Ближняя дача. Роман

    ВАЛЕРИЙ МАСЛОВ
                БЛИЖНЯЯ ДАЧА

                Роман
   
Все герои, кроме исторических лиц прошлого, в данном романе вымышлены. Всякие совпадения с реальными событиями случайны.                Автор.

Светлой памяти
моей матери, великой труженицы
РАЗГУЛОВОЙ Дарьи Ивановны, посвящаю.


    Ему не спалось. Он думал, что оставит потомкам. Какой след в истории страны и мира будет ему уготован. Какой-то очередной лизоблюд вчера весь вечер говорил ему, что имя Александра Владимировича навечно, золотыми буквами будет вписано в историю России.
России! Да мало этого! Он должен войти в один ряд мировой истории наряду с такими именами, как Рузвельт, Наполеон, Сталин, наконец. Недаром он, нынешний Президент страны, сидит сейчас в кресле именно того кабинета, где творил историю мира непобедимый Генералиссимус!
Никто после смерти вождя всех времен и народов не смел занять этот кремлевский кабинет на втором этаже исторического здания. Ни "кукурузник" Хрущев, ни "дорогой" Леонид Ильич, ни борец за справедливость Андропов, ни даже творец перестройки Горбачев. А он занял. Не побоялся. И никто и слова не сказал: проглотили. Знают его крутой нрав. Так что не отступит он и теперь, когда бывшие соратники, как стая голодных шакалов, только и ждут, чтобы урвать момент и лишить его власти.
- Не дождетесь! - вслух сказал Александр Владимирович. - Не на того напали!
Он с трудом поднял свою грузную фигуру из мягкого кресла и невольно усмехнулся:
- Прямо, как дорогой Леонид Ильич, стал, понимаешь! Впору претворять в жизнь его проект строительства подземной рельсовой дороги к залу заседаний Кремлевского Дворца съездов: нажал кнопку - и вместе с креслом тебя вынесло прямо в президиум очередного съезда!
Президент подошел к окну, из которого была видна панорама внутренней кремлевской площади. На заснеженной брусчатке суетилась стайка голубей, ввысь устремлялась золоченая колокольня Ивана Великого, слышался мерный перезвон колоколов. Весь этот патриархальный вид навевал покой и умиротворенность. И Александр Владимирович невольно воспрянул духом.
"Нет, списывать меня рано! Я им еще покажу кузькину мать!"

Из посольства Соединенного королевства Великобритании Герман Сабиров возвращался довольно поздно: сегодня здесь устраивался очередной прием по случаю представления нового Чрезвычайного и Полномочного Посла Ее Величества в России. Герман был слегка навеселе и потому двигался по ночной Москве на служебном "Мерседесе" довольно тихо. Он и так уже нарушил служебную инструкцию, отослав шофера с охранником домой. Ему, руководителю Отдела администрации Президента, не полагалось ездить без охраны и тем более самому вести машину.
Но он решил, что сегодня можно. После приема его ждала красивая, обаятельная женщина, а двигаться на служебной машине к любовнице со свидетелями не хотелось.
Сабиров хотел конспирации: новый глава президентской администрации вздумал наводить порядок. И в моральном облике подчиненных тоже.
"Как будто людям можно запретить любить!" - усмехнулся Герман, но на всякий случай пристегнул ремень безопасности и даже выключил проблесковый маячок, дабы не привлекать к своей персоне излишнего внимания.
Его новая пассия, сотрудница газеты администрации Президента, жила в центре Москвы, в Последнем переулке. Сабиров был горд, что ему удалось так быстро не только устроить провинциальную журналистку в престижном столичном издательстве, но и пробить ей жилплощадь недалеко от своего постоянного места работы. И не жалел об этом: женщина со странным именем Джульетта оправдывала его неизбывной страстью и темпераментом.
Он неспеша подрулил к старинному, дореволюционной постройки дому в начале переулка, выключил мотор и только собрался открыть дверцу, чтобы выйти из машины, как к правительственному "Мерседесу" подскочил человек в маске.
Далее события развивались классически. Неизвестный киллер приблизился к машине со стороны правого пассажирского сиденья и через стекло прицелился в водителя. Сделав в упор два выстрела, стрелок бросил пистолет с глушителем прямо возле "Мерседеса" и скрылся в темноте.

Иосиф Виссарионович Сталин был сегодня явно не в настроении. Он только что внимательно прочитал аналитический материал под грифом "Совершенно секретно" из ведомства  Берии и был несказанно раздражен. Конечно, любой посторонний человек не заметил бы сейчас на лице вождя великой страны и тени подобного раздражения: Джугашвили давно привык сдерживать свой грузинский темперамент и не делать поспешных решений. Но внутренне он буквально кипел. И потому, раскурив неизменную трубку, в которую сейчас вложил, кажется, чересчур большую порцию своих любимых раскрошенных папирос "Герцоговина Флор", он, уже спокойно, немного растягивая слова, проговорил вслух, словно рассуждая сам с собой:
- Сколько можно этой, выражаясь языком Ильича, политической проститутке Троцкому полоскать имя товарища Сталина? Давно в эмиграции, но никак не успокоится. Может, товарищу Бронштейну надо помочь? Почему товарищ Берия сам не догадается? Почему обо всем должен думать сам товарищ Сталин?
Видимо, обилие вопросительных знаков несколько утомило вождя, и он задумался, подойдя к окну своего кремлевского кабинета на втором этаже бывшего сенатского дворца. На заснеженной брусчатке суетилась стайка голубей, ввысь устремлялась золоченая колокольня Ивана Великого, слышался мерный перезвон часов на Спасской башне.

Джульетта Степановна ждала гостя. Она совсем недавно поселилась в этом старинном престижном доме, где ее любовник сделал евроремонт, и не могла нарадоваться своему счастью. После провинциального областного центра, хоть и близко расположенного к Москве, но сонного и тихого, она никак не могла привыкнуть к бурной столичной жизни. Ее возлюбленный появлялся только ближе к ночи и никогда не оставался до утра, заботясь о спокойствии своей жены. Но Джульетту такое положение вполне устраивало. Причем, главными в жизни были не роскошь и богемная жизнь, которые дал ей любовник. И не то, что он сумел в течение недели круто изменить ее жизнь, устроив работать в газету администрации Президента страны.
Главным была та страсть, которую она испытывала с этим, еще молодым, стройным и умным человеком. У нее был когда-то муж и немало любовников, но еще ни разу она по-настоящему не любила. И теперь эта красивая, обаятельная женщина ничего не желала так сильно, как очередной встречи со своим возлюбленным.
Настенные часы в зале мерно пробили одиннадцать раз, но никто к ней пока так и не пришел. Джульетта уже начала волноваться, когда, наконец, раздался звонок.
Но это был звонок телефонный. Задыхаясь от внезапно охватившего ее волнения, Джульетта бросилась к телефонному аппарату.

Он решил собрать помощников здесь, в Горках. Выезжать в Кремль врачи решительно не советовали: состояние здоровья Президента вызывало у них серьезное беспокойство. Но и медлить было нельзя: за его спиной уже начались метания и перебежки ближайших сподвижников во вражеский стан. Пора было проявлять характер. Надо было показать, кто в доме хозяин.
Александр Владимирович медленно, по-стариковски, поднялся из кресла и на негнущихся ногах добрел к широкому, не зашторенному окну.
Вид в ухоженный парк был прекрасен. Слегка припорошенные снегом ели и сосны навевали покой и умиротворенность. На всем обозримом пространстве не было видно ни души. Казалось, что именно здесь ты надежно защищен от всех мерзостей жизни.
"Не зря Ильич выбрал себе этот прекрасный уголок для последних лет жизни, - подумал, несколько успокоенный созерцанием великолепного пейзажа, Президент. - А может, я ошибаюсь? Это ведь Сталин упрятал своего учителя сюда, подальше от посторонних глаз!"
- Но меня им не упрятать! - грозно воскликнул вслух Александр Владимирович.
Что-то поистине величественное, царское промелькнуло в грозном виде Президента в этот момент. Но тут же исчезло, сменившись болезненной гримасой: приступ очередной боли вмиг показал ему, как вредно этому старому, изношенному человеку волноваться.
- Все ждут, Александр Владимирович! - незаметно возник за его спиной помощник.
Президент невольно вздрогнул. Вот уж, сколько лет он никак не мог привыкнуть к этой кошачьей повадке своего личного секретаря.
"Так и нож может вонзить в спину незаметно, - совершенно не к месту возникла в его голове нелепая мысль. - Менять, пожалуй, его надо".
Это желание - сменить и разогнать своих самых верных и ближайших сподвижников - у Президента возникало довольно часто. Что он с удовольствием и претворял в дело. Александр Владимирович не жалел никого и уж тем более не признавал никакой дружбы и прежних заслуг. Вот и сейчас, услышав от дочери, что, по ее мнению, в Кремле зреет заговор, он приготовился к принятию очередных решительных мер.
- Здравствуйте, Александр Владимирович! Как вы хорошо выглядите! Горки идут вам на пользу! - раздался хор услужливых голосов, как только он вошел в гостиную.
Впрочем, "вошел" - это слишком оптимистично сказано. Присутствующие вмиг отметили шаркающую походку Президента, впились внимательными, ничего не пропускающими взглядами во весь его облик. Поначалу никого не интересовало, что он говорил, все смотрели, как медленно раскрываются бледные губы, как напрягаются веки, как потерянно бьется жилка на виске...
- И потому я принял решение. - Президент закашлялся, прямо ладонью вытирая губы и нос, затем медленно, с большими паузами, произнес: - Я отправляю в отставку руководителя администрации Президента и всех его заместителей.
Наступила немая сцена. Никто не ожидал такого резкого поворота дела. Словно заметив, что несколько переборщил, Александр Васильевич добавил:
- Да, и, понимаешь, объявляю всем им благодарность за службу. С сохранением всех льгот и... привилегий.
Последнее слово далось ему особенно трудно. То ли потому, что трудно произносилось, то ли из-за того, что начинал он свой стремительный взлет к президентскому креслу как раз с борьбы с этими самыми привилегиями.
Впрочем, собравшимся было сейчас не до осмысления таких тонкостей. Каждый из них мгновенно соображал, что ему теперь делать. Власть обладает для людей такой притягательной силой, с которой не может сравниться ни одна из остальных человеческих страстей.

Сабиров, видимо, родился в рубашке. Киллер, похоже, не отличался меткостью и кучностью в стрельбе: пули попали в руку и ногу, не задев жизненно важных органов.
А может, он и не собирался убивать начальника Отдела администрации Президента? Может, ему дали задание лишь попугать не в меру ретивого чиновника?
Впрочем, Германа сейчас такие нюансы не интересовали. Нужно было срочно вызывать помощь. Левой, не простреленной, рукой он вынул из кармана куртки мобильный телефон и вызвал по нему "скорую помощь". Затем дотянулся до спрятанного за панелью телефона правительственной связи и набрал четырехзначный личный номер директора Федеральной службы безопасности. На его счастье, абонент оказался на месте.
- Якубов слушает! - по-военному четко отозвался моложавый звонкий голос в трубке.
- Иван Павлович, прошу извинить за поздний звонок. Это Сабиров. Меня только что в упор расстрелял киллер.
На мгновение в трубке воцарилось молчание. Затем тот же голос, но уже несколько настороженно, уточнил:
- Кто говорит?
- Сабиров. Начальник Отдела...
- Да знаю, знаю, - несколько нетерпеливо перебил Якубов. - Но как это: в упор расстрелял, а ты жив?!
- Да. Только ранен. В руку и ногу.
- Понятно, - уже совершенно серьезно, деловым тоном ответил директор Федеральной службы безопасности. - Адрес?
- Последний переулок, дом семнадцать. Это в центре.
- Знаю. Высылаю бригаду и еду сам. "Скорую" вызвал?
- Да.
- Попроси, чтобы без меня не увозили. Сейчас буду.

Берия был вызван к Сталину немедленно. Вождь неторопливо прохаживался по кремлевскому кабинету. Толстый ковер на полу и так заглушал все шаги. А мягкие, почти без каблуков, сапоги Иосифа Виссарионовича и вовсе делали его походку неслышной. Так что, стоявший навытяжку посредине кабинета Лаврентий Павлович мог только настороженно зыркать тускло поблескивавшим пенсне да слегка поводить в стороны своим ястребиным носом.
- Лаврентий, что ты мне опять принес эту гадость? - Сталин брезгливо указал на аналитический доклад с выкладками иностранной прессы, лежащий у него на столе.
- Так ведь пишет, подлец! Поливает грязью.
- Вот именно, - пыхнул трубкой вождь. - Грязью. А ты мне создаешь проблемы.
- Так ведь... - начал было Берия, но, словно уловив непроизнесенное указание, мигом сообразил: - Нет человека - нет и проблемы!
Иосиф Виссарионович ничего не ответил. Он словно вмиг утратил интерес к тому, о чем пишет в далекой мексиканской эмиграции его бывший соратник по партии. И перешел к, казалось бы, философской проблеме.
- Вот, многие говорят, что я чересчур жесток.
- Что ты, Коба! Кто такое мог подумать?!
- Да, многие. Да товарищи по партии. Но вспомни, Лаврентий, десятую годовщину Великого Октября. Тебя, конечно, тогда здесь еще не было. Но не в этом дело. Стою на трибуне, приветствую трудовые массы и вдруг получаю сильный удар в затылок. Даже фуражка слетела. Это как понимать, Лаврентий?
Берия 7 ноября 1927 года на трибуне Мавзолея действительно не был. Но о том нападении на руководителя страны, Иосифа Виссарионовича Сталина, знал прекрасно. Тогда слушатель военной академии имени Фрунзе Яков Охотников вместе еще с двумя курсантами был послан на усиление охраны Сталина во время военного парада на Красной площади. Беспрепятственно проникнув в Кремль, тройка слушателей подошла к калитке, перекрывавшей вход в туннель, ведущий на трибуну Мавзолея.
Путь им преградил всего один грузин-охранник. Отшвырнув его в сторону и сломав калитку, бравая тройка вмиг оказалась позади приветствовавших демонстрантов руководителей партии и правительства. Яков Охотников подскочил к Сталину и с размаху ударил его кулаком в затылок.
Лаврентий помнил и иное, самое интересное: никто из напавших на Сталина не был привлечен к ответственности. Троцкий, начальник академии Эйдеман и начальник военного штаба РКК Тухачевский замяли это дело.
- Да, Коба, тогда ты не дорожил своей жизнью и не уделял внимания своей безопасности. Если бы в руках этого бандита оказался нож или пистолет - случилось бы непоправимое.
- Да, Лаврентий, мне, можно сказать, везет, - усмехнулся Иосиф Виссарионович. - Не оказалось в руках сабли и у комбрига товарища Шмидта, а то бы остался Коба без ушей.
И этот эпизод Берия прекрасно знал. Накануне пятнадцатого партийного съезда позиции Троцкого стали особенно сильны. И Сталин пошел ва-банк: исключил его из партии. В перерыве съезда к Сталину подошел сторонник Троцкого командир бригады Шмидт, при всех обложил матом и, помахивая воображаемой саблей, заявил: Смотри, Коба, уши отрежу!" Вождь проглотил и это оскорбление.
- Так что у нас там еще? - словно и не было ничего сказано перед этим, вяло поинтересовался Сталин.
- Срочных и важных сообщений пока нет, - отрапортовал Берия.
- Хорошо, Лаврентий. Ступай.
Никаких выводов и приказов. Но Берия прекрасно знал характер своего Хозяина: тот никогда и ничего не забывал. Яков Охотников, разбивший затылок Сталина перед многотысячной демонстрацией на Красной площади, вначале даже получил повышение. Иосиф Виссарионович вспомнил о нем через восемь лет. Чуть позже пришел черед и его защитников: Эйдемана и Тухачевского. Теперь настала пора Троцкого.

Джульетта так спешила к звонящему телефонному аппарату, что на бегу споткнулась о край ковра и упала. Но все же успела протянуть руку и схватить трубку. Так, лежа на ковру, задыхаясь от тревожного предчувствия, она и ответила на звонок:
- Я слушаю!
- Это я, Герман. Ты можешь спуститься вниз, к машине?
- Что случилось, родной?!
- Ничего страшного. Не волнуйся. Возьми бинт или что-нибудь для остановки крови...
- Ох! - только и смогла вымолвить Буланова. Но, как женщина решительная, тут же взяла себя в руки: - Я мигом! Жди, родной!
Лихорадочно, вышвыривая из шкафа ненужные, мешающие сейчас вещи, она выдернула кусок марли, схватила из аптечки йод и сразу побежала из квартиры вниз по лестнице.
На улице, как ни странно, было буднично и тихо. Приглушенно светил на углу одинокий фонарь, вокруг не было ни души, и только роскошный "Мерседес" ее возлюбленного стоял рядом с подъездом с распахнутой передней дверцей.
- Герман! - бросилась женщина к машине. - Ты жив?
- Конечно, - как можно беспечнее отозвался из машины Сабиров, но не выдержал и застонал от боли.
Глазам Джульетты Степановны предстала жуткая картина. Все видимое пространство внутри "Мерседеса" было залито кровью. Алая жидкость буквально заляпала обшивку, панель управления, руль, даже мобильный телефон, валявшийся на сиденье рядом с Германом.
- На тебя напали? Почему ты один? Где охрана? - засыпала его вопросами Буланова, в которой теперь проснулся еще и журналистский интерес. Но она тут же спохватилась и принялась, как могла перетягивать руку выше раны, чтобы остановить кровотечение.
Но следом внезапно раздался вой сирены, и в переулок влетела машина "скорой помощи". Из нее выскочили врачи и, бесцеремонно оттолкнув Джульетту, принялись за дело.
Буквально через две-три минуты в переулке стало тесно от многочисленных представительных черных "Волг" и иномарок. Агенты в штатском и милиция, следователи прокуратуры подъезжали один за другим. Торопливо, чуть ли не бегом, подошел к раненому и директор ФСБ.
- Вы в порядке, Герман Антонович? - на американский манер поинтересовался он у начальника отдела администрации Президента.
- Как видите, - ответил тот. - Только крови много потерял.
- Можете сейчас  ответить, кто напал? Их приметы? Ваши соображения?
- Нет, нет! - решительно отодвинул его в сторону врач "скорой помощи". -Человек в шоке, ему сейчас не до допросов.


    Якубов достал удостоверение и молча развернул его перед врачом. Тот отреагировал моментально:
- Только, пожалуйста, не более трех минут. Куда прикажете доставить раненого?
- К нам, в военный госпиталь. Вас будут сопровождать наши сотрудники.
- Есть, - по-военному четко отрапортовал врач и отошел в сторону, чтобы не мешать разговору.
Но здесь вмешалась Буланова:
- Корреспондент газеты администрации Президента "Курсом реформ" Буланова, - начала было говорить она, но Якубов доброжелательно прервал:
- Мы вас знаем, Джульетта Степановна. Не волнуйтесь: бросим лучшие силы на раскрытие этого покушения. - И видя, что женщина хотела услышать совсем не это, мягко добавил: - Да, конечно, вы можете сопровождать раненого в госпиталь. Мы выпишем вам постоянный пропуск.

В госпитале Джульетта оказалась не у дел. Врачи занялись раненым Сабировым, и женщине с неизвестным статусом делать у его постели было нечего. К тому же уже сообщили семье Германа, и в палату вот-вот могла нагрянуть законная супруга. А встречи втроем не желал никто. Так что хоть и не хотелось Булановой уезжать, но сделать это пришлось.
В таких случаях лучшей терапией для любой женщины становится задушевное излияние чувств  лучшей подруге. Такая у Джульетты Степановны была. Вот уже почти пятнадцать лет она дружила с Зиной, библиотекарем областной газеты, в которой раньше работала. Все - и плохое, и хорошее - она поверяла этой подруге. И, когда судьба неожиданно улыбнулась ей, подарив лучшего любовника за всю жизнь - Германа Сабирова, благодарная Джульетта поставила перед ним обязательное условие: в Москву перееду только с Зиной.
Сабиров тогда посмеялся: уж не любовь ли у вас? Любовь, ответила Буланова. Причем одна и на всю жизнь. Пришлось начальнику влиятельного хозяйственно-финансового Отдела администрации Президента согласиться на поставленное условие. Впрочем, особого труда устроить обеих подруг в столице ему не составило. Зину он тут же определил в Архив Президента страны, а Джульетту в президентскую газету.
Сложнее было с жильем. Обе подруги к тому моменту оказались холостыми. Зина развелась со своим пропойцей Славиком, а Джульетта и вовсе вот уже несколько лет ни с кем не жила. Поменять их провинциальные квартиры на столичные было проблемой, к тому же это требовало времени.
Но Герман нашел выход. Под видом старых, непрестижных квартир, он устроил обеих подруг в шикарные, старинные постройки, причем, в самом центре города. Жилье капитально отремонтировали и тут же приватизировали на их фамилии.
Так что ехать Булановой далеко не пришлось. Она буквально вломилась в квартиру подруги, перепугав ту своим появлением в столь поздний час.
- У тебя что, пожар? - сонная и недовольная встретила Буланову Зина.
- Ой, Зинок, - бросилась Джульетта на шею хозяйке квартиры, - я такая несчастная! Германа подстрелили!
- Как, совсем? - не смогла еще прийти в себя от недавнего сна Зина.
- Нет, только ранили. В руку и ногу.
Зина облегченно вздохнула. Она поправила на голове сползший под натиском объятий подруги неизменный тюрбан и направилась на кухню.
- Слава Богу! Он ведь наш кормилец и спонсор: его беречь надо.
- О чем ты говоришь! - возмутилась Джульетта. - Человека чуть не убили, а ты о спонсоре вспоминаешь!
- Конечно, конечно. Успокойся. Сейчас кофе сварю. Тебе покрепче?
Видя, что подруга не воспринимает всерьез ее сообщение, Джульетта тоже стала успокаиваться.
- Ты думаешь, все образумится? - с надеждой спросила она, точно только от Зины зависело, что будет с Германом дальше.
- Конечно, - невозмутимо сообщила подруга. - Я, как тебя увидела, сразу поняла: ничего серьезного.
- Как это: поняла? У меня что, был вид радостной идиотки?
Зина пожала плечами. Затем включила кофемолку, и по кухне вмиг разнесся бодрящий запах свежее размолотого кофе. И только потом философски заметила:
- Измениться не может никто, а стать лучше способен каждый. Ты, как познакомилась с Германом, стала гораздо сердечнее и добрее. Так что если бы с ним случилось что действительно ужасное, ты бы билась в истерике у его тела, а не неслась ко мне среди ночи, чтобы поболтать.
- Злюка ты, Зинок! - только и смогла сказать Буланова.
Хозяйка квартиры между тем быстро заварила кофе и разлила его в две старинные чашки из тонкого фарфора.
- Давай выпьем несколько глотков этого божественного напитка, а затем ты спокойно и обстоятельно расскажешь, что произошло.
Джульетта совершенно успокоилась. Она не понимала, почему эта умная, рассудительная женщина, ее ровесница, всю жизнь просидевшая в тихой библиотеке, так благотворно действует на нее. Но в любых критических ситуациях один ее рассудительный вид успокаивал эмоциональную, возбудимую Джульетту.
Они выпили содержимое своих чашек полностью, прежде чем Буланова заговорила. Но теперь она вела разговор спокойно, не торопясь.
- Я, как всегда, ждала Германа. Мы договорились, что он заедет ко мне после приема в английском посольстве. И вдруг слышу телефонный звонок: Герман просит, чтобы я спустилась к подъезду и взяла бинт. Оказалось, что возле моего дома его поджидал киллер. Два выстрела достигли цели: в руку и ногу.
- Цели? - переспросила Зина. - Нет, здесь что-то иное. Профессионалы не промахиваются. Его явно хотели напугать. Или предупредить.
- Но почему возле моего дома?
 - А вот это - очень нехорошо, - подытожила Зина. - Значит, и ты замешана в этой скверной истории.
- Ты думаешь? - встрепенулась Джульетта. - Но я ума не приложу, за что могла оказаться неугодной криминалу.
И подруги углубились в анализ происшедшего. Была выпита не одна чашка кофе, беседа затянулась далеко за полночь, а они все вспоминали, что делали в последнее время, и что им говорил Герман.

В девять часов утра Александр Владимирович заказал себе в кабинет президентской  резиденции в Горках ланч. Это иностранное словечко пришлось ему по душе, когда он гостил у американского президента. Но меню его завтрака отличалось простотой и ординарностью: сто граммов черной икры, яичница из двух яиц, два кусочка черного хлеба и сто граммов водки. Правда, её врачи категорически запрещали, но какой же русский правитель отказывал себе в национальном напитке?
К тому же шли рождественские праздники, грех было не выпить. Вон царь Петр Первый начинал праздновать в девять утра и пил до глубокой ночи. А Иван Грозный отказников от веселого бражничества на Рождество и вовсе казнить приказывал.
Впрочем, воспоминание о своих великих предшественниках настроения Александру Владимировичу не улучшило. Как нарочно, в голову лезли совсем иные, неприятные сравнения. Уже нашелся один умник, который ему, Президенту, посмел намекнуть на неуместную роскошь. Мол, в трудное для страны время царь Александр Третий посадил свою семью на жесткий рацион: вареное яйцо, кусок хлеба и стакан воды. А он, нынешний Александр, тратит на свою семью столько, что можно прокормить целый регион, и не один год.
- Видно, совсем моя власть слабой стала! - горестно вздохнул Александр Владимирович и опрокинул в рот все сто граммов кристально чистой водки.
На душе сразу стало легче. Вернулось хорошее настроение, а с ним и желание сделать задуманное.

В госпитале Сабиров быстро пришел в себя. Врачи постарались сделать все возможное, тем более что пациент был не простой. А начальнику отдела администрации Президента было о чем задуматься. Пока действовало обезболивающее средство, вдоволь впрыснутое услужливыми врачами в его тело, мозг мог не отвлекаться на ощущения боли.
"Кому же я стал неугоден? - размышлял Сабиров. - Не верь тому человеку, который уверяет, что у него нет врагов. Но начинать анализ, пожалуй, лучше все-таки с друзей. Должность у меня такая, что друзей-лизоблюдов всегда больше чем достаточно. Так, с кого начать? Кажется, древняя китайская мудрость гласит: берегись, когда тебя хвалит друг. Кто меня в последнее время особенно расхваливал?"
Пациент госпиталя на минуту задумался, перебирая в памяти, как в компьютере, ближайших сподвижников. Видимо, импортное обезболивающее имело еще и побочный эффект, потому что на короткое время вызвало у раненого непонятную энергию и способность живо мыслить. Сабиров напряженно морщил лоб, стараясь не забыть самое важное, словно и не был какой-то час назад дважды ранен и не пережил самый настоящий шок от внезапного нападения киллера и выстрелов в упор.
- Не может быть! - вдруг воскликнул Сабиров так громко, что дежурившая возле него медсестра встрепенулась от короткого сна и бросилась к пациенту:
- Вам больно? Сделать еще укольчик?
- Нет, нет: все в порядке. Отдыхайте.
Медсестра вновь уселась в свое кресло досматривать очередной быстрый сон, а заглянувший было в палату охранник тоже успокоился, и плотно закрыл дверь.
"Так, - уже более равнодушно подумал Герман. - Не паникуй: у Александра Владимировича не может быть резонов недовольным мною. Да, Президент особенно подчеркнуто расхваливал меня на недавней исторической встрече у себя на даче, когда объявил об отставке всего руководства своей администрации. Это было странно, если учесть, что похвал за старания от него обычно никто не получает. Но необязательно говорит о том, что он что-то против меня имеет. Да, я слишком много знаю. О нем, его делах, счетах в иностранных банках и так далее..."
Сабиров задумался. Он мог ожидать расправы от кого угодно. От тех влиятельных лиц в государстве, которым помешал за гроши приватизировать государственные дачи с гектарами заповедных сосновых боров в придачу. Кому не позволил прибрать к рукам роскошные квартиры в престижных домах президентской администрации. От чиновников, на которых докладывал Президенту о слишком подозрительных счетах в иностранных банках, и так далее. Но подумать такое!
"Нет, - решительно возразил самому себе Герман. - Это все бред какой-то. Результат моего шокового состояния! Выкинь из головы и забудь!"
И тут же в палате раздался телефонный звонок. Сабиров взял с тумбочки мобильный телефон, с которым никогда не расставался ни при каких условиях. Это был особый телефон: он совмещал функции обычного телефона сотовой связи с секретной линией связи, по которой к нему могли дозвониться только доверенные лица. Эта связь кодировалась Федеральным агентством правительственной связи и была особо секретной. Звонок такого телефона отличался и особым сигналом.
"Кто бы это мог быть? - недоуменно подумал Сабиров. - Слишком поздно для обычного разговора!"
- Слушает Сабиров!
- Привет. Это я. Не ожидал?
"Хозяин! - мелькнула мгновенная мысль в воспаленном мозгу раненого. - С чего бы это?"
- Нет, Александр Владимирович, не ожидал.
- Ну, и как самочувствие?
"Уже знает?! Или ему просто не спится?"
- Нормальное.
- Молодец, что не жалуешься. А то тут некоторые, понимаешь, сразу панику подняли. Мол, уже наших отстреливать стали. Я, конечно, порядок навести приказал. Совсем криминал обнаглел, значит.
- Спасибо за сочувствие, Александр Владимирович. Пули прошли навылет, попали в мягкие ткани руки и ноги, так что опасности для здоровья нет.
- Вот и прекрасно. А то, сам знаешь, я без тебя - как без рук. Ты у меня из старой гвардии один проверенный боец остался, сам знаешь.
"Да уж, знаю, - кисло подумал Сабиров. - От тебя не ведаешь, что в следующую минуту ожидать: выкидываешь преданных слуг без всякого сожаления.
- Что молчишь? Или на меня в обиде?
- За что, Александр Владимирович?! Вы мне - как отец родной. Нашли и возвысили. Опять же, недавно похвалили. Я постараюсь в больнице не залеживаться: знаю, как вам нужен.
- Постарайся, постарайся, Герман. Ну, выздоравливай. А о тех, кто на тебя руку поднял, не волнуйся: мы их из-под земли найдем.
- Спасибо, Александр Владимирович, - сказал Сабиров, но Президент этих его слов, видимо, уже не слышал: в трубке шли короткие гудки.
"Зачем позвонил? - напряженно задумался Сабиров, пытаясь проанализировать состоявшийся разговор. - Лишний раз показал, что он в курсе всех событий? Или на что намекнул?"
Герман с раздражением бросил телефонную трубку на тумбочку и тут же застонал от пронзительной боли. Ныло все: раненые рука и нога, непроизвольно сжимало мышцы сердца, напряженно пульсировала кровь в голове, вызывая дополнительные боль, опустошенность и усталость. Он откинулся на подушку и мгновенно забылся в тяжелом бреду.

Сегодня у Иосифа Виссарионовича Сталина настроение было хорошим. Только что Лаврентий Берия доложил, что какой-то мерзавец в далекой Мексике оборвал ледорубом жизнь товарища Троцкого.
"Конечно, - благосклонно размышлял про себя сейчас Сталин, расхаживая в мягких яловых сапогах по своему кремлевскому кабинету, - Лейба Бронштейн - это предатель революции. Собаке - собачья смерть. Но все-таки надо подсказать товарищам, чтобы дали в "Правде" сообщение о его трагической гибели: все-таки он много сделал для победы Октября в нашей стране."
- Но достаточно об этом, - пыхнув трубкой, закончил свои размышления вождь. - Надо решить, что делать с этим потоком предупреждений о готовящемся  нападении Германии на Советский Союз. Это - клевета. Не может Гитлер напасть на нас, потому что к войне не готов. У меня двадцать три тысячи лучших в мире танков, а у Гитлера лишь три, да и те устаревшей модели. В Красной Армии есть дальняя бомбардировочная авиация, а у Гитлера ее нет. А генералы? Высший командный состав Германии к войне не готов.
И здесь вождь надолго вновь погрузился в раздумья. Но на этот раз он вспоминал 1 мая 1936 года, когда ему, наконец, представилась возможность избавиться от бездарных командиров, возомнивших себя великими стратегами.
...После первомайской демонстрации на Красной площади, Сталин, по обыкновению, пригласил военноначальников к себе отметить праздник. Застолье вышло шумное: захмелев, военные начали выяснять отношения.
- Ты, Клим, собрал кучку безграмотных солдафонов и только и можешь, что махать шашкой! - набросился вдруг на Ворошилова начальник Генштаба Тухачевский.
- А ты как был политруком, так им и остался: понаписал кучи трудов, в которых одни призывы и никаких дел. Вот, послушайте.
И Ворошилов достал словно нарочно припасенную для такого случая тонкую книжицу. Полистал и стал зачитывать заранее подчеркнутое:
- "В войнах двадцатого века огромное значение имеют декавильки". Или вот: "Внеуплотняющая оборонительная завеса". Это что: уплотняется завеса или наоборот? "Гармоника расчленения сил". Вот еще: "Авиамотомехборьба в тылу противника". Признаюсь: мои конники или, как их назвал товарищ Тухачевский, солдафоны, про всякие там "декавильки" понять, само собой, не смогут.
Наступила гнетущая тишина. Кто-то уронил рюмку, и хрусталь со звоном раскололся на мраморном полу.
- А откуда эти выдержки? - осторожно поинтересовался Молотов.
- "Новые вопросы войны" . Труд ученого Тухачевского. Коба, скажи ты свое слово! - обратился Ворошилов к молчавшему Сталину.
- Я думаю, товарищи, пора кончать препираться частным способом. Нужно устроить заседание Политбюро и на нем подробно разобрать, в чем тут дело.
Все облегченно вздохнули, и застолье как ни в чем не бывало продолжилось до глубокой ночи.
А Сталин продолжал молчать. Он не произносил своих знаменитых тостов, не руководил застольем и вообще вел себя так, словно был здесь не хозяин, а посторонний гость.
Но в мозгу Иосифа Виссарионовича зрел грандиозный план. Повод для задуманного им очищения армии был найден.
"Плох тот командир, который не видит дальше своего носа, не планирует намного лет вперед, - рассуждал про себя Сталин, совершенно не обращая внимания на шум, крики, песни и пляски разгулявшегося командного состава армии. - Они все привыкли к Кобе, обращаются ко мне на "ты" и никак не могут поделить бывших побед в гражданской войне. А нас уже ждет другая, более жестокая, возможно, мировая война. На ней должны воевать другие командиры.
Клим, конечно, человек ограниченный. Но и тот увидел пустомельство Тухачевского. Этот надменный индюк, который возглавляет мозг, Генеральный штаб армии, предлагает совершенно фантастические прожекты. Да еще лезет в политику.
А беспробудный пьяница Блюхер, а недоучившийся студент Якир, у которого ни военного образования, ни опыта войны?
Красная армия в гражданскую формировалась, если говорить честно, из предателей-перебежчиков, уголовников и прочей подобной породы. Эти легендарные для народа комдивы и комбриги так и остались партизанами в худшем значении этого слова. От них давно было пора избавить нашу армию. Теперь повод найден. Завтра же собираю Политбюро. Надо понимать, товарищи комбриги созрели, чтобы передушить друг друга!"
И вот здесь Сталин улыбнулся. Напряженная работа мозга закончилась, решение принято, теперь можно и расслабиться. И хозяин застолья обратился к Ворошилову:
- А что сегодня нам расскажет легендарный герой гражданской войны, Первый конник товарищ Клим Ефремович Ворошилов? Помнишь нашу последнюю вылазку?
Ворошилов  помнил. Он был горд тем, что Сталин выделил среди всех собравшихся военачальников именно его. И восторженно, упиваясь собственной славой, начал вспоминать былые победы. Все слушали внимательно. И только Тухачевский метал исподлобья на своего обидчика недобрые взгляды.

То, что по большому секрету поведал ей Сабиров, повергло Джульетту в панику. Она, конечно, догадывалась, что не все в Королевстве Датском ладно. Но чтобы дойти до такой степени!
- Нет, это не может быть! - только и могла бесконечно повторять Буланова. - Не может быть потому, что не может быть вообще!
Но умная, обладающая аналитическим складом ума, написавшая не одну разоблачительную статью о мафии и коррупции в российском обществе, журналистка не могла не понимать, что такое может быть и есть в высших эшелонах власти.
«Хорошо, - наконец согласилась сама с собой Джульетта. - Я могу допустить, что где-то в недрах правоохранительных служб могут спланировать убрать человека. Но не одного из высших должностных лиц государства. И не по такому заданию!»
- Нет! Надо что-то предпринять! И немедленно, пока Герман еще жив!
«Но, что? Предпринять собственное расследование? Попытаться найти исполнителей, оттолкнувшись от гипотетического заказчика?»
Буланова быстро вскочила с дивана в своей комнате, на который она присела лишь на мгновение, и бросилась к телефонному аппарату. Но тут же оттолкнула его от себя. Взяла в руки мобильный телефон и с досадой швырнула его на диван.
«Надо с кем-то посоветоваться! - пришла она к выводу. - Спешка в таком опасном деле может только навредить!»
Лучшего советника, чем любимая подруга Зина, Буланова никогда не знала. Та не раз выручала ее в критических ситуациях. И Джульетта принялась названивать подруге по телефону.

С недавних пор в свой кремлевский кабинет Александр Владимирович стал наезжать все реже. С одной стороны, состояние его здоровья стало настолько плохим, что врачи не советовали покидать загородную резиденцию, ставшую своеобразным филиалом Центральной клинической больницы. С другой - ему почему-то стало вдруг неуютно и дискомфортно в этих бывших апартаментах Сталина.
Но сегодня выехать на работу в Кремль ему пришлось. И не потому, что его появление там требовали важные государственные дела. Их Александр Владимирович давно перестал решать. А вот борьба за власть в последнее время требовала все больших усилий с его стороны.
- Шакалы! - с тоской и какой-то безысходностью в голосе проговорил Президент, с комфортом расположившись на заднем сиденье правительственной машины, на большой скорости проносящейся по Рублевскому шоссе. - Волки недобитые: мало я их с государственных постов повыгонял.
- Что говорите? - с готовностью повернул голову к Президенту его помощник, не расслышавший слабый голос Александра Владимировича.
 - Ничего. - успокоил его Президент. - Это я так. О своих болячках.
- Все пройдет. Вы еще покажете всему миру свою огромную энергию и работоспособность.
- Мир перебьется, - с угрозой возразил Президент. - А вот некоторым товарищам, которые стали нам совсем не товарищи, я действительно еще многое покажу.
Президентский кортеж из сверкающих лаком иномарок въехал в Кремль и остановился у подъезда недавно отремонтированного дворца. Александр Владимирович медленно, с трудом вылез из машины и, поддерживаемый помощником под руку, направился к входу.
- Докладывайте, - резко бросил он руководителю своей администрации, который подобострастно встретил его, несмотря на мороз, раздетым прямо на улице.
- По делу о покушении на начальника финансово-хозяйственного отдела Сабирова, - начал было руководитель, но Президент его оборвал:
- Этим вопросом я займусь лично. Что еще?
- В последние дни значительно осложнились отношения нашей страны с...
- Этим пусть займется МИД. Ты мне по делу, понимаешь, докладывай!
- Понял, - мгновенно среагировал руководитель администрации. - Глава столичного правительства открыто против вас выступил. Мол, не способен руководить страной и прочее. Пора, мол, заменять.
- Ишь ты, какой шустрый! - возмутился Александр Владимирович. - Когда я его из говна вытаскивал, он другое говорил. Какие меры ты принял?
- У вас на столе компромат на этого деятеля. Жду указаний по его запуску в средства массовой информации.
- Хорошо, я посмотрю. Ко мне никого не пускать.
Александр Владимирович осторожно опустился в кресло и принялся изучать лежащий на столе документ.
- Вот как ! - несколько раз за чтение восклицал он. - Рыльце-то тоже в пушку!
Закончив чтение документа, Президент отложил его в сторону и посмотрел в дальний угол просторного кабинета.
- Так, а что бы на моем месте сделал с этим господином бывший владелец этих апартаментов? - стал размышлять вслух Александр Владимирович. - Наверное, отправил лет этак на десять в лагеря?
- Нет, товарищ Сталин расстрелял бы этого сукина сына! - неожиданно донесся до Президента характерный неторопливый говорок с мягким грузинским акцентом.
Александр Владимирович от неожиданности даже привстал за столом: действительно, в дальнем углу кабинета стоял Иосиф Виссарионович Сталин. Он мягко покачивался на ногах, дымя трубкой, а руку укоризненно протягивал в сторону нового хозяина кабинета.
 - Но товарища Сталина сейчас интересует совсем иной вопрос. Почему ты, член нашей коммунистической партии, развалил великую, самую мощную державу в мире?
- Я? Я... ее не разваливал. Советский Союз сам к тому времени развалился. Беловежские соглашения только закрепили постфактум это событие.
- Неправду  говоришь.  Обманываешь  партию. Ты захотел стать во главе государства. Рвался к власти. Даже в мой кабинет единственный из всех руководителей страны засел. А на державу, на великую страну тебе было наплевать!
- Я... я..., - начал было оправдываться Александр Владимирович, но облик вождя всех времен и народов вдруг пропал так же внезапно, как и возник минутой раньше.
- Что за черт! - обтер рукой вспотевший лоб Президент и безвольно повалился в кресло, из которого так резко вскочил минуту назад. - Это галлюцинация. Последствие болезни. Недаром врачи предупреждали.
Он решительно нажал кнопку звонка.
- Едем назад, - приказал он появившемуся в дверях кабинета помощнику. - А что делать с этим документом? - поинтересовался руководитель администрации у Президента, когда тот вышел в приемную. - Запускать в дело?
- Сталин за такие нарушения его бы расстрелял, - начал было говорить Александр Владимирович, но, встретив недоуменный взгляд своего подчиненного, поспешил добавить: - Это я так, образно говоря. Раз гражданин нарушает закон, значит, должен быть наказан. Независимо от того, какую должность занимает.
- Понял. Немедленно приступаю к реализации документа.
А Президента тем временем мучил странный вопрос: действительно в кабинете возник образ Сталина или ему это только померещилось?

Так уж мы устроены: боимся того, что должно свершиться. Когда опасность рядом, но не знаешь, что должно случиться, становится страшно. Именно такой страх сейчас испытывал, лежа на койке в госпитале, и Герман Сабиров.
Еще вчера один из самых влиятельных людей в государстве, аудиенции которого часами добивались высокопоставленные чиновники, теперь, после неудавшегося на него покушения, начальник Отдела администрации Президента представлял жалкое зрелище. Этот моложавый, обаятельный, властный вельможа, от которого  и  сейчас  еще  пахло самым изысканным французским одеколоном, буквально вздрагивал от каждого шороха и звука за дверями больничной палаты.
Да, его охраняли. Причем спецназовцы особого подразделения Федеральной службы безопасности. Но именно это и беспокоило Германа больше всего.
В его воспаленном мозгу уже вторые сутки крутились самые невероятные версии покушения. Но одна из них, наиболее фантастичная, и казалась высокопоставленному чиновнику наиболее вероятной.
Этой версией нападения киллера он и поделился сегодня днем со своей любовницей Джульеттой Булановой. Причем сделал это так конспиративно, что журналистка сначала чуть было не прыснула от смеха. Но когда прочла написанное Сабировым на листке бумаги, то сама потянулась к зажигалке, чтобы немедленно сжечь опасную записку.
Почему Сабиров доверил самое сокровенное этой смазливой бабенке, как сам он Буланову иногда называл, учитывая ее богатое любовными приключениями прошлое? Ведь мог он сообщить свою догадку законной супруге, взрослому сыну, наконец.
«Нет лучше дружка, чем родимая мамушка, — думал сейчас раненый. - Но мама моя уже умерла, а Джульетта - профессионал-журналист и может быть в этом загадочном деле очень полезна. К тому же она, по-видимому, действительно меня любит. А это самый лучший козырь в такой опасной игре!»
Сабиров невольно переменил позу и застонал от неловкого движения, причинившего ему сильную боль. Его раны, хотя оказались и неопасны для жизни, были тем не менее довольно болезненны. А заглушать боль лекарствами и тем причинять вред здоровью он не позволил.
Но вот боль утихла, Герман смог дотянуться к стакану с апельсиновым соком и жадно, несколькими глотками осушил его. Теперь можно было порассуждать о происшедшем более спокойно.
«Так, Джульетта уже начала действовать и доставать нужные мне сведения, - между тем размышлял пациент госпиталя. - Главное - выйти на исполнителей. От них цепочка может протянуться и к заказчику. Что мы имеем?
Первое. Горячее, на словах, желание спецслужб найти виновного. Но Якубов так и не назвал мне ни одной детали. Даже марку пистолета, который нашли рядом с машиной. А он бы мог мне многое прояснить! По крайней мере отсечь или укрепить подозрение: что это дело - мафии или все же самих спецслужб?
Второе. Не менее горячее желание Александра Владимировича взять расследование этого покушения под свой контроль. С чего бы ему заниматься такой мелочью, когда он в последнее время важнейшими делами государства не занимается? Тоже вопрос не из легких!
Третье. То загадочное поручение Хозяина, которое я так блестяще выполнил».
И Сабиров начал вспоминать подробности не столь давнего разговора с Президентом. Тогда Александр Владимирович вызвал его не к себе в кремлевский кабинет, а на ближнюю дачу. «Ближней», по аналогии с бывшей сталинской, в Кунцеве, кремлевские сотрудники называли загородную резиденцию Президента в Барвихе, где санаторные условия позволяли довольно быстро поправлять здоровье.
- Ты, конечно, знаешь, что финансовое положение нашей семьи довольно плачевно, - начал Александр Владимирович, пристально, пытливо всматриваясь в лицо начальника финхозотдела.
Сабиров примерно знал размер состояния президентской семьи и не мог по достоинству не оценить шутку своего Хозяина. Но, судя по тому, что тот замолчал и ждал ответа, вопрос был поставлен совершенно не в шутливой форме.
- Да, догадываюсь, Александр Владимирович, - несколько недоуменно произнес он в ответ.
- Ну, а раз догадываешься, то чего не принимаешь меры? - недовольно произнес хозяин кабинета.
- Ну, - несколько неуверенно начал Сабиров,- дочь одного из ваших предшественников, еще в советские времена, например, скупала золото накануне его подорожания, а затем продавала, имея от этого, в общем-то вполне законного действия, немалый финансовый выигрыш.
- Так. И что ты предлагаешь?
- Например, игру с государственными ценными бумагами. Если точно знать, что завтра резко изменится их курсовая стоимость, то на такой вполне законной операции можно сделать состояние.
- Вот ты какой эгоист! Себя обогащаешь, а обо мне и не думаешь!
Начальник отдела замешкался. Его лицо невольно покраснело, словно он и впрямь был уличен в крайней неблагодарности.
- Но ведь знать надо наверняка! - заметил Сабиров. - А я такой информацией не располагаю.
- Будет у тебя такая информация. Это уж мой вопрос. Задание понял?
- Так точно! - ответил бывший гэбист Сабиров.
«Тогда я с помощью Александра Владимировича провернул большое дело. Оно на несколько миллионов долларов потянуло. Президент мог быть доволен. Причем себе я не взял ни копейки. Так что покушение на меня - это благодарность за ту работу?
Но ведь я не сказал об этом ни одному человеку!»
Но тут же услужливая не в меру память подсказала:
«А номерной счет в швейцарском банке? Ведь именно я переводил туда деньги, ездил оформлять документы. Только Александр Владимирович и я знаем файл счета!»
Холодный пот покрыл лицо, шею, грудь Сабирова. Вновь противно заныли раны. Он заметался на кровати, рискуя сорвать повязки с ран.
Страх буквально пропитал его. Он вспомнил холодный, неприязненный взгляд Александра Владимировича, когда доложил, что дело завершено. Взгляд, который не предвещал ему ничего хорошего.
- А может, мне это показалось? - с надеждой воскликнул вслух Сабиров. - Может, я просто фантазирую от безделья?
 Да, теперь я понимаю, почему Геринг за три часа до казни покончил жизнь самоубиством. Потому что ожидание смерти страшнее самой смерти!
Но бывший сотрудник КГБ полковник Герман Сабиров был не из робкого десятка. Он прошел множество операций своего ведомства, связанных со смертельным риском. Воевал в Афганистане. Был на спецзаданиях в Чечне. И теперь бывший разведчик знал точно только одно: чтобы побороть страх, надо начать действовать. А он уже действовать начал. И от осознания этого, от того, что он принял решение, сразу пришло успокоение.
Пациент госпиталя откинулся на подушку кровати и стал медленно, детально анализировать все, что он считал относящимся к данному событию.

Ближнюю, Кунцевскую, дачу Иосиф Виссарионович Сталин особенно любил. На то она и ближняя, чтобы в ней можно было быстро собрать соратников, напоить, принять единственно верное ленинское решение. Вот и на том первомайском застолье все прошло как нельзя лучше. Военачальники перессорились, противники четко определились, дело теперь за Политбюро. А откладывать его заседание ни к чему: Клим и Тухачевский на трезвую голову могут и замириться, и вид сделать, будто вновь едины.
Эти мысли сейчас, перед началом заседания Политбюро, посетили голову вождя. Собственно говоря, Сталина в последнее время они и не покидали. Слишком тревожны были донесения НКВД о заговоре маршалов, чтобы вождь великой страны мог спать спокойно.
Иосиф Виссарионович уже давно проводил в жизнь простую, но очень эффективную сталинскую тактику. Он выступал только за те решения, которые будут безаговорочно приняты. Если есть вероятность, что выгодное ему решение принято не будет, то оно откладывается на потом. Вот почему, в отличие от Ленина, Сталин практически не проигрывает. И сейчас, по мнению вождя, такой выигрышный момент настал.
Предположения Иосифа Виссарионовича оправдались полностью. И даже превзошли его ожидания. И Политбюро, и последовавшие затем коллективные обсуждения маршалов на Военном совете показали Сталину, что он был прав.
Мудрого вождя, видевшего на своем веку множество предательств и человеческой подлости, казалось, ничем уже нельзя было удивить. Но на этот раз и он удивился тому, как легко «сдавали» своих вчерашние друзья.
«Поистине нет предела человеческой подлости, - размышлял сейчас Сталин, расхаживая с трубкой во рту по кремлевскому  кабинету. - Все-таки никто так не подгадит другому, как наш человек нашему человеку. Созвали в Кремле цвет высшего комсостава Красной Армии. Что ни имя - то восторг, легенда, преклонение страны! И что же? Выступает Клим и сообщает, что в армии раскрыта законспирированная контреволюционная фашистская организация во главе с людьми, стоящими во главе армии. Тухачевский, Якир, Уборевич... А где был тогда нарком обороны товарищ Ворошилов, если его заместители - шпионы и заговорщики?
Ну да ладно - военная верхушка беспрекословно сдала арестованных. Ни единого возражения. С осуждением бывших соратников выступили сорок два человека. Это хорошо.
Но с другой стороны, чужая душа - поистине потемки. Вчерашние друзья клеймили  позором, требовали самого сурового наказания тех, с кем дружили семьями, отдыхали в Крыму, еще вчера собирались здесь, в Кремле, за праздничным столом. Значит, людьми может управлять только страх?»
И вождь остановился возле окна, с грустью глядя на брусчатку площади, с которой охрана Кремля убирала снег. Нет, он не испытывал жалости к арестованным военачальникам. Сталин думал о том, где взять новых руководителей армии, способных скоро вести наступательную, освободительную войну. Он очистил армию от бездарных зазнавшихся людей. Теперь их место должны были занять новые профессиональные кадры.

Буланова назначила подруге свидание в баре Центрального дома журналистов. Здесь, недалеко от Нового Арбата и Кремля, было самое удобное место встречи для них обоих. Можно было расширить обеденный перерыв часов до двух, спокойно перекусить и обсудить назревшие проблемы.
А таких проблем у Джульетты Степановны было немало. Но сейчас, входя в старинный особняк, она старалась о них не думать. Она уже давно приметила: как начнешь о чем-то думать и предполагать, так непременно выйдет по-другому.
Зина уже была в баре. Она уставила небольшой столик чашками с кофе и тарелками с бутербродами. На большее у нее, видимо, фантазии не хватило.
 - За что люблю Донжур, - вместо приветствия обратилась она к Джульетте, - так это за его демократичность.
- Ладно, - вяло отмахнулась журналистка, -  с этой вашей демократией уже даже на мою зарплату здесь пожрать прилично стало невозможно.
- Не прибедняйся: у твоего любовника денег - немеренно.
- Тише ты! - шикнула на нее подруга. - Я как раз об этом и хотела с тобой поговорить. Сбавь на полтона и придвинься ближе.
Пока Зина шумно двигала по кафельному полу своим стулом на металлических ножках, Джульетта успела откусить большой кусок «биг-мака» и запить его горячим кофе.
- Так вот, Зинок: с моим Германом творятся странные вещи. Или он еще в шоке после такого нападения и двух ранений, или действительно на него крепко наезжают.
- Да?! - загорелись любопытством зеленые глаза у Зины. - Рассказывай!
Джульетта подозрительно оглянулась по сторонам - не подслушивает ли кто - и почти шепотом принялась сообщать последние новости:
- Знаешь, Герман подозревает, что покушение на него подстроено  Хозяином.
- Не может быть! - категорично заявила Зина. - Этого не может быть, потому что не может быть никогда. Он хоть соображает, что придумал?! Или он действительно еще в шоке?
- Нет, Герман, слава Богу, быстро поправляется. На днях выйдет из госпиталя - на домашний режим. Но, как бы тебе это получше растолковать, его подозрения имеют основания.
- Факты. Давай только факты!
- Хорошо. Вот тебе факты. Первый - ФСБ до сих пор ничего не нашло, хотя Герман сразу позвонил Якубову. Второй. Президент сразу позвонил в палату Герману и очень странно с ним поговорил. Третий. Ну, - замялась Буланова, - об этом пока нельзя говорить.
Зина поставила на салфетку свою чашку с недопитым кофе, поправила очки с дымчатыми стеклами и только после этого недоуменно воззрилась на подругу:
- И это ты называешь фактами? Да любой ребенок тебе скажет, что это не факты, а бред!
- Ну что ты понимаешь! - неожиданно горячо воскликнула Джульетта. И тут же понизила голос: - Кроме голых фактов есть еще интуиция. А она Германа никогда не подводит.
- У страха глаза велики. Твой Герман жив? Никто больше на него не наезжает? Вот и успокойся. А поводов для того, чтобы попугать несговорчивого начальника, практически единолично распоряжающегося огромной госсобственностью, может найтись у кого угодно. Насколько я уже в курсе дел, среди российских чиновников высшего ранга почти нет такого, кто бы не был обязан твоему Герману машиной с мигалкой, дачей, квартирой, обстановкой в служебном кабинете и мало ли еще чем.
- Значит, - с надеждой посмотрела на подругу Буланова, - ты полагаешь, что заказчика покушения надо искать среди тех, кому Герман в чем-то отказал?
- Вот именно! - категорично подтвердила Зина. - А Президенту, насколько я понимаю, Герман не отказывал никогда.
- Это уж точно, - вздохнула Джульетта. Она оживилась, раскраснелась, в глазах появился вновь жизнерадостный огонек. Буланова достала из сумочки губную помаду, обновила контур полных красивых губ и неожиданно заявила: - А не отпраздновать ли нам такой поворот дела джином с тоником?
- Фу, - скривила тонкие губы Зина. - Что за вульгарный вкус, дама из президентской газеты!
- А, - догадалась Джульетта. - Настоящая дама не пьет водку. Настоящая дама пьет только чистый спирт?
- Оставь ты своего Булгакова с его «Мастером и Маргаритой» в покое! Современная дама из самого дорогого города в мире предпочитает настоящее  кампари!
Буланова достала портмоне, порылась в нем, считая деньги, но тут же махнула рукой:
- Черт с тобой! Берем два кампари!
Зина довольно ухмыльнулась:
- Советую тебе больше не заниматься благоглупостями с расследованием всяких покушений, а скорее вытаскивать Германа из больницы: в его отсутствие твои финансы поют романсы.
Подруги весело рассмеялись. Дальше они говорили громко, весело, ни на кого не обращая внимания.

С того злополучного дня, когда ему вдруг неожиданно явился образ Сталина, Президент стал бояться своего кабинета. Не то чтобы Александр Владимирович был чересчур впечатлительным человеком и чего-то боялся. Он уже давно не боялся никого и ничего. Он прошел все ступени партийно-советской школы, в непрерывном поединке многократно одерживал победы. И вот теперь, находясь на вершине власти, вновь должен бояться, что ее у него отнимут.
Вот эти тревожные мысли, постоянное напряжение, ожидание подвоха со стороны своих верных соратников и удручало его сейчас больше всего.
- Может, дочка, у меня от этого и болезнь? - спросил он у взрослой женщины, которая заботливо поправляла шерстяной плед, которым были накрыты ноги находящегося в кресле-качалке Президента.
- Ну что ты, папа! - энергично возразила Нина. - Выбрось ты эти мысли из головы. А за власть всегда приходилось бороться. Говоришь, Сталин тебе в кабинете привиделся? Так он полстраны истребил, чтобы власть захватить и удержать.
- Ты меня на это не толкай! - слабо возразил Александр Владимирович. - Если уж серьезно, то на кой лях она мне сейчас сдалась, эта неограниченная власть?
Нина чуть не зашлась от возмущения, услышав такую крамолу:
- Что ты говоришь, папа? Кто тебе постоянно вбивает в голову такие бредовые мысли? Этот ничтожный Сабиров, который даже мне постоянно во всяких мелочах отказывает?!
Президент испуганно посмотрел на дочь. Ему казалось, что она кричала, как секретарь парткома в цехе, не выполнившем план.
 - Ну ты... ну, дочка, успокойся. Герман - человек хороший, он наш человек. А запросила ты у него немало: вторая дача на Рублевском шоссе тебе ни к чему.
- Наябедничал! И это называется наш человек? Такой никогда об интересах нашей семьи не подумает! А ты представляешь, что с нами будет, если ты упустишь власть?
- Устал я, дочка. Да и смеются кругом надо мной. Вот в этой газете написали, что я на неофициальном приеме вышел к японскому премьер-министру в штанах с начесом...
Нина, подошедшая было к зеркалу, чтобы поправить прическу, подбежала к отцу и резко выхватила из его старческих рук газету.
- Кто тебе эту дрянь подсунул?! Я же запретила показывать тебе желтую прессу!
Президент ничего не ответил. Он лишь повернул голову к окну и тоскливо уставился на печальный пейзаж за ним. Голые ветки мокрых деревьев беспощадно гнул и ломал жесткий ветер, очередная оттепель среди зимы окончательно испортила погоду, и на прогулку на свежем воздухе сегодня рассчитывать не приходилось.
«Да, интересы Семьи, конечно, важны, - размышлял  Александр Владимирович. - И Нина, несомненно, права, что нас в порошок сотрут и дерьмом обмажут, стоит только мне уйти с поста. А кругом одни заговоры. Герман, может, и  хороший человек, да не мне одному служит. Спутался с этим Треноговым, полностью попал под его влияние. А тот спит и видит, как мое место занять. Уже открыто в зарубежных интервью заявляет, что я не способен управлять страной.
А  кто  способен? Он? Собрал в Москве восемьдесят процентов финансов и потенциала страны и думает, что все может. Да с такими деньгами любой управлять научится! Тоже мне - умник! А если я тебя этих денег лишу?
Вот зачем ему мой Сабиров нужен: чтобы финансовыми потоками управлять. Для этого его и к себе привлек. А мне уже давно доложили, что в раздевалке футбольной команды московского правительства не только о забитых голах говорят. Так на чьей же стороне играет в футбол мой Сабиров? Вопрос!»
И от этой мысли, от одной возможности, что его обманывает еще и этот ближайший соратник, Президенту стало совсем плохо. Он внезапно схватился за грудную клетку и тихо застонал.

Сегодня Сабирова, наконец, выписали из госпиталя и с усиленным эскортом охраны доставили домой, на тихую и спокойную Осеннюю улицу. Здесь, в этом экологически чистом районе Москвы, находилась и квартира Президента страны.
Но наносить ему визит вежливости начальник президентского финансово-хозяйственного отдела не собирался. Во-первых, он еще не настолько окреп, чтобы ходить в гости. Во-вторых, Александр Владимирович, судя по всему, не очень-то и желал бы их личной встречи.
Но успел Герман как следует осмотреться в своей квартире и поговорить с женой, как раздался звонок с характерным звуком:
- С выздоровлением вас, Герман Антонович! - раздался в трубке голос его заместителя.
- Спасибо, - ответил Сабиров и тут же насторожился: что-то не понравилось ему в интонации, с которой говорил заместитель. - Что случилось?
- Откуда вы знаете? - растерялся от неожиданности собеседник на другом конце телефонной линии.
- Оттуда. Рассказывай.
- Вообщем, ничего особенного. Да не волнуйтесь - вам сейчас это вредно.
- Ну что тянешь кота за хвост? Выкладывай.
- У нас большая проверка. Спецкомиссия из пяти контрольных ведомств.
- Так, -только и ответил Сабиров.
Сколько он себя помнил, всесильное ведомство, занимающееся управлением делами Президента, никто и никогда проверять не смел. Значит, это сделано с ведома Хозяина.
- И кто проверку санкционировал?
- Сам.
- Понятно. Кто входит в комиссию?
- Контрольное управление Президента, МВД, ФСБ, налоговая полиция...
Сабиров не был бы самим собой - волевым, энергичным, ничего не боящимся человеком, в прошлом кадровым работником службы государственной безопасности, если бы в момент беды сдался без боя. Вот и сейчас он не только не почувствовал страха, но, наоборот, ощутил прилив энергии и работоспособности. Он буквально рвался в бой. И заместитель сразу  почувствовал такую перемену по тону голоса своего начальника.
- Теперь слушай меня. Без меня - не предъявлять ни одного документа. Понял - ни одного!
- Но...
- Никаких «но»! Я начальник отдела, я за него и отвечаю. И запомни, что деятельнось нашего отдела регламентируется сорока нормативными актами, в том числе, указами Президента. И никто, запомни и сообщи это членам комиссии, ни сам Президент, ни кто-либо другой не имеют права их нарушить.
- А что же мне...
- А членам комиссии скажешь, что завтра я выйду на работу. Вот со мной пусть и разбираются.
Такой поворот дела полностью устраивал заместителя. Он снимал с него ответственность. А в том, что его всесильный начальник сможет разобраться с проверяющими, у него сомнений не было.

Это заседание Политбюро Сталин решил провести неофициально. В просторную комнату, отделанную ореховым деревом, рядом с кремлевским кабинетом вождя, стенографисток не пригласили. Расставленные на столах тарелки с бутербродами, коробки конфет, чайные чашки говорили о том, что будет, скорее, задушевная беседа товарищей, чем официальное заседание.
Так оно и вышло. Иосиф Виссарионович тепло поздоровался с членами Политбюро, пригласил расположиться по-домашнему.
- Я хочел сегодня посоветоваться с товарищами по партии, - начал он, когда все окончательно уселись. Вопрос чрезвычайно важный, имеет не только теоретическое, но и практическое значение для всей нашей жизни в дальнейшем.
Он подождал, пока Калинин, начавший было жевать бутерброд, положит его обратно на тарелку.
- Генеральная линия партии давно определена. С этим теперь согласны все товарищи. Мы победили левые и правые уклоны, злейшего врага партии Троцкого. И все же некоторые товарищи не до конца понимают цели и стратегию нашей партии.
Теперь в зале воцарилась полная тишина. Члены Политбюро с недоумением ожидали, чего же хочет их вождь. Главное заблуждение человечества состоит в том, что каждому кажется, что он говорит понятно. Большинство конфликтов именно потому и возникают, что нас понимают иначе. Но Иосиф Виссарионович Сталин был одним из очень немногих, кто мог предельно ясно, четко и конкретно выразить свою мысль. Однако сейчас наступил именно такой момент непонимания. Никто не мог понять, куда же клонит вождь?
Но Сталин, казалось, не торопился выяснять это недоразумение. Он неспеша раскрыл папку с документами и вынул из нее листок бумаги.
- Вот донесение о том, что Гитлер вооружает армию для нападения на Советский Союз. Может он напасть на нас, несмотря на заключенный пакт о ненападении? Теоретически - да. И к этому надо готовиться. Но давайте посмотрим на реальность обстановки. На затяжную войну с нами у Гитлера нет ресурсов. В немецкой армии не хватает топлива и боеприпасов, его армия не готова к боевым действиям в зимней обстановке. У Германии за спиной мощная Британия. Может ли Гитлер в такой ситуации принять решение напасть на Советский Союз?
- Надо быть идиотом, чтобы на нас нападать! - заявил, слегка привстав на своем месте, Молотов.
- Правильно говорит министр иностранных дел! - подхватил реплику Молотова Сталин. - Поэтому наш план таков: пусть Гитлер сокрушит Европу. Пусть уничтожит все армии, партии, правительства. А после этого мы Европу освободим. Войну мы должны вести на чужой территории. Правильно я рассуждаю, товарищи?
- Верно! Правильно! - послышалось с мест. Члены Политбюро были довольны, что начавшееся там неожиданно и так подозрительно тревожно заседание оказалось таким легким и необязательным застольем.
Принесли чай. Но, по старой доброй традиции тут же последовало хорошее грузинское вино. Сталину, собственно говоря, беспокоиться за судьбу своего плана отношений с гитлеровской Германией не приходилось. К этому времени несогласных с его линией ни в Политбюро, ни в армии практически не было. Но вождь, в отличие от Ленина, формальной стороне дела придавал серьезное значение. И всегда хотел единогласного одобрения своих выношенных в долгих размышлениях решений.

То, что узнала Джульетта, ее буквально потрясло. Правда, сейчас она больше мучалась перед выбором: кому об этом сначала сообщить?
Герману? Но вдруг он воспримет новость неоднозначно, совсем не так, как она думает. Значит, пойдут выяснения, споры, недомолвки. А ей сейчас хотелось бы поддержки сочувствия. Ведь ее открытие многого стоит!
«Решено! - подумала Буланов. - Звоню Зине!»
На ее счастье подруга оказалась дома.
- Зинок! - буквально захлебываясь от охвативших ее чувств и волнения, закричала в трубку Джульетта. -Ты просто не знаешь, что со мной случилось!
- Конечно, не знаю, - невозмутимо согласилась подруга. - Хотя и догадываюсь.
- Откуда?!
- От верблюда. Угадай с трех раз. Первое. «Почетна девственность, но не родить негоже».
- Да, да, да! - вновь радостно закричала в трубку Буланова. - «И целомудрие с бесплодной нивой схоже!» Я - беременна!
- И, конечно, от Германа, - лениво констатировала подруга. - А как он воспринял сие радостное событие?
- Никак. Я ему еще не сообщала.
- Будет, конечно, безумно рад. Особенно на фоне тех больших проблем, которые на него накатились.
- Ну, проблемы! - небрежно отмахнулась от слов подруги Джульетта. - Он выписался из госпиталя, скоро выйдет на работу.
- Где его ожидают большие проблемы.
Буланова на мгновение затихла. Она была так переполнена своей новостью о долгожданном ребенке, что все остальное моментально отошло на задний план. Но в голосе подруги ее что-то насторожило.
- Ты о чем?
- А ты не знаешь?
- Нет. На работе я не была, хожу по гинекологам.
- Отдел Германа похож на развороченный улей. Десятка два высококлассных специалистов контрольных ведомств выворачивают всю документацию наизнанку. Тебе это ни о чем не говорит?
Джульетта от неожиданности чуть не выронила телефонную трубку. Сообщение Зины ей говорило о многом. Но оставалась еще последняя надежда. И она поспешила спросить:
- А кто...
- Говорят, что Сам. Теперь тебе все понятно?
- Понятно. Что же мне делать?
- Да уж не радовать Германа новостью о внебрачном ребенке. Ему такой подарок будет сейчас вовсе ни к чему.
Буланова тяжело вздохнула. Помолчала, обдумывая слова подруги. Затем проронила в трубку, едва не зарыдав:
- Я так хотела от него ребенка!
- Я знаю. Но сейчас - не время. У тебя еще будут дети. Помоги Герману - он столько для нас сделал!
- Но чем я сейчас могу помочь?!
- Первое ты уже сделала, приняв мудрое решение повременить с дитем. Знаешь, дореформенное право знало такую формулировку: оставить в подозрении? Так вот, Сабиров сейчас именно в таком подвешенном состоянии. Я не думаю, что его хотят сместить. Убить - тем более. Но оставить всеми этими мерами в вечном подозрении - значит сделать его жизнь каторгой, а самого Германа - послушным рабом. Ты поняла?
- Нам надо встретиться.
- И я так думаю.

С некоторых пор появление Президента в кремлевском кабинете стало такой же редкостью, как недавно разрешенная церковная служба на Пасхальные праздники в Покровском соборе Кремля. Аппарат готовился к таким наездам Александра Владимировича, пытаясь решить хоть какие-то назревшие проблемы. Но сделать это удавалось все реже.
Вот и сегодня появление президентского кортежа в Боровицких воротах Кремля стало неожиданностью для многих. Лакированный бронированный лимузин подкатил почти к самым ступенькам, которые вели в президентские аппартаменты. Александр Владимирович еще помнил, как в советские времена на фронтоне этого старинного дворца золотом горели буквы, возвещающие, что здесь размещался Президиум Верховного Совета Советского  Союза. Но, с недавних пор, в его памяти это здание почему-то стало ассоциироваться совсем с другим обитателем кремлевского дворца.
Опасливо покосившись на фронтон,словно там должны были золотом высветиться совсем другие слова, он медленно, на почти негнущихся ногах вошел в здание.
Последний разговор на дачной президентской резиденции с дочерью здорово его расстроил. Он понимал, что Нина во многом права. Что, пока он был здоров, сподвижники и не думали позариться на власть. Но сегодня он чувствовал себя гораздо лучше. Даже традиционные сто граммов водки на завтрак принял. И, как бывало у него раньше воинственный дух требовал разрядки.
- Треногова ко мне, - на ходу приказал Президент.
- Ясно, - ответил помощник. - А почту посмотрите?
- Почту? - рассеянно ответил Александр Владимирович. По правде говоря, он уже забыл, когда в последний раз смотрел этот обязательный атрибут любого высшего руководителя. - Почту. А что, давай. И пригласи все СМИ, которые смогут быстро приехать. Оппозиционные средства массовой информации тоже приглашать?
- Всех давай. Всю шоблу. Пусть полюбуются, как этот угорь изворачиваться будет. Кресло из-под теплого зада вырвать норовит!
Александр Владимирович знал, что у него есть время, пока соберут прессу и занялся рассмотрением документов, которые лежали в папке так называемой почты.
- Надо же! - удивился он. - Учителям, понимаешь, несколько месяцев зарплату не платят! Непорядок. И врачам тоже? Потребую отчета. Ну, это уже совсем бардак: в армии-то почему просрочки с довольствием.
И он нажал кнопку прямой связи с надписью «министр финансов».
- Кто у аппарата? Филимонов? Какой Филимонов? А, ты уже новый министр? Ну-ка, давай, отчитайся, почему эти, как их, врачи с учителями зарплату не получают?
- Какие долги! Какой дефолт! Кто о народе заботиться должен - я, что ли? Ничего слушать не хочу. Вот тебе пару недель и чтобы эта проблема была снята. Все!
Президент устало положил трубку и со злостью захлопнул кожаную папку с документами.
- Нет, читать такие материалы - это только нервы себе портить!
... - Так вот как ты, бывший член ЦК партии, первый секретарь обкома руководишь страной? - раздался вдруг из угла кабинета негромкий голос с мягким грузинским акцентом.
- Кто это? Опять вы?! - изумился Александр Владимирович.
- Я, я. Не сомневайся. Товарищ Сталин в этом кабинете сутками работал, создал величайшую в мире державу, а ты за несколько лет развалил всю экономику. Как это понимать?
- Экономику до меня развалили, - почему-то начал оправдываться Александр Владимирович. - зато я дал народу свободу.
- Какую свободу? Умирать от голода. Месяцами не получать заработную плату? Зачем народу такая свобода.
Видимо, не дождавшись ответа, вождь всех времен и народов покачался на мягких сапогах, пыхнул неизменной трубкой и продолжил свой допрос:
- Я тут послушал, как ты с министром финансов разговаривал. Мало того, что его по имени-отчеству не знаешь, так и в сути проблемы не разобрался. Помню, мой министр товарищ Зверев докладную записку о больших гонорарах писателей мне прислал. Я его к себе пригласил. Спрашиваю: получается, у нас есть писатели-миллионеры. Ужасно звучит, а, Зверев? Тот подтверждает: ужасно, товарищ Сталин. Отдаю ему письмо назад: ужасно, товарищ Зверев, что у нас так мало писателей-миллионеров. Писатели - это память нации. Что они напишут, если будут жить впроголодь? А ты всю страну заставил так жить. Как это понимать, хоть и бывший, но член Центрального Комитета партии?
Президент ответить на этот вопрос не успел. Дверь кабинета отворилась, и в него вошел помощник.
- Глава правительства Москвы и пресса здесь. Можно приглашать?
- А? - рассеянно посмотрел на помощника Александр Владимирович.
- Да, приглашай.
Просторный кабинет быстро заполнился народом. Но Президент демонстративно не поздоровался за руку с Треноговым. Он лишь показал ему на место за столом справа от себя. В воздухе запахло грозой.
- Готовы, господа телевизионщики? - поинтересовался Президент. - Тогда будем начинать.
- Дорогие россияне! - торжественно обратился к присутствующим, но глядя в нацеленные на него телекамеры, Александр Владимирович. - Я знаю, что в стране создалась нетерпимая обстановка. Что людям самых важных профессий - учителям, врачам, военным месяцами задерживают выплаты. Такое положение дальше терпимо быть не может. Я принял важное решение и полностью поменял руководство администрацией Президента, которые не отслеживали обстановку, не докладывали вовремя о такой нетерпимой ситуации. Более того, кое-кто из высших должностных руководителей, вместо того, чтобы заниматься решением этих неотложных вопросов, начал так называемую предвыборную агитацию, хотя по Конституции никто еще не объявлял президентских выборов. Такие потуги обречены на провал.
Александр Владимирович выждал несколько секунд и махнул рукой:
- Все. Пресса может быть свободна. А вы, Треногов, останьтесь.

Как только Сабиров переступил порог своего кабинета, расположенного в бывшем цековском здании на Старой площади, его атаковали проверяющие.
- Знаю, господа. Прошу предъявить документы на проверку. Так, так, понятно: подпись Президента на месте. Хорошо, приступайте: все необходимые документы будут вам предоставлены. Надеюсь, я вам лично не нужен? Вот и прекрасно: мне пока надо решить кое-какие вопросы.
Как только дверь кабинета закрылась за последним членом спецкомиссии, Герман подошел к сейфу, упрятанному в стену соседней комнаты. Поколдовав над кодовым замком, он открыл массивную  стальную дверь и вынул из хранилища пачку документов.
- Я в ФСБ, - коротко сказал он секретарю, помятуя, что его визит в это грозное ведомство все равно не останется незамеченным.
И не ошибся. Как только за ним закрылась дверь приемной, секретарь немедленно набрал по телефону «Связь Кремля» трехзначный номер и коротко доложил:
- Поехал в ФСБ.
Но Герман мог об этом только догадываться. Он знал нравы Кремля и не хотел обманываться насчет излишней личной преданности своего секретаря.
Якубов, казалось, его уже ждал. По крайней мере, он ничуть не удивился необъявленному визиту высокопоставленного кремлевского чиновника. Предложил чашку китайского чая, который очень любил. Сабиров не отказался.
- Приехали поинтересоваться, как идет расследование покушения на вас? - вежливо поинтересовался глава службы безопасности.
- Зачем? - иронично возразил Сабиров. - Ведь вы это дело все равно не раскроете?
Якубов посмотрел на гостя, но ни один мускул не дрогнул на его лице. Наоборот, он изобразил искреннюю озабоченность и тихим, проникновенным голосом сказал:
- Да, сегодня такие дела стало раскрывать очень сложно. Все, включая общественное мнение, настроено против нас.
- Да, сексотов стало меньше. Но все же они есть. Мой секретарь уже доложил вам, куда я поехал?
- Ну, зачем же так? Людям надо верить. А что касается вашего дела...
- Да бросьте вы его к чертям собачьим, - неожиданно горячо отозвался Сабиров. - Я о нем уже забыл. Мне шьют уже другое дело. Теперь оно, действительно, мое дело.
Сабиров сделал ударение на слове «мое» и уперся взглядом в лицо собеседника, ожидая его реакции.
Но ее не последовало. Якубов рассеянно размешивал сахар в чашке из тонкого китайского фарфора, куда перед тем налил крепкого ароматного чая.
- Так. Значит, вы не в курсе и этого дела. А, между прочим, в той спецкомисии работают и люди из вашего ведомства.
- Что вы хотите? - неожиданно резко спросил начальник Федеральной службы безопасности.
- Вот это другой разговор. Как коллега прошу вас лишь принять к производству дело, действительно грозящее интересам безопасности государства.
На лице Якубова возникло нечто, напоминающее проснувшийся интерес профессионального разведчика.
А Сабиров между тем, так и не прикоснувшись к чаю, стал раскладывать на столе хозяина кабинета документы.
- Здесь все, что касается грандиозной аферы века, задуманной высокопоставленными жуликами. Суть в следующем. Страны третьего мира должны бывшему Советскому Союзу более ста миллиардов долларов. Россия их унаследовала, однако получить эти долги трудно. Но нашлись доброхоты. Они создают компанию, которая берется работать с этими долгами. При этом половина, то есть несколько миллиардов долларов, остается этой компании. Возратится ли государству вторая половина - еще большой вопрос, но эти жулики уж свою часть точно вырвут. Интересно?
Якубов не спешил отвечать. Он внимательно посмотрел разложенные на его столе документы. Затем несколько минут подумал и осторожно спросил.
- А кто стоит за этой компанией?
- Вот этого я вам не скажу. Только одна наводка: инициатива исходит из Управления президентских программ.
Якубов надолго замолчал. Он понимал, что его гость ждет ответа. Но принять решение сразу, не прозондировав обстановку , он не мог. А начальник Отдела администрации Президента словно и не требовал такого решения. Он лишь многозначительно посмотрел на своего коллегу и как бы между прочим заметил:
- Кстати, все подлинники документов этой аферы и имена участников я храню в очень надежном месте. Если случайно на меня еще соберется кто-то нападать, то есть дублер, который обнародует документы за границей. А чай у вас действительно хорош.
И, не прощаясь, Сабиров стремительно вышел из кабинета.

В последние ночи Иосиф Виссарионович почти не спал. Все руководители страны, секретари партийных комитетов на местах, должностные лица исполнительных органов были вынуждены приноравливаться к режиму работы вождя. Они оставались на ночь в своих кабинетах, ставили в них или в комнатах отдыха раскладушки и ждали, что в любой неурочный ночной час может последовать звонок по секретной линии связи. По крайне мере все обладатели телефонов «ВЧ» были привязаны к этим злополучным аппаратам, боясь пропустить важный звонок из Кремля.
А Сталину было о чем тревожиться, было о чем звонить подчиненным. За последнее время буквально потоком шли из совершенно разных мест предупреждения, что Германия вот-вот нападет на Советский Союз. И переварить эту информацию, сделать из нее правильные выводы предстояло именно Сталину.
Вот и сейчас Иосиф Виссарионович внимательно прочитал очередное предупреждение, направленное ему из спецорганов.
- Так, - отложил папку со спецдонесениями в сторону вождь. - Что же получается? Посол в Германии Деканозов сообщил, что война против Советского Союза начнется в мае 1941 года. Анонимный доброжелатель в Германии третий раз призывает меня «не ждать, пока Гитлер нападет на Россию». Надежный источник обер-лейтенант Шульце-Бойзен даже называет дату нападения: 22 июня.
Сталин еще раз прочитал сообщение приближенного к самому Герингу русского шпиона, встал из-за стола, на котором вот уже несколько часов горела лампа под зеленым абажуром, и вышел на середину кабинета. В таких случаях он любил мерно расхаживать по мягкому ковру, заглушающему шаги, и размышлять вслух, словно обращаясь к невидимым оппонентам.
- Так что получается, дорогие товарищи? - негромко задал он вопрос отсутствующим собеседникам. - С одной стороны, товарища Сталина предупреждают, что Гитлер вот-вот нападет на нас. И выглядят эти предупреждения вполне правдиво. Но с другой стороны, получается, что кто-то очень хочет стравить товарища Сталина с Гитлером. У нас заключен пакт о ненападении. Нарушить его в одностороннем порядке может только безумный. Верно, товарищ? Верно, потому что сила дипломатии - великая сила.
Иосиф Виссарионович немного помолчал, анализируя свой вывод, и стал размышлять дальше.
- Теперь посмотрим, что должен делать в данной ситуации Гитлер. Из данных нашей разведки известно, что аналогичные предупреждения, только теперь о том, что товарищ Сталин хочет внезапно напасть на Германию, получает и фюрер. Такие донесения имеют германские посольства практически во всех европейских странах. А кому выгодно, чтобы мы подрались? Англии, с которой Гитлер воюет? Международным империалистам? Кто стоит за этими предупреждениями об агрессивных намерениях Германии - действительно друзья или спецслужбы недружественных нам стран?
Можно только представить, что испытывал Сталин, изучая и обдумывая эту разноречивую информацию, стекавшуюся к нему из совершенно разных источников - диломатических, военных, разведывательных. Ее беда была в том, что мощные спецслужбы Советского Союза в то время не имели даже единого анализирующего центра, способного отличить зерна от плевел. И эту гигантскую работу по просеиванию огромного потока информации, поиску истины был вынужден делать пусть и гениальный, но всего лишь один человек.
Иосиф Виссарионович устало опустился в кресло, пододвинул к себе бумагу со спецдонесением немецкого шпиона и написал карандашом в левом углу страницы:
«Т-ву Меркулову. Может, послать наш «источник» из штаба германской авиации к е... матери. Это не источник, а дезинформатор. И.Ст.»
Он нажал кнопку звонка, распорядился немедленно отправить этот документ по назначению.
Затем на мгновение задумался и поднял трубку прямой телефонной связи с наркомом госбезопасности:
- Товарищ Меркулов? Здравствуйте. Я тут послал вам назад документ с сообщением источника в Германии. Резолюцию вы прочтете. И все же прошу проверить верность этого предупреждения. Разумеется, по другим каналам.
Он положил трубку на рычаг и вновь задумался. Только что он ознакомился с еще более важной и конфиденциальной информацией. Сам Черчилль предупредил его, что в ближайшее время Германия нападет на Россию. Но, чем больше его предупреждали об этом, тем сильнее в нем возникали сомнения. Черчилль был одним из самых ярых врагов Советов, и верить в его чистосердечность было бы наивно, полагал Сталин. Да и Гитлер не начнет войну на два фронта, а будет продолжать воевать против Англии.
- Конечно, - вновь вслух сказал Иосиф Виссарионович, - Гитлер готовится к войне против СССР. Но начнется эта война не сейчас, а гораздо позже. Нам чрезвычайно важно выиграть время. Если удастся оттянуть войну на год-полтора, мы - непобедимы.
Советской разведке так и не удалось добыть план гитлеровского нападения под кодовым названием «Барбаросса». И вождь до самого последнего момента надеялся, что и Гитлер руководствуется в своих действиях такой же железной логикой, как и он, говорящей, что нападать на великую Россию для него смерти подобно.

Вот уж никогда бы не подумала Буланова, что со своим любовником ей придется встречаться в условиях строжайшей конспирации! Но Герман настоял: уже одно то, что место и время свидания он назначил через Зину, говорило о многом. И Джульетта, направляясь сейчас в один укромный ресторанчик в самом центре Москвы, думала только об этом.
Это было то самое заведение, где год назад она случайно познакомилась с Германом. Сюда ее привез ее прежний любовник Петраков. Мэр областного центра, где она жила, решил показать своей подруге, что он тоже знает толк в столичной жизни. И, по совету кого-то из московских друзей, он пригласил Буланову именно в это заведение. Они даже специально поехали сюда из своего провинциального города, чтобы вкусно, изысканно поесть и посмотреть на столичный бомонд. Из богемы они так никого и не увидели, но Джульетта, после нищеты общепитовской столовой в своей газете, действительно была поражена разнообразием блюд, изысканностью сервировки и очень признательна любовнику, вытащившему ее в свет.
Но, видно, права примета, что не нужно возвращаться туда, где ты был счастлив. В прошлое возврата нет. Это остро поняла Джульетта Степановна, как только переступила порог престижного заведения и увидела в углу за столиком Германа с затравленными, воспалившимися глазами, в которых прочитала элементарный испуг.
Все было вроде как и тогда, год назад. Ее встречали, как английскую королеву, передавая эстафету от швейцара в дверях до метрдотеля в зале. Не успела она опуститься в удобное кресло, как девушка, похожая на фотомодель, проворно опустила на его спинку мягкую подушку. Меню в роскошном переплете с золотым тиснением уже лежало на столе. Но Герман посмотрел на него отсутствующим взглядом и, кажется, ничего не собирался заказывать.
Но Джульетта решила иначе. Уж голодать, чтобы ни случилось, она не собиралась. Тем более, здесь, где, как она помнила, была прекрасная кухня. Память ее не обманула. Она заказала лазанью, фаршированного лобстера, ньоки с мидиями  и десерт со сливками. Затем немного подумала и спросила почтительно склонившегося к ней официанта:
- А фондю у вас готовят из скольких сортов сыра?
- Сразу из семи, мадам, а в качестве основных компонентов мясо куропатки и другой дичи.
- Идет. Давно я не ела ничего швейцарского. А ты будешь фондю?
- Что? - рассеянно переспросил Герман. - Нет, нет. Я закажу, пожалуй, что-нибудь выпить.
- Не хотите попробовать фирменный напиток от шефа «Я молодой»? - поинтересовался официант.
Сабиров недоуменно взглянул на работника ресторана и хотел что-то ответить, как Буланова, не удержавшись, рассмеялась и торопливо воскликнула:
- Вот именно! Это как раз то, что нам надо. А нет у вас еще чего-нибудь от шефа, например, «Киллер - не убийца»?
- Нет, мадам, к сожалению, такого коктейля нет. Но я непременно доложу о вашем желании шефу.
- Хорошо, идите, - постарался побыстрее избавиться от чересчур услужливого идиота Герман. И тут же обратился к Джульетте: - Ты еще способна шутить - это очень хорошо.
- А ты совсем раскис, и это плохо, - назидательно парировала Буланова. - Кстати, ты уверен, что нас здесь не подслушают?
- Полной уверенности, конечно, нет. Но, думаю, сейчас это не в интересах той группы, которая на меня наезжает.
- И кто, ты думаешь, это может быть?
- Да кто угодно! Любой бандит из любой криминальной группировки, которых в Москве десятки. Главное - кто заказчик.
Буланова внимательно посмотрела на любовника, который так разительно изменился с тех пор, когда они беззаботно предавались любви, не думая ни о чем. Сейчас она не узнавала того моложавого, энергичного, излучавшего силу и властность Сабирова. Чиновника, от воли и желания  которого  зависел  почти каждый высокопоставленный руководитель в этой стране. Перед ней сидел какой-то осунувшийся, переставший за собой ухаживать мелкий клерк. От него уже не пахло дорогим французским  одеколоном. Он не излучал той силы и животного темперамента, который так мощно манил Джульетту и неосознанно будил в глубинах ее подсознания инстинкт изголодавшейся самки.
«Может, - подумала журналистка, - он просто сейчас расслабился и не следит за собой? Ведь постоянно играть на людях маску преуспевающего человека, когда за тобой охотятся, очень трудно и утомительно».
- Герман, - почему-то спросила она. - Я не чувствую запаха твоего любимого «Драккара». Этот терпкий, сильный аромат очень шел тебе и манил, наверное, не одну  женщину.
- О чем ты говоришь, Джуля? Какой «Драккар»! Выжить бы сейчас. Элементарно.
- Да выживешь ты, не беспойся!
Этот выкрик родился у Булановой неожиданно, совершенно спонтанно. Но, видимо, он был настолько искренен, так соответствовал ее внутреннему ощущению положения Сабирова, что тот невольно воспрянул духом.
- Ты так считаешь? - с надеждой спросил он.
- Конечно. Если бы тебя хотели убрать - сделали бы это сразу. Профессионалы не промахиваются с расстояния полуметра от жертвы. И не забывают сделать контрольный выстрел в голову. Значит, не пришла еще твоя пора.
- Или они там, - Герман приподнял голову и показал куда-то вверх, - еще так не решили.
- Но у тебя сейчас есть главное - время, и я не верю, чтобы ты не предпринял что-то, чтобы себя подстраховать и обезопасить.
Сабиров хотел что-то ответить, но в это время подошел официант и стал расставлять на столе закуски. Он ловко распечатал бутылку с заказанным вином, налил совсем немного в бокал, стоящий перед Булановой и дал время, чтобы она оценила аромат и качество напитка. Когда та слегка пригубила вино и показала, что довольна, он наполнил фужеры на треть.
- А где же прибамбас от шефа? - спросила Джульетта. - Этот, как его, «Я - самец!?
На этот раз вышколенный официант оценил шутку и, почтительно поклонившись, произнес:
- Желание клиента - закон для нашего ресторана. Сейчас принесем.
Как только парень удалился, Сабиров наклонился к Булановой и тихо произнес:
- Конечно, я подстраховался. В этом кейсе лежат документы, которые могут испортить жизнь многим моим врагам. Я предупредил, что, если со мной что-то случится, они увидят свет на Западе. Ты поможешь?
- Конечно, - не раздумывая, согласилась Джульетта. - Но я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось. Так что надо думать, что еще предпринять, чтобы этого не произошло. Давай за это выпьем!
Пока они закусывали прекрасное ароматное терпкое вино, говорить не хотелось. Но лишь Джульетта слегка насытилась, как сразу предположила:
- Вспомни, кому ты чаще всего отказывал?
Сабиров на минуту задумался. Потом скривил губы в усмешке и проговорил:
- Не поверишь: больше всего это почему-то получалось с Ниной, дочерью Хозяина. Хуже этой взбалмошной бабёнки и придумать трудно.
- Да уж, представляю. Видела я ее несколько раз на приемах: одни капризы.
- Вот-вот: из грязи да в князи. Ведь ни приличного образования, ни элементарной культуры. Но наши Дуньки, рвущиеся в Европы, такого могут наворочить!
- Да, это точно, - согласилась Джульетта. - Ну, а еще кому?
- Если честно, то - многим. Аппетиты у наших правительственных чиновников таковы, что никакой государственной казны не хватит.
- Это уж точно, - согласилась журналистка. - Они давно и прочно усвоили простую истину: что своровать много и безопасно можно только у государства. Вот потому у нас государство такое нищее, что, обладая половиной мировых запасов сырья и прочего, не может даже выплатить грошовое жалованье своим подданным
Сабиров задумался. Джульетта подала ему интересную мысль: а в самом деле, кто мог так крупно на него обидеться, что заказать его убийство? Кому он стал поперек дороги? Здесь было над чем порассуждать. И он, почти машинально поглощал прекрасные яства, запивая их марочным вином и почти не слушая, что говорит любовница.
А Джульетта в это время тоже перешла на личное. Она постаралась намеками, дальним путем, выяснить у своего любовника, как он отнесся бы к внебрачному ребенку. Но Герман был сейчас так далек от этой посторонней темы, что промямлил в ответ нечто невразумительное, и Буланова сникла.
Ей был уже неинтересен этот роскошный ресторан с услужливой обслугой, она даже не притронулась к экзотическому блюду фондю и только тайно горевала о своей нелегкой женской доле, боясь нечаянно расплакаться.

