Вещий сон

Иван Кудрявцев
Земной шар, окутанный, словно мошкой, спутниками, мчался по своей орбите вокруг солнца, подставляя под его лучи то один полюс, то другой, плавно вальсируя в медленном танце со своей давней спутницей Луной. Все было как обычно. И, тем не менее, какая-то тревога наполняла пространство вблизи самой земли, волнами распространяясь по космосу в неведомые дали. Что-то необычное происходило на поверхности Земли, и это вызывало беспокойство среди небожителей-олимпийцев. Они давно уже перенесли свое внимание на другие объекты вселенной, посчитав, что на Земле все будет в порядке, поскольку они ранее потратили уйму времени на совершенствовании на ней жизни, на создании человека. Ведь именно человек, по их расчетам, скоро должен в своем развитии достичь знаний, достаточных, чтобы оказывать помощь им, олимпийцам, в распространении разумного начала в мироздании.
Но что-то на Земле пошло ни так и Зевс, глава небожителей, обратив на это внимание, созвал совет двенадцати богов-олимпийцев, чтобы посетить землю и разобраться, что там происходит и не требуется ли там снова их вмешательство. Вскоре двенадцать Избранных расположились в облаке, зависшем над вершиной Олимпа, которая издали представляла собой громадный трон Богов. Все стали всматриваться в земную жизнь. То, что они увидели, повергло многих из них в шок  – на земле царствовал хаос, в который ввергла  земную жизнь человеческая цивилизация.
Люди воевали друг с другом, уничтожали не только самих себя, но и все живое на земле. Они создавали угрозу существований даже самой планеты, обсуждая самые невероятные способы вмешательство в действия сил, сотворивших Землю, поддерживающих ее существование. Первым не выдержал Посейдон:
– Да эти антропоиды, которых мы наделили разумом, уже изгадили все океаны, все реки и озера. Скоро им не будет доставать чистой воды. Неужели они этого не понимают?
– Умные понимают, но правит людьми не разум, а желудок, как и прочими живыми тварями, – отозвался на слова Посейдона Аполлон.
– А вы посмотрите, что оно сделали с землей, – грустно заметила Гера. – Когда-то благодатные земли, где росли финиковые пальмы, виноград, цвели сады, они превратили в пустыни. Скоро людям нечего будет есть. Сами они плодятся, а земли, способные выращивать для них еду, сокращаются.
– Насчет этого, Гера, ты не беспокойся, – попытался успокоить ее Гефест. – Они уже научились создавать искусственный белок, так что смотришь, завтра станут из него выпекать себе хлеб.
– Что вы только о человеке беспокоитесь? – возмутилась Артемида. – Посмотрите, насколько сократилось пространство для жизни  животных. Человек все заграбастал под себя. А как выжить антилопам или слонам? Получается, что все остальные животные обречены! Этого допустить нельзя.
– Не переживай, Артемида, – отозвалась Афродита. – Человек и себя обрек на вымирание. Разве ты не видишь, что у него уже исчезает семья, любовь заменена сексом, снижается рождаемость?
– Ты права, Афродита, – заявил Арес. – Человек, действительно обречен и не только из-за снижения рождаемости. Он уже размахивает ядерной дубинкой, которая погубит всех людей на земле в мгновение ока. Они творят такое, чего не мог себе позволить  даже  я.
– Да, закон и  порядок, которые принесли людям мы, уже почему-то их не устраивает, – покачала головой Афина, хмуря брови. – Если мы не вмешаемся сегодня, завтра может быть поздно. Зевс, а что думаешь обо всем увиденном ты?
– Лучше вы спросите меня, – вмешался в разговор Аид. – Как-никак, а именно мне пришлось окунуться в душевный хаос людей, которые и после смерти не могут никак успокоиться, жаждут бессмертия. Поразительно! Они не могут прожить и одну кратковременную жизнь, руководствуясь разумом, а мечтают уже о жизни вечной. Просто возмутительно!
