушно выскочила из дула “длинноходной винтовки”. Один из дикарей хлопнулся на землю, схватившись за ногу. Тяжелая гильза с шипением утопла в мокрой земле. Раздался выстрел.
“Ты слишком много думаешь, быстрее их кончаешь - легче ночью спится”
Засипел в ухе Жлесиля голос одного из солдат. Жлесиль отшатнулся, когда тяжелый ботинок, выпустив по-змеиному яростно шипящий воздух из пневматических упоров, втоптал голову одного из мертвых земельщиков в грязь.
“Рассказать тебе историю про то, как один недобитый земельщик...”
“Понял, я понял...”
Вздохнул Жлесиль, выключив коммутатор. Ему было неприятно находиться в обществе матерых бойцов, но он ощущал свой долг перед родиной. Записавшись в армию для того, чтобы собрать впечатления о книге, которую он держал в голове не первый год, примерный ученик Аэроскопной Гимназии и думать не думал, что в первый день после выпуска он окажется погребенным под слоем “житейской пыли”. Подстреленный в ногу земельщик, показавшийся на мгновение в перископе увеличительного стекла, застлался тенью машин, проезжающих по отбитой территории. Рычащий внедорожник размером с дом, разрезая полумрак леса фарами, выставил вперед дереволом и исчез за холмом.
Жлесиль присоединился к своему отряду, откинув забрало шлема. Лицо писателя от токсичного воздуха защищал специальный крем, а глаза - очки. Дышал житель Верхов через переделанный из акваланга дыхательный аппарат. Жлесиль настроил фильтры так, чтобы можно было чувствовать запахи. Запахи были необходимы для правильного описания наземной жизни в книге. В лесу пахло автомобильными выхлопами, воском, сыростью и еще чем-то знакомым и лесным, похожим на дендрарий дома. Температурометр запищал, предупреждая носителя скафандра о том, что он сейчас замерзнет и включил оборгев важных зон тела. Поежившись, Жлесиль дал полный газ, и его послушное второе тело отправилось вслед за остальными солдатами по дороге к холму, за которым скрывалась цель путешествия.
Подпрыгивая на промежечном сидении, словно на лошадином седле, Жлесиль вытащил из безвольно повисших рук бронекостюма свои и принялся ужинать. В теплом мешочке, у самого двигателя, лежали сверток с бутербродами и термос с горячей похлебкой, настоянной на грибе-подкамнике. Бабушка обожала своего внука. Жлесиль улыбнулся, погрузившись мыслями в конец служебного контракта, размечтавшись о доме и тихих, наполненных светом свечей вечерах в городской библиотеке.
Когда жители Верхов добрались до котлована, стемнело. Фары грузовиков, бронекостюмов и роботов-разведчиков осветили уходящую в черноту недр выработку. Командиры отряда решили разбить лагерь на безопасном от дикарей расстоянии, вдали от той части котлована, которая упиралась острым концом в глубокий лес. Это означало, что работы по “снятию пенки” можно было начать лишь на рассвете. В очередной раз обустроившись под домообразными многоколесными машинами, старатели спрятались под крышу временного лагеря, окружив себя кострами, вкусной едой и тихой песней.
Не знали увереннные в своей непогрешимости лидеры опасной экспедиции лишь того, что потрепанные войска земельщиков не отступили насовсем, а попрятались в лесах, готовясь нанести внезапный и сокрушительный удар.