Бывший совершенно секретный архив Политбюро ЦК КПСС во времена гласности и перестройки был преобразован в Архив Президента страны. Всемогущий Сабиров, желая сделать приятное Джульетте, устроил ее подругу на работу в это престижное государственное учреждение. Причем не рядовой сотрудницей, а заведующей Особым отделом.
Зина была несказанно рада таким переменам в своей жизни. После многолетнего прозябания в библиотеке областной газеты, где в последнее время также месяцами задерживали зарплату, непыльная работа в президентском архиве показалась ей манной небесной. Вот и сейчас она сидела в своем кабинете, который успела превратить в зимний сад, заставив все свободное пространство горшками с цветами и растениями, и наслаждалась возможностью изучать документы, которые так и остались недоступны простым смертным.
Зина по своей должности входила в номенклатуру Администрации Президента и поэтому, наряду с другими привилегиями, имела на работе телефон правительственной связи. Даже Джульетта, которая трудилась журналисткой в президентской газете, не могла похвастать таким атрибутом власти.
Но Зине, совсем недавно обосновавшейся в столице, кремлевская «вертушка» была ни к чему. Высоких чиновников, с которыми она могла бы разговаривать по этому телефону, в знакомствах у нее не числилось. Поэтому важный аппарат с эмблемой двуглавого орла был отодвинут на дальний край обширного стола и забыт за ненадобностью.
Зина сегодня изучала личный архив Сталина. В обширном многотомном наследии вождя она отыскала столько интересных материалов, о которых и не догадывалась, что не могла оторваться от все новых захватывающих внимание страниц.
- Надо же! - воскликнула заведующая Особым отделом. - оказывается, вождь всех времен и народов был еще талантливым поэтом! А его стихотворение «Утро» даже вошло в дореволюционные учебники хрестоматии по литературе!
Зина была убежденная «сталинистка» и поэтому теперь, дорвавшись до архива вождя, она почти все свободное время занималась его изучением, выискивая новые подробности, которые помогли бы ей защитить наследие Иосифа Виссарионовича.
- Так, а это еще что? - Зина повертела в руках пожелтевший от времени листок. - Рукописное заключение о смерти Надежды Аллилуевой? Вторая и последняя жена Сталина! Интересно! Так, «в области сердца, в пятом межреберье небольшое огнестрельное ранение с обожженными краями от выстрела в упор с целью самоубийства. «Ну, вот - сама застрелилась. А на него поклепы делали! А это еще что? Воспоминание Буденного? Что же пишет Семен Михайлович? «Жена Сталина была немного психически нездорова, в присутствии других пилила и унижала его. Я всегда удивлялся: как он терпит?»
Зина открыла от удивления рот, да так и застыла, видимо, переваривая прочитанное. В этот момент раздался властный телефонный звонок. Зина схватила трубку, но услышала лишь длинный непрерывный гудок. А телефон, между тем, продолжал звонить.
«Ну я и дура!» - воскликнула про себя заведующая отделом и быстро взяла трубку другого, правительственного аппарата.
- Слушаю вас внимательно!
- Вас беспокоят из администрации Президента. Это Особый отдел архива?
- Да, заведующая у аппарата.
- Сейчас с вами будет говорить первый помощник Президента.
И тут же в трубке раздался приятный баритон:
- Я по заданию Президента. Нас интересует личный архив Сталина. Я могу с ним познакомиться?
- Да, конечно. Но вы знаете наши правила? Знакомство с материалами Особой папки может быть только в помещении архива.
- Конечно, конечно. Не беспокойтесь - я подъеду к вам. Ждите.
Зина положила трубку и подумала: с чего бы это живому Президенту тревожить прах почившего вождя? Но сразу решила, что это не ее ума дело. И продолжила дальше увлекательную экскурсию в прошлое.
По обыкновению, ставшему практически постоянным правилом в последнее время, для решения неотложных вопросов подчиненные вызывались к Президенту в его резиденции вблизи Москвы. Вот и на этот раз Сабиров был внезапно вызван к Александру Владимировичу на дачу в Горках. Сюда, в этот ленинский заповедник, правительственные кортежи теперь наведывались довольно часто.
Президент встретил своего подчиненного по-домашнему. Из-под теплого халата на нем выглядывали штаны с начесом, а ноги руководителя страны путались в непослушных меховых тапочках.
Сабиров поздоровался  за руку, отметив, что рукопожатие хозяина дачной резиденции стало вялым и безжизненным. Но, видимо, в своих преждевременных выводах о состоянии здоровья Президента он несколько ошибся, потому что Александр Владимирович неожиданно резко и твердо оборвал его:
- Докладывать о делах будешь потом. А сейчас лучше скажи, как нам окоротить твоего лучшего друга?
- Какого друга? - опешил начальник финансово-хозяйственного отдела.
Президент пытливо посмотрел на своего подчиненного и насмешливо заметил:
- Тебе лучше знать. С кем в футбол каждую неделю играешь.
«Вот оно что! - пронеслось в мозгу Сабирова. - Наябедничали. Или Треногов меня подставил?»
- Говорят, вы там в раздевалке не только футбольные вопросы обсуждаете, - продолжал между тем напирать Александр Владимирович.
- Уже думаете, как у меня из-под задницы кресло вырвать? Не выйдет!
Сабиров побледнел. Он ожидал разговора на любую тему, но только не на эту. Конечно, такие разговоры в раздевалке футбольного клуба у него с главой правительства Москвы были. И он, как бывший работник спецслужб, не исключал возможность прослушивания. Но не ожидал, что это случится именно с ним. Оправдываться сейчас было самым неразумным. Это, как и клятвы в вечной преданности, сейчас только бы усилили гнев и подозрительность Хозяина. И потому Герман выбрал лучший ход, который можно было сделать в данной ситуации. Он спокойно, как бы не реагируя ан упреки, стал рассуждать, отвечая на самый первый вопрос Президента:
- Кое-что сделать, конечно, можно. Треногов пользуется правительственной связью, которую обеспечивает наша служба ФАПСИ. Значит, совершенно естественно можно его этой связи на какое-то время лишить - пусть попользуется городским телефоном.
В глазах Президента, минуту назад метавшими гром и молнии, появился неподдельный интерес.
- Ты считаешь, что это можно сделать?
- Сделаем, Александр Владимирович! - по-военному четко доложил Сабиров.
- Вот это подарок будет твоему другу! - воодушевился Президент.
- Вот он помечется, как все «вертушки», «ВЧ», «СК» и прочие атрибуты власти у него замолчат!
- Так! - оживленно потер руки Александр Владимирович. - А что еще устроить, чтобы он понял, кто в доме хозяин?
- Отказать ему в транспортном обслуживании автобазы администрации Президента. Конечно, без машин он не останется, но иномарок и бронированных «Зилов» с правительственными номерами у него не будет. Попробуй расскажи каждому постовому, что именно на этой машине едет глава правительства столицы.
- Отлично мыслишь, Герман! - похвалил Президент своего начальника финхозотдела.
- Кроме того, - совершенно буднично, как будто докладывал о текущих делах, а не о том, как устроить гадость одному из самых влиятельных чиновников государства, продолжал докладывать Сабиров, - планом мероприятий отдела предусмотрен ремонт государственной дачи номер тридцать пять в поселке Барвиха.
- Той самой, которой пользуется Треногов? Ну ты и спец, Герман Антонович! Не хотел бы я попасть тебе в руки! Впрочем, и не попаду. Действуй. Посмотрим, что запоет этот претендент на мое место завтра, когда лишится всех благ и привилегий!
- Александр Владимирович! - вдруг прервал смакование предстоящих Треногову переживаний хозяином дачи Сабиров. - Скажите, кто направил такую грозную комиссию для проверки моего отдела?
- Какую комиссию? Я никого не посылал.
- Но ведь на документе стоит ваши подпись.
- Да? - Президент на мгновение задумался, припоминая, когда он мог это сделать. - Не помню. Работай спокойно, никто тебя не тронет.
- Тогда подпишите это распоряжение об отмене работы спецкомиссии.
И Сабиров протянул Президенту заранее подготовленный текст распоряжения.
Александр Владимирович, не читая, подписал документ, простился с гостем и вновь хотел вернуться к приятным мыслям о том, как завтра будет метаться лишенный привычных атрибутов власти Треногов. Но слова Сабирова о какой-то комиссии не давали ему покоя. И вдруг он что-то вспомнил:
- Нинка, наверное, опять мне эту бумагу на подпись подсунула! Ну, я ей покажу, как в государственные дела лезть!
Александр Владимирович направился в соседние аппартаменты, занимаемые семьей, но по пути остановился возле старинного буфета, который почему-то привлек его внимание. Он открыл его дверцу и увидел там хрустальный графинчик, в котором находилось граммов сто пятьдесят какой-то жидкости. Взял его, снял пробку, понюхал. Прекрасный аромат старого, выдержанного коньяка разнесся по комнате. Александр Владимирович медленно, наслаждаясь, выпил коньяк, и пошел назад, в свою комнату.

Пожалуй, впервые за все время своего безраздельного господства в этой огромной, многонациональной стране Генеральный секретарь ЦК ВКПб, Председатель Совета народных комиссаров, Верховный главнокомандующий Иосиф Виссарионович Сталин не знал, как поступить. Казалось, он сделал все, чтобы обезопасить страну от внезапного нападения фашистской Германии. Выиграл время, чтобы подготовиться к возможной войне. Но полной уверенности, что Гитлер не нападет на СССР, не было. Об этом говорил и потом предупреждений о возможной агрессии Вермахта в самое ближайшее время.
Но Сталин не верил этим предупреждениям. Он не хотел им верить. Вот и сейчас, выехав в жаркий летний выходной день на ближнюю дачу в Кунцево, вождь вместо отдыха продолжал напряженно раздумывать над сложившейся ситуацией. Он снял китель, в котором было чересчур жарко, и попросил своего личного секретаря Бажанова, чтобы никто сейчас его не отвлекал.
Сталин вышел на веранду и стал у открытого окна, занавески которого слегка шевелил теплый ветерок. За окном было настоящее жаркое лето. Вовсю заливались птицы, стрекотали кузнечики, порхали беззаботные бабочки. Ничто не предвещало внезапной грозы. Вот и на душе у вождя от такой идиллии стало несколько спокойнее и увереннее.
«В самом деле, - размышлял Иосиф Виссарионович, - что сможет сделать с нами сейчас Германия? С тремя тысячами устаревших танков? С такими сверхмощными союзниками, как Финляндия с Румынией?
Давайте посмотрим на карту мира. Шестая часть суши - это Союз Советских Социалистических Республик. И Германия - всего лишь лоскуток, который, к тому же, уже горит под задницей Гитлера. Германия окружена и блокирована. Отрезана от многих источников стратегического сырья. А Советский Союз - самая богатая страна мира, нашим богатствам завидуют все.
Кроме того, я тайно заручился безоговорочной, бесплатной и безграничной помощью Америки. Так можно ли теперь бояться этой Германии? Уверен, что нет. Можно ли верить предупреждениям о скором внезапном ее нападении? Думаю, тоже нет.
Значит, надо делать все, чтобы не провоцировать Гитлера на такое нападение. Чтобы выиграть время для подготовки к той войне, которая нужна нам, русским. И эту войну мы должны вести не на своей, а на чужой территории».
Наконец, важнейшее решение было принято. И вождь вздохнул с облегчением. Завтра он эту концепцию непровоцирования фашистской Германии  вынесет на обсуждение Политбюро. На нем неожиданностей, знал Сталин, не будет. Об этом вождь позаботился.
«Знаю, что меня считают жестоким. Чтобы очистить страну от всяких болтунов, пришлось поработать органам НКВД. Чтобы добиться послушания соратников, пришлось посадить их жен и родственников. Но, когда правитель проявляет жестокость, чтобы защитить страну, народ ее понимает. А вопрос стоит однозначно: либо мы победим империалистическое окружение, либо они уничтожат социалистическое государство».

Гром, как говорится, грянул среди ясного неба. Сегодня служебный телефон Булановой в редакции газеты буквально разрывался от звонков. Ей звонили неизвестные читатели и хвалили за правдивую статью о коррупции в высших эшелонах власти. Было несколько звонков, в которых молодые люди, не представившись, грозили журналистке всякими карами.
Но, пожалуй, самой интересной для нее была реакция администрации Президента. Буланову пригласили в кабинет редактора к аппарату правительственной связи.
- Тебя просят, - многозначительно показал взглядом на «вертушку» у себя на столе главный редактор газеты. Ну мы, наверное, и вляпались с твоей статьей!
Буланова, не обращая внимания на такое паническое заявление начальника, взяла трубку:
- Слушаю.
- Приемная первого помощника Президента, - раздался вежливый голос. Соединяю вас с Альбертом Васильевичем.
Джульетта Степановна как-то была с Германом на официальном приеме в Кремле и видела издали Первого помощника Президента. Но лично знакома с ним не была. Потому ответила, насколько возможно, ласково и приветливо:
- Слушаю вас, Альберт Васильевич!
- Джульетта Степановна, откуда у вас материалы для такой статьи? Или  - это просто журналистский блеф?
- Вы имеете в виду мою статью в сегодняшнем номере газеты под названием «Афера века»?
- Вот именно.
- Согласно Закону о печати я не обязана разглашать источники своей информации кому-либо.
- Вот как ? - удивился Первый помощник. - А то, что вы работаете в газете администрации Президента и получаете наши деньги, это вас не смущает?
- Я получаю зарплату от налогоплательщиков, - невозмутимо парировала журналистка, - и обязана правдиво информировать их о деятельности органов власти.
- С вами все ясно, - гневно ответил Альберт Васильевич. Придется воспитывать главного редактора - может, он вас научит уму-разуму.
В трубке последовали короткие гудки, и Джульетта положила ее на телефонный аппарат.
- Ну, что? - вопросительно посмотрел редактор на свою подчиненную: - Досталось?
- Еще и вам останется.
- У тебя хоть информация, которую ты использовала для статьи, достоверная?
- С самого верха!
Главный редактор знал о связи своей коллеги с всесильным начальником финхозотдела администрации Президента и потому не сомневался в искренности ее слов. Но все же вздохнул с опаской: дело принимало скандальный оборот.
А Буланова уже спешила назад, в свой кабинет. Она ждала еще одного, самого важного для нее звонка. И не ошиблась, когда вновь подняла телефонную трубку.
- Ну, ты даешь! - только и смог выговорить в трубку Сабиров.
Джульетта не уловила в голосе любовника трагической нотки, поэтому с облегчением вздохнула и постаралась пошутить:
- Я не даю! Я не такая идиотка, как ты выглядишь! А вообще лозунги типа «Юноши и девушки! Овладевайте друг другом!» не по моей части.
Сабиров радостно засмеялся:
- Вот за это я тебя и люблю!
- И больше ни за что? - разочарованно проговорила Джульетта.
- И за то - тоже. А если серьезно - я же не просил тебя ничего писать!
- Прости засранку, - уничижительно попросила в трубку Буланова. - Уж очень материал забойный был. Как говорят на нашем журналистком сленге - это бэмс!
- Да уж - заголовок «Афера века» подбросит тебе популярности. Можешь и меня поздравить: пробил распоряжение Самого об отмене проверки - больше меня и мой отдел не трясут!
- Поздравляю!
- И не только с этим! - в голосе Сабирова зазвучали торжествующие нотки: - Отныне я - не начальник отдела, а управляющий делами Президента. А мое Управление - теперь самостоятельно выходит на Самого и не подчиняется руководителю Администрации Президента.
- Как тебе это удалось? - удивилась Джульетта.
Сабиров хмыкнул:
- Как и другим удавалось: он подмахнул не глядя.
- Смотри: играешь с огнем!
- Конечно, играю. Потому и предлагаю эти три события отметить сегодня вечером. Идет?
- Конечно: я надену мое новое вечернее платье.
- Только поскромней, пожалуйста. А то в прошлый раз оно у тебя было с вырезом до самого пейджера!
Любовники весело рассмеялись: у них были на то основания.

Нина, дочь Президента, была страшно рассержена на отца. Еще бы: она так старалась для него, для семьи, а он взял и все испортил! Нет, она этого так не оставит!
И Нина решительно направилась в ту часть госдачи, где находилась резиденция отца.
Александр Владимирович сегодня чувствовал себя намного лучше. То ли давало знать о себе приближение весны, когда даже в старом организме пробуждаются новые, живительные соки и силы. То ли его здоровье действительно поправилось благодаря стараниям лучших зарубежных специалистов, но факт оставался фактом: давно Президент не чувствовал такого подъема. И посему он решил, что с завтрашнего дня вплотную займется делами государства. В таком приподнятом настроении и застала Нина отца в его кабинете.
Наметанный взгляд дочери сразу почувствовал перемену в здоровье и настроении отца. Но разгневанная Нина не придала этому должного значения. И сразу перешла в наступление:
- Папа! Ты зачем это подписал?
И она швырнула на стол распоряжение Президента.
- Что это? - коротко спросил Александр Владимирович.
- Твое распоряжение об отмене проверки работы отдела Сабирова.
- Ну и что? - как можно спокойнее вновь спросил Президент.
- А то, что ты совершил большую ошибку: теперь у нас не будет никакого компромата против этого прохвоста!
- Понятно. Что еще?
Нину такое невозмутимое спокойствие отца только еще сильнее подстегнуло. Она, уже не сдерживая своего раздражения, презрительно бросила:
- Ты совсем не заботишься об интересах нашей семьи! Ты даже не смотришь, что подписываешь: надо же - теперь Герман управляющий делами Президента и не подчинен руководителю твоей администрации. А значит, и у меня будет еще меньше шансов повлиять на него!
Александр Владимирович выдержал паузу, а затем тоном, не предвещавшим ничего хорошего, тихо, но жестко и властно произнес:
- А теперь слушай меня. Указы и распоряжения Президента подписываются только после сбора всех необходимых виз и заключений соответствующих министерств и ведомств. Поэтому впредь прошу меня не подставлять и никаких бумаг самой на подпись мне не приносить.
Нина от возмущения чуть не зашлась в крике:
- Да я же говорю о Сабирове! Это он принес тебе на подпись то злополучное распоряжение!
- А я говорю о тебе! - прикрикнул отец. - Цыц! Ишь, здесь раскричалась!
И он резко, быстро подошел к столу, нажал кнопку звонка. Немедленно явился начальник личной охраны.
- Яков Иванович! Я тебе приказываю эту вздорную бабенку больше ко мне не пускать, понятно?
- Понятно, - не совсем понимая, что происходит, ответил начальник личной охраны.
- И вообще, как она попала в мою президентскую резиденцию?
- Но это ваша дочь... - попробовал было возразить охранник, но Президент властно его остановил:
- Почему не выполняешь Правила охраны Президента? Почему в его апартаментах проживают посторонние? Вон всех отсюда!
- Папа, прости! - кинулась в ноги Президенту Нина.
- Я сказал «вон»! - властно отрезал Президент, резко повернулся и пошел в гостиную.

Начальник Федеральной службы безопасности был в растерянности: результаты расследования покушения на Сабирова оказались ошеломительными!
«Уж лучше бы я не проявлял такого рвения! - думал сейчас про себя Якубов, не решаясь произнести вслух эти слова даже в своем кабинете в здании на Лубянской площади. - Было бы еще одним нераскрытым заказным покушением на убийство больше, и всего дел! А теперь придумывай, как выйти из этого щекотливого положения».
 Но, что бы он сейчас ни придумывал, а решать по лежащему перед ним на столе донесению надо было немедленно.
«Пожалуй, надо сначала поговорить лично с тем, кто вышел на след заказчика», - решил Якубов и вызвал начальника Особого отдела.
- Присаживайтесь, Иван Иванович, - пригласил он сесть за приставной стол подполковника, который стал перед ним навытяжку по стойке «смирно». - Вы уверены в том выводе, который здесь написан? - и начальник ФСБ кивнул на папку с грифом «Совершенно секретно», лежащую у него на столе.
- Все выводы, данные допросов киллера, которого мы нашли, записи его разговоров по мобильному телефону с заказчиком подтверждают эти выводы.
- А киллер знал, кто его заказчик?
- Да.
- Но это же полная самодеятельность! - не выдержал всегда невозмутимый Якубов. - Затевать дело на таком высоком уровне, покушаться на знакового чиновника и даже не предусмотреть промежуточных звеньев между исполнителем и заказчиком - это игра на детском уровне!
- Совершенно с вами согласен. Но это так.
- Хорошо. А кто еще, кроме вас, знает, что нити организации этого покушения идут на самый верх?
- Только наш следователь, который ведет это дело.
- Человек надежный?
- Вполне.
- Так. Киллера изолировать в Лефортове. Никаких связей с внешним миром, передач и прочего. Желательно, чтобы на время о нем все забыли. Следователя представить к награде, но за другое дело. И также предложить забыть об этом деле. Материалы следствия изъять и доставить мне. Стереть все файлы в базе данных о данном расследовании. Вы также ничего об этом вопросе не знаете и не слышали.
- Уже забыл! - поднялся из-за стола и по-военному четко отрапортовал подполковник.
- Спасибо за службу. Кстати, вы, кажется, уже давно в этом звании? Приказ о продвижении по службе уже подписан, полковник!
- Служу России!
Якубов остался в кабинете один. Еще немного поразмышляв, он решил:
- Придется докладывать Президенту. Чувствую, здесь пахнет жареным!

На этот раз Зина пригласила Джульетту к себе. Причем сделала это настолько осторожно и таинственно, что донельзя заинтригованная Буланова немедленно отправилась к подруге домой.
На столе в кухне уже стоял графинчик с любимой Зининой наливкой, которую она мастерила сама из собранных на дачном участке ягод и фруктов.
- Все, последняя, - указала она подруге на графинчик. - Больше у меня ни дачи, ни наливки.
- Ладно тебе! - презрительно скривила полные красивые губы в усмешке Буланова. - Огород за тридевять земель, на котором девять месяцев в году ты стоишь в позе буквы «зю», ты называешь дачей?! Тогда моя бывшая квартира в «хрущевке» являлась апартаментами королевы. Лучше скажи, зачем звала? И почему в такой спешке и таинственности? Вышла на след тех, кто стрелял в Германа?
- Слишком много задаешь вопросов, подруга! - в такой же язвительной манере ответила Зина. - А если серьезно, то у меня на работе сегодня впервые зазвонил телефон правительственной связи!
Буланова недоуменно посмотрела на подругу. Затем пожала плечами и спросила:
- Ну и что? Я сегодня тоже разговаривала по вертушке с Первым помощником Президента!
У Зины от удивления отвисла челюсть. Она сняла очки с дымчатыми стеклами, зачем-то начала их протирать, затем вдруг выпалила:
- Не может быть!
- Почему?!
- Потому, что он и мне звонил сегодня!
Теперь пришла пора удивляться Булановой. Звонок такого влиятельного лица им обеим в один день не мог быть простым совпадением. Если серьезно, то с ним они обе разговаривали первый раз в жизни. И потому Джульетта сидела на жесткой табуретке в просторной кухне подруги, словно приклеенная. Она, как сомнамбула, методично покачивала головой, но не могла сказать ни слова.
Наконец, с подруг сошло оцепенение, которое сменилось бурным потоком слов. Они заговорили обе разом, перебивая и не слушая друг друга. Минут пять им потребовалось, чтобы выговориться. Первой пришла в себя Буланова. Она подождала, пока Зина скажет последнюю фразу и тихо заметила:
- Это не к добру! Чем он у тебя интересовался? Германом?
- При чем здесь Герман? - не поняла Зина. - Сталиным! Особой папкой, в которой собран архив Генералиссимуса.
- Вот это да! - воскликнула журналистка. - Теперь я вообще ничего не понимаю. Сабиров и Сталин. Не звучит.
- Вот именно, - подтвердила Зина. - А если продолжить этот ассоциативный ряд? Иосиф Виссарионович был кем? Верно - руководителем нашего государства с неограниченной властью. Александр Владимирович, которого представляет его первый помощник, тоже кто? Вот именно. Глава нашего государства с почти такими же неограниченными полномочиями. Его ни снять, ни выгнать с президентской должности и из Кремля так же невозможно, как нельзя этого было сделать со Сталиным.
- Тоже мне загнула, - пожала плечами Джульетта. - Как говорится без пол-литра здесь не обойдешься. Наливай - может, голова станет «варить» лучше.
Подруги выпили по одной рюмке малинового вина, затем по другой. Неспеша закусили, чем Бог послал. И только затем продолжили выяснение истины. Это мудреное занятие затянулось у них до глубокой ночи. Но к какому-нибудь однозначному решению они так и не пришли.

«Ни один народ в мире не зависит так от своих правителей, как русский, - думал Сталин, проносясь сейчас из Кремля на ближнюю дачу в Кунцево. - Мы, русские - великая нация, но жить не умеем, погрязли в пьянстве и лени. Нет культуры застолья: прекрасные грузинские вина мои соратники хлещут, как воду. А Власик? Вчера застал его пьяным, без мундира: и это мой личный охранник? Но увидел меня - и вмиг протрезвел. Значит, на людей действуют только страх и сила?»
В бронированном лимузине на переднем сиденье, рядом с шофером, сидел Берия. Но он, как ни силился, не мог догадаться, о чем же думает этот таинственный, властный, обладающий феноменальной памятью грузин, давно считающий себя русским и так же давно обретший безграничную власть над страной со ста пятьюдесятью миллионами человек.
Лаврентий Павлович уже давно не обращался к своему земляку по партийной кличке Коба, как это было когда-то раньше. Теперь и для него Сталин был вождь, который всегда держал любого на расстоянии. Ни жены, ни дети не допускались в святая святых Иосифа Виссарионовича: он никому не верил и никому не доверял. Основания для этого у руководителя всесильного НКВД были. Первый заговор против Сталина, который возглавил председатель Совнаркома РСФСР Сырцов вместе с Блюхером, Зенковичем и прочими, был раскрыт спецслужбой еще до него. В ликвидации так называемого «заговора маршалов» он практически тоже не участвовал. Но уж впоследствии Лаврентий Павлович не упускал случая внушить вождю, как очередной соратник метит вонзить ему нож в спину.
- Лаврентий, - вдруг нарушил тягостное молчание Сталин, расположившийся, как всегда, на заднем сиденье бронированного «ЗИСа», - а чей это дом?
И указал рукой за стекло машины на высившееся впереди вдоль трассы трехэтажное большое здание.
- Это, Иосиф Виссарионович? - переспросил Берия. - Это дача генерала Штерна.
- А, - неопределенно заметил вождь и вновь умолк.
Берия мгновенно почувствовал невысказанное неудовольствие Хозяина. Но тоже ничего не сказал.
В Кунцево их уже ждали. Сталин заранее пригласил сюда ближайших соратников, чтобы обсудить готовность Красной Армии к возможной войне с Германией. Беседа должна была быть приватной, не для протокола, потому и выбрали не зал совещаний в Кремле, а дачу в Подмосковье.
Правда, закончился этот сугубо деловой сбор, как всегда: большим застольем. Вопреки своим недавним размышлениям о неуместном пьянстве своего народа, Иосиф Виссарионович любил подпоить соратников, чтобы выведать истинные их мысли.
В Кремль Сталин возвращался на следующий день. День выдался по-летнему теплый, чувствовалось, что первый календарный месяц лета будет жарким.
Иосиф Виссарионович был занят своими мыслями и почти не смотрел из машины на дорогу, по которой ехали. Но в том месте, где вчера поинтересовался большим, выделяющимся из других домом, вождь почему-то внимательно посмотрел в окно. На бывшей даче генерала Штерна красовался большой кумачовый лозунг: «Спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство!». А вокруг особняка весело резвились пионеры в красных галстуках.

Вот уж поистине говорится: на Руси от тюрьмы и от сумы не зарекайся! Пожалуй, впервые за всю свою многотрудную и многоопытную жизнь Треногов убедился в правоте этой пословицы в полной мере. Казалось бы, ничего с утра не предвещало перемен в его напряженной, но уверенной и престижной жизни. Но в обычно установленный час ранним утром он, в сопровождении охраны, вышел из подъезда своей московской квартиры, а правительственного кортежа не оказалось. Пришлось, чуть ли не впервые в жизни, доставать из кармана пальто мобильный телефон и звонить в приемную московского правительства.
- В чем дело? - раздраженно спросил Треногов у своего помощника. - Почему нет служебного «Мерседеса» и машин сопровождения?
- Я не в курсе, - недоуменно ответил помощник. - Сейчас все выясню.
Главе столичного правительства пришлось ждать в легком пальто на морозе, который сегодня ударил за двадцать градусов. К тому же поднялся сильный ветер, и Треногову, с его тщедушной, худой фигурой было явно дискомфортно находиться в таких непривычных условиях.
- Извините, Василий Иванович, - раздался в трубке взволнованный голос помощника, - но в автобазе Управления делами Президента ответили, что с сегодняшнего дня вы исключены из списка обслуживаемых ими лиц.
- Они что там, с ума сошли? - повысил голос Треногов. - Да я их повыгоняю всех к чертовой матери!
- Ловите любую машину, - обратился он к начальнику своей охраны. - Я должен немедленно быть на работе!
Пожалуй, впервые за последние десять лет он ехал не в своей персональной машине с проблесковым маячком, сиреной, спецномером и прочими атрибутами власти. И весь этот недолгий путь копил в душе злость и обиду на тех пока еще неведомых ему обидчиков, которые посмели так с ним поступить.
Но не успел Треногов подъехать к знаменитому зданию бывшего Моссовета на бывшей улице Горького, как только что переговоривший с кем-то по мобильной связи начальник охраны повернулся с переднего сиденья машины и сообщил главе правительства Москвы:
- Извините, Василий Иванович, но мы больше вас не охраняем.
- Как это не охраняете? - вскипел Треногов. - Бросите сейчас же и позволите любому придурку меня подстрелить?!
- Не позволим, - твердо пообещал начальник охраны. - Гарантируем вашу безопасность вплоть до дверей вашего кабинета.
- Понятно, - не удержался, чтобы не съязвить, Василий Иванович. - Гарантируете мне безопасность от забора до обеда. Хрен с вами, идите.
Но на этом неприятности главы правительства не закончились. Полный решимости немедленно восстановить справедливость, Треногов влетел в свой служебный кабинет и бросился к телефону правительственной связи. Но он оказался  нем, как рыба. Молчали и все другие «вертушки», аппараты «ВЧ», «СК» и прочие бесполезные сейчас телефоны, украшенные изображением государственного герба.
- Ах ты, мать твою перемать! - выругался Треногов. - Обложили, как медведя в берлоге! Кто посмел?
И он бросился в приемную.
- Где городской телефон? - спросил он недоумевающего секретаря.
- Да мы им почти не пользуемся, Василий Иванович!
- Не ваше дело! - огрызнулся Треногов. - Быстро мне найти городской номер приемной Президента и его резиденции в Горках! А сами - вон отсюда.
Как только глава правительства остался в просторной приемной один, так сразу дрожащими от нетерпенья и волненья пальцами стал нажимать кнопки городского телефона.
- Приемная Президента страны, - раздался, наконец, мужской голос в трубке.
- Это Треногов. Соедините с Владимиром Александровичем.
- Извините, а кто такой Треногов?
Глава столичного правительства чуть не задохнулся от такой наглости:
- Вы что, издеваетесь? - повысил он голос. - Глава правительства Москвы, вот кто!
В трубке на мгновение воцарилась тишина. Затем раздался неуверенный голос:
- Василий Иванович, это вы!
- Ну, я, конечно! Не Чапаев же!
- Извините, я вас не узнал. Да и по этому номеру нам никто из государственных деятелей  вашего масштаба никогда не звонил.
- Проверка связи, - с ехидцей в голосе ответил Треногов. - Так где Президент?
- Он сейчас в своей резиденции в Горках. Работает с документами...
- Знаю, знаю, - нетерпеливо перебил Треногов и положил трубку.
«Работает с документами! - передразнил он про себя. - Знаем мы, с чем он работает!»
Однако, наученный горьким опытом, теперь Василий Иванович подробно объяснил секретарю Президента в Горках, кто он такой и почему звонит по городскому номеру, а не по обычной «вертушке».
И вопреки его ожиданию, в трубке что-то щелкнуло, и вдруг возник знакомый, с хрипотцой, голос Александра Владимировича.
- Слушаю тебя. Что так спозаранку звонишь?
От неожиданности Треногов не сразу нашелся, что ответить. Но тут же с возмущением сказал:
- Да какой то чудак на букву «м» решил надо мной подшутить: отобрал правительственную машину, охрану, отключил спец- связь!
- Да ну? - удивился Президент. - И кто же это?
- Ну, без вашего разрешения, я не думаю, чтобы это позволили.
- А, - удовлетворенно согласился Президент. - Теперь ты понял, кто в доме хозяин?
- Но за что?! Я вас всегда поддерживал!
- А меня не надо поддерживать: я не падаю, - назидательным тоном объяснил Владимир Александрович. - Но не люблю, когда со мной играют в кошки-мышки. Связь я тебе, пожалуй, подключить велю: как ты будешь новостями с моим Сабировым без нее обмениваться: не в футбольной же раздевалке вам, в самом деле, встречаться! А вот без охраны ФСБ придется привыкать: надо экономить государственные средства - зарплату, понимаешь, учителям платить нечем.
В трубке опять что-то щелкнуло, и затем раздались короткие гудки.


Только с третьей попытки Якубову удалось договориться о встрече с Президентом. Всякий раз помощники отвечали, что Александр Владимирович работает с документами и не может его принять. Наконец, он получил разрешение приехать в подмосковную резиденцию.
Хотя уже заканчивался февраль, зима и не думала отступать. Стояли непривычные для этой поры морозы, и в заснеженном парке живописной местности Горок было абсолютно безлюдно. Впрочем, а директор ФСБ об этом знал доподлинно, в эт, особо охраняемую зону пробраться постороннему было непросто.
Александр Владимирович принял его запросто, по-домашнему. Видно было, что он недавно встал и еще не вошел в рабочее состояние. Президент был не причесан, в домашнем халате и лениво ковырял зубочисткой во рту.
- Ну что там у тебя такое срочное, - недовольно проворчал он, глядя на непрошеного гостя.
Однако Якубова такой прием не смутил. Он уже к ним привык, а дело, по которому хотел доложить, промедления не терпело. Иван Павлович так и доложил:
- Дело касается Сабирова. Без вашего разрешения я не могу дать ему дальнейший ход.
- Что, нашли, кто в него стрелял? - без всякого энтузиазма поинтересовался Александр Владимирович.
- Нашли. Обыкновенный мафиози среднего пошиба.
- Ну и что?
- Интересен не он, а лицо, которое дало ему этот заказ.
- Ну что ты темнишь! - раздраженно воскликнул Президент. Видно было, что он сегодня не в духе и не настроен на долгую беседу. - Называй, кто, и будем заканчивать. Тут мне бумаг целую кучу из Кремля привезли, мне работать с документами надо!
Якубов внимательно посмотрел на Президента и понял, что тот действительно не знает, кто заказчик.
- Следователю кажется, что, возможно, цепочка от покушавшегося на Сабирова ведет куда-то сюда, - как можно осторожнее и дипломатичнее выразился Якубов.
Александр Владимирович какое-то время непонимающе смотрел на директора федеральной службы безопасности, затем резко вскинул правую руку и показал пальцем на гостя:
- Ты это... Ты что... Понимаешь, что говоришь?!
Якубов промолчал.
- Да за такое твоего следователя надо в Бутырки посадить!
Иван Павлович промолчал и на этот раз. Он понимал, что хозяину дачи надо дать выговориться, «слить» первый взрыв эмоции и только затем продолжить разговор.
Так оно и произошло. Президент вдруг как-то обмяк, его грузное тело еще сильнее втянулось в кресло, а сам он безвольно опустил голову. Только после этого Якубов осторожно заметил:
- Я принял все меры, чтобы исключить утечку информации. Дело закрыто и изъято.
И он протянул два объемистых тома Александру Владимировичу.
Тот документы не взял, а только махнул рукой в сторону журнального стола. Затем тоскливо посмотрел на гостя и сказал:
- Ступай.
Затем спохватился и добавил:
- Если будет что нового по этому, - кивнул в сторону объемистых томов, - немедленно информируй.

Время летит стремительно. Особенно незаметен его бег, когда человек решает жизненно важные для своей особы проблемы. Именно этим последнюю неделю и занимался Сабиров. Он настолько увлекся восстановлением своей пошатнувшейся власти, что почти забыл о возлюбленной. Нельзя сказать, что он не вспоминал о Джульетте. Нет, он помнил о ней постоянно. Именно ее образ поддерживал его сейчас в столь напряженной, изматывающей борьбе. Но увидеться с ней, посидеть где-нибудь, как раньше, в ресторане он позволить себе пока не мог. Наконец, желание встретиться с Булановой стало настолько сильным, что оттеснило на второй план все остальные проблемы. И он позвонил Джульетте домой.
- Здравствуй, родная! Это я. Чем занимаешься?
- Жду тебя.
- И я тоже жду. Буду через полчаса.
Пожалуй, давно уже он не взбегал по лестнице на третий этаж этого дома в Последнем переулке с таким нетерпеньем и замиранием сердца. Он был словно юный влюбленный. Даже почти зажившая рана на ноге не помешала ему подняться пешком, чтобы почувствовать себя сильным, выносливым мужчиной.
Дверь квартиры Булановой была уже открыта: Джульетта его действительно ждала. Они бросились в объятия и так застыли. Сабиров швырнул на пол роскошный букет роз, который только мешал им сейчас, и принялся жадно, неистово целовать Джульетту. Затем, не закрыв дверь, он поднял ее на руки и понес в спальню.
- Дверь... Соседи... - только и смогла простонать хозяйка незакрытой квартиры, охваченная не меньшей страстью, чем Сабиров.
Но теперь им было не до этого. Полчаса безумных ласк, страсти, любви пролетели, как миг. И только после этого уставший, но счастливый и радостный гость попросил Джульетту:
- Сигарету бы сейчас и чашку кофе!
- Будет тебе и кофе и какао с чаем, - ласково откликнулась Джульетта и упорхнула в кухню.
Через несколько минут она несла на подносе бутерброды и дымящийся в двух чашках кофе. Пока любовники пили кофе, заедая его бутербродами с сигаретным дымом, они не проронили ни слова. Но как только любовный и физический голод был утолен, Буланова сразу же задала вопрос:
- Где пропал?
Сабиров откинулся на подушке, прикрыл голое тело измятой простынею и совершенно серьезно ответил:
- Воевал.
- С кем?
- Включи-ка погромче музыку, - попросил осторожный Сабиров. - Я, ты знаешь, некоторым образом причастен к одному серьезному ведомству и не хочу, чтобы в нем знали, о чем я говорю со своей любовницей.
Буланова послушно повернула рычажок магнитофона, и задушевная мелодия саксофона с хрипловатым голосом Гари Мура заполнила комнату.
- Люблю его неторопливые баллады, - пояснила свой выбор музыки Джульетта. - Они заставляют трепетать сердце и принимать выверенные решения.
- Резонно, - согласился любовник и начал рассказывать: - Хронологию ты знаешь. Напали, запугали, наслали комиссию, хотели, выражаясь на тюремном жаргоне, меня «опустить». Пришлось перейти в наступление. Твоя статья «Афера века», думаю, не помешала, как я теперь убедился. Кое-кто после ее опубликования зашевелился, засветился, и я их теперь вычислил.
- Так ты думаешь, что это с благословения...
- Хозяина? - быстро подхватил Сабиров. - Вряд ли. Хотя такой вариант я не исключаю. Но мне пришлось пойти ему на уступки и кое в чем навредить своему другу: отключить «вертушки», отобрать правительственный «ЗИЛ-4104», спецохрану.
- Ну, ты даешь!
- Ничего, Треногову это только на пользу: чтобы не расслаблялся.
- Пока не завоеваны командные высоты? - иронично спросила Джульетта.
- И после того - тоже. Трон, это такая штука, которая всегда раскачивается.
- Это уж верно. И что ты думаешь делать дальше?
- Ожидать реакцию. Я обязательно должен знать, кто это все подстроил.
- Тогда просчитай, кому это выгодно. Только птички поют бесплатно. Значит, можно вычислить, кого ты лишаешь больших денег!
Сабиров кивнул головой в знак согласия. Но в это время Джульетта потянулась к столику за очередной сигаретой, простыня с нее упала, обнажив полные роскошные груди, и Германа вновь неудержимо охватило желание. Он рывком притянул женщину к себе, и они опять погрузились в волнующую пучину любви и страсти.

Самое страшное для правителя - оказаться в ситуации, когда вокруг все поддакивают и соглашаются с любым твоим решением. Сталин не был из когорты тех вождей, которые принимают решения, не посоветовавшись с окружением. Но и он не избежал ошибки в июне 1941 года.
Известие о начале войны, о внезапном нападении гитлеровских войск оказалось для Иосифа Виссарионовича неожиданным. Он не боялся войны и активно готовил к ней страну. Он имел поступающую со всех сторон информацию о концентрации фашистских войск на границе с СССР. И все равно считал, что перехитрит Гитлера.
Вечером 21 июня 1941 года Сталин находился в Кремле. Несмотря на исключительно жаркую погоду, когда в столице от иссушающего зноя буквально нечем было дышать, на предстоящий выходной день Иосиф Виссарионович предпочел не выезжать в свою подмосковную резиденцию.
Осторожно, точно боясь нарушить покой вождя, в кабинет Сталина вошел Поскребышев:
- К вам Вячеслав Михайлович.
- Что это старому лису не спится? - отирая платком от выступившего пота шею поверх туго застегнутого воротника военного кителя, равнодушно спросил Сталин. - Пусть заходит.
- Иосиф Виссарионович, я только что получил еще одно сообщение по дипломатическим каналам, что в самое ближайшее время возможно внезапное нападение Гитлера.
- А зачем? - невозмутимо поинтересовался вождь. - Только идиот, у которого отсутствует всякая логика, может напасть сейчас на нас.
- Но, может, все-таки дать в войска шифровку о введении повышенной боеготовности?
- И спровоцировать тем самым Гитлера на такое нападение? Нет, мы не должны давать ему ни единого повода для принятия подобного решения. Вы не согласны, товарищ министр иностранных дел?
- Молотов потупил взгляд и отвел глаза. Он знал, что переубедить Сталина в верности его идеи сейчас невозможно.
- Конечно, работникам Генштаба и наркомата обороны мы дали распоряжение оставаться на местах. Но не более.
Молотов давно ушел, а Сталин продолжал расхаживать по кабинету, обдумывая только одному ему известные решения. Наконец, он направился в комнату отдыха, чтобы на несколько часов забыться коротким сном.
Но выспаться в эту ночь вождю не удалось. На рассвете его поднял личный секретарь:
- К вам товарищ Берия. У него срочное сообщение!
- Сталину потребовалось всего три минуты, чтобы привести себя в порядок. Какое-то неуловимое чувство говорило ему, что он, самый мудрый, коварный, предвидящий все руководитель проиграл.
- Что Лаврентий?
- Война, Иосиф Виссарионович. Гитлер без всякого объявления напал на наши границы.
- Сталин резко повернулся и шагнул к столу. Поднял трубку прямой связи с Генштабом.
- Почему не докладываете, товарищ Жуков?
- Только что получил первые сообщения, Иосиф Виссарионович: в три часа тридцать минут начальник штаба Западного округа Климовских доложил, что немецкие самолеты бомбят города Белоруссии. Такие же звонки только что поступили из Киева и Вильнюса.
- Где нарком?
- Говорит по ВЧ с Киевским округом.
- Приезжайте с Тимошенко в Кремль.
Сталин повернулся к стоявшему перед ним Лаврентию.
- Скажи Поскребышеву, чтобы пригласил ко мне членов Политбюро.
Незавидная роль - сообщать диктатору о начале войны. Но Берия в данном случае хотел лишь одного - быть первым. И, судя по всему, это ему удалось.
И все же первым, кто сообщил страшную и неприятную новость вождю, был министр иностранных дел. Пока Берия ожидал в приемной Сталина разрешения войти, в самом кабинете раздался телефонный звонок. Это был звонок от Молотова, который, теперь уже наверняка доложил ему о том, в чем тот сомневался еще несколько часов назад.

Треногов был в ярости: поступать с ним, как с каким-то сопливым мальчишкой? Лишить его, словно провинившегося школьника, транспорта и связи?
Нет, он этого так не оставит! Если Александр Владимирович не понимает, что такое столица государства, в которой он находится, и что значит ее глава, то он напомнит!
Но больше всего его возмущало то, как поступил ближайший друг Сабиров. Он-то мог остановить Президента в его безумной затее?! И не сделал этого? Надо выяснить.
И Треногов набрал личный номер Сабирова по телефону сотовой связи.
- Привет, Герман! - как ни в чем не бывало, спокойным тоном поздоровался глава московского правительства. - Тебя, я слышал, надо поздравить? Ты теперь Управделами Самого стал?
- Да не с чем поздравлять - только забот прибавится.
- И из-под контроля руководителя президентской администрации вышел?
- Ну, контроль, сам знаешь, за нами всегда будет.
- Вот-вот, - начал несколько раздражаться Треногов. - А знаешь, как Сам со мной поступил? Отобрал охрану, «членовоз» и «вертушку».
Сказав последнюю фразу, Треногов затаил дыхание, чтобы по малейшим изменениям интонации голоса друга определить, насколько он участвовал в этом деле. Но тот, как будто услышал это впервые, изобразил сильнейшее волнение:
- Не может быть! Но это он не прав!
- Спасибо за сочувствие. Ну что - встретимся на футболе?
- Конечно. Как обычно.
Треногов положил телефон на стол и задумался. Участие друга в этой подковерной борьбе с ним он так и не прояснил. А желание что-то предпринять в ответ - осталось. И Треногов вызвал к себе начальника департамента информации.
- Сколько СМИ у нас под контролем? - сразу задал он вопрос вошедшему в кабинет.
- Телеканал, наша официальная газета и издательский дом.
- Негусто, - помрачнел Треногов. - И с такими силами мы хотим завоевать избирателя? Срочно займитесь созданием подконтрольного комплекса масс-медиа. В средствах не скупитесь - денег найдем. Срок - месяц. Идите.
- Что же предпринять? - вслух сказал хозяин кабинета. И вдруг слегка хлопнул себя ладонью по лбу: - Как же я сразу не догадался?!
И он энергично вновь набрал номер Сабирова.
- Слушай  Герман: твоя пассия, насколько я знаю, работает в президентской газете?
- Да. А что? - не совсем понял, к чему клонит его друг, Сабиров.
- Сделай услугу: век не забуду! Сведи нас тет-а-тет: талантливая у тебя любовница - такую разгромную статью про аферу века написала!
- А зачем она тебе?
- Не бойся друг - в постель я ее не поведу. Просто она поможет мне в одном деликатном вопросе. Внакладе не останется. Идет?
- Идет, - кисло отреагировал начальник Управления делами Президента. - Я скажу ей и перезвоню тебе.
- Вот и отлично: настоящие друзья познаются в беде!

Услышанное от директора ФСБ очень огорчило Александра Владимировича. И не потому, что мог подумать теперь о нем Якубов. На это Президенту давно было наплевать. Но он понимал, что на его семью пало подозрение, и оно рано или поздно может сыграть с ним злую шутку.
«Кто владеет информацией, тот владеет миром, - подумал Александр Владимирович, поудобнее устраиваясь в деревянном кресле-качалке в резиденции в Горках. - У Якубова теперь на меня компромат. И довольно сильный. С этим надо что-то делать.
Но что? Снять его с должности? А вдруг он оставил для себя копии материалов этого дела?!
Да, вопрос, конечно, интересный!»
Президент тоскливо посмотрел в окно, за которым мягкие, пушистые шапки снега тянули к земле ветви деревьев. Перевел взгляд на журнальный стол, на котором лежали оставленные Якубовым ненавистные два тома с документами. Затем увидел лежащие рядом другие папки: выцветшие, с грифом «Совершенно секретно». И вспомнил, что приказал привезти из Президентского архива эти документы.
- А как бы поступил в таком случае товарищ Сталин? - воскликнул вслух Александр Владимирович и, обрадованный такой находкой, потянулся к одной из выцветших папок.
- Так. Это что? Документы о праздновании семидесятилетия Сталина? Ну, я до таких лет, пожалуй, не доживу. Интересно, что он там вытворял, чтобы еще сильнее поднять свой культ личности! Так, Союз советских архитекторов ходатайствует о сооружении в Москве монумента Победы в честь товарища Сталина. А это что? Резолюция самого Генералиссимуса красным карандашом: «Против».
 Конечно, против: зачем ему еще один монумент? Надо что-нибудь посущественнее! Во, старый рубака Семен Буденный вносит предложение учредить орден товарища Сталина. Ну? «Против. И.Ст.». Вот те на! Присвоить Сталину звание Народного Героя. Опять «против». Ничего не хочет! Впрочем, чего ему еще хотеть? Это мне приходится со всех сторон отбрыкиваться: клюют как хотят. Но никуда не денешься: демократия. И это - превыше всего: пусть меня запомнят в мировой истории, как мудрого правителя, принесшего России демократию и свободу!
Президент только хотел несколько отдышаться после такой внезапной похвалы самому себе, как в дальнем углу просторной гостиной раздался знакомый, спокойный и тихий, но с мягким грузинским акцентом голос:
- И это ты называешь демократией? Это - бардак и полный развал, а не народовластие, как переводится в данном случае это слово с греческого.
- Как?! И здесь вы?!
- А чему вы удивляетесь, товарищ бывший член ЦК нашей партии? Я, когда болел товарищ Ленин, здесь, в Горках, бывал неоднократно. Он тоже сначала хотел демократии, но затем вовремя понял, что наш народ любит твердых, решительных правителей.
- Я и правлю решительно, - попробовал оправдаться Александр Владимирович. - Вон недавно всех руководителей своей администрации разогнал.
- Это правильно, - одобрил вождь. - Надо устраивать периодические чистки аппарата, чтобы в нем не заводилась контрреволюционная нечисть. Но больше ты ничего не сделал: газеты и радио тебя ругают, в народе анекдоты сочиняют. И люди тобой недовольны: я понемногу, но каждый год снижал цены, а ты в богатейшей стране мира довел народ до нищеты.
- Мы создали богатый средний класс. Люди стали ездить отдыхать за границу.
- А кто ездит? Рабочие? Колхозники? Интеллигенция? Нет: бандиты и те, кто много наворовал у государства. Послушай, товарищ Президент, объясни товарищу Сталину, что за курс реформ ты проводишь?
- О, Иосиф Виссарионович! - воодушевился Александр Владимирович, - это самый главный успех всей моей жизни! Мы прорвали железный занавес, нас приняли в Совет Европы, меня считают другом президенты Америки, Германии, Франции!
- Позволь усомниться в твоих словах, товарищ бывший член ЦК партии. Реформы - это когда самое прибыльное, что есть на свете - водка,- не дает государству дохода? Когда добыча  золота нерентабельна? Когда почти половина людей за чертой бедности?
- Ну, у вас тоже несколько миллионов человек от голода и ГУЛАГа погибло! - не удержался от критики хозяин дачи.
- Аполитично рассуждаешь! - слегка повысил голос Сталин и даже сделал несколько шагов из дальнего угла зала в сторону Президента. - Я ничего не делал просто потому, что мне этого хотелось. Объективные условия складывались в разные периоды жизни страны так, что приходилось идти на жертвы. Но у меня никто не воровал и не расхищал собственность государства. А ты создал такие законы и условия, что воровство стало нормой жизни.
- Да я... - начал было говорить Александр Владимирович, но в зале уже никого не было. Вождь всех времен и народов, видимо, обиделся на такой неоправданный упрек.
 - Вот черт возьми! - выругался Президент. - И здесь уже усатый мерещиться стал! Да, надо взять себя в руки. А заодно и тех, кто меня подставляет: просто так такие материалы дела у Якубова появиться не могли.

Много раз Буланова проходила и проезжала по Тверской мимо этого величественного здания с колоннами, но приглашена была в бывший Моссовет впервые. Причем приглашена не кем-нибудь, а самим главой московского правительства. Она была слегка озадачена внезапным звонком Германа и его предложением-просьбой встретиться с Треноговым. О теме встречи он распространяться не стал. Но по тону голоса любимого Джульетта поняла, что просьба его равносильна приказу.
И она подчинились. Да и самой было любопытно впервые встретиться столь близко с одним из самых могущественных людей правящей элиты.
Журналистку глава правительства города принял не в своем кабинете, а в комнате отдыха, расположенной рядом. Он приветливо с ней поздоровался, усадил за стол, накрытый фруктами, конфетами и прохладительными напитками, и только после того, как Джульетта раскурила свой любимый «Кэмел» и прихлебнула из чашки горячий кофе, без обиняков начал разговор.
- Я пригласил вас не только как талантливую журналистку, но и как друга Германа. Вы знаете, что и мы с ним друзья. А друзья познаются в беде.
«Интересно, - подумала про себя Буланова, - какие беды могут быть у человека, облеченного практически безграничной властью и претендующего на пост Президента?».
Но предпочла не задавать этого вопроса, понимая, насколько он может быть бестактен.
Треногов по достоинству оценил понимающее молчание женщины. И, приободренный таким началом, продолжил:
- Я хочу сделать вам заказ. Разумеется, очень хорошо оплаченный.
Он сделал паузу, чтобы определить реакцию журналистки. И она не заставила себя ждать.
- Понимаю, - кивнула Буланова и, со свойственной ей дерзостью, поинтересовалась: - Вы используете мой журналистский дар, а потом выбросите, как ненужный презерватив?
- Ну, зачем вы так! - поморщился Треногов. Даже он не ожидал такой резкой и вульгарной реакции журналистки. Но последующие слова Булановой огорошили его еще больше:
- Хорошо - я согласна. Конечно, только из-за личной просьбы Германа. Что нужно написать и против кого?
Треногов несколько секунд огорошенно смотрел на женщину, а затем громко, не стесняясь, захохотал:
- Ну и Герман! Ну и чекист! Умеет выбирать боевых подруг!
Затем так же внезапно умолк и, понизив голос, произнес:
- Мне нужно написать статью, которую бы обязательно прочитал Президент. Для этого нужны не столько вы, сколько президентская газета, в которой вы работаете. Хотя, разумеется, я очень ценю ваш талант: так разделать под орех чиновников из Центра президентских программ в статье «Афера века»!
- Ну, в той статье тоже имелся дальний прицел!
- Вот-вот! - оживился Треногов. - Именно ваш дальний прицел меня и заинтересовал. В нашем материале мы тоже должны метить дальше того, о чем напишем.
- Понятно.
Буланова затянулась сигаретой, основательно отпила кофе из чашки и только потом приготовилась записывать задание в блокнот.
- Нет-нет, - запротестовал Треногов. - Ничего пока записывать не будем. Все необходимое вам привезут мои люди. Для вас уже забронирован номер в Переделкино: там и будете писать.
- В Доме творчества писателей? - оживилась Буланова. - Давно хотела попасть в эту писательскую Мекку!
- Думаю, это место будет подходить и по другим причинам: рядом с Москвой и с Боровским шоссе, где расположена моя дача. Не откажитесь принять меня там?
- С удовольствием приму! - заверила Джульетта. Она уже загорелась мечтой и строила планы, как поедет в Переделкино и будет проводить там время. Ей надо срочно сообщить об этом Зине. И потому Буланова уже вполуха слушала то, о чем ей рассказывал глава правительства.

Вот уже несколько часов Сабиров сидел в своем кабинете на Старой площади и никак не мог закончить документ, над которым он работал по поручению Президента.
«Ну, хорош наш Александр Владимирович, - вытирая пот со лба, подумал управляющий делами и со злостью отшвырнул от себя кучу листков, исписанных его мелким, четким почерком. - Въехал во власть на критике привилегий, а сам себе хочет устроить царскую жизнь на веки вечные! И кто его только подтолкнул на такое? Нинка, больше некому. Это она уже давно подменяет отца на троне и правит в стране. А теперь захотела, чтобы, в случае если папашу с трона скинут, все его привилегии семье остались. Чего только он не потребовал: сохранения президентской зарплаты, охраны, загородных резиденций и черт знает чего еще!».
Размышления Сабирова прервал властный звонок телефона «Связь Кремля»:
- Сабиров слушает!
- Герман, это я, - раздался слабый голос Александра Владимировича. - Я тут прихворнул маленько, в Барвихе сейчас нахожусь. Ты еще не закончил документ о моих гарантиях на случай, ну сам понимаешь...
- Работаю, Александр Владимирович! - бодро доложил управделами.
- Тогда вставь в него еще это, как его... Ну, в общем, что гарантируется моя неприкосновенность до самой смерти, не к месту будь помянута!
- Конечно, конечно, Александр Владимирович! Уже вставил.
- Да не забудь про семью. Ей тоже иммунитет нужен. Сам знаешь, какой у нас народ: сегодня все задницу лижут, а завтра плевать вслед начнут...
«Если бы вслед, - подумал Сабиров. - А то и в морду за свои лишения, унижения и неполучение зарплаты».
- Ты все понял?
- Конечно!
- Докладывай почаще: это сейчас самое главное!
«Еще бы! - подумал Герман. - Ведь больше в стране ничего не происходит!».
Но вслух он ничего не сказал. Наоборот, бережно положил трубку особой связи и продолжил работу над важнейшим в стране документом.

Как только Зина услышала от подруги последнюю новость, так сразу стала напрашиваться в гости.
- Ты обязательно должна взять меня с собой! - тоном, не допускающим возражения, заявила она в телефонную трубку. - Я буду тебя обеспечивать справочно-информационной литературой!
- Да там наверняка своя библиотека есть! - попробовала отговориться Буланова. Ей совершенно не хотелось иметь в таком месте на хвосте еще и Зину. - Все-таки Дом творчества писателей!
- Ну и что? А кто тебе ее интерпретировать будет? Небось в той библиотеке сидит какая-нибудь замухрышка, которая и в словарях не разбирается!
- Это ты уж точно загнула! - рассмеялась Джульетта. Но она была в таком приподнятом, хорошем настроении, что спорить, тем более с Зиной, сегодня ей совершенно не хотелось.
- Ладно: так и быть - беру тебя с собой. А то с кем я там вечером в бар пойду? Не с Треноговым в самом деле!
- Ну, мы с тобой там жару писателям дадим! - воодушевилась Зина.
- Я надену свое новое платье. Помнишь, что ты привезла мне из поездки в Таиланд с Петраковым?
Такое напоминание о бывшем любовнике было для Джульетты сейчас совсем некстати. Поэтому она фыркнула в трубку и лишь ограничилась одним замечанием:
- Ты в нем похожа на попугая: боюсь, распугаешь весь переделкинский курятник!
Но Зине не хотелось ссориться с подругой в такой судьбоносный момент. И потому она примирительно заявила:
- Хорошо, хорошо: о нарядах поговорим позже. Когда едем?
- Треногов обещал дать транспорт, поэтому прибудем туда с шиком.
- А сопровождение ГИБДД будет?
- Зина, ты что: совсем одурела? Или считаешь себя заморской принцессой? Конечно, никто нас сопровождать не будет. Зато «мигалка» на машине вместе с сиреной и правительственным номером обеспечены. Ты довольна?
- Вполне!
- Тогда собирай чемоданы!

Два старых чекиста встретились на одной из конспиративных московских квартир во второй половине дня. Собственно говоря, определение «старых» к моложавым, подтянутым, стройным Якубову и Сабирову вовсе не подходило. Но разговор о деле, по которому они встретились, стал возможен между ними именно потому, что они знали давно друг друга по работе в спецслужбе.
Осторожный Якубов даже на личной, строго засекреченной квартире соблюдал конспирацию. Он включил погромче музыкальный центр, почему-то внимательно осмотрел предметы, находившиеся на столе, и только после этого сел за него.
Коллеги распечатали бутылку марочного армянского коньяка и выпили по целой большой рюмке каждый.
- Знаешь, зачем я тебя пригласил? - наконец спросил директор Федеральной службы безопасности.
- Догадываюсь, - ответил управляющий делами Президента. - Нашли?
- Лучше бы не находили!
- От Самого?
- Именно.
Они помолчали и выпили еще по одной. После этого разговор стал несколько оживленнее, и односложные вопросы-ответы уступили место эмоциям.
- Знаешь, - сказал, глядя в пустоту, Якубов, - противно! Чему служить, во что верить?
- Ну, это ты зря! - возразил Сабиров. - Жизнь прекрасна сама по себе, без всяких идеалов!
- Для тебя - может быть. Имеешь огромную власть, тусуешься рядом с Президентом, любовницу, наконец, красивую имеешь. А что я? Всю жизнь служил идеалам, а что в результате? Знаешь, когда они у меня в первый раз рухнули? Когда мне пришлось сопровождать вождей Политбюро в кабинет скончавшегося Черненко. Мы его сразу опечатали - чтоб, допустим, из него не ушли документы государственной важности. Не тебе об этом рассказывать - сам знаешь. И вот открываем кабинет бывшего Генерального секретаря ЦК КПСС, входим - и глазам своим не верим. Все заплевано, захаркано, загажено - ковер, стены, мебель.
- Ну, больной человек, астматик, - неуверенно возразил Сабиров.
- Конечно. Хотя такой никогда не должен стоять во главе великой державы. Но не в этом главное. Стали делать опись документов: открыли сейф, а там одни пачки денег. Посмотрели ящики стола, шкафы - везде деньги, деньги, деньги. Вот тебе и документы!
- Да, - согласился Герман, - такие документы даже тогда играли главную роль. А сейчас... Кстати, в моем деле тоже деньги замешаны?
- Как тебе сказать? Не только. Там и политика. Кое-кому не понравилась твоя чересчур крепкая дружба с Треноговым. Он ведь всерьез рассчитывает занять президентское кресло, и ты об этом знаешь.
Сабиров знал. То, о чем они говорили с главой московского правительства, что обсуждали, казалось, было только их тайной. Но нет ничего тайного под луной.
- Ну, и что ты намерен теперь делать? - поинтересовался Сабиров.
- Да то, что и делал: служить Президенту. Что мне еще остается!
- Это ты прав, - поддержал Сабиров. - Все мы от него зависим.
- Вот если бы только от него, - тяжело вздохнул Якубов. - А то еще и от дочки, окруженной кучкой шарлатанов.
На этой минорной ноте коллеги попрощались. Пробыли они на конспиративной квартире не более получаса.

Все понравилось гостям в подмосковном Переделкино. Как только Джульетта с Зиной принесли в просторный номер Дома творчества писателей последний чемодан, последняя выразила желание немедленно познакомиться с этим престижным для творческой интеллигенции местом.
- И ты не распакуешь свои баулы? - поинтересовалась Буланова. - Зачем же тогда пёрла сюда такую пропасть тряпок?
- После, после! У нас еще будет время охмурить местных аборигенов! В парк, на природу!
- А может, сначала зайдем в библиотеку? Мне действительно нужен кое-какой справочный материал.
- Верно, пойдем! Хоть вспомню, как я загубила свою молодость в библиотеке провинциальной газеты!
- Зина! Побойся Бога! - укоризненно заметила Джульетта. - Мы провели там с тобой многие прекрасные часы в застольях и беседах.
Подруга согласилась с таким выводом, и они спустились с третьего этажа нового корпуса в просторный вестибюль.
В нем было тихо и пристойно. Никто вокруг не нарушал тишину и покой переделкинских затворников, сочинявших бессмертные произведения. Широкая «кремлевская» дорожка вела в даль огромного холла к красивым, сверкающим в лучах утреннего солнца витражам. Огромное зеркало на стене на миг отразило две стройные фигуры щеголеватых женщин. Большие картины неизвестных, но наверняка весьма достойных художников ласкали взгляд.
- Марина Николаевна! - обратился к дежурной в холле какой-то старичок в спортивных мятых штанах и невзрачной рубашке: - У меня опять не работает в номере телефон внутренней связи. Вот пришлось спускаться к вам!
- Семен Израилевич, - откликнулась элегантная дама с копной поседевших волос: - Я уже сказала о вашей заявке, мастер придет сегодня.
- Смотри, - тихо зашептала Зина подруге, - да это же знаменитый поэт Лискин! Я так люблю его стихи!
- Поэт он, может, и знаменитый, - так же тихо проговорила Буланова, - но в любовники тебе явно не годится.
- Ну вот: пришел поручик Ржевский и все испортил! Я ей о духовном, а она о постели! Пошли скорей в библиотеку.
Подруги вышли из здания и чуть не задохнулись от свежего, настоянного на ароматах хвойного леса воздуха. Великолепные переделкинские сосны, воспетые не одним десятком поэтов, мерно качали ветками.
- Черномырдин, Черномырдин! - раздался вдалеке женский голос. - А ну бегом ко мне!
- Слушай, Джуля! - озадаченно остановилась на месте Зина и испуганно посмотрела в сторону подруги: - И этот тоже здесь?!
Но Буланова не успела ответить. Мимо них, задрав хвост трубой, промчался на зов огромный черный кобель.
- Ну, здесь не соскучишься! - рассмеялась Зина. - Что нас еще ждет?
И подруги, весело смеясь, направились в старый корпус, построенный на месте бывшей усадьбы еще в сталинские времена.

22 июня 1941 года Сталин начал прием посетителей в Кремле в 5.45. Первым он пригласил к себе министра иностранных дел. Молотов, проведший бессонную ночь, выглядел неважно. Иосиф Виссарионович, напротив, был полон энергии. Напрасно Вячеслав Михайлович пытался разглядеть на лице вождя следы растерянности и страха. Да и первый заданный вопрос показался министру иностранных дел не из разряда важнейших.
- Как вы считаете, Вячеслав Михайлович, сможем мы использовать внезапное нападение Гитлера в наших целях?
- Конечно, Иосиф Виссарионович. Мы уже подготовили заявление Советского правительства и коммюнике о вероломном нападении Германии и в ближайшие часы разошлем их по дипломатическим каналам во все посольства.
- Хорошо. Выполняйте.
В тот день в кабинете Сталина побывали еще десятки посетителей, он переговорил с командующими фронтов, провел заседание Политбюро. Несмотря на поступающие с Западного фронта разгромные сводки, вождь упорно продолжал настаивать не на организации обороны, а на ведении наступления.
На следующий день первый посетитель в кремлевском кабинете вождя появился уже в 3.20. Далее вся неделя превратилась у Сталина в один сплошной рабочий день с небольшими перерывами. А затем Сталин исчез: 29 и 30 июня его не было в кремлевском кабинете.

Сегодня у Нины был день, когда она принимала одного господина, приносящего ей довольно пикантные сведения. И потому она уже с утра с нетерпением ждала гостя. С тех пор как отец запретил ей появляться у него в загородной резиденции, Нина не находила себе места. Она уже привыкла, что решает важные государственные дела, вмешивается в назначение высокопоставленных чиновников, составляет протеже понравившимся ей людям. А тут пошла уже вторая неделя, а она, дочь Президента, оказалась совершенно не у дел!
Поэтому, как только в ее московской квартире появился долгожданный гость, она тут же бросилась к нему с расспросами:
- Ну, есть что-нибудь особое?
- Есть, конечно, есть, уважаемая Нина Александровна! Там, где власть - там всегда всего всласть, - скороговоркой проговорил сухощавый и вертлявый, с большим носом мужчина.
- Тогда быстрее ставь кассету: я изголодалась по новостям!
Гость пытливо посмотрел на хозяйку квартиры и таинственно, понизив голос, произнес:
- Боюсь, вам запись этого разговора не принесет удовольствия.
- Тогда тем более, немедленно ставь! - жестко произнесла Нина, и гость испуганно метнулся к стереосистеме, выполнять приказ. Уж очень сейчас Нина была похожа на своего отца, когда тот был в гневе.
« - Знаешь, зачем я тебя пригласил? - раздался в комнате довольно четкий, хотя слегка и заглушаемый голос директора ФСБ.
- Догадываюсь. Нашли?»
- Ага, - злорадно потерла руки Нина. - Два голубчика: Якубов и Сабиров. - Чего они теперь задумали?
«- Лучше бы не находили.
- От Самого?
- Именно».
Гость нажал кнопку дистанционного управленя, и магнитофон умолк. Казалось, он решил дать хозяйке квартиры время, чтобы осознать всю важность этой записи.
Нина только хотела сказать, чтобы он крутил пленку дальше, как вдруг что-то поняла и бросилась к гостю:
- Ты думаешь, он вышел на след?
- Не сомневаюсь, - подвердил гость и вновь нажал кнопку управления записью.
Теперь Нина слушала напряженно, стараясь не пропустить ни одного слова.
« - Знаешь, - вновь раздался голос Якубова: - противно! Чему служить, во что верить?»
- Ах ты, лизоблюд! - вскричала Нина, уже не слушая дальнейший разговор двух чекистов. - Он не знает, кому служить! Ну, это ему так не пройдет!
И она распахнула дверь гостиной и выскочила в холл, где находились два охранника, шофер, личный секретарь и известный тележурналист.
- Я этого так не оставлю! - кричала она, непонятно к кому обращаясь. - Это подкоп под нашу семью! Папа придет и снимет этого жлоба!
- Кого, Нина Александровна? - с нескрываемым любопытством в голосе поинтересовался тележурналист.
- Якубова, кого же еще!
- Директора ФСБ?! Вот это новость! - тихо проговорил тележурналист и тут же растворился за дверями квартиры.
Откричавшись и немного успокоившись, дочь Президента приказала шоферу и охране:
- Едем к папе! В Барвиху. Немедленно!

Хотя Президент и распорядился вернуть Треногову все, чего он только что его лишил, на душе у последнего было неспокойно. Нужно было срочно искать союзника. И не такого заметного, считавшегося его другом, как Сабиров.
«А не попробовать ли мне счастья с Якубовым? - вдруг подумал он.
- Хорошая мысль! Человек порядочный, не продаст за тридцать три сребряника. Привлечь такого на свою сторону - большая удача!»
И он повернулся к приставному столику, на котором стояли телефоны прямой связи.
- Иван Павлович? Треногов. Здравствуй. Что это я тебя давно не вижу?
- Так я в футбол не играю!
- И очень плохо. В нынешней ситуации футбол - одно из немногих средств, способных возродить общество. Ты так не считаешь?
В трубке возникла пауза. Конечно, директор ФСБ понял, на что намекал глава правительства столицы. Его уже не раз пытались привлечь на свою сторону сторонники Треногова. Но осторожный Якубов до сих пор старался не реагировать на подобные предложения. Но, видимо, ситуация сейчас действительно сложилась такая, что не стоило пренебрегать дружбой такого могущественного человека. И потому он, после недолгого раздумья, согласился:
- Пожалуй, вы правы. Когда у вас следующая тренировка?
- Завтра, в десять устроит?
- Вполне.
- Ну, а место вам знакомо: спортивный манеж в «Лужниках».
- До встречи.
Болезнь любого человека делает мягче. Так и Александр Владимирович, слегший на санаторную койку, стал скучать по дочери.
- Зря я Нинку так отчитал? - горестно сказал он, тоскливо разглядывая просторную палату, напичканную ультрасовременной медицинской аппаратурой. - Позвать ее, что ли?
Но не успел Президент нажать кнопку звонка, как в дверях палаты появился помощник и доложил:
- К вам Нина Александровна просится. Можно пустить?
- Еще спрашиваешь?! Конечно!
Помощник понимающе качнул головой и, в который раз, подумал, как изменчивы и капризны желания его хозяина. Но напоминать о категорическом приказе Президента не пускать к нему дочь, прозвучавшем всего несколько дней назад, не стал.
- Папка! - ворвалась в палату Нина. - Как ты? Тут тебя и отравить могут!
- Ну что ты, дочка: это исключено.
- Ты здесь лежишь в изоляции и ничего не знаешь! А, между прочим, Якубов замыслил смешать нашу семью с грязью!
Александр Владимирович непонимающе посмотрел на дочь и переспросил:
- Что он решил сделать?
- Он хочет нас опозорить, а меня, возможно, еще и посадить в тюрьму!
- А! - тихо произнес Александр Владимирович. - Значит, это правда? Это ты дала команду наехать на Германа?
- Какая разница! Твой Герман жив и здоров, а моя репутация под угрозой. Как и твоя, впрочем.
Наступила гнетущая тишина. Наконец Президент спросил:
- И что ты предлагаешь?
- Немедленно снять Якубова! Это будет и другим наука. Твоему Герману, кстати, которому он сообщил эту информацию.
- Не может быть! - взволнованно произнес Александр Владимирович. - Он же обещал забыть про это дело: даже все документы по нему мне принес. Да, это меняет дело. Но... я же болен. Я на больничной койке.
- Ничего, папочка, ты сможешь, - ласково проворковала Нина. - Сейчас врачи дадут тебе транквиллизаторы, и ты почувствуешь себя бодрее. Всего и дел, что съездить на час в Кремль и принять отставку этой сволочи!
И, видя, что Президент колеблется, Нина тут же нажала кнопку звонка. Немедленно явился помощник.
- Папа едет в Кремль, - сообщила Нина. - Подготовьте кортеж. Затем она повернулась к отцу:
- Папа, ты хотел что-то приказать!
- Да, вызови ко мне в Кремль Якубова.
- Еще кого-нибудь надо? - поинтересовался помощник.
- Нет. Его одного.

В холле старого корпуса Дома творчества писателей в Переделкино подруги практически не задерживались. Буланова бегло осмотрела лепной потолок, облицованный изысканным мрамором вход на второй этаж и поинтересовалась у дежурной, как пройти в библиотеку.
- Вот по этому коридору, затем через холл, зимний сад и на второй этаж. Марина Степановна в библиотеке.
- Спасибо, - сказала Джульетта и, подхватив под руку Зину, которая внимательно изучала список жильцов дома, поспешила к цели.
Навстречу им по коридору неспеша двигался осанистый, пожилой мужчина, опирающийся на трость.
- Смотри, смотри, - зашептала Зина, дергая подругу за рукав. - Это же известный драматург Михаил Рощин!
- Ну и что? - также тихо огрызнулась Джульетта. - А я известная журналистка Буланова!
- Сравнила! Да его пьеса «Валентин и Валентина» уже двадцать лет не сходит с подмостков московских и других театров!
Буланова проглотила это замечание подруги, но не обиделась. Ей тоже было здесь все в новинку и интересно.
Они быстро поднялись по лестнице и вошли в библиотеку. Навстречу им поднялась красивая, элегантно одетая женщина.
- Чем могу вам помочь? - обратилась она к посетителям.
- Нам нужна кое-какая справочная литература. - сказала Буланова.
- Пожалуйста, пройдите сюда. Вот на этих стендах.
Библиотекарь ушла в свою комнату, а подруги остались одни в просторном помещении со стеллажами.
- Ты видела ее привид? - заметила, покосившись на дверь, за которой скрылась Марина Степановна, Зина. - Это же платье от кутюр! Вот тебе и провинциалка!
Буланова ничего не ответила, видимо, увлекшись изучением  материалов. Наконец, она отложила справочники в сторону и поднялась со стула:
- Пора, подруга: я готова к дальнейшим подвигам.
Они вышли в первую комнату и вежливо поблагодарили библиотекаря за оказанную услугу.
- Скажите, а бар здесь работает? - поинтересовалась Зина.
- Конечно. В подвальном помещении этого же здания. Но откроется он вечером. А, если у вас есть свободное время, сходите пока в сауну. Она там же, рядом с баром.
Подруги так и сделали: почти два часа провели в сауне, из которой вышли румяные и бодрые. Почти столько же времени у них ушло на макияж и подготовку к посещению бара. Зато теперь они могли быть уверены в том, что в писательском баре их-то уж никто не примет за провинциалок.
Но каково было удивление подруг, когда, войдя в бар, они увидели за стойкой ту же женщину, которая помогала им в библиотеке! Только теперь на ней был другой, еще более изысканный наряд. Подруги сделали заказ и сели за столик. Зине не терпелось обсудить увиденное. И потому, как только они пропустили по стаканчику вина, Зина быстро проговорила:
- Джуля! До сих пор я видела и знала только одну красивую женщину: тебя. Но эта библиотекарь-барменша бьет все рекорды!
- Что вы хотите, - неторопливо заметил сидящий за этим же столиком неизвестный им писатель, - Марина - это живая легенда Переделкино! Сколько гениев в нее влюблялись, сколько стихов ей посвящено.
- Неужели? - недоверчиво спросила Джульетта.
- Это факт. Вот, видите, сидит за стойкой Рощин? И он не обошел своим вниманием и почитанием Марину. Она того заслуживает: исключительно интеллигентная, отзывчивая и обаятельная женщина!
- Вы забыли добавить, - слегка скривив от зависти губы, сказала Буланова, - и красивая!
- Это уж само собой! Но нас, творческих личностей, не всегда интересует только красота. Душа - вот главное.
- Скажите, - решила поинтересоваться Буланова. - А вы тоже пишите?
Не успел собеседник ответить, как в разговор вмешался его товарищ, сидевший за тем же столиком:
- Да это же Валерий Маслов! У него вышло больше тридцати книг тиражом свыше миллиона эксземпляров в нескольких странах.
- Ух ты! - восхищенно проговорила Зина. - Да я же читала ваши произведения. Постойте! Да, «Москва времен Чикаго», так, кажется, называется ваш последний роман? Страсть как люблю детективы!
- Я не пишу детективы, - обиделся писатель. - Я пишу летопись современной эпохи.
В чем-чем, а в современной эпохе, равно, как и в ранимых душах творческих людей прекрасно разбиралась Джульетта. И она не замедлила воспользоваться этим обстоятельством, чтобы взять разговор в свои руки. И потому легко вошла в привычную роль, не отвлекаясь больше на соперницу.
Уходили из бара подруги не одни, причем, весьма довольные собой и проведенным временем.

Подмосковье. Кунцево. Ближняя дача. Как самый последний бастион, как последний приют казалось сейчас Иосифу Джугашвили эта родная территория. Именно Джугашвили, пожилому грузину из далекого заштатного городишки Гори, а не всесильному диктатору Сталину, от одного имени которого трепетала вся страна.
Джугашвили, у которого не было друзей, а были лишь соратники. Стареющему мужчине, который вот уже десять лет жил без жены, а все свое личное время и энергию отдавал заботам о стране. Сыну, который четыре года назад похоронил мать, единственного человека, которого по-настоящему любил.
Матери, Екатерине Георгиевне, он одной писал до самого последнего дня, заканчивая их неизменной фразой: «Живи тысячу лет, мама - моя!» Но и ее практически не посещал, оставив проживать в далекой Грузии.
Были, правда, еще дети: Яков, Василий, Светлана. Но кому нужны такие непутевые дети, думал он сейчас, сидя в просто обставленной комнате на солдатской кровати, оперев лоб на ладонь. Нет, к ним он за поддержкой и помощью не пойдет.
Впрочем, не в этом заключалась сейчас трагедия Сталина. Никто не покушался на его неограниченную власть. Ни у одного соратника и в мыслях не было попытаться занять трон умного, властного, жестокого диктатора.
Нет, трагедия заключалась в нем самом, в его просчетах, в том, что его обыграли. Тихое самоубийственное отчаяние охватило Сталина. Всю свою жизнь он посвятил идее. Он истребил врагов, чтобы подчинить страну и сделать ее великой державой. Он отдал все, что имела страна, вооружению армии и созданию оборонной промышленности. Он подтолкнул Гитлера к войне с Европой. Он собрал у западных границ государства гигантские запасы для победоносной войны на чужой территории. Цель - освобождение народов Европы и построение мирового коммунизма была так близка!
И Гитлер сломал все его планы. За несколько дней он разбомбил и уничтожил то, что страна, отрывая от себя последнее, создавала для победоносной войны. Вчера, 28 июля поступило сообщение: Западный фронт окружен, 4-я танковая армия разгромлена, третья, десятая и тринадцатая - в кольце!
За окном дачного дома стояло жаркое лето. И лесной тиши пахло сосновой смолой, жужжали шмели, пели брачные песни птицы. Где-то далеко гремела война. А вождь всех времен и народов второй день не выходил из комнаты.
Но вдруг дверь распахнулась. И в комнату вошли Берия, Молотов, Маленков...  Почти в полном составе к вождю явилось Политбюро. И все заходят молча, точно палачи в камеру смертников.
Сталин вскидывает голову, смотрит на вошедших соратников, а в его глазах мелькает страх.
«Вот она, расплата! - мелькнуло в его воспаленном мозгу. - Они пришли за моей головой!»
Он так привык к власти, к повиновению окружающих, что совсем забыл о том, что надо подготовиться к ответу. Он не готов к смерти. И, пожалуй, впервые за всю историю его жизни соратники застали его врасплох, заставили испугаться.
Но он ошибся: они пришли не за этим. Их мало волнуют стратегические планы вождя. Сейчас не до освобождения народов Европы, надо спасать страну, а с ней и свои жизни. Он нужен им как символ, вокруг которого соберутся в решительный бой и партия, и страна.
- Я просрал страну, - глухим голосом сказал Сталин, словно отчитываясь за свое поведение.
Но дружный хор соратников постарался убедить вождя в обратном. И, кажется, им это удалось.

На этот раз никакой помпы по поводу очередного посещения Президентом своего рабочего места в Кремле не было. Не ждали с телекамерами журналисты, не был извещен о приезде хозяина и аппарат.
Однако директор ФСБ уже ожидал в приемной. Его тут же пригласили в кабинет Президента.
- Ты что же, - гневно начал Александр Владимирович, - ведешь двойную игру?
Якубов явно не ожидал такого начала разговора и потому решил подождать с ответом, чтобы понять, о чем его спрашивают.
- Молчание - знак согласия, - еще более раздраженно проговорил хозяин кабинета.
Теперь молчать не имело смысла.
- Я не понимаю, в чем меня обвиняют?
- Не понимаешь! - в голосе Александра Владимировича зазвучали саркастические нотки. - А то что больной Президент вынужден из-за тебя вставать с постели и ехать в Кремль, ты понимаешь?
Якубов молниеносно перебирал в памяти все случаи своего поведения, которые могли бы привести к такому неординарному поведению Президента, но не находил их.
- Мне доложил, что дело закрыл и забыл, а сам рассказал о нем Сабирову!
«Вот оно что! - пронеслось у директора ФСБ в голове. - Неужели Герман предал?!»
- Я не рассказывал ему о деле, - убежденно произнес Якубов.
- Ладно, - устало махнул рукой Александр Владимирович, - можешь не оправдываться: доверие зарабатывается годами, а теряется за минуту. Вот что: пиши заявление об отставке. По состоянию здоровья.
- Но я вроде...
- Это неважно. Полежишь пару недель в «кремлевке»,  профилактику организму сделаешь. Все понял?
- Понял, - медленно произнес Якубов, достал из папки, лежащей перед ним, чистый лист бумаги и написал заявление об отставке.
Александр Владимирович прочитал заявление и подписал его. Затем неожиданно просительно сказал своему бывшему подчиненному:
- Ты это... зла на меня не держи. Я ведь тоже не всегда в своих решениях волен.
«Это уж точно! - подумал Якубов. - Жаль только, что такие важнейшие государственные вопросы решаются по капризу взбалмошной бабенки».
На том они и расстались. Но покидали Кремль оба с тяжелым чувством.

Прямо из Кремля Якубов поехал к себе на Лубянку. О том, что он уже бывший хозяин этого мрачного, внушительного здания, не знал пока никто. И этим следовало напоследок воспользоваться.
Поднявшись к себе в кабинет, Иван Павлович коротко приказал дежурному офицеру в приемной:
- Ко мне никого не пускать.
Странное чувство охватило его при виде знакомой обстановки. Здесь, в этом кабинете, решались судьбы тысяч людей. Разрабатывались самые секретные планы и операции. Хозяин кабинета считался одним из самых могущественных людей в стране. И вот теперь он, кадровый офицер, отдавший всю жизнь служению Родине, одним росчерком престарелого руководителя оказался выкинут из жизни, стал никому не нужным человеком.
«Ну, это мы еще посмотрим! - решил Якубов. - По-моему, он с Ниной погорячился: так кадровые вопросы не решаются. Я ему не какая-нибудь ничего не знающая пешка, которой можно поиграть и выбросить!»
И Якубов решительно подошел к столу, на котором выстроился целый ряд телефонов правительственной связи. Хотел взять трубку одного из них и вдруг остановился.
«Но можно ли доверять спецсвязи, - взволнованно подумал Якубов, - после того, что я услышал от Президента! Наверняка он узнал эту новость не от Сабирова. Значит, нас подслушали и записали. И это в секретной квартире ФСБ!»
Якубов по очереди оглядел стоящие на столе аппараты связи: АТС-1, АТС-2, ПМ, ВЧ. И недоверчиво покачал головой. Хотел было взять трубку телефонного аппарата «Связь Кремля», но тоже раздумал.
И тут его взгляд упал на недавно установленный новый телефон системы «Гамма». Довольно простой аппарат внешне ничем не выделялся. На нем не красовался золоченый герб, как на остальных «вертушках». Но это была связь нового поколения, секретные переговоры по которой было невозможно подслушать: в отличие от остальных систем правительственной связи шифратор здесь был вмонтирован прямо в аппарат.
«Вот что мне надо! - обрадовался Иван Павлович. - Что мне докладывали по нему в ФАПСИ? Степень защищенности - десять в семидесятой степени, то есть для раскрытия шифра потребуется минимум несколько десятков лет. Ну, мне столько не нужно: обойдусь пока сегодняшним днем. Так, электронный ключ с секретным кодом у меня в сейфе. Достаю!»
Якубов взял микросхему-ключ, вставил его в аппарат «Гамма» и нажал кнопку с надписью «Закрыто». Через несколько секунд линия была готова к сверхсекретному разговору.
- Слушает Сабиров! - отозвался знакомый голос в трубке.
- Это Якубов: бывший директор ФСБ.
Однако такое сообщение, казалось, не удивило его собеседника.
- Понятно. Только что об этом сообщило радио «Эхо Москвы».
- Вот как? - на этот раз удивился Якубов. - Да я только что из Кремля: чернила на заявлении не успели высохнуть!
- Такая у нас система, мать ее за ногу!
- Ладно, я не о том: ты никому не говорил о нашей встрече и разговоре?
- Нет. Абсолютно!
- Но этот разговор как раз и послужил причиной моей отставки. Я думаю, что нас подслушали и записали: так что делай вывод. И еще: если захочешь переговорить со мной конфиденциально, то звони только по этому аппарату: его не подслушаешь. А я, на память о работе, один такой аппарат установил у себя дома. Пока.
Следующий звонок Якубов сделал Треногову. И договоролся с ним о немедленной встрече. Затем он собрал в свой атташе-кейс кое-какие секретные документы из сейфа и поехал на встречу с главой московского правительства.

Несмотря на проведенную бурную ночь, Буланова встала очень рано: видимо, сказывалась ее журналисткая тренированность. Она быстро привела себя в порядок и решительно направилась к письменному столу, на котором ее ожидал навороченный «ноут-бук», подаренный Треноговым для написания статьи.
- Все, - объявила она Зине, которая продолжала нежиться в кровати и недоуменно взирала на подругу: начинаю новую жизнь!
- Темна вода во облацех! - воскликнула она, еще больше натягивая одеяло на подбородок. - Только вчера вовсю резвилась в баре на «сиськотеке», а сейчас строишь из себя девственницу!
- Как ты сказала? Сиськотека?! Здорово. Как вспомню ту даму пудиков на десять, которая резвилась рядом с нами, и ее необъятный бюст, так...
- Так вздрогну, - сурово прервала ее Зина и стала подниматься с постели. - Ты права: пора и мне начинать новую жизнь. Сиди строчи свой заказ, а я, пожалуй, схожу в переделкинский Храм Преображения. Ты хоть знаешь, что в нем находится знаменитая икона Иверской Богоматери?
- Нет, - удивилась Джульетта. - А, разве она не в Патриаршем соборе в Москве?
- Этот собор - тоже Патриарший. Он находится на территории загородной резиденции Алексея. Впрочем, тебе, конечно, неизвестно не только это. Знаешь, кому мы обязаны тем, что отдыхаем в этом чудесном месте?

- Конечно, знаю - обиделась Буланова. - Треногову.
- Сталину, Джуля! Вождю всех времен и народов. Фадеев как-то обратился к нему с просьбой выделить участок для писательских дач. Тот спросил Молотова: где выделить? Вячеслав Михайлович назвал деревню Переделкино вблизи Москвы. «Лучше бы Перепискино, - молвил Иосиф Виссарионович, большой шутник. - Только пусть построит все государство, а то налепят курятников, иностранцы скажут, что советские писатели плохо живут при товарище Сталине!»
- Это ты тоже в своем президентском архиве выкопала?
- Конечно! Что я, зря, что ли, зарплату получаю?
- А это мысль, - потерла ладонью лоб журналистка. - Мне, пожалуй, потребуются кое-какие архивные данные для построения аналогий. И ты мне в этом поможешь!
- С удовольствием!
И подруги, забыв обо всем, начали увлеченно обсуждать контуры будущей статьи.