– Что же, все, что вы увидели,  говорит о многом, – произнес Зевс, и печальная улыбка появилась на его лице. – Когда мы создавали человека, мы пошли легким путем – вселив его душу в обезьяну. Мы надеялись, что разум человека победит животную сущность, и люди станут действительно разумными, нашими помощниками. Но, как видите,  это было ошибкой. Животная сущность человека, соперничая с его разумом, одерживает победу, внося непредсказуемость в будущее не только самого человека, но и всей планеты. Теперь у нас лишь два пути: или попытаться исправить психику человека, а точнее миллиардов людей, или пустить все на самотек, и посмотреть, что из этого получиться. И если гибель человеческой цивилизации неизбежна, то…
– Позволь, командор, получается, что нам через некоторое время придется на Земле начинать все с начала? – не выдержал Гефест. – Ведь смотри, они многому научились, и их разум уже вошел в глубины микромира. Так неужели все это впустую? И нам снова придется иметь дело с обыкновенным животным, пусть и высокоорганизованным?
– Получается что так, – кивнул головой Зевс.
– Коллеги, – обратился ко всем сразу, молчавший до сих пор Гермес, – давайте не будем спешить. Пускай люди разберутся между собой сами. Коль у них уже сегодня сокращается рождаемость, то не исключено, что выживут на земле лишь умнейшие из них. И нам придется иметь дело не с миллиардами, а всего лишь с миллионами. Это намного упростит дело.
– Выживут не умнейшие, а хитрейшие, – грустно заметила Артемида, поворачиваясь к Гермесу. – А между хитрейшими и подлейшими разница не столь уж и большая.
– Но все-таки, в чем же корень совершенной нами ошибки? – спросил как бы самого себя Аполлон, потирая рукою лоб.
– Думаю, что суть ошибки, совершенной нами заключается в том, что мы недооценили силу инстинктов, заложенных природой в животную сущность человека, – заявила Афина. – Ведь человек, как мы видим, руководствуется в своей жизни всего лишь двумя основными законами своего развития. Первый из них – возможность биологического выживания, а значит, борьба, условно говоря, за кусок хлеба. Второй по важности момент – это продление своего рода, а значит борьба за представителя противоположного пола, желание обратить на себя внимание, а значит, желание первенствовать. Первенство определяется престижем и борьбой за него. Вот эти две главные причины, порождающие  внутривидовую борьбу.
– Обожди, обожди, Афина, ты совсем упустила из вида главное – разум человека, – заметил Аполлон.
– Не спеши, мой друг, я еще не все сказала, – рассмеялась Афина. – Когда мы создавали человека разумного, мы предполагали, что разум в жизни человека будет первенствовать, а значит, и станет предопределять все его действия. Но, к сожалению, мы не учли один момент, который называется любовью. Когда природа закладывала этот инстинкт в живой мир, она одновременно ввела в действия механизм оглупления любого живого существа, зараженного вирусом любви, посредством вброса в кровь животного особых гормонов, именуемого в сообществе людей дофамин, окситацин, серотонин и так далее.  В результате получается, когда в сообществе людей торжествует Афродита, то человек превращается в обыкновенное животное, теряя разум.
– Но ведь это была мера вынужденная, – загорячилась Афродита. – Ведь в то время, когда мы занимались созданием человека, главной задачей для нас было как можно быстрее увеличить его поголовье.
– Люди на тебя, Афродита, могут обидеться, – рассмеялся Аид. – Термин «поголовье» они используют только по отношению к животным, а себя они таковыми не считают.
– Переживут, – махнула рукой Афродита.
– Между прочим, – заявил Гефест, – когда мы награждали людей любознательностью, мы не учли элемент любопытства, который в той или иной степени присутствует у всех живых тварей. По этой причине и у человека во многих случаях на первый план выступает только любопытство, а не любознательность. К тому же, коллеги, мы почему-то совершенно упустили из виду лень, обыкновенную лень, которой подвержены все животные, удовлетворившие свои потребности в пище и размножении. Мы понадеялись, что разум, его любознательность, справятся с ней, изгонят ее навсегда. Но, как видите, мы сильно ошиблись, и человек не прочь поваляться под пальмой, ожидая, что ее плоды сами свалятся ему в руки. Одной из разновидности проявления лени являются и зрелища, влиянию которых сегодня так сильно подвержены миллиарды человеческих особей.
