Степан Иванович прожил длинную жизнь. И отчего-то ближе к старости его не то чтобы на благие дела потянуло. Но как-то задумался он о церкви. То ли внутри что-то его мучило, то ли ещё что-то. Определить сам он не мог.
Жена его Анастасия Петровна умерла уже давненько. Дети поразъехались. Носа к отцу почти никто из них не показывал.
Суров был Степан Иванович и с детьми, и с женой. Может, она и померла раньше времени из-за того, что неласков он был с ней. Да и когда ему миндальничать с ней было. Работа тяжелая, а зарплата скромная. Анастасия Петровна в библиотеке всю жизнь в уборщицах проработала, тут уж и не деньги, а слёзы были.
Друзья сами собой отсеялись. Кто умер, кто спился, а новых не прибавлялось. Характер у Степана был не сладок. На горячее слово скор, да и руку не гнушался поднять на детей да на жену. Ну и друзьям перепадало частенько.
А в один из дней, то ли передача по радио его задела, то ли ещё что-то, решил Степан Иванович в церковь сходить. Почему-то ему думалось, что там ему полегче будет.
В церковь сходил, накупил иконок, образов, свечек, принёс домой это богатство, установил и на кухоньке, и в комнате над кроватью повесил. Молитв он никаких не знал, но отчего-то считал, что святые образа наведут на него благословение. И будут прощены ему все прегрешения.
Однажды вечером, он уже довольно часто ходил в то время в церковь, Степан Иванович как раз выходил из подъезда, торопясь на службу - дело перед Пасхой было, - ему навстречу направилась ватага местных бездомных котов.
- Кыш, треклятые, - просипел Степан Иванович. – Ишь ты, слуги сатаны, мешаете мне по святым делам идти. Чтоб вам пусто было.
И наклонился, чтобы подобрать камешек да распугать эту свору братьев сатаны.
Коты бросились врассыпную. Это и спасло им жизнь.
Служба в церкви закончилась. Степан Иванович, пятясь, вышел из церкви. Не хотел он, чтобы Господь видел его спину. Таким образом он оказывал Господу своё почтение. На крыльце церквушки сидели два пьянчужки, и, протянув ладони, просили милостыню.
Кое-кто подавал им копеечку, а кто-то с презрением и с пренебрежением, дёрнув плечом или демонстративно отвернувшись, уходил в темноту городка.
Степан Иванович остановился возле них и произнёс назидательную тираду. Дескать, пока они не обернутся к Богу, не видать им счастья, а подать им ему нечего, хотя в кармане у него была трёшка.
Мужички, знавшие Степана всю жизнь, и не ожидали от него ни милости, ни денег. Городок-то небольшой, всем про всех известно. Потому они выслушали его со спокойными лицами и сказали: «Ты, Степан Иванович, купи нам хлеба, хлебный ещё не закрыт».
- Хлеба вам захотелось? Ух, паршивцы. Да вы этот хлеб на водку сменяете. Или вам хлеб для закуски нужен? Не бывать тому, чтобы я вам подавал. Ешьте господний хлеб.
И Степан Иванович заковылял прочь от церкви.
До дома, где он жил, было недалече идти, но голова у Степана закружилась, едва он отошёл от церкви. Какое-то время он балансировал, ловя сознание, но путаясь в собственных ногах, всё же упал.
Едва он приходил в сознание, боль, пронзающая его насквозь, вновь уносила его в темноту безвременья.
Час ли, два ли, или больше он так пролежал, неизвестно. Потом кое-как он всё же пришёл в себя. Попробовал встать, но боль в ногах и в руке не дала ему возможности даже приподняться. И взмолился Степан Иванович, обратил он свои взоры к небу звёздному и запричитал плаксивым голосом, словно бабка столетняя. Он и просил, и умолял спасти его, выручить из беды, дать сил подняться.
И тут ангелы или Господь с ним повели разговор:
- Господнего хлеба даём тебе, Степан.
И засияло всё кругом белым светом.
- Да как же мне есть-то его, я ведь и есть не хочу.
- Степан, а зачем ты образов понаставил в доме своём, свечек зачем изжёг бесчисленное множество? Ужель о спасении думал?
- А как же, о нём и думал. Спасал себя. К тебе, Господи, ходил. Ужели ты меня среди народу-то церковного не разглядел?
- Отчего ж не разглядел? Разглядел. Но ты, Степан, подумай, что есть такое – Господний хлеб.
- Так, Господи, это хлеб-молитва, что ты в церквах даёшь.
- Ох, Степан, старый ты, а ума не нажил. Господний хлеб, милый мой, это любовь. Любовь. Да, именно так. Я был послан когда-то в мир, чтобы любить людей, любить мир. Да и ты, Степан, отправлен сюда с той же миссией.
- Так люблю же я людей, Господи. Ну, суров был иногда, не отрицаю. Но сейчас-то исправился. Видишь, в церковь хожу.
- Пошто ты, Степан, не подал пьяницам на хлеб?
- А что им подавать, Господи? Пропьют и хлеб. Или хлеб им закуска.
- Тебе ли, Степан, решать куда хлеб, данный тобой, пойдёт? Может этот хлеб спас бы жизнь не только человека, но и пса голодного.
- Не мне, конечно, но я отчего-то решил, что пьяницы на земле не нужны.
- Ну а если, Степан, следовать твоей логике, то и старики на земле не нужны. И потому спасать тебя нет необходимости. Так ли?
Замолчал Степан. Нечего ему было ответить.
На заре нового дня он очнулся оттого, что над ним склонились два мужичка, которых он накануне у церкви видал. Один держал его за запястье и пытался определить, есть ли пульс, а второй склонился к груди, пытаясь расслышать сердцебиение.
- Жив, жив, - воскликнул тот, который следил за пульсом.
Степан Иванович улыбнулся. «Господний хлеб мне подали мужички, вот она, Любовь-то Господняя, какая», - подумал Степан.
Соорудив наскоро из пиджаков и рубашек подобие носилок, мужички переложили Степана на это сооружение и понесли его в больницу.
Там уже диагностировали переломы обеих ног и руки. Вылечили Степана.
После выписки из больницы Степана Ивановича будто подменили. Нет в городке добрее и ласковее старика.