Сталин быстро оправился от своей депрессии. Собственно, такие настроения были не в натуре этого вечного бойца. И он принялся со свойственной ему энергией заниматься восстановлением обороноспособности армии и страны.
А между тем дела на фронте шли все хуже для Советского Союза. Особенно удручающая обстановка сложилась на Ленинградском фронте. Потерять город трех революций, город Ленина для вождя было все равно, что потерять себя. Он только что решил связаться с командующим фронтом Ворошиловым, как ему доложили, что Клим Ефремович сам звонит и просит переговорить лично.
Сталин, которого охватило тяжелое предчувствие, поднял трубку.
И сразу услышал потерянный, панический голос Ворошилова:
- Положение безвыходное, Иосиф Виссарионович. Мы полностью окружены. Город защитить невозможно: его придется сдать.
- Да пошел ты к... - вдруг выругался Сталин. - Бездарь. Тряпка.
Он мгновение подождал, пока схлынет охвативший его гнев, и уже совершенно спокойно добавил:
- Государственный Комитет Обороны принял решение:  Ленинград немцам не сдавать. К вам срочно вылетает Маленков.
И положил трубку. Больше с этим человеком ему говорить было не о чем. В одном он только сейчас себя очень корил: что не избавился от этого легендарного командира раньше, в 1937 году, когда очищал Красную Армию от ему подобных героев гражданской войны.
«Была ведь возможность убрать его вместе с Тухачевским, - невесело размышлял он сейчас. - Что можно ожидать от человека, который самолично доложил на Политбюро о всех врагах народа в своей семье!»
Но на этом неприятности с членами Политбюро, которым было поручено защищать Ленинград, для Сталина не закончились. Маленков возвратился из осажденного города через несколько дней и сразу доложил Сталину обстановку.
- Руководство фронта и обкома партии деморализовано, - сухо рассказывал Георгий Максимилианович по прибытии. - Я застал Жданова в роскошном бункере пьяного, совершенно опустившегося. Привел его в чувство, заставил побриться и повел на митинг на Кировском заводе. Аналогичные меры пришлось предпринять и по другим направлениям. Уверен: город отстоять можно. Но не с таким бездарным командованием.
Так Сталин в очередной раз получил подтверждение тому, в чем был уверен: 1937 год - это его борьба с бандитизмом и неповиновением в армии. Впрочем, его никто в такой трактовке событий и не пытался переубеждать.

Александр Владимирович дочитал последние строчки статьи неизвестной ему журналистки Булановой, опубликованной в президентской газете, и раздраженно швырнул ее на пол. Эта газета, пожалуй, единственная, которая регулярно попадала на стол Президента, сегодня его сильно огорчила.
И он нажал кнопку звонка. В санаторной палате тотчас появился помощник:
- Вызывали?
- Ты это читал? - кивнул Президент на газету, которая валялась на ковре возле его больничной койки.
Первый помощник хотел слукавить, но потом понял, что Хозяин все равно узнает правду, и с жаром, страстно, воскликнул:
- Это - подлость со стороны главного редактора. Я уже имел с ним беседу.
- И ты, Брут! - как-то обреченно проговорил Александр Владимирович, глядя на своего помощника. - Тогда объясни мне, что это за «Новая политическая реальность»? Заранее списать меня хотите? Готовите общественное мнение, что Президент неизлечимо болен, его, мол, надо пожалеть, пусть досидит до конца срока?
- Это написала журналистка, я за ее слова не отвечаю!
- А где написала?! В газете администрации Президента! Я за это им деньги плачу?!
- Вы же сами сказали, что пресса у нас свободная и никакой цензуры не будет. Что я могу в этих условиях сделать?
Александр Владимирович на минуту замолчал, чтобы сплюнуть в полоскательницу, стоящую на столике рядом с кроватью, обильную порцию слюны, а затем с нескрываемым раздражением заметил:
- А вот Треногов смог! Он даже пробрался в нашу газету и нашим же салом дал нам по мусалам.
- Вы думаете, это его заказ? - оживился помощник.
- Альберт Васильевич! А вам-то я за что деньги плачу? Создали два президентских центра анализа и стратегий, а элементарных выводов при обработке документов сделать не можете!
Помощник в раздумье почесал затылок. Затем заметил:
- Ум у вас действительно аналитический! Даже во время болезни выдает такие решения, до которых мы не додумались.
Видимо, такая лесть несколько смягчила Президента, потому что он, уже более спокойно и мягко, предложил:
- Ты вот что: найди возможность переговорить с этой журналисткой. Надо выведать, кто ей заказал этот материал: сама она, конечно, до таких перлов не додумалась бы. Да и редактора надо к стенке припереть: пусть сознается, почему он разрешил эту гнусность напечатать.
Помощник вдруг почему-то улыбнулся:
- Эх, не хватает нам товарища Сталина: он их действительно бы к стенке поставил.
- Ну, ну: не забывайся: я не для того правовое государство и демократию создал, чтобы из-за таких пустяков перед Западом опозориться.
- Это уж точно, - согласился Альберт Васильевич. - С Западом нам сейчас ссориться никак нельзя: иначе не видать очередных траншей и займов.
И он направился к двери, чтобы заняться выполнением приказания Президента.

Футбольный матч выдался сегодня бурный, с несколькими голами. Причем один из них забил в ворота противников - президентской команды - сам Треногов. И потому сейчас, когда после душа они собрались вместе в потаенной комнате стадионного комплекса, был в хорошем, приподнятом настроении.
Впрочем, настроения ему прибавила и статья, напечатанная в сегодняшнем номере газеты администрации Президента «Курсом реформ». И разговор с напарниками он начал именно с этого приятного вопроса:
- Читали статью «Новая политическая реальность»?
Якубов ограничился коротким кивком, а Герман, явно гордясь заслугами Джульетты, весело проговорил:
- Кто владеет информацией - тот владеет миром.
- Да-да, твоя любовница не подвела, - правильно понял его глава московского правительства. - Хорошую статью смастерила, недаром целую неделю в писательском Переделкино провела. Но я не о том: понятно ли ему будет, кто теперь новая политическая реальность?
- Я думаю - понятно, - ответил бывший директор Федеральной службы безопасности. - Уж если он меня с должности за малейшее несогласие с ним скинул, то в данном случае его подозрительность нашла обильную пищу.
- Скажу проще, - вмешался в разговор управляющий делами Президента. - Я характер Самого давно изучил: маниакальная подозрительность насчет всего, что может касаться хоть малейшего покушения на его власть.
- А что сам не поймет - то умная дочка подскажет, - заметил Треногов. - Правильно я говорю? Тогда надо обсудить следующий ход: что предпринять еще, чтобы он понял, что пора уступать место?
Наступила тишина. Сабиров вдруг захотел пить и стал медленно наполнять стакан минеральной водой, а Якубов тоже не спешил излагать свое мнение. Впрочем, возможно, хозяин торопил события: гости были явно не готовы к такому повороту событий.
Тогда Треногов решил обратиться персонально к Якубову:
- А ты что скажешь? По части «компры» у тебя все карты в руках.
- Конечно, я захватил с собой с Лубянки кое-какие документы. Но, думаю, время их использовать еще не пришло. Да и у Германа Антоновича такой «компры» хоть отбавляй.
- Ладно, друзья, - решил повременить с наступлением на осторожных собеседников Треногов. - Давайте этот вопрос хорошенько обдумаем: время пока терпит. Ну, а я скоро преподнесу нашему общему другу еще один сюрприз: пусть пока спокойно болеет.
И они принялись за обильный ужин, который, после активной игры в футбол, пришелся как нельзя кстати.

Пожалуй, уже давно Джульетта не выглядела такой радостной, как сегодня. Оснований для этого у нее было более чем достаточно. Она блестяще выполнила заказ Треногова и написала статью, о которой тотчас заговорили во всех средствах массовой информации. Буланова, таким образом, сделала приятное и своему близкому другу Герману. А то, что он позвонил, выразил большую благодарность и пообещал приехать сегодня вечером к ней, чтобы отметить это событие, и вовсе было прекрасно.
И потому, хлопоча сейчас над праздничным столом в своей квартире, Джульетта радовалась, как ребенок. Она напевала какие-то давно забытые мелодии и легкомысленно болтала ни о чем со своей подругой, также приглашенной на это застолье.
- Знаешь, - сказала она Зине, - я давно пришла к выводу: если завтра хочешь проснуться счастливой, сегодня веди себя так, как будто ты уже счастлива.
- При одном маленьком условии, - парировала Зина. - Если знаешь, что завтра ты вовремя получишь зарплату.
- Не знаю. По-моему, счастье - это вопрос нашей внутренней дисциплины и правильной организации мыслей. К своей жизни надо относиться максимально активно и творчески - это ведь лучшее наше произведение!
Джульетта не успела дальше развить свою мысль, потому что из кастрюли на электроплите вдруг полилась пена и вода. Она кинулась к ней, сбросила на пол крышку и стала отчаянно дуть на пальцы правой руки.
- Ну вот и все резюме о твоем лучшем произведении, - отметила подруга. - Одно неловкое движение, и жизнь уже не кажется прекрасной.
Джульетта тотчас перестала дуть на обожженное место и, помахав рукой перед лицом Зины, показала ей конструкцию из трех пальцев:
- А вот это ты видела? Нет, меня не так-то легко сломать! А чтобы закрепить ощущение счастья всерьез и надолго, надо навести порядок в своей душе: там ведь с годами скапливается мусор и хлам. Обиды, гнев, злость, месть, ревность - все это надо выбросить на свалку! И тебе советую этим заняться.
Зина почему-то промолчала, а Джульетта обошла вокруг стола, который они накрывали прямо на кухне, и порадовалась:
- Отлично! Сервировка Герману понравится: он у меня большой эстет!
Прошло еще минут десять, и стол в квартире был готов к приему гостя. Но поскольку тот немного запаздывал, Джульетта предложила:
- А не пропустить ли нам пока по рюмочке аперитива? Тебе что налить?
- Что-нибудь помягче. Плесни ликер «Бейлиз», он такой приятный!
- Приторный до омерзения! - скривила полные красивые губы Буланова. - Я лучше выпью чего-нибудь покрепче: виски «Джон Уокер», например.
Подруги выпили по рюмочке спиртного, но закусывать не стали, справедливо полагая, что надо дождаться Германа. И тут раздался звонок. Джульетта бросилась к двери, чтобы встретить Сабирова, но вдруг сообразила, что это звонит телефон.
- Слушаю! - приятным ровным голосом проговорила она в трубку.
Зина с интересом смотрела на подругу, ожидая сообщения, кто это той звонит в столь позднее время. Однако она быстро сообразила, что Джульетте сообщают далеко не радостные вещи.
- Не может быть! - только и вымолвила Буланова и, выпустив из руки телефонную трубку, уронила ее на пол.
- Что, что случилось? - воскликнула взволнованная Зина.
- Германа... арестовали.
И Джульетта тяжело опустилась на стул. Она сидела так, с опущенной головой, несколько секунд. Затем вдруг судорожно всхлипнула и разрыдалась.

С недоброй вестью пришел к вождю Молотов. Только что по дипломатическим каналам к нему было доставлено письмо лейтенанта Красной Армии Якова Джугашвили. Сообщить диктатору, что его сын захвачен в немецкий плен - дело малоприятное.
- Кто у Иосифа Виссарионовича? - спросил министр иностранных дел в приемной у Поскребышева, неизменного личного секретаря вождя.
- Один.
Вячеслав Михайлович вошел в кабинет, поздоровался. Затем молча протянул Сталину письмо. В это время за окном раздался такой мощный раскат грома, что, казалось, задрожали стены старинного здания бывшего Сената.
«Дорогой отец! - читал между тем Сталин принесенное ему письмо сына. - Я в плену, здоров, скоро буду отправлен в один из офицерских лагерей в Германию. Обращение хорошее. Желаю здоровья. Привет всем. Яша».
Сталин дочитал короткое письмо до конца, положил его на стол и отвернулся к окну. На улице хлестал ливень, гремели раскаты грома. Со стороны могло показаться, что Сталин не понял, о чем это письмо. И Молотов не выдержал:
- Коба, ты что, не понимаешь?! Немцы схватили Яшу!
- Не кричи: Сталин не глухой.
Вождь медленно, будто ему плохо подчинялось тело, отвернулся от окна и посмотрел на министра иностранных дел пасмурным, затравленным взглядом.
- Мне уже известно о пленении старшего лейтенанта Якова Джугашвили. Сейчас его допрашивают в ставке фельдмаршала Клюге.
Да, плохая весть всегда находит дорогу к цели. Сталин уже получил сообщение об этом. 9 августа 1941 года член Военного совета Северо-западного направления Жданов направил из Ленинграда специальный самолет с особо секретным пакетом. В нем находилась немецкая листовка с фотографией Якова Джугашвили: сын Сталина в сопровождении немецких офицеров гуляет по лужайке. Жестикулирует, что-то объясняя немцу. Выражение лиц у всех деловое, спокойное: приятели на прогулке, да и только.
Особенно взбесил Сталина текст листовки под фотографией:
«Это Яков Джугашвили, старший сын Сталина, командир батареи 14-го гаубичного артиллерийского полка 14-й бронетанковой дивизии, который 16 июля сдался в плен под Витебском вместе с тысячами других командиров и бойцов. По приказу Сталина учат вас Тимошенко ваши политкомы, что большевики в плен не сдаются. Однако красноармейцы все время переходят к немцам. Чтобы запугать вас, комиссары вам лгут, что немцы плохо обращаются с пленными. Собственный сын Сталина своим примером доказал, что это ложь. Он сдался в плен, потому что всякое сопротивление германской армии отныне бесполезно».
А утром, на Ближней даче, Иосиф Виссарионович услышал по «телефункену» - мощному германскому радиоприемнику - о захвате в плен сына кремлевского диктатора Сталина.

Неудачи продолжали преследовать страну, а вместе с ней и Генерального секретаря ЦК ВКПб, Председателя Совета народных комиссаров, Главнокомандующего Красной Армией И.В. Сталина. Гитлеровские войска продолжали успешно развивать наступление, нанося Красной Армии одно за другим тяжелые поражения. Смертельная опасность нависла над Ленинградом, войска отступали практически по всем направлениям, а тут еще встала новая неразрешимая проблема: что делать с практически окруженным Киевом?
На заседании Военного совета Сталин высказал свою точку зрения: спасать Киев любой ценой. С ним согласились. Предстояло отдать соответствующие распоряжения начальнику Генштаба. Сталин пригласил к себе в кабинет Жукова.
- Георгий Константинович, - обратился к нему Главнокомандующий, как только начальник Генерального штаба вытянулся перед ним по стойке «смирно», - Военный совет принял решение защищать Киев. Его потеря будет равнозначна для Советского Союза в признании собственного полного бессилия. Вы согласны с этим решением?
- Категорически возражаю! - резко отчеканил Жуков. - Киев спасти нельзя, а мы можем потерять армии двух фронтов!
Сталин вскинул голову и с высоты своего маленького роста удивленно посмотрел на строптивого генерала:
- Вы так считаете? И все же Киев мы не сдадим. Выполняйте.
И вдруг, к удивлению и страху присутствующих в кабинете вождя, Жуков выругался и категорически заявил:
- Спасайте, но я в этой авантюре участвовать не стану!
Наступила гнетущая тишина. Сталин, в отличие от начальника штаба, не потерял хладнокровия. Он только сделал две затяжки своей любимой «Герцеговины Флор», а затем медленно, спокойно, но жестко приказал:
- Товарищ Тимошенко, подготовьте новую кандидатуру начальника Генерального штаба. Я снимаю товарища Жукова с этой должности.
В этот момент никто не сомневался в правоте Верховного Главнокомандующего, который всего неделю назад вот так же решительно отстоял от сдачи врагу город Ленина. На Жукова все смотрели в этот раз как на потенциального самоубийцу.
Но история показала, кто прав. Выполняя указание товарища Сталина, наша армия потеряла не только Киев, но и значительную, очень весомую свою часть. И только когда положение на фронте из-за такого неверного решения Сталина стало угрожающим, он распорядился вернуть опального генерала на свое место.

С некоторых пор встречи-совещания Нины со своим советником-осведомителем стали практически ежедневными. Господина Кеймана уже знала в лицо не только охрана, но и члены президентской семьи. Дочь несколько раз приводила этого ангела-хранителя семьи и к отцу.
Но сегодня они заперлись в кабинете Нины вдвоем и что-то тщательно обсуждали.
- Значит, вы считаете, что пока Германа сажать в камеру нельзя?
- Нецелесообразно, - нервно потирая руки, почти до самых пальцев заросшие густыми черными волосками, ответил сухощавый, тщедушный советник. - На него пока мало компромата.
- Как мало? - возмутилась Нина. - А эти записи разговоров, что вы мне принесли?
- Понимаете, - засуетился Кейман, стараясь подсесть как можно ближе к Нине. Но та, учуяв характерный чесночный запах, постоянно исходивший от ее друга, инстинктивно отодвинулась дальше. - Эти записи очень интересны для вашей семьи. Они показывают, что управделами ведет двойную игру. Но для Генерального прокурора они, так сказать, нелегитимны.
- Да, это верно, - была вынуждена согласиться Нина. - Так что же теперь, отпускать его ни с чем?
- Отпускать, отпускать, - торопливо согласился Кейман. - Главное, что прокуратура его попугала, сняла опрос, и пусть теперь товарищ засуетится, засветится. А мы его тут и словим. Главное, чтобы мое агентство сыскное не закрыли.
Нина от удивления даже поднялась с мягкого дивана:
- Да кто это посмеет сделать?!
- Конечно, не посмеют. Не посмеют. Если вы не позволите разным хамам в наши дела вмешиваться.
- На этот счет будьте спокойны. А если кто сунет нос, папка его быстро прижмет где надо.
- Браво! Браво! Вы удивительно деловая женщина. Мало, мало таких, очень мало.
Нину такой комплимент заставил даже раскраснеться от удовольствия. Но она быстро справилась с волнением и жестко приказала:
- Прослушивать разговоры продолжайте. Это враги нашей семьи, а следовательно, и государства.
Гостю услужливая память тут же подсказала эпизод из знаменитого кинофильма, где одному чиновнику-южанину его шофер посоветовал не путать свою шерсть с государственной. Но деликатный Кейман не только не высказал эту крамолу вслух, но и приказал своей памяти немедленно изгнать из головы такую нелепость. Напротив, он немедленно захлопал в пухлые, никогда не знавшие физического труда ладошки и восторженно произнес:
- Браво! Очень глубокая мысль, очень!
Отстучав положенные аплодисменты, гость виновато заметил:
- Только вот, уважаемая Нина Александровна, трудно стало работать, очень трудно. Эти госчиновники совсем обюрократились: мало им разных правительственных аппаратов связи, так понаставили в кабинетах еще и какую-то новую «Гамму». Мои ребята ничего не могут прослушать, ничего!
Нина нахмурила тонкие нарисованные брови. Несколько мгновений она думала, затем сообщила:
- Это все Якубов понапридумывал. Чувствую, что он еще нам навредит!
- Навредит, Нина Александровна, обязательно навредит! - радостно подхватил Кейман. - Перед самым уходом, уж и приказ о его отставке был подписан, так все же успел дать задание своим службам проверить мои коммерческие фирмы. И теперь их трясут, как груши с яблонь! Вы-то же знаете, что я веду абсолютно законный бизнес?
- Да, да, конечно, - несколько рассеянно заметила Нина, видимо, погруженная в совсем другие размышления.
Гость, видя такую потерю интереса к своей персоне, не стал испытывать судьбу и, пятясь задом к двери, наклоняя седую, с большой плешью голову, поспешил к двери.

Весь сегодняшний день глава московского правительства был очень занят. В его представительском офисе в центре столицы собрались видные предприниматели, банкиры, бизнесмены, словом, те, у кого всегда были деньги. И не просто деньги, а могучие финансовые потоки, сравнимые с бюджетом всего огромного мегаполиса.
Старинный трехэтажный особняк был специально приспособлен под представительские приемы. В просторных холлах тихо журчала вода в пристенных фонтанчиках, в роскошной зелени тропических растений пели заморские птицы, а приглушенный свет из огромной спиральной хрустальной люстры в два этажа мягко золотил все вокруг.
Когда Буланова попала сюда впервые, она наконец-то поняла в чем разница между Москвой и остальной огромной страной. Только город с особым статусом, вобравший в себя две трети всех финансов страны мог позволить безумную роскошь на фоне удручающей нищеты провинции. Она поняла, почему огромные средства с легкостью зарываются под землю на Манежной площади, не принося никому никакой пользы, кроме разве что, отсутствия места-площади для пугавших ранее власти демонстрантов. Ей стало понятно, откуда у столичных властей возникают бредовые, требующие многомиллионных долларовых затрат проекты упрятать очередной Калининский проспект под землю, создав на поверхности, допустим, пешеходную зону, свободную от транспорта.
Но когда покидаешь эту самую провинцию, получаешь хорошую и вовремя зарплату, уже забываешь то и тех, кого ненавидел раньше. Так Джульетта Степановна, став любовницей супербогатого чиновника из окружения Президента, довольно скоро выбросила из головы всякие мысли о судьбе нищающего народа. Она была занята теперь большой политикой и получала от вхождения в мир сильных и богатых несказанное удовольствие.
Однако сегодня никакого удовольствия от созерцания лиц людей, часто мелькающих на экранах телевизоров, она не находила. Наоборот, красиво, дорого одетые, откормленные мужчины и женщины вызывали у нее отвращение. Она и пришла-то сюда с единственной целью: найти возможность переговорить с Треноговым. Доступный ей еще недавно глава правительства вдруг, после опубликования заказанной статьи, стал совершенно недоступен. К нему не пускали на работу, не соединяли ни по одному виду телефонной связи. Даже по «вертушке», находящейся в кабинете Зины в Президентском архиве, дозвониться до самого Треногова ей не удалось. И здесь отвечал неизменно вежливый секретарь, сообщавший, что именно в данный момент его шефа на месте нет и неизвестно, когда он там будет.
Буланова постаралась приблизиться как можно ближе к группе людей, которые стояли в холле у большого планшета с очередным проектом перестройки столицы, где находился и Треногов. Но охрана взяла своего шефа и приближенных к нему лиц в кольцо и даже здесь, на закрытом совещании, не подпускала к нему никого близко.
И все же Джульетте повезло. Она улучила момент, когда глава правительства столицы повернул голову в ее сторону, и приветливо-призывающе помахала ему рукой.
Тот заметил и нахмурился. Но тут же узнал Буланову и направился к ней навстречу.
- Какими судьбами, Джульетта Степановна? - вежливо поинтересовался он. - Хотите теперь написать о нашей многогранной деятельности?
- Нет, не хочу. У меня к вам срочное сообщение. Особой важности: уделите пару минут.
- Но я... - начал было возражать Треногов, но увидев наполняющиеся слезами глаза журналистки, поспешно согласился: - Идемте: здесь есть отдельный кабинет, где мы сможем переговорить.
Как только они зашли в шикарно обставленное помещение, и охрана плотно прикрыла за ними дверь, Буланова дала волю чувствам. Она разрыдалась и кинулась на плечо недоумевающему Треногову. Затем размазала по щекам слезы вместе с тушью от ресниц и выпалила:
- Герман арестован!
- Как?! Не может быть.
- Да, это так.
- Кто посмел?
- Мне позвонили из администрации Президента и посоветовали встретиться для серьезного разговора. А когда я заявила, что не собираюсь этого делать, сообщили: ваш защитник больше вам не поможет, он арестован.
От удивления и возмущения губы у Треногова стали трястись, точно он никак не мог вымолвить ими заветные слова. Видимо, именно в эти мгновения он осознал, как актуальна в России пословица, убеждающая, что от тюрьмы и от сумы здесь зарекаться не стоит. Наконец, он произнес:
- Я догадываюсь, от кого это исходит. Видимо, мы слишком серьезно его задели, и он перешел в наступление. Но, может, вы все-таки ошибаетесь? Где находится Герман Антонович? В Лефортово, Бутырках или просто на допросе?
- Не з..наю, - заревела Джульетта, у которой при упоминании названий следственных изоляторов тут же потекли слезы. -Мне никто ничего не сообщает. На работе говорят, что он отсутствует, а домой к нему я, по понятным причинам, звонить не могу.
- Хорошо, я постараюсь сейчас это выяснить. И Треногов набрал четырехзначный номер на аппарате с золоченым орлом на диске.
- Михаил Иванович? Здравствуй. Треногов. Узнал, говоришь? Это хорошо, к деньгам. Зачем они мне? Нет, не на предвыборную кампанию: я хочу, чтобы у власти находился законно избранный Президент. Конечно, дай Бог здоровья нашему дорогому Александру Владимировичу! Слушай, проинформируй: не знаешь, что с Сабировым? Знаешь? Что? Так. Так. Так. Понятно. Спасибо - выручил. В долгу не останусь. До свидания.
Треногов положил трубку и отдышался, вытирая выступивший пот со лба и заплывшего затылка. Затем проинформировал изнывающую от любопытства Буланову.
- Успокойтесь - ничего страшного. Это, так сказать, вызов на свидетельские показания. С него сняли опрос в связи с правонарушениями, допущенными его подчиненными: того, в самом деле, арестовали. Более того, Генеральный прокурор сказал, что Сабиров уже отпущен из прокуратуры и в настоящее время едет к себе на работу.
Вздох облегчения вырвался из груди Джульетты. Она даже достала из сумочки зеркальце, чтобы привести свое заплаканное лицо в порядок, как вдруг встрепенулась.
- Но ведь для опроса не надо держать человека двое суток в изоляции! Тем более государственного служащего такого уровня!
- Вот именно! - согласился Треногов. - И это меня беспокоит больше всего!
Вместо нескольких минут они проговорили полчаса. Глава правительства напрочь забыл о дожидающихся его в холле людях, о том, что могут они подумать. Впрочем, последнее его устраивало как раз больше всего: пусть подумают и доложат Президенту, что он на полчаса уединился в отдельном кабинете с красивой женщиной, чем занимался все это время, политикой.
- Успокойтесь - ничего страшного. Это, так сказать вызов на свидетельские показания. С него сняли опрос в связи с правонарушениями, допущенными его подчиненными: того, в самом деле, арестовали. Более того, Генеральный прокурор сказал, что Сабиров уже отпущен из прокуратуры и в настоящее время едет к себе на работу.
Вздох облегчения вырвался из груди Джульетты. Она даже в достала из сумочки зеркальце, чтобы привести свое заплаканное лицо в порядок, как вдруг встрепенулась.
- Но ведь для опроса не надо держать человека двое суток в изоляции! Тем более государственного служащего такого уровня!
- Вот именно! - согласился Треногов. - И это меня беспокоит больше всего!
Вместо нескольких минут они проговорили полчаса. Глава правительства напрочь забыл о дожидающихся его в холле людях, о том, что могут они подумать. Впрочем, последнее его устраивало как раз больше всего: пусть подумают и доложат Президенту, что он на полчаса уединился в отдельном кабинете с красивой женщиной, чем занимался все это время, политикой.

Накануне, по случаю выздоровления, Александр Владимирович позволил себе лишнего и теперь, с самого утра он чувствовал разбитость тела и подавленность настроения. Хотелось опохмелиться, но супруга предусмотрительно спрятала все спиртное. И потому он сидел сейчас в кресле в санатории «Барвиха», погруженный в состояние полнейшей апатии.
Но жизнь продолжалась, и приближенные, прослышав о выздоровлении Хозяина, спешили на прием, чтобы напомнить о себе, доложить о выполненных заданиях, а кое-кто даже пытался и решить назревшие государственные вопросы.
Однако Президент никого не хотел принимать. Исключение он сделал только для первого помощника. Когда тот появился в апартаментах, Александр Владимирович с надеждой посмотрел на помощника, но у того ничего не было в руках.
- Ну, чего принес? - с надеждой спросил он, с трудом поднимая головы и глядя опухшими глазами на помощника.
- Сообщение о выполнении вашего задания.
- А... Я думал, что-нибудь существенное...
Но Альберта Васильевича такой прием не смутил. Он, видимо привык видеть своего шефа и не в таком состоянии. Поэтому бодро начал докладывать:
- Я переговорил с этой журналисткой Булановой. Она отрицает заказ на статью Треногова. Но, думаю, обманывает.
- И такую хреновню ты мне докладываешь? Нашел, чем обрадовать!
- Не только, Александр Владимирович. Все одобряют вашу дальновидную мудрость, выразившуюся в том, что вы отстранили, наконец, Якубов от ФСБ!
Президент какое-то время непонимающе смотрел на своего помощника, затем буквально взорвался словами, не выбирая выражений:
- Какая на хрен мудрость! Вы там с Ниной лезете в политику, решаете за меня государственные вопросы и свои личные проблемы, а меня считаете старым мудаком, который уже ничего не соображает? Я вам покажу кузькину мать! Вон отсюда!
Помощника точно корова языком слизнула. Он уже давно была за пределами опасного кабинета, а оттуда все еще неслись в его адрес проклятия и ругань.

После полного разгрома советских войск на Украине и сдачи немцам Киева, положение в войне с Германией стало еще опаснее. Теперь враг угрожал уже непосредственно Москве. Из Столицы спешно эвакуировались правительственные и другие учреждения, вывозились ценности, и только Сталин демонстрировал, хотя бы внешне, абсолютное спокойствие и уверенность в победе. Как его не уговаривал начальник личной охраны Власик покинуть столицу, Верховный главнокомандующий не соглашался этого сделать.
Наступил октябрь 1941 года. Положение под Москвой с каждым днем становилось все опаснее. И Сталин принял решение, которое, как оказалось потом, спасло не только столицу, но и всю страну.
В эту ночь он долго разгуливал по своему кремлевскому кабинету, размышляя, сопоставлял, раздумывал.
Думать было о чем: нападет Япония на Советский Союз или нет? От этого зависело дальнейшее развитие во всей Второй мировой войне.
Наконец, он решил позвонить первому секретарю Хабаровского крайкома партии Боркову.
- Здравствуйте, Евгений Алексеевич, это Сталин .
На находившегося на другом конце провода человека онемел голос: впервые вождь позвонил ему сам.
А Сталин между тем продолжал:
- У нас тяжелейшая обстановка между Смоленском и Вязьмой. Гитлер готовит наступление на Москву. У нас нет достаточного количества войск, чтобы спасти столицу. Убедительно прошу тебя: немедленно вылетай сюда. С собой возьми командующего округом Апанасенко. Уговори его быть податливым - я его упрямство знаю.
Иосиф Виссарионович немного помолчал и добавил:
- Вылетай немедленно самым быстроходным самолетом.
В следующую ночь гости из Дальнего Востока были уже в кабинете Сталина. Он тепло поздоровался с каждым за руку и пригласил сесть за длинный стол, покрытый зеленым сукном. Хозяин кабинета садиться за стол не стал. Сначала он молча походил по толстому, приглушающему звук шагов ковру, затем остановился против сидевших и начал разговор:
- Положение на фронтах сложилось крайне тяжелое. На Западном наши войска ведут очень тяжелые оборонительные бои. На Украине полный разгром. Украинцы плохо себя ведут: сдаются в плен, население приветствует немецкие войска.
Сталин сделал паузу, видимо, переживая за то, что только что сообщил приглашенным, сделал несколько шагов по кабинету туда и обратно. Затем продолжил:
- Гитлер начал крупное наступление на Москву. Я вынужден забирать войска с Дальнего Востока. Прошу вас понять и войти в наше положение.
Вождь партии и государства не стал добавлять, что речь идет уже не только о потери столицы, но, возможно, и гибели всего государства. А Сталин между тем прошел к карте, которая висела на стене кабинета и показал положение войск. Потом разложил на столе бумаги и стал перечислять номера танковых и механизированных дивизий, артиллерийских полков, других соединений, которые командующий Дальне-восточным округом должен немедленно перебросить к Москве.
Апанасенко аккуратно записывал, а затем тут же подписал приказ и отправил шифрованную телеграмму своему начальнику штаба. Встреча подходила к концу, и на стол подали крепкий чай.
Сталин покуривал свою трубку и спрашивал о жизни дальневосточников первого секретаря крайкома партии. И вдруг обратился к Апанасенко:
- А сколько у тебя противотанковых пушек?
- Триста десять, товарищ Верховный главнокомандующий! - по-военному коротко отрапортовал генерал.
- Грузи и эти орудия к отправке! - негромко, но четко скомандовал Сталин.
И вдруг стакан с чаем, стоявший напротив Апанасенко, полетел по длинному столу влево, а стул под генералом словно отпрыгнул назад. Апанасенко вскочил из-за стола и закричал на Сталина:
- Ты что, мать твою так-перетак, делаешь? А если японцы нападут, чем я буду защищать Дальний Восток! Этими лампасами? Снимай с должности, расстреливай, орудия не отдам!
Присутствующие в кабинете замерли в страхе. Казалось, сейчас вождь вызовет Берию и всех отправит на расстрел. Но поведение Сталина удивило всех. Он не только не разгневался, но даже не повысил голос. Наоборот, мягко и спокойно ответил:
- Успокойся, успокойся, товарищ Апанасенко. Стоит ли так волноваться из-за этих пушек? Оставь их себе.
Стали прощаться. Апанасенко, чувствуя свою вину, попросил:
Пошлите меня в действующую армию, на фронт.
- Нет, нет, - дружелюбно ответил Верховный главнокомандующий. - Такие опытные и храбрые, как ты, нужны партии на Дальнем Востоке.
Генерал, не побоявшийся высказать вождю то, что думал, еще два года командовал Дальневосточным фронтом. Затем вырвался в действующую армию. И мужественно погиб на Курской дуге, решившей исход войны.

После того, как его отпустили из Генеральной прокуратуры на Большой Дмитровке, Сабиров чувствовал себя, точно пыльным мешком по голове стукнули. Он совершенно не понимал, что же случилось с ним в течение последних двух суток. Как могли его, управляющего делами Президента, одного из высших должностных лиц государства схватить среди бела дня, привезти к следователю в прокуратуру и допрашивать почти сутки!
Одно ему врезалось в память предельно четко: то, что схватили его работники правоохранительных органов в тот момент, когда он выходил из машины, собираясь направиться к Джульетте. То есть, на том же самом месте, где несколько месяцев назад его ранил нанятый киллер.
Это было либо очередным случайным совпадением, либо тем, что называется заколдованным местом.
Но Герман Антонович Сабиров давно уже не верил во всякие заколдованные места, а случайных совпадений, считал он, в жизни не бывает.
«Есть только тщательно спланированные мероприятия моих врагов, - подытожил он сейчас, садясь за руль автомобиля. Как ни странно, его служебный «сааб» дожидался своего хозяина на стоянке прокуратуры, словно с ним, Сабировым, ничего и не случилось. - Значит это одно из двух. Или мои враги хотят меня окончательно запугать, чтобы я и носа из берлоги без их команды не высовывал. Или они, действительно, насмерть перепугались того, что мы замышляем с Треноговым».
Впрочем, такой вывод ничем не обрадовал Сабирова. Он, впервые в жизни, был так унижен и оскорблен. Его, как кого-то уголовника, не имея законных оснований, схватили и привезли на допрос. И это в стране, которая претендует на звание демократической и правовой, с раздражением подумал Герман.
«Конечно, у меня хорошие козыри, - продолжал он размышлять, пока его «сааб» мчался туда, откуда его забрали - А Последний переулок, к Булановой. - Я знаю то, о чем кое-кто пытается забыть. И они это знают. Но, насколько далеко может зайти эта свора, которой наплевать на страну и народ, а нужна лишь власть и деньги? Вот в чем вопрос!»
Сейчас, пожалуй, Сабиров смог лишний раз убедиться в том, что мысль - материальна. О чем человек упорно думает, то обязательно исполнится. Накануне он как раз неоднократно раздумывал, как бы получше запрятать тот компромат, которым он располагает. И вот, пожалуйста, - на него пошли в атаку, чтобы этим компроматом завладеть. Но Герман недаром был кадровым чекистом - тайну он держать умел. И не заштатному следователю прокуратуры было его «расколоть» на этом деле. Так что собеседованием, опросом по поводу арестованного подчиненного, все и закончилось. Но важен был сам факт и прецедент: если сегодня схватили его, то кто поручится, что завтра это не случится с Треноговым?
На этом актуальное размышление пришлось прервать: впереди показался дом Булановой. Причем, окна в квартире Джульетты были залиты ровным светом: значит она дома и ждет. А это сейчас для изголодавшегося во всех смыслах крепкого молодого мужчины было самым важным.

Первый помощник Президента, выскочив, как ошпаренный из апартаментов разбушевавшегося хозяина, был явно обескуражен. Конечно, он привык к таким похмельным состояниям шефа, к разносам ни за что, просто из-за плохого настроения. Но ведь должны же быть какие-то границы, волновался он сейчас. Хорошо, что они были одни, но такое случалось и на людях!
Конечно, Альберт Васильевич сейчас лукавил. Раньше, несколько лет назад, он и подумал бы не смел возмущаться. Но теперь было иное время: Президент явно ослаб, потерял силу и значительную часть власти. В стране крепла оппозиция, которая в открытую требовала не только смены хозяина Кремля, но и осуждения Александра Владимировича.
Ясно, что первого помощника не волновало последнее обстоятельство: после сегодняшнего разноса он пожелал бы своему шефу чего угодно плохого. Но надо было спасать и себя! И здесь надлежало вести тонкую, очень осторожную игру.

Альберт Васильевич вошел в свой кабинет здесь же, в Барвихинской резиденции Президента и задумчиво подошел к столику с аппаратами связи, Он уже давно не доверял ни этим телефонным аппаратам, ни стенам своих кабинетов, предпочитая самые важные сообщения передавать на бумаге, тут же ее уничтожая. Но сейчас он явно находился в стрессовом состоянии. В ушах до сих пор звучало гневно-нечленораздельное: вон отсюда!
И он решился. Вынул из портмоне свою карту-шифратор, вставил ее в аппарат правительственной связи «Гамма» и набрал нужный номер.
- Треногов слушает! - тотчас раздалось в ответ.
- Это Альберт Васильевич. Нам нужно встретиться.
- Что, созрел, наконец? - несколько ядовито, почти с издевкой спросил глава московского правительства.
- Терпения больше нет! Сейчас чуть ли не взашей выгнал!
- Да, от него благодарности не дождешься. Случись что - он пройдет по твоему трупу и не заметит.
Треногов чуть помолчал и спросил:
- Кто подставил Сабирова?
- Клянусь, - не я! Для меня самого это было новостью!
- Но ты же там, в Барвихе, у тела шефа безвылазно! Неужели не через тебя команда прошла?
- Нет, шеф ничего такого не говорил и приказа не отдавал. Даже с Генпрокурором не просил соединить.
- Значит, - Нинка. Больше некому.
- Точно, - подтвердил первый помощник. - Думаю, это - ее рук дело. Она давно зуб на Германа имеет. Да и Кейман здесь недавно около нее ошивался.
- Да выбросите вы этого мерзавца вон! - вскипел Треногов. - Уже получается, что государством руководят всякие жулики!
В ответ послышался только глубокий вздох. Затем Альберт Васильевич ответил:
Это  вне моей компетенции и возможностей. Я даже о нем и заикаться не могу: сразу шеф и семья начинают сердиться. Прямо, какой-то Распутин!
- Ничего: на всякого Распутина в России всегда найдется свой князь Юсупов! Значит, будем встречаться? Тогда так: мою московскую резиденцию знаешь? Приезжай сегодня вечером, часов в десять. Я буду тебя ждать.

Старая, как мир, истина: предают свои. Александра Владимировича сегодня с утра постарались в нем как следует убедить. Нина, завтракая с отцом, времени даром не теряла. Тем более, что сегодня выдался один из тех несчастных дней, когда Президент был бодр и работоспособен. Более того, он собирался впервые после болезни выехать в Кремль.
И вот теперь президентский кортеж мчался из подмосковной Барвихи в столицу. Впереди и сзади колонны машин важно утюжили асфальт большие джипы «шевроле». А в середине еще более важно шествовал специально выполненный для Александра Владимировича бронированный, удлиненный на метр против базовой модели «мерседес».
Кортеж промчался по брусчатке Кремля и остановился возле старинного здания Сената. На этот раз появления Президента на своем рабочем месте ждали. Многочисленные тележурналисты, кинооператоры засняли его появление в Кремле, чтобы тут же сообщить об этом по всем средствам массовой информации, как о важном государственном событии.
Александр Владимирович даже распорядился принести ему накопившиеся бумаги на подпись, чего не делал уже давно.
В просторном светлом кабинете было тепло и уютно. Несмотря на реконструкцию, проведенную по его распоряжению, президентские апартаменты сохранили дух старины, который витал в этих стенах уже несколько столетий.
Первый документ, который Александр Владимирович обнаружил в папке, был для него особенно важен.
- «О государственных гарантиях Президента», - с удовольствием прочитал он вслух название документа и, только собрался его внимательно просмотреть, как вдруг из угла кабинета раздался негромкий голос:
- А начинал с борьбы с привилегиями! Раза два в метро проехал, в рядовую поликлинику записался, в общей столовой один раз пообедал... Зачем народ обманываешь?
- Кто это?! Опять вы?!
- Кто еще может к тебе прийти в мой кабинет? После меня в нем ни один вождь не работал. Советское правительство, между прочим, интерьеры этого исторического здания сохраняло. А ты капитально его перестроил, мебель с паркетом в Италии заказал, сколько народных денег зря потратил!
- Ну и что? - осмелел Александр Владимирович. - Сидеть, как вы, в клоповнике, я не собираюсь!
- А личная охрана? - продолжал голос Сталина из угла. - У меня Власик да десять бойцов, а у тебя уже целая армия - одиннадцать тысяч человек!
- Президента надо надежно охранять: кругом одни враги, сами знаете.
- Знаю. Но у тебя во врагах уже весь народ, а меня люди любили. Один твой персональный самолет стоит столько, что хватит выплатить пенсии и зарплату по всей стране. Разве это порядок?
- Ну, хорошо, - согласился Александр Владимирович. -Вы бессеребряник. А что толку? Народ вас забыл, памятники разрушили, из Мавзолея вынесли.
- Я на народ не в обиде, - сумрачно произнес вождь. - В этом кабинете я все делал, чтобы ему, в конечном счете, жилось легче. Как только появилась возможность, цены на товары ежегодно снижал. А вот чем ты, кроме решения личных проблем и сохранения своей власти, занимаешься - не пойму. Великий русский народ достоин лучшего правителя.
Александр Владимирович хотел что-то возразить, но призрак в дальнем углу кабинета растворился, словно его никогда и не было. А Президент устало откинулся на спинку кресла и задумался. Возможно, впервые в его голове пронеслась мысль, что бывший хозяин этого кабинета в чем-то и прав.

Не верьте слухам, пока их не начнут опровергать. В справедливости этой истины Буланова убедилась сегодня. Как только Генеральный прокурор в разговоре с Треноговым опроверг слухи об аресте Германа, она сразу поверила им окончательно и бесповоротно. И теперь жила в постоянной тревоге и ожидании.
Она уже давно возвратилась домой от Треногова, приготовила ужин, половину его съела, а от Германа по-прежнему не было никаких известий.
- Вот тебе и «освобожден»! - тоскливо воскликнула Джульетта и заметалась по квартире. - Где же он в таком случае?
Она знала, что любовник должен ей позвонить первой. И раз он не сделал этого, значит, продолжает находиться в каком-нибудь СИЗО.
Ждать в неведении у нее не было больше сил. И она решила позвонить подруге.
- Зинок, что мне делать?
- Уж полночь близится, а Германа все нет? - продекламировала известную фразу подруга.
- Мне не до смеха! - резко оборвала ее Джульетта. - Я с ума от неизвестности и страха схожу. Была у Треногова, он позвонил в прокуратуру. Там сказали, что Герман давно отпущен на свободу. И где же он?
- А ты не допускаешь, что Сабиров, как законопослушный семьянин, может находиться, к примеру, дома? Он ведь, некоторым образом, женат.
- Буланова аж зашлась от возмущения в истерическом вопле:
- Какой законопослушный? Какая семья? Я для него и дом, и семья, и любовница!
- Никакое доброе дело не остается безнаказанным! - невозмутимо заявила подруга. - Нет большей загадки, чем душа ближнего! Я, конечно, догадывалась, что ты эгоистична. Но не настолько же! Успокойся: объявится твой Герман. Но надо знать приличия: жить в обществе и быть свободным от его условностей - нельзя. Карл Маркс, между прочим, сказал.
- Да пошла ты со своим Марксом... Тоже мне авторитет! Ты лучше скажи, что мне делать? Может, позвонить ему домой?
- Не сходи с ума! Жена Германа - тоже человек и тоже переживает за мужа. Наберись терпения и жди. А лучше всего займись каким-нибудь делом. Когда у меня несчастья, то квартира блестит...
Буланова не успела дослушать последние слова подруги, потому что в это время в дверь позвонили. Причем это был их условный с Германом звонок.
- Это он! - радостно закричала Джульетта в трубку и швырнула ее на тахту. Затем побежала открывать дверь. На пороге действительно стоял небритый, похудевший Герман.

Почему у нас еще не состоялось ни одного судебного процесса, на котором предстали бы лица, известные стране не только обаятельными улыбками, раздумывал сейчас Якубов, разбирая у себя дома документы, прихваченные им из ФСБ.
Как только он стал бывшим, у него появилось время для таких раздумий и размышлений. В этой могущественной организации за последние годы скопилось столько материалов на высокопоставленных чиновников, что ими можно было заселить половину следственных изоляторов страны. Но стоило ему предпринять ту или иную попытку дать дальнейший ход таким делам, как неизменно его вежливо просили не делать этого. Из России уходили десятки миллиардов долларов, растаскивалось ее национальное богатство, расхищались недра и хранилища Гохрана, а те, кто это сделал, спокойно обзаводились островами и виллами в теплых странах и никакой ответственности не несли.
И вот теперь он может и должен это сделать. Иван Павлович раскрыл папку с грифом «Совершенно секретно» и начал перелистывать страницы дела номер 0025/14.
- Только по этому делу за границу ушло и затем пропало драгоценностей из Гохрана почти на полмиллиарда долларов, - вслух произнес он. - Вот просьба некоего господина Кеймана разрешить вывезти в США ценности на данную сумму, якобы для организации серии выставок. Вроде бы нейтральная резолюция первого заместителя премьер-министра: «Для рассмотрения». И уже более конкретная - председателя Росдрагметалла. А дальше - прощай, Россия: ценности перешли в небытие.
- Но, - продолжал рассуждать Якубов, - странным образом после этого господин Кейман открывает счет в швейцарском банке, которым во время частной поездки воспользовался человек из семьи Александра Владимировича. И у Нины появляются неограниченные средства в долларах. Цепочка замкнулась? Пожалуй. Значит, пора дать этому делу реальный ход? Да!
И Якубов подошел к телефонному аппарату «Гамма» и набрал нужный номер. Но, как нарочно, абонент не ответил. Пришлось воспользоваться телефоном городской связи.
Здравствуйте, это Якубов. Я хотел бы переговорить с Андреем Леонидовичем.
- Директор ФСБ? - с удивлением переспросила секретарша.
- Бывший.
- Да, да. Соединяю.
И тотчас в трубке раздался молодой жизнерадостный голос:
- Иван Павлович, наконец-то! Сколько лет, сколько зим! Мы с тобой, по-моему, после окончания академии и не виделись?
- Где уж нам, простым смертным, с депутатом Госдумы встречаться!
- Не скажи: сам гусь важный стал! Ну, рассказывай.
- Дело есть. Очень важное. Когда пленарное заседание Думы?
- Послезавтра. А что?
- Выступить на нем с одним материалом сможешь?
- О чем разговор! Я скандальными разоблачениями и прославился!
- Тогда приезжай ко мне: я сейчас пришлю машину.
- Договорились.
Якубов положил трубку и задумался. Конечно, он поступил неосторожно, сообщив об этом по обычному телефону. С другой стороны, он ничего особенного не рассказал. Хотя осторожность ему еще никогда не мешала.
- Стареть, что ли, стал? - спросил он сам себя. - Хватку чекиста теряю.
Но особенно размышлять на эту тему было некогда. Надо успеть подготовиться к важному разговору. И Якубов, отправив машину по нужному адресу, начал еще раз внимательно изучать материалы дела.

Прежде чем подъехать к московской резиденции Треногова, первый помощник Президента с полчаса колесил на машине вокруг, определяя, нет ли за ним слежки. Но, похоже, никто не интересовался частной жизнью пусть и высокопоставленного, но все же чиновника и гражданина. И потому он припарковал свою машину, еще раз внимательно осмотрелся вокруг и только после этого вошел в здание.
Несмотря на поздний час, резиденция жила насыщенной жизнью. Во многих кабинетах  горел свет, сновали какие-то люди, работал в просторном холле телевизор.
Альберта Васильевича ждали и потому сразу провели в ту комнату, где недавно беседовала с Треноговым Буланова. Хозяин резиденции расположился в ней по-домашнему: он был в просторном махровом халате, словно только что принял душ, и в шлепанцах на босу ногу, заметив недоуменный взгляд гостя, пояснил:
- У меня здесь небольшой тренажерный зал, так что я даром времени не теряю. Иначе форму и энергию не сберегу.
Он пригласил гостя к журнальному столику, на котором выстроился ряд бутылок, и предложил:
- Водку, коньяк, мартини?
- И пиво - тоже, - рассмеялся гость. Видимо, домашняя обстановка подействовала и на него, поэтому он расслабился и не чувствовал себя уже в таком напряжении, как прежде.
Они выпили по рюмке коньяка и, не закусывая, приступили к разговору.
- Надо что-то делать, - осторожно начал Альберт Васильевич. - Страна катится в пропасть, а Сам уже ничего не делает.
- И никому не позволяет делать, - многозначительно добавил Треногов.
- Вот именно. Кругом все воруют по-черному, довели до того, что добыча золота стала нерентабельной, а производство водки - убыточным.
- Насчет воров ты верно заметил. Хотя римский император Веспассиан специально назначал на высокие должности воров, взяточников и хапуг, чтобы потом вытягивать назад из них наворованное.
- Но мы не в Риме, - возразил первый помощник. - И у нас никто не собирается возвращать украденное.
- Это точно. Один ваш Кейман чего стоит: наворовал у родного государства столько, что уже скупил все, даже национальное телевидение.
- По которому, кстати, критикует и московское правительство.
- Я ему покритикую! - разозлился  Треногов.
 - Я ему все пейсы повыдергиваю!
Альберт Васильевич улыбнулся, видимо, поняв, что наступил на больное место. Но именно этого он и хотел: разозлить Треногова, чтобы тот в запале выдал свои планы.
Однако глава правительства не стал вдаваться в подробности, а, в свою очередь, спросил:
- И что вы предлагаете?
- Нам надо объединить усилия: только так мы сможем получить власть.
- Так она у вас уже есть! - резонно напомнил Треногов.
- Разве это власть? - пожаловался Альберт Васильевич. - Которая зависит от настроения Президента и капризов его дочери? Сегодня он меня ни за что выгнал из кабинета, а завтра с такой же легкостью вышвырнет с должности. Как, кстати, он сделал недавно: приехал с бодуна в Кремль и поменял все руководство своей администрации!
- Да, это не власть, - согласился Треногов. - При мне таких капризов и прихотей не будет: только дело.
- Значит, заключаем союз?
- Заключаем. Но прошу действовать осторожно: пример Германа и Якубова - нам наука.
- Откуда они только обо всем узнали?! - недоуменно воскликнул первый помощник.
- А ты у своего Кеймана спроси, - посоветовал Треногов.
- Да, надо с ним что-то делать, - раздумчиво согласился гость. - А то он нас всех заложит!
С тем они и расстались. Время было позднее, да и для первой встречи они сделали достаточно. Прощались они уже как близкие друзья.

Какими бы важными государственными делами ни занимался теперь Сталин, как бы плохо ни шли дела на Западном фронте, одна мысль постоянно не покидала его голову: что случилось с сыном Яковом?
«Неужели сдался?» - не хотел верить в случившееся он.
И действительно, верить в это никак не хотелось. Мало того, что такой исход дела был позором не только для Советской страны и Красной Армии. Это было бы провалом его идеи, веры в советских людей, которые ценой своих жизней должны были строить светлое будущее. И самое важное - веры в собственного сына, который не оправдал своего высокого родства и предназначения.
У него не было полного взаимопонимания с сыном, но он и не мог бы сказать, что Яков не одобряет его действий. И когда сын попросился на фронт, одобрил его поступок: «Иди, воюй».
Сыну диктатора, естественно, предложили служить в штабе армейского полка, но он отказался и потребовал послать его командиром батареи. И батарея дралась на фронте мужественно.
- Молодец, что не остался в штабе, - одобрил Иосиф Виссарионович инициативу.
В суматохе отступления под Витебском, где в окружение попали сразу три армии, пропажи командира 6-й батареи Джугашвили хватились не сразу. Когда оказалось, что среди вырвавшихся из окружения его нет, из Ставки пришла шифровка: «Жуков приказал немедленно выяснить и донести в штаб фронта, где находится командир батареи старший лейтенант Джугашвили Яков Иосифович».
Поиски ничего не дали. Боец Лопуридзе, вместе с которым Яков выходил из окружения, сообщил, что они  переоделись в крестьянскую одежду, а документы закопали. Потом он двинулся дальше, а Яков присел отдохнуть.
Когда Сталину сообщили об этих подробностях, он уже склонялся к мысли, что сын сдался в плен. И даже воскликнул по-грузински:
- Цис рисхва! Позор несмываемый!
- Может, он попал в плен раненый, без сознания?
- Он не имел права попадать в плен ни при каких обстоятельствах. Он мог покончить с собой у немцев, а не разгуливать с германскими офицерами. Позор! Он всегда думал только о себе и никогда - о чести нашей семьи. Для меня он больше не существует.
Несколько часов после этого не мог успокоиться Сталин. И только потом позвонил в Сочи, где находились в это время его дочь Светлана и  жена Якова Юлия.
После обычных вопросов о здоровье, Сталин медленно и ясно сказал:
- Яша попал в плен.
Затем немного помолчал и, прежде чем дочь смогла задать вопрос, добавил:
- Не говори ничего его жене пока что...
Отнюдь не гуманные соображения руководили сейчас действиями Сталина. У него зародилось подозрение, что этот плен неспроста, что Якова кто-то умышленно подвел к такому предательству, и что к этому может быть причастна его жена. Определенные основания у него для такой мысли были. Вопреки воле отца Яков женился в Ленинграде на Юле, еврейке. Западная пресса смаковала пикантные детали из жизни Юлии Исааковны Мельцер, и Сталину докладывали об этом. Писали же многое: что она была четырежды замужем и что даже одно время пребывала любовницей начальника личной охраны Сталина генерал-лейтенанта Власика.
Читать такое о жене своего сына было очень неприятно. Разве не мог Яков найти скромную, милую девушку из революционной семьи, размышлял Сталин, за которой не тянулся бы шлейф сплетен и пересудов? Старше Якова, кокетлива, жеманна, малокультурна и неумна. Чего стоит хотя бы такая ее фраза: «Без накрашенных губ я чувствую себя хуже, чем если бы пришла в общество голой!» И это его сноха?!
И потому, когда к сентябрю они вернулись в Москву из Сочи, Сталин сказал своей дочери:
- Яшина девочка пусть останется пока у тебя. А жена его, по-видимому, нечестный человек, надо будет разобраться...
Юля была арестована осенью 1941 года и выпущена из тюрьмы весной 1943 года, когда выяснилось, что к попаданию в плен Якова она отношения не имела. К тому времени поведение самого Якова в плену наконец убедило Сталина, что он не собирался сам сдаваться в плен.
К этому времени Сталин располагал протоколами допросов его сына в немецком плену. Особенно его убедила в честности сына, в том, что он не хотел его подвести, такая фраза из протокола допроса:
«- Не хотите ли вы, чтобы мы известили жену, что вы попали в плен?
- Не нужно... А впрочем, если хотите, то сообщайте. Мне все равно.
- Не думаете ли вы, что семья из-за этого пострадает? Разве это позор для солдата - попасть в плен?
- Мне стыдно! Мне стыдно перед отцом, что я остался жив.
- Но ведь не только перед отцом, но и перед женой!
- Жена - это безразлично».
Сталин был прежде всего государственным деятелем, а затем уже просто человеком и отцом. В этом он наследовал чувство безусловного подчинения первому последнего, как это было у Ивана Грозного, Петра Первого и других деятелей столь же высокого масштаба. И потому, когда ему предложили обменять Якова на плененного Красной Армией фельдмаршала Паулюса, он бросил фразу, ставшую знаменитой:
- Я солдат на маршалов не меняю.
Яков Иосифович Джугашвили, сын Сталина, погиб в немецком плену: он покончил жизнь самоубийством, бросившись на колючую проволоку с высоким напряжением.

Сегодня премьер-министр смог, наконец, попасть на прием к Президенту. Не на тот дежурный прием, который всегда длился несколько минут и освещался всеми средствами массовой информации, словно великое мировое событие. В таких случаях Громову удавалось лишь обменяться несколькими фразами да пожелать здоровья Александру Владимировичу.
На этот раз он настоятельно просил принять его, чтобы рассмотреть давно назревшую проблему. И, видимо, Президент был в достаточно хорошей физической форме и настроении, что согласился на такую рабочую встречу.
На столе из орехового дерева в кабинете Президента в Кремле премьер-министр разложил документы. И сразу, не теряя драгоценного времени, стал докладывать:
- Проблема русскоязычного населения в Прибалтийских республиках дошла до предела. Русских насильно вытесняют из квартир, вынуждают перебираться в Россию. Поставлены жесткие языковые и расовые барьеры. Бывшие граждане Советского Союза лишены избирательных прав. И так далее.
Александр Владимирович достаточно внимательно выслушал премьер-министра и спросил:
- Ну и что делать?
- Мы можем за несколько дней решить эту проблему.
- Как?
- Прибалтика полностью зависит от нас экономически. Наши газ и нефть - это кислород и валюта для нее. Мы можем ввести экономические санкции, и зазнавшиеся нацмены выполнят все наши условия.
- Нет-нет,  только  не  это?  Что  обо  мне подумают на Западе? Нас и так упрекают в имперских замашках!
- Но это же наши сограждане! - попытался убедить его Громов. - Россия - это, что бы там ни говорили на Западе, великая страна. Сорок процентов полезных ископаемых мира, восемь часовых поясов, ядерное оружие, наконец! И какие-то крошечные страны-сателлиты пытаются диктовать нам условия!
Александр Владимирович презрительно посмотрел на своего премьер-министра:
- Вы забываете, кто здесь хозяин. И я не допущу, чтобы мое имя было записано в мировой истории с приставкой «националист». Меня уважают весь Запад, Америка. В моих друзьях президенты самых сильных и развитых западных стран. И вы хотите, чтобы из-за какой-то мелочи я испортил свой имидж?!
Премьер-министру ничего не оставалось, как молча встать и попрощаться. Он знал, что, если станет противоречить, завтра может оказаться бывшим. А это в непредсказуемой стране было самой большой бедой для любого государственного чиновника.

Джульетта была еще под впечатлением встречи и серьезного разговора с Германом, как в дверь настойчиво позвонили. Она, не раздумывая распахнула ее и увидела на пороге квартиры зареванную подругу.
- Как ты можешь открывать дверь, даже не спросив, кто пришел? - почему-то накинулась Зина на Буланову, вместо того, чтобы поведать причину своих слез.
- А в чем, собственно, дело? - не поняла вопроса Джульетта.
- Ты что, не знаешь, что вокруг творится? Грабят среди бела дня, убивают в общественных местах, врываются в квартиры и издеваются над беззащитными жильцами!

Буланова пожала плечами, как бы давая знать, что уж к ней это наверняка не относится.
А Зина между тем скинула пальто прямо на пол и направилась в кухню. Там она села на стул и заплакала. Буланова терпеливо ожидала, когда подруге станет легче, и она сама расскажет, что с ней произошло.
Так и случилось.  Уже через пару минут Зина вытерла слезы и начала рассказывать:
- Ты помнишь мою красивую шапку из норки?
- Которую тебе подарил Герман? Конечно, помню.
- Так вот: только что ее сорвали у меня с головы!
Однако Джульетта не удивилась. Казалось, она ждала чего-то более страшного и потому облегченно вздохнула.
- И ты не заявила в милицию?
- Конечно, заявила. Только там мне сказали, что такие пустяки они даже не регистрируют: найти вора все равно невозможно, а у них уже сегодня на территории два убийства произошло.
- Сволочи! - вскипела Джульетта. - Я сейчас позвоню Герману, и он сделает все, чтобы наказать этих мерзавцев.
Однако Зина посмотрела на подругу так, словно увидела инопланетянку. И потому сказала:
- Конечно, зло всегда конкретно: можно наказать этого дежурного отделения милиции. Но дело не в нем: он только отражает неблагополучие системы. В стране никому ни до чего нет дела: все заняты решением личных проблем. Думаешь, нельзя справиться с тем валом преступности, который накатил на тихую прежде Россию?
Буланова с интересом смотрела на подругу. Ее, видимо, заинтересовал профессиональный подход Зины к такой важной теме. Она, возможно, уже обдумывала сюжет своей новой статьи в газете. И потому она спросила:
- Ну, и как же это сделать?
- Очень просто: захотеть.
Джульетта рассмеялась. Но тут же прикусила язык: у подруги все-таки случилось горе, а она смеется. Но Зину такая реакция Джульетты только настроила на воинственный лад:
- Да, смейся, пожалуйста! Вместе с твоим Германом и его Хозяином. Который ни хрена не хочет делать, обладая, по существу, безграничной властью. Ему все надо перед Западом выгородиться: чтобы там, в закормленных благополучных странах, не имеющих ни малейшего понятия о специфике России, не подумали, что мы от них отстаем в области защиты прав человека!
Зина сделала глубокий вдох, чтобы немного передохнуть, и продолжила с еще большей горячностью:
- Надо ж додуматься до такой глупости, чтобы отменять смертную казнь в нашей стране. Чтобы сохранять жизнь всяким Чикатилло и прочим чудовищам, ничего общего не имеющим с человеком!
- Постой, постой, - попыталась вставить свою фразу в гневную филиппику подруги, Джульетта: - Но ведь твой любимый Сталин после войны тоже отменил смертную казнь!
Зина аж зашлась от возмущения:
- Нашла, что сравнивать! При Сталине подонки и пикнуть не смели. Он не побоялся даже воров в законе: собрал их по всей стране и расстрелял. И все - проблема преступности была решена раз и навсегда. Как социализм, построенный в отдельно взятой стране. А что творится сейчас? Заказные убийства, бандитизм, горы оружия по стране в руках у психов и крутых. И при этом на каждого бандита и вора по десять человек из различных правоохранительных органов. Милиция, ФСБ, прокуратура, внутренние войска, ОМОны, СОБры, всех даже не перечислишь. А на улицу выйти опасно. А в квартиры граждан врываются люди в масках и делают с тобой что хотят. И это все для того, чтобы один человек, пусть даже и Президент страны, мог хвастать в своей семье имиджем правозащитника и сторонника западных реформ?! Да кому эти реформы на хрен нужны!
Зина настолько увлеклась, что раскраснелась, следы от недавних слез исчезли. Создавалось такое ощущение, что дай ей сейчас оружие, и она самолично пойдет расстреливать всех, кто сидит в Кремле. Буланова ее так и спросила:
- Я вижу, что ты, как Жанна Д' Арк, готова пойти на баррикады?
- И не только! Русский народ чрезвычайно терпелив. Но не дай Бог  довести его до крайности: бунты в нашей стране всегда были кровавы и беспощадны! Вспомни  Пугачева, Разина и других.
Буланова со страхом посмотрела на подругу, повернулась к иконке, что висела у нее в углу кухни, и незаметно для Зины перекрестилась. Затем подошла к подруге, обняла ее и стала ласково гладить по плечам.
- Успокойся, Зинок, найдем твою шапку. А нет - так Герман новую купит. У него денег много.
Зина немного размякла от такой ласки и нежных слов. Но, всхлипнув, она тихо прошептала:
- Ничего ты, Джуля, не поняла. Вот потому и сидим мы в глубоком дерьме.

Очередное пленарное заседание депутатов Государственной Думы с утра не предвещало ничего неожиданного. На балконах дремали представители прессы и приглашенные. Спикер Думы монотонно вел заседание, как вдруг слова попросил руководитель сравнительно небольшой фракции депутатов «Российский Союз».
- У вас выступление по процедуре, Андрей Леонидович? - поинтересовался председательствующий.
- Да, по процедуре, - ответил депутат.
- Хорошо. Только, пожалуйста, соблюдайте регламент.
Руководитель фракции вышел на трибуну, положил перед собой какие-то документы и начал выступление.
- Уважаемые депутаты! Подняться сейчас на эту высокую трибуну меня вынудили чрезвычайные обстоятельства.
Спикер явно насторожился, услышав эти слова, а зал притих, готовясь к очередному скандалу. И он грянул.
- Мы, депутаты фракции «Российский Союз», неоднократно заявляли, что нынешний правящий режим и лично Президент страны ведут нашу могучую в прошлом державу к развалу и полному уничтожению...
- Андрей Леонидович, - вмешался спикер, - вы просили слова по процедуре заседания, а выступаете с политическим заявлением.
Однако депутаты в зале дружно зашумели: дать ему слово! Дать!
- Ну, хорошо, - был вынужден согласиться с их мнением спикер. - Только прошу вас не переходить на личности и не оскорблять Президента.
- Я благодарю депутатов за поддержку, - продолжил свое выступление руководитель фракции, - присутствующих здесь представителей средств массовой информации прошу максимально полно осветить мое заявление, ибо оно чрезвычайно важно для судьбы страны.
Андрей Леонидович откашлялся, выпил глоток воды из стоящего на трибуне стакана и хорошо поставленным голосом продолжил:
- И теперь такие заявления нашей фракции получили конкретное подтверждение. У меня находятся документы, - депутат поднял внушительных объемов папку и потряс ею в воздухе, - подтверждающие, что Президент, его семья и ближнее окружение занимаются не заботой о судьбе многострадальной страны и ее народа, а решением своих личных, корыстных вопросов.
В зале поднялся шум. Депутаты оживленно переговаривались, раздавались выкрики «позор» и «провокация».
- Товарищи! Господа! Уважаемые депутаты! - силился восстановить порядок в зале спикер. - Я прошу вас соблюдать тишину.
Затем он обратился к руководителю фракции «Российский Союз»:
- Андрей Леонидович! Вы прекрасно знаете, что с такими серьезными обвинениями в адрес главы государства голословно выступать  нельзя. У вас действительно есть подлинники  таких  документов?  Вы  можете предъявить их Генеральной прокуратуре?
- Я давно уже не мальчик, и не позволил бы себе такое заявление, не имея надежных доказательств. Повторяю: президентское окружение подготовило настоящую аферу веку, способную обогатить десятки высокопоставленных чиновников. Суть ее в том, чтобы получить право на долги бывшего Союза, которые исчисляются десятками миллиардов долларов. Создается некая компания, которая монополизирует право собирать эти долги.
Государству возвращаются жалкие крохи, а остальная гигантская сумма, составляющая несколько годовых бюджетов страны, остается у них в карманах.
- А при чем здесь Президент? - раздался вопрос из зала.
- При нем, вернее при ней, этой компании. Он дает разрешение на создание такой структуры под благовидным  предлогом хоть что-то вернуть государству, а его окружение реализует эту аферу века. Здесь, - Андрей Леонидович вновь поднял папку и потряс ею в воздухе, - есть наглядные доказательства, как некий господин Кейман, близкий к дочери Президента человек, будет реализовывать это мошенничество.
В зале вновь поднялся шум. Некоторые депутаты вскакивали со своих мест, что-то кричали и размахивали руками. Операторы ведущих телекомпаний старались заснять все происходящее и не упустить ни одной пикантной детали. А спикер пытался восстановить порядок в зале.
Наконец, ему это удалось, и он, несколько беспомощно, стал вопрошать депутатов:
- Так что будем делать?
- Я предлагаю немедленно вызвать в Думу Генерального прокурора, - ответил Андрей Леонидович. - И вручить ему под роспись эти документы, чтобы срочно провести расследование.
Он немного переждал, пока утихнет шум в зале, и добавил:
- Я прошу депутатов дождаться Генерального прокурора и засвидетельствовать передачу этих важных доказательств. Потому что я, совершенно справедливо, опасаюсь за свою жизнь, пока документы находятся у меня.
- Ну, это уж слишком, - поморщился спикер. - Вы фантазируете, Андрей Леонидович.
- Фантазирую?! - вскричал обиженный депутат. - Вам нужны конкретные примеры? А недавнее покушение на убийство управляющего делами Президента Сабирова? Если уж на него замахнулись, то убрать нежелательного свидетеля-депутата для такой мафии - пара пустяков.
В зале вновь поднялся шум. Теперь уже депутатов было не остановить. Впрочем, спикер и не пытался этого сделать. Он лишь, перекрикивая депутатов, сообщил в микрофон, что за Генеральным прокурором уже послали, и устало махнул рукой, объявив перерыв.
А страсти в зале между тем продолжали бушевать.

На этот раз Треногов пригласил друзей на свою подмосковную дачу. Чуть поодаль от Боровского шоссе, в  живописном сосновом бору за трехметровым бетонным забором с видеосигнализацией высился огромный дворец. В его сорока двух комнатах путался даже сам хозяин, не говоря уже о гостях. Но сегодня им было не до осмотра достопримечательностей богатой виллы. Заговорщики собрались, чтобы обсудить план дальнейших действий.
- Друзья! - несколько торжественно провозгласил хозяин дачи. - Я думаю, что пора приступать к решительным действиям и сместить человека, который привел страну в тупик.
- Вы считаете, что плод созрел? - осторожно спросил Якубов.
- Перезрел! - Считайте сами. Первое: власть Александра Владимировича привела страну к полному обнищанию и зависимости от Запада, и в первую очередь - от Соединенных  Штатов Америки. Второе. Делается все, чтобы лишить великую державу последнего: ее ядерного оружия, которое пока еще сдерживает Запад и заставляет хоть немного, но считаться с интересами России. Ну и третье: Президент настолько болен и неработоспособен, что не может даже физически исполнять свои обязанности.
- То есть, - добавил Сабиров, - говоря словами автора октябрьского переворота в нашей стране Владимира Ильича Ленина, «верхи не могут, а низы не хотят». Налицо революционная ситуация.
 - Но ведь Президента поддерживает Конституция, - включился в спор Альберт Васильевич. - Она написана полностью под Владимира Александровича и защищает его власть со всех сторон. Нас обвинят в ее нарушении!
- Это в вас говорит первый помощник Президента! - рассмеялся Треногов. - А я, глава правительства Москвы, уверен, - что ни народ, ни оппозиция, ни даже тот же Запад уже не поддержат Владимира Александровича. Да и сам он, насколько мне не изменяет память, пришел к власти, нагло спихнув с трона другого Президента.
Все дружно рассмеялись. Хозяин дачи угощал сегодня прекрасным немецким пивом, к которому подали ярко-красных речных раков, и гости то и дело отвлекались на это очень приятное и нужное занятие.
- А что вы предлагаете делать? - поинтересовался депутат Государственной Думы, дожевывая очередного рака.
- То, что вы так мужественно сделали вчера: информационную войну Президенту и его окружению. Ваше выступление в Думе стало мировой сенсацией: его опубликовали или прокомментировали почти все средства массовой информации. Александр Владимирович пока молчит, но это, думаю, от полной растерянности и неожиданности.
- А как начнет действовать, - мрачно сообщил Альберт Васильевич, - от нас всех перья полетят. И от меня в первую очередь.
- Ну ты же у нас Первый! - рассмеялся депутат. - Вот и вылетишь первым!
- Тебе хорошо, - неожиданно обозлился Альберт Васильевич. - Ты защищен депутатским иммунитетом, а я чем?
- Не ругайтесь! - вступил в разговор Сабиров. - Иммунитет в этом деле не спасет. И мой пример -  тому наглядное подтверждение. В меня уже стреляли, внезапно увозили на допрос в прокуратуру и так далее.
- Я дам вам всем дополнительную охрану, - пообещал Треногов. - Мои люди не дадут вас в обиду.
- Киллер везде найдет, - не сдавался Герман. - Меня достал у дома любовницы. Откуда они знали, что я к ней поеду? То-то! Один Кейман с его конторой по прослушиванию всех наших разговоров чего стоит. А сколько таких Кейманов вьется вокруг Нинки?
- Кеймана мы нейтрализуем, - пообещал Треногов. - Я уже дал указание московской прокуратуре начать обыски в его фирмах.
- Да Нинка тут же побежит к папе, и тот запретит любые поползновения в его сторону!
- Альберт Васильевич,- укоризненно произнес в его сторону Треногов, - не преувеличивайте значение дочери Президента. У него тоже мозги есть, и иногда он ими шевелит весьма интенсивно. Если запахнет жареным, если мы найдем подслушивающую аппаратуру и записи разговоров должностных лиц, если об этом сообщим прессе, то и Владимир Александрович побоится ввязываться в скандал. Тем более что ему еще надо от этого скандала отмыться. Так, Андрей Леонидович?
- Именно! - подтвердил депутат Госдумы. - Я уж постараюсь раздуть новый! Тем более что теперь, стоит мне подняться на трибуну, все средства массовой информации слетаются в надежде на сенсацию. За меня будьте спокойны - не подведу, любое сообщение озвучу.
- Итак, решено, - подвел черту под разговором хозяин виллы. - Завтра же  начинаем новое наступление на семью Президента и его окружение. В десять утра все офисы Кеймана в Москве будут арестованы и в них проведены обыски. Будьте, пожалуйста, все на местах: о всех находках сообщу немедленно.
Гости вздохнули, словно с их плеч спустился тяжелый груз, и начали радостно поглощать прекрасное немецкое пиво.

На воре, как известно, шапка горит. Кейман прекрасно знал эту русскую пословицу, и потому чувствовал, как вокруг него сгущаются тучи. Вчерашние лизоблюды-коллеги вдруг куда-то исчезли. Никто не осаждал роскошную приемную его офиса в центре Москвы. А на его настойчивые вопросы влиятельные лица стали отвечать уклончиво и осторожно.
Но главная беда обрушилась совсем не с той стороны, откуда ее можно было ждать. Утром, не успел он подъехать к офису, как люди в масках и с автоматами наверевес окружили его машину. Не очень-то вежливо и не представляясь, вооруженные люди заставили его подняться в кабинет. А там его уже ждали следователи прокуратуры. Они стали задавать такие вопросы, на которые он предпочел бы не отвечать. Но отвечать пришлось.
- Кто вам разрешил проводить у меня обыск? - начал было запальчиво вопрошать владелец фирмы. - Я буду жаловаться в высокие инстанции!
- Хоть самому Господу Богу! - невозмутимо ответил следователь. - Вот санкция на обыск. И, пожалуйста, без эмоций: вопросы здесь буду задавать я!
Кейман резко повернулся от следователя, который вальяжно развалился на его любимом мягком кресле, и бросился к телефону правительственной связи.
Но следователь оказался резвее: он молниеносно вскочил с кресла и прижал ладонью телефонную трубку:
- Не горячитесь: этого делать вам не следует. Сядьте - пока в кресло - и отвечайте на наши вопросы.
Кейман, видя, что сопротивляться бесполезно, с тяжелым вздохом опустился в другое, менее мягкое и предназначенное для посетителей кресло.
- Итак, в ходе обыска в вашей фирме обнаружена импортная прослушивающая аппаратура. У вас есть лицензия правоохранительных органов на ее использование?
- Какая лицензия? О чем, о чем вы говорите? - от волнения Кейман даже начал заикаться и повторять отдельные слова.
- Понятно. Так и запишем в протоколе: занимался незаконной, противоправной деятельностью, ведя прослушивание чужих разговоров.
- Это еще надо доказать! - запальчиво произнес Кейман. - Я лично никого не подслушивал!
- Докажем, не волнуйтесь. Если ваши сотрудники захотят вместо вас сидеть в переполненной тюремной камере - то это их проблемы. Но мой большой опыт следовательской работы подсказывает, что, даже за большие деньги, люди не хотят сидеть за других в тюрьме.
От этой мрачной перспективы Кейман заерзал в кресле, не зная что предпринять. Он опять украдкой посмотрел на заветную «вертушку»: всего один звонок куда надо помог бы сейчас ему решить все проблемы! Но...
- Вот именно! - подтвердил следователь. - И не пытайтесь. Сначала мы дадим делу законный ход, а потом можете звонить куда угодно.
- Это нарушение прав человека. Я требую пригласить моего адвоката!
Следователя будто пчела  в лицо ужалила. Он даже подскочил в кресле и, пожалуй, впервые изменил своей бесстрастности разговора.
- Ах, вам нужны права человека?! А подслушивать главу правительства Москвы - это не нарушение всех прав человека, которые только можно придумать?! Вы что, считаете, что вам все позволено?
- Это не доказано! Это - клевета, клевета!
В это время в кабинет вошел один из бойцов спецотряда.
- Товарищ следователь! В бронированном сейфе, укрытом в подвальном помещении, мы обнаружили эти коробки с кассетами. Посмотрите сейчас или сначала составить опись?
- Ну-ка, дайте я взгляну.
Следователь взял несколько кассет и стал их внимательно рассматривать. Затем радостно воскликнул:
- А вот и доказательства! Так. На этой написано четко и понятно: Треногов. Может, в Москве есть еще много людей с такими фамилиями, но бьюсь об заклад, что господина Кеймана интересовал только один, совершенно конкретный госслужащий с такой фамилией.
И он отложил кассету в сторону.
- А эта о ком? Якубов? Директор Федеральной службы безопасности?! Вот это сюрприз! Большую смелость вы на себя взяли, господин Кейман!
- Якубов, к вашему сведению, бывший директор ФСБ, - поправил его хозяин фирмы, но вдруг прикусил язык.
- Во-во, - еще больше обрадовался следователь. - Значит, вы признаете, что вели подслушивание разговоров, пусть и бывшего, но директора ФСБ? Так и запишем в протоколе при свидетелях.
- Ничего я не признаю, не признаю. И, вообще, не ловите меня на слове. Я делаю официальное заявление: ни на один вопрос отвечать не буду, пока не пригласят моего адваката!
- Будет вам и адвокат, и кофе, и какао с чаем, все будет. А пока продолжим изучение вашей личной фонотеки: уж очень интересные имена на них написаны!
И следователь вынул из коробки следующую кассету.
- Странно: никаких опознавательных знаков: чистая, что ли? - он еще раз повертел кассету в руке и хотел было положить ее обратно в коробку, как вдруг заметил  сбоку сделанную крошечными буквами надпись: «Нина».
- О! Уже и женщины появились! Интересно:  это ваша возлюбленная, что ли? Которой вы не доверяете?
Кейман отвернулся к окну и хранил упорное молчание.
- Мы, конечно, тоже люди, в личные любовные истории не лезем, но сейчас, извините, я при должности: все проверить обязан.
И следователь повернулся к помощнику, ведущему протокол:
- А ну, магнитофон сюда, живо!
- Да вон стереосистема в углу стоит, - показал помощник на навороченный японский магнитофон. - На нем и прослушаем.
- Верно. Господин Кейман, конечно, нам в этом не поможет?
Кейман вдруг встрепенулся и рванул, точно раненая птица, к следователю:
- Я прошу вас, отдайте мне эту кассету! Вы абсолютно правы, абсолютно: это одна из моих девочек. Ну, сами понимаете: вы еще молодой, тоже, наверное, увлекались. Это к делу совершенно, совершенно не относится!
На лице следователя появилось сомнение, и Кейман незамедлил таким обстоятельством воспользоваться. Не обращая внимания, что они не одни, что в кабинете находятся, кроме них, еще два человека, он вдруг кинулся к ящику стола, молниеносно вынул оттуда две увесистые пачки долларов и протянул их следователю:
- Возьмите! Здесь несколько тысяч баксов! Это ваша годовая зарплата, а я дам еще!
Следователь взял протянутые ему доллары и с размаху швырнул ими в лицо Кеймана:
- Покупать меня вздумал, гад?  Думаешь, что в России все продаются? Еще не всех купил?
И повернулся к бойцу спецотряда:
- Воробьев! Будешь свидетелем предложения взятки в  особо крупных размерах должностному лицу. Оформляйте протокол. А ты ставь кассету: послушаем, что, по мнению господина Кеймана, стоит несколько тысяч долларов.
Прошло несколько минут, пока помощник возился с незнакомым ему магнитофоном. Наконец, он нажал кнопку «плэй», и из четырех динамиков, расположенных в разных углах кабинета, послышались четкие и ясно различимые голоса:
«- Папка! Как ты? Без меня тебя и отравить могут!
- Ну что ты, дочка: это исключено».
- Вот это да! - воскликнул следователь. - Да это же говорит наш Президент! Или я уже ничего не соображаю?
- Так точно, товарищ следователь! - подтвердил боец: - И я узнал голос Президента: его ни  с кем не спутаешь!
« - Ты здесь лежишь в изоляции и ничего не знаешь! А между прочим, Якубов замыслил смешать нашу семью с грязью!», - продолжал, между тем, звучать из динамиков голос.
- Воробьев! - приказал следователь. — Немедленно выключи: это государственная, секретная информация. Ну и Нина! Ну и любовница господина Кеймана! Да за такую запись двумя тысячами «зеленых» не откупишься, тут лет на десять тюрьмы потянет. Заканчивайте протокол, делайте опись кассет. А этого фрукта, - следователь кивнул на скорчившуюся в кресле жалкую фигурку Кеймана, - в следственный изолятор. И никаких средств связи с внешним миром: головою мне за него отвечаете.

Ценой невероятных лишений народа, мобилизации на борьбу с фашисткой Германией всех ресурсов и сил страны, героическому сопротивлению Красной Армии немецким захватчикам Сталину удалось переломить ход второй мировой войны в свою пользу. В начале 1944 года уже стало ясно, что ее исход предрешен. Но война еще велась на территории Советского Союза, да и враг был силен и мощен.
В это время Ставка Верховного Главнокомандующего разработала самую мощную операцию не только этой войны, но, пожалуй, и всей человеческой истории - Белорусскую наступательную. Авторами ее, наряду со Сталиным, были два его заместителя - Жуков и Василевский.
Когда проведение операции было обдумано до мелочей, Сталин начал вызывать по одному в Кремль командующих фронтами и ставить им задачи. Наступила пора генерала армии К. К. Рокоссовского.
 - Костантин Константинович, - начал Сталин, как только генерал вошел в кабинет, - вашему фронту отводится особая роль в предстоящей операции.
Верховный Главнокомандующий подошел к большой карте, висящей на стене, и начал указкой показывать Рокоссовскому план действий. Закончив пояснять, он деловито спросил:
- Вам все понятно, товарищ генерал?
- Нет, не все, - неожиданно возразил командующий Белорусским фронтом. - У меня есть другое, собственное решение. Оно очень необычное. Но, считаю, лучше предложенного вами.
Присутствующие в кабинете Жуков и Василевский замерли. Сталин нахмурил брови. Он и два его заместителя, три маршала, выигравшие у немцев уже не одну наступательную операцию, сумевшие остановить мощнейшую в мире армию и заставить ее отступать, все обдумали, взесили, тщательно спланировали. А тут какой-то генерал отказывается выполнять приказ Верховного Главнокомандующего!
Однако Сталин не спешит вновь приказывать. Он решает, что строптивому генералу надо дать время.
- Хорошо, Константин Константинович, - неторопливо заметил Сталин. - Идите в другую комнату и подумайте над своим поведением.
Генерал Рокоссовский выходит. Ему есть над чем подумать. Он знает, как страшно возражать Сталину. Тем более не одному, в присутствии его заместителей и советников. Он уже прошел через допросы в НКВД, сидел в камере смертников. Не хотелось бы повторить это снова.
Через некоторое время Сталин приглашает генерала вновь в свой кабинет.
- Ну что, подумали?
- Подумал, товарищ Сталин.
- Будете выполнять приказ?
- Нет, товарищ Сталин, такой приказ я выполнять не буду. Снимайте меня с должности командующего, срывайте погоны, отправьте рядовым в штрафной батальон.
Сталин с интересом посмотрел на Рокоссовского. У него не было  времени уговаривать генерала, в приемной ждали военные, приглашенные для получения заданий по реализации разработанной операции. Действия командующего фронтом явно не одобряют его заместители Жуков и Василевский. Но он не спешит применять строгие меры.
- Даю вам, товарищ Рокоссовский, еще время подумать. Идите.
Генерал вновь выходит в приемную. На него с интересом смотрят находящиеся там генералы, полковники, командующие фронтами. Они не могут понять, почему Рокоссовский то и дело выходит из кабинета Сталина, ничего не делает и возвращается в него вновь.
А Константину Константиновичу действительно есть о чем задуматься. Он не погрешит против своей чести и совести, если согласится выполнить приказ Верховного Главнокомандующего. Исход войны уже предрешен, речь идет только о сроках и цене победы. В конце концов, можно будет после смерти Сталина написать в мемуарах, как тот ошибался, а у него было в данной ситуации другое, блестящее решение, но глупый диктатор его не понял и не оценил.
Долго думал Рокоссовский. Да и Сталин на этот раз не спешил вызывать его вновь. Наконец, через полчаса, генерала пригласили войти.
- Ну что? - хитро прищурился Сталин. - Будешь выполнять приказ Верховного Главнокомандующего?
-  Нет. Не буду.
Жуков напряженно подался за столом вперед, ожидая вспышки сталинского гнева. Василевский скептически усмехнулся, видимо, предполагая, что теперь Рокоссовскому долго не придется ничем и никем командовать.
Но Сталин принимает неожиданное решение:
- Хорошо, Константин Константинович, действуйте.
Жуков вскочил из-за стола, пытаясь возразить, что план Белорусской наступательной операции согласован почти со всеми командующими фронтами. Но Иосиф Виссарионович не дал ему высказаться:
- Я чувствую, что в плане, предложенном товарищем Рокоссовским, есть больше вероятности победы. Товарищ Жуков, разработайте детальную операцию по схеме, предложенной командующим Белорусским фронтом.
Действия Рокоссовского в Белорусской наступательной операции оказались блестящи. Вот как оценил это немецкий генерал-лейтенант Зигфрид Вестфаль: «В течение лета и осени 1944 года немецкую армию постигло величайшее в ее истории поражение, превзошедшее даже сталинград. 22 июня русские перешли в наступление на фронте группы армий «Центр». Эта группировка армий была уничтожена».
Ему вторит генерал-полковник Гудериан: «В первый день 25 немецких дивизий попросту исчезли».

На этот раз премьер-министр не стал ожидать аудиенции у главы государства. Он примчался в загородную резиденцию Президента и потребовал доложить, чтобы его немедленно приняли.
Александр Владимирович только поднялся с постели, еще не завтракал и потому пребывал в плохом настроении. Но не принять Громова не посмел. Хотя и вышел к нему в гостиную в домашнем халате и штанах с начесом, чтобы подчеркнуть, что нельзя его так рано беспокоить.
Но премьер-министр на этот раз не стал рассыпаться в извинениях. Наоборот, он выглядел непривычно агрессивным и разъяренным. После быстрого рукопожатия он достал из  «дипломата»  несколько  аудиокассет и положил их на стол.
- Что это? - недоуменно произнес Александр Владимирович, кивнув в сторону кассет. - Я сегодня подарки не принимаю.
- А это не вам подарки. Это для меня сюрприз приготовили.
- Выражайтесь яснее, раздраженно бросил Президент. - Я из-за вашего внезапного визита даже позавтракать не успел. С вами так и язву заработать можно.
Но Громов не обратил никакого внимания на ворчание Президента. И даже перешел в наступление:
- В общем, так, Александр Владимирович: или я, или он!
Президент от удивления даже рот раскрыл:
- Да о ком вы говорите? Что за ребусы с утра мне предлагают решать!
Громов, видимо, понял, что надо сначала все объяснить. И начал рассказывать уже более спокойно:
- Это, - он кивнул на лежащие на столе кассеты, - аудиозапись моих телефонных разговоров. Провел эту несанкционированную прокурором операцию небезызвестный вам господин Кейман.
- Кто такой Кейман? Не знаю я никаких Кейманов.
Премьер-министр был вынужден дать пояснения.
- Возможно, к вам его приводила дочь.
- А, - вспомнил Александр Владимирович. - Да, Нина знакомила меня с одним субъектом. Маленький, полный и противный.
Громов даже улыбнулся, настолько понравилась ему характеристика, данная Кейману.
- Он самый. Так вот, Александр Владимирович: я считаю недопустимым, чтобы частное лицо прослушивало разговоры главы правительства!
- Конечно, недопустимо, - согласился Президент. - А что делать-то?
От удивления премьер-министр даже некоторое время не знал, что ответить. Наконец, он запальчиво воскликнул:
- Да сажать таких надо!
Александр Владимирович крякнул и почесал рукой в затылке:
- Попробуй посади: а у него этого компромата несколько коробок припасено. И в любой момент он их запросто в средства массовой информации сбросит.
Настала пора вновь удивляться гостю. О чем он незамедлительно и сообщил хозяину дома:
- А чего вы боитесь? Пусть публикует: за клевету еще несколько лет дополнительно получит.
Но Александр Владимирович не стал разубеждать своего премьер-министра. Видимо, у них были разные понятия, чего стоит бояться и кто в чем замешан.