– Ладно, коллеги, прервал затянувшуюся дискуссию Зевс. – Какие будут предложения по вопросу дальнейшей судьбы человечества?
– Я предлагаю оставить все как есть, и в случае его самоуничтожения начать все сначала, с учетом выявленных упущений, – пожав плечами, спокойно сказал Аид.
– А я считаю, что нужно внедрить в психику людей любовь к разумности, – заявила в свою очередь Афродита.
– И как ты это себе представляешь? – поинтересовался Зевс.
– Пока что я еще не совсем это понимаю, но в этом деле решающую роль должны сыграть именно гормоны.
– А, на мой взгляд, эту проблему нужно решать кардинальным образом, не рассчитывая на какую-то химию, – заявил Гефест. – Нужно внести изменения в геном человека, и обуздать его сексуальную энергию.
– И каким образом, по-твоему, это можно сделать, не нанеся ущерба численности человеческой популяции? – улыбнулся Зевс, который и сам был не прочь изредка предаваться  любовным утехам.
– Я считаю, что следует ограничить возможность человека к размножению, допустим, тридцатью годами, не ограничивая при этом продолжительность его жизни.
– Я поддерживаю предложение Гефеста, – выступила вперед Гера. – Семья человеком создается в возрасте от восемнадцати до сорока лет. Остальное –  суть извращение. Поэтому нужно через геном человека лишить его способности, а вместе с тем и какого-либо желания, заниматься сексом до восемнадцати лет и свыше сорока лет. Тогда у человека в возрасте сорок и более лет не будет идиотских стимулов первенствовать даже политически, поскольку пищи у людей будет с избытком. Стимулом в дальнейшей жизни станут только знания, что и требуется.
– Разумно, – кивнул головой Зевс. – Теперь только остается выяснить, каким образом нам внедрить  это  предложение в жизнь современного человека, не убив его. Его психика подобного вмешательства не выдержит.
– Да и шут с ним, – спокойно заметил Аид. – Он так и так убьет себя.
– Не все так просто, – не согласился с Аидом Плутон. – Считаю, что вмешиваться сегодня подобным образом в жизнь человека – это значит взваливать на себя лишнюю ответственность за распространение разум во вселенной. Думаю, что нужно отобрать среди людей несколько групп, численностью около сотни человек каждая. В этих группах и провести генетические изменения, которые предлагает Гефест. Сами эти группы, чтобы не вмешиваться напрямую в жизнь современного человечества, набирать, на мой взгляд, следует из людей обреченных на скорую гибель в результате каких-либо катастроф, и, так сказать,  заморозить их на неопределенное время, пока человечество на земле не придет к какому-либо консенсус, или не погибнет в результате самоуничтожения. И если случится последнее, подождать, когда на земле вновь созреют условия для воссоздания на ней живого мира, и только потом запустить в жизнь эти группы людей. При этом не нужно стирать из их памяти прошлого, что будет способствовать более быстрому восстановлению общества человека разумного.
– Ну, а если завтра на земле разразится ядерная война? – покачал головой Аполлон. – Ведь тогда на всей планете будет такой радиационный фон, что мало не покажется.
– Ну, что же, тогда придется с нашим экспериментом несколько подождать. Пауза в какие-то тысячу или две лет – это не так уж и существенно.
– Хорошо, коллеги, – подвел черту под обсуждением земных проблем Зевс. – Будем считать, что решение принято.

Рейсовый автобус Челябинск Уфа неспешно катился по асфальту дороги, плавно вписываясь в ее изгибы, слегка притормаживая на спусках и напрягаясь двигателем на подъемах, изредка покачиваясь на неровностях асфальта. Темнело. Мимо проносились встречные машины, освещая  отблесками фар салон автобуса, заполненный дремлющими пассажирами, и тут же пропадали позади во тьме, которая, казалась, спешила вслед за автобусом, не желая отпускать его из своих объятий. Но им на смену из-за поворота тут же выбегали новые машины, и этот хоровод набегающих огней завораживал, и даже самые стойкие пассажиры автобуса, поддаваясь этому гипнозу,  постепенно погружались в царство Морфея.