В здании Генеральной прокуратуры на Большой Дмитровской Сабиров уже один раз побывал. Правда, тогда его вызвали в качестве свидетеля по делу подчиненного. И задержали на двое суток. Поэтому теперь, когда ему позвонил сам Генеральный прокурор и вежливо, но настойчиво попросил приехать к нему в кабинет, Герман Антонович насторожился. И даже попытался прозондировать причину.
Однако Генеральный прокурор ответил коротко: «Разговор есть»,- и положил трубку.
Вопреки тревожному предчувствию, управляющего делами Президента встретили в здании прокуратуры вежливо и предупредительно. Его тотчас проводили в кабинет Генерального прокурора.
- Здравствуйте, здравствуйте, Герман Антонович, - почти радостно приветствовал его хозяин кабинета.
- Добрый день, Михаил Иванович, - поздоровался Сабиров и внимательно осмотрелся. Он был в этом легендарном кабинете первый раз и словно примеривался к нему и своим ощущениям.
Генеральный прокурор заметил такой интерес и тотчас отреагировал:
- Ищете тень старого? Да, в этом кабинете находился в свое время и Вышинский - верный пес диктатора Сталина. И даже отделка ореховым деревом сохранилась. Но и только. Теперь здесь все дела решаются в строгом соответствии с законом. Он - главное мерило всего, что происходит в стране.
- Стоит ли лукавить? - не выдержал Сабиров. - Вы прекрасно знаете, что в нашей стране всегда правили не законы, а люди. Давайте лучше ближе к делу: зачем вызывали?
Михаил Иванович вздохнул, точно его принудили к исполнению неприятной обязанности, и все же предложил:
- Чаю, кофе, прохладительных напитков желаете? Весна на дворе - меня, например, сейчас просто замучила жажда.
Он подошел к окну и распахнул одну из створок. В кабинет сразу ворвался шум недалекой улицы, скрежет шин многочисленных автомашин и даже голоса птиц.
- Видите, центр Москвы, а птицы вовсю заливаются. Это к добру.
- Да, - согласился Сабиров. - Только птицы и поют бесплатно, так что пить я у вас ничего не буду.
- Как хотите, - сухо ответил Генеральный прокурор. - Тогда действительно перейдем к делу. Мне бы хотелось уточнить, сколько денег было выделено управлению делами на ремонт кремлевских апартаментов.
- Вы имеете в виду средства, выделенные на реставрацию здания бывшего Сената, памятника архитектуры федерального значения?
- Вот именно. Здания, где размещены кабинеты и другие помещения Президента.
- Но, во-первых, это служебная тайна. А во-вторых, такую справку вы могли бы взять в управлении делами и без вызова меня сюда. Вы сами прекрасно понимаете, что я не могу помнить всех цифр.
Генеральный прокурор понимающе кивнул головой, но вслух произнес совсем не то, что ожидал Сабиров.
- А в-третьих, сэкономленные на реставрации огромные средства аккуратно покидали Россию и оседали на счетах заграничного банка.
Наступила немая сцена. Михаил Иванович молчал, потому что ожидал ответа. А Герман Антонович - потому что лихорадочно соображал, что еще известно Генеральному прокурору.
Наконец он прервал затянувшееся молчание.
- Вы, конечно, понимаете, что без ведома Самого я не предпринимаю никаких действий? В том числе, и по части, как вы выразились, сэкономленных средств.
Хозяин кабинета кивнул головой.
- И потому, - уже более уверенно продолжил управляющий делами, - если какие средства и были куда переведены, то не по моей воле.
Михаил Иванович кивнул и на этот раз. И опять обманул ожидания Сабирова:
- Но суду вы это объяснять не станете, не так ли? И потому в данном конкретном случае виноватым в нарушении расходования государственных денег будете только вы.
Сабиров понял, что попал в ловушку, ему ничего не осталось, как раскрыть карты:
- Чего вы от меня хотите?
- Я лично?! - удивился Генеральный прокурор. - Абсолютно ничего! Вы знаете, как прекрасно я к вам отношусь! Кстати, привет вашей дражайшей супруге - как ее здоровье?
- Спасибо, не жалуется, - сказал Сабиров, а сам подумал:
«Хорошо, хоть Джульетту не упомянул: наверняка старый лис и о ней знает!»
- Но вы понимаете и другое, - продолжил Михаил Иванович,- что я нахожусь на государевой службе. И неволен в своих желаниях и поступках. Вам же меня попросили передать: если вы и дальше будете продолжать приватные, скажем так, встречи с известным политиком и уважаемым человеком в столице, то этот материал будет запущен в уголовное производство.
Хозяин кабинета выдержал паузу и уточнил:
- Вы поняли, кого я имею в виду? Ну, большого любителя футбола, скажем так.
- Понял, конечно, - громко сказал Сабиров. - Значит, встречаться с Треноговым вы мне не советуете?
Михаил Иванович испуганно заозирался вокруг и всплеснул руками:
- Да тише вы! Я же не называл вам никаких фамилий. А выводы делайте сами.
Сабиров понял, что не стоит беспокоить служителя закона, и потому поспешил согласиться:
- Конечно, Михаил Иванович, конечно. Я сделаю выводы.
- Ну, вот, - обрадованно поспешил закончить беседу Генеральный прокурор. - Я знал, что вы - человек понятливый и разумный. И закончим с этим.
Он встал из-за стола, за которым секундой раньше восседал грозно и назидательно. Поспешил к журнальному столику, на котором стояла бутылка «Фанты», с жадностью осушил целый стакан желтоватой жидкости. Затем, чтобы сгладить неловкость от законченного, неприятного ему разговора, начал быстро и чересчур возбужденно рассказывать:
- Лично у меня к вам всегда было хорошее отношение: мы ведь с вами из одного круга! Я вспоминаю анекдот про солдата, который спас царя Николая от смерти во время покушения. Благодарный самодержец решил его отблагодарить. Спрашивает: говори желания, все исполню. Ну, тот растерялся, просит родителей повидать в деревне. Царь смеется: ты что-нибудь посущественней пожелай. Солдат Долбоносов осмелел: хочу жениться на дочке нашего майора: люблю ее больше жизни! Тут же к царю вызывают майора и передают ему приказ царя. Тот государю в ноги: не позорь, не родни с простым солдатом.
Михаил Иванович сделал небольшой перерыв, чтобы утолить жажду, и осушил еще один стакан газировки. Сабиров без всякого интереса слушал рассказ Генерального прокурора, не понимая, куда тот клонит.
- Царь и говорит: майор Иванов, генерал Долбоносов просит руки твоей дочери. Тот снова: не позорь, государь, я - дворянин, мы с ним из разных кругов общества. Майор Иванов, мой лучший друг генерал Долбоносов просит руки твоей дочери.
Михаил Иванович сделал паузу, чтобы придать больше пафоса заключительному аккорду, и продолжил:
- И тут солдат Долбоносов вдруг восклицает: - Коля, да брось ты торговаться: что мы с тобой бабу, что ли, не найдем? Каково, а?
Вопреки его ожиданию, Сабиров никак не отреагировал на этот анекдот. Он встал с кресла и, не протягивая руки товарищу из своего круга, коротко сказал:
- До свидания.
И вышел из кабинета.
А Михаил Иванович еще долго смотрел ему вслед, пока, наконец, не  произнес вслух:
- Долбоносов. Типичный солдат Долбоносов, не знающий чувства меры и благодарности.

Весна в этом году наступила раньше обычного и застала Буланову врасплох. На улицах Москвы почти не осталось льда и снега, в каждом самом крошечном парке и дворовой площадке вовсю распевали птицы, а ветки деревьев неожиданно приобрели зеленоватый и красноватый оттенки, показывая, что скоро пора появиться и первым листочкам.
За своими повседневными хлопотами, бесконечными тревогами за судьбу многострадального Германа, выполнением очередных политических заказов на статьи она не успела обновить свой гардероб и сейчас с ужасом заметила, как безнадежно отстала от последней моды..
Денег на то, чтобы модно и со вкусом одеться, у нее было достаточно. Конечно, не от своих гонораров и зарплаты в газете, которых в этом, одном из самых дорогих городов мира ей хватало лишь на каждодневные расходы. Щедрый любовник не ограничивал свою возлюбленную в средствах. Но не было главного - времени. И вот теперь, когда пахнуло долгожданным теплом, когда, казалось, весь город в один миг стал спешно менять зимний наряд на легкую летнюю одежду, она поняла, что дальше с этим архиважным делом тянуть нельзя.
Она позвонила Зине на работу, и та спешно прибыла к ней, чтобы вместе отправиться в поход по магазинам.
- Как думаешь, Зинок, куда нам сначала отправиться?
- Если у тебя есть «франклины», то, конечно, в бутик «Кензо» Петровского пассажа.
- Что-что у меня есть? - не поняла Джульетта. - Какие франклины?
- Да это доллары так называют! - довольная произведенным эффектом засмеялась Зина. - Надоели эти разные «баксы», «зеленые» и так далее. А Франклин - это американский  президент, портрет которого изображен на стодолларовой купюре. Поняла, темнота ты некультурная?
- Быстро же ты из провинциальной библиотекарши с двумя минимальными размерами оклада превратилась в столичную львицу! А уж про этот самый магазин я даже не слышала!
- Все надо делать через приличный шоппинг, - с деловым видом заметила явно польщенная Зина.
- Прошу в моем доме не выражаться! - весело рассмеялась Буланова.
Похоже, весна делала свое привычное дело: настроение у подруг было приподнятым, им хотелось немедленно куда-то отправиться, делать покупки, наряжаться, нравиться мужчинам. И потому, как только они допили свой кофе, сразу же поспешили на улицу.
До знаменитого Петровского пассажа, галереи магазинов которого стали самыми дорогими в столице, подруги пошли пешком, благо и погода была хорошая, солнечная, и добираться было недалеко.
Они миновали Центральный рынок, неторопливо прошли Цветным бульваром и, выйдя на Неглинную, свернули в проходные дворы.
Бутик «Кензо» встретил подруг с распростертыми объятиями. К ним сразу поспешили две приветливые продавщицы, которые именовали себя менеджерами, и стали наперебой предлагать новинки сезона.
Одна из них почему-то сразу обратила внимание на Буланову и смело предложила ей именно то, что считала наиболее подходящим:
- У нас как раз поступила коллекция одежды «Моя нежная подружка»: думаю, она идеально подходит для вас.
- Как вы угадали? - изобразила интерес Зина. - Это как раз для нее: мне она хорошая подружка, а своему любовнику - нежная.
- И что это такое? - смущаясь спросила Джульетта.
- О, - застрекотала менеджер бутика, - это просто шик! Открытый топ, широкая юбка и полупрозрачный хитон, который, впрочем, прикрывает как раз те места, которые демонстрировать необязательно.
- Да? - только и смогла заметить Буланова.
- Кроме того, на вас очень эффектно будут смотреться брюки-шаровары из шелка с высокой талией. А к ним можно подобрать блузку из органзы - тонкой полупрозрачной ткани - с длинными рукавами на широких манжетах и эффектным рядом крохотных пуговок на лифе. Примерьте, пожалуйста.
- И сколько это будет стоить? - все-таки поинтересовалась Буланова.
- О, сущие пустяки. Учитывая эксклюзивный характер данной коллекции, юбка обойдется всего за триста долларов, шаровары за двести пятьдесят...
- Зина, пойдем отсюда, - потянула за рукав Джульетта свою подругу.
Давно она не испытывала такого стыда. Всем своим нутром Буланова чувствовала, каким презрительным взглядом провожает их менеджер-продавщица эксклюзивного бутика. Но желания платить баснословные суммы за полупрозрачные брюки-шаровары она не хотела.
- Что же ты не сказала мне, что здесь такие бешеные цены! - упрекнула она подругу, как только оказалась за порогом злополучного магазина.
- Я думала, что ты будешь расплачиваться по пластиковой карточке Германа: у него денег все равно куры не клюют.
- Нечего считать деньги в чужом кармане, - разъярилась Буланова. - Да и я не желаю чувствовать себя приживалкой: я независимая женщина, которая сама зарабатывает себе на жизнь!
- Да разве это жизнь! - горестно вздохнула Зина. - На наши гроши в месяц даже одной блузки из этого шикарного бутика не купишь. Представляешь, какая мука для женщины видеть всю эту роскошь и не иметь возможности ничего купить!
- Представляю! - уныло согласилась Джульетта. - Я надеялась, что Треногов мне за ту статью «франклинов», как ты выражаешься, подкинет. Черта лысого! Стоило заказному материалу пройти в газете, как он и думать обо мне забыл!
- Ну так отомсти ему! - предложила подруга. - Напечатай что-нибудь против: сразу ты потребуешься. Тогда и счет можно будет предъявить.
- А что, это мысль! У меня есть кое-что, что может не понравиться этому жлобу, не собирающемуся платить по своим счетам. Тогда за работу? Глядишь, скоро мы сможем в таком бутике чем-нибудь себя порадовать!
И подруги, словно с ними и не произошло несколько минут назад досадного конфликта, весело зашагали домой.

Блестяще проведенная генералом Рокоссовским операция на Западном фронте показала всему миру, что поражение гитлеровской Германии в войне с Советским Союзом неизбежно. Но сообщения советских сводок о количестве захваченных пленных были настолько ошеломляющи, что западные союзники Сталина выразили сомнение в их достоверности.
Иосифу Виссарионовичу только что принесли обзор западной прессы с такими сомнениями. Он внимательно прочитал подготовленные переводы и задумался.
Пригласил к себе Молотова, которому доверял больше остальных и с которым всегда советовался с первым.
- Вячеслав Михайлович, - неторопливо, раскуривая трубку, произнес Сталин. - Генерал Рокоссовский обеспечил нашей армии блестящую победу в Белорусской операции. И, думаю, он заслуживает присуждения ему высокого звания «Маршал Советского Союза».
Министр иностранных дел озабоченно посмотрел на вождя. Он не понимал, почему Верховный Главнокомандующий советуется с ним по такому, казалось бы, сугубо военному вопросу. Но доверие диктатора всегда льстило ему, и потому он заметил:
- Думаю, что это самое грандиозное событие Великой Отечественной войны, даже более важное, чем высадка союзников в Нормандии. Считаю, что маршал Рокоссовский заслуживает и звания Героя Советского Союза.
- Правильно считаете, Вячеслав Михайлович, - согласился Сталин. - Я не дал ему Золотой Звезды ни за Смоленск, ни за Москву, ни даже за Сталинград, хотя следовало бы. Но гений Константина Константиновича в Белорусской операции - вопреки мнению товарища Сталина, Жукова и Василевского - заслуживает такой награды.
Сталин прошелся по кабинету, посмотрел в окно на Соборную площадь Кремля и вдруг неожиданно заметил:
- Но как нам убедить наших союзников в правдивости результатов этой гигантской победы? Они отказываются верить, что потери германских войск составляют почти миллион человек.
Он немного помолчал и, не дожидаясь ответа Молотова, добавил:
- Правильно, надо показать немецких пленных всему миру! Проведем их по улицам Москвы, пусть посмотрят на хваленую гитлеровскую армию.
 И тут же, подойдя к столу, начал отдавать распоряжения по телефону:
- Провести колонны германских солдат по Москве. И не отощавших, из лагерей, а свеженьких, с полей сражений. Во главе колонн - немецких генералов и целые полки офицеров. А замыкать шествие должны поливальные машины. Чтобы очистить улицы от грязи и вони подошв фашистских захватчиков. Что, нет бензина? Приказываю выделить его из неприкосновенного резерва Ставки. Как для боевой операции.
Молотов с восхищением глядел на Верховного режиссера, который в любой ситуации находил верный и эффективный способ показать миру свои достижения и победы.

Треногов был буквально взбешен: получить плюху с этой стороны он никак не ожидал.
Глава московского правительства со злостью швырнул на стол свежий номер газеты администрации Президента, где ему был посвящен целый «подвал».
«Да что это за продажная шлюха такая! - кипел в душе Треногов. Без всяких лишних уговоров согласилась выполнить мой заказ, а теперь с такой же легкостью поливает грязью меня! Ну и Герман: нашел же себе заразу!
Он повернулся к приставному столу, уставленному телефонными аппаратами, и решительно набрал номер Сабирова.
- На его счастье, управляющий делами Президента оказался на месте.
- Привет, - не слишком радостно буркнул Треногов. - Читал?
- Что?
- Как что? Статью, в которой твоя пассия меня грязью поливает!
- Не может быть!
- Может, да еще как: ее бы  энергию, да в мирных целях использовать.
Герман Антонович на другом конце провода на мгновенье задумался. Потом осторожно заметил:
- Насколько я знаю Джульетту Степанову, просто так она ничего не делает. Сознательно стать против тебя она тоже вряд ли посмеет. Значит, есть какая-то причина.
- Вот именно - причина. Надо встретиться и выяснить.
Я тоже так думаю. Тем более, что у меня есть новость. И к сожалению, только одна и плохая.
- Тогда разыскивай свою Пандору, и сам знаешь, куда ехать. Встретимся через час.

Не верьте слухам, пока их не начнут опровергать. Александр Владимирович давно понял эту простую истину. И, когда он прочитал в сегодняшнем номере газеты администрации Президента статью журналистки Булановой о Треногове, понял, что пора действовать.
Он вызвал к себе первого помощника, который давно изнывал от безделья у него в загородной резиденции.
- Альберт Васильевич, - начал он грозно, - почему меня не знакомят с прессой?
- Да вы же все время заняты...
- Нечего меня учить, чем и когда я занят! - еще более грозно оборвал Президент помощника.
Но тут вдруг сменил гнев на милость:
- А что представляет собой эта журналистка... как ее... сейчас посмотрю. Да, Буланова.
- Понятия не имею, - не моргнув глазом, солгал первый помощник. - Я же не могу лично знать всех журналистов Москвы.
- А следовало бы: она работает не где-нибудь, а в газете Президента.
Александр Владимирович еще раз развернул газету, посмотрел статью и удовлетворенно хмыкнул:
- Талантливая, видать, женщина: разделывает этого Треногова под орех. Столько чувствуется личной злости на него, что прямо дух от удовольствия захватывает! Вот как надо писать о тех, кто при живом Президенте на его место метит!
Альберт Васильевич предусмотрительно промолчал. А Президент сидел, устремив задумчивый взгляд в окно, за которым вовсю бушевала весна. Вдруг он встрепенулся и спросил:
- Но кто стоит за этой статьей? Кто заказал и оплатил?
- Мы ей ничего такого не заказывали, - испуганно пролепетал первый помощник.
- Да знаю я, - досадливо поморщился Александр Владимирович. - Разве вы на такое способны? У курей и то мозгов больше, чтобы сообразить, что нужно их хозяину. Ладно, не обижайся - это я так пошутил. Слушай, а пригласи-ка эту Буланову ко мне: очень интересно будет с ней поговорить и все выяснить. Хорошая мысль.
- Александр Владимирович, - бросился спасать себя первый помощник. - Да разве это ваш уровень?! Да таких журналисток в Москве миллион!
- Что это ты так разволновался? - подозрительно покосился на него Президент. - Или она твоя любовница?
- Альберта Васильевича бросило в дрожь.
«Неужели знает? - молниеносно пронеслось у него в голове. - Тогда Герману каюк. И мне вместе с ним!»
Но вместо этого он произнес почти спокойным голосом:
- Слушаюсь, Александр Владимирович! Разыщем и немедленно доставим сюда.
- Ну, хорошо: ступай.
И Президент углубился в созерцание весеннего солнечного дня в прекрасном парке его загородной резиденции.

Для Джульетты Степановны Булановой, корреспондентки газеты «Курсом реформ», видимо, наступил звездный час. В течение всего десяти минут ей было адресовано несколько важных правительственных звонков. Растерянный главный редактор газеты не успел выполнить одно поступившее распоряжение из Управления делами Президента, как последовал новый звонок по аппарату правительственной связи, еще более важный. Теперь ее уже разыскивал первый помощник Президента, чтобы немедленно доставить к главе государства.
«Надо же! - мысленно завидовал своей сотруднице главный редактор. - Тут я, отвечающий за газету, ни разу не встречался с Президентом, а какую-то вздорную, смазливую бабенку из провинции, к тому же устроенную в редакцию по блату, хочет видеть Сам! Воистину неведомы твои дела, Господи!»
К его счастью, Буланова оказалась на рабочем месте. Главный редактор, прежде чем сообщить новость, решил выведать подробности для себя. Поэтому ласково, с заговорщицким видом, спросил:
- Джульетта Степановна, вы уже знаете эту новость?
Буланова настороженно посмотрела на начальника. Прежде он никогда не говорил ей «вы», что, впрочем, и не было принято в редакции, где было модно называть друг друга «старик». И потому она выглядела растерянно и совершенно правдоподобно.
Это несколько успокоило главного редактора. И он, уже более буднично, сообщил:
- Тебя вызывает Президент.
Настала пора удивляться Булановой.
- А что я ему такое сделала?
- Это уж тебе лучше знать, - вновь насторожился начальник. - Русское дореформенное право, как тебе, наверно, известно, имело такую формулировку: «оставить в подозрении». И этого было достаточно, чтобы испортить всякие отношения и карьеру. Так что если не хочешь испортить наши отношения, рассказывай сама как на духу.
Джульетта фыркнула, точно ее уличили во лжи, и сама пошла в наступление:
- А в средние века продажа священства и честности именовалась «восхоте хиротонисатися во мзде». Так что я не хочу продаваться ни за карьеру, ни за деньги.
Главный редактор понял, что переборщил, и поспешил отступить:
- Ладно, не злись: я не подозревал тебя в подлости. И знаю, что ты не метишь на мое место. Но, согласись, моих сотрудников не каждый день вызывают к Президенту и посылают за ней личный «членовоз» главы государства.
- Что, и бронированный лимузин ручной сборки за мной пришлют? - оживилась Буланова.
- Ох, уж эти бабы! Для вас тряпки и такие мелочи важнее дела!
Видимо, начальник Булановой окончательно убедился, что она находится в таком же неведении относительно целей приглашения, как и он сам, и поэтому, махнув рукой, вышел из кабинета.
Напрасно Сабиров ожидал Джульетту в условленном месте: ее не было ни через двадцать минут, ни через полчаса. Наконец, понимая, что может опоздать на встречу с Треноговым, он позвонил в редакцию еще раз.
- К сожалению, ничем помочь вам не могу, - вежливо отозвался главный редактор. - Джульетты Степановны сейчас нет в редакции.
- Где же она?
- Я не могу вам об этом сообщить.
- Черт возьми! - не выдержал Сабиров. - Я, в конце-концов, управляющий делами Президента и имею право знать, где находится сотрудник президентской газеты!
- Не волнуйтесь, Герман Антонович! - ответил главный редактор. Чувствовалось, что он что-то знает, но не желает об этом сообщать. - Если она сочтет нужным, то непременно ответит на этот вопрос сама.
Понимая, что ничего не добьется от чиновника, воспитанного в  лучших традициях пар-тийно-советской школы, Герман решил позвонить Зине. Лучшая подруга наверняка должна быть в курсе. Так оно и случилось. Не успел он набрать номер, как услышал в ответ взволнованный голос хранительницы архивов:
- Герман Антонович, наконец-то! Джуля не смогла позвонить вам, так как вы уже уехали, и просила сообщить об этом меня: ее срочно вызвал Президент!
- Кто?! - не поверил своим ушам Сабиров.
- Президент. Александр Владимирович. Так что езжайте на свою встречу один.
Большего она сообщить не  могла, да Герману этого было и не нужно. Рой самых разноречивых мыслей и догадок  всплыл у него в голове. Он молниеносно пытался сопоставить факты, вспомнить подробности предыдущих встреч с Президентом, но ничего не указывало на характер предстоящего разговора его любовницы с главой государства. Пришлось предоставить все воле случая, а самому мчаться к Треногову. Хоть с тем можно было излить душу и отсеять тревожные мысли.
Глава московского правительства уже был на месте и недовольно ждал гостя.
- Опаздываешь, Герман! У меня время тоже на вес золота!
- Прошу извинить: чрезвычайные обстоятельства.
Треногов подозрительно покосился на управляющего делами. Затем язвительно заметил:
- Поменьше тренируй свой член, тогда и на дела время останется.
В другой раз Сабиров принял бы это за комплимент и весело рассмеялся. Но сейчас ему было не до этого. Он лишь нахмурился и спокойно отчеканил:
- Я тебе тоже мог бы напомнить одну истину: такие люди - и без наручников. Но не будем сейчас выяснять, кто больше виноват: Джульетту срочно пригласили к Президенту!
Треногов даже поперхнулся глотком коньяка, который только что пригубил, смакуя и наслаждаясь ароматным французским напитком.
- Кто?! Александр Владимирович?!
- Ну не я же? И не ты. Мы пока с тобой только мечтаем о президентстве.
- Понятно, - растягивая это слово, медленно произнес Треногов, хотя ему было все совсем не понятно. - Как ты думаешь, зачем он это сделал? Может, эту гнусную статью про меня она по его заказу написала?
- А ты поменьше коньяку пей, - съязвил в ответ Сабиров, - и думай, что говоришь!
Похоже, что оба были изрядно рассержены и уже не выбирали выражений. Первым опомнился Треногов и пострарался как можно мягче произнести:
- Давай не будем ссориться: это только на руку нашим врагам. Я, конечно, тебя понимаю: Джульетта - твоя любовница. Но женщины так устроены, что порой и сами не понимают, что делают. По крайней мере нам с тобой абсолютно непонятна причина ее поступка.
-  Да, - был вынужден согласиться гость. - От Джульетты всего ожидать можно. Женщина с характером, независимая. Так что лучше узнать причину появления этой статьи от нее самой. А меня тревожит вот еще что. Вчера меня пригласил Михаил Иванович.
- Вот как? - оживился Треногов. - И что от тебя надо Генеральной прокуратуре?
- Совсем немногого: чтобы я не поддерживал тебя и больше с тобой не встречался.
- А в ответ они предложили?
- Что не дадут ход материалам о поступлении части бюджетных средств, выделенных на ремонт кремлевских апартаментов Президента, на один из зарубежных счетов.
Треногов присвистнул.
- Ну ты и влип! Зачем тебе эти деньги потребовались?
Сабиров даже вперед подался, так его обидели слова хозяина виллы.
- Ты что - в самом деле думаешь, что эти деньги пошли мне?!
- Значит, Самому? Да, ну и дела.
- В том-то и вопрос. Но доказать обратное я не могу. Просто я честно исполнил президентское поручение.
- С чем тебя и поздравляю.
- Спасибо.
Они помолчали несколько минут, в течение которых и гость не отказал себе в удовольствии выпить прекрасного качества коньяку. Затем Сабиров подытожил:
- Так что встречаться нам с тобой теперь надо пореже и поконспиративнее. Кстати, есть результат от проверки фирм этого Кеймана?
- Еще какой! Только боюсь, Генеральная прокуратура не даст ходу этим материалам.
- Так у тебя своя есть, московская.
- А толку? Она ведь тоже Генеральной подчиняется. Пока Президент  не даст «добро», с головы этого Кеймана волос не упадет.
- Вот тебе и страна всеобщей демократии, - невесело усмехнулся Герман. - Воровать нельзя, но в пределах нормы - можно. Перед законом правы все, но есть особо приближенные, для которых закон не писан. И так далее, и тому подобное.
- Ладно, не будем скептиками. Мы для того все это и затеяли, чтобы навести в стране порядок. Уверен, что своего мы добьемся. Не побоишься и дальше со мной идти?
- Мне уже бояться нечего: стрелять в меня стреляли, допросами и прокуратурой пугали. Вот разве что еще любовницу Сам отобьет?
- Думаю, Александру Владимировичу сейчас  не до любви. Он бы с удовольствием на отдых ушел, да семейка не пускает. Опять же разные кейманы  кружили, власти и денег себе требуют. Тут уж не до государства, любви и народа.
Сабиров не мог с этим не согласиться. Он тоже участвовал в таком использовании государственной власти Александром Владимировичем. Но не уходил со своей должности, по-лагая, что только на ней и сможет что-то изменить.

Как бы ни считали Иосифа Виссарионовича Сталина жестокосердным и не знающим отцовских чувств, почти всю войну с немцами его терзали мысли о сыне. Его смерть на поле боя была бы для вождя огорчительным, но не самым худшим вариантом. Особенно учитывая то обстоятельство, что и немцы, и мировая пресса развернули большую шумиху по поводу пленения сына диктатора.
С немецких самолетов на всех фронтах сыпался настоящий дождь листовок с портретами старшего сына Сталина и призывами сдаваться в плен, так же как это сделал он. В мировой прессе вовсю расписывались скандальные публикации о проживании Якова Джугашвили в роскошном берлинском отеле «Адлон». Немецкое радио без устали давало сообщения о перебежке старшего лейтенанта к гитлеровцам.
Невыносимые мысли, что этот плен неспроста, что кто-то надоумил его слабовольного сына отомстить таким жестоким образом отцу за собственные жизненные неудачи,  сверлили мозг Сталина.
Сдался сам или сдали преднамеренно, с далеко идущими планами? - вот что было теперь для него главным.
И только сегодня, в марте 1944 года, за несколько недель до окончания Великой Отечественной войны, Берия принес ему первое официальное сообщение о том, как это было на самом деле.
«В конце января с.г., - читал сейчас Сталин лежащий на его столе в кремлевском кабинете документ, - Первым Белорусским фронтом была освобождена из немецкого лагеря группа югославских офицеров. Среди освобожденных - генерал югославской жандармерии Стефанович, который рассказал следующее. В лагере «Х-С» г. Любек содержался ст. л-т Джугашвили Яков, а также сын бывшего премьер-министра Франции капитан Роберт Блюм и другие. Джугашвили и Блюм содержались в одной камере. Стефанович раз 15 заходил к Джугашвили, предлагал материальную помошь, но тот отказывался, вел себя независимо и гордо. Не вставал перед немецкими офицерами, подвергаясь за это карцеру. Газетные сплетни обо мне - ложь, говорил Джугашвили. Был уверен в победе СССР. Написал мне свой адрес в Москве: ул. Грановского, д. 3, кв. 84. Берия».
Сталин откинулся в кресле и облегченно вздохнул. Эти достоверные сведения снимали с его души тяжкий груз. Значит, его сын вел себя достойно и не опозорил отца, руководителя великой державы. Как можно спрашивать с других, считал Сталин, призывать их выполнять свой воинский долг, если твой собственный сын добровольно сотрудничает с врагом?
Стареющему диктатору эти теперь уже ничего не дающие в практическом смысле сведения были крайне важны. Он ведь не раз за это время был на грани принятия самых противоречивых решений.
Первое из них - отправить сноху - жену Якова в Сибирь - он принял почти без колебаний. По закону того времени близкие родственники сдавшихся в плен врагу ссылались. Сталин приехал на Дальнюю дачу, где в это время находилась его внучка Галя - дочь Якова и Юлии. Там проживали старики Аллилуевы - его тесть и теща. Когда они попросили вождя сделать исключение, не забирать в тюрьму жену Якова, Сталин ответил:
- Я не собираюсь нарушать закон. По нему наказанию подлежат родственники сдавшихся в плен, которые проживали совместно. Если бы я жил с сыном и его женой, то и сам подпал бы под этот суровый, но справедливый закон.
Дважды Сталину предлагали обменять находящегося в плену сына на немецких генералов, попавших в советский плен. И такое предложение он не принял, руководствуясь своими представлениями о долге и чести:
- Там все мои сыны, - лаконично ответил он на настойчивые предложения своих подчиненных и тем самым закрыл данную тему.
А вот третье решение было самым трудным и болезненным. Он так его и не принял, хотя обсуждал с Берией и Молотовым.
Когда немецкая пропаганда вовсю эксплуатировала тему пленения сына Сталина, тревога и досада вождя по этому поводу достигла апогея. А что если сын Верховного Главнокомандующего и впрямь проявил малодушие и стал послушным орудием в руках врага?
- Лаврентий, сможем мы вызволить Якова из немецкого плена?
- Сложно, Иосиф Виссарионович. Наша разведка проработала такой вариант и пришла к выводу, что стопроцентной гарантии освободить его живым у нас нет.
Сталин немного помолчал, обдумывая эти слова, затем тихо произнес:
- В таком случае возможен вариант, когда немцы будут вынуждены ликвидировать пленника при попытке его вызволить. Я так понял?
- Абсолютно точно.
Хозяин кремлевского кабинета выпрямился во всеь свой невысокий рост и сурово заявил:
- Тогда мы официально объявим, что старший лейтенант Джугашвили не покорился врагу и погиб от рук гитлеровских палачей.
- Как это ни прискорбно, - поддержал вождя Молотов, - но принять все меры, даже крайние - необходимо.
- Значит, решено - найти и нейтрализовать, - поставил Сталин задачу перед контрразведкой.
Однако минуту спустя все же добавил:
- Не спеши выполнять эту задачу, Лаврентий. Надо посмотреть, как развернутся события. Эту крайнюю меру мы предпримем только в том случае, если найдем точные подтверждения, что распускаемые немцами слухи о переходе Якова на сторону врага верны.
Теперь он был искренне рад, что не пошел на такую крайнюю меру. Он нашел реальные подтверждения тому, что его сын оказался достойным отца и своей великой Родины. И сегодня у вождя всех времен и народов был один из немногих по-настоящему радостных и праздничных дней.

Александр Владимирович ожидал для встречи и разговора одну женщину, а вошла к нему в гостиную совершенно другая. Впрочем Президент очень обрадовался этому визиту: он уже соскучился по своей дочери, которая почему-то не заходила к нему вот уже два дня.
- Нина, родная, где ты пропадала? - ласково проговорил отец и даже попытался подняться с кресла, в котором он сидел, закутанный в плед.
Но дочь стремительно подбежала к отцу и опередила его старческое неловкое движение:
- Папка, не поднимайся. На улице хоть и весна, но сейчас самое коварное время года - и сквозняки, и обманчивое тепло.
«Вот кто обо мне действительно заботится! - подумал отец, и волна теплого, радостного чувства охватила его. Кроме нее, родной кровинушки, и надеяться не на кого».
И он, еще более ласково, продолжил расспросы:
- Что нового в жизни, дочка?
- Ой, папка, политики все перебесились. Этот, из Государственной Думы...
Президент слегка нахмурился  и перебил:
- Да я тебя о личной жизни спрашиваю. Надоела мне эта политика!
- В самом деле, папа, - согласилась дочь. - Политика - такое грязное дело! Но кто-то же ею заниматься должен! Иначе наши враги мигом тебя с должности скинут! У, сволочи, только и ждут твоей смерти!
От такой перспективы у Александра Владимировича вмиг пропало все радужное настроение, и он погрузился в мрачные воспоминания о кознях своих врагов. А Нина между тем продолжала развертывать перед ним картину последних баталий.
- Ты знаешь, они решили избавиться от нашего самого лучшего друга! Бросили все силы, чтобы его, а заодно и нас с тобой, смешать с грязью!
- Кого ты имеешь в виду?
- Разве ты не догадываешься? Конечно, Кеймана! Это просто замечательный человек - он столько сделал для нашей семьи!
Александр Владимирович нахмурился. Затем с раздражением произнес:
- Этот ваш Кейман у меня уже в печенках сидит! Только о нем со всех сторон и говорят: он что - глава правительства или еще выше?
Нина изумленно посмотрела на отца, затем схватилась за голову и выпалила скороговоркой:
- Папка! Какие замечательные мысли тебе приходят в голову! Как же я сама не догадалась?! Конечно, чтобы оградить его от всяких наветов, нужно назначить Кеймана на высокую государственную должность!
Отец с не меньшим изумлением посмотрел на дочь, но не сразу нашелся, что возразить, до того нелепой и абсурдной показалась ему эта мысль.
Однако дочь продолжала ее развивать, видимо, настолько она пришлась ей по душе.
- Знаешь, какая оплеуха будет всем этим треноговым, якубовым, сабировым и прочим нашим врагам! Они мигом заткнут своих поганые пасти и перестанут плести вокруг друга нашей семьи свои гнусные интриги!
- Но, дочка, это же невозможно! - наконец нашел что возразить отец. - Он установил нелегальное прослушивание разговоров государственных деятелей. За это его надо наказывать, а не поощрять высокой должностью.
- Врут! Клевещют! Это все - происки его врагов.
- Да вон эти поганые кассеты лежат, - с отвращением кивнул Президент головой в сторону лежащих на столе доказательств. - Там, между прочим, есть кассеты с записью наших разговоров!
Нина на мгновение опешила и даже задумалась. Но тут же нашла что возразить:
- Даже если он это сделал, то наверняка из самых лучших побуждений. Чтобы, например, показать нам, что надо быть осторожными, когда со всех сторон одни враги. Да и потом, сам подумай, нельзя отдалять от себя человека, который имеет компромат. Его, наоборот, надо приласкать и что-нибудь дать. Все равно не из своего кармана.
Такое убеждение не очень подействовало на Александра Владимировича. И он вновь возразил:
- К тому же у меня был разгневанный премьер-министр. Он даже ультиматум выставил: или он, или Кейман. Тот и его разговоры на кассеты записал.
Все смешалось в доме Облонских. Попав в такую ситуацию, Нина уже сама толком не знала, как поступить. Но чувство самосохранения подсказывало, что надо, сколько возможно, сохранять статус-кво. Поэтому она продолжала отстаивать свое предложение:
 - Пойми, папа: у нас безвыходное положение. Раз Кейман и нас поймал на крючок, то глупо его злить и отпускать от себя. Ну чего тебе стоит его назначить на должность?
Александр Владимирович в раздумье покачал головой. Но, видимо, аргументы дочери его начали убеждать. В самом деле, чего ему это стоит? Должностей в государстве немеренно, почему бы не уступить одну из них нужному человеку? От которого, к тому же, еще и зависишь? И он согласился:
- Ну, хорошо: давай назначим. Но у меня все должности заняты. Не придумывать же для него новую?!
- А зачем  придумывать? Ты же давно высказывал недовольство работой секретаря Совета безопасности: вот и замени его.
- Ну, дочка, ну ты и сильна! Да как же я назначу на пост службы, которая занимается соблюдением государственной безопасности, человека, скажем, другой национальности?
- Папа, ты забываешь, что мы - интернационалисты. К тому же мы вступили в Совет Европы и другие международные организации.
- Да мне докладывали, - что у него даже гражданство израильское имеется, - продолжал слабо сопротивляться отец.
- Да? - рассеянно переспросила дочь. - Ну, откажется он от него, только и делов. Соглашайся!
И она протянула отцу уже заготовленный текст Указа и авторучку.
Александр Владимирович протянул руку к бумаге, затем ее отдернул. Посмотрел на дочь и встретил в ее взгляде такую укоризну, что невольно потупил глаза. Затем взял ручку и подписал Указ.
- Ну вот, - радостно заворковала дочь. - И больше не будет никаких проблем. Выздоравливай, папка. И не бери ничего близко к сердцу!
И она выскочила из гостиной, оставив отца в глубоком раздумье.

То, что знают двое, знает и свинья. Памятуя об этой простой истине, Треногов не стал ожидать, как будут развиваться дальнейшие события без его участия. Он решил, что должен сам дирижировать ими. И начал немедленно действовать. Сначала он навестил Якубова.
Бывший директор ФСБ все еще пребывал без новой должности и работы вообще и потому находился на своей подмосковной даче. Именно туда и нагрянул без всякого предупреждения глава столичного правительства.
Без всякой помпы и сопровождения милиции, на своем личном «Саабе» Треногов подрулил к самому подъезду довольно скромного, по нынешним меркам, дачного дома. Здесь он и обнаружил отдыхающего в тени раскидистой яблони хозяина дачного участка.
- Прости, что без предупреждения, - извинился Треногов и крепко пожал протянутую руку. - Но сам понимаешь, так меньше вероятности, что кто-то узнает о нашей встрече.
Якубов улыбнулся. Он прекрасно понимал, о ком может идти речь, и одобрял такую конспирацию. После того, как они узнали, что прослушивали не только их разговоры, но даже обнаружили «жучки» в кабинете самого премьер-министра, удивляться ничему не приходилось. А осторожность соблюдать надо было вдвойне.
Как только Треногов снял пиджак и расстегнул ворот рубашки, хозяин дачи повел его показывать участок.
- Здесь у меня, как видишь, большой естественный луг: чтобы детям поиграть было где и самому позагорать на солнышке. Эта скромная пристройка - финская сауна, где я люблю попотеть после того, как потрудился на грядке. А это моя гордость - цветочный уголок.
И Якубов показал на море тюльпанов, которые к вечеру уже сомкнули ярко-красные лепестки в красивые бутоны. Впрочем, расцветка и форма тюльпанов на многочисленных грядках была абсолютно разная - от бордовых кувшинчиков до белых узорчато-махровых «бокалов».
Гость совершенно искренне восхитился этим морем цветов, но тут же выразил желание уединиться с хозяином, чтобы обсудить важные вопросы.
Они уселись в беседке за столом, где им никто не мешал. На деревянном, ничем не покрытом настиле стоял кувшин с домашним квасом, а в большой чашке дымилась только что сваренная картошка, а на тарелке высилась горка только что сорванной с грядки зелени.
Они выпили по рюмке водки и закусили простой деревенской пищей.
- Давно я так вкусно не ел, - признался глава правительства, выпивая уже второй стакан кваса. - Лучше любого ресторана.
- Да что там ресторан! - согласился Якубов. - Чем более естественная пища, тем она полезнее для человека. А на свежем воздухе да в такую прекрасную погоду и хрен с редькой покажутся деликатесами.
Они пропустили еще по одной, прежде чем приступить к серьезному разговору. Затем Треногов спросил:
- Догадываешься, зачем я приехал?
- Примерно.
- Вот и прекрасно. Пока он всех не переснимал и не вывел из игры, надо действовать. Лучшая защита - это наступление. Пора обнародовать то, что у нас есть на Самого.
- А что у нас есть?
Гость по достоинству оценил осторожность бывшего чекиста. И потому не стал упрекать его в излишней сдержанности. А начал выкладывать свои карты.
- Первое и самое важное - это материалы оперативной проверки фирмы Кеймана. Этот подлец не только нас прослушивал. Он, оказывается, умудрился даже в спальне Президента «жучки» установить. Как ему это удалось - не представляю!
Хозяин дачи невольно улыбнулся. Он уже второй месяц отдыхал от бывшей напряженной работы, и, видимо, это, а также дачный спокойный отдых сделали его более раскованным. И потому Якубов спокойно заметил:
- Элементарно. При современных средствах прослушивания такое способен сделать даже начинающий. Дочь привела его в палату к больному отцу в санатории «Барвиха». Остальное дело техники: незаметно прикрепить прослушивающий «жучок» на липучке к столу или подлокотнику кресла, на котором сидишь, - пара пустяков.
- Откуда вы знаете, что эти записи сделаны в Барвихе? - подозрительно покосился на Якубова Треногов.
Хозяин дачи вновь усмехнулся:
- Вы забываете, что это - моя профессия.
 - Так вы же на отдыхе! Да и потом...
Но дальше продолжать глава московского правительства не стал. Он понял, что вторгается в чужую сферу деятельности. Да и не за тем он приехал к бывшему начальнику грозного ведомства, чтобы выяснить, откуда у него конфиденциальная информация. И потому он лишь заметил:
- Раз вы все знаете - подскажите, что делать.
Якубов лишь вздохнул и потянулся за сигаретой. Но затем, видимо, не желая портить табачным дымом прекрасный воздух соснового бора, бросил пачку «Винстона» на стол. Вместо этого он налил себе полный стакан кваса и с наслаждением выпил его до дна.
Гость терпеливо ждал. И был вознагражден за свое терпение.
- Вам не кажется, что публиковать записи разговоров главы государства в какой-нибудь газете, даже имея неоспоримые доказательства их подлинности, как бы это выразиться, неэтично?
Треногов насторожился, не понимая, к чему он клонит.
А Якубов продолжал, как бы размышляя, тему своего разговора.
- Вот, если бы, скажем, в той же прессе появилась публикация телефонных записей частного лица, то это было бы совсем другое дело.
Гость подался вперед, стараясь не пропустить ни слова, тем более что хозяин дачи говорил размеренно и очень тихо. Он еще не понимал, что хочет подсказать ему Якубов. Поэтому тот был вынужден продолжить:
- Помните судьбу шекспировского короля Лира? Его дочь первой бросила отца, когда у того не осталось власти. Говорят, она очень любила деньги и власть. Власть ушла, а деньги у нее остались.
Треногов уже начал что-то понимать, но никак не мог прояснить, при чем здесь деньги.
- Будущее любого человека решается сегодня, - продолжал свои неторопливые рассуждения Якубов. - Мне так видится цепочка событий, которая может, к примеру, лишить власти любого человека. Сегодня в средствах массовой информации появились публикации подробностей нечистоплотных действий ближайшего окружения человека, облеченного властью. Возникает скандал. Публикуются запросы, требования общественности расследовать. Это самое  ближайшее окружение в лице, скажем, дочери, начинает паниковать и делать ошибки. Поднимается еще больший скандал. И вот здесь любящему отцу и делается предложение: или - или. Вот и весь план.
Треногов восхищенно посмотрел на Якубова.
- Значит, Нина, - утвердительно произнес он. - Что ж, это действительно наиболее слабое звено. А уж компромата на нее этот Кейман накопал больше чем достаточно.
Хозяин дачи ничего не ответил, задумчиво устремив взгляд вдаль, на садящееся далеко над лесом  огромное красное солнце. В его закатных багровых лучах, точно в кровавом зареве, стали медленно меркнуть последние дневные остатки света. Все вокруг быстро погружалось во тьму.
- Прекрасно, - оживленно потер руки Треногов. - Теперь эта Нина вместе с Кейманом у нас в руках.
- Я бы не торопился так быстро делать выводы, - также задумчиво и медленно произнес бывший шеф Федеральной службы безопасности. - Кейман, к примеру, только что стал начальником Совета безопасности.
- Что?! - вскричал изумленный Треногов. - Это блеф! Откуда у вас такие сведения?
И вновь в ответ Якубов только слегка улыбнулся. Он не стал отвечать на вопрос гостя, а только философски заметил:
- Беда России в том, что у нее почти никогда не было умных, справедливых, заботящихся не о себе, а о стране правителей.
- Каких правителей? - не понял гость, занятый пережевыванием только что узнанной сенсационной новости. - А, вообще? Ну, почему же? Были. Петр Первый, Екатерина Великая, Ленин, Сталин...
- И все они топили страну в крови и насилии. А может, с нашим народом иначе и нельзя?
Но Треногова уже совершенно не интересовали отвлеченные разговоры. Его сейчас волновали насущные проблемы борьбы за власть. А они требовали срочных и неординарных решений.

«Шерше ля фам», - говорят умники-французы на все, что происходит в этом бренном мире. И оказываются в абсолютном большенстве правы. Многие неприятности происходят именно из-за женщин.
Так рассуждал Александр Владимирович, мерно покачиваясь в кресле-качалке и глядя в окно, которое он приказал распахнуть. На парковой, уже ярко позеленевшей лужайке весело чирикала стайка вездесущих воробьев, которые никак не могли поделить какую-то добычу.
Президент так увлекся, ожидая исхода их борьбы, что вздрогнул, когда за его спиной внезапно раздался голос первого помощника:
- К вам прибыла журналистка Буланова. Приглашасть?
- Какая журналистка? - не понял Александр Владимирович, уже отключившийся от земных неотложных забот и собиравшийся мирно подремать под веселое чириканье.
- Корреспондент газеты «Курсом реформ». Ну, вам еще ее статья про Треногова понравилась.
- А! Эта. Ну, зови. Постой, а величать-то ее как?
- Джульетта Степановна.
- Как я сразу не догадался: такие женщины, способные смешать с грязью любого человека, непременно должны быть джульеттами и лолитами. Для контраста.
- Да нет: она вполне приятная дама. Красивая и очень ничего!
- Но-но! - погрозил пальцем Президент. - Я ее пригласил для дела, а не шухры-мухры крутить. Зови!
Видимо, благодаря аттестации, данной его помощником, Александр Владимирович довольно пристально посмотрел на вошедшую женщину, так что Буланова даже смутилась. Но ее робость прошла быстро, и она спокойно села в свободное кресло, хотя Президент еще не пригласил ее сделать это.
Поэтому уже на первой минуте произошла неловкая заминка. Александр Владимирович, все-таки чувствуя себя мужчиной, даже попытался привстать, но раздумал, так как для этого пришлось бы сбрасывать с колен мохеровый плед. А Буланова, усевшаяся в кресло без разрешения, хоть и имела на то полное моральное право, несколько засомневалась в правильности своего поступка.
Но Президент постарался смягчить первую неловкость и довольно ласково заметил:
- Вот старость - не радость: даже перед красивой женщиной встать не успеваешь!
- Ничего-ничего, Александр Владимирович,  вы еще крепкий и приятный мужчина!
- Спасибо. Вдвойне приятно слышать это от вас. Я с удовольствием читаю ваши статьи: они хоть и едкие, но справедливые. Этого Треногова давно было пора поставить на место!
- Да вы это сделали и без моей помощи: на новогоднем приеме, который он устроил в Кремле, половина мест пустовала - так  чиновники боялись засветиться и вызвать ваше неудовольствие.
Президент с интересом посмотрел на журналистку, оценивая значимость ее сообщения. Затем медленно проговорил:
- Да? А мне об этом не сказали!
Буланова, видимо, поняла, что высказала лишнее, и сделала для себя вывод быть осторожнее. Она прекрасно понимала, что любым своим словом способна навредить Герману. А этого ей не хотелось делать больше всего на свете.
Внимательный Александр Владимирович сразу уловил перемену в настроении журналистки и постарался ее успокоить:
- Впрочем, все это пустяки. А скажите, где вы так элегантно и красиво одеваетесь? Вот это платье наверняка от Версаче. Верно, тысяч пять долларов стоит?
Буланова сразу не поняла, куда клонит Президент, и потому поспешно ответила:
- Вещь, как и человек, всегда выглядит ровно на столько, сколько стоит.
- Значит, - обрадовался Александр Владимирович, - я не ошибся? А откуда у вас такие деньги? Журналисты всегда жалуются, что им мало платят!
Только теперь Джульетта поняла, какую искусную западню расставил ей хозяин загородной резиденции. Надо было выкручиваться, и она призналась:
- Вы ошибаетесь: мне никто не платит больших денег. А это платье только выглядит таким дорогим и элегантным: мне его сшила моя подруга, которая давно подрабатывает таким образом.
- Да? - не поверил Президент. - Может быть, скажете, что и статью про главу московского правительства, где вы издеваетесь над ним как хотите, вы написали лишь из любви к искусству?
Лицо Булановой покрылось краской. Она понимала, что возражать, а тем более спорить с Президентом, одного слова которого было достаточно, чтобы вышвырнуть ее из газеты, опасно. Но и терпеть такое отношение к себе не позволяла профессиональная гордость. И потому спокойно, тихо, но твердо она произнесла:
- Это что, допрос?
Александр Владимирович на миг опешил. Он уже давно привык, что в его присутствии люди всегда отвечают «есть» и «одобряем». И потому такой отпор от незнакомой женщины поставил его в тупик. Однако он быстро нашелся:
- Молодец, Джульетта Степановна! Так и надо с нами, мужиками. А пригласил я вас вот для чего: почему бы вам не создать новую, не связанную открыто с властью газету? Деньгами мы поможем, а кадры вы найдете. Президенту сейчас очень нужны средства массовой информации, которые бы народ не отождествлял на прямую с Кремлем, администрацией Президента. И вот там, в этой новой газете, ваш талант мог бы раскрыться с полной силой: критикуйте себе этого Треногова на здоровье!
Буланова ожидала любой реакции на свои слова, но только не этой. И потому растерялась, не зная, что ответить.
А Президент, казалось, и ожидал такую реакцию. Он поплотнее закутал ноги пледом, качнул кресло, которое легко закачалось на дворцовом паркете, и подвел итог разговору:
- Я понимаю, что это предложение для вас неожиданно. Подумайте над ним, составьте программу. И свяжитесь потом с моим помощником. Желаю успеха.
Буланова встала, попрощалась и направилась к двери просторной гостиной. Пожалуй, впервые за последнее время она была в такой растерянности. Мысли вихрем проносились в голове, но никакого конкретного решения сейчас подсказать они не могли.

Герман вот уже второй час не находил места: он никак не мог объяснить себе, чем вызван вызов Джульетты к Президенту. Зная непредсказуемый нрав своего хозяина, Сабиров мог предполагать какой угодно плохой вариант. Александру Владимировичу могли рассказать, что Буланова - его любовница.
Конечно, думал сейчас Герман Антонович, сидя в какой-то забегаловке недалеко от дома Булановой, сам факт такой связи еще ни о чем не говорит. Мало ли кто с кем встречается. Измена жене - это аморальный поступок, но не преступление. За нее не посадят. А вот найти причину, чтобы попросить освободить место - вполне.
Впрочем, он, с тех пор как связал свою судьбу с Треноговым, морально был готов к такому исходу. Хотя, конечно, и не с легким сердцем покинул бы свой влиятельный пост. Это только когда постоянно имеешь большие деньги и привилегии, кажется, что они не так и важны. Стоит же хоть на миг остаться и без того, и без другого, как сразу остро чувствуешь всю трагедию, в которую попал.
Он хорошо помнит, как переживал его друг Треногов, лишившись всего на день правительственной машины и связи. А упустить эти блага навсегда - можно и инфаркт сердца получить.
Но всему бывает конец: и хорошему, и плохому. Поэтому Герман, как опытный чекист, готовил себя ко всему. И одним из таких плохих вариантов могли быть те неприятности, которые по его вине причинят Булановой.
«Нет, Джульетту я им не отдам! - твердо решил Герман и закурил очередную сигарету. - Пойду на самые крайние меры, пригрожу компрой, но не позволю издеваться над этой прекрасной женщиной!»
Решение было принято, и на душе сразу стало спокойнее. Он, наконец, решил подозвать официанта, который уже пытался принять у него заказ, но не получил такой возможности, так как клиент не обращал на него никакого внимания.
- Что у вас в меню? - спросил Сабиров, не надеясь найти в этом захолустье, хотя и находящемся в центре столицы, ничего приличного.
- Рекомендую филе из вырезки, шейку «ла Манча», курицу, тушенную в крабовом соусе, аше на сковородке...
- Погоди, милейший, не части! Давай-ка все, что назвал, по одной порции!
Официант удивленно поднял брови.
- У меня сегодня зверский аппетит! - пояснил клиент. - К тому же я собираюсь на рандеву к любовнице: она вот-вот должна прийти к подъезду дома напротив.
- Понимаю, - улыбнулся официант. - В таком случае для поднятия любовной силы рекомендую и севрюгу, жареную с оливками, и ананас в сиропе.
- Неси! - коротко согласился Герман.
Хорошее настроение почему-то вернулось к нему, а вместе с ним и повышенный аппетит.
Он ел не спеша, со вкусом, потому что Буланова все еще не появлялась.

«Предают всегда свои» - сделал когда-то в молодости запись Иосиф Джугашвили, узнав об агенте царской тайной полиции в рядах своей партийной организации. Однако со временем ему пришлось изменить эту формулировку. Оказалось, что в политике многое из того, что является совершенно неприемлемым в обычной жизни, считается чуть ли не нормой.
В этом ему потом приходилось убеждаться не раз. Вот почему он верил, когда из недр спецслужбы рождались и докладывались ему самые невероятные сведения о врагах народа. Да и как было им не верить, если, к примеру, прославленный и легендарный герой страны Клим Ефремович Ворошилов на заседании Политбюро сообщал о врагах народа, окопавшихся в его родном семействе, или Верховный староста Калинин, являвшийся номинальным главой государства, ни словом не защитил жену, обвиненную в предательстве и сосланную в лагерь?
Но сейчас он размышлял о другом коварстве. Теперь уже иностранных руководителей, клявшихся в любви и дружбе. В 1942 году, в самый разгар второй мировой войны, Англия и Советский Союз заключили Соглашение об обмене секретной военной и технологической информацией. Гитлер бомбил Лондон, постоянно грозил высадкой своих войск в Британии, и Черчилль был вынужден пойти на такое соглашение.
Сталин один раз уже обжегся в таком деле. Гитлер, как ни ублажал его Сталин, как тщательно ни выполнял все поставленные условия, в одностороннем порядке, внезапно и вероломно нарушил Пакт о ненападении и за считанные часы нанес такой урон Красной Армии, от которого она потом не могла оправиться целый год.
Каковы же были его удивление и ярость, когда разведка доложила, что уже через год Черчилль и Рузвельт подписали тайный договор о совместных работах в области атомной энергетики!
Иосиф Виссарионович с раздражением бросил только что прочитанный доклад на стол и нажал кнопку звонка.
В дверях кремлевского кабинета появился Поскребышев.
- Седьмого марта прошлого года ко мне поступило секретное дело номер, - Сталин открыл свою записную книжку и посмотрел одну из страниц, - да, номер 13676. Прошу это дело срочно доставить ко мне. И пригласите Меркулова.
Иосиф Виссарионович обладал феноменальной памятью. Ничто не ускользало от его прозорливого взгляда. Прекрасно помнил он и эту докладную записку. Правда, предложения, заложенные в ней, тогда показались ему несвоевременными. Шла подготовка к решающей, могущей стать переломной в войне, знаменитой Сталинградской битве. Все силы и средства донельзя истощенной войной страны направлялись туда. А реализация предложений ученых требовала значительных средств. Но, похоже, теперь к этой идее стоило возвратиться.
Через некоторое время секретная докладная записка лежала на столе вождя. Сталин начал вновь внимательно ее изучать.
«Председателю Совета Народных Комиссаров И.В. Сталину. Составлена в Москве 7 марта 1943 г. В единственном экземпляре» - прочитал Иосиф Виссарионович заглавие и углубился в изучение уникального документа на шести страницах.
«Получение данного материала имеет громадное, неоценимое значение для нашего государства и науки, - читал вождь. - Теперь мы имеем важные ориентиры разработки урановой проблемы. Заведующий лабораторией профессор И. Курчатов».
Хозяин кремлевского кабинета отложил документ в сторону и спросил секретаря:
- Меркулов здесь? Пусть заходит.
- Какие новые материалы имеются у нас по делу номер 13676? - спросил он заместителя наркома внутренних дел.
Далеко не все подчиненные Сталина имели такую же память, как их вождь и хозяин, однако именно по этому делу в последнее время в НКВД шли серьезные наработки. И потому Меркулов смог без промедления ответить:
- Мы пошли  навстречу просьбам ученого и дали задание нашему агенту по кличке «Антон», руководителю советской резидентуры в Нью-Йорке, выяснить, что сделано в рассматриваемом направлении в Америке.
- И каковы результаты?
- Разведданные получены и направлены для разработки Курчатову.
- Хорошо - это дело, в свете новых политических реалий, имеет первостепенное государственное значение. Прошу вас принять все необходимые меры, чтобы выяснить, как далеко продвинулись в этом направлении американские ученые. А для нашего самородка профессора Курчатова выделите в Кремле специальную, тщательно охраняемую комнату, в которой он будет знакомиться с поступающими разведданными. Выше этой тайны у нас в государстве сейчас ничего нет.
Сталин, изучив всю поступившую к нему информацию, прекрасно понял, что будущее за теми странами, которые первыми получат это новое сверхоружие. Так, уже в 1943 году в Советском Союзе начались работы по созданию атомной бомбы.

Какие бы новости ни были у Джульетты - первая, с кем она ими всегда делилась, была Зина. Конечно, Буланова знала пословицу, что нет лучше дружка, чем родимая матушка. Что только с матерью можно поделиться самым сокровенным, и никто об этом не узнает. Но свою мать она уже похоронила в том областном центре, из которого всего несколько месяцев назад ее вызволил Сабиров. После же мамы самым верным и надежным другом была Зина.
С ней она дружила уже много лет. Часами просиживала у нее в библиотеке редакции областной газеты. И никогда у них не было серьезного повода поссориться навсегда.
Вот и сейчас, возвращаясь в столицу из подмосковной резиденции Президента, Буланова первым делом поехала на работу к подруге.
Архив Президента, в котором трудилась Зина, находился в центре Москвы, в здании бывшего архива Политбюро ЦК КПСС. Каждый день, направляясь на работу, Зина от души благодарила любовника подруги, благодаря протеже которого она попала в это прекрасное место. Кроме всего прочего, Зина очень интересовалась историей родного государства, а такого уровня архив позволял утолить эту страсть больше всего.
Вот и сейчас она сидела в своем небольшом, но уютном кабинете и корпела над очередным фолиантом. Она так увлеклась, что не сразу услышала тихий стук в дверь. Однако когда раскрасневшаяся от быстрой ходьбы Джульетта появилась в комнате, Зина быстро вскочила ей навстречу.
Вот молодец, что заскочила. Я тут как раз один очень интересный документ нашла. Слушай! «Чего стоят полководческие качества Сталина». Непроизнесенная речь маршала Жукова о Сталине, направленная Хрущеву для просмотра и замечаний. Хорошо, что этот Пленум не состоялся, а то приверженцам маршала пришлось бы краснеть за его вранье!
И Зина сунула под нос подруге пыльную папку с документами. Но подруга не проявила никакого интереса к раритету. Она досадливо отвела рукой предложенный ей текст и заметила:
- Потом, Зинок. Сейчас у нас с тобой другие проблемы.
- Правда? - вмиг загорелись интересом глаза Зины. Она даже сбросила на стол тюрбан из цветастой ткани, с которым практически никогда не расставалась на работе, и впилась вопросительным взглядом в лицо журналистки: - Герман изменил, и ты собираешься выжечь серной кислотой глаза твоей соперницы?
Буланова оторопело посмотрела на начальника отдела архива. Затем насмешливо произнесла:
- Зинок, опомнись! Начиталась здесь документов о застенках КГБ, и тебе везде мерещатся пытки и серная кислота! Все гораздо проще: Президент мне сделал предложение!
Теперь уже Зина ошарашено смотрела на подругу. На ее розовом, гладком, как у девушки, лице попеременно отражались противоречивые чувства. Она не хотела верить такой новости и пыталась предостеречься от розыгрыша. Затем хотела поверить и разузнать подробности. Но окончательно произнесла совсем иное:
- Тебе?! Предложение?! Да ты что, с ним в загс собираешься?! Но ведь он, некоторым образом, уже женат!
- Ну и дура ты, Зина! Вот что значит быть старой девой: одни мужики да загсы мерещатся! Нет, он предложил мне создать новую газету и возглавить ее. Представляешь, какой размах!
Зина мигом успокоилась и даже как-то поскучнела.
- Вот оно что! А мы тут с твоим Германом гадаем, зачем ты Президенту понадобилась! Он, кстати, ждет тебя в кафешке возле твоего дома.
- Так что ты мне посоветуешь?
- Знаешь притчу из Библии? «Бойтесь данайцев, дары приносящих». Тебя просто хотят использовать.
Вот и я так сначала подумала. А потом решила: пусть попробуют. Я буду вести самостоятельную политику и писать то, что считаю нужным. В крайнем случае закроют газету. В лагеря, как при твоем Сталине, меня не сошлют.
- И то верно, - согласилась Зина. - Сделаешь себе имя, станешь известной. А то мы с тобой до сих пор выглядим в этой столице как заштатные провинциалки.
- Зато мы знаем то, о чем эти заевшиеся москвичи не догадываются. Они живут при коммунизме: высокие зарплаты, деньги всей страны, высокий уровень жизни. А попробовал бы кто из них прожить, полгода не получая даже тех жалких крох, которые называются жалованьем врача или учителя!
- Верно, - согласилась бывший библиотекарь. - Над остальным, кроме столицы, народонаселением страны правящий режим проводит жестокий эксперимент на выживание. А твой Президент, которого ты собираешься славить в новой газете, месяцами из больниц не вылезает.
- Да в этом ли дело? - возразила Джульетта. - Андропов тоже серьезно болен был, но за полгода порядок в стране навел. Проблема в ином: Александр Владимирович никогда по-настоящему жизнью простого народа не интересовался и ничего не делал, чтобы ее улучшить. А в этом, и только в этом, главная цель и задача нахождения у руля государства каждого властителя, как бы его должность ни называлась.
- Верно, - согласилась Зина. - И твой Герман такой же. Послушаешь его - они там решают любые проблемы. Но только не те, которые облегчают жизнь народа. Чем они все там, наверху, занимаются?
- Воруют, - засмеялась Джульетта. - Или сочиняют законы, которые помогают им это делать. Знаешь, сколько у нашего редактора компромата на высших должностных лиц? Горы: нет почти ни одного из тех, чьи лица ежедневно мелькают на экранах телевизоров, кто бы не был замешан во взятках и коррупции.
- Неужели все так безнадежно? И нет никого, кто бы навел в стране порядок?
Буланова вновь засмеялась. Видимо, после встречи в роскошной загородной резиденции и лестного предложения, полученного от самого Президента, она находилась в прекрасном настроении. Она посмотрела на пыльную папку, которую перед тем ей пыталась всучить Зина, и уже почти серьезно заметила:
- Почему же никого? А этот твой усатый: он себе не взял у родного государства ни копейки. И при нем не воровали. Хотя обладал фантастически неограниченной властью. Знаешь, как он отблагодарил тех ученых, которые создали первую советскую атомную бомбу?
- Как?
- Открыл каждому счет в сберкассе и позволил снимать с него любую, без ограничений, сумму.
- Вот как появились первые советские миллионеры.
Джульетта, казалось, уже потеряла интерес к разговору о личности Сталина, потому что устало проговорила:
- Может, и появились. Где, говоришь, меня ждет Герман?
- В кафе-баре рядом с твоим домом.
- Значит, сыт и пьян.
- Но тебя-то он хочет. И, судя по тону голоса, - безумно.
- Тогда - к  нему. А с тобой мы попозже созвонимся: может, ты мне что-то всерьез посоветуешь.
И Буланова так же стремительно, как и появилась, выскочила из кабинета подруги.

Весна в этом году наступила быстро и стремительно переходила в лето. В подмосковных Горках, где сейчас находился Президент, сегодня было особенно хорошо. Огромные корабельные сосны, блестя на солнце бронзовыми литыми стволами, создавали в прогретом лесу особый хвойный аромат. Видневшееся вдали полотно речной глади играло множеством солнечных пятен - золотых, синих, зеленых и радужных. Глаз, измученный громадой каменного города, отдыхал от созерцания могучего и разнообразного свежего зеленого цвета, который бывает только весной.
В настежь распахнутые окна просторной веранды дворца-резиденции набегали волнами лесные запахи. В них смешалось и дыхание можжевельника, и нагретый солнцем аромат хвои, и такой настой озона, что кружилась голова, а душа и тело человека чувствовали прилив сил и отдохновение.
Именно в таком прекрасном настроении и, пожалуй, впервые за долгое время не менее прекрасном физическом самочувствии пребывал сейчас Александр Владимирович. Он сидел на веранде в плетеном кресле, с удовольствием прихлебывал душистый чай и отдыхал оттого, что ничего не делал и ничем не занимался.
Вдруг откуда-то со стороны парадного входа раздался истерический женский крик. Президент вздрогнул и недоумевающе оглянулся. Ему показалось, что кто-то решил совершить на него покушение. Он даже привстал с кресла и приготовился укрыться в надежном месте, но никто из охраны не спешил к нему на помощь.
Тогда он немного успокоился и вернулся в прежнее положение, надеясь продолжить  приятное созерцание природы.
Однако  тут же распахнулись сразу обе половинки двери на веранду, и в помещение влетела его дочь.
Она с рыданиями и криком бросилась к отцу. В руках Нина держала какую-то газету. Размазывая по щекам слезы и тушь, потрясая в воздухе смятой газетой, Нина закричала:
- Папка, папка, они хотят меня убить!
- Кто, дочка? - встревожился Александр Владимирович.
- Наши враги! Посмотри, что они напечатали обо мне в этой мерзкой газете!
И она швырнула чуть не в лицо отцу смятый комок бумаги. Президент не стал ловить то, что ему бросила дочь. Сначала он попытался успокоить ее.
- Доченька, не плачь: они не стоят даже одной твоей слезинки! Кто тебя обидел?
- Не знаю! - еще сильнее заревела дочь. Она рыдала так истерично, как будто ей в это время кто-то причинял сильную физическую боль.
Александру Владимировичу пришлось поднять с пола газету. Он медленно развернул ее, распрямил листы и негромким голосом прочитал:
- «Частное лицо правит государством». Это о тебе?
- Да, да!
- Понятно, - сказал Александр Владимирович и швырнул газету на пол.
Затем он потянулся к кнопке звонка и сильно нажал на нее. Тотчас из-за двери появился охранник.
- Альберта Васильевича ко мне!
Через минуту в комнату вбежал запыхавшийся первый помощник.
- Кто у нас контролирует печать? - грозно начал Президент. - Почему появляются такие подметные статьи про мою семью?
- Вы сами подписали Указ о запрещении всякой цензуры  в средствах массовой информации.
Лучше бы он этого не говорил. Александр Владимирович так рявкнул на своего помощника, будто это именно он был автором не понравившейся его дочери статьи:
- Как ты смеешь мне указывать, что делать! Я не о цензуре говорю, а защите чести и достоинства семьи Президента!
Альберт Васильевич понял, что возражать в данной ситуации что-либо бессмысленно, и потому промолчал. Он выслушал длинную тираду от Президента о беспомощности аппарата его администрации и много еще чего подобного. И только через несколько минут, выговорившись, Александр Владимирович уже более тихо спросил:
- Ты хоть сам эту статью читал?
- Нина мне про нее позвонила, и я сразу же начал выяснять, чьих это рук дело.
- Ну?
- К сожалению, в редакции имеются подлинники опубликованных ею текстов телефонных разговоров вашей дочери.
- Так. И кто это мог сделать?
- Записать разговоры? Думаю, Нина Александровна вам сама сообщит.
Молчавшая все это время Нина вдруг бросила приводить свое лицо в порядок и заявила:
- А это не ваше собачье дело!
Президент грозно нахмурил брови и приказал:
- Давай, Нина, выкладывай.
- Кто, кто?! Ну, Кейман, кто же еще.
- Альберт Васильевич, выйди.
Он подождал, пока за первым помощником закроются двери, и обратился к дочери:
- Доигралась? Кто тебя просил связываться с этим типом?
- Ну, папа, ты же знаешь, что Кейман незаменим в финансовых делах. Он может молниеносно решить любую проблему.
- И посадить при этом нас в глубокую яму. Что теперь прикажешь делать? А я еще, с твоей подачи, его на такую высокую должность назначил!
- Подумаешь, проблема. Как назначил - так и снимешь. Теперь, после этой публикации, он нам больше не нужен.
Нина поправила кисточкой рисунок левой брови, облизнула языком ярко накрашенные губы и, словно это не она рыдала несколько минут назад, весело заключила:
- Знаешь, что Бог ни делает, все к лучшему. Конечно, он меня в грязи вымазал. Зато теперь мы от него не зависим - больше на своем крючке он нас держать не сможет!
Отец горестно смотрел на улыбающуюся дочь. Ему ничего не оставалось, как последовать ее совету.

«Воистину чудны твои дела, Господи! - думал, получив телефонограмму с вызовом к секретарю Совета безопасности, Сабиров. - Неужели теперь я буду отчитываться перед этой мразью, получившей путем интриг и шантажа президентской семьи такую высокую должность?»
Но делать было нечего: как человек государственный, он был обязан подчиниться. И, буквально против своей воли, с плохим настроением, но управляющий делами Президента все же направился на Старую площадь, где располагался аппарат секретаря этого одного из высших государственных учреждений страны.
Однако каково было удивление Сабирова, когда в приемной Совета безопасности он обнаружил Треногова и Якубова.
- И вы здесь? - искренне удивился он. - Попались, значит, голубчики? Нарушаете безопасность государства?
- Ты, Герман Антонович, так не шути, - серьезно оборвал его глава московского правительства. - Лучше думай, что делать: Распутин в царской России и то лучше был. Он хоть мадеру ведрами пил да великосветских дам соблазнял. А этот в самое сердце государства залез!
- Распутин плохо кончил, - мрачно заметил бывший директор Федеральной службы безопасности. - Нашлись порядочные люди из личной гвардии царя, которые опрокинули бочку нечистот на могилу этого интригана.
- А какая в нем все-таки была сила! - решил поразить друзей своей эрудицией Сабиров. - Съел вместе с пирожными пять граммов цианистого калия, затем выдержал удар бронзовым подсвечником по голове и три пули в грудь. Но даже после этого, утопленный в проруби Невы, жил в ледяной воде еще восемь минут!
- Господа! - подошла к ним секретарша приемной. - Абрам Исхакович просит вас в свой кабинет.
- Я пригласил вас, господа, - сразу же начал совещание Кейман, восседавший во главе длинного, с полированной столешницей стола, - чтобы обсудить наиважнейший вопрос безопасности нашего государства.
Он сделал многозначительную паузу, чтобы собравшиеся смогли по достоинству оценить важность его сообщения. Затем продолжил:
- Как нам стало  известно из компетентных источников, вами проводится определенная работа, которая не может рассматриваться как приносящая пользу государству.
Кейман опять сделал паузу. Он сидел за столом, гордо выпятив тщедушную грудь, приподняв плечи, которые не могли приукрасить даже накладные подплечники. Его лицо буквально лучилось сознанием своей исключительной значимости и важности.
- Конкретнее, - вдруг довольно грубо сказал Треногов. - Вы в чем-то лично меня обвиняете?
- Нет, нет, - быстро застрекотал Кейман. - Но оперативные разработки...
- Которые? - вмешался в разговор Якубов. - Те, что незаконно проводит ваша частная фирма? Подслушивание разговоров высших  должностных лиц - это вы имеете в виду?
Кейман вмиг преобразился. Встретив неожиданный отпор, он сразу ужал грудь, опустил плечи и постарался чуть ли не спрятаться за стол. Но этого ему, при всем желании, сделать, конечно, не удалось. Пришлось пытаться дать ответ.
- Вы ошибаетесь, господа. Моя фирма не имеет к данному разговору никакого отношения.
- А мы вам не «господа», - подал голос и Сабиров. - И даже не «товарищи». Кстати, вы ведь гражданин другой страны - Израиля. Как вам удалось попасть на пост хранителя секретов и безопасности России?
- Это вопрос к Президенту: он меня назначал.
- Так что мы здесь обсуждаем? - поднялся из-за стола глава московского правительства. - И, собственно говоря, с кем?
- Вот именно, - поддержал его Сабиров. - Нам здесь делать нечего.
Все трое дружно встали и направились к двери. Но не успели они выйти, как вслед донесся слабый голосок Кеймана:
- Вы пожалеете об этой демонстрации! Все будет доложено Президенту!
- Хам! - обернулся к нему и высказался Треногов. - И чтоб больше не смел меня беспокоить своими телефонограммами.
- Это ты зря, - осторожно заметил Якубов, как только они оказались в приемной. - Ему только такие аргументы и нужны.
- Да пошел он к долбаной матери! - разгорячился глава правительства. - Буду я еще перед каждой мразью расшаркиваться!
- К сожалению, - вздохнул Якубов, - мы живем именно в такой стране, где приходится и это учитывать. Один такой человек может принести России вреда больше, чем ЦРУ и ФБР вместе взятые.
С такими невеселыми мыслями они и покинули приемную Совета безопасности на Старой площади Москвы.

Потсдамская конференция победителей во второй мировой войне подвела черту под разделом Европы и гитлеровской Германии. Но союзники только делали вид, что дружны и неразлучны. США и Англия уже давно вели тайную войну против Советского Союза. И главным козырем этих стран являлось новое оружие невиданной разрушительной силы - атомное.
К самому началу конференции американский президент получил долгожданное известие: в далекой Неваде произошло первое успешное испытание атомной бомбы. Трумэн не мог даже совладать с собой от радости: его лицо светилось гордостью и сознанием собственного превосходства. Ему, которому невольно хотелось встать навытяжку, как только в зале заседаний появлялся Сталин, это было особенно приятно. Он уже предвкушал, как огорошит советского диктатора, который только что покорил мир, этой сенсацией.
В овальной комнате Потсдамского дворца собрались советский генералиссимус, английский премьер и американский президент. Кроме них в просторной комнате были только переводчики. Как только были высказаны приветствия и улажены необходимые формальности, Рузвельт неожиданно произнес:
- Господин Сталин, хочу сообщить вам сенсационную новость: американские ученые только что провели успешное испытание атомной бомбы. Это новое, сверхмощное оружие, которое может уничтожить целые страны и континенты.
Черчилль, как только его союзник и друг произнес эти слова, буквально впился взглядом в лицо диктатора, чтобы увидеть, какое впечатление произвело это сообщение на Сталина.
Однако он был разочарован: вопреки его ожиданиям, лицо Сталина сохраняло веселое и благодушное выражение.
Как только завершились переговоры, американец и англичанин встретились наедине.
- Он не задал мне ни одного вопроса! - изумленно произнес Трумэн.
- Наверное, просто не понял, о чем идет речь!
- А мы еще боялись такого недалекого человека, пожалел Сталина американский президент.
- Да, сэр, мы явно переоценивали его мудрость и дальновидность, - согласился английский премьер-министр.
Однако Сталин все хорошо понял. Он уже спешил в Москву. И как только переступил порог своего кабинета, потребовал к себе Курчатова.
- Товарищ Курчатов, - поздоровавшись за руку, сообщил Иосиф Виссарионович, - американцы только что испытали атомную бомбу. Мы непозволительно отстали в этом важнейшем вопросе. Я надеялся, что страна, победив Гитлера, получит передышку. Но международный империализм не позволяет нам расслабиться. Что нужно, чтобы резко ускорить работу по созданию атомной бомбы?
Профессор Курчатов уже имел готовый план работ. Поэтому ему не потребовалось просить времени на подготовку. И он немедленно доложил о своих просьбах:
- Нужно выводить работы по использованию внутриатомной энергии урана на новый, более высокий уровень. Требуется создать специальное ведомство при правительстве, которое занималось бы только этим вопросом.
- Согласен. Мы создадим Специальный комитет по атомной бомбе. Но не при Государственном комитете обороны. Это поднимет ее статус и позволит засекретить работы. Мы назовем их, допустим, «Проект Бородино».
Сталин прошелся по кабинету, затем добавил:
- А возглавить Проект поручим товарищу Берии. У него хватит сил и энергии, чтобы обеспечить вас и ваших ученых всем необходимым для этой важнейшей работы. Действуйте, Игорь Васильевич.
Так было дано значительное ускорение созданию, в противовес американской, советской атомной бомбе.

Сразу из Совета безопасности трое друзей поехали на свою конспиративную квартиру. Ею, по неписаному согласию, стала подмосковная дача Треногова.
Правительственный «ЗИЛ» в сопровождении двух милицейских машин промчался по Ленинградскому проспекту, затем - шоссе, и, наконец, вырвался на простор  великолепной
окружной дороги. Недавно отстроенная по последнему слову техники, она выглядела как заграничная картинка. К тому же и здесь машине главы московского правительства везде сопутствовал «зеленый свет». Вскоре они уже свернули с Боровского шоссе в живописный лесной массив.
После жары и духоты, установившейся в последние дни в столице, здесь их встретил удивительной чистоты прохладный воздух. Эта чистота придавала окружающей природе особую резкость и блеск. Каждая сухая ветка сосны была издали видна среди темной хвои. Даже блестящая на солнце нитка паутины вырисовывалась так, словно протяни руку и схватишь это чудо природы.
В сосновом бору стояла завораживающая тишина, лишь изредка нарушаемая пением птиц да стрекотом одинокого кузнечика. Потоки света среди бронзовых стволов то меркли, то вновь разгорались и превращали деревья и заросли кустов в живой шевелящийся мир листвы.
Все это настраивало на умиротворяющий лад. И спустя какой-то час от былого нервного возбуждения друзей не осталось и следа.
Но это не помешало им, как только все умылись и сели за стол в тенистой беседке, приступить к обсуждению чрезвычайного происшествия. Именно так назвал их вызов к Кейману Треногов:
- Это позор для страны! Какая-то гнида будет меня вызывать и давать указания, что делать!
Видимо, эмоциональный хозяин дачи все еще не отошел от того унижения, которое испытал, явившись на ковер к тому, кого несколько дней назад поручил проверить прокуратуре.
- Зачем тогда к нему явился? - лениво отозвался Сабиров, который, несмотря на жару, уже успел пропустить стопку водки из запотевшей, из холодильника, бутылки.
- А мне интересно стало: что же он мне скажет! - быстро отреагировал Треногов. - То, что он знает о наших встречах, мне известно. Но что он наберется наглости еще мне об этом и заявить, да еще прикрываясь безопасностью страны,- это уже перебор!
- А что дали результаты проверок его незаконной деятельности по прослушиванию? - поинтересовался Якубов, хоть прекрасно знал об этом.
- Да ничего, - махнул рукой Треногов. - Разве можно в этой стране посадить того, кто действительно нарушил закон?
- Тем более, если его нарушил человек из окружения Президента, - подтвердил бывший глава Федеральной службы безопасности. - Ну, а каков резонанс газетного разоблачения вмешательства в дела страны небезызвестной Нины Александровны?
Треногов, занявшийся было разделкой рыбы под пиво, отложил ее в сторону и серьезно заметил:
- Думаю, что этот ход нам многое даст. Мне, конечно, неизвестно, как на эту статью отреагировал Сам. Но что Нинку хватила истерика - это наверняка. Я эту дамочку знаю. Слезы, стенания, приказы отцу изничтожить мерзавцев, осмелившихся написать о ней правду.
- Значит, сегодня-завтра будут результаты, - задумчиво протянул Якубов. - Полагаю, что Кейману недолго осталось красоваться в этом кресле.
- Ты так думаешь? - оживился Сабиров. - Да он их всех на крючке держит: помимо этих кассет с записями, Кейман финансировал семью, особенно Нину.
- А ты не финансировал? - усмехнулся Якубов.
- Я делал это по личному приказанию шефа. Так сказать, по долгу службы. А эта гнида Кейман за деньги власть в стране покупал.
- Ладно, друзья, - решил примирить споривших хозяин дачи, давайте займемся более существенными вопросами. Значит, Кейману конец? Прекрасно - это большая победа для страны. А как быть с Самим? Не считаете, что наступил благоприятный момент?
- А что ты можешь для этого сделать? - поинтересовался Якубов. - Нарушить Конституцию и насильно снять его с должности?
- Да он сам эту Конституцию растоптал, когда к власти рвался. А новую под себя приказал написать. Такую, чтобы снять его при всех условиях было невозможно.
- А кто за нее голосовал? - язвительно заметил Сабиров. -  Мы с тобой оба и аплодировали новому тирану, который власть понимает только как способ личного обогащения.
- Ну, это ты уж слишком! - опасливо покосился по сторонам Треногов. - Да за такие речи...
-... при Сталине бы расстреляли. А теперь благодаря новой Конституции даже не посадят, - закончил за них Якубов.
- Н-да, - подытожил Треногов. - Сплошной тупик. Одна надежда: на досрочные выборы. И к ним надо всерьез готовиться. Кто лучше это сделает, того и народ изберет. А здесь очень многое зависит от средств массовой информации. Но если нам будут вредить свои же люди...
Хозяин дачи многозначительно посмотрел на Сабирова, старательно жующего кусок рыбы, и стал ждать его ответ.
В наступившей тишине было слышно, как где-то рядом заботливо жужжит шмель. Он летал кругами, все ближе подбираясь к бе-седке. Видимо, в деревянном строении у него было гнездо. И действительно, шмель сделал ловкий быстрый поворот и скрылся от глаз в расщелине крыши.
- Если ты имеешь в виду Джульетту, - наконец сказал, дожевав вкусную рыбу, Герман, - то виноват прежде всего сам.
- Интересно, чем же? Она печатает обо мне гнусный фельетон в своей газетке, а я еще и виноват?!
- Не надо обманывать девушку. Пообещал за ту заказную статью горы, а сам ни копейки не заплатил.
Треногов почесал рукой в затылке, будто именно там у него был кошелек с деньгами. Затем, смущаясь, был вынужден признать:
- Да, это я дал маху. Понимаешь, совсем забыл. Мне что, этих паршивых денег, что ли, жалко?
- Ну, это ты ей объясни. Я-то в ваших разборках при чем?
Беседа троих друзей плавно перетекла на обсуждение проблем женщин. К тому же пиво оказалось превосходным и настраивало на лирический лад, в котором политике места не было. Да и погода способствовала расслаблению. Солнце уже клонилось к закату, и в сосновом бору оживали совсем иные звуки.
В косых лучах перепархивали, точно загораясь, какие-то птицы. Запахло земляникой, нагретыми пнями. Гулко падали шишки. Словом, лес готовился ко сну.
Но обитатели правительственной дачи и не думали о каком-то сне. У них было слишком много забот и проблем. И решить их эти взрослые люди почему-то никак не могли.

Вещи усиливают ощущение времени. Часто они живут дольше нас. Прелесть жизни порой заключается не только в настоящем и ожидании будущего, но и в воспоминаниях о прошлом.
Джульетта Степановна сидела сейчас в одиночестве в своей уютной квартирке в Последнем переулке Москвы и с грустью перелистывала альбом с фотографиями.
Вот этот бравый, с лихо закрученными усами, на дореволюционной фотографии - ее прадед. А это, светлой памяти, ее мама. Эти черно-белые, кое-где уже пожелтевшие карточки должны остаться и после меня, подумала Буланова.
Она перевернула еще пару страниц альбома и чуть не рассмеялась: загорелая, верхом на бутафорском крокодиле да еще с давним любовником. Мэр города, откуда она приехала в столицу, не считался с расходами и свозил свою возлюбленную в далекий и жаркий Таиланд.
Там она была действительно счастлива. Никаких забот, все время прекрасная погода, теплый океан, пальмы и экзотика. Но семейного счастья связь с замужним человеком ей не принесла. Впрочем, она и теперь осталась в той же неопределенной роли любовницы без права на мужа и его имущество.
Джульетта задумалась над этой, казалось бы, очевидной мыслью, которая до этого ей почему-то не приходила в голову.
Но что ей оставалось делать? Устроить скандал и потребовать от Германа развода с законной супругой?
Но тем самым она разрушила бы не только его устроенную семейную жизнь, но и карьеру, высокое государственное положение Германа. Хотя, кажется, давно прошли времена парткомов, решавших подобные семейные вопросы и выносивших грозный приговор, развод со скандалом управляющему делами Президента ничего хорошего не сулил.
Бросить его, чтобы найти другого, согласного на женитьбу? Однако она по-своему любит Германа и привязалась к нему. К тому же элементарное чувство благодарности и порядочности не позволяет так поступить. Что ни говори, а в Москве она оказалась только благодаря высокопоставленному любовнику.
Джульетта так размечталась над старыми фотографиями, что резко вздрогнула, а затем и вскрикнула, когда раздался звон разбитых стекол.
Она не сразу поняла, что произошло. И только когда как можно осторожнее приблизилась к окну, увидела, в чем дело. В обоих стеклах оконной рамы было симметричное сквозное отверстие.
«Странно, что стекла не разлетелись», - почему-то подумала совсем не о том, о чем следовало, хозяйка квартиры.
Но затем Буланова бросилась к телефонному аппарату и стала лихорадочно набирать номер милиции.
- Алло, алло! - возбужденно кричала она в  трубку. - Вы меня слышите? В меня стреляли! Да, да! Адрес? Записывайте.
Только когда она подробно объяснила все милиции, Буланова немного успокоилась. Хотела было позвонить еще Зине и Герману, но передумала.
К ее удивлению, милиция приехала быстро. Следователь прокуратуры, криминалист и фотограф внимательно изучили отверстие в стекле, нашли пулю, запротоколировали происшествие и собрались уезжать.
- Как?! - изумилась Буланова. - И это все?!
- А что вы еще хотели? - равнодушно поинтересовался лейтенант милиции. - Чтобы мы у вас постоянный пост охраны оставили?
- Конечно! Меня же хотят убить!
Лейтенант усмехнулся:
- Во-первых, это еще не доказано. Стреляли, по всей видимости, с крыши противоположного здания. Могли и перепутать квартиры. А во-вторых, в Москве таких случаев - десятки, на всех охраны не наготовишься.
- Значит, вы будете меня охранять, - насмешливо заметила журналистка, - когда убедитесь, что меня убили?
 Лейтенант хотел возразить, но в это время зазвонил телефон.
Джульетта хотела взять трубку, но милиционер ее опередил.
- Кто говорит? Так. Так. Понятно. Спасибо.
И он тут же повернулся к следователю прокуратуры:
- Похоже, что потерпевшая права. Только что кто-то позвонил главному редактору газеты, в которой она работает, и сказал, чтобы те не удивлялись, если Буланову случайно найдут убитой.
- Так, - удовлетворенно сказал следователь, - дело приобретает интересный оборот. Похоже, что нам с вами, - он кивнул на хозяйку квартиры, - придется побеседовать подробнее.
Почти час Джульетте пришлось отвечать на самые разные вопросы, итересующие следователя. Она уже была не рада, что позвонила в милицию.

Ночью в Подмосковье глухо гремела гроза. Александру Владимировичу не спалось. Он поднялся с постели, подошел к окну и смотрел в пустынный парк. От синих пронзительных молний на стекле вспыхивали сложные узоры. Президенту казалось, что все эти пышные розаны и хохлатые петухи от молний лишь напоминание ему о том сложном положении, в которое он попал.
Его донимали со всех сторон. Собственное нездоровье, от которого давно разламывалась голова и тело и было совсем не до забот о стране и ее народе. Оппозиционные соратники, которые только и мечтали, как бы по-скорее от него избавиться. А теперь еще и собственная дочь, которая своими капризами и желанием поуправлять государством, загнала его в угол.
Главной головной болью Александра Владимировича было решение вопроса с Кейманом. Легко назначить человека на высокий пост. Гораздо труднее его оттуда снять.
Президент отошол от окна, за которым гроза и не думала утихать и нажал кнопку звонка. Через некоторое время в его спальню вошел офицер охраны.
- Альберт Васильевич здесь?
- Да, отдыхает в своей комнате.
- Разбудите. Пусть придет ко мне.
Ворочаться до утра в постели или принимать крепкое снотворное, от которого потом опять будет болеть голова, ему не хотелось. Самое  время обсудить, наконец, некоторые государственные вопросы.
Первого помощника ждать Президенту пришлось недолго. Видимо, тот привык к таким капризам своего Хозяина и спал, если уж не одетым, то наготове к возможным побудкам.
- Молодец, - одобрил Александр Владимирович, - Собираешься как солдат: за сорок пять секунд.
Альберт Васильевич не стал отвечать на похвалу, а только прикрыл рот рукой, чтобы не зевнуть.
- Ну, что будем делать с Кейманом?
«Вот те на! - подумал помощник. - Он его сам назначил, со мной не советовался, а теперь, когда тот наворочал дел, меня спрашивает!»
Но вслух он сказал иное:
- То, что заслуживает.
- Что ты мне ребусы задаешь, - лениво возразил Президент и невольно вздрогнул, так как в это время ярко сверкнула молния, а затем раздался мощный грохот. - Казнить нельзя помиловать. Ты мне запятые расставь.
- С одной стороны, - дипломатично начал Альберт Васильевич, Кейман заслуживает снятия, так как своими действиями уже вызвал волну возмущений в прессе, чем косвенно дискредитирует и вас. А, с другой, - он же протеже Нины Александровны.
- Понятно: не пой тонко, не пой толсто. За что тебя люблю, так это за твою увертливость.
Президент сказал эти слова неторопливо, ровным, спокойным тоном. Помощнику показалось, что он стал засыпать в кресле-качалке, так мерно засопел носом Александр Владимирович, как вдруг тот резко добавил:
- Так что ты со своими друзьями решил сделать со мной?
Альберт Васильевич даже рот открыл от удивления. Он знал непредсказуемость и изуитскую хитрость Президента, потому всегда при разговорах с ним проявлял максимальную осторожность. Но на этот раз слова Президента застали его врасплох. Видимо, сказалось то, что он еще не совсем проснулся и плохо соображал. Но такое подозрение заставило его вмиг мобилилизоваться и стать привычно собранным. И потому ответил он довольно убедительно.
- Я?! С вами?! Да провалиться мне на этом месте, если я когда против вас что замышлял! Это все наши враги хотят клин между нами вбить! Что я без вас? Да меня завтра же из Кремля попрут!
- Это ты верно сказал. Без меня тебя точно за одно место подвесят. Так что ты держись старика: я нервишки кое-кому еще сильно попорчу. Ладно, иди отдыхай.
Первый помощник так и не понял, зачем вызывал его среди ночи Президент. Но, главное, ему было непонятно другое: что знал об их тайных встречах Президент?

Прогулка на подмосковную дачу Треногова все же не была пустой говорильней и поглощением пива под вкусную рыбку. Об одном важном деле друзья все-таки договорились. И поручили его исполнение Якубову.
И вот сейчас бывший директор ФСБ ожидал в приемной Генерального прокурора, когда тот его пригласит. Раньше ему не пришлось бы никого ожидать. Михаил Иванович почел бы за великую честь встретить такого важного гостя у самого подъезда здания на Большой Дмитровке.
Но такое пренебрежение к давнему знакомству со стороны коллеги Якубова совершенно не огорчало. Во-первых, он давно знал истиную цену показной дружбы высших чиновников государства. А, во-вторых, чем больше бы он здесь прождал сейчас, тем лучше это было для темы предстоящего разговора.
Наконец, из кабинета Генерального прокурора вышло несколько человек, и Михаил Иванович вышел навстречу гостю. Он широко распахнул руки, словно хотел заключить в объятия гостя, но не сделал этого, а лишь, не очень искренне, проговорил:
- Иван Павлович! Ну что же ты столько времени ко мне не заходил!
Якубов промолчал и лишь неспеша прошел в кабинет следом за его хозяином. Тот отвинтил крышку у большой пластмассовой бутылки и предложил гостю воды. Увидев отказ Якубова, налил себе полный стакан и жадно, почти не отрывая его от губ, выпил воду до дна.
- Поговорить бы надо, - тихо заметил Якубов.
Генеральный прокурор его понял. Он повертел головой по сторонам кабинета, как бы проверяя, не прячется ли кто за широкой портьерой или под диваном, и согласился:
- Давай как-нибудь поговорим. Только не сейчас - дел, сам понимаешь, по-горло.
- Дела у прокурора все время будут, - иначе зарплату платить не за что. А надо бы и о себе подумать: при таком напряженном темпе работы недолго и инфаркт схватить. Поверь, после этого сразу всем станешь не нужен.
Генеральный прокурор поверил. Он только что сам продемонстрировал это на примере бывшего директора Федеральной службы безопасности. И потому, в знак согласия, задумчиво покачал головой.
Увидев, что хозяин кабинета склонен принять его предложение, Якубову осталось только чуть-чуть «дожать» своего собеседника.
- Знаешь что, поедем-ка сейчас со мной. Есть одно укромное место, где нам никто не помешает. В мужской компании хорошенько перекусим, а, заодно, и поговорим. Там нам никто мешать не будет.
- Ладно, - вздохнул Генеральный прокурор, - поедем. Ты прав: все дела не переделаешь.
Он дал несколько распоряжений секретарю в приемной, и они, на отдельном лифте, спустились вниз, к подъезду.

Лето в этом году было особенно жарким. Даже в зашторенном кабинете Сталина в Кремле чувствовалось, что на улице знойно и душно.
Возможно, именно это обстоятельство было причиной плохого настроения вождя. По крайней мере, так думал его личный секретарь Поскребышев, когда докладывал Сталину о сборе приглашенных.
Но он ошибался. Не жаркая и душная погода была причиной негодования диктатора. Только что Иосиф Виссарионович ознакомился с особо секретным донесением о том, что в Пентагоне разработан план атомной бомбардировки двадцати советских городов, включая Москву.
«Подумать только! - негодовал про себя Сталин, в раздражении отодвинув от себя на столе секретный доклад. - Всего три месяца прошло после окончания конференции стран-победительниц второй мировой войны в Потсдаме. Там вовсю звучали тосты о дружбе и поддержании мира на земле. И те же Рузвельт и Черчилль теперь строят планы уничтожения Советского Союза! Этого не будет!»
Он приказал, чтобы приглашенные вошли в его кабинет. Вождь лично и очень тепло поздоровался за руку с Курчатовым, Сахаровым, Александровым и другими учеными. Затем пригласил их сесть за большой длинный стол, накрытый зеленым сукном.
- Вы, товарищи ученые, прекрасно знаете, что сейчас требуют от вас партия и правительство. Надо максимально ускорить работы по реализации Проекта «Бородино». Империалисты уже вынашивают планы уничтожения с помощью нового оружия нашей страны. Поэтому мы не пожалеем никаких средств, чтобы создать ядерный щит Родины.
Ученые не подвели Родину и Сталина. 29 августа 1949 года на семипалатинском полигоне в Казахстане была успешно испытана первая советская атомная бомба. А еще раньше, в 1947 году министр иностранных дел СССР В. М. Молотов сделал заявление, что секрета атомной бомбы уже давно не существует.
Сталин щедро, по-царски одарил группу разработчиков проекта. Создатели атомной бомбы получили Государственные премии, звания Героев Социалистического Труда, автомобили, особняки, деньги. Вождь был готов на руках носить этих людей. И был прав, потому что эти люди положили конец атомной монополии США и Англии, которые могли применить грозное оружие не только в Хиросиме и Нагасаки.

Как только Сабиров узнал об обстреле квартиры Булановой, сразу же выехал к ней. Там он застал не только свою любовницу, но и наряд милиции.
- Что здесь произошло? - обратился Герман к лейтенанту, который был старшим в наряде.
- А с кем имею честь говорить?
Сабиров мгновение поколебался, затем, чтобы узнать правду, все-таки решил раскрыть свое инкогнито.
- Управляющий делами Президента Сабиров.
- Вот как? - удивился молодой лейтенант. - И что вы здесь, собственно говоря, делаете?
Герману, который не привык к такому обращению с собой, это очень не понравилось. И он повысил голос:
- Да как вы смеете так со мной разговаривать! Одного звонка будет достаточно, чтобы убрать вас с этой работы!
- А вот это уже называется использованием служебного положения в личных целях. Я здесь выполняю свои обязанности и не обязан давать служебную информацию даже чиновнику из Администрации Президента.
- Герман Антонович, - вмешалась Буланова. - Не спорь: он прав. Да и, собственно, что он может сейчас сказать нового?
- Ты, пожалуй, права, - несколько поостыл Сабиров. - Где бы нам с тобой приватно поговорить?
- Давай лучше поедем к Зине. Все равно я не смогу теперь здесь спокойно себя чувствовать. Даже под охраной таких бдительных милиционеров, - сказала она и улыбнулась молодому лейтенанту.
Минут через пятнадцать они уже входили в соседний дом, где жила Зина. Та встретила их радостно. Однако было видно, что она сильно встревожена. И потому сразу накинулась с расспросами:
- Ну что милиция выяснила? Кого подозревают?
- Это, пожалуй, мы должны вычислить сами, - резонно заметил Сабиров. - Поэтому надо подумать, кому нужно было пугать Джульетту?
- Против кого она писала свои статьи.
- Ты, Зина, конечно, права, - согласилась Буланова. - Начнем с Треногова - ему от меня здорово досталось.
- Ну, это исключено! - возмутился Сабиров. - Он - мой друг, а ты - моя любовница. К тому же я открытым текстом высказал ему претензии по поводу того, что он забыл тебе оплатить заказ. И он согласился, что «нужное» мнение, которое создает пресса, сейчас дорого стоит.
- Да, Треногов прав, - заметила Зина. - В России журналист больше чем человек, который пишет: нигде в мире так не верят в печатное слово, как в России.
- Журналист у нас не дурак, - весело заметил Герман, - как его покормят, так и писать будет.
- Друзья, друзья, - была вынуждена вмешаться Джульетта, - мы отвлеклись от темы. Нам же надо выяснить, кто потенциальный заказчик этой пули, влетевшей в мое окно, а не открывать симпозиум насчет особых качеств российского журналиста. Мораль, в принципе у каждого человека одна. И наш журналист от иностранного ничем в этом плане не отличается.
- А когда-то отличался! - назидательно вставила Зина. - Я помню твои статьи в областной газете. Тогда они были полны патриотизма, высокой нравственности и служению Родине.
Буланова красноречиво посмотрела на подругу и ничего не ответила. Она вынула из пачки сигарету «Кэмел», чиркнула зажигалкой и глубоко затянулась. Затем тоскливо оглянулась вокруг:
- Зинок, у тебя что - выпить ничего нет?
- Откуда? Нам уже второй месяц зарплату не платят.
- И вам тоже? - удивился Сабиров. - Во довели страну: имеем почти половину всех сырьевых богатств мира, а живем в нищете.
- А все потому, что во главе государства находится старый, больной и безразличный человек, а правят страной разные проходимцы! - запальчиво выкликнула Зина и вдруг прижала указательный палец к виску: - Эврика! Как я сразу не подумала?! Это же Кейман!
- Что Кейман? - не поняла Джульетта.
- Он - заказчик и исполнитель!
Сабиров и Буланова оторопело посмотрели на хозяйку квартиры. А Зина как ни в чем не бывало продолжала развивать свою мысль:
- Следите за моей логикой. Джульетта «светится» в газете с разными статьями, заказной характер которых вполне понятен тем, против кого он направлен. Кейман, как человек, несомненно, одаренный и поднаторевший в интригах, сразу устанавливает связь между Джулей, Треноговым и тобой, Герман. Тебя он уже пытался запугать, теперь пришла очередь Джули.
Сабиров задумчиво покивал головой. В словах Зины он в самом деле увидел логическую связь. Да и Буланова не стала отрицать справедливость этой версии. И он медленно проговорил:
- Ах сволочь! Мало ему меня - теперь и до моей возлюбленной решил добраться. Но это у него не получится: я сделаю все, чтобы убрать эту гадину.
И он повернулся к Булановой:
- Значит, так. Ты поживи пока у Зины - это будет безопаснее. А насчет всяких кейманов не беспокойся: мы сейчас как раз эту версию разрабатываем.

Прошедшая ночью гроза наконец-то освежила воздух и заставила отступить жару. Грозовое желтое небо еще дымилось многочисленными облаками, но в двух местах их прорывало яркое многоцветье. Две подруги-радуги словно опрокинулись над верхушками деревьев и радовали глаз переливом причудливых красок.
Якубов, как только они выехали за пределы столицы, отключил кондиционер в машине и открыл окно. Однако вместе с теплым ветерком в салон ворвался и влажный воздух.
- Душно, - сказал Генеральный прокурор, отирая платком лоб и затылок. - Как бы снова не разразилась гроза с ливнем.
- У природы нет плохой погоды, - отшутился Якубов. У него значительно повысилось настроение оттого, что Михаил Иванович согласился поехать с ним. Признаться, он не ожидал такого быстрого и легкого согласия важного чиновника на предложение бывшего коллеги. - Да и ехать осталось недолго.
- А куда мы направляемся, если не секрет? - почему-то впервые поинтересовался Генеральный прокурор, что совсем не соответствовало его должности и умению быть всегда осторожным и осмотрительным.
- Еще пару километров - и мы у цели, - уклонился от прямого ответа Якубов, ловко ведя машину по пролеску.
И действительно, через несколько минут они остановились у ворот какой-то дачи. Михаил Иванович сразу определил, что этот красивый особняк за трехметровым забором с системой видеонаблюдения явно принадлежит не простому труженику. Но задавать больше вопросов не стал, справедливо полагая, что скоро все и так прояснится.
Он оказался прав. Как только машина въехала на территорию дачного участка, представлявшего большой, уходящий вдаль сосновый бор, его взору сразу предстали знакомые люди. Треногов, Сабиров и даже первый помощник Президента были прекрасно известны Генеральному прокурору. Он стал догадываться, что заставило этих людей собраться в одном месте.
Но крепкие дружеские рукопожатия, взаимные приветствия, традиционные вопросы о здоровье не оставляли сейчас времени для расспросов. Его пригласили пройти на просторную террасу трехэтажного особняка с причудливыми башенками. Здесь уже ждал богато накрытый стол.
Первые десять минут застолья все дружно выпивали и закусывали. Здесь, на природе, духоты почти не чувствовалось. К тому же солнце уже клонилось к закату, и становилось прохладнее. Вдоль террасы густо росли цветы. Мокрые соцветия красных пионов горели в последних лучах солнца, как раскаленные угли. Все это в сочетании с мерным постукиванием дятла по засохшему стволу дерева создавало благостную картину деревенского умиротворения и покоя.
Но, похоже, гости собрались здесь не для этого. И первым начал серьезный разговор хозяин дачи. Он выпил еще одну рюмку коньяка, зажевал его ломтиком лимона и спросил Генерального прокурора:
- Скажи, Михаил Иванович, ведь не зря мы тебя сюда вытащили? Красота-то какая!
- Да уж, красиво. Но пригласил ты меня зачем? Не кормить и поить, в самом деле!
- И это тоже не помешает. Я, к примеру, на голодный желудок плохо соображаю. А нам сегодня нужно принять важные решения. Скажи, пожалуйста, ты с кем?
Михаил Иванович чуть не поперхнулся куском малосольной форели, который только что подцепил вилкой и отправил в рот. Но быстро прожевал его и в свою очередь спросил:
- А что ты имеешь в виду?
- Брось хитрить: тут все свои. Ты с Президентом и его окружением, которые развалили и унизили великую страну, или с честными патриотами, которые хотят спасти Родину от окончательного краха?
На такой вопрос у бедного Михаила Ивановича не могло быть иного ответа, как остаться заодно с честными патриотами. Но это не устроило главу столичного правительства. И он потребовал доказательств:
- Тогда почему пляшешь под дудку Самого? Зачем дважды вызывал Германа и устраивал ему накачки?
- Погоди, Василий Иванович, - вмешался Якубов. - Нельзя прижимать человека к стенке, если хочешь сделать его союзником. Михаил Иванович в данном случае поступил так, как сделал бы каждый на его месте. У прокуратуры имеется материал на Германа, и мы об этом знаем. Другое дело, что он выполнял указание Президента, не для себя переводил на заграничные счета эти деньги, предназначенные для ремонта Кремля. Так, Михаил Иванович?
- Абсолютно так.
- Спасибо. Речь сейчас об ином: готов ли Генеральный прокурор, у которого имеется огромный компромат на окружение Президента, дать ему ход?
- И оказаться, так же как и вы, выброшенным с работы?
- Михаил Иванович! Я ведь ходу имеющимся у ФСБ материам не дал. И все равно меня отправили в отставку. Так что вы сидите на пороховой бочке.
- Вот видите! - обрадовался Генеральный прокурор. - Вы-то меня понимаете: я один изменить  ситуацию не смогу.
- А почему один? - подал голос Сабиров. - Нас теперь много. И мы можем помочь многострадальной России сбросить с трона человека, который столько лет только и делал, что заботился о личном благе.
- Да, - подтвердил Якубов, - если вы согласитесь быть с нами в одном ряду, мы многое можем сделать.
Генеральный прокурор, казалось, был в раздумье. Он не спешил отвечать, а остальные посетители дачи его не торопили. Наконец, Михаил Иванович заметил:
- Вы знаете, что я честно прошел все ступени своей карьеры. Начинал рядовым прокурором в глубинке. И такого размаха коррупции в высших эшелонах власти я никогда не видел. Вместе с Андроповым мы начинали разные «рыбные» и «гастрономные» дела против тогдашних чиновников. Думали, что  это предел падения отдельных руководителей. Но оказалось, что те правонарушения  - детские шалости по сравнению с тем, что творится сейчас. Разворовываются целые миллиардные транши западной помощи, в частные руки за бесценок отдаются самые прибыльные отрасли, воруют уже воткрытую и никого не стесняются. Думаете, у меня не болит за это душа?
- Так начните борьбу! - воскликнул Треногов. - А мы вас поддержим!
- Кто «мы»? Несколько чиновников, пусть даже высокопоставленных? Полная власть в руках Президента и средств массовой информации. Они любого из нас сотрут в порошок!
- Не сотрут, - вдруг спокойно подал голос, молчавший до этого первый помощник Президента. - У нас в администрации имеется мощный аналитический центр. Так вот, по его данным, в парламенте и правительстве имеется мощная оппозиция Президенту.
- Тоже мне, новость! - презрительно засмеялся Сабиров. - Там многое покупается и продается. Но использовать силу депутатов можно. А вот с правительством нам нужно работу усилить: премьер-министр - порядочный человек и привлечь на свою сторону мы его обязаны.
- Верно, - согласился Треногов. - Этот вопрос я беру на себя: с Громовым у меня как раз завтра встреча.
- Вот это уже дело, - несколько увереннее сказал Генеральный прокурор. - Если на нашу сторону встанут парламент и правительство, то можно будет и в бой вступить.
Треногов с удовольствием заметил, что Михаил Иванович произнес слова «нашу сторону»  и посчитал, что прогресс достигнут. И постарался незаметно увести разговор в иное русло. Тем более что наступили сумерки, а на поляне среди сосен уже пылал костер, и оттуда вкусно тянуло запахом жареного шашлыка.
Жизнь, а с нею и борьба за лучшее продолжались.

       Пропуск с. 171-172.
прикрыть рукой декольте тысячедолларового платья от Версаче, справедливо           полагая, что нельзя раздражать отца де¬монстрацией чересчур большого выреза одежды  на груди.
    - Да, об этом! Твой  лизоблюд Кейман только что на всю стра¬ну заявил, что отказывается выполнять мой Указ! Каково?!
    - Какой Указ? Ты что, его уволил? И даже не посоветовался со мной! Лицо Нины стало медленно наливаться краской, но вдруг она громко зарыдала и стала дергать головой из стороны в сторону.
    Александр Владимирович мигом присмирел. Он, насколько по¬зволяла ему немощь, быстро подошел к дочери, обнял ее и стал успокаивать:
    - Ну, не плачь, Нинель, не надо. Ты же сама говорила, что тебе теперь безразлично, что будет с этим Кейманом.
    - Говорила! - продолжая рыдать, сквозь всхлипывания су¬дорожно выдавливала из себя слова дочь. - А ты и постарался: меня не спросил. А ты подумал, в какое положение этим Ука¬зом меня поставил? Теперь все смеяться станут, мол, я ничего не решаю!
    Александр Владимирович ничего не ответил. Он только лас¬ково гладил дочь по голове, видимо, вспоминая, как делал это в ее детстве.

   Российская история — это непрерывная череда дворцовых пе¬реворотов. Редкий правитель спокойно доживал в нашей стране на своем троне, чтобы умереть естественной смертью. Это дав¬но и прочно усвоил Иосиф Виссарионович Сталин. Он много потрудился, чтобы избавиться не только от явных, но и потенци¬альных врагов.
    Но даже сейчас, на вершине беспрекословного диктаторства, он не мог быть до конца уверен в полной лояльности соратни¬ков. И потому был вынужден прислушиваться к тем донесениям и докладам, которые регулярно поступали из спецслужб.
    Особенно в последнее время его беспокоил маршал Жуков. Этот гениальный полководец, блестяще выигравший войну, пользовался громадным авторитетом и уважением в народе. Он мог затмить даже гения всех времен и народов, самого товари¬ща Сталина. Этими страхами умело пользовался Берия. Он даже сумел подготовить к докладу вождю целое дело о военном заго¬воре, который, якобы, возглавил Жуков.
    Первая опала знаменитого маршала наступила в 1946 году, когда его удалили из Москвы в Одессу командовать округом. Про¬шло совсем немного времени, и из этого южного города посту¬пила шифровка, что Жуков вооружает офицеров. Берия немед¬ленно явился с докладом к Сталину
   - Ну, что у тебя? —  предчувствуя неприятный разговор, недовольно произнес Иосиф Виссарионович.
    -  Подтверждение того, что наш полководец возглавил заго¬вор недовольных военных.
    Сталин ничего не ответил, а лишь повернулся к Берии спиной, высматривая что-то через окно в кремлевском дворе.
  - Нити заговора из штаба Одесского военного округа потянулись в другие города, — словно не заметив демонстративного действия вождя, продолжал Лаврентий Павлович. — В основном туда, куда вы сослали генералов, снятых с постов и пони¬женных в званиях за присвоение трофейного имущества в Германии.
    Сталин помнил дело о так называемом трофейном имуществе. Вездесущие агенты Берии скрупулезно подсчитали и доложили, сколько ковров, мехов, метров тканей и так далее привез с со¬бой из побежденной Германии маршал Жуков и другие генера¬лы. Тогда он просто выбросил в мусорную корзину многостра-ничные описания этих трофеев. Но воспользовался случаем и наказал ряд высокопоставленных военных. И вот теперь ему опять напоминают о каких-то тряпках, не стоящих выеденного яйца.
    Берия дипломатично выждал некоторое время, но затем про¬должил доклад:
    - Обиженные, как они считают, вами военные стали искать авторитетную фигуру, вокруг которой можно было бы сплотиться …
    - … и тогда их взоры обратились к товарищу Жукову, тоже оби¬женному Сталиным, — досказал за Берию Иосиф Виссарионович.
   - Совершенно точно. Поэтому нами произведен ряд арестов офицеров округа, которым командует маршал Жуков.
   - И теперь встает вопрос об аресте самого командующего, — вновь закончил мысль за него хозяин кремлевского кабинета.
   Берия весь подался вперед, чтобы не пропустить ни слова из того, что теперь скажет Сталин. Он давно ждал этого исторического момента. До самого последнего времени, несмотря ни на какие компрометирующие материалы, ему не удавалось
близко подступиться к опальному маршалу. И вот теперь, кажется,  долгожданный момент настал.
    Ястребиный нос Берии, словно чувствуя добычу, напрягся в ожидании, а взгляд тускло поблескивающих за стеклами пенсне глаз отливал свинцово-сизой жесткостью.
    Сталин медленно повернулся от окна и внимательно посмот¬рел на Берию. Затем четко и ясно произнес:
    - Нет, Жукова арестовать не дам. Не верю во все это. Я его хорошо знаю. Я его за четыре года войны узнал лучше, чем самого себя.
    Жуков, действительно, издал приказ о выдаче оружия воен¬ным и разрешил круглосуточное его ношение. Но вовсе не пото¬му, что готовил свержение Сталина.  В сорок шестом Одесса ки¬шела бандитами и ворьем, которые наводили страх на жителей. Вот для борьбы с ними и предпринял полководец чрезвычайные меры.
     Бдительная агентура НКВД, следящая за маршалом, тут же сообщила об этом в Москву. Недоброжелатели Жукова момен¬тально воспользовались информацией. Но многоопытный Ста¬лин оказался прав, не поверив в такую интерпретацию сообще¬ния. На этот раз беда миновала маршала Жукова.

    Два главы правительств — московского и российского — встретились в доме на Краснопресненской набережной. Судя по тому, что Громов не стал держать Треногова в приемной, а сразу пригласил в кабинет, он относился к нему неплохо.
    Это был высокий, пожилой, много повидавший в жизни чело¬век. Он прошел не только партийно-советскую школу, обычную для всех здравствующих госчиновников, но и долгий путь дип¬ломатической работы. А потому был сдержан, скуп на слова, пунктуален и обязателен, что в российской элите считалось чуть ли не чудачеством.
    После того, как они тепло поздоровались, премьер-министр пригласил гостя в комнату отдыха, располагавшуюся за основ¬ным кабинетом. Там они расположились в удобных креслах.
   - У вас можно говорить открыто? — сразу поинтересовался Треногов.
   - Теперь можно, — ответил премьер-министр. — И на ста¬руху бывает проруха: я, опытный дипломатический волк-раз¬ведчик, не озаботился тем, чтобы проверить на предмет про¬слушивания эти апартаменты. И, только когда обнаружил утеч¬ку нескольких секретных разговоров из кабинета, дал задание
его проверить. Результат был ошеломительным: в столе премьер-министра — подслушивающее устройство.
    - Кейман?— коротко спросил Треногов.
    - Он самый.
    - И ничего с ним не сделали?
    - Громов снисходительно улыбнулся. Затем сделал рукой не¬определенный жест, означающий что угодно, и стал рассказы¬вать:
    - Почему же - сделал. Первым делом приказал всё ликвидировать и уволил своего руководителя аппарата. Вторым — поехал с разговором к Президенту.
— А он посоветовал ограничить вашу политическую активность и не наезжать на Кеймана.
   - Точно, — согласился премьер-министр. — Пришлось поставить ультиматум: или я, или Кейман. Что было дальше  —  вы знаете.
    - Знаю. Только этот прохвост теперь самому  Президенту кукиш показал: в интервью принадлежащей ему радиостанции заявил, что с поста секретаря Совета безопасности никуда не уйдет, и что Президент нарушил Конституцию.
    - Да есть ли у нас в стране после этого власть? — задал риторический вопрос сам себе премьер-министр.
    - Вот для того, чтобы власть была, я пришел к вам.
    - Вы понимаете: я не могу идти против Президента. Не только потому, что не могу этого сделать по Конституции, но из чув¬ства элементарной порядочности!
    - Да о какой порядочности можно говорить по отношению к такому человеку! — уже не сдерживаясь, воскликнул Треногов. — Он же, если потребуется, ноги о вас вытрет и дальше пойдет!
    - В этом я не сомневаюсь, — согласился Громов. — Положе¬ние в стране на грани взрыва: грошовые пенсии и зарплаты не выплачиваются месяцами, западная помощь разворовывается, чиновники погрязли в коррупции, криминалитет рвется к влас¬ти. А у правительства нет фактически никакой власти, чтобы это изменить. Вы не поверите, но каждый свой шаг я обязан согласовывать с администрацией Президента, словно это пре¬жний ЦК КПСС!
    - Так она и располагается там же, на Старой площади, и здание, и кабинеты прежние. Только вместо портретов дорогого Леонида Ильича там теперь впору повесить изображения аме¬риканского президента.
    - Да, это «друзья» нашего Александра Владимировича,— го¬рестно согласился премьер-министр.— Мировой валютный фонд, американский департамент и прочие заграничные добро¬желатели указывают, как нам жить и чего еще лишить населе¬ние. Я представляю, как отреагировали американцы, если бы мы стали советовать, как им жить!
    - Ну что же,— заключил Треногое, словно именно он был здесь хозяин, — тогда налицо наше полное взаимопонимание. Я хочу сказать, что представляю определенные силы, которые хотят и могут навести порядок в государстве.
    Наступило минутное молчание. Каждый из присутствующих в комнате отдыха обдумывал то, что он скажет теперь. На карту было поставлено многое: карьера, репутация, обеспеченная жизнь. Ведь и Треногов, и премьер-министр были людьми обес¬печенными и лично ни в чем не нуждались. Наконец, заговорил Громов:
  - Как гражданин страны и патриот, которому небезразлич¬но ее будущее, я также пришел к выводу, что дальше подобное положение терпимо быть не может. Это позор для великой стра¬ны. Россия доведена до нищеты, вынуждена побираться, вып¬рашивая займы, кредиты и транши. Но что сейчас можно сделать?
    - Многое. Мы привлекли на нашу сторону Генерального прокурора. У него накоплен огромный компромат на ближнее ок¬ружение Президента. Если предъявим Александру Владими¬ровичу, то сможем вынудить его добровольно подать в отставку.
    - А, если он на это не пойдет? По Конституции вся власть у Президента. На него выходят все силовые структуры.
    - А у нас общественное мнение, — не согласился Треногов. - Это посильнее военной мощи.
    - Надо подумать, — уклончиво сказал Громов. — По край¬ ней мере, о содержании нашего разговора не должен знать никто. Я дам знать о моём решении.
    На том они и расстались.

    Сабиров, естественно, посвятил Буланову в суть достигнутой на последней дачной встрече договоренности. Ему нужна была помощь Джульетты как опытной журналистки. Поэтому он не¬медленно встретился с любовницей на квартире у Зины, где те¬перь, в целях безопасности, проживала Буланова.
   - Ты можешь нам помочь? — сразу спросил он Джульетту, мирно попивающую кофе в уютной кухне. — Мы объявляем Самому информационную войну.
    - Вам нужно, чтобы накопленный на семью Александра Владимировича и на него самого компромат был опубликован в сред¬ствах массовой информации?
    -Да.
   -Так в чем же дело? Сам говорил: как журналиста покормишь, так он и напишет.
     -Дело не в деньгах: на эти цели у нас имеются. Дело в уголовной ответственности, которой боятся журналисты. Статья пятьдесят первая Закона о средствах массовой информации зап¬рещает журналистам распространять информацию, порочащую граждан, в том числе в связи с их профессиональной деятель¬ностью. Никому не хочется садиться в тюрьму.
    Буланова задумалась, пытаясь дать ответ Сабирову. Но ее опе¬редила Зина.
    - Из этой коллизии есть элементарный выход, — заявила она, поправляя на голове тюрбан из ярко-зеленой материи. — Вы забыли, в каком веке мы живем!
   - И в каком же? — задала глупый вопрос Джульетта.
   - В компьютерном. Делается все просто, сначала надо ваш компромат, что называется, «отмыть». Для этого есть легальный путь: информация сбрасывается в Интернет на разные сайты: А затем уже кто угодно может со спокойной совестью ссылаться на него.
    - Гениально! — воскликнула Джульетта. — Ссылка на опубликованный материал освобождает автора от уголовной ответственности. А легкодоступный и анонимный Интернет идеально подходит на роль такого источника. Знаете, что я недавно нашла в Интернете? Сайт, посвященный даме известного высокопоставленного чиновника, которая, трудясь в банке, занималась любовью с председателем правления прямо на рабочем столе. Каково, а?
    Герман не обратил внимания на последнюю пикантную деталь, но буквально загорелся идеей использования Интернета, потому быстро проговорил:
   - Зинаида, дорогая, проси чего угодно за такую подсказку!
   - Если бы мы продолжали жить в стране Советов, где они, как известно, давались бесплатно, я бы ничего не попросила. Но, поскольку эра романтизма прошла, то не откажусь от твоего предложения. Мы недавно с Джулей были в одном жутко дорогом бутике в «Пассаже». Но только облизнулись: ни одна обновка из этого магазинчика нам не по карману.
   Герман молча достал из кармана небольшой пластиковый предмет и протянул его Зине:
    - Это — платиновая кредитка банка «Чейз Манхэттен». Пользуйтесь на здоровье: на нее многое можно купить.
    После этого дальнейший серьезный разговор стал просто невозможен. Женщины заворковали, словно голуби на токовище: они наперебой обсуждали, что же купят себе в этом престижном магазине.

    Он никогда не имел близких друзей. Всю свою сознательную жизнь, с тех пор, как понял, что надо всеми силами рваться к власти, что только там, наверху, и есть все условия для самовыражения, Саша только притворялся, что может испытывать иные, кроме карьеристских, чувства к окружающим людям.
    В правильности этого жизненного кредо Александра убедила и жесткая комсомольско-партийно-советская школа. Умный, сообразительный паренек сразу понял, что нужно его руководителям. Он научился правильно, хорошо говорить. Умел к месту употребить цитаты из классики марксизма-ленинизма. А, главное, - угодить нужным людям.
    Всю последующую жизнь, занимая высокие властные долж¬ности, он компенсировал Себе эти вынужденные унижения. Александр Владимирович ни в грош не ставил людей. Всех, кто был ниже его рангом, он мог унизить и оскорбить в любую ми¬нуту. Он ни разу не вспомнил о тех, кто когда-то оказал нужные ему услуги. И, каждый раз, когда этого требовала обстановка или когда желал сам, без всяких сожалений «перешагивал» че¬рез верных людей.
    И вот сейчас Президент оказался в сложной ситуации. Ост¬рый звериный инстинкт подсказывал, что за ним, как гончие собаки за раненым волком, по пятам идут соперники. Они об¬ложили его со всех сторон красными флажками и вот-вот гото¬вы были захлопнуть капкан.
    На кого он, Президент страны, мог сейчас опереться? На свою кремлевскую администрацию? Но только за последние полгода он несколько раз поменял ее руководителей. На армию, для ко¬торой являлся Верховным Главнокомандующим? Но офицеры, которым, по его вине, месяцами не выплачивали нищенскую зарплату, вряд ли пойдут защищать такого командира.
    Всякие кейманы, которых в пылу ссоры с дочерью он назвал олигархофренами, первыми, как крысы с тонущего корабля, побегут из России. Правительство возглавляет человек, осмеливающийся спорить с ним и иметь свое мнение. А уж о парламенте и говорить не приходится! Депутаты и се-наторы-губернаторы до того осмелели, что уже в открытую ста¬вят вопрос о его досрочном смещении с поста Президента.
    Александр Владимирович горестно покачал седой головой и отошел от раскрытого окна. Его спальня в загородной резиден¬ции, сейчас больше напоминала больничную палату, так много здесь находилось медицинских аппаратов и приборов.
    Оставался один, главный и надежный союзник, который ни¬когда не подведет. И Президент распорядился пригласить к нему дочь.
    Нина, как всегда, влетела в палату нервная и возбужденная. Она мимоходом осведомилась о здоровье отца, небрежно чмок¬нула его в морщинистую сухую щеку и плюхнулась в кресло.
    - Что, устала, дочка? — ласково спросил Александр Владимирович.
    - Тут устанешь! Кругом одни враги: так и норовят поболь¬нее укусить. За границу смотаться, что ли?
    Президент насторожился. Он впервые услышал от дочери столь явное напоминание о загранице. Он, конечно, знал, что Нина уже давно, через подставных лиц, приобрела несколько вилл за границей...

                (Продолжение следует)


ВАЛЕРИЙ МАСЛОВ
                БЛИЖНЯЯ ДАЧА

                Роман
   
Все герои, кроме исторических лиц прошлого, в данном романе вымышлены. Всякие совпадения с реальными событиями случайны.                Автор.

Светлой памяти
моей матери, великой труженицы
РАЗГУЛОВОЙ Дарьи Ивановны, посвящаю.


    Ему не спалось. Он думал, что оставит потомкам. Какой след в истории страны и мира будет ему уготован. Какой-то очередной лизоблюд вчера весь вечер говорил ему, что имя Александра Владимировича навечно, золотыми буквами будет вписано в историю России.
России! Да мало этого! Он должен войти в один ряд мировой истории наряду с такими именами, как Рузвельт, Наполеон, Сталин, наконец. Недаром он, нынешний Президент страны, сидит сейчас в кресле именно того кабинета, где творил историю мира непобедимый Генералиссимус!
Никто после смерти вождя всех времен и народов не смел занять этот кремлевский кабинет на втором этаже исторического здания. Ни "кукурузник" Хрущев, ни "дорогой" Леонид Ильич, ни борец за справедливость Андропов, ни даже творец перестройки Горбачев. А он занял. Не побоялся. И никто и слова не сказал: проглотили. Знают его крутой нрав. Так что не отступит он и теперь, когда бывшие соратники, как стая голодных шакалов, только и ждут, чтобы урвать момент и лишить его власти.
- Не дождетесь! - вслух сказал Александр Владимирович. - Не на того напали!
Он с трудом поднял свою грузную фигуру из мягкого кресла и невольно усмехнулся:
- Прямо, как дорогой Леонид Ильич, стал, понимаешь! Впору претворять в жизнь его проект строительства подземной рельсовой дороги к залу заседаний Кремлевского Дворца съездов: нажал кнопку - и вместе с креслом тебя вынесло прямо в президиум очередного съезда!
Президент подошел к окну, из которого была видна панорама внутренней кремлевской площади. На заснеженной брусчатке суетилась стайка голубей, ввысь устремлялась золоченая колокольня Ивана Великого, слышался мерный перезвон колоколов. Весь этот патриархальный вид навевал покой и умиротворенность. И Александр Владимирович невольно воспрянул духом.
"Нет, списывать меня рано! Я им еще покажу кузькину мать!"

Из посольства Соединенного королевства Великобритании Герман Сабиров возвращался довольно поздно: сегодня здесь устраивался очередной прием по случаю представления нового Чрезвычайного и Полномочного Посла Ее Величества в России. Герман был слегка навеселе и потому двигался по ночной Москве на служебном "Мерседесе" довольно тихо. Он и так уже нарушил служебную инструкцию, отослав шофера с охранником домой. Ему, руководителю Отдела администрации Президента, не полагалось ездить без охраны и тем более самому вести машину.
Но он решил, что сегодня можно. После приема его ждала красивая, обаятельная женщина, а двигаться на служебной машине к любовнице со свидетелями не хотелось.
Сабиров хотел конспирации: новый глава президентской администрации вздумал наводить порядок. И в моральном облике подчиненных тоже.
"Как будто людям можно запретить любить!" - усмехнулся Герман, но на всякий случай пристегнул ремень безопасности и даже выключил проблесковый маячок, дабы не привлекать к своей персоне излишнего внимания.
Его новая пассия, сотрудница газеты администрации Президента, жила в центре Москвы, в Последнем переулке. Сабиров был горд, что ему удалось так быстро не только устроить провинциальную журналистку в престижном столичном издательстве, но и пробить ей жилплощадь недалеко от своего постоянного места работы. И не жалел об этом: женщина со странным именем Джульетта оправдывала его неизбывной страстью и темпераментом.
Он неспеша подрулил к старинному, дореволюционной постройки дому в начале переулка, выключил мотор и только собрался открыть дверцу, чтобы выйти из машины, как к правительственному "Мерседесу" подскочил человек в маске.
Далее события развивались классически. Неизвестный киллер приблизился к машине со стороны правого пассажирского сиденья и через стекло прицелился в водителя. Сделав в упор два выстрела, стрелок бросил пистолет с глушителем прямо возле "Мерседеса" и скрылся в темноте.

Иосиф Виссарионович Сталин был сегодня явно не в настроении. Он только что внимательно прочитал аналитический материал под грифом "Совершенно секретно" из ведомства  Берии и был несказанно раздражен. Конечно, любой посторонний человек не заметил бы сейчас на лице вождя великой страны и тени подобного раздражения: Джугашвили давно привык сдерживать свой грузинский темперамент и не делать поспешных решений. Но внутренне он буквально кипел. И потому, раскурив неизменную трубку, в которую сейчас вложил, кажется, чересчур большую порцию своих любимых раскрошенных папирос "Герцоговина Флор", он, уже спокойно, немного растягивая слова, проговорил вслух, словно рассуждая сам с собой:
- Сколько можно этой, выражаясь языком Ильича, политической проститутке Троцкому полоскать имя товарища Сталина? Давно в эмиграции, но никак не успокоится. Может, товарищу Бронштейну надо помочь? Почему товарищ Берия сам не догадается? Почему обо всем должен думать сам товарищ Сталин?
Видимо, обилие вопросительных знаков несколько утомило вождя, и он задумался, подойдя к окну своего кремлевского кабинета на втором этаже бывшего сенатского дворца. На заснеженной брусчатке суетилась стайка голубей, ввысь устремлялась золоченая колокольня Ивана Великого, слышался мерный перезвон часов на Спасской башне.

Джульетта Степановна ждала гостя. Она совсем недавно поселилась в этом старинном престижном доме, где ее любовник сделал евроремонт, и не могла нарадоваться своему счастью. После провинциального областного центра, хоть и близко расположенного к Москве, но сонного и тихого, она никак не могла привыкнуть к бурной столичной жизни. Ее возлюбленный появлялся только ближе к ночи и никогда не оставался до утра, заботясь о спокойствии своей жены. Но Джульетту такое положение вполне устраивало. Причем, главными в жизни были не роскошь и богемная жизнь, которые дал ей любовник. И не то, что он сумел в течение недели круто изменить ее жизнь, устроив работать в газету администрации Президента страны.
Главным была та страсть, которую она испытывала с этим, еще молодым, стройным и умным человеком. У нее был когда-то муж и немало любовников, но еще ни разу она по-настоящему не любила. И теперь эта красивая, обаятельная женщина ничего не желала так сильно, как очередной встречи со своим возлюбленным.
Настенные часы в зале мерно пробили одиннадцать раз, но никто к ней пока так и не пришел. Джульетта уже начала волноваться, когда, наконец, раздался звонок.
Но это был звонок телефонный. Задыхаясь от внезапно охватившего ее волнения, Джульетта бросилась к телефонному аппарату.

Он решил собрать помощников здесь, в Горках. Выезжать в Кремль врачи решительно не советовали: состояние здоровья Президента вызывало у них серьезное беспокойство. Но и медлить было нельзя: за его спиной уже начались метания и перебежки ближайших сподвижников во вражеский стан. Пора было проявлять характер. Надо было показать, кто в доме хозяин.
Александр Владимирович медленно, по-стариковски, поднялся из кресла и на негнущихся ногах добрел к широкому, не зашторенному окну.
Вид в ухоженный парк был прекрасен. Слегка припорошенные снегом ели и сосны навевали покой и умиротворенность. На всем обозримом пространстве не было видно ни души. Казалось, что именно здесь ты надежно защищен от всех мерзостей жизни.
"Не зря Ильич выбрал себе этот прекрасный уголок для последних лет жизни, - подумал, несколько успокоенный созерцанием великолепного пейзажа, Президент. - А может, я ошибаюсь? Это ведь Сталин упрятал своего учителя сюда, подальше от посторонних глаз!"
- Но меня им не упрятать! - грозно воскликнул вслух Александр Владимирович.
Что-то поистине величественное, царское промелькнуло в грозном виде Президента в этот момент. Но тут же исчезло, сменившись болезненной гримасой: приступ очередной боли вмиг показал ему, как вредно этому старому, изношенному человеку волноваться.
- Все ждут, Александр Владимирович! - незаметно возник за его спиной помощник.
Президент невольно вздрогнул. Вот уж, сколько лет он никак не мог привыкнуть к этой кошачьей повадке своего личного секретаря.
"Так и нож может вонзить в спину незаметно, - совершенно не к месту возникла в его голове нелепая мысль. - Менять, пожалуй, его надо".
Это желание - сменить и разогнать своих самых верных и ближайших сподвижников - у Президента возникало довольно часто. Что он с удовольствием и претворял в дело. Александр Владимирович не жалел никого и уж тем более не признавал никакой дружбы и прежних заслуг. Вот и сейчас, услышав от дочери, что, по ее мнению, в Кремле зреет заговор, он приготовился к принятию очередных решительных мер.
- Здравствуйте, Александр Владимирович! Как вы хорошо выглядите! Горки идут вам на пользу! - раздался хор услужливых голосов, как только он вошел в гостиную.
Впрочем, "вошел" - это слишком оптимистично сказано. Присутствующие вмиг отметили шаркающую походку Президента, впились внимательными, ничего не пропускающими взглядами во весь его облик. Поначалу никого не интересовало, что он говорил, все смотрели, как медленно раскрываются бледные губы, как напрягаются веки, как потерянно бьется жилка на виске...
- И потому я принял решение. - Президент закашлялся, прямо ладонью вытирая губы и нос, затем медленно, с большими паузами, произнес: - Я отправляю в отставку руководителя администрации Президента и всех его заместителей.
Наступила немая сцена. Никто не ожидал такого резкого поворота дела. Словно заметив, что несколько переборщил, Александр Васильевич добавил:
- Да, и, понимаешь, объявляю всем им благодарность за службу. С сохранением всех льгот и... привилегий.
Последнее слово далось ему особенно трудно. То ли потому, что трудно произносилось, то ли из-за того, что начинал он свой стремительный взлет к президентскому креслу как раз с борьбы с этими самыми привилегиями.
Впрочем, собравшимся было сейчас не до осмысления таких тонкостей. Каждый из них мгновенно соображал, что ему теперь делать. Власть обладает для людей такой притягательной силой, с которой не может сравниться ни одна из остальных человеческих страстей.

Сабиров, видимо, родился в рубашке. Киллер, похоже, не отличался меткостью и кучностью в стрельбе: пули попали в руку и ногу, не задев жизненно важных органов.
А может, он и не собирался убивать начальника Отдела администрации Президента? Может, ему дали задание лишь попугать не в меру ретивого чиновника?
Впрочем, Германа сейчас такие нюансы не интересовали. Нужно было срочно вызывать помощь. Левой, не простреленной, рукой он вынул из кармана куртки мобильный телефон и вызвал по нему "скорую помощь". Затем дотянулся до спрятанного за панелью телефона правительственной связи и набрал четырехзначный личный номер директора Федеральной службы безопасности. На его счастье, абонент оказался на месте.
- Якубов слушает! - по-военному четко отозвался моложавый звонкий голос в трубке.
- Иван Павлович, прошу извинить за поздний звонок. Это Сабиров. Меня только что в упор расстрелял киллер.
На мгновение в трубке воцарилось молчание. Затем тот же голос, но уже несколько настороженно, уточнил:
- Кто говорит?
- Сабиров. Начальник Отдела...
- Да знаю, знаю, - несколько нетерпеливо перебил Якубов. - Но как это: в упор расстрелял, а ты жив?!
- Да. Только ранен. В руку и ногу.
- Понятно, - уже совершенно серьезно, деловым тоном ответил директор Федеральной службы безопасности. - Адрес?
- Последний переулок, дом семнадцать. Это в центре.
- Знаю. Высылаю бригаду и еду сам. "Скорую" вызвал?
- Да.
- Попроси, чтобы без меня не увозили. Сейчас буду.

Берия был вызван к Сталину немедленно. Вождь неторопливо прохаживался по кремлевскому кабинету. Толстый ковер на полу и так заглушал все шаги. А мягкие, почти без каблуков, сапоги Иосифа Виссарионовича и вовсе делали его походку неслышной. Так что, стоявший навытяжку посредине кабинета Лаврентий Павлович мог только настороженно зыркать тускло поблескивавшим пенсне да слегка поводить в стороны своим ястребиным носом.
- Лаврентий, что ты мне опять принес эту гадость? - Сталин брезгливо указал на аналитический доклад с выкладками иностранной прессы, лежащий у него на столе.
- Так ведь пишет, подлец! Поливает грязью.
- Вот именно, - пыхнул трубкой вождь. - Грязью. А ты мне создаешь проблемы.
- Так ведь... - начал было Берия, но, словно уловив непроизнесенное указание, мигом сообразил: - Нет человека - нет и проблемы!
Иосиф Виссарионович ничего не ответил. Он словно вмиг утратил интерес к тому, о чем пишет в далекой мексиканской эмиграции его бывший соратник по партии. И перешел к, казалось бы, философской проблеме.
- Вот, многие говорят, что я чересчур жесток.
- Что ты, Коба! Кто такое мог подумать?!
- Да, многие. Да товарищи по партии. Но вспомни, Лаврентий, десятую годовщину Великого Октября. Тебя, конечно, тогда здесь еще не было. Но не в этом дело. Стою на трибуне, приветствую трудовые массы и вдруг получаю сильный удар в затылок. Даже фуражка слетела. Это как понимать, Лаврентий?
Берия 7 ноября 1927 года на трибуне Мавзолея действительно не был. Но о том нападении на руководителя страны, Иосифа Виссарионовича Сталина, знал прекрасно. Тогда слушатель военной академии имени Фрунзе Яков Охотников вместе еще с двумя курсантами был послан на усиление охраны Сталина во время военного парада на Красной площади. Беспрепятственно проникнув в Кремль, тройка слушателей подошла к калитке, перекрывавшей вход в туннель, ведущий на трибуну Мавзолея.
Путь им преградил всего один грузин-охранник. Отшвырнув его в сторону и сломав калитку, бравая тройка вмиг оказалась позади приветствовавших демонстрантов руководителей партии и правительства. Яков Охотников подскочил к Сталину и с размаху ударил его кулаком в затылок.
Лаврентий помнил и иное, самое интересное: никто из напавших на Сталина не был привлечен к ответственности. Троцкий, начальник академии Эйдеман и начальник военного штаба РКК Тухачевский замяли это дело.
- Да, Коба, тогда ты не дорожил своей жизнью и не уделял внимания своей безопасности. Если бы в руках этого бандита оказался нож или пистолет - случилось бы непоправимое.
- Да, Лаврентий, мне, можно сказать, везет, - усмехнулся Иосиф Виссарионович. - Не оказалось в руках сабли и у комбрига товарища Шмидта, а то бы остался Коба без ушей.
И этот эпизод Берия прекрасно знал. Накануне пятнадцатого партийного съезда позиции Троцкого стали особенно сильны. И Сталин пошел ва-банк: исключил его из партии. В перерыве съезда к Сталину подошел сторонник Троцкого командир бригады Шмидт, при всех обложил матом и, помахивая воображаемой саблей, заявил: Смотри, Коба, уши отрежу!" Вождь проглотил и это оскорбление.
- Так что у нас там еще? - словно и не было ничего сказано перед этим, вяло поинтересовался Сталин.
- Срочных и важных сообщений пока нет, - отрапортовал Берия.
- Хорошо, Лаврентий. Ступай.
Никаких выводов и приказов. Но Берия прекрасно знал характер своего Хозяина: тот никогда и ничего не забывал. Яков Охотников, разбивший затылок Сталина перед многотысячной демонстрацией на Красной площади, вначале даже получил повышение. Иосиф Виссарионович вспомнил о нем через восемь лет. Чуть позже пришел черед и его защитников: Эйдемана и Тухачевского. Теперь настала пора Троцкого.

Джульетта так спешила к звонящему телефонному аппарату, что на бегу споткнулась о край ковра и упала. Но все же успела протянуть руку и схватить трубку. Так, лежа на ковру, задыхаясь от тревожного предчувствия, она и ответила на звонок:
- Я слушаю!
- Это я, Герман. Ты можешь спуститься вниз, к машине?
- Что случилось, родной?!
- Ничего страшного. Не волнуйся. Возьми бинт или что-нибудь для остановки крови...
- Ох! - только и смогла вымолвить Буланова. Но, как женщина решительная, тут же взяла себя в руки: - Я мигом! Жди, родной!
Лихорадочно, вышвыривая из шкафа ненужные, мешающие сейчас вещи, она выдернула кусок марли, схватила из аптечки йод и сразу побежала из квартиры вниз по лестнице.
На улице, как ни странно, было буднично и тихо. Приглушенно светил на углу одинокий фонарь, вокруг не было ни души, и только роскошный "Мерседес" ее возлюбленного стоял рядом с подъездом с распахнутой передней дверцей.
- Герман! - бросилась женщина к машине. - Ты жив?
- Конечно, - как можно беспечнее отозвался из машины Сабиров, но не выдержал и застонал от боли.
Глазам Джульетты Степановны предстала жуткая картина. Все видимое пространство внутри "Мерседеса" было залито кровью. Алая жидкость буквально заляпала обшивку, панель управления, руль, даже мобильный телефон, валявшийся на сиденье рядом с Германом.
- На тебя напали? Почему ты один? Где охрана? - засыпала его вопросами Буланова, в которой теперь проснулся еще и журналистский интерес. Но она тут же спохватилась и принялась, как могла перетягивать руку выше раны, чтобы остановить кровотечение.
Но следом внезапно раздался вой сирены, и в переулок влетела машина "скорой помощи". Из нее выскочили врачи и, бесцеремонно оттолкнув Джульетту, принялись за дело.
Буквально через две-три минуты в переулке стало тесно от многочисленных представительных черных "Волг" и иномарок. Агенты в штатском и милиция, следователи прокуратуры подъезжали один за другим. Торопливо, чуть ли не бегом, подошел к раненому и директор ФСБ.
- Вы в порядке, Герман Антонович? - на американский манер поинтересовался он у начальника отдела администрации Президента.
- Как видите, - ответил тот. - Только крови много потерял.
- Можете сейчас  ответить, кто напал? Их приметы? Ваши соображения?
- Нет, нет! - решительно отодвинул его в сторону врач "скорой помощи". -Человек в шоке, ему сейчас не до допросов.


    Якубов достал удостоверение и молча развернул его перед врачом. Тот отреагировал моментально:
- Только, пожалуйста, не более трех минут. Куда прикажете доставить раненого?
- К нам, в военный госпиталь. Вас будут сопровождать наши сотрудники.
- Есть, - по-военному четко отрапортовал врач и отошел в сторону, чтобы не мешать разговору.
Но здесь вмешалась Буланова:
- Корреспондент газеты администрации Президента "Курсом реформ" Буланова, - начала было говорить она, но Якубов доброжелательно прервал:
- Мы вас знаем, Джульетта Степановна. Не волнуйтесь: бросим лучшие силы на раскрытие этого покушения. - И видя, что женщина хотела услышать совсем не это, мягко добавил: - Да, конечно, вы можете сопровождать раненого в госпиталь. Мы выпишем вам постоянный пропуск.

В госпитале Джульетта оказалась не у дел. Врачи занялись раненым Сабировым, и женщине с неизвестным статусом делать у его постели было нечего. К тому же уже сообщили семье Германа, и в палату вот-вот могла нагрянуть законная супруга. А встречи втроем не желал никто. Так что хоть и не хотелось Булановой уезжать, но сделать это пришлось.
В таких случаях лучшей терапией для любой женщины становится задушевное излияние чувств  лучшей подруге. Такая у Джульетты Степановны была. Вот уже почти пятнадцать лет она дружила с Зиной, библиотекарем областной газеты, в которой раньше работала. Все - и плохое, и хорошее - она поверяла этой подруге. И, когда судьба неожиданно улыбнулась ей, подарив лучшего любовника за всю жизнь - Германа Сабирова, благодарная Джульетта поставила перед ним обязательное условие: в Москву перееду только с Зиной.
Сабиров тогда посмеялся: уж не любовь ли у вас? Любовь, ответила Буланова. Причем одна и на всю жизнь. Пришлось начальнику влиятельного хозяйственно-финансового Отдела администрации Президента согласиться на поставленное условие. Впрочем, особого труда устроить обеих подруг в столице ему не составило. Зину он тут же определил в Архив Президента страны, а Джульетту в президентскую газету.
Сложнее было с жильем. Обе подруги к тому моменту оказались холостыми. Зина развелась со своим пропойцей Славиком, а Джульетта и вовсе вот уже несколько лет ни с кем не жила. Поменять их провинциальные квартиры на столичные было проблемой, к тому же это требовало времени.
Но Герман нашел выход. Под видом старых, непрестижных квартир, он устроил обеих подруг в шикарные, старинные постройки, причем, в самом центре города. Жилье капитально отремонтировали и тут же приватизировали на их фамилии.
Так что ехать Булановой далеко не пришлось. Она буквально вломилась в квартиру подруги, перепугав ту своим появлением в столь поздний час.
- У тебя что, пожар? - сонная и недовольная встретила Буланову Зина.
- Ой, Зинок, - бросилась Джульетта на шею хозяйке квартиры, - я такая несчастная! Германа подстрелили!
- Как, совсем? - не смогла еще прийти в себя от недавнего сна Зина.
- Нет, только ранили. В руку и ногу.
Зина облегченно вздохнула. Она поправила на голове сползший под натиском объятий подруги неизменный тюрбан и направилась на кухню.
- Слава Богу! Он ведь наш кормилец и спонсор: его беречь надо.
- О чем ты говоришь! - возмутилась Джульетта. - Человека чуть не убили, а ты о спонсоре вспоминаешь!
- Конечно, конечно. Успокойся. Сейчас кофе сварю. Тебе покрепче?
Видя, что подруга не воспринимает всерьез ее сообщение, Джульетта тоже стала успокаиваться.
- Ты думаешь, все образумится? - с надеждой спросила она, точно только от Зины зависело, что будет с Германом дальше.
- Конечно, - невозмутимо сообщила подруга. - Я, как тебя увидела, сразу поняла: ничего серьезного.
- Как это: поняла? У меня что, был вид радостной идиотки?
Зина пожала плечами. Затем включила кофемолку, и по кухне вмиг разнесся бодрящий запах свежее размолотого кофе. И только потом философски заметила:
- Измениться не может никто, а стать лучше способен каждый. Ты, как познакомилась с Германом, стала гораздо сердечнее и добрее. Так что если бы с ним случилось что действительно ужасное, ты бы билась в истерике у его тела, а не неслась ко мне среди ночи, чтобы поболтать.
- Злюка ты, Зинок! - только и смогла сказать Буланова.
Хозяйка квартиры между тем быстро заварила кофе и разлила его в две старинные чашки из тонкого фарфора.
- Давай выпьем несколько глотков этого божественного напитка, а затем ты спокойно и обстоятельно расскажешь, что произошло.
Джульетта совершенно успокоилась. Она не понимала, почему эта умная, рассудительная женщина, ее ровесница, всю жизнь просидевшая в тихой библиотеке, так благотворно действует на нее. Но в любых критических ситуациях один ее рассудительный вид успокаивал эмоциональную, возбудимую Джульетту.
Они выпили содержимое своих чашек полностью, прежде чем Буланова заговорила. Но теперь она вела разговор спокойно, не торопясь.
- Я, как всегда, ждала Германа. Мы договорились, что он заедет ко мне после приема в английском посольстве. И вдруг слышу телефонный звонок: Герман просит, чтобы я спустилась к подъезду и взяла бинт. Оказалось, что возле моего дома его поджидал киллер. Два выстрела достигли цели: в руку и ногу.
- Цели? - переспросила Зина. - Нет, здесь что-то иное. Профессионалы не промахиваются. Его явно хотели напугать. Или предупредить.
- Но почему возле моего дома?
 - А вот это - очень нехорошо, - подытожила Зина. - Значит, и ты замешана в этой скверной истории.
- Ты думаешь? - встрепенулась Джульетта. - Но я ума не приложу, за что могла оказаться неугодной криминалу.
И подруги углубились в анализ происшедшего. Была выпита не одна чашка кофе, беседа затянулась далеко за полночь, а они все вспоминали, что делали в последнее время, и что им говорил Герман.

В девять часов утра Александр Владимирович заказал себе в кабинет президентской  резиденции в Горках ланч. Это иностранное словечко пришлось ему по душе, когда он гостил у американского президента. Но меню его завтрака отличалось простотой и ординарностью: сто граммов черной икры, яичница из двух яиц, два кусочка черного хлеба и сто граммов водки. Правда, её врачи категорически запрещали, но какой же русский правитель отказывал себе в национальном напитке?
К тому же шли рождественские праздники, грех было не выпить. Вон царь Петр Первый начинал праздновать в девять утра и пил до глубокой ночи. А Иван Грозный отказников от веселого бражничества на Рождество и вовсе казнить приказывал.
Впрочем, воспоминание о своих великих предшественниках настроения Александру Владимировичу не улучшило. Как нарочно, в голову лезли совсем иные, неприятные сравнения. Уже нашелся один умник, который ему, Президенту, посмел намекнуть на неуместную роскошь. Мол, в трудное для страны время царь Александр Третий посадил свою семью на жесткий рацион: вареное яйцо, кусок хлеба и стакан воды. А он, нынешний Александр, тратит на свою семью столько, что можно прокормить целый регион, и не один год.
- Видно, совсем моя власть слабой стала! - горестно вздохнул Александр Владимирович и опрокинул в рот все сто граммов кристально чистой водки.
На душе сразу стало легче. Вернулось хорошее настроение, а с ним и желание сделать задуманное.

В госпитале Сабиров быстро пришел в себя. Врачи постарались сделать все возможное, тем более что пациент был не простой. А начальнику отдела администрации Президента было о чем задуматься. Пока действовало обезболивающее средство, вдоволь впрыснутое услужливыми врачами в его тело, мозг мог не отвлекаться на ощущения боли.
"Кому же я стал неугоден? - размышлял Сабиров. - Не верь тому человеку, который уверяет, что у него нет врагов. Но начинать анализ, пожалуй, лучше все-таки с друзей. Должность у меня такая, что друзей-лизоблюдов всегда больше чем достаточно. Так, с кого начать? Кажется, древняя китайская мудрость гласит: берегись, когда тебя хвалит друг. Кто меня в последнее время особенно расхваливал?"
Пациент госпиталя на минуту задумался, перебирая в памяти, как в компьютере, ближайших сподвижников. Видимо, импортное обезболивающее имело еще и побочный эффект, потому что на короткое время вызвало у раненого непонятную энергию и способность живо мыслить. Сабиров напряженно морщил лоб, стараясь не забыть самое важное, словно и не был какой-то час назад дважды ранен и не пережил самый настоящий шок от внезапного нападения киллера и выстрелов в упор.
- Не может быть! - вдруг воскликнул Сабиров так громко, что дежурившая возле него медсестра встрепенулась от короткого сна и бросилась к пациенту:
- Вам больно? Сделать еще укольчик?
- Нет, нет: все в порядке. Отдыхайте.
Медсестра вновь уселась в свое кресло досматривать очередной быстрый сон, а заглянувший было в палату охранник тоже успокоился, и плотно закрыл дверь.
"Так, - уже более равнодушно подумал Герман. - Не паникуй: у Александра Владимировича не может быть резонов недовольным мною. Да, Президент особенно подчеркнуто расхваливал меня на недавней исторической встрече у себя на даче, когда объявил об отставке всего руководства своей администрации. Это было странно, если учесть, что похвал за старания от него обычно никто не получает. Но необязательно говорит о том, что он что-то против меня имеет. Да, я слишком много знаю. О нем, его делах, счетах в иностранных банках и так далее..."
Сабиров задумался. Он мог ожидать расправы от кого угодно. От тех влиятельных лиц в государстве, которым помешал за гроши приватизировать государственные дачи с гектарами заповедных сосновых боров в придачу. Кому не позволил прибрать к рукам роскошные квартиры в престижных домах президентской администрации. От чиновников, на которых докладывал Президенту о слишком подозрительных счетах в иностранных банках, и так далее. Но подумать такое!
"Нет, - решительно возразил самому себе Герман. - Это все бред какой-то. Результат моего шокового состояния! Выкинь из головы и забудь!"
И тут же в палате раздался телефонный звонок. Сабиров взял с тумбочки мобильный телефон, с которым никогда не расставался ни при каких условиях. Это был особый телефон: он совмещал функции обычного телефона сотовой связи с секретной линией связи, по которой к нему могли дозвониться только доверенные лица. Эта связь кодировалась Федеральным агентством правительственной связи и была особо секретной. Звонок такого телефона отличался и особым сигналом.
"Кто бы это мог быть? - недоуменно подумал Сабиров. - Слишком поздно для обычного разговора!"
- Слушает Сабиров!
- Привет. Это я. Не ожидал?
"Хозяин! - мелькнула мгновенная мысль в воспаленном мозгу раненого. - С чего бы это?"
- Нет, Александр Владимирович, не ожидал.
- Ну, и как самочувствие?
"Уже знает?! Или ему просто не спится?"
- Нормальное.
- Молодец, что не жалуешься. А то тут некоторые, понимаешь, сразу панику подняли. Мол, уже наших отстреливать стали. Я, конечно, порядок навести приказал. Совсем криминал обнаглел, значит.
- Спасибо за сочувствие, Александр Владимирович. Пули прошли навылет, попали в мягкие ткани руки и ноги, так что опасности для здоровья нет.
- Вот и прекрасно. А то, сам знаешь, я без тебя - как без рук. Ты у меня из старой гвардии один проверенный боец остался, сам знаешь.
"Да уж, знаю, - кисло подумал Сабиров. - От тебя не ведаешь, что в следующую минуту ожидать: выкидываешь преданных слуг без всякого сожаления.
- Что молчишь? Или на меня в обиде?
- За что, Александр Владимирович?! Вы мне - как отец родной. Нашли и возвысили. Опять же, недавно похвалили. Я постараюсь в больнице не залеживаться: знаю, как вам нужен.
- Постарайся, постарайся, Герман. Ну, выздоравливай. А о тех, кто на тебя руку поднял, не волнуйся: мы их из-под земли найдем.
- Спасибо, Александр Владимирович, - сказал Сабиров, но Президент этих его слов, видимо, уже не слышал: в трубке шли короткие гудки.
"Зачем позвонил? - напряженно задумался Сабиров, пытаясь проанализировать состоявшийся разговор. - Лишний раз показал, что он в курсе всех событий? Или на что намекнул?"
Герман с раздражением бросил телефонную трубку на тумбочку и тут же застонал от пронзительной боли. Ныло все: раненые рука и нога, непроизвольно сжимало мышцы сердца, напряженно пульсировала кровь в голове, вызывая дополнительные боль, опустошенность и усталость. Он откинулся на подушку и мгновенно забылся в тяжелом бреду.

Сегодня у Иосифа Виссарионовича Сталина настроение было хорошим. Только что Лаврентий Берия доложил, что какой-то мерзавец в далекой Мексике оборвал ледорубом жизнь товарища Троцкого.
"Конечно, - благосклонно размышлял про себя сейчас Сталин, расхаживая в мягких яловых сапогах по своему кремлевскому кабинету, - Лейба Бронштейн - это предатель революции. Собаке - собачья смерть. Но все-таки надо подсказать товарищам, чтобы дали в "Правде" сообщение о его трагической гибели: все-таки он много сделал для победы Октября в нашей стране."
- Но достаточно об этом, - пыхнув трубкой, закончил свои размышления вождь. - Надо решить, что делать с этим потоком предупреждений о готовящемся  нападении Германии на Советский Союз. Это - клевета. Не может Гитлер напасть на нас, потому что к войне не готов. У меня двадцать три тысячи лучших в мире танков, а у Гитлера лишь три, да и те устаревшей модели. В Красной Армии есть дальняя бомбардировочная авиация, а у Гитлера ее нет. А генералы? Высший командный состав Германии к войне не готов.
И здесь вождь надолго вновь погрузился в раздумья. Но на этот раз он вспоминал 1 мая 1936 года, когда ему, наконец, представилась возможность избавиться от бездарных командиров, возомнивших себя великими стратегами.
...После первомайской демонстрации на Красной площади, Сталин, по обыкновению, пригласил военноначальников к себе отметить праздник. Застолье вышло шумное: захмелев, военные начали выяснять отношения.
- Ты, Клим, собрал кучку безграмотных солдафонов и только и можешь, что махать шашкой! - набросился вдруг на Ворошилова начальник Генштаба Тухачевский.
- А ты как был политруком, так им и остался: понаписал кучи трудов, в которых одни призывы и никаких дел. Вот, послушайте.
И Ворошилов достал словно нарочно припасенную для такого случая тонкую книжицу. Полистал и стал зачитывать заранее подчеркнутое:
- "В войнах двадцатого века огромное значение имеют декавильки". Или вот: "Внеуплотняющая оборонительная завеса". Это что: уплотняется завеса или наоборот? "Гармоника расчленения сил". Вот еще: "Авиамотомехборьба в тылу противника". Признаюсь: мои конники или, как их назвал товарищ Тухачевский, солдафоны, про всякие там "декавильки" понять, само собой, не смогут.
Наступила гнетущая тишина. Кто-то уронил рюмку, и хрусталь со звоном раскололся на мраморном полу.
- А откуда эти выдержки? - осторожно поинтересовался Молотов.
- "Новые вопросы войны" . Труд ученого Тухачевского. Коба, скажи ты свое слово! - обратился Ворошилов к молчавшему Сталину.
- Я думаю, товарищи, пора кончать препираться частным способом. Нужно устроить заседание Политбюро и на нем подробно разобрать, в чем тут дело.
Все облегченно вздохнули, и застолье как ни в чем не бывало продолжилось до глубокой ночи.
А Сталин продолжал молчать. Он не произносил своих знаменитых тостов, не руководил застольем и вообще вел себя так, словно был здесь не хозяин, а посторонний гость.
Но в мозгу Иосифа Виссарионовича зрел грандиозный план. Повод для задуманного им очищения армии был найден.
"Плох тот командир, который не видит дальше своего носа, не планирует намного лет вперед, - рассуждал про себя Сталин, совершенно не обращая внимания на шум, крики, песни и пляски разгулявшегося командного состава армии. - Они все привыкли к Кобе, обращаются ко мне на "ты" и никак не могут поделить бывших побед в гражданской войне. А нас уже ждет другая, более жестокая, возможно, мировая война. На ней должны воевать другие командиры.
Клим, конечно, человек ограниченный. Но и тот увидел пустомельство Тухачевского. Этот надменный индюк, который возглавляет мозг, Генеральный штаб армии, предлагает совершенно фантастические прожекты. Да еще лезет в политику.
А беспробудный пьяница Блюхер, а недоучившийся студент Якир, у которого ни военного образования, ни опыта войны?
Красная армия в гражданскую формировалась, если говорить честно, из предателей-перебежчиков, уголовников и прочей подобной породы. Эти легендарные для народа комдивы и комбриги так и остались партизанами в худшем значении этого слова. От них давно было пора избавить нашу армию. Теперь повод найден. Завтра же собираю Политбюро. Надо понимать, товарищи комбриги созрели, чтобы передушить друг друга!"
И вот здесь Сталин улыбнулся. Напряженная работа мозга закончилась, решение принято, теперь можно и расслабиться. И хозяин застолья обратился к Ворошилову:
- А что сегодня нам расскажет легендарный герой гражданской войны, Первый конник товарищ Клим Ефремович Ворошилов? Помнишь нашу последнюю вылазку?
Ворошилов  помнил. Он был горд тем, что Сталин выделил среди всех собравшихся военачальников именно его. И восторженно, упиваясь собственной славой, начал вспоминать былые победы. Все слушали внимательно. И только Тухачевский метал исподлобья на своего обидчика недобрые взгляды.

То, что по большому секрету поведал ей Сабиров, повергло Джульетту в панику. Она, конечно, догадывалась, что не все в Королевстве Датском ладно. Но чтобы дойти до такой степени!
- Нет, это не может быть! - только и могла бесконечно повторять Буланова. - Не может быть потому, что не может быть вообще!
Но умная, обладающая аналитическим складом ума, написавшая не одну разоблачительную статью о мафии и коррупции в российском обществе, журналистка не могла не понимать, что такое может быть и есть в высших эшелонах власти.
«Хорошо, - наконец согласилась сама с собой Джульетта. - Я могу допустить, что где-то в недрах правоохранительных служб могут спланировать убрать человека. Но не одного из высших должностных лиц государства. И не по такому заданию!»
- Нет! Надо что-то предпринять! И немедленно, пока Герман еще жив!
«Но, что? Предпринять собственное расследование? Попытаться найти исполнителей, оттолкнувшись от гипотетического заказчика?»
Буланова быстро вскочила с дивана в своей комнате, на который она присела лишь на мгновение, и бросилась к телефонному аппарату. Но тут же оттолкнула его от себя. Взяла в руки мобильный телефон и с досадой швырнула его на диван.
«Надо с кем-то посоветоваться! - пришла она к выводу. - Спешка в таком опасном деле может только навредить!»
Лучшего советника, чем любимая подруга Зина, Буланова никогда не знала. Та не раз выручала ее в критических ситуациях. И Джульетта принялась названивать подруге по телефону.

С недавних пор в свой кремлевский кабинет Александр Владимирович стал наезжать все реже. С одной стороны, состояние его здоровья стало настолько плохим, что врачи не советовали покидать загородную резиденцию, ставшую своеобразным филиалом Центральной клинической больницы. С другой - ему почему-то стало вдруг неуютно и дискомфортно в этих бывших апартаментах Сталина.
Но сегодня выехать на работу в Кремль ему пришлось. И не потому, что его появление там требовали важные государственные дела. Их Александр Владимирович давно перестал решать. А вот борьба за власть в последнее время требовала все больших усилий с его стороны.
- Шакалы! - с тоской и какой-то безысходностью в голосе проговорил Президент, с комфортом расположившись на заднем сиденье правительственной машины, на большой скорости проносящейся по Рублевскому шоссе. - Волки недобитые: мало я их с государственных постов повыгонял.
- Что говорите? - с готовностью повернул голову к Президенту его помощник, не расслышавший слабый голос Александра Владимировича.
 - Ничего. - успокоил его Президент. - Это я так. О своих болячках.
- Все пройдет. Вы еще покажете всему миру свою огромную энергию и работоспособность.
- Мир перебьется, - с угрозой возразил Президент. - А вот некоторым товарищам, которые стали нам совсем не товарищи, я действительно еще многое покажу.
Президентский кортеж из сверкающих лаком иномарок въехал в Кремль и остановился у подъезда недавно отремонтированного дворца. Александр Владимирович медленно, с трудом вылез из машины и, поддерживаемый помощником под руку, направился к входу.
- Докладывайте, - резко бросил он руководителю своей администрации, который подобострастно встретил его, несмотря на мороз, раздетым прямо на улице.
- По делу о покушении на начальника финансово-хозяйственного отдела Сабирова, - начал было руководитель, но Президент его оборвал:
- Этим вопросом я займусь лично. Что еще?
- В последние дни значительно осложнились отношения нашей страны с...
- Этим пусть займется МИД. Ты мне по делу, понимаешь, докладывай!
- Понял, - мгновенно среагировал руководитель администрации. - Глава столичного правительства открыто против вас выступил. Мол, не способен руководить страной и прочее. Пора, мол, заменять.
- Ишь ты, какой шустрый! - возмутился Александр Владимирович. - Когда я его из говна вытаскивал, он другое говорил. Какие меры ты принял?
- У вас на столе компромат на этого деятеля. Жду указаний по его запуску в средства массовой информации.
- Хорошо, я посмотрю. Ко мне никого не пускать.
Александр Владимирович осторожно опустился в кресло и принялся изучать лежащий на столе документ.
- Вот как ! - несколько раз за чтение восклицал он. - Рыльце-то тоже в пушку!
Закончив чтение документа, Президент отложил его в сторону и посмотрел в дальний угол просторного кабинета.
- Так, а что бы на моем месте сделал с этим господином бывший владелец этих апартаментов? - стал размышлять вслух Александр Владимирович. - Наверное, отправил лет этак на десять в лагеря?
- Нет, товарищ Сталин расстрелял бы этого сукина сына! - неожиданно донесся до Президента характерный неторопливый говорок с мягким грузинским акцентом.
Александр Владимирович от неожиданности даже привстал за столом: действительно, в дальнем углу кабинета стоял Иосиф Виссарионович Сталин. Он мягко покачивался на ногах, дымя трубкой, а руку укоризненно протягивал в сторону нового хозяина кабинета.
 - Но товарища Сталина сейчас интересует совсем иной вопрос. Почему ты, член нашей коммунистической партии, развалил великую, самую мощную державу в мире?
- Я? Я... ее не разваливал. Советский Союз сам к тому времени развалился. Беловежские соглашения только закрепили постфактум это событие.
- Неправду  говоришь.  Обманываешь  партию. Ты захотел стать во главе государства. Рвался к власти. Даже в мой кабинет единственный из всех руководителей страны засел. А на державу, на великую страну тебе было наплевать!
- Я... я..., - начал было оправдываться Александр Владимирович, но облик вождя всех времен и народов вдруг пропал так же внезапно, как и возник минутой раньше.
- Что за черт! - обтер рукой вспотевший лоб Президент и безвольно повалился в кресло, из которого так резко вскочил минуту назад. - Это галлюцинация. Последствие болезни. Недаром врачи предупреждали.
Он решительно нажал кнопку звонка.
- Едем назад, - приказал он появившемуся в дверях кабинета помощнику. - А что делать с этим документом? - поинтересовался руководитель администрации у Президента, когда тот вышел в приемную. - Запускать в дело?
- Сталин за такие нарушения его бы расстрелял, - начал было говорить Александр Владимирович, но, встретив недоуменный взгляд своего подчиненного, поспешил добавить: - Это я так, образно говоря. Раз гражданин нарушает закон, значит, должен быть наказан. Независимо от того, какую должность занимает.
- Понял. Немедленно приступаю к реализации документа.
А Президента тем временем мучил странный вопрос: действительно в кабинете возник образ Сталина или ему это только померещилось?

Так уж мы устроены: боимся того, что должно свершиться. Когда опасность рядом, но не знаешь, что должно случиться, становится страшно. Именно такой страх сейчас испытывал, лежа на койке в госпитале, и Герман Сабиров.
Еще вчера один из самых влиятельных людей в государстве, аудиенции которого часами добивались высокопоставленные чиновники, теперь, после неудавшегося на него покушения, начальник Отдела администрации Президента представлял жалкое зрелище. Этот моложавый, обаятельный, властный вельможа, от которого  и  сейчас  еще  пахло самым изысканным французским одеколоном, буквально вздрагивал от каждого шороха и звука за дверями больничной палаты.
Да, его охраняли. Причем спецназовцы особого подразделения Федеральной службы безопасности. Но именно это и беспокоило Германа больше всего.
В его воспаленном мозгу уже вторые сутки крутились самые невероятные версии покушения. Но одна из них, наиболее фантастичная, и казалась высокопоставленному чиновнику наиболее вероятной.
Этой версией нападения киллера он и поделился сегодня днем со своей любовницей Джульеттой Булановой. Причем сделал это так конспиративно, что журналистка сначала чуть было не прыснула от смеха. Но когда прочла написанное Сабировым на листке бумаги, то сама потянулась к зажигалке, чтобы немедленно сжечь опасную записку.
Почему Сабиров доверил самое сокровенное этой смазливой бабенке, как сам он Буланову иногда называл, учитывая ее богатое любовными приключениями прошлое? Ведь мог он сообщить свою догадку законной супруге, взрослому сыну, наконец.
«Нет лучше дружка, чем родимая мамушка, — думал сейчас раненый. - Но мама моя уже умерла, а Джульетта - профессионал-журналист и может быть в этом загадочном деле очень полезна. К тому же она, по-видимому, действительно меня любит. А это самый лучший козырь в такой опасной игре!»
Сабиров невольно переменил позу и застонал от неловкого движения, причинившего ему сильную боль. Его раны, хотя оказались и неопасны для жизни, были тем не менее довольно болезненны. А заглушать боль лекарствами и тем причинять вред здоровью он не позволил.
Но вот боль утихла, Герман смог дотянуться к стакану с апельсиновым соком и жадно, несколькими глотками осушил его. Теперь можно было порассуждать о происшедшем более спокойно.
«Так, Джульетта уже начала действовать и доставать нужные мне сведения, - между тем размышлял пациент госпиталя. - Главное - выйти на исполнителей. От них цепочка может протянуться и к заказчику. Что мы имеем?
Первое. Горячее, на словах, желание спецслужб найти виновного. Но Якубов так и не назвал мне ни одной детали. Даже марку пистолета, который нашли рядом с машиной. А он бы мог мне многое прояснить! По крайней мере отсечь или укрепить подозрение: что это дело - мафии или все же самих спецслужб?
Второе. Не менее горячее желание Александра Владимировича взять расследование этого покушения под свой контроль. С чего бы ему заниматься такой мелочью, когда он в последнее время важнейшими делами государства не занимается? Тоже вопрос не из легких!
Третье. То загадочное поручение Хозяина, которое я так блестяще выполнил».
И Сабиров начал вспоминать подробности не столь давнего разговора с Президентом. Тогда Александр Владимирович вызвал его не к себе в кремлевский кабинет, а на ближнюю дачу. «Ближней», по аналогии с бывшей сталинской, в Кунцеве, кремлевские сотрудники называли загородную резиденцию Президента в Барвихе, где санаторные условия позволяли довольно быстро поправлять здоровье.
- Ты, конечно, знаешь, что финансовое положение нашей семьи довольно плачевно, - начал Александр Владимирович, пристально, пытливо всматриваясь в лицо начальника финхозотдела.
Сабиров примерно знал размер состояния президентской семьи и не мог по достоинству не оценить шутку своего Хозяина. Но, судя по тому, что тот замолчал и ждал ответа, вопрос был поставлен совершенно не в шутливой форме.
- Да, догадываюсь, Александр Владимирович, - несколько недоуменно произнес он в ответ.
- Ну, а раз догадываешься, то чего не принимаешь меры? - недовольно произнес хозяин кабинета.
- Ну, - несколько неуверенно начал Сабиров,- дочь одного из ваших предшественников, еще в советские времена, например, скупала золото накануне его подорожания, а затем продавала, имея от этого, в общем-то вполне законного действия, немалый финансовый выигрыш.
- Так. И что ты предлагаешь?
- Например, игру с государственными ценными бумагами. Если точно знать, что завтра резко изменится их курсовая стоимость, то на такой вполне законной операции можно сделать состояние.
- Вот ты какой эгоист! Себя обогащаешь, а обо мне и не думаешь!
Начальник отдела замешкался. Его лицо невольно покраснело, словно он и впрямь был уличен в крайней неблагодарности.
- Но ведь знать надо наверняка! - заметил Сабиров. - А я такой информацией не располагаю.
- Будет у тебя такая информация. Это уж мой вопрос. Задание понял?
- Так точно! - ответил бывший гэбист Сабиров.
«Тогда я с помощью Александра Владимировича провернул большое дело. Оно на несколько миллионов долларов потянуло. Президент мог быть доволен. Причем себе я не взял ни копейки. Так что покушение на меня - это благодарность за ту работу?
Но ведь я не сказал об этом ни одному человеку!»
Но тут же услужливая не в меру память подсказала:
«А номерной счет в швейцарском банке? Ведь именно я переводил туда деньги, ездил оформлять документы. Только Александр Владимирович и я знаем файл счета!»
Холодный пот покрыл лицо, шею, грудь Сабирова. Вновь противно заныли раны. Он заметался на кровати, рискуя сорвать повязки с ран.
Страх буквально пропитал его. Он вспомнил холодный, неприязненный взгляд Александра Владимировича, когда доложил, что дело завершено. Взгляд, который не предвещал ему ничего хорошего.
- А может, мне это показалось? - с надеждой воскликнул вслух Сабиров. - Может, я просто фантазирую от безделья?
 Да, теперь я понимаю, почему Геринг за три часа до казни покончил жизнь самоубиством. Потому что ожидание смерти страшнее самой смерти!
Но бывший сотрудник КГБ полковник Герман Сабиров был не из робкого десятка. Он прошел множество операций своего ведомства, связанных со смертельным риском. Воевал в Афганистане. Был на спецзаданиях в Чечне. И теперь бывший разведчик знал точно только одно: чтобы побороть страх, надо начать действовать. А он уже действовать начал. И от осознания этого, от того, что он принял решение, сразу пришло успокоение.
Пациент госпиталя откинулся на подушку кровати и стал медленно, детально анализировать все, что он считал относящимся к данному событию.

Ближнюю, Кунцевскую, дачу Иосиф Виссарионович Сталин особенно любил. На то она и ближняя, чтобы в ней можно было быстро собрать соратников, напоить, принять единственно верное ленинское решение. Вот и на том первомайском застолье все прошло как нельзя лучше. Военачальники перессорились, противники четко определились, дело теперь за Политбюро. А откладывать его заседание ни к чему: Клим и Тухачевский на трезвую голову могут и замириться, и вид сделать, будто вновь едины.
Эти мысли сейчас, перед началом заседания Политбюро, посетили голову вождя. Собственно говоря, Сталина в последнее время они и не покидали. Слишком тревожны были донесения НКВД о заговоре маршалов, чтобы вождь великой страны мог спать спокойно.
Иосиф Виссарионович уже давно проводил в жизнь простую, но очень эффективную сталинскую тактику. Он выступал только за те решения, которые будут безаговорочно приняты. Если есть вероятность, что выгодное ему решение принято не будет, то оно откладывается на потом. Вот почему, в отличие от Ленина, Сталин практически не проигрывает. И сейчас, по мнению вождя, такой выигрышный момент настал.
Предположения Иосифа Виссарионовича оправдались полностью. И даже превзошли его ожидания. И Политбюро, и последовавшие затем коллективные обсуждения маршалов на Военном совете показали Сталину, что он был прав.
Мудрого вождя, видевшего на своем веку множество предательств и человеческой подлости, казалось, ничем уже нельзя было удивить. Но на этот раз и он удивился тому, как легко «сдавали» своих вчерашние друзья.
«Поистине нет предела человеческой подлости, - размышлял сейчас Сталин, расхаживая с трубкой во рту по кремлевскому  кабинету. - Все-таки никто так не подгадит другому, как наш человек нашему человеку. Созвали в Кремле цвет высшего комсостава Красной Армии. Что ни имя - то восторг, легенда, преклонение страны! И что же? Выступает Клим и сообщает, что в армии раскрыта законспирированная контреволюционная фашистская организация во главе с людьми, стоящими во главе армии. Тухачевский, Якир, Уборевич... А где был тогда нарком обороны товарищ Ворошилов, если его заместители - шпионы и заговорщики?
Ну да ладно - военная верхушка беспрекословно сдала арестованных. Ни единого возражения. С осуждением бывших соратников выступили сорок два человека. Это хорошо.
Но с другой стороны, чужая душа - поистине потемки. Вчерашние друзья клеймили  позором, требовали самого сурового наказания тех, с кем дружили семьями, отдыхали в Крыму, еще вчера собирались здесь, в Кремле, за праздничным столом. Значит, людьми может управлять только страх?»
И вождь остановился возле окна, с грустью глядя на брусчатку площади, с которой охрана Кремля убирала снег. Нет, он не испытывал жалости к арестованным военачальникам. Сталин думал о том, где взять новых руководителей армии, способных скоро вести наступательную, освободительную войну. Он очистил армию от бездарных зазнавшихся людей. Теперь их место должны были занять новые профессиональные кадры.

Буланова назначила подруге свидание в баре Центрального дома журналистов. Здесь, недалеко от Нового Арбата и Кремля, было самое удобное место встречи для них обоих. Можно было расширить обеденный перерыв часов до двух, спокойно перекусить и обсудить назревшие проблемы.
А таких проблем у Джульетты Степановны было немало. Но сейчас, входя в старинный особняк, она старалась о них не думать. Она уже давно приметила: как начнешь о чем-то думать и предполагать, так непременно выйдет по-другому.
Зина уже была в баре. Она уставила небольшой столик чашками с кофе и тарелками с бутербродами. На большее у нее, видимо, фантазии не хватило.
 - За что люблю Донжур, - вместо приветствия обратилась она к Джульетте, - так это за его демократичность.
- Ладно, - вяло отмахнулась журналистка, -  с этой вашей демократией уже даже на мою зарплату здесь пожрать прилично стало невозможно.
- Не прибедняйся: у твоего любовника денег - немеренно.
- Тише ты! - шикнула на нее подруга. - Я как раз об этом и хотела с тобой поговорить. Сбавь на полтона и придвинься ближе.
Пока Зина шумно двигала по кафельному полу своим стулом на металлических ножках, Джульетта успела откусить большой кусок «биг-мака» и запить его горячим кофе.
- Так вот, Зинок: с моим Германом творятся странные вещи. Или он еще в шоке после такого нападения и двух ранений, или действительно на него крепко наезжают.
- Да?! - загорелись любопытством зеленые глаза у Зины. - Рассказывай!
Джульетта подозрительно оглянулась по сторонам - не подслушивает ли кто - и почти шепотом принялась сообщать последние новости:
- Знаешь, Герман подозревает, что покушение на него подстроено  Хозяином.
- Не может быть! - категорично заявила Зина. - Этого не может быть, потому что не может быть никогда. Он хоть соображает, что придумал?! Или он действительно еще в шоке?
- Нет, Герман, слава Богу, быстро поправляется. На днях выйдет из госпиталя - на домашний режим. Но, как бы тебе это получше растолковать, его подозрения имеют основания.
- Факты. Давай только факты!
- Хорошо. Вот тебе факты. Первый - ФСБ до сих пор ничего не нашло, хотя Герман сразу позвонил Якубову. Второй. Президент сразу позвонил в палату Герману и очень странно с ним поговорил. Третий. Ну, - замялась Буланова, - об этом пока нельзя говорить.
Зина поставила на салфетку свою чашку с недопитым кофе, поправила очки с дымчатыми стеклами и только после этого недоуменно воззрилась на подругу:
- И это ты называешь фактами? Да любой ребенок тебе скажет, что это не факты, а бред!
- Ну что ты понимаешь! - неожиданно горячо воскликнула Джульетта. И тут же понизила голос: - Кроме голых фактов есть еще интуиция. А она Германа никогда не подводит.
- У страха глаза велики. Твой Герман жив? Никто больше на него не наезжает? Вот и успокойся. А поводов для того, чтобы попугать несговорчивого начальника, практически единолично распоряжающегося огромной госсобственностью, может найтись у кого угодно. Насколько я уже в курсе дел, среди российских чиновников высшего ранга почти нет такого, кто бы не был обязан твоему Герману машиной с мигалкой, дачей, квартирой, обстановкой в служебном кабинете и мало ли еще чем.
- Значит, - с надеждой посмотрела на подругу Буланова, - ты полагаешь, что заказчика покушения надо искать среди тех, кому Герман в чем-то отказал?
- Вот именно! - категорично подтвердила Зина. - А Президенту, насколько я понимаю, Герман не отказывал никогда.
- Это уж точно, - вздохнула Джульетта. Она оживилась, раскраснелась, в глазах появился вновь жизнерадостный огонек. Буланова достала из сумочки губную помаду, обновила контур полных красивых губ и неожиданно заявила: - А не отпраздновать ли нам такой поворот дела джином с тоником?
- Фу, - скривила тонкие губы Зина. - Что за вульгарный вкус, дама из президентской газеты!
- А, - догадалась Джульетта. - Настоящая дама не пьет водку. Настоящая дама пьет только чистый спирт?
- Оставь ты своего Булгакова с его «Мастером и Маргаритой» в покое! Современная дама из самого дорогого города в мире предпочитает настоящее  кампари!
Буланова достала портмоне, порылась в нем, считая деньги, но тут же махнула рукой:
- Черт с тобой! Берем два кампари!
Зина довольно ухмыльнулась:
- Советую тебе больше не заниматься благоглупостями с расследованием всяких покушений, а скорее вытаскивать Германа из больницы: в его отсутствие твои финансы поют романсы.
Подруги весело рассмеялись. Дальше они говорили громко, весело, ни на кого не обращая внимания.