Ночь наполнялась морозным туманом, и видимость уменьшалась прямо на глазах. Вскоре свет фар прямо-таки уперся в клубящуюся мглу. Автобус резко тряхнуло, и он вырвался из тьмы прямо в море солнечного света,  как будто прорвав при этом какую-то невидимую пленку, разделявшую до сих пор ночь и день. Встряска была довольно сильной, и все пассажиры вынуждено проснулись, пытаясь удержаться на своих местах. Кое-кому это удалось, но многие из них не удержались в своих креслах, и очутились или в проходе между креслами, или обняли спинки впередистоящих сидений.
Салон автобуса наполнился недовольными возгласами и даже криками, которые тут же прекратились – за окнами автобуса, почти рядом с ним, трепетала зелень пальм, сияло солнечное лето, творилось что-то невероятное. Они выехали из Челябинска  в предновогоднюю ночь, а приехали неведома куда, но только не в Уфу.
Двери автобуса распахнулись, и водитель, пошатываясь, медленно выбрался со своего места, спустился по ступенькам вниз и замер, опираясь спиной о боковину автобуса. Если бы кто-то его видел, он непременно бы подумал, что водитель не совсем трезв. Но рядом с автобусом никого не было, а потрясенные пассажиры не спешили выбираться наружу, не понимая, где и почему они оказались. Наконец один из них, мужчина лет сорока, плотный, в теплой коричневой куртке, первым решился выйти из автобуса, а вслед за ним и все пассажиры дружно, наступая друг другу на пятки, повалили из салона наружу.
Там их поджидало нечто невероятное: щебеночная дорога, по которой они приехали, выходила из воды в сотне метров позади автобуса, и снова ныряла в воду приблизительно на таком же расстоянии впереди. Справа от автобуса синела водная гладь, по которой изредка пробегала рябь, вызываемая легким теплым ветерком. Слева почти вплотную к автобусу подступала повислая зелень пальм, свободно стоящих на пологом косогоре, скрывающая собою горизонт. Солнце, слегка омраченное легкими перистыми облаками, изливало с высоты серебро своих лучей прямо навстречу автобусу.
– Это что же такое? Где мы? – раздался из толпы пассажиров испуганный женский голос.
– Где-где, в Караганде, – прохрипел кто-то, явно не разлучавшейся с бутылкой даже в пути.
– Да помолчи ты, Вася, – испуганно воскликнула какая-то женщина, – Не видишь, что с нами творится что-то… – продолжить она не смогла.
– Господи, – запричитала еще одна женщина. – Недаром мне какой-то странный сон приснился. Вижу, что добром все это не окончится.
– Да и мне какая-то хрень приснилась, – раздался хриплый мужской голос, – будто   со мной сам Зевс разговаривал. Хотя я никогда в Риме и не был.
– Зевс это греческий Бог, самый главный Бог Древней Греции. У римлян был Юпитер, – поправил его кто-то из присутствующих.
– И я видел сон с Зевсом, так он представился, – раздался еще один женский голос.
– И я видел, и мне тоже…– послышались из толпы пассажиров мужские и женские голоса, полные удивления и отчаянья.
– Наверно этот сон мы видели все,– подытожил разноголосицу мужчина в коричневой куртке, которую он уже держал в руках. – Послушайте меня. Я вам расскажу, что приснилось мне, и мы, возможно, сможем, сравнив свои сновидения, что-то понять из случившегося.
– Давай, рассказывай нам сказки, – снова не преминул выкрикнуть не совсем трезвый мужик.
Пока мужчина с курткой в руках рассказывал свое сновидение, среди столпившихся людей царила тишина. По-видимому, его слова находили понимание у слушателей, что подтверждало кем-то высказанное предположение, что пассажиры автобуса видели один и тот же сон. И это окончательно потрясло и так уже напуганных людей.
– И что нам теперь делать, чтобы стать новым человеком? – спросила неизвестно кого молодая женщина, стоявшая рядом с водителем, тоже уже державшая свою цветастую куртку в руках – ей явно было жарко.
– Водитель, – снова заговорил мужчина с коричневой курткой в руках, обращаясь к шоферу автобуса – тебя как величают, и что можешь рассказать о происшедшем ты? Кстати, меня зовут Борисом Николаевичем, представился он окружающим.