С того злополучного дня, когда ему вдруг неожиданно явился образ Сталина, Президент стал бояться своего кабинета. Не то чтобы Александр Владимирович был чересчур впечатлительным человеком и чего-то боялся. Он уже давно не боялся никого и ничего. Он прошел все ступени партийно-советской школы, в непрерывном поединке многократно одерживал победы. И вот теперь, находясь на вершине власти, вновь должен бояться, что ее у него отнимут.
Вот эти тревожные мысли, постоянное напряжение, ожидание подвоха со стороны своих верных соратников и удручало его сейчас больше всего.
- Может, дочка, у меня от этого и болезнь? - спросил он у взрослой женщины, которая заботливо поправляла шерстяной плед, которым были накрыты ноги находящегося в кресле-качалке Президента.
- Ну что ты, папа! - энергично возразила Нина. - Выбрось ты эти мысли из головы. А за власть всегда приходилось бороться. Говоришь, Сталин тебе в кабинете привиделся? Так он полстраны истребил, чтобы власть захватить и удержать.
- Ты меня на это не толкай! - слабо возразил Александр Владимирович. - Если уж серьезно, то на кой лях она мне сейчас сдалась, эта неограниченная власть?
Нина чуть не зашлась от возмущения, услышав такую крамолу:
- Что ты говоришь, папа? Кто тебе постоянно вбивает в голову такие бредовые мысли? Этот ничтожный Сабиров, который даже мне постоянно во всяких мелочах отказывает?!
Президент испуганно посмотрел на дочь. Ему казалось, что она кричала, как секретарь парткома в цехе, не выполнившем план.
 - Ну ты... ну, дочка, успокойся. Герман - человек хороший, он наш человек. А запросила ты у него немало: вторая дача на Рублевском шоссе тебе ни к чему.
- Наябедничал! И это называется наш человек? Такой никогда об интересах нашей семьи не подумает! А ты представляешь, что с нами будет, если ты упустишь власть?
- Устал я, дочка. Да и смеются кругом надо мной. Вот в этой газете написали, что я на неофициальном приеме вышел к японскому премьер-министру в штанах с начесом...
Нина, подошедшая было к зеркалу, чтобы поправить прическу, подбежала к отцу и резко выхватила из его старческих рук газету.
- Кто тебе эту дрянь подсунул?! Я же запретила показывать тебе желтую прессу!
Президент ничего не ответил. Он лишь повернул голову к окну и тоскливо уставился на печальный пейзаж за ним. Голые ветки мокрых деревьев беспощадно гнул и ломал жесткий ветер, очередная оттепель среди зимы окончательно испортила погоду, и на прогулку на свежем воздухе сегодня рассчитывать не приходилось.
«Да, интересы Семьи, конечно, важны, - размышлял  Александр Владимирович. - И Нина, несомненно, права, что нас в порошок сотрут и дерьмом обмажут, стоит только мне уйти с поста. А кругом одни заговоры. Герман, может, и  хороший человек, да не мне одному служит. Спутался с этим Треноговым, полностью попал под его влияние. А тот спит и видит, как мое место занять. Уже открыто в зарубежных интервью заявляет, что я не способен управлять страной.
А  кто  способен? Он? Собрал в Москве восемьдесят процентов финансов и потенциала страны и думает, что все может. Да с такими деньгами любой управлять научится! Тоже мне - умник! А если я тебя этих денег лишу?
Вот зачем ему мой Сабиров нужен: чтобы финансовыми потоками управлять. Для этого его и к себе привлек. А мне уже давно доложили, что в раздевалке футбольной команды московского правительства не только о забитых голах говорят. Так на чьей же стороне играет в футбол мой Сабиров? Вопрос!»
И от этой мысли, от одной возможности, что его обманывает еще и этот ближайший соратник, Президенту стало совсем плохо. Он внезапно схватился за грудную клетку и тихо застонал.

Сегодня Сабирова, наконец, выписали из госпиталя и с усиленным эскортом охраны доставили домой, на тихую и спокойную Осеннюю улицу. Здесь, в этом экологически чистом районе Москвы, находилась и квартира Президента страны.
Но наносить ему визит вежливости начальник президентского финансово-хозяйственного отдела не собирался. Во-первых, он еще не настолько окреп, чтобы ходить в гости. Во-вторых, Александр Владимирович, судя по всему, не очень-то и желал бы их личной встречи.
Но успел Герман как следует осмотреться в своей квартире и поговорить с женой, как раздался звонок с характерным звуком:
- С выздоровлением вас, Герман Антонович! - раздался в трубке голос его заместителя.
- Спасибо, - ответил Сабиров и тут же насторожился: что-то не понравилось ему в интонации, с которой говорил заместитель. - Что случилось?
- Откуда вы знаете? - растерялся от неожиданности собеседник на другом конце телефонной линии.
- Оттуда. Рассказывай.
- Вообщем, ничего особенного. Да не волнуйтесь - вам сейчас это вредно.
- Ну что тянешь кота за хвост? Выкладывай.
- У нас большая проверка. Спецкомиссия из пяти контрольных ведомств.
- Так, -только и ответил Сабиров.
Сколько он себя помнил, всесильное ведомство, занимающееся управлением делами Президента, никто и никогда проверять не смел. Значит, это сделано с ведома Хозяина.
- И кто проверку санкционировал?
- Сам.
- Понятно. Кто входит в комиссию?
- Контрольное управление Президента, МВД, ФСБ, налоговая полиция...
Сабиров не был бы самим собой - волевым, энергичным, ничего не боящимся человеком, в прошлом кадровым работником службы государственной безопасности, если бы в момент беды сдался без боя. Вот и сейчас он не только не почувствовал страха, но, наоборот, ощутил прилив энергии и работоспособности. Он буквально рвался в бой. И заместитель сразу  почувствовал такую перемену по тону голоса своего начальника.
- Теперь слушай меня. Без меня - не предъявлять ни одного документа. Понял - ни одного!
- Но...
- Никаких «но»! Я начальник отдела, я за него и отвечаю. И запомни, что деятельнось нашего отдела регламентируется сорока нормативными актами, в том числе, указами Президента. И никто, запомни и сообщи это членам комиссии, ни сам Президент, ни кто-либо другой не имеют права их нарушить.
- А что же мне...
- А членам комиссии скажешь, что завтра я выйду на работу. Вот со мной пусть и разбираются.
Такой поворот дела полностью устраивал заместителя. Он снимал с него ответственность. А в том, что его всесильный начальник сможет разобраться с проверяющими, у него сомнений не было.

Это заседание Политбюро Сталин решил провести неофициально. В просторную комнату, отделанную ореховым деревом, рядом с кремлевским кабинетом вождя, стенографисток не пригласили. Расставленные на столах тарелки с бутербродами, коробки конфет, чайные чашки говорили о том, что будет, скорее, задушевная беседа товарищей, чем официальное заседание.
Так оно и вышло. Иосиф Виссарионович тепло поздоровался с членами Политбюро, пригласил расположиться по-домашнему.
- Я хочел сегодня посоветоваться с товарищами по партии, - начал он, когда все окончательно уселись. Вопрос чрезвычайно важный, имеет не только теоретическое, но и практическое значение для всей нашей жизни в дальнейшем.
Он подождал, пока Калинин, начавший было жевать бутерброд, положит его обратно на тарелку.
- Генеральная линия партии давно определена. С этим теперь согласны все товарищи. Мы победили левые и правые уклоны, злейшего врага партии Троцкого. И все же некоторые товарищи не до конца понимают цели и стратегию нашей партии.
Теперь в зале воцарилась полная тишина. Члены Политбюро с недоумением ожидали, чего же хочет их вождь. Главное заблуждение человечества состоит в том, что каждому кажется, что он говорит понятно. Большинство конфликтов именно потому и возникают, что нас понимают иначе. Но Иосиф Виссарионович Сталин был одним из очень немногих, кто мог предельно ясно, четко и конкретно выразить свою мысль. Однако сейчас наступил именно такой момент непонимания. Никто не мог понять, куда же клонит вождь?
Но Сталин, казалось, не торопился выяснять это недоразумение. Он неспеша раскрыл папку с документами и вынул из нее листок бумаги.
- Вот донесение о том, что Гитлер вооружает армию для нападения на Советский Союз. Может он напасть на нас, несмотря на заключенный пакт о ненападении? Теоретически - да. И к этому надо готовиться. Но давайте посмотрим на реальность обстановки. На затяжную войну с нами у Гитлера нет ресурсов. В немецкой армии не хватает топлива и боеприпасов, его армия не готова к боевым действиям в зимней обстановке. У Германии за спиной мощная Британия. Может ли Гитлер в такой ситуации принять решение напасть на Советский Союз?
- Надо быть идиотом, чтобы на нас нападать! - заявил, слегка привстав на своем месте, Молотов.
- Правильно говорит министр иностранных дел! - подхватил реплику Молотова Сталин. - Поэтому наш план таков: пусть Гитлер сокрушит Европу. Пусть уничтожит все армии, партии, правительства. А после этого мы Европу освободим. Войну мы должны вести на чужой территории. Правильно я рассуждаю, товарищи?
- Верно! Правильно! - послышалось с мест. Члены Политбюро были довольны, что начавшееся там неожиданно и так подозрительно тревожно заседание оказалось таким легким и необязательным застольем.
Принесли чай. Но, по старой доброй традиции тут же последовало хорошее грузинское вино. Сталину, собственно говоря, беспокоиться за судьбу своего плана отношений с гитлеровской Германией не приходилось. К этому времени несогласных с его линией ни в Политбюро, ни в армии практически не было. Но вождь, в отличие от Ленина, формальной стороне дела придавал серьезное значение. И всегда хотел единогласного одобрения своих выношенных в долгих размышлениях решений.

То, что узнала Джульетта, ее буквально потрясло. Правда, сейчас она больше мучалась перед выбором: кому об этом сначала сообщить?
Герману? Но вдруг он воспримет новость неоднозначно, совсем не так, как она думает. Значит, пойдут выяснения, споры, недомолвки. А ей сейчас хотелось бы поддержки сочувствия. Ведь ее открытие многого стоит!
«Решено! - подумала Буланов. - Звоню Зине!»
На ее счастье подруга оказалась дома.
- Зинок! - буквально захлебываясь от охвативших ее чувств и волнения, закричала в трубку Джульетта. -Ты просто не знаешь, что со мной случилось!
- Конечно, не знаю, - невозмутимо согласилась подруга. - Хотя и догадываюсь.
- Откуда?!
- От верблюда. Угадай с трех раз. Первое. «Почетна девственность, но не родить негоже».
- Да, да, да! - вновь радостно закричала в трубку Буланова. - «И целомудрие с бесплодной нивой схоже!» Я - беременна!
- И, конечно, от Германа, - лениво констатировала подруга. - А как он воспринял сие радостное событие?
- Никак. Я ему еще не сообщала.
- Будет, конечно, безумно рад. Особенно на фоне тех больших проблем, которые на него накатились.
- Ну, проблемы! - небрежно отмахнулась от слов подруги Джульетта. - Он выписался из госпиталя, скоро выйдет на работу.
- Где его ожидают большие проблемы.
Буланова на мгновение затихла. Она была так переполнена своей новостью о долгожданном ребенке, что все остальное моментально отошло на задний план. Но в голосе подруги ее что-то насторожило.
- Ты о чем?
- А ты не знаешь?
- Нет. На работе я не была, хожу по гинекологам.
- Отдел Германа похож на развороченный улей. Десятка два высококлассных специалистов контрольных ведомств выворачивают всю документацию наизнанку. Тебе это ни о чем не говорит?
Джульетта от неожиданности чуть не выронила телефонную трубку. Сообщение Зины ей говорило о многом. Но оставалась еще последняя надежда. И она поспешила спросить:
- А кто...
- Говорят, что Сам. Теперь тебе все понятно?
- Понятно. Что же мне делать?
- Да уж не радовать Германа новостью о внебрачном ребенке. Ему такой подарок будет сейчас вовсе ни к чему.
Буланова тяжело вздохнула. Помолчала, обдумывая слова подруги. Затем проронила в трубку, едва не зарыдав:
- Я так хотела от него ребенка!
- Я знаю. Но сейчас - не время. У тебя еще будут дети. Помоги Герману - он столько для нас сделал!
- Но чем я сейчас могу помочь?!
- Первое ты уже сделала, приняв мудрое решение повременить с дитем. Знаешь, дореформенное право знало такую формулировку: оставить в подозрении? Так вот, Сабиров сейчас именно в таком подвешенном состоянии. Я не думаю, что его хотят сместить. Убить - тем более. Но оставить всеми этими мерами в вечном подозрении - значит сделать его жизнь каторгой, а самого Германа - послушным рабом. Ты поняла?
- Нам надо встретиться.
- И я так думаю.

С некоторых пор появление Президента в кремлевском кабинете стало такой же редкостью, как недавно разрешенная церковная служба на Пасхальные праздники в Покровском соборе Кремля. Аппарат готовился к таким наездам Александра Владимировича, пытаясь решить хоть какие-то назревшие проблемы. Но сделать это удавалось все реже.
Вот и сегодня появление президентского кортежа в Боровицких воротах Кремля стало неожиданностью для многих. Лакированный бронированный лимузин подкатил почти к самым ступенькам, которые вели в президентские аппартаменты. Александр Владимирович еще помнил, как в советские времена на фронтоне этого старинного дворца золотом горели буквы, возвещающие, что здесь размещался Президиум Верховного Совета Советского  Союза. Но, с недавних пор, в его памяти это здание почему-то стало ассоциироваться совсем с другим обитателем кремлевского дворца.
Опасливо покосившись на фронтон,словно там должны были золотом высветиться совсем другие слова, он медленно, на почти негнущихся ногах вошел в здание.
Последний разговор на дачной президентской резиденции с дочерью здорово его расстроил. Он понимал, что Нина во многом права. Что, пока он был здоров, сподвижники и не думали позариться на власть. Но сегодня он чувствовал себя гораздо лучше. Даже традиционные сто граммов водки на завтрак принял. И, как бывало у него раньше воинственный дух требовал разрядки.
- Треногова ко мне, - на ходу приказал Президент.
- Ясно, - ответил помощник. - А почту посмотрите?
- Почту? - рассеянно ответил Александр Владимирович. По правде говоря, он уже забыл, когда в последний раз смотрел этот обязательный атрибут любого высшего руководителя. - Почту. А что, давай. И пригласи все СМИ, которые смогут быстро приехать. Оппозиционные средства массовой информации тоже приглашать?
- Всех давай. Всю шоблу. Пусть полюбуются, как этот угорь изворачиваться будет. Кресло из-под теплого зада вырвать норовит!
Александр Владимирович знал, что у него есть время, пока соберут прессу и занялся рассмотрением документов, которые лежали в папке так называемой почты.
- Надо же! - удивился он. - Учителям, понимаешь, несколько месяцев зарплату не платят! Непорядок. И врачам тоже? Потребую отчета. Ну, это уже совсем бардак: в армии-то почему просрочки с довольствием.
И он нажал кнопку прямой связи с надписью «министр финансов».
- Кто у аппарата? Филимонов? Какой Филимонов? А, ты уже новый министр? Ну-ка, давай, отчитайся, почему эти, как их, врачи с учителями зарплату не получают?
- Какие долги! Какой дефолт! Кто о народе заботиться должен - я, что ли? Ничего слушать не хочу. Вот тебе пару недель и чтобы эта проблема была снята. Все!
Президент устало положил трубку и со злостью захлопнул кожаную папку с документами.
- Нет, читать такие материалы - это только нервы себе портить!
... - Так вот как ты, бывший член ЦК партии, первый секретарь обкома руководишь страной? - раздался вдруг из угла кабинета негромкий голос с мягким грузинским акцентом.
- Кто это? Опять вы?! - изумился Александр Владимирович.
- Я, я. Не сомневайся. Товарищ Сталин в этом кабинете сутками работал, создал величайшую в мире державу, а ты за несколько лет развалил всю экономику. Как это понимать?
- Экономику до меня развалили, - почему-то начал оправдываться Александр Владимирович. - зато я дал народу свободу.
- Какую свободу? Умирать от голода. Месяцами не получать заработную плату? Зачем народу такая свобода.
Видимо, не дождавшись ответа, вождь всех времен и народов покачался на мягких сапогах, пыхнул неизменной трубкой и продолжил свой допрос:
- Я тут послушал, как ты с министром финансов разговаривал. Мало того, что его по имени-отчеству не знаешь, так и в сути проблемы не разобрался. Помню, мой министр товарищ Зверев докладную записку о больших гонорарах писателей мне прислал. Я его к себе пригласил. Спрашиваю: получается, у нас есть писатели-миллионеры. Ужасно звучит, а, Зверев? Тот подтверждает: ужасно, товарищ Сталин. Отдаю ему письмо назад: ужасно, товарищ Зверев, что у нас так мало писателей-миллионеров. Писатели - это память нации. Что они напишут, если будут жить впроголодь? А ты всю страну заставил так жить. Как это понимать, хоть и бывший, но член Центрального Комитета партии?
Президент ответить на этот вопрос не успел. Дверь кабинета отворилась, и в него вошел помощник.
- Глава правительства Москвы и пресса здесь. Можно приглашать?
- А? - рассеянно посмотрел на помощника Александр Владимирович.
- Да, приглашай.
Просторный кабинет быстро заполнился народом. Но Президент демонстративно не поздоровался за руку с Треноговым. Он лишь показал ему на место за столом справа от себя. В воздухе запахло грозой.
- Готовы, господа телевизионщики? - поинтересовался Президент. - Тогда будем начинать.
- Дорогие россияне! - торжественно обратился к присутствующим, но глядя в нацеленные на него телекамеры, Александр Владимирович. - Я знаю, что в стране создалась нетерпимая обстановка. Что людям самых важных профессий - учителям, врачам, военным месяцами задерживают выплаты. Такое положение дальше терпимо быть не может. Я принял важное решение и полностью поменял руководство администрацией Президента, которые не отслеживали обстановку, не докладывали вовремя о такой нетерпимой ситуации. Более того, кое-кто из высших должностных руководителей, вместо того, чтобы заниматься решением этих неотложных вопросов, начал так называемую предвыборную агитацию, хотя по Конституции никто еще не объявлял президентских выборов. Такие потуги обречены на провал.
Александр Владимирович выждал несколько секунд и махнул рукой:
- Все. Пресса может быть свободна. А вы, Треногов, останьтесь.

Как только Сабиров переступил порог своего кабинета, расположенного в бывшем цековском здании на Старой площади, его атаковали проверяющие.
- Знаю, господа. Прошу предъявить документы на проверку. Так, так, понятно: подпись Президента на месте. Хорошо, приступайте: все необходимые документы будут вам предоставлены. Надеюсь, я вам лично не нужен? Вот и прекрасно: мне пока надо решить кое-какие вопросы.
Как только дверь кабинета закрылась за последним членом спецкомиссии, Герман подошел к сейфу, упрятанному в стену соседней комнаты. Поколдовав над кодовым замком, он открыл массивную  стальную дверь и вынул из хранилища пачку документов.
- Я в ФСБ, - коротко сказал он секретарю, помятуя, что его визит в это грозное ведомство все равно не останется незамеченным.
И не ошибся. Как только за ним закрылась дверь приемной, секретарь немедленно набрал по телефону «Связь Кремля» трехзначный номер и коротко доложил:
- Поехал в ФСБ.
Но Герман мог об этом только догадываться. Он знал нравы Кремля и не хотел обманываться насчет излишней личной преданности своего секретаря.
Якубов, казалось, его уже ждал. По крайней мере, он ничуть не удивился необъявленному визиту высокопоставленного кремлевского чиновника. Предложил чашку китайского чая, который очень любил. Сабиров не отказался.
- Приехали поинтересоваться, как идет расследование покушения на вас? - вежливо поинтересовался глава службы безопасности.
- Зачем? - иронично возразил Сабиров. - Ведь вы это дело все равно не раскроете?
Якубов посмотрел на гостя, но ни один мускул не дрогнул на его лице. Наоборот, он изобразил искреннюю озабоченность и тихим, проникновенным голосом сказал:
- Да, сегодня такие дела стало раскрывать очень сложно. Все, включая общественное мнение, настроено против нас.
- Да, сексотов стало меньше. Но все же они есть. Мой секретарь уже доложил вам, куда я поехал?
- Ну, зачем же так? Людям надо верить. А что касается вашего дела...
- Да бросьте вы его к чертям собачьим, - неожиданно горячо отозвался Сабиров. - Я о нем уже забыл. Мне шьют уже другое дело. Теперь оно, действительно, мое дело.
Сабиров сделал ударение на слове «мое» и уперся взглядом в лицо собеседника, ожидая его реакции.
Но ее не последовало. Якубов рассеянно размешивал сахар в чашке из тонкого китайского фарфора, куда перед тем налил крепкого ароматного чая.
- Так. Значит, вы не в курсе и этого дела. А, между прочим, в той спецкомисии работают и люди из вашего ведомства.
- Что вы хотите? - неожиданно резко спросил начальник Федеральной службы безопасности.
- Вот это другой разговор. Как коллега прошу вас лишь принять к производству дело, действительно грозящее интересам безопасности государства.
На лице Якубова возникло нечто, напоминающее проснувшийся интерес профессионального разведчика.
А Сабиров между тем, так и не прикоснувшись к чаю, стал раскладывать на столе хозяина кабинета документы.
- Здесь все, что касается грандиозной аферы века, задуманной высокопоставленными жуликами. Суть в следующем. Страны третьего мира должны бывшему Советскому Союзу более ста миллиардов долларов. Россия их унаследовала, однако получить эти долги трудно. Но нашлись доброхоты. Они создают компанию, которая берется работать с этими долгами. При этом половина, то есть несколько миллиардов долларов, остается этой компании. Возратится ли государству вторая половина - еще большой вопрос, но эти жулики уж свою часть точно вырвут. Интересно?
Якубов не спешил отвечать. Он внимательно посмотрел разложенные на его столе документы. Затем несколько минут подумал и осторожно спросил.
- А кто стоит за этой компанией?
- Вот этого я вам не скажу. Только одна наводка: инициатива исходит из Управления президентских программ.
Якубов надолго замолчал. Он понимал, что его гость ждет ответа. Но принять решение сразу, не прозондировав обстановку , он не мог. А начальник Отдела администрации Президента словно и не требовал такого решения. Он лишь многозначительно посмотрел на своего коллегу и как бы между прочим заметил:
- Кстати, все подлинники документов этой аферы и имена участников я храню в очень надежном месте. Если случайно на меня еще соберется кто-то нападать, то есть дублер, который обнародует документы за границей. А чай у вас действительно хорош.
И, не прощаясь, Сабиров стремительно вышел из кабинета.

В последние ночи Иосиф Виссарионович почти не спал. Все руководители страны, секретари партийных комитетов на местах, должностные лица исполнительных органов были вынуждены приноравливаться к режиму работы вождя. Они оставались на ночь в своих кабинетах, ставили в них или в комнатах отдыха раскладушки и ждали, что в любой неурочный ночной час может последовать звонок по секретной линии связи. По крайне мере все обладатели телефонов «ВЧ» были привязаны к этим злополучным аппаратам, боясь пропустить важный звонок из Кремля.
А Сталину было о чем тревожиться, было о чем звонить подчиненным. За последнее время буквально потоком шли из совершенно разных мест предупреждения, что Германия вот-вот нападет на Советский Союз. И переварить эту информацию, сделать из нее правильные выводы предстояло именно Сталину.
Вот и сейчас Иосиф Виссарионович внимательно прочитал очередное предупреждение, направленное ему из спецорганов.
- Так, - отложил папку со спецдонесениями в сторону вождь. - Что же получается? Посол в Германии Деканозов сообщил, что война против Советского Союза начнется в мае 1941 года. Анонимный доброжелатель в Германии третий раз призывает меня «не ждать, пока Гитлер нападет на Россию». Надежный источник обер-лейтенант Шульце-Бойзен даже называет дату нападения: 22 июня.
Сталин еще раз прочитал сообщение приближенного к самому Герингу русского шпиона, встал из-за стола, на котором вот уже несколько часов горела лампа под зеленым абажуром, и вышел на середину кабинета. В таких случаях он любил мерно расхаживать по мягкому ковру, заглушающему шаги, и размышлять вслух, словно обращаясь к невидимым оппонентам.
- Так что получается, дорогие товарищи? - негромко задал он вопрос отсутствующим собеседникам. - С одной стороны, товарища Сталина предупреждают, что Гитлер вот-вот нападет на нас. И выглядят эти предупреждения вполне правдиво. Но с другой стороны, получается, что кто-то очень хочет стравить товарища Сталина с Гитлером. У нас заключен пакт о ненападении. Нарушить его в одностороннем порядке может только безумный. Верно, товарищ? Верно, потому что сила дипломатии - великая сила.
Иосиф Виссарионович немного помолчал, анализируя свой вывод, и стал размышлять дальше.
- Теперь посмотрим, что должен делать в данной ситуации Гитлер. Из данных нашей разведки известно, что аналогичные предупреждения, только теперь о том, что товарищ Сталин хочет внезапно напасть на Германию, получает и фюрер. Такие донесения имеют германские посольства практически во всех европейских странах. А кому выгодно, чтобы мы подрались? Англии, с которой Гитлер воюет? Международным империалистам? Кто стоит за этими предупреждениями об агрессивных намерениях Германии - действительно друзья или спецслужбы недружественных нам стран?
Можно только представить, что испытывал Сталин, изучая и обдумывая эту разноречивую информацию, стекавшуюся к нему из совершенно разных источников - диломатических, военных, разведывательных. Ее беда была в том, что мощные спецслужбы Советского Союза в то время не имели даже единого анализирующего центра, способного отличить зерна от плевел. И эту гигантскую работу по просеиванию огромного потока информации, поиску истины был вынужден делать пусть и гениальный, но всего лишь один человек.
Иосиф Виссарионович устало опустился в кресло, пододвинул к себе бумагу со спецдонесением немецкого шпиона и написал карандашом в левом углу страницы:
«Т-ву Меркулову. Может, послать наш «источник» из штаба германской авиации к е... матери. Это не источник, а дезинформатор. И.Ст.»
Он нажал кнопку звонка, распорядился немедленно отправить этот документ по назначению.
Затем на мгновение задумался и поднял трубку прямой телефонной связи с наркомом госбезопасности:
- Товарищ Меркулов? Здравствуйте. Я тут послал вам назад документ с сообщением источника в Германии. Резолюцию вы прочтете. И все же прошу проверить верность этого предупреждения. Разумеется, по другим каналам.
Он положил трубку на рычаг и вновь задумался. Только что он ознакомился с еще более важной и конфиденциальной информацией. Сам Черчилль предупредил его, что в ближайшее время Германия нападет на Россию. Но, чем больше его предупреждали об этом, тем сильнее в нем возникали сомнения. Черчилль был одним из самых ярых врагов Советов, и верить в его чистосердечность было бы наивно, полагал Сталин. Да и Гитлер не начнет войну на два фронта, а будет продолжать воевать против Англии.
- Конечно, - вновь вслух сказал Иосиф Виссарионович, - Гитлер готовится к войне против СССР. Но начнется эта война не сейчас, а гораздо позже. Нам чрезвычайно важно выиграть время. Если удастся оттянуть войну на год-полтора, мы - непобедимы.
Советской разведке так и не удалось добыть план гитлеровского нападения под кодовым названием «Барбаросса». И вождь до самого последнего момента надеялся, что и Гитлер руководствуется в своих действиях такой же железной логикой, как и он, говорящей, что нападать на великую Россию для него смерти подобно.

Вот уж никогда бы не подумала Буланова, что со своим любовником ей придется встречаться в условиях строжайшей конспирации! Но Герман настоял: уже одно то, что место и время свидания он назначил через Зину, говорило о многом. И Джульетта, направляясь сейчас в один укромный ресторанчик в самом центре Москвы, думала только об этом.
Это было то самое заведение, где год назад она случайно познакомилась с Германом. Сюда ее привез ее прежний любовник Петраков. Мэр областного центра, где она жила, решил показать своей подруге, что он тоже знает толк в столичной жизни. И, по совету кого-то из московских друзей, он пригласил Буланову именно в это заведение. Они даже специально поехали сюда из своего провинциального города, чтобы вкусно, изысканно поесть и посмотреть на столичный бомонд. Из богемы они так никого и не увидели, но Джульетта, после нищеты общепитовской столовой в своей газете, действительно была поражена разнообразием блюд, изысканностью сервировки и очень признательна любовнику, вытащившему ее в свет.
Но, видно, права примета, что не нужно возвращаться туда, где ты был счастлив. В прошлое возврата нет. Это остро поняла Джульетта Степановна, как только переступила порог престижного заведения и увидела в углу за столиком Германа с затравленными, воспалившимися глазами, в которых прочитала элементарный испуг.
Все было вроде как и тогда, год назад. Ее встречали, как английскую королеву, передавая эстафету от швейцара в дверях до метрдотеля в зале. Не успела она опуститься в удобное кресло, как девушка, похожая на фотомодель, проворно опустила на его спинку мягкую подушку. Меню в роскошном переплете с золотым тиснением уже лежало на столе. Но Герман посмотрел на него отсутствующим взглядом и, кажется, ничего не собирался заказывать.
Но Джульетта решила иначе. Уж голодать, чтобы ни случилось, она не собиралась. Тем более, здесь, где, как она помнила, была прекрасная кухня. Память ее не обманула. Она заказала лазанью, фаршированного лобстера, ньоки с мидиями  и десерт со сливками. Затем немного подумала и спросила почтительно склонившегося к ней официанта:
- А фондю у вас готовят из скольких сортов сыра?
- Сразу из семи, мадам, а в качестве основных компонентов мясо куропатки и другой дичи.
- Идет. Давно я не ела ничего швейцарского. А ты будешь фондю?
- Что? - рассеянно переспросил Герман. - Нет, нет. Я закажу, пожалуй, что-нибудь выпить.
- Не хотите попробовать фирменный напиток от шефа «Я молодой»? - поинтересовался официант.
Сабиров недоуменно взглянул на работника ресторана и хотел что-то ответить, как Буланова, не удержавшись, рассмеялась и торопливо воскликнула:
- Вот именно! Это как раз то, что нам надо. А нет у вас еще чего-нибудь от шефа, например, «Киллер - не убийца»?
- Нет, мадам, к сожалению, такого коктейля нет. Но я непременно доложу о вашем желании шефу.
- Хорошо, идите, - постарался побыстрее избавиться от чересчур услужливого идиота Герман. И тут же обратился к Джульетте: - Ты еще способна шутить - это очень хорошо.
- А ты совсем раскис, и это плохо, - назидательно парировала Буланова. - Кстати, ты уверен, что нас здесь не подслушают?
- Полной уверенности, конечно, нет. Но, думаю, сейчас это не в интересах той группы, которая на меня наезжает.
- И кто, ты думаешь, это может быть?
- Да кто угодно! Любой бандит из любой криминальной группировки, которых в Москве десятки. Главное - кто заказчик.
Буланова внимательно посмотрела на любовника, который так разительно изменился с тех пор, когда они беззаботно предавались любви, не думая ни о чем. Сейчас она не узнавала того моложавого, энергичного, излучавшего силу и властность Сабирова. Чиновника, от воли и желания  которого  зависел  почти каждый высокопоставленный руководитель в этой стране. Перед ней сидел какой-то осунувшийся, переставший за собой ухаживать мелкий клерк. От него уже не пахло дорогим французским  одеколоном. Он не излучал той силы и животного темперамента, который так мощно манил Джульетту и неосознанно будил в глубинах ее подсознания инстинкт изголодавшейся самки.
«Может, - подумала журналистка, - он просто сейчас расслабился и не следит за собой? Ведь постоянно играть на людях маску преуспевающего человека, когда за тобой охотятся, очень трудно и утомительно».
- Герман, - почему-то спросила она. - Я не чувствую запаха твоего любимого «Драккара». Этот терпкий, сильный аромат очень шел тебе и манил, наверное, не одну  женщину.
- О чем ты говоришь, Джуля? Какой «Драккар»! Выжить бы сейчас. Элементарно.
- Да выживешь ты, не беспойся!
Этот выкрик родился у Булановой неожиданно, совершенно спонтанно. Но, видимо, он был настолько искренен, так соответствовал ее внутреннему ощущению положения Сабирова, что тот невольно воспрянул духом.
- Ты так считаешь? - с надеждой спросил он.
- Конечно. Если бы тебя хотели убрать - сделали бы это сразу. Профессионалы не промахиваются с расстояния полуметра от жертвы. И не забывают сделать контрольный выстрел в голову. Значит, не пришла еще твоя пора.
- Или они там, - Герман приподнял голову и показал куда-то вверх, - еще так не решили.
- Но у тебя сейчас есть главное - время, и я не верю, чтобы ты не предпринял что-то, чтобы себя подстраховать и обезопасить.
Сабиров хотел что-то ответить, но в это время подошел официант и стал расставлять на столе закуски. Он ловко распечатал бутылку с заказанным вином, налил совсем немного в бокал, стоящий перед Булановой и дал время, чтобы она оценила аромат и качество напитка. Когда та слегка пригубила вино и показала, что довольна, он наполнил фужеры на треть.
- А где же прибамбас от шефа? - спросила Джульетта. - Этот, как его, «Я - самец!?
На этот раз вышколенный официант оценил шутку и, почтительно поклонившись, произнес:
- Желание клиента - закон для нашего ресторана. Сейчас принесем.
Как только парень удалился, Сабиров наклонился к Булановой и тихо произнес:
- Конечно, я подстраховался. В этом кейсе лежат документы, которые могут испортить жизнь многим моим врагам. Я предупредил, что, если со мной что-то случится, они увидят свет на Западе. Ты поможешь?
- Конечно, - не раздумывая, согласилась Джульетта. - Но я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось. Так что надо думать, что еще предпринять, чтобы этого не произошло. Давай за это выпьем!
Пока они закусывали прекрасное ароматное терпкое вино, говорить не хотелось. Но лишь Джульетта слегка насытилась, как сразу предположила:
- Вспомни, кому ты чаще всего отказывал?
Сабиров на минуту задумался. Потом скривил губы в усмешке и проговорил:
- Не поверишь: больше всего это почему-то получалось с Ниной, дочерью Хозяина. Хуже этой взбалмошной бабёнки и придумать трудно.
- Да уж, представляю. Видела я ее несколько раз на приемах: одни капризы.
- Вот-вот: из грязи да в князи. Ведь ни приличного образования, ни элементарной культуры. Но наши Дуньки, рвущиеся в Европы, такого могут наворочить!
- Да, это точно, - согласилась Джульетта. - Ну, а еще кому?
- Если честно, то - многим. Аппетиты у наших правительственных чиновников таковы, что никакой государственной казны не хватит.
- Это уж точно, - согласилась журналистка. - Они давно и прочно усвоили простую истину: что своровать много и безопасно можно только у государства. Вот потому у нас государство такое нищее, что, обладая половиной мировых запасов сырья и прочего, не может даже выплатить грошовое жалованье своим подданным
Сабиров задумался. Джульетта подала ему интересную мысль: а в самом деле, кто мог так крупно на него обидеться, что заказать его убийство? Кому он стал поперек дороги? Здесь было над чем порассуждать. И он, почти машинально поглощал прекрасные яства, запивая их марочным вином и почти не слушая, что говорит любовница.
А Джульетта в это время тоже перешла на личное. Она постаралась намеками, дальним путем, выяснить у своего любовника, как он отнесся бы к внебрачному ребенку. Но Герман был сейчас так далек от этой посторонней темы, что промямлил в ответ нечто невразумительное, и Буланова сникла.
Ей был уже неинтересен этот роскошный ресторан с услужливой обслугой, она даже не притронулась к экзотическому блюду фондю и только тайно горевала о своей нелегкой женской доле, боясь нечаянно расплакаться.

Бывший совершенно секретный архив Политбюро ЦК КПСС во времена гласности и перестройки был преобразован в Архив Президента страны. Всемогущий Сабиров, желая сделать приятное Джульетте, устроил ее подругу на работу в это престижное государственное учреждение. Причем не рядовой сотрудницей, а заведующей Особым отделом.
Зина была несказанно рада таким переменам в своей жизни. После многолетнего прозябания в библиотеке областной газеты, где в последнее время также месяцами задерживали зарплату, непыльная работа в президентском архиве показалась ей манной небесной. Вот и сейчас она сидела в своем кабинете, который успела превратить в зимний сад, заставив все свободное пространство горшками с цветами и растениями, и наслаждалась возможностью изучать документы, которые так и остались недоступны простым смертным.
Зина по своей должности входила в номенклатуру Администрации Президента и поэтому, наряду с другими привилегиями, имела на работе телефон правительственной связи. Даже Джульетта, которая трудилась журналисткой в президентской газете, не могла похвастать таким атрибутом власти.
Но Зине, совсем недавно обосновавшейся в столице, кремлевская «вертушка» была ни к чему. Высоких чиновников, с которыми она могла бы разговаривать по этому телефону, в знакомствах у нее не числилось. Поэтому важный аппарат с эмблемой двуглавого орла был отодвинут на дальний край обширного стола и забыт за ненадобностью.
Зина сегодня изучала личный архив Сталина. В обширном многотомном наследии вождя она отыскала столько интересных материалов, о которых и не догадывалась, что не могла оторваться от все новых захватывающих внимание страниц.
- Надо же! - воскликнула заведующая Особым отделом. - оказывается, вождь всех времен и народов был еще талантливым поэтом! А его стихотворение «Утро» даже вошло в дореволюционные учебники хрестоматии по литературе!
Зина была убежденная «сталинистка» и поэтому теперь, дорвавшись до архива вождя, она почти все свободное время занималась его изучением, выискивая новые подробности, которые помогли бы ей защитить наследие Иосифа Виссарионовича.
- Так, а это еще что? - Зина повертела в руках пожелтевший от времени листок. - Рукописное заключение о смерти Надежды Аллилуевой? Вторая и последняя жена Сталина! Интересно! Так, «в области сердца, в пятом межреберье небольшое огнестрельное ранение с обожженными краями от выстрела в упор с целью самоубийства. «Ну, вот - сама застрелилась. А на него поклепы делали! А это еще что? Воспоминание Буденного? Что же пишет Семен Михайлович? «Жена Сталина была немного психически нездорова, в присутствии других пилила и унижала его. Я всегда удивлялся: как он терпит?»
Зина открыла от удивления рот, да так и застыла, видимо, переваривая прочитанное. В этот момент раздался властный телефонный звонок. Зина схватила трубку, но услышала лишь длинный непрерывный гудок. А телефон, между тем, продолжал звонить.
«Ну я и дура!» - воскликнула про себя заведующая отделом и быстро взяла трубку другого, правительственного аппарата.
- Слушаю вас внимательно!
- Вас беспокоят из администрации Президента. Это Особый отдел архива?
- Да, заведующая у аппарата.
- Сейчас с вами будет говорить первый помощник Президента.
И тут же в трубке раздался приятный баритон:
- Я по заданию Президента. Нас интересует личный архив Сталина. Я могу с ним познакомиться?
- Да, конечно. Но вы знаете наши правила? Знакомство с материалами Особой папки может быть только в помещении архива.
- Конечно, конечно. Не беспокойтесь - я подъеду к вам. Ждите.
Зина положила трубку и подумала: с чего бы это живому Президенту тревожить прах почившего вождя? Но сразу решила, что это не ее ума дело. И продолжила дальше увлекательную экскурсию в прошлое.
По обыкновению, ставшему практически постоянным правилом в последнее время, для решения неотложных вопросов подчиненные вызывались к Президенту в его резиденции вблизи Москвы. Вот и на этот раз Сабиров был внезапно вызван к Александру Владимировичу на дачу в Горках. Сюда, в этот ленинский заповедник, правительственные кортежи теперь наведывались довольно часто.
Президент встретил своего подчиненного по-домашнему. Из-под теплого халата на нем выглядывали штаны с начесом, а ноги руководителя страны путались в непослушных меховых тапочках.
Сабиров поздоровался  за руку, отметив, что рукопожатие хозяина дачной резиденции стало вялым и безжизненным. Но, видимо, в своих преждевременных выводах о состоянии здоровья Президента он несколько ошибся, потому что Александр Владимирович неожиданно резко и твердо оборвал его:
- Докладывать о делах будешь потом. А сейчас лучше скажи, как нам окоротить твоего лучшего друга?
- Какого друга? - опешил начальник финансово-хозяйственного отдела.
Президент пытливо посмотрел на своего подчиненного и насмешливо заметил:
- Тебе лучше знать. С кем в футбол каждую неделю играешь.
«Вот оно что! - пронеслось в мозгу Сабирова. - Наябедничали. Или Треногов меня подставил?»
- Говорят, вы там в раздевалке не только футбольные вопросы обсуждаете, - продолжал между тем напирать Александр Владимирович.
- Уже думаете, как у меня из-под задницы кресло вырвать? Не выйдет!
Сабиров побледнел. Он ожидал разговора на любую тему, но только не на эту. Конечно, такие разговоры в раздевалке футбольного клуба у него с главой правительства Москвы были. И он, как бывший работник спецслужб, не исключал возможность прослушивания. Но не ожидал, что это случится именно с ним. Оправдываться сейчас было самым неразумным. Это, как и клятвы в вечной преданности, сейчас только бы усилили гнев и подозрительность Хозяина. И потому Герман выбрал лучший ход, который можно было сделать в данной ситуации. Он спокойно, как бы не реагируя ан упреки, стал рассуждать, отвечая на самый первый вопрос Президента:
- Кое-что сделать, конечно, можно. Треногов пользуется правительственной связью, которую обеспечивает наша служба ФАПСИ. Значит, совершенно естественно можно его этой связи на какое-то время лишить - пусть попользуется городским телефоном.
В глазах Президента, минуту назад метавшими гром и молнии, появился неподдельный интерес.
- Ты считаешь, что это можно сделать?
- Сделаем, Александр Владимирович! - по-военному четко доложил Сабиров.
- Вот это подарок будет твоему другу! - воодушевился Президент.
- Вот он помечется, как все «вертушки», «ВЧ», «СК» и прочие атрибуты власти у него замолчат!
- Так! - оживленно потер руки Александр Владимирович. - А что еще устроить, чтобы он понял, кто в доме хозяин?
- Отказать ему в транспортном обслуживании автобазы администрации Президента. Конечно, без машин он не останется, но иномарок и бронированных «Зилов» с правительственными номерами у него не будет. Попробуй расскажи каждому постовому, что именно на этой машине едет глава правительства столицы.
- Отлично мыслишь, Герман! - похвалил Президент своего начальника финхозотдела.
- Кроме того, - совершенно буднично, как будто докладывал о текущих делах, а не о том, как устроить гадость одному из самых влиятельных чиновников государства, продолжал докладывать Сабиров, - планом мероприятий отдела предусмотрен ремонт государственной дачи номер тридцать пять в поселке Барвиха.
- Той самой, которой пользуется Треногов? Ну ты и спец, Герман Антонович! Не хотел бы я попасть тебе в руки! Впрочем, и не попаду. Действуй. Посмотрим, что запоет этот претендент на мое место завтра, когда лишится всех благ и привилегий!
- Александр Владимирович! - вдруг прервал смакование предстоящих Треногову переживаний хозяином дачи Сабиров. - Скажите, кто направил такую грозную комиссию для проверки моего отдела?
- Какую комиссию? Я никого не посылал.
- Но ведь на документе стоит ваши подпись.
- Да? - Президент на мгновение задумался, припоминая, когда он мог это сделать. - Не помню. Работай спокойно, никто тебя не тронет.
- Тогда подпишите это распоряжение об отмене работы спецкомиссии.
И Сабиров протянул Президенту заранее подготовленный текст распоряжения.
Александр Владимирович, не читая, подписал документ, простился с гостем и вновь хотел вернуться к приятным мыслям о том, как завтра будет метаться лишенный привычных атрибутов власти Треногов. Но слова Сабирова о какой-то комиссии не давали ему покоя. И вдруг он что-то вспомнил:
- Нинка, наверное, опять мне эту бумагу на подпись подсунула! Ну, я ей покажу, как в государственные дела лезть!
Александр Владимирович направился в соседние аппартаменты, занимаемые семьей, но по пути остановился возле старинного буфета, который почему-то привлек его внимание. Он открыл его дверцу и увидел там хрустальный графинчик, в котором находилось граммов сто пятьдесят какой-то жидкости. Взял его, снял пробку, понюхал. Прекрасный аромат старого, выдержанного коньяка разнесся по комнате. Александр Владимирович медленно, наслаждаясь, выпил коньяк, и пошел назад, в свою комнату.

Пожалуй, впервые за все время своего безраздельного господства в этой огромной, многонациональной стране Генеральный секретарь ЦК ВКПб, Председатель Совета народных комиссаров, Верховный главнокомандующий Иосиф Виссарионович Сталин не знал, как поступить. Казалось, он сделал все, чтобы обезопасить страну от внезапного нападения фашистской Германии. Выиграл время, чтобы подготовиться к возможной войне. Но полной уверенности, что Гитлер не нападет на СССР, не было. Об этом говорил и потом предупреждений о возможной агрессии Вермахта в самое ближайшее время.
Но Сталин не верил этим предупреждениям. Он не хотел им верить. Вот и сейчас, выехав в жаркий летний выходной день на ближнюю дачу в Кунцево, вождь вместо отдыха продолжал напряженно раздумывать над сложившейся ситуацией. Он снял китель, в котором было чересчур жарко, и попросил своего личного секретаря Бажанова, чтобы никто сейчас его не отвлекал.
Сталин вышел на веранду и стал у открытого окна, занавески которого слегка шевелил теплый ветерок. За окном было настоящее жаркое лето. Вовсю заливались птицы, стрекотали кузнечики, порхали беззаботные бабочки. Ничто не предвещало внезапной грозы. Вот и на душе у вождя от такой идиллии стало несколько спокойнее и увереннее.
«В самом деле, - размышлял Иосиф Виссарионович, - что сможет сделать с нами сейчас Германия? С тремя тысячами устаревших танков? С такими сверхмощными союзниками, как Финляндия с Румынией?
Давайте посмотрим на карту мира. Шестая часть суши - это Союз Советских Социалистических Республик. И Германия - всего лишь лоскуток, который, к тому же, уже горит под задницей Гитлера. Германия окружена и блокирована. Отрезана от многих источников стратегического сырья. А Советский Союз - самая богатая страна мира, нашим богатствам завидуют все.
Кроме того, я тайно заручился безоговорочной, бесплатной и безграничной помощью Америки. Так можно ли теперь бояться этой Германии? Уверен, что нет. Можно ли верить предупреждениям о скором внезапном ее нападении? Думаю, тоже нет.
Значит, надо делать все, чтобы не провоцировать Гитлера на такое нападение. Чтобы выиграть время для подготовки к той войне, которая нужна нам, русским. И эту войну мы должны вести не на своей, а на чужой территории».
Наконец, важнейшее решение было принято. И вождь вздохнул с облегчением. Завтра он эту концепцию непровоцирования фашистской Германии  вынесет на обсуждение Политбюро. На нем неожиданностей, знал Сталин, не будет. Об этом вождь позаботился.
«Знаю, что меня считают жестоким. Чтобы очистить страну от всяких болтунов, пришлось поработать органам НКВД. Чтобы добиться послушания соратников, пришлось посадить их жен и родственников. Но, когда правитель проявляет жестокость, чтобы защитить страну, народ ее понимает. А вопрос стоит однозначно: либо мы победим империалистическое окружение, либо они уничтожат социалистическое государство».

Гром, как говорится, грянул среди ясного неба. Сегодня служебный телефон Булановой в редакции газеты буквально разрывался от звонков. Ей звонили неизвестные читатели и хвалили за правдивую статью о коррупции в высших эшелонах власти. Было несколько звонков, в которых молодые люди, не представившись, грозили журналистке всякими карами.
Но, пожалуй, самой интересной для нее была реакция администрации Президента. Буланову пригласили в кабинет редактора к аппарату правительственной связи.
- Тебя просят, - многозначительно показал взглядом на «вертушку» у себя на столе главный редактор газеты. Ну мы, наверное, и вляпались с твоей статьей!
Буланова, не обращая внимания на такое паническое заявление начальника, взяла трубку:
- Слушаю.
- Приемная первого помощника Президента, - раздался вежливый голос. Соединяю вас с Альбертом Васильевичем.
Джульетта Степановна как-то была с Германом на официальном приеме в Кремле и видела издали Первого помощника Президента. Но лично знакома с ним не была. Потому ответила, насколько возможно, ласково и приветливо:
- Слушаю вас, Альберт Васильевич!
- Джульетта Степановна, откуда у вас материалы для такой статьи? Или  - это просто журналистский блеф?
- Вы имеете в виду мою статью в сегодняшнем номере газеты под названием «Афера века»?
- Вот именно.
- Согласно Закону о печати я не обязана разглашать источники своей информации кому-либо.
- Вот как ? - удивился Первый помощник. - А то, что вы работаете в газете администрации Президента и получаете наши деньги, это вас не смущает?
- Я получаю зарплату от налогоплательщиков, - невозмутимо парировала журналистка, - и обязана правдиво информировать их о деятельности органов власти.
- С вами все ясно, - гневно ответил Альберт Васильевич. Придется воспитывать главного редактора - может, он вас научит уму-разуму.
В трубке последовали короткие гудки, и Джульетта положила ее на телефонный аппарат.
- Ну, что? - вопросительно посмотрел редактор на свою подчиненную: - Досталось?
- Еще и вам останется.
- У тебя хоть информация, которую ты использовала для статьи, достоверная?
- С самого верха!
Главный редактор знал о связи своей коллеги с всесильным начальником финхозотдела администрации Президента и потому не сомневался в искренности ее слов. Но все же вздохнул с опаской: дело принимало скандальный оборот.
А Буланова уже спешила назад, в свой кабинет. Она ждала еще одного, самого важного для нее звонка. И не ошиблась, когда вновь подняла телефонную трубку.
- Ну, ты даешь! - только и смог выговорить в трубку Сабиров.
Джульетта не уловила в голосе любовника трагической нотки, поэтому с облегчением вздохнула и постаралась пошутить:
- Я не даю! Я не такая идиотка, как ты выглядишь! А вообще лозунги типа «Юноши и девушки! Овладевайте друг другом!» не по моей части.
Сабиров радостно засмеялся:
- Вот за это я тебя и люблю!
- И больше ни за что? - разочарованно проговорила Джульетта.
- И за то - тоже. А если серьезно - я же не просил тебя ничего писать!
- Прости засранку, - уничижительно попросила в трубку Буланова. - Уж очень материал забойный был. Как говорят на нашем журналистком сленге - это бэмс!
- Да уж - заголовок «Афера века» подбросит тебе популярности. Можешь и меня поздравить: пробил распоряжение Самого об отмене проверки - больше меня и мой отдел не трясут!
- Поздравляю!
- И не только с этим! - в голосе Сабирова зазвучали торжествующие нотки: - Отныне я - не начальник отдела, а управляющий делами Президента. А мое Управление - теперь самостоятельно выходит на Самого и не подчиняется руководителю Администрации Президента.
- Как тебе это удалось? - удивилась Джульетта.
Сабиров хмыкнул:
- Как и другим удавалось: он подмахнул не глядя.
- Смотри: играешь с огнем!
- Конечно, играю. Потому и предлагаю эти три события отметить сегодня вечером. Идет?
- Конечно: я надену мое новое вечернее платье.
- Только поскромней, пожалуйста. А то в прошлый раз оно у тебя было с вырезом до самого пейджера!
Любовники весело рассмеялись: у них были на то основания.

Нина, дочь Президента, была страшно рассержена на отца. Еще бы: она так старалась для него, для семьи, а он взял и все испортил! Нет, она этого так не оставит!
И Нина решительно направилась в ту часть госдачи, где находилась резиденция отца.
Александр Владимирович сегодня чувствовал себя намного лучше. То ли давало знать о себе приближение весны, когда даже в старом организме пробуждаются новые, живительные соки и силы. То ли его здоровье действительно поправилось благодаря стараниям лучших зарубежных специалистов, но факт оставался фактом: давно Президент не чувствовал такого подъема. И посему он решил, что с завтрашнего дня вплотную займется делами государства. В таком приподнятом настроении и застала Нина отца в его кабинете.
Наметанный взгляд дочери сразу почувствовал перемену в здоровье и настроении отца. Но разгневанная Нина не придала этому должного значения. И сразу перешла в наступление:
- Папа! Ты зачем это подписал?
И она швырнула на стол распоряжение Президента.
- Что это? - коротко спросил Александр Владимирович.
- Твое распоряжение об отмене проверки работы отдела Сабирова.
- Ну и что? - как можно спокойнее вновь спросил Президент.
- А то, что ты совершил большую ошибку: теперь у нас не будет никакого компромата против этого прохвоста!
- Понятно. Что еще?
Нину такое невозмутимое спокойствие отца только еще сильнее подстегнуло. Она, уже не сдерживая своего раздражения, презрительно бросила:
- Ты совсем не заботишься об интересах нашей семьи! Ты даже не смотришь, что подписываешь: надо же - теперь Герман управляющий делами Президента и не подчинен руководителю твоей администрации. А значит, и у меня будет еще меньше шансов повлиять на него!
Александр Владимирович выдержал паузу, а затем тоном, не предвещавшим ничего хорошего, тихо, но жестко и властно произнес:
- А теперь слушай меня. Указы и распоряжения Президента подписываются только после сбора всех необходимых виз и заключений соответствующих министерств и ведомств. Поэтому впредь прошу меня не подставлять и никаких бумаг самой на подпись мне не приносить.
Нина от возмущения чуть не зашлась в крике:
- Да я же говорю о Сабирове! Это он принес тебе на подпись то злополучное распоряжение!
- А я говорю о тебе! - прикрикнул отец. - Цыц! Ишь, здесь раскричалась!
И он резко, быстро подошел к столу, нажал кнопку звонка. Немедленно явился начальник личной охраны.
- Яков Иванович! Я тебе приказываю эту вздорную бабенку больше ко мне не пускать, понятно?
- Понятно, - не совсем понимая, что происходит, ответил начальник личной охраны.
- И вообще, как она попала в мою президентскую резиденцию?
- Но это ваша дочь... - попробовал было возразить охранник, но Президент властно его остановил:
- Почему не выполняешь Правила охраны Президента? Почему в его апартаментах проживают посторонние? Вон всех отсюда!
- Папа, прости! - кинулась в ноги Президенту Нина.
- Я сказал «вон»! - властно отрезал Президент, резко повернулся и пошел в гостиную.

Начальник Федеральной службы безопасности был в растерянности: результаты расследования покушения на Сабирова оказались ошеломительными!
«Уж лучше бы я не проявлял такого рвения! - думал сейчас про себя Якубов, не решаясь произнести вслух эти слова даже в своем кабинете в здании на Лубянской площади. - Было бы еще одним нераскрытым заказным покушением на убийство больше, и всего дел! А теперь придумывай, как выйти из этого щекотливого положения».
 Но, что бы он сейчас ни придумывал, а решать по лежащему перед ним на столе донесению надо было немедленно.
«Пожалуй, надо сначала поговорить лично с тем, кто вышел на след заказчика», - решил Якубов и вызвал начальника Особого отдела.
- Присаживайтесь, Иван Иванович, - пригласил он сесть за приставной стол подполковника, который стал перед ним навытяжку по стойке «смирно». - Вы уверены в том выводе, который здесь написан? - и начальник ФСБ кивнул на папку с грифом «Совершенно секретно», лежащую у него на столе.
- Все выводы, данные допросов киллера, которого мы нашли, записи его разговоров по мобильному телефону с заказчиком подтверждают эти выводы.
- А киллер знал, кто его заказчик?
- Да.
- Но это же полная самодеятельность! - не выдержал всегда невозмутимый Якубов. - Затевать дело на таком высоком уровне, покушаться на знакового чиновника и даже не предусмотреть промежуточных звеньев между исполнителем и заказчиком - это игра на детском уровне!
- Совершенно с вами согласен. Но это так.
- Хорошо. А кто еще, кроме вас, знает, что нити организации этого покушения идут на самый верх?
- Только наш следователь, который ведет это дело.
- Человек надежный?
- Вполне.
- Так. Киллера изолировать в Лефортове. Никаких связей с внешним миром, передач и прочего. Желательно, чтобы на время о нем все забыли. Следователя представить к награде, но за другое дело. И также предложить забыть об этом деле. Материалы следствия изъять и доставить мне. Стереть все файлы в базе данных о данном расследовании. Вы также ничего об этом вопросе не знаете и не слышали.
- Уже забыл! - поднялся из-за стола и по-военному четко отрапортовал подполковник.
- Спасибо за службу. Кстати, вы, кажется, уже давно в этом звании? Приказ о продвижении по службе уже подписан, полковник!
- Служу России!
Якубов остался в кабинете один. Еще немного поразмышляв, он решил:
- Придется докладывать Президенту. Чувствую, здесь пахнет жареным!

На этот раз Зина пригласила Джульетту к себе. Причем сделала это настолько осторожно и таинственно, что донельзя заинтригованная Буланова немедленно отправилась к подруге домой.
На столе в кухне уже стоял графинчик с любимой Зининой наливкой, которую она мастерила сама из собранных на дачном участке ягод и фруктов.
- Все, последняя, - указала она подруге на графинчик. - Больше у меня ни дачи, ни наливки.
- Ладно тебе! - презрительно скривила полные красивые губы в усмешке Буланова. - Огород за тридевять земель, на котором девять месяцев в году ты стоишь в позе буквы «зю», ты называешь дачей?! Тогда моя бывшая квартира в «хрущевке» являлась апартаментами королевы. Лучше скажи, зачем звала? И почему в такой спешке и таинственности? Вышла на след тех, кто стрелял в Германа?
- Слишком много задаешь вопросов, подруга! - в такой же язвительной манере ответила Зина. - А если серьезно, то у меня на работе сегодня впервые зазвонил телефон правительственной связи!
Буланова недоуменно посмотрела на подругу. Затем пожала плечами и спросила:
- Ну и что? Я сегодня тоже разговаривала по вертушке с Первым помощником Президента!
У Зины от удивления отвисла челюсть. Она сняла очки с дымчатыми стеклами, зачем-то начала их протирать, затем вдруг выпалила:
- Не может быть!
- Почему?!
- Потому, что он и мне звонил сегодня!
Теперь пришла пора удивляться Булановой. Звонок такого влиятельного лица им обеим в один день не мог быть простым совпадением. Если серьезно, то с ним они обе разговаривали первый раз в жизни. И потому Джульетта сидела на жесткой табуретке в просторной кухне подруги, словно приклеенная. Она, как сомнамбула, методично покачивала головой, но не могла сказать ни слова.
Наконец, с подруг сошло оцепенение, которое сменилось бурным потоком слов. Они заговорили обе разом, перебивая и не слушая друг друга. Минут пять им потребовалось, чтобы выговориться. Первой пришла в себя Буланова. Она подождала, пока Зина скажет последнюю фразу и тихо заметила:
- Это не к добру! Чем он у тебя интересовался? Германом?
- При чем здесь Герман? - не поняла Зина. - Сталиным! Особой папкой, в которой собран архив Генералиссимуса.
- Вот это да! - воскликнула журналистка. - Теперь я вообще ничего не понимаю. Сабиров и Сталин. Не звучит.
- Вот именно, - подтвердила Зина. - А если продолжить этот ассоциативный ряд? Иосиф Виссарионович был кем? Верно - руководителем нашего государства с неограниченной властью. Александр Владимирович, которого представляет его первый помощник, тоже кто? Вот именно. Глава нашего государства с почти такими же неограниченными полномочиями. Его ни снять, ни выгнать с президентской должности и из Кремля так же невозможно, как нельзя этого было сделать со Сталиным.
- Тоже мне загнула, - пожала плечами Джульетта. - Как говорится без пол-литра здесь не обойдешься. Наливай - может, голова станет «варить» лучше.
Подруги выпили по одной рюмке малинового вина, затем по другой. Неспеша закусили, чем Бог послал. И только затем продолжили выяснение истины. Это мудреное занятие затянулось у них до глубокой ночи. Но к какому-нибудь однозначному решению они так и не пришли.

«Ни один народ в мире не зависит так от своих правителей, как русский, - думал Сталин, проносясь сейчас из Кремля на ближнюю дачу в Кунцево. - Мы, русские - великая нация, но жить не умеем, погрязли в пьянстве и лени. Нет культуры застолья: прекрасные грузинские вина мои соратники хлещут, как воду. А Власик? Вчера застал его пьяным, без мундира: и это мой личный охранник? Но увидел меня - и вмиг протрезвел. Значит, на людей действуют только страх и сила?»
В бронированном лимузине на переднем сиденье, рядом с шофером, сидел Берия. Но он, как ни силился, не мог догадаться, о чем же думает этот таинственный, властный, обладающий феноменальной памятью грузин, давно считающий себя русским и так же давно обретший безграничную власть над страной со ста пятьюдесятью миллионами человек.
Лаврентий Павлович уже давно не обращался к своему земляку по партийной кличке Коба, как это было когда-то раньше. Теперь и для него Сталин был вождь, который всегда держал любого на расстоянии. Ни жены, ни дети не допускались в святая святых Иосифа Виссарионовича: он никому не верил и никому не доверял. Основания для этого у руководителя всесильного НКВД были. Первый заговор против Сталина, который возглавил председатель Совнаркома РСФСР Сырцов вместе с Блюхером, Зенковичем и прочими, был раскрыт спецслужбой еще до него. В ликвидации так называемого «заговора маршалов» он практически тоже не участвовал. Но уж впоследствии Лаврентий Павлович не упускал случая внушить вождю, как очередной соратник метит вонзить ему нож в спину.
- Лаврентий, - вдруг нарушил тягостное молчание Сталин, расположившийся, как всегда, на заднем сиденье бронированного «ЗИСа», - а чей это дом?
И указал рукой за стекло машины на высившееся впереди вдоль трассы трехэтажное большое здание.
- Это, Иосиф Виссарионович? - переспросил Берия. - Это дача генерала Штерна.
- А, - неопределенно заметил вождь и вновь умолк.
Берия мгновенно почувствовал невысказанное неудовольствие Хозяина. Но тоже ничего не сказал.
В Кунцево их уже ждали. Сталин заранее пригласил сюда ближайших соратников, чтобы обсудить готовность Красной Армии к возможной войне с Германией. Беседа должна была быть приватной, не для протокола, потому и выбрали не зал совещаний в Кремле, а дачу в Подмосковье.
Правда, закончился этот сугубо деловой сбор, как всегда: большим застольем. Вопреки своим недавним размышлениям о неуместном пьянстве своего народа, Иосиф Виссарионович любил подпоить соратников, чтобы выведать истинные их мысли.
В Кремль Сталин возвращался на следующий день. День выдался по-летнему теплый, чувствовалось, что первый календарный месяц лета будет жарким.
Иосиф Виссарионович был занят своими мыслями и почти не смотрел из машины на дорогу, по которой ехали. Но в том месте, где вчера поинтересовался большим, выделяющимся из других домом, вождь почему-то внимательно посмотрел в окно. На бывшей даче генерала Штерна красовался большой кумачовый лозунг: «Спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство!». А вокруг особняка весело резвились пионеры в красных галстуках.

Вот уж поистине говорится: на Руси от тюрьмы и от сумы не зарекайся! Пожалуй, впервые за всю свою многотрудную и многоопытную жизнь Треногов убедился в правоте этой пословицы в полной мере. Казалось бы, ничего с утра не предвещало перемен в его напряженной, но уверенной и престижной жизни. Но в обычно установленный час ранним утром он, в сопровождении охраны, вышел из подъезда своей московской квартиры, а правительственного кортежа не оказалось. Пришлось, чуть ли не впервые в жизни, доставать из кармана пальто мобильный телефон и звонить в приемную московского правительства.
- В чем дело? - раздраженно спросил Треногов у своего помощника. - Почему нет служебного «Мерседеса» и машин сопровождения?
- Я не в курсе, - недоуменно ответил помощник. - Сейчас все выясню.
Главе столичного правительства пришлось ждать в легком пальто на морозе, который сегодня ударил за двадцать градусов. К тому же поднялся сильный ветер, и Треногову, с его тщедушной, худой фигурой было явно дискомфортно находиться в таких непривычных условиях.
- Извините, Василий Иванович, - раздался в трубке взволнованный голос помощника, - но в автобазе Управления делами Президента ответили, что с сегодняшнего дня вы исключены из списка обслуживаемых ими лиц.
- Они что там, с ума сошли? - повысил голос Треногов. - Да я их повыгоняю всех к чертовой матери!
- Ловите любую машину, - обратился он к начальнику своей охраны. - Я должен немедленно быть на работе!
Пожалуй, впервые за последние десять лет он ехал не в своей персональной машине с проблесковым маячком, сиреной, спецномером и прочими атрибутами власти. И весь этот недолгий путь копил в душе злость и обиду на тех пока еще неведомых ему обидчиков, которые посмели так с ним поступить.
Но не успел Треногов подъехать к знаменитому зданию бывшего Моссовета на бывшей улице Горького, как только что переговоривший с кем-то по мобильной связи начальник охраны повернулся с переднего сиденья машины и сообщил главе правительства Москвы:
- Извините, Василий Иванович, но мы больше вас не охраняем.
- Как это не охраняете? - вскипел Треногов. - Бросите сейчас же и позволите любому придурку меня подстрелить?!
- Не позволим, - твердо пообещал начальник охраны. - Гарантируем вашу безопасность вплоть до дверей вашего кабинета.
- Понятно, - не удержался, чтобы не съязвить, Василий Иванович. - Гарантируете мне безопасность от забора до обеда. Хрен с вами, идите.
Но на этом неприятности главы правительства не закончились. Полный решимости немедленно восстановить справедливость, Треногов влетел в свой служебный кабинет и бросился к телефону правительственной связи. Но он оказался  нем, как рыба. Молчали и все другие «вертушки», аппараты «ВЧ», «СК» и прочие бесполезные сейчас телефоны, украшенные изображением государственного герба.
- Ах ты, мать твою перемать! - выругался Треногов. - Обложили, как медведя в берлоге! Кто посмел?
И он бросился в приемную.
- Где городской телефон? - спросил он недоумевающего секретаря.
- Да мы им почти не пользуемся, Василий Иванович!
- Не ваше дело! - огрызнулся Треногов. - Быстро мне найти городской номер приемной Президента и его резиденции в Горках! А сами - вон отсюда.
Как только глава правительства остался в просторной приемной один, так сразу дрожащими от нетерпенья и волненья пальцами стал нажимать кнопки городского телефона.
- Приемная Президента страны, - раздался, наконец, мужской голос в трубке.
- Это Треногов. Соедините с Владимиром Александровичем.
- Извините, а кто такой Треногов?
Глава столичного правительства чуть не задохнулся от такой наглости:
- Вы что, издеваетесь? - повысил он голос. - Глава правительства Москвы, вот кто!
В трубке на мгновение воцарилась тишина. Затем раздался неуверенный голос:
- Василий Иванович, это вы!
- Ну, я, конечно! Не Чапаев же!
- Извините, я вас не узнал. Да и по этому номеру нам никто из государственных деятелей  вашего масштаба никогда не звонил.
- Проверка связи, - с ехидцей в голосе ответил Треногов. - Так где Президент?
- Он сейчас в своей резиденции в Горках. Работает с документами...
- Знаю, знаю, - нетерпеливо перебил Треногов и положил трубку.
«Работает с документами! - передразнил он про себя. - Знаем мы, с чем он работает!»
Однако, наученный горьким опытом, теперь Василий Иванович подробно объяснил секретарю Президента в Горках, кто он такой и почему звонит по городскому номеру, а не по обычной «вертушке».
И вопреки его ожиданию, в трубке что-то щелкнуло, и вдруг возник знакомый, с хрипотцой, голос Александра Владимировича.
- Слушаю тебя. Что так спозаранку звонишь?
От неожиданности Треногов не сразу нашелся, что ответить. Но тут же с возмущением сказал:
- Да какой то чудак на букву «м» решил надо мной подшутить: отобрал правительственную машину, охрану, отключил спец- связь!
- Да ну? - удивился Президент. - И кто же это?
- Ну, без вашего разрешения, я не думаю, чтобы это позволили.
- А, - удовлетворенно согласился Президент. - Теперь ты понял, кто в доме хозяин?
- Но за что?! Я вас всегда поддерживал!
- А меня не надо поддерживать: я не падаю, - назидательным тоном объяснил Владимир Александрович. - Но не люблю, когда со мной играют в кошки-мышки. Связь я тебе, пожалуй, подключить велю: как ты будешь новостями с моим Сабировым без нее обмениваться: не в футбольной же раздевалке вам, в самом деле, встречаться! А вот без охраны ФСБ придется привыкать: надо экономить государственные средства - зарплату, понимаешь, учителям платить нечем.
В трубке опять что-то щелкнуло, и затем раздались короткие гудки.


Только с третьей попытки Якубову удалось договориться о встрече с Президентом. Всякий раз помощники отвечали, что Александр Владимирович работает с документами и не может его принять. Наконец, он получил разрешение приехать в подмосковную резиденцию.
Хотя уже заканчивался февраль, зима и не думала отступать. Стояли непривычные для этой поры морозы, и в заснеженном парке живописной местности Горок было абсолютно безлюдно. Впрочем, а директор ФСБ об этом знал доподлинно, в эт, особо охраняемую зону пробраться постороннему было непросто.
Александр Владимирович принял его запросто, по-домашнему. Видно было, что он недавно встал и еще не вошел в рабочее состояние. Президент был не причесан, в домашнем халате и лениво ковырял зубочисткой во рту.
- Ну что там у тебя такое срочное, - недовольно проворчал он, глядя на непрошеного гостя.
Однако Якубова такой прием не смутил. Он уже к ним привык, а дело, по которому хотел доложить, промедления не терпело. Иван Павлович так и доложил:
- Дело касается Сабирова. Без вашего разрешения я не могу дать ему дальнейший ход.
- Что, нашли, кто в него стрелял? - без всякого энтузиазма поинтересовался Александр Владимирович.
- Нашли. Обыкновенный мафиози среднего пошиба.
- Ну и что?
- Интересен не он, а лицо, которое дало ему этот заказ.
- Ну что ты темнишь! - раздраженно воскликнул Президент. Видно было, что он сегодня не в духе и не настроен на долгую беседу. - Называй, кто, и будем заканчивать. Тут мне бумаг целую кучу из Кремля привезли, мне работать с документами надо!
Якубов внимательно посмотрел на Президента и понял, что тот действительно не знает, кто заказчик.
- Следователю кажется, что, возможно, цепочка от покушавшегося на Сабирова ведет куда-то сюда, - как можно осторожнее и дипломатичнее выразился Якубов.
Александр Владимирович какое-то время непонимающе смотрел на директора федеральной службы безопасности, затем резко вскинул правую руку и показал пальцем на гостя:
- Ты это... Ты что... Понимаешь, что говоришь?!
Якубов промолчал.
- Да за такое твоего следователя надо в Бутырки посадить!
Иван Павлович промолчал и на этот раз. Он понимал, что хозяину дачи надо дать выговориться, «слить» первый взрыв эмоции и только затем продолжить разговор.
Так оно и произошло. Президент вдруг как-то обмяк, его грузное тело еще сильнее втянулось в кресло, а сам он безвольно опустил голову. Только после этого Якубов осторожно заметил:
- Я принял все меры, чтобы исключить утечку информации. Дело закрыто и изъято.
И он протянул два объемистых тома Александру Владимировичу.
Тот документы не взял, а только махнул рукой в сторону журнального стола. Затем тоскливо посмотрел на гостя и сказал:
- Ступай.
Затем спохватился и добавил:
- Если будет что нового по этому, - кивнул в сторону объемистых томов, - немедленно информируй.

Время летит стремительно. Особенно незаметен его бег, когда человек решает жизненно важные для своей особы проблемы. Именно этим последнюю неделю и занимался Сабиров. Он настолько увлекся восстановлением своей пошатнувшейся власти, что почти забыл о возлюбленной. Нельзя сказать, что он не вспоминал о Джульетте. Нет, он помнил о ней постоянно. Именно ее образ поддерживал его сейчас в столь напряженной, изматывающей борьбе. Но увидеться с ней, посидеть где-нибудь, как раньше, в ресторане он позволить себе пока не мог. Наконец, желание встретиться с Булановой стало настолько сильным, что оттеснило на второй план все остальные проблемы. И он позвонил Джульетте домой.
- Здравствуй, родная! Это я. Чем занимаешься?
- Жду тебя.
- И я тоже жду. Буду через полчаса.
Пожалуй, давно уже он не взбегал по лестнице на третий этаж этого дома в Последнем переулке с таким нетерпеньем и замиранием сердца. Он был словно юный влюбленный. Даже почти зажившая рана на ноге не помешала ему подняться пешком, чтобы почувствовать себя сильным, выносливым мужчиной.
Дверь квартиры Булановой была уже открыта: Джульетта его действительно ждала. Они бросились в объятия и так застыли. Сабиров швырнул на пол роскошный букет роз, который только мешал им сейчас, и принялся жадно, неистово целовать Джульетту. Затем, не закрыв дверь, он поднял ее на руки и понес в спальню.
- Дверь... Соседи... - только и смогла простонать хозяйка незакрытой квартиры, охваченная не меньшей страстью, чем Сабиров.
Но теперь им было не до этого. Полчаса безумных ласк, страсти, любви пролетели, как миг. И только после этого уставший, но счастливый и радостный гость попросил Джульетту:
- Сигарету бы сейчас и чашку кофе!
- Будет тебе и кофе и какао с чаем, - ласково откликнулась Джульетта и упорхнула в кухню.
Через несколько минут она несла на подносе бутерброды и дымящийся в двух чашках кофе. Пока любовники пили кофе, заедая его бутербродами с сигаретным дымом, они не проронили ни слова. Но как только любовный и физический голод был утолен, Буланова сразу же задала вопрос:
- Где пропал?
Сабиров откинулся на подушке, прикрыл голое тело измятой простынею и совершенно серьезно ответил:
- Воевал.
- С кем?
- Включи-ка погромче музыку, - попросил осторожный Сабиров. - Я, ты знаешь, некоторым образом причастен к одному серьезному ведомству и не хочу, чтобы в нем знали, о чем я говорю со своей любовницей.
Буланова послушно повернула рычажок магнитофона, и задушевная мелодия саксофона с хрипловатым голосом Гари Мура заполнила комнату.
- Люблю его неторопливые баллады, - пояснила свой выбор музыки Джульетта. - Они заставляют трепетать сердце и принимать выверенные решения.
- Резонно, - согласился любовник и начал рассказывать: - Хронологию ты знаешь. Напали, запугали, наслали комиссию, хотели, выражаясь на тюремном жаргоне, меня «опустить». Пришлось перейти в наступление. Твоя статья «Афера века», думаю, не помешала, как я теперь убедился. Кое-кто после ее опубликования зашевелился, засветился, и я их теперь вычислил.
- Так ты думаешь, что это с благословения...
- Хозяина? - быстро подхватил Сабиров. - Вряд ли. Хотя такой вариант я не исключаю. Но мне пришлось пойти ему на уступки и кое в чем навредить своему другу: отключить «вертушки», отобрать правительственный «ЗИЛ-4104», спецохрану.
- Ну, ты даешь!
- Ничего, Треногову это только на пользу: чтобы не расслаблялся.
- Пока не завоеваны командные высоты? - иронично спросила Джульетта.
- И после того - тоже. Трон, это такая штука, которая всегда раскачивается.
- Это уж верно. И что ты думаешь делать дальше?
- Ожидать реакцию. Я обязательно должен знать, кто это все подстроил.
- Тогда просчитай, кому это выгодно. Только птички поют бесплатно. Значит, можно вычислить, кого ты лишаешь больших денег!
Сабиров кивнул головой в знак согласия. Но в это время Джульетта потянулась к столику за очередной сигаретой, простыня с нее упала, обнажив полные роскошные груди, и Германа вновь неудержимо охватило желание. Он рывком притянул женщину к себе, и они опять погрузились в волнующую пучину любви и страсти.

Самое страшное для правителя - оказаться в ситуации, когда вокруг все поддакивают и соглашаются с любым твоим решением. Сталин не был из когорты тех вождей, которые принимают решения, не посоветовавшись с окружением. Но и он не избежал ошибки в июне 1941 года.
Известие о начале войны, о внезапном нападении гитлеровских войск оказалось для Иосифа Виссарионовича неожиданным. Он не боялся войны и активно готовил к ней страну. Он имел поступающую со всех сторон информацию о концентрации фашистских войск на границе с СССР. И все равно считал, что перехитрит Гитлера.
Вечером 21 июня 1941 года Сталин находился в Кремле. Несмотря на исключительно жаркую погоду, когда в столице от иссушающего зноя буквально нечем было дышать, на предстоящий выходной день Иосиф Виссарионович предпочел не выезжать в свою подмосковную резиденцию.
Осторожно, точно боясь нарушить покой вождя, в кабинет Сталина вошел Поскребышев:
- К вам Вячеслав Михайлович.
- Что это старому лису не спится? - отирая платком от выступившего пота шею поверх туго застегнутого воротника военного кителя, равнодушно спросил Сталин. - Пусть заходит.
- Иосиф Виссарионович, я только что получил еще одно сообщение по дипломатическим каналам, что в самое ближайшее время возможно внезапное нападение Гитлера.
- А зачем? - невозмутимо поинтересовался вождь. - Только идиот, у которого отсутствует всякая логика, может напасть сейчас на нас.
- Но, может, все-таки дать в войска шифровку о введении повышенной боеготовности?
- И спровоцировать тем самым Гитлера на такое нападение? Нет, мы не должны давать ему ни единого повода для принятия подобного решения. Вы не согласны, товарищ министр иностранных дел?
- Молотов потупил взгляд и отвел глаза. Он знал, что переубедить Сталина в верности его идеи сейчас невозможно.
- Конечно, работникам Генштаба и наркомата обороны мы дали распоряжение оставаться на местах. Но не более.
Молотов давно ушел, а Сталин продолжал расхаживать по кабинету, обдумывая только одному ему известные решения. Наконец, он направился в комнату отдыха, чтобы на несколько часов забыться коротким сном.
Но выспаться в эту ночь вождю не удалось. На рассвете его поднял личный секретарь:
- К вам товарищ Берия. У него срочное сообщение!
- Сталину потребовалось всего три минуты, чтобы привести себя в порядок. Какое-то неуловимое чувство говорило ему, что он, самый мудрый, коварный, предвидящий все руководитель проиграл.
- Что Лаврентий?
- Война, Иосиф Виссарионович. Гитлер без всякого объявления напал на наши границы.
- Сталин резко повернулся и шагнул к столу. Поднял трубку прямой связи с Генштабом.
- Почему не докладываете, товарищ Жуков?
- Только что получил первые сообщения, Иосиф Виссарионович: в три часа тридцать минут начальник штаба Западного округа Климовских доложил, что немецкие самолеты бомбят города Белоруссии. Такие же звонки только что поступили из Киева и Вильнюса.
- Где нарком?
- Говорит по ВЧ с Киевским округом.
- Приезжайте с Тимошенко в Кремль.
Сталин повернулся к стоявшему перед ним Лаврентию.
- Скажи Поскребышеву, чтобы пригласил ко мне членов Политбюро.
Незавидная роль - сообщать диктатору о начале войны. Но Берия в данном случае хотел лишь одного - быть первым. И, судя по всему, это ему удалось.
И все же первым, кто сообщил страшную и неприятную новость вождю, был министр иностранных дел. Пока Берия ожидал в приемной Сталина разрешения войти, в самом кабинете раздался телефонный звонок. Это был звонок от Молотова, который, теперь уже наверняка доложил ему о том, в чем тот сомневался еще несколько часов назад.

Треногов был в ярости: поступать с ним, как с каким-то сопливым мальчишкой? Лишить его, словно провинившегося школьника, транспорта и связи?
Нет, он этого так не оставит! Если Александр Владимирович не понимает, что такое столица государства, в которой он находится, и что значит ее глава, то он напомнит!
Но больше всего его возмущало то, как поступил ближайший друг Сабиров. Он-то мог остановить Президента в его безумной затее?! И не сделал этого? Надо выяснить.
И Треногов набрал личный номер Сабирова по телефону сотовой связи.
- Привет, Герман! - как ни в чем не бывало, спокойным тоном поздоровался глава московского правительства. - Тебя, я слышал, надо поздравить? Ты теперь Управделами Самого стал?
- Да не с чем поздравлять - только забот прибавится.
- И из-под контроля руководителя президентской администрации вышел?
- Ну, контроль, сам знаешь, за нами всегда будет.
- Вот-вот, - начал несколько раздражаться Треногов. - А знаешь, как Сам со мной поступил? Отобрал охрану, «членовоз» и «вертушку».
Сказав последнюю фразу, Треногов затаил дыхание, чтобы по малейшим изменениям интонации голоса друга определить, насколько он участвовал в этом деле. Но тот, как будто услышал это впервые, изобразил сильнейшее волнение:
- Не может быть! Но это он не прав!
- Спасибо за сочувствие. Ну что - встретимся на футболе?
- Конечно. Как обычно.
Треногов положил телефон на стол и задумался. Участие друга в этой подковерной борьбе с ним он так и не прояснил. А желание что-то предпринять в ответ - осталось. И Треногов вызвал к себе начальника департамента информации.
- Сколько СМИ у нас под контролем? - сразу задал он вопрос вошедшему в кабинет.
- Телеканал, наша официальная газета и издательский дом.
- Негусто, - помрачнел Треногов. - И с такими силами мы хотим завоевать избирателя? Срочно займитесь созданием подконтрольного комплекса масс-медиа. В средствах не скупитесь - денег найдем. Срок - месяц. Идите.
- Что же предпринять? - вслух сказал хозяин кабинета. И вдруг слегка хлопнул себя ладонью по лбу: - Как же я сразу не догадался?!
И он энергично вновь набрал номер Сабирова.
- Слушай  Герман: твоя пассия, насколько я знаю, работает в президентской газете?
- Да. А что? - не совсем понял, к чему клонит его друг, Сабиров.
- Сделай услугу: век не забуду! Сведи нас тет-а-тет: талантливая у тебя любовница - такую разгромную статью про аферу века написала!
- А зачем она тебе?
- Не бойся друг - в постель я ее не поведу. Просто она поможет мне в одном деликатном вопросе. Внакладе не останется. Идет?
- Идет, - кисло отреагировал начальник Управления делами Президента. - Я скажу ей и перезвоню тебе.
- Вот и отлично: настоящие друзья познаются в беде!

Услышанное от директора ФСБ очень огорчило Александра Владимировича. И не потому, что мог подумать теперь о нем Якубов. На это Президенту давно было наплевать. Но он понимал, что на его семью пало подозрение, и оно рано или поздно может сыграть с ним злую шутку.
«Кто владеет информацией, тот владеет миром, - подумал Александр Владимирович, поудобнее устраиваясь в деревянном кресле-качалке в резиденции в Горках. - У Якубова теперь на меня компромат. И довольно сильный. С этим надо что-то делать.
Но что? Снять его с должности? А вдруг он оставил для себя копии материалов этого дела?!
Да, вопрос, конечно, интересный!»
Президент тоскливо посмотрел в окно, за которым мягкие, пушистые шапки снега тянули к земле ветви деревьев. Перевел взгляд на журнальный стол, на котором лежали оставленные Якубовым ненавистные два тома с документами. Затем увидел лежащие рядом другие папки: выцветшие, с грифом «Совершенно секретно». И вспомнил, что приказал привезти из Президентского архива эти документы.
- А как бы поступил в таком случае товарищ Сталин? - воскликнул вслух Александр Владимирович и, обрадованный такой находкой, потянулся к одной из выцветших папок.
- Так. Это что? Документы о праздновании семидесятилетия Сталина? Ну, я до таких лет, пожалуй, не доживу. Интересно, что он там вытворял, чтобы еще сильнее поднять свой культ личности! Так, Союз советских архитекторов ходатайствует о сооружении в Москве монумента Победы в честь товарища Сталина. А это что? Резолюция самого Генералиссимуса красным карандашом: «Против».
 Конечно, против: зачем ему еще один монумент? Надо что-нибудь посущественнее! Во, старый рубака Семен Буденный вносит предложение учредить орден товарища Сталина. Ну? «Против. И.Ст.». Вот те на! Присвоить Сталину звание Народного Героя. Опять «против». Ничего не хочет! Впрочем, чего ему еще хотеть? Это мне приходится со всех сторон отбрыкиваться: клюют как хотят. Но никуда не денешься: демократия. И это - превыше всего: пусть меня запомнят в мировой истории, как мудрого правителя, принесшего России демократию и свободу!
Президент только хотел несколько отдышаться после такой внезапной похвалы самому себе, как в дальнем углу просторной гостиной раздался знакомый, спокойный и тихий, но с мягким грузинским акцентом голос:
- И это ты называешь демократией? Это - бардак и полный развал, а не народовластие, как переводится в данном случае это слово с греческого.
- Как?! И здесь вы?!
- А чему вы удивляетесь, товарищ бывший член ЦК нашей партии? Я, когда болел товарищ Ленин, здесь, в Горках, бывал неоднократно. Он тоже сначала хотел демократии, но затем вовремя понял, что наш народ любит твердых, решительных правителей.
- Я и правлю решительно, - попробовал оправдаться Александр Владимирович. - Вон недавно всех руководителей своей администрации разогнал.
- Это правильно, - одобрил вождь. - Надо устраивать периодические чистки аппарата, чтобы в нем не заводилась контрреволюционная нечисть. Но больше ты ничего не сделал: газеты и радио тебя ругают, в народе анекдоты сочиняют. И люди тобой недовольны: я понемногу, но каждый год снижал цены, а ты в богатейшей стране мира довел народ до нищеты.
- Мы создали богатый средний класс. Люди стали ездить отдыхать за границу.
- А кто ездит? Рабочие? Колхозники? Интеллигенция? Нет: бандиты и те, кто много наворовал у государства. Послушай, товарищ Президент, объясни товарищу Сталину, что за курс реформ ты проводишь?
- О, Иосиф Виссарионович! - воодушевился Александр Владимирович, - это самый главный успех всей моей жизни! Мы прорвали железный занавес, нас приняли в Совет Европы, меня считают другом президенты Америки, Германии, Франции!
- Позволь усомниться в твоих словах, товарищ бывший член ЦК партии. Реформы - это когда самое прибыльное, что есть на свете - водка,- не дает государству дохода? Когда добыча  золота нерентабельна? Когда почти половина людей за чертой бедности?
- Ну, у вас тоже несколько миллионов человек от голода и ГУЛАГа погибло! - не удержался от критики хозяин дачи.
- Аполитично рассуждаешь! - слегка повысил голос Сталин и даже сделал несколько шагов из дальнего угла зала в сторону Президента. - Я ничего не делал просто потому, что мне этого хотелось. Объективные условия складывались в разные периоды жизни страны так, что приходилось идти на жертвы. Но у меня никто не воровал и не расхищал собственность государства. А ты создал такие законы и условия, что воровство стало нормой жизни.
- Да я... - начал было говорить Александр Владимирович, но в зале уже никого не было. Вождь всех времен и народов, видимо, обиделся на такой неоправданный упрек.
 - Вот черт возьми! - выругался Президент. - И здесь уже усатый мерещиться стал! Да, надо взять себя в руки. А заодно и тех, кто меня подставляет: просто так такие материалы дела у Якубова появиться не могли.

Много раз Буланова проходила и проезжала по Тверской мимо этого величественного здания с колоннами, но приглашена была в бывший Моссовет впервые. Причем приглашена не кем-нибудь, а самим главой московского правительства. Она была слегка озадачена внезапным звонком Германа и его предложением-просьбой встретиться с Треноговым. О теме встречи он распространяться не стал. Но по тону голоса любимого Джульетта поняла, что просьба его равносильна приказу.
И она подчинились. Да и самой было любопытно впервые встретиться столь близко с одним из самых могущественных людей правящей элиты.
Журналистку глава правительства города принял не в своем кабинете, а в комнате отдыха, расположенной рядом. Он приветливо с ней поздоровался, усадил за стол, накрытый фруктами, конфетами и прохладительными напитками, и только после того, как Джульетта раскурила свой любимый «Кэмел» и прихлебнула из чашки горячий кофе, без обиняков начал разговор.
- Я пригласил вас не только как талантливую журналистку, но и как друга Германа. Вы знаете, что и мы с ним друзья. А друзья познаются в беде.
«Интересно, - подумала про себя Буланова, - какие беды могут быть у человека, облеченного практически безграничной властью и претендующего на пост Президента?».
Но предпочла не задавать этого вопроса, понимая, насколько он может быть бестактен.
Треногов по достоинству оценил понимающее молчание женщины. И, приободренный таким началом, продолжил:
- Я хочу сделать вам заказ. Разумеется, очень хорошо оплаченный.
Он сделал паузу, чтобы определить реакцию журналистки. И она не заставила себя ждать.
- Понимаю, - кивнула Буланова и, со свойственной ей дерзостью, поинтересовалась: - Вы используете мой журналистский дар, а потом выбросите, как ненужный презерватив?
- Ну, зачем вы так! - поморщился Треногов. Даже он не ожидал такой резкой и вульгарной реакции журналистки. Но последующие слова Булановой огорошили его еще больше:
- Хорошо - я согласна. Конечно, только из-за личной просьбы Германа. Что нужно написать и против кого?
Треногов несколько секунд огорошенно смотрел на женщину, а затем громко, не стесняясь, захохотал:
- Ну и Герман! Ну и чекист! Умеет выбирать боевых подруг!
Затем так же внезапно умолк и, понизив голос, произнес:
- Мне нужно написать статью, которую бы обязательно прочитал Президент. Для этого нужны не столько вы, сколько президентская газета, в которой вы работаете. Хотя, разумеется, я очень ценю ваш талант: так разделать под орех чиновников из Центра президентских программ в статье «Афера века»!
- Ну, в той статье тоже имелся дальний прицел!
- Вот-вот! - оживился Треногов. - Именно ваш дальний прицел меня и заинтересовал. В нашем материале мы тоже должны метить дальше того, о чем напишем.
- Понятно.
Буланова затянулась сигаретой, основательно отпила кофе из чашки и только потом приготовилась записывать задание в блокнот.
- Нет-нет, - запротестовал Треногов. - Ничего пока записывать не будем. Все необходимое вам привезут мои люди. Для вас уже забронирован номер в Переделкино: там и будете писать.
- В Доме творчества писателей? - оживилась Буланова. - Давно хотела попасть в эту писательскую Мекку!
- Думаю, это место будет подходить и по другим причинам: рядом с Москвой и с Боровским шоссе, где расположена моя дача. Не откажитесь принять меня там?
- С удовольствием приму! - заверила Джульетта. Она уже загорелась мечтой и строила планы, как поедет в Переделкино и будет проводить там время. Ей надо срочно сообщить об этом Зине. И потому Буланова уже вполуха слушала то, о чем ей рассказывал глава правительства.

Вот уже несколько часов Сабиров сидел в своем кабинете на Старой площади и никак не мог закончить документ, над которым он работал по поручению Президента.
«Ну, хорош наш Александр Владимирович, - вытирая пот со лба, подумал управляющий делами и со злостью отшвырнул от себя кучу листков, исписанных его мелким, четким почерком. - Въехал во власть на критике привилегий, а сам себе хочет устроить царскую жизнь на веки вечные! И кто его только подтолкнул на такое? Нинка, больше некому. Это она уже давно подменяет отца на троне и правит в стране. А теперь захотела, чтобы, в случае если папашу с трона скинут, все его привилегии семье остались. Чего только он не потребовал: сохранения президентской зарплаты, охраны, загородных резиденций и черт знает чего еще!».
Размышления Сабирова прервал властный звонок телефона «Связь Кремля»:
- Сабиров слушает!
- Герман, это я, - раздался слабый голос Александра Владимировича. - Я тут прихворнул маленько, в Барвихе сейчас нахожусь. Ты еще не закончил документ о моих гарантиях на случай, ну сам понимаешь...
- Работаю, Александр Владимирович! - бодро доложил управделами.
- Тогда вставь в него еще это, как его... Ну, в общем, что гарантируется моя неприкосновенность до самой смерти, не к месту будь помянута!
- Конечно, конечно, Александр Владимирович! Уже вставил.
- Да не забудь про семью. Ей тоже иммунитет нужен. Сам знаешь, какой у нас народ: сегодня все задницу лижут, а завтра плевать вслед начнут...
«Если бы вслед, - подумал Сабиров. - А то и в морду за свои лишения, унижения и неполучение зарплаты».
- Ты все понял?
- Конечно!
- Докладывай почаще: это сейчас самое главное!
«Еще бы! - подумал Герман. - Ведь больше в стране ничего не происходит!».
Но вслух он ничего не сказал. Наоборот, бережно положил трубку особой связи и продолжил работу над важнейшим в стране документом.

Как только Зина услышала от подруги последнюю новость, так сразу стала напрашиваться в гости.
- Ты обязательно должна взять меня с собой! - тоном, не допускающим возражения, заявила она в телефонную трубку. - Я буду тебя обеспечивать справочно-информационной литературой!
- Да там наверняка своя библиотека есть! - попробовала отговориться Буланова. Ей совершенно не хотелось иметь в таком месте на хвосте еще и Зину. - Все-таки Дом творчества писателей!
- Ну и что? А кто тебе ее интерпретировать будет? Небось в той библиотеке сидит какая-нибудь замухрышка, которая и в словарях не разбирается!
- Это ты уж точно загнула! - рассмеялась Джульетта. Но она была в таком приподнятом, хорошем настроении, что спорить, тем более с Зиной, сегодня ей совершенно не хотелось.
- Ладно: так и быть - беру тебя с собой. А то с кем я там вечером в бар пойду? Не с Треноговым в самом деле!
- Ну, мы с тобой там жару писателям дадим! - воодушевилась Зина.
- Я надену свое новое платье. Помнишь, что ты привезла мне из поездки в Таиланд с Петраковым?
Такое напоминание о бывшем любовнике было для Джульетты сейчас совсем некстати. Поэтому она фыркнула в трубку и лишь ограничилась одним замечанием:
- Ты в нем похожа на попугая: боюсь, распугаешь весь переделкинский курятник!
Но Зине не хотелось ссориться с подругой в такой судьбоносный момент. И потому она примирительно заявила:
- Хорошо, хорошо: о нарядах поговорим позже. Когда едем?
- Треногов обещал дать транспорт, поэтому прибудем туда с шиком.
- А сопровождение ГИБДД будет?
- Зина, ты что: совсем одурела? Или считаешь себя заморской принцессой? Конечно, никто нас сопровождать не будет. Зато «мигалка» на машине вместе с сиреной и правительственным номером обеспечены. Ты довольна?
- Вполне!
- Тогда собирай чемоданы!

Два старых чекиста встретились на одной из конспиративных московских квартир во второй половине дня. Собственно говоря, определение «старых» к моложавым, подтянутым, стройным Якубову и Сабирову вовсе не подходило. Но разговор о деле, по которому они встретились, стал возможен между ними именно потому, что они знали давно друг друга по работе в спецслужбе.
Осторожный Якубов даже на личной, строго засекреченной квартире соблюдал конспирацию. Он включил погромче музыкальный центр, почему-то внимательно осмотрел предметы, находившиеся на столе, и только после этого сел за него.
Коллеги распечатали бутылку марочного армянского коньяка и выпили по целой большой рюмке каждый.
- Знаешь, зачем я тебя пригласил? - наконец спросил директор Федеральной службы безопасности.
- Догадываюсь, - ответил управляющий делами Президента. - Нашли?
- Лучше бы не находили!
- От Самого?
- Именно.
Они помолчали и выпили еще по одной. После этого разговор стал несколько оживленнее, и односложные вопросы-ответы уступили место эмоциям.
- Знаешь, - сказал, глядя в пустоту, Якубов, - противно! Чему служить, во что верить?
- Ну, это ты зря! - возразил Сабиров. - Жизнь прекрасна сама по себе, без всяких идеалов!
- Для тебя - может быть. Имеешь огромную власть, тусуешься рядом с Президентом, любовницу, наконец, красивую имеешь. А что я? Всю жизнь служил идеалам, а что в результате? Знаешь, когда они у меня в первый раз рухнули? Когда мне пришлось сопровождать вождей Политбюро в кабинет скончавшегося Черненко. Мы его сразу опечатали - чтоб, допустим, из него не ушли документы государственной важности. Не тебе об этом рассказывать - сам знаешь. И вот открываем кабинет бывшего Генерального секретаря ЦК КПСС, входим - и глазам своим не верим. Все заплевано, захаркано, загажено - ковер, стены, мебель.
- Ну, больной человек, астматик, - неуверенно возразил Сабиров.
- Конечно. Хотя такой никогда не должен стоять во главе великой державы. Но не в этом главное. Стали делать опись документов: открыли сейф, а там одни пачки денег. Посмотрели ящики стола, шкафы - везде деньги, деньги, деньги. Вот тебе и документы!
- Да, - согласился Герман, - такие документы даже тогда играли главную роль. А сейчас... Кстати, в моем деле тоже деньги замешаны?
- Как тебе сказать? Не только. Там и политика. Кое-кому не понравилась твоя чересчур крепкая дружба с Треноговым. Он ведь всерьез рассчитывает занять президентское кресло, и ты об этом знаешь.
Сабиров знал. То, о чем они говорили с главой московского правительства, что обсуждали, казалось, было только их тайной. Но нет ничего тайного под луной.
- Ну, и что ты намерен теперь делать? - поинтересовался Сабиров.
- Да то, что и делал: служить Президенту. Что мне еще остается!
- Это ты прав, - поддержал Сабиров. - Все мы от него зависим.
- Вот если бы только от него, - тяжело вздохнул Якубов. - А то еще и от дочки, окруженной кучкой шарлатанов.
На этой минорной ноте коллеги попрощались. Пробыли они на конспиративной квартире не более получаса.

Все понравилось гостям в подмосковном Переделкино. Как только Джульетта с Зиной принесли в просторный номер Дома творчества писателей последний чемодан, последняя выразила желание немедленно познакомиться с этим престижным для творческой интеллигенции местом.
- И ты не распакуешь свои баулы? - поинтересовалась Буланова. - Зачем же тогда пёрла сюда такую пропасть тряпок?
- После, после! У нас еще будет время охмурить местных аборигенов! В парк, на природу!
- А может, сначала зайдем в библиотеку? Мне действительно нужен кое-какой справочный материал.
- Верно, пойдем! Хоть вспомню, как я загубила свою молодость в библиотеке провинциальной газеты!
- Зина! Побойся Бога! - укоризненно заметила Джульетта. - Мы провели там с тобой многие прекрасные часы в застольях и беседах.
Подруга согласилась с таким выводом, и они спустились с третьего этажа нового корпуса в просторный вестибюль.
В нем было тихо и пристойно. Никто вокруг не нарушал тишину и покой переделкинских затворников, сочинявших бессмертные произведения. Широкая «кремлевская» дорожка вела в даль огромного холла к красивым, сверкающим в лучах утреннего солнца витражам. Огромное зеркало на стене на миг отразило две стройные фигуры щеголеватых женщин. Большие картины неизвестных, но наверняка весьма достойных художников ласкали взгляд.
- Марина Николаевна! - обратился к дежурной в холле какой-то старичок в спортивных мятых штанах и невзрачной рубашке: - У меня опять не работает в номере телефон внутренней связи. Вот пришлось спускаться к вам!
- Семен Израилевич, - откликнулась элегантная дама с копной поседевших волос: - Я уже сказала о вашей заявке, мастер придет сегодня.
- Смотри, - тихо зашептала Зина подруге, - да это же знаменитый поэт Лискин! Я так люблю его стихи!
- Поэт он, может, и знаменитый, - так же тихо проговорила Буланова, - но в любовники тебе явно не годится.
- Ну вот: пришел поручик Ржевский и все испортил! Я ей о духовном, а она о постели! Пошли скорей в библиотеку.
Подруги вышли из здания и чуть не задохнулись от свежего, настоянного на ароматах хвойного леса воздуха. Великолепные переделкинские сосны, воспетые не одним десятком поэтов, мерно качали ветками.
- Черномырдин, Черномырдин! - раздался вдалеке женский голос. - А ну бегом ко мне!
- Слушай, Джуля! - озадаченно остановилась на месте Зина и испуганно посмотрела в сторону подруги: - И этот тоже здесь?!
Но Буланова не успела ответить. Мимо них, задрав хвост трубой, промчался на зов огромный черный кобель.
- Ну, здесь не соскучишься! - рассмеялась Зина. - Что нас еще ждет?
И подруги, весело смеясь, направились в старый корпус, построенный на месте бывшей усадьбы еще в сталинские времена.

22 июня 1941 года Сталин начал прием посетителей в Кремле в 5.45. Первым он пригласил к себе министра иностранных дел. Молотов, проведший бессонную ночь, выглядел неважно. Иосиф Виссарионович, напротив, был полон энергии. Напрасно Вячеслав Михайлович пытался разглядеть на лице вождя следы растерянности и страха. Да и первый заданный вопрос показался министру иностранных дел не из разряда важнейших.
- Как вы считаете, Вячеслав Михайлович, сможем мы использовать внезапное нападение Гитлера в наших целях?
- Конечно, Иосиф Виссарионович. Мы уже подготовили заявление Советского правительства и коммюнике о вероломном нападении Германии и в ближайшие часы разошлем их по дипломатическим каналам во все посольства.
- Хорошо. Выполняйте.
В тот день в кабинете Сталина побывали еще десятки посетителей, он переговорил с командующими фронтов, провел заседание Политбюро. Несмотря на поступающие с Западного фронта разгромные сводки, вождь упорно продолжал настаивать не на организации обороны, а на ведении наступления.
На следующий день первый посетитель в кремлевском кабинете вождя появился уже в 3.20. Далее вся неделя превратилась у Сталина в один сплошной рабочий день с небольшими перерывами. А затем Сталин исчез: 29 и 30 июня его не было в кремлевском кабинете.

Сегодня у Нины был день, когда она принимала одного господина, приносящего ей довольно пикантные сведения. И потому она уже с утра с нетерпением ждала гостя. С тех пор как отец запретил ей появляться у него в загородной резиденции, Нина не находила себе места. Она уже привыкла, что решает важные государственные дела, вмешивается в назначение высокопоставленных чиновников, составляет протеже понравившимся ей людям. А тут пошла уже вторая неделя, а она, дочь Президента, оказалась совершенно не у дел!
Поэтому, как только в ее московской квартире появился долгожданный гость, она тут же бросилась к нему с расспросами:
- Ну, есть что-нибудь особое?
- Есть, конечно, есть, уважаемая Нина Александровна! Там, где власть - там всегда всего всласть, - скороговоркой проговорил сухощавый и вертлявый, с большим носом мужчина.
- Тогда быстрее ставь кассету: я изголодалась по новостям!
Гость пытливо посмотрел на хозяйку квартиры и таинственно, понизив голос, произнес:
- Боюсь, вам запись этого разговора не принесет удовольствия.
- Тогда тем более, немедленно ставь! - жестко произнесла Нина, и гость испуганно метнулся к стереосистеме, выполнять приказ. Уж очень сейчас Нина была похожа на своего отца, когда тот был в гневе.
« - Знаешь, зачем я тебя пригласил? - раздался в комнате довольно четкий, хотя слегка и заглушаемый голос директора ФСБ.
- Догадываюсь. Нашли?»
- Ага, - злорадно потерла руки Нина. - Два голубчика: Якубов и Сабиров. - Чего они теперь задумали?
«- Лучше бы не находили.
- От Самого?
- Именно».
Гость нажал кнопку дистанционного управленя, и магнитофон умолк. Казалось, он решил дать хозяйке квартиры время, чтобы осознать всю важность этой записи.
Нина только хотела сказать, чтобы он крутил пленку дальше, как вдруг что-то поняла и бросилась к гостю:
- Ты думаешь, он вышел на след?
- Не сомневаюсь, - подвердил гость и вновь нажал кнопку управления записью.
Теперь Нина слушала напряженно, стараясь не пропустить ни одного слова.
« - Знаешь, - вновь раздался голос Якубова: - противно! Чему служить, во что верить?»
- Ах ты, лизоблюд! - вскричала Нина, уже не слушая дальнейший разговор двух чекистов. - Он не знает, кому служить! Ну, это ему так не пройдет!
И она распахнула дверь гостиной и выскочила в холл, где находились два охранника, шофер, личный секретарь и известный тележурналист.
- Я этого так не оставлю! - кричала она, непонятно к кому обращаясь. - Это подкоп под нашу семью! Папа придет и снимет этого жлоба!
- Кого, Нина Александровна? - с нескрываемым любопытством в голосе поинтересовался тележурналист.
- Якубова, кого же еще!
- Директора ФСБ?! Вот это новость! - тихо проговорил тележурналист и тут же растворился за дверями квартиры.
Откричавшись и немного успокоившись, дочь Президента приказала шоферу и охране:
- Едем к папе! В Барвиху. Немедленно!

Хотя Президент и распорядился вернуть Треногову все, чего он только что его лишил, на душе у последнего было неспокойно. Нужно было срочно искать союзника. И не такого заметного, считавшегося его другом, как Сабиров.
«А не попробовать ли мне счастья с Якубовым? - вдруг подумал он.
- Хорошая мысль! Человек порядочный, не продаст за тридцать три сребряника. Привлечь такого на свою сторону - большая удача!»
И он повернулся к приставному столику, на котором стояли телефоны прямой связи.
- Иван Павлович? Треногов. Здравствуй. Что это я тебя давно не вижу?
- Так я в футбол не играю!
- И очень плохо. В нынешней ситуации футбол - одно из немногих средств, способных возродить общество. Ты так не считаешь?
В трубке возникла пауза. Конечно, директор ФСБ понял, на что намекал глава правительства столицы. Его уже не раз пытались привлечь на свою сторону сторонники Треногова. Но осторожный Якубов до сих пор старался не реагировать на подобные предложения. Но, видимо, ситуация сейчас действительно сложилась такая, что не стоило пренебрегать дружбой такого могущественного человека. И потому он, после недолгого раздумья, согласился:
- Пожалуй, вы правы. Когда у вас следующая тренировка?
- Завтра, в десять устроит?
- Вполне.
- Ну, а место вам знакомо: спортивный манеж в «Лужниках».
- До встречи.
Болезнь любого человека делает мягче. Так и Александр Владимирович, слегший на санаторную койку, стал скучать по дочери.
- Зря я Нинку так отчитал? - горестно сказал он, тоскливо разглядывая просторную палату, напичканную ультрасовременной медицинской аппаратурой. - Позвать ее, что ли?
Но не успел Президент нажать кнопку звонка, как в дверях палаты появился помощник и доложил:
- К вам Нина Александровна просится. Можно пустить?
- Еще спрашиваешь?! Конечно!
Помощник понимающе качнул головой и, в который раз, подумал, как изменчивы и капризны желания его хозяина. Но напоминать о категорическом приказе Президента не пускать к нему дочь, прозвучавшем всего несколько дней назад, не стал.
- Папка! - ворвалась в палату Нина. - Как ты? Тут тебя и отравить могут!
- Ну что ты, дочка: это исключено.
- Ты здесь лежишь в изоляции и ничего не знаешь! А, между прочим, Якубов замыслил смешать нашу семью с грязью!
Александр Владимирович непонимающе посмотрел на дочь и переспросил:
- Что он решил сделать?
- Он хочет нас опозорить, а меня, возможно, еще и посадить в тюрьму!
- А! - тихо произнес Александр Владимирович. - Значит, это правда? Это ты дала команду наехать на Германа?
- Какая разница! Твой Герман жив и здоров, а моя репутация под угрозой. Как и твоя, впрочем.
Наступила гнетущая тишина. Наконец Президент спросил:
- И что ты предлагаешь?
- Немедленно снять Якубова! Это будет и другим наука. Твоему Герману, кстати, которому он сообщил эту информацию.
- Не может быть! - взволнованно произнес Александр Владимирович. - Он же обещал забыть про это дело: даже все документы по нему мне принес. Да, это меняет дело. Но... я же болен. Я на больничной койке.
- Ничего, папочка, ты сможешь, - ласково проворковала Нина. - Сейчас врачи дадут тебе транквиллизаторы, и ты почувствуешь себя бодрее. Всего и дел, что съездить на час в Кремль и принять отставку этой сволочи!
И, видя, что Президент колеблется, Нина тут же нажала кнопку звонка. Немедленно явился помощник.
- Папа едет в Кремль, - сообщила Нина. - Подготовьте кортеж. Затем она повернулась к отцу:
- Папа, ты хотел что-то приказать!
- Да, вызови ко мне в Кремль Якубова.
- Еще кого-нибудь надо? - поинтересовался помощник.
- Нет. Его одного.

В холле старого корпуса Дома творчества писателей в Переделкино подруги практически не задерживались. Буланова бегло осмотрела лепной потолок, облицованный изысканным мрамором вход на второй этаж и поинтересовалась у дежурной, как пройти в библиотеку.
- Вот по этому коридору, затем через холл, зимний сад и на второй этаж. Марина Степановна в библиотеке.
- Спасибо, - сказала Джульетта и, подхватив под руку Зину, которая внимательно изучала список жильцов дома, поспешила к цели.
Навстречу им по коридору неспеша двигался осанистый, пожилой мужчина, опирающийся на трость.
- Смотри, смотри, - зашептала Зина, дергая подругу за рукав. - Это же известный драматург Михаил Рощин!
- Ну и что? - также тихо огрызнулась Джульетта. - А я известная журналистка Буланова!
- Сравнила! Да его пьеса «Валентин и Валентина» уже двадцать лет не сходит с подмостков московских и других театров!
Буланова проглотила это замечание подруги, но не обиделась. Ей тоже было здесь все в новинку и интересно.
Они быстро поднялись по лестнице и вошли в библиотеку. Навстречу им поднялась красивая, элегантно одетая женщина.
- Чем могу вам помочь? - обратилась она к посетителям.
- Нам нужна кое-какая справочная литература. - сказала Буланова.
- Пожалуйста, пройдите сюда. Вот на этих стендах.
Библиотекарь ушла в свою комнату, а подруги остались одни в просторном помещении со стеллажами.
- Ты видела ее привид? - заметила, покосившись на дверь, за которой скрылась Марина Степановна, Зина. - Это же платье от кутюр! Вот тебе и провинциалка!
Буланова ничего не ответила, видимо, увлекшись изучением  материалов. Наконец, она отложила справочники в сторону и поднялась со стула:
- Пора, подруга: я готова к дальнейшим подвигам.
Они вышли в первую комнату и вежливо поблагодарили библиотекаря за оказанную услугу.
- Скажите, а бар здесь работает? - поинтересовалась Зина.
- Конечно. В подвальном помещении этого же здания. Но откроется он вечером. А, если у вас есть свободное время, сходите пока в сауну. Она там же, рядом с баром.
Подруги так и сделали: почти два часа провели в сауне, из которой вышли румяные и бодрые. Почти столько же времени у них ушло на макияж и подготовку к посещению бара. Зато теперь они могли быть уверены в том, что в писательском баре их-то уж никто не примет за провинциалок.
Но каково было удивление подруг, когда, войдя в бар, они увидели за стойкой ту же женщину, которая помогала им в библиотеке! Только теперь на ней был другой, еще более изысканный наряд. Подруги сделали заказ и сели за столик. Зине не терпелось обсудить увиденное. И потому, как только они пропустили по стаканчику вина, Зина быстро проговорила:
- Джуля! До сих пор я видела и знала только одну красивую женщину: тебя. Но эта библиотекарь-барменша бьет все рекорды!
- Что вы хотите, - неторопливо заметил сидящий за этим же столиком неизвестный им писатель, - Марина - это живая легенда Переделкино! Сколько гениев в нее влюблялись, сколько стихов ей посвящено.
- Неужели? - недоверчиво спросила Джульетта.
- Это факт. Вот, видите, сидит за стойкой Рощин? И он не обошел своим вниманием и почитанием Марину. Она того заслуживает: исключительно интеллигентная, отзывчивая и обаятельная женщина!
- Вы забыли добавить, - слегка скривив от зависти губы, сказала Буланова, - и красивая!
- Это уж само собой! Но нас, творческих личностей, не всегда интересует только красота. Душа - вот главное.
- Скажите, - решила поинтересоваться Буланова. - А вы тоже пишите?
Не успел собеседник ответить, как в разговор вмешался его товарищ, сидевший за тем же столиком:
- Да это же Валерий Маслов! У него вышло больше тридцати книг тиражом свыше миллиона эксземпляров в нескольких странах.
- Ух ты! - восхищенно проговорила Зина. - Да я же читала ваши произведения. Постойте! Да, «Москва времен Чикаго», так, кажется, называется ваш последний роман? Страсть как люблю детективы!
- Я не пишу детективы, - обиделся писатель. - Я пишу летопись современной эпохи.
В чем-чем, а в современной эпохе, равно, как и в ранимых душах творческих людей прекрасно разбиралась Джульетта. И она не замедлила воспользоваться этим обстоятельством, чтобы взять разговор в свои руки. И потому легко вошла в привычную роль, не отвлекаясь больше на соперницу.
Уходили из бара подруги не одни, причем, весьма довольные собой и проведенным временем.

Подмосковье. Кунцево. Ближняя дача. Как самый последний бастион, как последний приют казалось сейчас Иосифу Джугашвили эта родная территория. Именно Джугашвили, пожилому грузину из далекого заштатного городишки Гори, а не всесильному диктатору Сталину, от одного имени которого трепетала вся страна.
Джугашвили, у которого не было друзей, а были лишь соратники. Стареющему мужчине, который вот уже десять лет жил без жены, а все свое личное время и энергию отдавал заботам о стране. Сыну, который четыре года назад похоронил мать, единственного человека, которого по-настоящему любил.
Матери, Екатерине Георгиевне, он одной писал до самого последнего дня, заканчивая их неизменной фразой: «Живи тысячу лет, мама - моя!» Но и ее практически не посещал, оставив проживать в далекой Грузии.
Были, правда, еще дети: Яков, Василий, Светлана. Но кому нужны такие непутевые дети, думал он сейчас, сидя в просто обставленной комнате на солдатской кровати, оперев лоб на ладонь. Нет, к ним он за поддержкой и помощью не пойдет.
Впрочем, не в этом заключалась сейчас трагедия Сталина. Никто не покушался на его неограниченную власть. Ни у одного соратника и в мыслях не было попытаться занять трон умного, властного, жестокого диктатора.
Нет, трагедия заключалась в нем самом, в его просчетах, в том, что его обыграли. Тихое самоубийственное отчаяние охватило Сталина. Всю свою жизнь он посвятил идее. Он истребил врагов, чтобы подчинить страну и сделать ее великой державой. Он отдал все, что имела страна, вооружению армии и созданию оборонной промышленности. Он подтолкнул Гитлера к войне с Европой. Он собрал у западных границ государства гигантские запасы для победоносной войны на чужой территории. Цель - освобождение народов Европы и построение мирового коммунизма была так близка!
И Гитлер сломал все его планы. За несколько дней он разбомбил и уничтожил то, что страна, отрывая от себя последнее, создавала для победоносной войны. Вчера, 28 июля поступило сообщение: Западный фронт окружен, 4-я танковая армия разгромлена, третья, десятая и тринадцатая - в кольце!
За окном дачного дома стояло жаркое лето. И лесной тиши пахло сосновой смолой, жужжали шмели, пели брачные песни птицы. Где-то далеко гремела война. А вождь всех времен и народов второй день не выходил из комнаты.
Но вдруг дверь распахнулась. И в комнату вошли Берия, Молотов, Маленков...  Почти в полном составе к вождю явилось Политбюро. И все заходят молча, точно палачи в камеру смертников.
Сталин вскидывает голову, смотрит на вошедших соратников, а в его глазах мелькает страх.
«Вот она, расплата! - мелькнуло в его воспаленном мозгу. - Они пришли за моей головой!»
Он так привык к власти, к повиновению окружающих, что совсем забыл о том, что надо подготовиться к ответу. Он не готов к смерти. И, пожалуй, впервые за всю историю его жизни соратники застали его врасплох, заставили испугаться.
Но он ошибся: они пришли не за этим. Их мало волнуют стратегические планы вождя. Сейчас не до освобождения народов Европы, надо спасать страну, а с ней и свои жизни. Он нужен им как символ, вокруг которого соберутся в решительный бой и партия, и страна.
- Я просрал страну, - глухим голосом сказал Сталин, словно отчитываясь за свое поведение.
Но дружный хор соратников постарался убедить вождя в обратном. И, кажется, им это удалось.

На этот раз никакой помпы по поводу очередного посещения Президентом своего рабочего места в Кремле не было. Не ждали с телекамерами журналисты, не был извещен о приезде хозяина и аппарат.
Однако директор ФСБ уже ожидал в приемной. Его тут же пригласили в кабинет Президента.
- Ты что же, - гневно начал Александр Владимирович, - ведешь двойную игру?
Якубов явно не ожидал такого начала разговора и потому решил подождать с ответом, чтобы понять, о чем его спрашивают.
- Молчание - знак согласия, - еще более раздраженно проговорил хозяин кабинета.
Теперь молчать не имело смысла.
- Я не понимаю, в чем меня обвиняют?
- Не понимаешь! - в голосе Александра Владимировича зазвучали саркастические нотки. - А то что больной Президент вынужден из-за тебя вставать с постели и ехать в Кремль, ты понимаешь?
Якубов молниеносно перебирал в памяти все случаи своего поведения, которые могли бы привести к такому неординарному поведению Президента, но не находил их.
- Мне доложил, что дело закрыл и забыл, а сам рассказал о нем Сабирову!
«Вот оно что! - пронеслось у директора ФСБ в голове. - Неужели Герман предал?!»
- Я не рассказывал ему о деле, - убежденно произнес Якубов.
- Ладно, - устало махнул рукой Александр Владимирович, - можешь не оправдываться: доверие зарабатывается годами, а теряется за минуту. Вот что: пиши заявление об отставке. По состоянию здоровья.
- Но я вроде...
- Это неважно. Полежишь пару недель в «кремлевке»,  профилактику организму сделаешь. Все понял?
- Понял, - медленно произнес Якубов, достал из папки, лежащей перед ним, чистый лист бумаги и написал заявление об отставке.
Александр Владимирович прочитал заявление и подписал его. Затем неожиданно просительно сказал своему бывшему подчиненному:
- Ты это... зла на меня не держи. Я ведь тоже не всегда в своих решениях волен.
«Это уж точно! - подумал Якубов. - Жаль только, что такие важнейшие государственные вопросы решаются по капризу взбалмошной бабенки».
На том они и расстались. Но покидали Кремль оба с тяжелым чувством.

Прямо из Кремля Якубов поехал к себе на Лубянку. О том, что он уже бывший хозяин этого мрачного, внушительного здания, не знал пока никто. И этим следовало напоследок воспользоваться.
Поднявшись к себе в кабинет, Иван Павлович коротко приказал дежурному офицеру в приемной:
- Ко мне никого не пускать.
Странное чувство охватило его при виде знакомой обстановки. Здесь, в этом кабинете, решались судьбы тысяч людей. Разрабатывались самые секретные планы и операции. Хозяин кабинета считался одним из самых могущественных людей в стране. И вот теперь он, кадровый офицер, отдавший всю жизнь служению Родине, одним росчерком престарелого руководителя оказался выкинут из жизни, стал никому не нужным человеком.
«Ну, это мы еще посмотрим! - решил Якубов. - По-моему, он с Ниной погорячился: так кадровые вопросы не решаются. Я ему не какая-нибудь ничего не знающая пешка, которой можно поиграть и выбросить!»
И Якубов решительно подошел к столу, на котором выстроился целый ряд телефонов правительственной связи. Хотел взять трубку одного из них и вдруг остановился.
«Но можно ли доверять спецсвязи, - взволнованно подумал Якубов, - после того, что я услышал от Президента! Наверняка он узнал эту новость не от Сабирова. Значит, нас подслушали и записали. И это в секретной квартире ФСБ!»
Якубов по очереди оглядел стоящие на столе аппараты связи: АТС-1, АТС-2, ПМ, ВЧ. И недоверчиво покачал головой. Хотел было взять трубку телефонного аппарата «Связь Кремля», но тоже раздумал.
И тут его взгляд упал на недавно установленный новый телефон системы «Гамма». Довольно простой аппарат внешне ничем не выделялся. На нем не красовался золоченый герб, как на остальных «вертушках». Но это была связь нового поколения, секретные переговоры по которой было невозможно подслушать: в отличие от остальных систем правительственной связи шифратор здесь был вмонтирован прямо в аппарат.
«Вот что мне надо! - обрадовался Иван Павлович. - Что мне докладывали по нему в ФАПСИ? Степень защищенности - десять в семидесятой степени, то есть для раскрытия шифра потребуется минимум несколько десятков лет. Ну, мне столько не нужно: обойдусь пока сегодняшним днем. Так, электронный ключ с секретным кодом у меня в сейфе. Достаю!»
Якубов взял микросхему-ключ, вставил его в аппарат «Гамма» и нажал кнопку с надписью «Закрыто». Через несколько секунд линия была готова к сверхсекретному разговору.
- Слушает Сабиров! - отозвался знакомый голос в трубке.
- Это Якубов: бывший директор ФСБ.
Однако такое сообщение, казалось, не удивило его собеседника.
- Понятно. Только что об этом сообщило радио «Эхо Москвы».
- Вот как? - на этот раз удивился Якубов. - Да я только что из Кремля: чернила на заявлении не успели высохнуть!
- Такая у нас система, мать ее за ногу!
- Ладно, я не о том: ты никому не говорил о нашей встрече и разговоре?
- Нет. Абсолютно!
- Но этот разговор как раз и послужил причиной моей отставки. Я думаю, что нас подслушали и записали: так что делай вывод. И еще: если захочешь переговорить со мной конфиденциально, то звони только по этому аппарату: его не подслушаешь. А я, на память о работе, один такой аппарат установил у себя дома. Пока.
Следующий звонок Якубов сделал Треногову. И договоролся с ним о немедленной встрече. Затем он собрал в свой атташе-кейс кое-какие секретные документы из сейфа и поехал на встречу с главой московского правительства.

Несмотря на проведенную бурную ночь, Буланова встала очень рано: видимо, сказывалась ее журналисткая тренированность. Она быстро привела себя в порядок и решительно направилась к письменному столу, на котором ее ожидал навороченный «ноут-бук», подаренный Треноговым для написания статьи.
- Все, - объявила она Зине, которая продолжала нежиться в кровати и недоуменно взирала на подругу: начинаю новую жизнь!
- Темна вода во облацех! - воскликнула она, еще больше натягивая одеяло на подбородок. - Только вчера вовсю резвилась в баре на «сиськотеке», а сейчас строишь из себя девственницу!
- Как ты сказала? Сиськотека?! Здорово. Как вспомню ту даму пудиков на десять, которая резвилась рядом с нами, и ее необъятный бюст, так...
- Так вздрогну, - сурово прервала ее Зина и стала подниматься с постели. - Ты права: пора и мне начинать новую жизнь. Сиди строчи свой заказ, а я, пожалуй, схожу в переделкинский Храм Преображения. Ты хоть знаешь, что в нем находится знаменитая икона Иверской Богоматери?
- Нет, - удивилась Джульетта. - А, разве она не в Патриаршем соборе в Москве?
- Этот собор - тоже Патриарший. Он находится на территории загородной резиденции Алексея. Впрочем, тебе, конечно, неизвестно не только это. Знаешь, кому мы обязаны тем, что отдыхаем в этом чудесном месте?

- Конечно, знаю - обиделась Буланова. - Треногову.
- Сталину, Джуля! Вождю всех времен и народов. Фадеев как-то обратился к нему с просьбой выделить участок для писательских дач. Тот спросил Молотова: где выделить? Вячеслав Михайлович назвал деревню Переделкино вблизи Москвы. «Лучше бы Перепискино, - молвил Иосиф Виссарионович, большой шутник. - Только пусть построит все государство, а то налепят курятников, иностранцы скажут, что советские писатели плохо живут при товарище Сталине!»
- Это ты тоже в своем президентском архиве выкопала?
- Конечно! Что я, зря, что ли, зарплату получаю?
- А это мысль, - потерла ладонью лоб журналистка. - Мне, пожалуй, потребуются кое-какие архивные данные для построения аналогий. И ты мне в этом поможешь!
- С удовольствием!
И подруги, забыв обо всем, начали увлеченно обсуждать контуры будущей статьи.

Сталин быстро оправился от своей депрессии. Собственно, такие настроения были не в натуре этого вечного бойца. И он принялся со свойственной ему энергией заниматься восстановлением обороноспособности армии и страны.
А между тем дела на фронте шли все хуже для Советского Союза. Особенно удручающая обстановка сложилась на Ленинградском фронте. Потерять город трех революций, город Ленина для вождя было все равно, что потерять себя. Он только что решил связаться с командующим фронтом Ворошиловым, как ему доложили, что Клим Ефремович сам звонит и просит переговорить лично.
Сталин, которого охватило тяжелое предчувствие, поднял трубку.
И сразу услышал потерянный, панический голос Ворошилова:
- Положение безвыходное, Иосиф Виссарионович. Мы полностью окружены. Город защитить невозможно: его придется сдать.
- Да пошел ты к... - вдруг выругался Сталин. - Бездарь. Тряпка.
Он мгновение подождал, пока схлынет охвативший его гнев, и уже совершенно спокойно добавил:
- Государственный Комитет Обороны принял решение:  Ленинград немцам не сдавать. К вам срочно вылетает Маленков.
И положил трубку. Больше с этим человеком ему говорить было не о чем. В одном он только сейчас себя очень корил: что не избавился от этого легендарного командира раньше, в 1937 году, когда очищал Красную Армию от ему подобных героев гражданской войны.
«Была ведь возможность убрать его вместе с Тухачевским, - невесело размышлял он сейчас. - Что можно ожидать от человека, который самолично доложил на Политбюро о всех врагах народа в своей семье!»
Но на этом неприятности с членами Политбюро, которым было поручено защищать Ленинград, для Сталина не закончились. Маленков возвратился из осажденного города через несколько дней и сразу доложил Сталину обстановку.
- Руководство фронта и обкома партии деморализовано, - сухо рассказывал Георгий Максимилианович по прибытии. - Я застал Жданова в роскошном бункере пьяного, совершенно опустившегося. Привел его в чувство, заставил побриться и повел на митинг на Кировском заводе. Аналогичные меры пришлось предпринять и по другим направлениям. Уверен: город отстоять можно. Но не с таким бездарным командованием.
Так Сталин в очередной раз получил подтверждение тому, в чем был уверен: 1937 год - это его борьба с бандитизмом и неповиновением в армии. Впрочем, его никто в такой трактовке событий и не пытался переубеждать.

Александр Владимирович дочитал последние строчки статьи неизвестной ему журналистки Булановой, опубликованной в президентской газете, и раздраженно швырнул ее на пол. Эта газета, пожалуй, единственная, которая регулярно попадала на стол Президента, сегодня его сильно огорчила.
И он нажал кнопку звонка. В санаторной палате тотчас появился помощник:
- Вызывали?
- Ты это читал? - кивнул Президент на газету, которая валялась на ковре возле его больничной койки.
Первый помощник хотел слукавить, но потом понял, что Хозяин все равно узнает правду, и с жаром, страстно, воскликнул:
- Это - подлость со стороны главного редактора. Я уже имел с ним беседу.
- И ты, Брут! - как-то обреченно проговорил Александр Владимирович, глядя на своего помощника. - Тогда объясни мне, что это за «Новая политическая реальность»? Заранее списать меня хотите? Готовите общественное мнение, что Президент неизлечимо болен, его, мол, надо пожалеть, пусть досидит до конца срока?
- Это написала журналистка, я за ее слова не отвечаю!
- А где написала?! В газете администрации Президента! Я за это им деньги плачу?!
- Вы же сами сказали, что пресса у нас свободная и никакой цензуры не будет. Что я могу в этих условиях сделать?
Александр Владимирович на минуту замолчал, чтобы сплюнуть в полоскательницу, стоящую на столике рядом с кроватью, обильную порцию слюны, а затем с нескрываемым раздражением заметил:
- А вот Треногов смог! Он даже пробрался в нашу газету и нашим же салом дал нам по мусалам.
- Вы думаете, это его заказ? - оживился помощник.
- Альберт Васильевич! А вам-то я за что деньги плачу? Создали два президентских центра анализа и стратегий, а элементарных выводов при обработке документов сделать не можете!
Помощник в раздумье почесал затылок. Затем заметил:
- Ум у вас действительно аналитический! Даже во время болезни выдает такие решения, до которых мы не додумались.
Видимо, такая лесть несколько смягчила Президента, потому что он, уже более спокойно и мягко, предложил:
- Ты вот что: найди возможность переговорить с этой журналисткой. Надо выведать, кто ей заказал этот материал: сама она, конечно, до таких перлов не додумалась бы. Да и редактора надо к стенке припереть: пусть сознается, почему он разрешил эту гнусность напечатать.
Помощник вдруг почему-то улыбнулся:
- Эх, не хватает нам товарища Сталина: он их действительно бы к стенке поставил.
- Ну, ну: не забывайся: я не для того правовое государство и демократию создал, чтобы из-за таких пустяков перед Западом опозориться.
- Это уж точно, - согласился Альберт Васильевич. - С Западом нам сейчас ссориться никак нельзя: иначе не видать очередных траншей и займов.
И он направился к двери, чтобы заняться выполнением приказания Президента.

Футбольный матч выдался сегодня бурный, с несколькими голами. Причем один из них забил в ворота противников - президентской команды - сам Треногов. И потому сейчас, когда после душа они собрались вместе в потаенной комнате стадионного комплекса, был в хорошем, приподнятом настроении.
Впрочем, настроения ему прибавила и статья, напечатанная в сегодняшнем номере газеты администрации Президента «Курсом реформ». И разговор с напарниками он начал именно с этого приятного вопроса:
- Читали статью «Новая политическая реальность»?
Якубов ограничился коротким кивком, а Герман, явно гордясь заслугами Джульетты, весело проговорил:
- Кто владеет информацией - тот владеет миром.
- Да-да, твоя любовница не подвела, - правильно понял его глава московского правительства. - Хорошую статью смастерила, недаром целую неделю в писательском Переделкино провела. Но я не о том: понятно ли ему будет, кто теперь новая политическая реальность?
- Я думаю - понятно, - ответил бывший директор Федеральной службы безопасности. - Уж если он меня с должности за малейшее несогласие с ним скинул, то в данном случае его подозрительность нашла обильную пищу.
- Скажу проще, - вмешался в разговор управляющий делами Президента. - Я характер Самого давно изучил: маниакальная подозрительность насчет всего, что может касаться хоть малейшего покушения на его власть.
- А что сам не поймет - то умная дочка подскажет, - заметил Треногов. - Правильно я говорю? Тогда надо обсудить следующий ход: что предпринять еще, чтобы он понял, что пора уступать место?
Наступила тишина. Сабиров вдруг захотел пить и стал медленно наполнять стакан минеральной водой, а Якубов тоже не спешил излагать свое мнение. Впрочем, возможно, хозяин торопил события: гости были явно не готовы к такому повороту событий.
Тогда Треногов решил обратиться персонально к Якубову:
- А ты что скажешь? По части «компры» у тебя все карты в руках.
- Конечно, я захватил с собой с Лубянки кое-какие документы. Но, думаю, время их использовать еще не пришло. Да и у Германа Антоновича такой «компры» хоть отбавляй.
- Ладно, друзья, - решил повременить с наступлением на осторожных собеседников Треногов. - Давайте этот вопрос хорошенько обдумаем: время пока терпит. Ну, а я скоро преподнесу нашему общему другу еще один сюрприз: пусть пока спокойно болеет.
И они принялись за обильный ужин, который, после активной игры в футбол, пришелся как нельзя кстати.

Пожалуй, уже давно Джульетта не выглядела такой радостной, как сегодня. Оснований для этого у нее было более чем достаточно. Она блестяще выполнила заказ Треногова и написала статью, о которой тотчас заговорили во всех средствах массовой информации. Буланова, таким образом, сделала приятное и своему близкому другу Герману. А то, что он позвонил, выразил большую благодарность и пообещал приехать сегодня вечером к ней, чтобы отметить это событие, и вовсе было прекрасно.
И потому, хлопоча сейчас над праздничным столом в своей квартире, Джульетта радовалась, как ребенок. Она напевала какие-то давно забытые мелодии и легкомысленно болтала ни о чем со своей подругой, также приглашенной на это застолье.
- Знаешь, - сказала она Зине, - я давно пришла к выводу: если завтра хочешь проснуться счастливой, сегодня веди себя так, как будто ты уже счастлива.
- При одном маленьком условии, - парировала Зина. - Если знаешь, что завтра ты вовремя получишь зарплату.
- Не знаю. По-моему, счастье - это вопрос нашей внутренней дисциплины и правильной организации мыслей. К своей жизни надо относиться максимально активно и творчески - это ведь лучшее наше произведение!
Джульетта не успела дальше развить свою мысль, потому что из кастрюли на электроплите вдруг полилась пена и вода. Она кинулась к ней, сбросила на пол крышку и стала отчаянно дуть на пальцы правой руки.
- Ну вот и все резюме о твоем лучшем произведении, - отметила подруга. - Одно неловкое движение, и жизнь уже не кажется прекрасной.
Джульетта тотчас перестала дуть на обожженное место и, помахав рукой перед лицом Зины, показала ей конструкцию из трех пальцев:
- А вот это ты видела? Нет, меня не так-то легко сломать! А чтобы закрепить ощущение счастья всерьез и надолго, надо навести порядок в своей душе: там ведь с годами скапливается мусор и хлам. Обиды, гнев, злость, месть, ревность - все это надо выбросить на свалку! И тебе советую этим заняться.
Зина почему-то промолчала, а Джульетта обошла вокруг стола, который они накрывали прямо на кухне, и порадовалась:
- Отлично! Сервировка Герману понравится: он у меня большой эстет!
Прошло еще минут десять, и стол в квартире был готов к приему гостя. Но поскольку тот немного запаздывал, Джульетта предложила:
- А не пропустить ли нам пока по рюмочке аперитива? Тебе что налить?
- Что-нибудь помягче. Плесни ликер «Бейлиз», он такой приятный!
- Приторный до омерзения! - скривила полные красивые губы Буланова. - Я лучше выпью чего-нибудь покрепче: виски «Джон Уокер», например.
Подруги выпили по рюмочке спиртного, но закусывать не стали, справедливо полагая, что надо дождаться Германа. И тут раздался звонок. Джульетта бросилась к двери, чтобы встретить Сабирова, но вдруг сообразила, что это звонит телефон.
- Слушаю! - приятным ровным голосом проговорила она в трубку.
Зина с интересом смотрела на подругу, ожидая сообщения, кто это той звонит в столь позднее время. Однако она быстро сообразила, что Джульетте сообщают далеко не радостные вещи.
- Не может быть! - только и вымолвила Буланова и, выпустив из руки телефонную трубку, уронила ее на пол.
- Что, что случилось? - воскликнула взволнованная Зина.
- Германа... арестовали.
И Джульетта тяжело опустилась на стул. Она сидела так, с опущенной головой, несколько секунд. Затем вдруг судорожно всхлипнула и разрыдалась.

С недоброй вестью пришел к вождю Молотов. Только что по дипломатическим каналам к нему было доставлено письмо лейтенанта Красной Армии Якова Джугашвили. Сообщить диктатору, что его сын захвачен в немецкий плен - дело малоприятное.
- Кто у Иосифа Виссарионовича? - спросил министр иностранных дел в приемной у Поскребышева, неизменного личного секретаря вождя.
- Один.
Вячеслав Михайлович вошел в кабинет, поздоровался. Затем молча протянул Сталину письмо. В это время за окном раздался такой мощный раскат грома, что, казалось, задрожали стены старинного здания бывшего Сената.
«Дорогой отец! - читал между тем Сталин принесенное ему письмо сына. - Я в плену, здоров, скоро буду отправлен в один из офицерских лагерей в Германию. Обращение хорошее. Желаю здоровья. Привет всем. Яша».
Сталин дочитал короткое письмо до конца, положил его на стол и отвернулся к окну. На улице хлестал ливень, гремели раскаты грома. Со стороны могло показаться, что Сталин не понял, о чем это письмо. И Молотов не выдержал:
- Коба, ты что, не понимаешь?! Немцы схватили Яшу!
- Не кричи: Сталин не глухой.
Вождь медленно, будто ему плохо подчинялось тело, отвернулся от окна и посмотрел на министра иностранных дел пасмурным, затравленным взглядом.
- Мне уже известно о пленении старшего лейтенанта Якова Джугашвили. Сейчас его допрашивают в ставке фельдмаршала Клюге.
Да, плохая весть всегда находит дорогу к цели. Сталин уже получил сообщение об этом. 9 августа 1941 года член Военного совета Северо-западного направления Жданов направил из Ленинграда специальный самолет с особо секретным пакетом. В нем находилась немецкая листовка с фотографией Якова Джугашвили: сын Сталина в сопровождении немецких офицеров гуляет по лужайке. Жестикулирует, что-то объясняя немцу. Выражение лиц у всех деловое, спокойное: приятели на прогулке, да и только.
Особенно взбесил Сталина текст листовки под фотографией:
«Это Яков Джугашвили, старший сын Сталина, командир батареи 14-го гаубичного артиллерийского полка 14-й бронетанковой дивизии, который 16 июля сдался в плен под Витебском вместе с тысячами других командиров и бойцов. По приказу Сталина учат вас Тимошенко ваши политкомы, что большевики в плен не сдаются. Однако красноармейцы все время переходят к немцам. Чтобы запугать вас, комиссары вам лгут, что немцы плохо обращаются с пленными. Собственный сын Сталина своим примером доказал, что это ложь. Он сдался в плен, потому что всякое сопротивление германской армии отныне бесполезно».
А утром, на Ближней даче, Иосиф Виссарионович услышал по «телефункену» - мощному германскому радиоприемнику - о захвате в плен сына кремлевского диктатора Сталина.

Неудачи продолжали преследовать страну, а вместе с ней и Генерального секретаря ЦК ВКПб, Председателя Совета народных комиссаров, Главнокомандующего Красной Армией И.В. Сталина. Гитлеровские войска продолжали успешно развивать наступление, нанося Красной Армии одно за другим тяжелые поражения. Смертельная опасность нависла над Ленинградом, войска отступали практически по всем направлениям, а тут еще встала новая неразрешимая проблема: что делать с практически окруженным Киевом?
На заседании Военного совета Сталин высказал свою точку зрения: спасать Киев любой ценой. С ним согласились. Предстояло отдать соответствующие распоряжения начальнику Генштаба. Сталин пригласил к себе в кабинет Жукова.
- Георгий Константинович, - обратился к нему Главнокомандующий, как только начальник Генерального штаба вытянулся перед ним по стойке «смирно», - Военный совет принял решение защищать Киев. Его потеря будет равнозначна для Советского Союза в признании собственного полного бессилия. Вы согласны с этим решением?
- Категорически возражаю! - резко отчеканил Жуков. - Киев спасти нельзя, а мы можем потерять армии двух фронтов!
Сталин вскинул голову и с высоты своего маленького роста удивленно посмотрел на строптивого генерала:
- Вы так считаете? И все же Киев мы не сдадим. Выполняйте.
И вдруг, к удивлению и страху присутствующих в кабинете вождя, Жуков выругался и категорически заявил:
- Спасайте, но я в этой авантюре участвовать не стану!
Наступила гнетущая тишина. Сталин, в отличие от начальника штаба, не потерял хладнокровия. Он только сделал две затяжки своей любимой «Герцеговины Флор», а затем медленно, спокойно, но жестко приказал:
- Товарищ Тимошенко, подготовьте новую кандидатуру начальника Генерального штаба. Я снимаю товарища Жукова с этой должности.
В этот момент никто не сомневался в правоте Верховного Главнокомандующего, который всего неделю назад вот так же решительно отстоял от сдачи врагу город Ленина. На Жукова все смотрели в этот раз как на потенциального самоубийцу.
Но история показала, кто прав. Выполняя указание товарища Сталина, наша армия потеряла не только Киев, но и значительную, очень весомую свою часть. И только когда положение на фронте из-за такого неверного решения Сталина стало угрожающим, он распорядился вернуть опального генерала на свое место.

С некоторых пор встречи-совещания Нины со своим советником-осведомителем стали практически ежедневными. Господина Кеймана уже знала в лицо не только охрана, но и члены президентской семьи. Дочь несколько раз приводила этого ангела-хранителя семьи и к отцу.
Но сегодня они заперлись в кабинете Нины вдвоем и что-то тщательно обсуждали.
- Значит, вы считаете, что пока Германа сажать в камеру нельзя?
- Нецелесообразно, - нервно потирая руки, почти до самых пальцев заросшие густыми черными волосками, ответил сухощавый, тщедушный советник. - На него пока мало компромата.
- Как мало? - возмутилась Нина. - А эти записи разговоров, что вы мне принесли?
- Понимаете, - засуетился Кейман, стараясь подсесть как можно ближе к Нине. Но та, учуяв характерный чесночный запах, постоянно исходивший от ее друга, инстинктивно отодвинулась дальше. - Эти записи очень интересны для вашей семьи. Они показывают, что управделами ведет двойную игру. Но для Генерального прокурора они, так сказать, нелегитимны.
- Да, это верно, - была вынуждена согласиться Нина. - Так что же теперь, отпускать его ни с чем?
- Отпускать, отпускать, - торопливо согласился Кейман. - Главное, что прокуратура его попугала, сняла опрос, и пусть теперь товарищ засуетится, засветится. А мы его тут и словим. Главное, чтобы мое агентство сыскное не закрыли.
Нина от удивления даже поднялась с мягкого дивана:
- Да кто это посмеет сделать?!
- Конечно, не посмеют. Не посмеют. Если вы не позволите разным хамам в наши дела вмешиваться.
- На этот счет будьте спокойны. А если кто сунет нос, папка его быстро прижмет где надо.
- Браво! Браво! Вы удивительно деловая женщина. Мало, мало таких, очень мало.
Нину такой комплимент заставил даже раскраснеться от удовольствия. Но она быстро справилась с волнением и жестко приказала:
- Прослушивать разговоры продолжайте. Это враги нашей семьи, а следовательно, и государства.
Гостю услужливая память тут же подсказала эпизод из знаменитого кинофильма, где одному чиновнику-южанину его шофер посоветовал не путать свою шерсть с государственной. Но деликатный Кейман не только не высказал эту крамолу вслух, но и приказал своей памяти немедленно изгнать из головы такую нелепость. Напротив, он немедленно захлопал в пухлые, никогда не знавшие физического труда ладошки и восторженно произнес:
- Браво! Очень глубокая мысль, очень!
Отстучав положенные аплодисменты, гость виновато заметил:
- Только вот, уважаемая Нина Александровна, трудно стало работать, очень трудно. Эти госчиновники совсем обюрократились: мало им разных правительственных аппаратов связи, так понаставили в кабинетах еще и какую-то новую «Гамму». Мои ребята ничего не могут прослушать, ничего!
Нина нахмурила тонкие нарисованные брови. Несколько мгновений она думала, затем сообщила:
- Это все Якубов понапридумывал. Чувствую, что он еще нам навредит!
- Навредит, Нина Александровна, обязательно навредит! - радостно подхватил Кейман. - Перед самым уходом, уж и приказ о его отставке был подписан, так все же успел дать задание своим службам проверить мои коммерческие фирмы. И теперь их трясут, как груши с яблонь! Вы-то же знаете, что я веду абсолютно законный бизнес?
- Да, да, конечно, - несколько рассеянно заметила Нина, видимо, погруженная в совсем другие размышления.
Гость, видя такую потерю интереса к своей персоне, не стал испытывать судьбу и, пятясь задом к двери, наклоняя седую, с большой плешью голову, поспешил к двери.

Весь сегодняшний день глава московского правительства был очень занят. В его представительском офисе в центре столицы собрались видные предприниматели, банкиры, бизнесмены, словом, те, у кого всегда были деньги. И не просто деньги, а могучие финансовые потоки, сравнимые с бюджетом всего огромного мегаполиса.
Старинный трехэтажный особняк был специально приспособлен под представительские приемы. В просторных холлах тихо журчала вода в пристенных фонтанчиках, в роскошной зелени тропических растений пели заморские птицы, а приглушенный свет из огромной спиральной хрустальной люстры в два этажа мягко золотил все вокруг.
Когда Буланова попала сюда впервые, она наконец-то поняла в чем разница между Москвой и остальной огромной страной. Только город с особым статусом, вобравший в себя две трети всех финансов страны мог позволить безумную роскошь на фоне удручающей нищеты провинции. Она поняла, почему огромные средства с легкостью зарываются под землю на Манежной площади, не принося никому никакой пользы, кроме разве что, отсутствия места-площади для пугавших ранее власти демонстрантов. Ей стало понятно, откуда у столичных властей возникают бредовые, требующие многомиллионных долларовых затрат проекты упрятать очередной Калининский проспект под землю, создав на поверхности, допустим, пешеходную зону, свободную от транспорта.
Но когда покидаешь эту самую провинцию, получаешь хорошую и вовремя зарплату, уже забываешь то и тех, кого ненавидел раньше. Так Джульетта Степановна, став любовницей супербогатого чиновника из окружения Президента, довольно скоро выбросила из головы всякие мысли о судьбе нищающего народа. Она была занята теперь большой политикой и получала от вхождения в мир сильных и богатых несказанное удовольствие.
Однако сегодня никакого удовольствия от созерцания лиц людей, часто мелькающих на экранах телевизоров, она не находила. Наоборот, красиво, дорого одетые, откормленные мужчины и женщины вызывали у нее отвращение. Она и пришла-то сюда с единственной целью: найти возможность переговорить с Треноговым. Доступный ей еще недавно глава правительства вдруг, после опубликования заказанной статьи, стал совершенно недоступен. К нему не пускали на работу, не соединяли ни по одному виду телефонной связи. Даже по «вертушке», находящейся в кабинете Зины в Президентском архиве, дозвониться до самого Треногова ей не удалось. И здесь отвечал неизменно вежливый секретарь, сообщавший, что именно в данный момент его шефа на месте нет и неизвестно, когда он там будет.
Буланова постаралась приблизиться как можно ближе к группе людей, которые стояли в холле у большого планшета с очередным проектом перестройки столицы, где находился и Треногов. Но охрана взяла своего шефа и приближенных к нему лиц в кольцо и даже здесь, на закрытом совещании, не подпускала к нему никого близко.
И все же Джульетте повезло. Она улучила момент, когда глава правительства столицы повернул голову в ее сторону, и приветливо-призывающе помахала ему рукой.
Тот заметил и нахмурился. Но тут же узнал Буланову и направился к ней навстречу.
- Какими судьбами, Джульетта Степановна? - вежливо поинтересовался он. - Хотите теперь написать о нашей многогранной деятельности?
- Нет, не хочу. У меня к вам срочное сообщение. Особой важности: уделите пару минут.
- Но я... - начал было возражать Треногов, но увидев наполняющиеся слезами глаза журналистки, поспешно согласился: - Идемте: здесь есть отдельный кабинет, где мы сможем переговорить.
Как только они зашли в шикарно обставленное помещение, и охрана плотно прикрыла за ними дверь, Буланова дала волю чувствам. Она разрыдалась и кинулась на плечо недоумевающему Треногову. Затем размазала по щекам слезы вместе с тушью от ресниц и выпалила:
- Герман арестован!
- Как?! Не может быть.
- Да, это так.
- Кто посмел?
- Мне позвонили из администрации Президента и посоветовали встретиться для серьезного разговора. А когда я заявила, что не собираюсь этого делать, сообщили: ваш защитник больше вам не поможет, он арестован.
От удивления и возмущения губы у Треногова стали трястись, точно он никак не мог вымолвить ими заветные слова. Видимо, именно в эти мгновения он осознал, как актуальна в России пословица, убеждающая, что от тюрьмы и от сумы здесь зарекаться не стоит. Наконец, он произнес:
- Я догадываюсь, от кого это исходит. Видимо, мы слишком серьезно его задели, и он перешел в наступление. Но, может, вы все-таки ошибаетесь? Где находится Герман Антонович? В Лефортово, Бутырках или просто на допросе?
- Не з..наю, - заревела Джульетта, у которой при упоминании названий следственных изоляторов тут же потекли слезы. -Мне никто ничего не сообщает. На работе говорят, что он отсутствует, а домой к нему я, по понятным причинам, звонить не могу.
- Хорошо, я постараюсь сейчас это выяснить. И Треногов набрал четырехзначный номер на аппарате с золоченым орлом на диске.
- Михаил Иванович? Здравствуй. Треногов. Узнал, говоришь? Это хорошо, к деньгам. Зачем они мне? Нет, не на предвыборную кампанию: я хочу, чтобы у власти находился законно избранный Президент. Конечно, дай Бог здоровья нашему дорогому Александру Владимировичу! Слушай, проинформируй: не знаешь, что с Сабировым? Знаешь? Что? Так. Так. Так. Понятно. Спасибо - выручил. В долгу не останусь. До свидания.
Треногов положил трубку и отдышался, вытирая выступивший пот со лба и заплывшего затылка. Затем проинформировал изнывающую от любопытства Буланову.
- Успокойтесь - ничего страшного. Это, так сказать, вызов на свидетельские показания. С него сняли опрос в связи с правонарушениями, допущенными его подчиненными: того, в самом деле, арестовали. Более того, Генеральный прокурор сказал, что Сабиров уже отпущен из прокуратуры и в настоящее время едет к себе на работу.
Вздох облегчения вырвался из груди Джульетты. Она даже достала из сумочки зеркальце, чтобы привести свое заплаканное лицо в порядок, как вдруг встрепенулась.
- Но ведь для опроса не надо держать человека двое суток в изоляции! Тем более государственного служащего такого уровня!
- Вот именно! - согласился Треногов. - И это меня беспокоит больше всего!
Вместо нескольких минут они проговорили полчаса. Глава правительства напрочь забыл о дожидающихся его в холле людях, о том, что могут они подумать. Впрочем, последнее его устраивало как раз больше всего: пусть подумают и доложат Президенту, что он на полчаса уединился в отдельном кабинете с красивой женщиной, чем занимался все это время, политикой.
- Успокойтесь - ничего страшного. Это, так сказать вызов на свидетельские показания. С него сняли опрос в связи с правонарушениями, допущенными его подчиненными: того, в самом деле, арестовали. Более того, Генеральный прокурор сказал, что Сабиров уже отпущен из прокуратуры и в настоящее время едет к себе на работу.
Вздох облегчения вырвался из груди Джульетты. Она даже в достала из сумочки зеркальце, чтобы привести свое заплаканное лицо в порядок, как вдруг встрепенулась.
- Но ведь для опроса не надо держать человека двое суток в изоляции! Тем более государственного служащего такого уровня!
- Вот именно! - согласился Треногов. - И это меня беспокоит больше всего!
Вместо нескольких минут они проговорили полчаса. Глава правительства напрочь забыл о дожидающихся его в холле людях, о том, что могут они подумать. Впрочем, последнее его устраивало как раз больше всего: пусть подумают и доложат Президенту, что он на полчаса уединился в отдельном кабинете с красивой женщиной, чем занимался все это время, политикой.

Накануне, по случаю выздоровления, Александр Владимирович позволил себе лишнего и теперь, с самого утра он чувствовал разбитость тела и подавленность настроения. Хотелось опохмелиться, но супруга предусмотрительно спрятала все спиртное. И потому он сидел сейчас в кресле в санатории «Барвиха», погруженный в состояние полнейшей апатии.
Но жизнь продолжалась, и приближенные, прослышав о выздоровлении Хозяина, спешили на прием, чтобы напомнить о себе, доложить о выполненных заданиях, а кое-кто даже пытался и решить назревшие государственные вопросы.
Однако Президент никого не хотел принимать. Исключение он сделал только для первого помощника. Когда тот появился в апартаментах, Александр Владимирович с надеждой посмотрел на помощника, но у того ничего не было в руках.
- Ну, чего принес? - с надеждой спросил он, с трудом поднимая головы и глядя опухшими глазами на помощника.
- Сообщение о выполнении вашего задания.
- А... Я думал, что-нибудь существенное...
Но Альберта Васильевича такой прием не смутил. Он, видимо привык видеть своего шефа и не в таком состоянии. Поэтому бодро начал докладывать:
- Я переговорил с этой журналисткой Булановой. Она отрицает заказ на статью Треногова. Но, думаю, обманывает.
- И такую хреновню ты мне докладываешь? Нашел, чем обрадовать!
- Не только, Александр Владимирович. Все одобряют вашу дальновидную мудрость, выразившуюся в том, что вы отстранили, наконец, Якубов от ФСБ!
Президент какое-то время непонимающе смотрел на своего помощника, затем буквально взорвался словами, не выбирая выражений:
- Какая на хрен мудрость! Вы там с Ниной лезете в политику, решаете за меня государственные вопросы и свои личные проблемы, а меня считаете старым мудаком, который уже ничего не соображает? Я вам покажу кузькину мать! Вон отсюда!
Помощника точно корова языком слизнула. Он уже давно была за пределами опасного кабинета, а оттуда все еще неслись в его адрес проклятия и ругань.

После полного разгрома советских войск на Украине и сдачи немцам Киева, положение в войне с Германией стало еще опаснее. Теперь враг угрожал уже непосредственно Москве. Из Столицы спешно эвакуировались правительственные и другие учреждения, вывозились ценности, и только Сталин демонстрировал, хотя бы внешне, абсолютное спокойствие и уверенность в победе. Как его не уговаривал начальник личной охраны Власик покинуть столицу, Верховный главнокомандующий не соглашался этого сделать.
Наступил октябрь 1941 года. Положение под Москвой с каждым днем становилось все опаснее. И Сталин принял решение, которое, как оказалось потом, спасло не только столицу, но и всю страну.
В эту ночь он долго разгуливал по своему кремлевскому кабинету, размышляя, сопоставлял, раздумывал.
Думать было о чем: нападет Япония на Советский Союз или нет? От этого зависело дальнейшее развитие во всей Второй мировой войне.
Наконец, он решил позвонить первому секретарю Хабаровского крайкома партии Боркову.
- Здравствуйте, Евгений Алексеевич, это Сталин .
На находившегося на другом конце провода человека онемел голос: впервые вождь позвонил ему сам.
А Сталин между тем продолжал:
- У нас тяжелейшая обстановка между Смоленском и Вязьмой. Гитлер готовит наступление на Москву. У нас нет достаточного количества войск, чтобы спасти столицу. Убедительно прошу тебя: немедленно вылетай сюда. С собой возьми командующего округом Апанасенко. Уговори его быть податливым - я его упрямство знаю.
Иосиф Виссарионович немного помолчал и добавил:
- Вылетай немедленно самым быстроходным самолетом.
В следующую ночь гости из Дальнего Востока были уже в кабинете Сталина. Он тепло поздоровался с каждым за руку и пригласил сесть за длинный стол, покрытый зеленым сукном. Хозяин кабинета садиться за стол не стал. Сначала он молча походил по толстому, приглушающему звук шагов ковру, затем остановился против сидевших и начал разговор:
- Положение на фронтах сложилось крайне тяжелое. На Западном наши войска ведут очень тяжелые оборонительные бои. На Украине полный разгром. Украинцы плохо себя ведут: сдаются в плен, население приветствует немецкие войска.
Сталин сделал паузу, видимо, переживая за то, что только что сообщил приглашенным, сделал несколько шагов по кабинету туда и обратно. Затем продолжил:
- Гитлер начал крупное наступление на Москву. Я вынужден забирать войска с Дальнего Востока. Прошу вас понять и войти в наше положение.
Вождь партии и государства не стал добавлять, что речь идет уже не только о потери столицы, но, возможно, и гибели всего государства. А Сталин между тем прошел к карте, которая висела на стене кабинета и показал положение войск. Потом разложил на столе бумаги и стал перечислять номера танковых и механизированных дивизий, артиллерийских полков, других соединений, которые командующий Дальне-восточным округом должен немедленно перебросить к Москве.
Апанасенко аккуратно записывал, а затем тут же подписал приказ и отправил шифрованную телеграмму своему начальнику штаба. Встреча подходила к концу, и на стол подали крепкий чай.
Сталин покуривал свою трубку и спрашивал о жизни дальневосточников первого секретаря крайкома партии. И вдруг обратился к Апанасенко:
- А сколько у тебя противотанковых пушек?
- Триста десять, товарищ Верховный главнокомандующий! - по-военному коротко отрапортовал генерал.
- Грузи и эти орудия к отправке! - негромко, но четко скомандовал Сталин.
И вдруг стакан с чаем, стоявший напротив Апанасенко, полетел по длинному столу влево, а стул под генералом словно отпрыгнул назад. Апанасенко вскочил из-за стола и закричал на Сталина:
- Ты что, мать твою так-перетак, делаешь? А если японцы нападут, чем я буду защищать Дальний Восток! Этими лампасами? Снимай с должности, расстреливай, орудия не отдам!
Присутствующие в кабинете замерли в страхе. Казалось, сейчас вождь вызовет Берию и всех отправит на расстрел. Но поведение Сталина удивило всех. Он не только не разгневался, но даже не повысил голос. Наоборот, мягко и спокойно ответил:
- Успокойся, успокойся, товарищ Апанасенко. Стоит ли так волноваться из-за этих пушек? Оставь их себе.
Стали прощаться. Апанасенко, чувствуя свою вину, попросил:
Пошлите меня в действующую армию, на фронт.
- Нет, нет, - дружелюбно ответил Верховный главнокомандующий. - Такие опытные и храбрые, как ты, нужны партии на Дальнем Востоке.
Генерал, не побоявшийся высказать вождю то, что думал, еще два года командовал Дальневосточным фронтом. Затем вырвался в действующую армию. И мужественно погиб на Курской дуге, решившей исход войны.

После того, как его отпустили из Генеральной прокуратуры на Большой Дмитровке, Сабиров чувствовал себя, точно пыльным мешком по голове стукнули. Он совершенно не понимал, что же случилось с ним в течение последних двух суток. Как могли его, управляющего делами Президента, одного из высших должностных лиц государства схватить среди бела дня, привезти к следователю в прокуратуру и допрашивать почти сутки!
Одно ему врезалось в память предельно четко: то, что схватили его работники правоохранительных органов в тот момент, когда он выходил из машины, собираясь направиться к Джульетте. То есть, на том же самом месте, где несколько месяцев назад его ранил нанятый киллер.
Это было либо очередным случайным совпадением, либо тем, что называется заколдованным местом.
Но Герман Антонович Сабиров давно уже не верил во всякие заколдованные места, а случайных совпадений, считал он, в жизни не бывает.
«Есть только тщательно спланированные мероприятия моих врагов, - подытожил он сейчас, садясь за руль автомобиля. Как ни странно, его служебный «сааб» дожидался своего хозяина на стоянке прокуратуры, словно с ним, Сабировым, ничего и не случилось. - Значит это одно из двух. Или мои враги хотят меня окончательно запугать, чтобы я и носа из берлоги без их команды не высовывал. Или они, действительно, насмерть перепугались того, что мы замышляем с Треноговым».
Впрочем, такой вывод ничем не обрадовал Сабирова. Он, впервые в жизни, был так унижен и оскорблен. Его, как кого-то уголовника, не имея законных оснований, схватили и привезли на допрос. И это в стране, которая претендует на звание демократической и правовой, с раздражением подумал Герман.
«Конечно, у меня хорошие козыри, - продолжал он размышлять, пока его «сааб» мчался туда, откуда его забрали - А Последний переулок, к Булановой. - Я знаю то, о чем кое-кто пытается забыть. И они это знают. Но, насколько далеко может зайти эта свора, которой наплевать на страну и народ, а нужна лишь власть и деньги? Вот в чем вопрос!»
Сейчас, пожалуй, Сабиров смог лишний раз убедиться в том, что мысль - материальна. О чем человек упорно думает, то обязательно исполнится. Накануне он как раз неоднократно раздумывал, как бы получше запрятать тот компромат, которым он располагает. И вот, пожалуйста, - на него пошли в атаку, чтобы этим компроматом завладеть. Но Герман недаром был кадровым чекистом - тайну он держать умел. И не заштатному следователю прокуратуры было его «расколоть» на этом деле. Так что собеседованием, опросом по поводу арестованного подчиненного, все и закончилось. Но важен был сам факт и прецедент: если сегодня схватили его, то кто поручится, что завтра это не случится с Треноговым?
На этом актуальное размышление пришлось прервать: впереди показался дом Булановой. Причем, окна в квартире Джульетты были залиты ровным светом: значит она дома и ждет. А это сейчас для изголодавшегося во всех смыслах крепкого молодого мужчины было самым важным.

Первый помощник Президента, выскочив, как ошпаренный из апартаментов разбушевавшегося хозяина, был явно обескуражен. Конечно, он привык к таким похмельным состояниям шефа, к разносам ни за что, просто из-за плохого настроения. Но ведь должны же быть какие-то границы, волновался он сейчас. Хорошо, что они были одни, но такое случалось и на людях!
Конечно, Альберт Васильевич сейчас лукавил. Раньше, несколько лет назад, он и подумал бы не смел возмущаться. Но теперь было иное время: Президент явно ослаб, потерял силу и значительную часть власти. В стране крепла оппозиция, которая в открытую требовала не только смены хозяина Кремля, но и осуждения Александра Владимировича.
Ясно, что первого помощника не волновало последнее обстоятельство: после сегодняшнего разноса он пожелал бы своему шефу чего угодно плохого. Но надо было спасать и себя! И здесь надлежало вести тонкую, очень осторожную игру.

Альберт Васильевич вошел в свой кабинет здесь же, в Барвихинской резиденции Президента и задумчиво подошел к столику с аппаратами связи, Он уже давно не доверял ни этим телефонным аппаратам, ни стенам своих кабинетов, предпочитая самые важные сообщения передавать на бумаге, тут же ее уничтожая. Но сейчас он явно находился в стрессовом состоянии. В ушах до сих пор звучало гневно-нечленораздельное: вон отсюда!
И он решился. Вынул из портмоне свою карту-шифратор, вставил ее в аппарат правительственной связи «Гамма» и набрал нужный номер.
- Треногов слушает! - тотчас раздалось в ответ.
- Это Альберт Васильевич. Нам нужно встретиться.
- Что, созрел, наконец? - несколько ядовито, почти с издевкой спросил глава московского правительства.
- Терпения больше нет! Сейчас чуть ли не взашей выгнал!
- Да, от него благодарности не дождешься. Случись что - он пройдет по твоему трупу и не заметит.
Треногов чуть помолчал и спросил:
- Кто подставил Сабирова?
- Клянусь, - не я! Для меня самого это было новостью!
- Но ты же там, в Барвихе, у тела шефа безвылазно! Неужели не через тебя команда прошла?
- Нет, шеф ничего такого не говорил и приказа не отдавал. Даже с Генпрокурором не просил соединить.
- Значит, - Нинка. Больше некому.
- Точно, - подтвердил первый помощник. - Думаю, это - ее рук дело. Она давно зуб на Германа имеет. Да и Кейман здесь недавно около нее ошивался.
- Да выбросите вы этого мерзавца вон! - вскипел Треногов. - Уже получается, что государством руководят всякие жулики!
В ответ послышался только глубокий вздох. Затем Альберт Васильевич ответил:
Это  вне моей компетенции и возможностей. Я даже о нем и заикаться не могу: сразу шеф и семья начинают сердиться. Прямо, какой-то Распутин!
- Ничего: на всякого Распутина в России всегда найдется свой князь Юсупов! Значит, будем встречаться? Тогда так: мою московскую резиденцию знаешь? Приезжай сегодня вечером, часов в десять. Я буду тебя ждать.

Старая, как мир, истина: предают свои. Александра Владимировича сегодня с утра постарались в нем как следует убедить. Нина, завтракая с отцом, времени даром не теряла. Тем более, что сегодня выдался один из тех несчастных дней, когда Президент был бодр и работоспособен. Более того, он собирался впервые после болезни выехать в Кремль.
И вот теперь президентский кортеж мчался из подмосковной Барвихи в столицу. Впереди и сзади колонны машин важно утюжили асфальт большие джипы «шевроле». А в середине еще более важно шествовал специально выполненный для Александра Владимировича бронированный, удлиненный на метр против базовой модели «мерседес».
Кортеж промчался по брусчатке Кремля и остановился возле старинного здания Сената. На этот раз появления Президента на своем рабочем месте ждали. Многочисленные тележурналисты, кинооператоры засняли его появление в Кремле, чтобы тут же сообщить об этом по всем средствам массовой информации, как о важном государственном событии.
Александр Владимирович даже распорядился принести ему накопившиеся бумаги на подпись, чего не делал уже давно.
В просторном светлом кабинете было тепло и уютно. Несмотря на реконструкцию, проведенную по его распоряжению, президентские апартаменты сохранили дух старины, который витал в этих стенах уже несколько столетий.
Первый документ, который Александр Владимирович обнаружил в папке, был для него особенно важен.
- «О государственных гарантиях Президента», - с удовольствием прочитал он вслух название документа и, только собрался его внимательно просмотреть, как вдруг из угла кабинета раздался негромкий голос:
- А начинал с борьбы с привилегиями! Раза два в метро проехал, в рядовую поликлинику записался, в общей столовой один раз пообедал... Зачем народ обманываешь?
- Кто это?! Опять вы?!
- Кто еще может к тебе прийти в мой кабинет? После меня в нем ни один вождь не работал. Советское правительство, между прочим, интерьеры этого исторического здания сохраняло. А ты капитально его перестроил, мебель с паркетом в Италии заказал, сколько народных денег зря потратил!
- Ну и что? - осмелел Александр Владимирович. - Сидеть, как вы, в клоповнике, я не собираюсь!
- А личная охрана? - продолжал голос Сталина из угла. - У меня Власик да десять бойцов, а у тебя уже целая армия - одиннадцать тысяч человек!
- Президента надо надежно охранять: кругом одни враги, сами знаете.
- Знаю. Но у тебя во врагах уже весь народ, а меня люди любили. Один твой персональный самолет стоит столько, что хватит выплатить пенсии и зарплату по всей стране. Разве это порядок?
- Ну, хорошо, - согласился Александр Владимирович. -Вы бессеребряник. А что толку? Народ вас забыл, памятники разрушили, из Мавзолея вынесли.
- Я на народ не в обиде, - сумрачно произнес вождь. - В этом кабинете я все делал, чтобы ему, в конечном счете, жилось легче. Как только появилась возможность, цены на товары ежегодно снижал. А вот чем ты, кроме решения личных проблем и сохранения своей власти, занимаешься - не пойму. Великий русский народ достоин лучшего правителя.
Александр Владимирович хотел что-то возразить, но призрак в дальнем углу кабинета растворился, словно его никогда и не было. А Президент устало откинулся на спинку кресла и задумался. Возможно, впервые в его голове пронеслась мысль, что бывший хозяин этого кабинета в чем-то и прав.

Не верьте слухам, пока их не начнут опровергать. В справедливости этой истины Буланова убедилась сегодня. Как только Генеральный прокурор в разговоре с Треноговым опроверг слухи об аресте Германа, она сразу поверила им окончательно и бесповоротно. И теперь жила в постоянной тревоге и ожидании.
Она уже давно возвратилась домой от Треногова, приготовила ужин, половину его съела, а от Германа по-прежнему не было никаких известий.
- Вот тебе и «освобожден»! - тоскливо воскликнула Джульетта и заметалась по квартире. - Где же он в таком случае?
Она знала, что любовник должен ей позвонить первой. И раз он не сделал этого, значит, продолжает находиться в каком-нибудь СИЗО.
Ждать в неведении у нее не было больше сил. И она решила позвонить подруге.
- Зинок, что мне делать?
- Уж полночь близится, а Германа все нет? - продекламировала известную фразу подруга.
- Мне не до смеха! - резко оборвала ее Джульетта. - Я с ума от неизвестности и страха схожу. Была у Треногова, он позвонил в прокуратуру. Там сказали, что Герман давно отпущен на свободу. И где же он?
- А ты не допускаешь, что Сабиров, как законопослушный семьянин, может находиться, к примеру, дома? Он ведь, некоторым образом, женат.
- Буланова аж зашлась от возмущения в истерическом вопле:
- Какой законопослушный? Какая семья? Я для него и дом, и семья, и любовница!
- Никакое доброе дело не остается безнаказанным! - невозмутимо заявила подруга. - Нет большей загадки, чем душа ближнего! Я, конечно, догадывалась, что ты эгоистична. Но не настолько же! Успокойся: объявится твой Герман. Но надо знать приличия: жить в обществе и быть свободным от его условностей - нельзя. Карл Маркс, между прочим, сказал.
- Да пошла ты со своим Марксом... Тоже мне авторитет! Ты лучше скажи, что мне делать? Может, позвонить ему домой?
- Не сходи с ума! Жена Германа - тоже человек и тоже переживает за мужа. Наберись терпения и жди. А лучше всего займись каким-нибудь делом. Когда у меня несчастья, то квартира блестит...
Буланова не успела дослушать последние слова подруги, потому что в это время в дверь позвонили. Причем это был их условный с Германом звонок.
- Это он! - радостно закричала Джульетта в трубку и швырнула ее на тахту. Затем побежала открывать дверь. На пороге действительно стоял небритый, похудевший Герман.

Почему у нас еще не состоялось ни одного судебного процесса, на котором предстали бы лица, известные стране не только обаятельными улыбками, раздумывал сейчас Якубов, разбирая у себя дома документы, прихваченные им из ФСБ.
Как только он стал бывшим, у него появилось время для таких раздумий и размышлений. В этой могущественной организации за последние годы скопилось столько материалов на высокопоставленных чиновников, что ими можно было заселить половину следственных изоляторов страны. Но стоило ему предпринять ту или иную попытку дать дальнейший ход таким делам, как неизменно его вежливо просили не делать этого. Из России уходили десятки миллиардов долларов, растаскивалось ее национальное богатство, расхищались недра и хранилища Гохрана, а те, кто это сделал, спокойно обзаводились островами и виллами в теплых странах и никакой ответственности не несли.
И вот теперь он может и должен это сделать. Иван Павлович раскрыл папку с грифом «Совершенно секретно» и начал перелистывать страницы дела номер 0025/14.
- Только по этому делу за границу ушло и затем пропало драгоценностей из Гохрана почти на полмиллиарда долларов, - вслух произнес он. - Вот просьба некоего господина Кеймана разрешить вывезти в США ценности на данную сумму, якобы для организации серии выставок. Вроде бы нейтральная резолюция первого заместителя премьер-министра: «Для рассмотрения». И уже более конкретная - председателя Росдрагметалла. А дальше - прощай, Россия: ценности перешли в небытие.
- Но, - продолжал рассуждать Якубов, - странным образом после этого господин Кейман открывает счет в швейцарском банке, которым во время частной поездки воспользовался человек из семьи Александра Владимировича. И у Нины появляются неограниченные средства в долларах. Цепочка замкнулась? Пожалуй. Значит, пора дать этому делу реальный ход? Да!
И Якубов подошел к телефонному аппарату «Гамма» и набрал нужный номер. Но, как нарочно, абонент не ответил. Пришлось воспользоваться телефоном городской связи.
Здравствуйте, это Якубов. Я хотел бы переговорить с Андреем Леонидовичем.
- Директор ФСБ? - с удивлением переспросила секретарша.
- Бывший.
- Да, да. Соединяю.
И тотчас в трубке раздался молодой жизнерадостный голос:
- Иван Павлович, наконец-то! Сколько лет, сколько зим! Мы с тобой, по-моему, после окончания академии и не виделись?
- Где уж нам, простым смертным, с депутатом Госдумы встречаться!
- Не скажи: сам гусь важный стал! Ну, рассказывай.
- Дело есть. Очень важное. Когда пленарное заседание Думы?
- Послезавтра. А что?
- Выступить на нем с одним материалом сможешь?
- О чем разговор! Я скандальными разоблачениями и прославился!
- Тогда приезжай ко мне: я сейчас пришлю машину.
- Договорились.
Якубов положил трубку и задумался. Конечно, он поступил неосторожно, сообщив об этом по обычному телефону. С другой стороны, он ничего особенного не рассказал. Хотя осторожность ему еще никогда не мешала.
- Стареть, что ли, стал? - спросил он сам себя. - Хватку чекиста теряю.
Но особенно размышлять на эту тему было некогда. Надо успеть подготовиться к важному разговору. И Якубов, отправив машину по нужному адресу, начал еще раз внимательно изучать материалы дела.

Прежде чем подъехать к московской резиденции Треногова, первый помощник Президента с полчаса колесил на машине вокруг, определяя, нет ли за ним слежки. Но, похоже, никто не интересовался частной жизнью пусть и высокопоставленного, но все же чиновника и гражданина. И потому он припарковал свою машину, еще раз внимательно осмотрелся вокруг и только после этого вошел в здание.
Несмотря на поздний час, резиденция жила насыщенной жизнью. Во многих кабинетах  горел свет, сновали какие-то люди, работал в просторном холле телевизор.
Альберта Васильевича ждали и потому сразу провели в ту комнату, где недавно беседовала с Треноговым Буланова. Хозяин резиденции расположился в ней по-домашнему: он был в просторном махровом халате, словно только что принял душ, и в шлепанцах на босу ногу, заметив недоуменный взгляд гостя, пояснил:
- У меня здесь небольшой тренажерный зал, так что я даром времени не теряю. Иначе форму и энергию не сберегу.
Он пригласил гостя к журнальному столику, на котором выстроился ряд бутылок, и предложил:
- Водку, коньяк, мартини?
- И пиво - тоже, - рассмеялся гость. Видимо, домашняя обстановка подействовала и на него, поэтому он расслабился и не чувствовал себя уже в таком напряжении, как прежде.
Они выпили по рюмке коньяка и, не закусывая, приступили к разговору.
- Надо что-то делать, - осторожно начал Альберт Васильевич. - Страна катится в пропасть, а Сам уже ничего не делает.
- И никому не позволяет делать, - многозначительно добавил Треногов.
- Вот именно. Кругом все воруют по-черному, довели до того, что добыча золота стала нерентабельной, а производство водки - убыточным.
- Насчет воров ты верно заметил. Хотя римский император Веспассиан специально назначал на высокие должности воров, взяточников и хапуг, чтобы потом вытягивать назад из них наворованное.
- Но мы не в Риме, - возразил первый помощник. - И у нас никто не собирается возвращать украденное.
- Это точно. Один ваш Кейман чего стоит: наворовал у родного государства столько, что уже скупил все, даже национальное телевидение.
- По которому, кстати, критикует и московское правительство.
- Я ему покритикую! - разозлился  Треногов.
 - Я ему все пейсы повыдергиваю!
Альберт Васильевич улыбнулся, видимо, поняв, что наступил на больное место. Но именно этого он и хотел: разозлить Треногова, чтобы тот в запале выдал свои планы.
Однако глава правительства не стал вдаваться в подробности, а, в свою очередь, спросил:
- И что вы предлагаете?
- Нам надо объединить усилия: только так мы сможем получить власть.
- Так она у вас уже есть! - резонно напомнил Треногов.
- Разве это власть? - пожаловался Альберт Васильевич. - Которая зависит от настроения Президента и капризов его дочери? Сегодня он меня ни за что выгнал из кабинета, а завтра с такой же легкостью вышвырнет с должности. Как, кстати, он сделал недавно: приехал с бодуна в Кремль и поменял все руководство своей администрации!
- Да, это не власть, - согласился Треногов. - При мне таких капризов и прихотей не будет: только дело.
- Значит, заключаем союз?
- Заключаем. Но прошу действовать осторожно: пример Германа и Якубова - нам наука.
- Откуда они только обо всем узнали?! - недоуменно воскликнул первый помощник.
- А ты у своего Кеймана спроси, - посоветовал Треногов.
- Да, надо с ним что-то делать, - раздумчиво согласился гость. - А то он нас всех заложит!
С тем они и расстались. Время было позднее, да и для первой встречи они сделали достаточно. Прощались они уже как близкие друзья.

Какими бы важными государственными делами ни занимался теперь Сталин, как бы плохо ни шли дела на Западном фронте, одна мысль постоянно не покидала его голову: что случилось с сыном Яковом?
«Неужели сдался?» - не хотел верить в случившееся он.
И действительно, верить в это никак не хотелось. Мало того, что такой исход дела был позором не только для Советской страны и Красной Армии. Это было бы провалом его идеи, веры в советских людей, которые ценой своих жизней должны были строить светлое будущее. И самое важное - веры в собственного сына, который не оправдал своего высокого родства и предназначения.
У него не было полного взаимопонимания с сыном, но он и не мог бы сказать, что Яков не одобряет его действий. И когда сын попросился на фронт, одобрил его поступок: «Иди, воюй».
Сыну диктатора, естественно, предложили служить в штабе армейского полка, но он отказался и потребовал послать его командиром батареи. И батарея дралась на фронте мужественно.
- Молодец, что не остался в штабе, - одобрил Иосиф Виссарионович инициативу.
В суматохе отступления под Витебском, где в окружение попали сразу три армии, пропажи командира 6-й батареи Джугашвили хватились не сразу. Когда оказалось, что среди вырвавшихся из окружения его нет, из Ставки пришла шифровка: «Жуков приказал немедленно выяснить и донести в штаб фронта, где находится командир батареи старший лейтенант Джугашвили Яков Иосифович».
Поиски ничего не дали. Боец Лопуридзе, вместе с которым Яков выходил из окружения, сообщил, что они  переоделись в крестьянскую одежду, а документы закопали. Потом он двинулся дальше, а Яков присел отдохнуть.
Когда Сталину сообщили об этих подробностях, он уже склонялся к мысли, что сын сдался в плен. И даже воскликнул по-грузински:
- Цис рисхва! Позор несмываемый!
- Может, он попал в плен раненый, без сознания?
- Он не имел права попадать в плен ни при каких обстоятельствах. Он мог покончить с собой у немцев, а не разгуливать с германскими офицерами. Позор! Он всегда думал только о себе и никогда - о чести нашей семьи. Для меня он больше не существует.
Несколько часов после этого не мог успокоиться Сталин. И только потом позвонил в Сочи, где находились в это время его дочь Светлана и  жена Якова Юлия.
После обычных вопросов о здоровье, Сталин медленно и ясно сказал:
- Яша попал в плен.
Затем немного помолчал и, прежде чем дочь смогла задать вопрос, добавил:
- Не говори ничего его жене пока что...
Отнюдь не гуманные соображения руководили сейчас действиями Сталина. У него зародилось подозрение, что этот плен неспроста, что Якова кто-то умышленно подвел к такому предательству, и что к этому может быть причастна его жена. Определенные основания у него для такой мысли были. Вопреки воле отца Яков женился в Ленинграде на Юле, еврейке. Западная пресса смаковала пикантные детали из жизни Юлии Исааковны Мельцер, и Сталину докладывали об этом. Писали же многое: что она была четырежды замужем и что даже одно время пребывала любовницей начальника личной охраны Сталина генерал-лейтенанта Власика.
Читать такое о жене своего сына было очень неприятно. Разве не мог Яков найти скромную, милую девушку из революционной семьи, размышлял Сталин, за которой не тянулся бы шлейф сплетен и пересудов? Старше Якова, кокетлива, жеманна, малокультурна и неумна. Чего стоит хотя бы такая ее фраза: «Без накрашенных губ я чувствую себя хуже, чем если бы пришла в общество голой!» И это его сноха?!
И потому, когда к сентябрю они вернулись в Москву из Сочи, Сталин сказал своей дочери:
- Яшина девочка пусть останется пока у тебя. А жена его, по-видимому, нечестный человек, надо будет разобраться...
Юля была арестована осенью 1941 года и выпущена из тюрьмы весной 1943 года, когда выяснилось, что к попаданию в плен Якова она отношения не имела. К тому времени поведение самого Якова в плену наконец убедило Сталина, что он не собирался сам сдаваться в плен.
К этому времени Сталин располагал протоколами допросов его сына в немецком плену. Особенно его убедила в честности сына, в том, что он не хотел его подвести, такая фраза из протокола допроса:
«- Не хотите ли вы, чтобы мы известили жену, что вы попали в плен?
- Не нужно... А впрочем, если хотите, то сообщайте. Мне все равно.
- Не думаете ли вы, что семья из-за этого пострадает? Разве это позор для солдата - попасть в плен?
- Мне стыдно! Мне стыдно перед отцом, что я остался жив.
- Но ведь не только перед отцом, но и перед женой!
- Жена - это безразлично».
Сталин был прежде всего государственным деятелем, а затем уже просто человеком и отцом. В этом он наследовал чувство безусловного подчинения первому последнего, как это было у Ивана Грозного, Петра Первого и других деятелей столь же высокого масштаба. И потому, когда ему предложили обменять Якова на плененного Красной Армией фельдмаршала Паулюса, он бросил фразу, ставшую знаменитой:
- Я солдат на маршалов не меняю.
Яков Иосифович Джугашвили, сын Сталина, погиб в немецком плену: он покончил жизнь самоубийством, бросившись на колючую проволоку с высоким напряжением.

Сегодня премьер-министр смог, наконец, попасть на прием к Президенту. Не на тот дежурный прием, который всегда длился несколько минут и освещался всеми средствами массовой информации, словно великое мировое событие. В таких случаях Громову удавалось лишь обменяться несколькими фразами да пожелать здоровья Александру Владимировичу.
На этот раз он настоятельно просил принять его, чтобы рассмотреть давно назревшую проблему. И, видимо, Президент был в достаточно хорошей физической форме и настроении, что согласился на такую рабочую встречу.
На столе из орехового дерева в кабинете Президента в Кремле премьер-министр разложил документы. И сразу, не теряя драгоценного времени, стал докладывать:
- Проблема русскоязычного населения в Прибалтийских республиках дошла до предела. Русских насильно вытесняют из квартир, вынуждают перебираться в Россию. Поставлены жесткие языковые и расовые барьеры. Бывшие граждане Советского Союза лишены избирательных прав. И так далее.
Александр Владимирович достаточно внимательно выслушал премьер-министра и спросил:
- Ну и что делать?
- Мы можем за несколько дней решить эту проблему.
- Как?
- Прибалтика полностью зависит от нас экономически. Наши газ и нефть - это кислород и валюта для нее. Мы можем ввести экономические санкции, и зазнавшиеся нацмены выполнят все наши условия.
- Нет-нет,  только  не  это?  Что  обо  мне подумают на Западе? Нас и так упрекают в имперских замашках!
- Но это же наши сограждане! - попытался убедить его Громов. - Россия - это, что бы там ни говорили на Западе, великая страна. Сорок процентов полезных ископаемых мира, восемь часовых поясов, ядерное оружие, наконец! И какие-то крошечные страны-сателлиты пытаются диктовать нам условия!
Александр Владимирович презрительно посмотрел на своего премьер-министра:
- Вы забываете, кто здесь хозяин. И я не допущу, чтобы мое имя было записано в мировой истории с приставкой «националист». Меня уважают весь Запад, Америка. В моих друзьях президенты самых сильных и развитых западных стран. И вы хотите, чтобы из-за какой-то мелочи я испортил свой имидж?!
Премьер-министру ничего не оставалось, как молча встать и попрощаться. Он знал, что, если станет противоречить, завтра может оказаться бывшим. А это в непредсказуемой стране было самой большой бедой для любого государственного чиновника.