Водитель, наконец, оторвался от стенки автобуса, распрямился и сказал:
– Меня Михаилом кличут. Никакого сна я не видел – не до того было. Лишь помню только, что переел тем, как очутиться здесь, прямо на наш автобус вылетела из-за поворота грузовая фура. Лоб в лоб шла. Все. Я даже на тормоза толком нажать не успел, глаза закрыл, и тишина стала такая, что даже в ушах зазвенело. А когда открыл, вижу, а навстречу вода катит, то есть мы катимся в воду. Еле успел затормозить. А так бы всем нам был каюк.
– Вот так дела, – покачал головой Борис Николаевич.
– А что же нам теперь делать? – воскликнула полная  женщина, снимая с себя меховую шапку и встряхивая головой, как бы поправляя таким образом прическу.
– Вот, граждане, что я вам скажу, – вперед вышел довольно толстый мужчина приличного возраста. – Меня зовут Алексей Фомич, – представился он. – Все мы с вами с этого момента должны стать людьми верующими. Зевс огласил нам послание свыше. Человечество, как я понял из  его слов, погубило само себя, и мы теперь должны…
– Кому это мы должны, – прервал Алексея Фомича все тот же нетрезвый мужчина. – Может, вы что-то и должны, а я…никому ничего не должен.
– Да замолчи ты, в конце концов, – истошно закричала рядом стоящая с ним женщина. – Когда ты уже протрезвеешь!?
– Давайте окунем его в воду, – предложил кто-то из мужчин.
– Меня в воду? Окунем? Да я сам окуну. Я сам… – и мужчина, обвиненный в смертном грехе пьянства, тут же направился к воде, сбрасывая на ходу с себя все, что можно было сбросить.
Подойдя берегу, он сделал торжествующий жест рукой, мол, смотрите какой я отчаянный, и плашмя бросился в воду, но тут же вскочил на ноги – у берега было мелко, вода доходила ему всего лишь до колен.
– Тьфу ты, – выплюнул он изо рта воду, попавшую ему в рот при не совсем удачном нырке. – Она, зараза, соленая.
– Море? – выкрикнул кто-то. – У нас же на Урале нет морей.
– А пальмы на Урале разве растут? – попробовал посмеяться один из стоящих возле автобуса молодых парней, но это получилось у него плохо.
– Что же нам теперь делать? – дрожащим от растерянности голосом, спросила женщина, прижимая к себе стоящую рядом девочку лет семи.
– Вот что, уважаемые, – снова обратился ко всем сразу Борис Николаевич, – давайте только не паниковать. Из всякого положения есть выход. Нужно хорошенько обмозговать случившееся, и потом уже принимать решение – как нам быть дальше.
Обсуждение ситуации, в которую попали тридцать три пассажира автобуса, считая и водителя, заняло достаточно много времени. Положение еще усугублялось не только неизвестностью будущего, но и жаждой, которая на жаре, царящей в том месте, где они очутились, уже давала о себе знать. Надежда на воду, которая плескалась рядом, после слов купальщика, что она соленая, исчезла.
– Да, с водой у нас будут проблемы, – с горечью произнес Алексей Фомич.
– Дорогие мои, – воскликнула молодая женщина, только что расставшаяся со своей цветастой курткой. – Вы же посмотрите на эти пальмы, – и она указала рукой на зелень деревьев, подступавшую почти вплотную к берегу. – Это же кокосовые пальмы, так что смерть от жажды нам не грозит. Они нас напоят и даже, если понадобится, накормят.
 По толпе возле автобуса прошла волна оживления. Люди впервые за последнее время услышали нечто для себя хорошее.
– Вы что, с такими пальмами знакомы? – спросил женщину Алексей Фомич.
– У меня подруга биолог, она мне много чего рассказывала о кокосовых пальмах, когда я собиралась на отдых в Таиланд. Так что там я даже пробовала какой-то кокосовый напиток.
– Понравился? – спросил Вася, который после купания пришел, по-видимому, в более-менее нормальное состояние.
– Не сказать чтобы очень, наверно, просто непривычно. Давайте попросим кого-то из молодых ребят, слазить на дерево, сбросить несколько кокосовых орехов. Их там вон сколько, – и женщина указала рукою на ближайшую пальму. – А вон выше по склону я даже вижу финиковую пальму. Видите, какие с нее гроздья свисают? Это ее плоды, очень вкусные.
– Дело говорите, – подытожил слова женщины  Николаевич. – Кстати, как вас величают?
– Верой, – ответила та и почему-то застеснялась, отступив  назад, к женщине с  малолетней девочкой на руках.
– Ну, парни, кто из вас самый ловкий? – Борис Николаевич повернулся к группе из четырех парней или мужчин, смотря какой возраст считать молодежным. – Попробуйте достать несколько этих рыжих шариков.
– Ничего себе шарики, – рассмеялся один из парней, подходя к шершавому стволу пальмы. – Они, скорее, на футбольные мячи похожи, а не на шарики. И потом, как на ее залезать? Она же своими ребрами всю одежду порвет?
– Может попробовать сбить орехи чем-нибудь? – встрял в разговор водитель автобуса.
– Точно, – оживился еще один мужчина, уже сбросивший с себя не только куртку, но  и  рубашку, которую приспособил себе на голову вроде чалмы. – У тебя в инструментах есть что-нибудь тяжелое, типа кувалды или хотя бы молотка? – обратился он к водителю.
Пока тот копался в ящике с инструментами, парень, стоявший возле пальмы, сбросил с себя все, что могло помешать ему карабкаться вверх по дереву, обхватил его ствол руками и, опираясь ногами о  естественные неровности, появившиеся на месте отпавших листьев, перебирая руками, стал подниматься все выше и выше. Над его головой виднелась пять кокосовых орехов не совсем шарообразной формы, в которых должно быть находилось спасение для людей, оказавшихся на жаре без воды.
– Ну вот, – мрачно улыбнулся один из мужчин, седой и мрачный, – наша новая жизнь начинается с того, что мы снова, уподобляясь обезьянам, полезли на деревья. Нет ничего нового под луною. Все повторяется.
Вскоре все пять кокосовых орехов оказались на земле, но чтобы добраться до их содержимого пришлось изрядно потрудиться, используя даже топор, каким-то образом оказавшейся в кабине, за спинкой водительского кресла. После того, как вопрос с жаждой был решен, и возле автобуса появилась целая горка скорлупы и каких-то лохмотьев от кокосовых орехов, среди новоявленных робинзонов началось обсуждение, что и как следует теперь предпринять, чтобы выжить.
Ночевать всем пришлось в автобусе, предварительно обложив его колеса камнями, которых на берегу было в достатке. Сделано это было по совету Седого, который и сам, несмотря на приличный возраст, принимал в этом активное участие. И это было вызвано тем, что поскольку с ними происходит нечто необычное, лучше на всякий случай создать автобусу преграду, чтобы устранить возможность его непредсказуемого движения хоть вперед, хоть назад – и там и там плескались волны, разгоняемые усиливающимся ветром.
Уснуть за ночь большинству из них так и не пришлось – почти до утра продолжались разговоры о случившемся и о будущем каждого из них. Оставаться на этом морском берегу не имело особого смысла, поскольку ожидать помощи неизвестно от кого дело безнадежное. Ведь если судить по полученной из  коллективного сновидения информации, на всем белом свете из миллиардов людей в живых оставались лишь они. Ни один из мобильных телефонов не мог никуда дозвониться. Ответ на все звонки был один: глухое молчание совсем недавно еще вездесущего информатора. Эти попытки извлечь из смартфонов хоть что-то прекратились только после того, как Седой посоветовал поберечь заряды аккумуляторов, и выключить телефоны – а вдруг они в дальнейшем пригодятся.
Результат долгого ночного совещания был один: нужно искать более удобное место, где для утоления жажды не требуется забираться на пальмы.  Днем, когда один из парней влезал на дерево за кокосовыми орехами, он  в просветах  между кронами пальм увидел вдали горы, о чем и сообщил всем, спустившись вниз. Эта информация оказала решающие воздействие на результаты обсуждения дальнейших планов людей, заброшенных судьбой в неизвестность. Нужно идти в сторону гор, поскольку там просто обязана быть пресная вод в виде реки  или хотя бы ручьев. Решение было принято можно сказать единогласно, хотя никто и не ставил этот вопрос на голосование.
На следующий день, позавтракав остатками продуктов, сохранившихся в сумках некоторых предусмотрительных пассажиров, все тронулись в путь, оставив  лишние вещи в автобусе, надеясь, если повезет, вернуться сюда позже. Направление, по совету Седого, они выбрали таким образом, чтобы не слишком удаляться от берега моря и растущих по всему побережью пальм, и вместе с тем двигаться в сторону гор. Если там есть река, то она все равно должна впадать в море, и они непременно должны повстречать ее на своем пути.
Группа из тридцати трех человек, которые должны будут положить начало новой цивилизации человека воистину разумного, состояла из людей самых разных профессий, знающих о жизни много, но не имеющих ни малейшего представления о том, что их ожидает впереди. Они знали, что такое хлеб и из чего его делают, но весьма смутно представляли себе весь этот процесс от выращивания зерна до выпечки хлеба. Более того, многие из них не знали, как по внешнему виду отличить рожь от ячменя или пшеницы. А что уж говорить о проблемах животноводства, об изготовлении орудий для земледелия, о выплавке металла хотя бы из болотной руды, чтобы попытаться выковать такой же топор, как и тот, что каким-то чудом оказался у водителя автобуса, и который так помог им вчера при обработке кокосовых орехов.
Тридцать три  человека, из них семнадцать женщин, в том числе две с малолетним детьми, наверно, будущими Адамом и Евой, что они должны будут делать, чтобы род человеческий не прекратился вместе с ними? Жительницы больших городов, далекие от земледелия и животноводства, работавшие до сих пор экономистками, секретаршами, продавцами  в магазинах, привыкшие вести домашнее хозяйство, опираясь  на покупные товары. На что способны они, оказавшись в условиях дикой природы, какой бы богатой та ни была? И сможет ли заменить нормальному человеку ржаной хлеб какое-то хлебное дерево, расти оно здесь?
Среди  представителей мужского пола положение тоже было не лучшим. Присутствие четырех молодых парней могло вселять надежду. Но как приспособиться двоим айтишникам, представителям виртуального мира, к суровым будням мира реального, в котором придется не только забираться на деревья, но и встречаться с реальными опасностями в виде диких зверей или природных катаклизмов? Двое других ребят оказались более  приспособленными к жизни реальной. Один из них, Юрий, работал слесарем в ремонтно-механических мастерских, а Николай только осенью демобилизовался из армии, и это говорило само за себя. Борис Николаевич, который проявлял среди товарищей по несчастью наибольшую активность, являлся предпринимателем, точнее говоря, фермером, поставлявшим в город куриные яйца и прочие деликатесы куриного производства.
Ранее упомянутые Михаил и Вася были людьми от сохи, способные трудиться где угодно и кем угодно. Алесей Фомич и Седой, а точнее, Константин Иванович, являлись стариками за шестьдесят пять и этим все сказано.  Они много что знали, много что умели, но уже мало что могли. Среди оставшихся мужчин особо выделялся Андрей. Был она крепкого телосложения и представлялся фигурой многообещающей. И хотя он особо не лез, как говорится, вперед, его крепкие руки, с въевшейся в них чернотою от металла, свидетельствовали о трудолюбии этого человека. Но в целом, кто есть кто, должно было определить время.
Солнце еще не успело оторваться от верхушек пальм, как группа людей во главе с Борисом Николаевичем тронулась в путь, если судить по солнцу, в северо-западном направлении. У предводителя этого новообразованного людского племени за поясом виднелось оружие в виде топора, крепко прибинтованного к поясу человека поверх ремня еще и шарфиком. Впереди скрывалась неизвестность, и требовалось быть готовым к чему угодно.
Последним брел Седой, которого, как это ни странно, мучила совершенно иная проблема, нисколько не связанная с безопасностью, пищей или жаждой. Он думал о том, как им сохранить и донести потомкам все то, что было ранее, что свершилось с ними сегодня и что будет впереди. Для этого нужно все на чем-то записать и сохранить потом на все времена, разумеется, если кому-то из них, или их потомкам, удастся выжить. Как это сделать, вот о чем думал этот человек.