Джульетта была еще под впечатлением встречи и серьезного разговора с Германом, как в дверь настойчиво позвонили. Она, не раздумывая распахнула ее и увидела на пороге квартиры зареванную подругу.
- Как ты можешь открывать дверь, даже не спросив, кто пришел? - почему-то накинулась Зина на Буланову, вместо того, чтобы поведать причину своих слез.
- А в чем, собственно, дело? - не поняла вопроса Джульетта.
- Ты что, не знаешь, что вокруг творится? Грабят среди бела дня, убивают в общественных местах, врываются в квартиры и издеваются над беззащитными жильцами!

Буланова пожала плечами, как бы давая знать, что уж к ней это наверняка не относится.
А Зина между тем скинула пальто прямо на пол и направилась в кухню. Там она села на стул и заплакала. Буланова терпеливо ожидала, когда подруге станет легче, и она сама расскажет, что с ней произошло.
Так и случилось.  Уже через пару минут Зина вытерла слезы и начала рассказывать:
- Ты помнишь мою красивую шапку из норки?
- Которую тебе подарил Герман? Конечно, помню.
- Так вот: только что ее сорвали у меня с головы!
Однако Джульетта не удивилась. Казалось, она ждала чего-то более страшного и потому облегченно вздохнула.
- И ты не заявила в милицию?
- Конечно, заявила. Только там мне сказали, что такие пустяки они даже не регистрируют: найти вора все равно невозможно, а у них уже сегодня на территории два убийства произошло.
- Сволочи! - вскипела Джульетта. - Я сейчас позвоню Герману, и он сделает все, чтобы наказать этих мерзавцев.
Однако Зина посмотрела на подругу так, словно увидела инопланетянку. И потому сказала:
- Конечно, зло всегда конкретно: можно наказать этого дежурного отделения милиции. Но дело не в нем: он только отражает неблагополучие системы. В стране никому ни до чего нет дела: все заняты решением личных проблем. Думаешь, нельзя справиться с тем валом преступности, который накатил на тихую прежде Россию?
Буланова с интересом смотрела на подругу. Ее, видимо, заинтересовал профессиональный подход Зины к такой важной теме. Она, возможно, уже обдумывала сюжет своей новой статьи в газете. И потому она спросила:
- Ну, и как же это сделать?
- Очень просто: захотеть.
Джульетта рассмеялась. Но тут же прикусила язык: у подруги все-таки случилось горе, а она смеется. Но Зину такая реакция Джульетты только настроила на воинственный лад:
- Да, смейся, пожалуйста! Вместе с твоим Германом и его Хозяином. Который ни хрена не хочет делать, обладая, по существу, безграничной властью. Ему все надо перед Западом выгородиться: чтобы там, в закормленных благополучных странах, не имеющих ни малейшего понятия о специфике России, не подумали, что мы от них отстаем в области защиты прав человека!
Зина сделала глубокий вдох, чтобы немного передохнуть, и продолжила с еще большей горячностью:
- Надо ж додуматься до такой глупости, чтобы отменять смертную казнь в нашей стране. Чтобы сохранять жизнь всяким Чикатилло и прочим чудовищам, ничего общего не имеющим с человеком!
- Постой, постой, - попыталась вставить свою фразу в гневную филиппику подруги, Джульетта: - Но ведь твой любимый Сталин после войны тоже отменил смертную казнь!
Зина аж зашлась от возмущения:
- Нашла, что сравнивать! При Сталине подонки и пикнуть не смели. Он не побоялся даже воров в законе: собрал их по всей стране и расстрелял. И все - проблема преступности была решена раз и навсегда. Как социализм, построенный в отдельно взятой стране. А что творится сейчас? Заказные убийства, бандитизм, горы оружия по стране в руках у психов и крутых. И при этом на каждого бандита и вора по десять человек из различных правоохранительных органов. Милиция, ФСБ, прокуратура, внутренние войска, ОМОны, СОБры, всех даже не перечислишь. А на улицу выйти опасно. А в квартиры граждан врываются люди в масках и делают с тобой что хотят. И это все для того, чтобы один человек, пусть даже и Президент страны, мог хвастать в своей семье имиджем правозащитника и сторонника западных реформ?! Да кому эти реформы на хрен нужны!
Зина настолько увлеклась, что раскраснелась, следы от недавних слез исчезли. Создавалось такое ощущение, что дай ей сейчас оружие, и она самолично пойдет расстреливать всех, кто сидит в Кремле. Буланова ее так и спросила:
- Я вижу, что ты, как Жанна Д' Арк, готова пойти на баррикады?
- И не только! Русский народ чрезвычайно терпелив. Но не дай Бог  довести его до крайности: бунты в нашей стране всегда были кровавы и беспощадны! Вспомни  Пугачева, Разина и других.
Буланова со страхом посмотрела на подругу, повернулась к иконке, что висела у нее в углу кухни, и незаметно для Зины перекрестилась. Затем подошла к подруге, обняла ее и стала ласково гладить по плечам.
- Успокойся, Зинок, найдем твою шапку. А нет - так Герман новую купит. У него денег много.
Зина немного размякла от такой ласки и нежных слов. Но, всхлипнув, она тихо прошептала:
- Ничего ты, Джуля, не поняла. Вот потому и сидим мы в глубоком дерьме.

Очередное пленарное заседание депутатов Государственной Думы с утра не предвещало ничего неожиданного. На балконах дремали представители прессы и приглашенные. Спикер Думы монотонно вел заседание, как вдруг слова попросил руководитель сравнительно небольшой фракции депутатов «Российский Союз».
- У вас выступление по процедуре, Андрей Леонидович? - поинтересовался председательствующий.
- Да, по процедуре, - ответил депутат.
- Хорошо. Только, пожалуйста, соблюдайте регламент.
Руководитель фракции вышел на трибуну, положил перед собой какие-то документы и начал выступление.
- Уважаемые депутаты! Подняться сейчас на эту высокую трибуну меня вынудили чрезвычайные обстоятельства.
Спикер явно насторожился, услышав эти слова, а зал притих, готовясь к очередному скандалу. И он грянул.
- Мы, депутаты фракции «Российский Союз», неоднократно заявляли, что нынешний правящий режим и лично Президент страны ведут нашу могучую в прошлом державу к развалу и полному уничтожению...
- Андрей Леонидович, - вмешался спикер, - вы просили слова по процедуре заседания, а выступаете с политическим заявлением.
Однако депутаты в зале дружно зашумели: дать ему слово! Дать!
- Ну, хорошо, - был вынужден согласиться с их мнением спикер. - Только прошу вас не переходить на личности и не оскорблять Президента.
- Я благодарю депутатов за поддержку, - продолжил свое выступление руководитель фракции, - присутствующих здесь представителей средств массовой информации прошу максимально полно осветить мое заявление, ибо оно чрезвычайно важно для судьбы страны.
Андрей Леонидович откашлялся, выпил глоток воды из стоящего на трибуне стакана и хорошо поставленным голосом продолжил:
- И теперь такие заявления нашей фракции получили конкретное подтверждение. У меня находятся документы, - депутат поднял внушительных объемов папку и потряс ею в воздухе, - подтверждающие, что Президент, его семья и ближнее окружение занимаются не заботой о судьбе многострадальной страны и ее народа, а решением своих личных, корыстных вопросов.
В зале поднялся шум. Депутаты оживленно переговаривались, раздавались выкрики «позор» и «провокация».
- Товарищи! Господа! Уважаемые депутаты! - силился восстановить порядок в зале спикер. - Я прошу вас соблюдать тишину.
Затем он обратился к руководителю фракции «Российский Союз»:
- Андрей Леонидович! Вы прекрасно знаете, что с такими серьезными обвинениями в адрес главы государства голословно выступать  нельзя. У вас действительно есть подлинники  таких  документов?  Вы  можете предъявить их Генеральной прокуратуре?
- Я давно уже не мальчик, и не позволил бы себе такое заявление, не имея надежных доказательств. Повторяю: президентское окружение подготовило настоящую аферу веку, способную обогатить десятки высокопоставленных чиновников. Суть ее в том, чтобы получить право на долги бывшего Союза, которые исчисляются десятками миллиардов долларов. Создается некая компания, которая монополизирует право собирать эти долги.
Государству возвращаются жалкие крохи, а остальная гигантская сумма, составляющая несколько годовых бюджетов страны, остается у них в карманах.
- А при чем здесь Президент? - раздался вопрос из зала.
- При нем, вернее при ней, этой компании. Он дает разрешение на создание такой структуры под благовидным  предлогом хоть что-то вернуть государству, а его окружение реализует эту аферу века. Здесь, - Андрей Леонидович вновь поднял папку и потряс ею в воздухе, - есть наглядные доказательства, как некий господин Кейман, близкий к дочери Президента человек, будет реализовывать это мошенничество.
В зале вновь поднялся шум. Некоторые депутаты вскакивали со своих мест, что-то кричали и размахивали руками. Операторы ведущих телекомпаний старались заснять все происходящее и не упустить ни одной пикантной детали. А спикер пытался восстановить порядок в зале.
Наконец, ему это удалось, и он, несколько беспомощно, стал вопрошать депутатов:
- Так что будем делать?
- Я предлагаю немедленно вызвать в Думу Генерального прокурора, - ответил Андрей Леонидович. - И вручить ему под роспись эти документы, чтобы срочно провести расследование.
Он немного переждал, пока утихнет шум в зале, и добавил:
- Я прошу депутатов дождаться Генерального прокурора и засвидетельствовать передачу этих важных доказательств. Потому что я, совершенно справедливо, опасаюсь за свою жизнь, пока документы находятся у меня.
- Ну, это уж слишком, - поморщился спикер. - Вы фантазируете, Андрей Леонидович.
- Фантазирую?! - вскричал обиженный депутат. - Вам нужны конкретные примеры? А недавнее покушение на убийство управляющего делами Президента Сабирова? Если уж на него замахнулись, то убрать нежелательного свидетеля-депутата для такой мафии - пара пустяков.
В зале вновь поднялся шум. Теперь уже депутатов было не остановить. Впрочем, спикер и не пытался этого сделать. Он лишь, перекрикивая депутатов, сообщил в микрофон, что за Генеральным прокурором уже послали, и устало махнул рукой, объявив перерыв.
А страсти в зале между тем продолжали бушевать.

На этот раз Треногов пригласил друзей на свою подмосковную дачу. Чуть поодаль от Боровского шоссе, в  живописном сосновом бору за трехметровым бетонным забором с видеосигнализацией высился огромный дворец. В его сорока двух комнатах путался даже сам хозяин, не говоря уже о гостях. Но сегодня им было не до осмотра достопримечательностей богатой виллы. Заговорщики собрались, чтобы обсудить план дальнейших действий.
- Друзья! - несколько торжественно провозгласил хозяин дачи. - Я думаю, что пора приступать к решительным действиям и сместить человека, который привел страну в тупик.
- Вы считаете, что плод созрел? - осторожно спросил Якубов.
- Перезрел! - Считайте сами. Первое: власть Александра Владимировича привела страну к полному обнищанию и зависимости от Запада, и в первую очередь - от Соединенных  Штатов Америки. Второе. Делается все, чтобы лишить великую державу последнего: ее ядерного оружия, которое пока еще сдерживает Запад и заставляет хоть немного, но считаться с интересами России. Ну и третье: Президент настолько болен и неработоспособен, что не может даже физически исполнять свои обязанности.
- То есть, - добавил Сабиров, - говоря словами автора октябрьского переворота в нашей стране Владимира Ильича Ленина, «верхи не могут, а низы не хотят». Налицо революционная ситуация.
 - Но ведь Президента поддерживает Конституция, - включился в спор Альберт Васильевич. - Она написана полностью под Владимира Александровича и защищает его власть со всех сторон. Нас обвинят в ее нарушении!
- Это в вас говорит первый помощник Президента! - рассмеялся Треногов. - А я, глава правительства Москвы, уверен, - что ни народ, ни оппозиция, ни даже тот же Запад уже не поддержат Владимира Александровича. Да и сам он, насколько мне не изменяет память, пришел к власти, нагло спихнув с трона другого Президента.
Все дружно рассмеялись. Хозяин дачи угощал сегодня прекрасным немецким пивом, к которому подали ярко-красных речных раков, и гости то и дело отвлекались на это очень приятное и нужное занятие.
- А что вы предлагаете делать? - поинтересовался депутат Государственной Думы, дожевывая очередного рака.
- То, что вы так мужественно сделали вчера: информационную войну Президенту и его окружению. Ваше выступление в Думе стало мировой сенсацией: его опубликовали или прокомментировали почти все средства массовой информации. Александр Владимирович пока молчит, но это, думаю, от полной растерянности и неожиданности.
- А как начнет действовать, - мрачно сообщил Альберт Васильевич, - от нас всех перья полетят. И от меня в первую очередь.
- Ну ты же у нас Первый! - рассмеялся депутат. - Вот и вылетишь первым!
- Тебе хорошо, - неожиданно обозлился Альберт Васильевич. - Ты защищен депутатским иммунитетом, а я чем?
- Не ругайтесь! - вступил в разговор Сабиров. - Иммунитет в этом деле не спасет. И мой пример -  тому наглядное подтверждение. В меня уже стреляли, внезапно увозили на допрос в прокуратуру и так далее.
- Я дам вам всем дополнительную охрану, - пообещал Треногов. - Мои люди не дадут вас в обиду.
- Киллер везде найдет, - не сдавался Герман. - Меня достал у дома любовницы. Откуда они знали, что я к ней поеду? То-то! Один Кейман с его конторой по прослушиванию всех наших разговоров чего стоит. А сколько таких Кейманов вьется вокруг Нинки?
- Кеймана мы нейтрализуем, - пообещал Треногов. - Я уже дал указание московской прокуратуре начать обыски в его фирмах.
- Да Нинка тут же побежит к папе, и тот запретит любые поползновения в его сторону!
- Альберт Васильевич,- укоризненно произнес в его сторону Треногов, - не преувеличивайте значение дочери Президента. У него тоже мозги есть, и иногда он ими шевелит весьма интенсивно. Если запахнет жареным, если мы найдем подслушивающую аппаратуру и записи разговоров должностных лиц, если об этом сообщим прессе, то и Владимир Александрович побоится ввязываться в скандал. Тем более что ему еще надо от этого скандала отмыться. Так, Андрей Леонидович?
- Именно! - подтвердил депутат Госдумы. - Я уж постараюсь раздуть новый! Тем более что теперь, стоит мне подняться на трибуну, все средства массовой информации слетаются в надежде на сенсацию. За меня будьте спокойны - не подведу, любое сообщение озвучу.
- Итак, решено, - подвел черту под разговором хозяин виллы. - Завтра же  начинаем новое наступление на семью Президента и его окружение. В десять утра все офисы Кеймана в Москве будут арестованы и в них проведены обыски. Будьте, пожалуйста, все на местах: о всех находках сообщу немедленно.
Гости вздохнули, словно с их плеч спустился тяжелый груз, и начали радостно поглощать прекрасное немецкое пиво.

На воре, как известно, шапка горит. Кейман прекрасно знал эту русскую пословицу, и потому чувствовал, как вокруг него сгущаются тучи. Вчерашние лизоблюды-коллеги вдруг куда-то исчезли. Никто не осаждал роскошную приемную его офиса в центре Москвы. А на его настойчивые вопросы влиятельные лица стали отвечать уклончиво и осторожно.
Но главная беда обрушилась совсем не с той стороны, откуда ее можно было ждать. Утром, не успел он подъехать к офису, как люди в масках и с автоматами наверевес окружили его машину. Не очень-то вежливо и не представляясь, вооруженные люди заставили его подняться в кабинет. А там его уже ждали следователи прокуратуры. Они стали задавать такие вопросы, на которые он предпочел бы не отвечать. Но отвечать пришлось.
- Кто вам разрешил проводить у меня обыск? - начал было запальчиво вопрошать владелец фирмы. - Я буду жаловаться в высокие инстанции!
- Хоть самому Господу Богу! - невозмутимо ответил следователь. - Вот санкция на обыск. И, пожалуйста, без эмоций: вопросы здесь буду задавать я!
Кейман резко повернулся от следователя, который вальяжно развалился на его любимом мягком кресле, и бросился к телефону правительственной связи.
Но следователь оказался резвее: он молниеносно вскочил с кресла и прижал ладонью телефонную трубку:
- Не горячитесь: этого делать вам не следует. Сядьте - пока в кресло - и отвечайте на наши вопросы.
Кейман, видя, что сопротивляться бесполезно, с тяжелым вздохом опустился в другое, менее мягкое и предназначенное для посетителей кресло.
- Итак, в ходе обыска в вашей фирме обнаружена импортная прослушивающая аппаратура. У вас есть лицензия правоохранительных органов на ее использование?
- Какая лицензия? О чем, о чем вы говорите? - от волнения Кейман даже начал заикаться и повторять отдельные слова.
- Понятно. Так и запишем в протоколе: занимался незаконной, противоправной деятельностью, ведя прослушивание чужих разговоров.
- Это еще надо доказать! - запальчиво произнес Кейман. - Я лично никого не подслушивал!
- Докажем, не волнуйтесь. Если ваши сотрудники захотят вместо вас сидеть в переполненной тюремной камере - то это их проблемы. Но мой большой опыт следовательской работы подсказывает, что, даже за большие деньги, люди не хотят сидеть за других в тюрьме.
От этой мрачной перспективы Кейман заерзал в кресле, не зная что предпринять. Он опять украдкой посмотрел на заветную «вертушку»: всего один звонок куда надо помог бы сейчас ему решить все проблемы! Но...
- Вот именно! - подтвердил следователь. - И не пытайтесь. Сначала мы дадим делу законный ход, а потом можете звонить куда угодно.
- Это нарушение прав человека. Я требую пригласить моего адвоката!
Следователя будто пчела  в лицо ужалила. Он даже подскочил в кресле и, пожалуй, впервые изменил своей бесстрастности разговора.
- Ах, вам нужны права человека?! А подслушивать главу правительства Москвы - это не нарушение всех прав человека, которые только можно придумать?! Вы что, считаете, что вам все позволено?
- Это не доказано! Это - клевета, клевета!
В это время в кабинет вошел один из бойцов спецотряда.
- Товарищ следователь! В бронированном сейфе, укрытом в подвальном помещении, мы обнаружили эти коробки с кассетами. Посмотрите сейчас или сначала составить опись?
- Ну-ка, дайте я взгляну.
Следователь взял несколько кассет и стал их внимательно рассматривать. Затем радостно воскликнул:
- А вот и доказательства! Так. На этой написано четко и понятно: Треногов. Может, в Москве есть еще много людей с такими фамилиями, но бьюсь об заклад, что господина Кеймана интересовал только один, совершенно конкретный госслужащий с такой фамилией.
И он отложил кассету в сторону.
- А эта о ком? Якубов? Директор Федеральной службы безопасности?! Вот это сюрприз! Большую смелость вы на себя взяли, господин Кейман!
- Якубов, к вашему сведению, бывший директор ФСБ, - поправил его хозяин фирмы, но вдруг прикусил язык.
- Во-во, - еще больше обрадовался следователь. - Значит, вы признаете, что вели подслушивание разговоров, пусть и бывшего, но директора ФСБ? Так и запишем в протоколе при свидетелях.
- Ничего я не признаю, не признаю. И, вообще, не ловите меня на слове. Я делаю официальное заявление: ни на один вопрос отвечать не буду, пока не пригласят моего адваката!
- Будет вам и адвокат, и кофе, и какао с чаем, все будет. А пока продолжим изучение вашей личной фонотеки: уж очень интересные имена на них написаны!
И следователь вынул из коробки следующую кассету.
- Странно: никаких опознавательных знаков: чистая, что ли? - он еще раз повертел кассету в руке и хотел было положить ее обратно в коробку, как вдруг заметил  сбоку сделанную крошечными буквами надпись: «Нина».
- О! Уже и женщины появились! Интересно:  это ваша возлюбленная, что ли? Которой вы не доверяете?
Кейман отвернулся к окну и хранил упорное молчание.
- Мы, конечно, тоже люди, в личные любовные истории не лезем, но сейчас, извините, я при должности: все проверить обязан.
И следователь повернулся к помощнику, ведущему протокол:
- А ну, магнитофон сюда, живо!
- Да вон стереосистема в углу стоит, - показал помощник на навороченный японский магнитофон. - На нем и прослушаем.
- Верно. Господин Кейман, конечно, нам в этом не поможет?
Кейман вдруг встрепенулся и рванул, точно раненая птица, к следователю:
- Я прошу вас, отдайте мне эту кассету! Вы абсолютно правы, абсолютно: это одна из моих девочек. Ну, сами понимаете: вы еще молодой, тоже, наверное, увлекались. Это к делу совершенно, совершенно не относится!
На лице следователя появилось сомнение, и Кейман незамедлил таким обстоятельством воспользоваться. Не обращая внимания, что они не одни, что в кабинете находятся, кроме них, еще два человека, он вдруг кинулся к ящику стола, молниеносно вынул оттуда две увесистые пачки долларов и протянул их следователю:
- Возьмите! Здесь несколько тысяч баксов! Это ваша годовая зарплата, а я дам еще!
Следователь взял протянутые ему доллары и с размаху швырнул ими в лицо Кеймана:
- Покупать меня вздумал, гад?  Думаешь, что в России все продаются? Еще не всех купил?
И повернулся к бойцу спецотряда:
- Воробьев! Будешь свидетелем предложения взятки в  особо крупных размерах должностному лицу. Оформляйте протокол. А ты ставь кассету: послушаем, что, по мнению господина Кеймана, стоит несколько тысяч долларов.
Прошло несколько минут, пока помощник возился с незнакомым ему магнитофоном. Наконец, он нажал кнопку «плэй», и из четырех динамиков, расположенных в разных углах кабинета, послышались четкие и ясно различимые голоса:
«- Папка! Как ты? Без меня тебя и отравить могут!
- Ну что ты, дочка: это исключено».
- Вот это да! - воскликнул следователь. - Да это же говорит наш Президент! Или я уже ничего не соображаю?
- Так точно, товарищ следователь! - подтвердил боец: - И я узнал голос Президента: его ни  с кем не спутаешь!
« - Ты здесь лежишь в изоляции и ничего не знаешь! А между прочим, Якубов замыслил смешать нашу семью с грязью!», - продолжал, между тем, звучать из динамиков голос.
- Воробьев! - приказал следователь. — Немедленно выключи: это государственная, секретная информация. Ну и Нина! Ну и любовница господина Кеймана! Да за такую запись двумя тысячами «зеленых» не откупишься, тут лет на десять тюрьмы потянет. Заканчивайте протокол, делайте опись кассет. А этого фрукта, - следователь кивнул на скорчившуюся в кресле жалкую фигурку Кеймана, - в следственный изолятор. И никаких средств связи с внешним миром: головою мне за него отвечаете.

Ценой невероятных лишений народа, мобилизации на борьбу с фашисткой Германией всех ресурсов и сил страны, героическому сопротивлению Красной Армии немецким захватчикам Сталину удалось переломить ход второй мировой войны в свою пользу. В начале 1944 года уже стало ясно, что ее исход предрешен. Но война еще велась на территории Советского Союза, да и враг был силен и мощен.
В это время Ставка Верховного Главнокомандующего разработала самую мощную операцию не только этой войны, но, пожалуй, и всей человеческой истории - Белорусскую наступательную. Авторами ее, наряду со Сталиным, были два его заместителя - Жуков и Василевский.
Когда проведение операции было обдумано до мелочей, Сталин начал вызывать по одному в Кремль командующих фронтами и ставить им задачи. Наступила пора генерала армии К. К. Рокоссовского.
 - Костантин Константинович, - начал Сталин, как только генерал вошел в кабинет, - вашему фронту отводится особая роль в предстоящей операции.
Верховный Главнокомандующий подошел к большой карте, висящей на стене, и начал указкой показывать Рокоссовскому план действий. Закончив пояснять, он деловито спросил:
- Вам все понятно, товарищ генерал?
- Нет, не все, - неожиданно возразил командующий Белорусским фронтом. - У меня есть другое, собственное решение. Оно очень необычное. Но, считаю, лучше предложенного вами.
Присутствующие в кабинете Жуков и Василевский замерли. Сталин нахмурил брови. Он и два его заместителя, три маршала, выигравшие у немцев уже не одну наступательную операцию, сумевшие остановить мощнейшую в мире армию и заставить ее отступать, все обдумали, взесили, тщательно спланировали. А тут какой-то генерал отказывается выполнять приказ Верховного Главнокомандующего!
Однако Сталин не спешит вновь приказывать. Он решает, что строптивому генералу надо дать время.
- Хорошо, Константин Константинович, - неторопливо заметил Сталин. - Идите в другую комнату и подумайте над своим поведением.
Генерал Рокоссовский выходит. Ему есть над чем подумать. Он знает, как страшно возражать Сталину. Тем более не одному, в присутствии его заместителей и советников. Он уже прошел через допросы в НКВД, сидел в камере смертников. Не хотелось бы повторить это снова.
Через некоторое время Сталин приглашает генерала вновь в свой кабинет.
- Ну что, подумали?
- Подумал, товарищ Сталин.
- Будете выполнять приказ?
- Нет, товарищ Сталин, такой приказ я выполнять не буду. Снимайте меня с должности командующего, срывайте погоны, отправьте рядовым в штрафной батальон.
Сталин с интересом посмотрел на Рокоссовского. У него не было  времени уговаривать генерала, в приемной ждали военные, приглашенные для получения заданий по реализации разработанной операции. Действия командующего фронтом явно не одобряют его заместители Жуков и Василевский. Но он не спешит применять строгие меры.
- Даю вам, товарищ Рокоссовский, еще время подумать. Идите.
Генерал вновь выходит в приемную. На него с интересом смотрят находящиеся там генералы, полковники, командующие фронтами. Они не могут понять, почему Рокоссовский то и дело выходит из кабинета Сталина, ничего не делает и возвращается в него вновь.
А Константину Константиновичу действительно есть о чем задуматься. Он не погрешит против своей чести и совести, если согласится выполнить приказ Верховного Главнокомандующего. Исход войны уже предрешен, речь идет только о сроках и цене победы. В конце концов, можно будет после смерти Сталина написать в мемуарах, как тот ошибался, а у него было в данной ситуации другое, блестящее решение, но глупый диктатор его не понял и не оценил.
Долго думал Рокоссовский. Да и Сталин на этот раз не спешил вызывать его вновь. Наконец, через полчаса, генерала пригласили войти.
- Ну что? - хитро прищурился Сталин. - Будешь выполнять приказ Верховного Главнокомандующего?
-  Нет. Не буду.
Жуков напряженно подался за столом вперед, ожидая вспышки сталинского гнева. Василевский скептически усмехнулся, видимо, предполагая, что теперь Рокоссовскому долго не придется ничем и никем командовать.
Но Сталин принимает неожиданное решение:
- Хорошо, Константин Константинович, действуйте.
Жуков вскочил из-за стола, пытаясь возразить, что план Белорусской наступательной операции согласован почти со всеми командующими фронтами. Но Иосиф Виссарионович не дал ему высказаться:
- Я чувствую, что в плане, предложенном товарищем Рокоссовским, есть больше вероятности победы. Товарищ Жуков, разработайте детальную операцию по схеме, предложенной командующим Белорусским фронтом.
Действия Рокоссовского в Белорусской наступательной операции оказались блестящи. Вот как оценил это немецкий генерал-лейтенант Зигфрид Вестфаль: «В течение лета и осени 1944 года немецкую армию постигло величайшее в ее истории поражение, превзошедшее даже сталинград. 22 июня русские перешли в наступление на фронте группы армий «Центр». Эта группировка армий была уничтожена».
Ему вторит генерал-полковник Гудериан: «В первый день 25 немецких дивизий попросту исчезли».

На этот раз премьер-министр не стал ожидать аудиенции у главы государства. Он примчался в загородную резиденцию Президента и потребовал доложить, чтобы его немедленно приняли.
Александр Владимирович только поднялся с постели, еще не завтракал и потому пребывал в плохом настроении. Но не принять Громова не посмел. Хотя и вышел к нему в гостиную в домашнем халате и штанах с начесом, чтобы подчеркнуть, что нельзя его так рано беспокоить.
Но премьер-министр на этот раз не стал рассыпаться в извинениях. Наоборот, он выглядел непривычно агрессивным и разъяренным. После быстрого рукопожатия он достал из  «дипломата»  несколько  аудиокассет и положил их на стол.
- Что это? - недоуменно произнес Александр Владимирович, кивнув в сторону кассет. - Я сегодня подарки не принимаю.
- А это не вам подарки. Это для меня сюрприз приготовили.
- Выражайтесь яснее, раздраженно бросил Президент. - Я из-за вашего внезапного визита даже позавтракать не успел. С вами так и язву заработать можно.
Но Громов не обратил никакого внимания на ворчание Президента. И даже перешел в наступление:
- В общем, так, Александр Владимирович: или я, или он!
Президент от удивления даже рот раскрыл:
- Да о ком вы говорите? Что за ребусы с утра мне предлагают решать!
Громов, видимо, понял, что надо сначала все объяснить. И начал рассказывать уже более спокойно:
- Это, - он кивнул на лежащие на столе кассеты, - аудиозапись моих телефонных разговоров. Провел эту несанкционированную прокурором операцию небезызвестный вам господин Кейман.
- Кто такой Кейман? Не знаю я никаких Кейманов.
Премьер-министр был вынужден дать пояснения.
- Возможно, к вам его приводила дочь.
- А, - вспомнил Александр Владимирович. - Да, Нина знакомила меня с одним субъектом. Маленький, полный и противный.
Громов даже улыбнулся, настолько понравилась ему характеристика, данная Кейману.
- Он самый. Так вот, Александр Владимирович: я считаю недопустимым, чтобы частное лицо прослушивало разговоры главы правительства!
- Конечно, недопустимо, - согласился Президент. - А что делать-то?
От удивления премьер-министр даже некоторое время не знал, что ответить. Наконец, он запальчиво воскликнул:
- Да сажать таких надо!
Александр Владимирович крякнул и почесал рукой в затылке:
- Попробуй посади: а у него этого компромата несколько коробок припасено. И в любой момент он их запросто в средства массовой информации сбросит.
Настала пора вновь удивляться гостю. О чем он незамедлительно и сообщил хозяину дома:
- А чего вы боитесь? Пусть публикует: за клевету еще несколько лет дополнительно получит.
Но Александр Владимирович не стал разубеждать своего премьер-министра. Видимо, у них были разные понятия, чего стоит бояться и кто в чем замешан.

В здании Генеральной прокуратуры на Большой Дмитровской Сабиров уже один раз побывал. Правда, тогда его вызвали в качестве свидетеля по делу подчиненного. И задержали на двое суток. Поэтому теперь, когда ему позвонил сам Генеральный прокурор и вежливо, но настойчиво попросил приехать к нему в кабинет, Герман Антонович насторожился. И даже попытался прозондировать причину.
Однако Генеральный прокурор ответил коротко: «Разговор есть»,- и положил трубку.
Вопреки тревожному предчувствию, управляющего делами Президента встретили в здании прокуратуры вежливо и предупредительно. Его тотчас проводили в кабинет Генерального прокурора.
- Здравствуйте, здравствуйте, Герман Антонович, - почти радостно приветствовал его хозяин кабинета.
- Добрый день, Михаил Иванович, - поздоровался Сабиров и внимательно осмотрелся. Он был в этом легендарном кабинете первый раз и словно примеривался к нему и своим ощущениям.
Генеральный прокурор заметил такой интерес и тотчас отреагировал:
- Ищете тень старого? Да, в этом кабинете находился в свое время и Вышинский - верный пес диктатора Сталина. И даже отделка ореховым деревом сохранилась. Но и только. Теперь здесь все дела решаются в строгом соответствии с законом. Он - главное мерило всего, что происходит в стране.
- Стоит ли лукавить? - не выдержал Сабиров. - Вы прекрасно знаете, что в нашей стране всегда правили не законы, а люди. Давайте лучше ближе к делу: зачем вызывали?
Михаил Иванович вздохнул, точно его принудили к исполнению неприятной обязанности, и все же предложил:
- Чаю, кофе, прохладительных напитков желаете? Весна на дворе - меня, например, сейчас просто замучила жажда.
Он подошел к окну и распахнул одну из створок. В кабинет сразу ворвался шум недалекой улицы, скрежет шин многочисленных автомашин и даже голоса птиц.
- Видите, центр Москвы, а птицы вовсю заливаются. Это к добру.
- Да, - согласился Сабиров. - Только птицы и поют бесплатно, так что пить я у вас ничего не буду.
- Как хотите, - сухо ответил Генеральный прокурор. - Тогда действительно перейдем к делу. Мне бы хотелось уточнить, сколько денег было выделено управлению делами на ремонт кремлевских апартаментов.
- Вы имеете в виду средства, выделенные на реставрацию здания бывшего Сената, памятника архитектуры федерального значения?
- Вот именно. Здания, где размещены кабинеты и другие помещения Президента.
- Но, во-первых, это служебная тайна. А во-вторых, такую справку вы могли бы взять в управлении делами и без вызова меня сюда. Вы сами прекрасно понимаете, что я не могу помнить всех цифр.
Генеральный прокурор понимающе кивнул головой, но вслух произнес совсем не то, что ожидал Сабиров.
- А в-третьих, сэкономленные на реставрации огромные средства аккуратно покидали Россию и оседали на счетах заграничного банка.
Наступила немая сцена. Михаил Иванович молчал, потому что ожидал ответа. А Герман Антонович - потому что лихорадочно соображал, что еще известно Генеральному прокурору.
Наконец он прервал затянувшееся молчание.
- Вы, конечно, понимаете, что без ведома Самого я не предпринимаю никаких действий? В том числе, и по части, как вы выразились, сэкономленных средств.
Хозяин кабинета кивнул головой.
- И потому, - уже более уверенно продолжил управляющий делами, - если какие средства и были куда переведены, то не по моей воле.
Михаил Иванович кивнул и на этот раз. И опять обманул ожидания Сабирова:
- Но суду вы это объяснять не станете, не так ли? И потому в данном конкретном случае виноватым в нарушении расходования государственных денег будете только вы.
Сабиров понял, что попал в ловушку, ему ничего не осталось, как раскрыть карты:
- Чего вы от меня хотите?
- Я лично?! - удивился Генеральный прокурор. - Абсолютно ничего! Вы знаете, как прекрасно я к вам отношусь! Кстати, привет вашей дражайшей супруге - как ее здоровье?
- Спасибо, не жалуется, - сказал Сабиров, а сам подумал:
«Хорошо, хоть Джульетту не упомянул: наверняка старый лис и о ней знает!»
- Но вы понимаете и другое, - продолжил Михаил Иванович,- что я нахожусь на государевой службе. И неволен в своих желаниях и поступках. Вам же меня попросили передать: если вы и дальше будете продолжать приватные, скажем так, встречи с известным политиком и уважаемым человеком в столице, то этот материал будет запущен в уголовное производство.
Хозяин кабинета выдержал паузу и уточнил:
- Вы поняли, кого я имею в виду? Ну, большого любителя футбола, скажем так.
- Понял, конечно, - громко сказал Сабиров. - Значит, встречаться с Треноговым вы мне не советуете?
Михаил Иванович испуганно заозирался вокруг и всплеснул руками:
- Да тише вы! Я же не называл вам никаких фамилий. А выводы делайте сами.
Сабиров понял, что не стоит беспокоить служителя закона, и потому поспешил согласиться:
- Конечно, Михаил Иванович, конечно. Я сделаю выводы.
- Ну, вот, - обрадованно поспешил закончить беседу Генеральный прокурор. - Я знал, что вы - человек понятливый и разумный. И закончим с этим.
Он встал из-за стола, за которым секундой раньше восседал грозно и назидательно. Поспешил к журнальному столику, на котором стояла бутылка «Фанты», с жадностью осушил целый стакан желтоватой жидкости. Затем, чтобы сгладить неловкость от законченного, неприятного ему разговора, начал быстро и чересчур возбужденно рассказывать:
- Лично у меня к вам всегда было хорошее отношение: мы ведь с вами из одного круга! Я вспоминаю анекдот про солдата, который спас царя Николая от смерти во время покушения. Благодарный самодержец решил его отблагодарить. Спрашивает: говори желания, все исполню. Ну, тот растерялся, просит родителей повидать в деревне. Царь смеется: ты что-нибудь посущественней пожелай. Солдат Долбоносов осмелел: хочу жениться на дочке нашего майора: люблю ее больше жизни! Тут же к царю вызывают майора и передают ему приказ царя. Тот государю в ноги: не позорь, не родни с простым солдатом.
Михаил Иванович сделал небольшой перерыв, чтобы утолить жажду, и осушил еще один стакан газировки. Сабиров без всякого интереса слушал рассказ Генерального прокурора, не понимая, куда тот клонит.
- Царь и говорит: майор Иванов, генерал Долбоносов просит руки твоей дочери. Тот снова: не позорь, государь, я - дворянин, мы с ним из разных кругов общества. Майор Иванов, мой лучший друг генерал Долбоносов просит руки твоей дочери.
Михаил Иванович сделал паузу, чтобы придать больше пафоса заключительному аккорду, и продолжил:
- И тут солдат Долбоносов вдруг восклицает: - Коля, да брось ты торговаться: что мы с тобой бабу, что ли, не найдем? Каково, а?
Вопреки его ожиданию, Сабиров никак не отреагировал на этот анекдот. Он встал с кресла и, не протягивая руки товарищу из своего круга, коротко сказал:
- До свидания.
И вышел из кабинета.
А Михаил Иванович еще долго смотрел ему вслед, пока, наконец, не  произнес вслух:
- Долбоносов. Типичный солдат Долбоносов, не знающий чувства меры и благодарности.

Весна в этом году наступила раньше обычного и застала Буланову врасплох. На улицах Москвы почти не осталось льда и снега, в каждом самом крошечном парке и дворовой площадке вовсю распевали птицы, а ветки деревьев неожиданно приобрели зеленоватый и красноватый оттенки, показывая, что скоро пора появиться и первым листочкам.
За своими повседневными хлопотами, бесконечными тревогами за судьбу многострадального Германа, выполнением очередных политических заказов на статьи она не успела обновить свой гардероб и сейчас с ужасом заметила, как безнадежно отстала от последней моды..
Денег на то, чтобы модно и со вкусом одеться, у нее было достаточно. Конечно, не от своих гонораров и зарплаты в газете, которых в этом, одном из самых дорогих городов мира ей хватало лишь на каждодневные расходы. Щедрый любовник не ограничивал свою возлюбленную в средствах. Но не было главного - времени. И вот теперь, когда пахнуло долгожданным теплом, когда, казалось, весь город в один миг стал спешно менять зимний наряд на легкую летнюю одежду, она поняла, что дальше с этим архиважным делом тянуть нельзя.
Она позвонила Зине на работу, и та спешно прибыла к ней, чтобы вместе отправиться в поход по магазинам.
- Как думаешь, Зинок, куда нам сначала отправиться?
- Если у тебя есть «франклины», то, конечно, в бутик «Кензо» Петровского пассажа.
- Что-что у меня есть? - не поняла Джульетта. - Какие франклины?
- Да это доллары так называют! - довольная произведенным эффектом засмеялась Зина. - Надоели эти разные «баксы», «зеленые» и так далее. А Франклин - это американский  президент, портрет которого изображен на стодолларовой купюре. Поняла, темнота ты некультурная?
- Быстро же ты из провинциальной библиотекарши с двумя минимальными размерами оклада превратилась в столичную львицу! А уж про этот самый магазин я даже не слышала!
- Все надо делать через приличный шоппинг, - с деловым видом заметила явно польщенная Зина.
- Прошу в моем доме не выражаться! - весело рассмеялась Буланова.
Похоже, весна делала свое привычное дело: настроение у подруг было приподнятым, им хотелось немедленно куда-то отправиться, делать покупки, наряжаться, нравиться мужчинам. И потому, как только они допили свой кофе, сразу же поспешили на улицу.
До знаменитого Петровского пассажа, галереи магазинов которого стали самыми дорогими в столице, подруги пошли пешком, благо и погода была хорошая, солнечная, и добираться было недалеко.
Они миновали Центральный рынок, неторопливо прошли Цветным бульваром и, выйдя на Неглинную, свернули в проходные дворы.
Бутик «Кензо» встретил подруг с распростертыми объятиями. К ним сразу поспешили две приветливые продавщицы, которые именовали себя менеджерами, и стали наперебой предлагать новинки сезона.
Одна из них почему-то сразу обратила внимание на Буланову и смело предложила ей именно то, что считала наиболее подходящим:
- У нас как раз поступила коллекция одежды «Моя нежная подружка»: думаю, она идеально подходит для вас.
- Как вы угадали? - изобразила интерес Зина. - Это как раз для нее: мне она хорошая подружка, а своему любовнику - нежная.
- И что это такое? - смущаясь спросила Джульетта.
- О, - застрекотала менеджер бутика, - это просто шик! Открытый топ, широкая юбка и полупрозрачный хитон, который, впрочем, прикрывает как раз те места, которые демонстрировать необязательно.
- Да? - только и смогла заметить Буланова.
- Кроме того, на вас очень эффектно будут смотреться брюки-шаровары из шелка с высокой талией. А к ним можно подобрать блузку из органзы - тонкой полупрозрачной ткани - с длинными рукавами на широких манжетах и эффектным рядом крохотных пуговок на лифе. Примерьте, пожалуйста.
- И сколько это будет стоить? - все-таки поинтересовалась Буланова.
- О, сущие пустяки. Учитывая эксклюзивный характер данной коллекции, юбка обойдется всего за триста долларов, шаровары за двести пятьдесят...
- Зина, пойдем отсюда, - потянула за рукав Джульетта свою подругу.
Давно она не испытывала такого стыда. Всем своим нутром Буланова чувствовала, каким презрительным взглядом провожает их менеджер-продавщица эксклюзивного бутика. Но желания платить баснословные суммы за полупрозрачные брюки-шаровары она не хотела.
- Что же ты не сказала мне, что здесь такие бешеные цены! - упрекнула она подругу, как только оказалась за порогом злополучного магазина.
- Я думала, что ты будешь расплачиваться по пластиковой карточке Германа: у него денег все равно куры не клюют.
- Нечего считать деньги в чужом кармане, - разъярилась Буланова. - Да и я не желаю чувствовать себя приживалкой: я независимая женщина, которая сама зарабатывает себе на жизнь!
- Да разве это жизнь! - горестно вздохнула Зина. - На наши гроши в месяц даже одной блузки из этого шикарного бутика не купишь. Представляешь, какая мука для женщины видеть всю эту роскошь и не иметь возможности ничего купить!
- Представляю! - уныло согласилась Джульетта. - Я надеялась, что Треногов мне за ту статью «франклинов», как ты выражаешься, подкинет. Черта лысого! Стоило заказному материалу пройти в газете, как он и думать обо мне забыл!
- Ну так отомсти ему! - предложила подруга. - Напечатай что-нибудь против: сразу ты потребуешься. Тогда и счет можно будет предъявить.
- А что, это мысль! У меня есть кое-что, что может не понравиться этому жлобу, не собирающемуся платить по своим счетам. Тогда за работу? Глядишь, скоро мы сможем в таком бутике чем-нибудь себя порадовать!
И подруги, словно с ними и не произошло несколько минут назад досадного конфликта, весело зашагали домой.

Блестяще проведенная генералом Рокоссовским операция на Западном фронте показала всему миру, что поражение гитлеровской Германии в войне с Советским Союзом неизбежно. Но сообщения советских сводок о количестве захваченных пленных были настолько ошеломляющи, что западные союзники Сталина выразили сомнение в их достоверности.
Иосифу Виссарионовичу только что принесли обзор западной прессы с такими сомнениями. Он внимательно прочитал подготовленные переводы и задумался.
Пригласил к себе Молотова, которому доверял больше остальных и с которым всегда советовался с первым.
- Вячеслав Михайлович, - неторопливо, раскуривая трубку, произнес Сталин. - Генерал Рокоссовский обеспечил нашей армии блестящую победу в Белорусской операции. И, думаю, он заслуживает присуждения ему высокого звания «Маршал Советского Союза».
Министр иностранных дел озабоченно посмотрел на вождя. Он не понимал, почему Верховный Главнокомандующий советуется с ним по такому, казалось бы, сугубо военному вопросу. Но доверие диктатора всегда льстило ему, и потому он заметил:
- Думаю, что это самое грандиозное событие Великой Отечественной войны, даже более важное, чем высадка союзников в Нормандии. Считаю, что маршал Рокоссовский заслуживает и звания Героя Советского Союза.
- Правильно считаете, Вячеслав Михайлович, - согласился Сталин. - Я не дал ему Золотой Звезды ни за Смоленск, ни за Москву, ни даже за Сталинград, хотя следовало бы. Но гений Константина Константиновича в Белорусской операции - вопреки мнению товарища Сталина, Жукова и Василевского - заслуживает такой награды.
Сталин прошелся по кабинету, посмотрел в окно на Соборную площадь Кремля и вдруг неожиданно заметил:
- Но как нам убедить наших союзников в правдивости результатов этой гигантской победы? Они отказываются верить, что потери германских войск составляют почти миллион человек.
Он немного помолчал и, не дожидаясь ответа Молотова, добавил:
- Правильно, надо показать немецких пленных всему миру! Проведем их по улицам Москвы, пусть посмотрят на хваленую гитлеровскую армию.
 И тут же, подойдя к столу, начал отдавать распоряжения по телефону:
- Провести колонны германских солдат по Москве. И не отощавших, из лагерей, а свеженьких, с полей сражений. Во главе колонн - немецких генералов и целые полки офицеров. А замыкать шествие должны поливальные машины. Чтобы очистить улицы от грязи и вони подошв фашистских захватчиков. Что, нет бензина? Приказываю выделить его из неприкосновенного резерва Ставки. Как для боевой операции.
Молотов с восхищением глядел на Верховного режиссера, который в любой ситуации находил верный и эффективный способ показать миру свои достижения и победы.

Треногов был буквально взбешен: получить плюху с этой стороны он никак не ожидал.
Глава московского правительства со злостью швырнул на стол свежий номер газеты администрации Президента, где ему был посвящен целый «подвал».
«Да что это за продажная шлюха такая! - кипел в душе Треногов. Без всяких лишних уговоров согласилась выполнить мой заказ, а теперь с такой же легкостью поливает грязью меня! Ну и Герман: нашел же себе заразу!
Он повернулся к приставному столу, уставленному телефонными аппаратами, и решительно набрал номер Сабирова.
- На его счастье, управляющий делами Президента оказался на месте.
- Привет, - не слишком радостно буркнул Треногов. - Читал?
- Что?
- Как что? Статью, в которой твоя пассия меня грязью поливает!
- Не может быть!
- Может, да еще как: ее бы  энергию, да в мирных целях использовать.
Герман Антонович на другом конце провода на мгновенье задумался. Потом осторожно заметил:
- Насколько я знаю Джульетту Степанову, просто так она ничего не делает. Сознательно стать против тебя она тоже вряд ли посмеет. Значит, есть какая-то причина.
- Вот именно - причина. Надо встретиться и выяснить.
Я тоже так думаю. Тем более, что у меня есть новость. И к сожалению, только одна и плохая.
- Тогда разыскивай свою Пандору, и сам знаешь, куда ехать. Встретимся через час.

Не верьте слухам, пока их не начнут опровергать. Александр Владимирович давно понял эту простую истину. И, когда он прочитал в сегодняшнем номере газеты администрации Президента статью журналистки Булановой о Треногове, понял, что пора действовать.
Он вызвал к себе первого помощника, который давно изнывал от безделья у него в загородной резиденции.
- Альберт Васильевич, - начал он грозно, - почему меня не знакомят с прессой?
- Да вы же все время заняты...
- Нечего меня учить, чем и когда я занят! - еще более грозно оборвал Президент помощника.
Но тут вдруг сменил гнев на милость:
- А что представляет собой эта журналистка... как ее... сейчас посмотрю. Да, Буланова.
- Понятия не имею, - не моргнув глазом, солгал первый помощник. - Я же не могу лично знать всех журналистов Москвы.
- А следовало бы: она работает не где-нибудь, а в газете Президента.
Александр Владимирович еще раз развернул газету, посмотрел статью и удовлетворенно хмыкнул:
- Талантливая, видать, женщина: разделывает этого Треногова под орех. Столько чувствуется личной злости на него, что прямо дух от удовольствия захватывает! Вот как надо писать о тех, кто при живом Президенте на его место метит!
Альберт Васильевич предусмотрительно промолчал. А Президент сидел, устремив задумчивый взгляд в окно, за которым вовсю бушевала весна. Вдруг он встрепенулся и спросил:
- Но кто стоит за этой статьей? Кто заказал и оплатил?
- Мы ей ничего такого не заказывали, - испуганно пролепетал первый помощник.
- Да знаю я, - досадливо поморщился Александр Владимирович. - Разве вы на такое способны? У курей и то мозгов больше, чтобы сообразить, что нужно их хозяину. Ладно, не обижайся - это я так пошутил. Слушай, а пригласи-ка эту Буланову ко мне: очень интересно будет с ней поговорить и все выяснить. Хорошая мысль.
- Александр Владимирович, - бросился спасать себя первый помощник. - Да разве это ваш уровень?! Да таких журналисток в Москве миллион!
- Что это ты так разволновался? - подозрительно покосился на него Президент. - Или она твоя любовница?
- Альберта Васильевича бросило в дрожь.
«Неужели знает? - молниеносно пронеслось у него в голове. - Тогда Герману каюк. И мне вместе с ним!»
Но вместо этого он произнес почти спокойным голосом:
- Слушаюсь, Александр Владимирович! Разыщем и немедленно доставим сюда.
- Ну, хорошо: ступай.
И Президент углубился в созерцание весеннего солнечного дня в прекрасном парке его загородной резиденции.

Для Джульетты Степановны Булановой, корреспондентки газеты «Курсом реформ», видимо, наступил звездный час. В течение всего десяти минут ей было адресовано несколько важных правительственных звонков. Растерянный главный редактор газеты не успел выполнить одно поступившее распоряжение из Управления делами Президента, как последовал новый звонок по аппарату правительственной связи, еще более важный. Теперь ее уже разыскивал первый помощник Президента, чтобы немедленно доставить к главе государства.
«Надо же! - мысленно завидовал своей сотруднице главный редактор. - Тут я, отвечающий за газету, ни разу не встречался с Президентом, а какую-то вздорную, смазливую бабенку из провинции, к тому же устроенную в редакцию по блату, хочет видеть Сам! Воистину неведомы твои дела, Господи!»
К его счастью, Буланова оказалась на рабочем месте. Главный редактор, прежде чем сообщить новость, решил выведать подробности для себя. Поэтому ласково, с заговорщицким видом, спросил:
- Джульетта Степановна, вы уже знаете эту новость?
Буланова настороженно посмотрела на начальника. Прежде он никогда не говорил ей «вы», что, впрочем, и не было принято в редакции, где было модно называть друг друга «старик». И потому она выглядела растерянно и совершенно правдоподобно.
Это несколько успокоило главного редактора. И он, уже более буднично, сообщил:
- Тебя вызывает Президент.
Настала пора удивляться Булановой.
- А что я ему такое сделала?
- Это уж тебе лучше знать, - вновь насторожился начальник. - Русское дореформенное право, как тебе, наверно, известно, имело такую формулировку: «оставить в подозрении». И этого было достаточно, чтобы испортить всякие отношения и карьеру. Так что если не хочешь испортить наши отношения, рассказывай сама как на духу.
Джульетта фыркнула, точно ее уличили во лжи, и сама пошла в наступление:
- А в средние века продажа священства и честности именовалась «восхоте хиротонисатися во мзде». Так что я не хочу продаваться ни за карьеру, ни за деньги.
Главный редактор понял, что переборщил, и поспешил отступить:
- Ладно, не злись: я не подозревал тебя в подлости. И знаю, что ты не метишь на мое место. Но, согласись, моих сотрудников не каждый день вызывают к Президенту и посылают за ней личный «членовоз» главы государства.
- Что, и бронированный лимузин ручной сборки за мной пришлют? - оживилась Буланова.
- Ох, уж эти бабы! Для вас тряпки и такие мелочи важнее дела!
Видимо, начальник Булановой окончательно убедился, что она находится в таком же неведении относительно целей приглашения, как и он сам, и поэтому, махнув рукой, вышел из кабинета.
Напрасно Сабиров ожидал Джульетту в условленном месте: ее не было ни через двадцать минут, ни через полчаса. Наконец, понимая, что может опоздать на встречу с Треноговым, он позвонил в редакцию еще раз.
- К сожалению, ничем помочь вам не могу, - вежливо отозвался главный редактор. - Джульетты Степановны сейчас нет в редакции.
- Где же она?
- Я не могу вам об этом сообщить.
- Черт возьми! - не выдержал Сабиров. - Я, в конце-концов, управляющий делами Президента и имею право знать, где находится сотрудник президентской газеты!
- Не волнуйтесь, Герман Антонович! - ответил главный редактор. Чувствовалось, что он что-то знает, но не желает об этом сообщать. - Если она сочтет нужным, то непременно ответит на этот вопрос сама.
Понимая, что ничего не добьется от чиновника, воспитанного в  лучших традициях пар-тийно-советской школы, Герман решил позвонить Зине. Лучшая подруга наверняка должна быть в курсе. Так оно и случилось. Не успел он набрать номер, как услышал в ответ взволнованный голос хранительницы архивов:
- Герман Антонович, наконец-то! Джуля не смогла позвонить вам, так как вы уже уехали, и просила сообщить об этом меня: ее срочно вызвал Президент!
- Кто?! - не поверил своим ушам Сабиров.
- Президент. Александр Владимирович. Так что езжайте на свою встречу один.
Большего она сообщить не  могла, да Герману этого было и не нужно. Рой самых разноречивых мыслей и догадок  всплыл у него в голове. Он молниеносно пытался сопоставить факты, вспомнить подробности предыдущих встреч с Президентом, но ничего не указывало на характер предстоящего разговора его любовницы с главой государства. Пришлось предоставить все воле случая, а самому мчаться к Треногову. Хоть с тем можно было излить душу и отсеять тревожные мысли.
Глава московского правительства уже был на месте и недовольно ждал гостя.
- Опаздываешь, Герман! У меня время тоже на вес золота!
- Прошу извинить: чрезвычайные обстоятельства.
Треногов подозрительно покосился на управляющего делами. Затем язвительно заметил:
- Поменьше тренируй свой член, тогда и на дела время останется.
В другой раз Сабиров принял бы это за комплимент и весело рассмеялся. Но сейчас ему было не до этого. Он лишь нахмурился и спокойно отчеканил:
- Я тебе тоже мог бы напомнить одну истину: такие люди - и без наручников. Но не будем сейчас выяснять, кто больше виноват: Джульетту срочно пригласили к Президенту!
Треногов даже поперхнулся глотком коньяка, который только что пригубил, смакуя и наслаждаясь ароматным французским напитком.
- Кто?! Александр Владимирович?!
- Ну не я же? И не ты. Мы пока с тобой только мечтаем о президентстве.
- Понятно, - растягивая это слово, медленно произнес Треногов, хотя ему было все совсем не понятно. - Как ты думаешь, зачем он это сделал? Может, эту гнусную статью про меня она по его заказу написала?
- А ты поменьше коньяку пей, - съязвил в ответ Сабиров, - и думай, что говоришь!
Похоже, что оба были изрядно рассержены и уже не выбирали выражений. Первым опомнился Треногов и пострарался как можно мягче произнести:
- Давай не будем ссориться: это только на руку нашим врагам. Я, конечно, тебя понимаю: Джульетта - твоя любовница. Но женщины так устроены, что порой и сами не понимают, что делают. По крайней мере нам с тобой абсолютно непонятна причина ее поступка.
-  Да, - был вынужден согласиться гость. - От Джульетты всего ожидать можно. Женщина с характером, независимая. Так что лучше узнать причину появления этой статьи от нее самой. А меня тревожит вот еще что. Вчера меня пригласил Михаил Иванович.
- Вот как? - оживился Треногов. - И что от тебя надо Генеральной прокуратуре?
- Совсем немногого: чтобы я не поддерживал тебя и больше с тобой не встречался.
- А в ответ они предложили?
- Что не дадут ход материалам о поступлении части бюджетных средств, выделенных на ремонт кремлевских апартаментов Президента, на один из зарубежных счетов.
Треногов присвистнул.
- Ну ты и влип! Зачем тебе эти деньги потребовались?
Сабиров даже вперед подался, так его обидели слова хозяина виллы.
- Ты что - в самом деле думаешь, что эти деньги пошли мне?!
- Значит, Самому? Да, ну и дела.
- В том-то и вопрос. Но доказать обратное я не могу. Просто я честно исполнил президентское поручение.
- С чем тебя и поздравляю.
- Спасибо.
Они помолчали несколько минут, в течение которых и гость не отказал себе в удовольствии выпить прекрасного качества коньяку. Затем Сабиров подытожил:
- Так что встречаться нам с тобой теперь надо пореже и поконспиративнее. Кстати, есть результат от проверки фирм этого Кеймана?
- Еще какой! Только боюсь, Генеральная прокуратура не даст ходу этим материалам.
- Так у тебя своя есть, московская.
- А толку? Она ведь тоже Генеральной подчиняется. Пока Президент  не даст «добро», с головы этого Кеймана волос не упадет.
- Вот тебе и страна всеобщей демократии, - невесело усмехнулся Герман. - Воровать нельзя, но в пределах нормы - можно. Перед законом правы все, но есть особо приближенные, для которых закон не писан. И так далее, и тому подобное.
- Ладно, не будем скептиками. Мы для того все это и затеяли, чтобы навести в стране порядок. Уверен, что своего мы добьемся. Не побоишься и дальше со мной идти?
- Мне уже бояться нечего: стрелять в меня стреляли, допросами и прокуратурой пугали. Вот разве что еще любовницу Сам отобьет?
- Думаю, Александру Владимировичу сейчас  не до любви. Он бы с удовольствием на отдых ушел, да семейка не пускает. Опять же разные кейманы  кружили, власти и денег себе требуют. Тут уж не до государства, любви и народа.
Сабиров не мог с этим не согласиться. Он тоже участвовал в таком использовании государственной власти Александром Владимировичем. Но не уходил со своей должности, по-лагая, что только на ней и сможет что-то изменить.

Как бы ни считали Иосифа Виссарионовича Сталина жестокосердным и не знающим отцовских чувств, почти всю войну с немцами его терзали мысли о сыне. Его смерть на поле боя была бы для вождя огорчительным, но не самым худшим вариантом. Особенно учитывая то обстоятельство, что и немцы, и мировая пресса развернули большую шумиху по поводу пленения сына диктатора.
С немецких самолетов на всех фронтах сыпался настоящий дождь листовок с портретами старшего сына Сталина и призывами сдаваться в плен, так же как это сделал он. В мировой прессе вовсю расписывались скандальные публикации о проживании Якова Джугашвили в роскошном берлинском отеле «Адлон». Немецкое радио без устали давало сообщения о перебежке старшего лейтенанта к гитлеровцам.
Невыносимые мысли, что этот плен неспроста, что кто-то надоумил его слабовольного сына отомстить таким жестоким образом отцу за собственные жизненные неудачи,  сверлили мозг Сталина.
Сдался сам или сдали преднамеренно, с далеко идущими планами? - вот что было теперь для него главным.
И только сегодня, в марте 1944 года, за несколько недель до окончания Великой Отечественной войны, Берия принес ему первое официальное сообщение о том, как это было на самом деле.
«В конце января с.г., - читал сейчас Сталин лежащий на его столе в кремлевском кабинете документ, - Первым Белорусским фронтом была освобождена из немецкого лагеря группа югославских офицеров. Среди освобожденных - генерал югославской жандармерии Стефанович, который рассказал следующее. В лагере «Х-С» г. Любек содержался ст. л-т Джугашвили Яков, а также сын бывшего премьер-министра Франции капитан Роберт Блюм и другие. Джугашвили и Блюм содержались в одной камере. Стефанович раз 15 заходил к Джугашвили, предлагал материальную помошь, но тот отказывался, вел себя независимо и гордо. Не вставал перед немецкими офицерами, подвергаясь за это карцеру. Газетные сплетни обо мне - ложь, говорил Джугашвили. Был уверен в победе СССР. Написал мне свой адрес в Москве: ул. Грановского, д. 3, кв. 84. Берия».
Сталин откинулся в кресле и облегченно вздохнул. Эти достоверные сведения снимали с его души тяжкий груз. Значит, его сын вел себя достойно и не опозорил отца, руководителя великой державы. Как можно спрашивать с других, считал Сталин, призывать их выполнять свой воинский долг, если твой собственный сын добровольно сотрудничает с врагом?
Стареющему диктатору эти теперь уже ничего не дающие в практическом смысле сведения были крайне важны. Он ведь не раз за это время был на грани принятия самых противоречивых решений.
Первое из них - отправить сноху - жену Якова в Сибирь - он принял почти без колебаний. По закону того времени близкие родственники сдавшихся в плен врагу ссылались. Сталин приехал на Дальнюю дачу, где в это время находилась его внучка Галя - дочь Якова и Юлии. Там проживали старики Аллилуевы - его тесть и теща. Когда они попросили вождя сделать исключение, не забирать в тюрьму жену Якова, Сталин ответил:
- Я не собираюсь нарушать закон. По нему наказанию подлежат родственники сдавшихся в плен, которые проживали совместно. Если бы я жил с сыном и его женой, то и сам подпал бы под этот суровый, но справедливый закон.
Дважды Сталину предлагали обменять находящегося в плену сына на немецких генералов, попавших в советский плен. И такое предложение он не принял, руководствуясь своими представлениями о долге и чести:
- Там все мои сыны, - лаконично ответил он на настойчивые предложения своих подчиненных и тем самым закрыл данную тему.
А вот третье решение было самым трудным и болезненным. Он так его и не принял, хотя обсуждал с Берией и Молотовым.
Когда немецкая пропаганда вовсю эксплуатировала тему пленения сына Сталина, тревога и досада вождя по этому поводу достигла апогея. А что если сын Верховного Главнокомандующего и впрямь проявил малодушие и стал послушным орудием в руках врага?
- Лаврентий, сможем мы вызволить Якова из немецкого плена?
- Сложно, Иосиф Виссарионович. Наша разведка проработала такой вариант и пришла к выводу, что стопроцентной гарантии освободить его живым у нас нет.
Сталин немного помолчал, обдумывая эти слова, затем тихо произнес:
- В таком случае возможен вариант, когда немцы будут вынуждены ликвидировать пленника при попытке его вызволить. Я так понял?
- Абсолютно точно.
Хозяин кремлевского кабинета выпрямился во всеь свой невысокий рост и сурово заявил:
- Тогда мы официально объявим, что старший лейтенант Джугашвили не покорился врагу и погиб от рук гитлеровских палачей.
- Как это ни прискорбно, - поддержал вождя Молотов, - но принять все меры, даже крайние - необходимо.
- Значит, решено - найти и нейтрализовать, - поставил Сталин задачу перед контрразведкой.
Однако минуту спустя все же добавил:
- Не спеши выполнять эту задачу, Лаврентий. Надо посмотреть, как развернутся события. Эту крайнюю меру мы предпримем только в том случае, если найдем точные подтверждения, что распускаемые немцами слухи о переходе Якова на сторону врага верны.
Теперь он был искренне рад, что не пошел на такую крайнюю меру. Он нашел реальные подтверждения тому, что его сын оказался достойным отца и своей великой Родины. И сегодня у вождя всех времен и народов был один из немногих по-настоящему радостных и праздничных дней.

Александр Владимирович ожидал для встречи и разговора одну женщину, а вошла к нему в гостиную совершенно другая. Впрочем Президент очень обрадовался этому визиту: он уже соскучился по своей дочери, которая почему-то не заходила к нему вот уже два дня.
- Нина, родная, где ты пропадала? - ласково проговорил отец и даже попытался подняться с кресла, в котором он сидел, закутанный в плед.
Но дочь стремительно подбежала к отцу и опередила его старческое неловкое движение:
- Папка, не поднимайся. На улице хоть и весна, но сейчас самое коварное время года - и сквозняки, и обманчивое тепло.
«Вот кто обо мне действительно заботится! - подумал отец, и волна теплого, радостного чувства охватила его. Кроме нее, родной кровинушки, и надеяться не на кого».
И он, еще более ласково, продолжил расспросы:
- Что нового в жизни, дочка?
- Ой, папка, политики все перебесились. Этот, из Государственной Думы...
Президент слегка нахмурился  и перебил:
- Да я тебя о личной жизни спрашиваю. Надоела мне эта политика!
- В самом деле, папа, - согласилась дочь. - Политика - такое грязное дело! Но кто-то же ею заниматься должен! Иначе наши враги мигом тебя с должности скинут! У, сволочи, только и ждут твоей смерти!
От такой перспективы у Александра Владимировича вмиг пропало все радужное настроение, и он погрузился в мрачные воспоминания о кознях своих врагов. А Нина между тем продолжала развертывать перед ним картину последних баталий.
- Ты знаешь, они решили избавиться от нашего самого лучшего друга! Бросили все силы, чтобы его, а заодно и нас с тобой, смешать с грязью!
- Кого ты имеешь в виду?
- Разве ты не догадываешься? Конечно, Кеймана! Это просто замечательный человек - он столько сделал для нашей семьи!
Александр Владимирович нахмурился. Затем с раздражением произнес:
- Этот ваш Кейман у меня уже в печенках сидит! Только о нем со всех сторон и говорят: он что - глава правительства или еще выше?
Нина изумленно посмотрела на отца, затем схватилась за голову и выпалила скороговоркой:
- Папка! Какие замечательные мысли тебе приходят в голову! Как же я сама не догадалась?! Конечно, чтобы оградить его от всяких наветов, нужно назначить Кеймана на высокую государственную должность!
Отец с не меньшим изумлением посмотрел на дочь, но не сразу нашелся, что возразить, до того нелепой и абсурдной показалась ему эта мысль.
Однако дочь продолжала ее развивать, видимо, настолько она пришлась ей по душе.
- Знаешь, какая оплеуха будет всем этим треноговым, якубовым, сабировым и прочим нашим врагам! Они мигом заткнут своих поганые пасти и перестанут плести вокруг друга нашей семьи свои гнусные интриги!
- Но, дочка, это же невозможно! - наконец нашел что возразить отец. - Он установил нелегальное прослушивание разговоров государственных деятелей. За это его надо наказывать, а не поощрять высокой должностью.
- Врут! Клевещют! Это все - происки его врагов.
- Да вон эти поганые кассеты лежат, - с отвращением кивнул Президент головой в сторону лежащих на столе доказательств. - Там, между прочим, есть кассеты с записью наших разговоров!
Нина на мгновение опешила и даже задумалась. Но тут же нашла что возразить:
- Даже если он это сделал, то наверняка из самых лучших побуждений. Чтобы, например, показать нам, что надо быть осторожными, когда со всех сторон одни враги. Да и потом, сам подумай, нельзя отдалять от себя человека, который имеет компромат. Его, наоборот, надо приласкать и что-нибудь дать. Все равно не из своего кармана.
Такое убеждение не очень подействовало на Александра Владимировича. И он вновь возразил:
- К тому же у меня был разгневанный премьер-министр. Он даже ультиматум выставил: или он, или Кейман. Тот и его разговоры на кассеты записал.
Все смешалось в доме Облонских. Попав в такую ситуацию, Нина уже сама толком не знала, как поступить. Но чувство самосохранения подсказывало, что надо, сколько возможно, сохранять статус-кво. Поэтому она продолжала отстаивать свое предложение:
 - Пойми, папа: у нас безвыходное положение. Раз Кейман и нас поймал на крючок, то глупо его злить и отпускать от себя. Ну чего тебе стоит его назначить на должность?
Александр Владимирович в раздумье покачал головой. Но, видимо, аргументы дочери его начали убеждать. В самом деле, чего ему это стоит? Должностей в государстве немеренно, почему бы не уступить одну из них нужному человеку? От которого, к тому же, еще и зависишь? И он согласился:
- Ну, хорошо: давай назначим. Но у меня все должности заняты. Не придумывать же для него новую?!
- А зачем  придумывать? Ты же давно высказывал недовольство работой секретаря Совета безопасности: вот и замени его.
- Ну, дочка, ну ты и сильна! Да как же я назначу на пост службы, которая занимается соблюдением государственной безопасности, человека, скажем, другой национальности?
- Папа, ты забываешь, что мы - интернационалисты. К тому же мы вступили в Совет Европы и другие международные организации.
- Да мне докладывали, - что у него даже гражданство израильское имеется, - продолжал слабо сопротивляться отец.
- Да? - рассеянно переспросила дочь. - Ну, откажется он от него, только и делов. Соглашайся!
И она протянула отцу уже заготовленный текст Указа и авторучку.
Александр Владимирович протянул руку к бумаге, затем ее отдернул. Посмотрел на дочь и встретил в ее взгляде такую укоризну, что невольно потупил глаза. Затем взял ручку и подписал Указ.
- Ну вот, - радостно заворковала дочь. - И больше не будет никаких проблем. Выздоравливай, папка. И не бери ничего близко к сердцу!
И она выскочила из гостиной, оставив отца в глубоком раздумье.

То, что знают двое, знает и свинья. Памятуя об этой простой истине, Треногов не стал ожидать, как будут развиваться дальнейшие события без его участия. Он решил, что должен сам дирижировать ими. И начал немедленно действовать. Сначала он навестил Якубова.
Бывший директор ФСБ все еще пребывал без новой должности и работы вообще и потому находился на своей подмосковной даче. Именно туда и нагрянул без всякого предупреждения глава столичного правительства.
Без всякой помпы и сопровождения милиции, на своем личном «Саабе» Треногов подрулил к самому подъезду довольно скромного, по нынешним меркам, дачного дома. Здесь он и обнаружил отдыхающего в тени раскидистой яблони хозяина дачного участка.
- Прости, что без предупреждения, - извинился Треногов и крепко пожал протянутую руку. - Но сам понимаешь, так меньше вероятности, что кто-то узнает о нашей встрече.
Якубов улыбнулся. Он прекрасно понимал, о ком может идти речь, и одобрял такую конспирацию. После того, как они узнали, что прослушивали не только их разговоры, но даже обнаружили «жучки» в кабинете самого премьер-министра, удивляться ничему не приходилось. А осторожность соблюдать надо было вдвойне.
Как только Треногов снял пиджак и расстегнул ворот рубашки, хозяин дачи повел его показывать участок.
- Здесь у меня, как видишь, большой естественный луг: чтобы детям поиграть было где и самому позагорать на солнышке. Эта скромная пристройка - финская сауна, где я люблю попотеть после того, как потрудился на грядке. А это моя гордость - цветочный уголок.
И Якубов показал на море тюльпанов, которые к вечеру уже сомкнули ярко-красные лепестки в красивые бутоны. Впрочем, расцветка и форма тюльпанов на многочисленных грядках была абсолютно разная - от бордовых кувшинчиков до белых узорчато-махровых «бокалов».
Гость совершенно искренне восхитился этим морем цветов, но тут же выразил желание уединиться с хозяином, чтобы обсудить важные вопросы.
Они уселись в беседке за столом, где им никто не мешал. На деревянном, ничем не покрытом настиле стоял кувшин с домашним квасом, а в большой чашке дымилась только что сваренная картошка, а на тарелке высилась горка только что сорванной с грядки зелени.
Они выпили по рюмке водки и закусили простой деревенской пищей.
- Давно я так вкусно не ел, - признался глава правительства, выпивая уже второй стакан кваса. - Лучше любого ресторана.
- Да что там ресторан! - согласился Якубов. - Чем более естественная пища, тем она полезнее для человека. А на свежем воздухе да в такую прекрасную погоду и хрен с редькой покажутся деликатесами.
Они пропустили еще по одной, прежде чем приступить к серьезному разговору. Затем Треногов спросил:
- Догадываешься, зачем я приехал?
- Примерно.
- Вот и прекрасно. Пока он всех не переснимал и не вывел из игры, надо действовать. Лучшая защита - это наступление. Пора обнародовать то, что у нас есть на Самого.
- А что у нас есть?
Гость по достоинству оценил осторожность бывшего чекиста. И потому не стал упрекать его в излишней сдержанности. А начал выкладывать свои карты.
- Первое и самое важное - это материалы оперативной проверки фирмы Кеймана. Этот подлец не только нас прослушивал. Он, оказывается, умудрился даже в спальне Президента «жучки» установить. Как ему это удалось - не представляю!
Хозяин дачи невольно улыбнулся. Он уже второй месяц отдыхал от бывшей напряженной работы, и, видимо, это, а также дачный спокойный отдых сделали его более раскованным. И потому Якубов спокойно заметил:
- Элементарно. При современных средствах прослушивания такое способен сделать даже начинающий. Дочь привела его в палату к больному отцу в санатории «Барвиха». Остальное дело техники: незаметно прикрепить прослушивающий «жучок» на липучке к столу или подлокотнику кресла, на котором сидишь, - пара пустяков.
- Откуда вы знаете, что эти записи сделаны в Барвихе? - подозрительно покосился на Якубова Треногов.
Хозяин дачи вновь усмехнулся:
- Вы забываете, что это - моя профессия.
 - Так вы же на отдыхе! Да и потом...
Но дальше продолжать глава московского правительства не стал. Он понял, что вторгается в чужую сферу деятельности. Да и не за тем он приехал к бывшему начальнику грозного ведомства, чтобы выяснить, откуда у него конфиденциальная информация. И потому он лишь заметил:
- Раз вы все знаете - подскажите, что делать.
Якубов лишь вздохнул и потянулся за сигаретой. Но затем, видимо, не желая портить табачным дымом прекрасный воздух соснового бора, бросил пачку «Винстона» на стол. Вместо этого он налил себе полный стакан кваса и с наслаждением выпил его до дна.
Гость терпеливо ждал. И был вознагражден за свое терпение.
- Вам не кажется, что публиковать записи разговоров главы государства в какой-нибудь газете, даже имея неоспоримые доказательства их подлинности, как бы это выразиться, неэтично?
Треногов насторожился, не понимая, к чему он клонит.
А Якубов продолжал, как бы размышляя, тему своего разговора.
- Вот, если бы, скажем, в той же прессе появилась публикация телефонных записей частного лица, то это было бы совсем другое дело.
Гость подался вперед, стараясь не пропустить ни слова, тем более что хозяин дачи говорил размеренно и очень тихо. Он еще не понимал, что хочет подсказать ему Якубов. Поэтому тот был вынужден продолжить:
- Помните судьбу шекспировского короля Лира? Его дочь первой бросила отца, когда у того не осталось власти. Говорят, она очень любила деньги и власть. Власть ушла, а деньги у нее остались.
Треногов уже начал что-то понимать, но никак не мог прояснить, при чем здесь деньги.
- Будущее любого человека решается сегодня, - продолжал свои неторопливые рассуждения Якубов. - Мне так видится цепочка событий, которая может, к примеру, лишить власти любого человека. Сегодня в средствах массовой информации появились публикации подробностей нечистоплотных действий ближайшего окружения человека, облеченного властью. Возникает скандал. Публикуются запросы, требования общественности расследовать. Это самое  ближайшее окружение в лице, скажем, дочери, начинает паниковать и делать ошибки. Поднимается еще больший скандал. И вот здесь любящему отцу и делается предложение: или - или. Вот и весь план.
Треногов восхищенно посмотрел на Якубова.
- Значит, Нина, - утвердительно произнес он. - Что ж, это действительно наиболее слабое звено. А уж компромата на нее этот Кейман накопал больше чем достаточно.
Хозяин дачи ничего не ответил, задумчиво устремив взгляд вдаль, на садящееся далеко над лесом  огромное красное солнце. В его закатных багровых лучах, точно в кровавом зареве, стали медленно меркнуть последние дневные остатки света. Все вокруг быстро погружалось во тьму.
- Прекрасно, - оживленно потер руки Треногов. - Теперь эта Нина вместе с Кейманом у нас в руках.
- Я бы не торопился так быстро делать выводы, - также задумчиво и медленно произнес бывший шеф Федеральной службы безопасности. - Кейман, к примеру, только что стал начальником Совета безопасности.
- Что?! - вскричал изумленный Треногов. - Это блеф! Откуда у вас такие сведения?
И вновь в ответ Якубов только слегка улыбнулся. Он не стал отвечать на вопрос гостя, а только философски заметил:
- Беда России в том, что у нее почти никогда не было умных, справедливых, заботящихся не о себе, а о стране правителей.
- Каких правителей? - не понял гость, занятый пережевыванием только что узнанной сенсационной новости. - А, вообще? Ну, почему же? Были. Петр Первый, Екатерина Великая, Ленин, Сталин...
- И все они топили страну в крови и насилии. А может, с нашим народом иначе и нельзя?
Но Треногова уже совершенно не интересовали отвлеченные разговоры. Его сейчас волновали насущные проблемы борьбы за власть. А они требовали срочных и неординарных решений.

«Шерше ля фам», - говорят умники-французы на все, что происходит в этом бренном мире. И оказываются в абсолютном большенстве правы. Многие неприятности происходят именно из-за женщин.
Так рассуждал Александр Владимирович, мерно покачиваясь в кресле-качалке и глядя в окно, которое он приказал распахнуть. На парковой, уже ярко позеленевшей лужайке весело чирикала стайка вездесущих воробьев, которые никак не могли поделить какую-то добычу.
Президент так увлекся, ожидая исхода их борьбы, что вздрогнул, когда за его спиной внезапно раздался голос первого помощника:
- К вам прибыла журналистка Буланова. Приглашасть?
- Какая журналистка? - не понял Александр Владимирович, уже отключившийся от земных неотложных забот и собиравшийся мирно подремать под веселое чириканье.
- Корреспондент газеты «Курсом реформ». Ну, вам еще ее статья про Треногова понравилась.
- А! Эта. Ну, зови. Постой, а величать-то ее как?
- Джульетта Степановна.
- Как я сразу не догадался: такие женщины, способные смешать с грязью любого человека, непременно должны быть джульеттами и лолитами. Для контраста.
- Да нет: она вполне приятная дама. Красивая и очень ничего!
- Но-но! - погрозил пальцем Президент. - Я ее пригласил для дела, а не шухры-мухры крутить. Зови!
Видимо, благодаря аттестации, данной его помощником, Александр Владимирович довольно пристально посмотрел на вошедшую женщину, так что Буланова даже смутилась. Но ее робость прошла быстро, и она спокойно села в свободное кресло, хотя Президент еще не пригласил ее сделать это.
Поэтому уже на первой минуте произошла неловкая заминка. Александр Владимирович, все-таки чувствуя себя мужчиной, даже попытался привстать, но раздумал, так как для этого пришлось бы сбрасывать с колен мохеровый плед. А Буланова, усевшаяся в кресло без разрешения, хоть и имела на то полное моральное право, несколько засомневалась в правильности своего поступка.
Но Президент постарался смягчить первую неловкость и довольно ласково заметил:
- Вот старость - не радость: даже перед красивой женщиной встать не успеваешь!
- Ничего-ничего, Александр Владимирович,  вы еще крепкий и приятный мужчина!
- Спасибо. Вдвойне приятно слышать это от вас. Я с удовольствием читаю ваши статьи: они хоть и едкие, но справедливые. Этого Треногова давно было пора поставить на место!
- Да вы это сделали и без моей помощи: на новогоднем приеме, который он устроил в Кремле, половина мест пустовала - так  чиновники боялись засветиться и вызвать ваше неудовольствие.
Президент с интересом посмотрел на журналистку, оценивая значимость ее сообщения. Затем медленно проговорил:
- Да? А мне об этом не сказали!
Буланова, видимо, поняла, что высказала лишнее, и сделала для себя вывод быть осторожнее. Она прекрасно понимала, что любым своим словом способна навредить Герману. А этого ей не хотелось делать больше всего на свете.
Внимательный Александр Владимирович сразу уловил перемену в настроении журналистки и постарался ее успокоить:
- Впрочем, все это пустяки. А скажите, где вы так элегантно и красиво одеваетесь? Вот это платье наверняка от Версаче. Верно, тысяч пять долларов стоит?
Буланова сразу не поняла, куда клонит Президент, и потому поспешно ответила:
- Вещь, как и человек, всегда выглядит ровно на столько, сколько стоит.
- Значит, - обрадовался Александр Владимирович, - я не ошибся? А откуда у вас такие деньги? Журналисты всегда жалуются, что им мало платят!
Только теперь Джульетта поняла, какую искусную западню расставил ей хозяин загородной резиденции. Надо было выкручиваться, и она призналась:
- Вы ошибаетесь: мне никто не платит больших денег. А это платье только выглядит таким дорогим и элегантным: мне его сшила моя подруга, которая давно подрабатывает таким образом.
- Да? - не поверил Президент. - Может быть, скажете, что и статью про главу московского правительства, где вы издеваетесь над ним как хотите, вы написали лишь из любви к искусству?
Лицо Булановой покрылось краской. Она понимала, что возражать, а тем более спорить с Президентом, одного слова которого было достаточно, чтобы вышвырнуть ее из газеты, опасно. Но и терпеть такое отношение к себе не позволяла профессиональная гордость. И потому спокойно, тихо, но твердо она произнесла:
- Это что, допрос?
Александр Владимирович на миг опешил. Он уже давно привык, что в его присутствии люди всегда отвечают «есть» и «одобряем». И потому такой отпор от незнакомой женщины поставил его в тупик. Однако он быстро нашелся:
- Молодец, Джульетта Степановна! Так и надо с нами, мужиками. А пригласил я вас вот для чего: почему бы вам не создать новую, не связанную открыто с властью газету? Деньгами мы поможем, а кадры вы найдете. Президенту сейчас очень нужны средства массовой информации, которые бы народ не отождествлял на прямую с Кремлем, администрацией Президента. И вот там, в этой новой газете, ваш талант мог бы раскрыться с полной силой: критикуйте себе этого Треногова на здоровье!
Буланова ожидала любой реакции на свои слова, но только не этой. И потому растерялась, не зная, что ответить.
А Президент, казалось, и ожидал такую реакцию. Он поплотнее закутал ноги пледом, качнул кресло, которое легко закачалось на дворцовом паркете, и подвел итог разговору:
- Я понимаю, что это предложение для вас неожиданно. Подумайте над ним, составьте программу. И свяжитесь потом с моим помощником. Желаю успеха.
Буланова встала, попрощалась и направилась к двери просторной гостиной. Пожалуй, впервые за последнее время она была в такой растерянности. Мысли вихрем проносились в голове, но никакого конкретного решения сейчас подсказать они не могли.

Герман вот уже второй час не находил места: он никак не мог объяснить себе, чем вызван вызов Джульетты к Президенту. Зная непредсказуемый нрав своего хозяина, Сабиров мог предполагать какой угодно плохой вариант. Александру Владимировичу могли рассказать, что Буланова - его любовница.
Конечно, думал сейчас Герман Антонович, сидя в какой-то забегаловке недалеко от дома Булановой, сам факт такой связи еще ни о чем не говорит. Мало ли кто с кем встречается. Измена жене - это аморальный поступок, но не преступление. За нее не посадят. А вот найти причину, чтобы попросить освободить место - вполне.
Впрочем, он, с тех пор как связал свою судьбу с Треноговым, морально был готов к такому исходу. Хотя, конечно, и не с легким сердцем покинул бы свой влиятельный пост. Это только когда постоянно имеешь большие деньги и привилегии, кажется, что они не так и важны. Стоит же хоть на миг остаться и без того, и без другого, как сразу остро чувствуешь всю трагедию, в которую попал.
Он хорошо помнит, как переживал его друг Треногов, лишившись всего на день правительственной машины и связи. А упустить эти блага навсегда - можно и инфаркт сердца получить.
Но всему бывает конец: и хорошему, и плохому. Поэтому Герман, как опытный чекист, готовил себя ко всему. И одним из таких плохих вариантов могли быть те неприятности, которые по его вине причинят Булановой.
«Нет, Джульетту я им не отдам! - твердо решил Герман и закурил очередную сигарету. - Пойду на самые крайние меры, пригрожу компрой, но не позволю издеваться над этой прекрасной женщиной!»
Решение было принято, и на душе сразу стало спокойнее. Он, наконец, решил подозвать официанта, который уже пытался принять у него заказ, но не получил такой возможности, так как клиент не обращал на него никакого внимания.
- Что у вас в меню? - спросил Сабиров, не надеясь найти в этом захолустье, хотя и находящемся в центре столицы, ничего приличного.
- Рекомендую филе из вырезки, шейку «ла Манча», курицу, тушенную в крабовом соусе, аше на сковородке...
- Погоди, милейший, не части! Давай-ка все, что назвал, по одной порции!
Официант удивленно поднял брови.
- У меня сегодня зверский аппетит! - пояснил клиент. - К тому же я собираюсь на рандеву к любовнице: она вот-вот должна прийти к подъезду дома напротив.
- Понимаю, - улыбнулся официант. - В таком случае для поднятия любовной силы рекомендую и севрюгу, жареную с оливками, и ананас в сиропе.
- Неси! - коротко согласился Герман.
Хорошее настроение почему-то вернулось к нему, а вместе с ним и повышенный аппетит.
Он ел не спеша, со вкусом, потому что Буланова все еще не появлялась.

«Предают всегда свои» - сделал когда-то в молодости запись Иосиф Джугашвили, узнав об агенте царской тайной полиции в рядах своей партийной организации. Однако со временем ему пришлось изменить эту формулировку. Оказалось, что в политике многое из того, что является совершенно неприемлемым в обычной жизни, считается чуть ли не нормой.
В этом ему потом приходилось убеждаться не раз. Вот почему он верил, когда из недр спецслужбы рождались и докладывались ему самые невероятные сведения о врагах народа. Да и как было им не верить, если, к примеру, прославленный и легендарный герой страны Клим Ефремович Ворошилов на заседании Политбюро сообщал о врагах народа, окопавшихся в его родном семействе, или Верховный староста Калинин, являвшийся номинальным главой государства, ни словом не защитил жену, обвиненную в предательстве и сосланную в лагерь?
Но сейчас он размышлял о другом коварстве. Теперь уже иностранных руководителей, клявшихся в любви и дружбе. В 1942 году, в самый разгар второй мировой войны, Англия и Советский Союз заключили Соглашение об обмене секретной военной и технологической информацией. Гитлер бомбил Лондон, постоянно грозил высадкой своих войск в Британии, и Черчилль был вынужден пойти на такое соглашение.
Сталин один раз уже обжегся в таком деле. Гитлер, как ни ублажал его Сталин, как тщательно ни выполнял все поставленные условия, в одностороннем порядке, внезапно и вероломно нарушил Пакт о ненападении и за считанные часы нанес такой урон Красной Армии, от которого она потом не могла оправиться целый год.
Каковы же были его удивление и ярость, когда разведка доложила, что уже через год Черчилль и Рузвельт подписали тайный договор о совместных работах в области атомной энергетики!
Иосиф Виссарионович с раздражением бросил только что прочитанный доклад на стол и нажал кнопку звонка.
В дверях кремлевского кабинета появился Поскребышев.
- Седьмого марта прошлого года ко мне поступило секретное дело номер, - Сталин открыл свою записную книжку и посмотрел одну из страниц, - да, номер 13676. Прошу это дело срочно доставить ко мне. И пригласите Меркулова.
Иосиф Виссарионович обладал феноменальной памятью. Ничто не ускользало от его прозорливого взгляда. Прекрасно помнил он и эту докладную записку. Правда, предложения, заложенные в ней, тогда показались ему несвоевременными. Шла подготовка к решающей, могущей стать переломной в войне, знаменитой Сталинградской битве. Все силы и средства донельзя истощенной войной страны направлялись туда. А реализация предложений ученых требовала значительных средств. Но, похоже, теперь к этой идее стоило возвратиться.
Через некоторое время секретная докладная записка лежала на столе вождя. Сталин начал вновь внимательно ее изучать.
«Председателю Совета Народных Комиссаров И.В. Сталину. Составлена в Москве 7 марта 1943 г. В единственном экземпляре» - прочитал Иосиф Виссарионович заглавие и углубился в изучение уникального документа на шести страницах.
«Получение данного материала имеет громадное, неоценимое значение для нашего государства и науки, - читал вождь. - Теперь мы имеем важные ориентиры разработки урановой проблемы. Заведующий лабораторией профессор И. Курчатов».
Хозяин кремлевского кабинета отложил документ в сторону и спросил секретаря:
- Меркулов здесь? Пусть заходит.
- Какие новые материалы имеются у нас по делу номер 13676? - спросил он заместителя наркома внутренних дел.
Далеко не все подчиненные Сталина имели такую же память, как их вождь и хозяин, однако именно по этому делу в последнее время в НКВД шли серьезные наработки. И потому Меркулов смог без промедления ответить:
- Мы пошли  навстречу просьбам ученого и дали задание нашему агенту по кличке «Антон», руководителю советской резидентуры в Нью-Йорке, выяснить, что сделано в рассматриваемом направлении в Америке.
- И каковы результаты?
- Разведданные получены и направлены для разработки Курчатову.
- Хорошо - это дело, в свете новых политических реалий, имеет первостепенное государственное значение. Прошу вас принять все необходимые меры, чтобы выяснить, как далеко продвинулись в этом направлении американские ученые. А для нашего самородка профессора Курчатова выделите в Кремле специальную, тщательно охраняемую комнату, в которой он будет знакомиться с поступающими разведданными. Выше этой тайны у нас в государстве сейчас ничего нет.
Сталин, изучив всю поступившую к нему информацию, прекрасно понял, что будущее за теми странами, которые первыми получат это новое сверхоружие. Так, уже в 1943 году в Советском Союзе начались работы по созданию атомной бомбы.

Какие бы новости ни были у Джульетты - первая, с кем она ими всегда делилась, была Зина. Конечно, Буланова знала пословицу, что нет лучше дружка, чем родимая матушка. Что только с матерью можно поделиться самым сокровенным, и никто об этом не узнает. Но свою мать она уже похоронила в том областном центре, из которого всего несколько месяцев назад ее вызволил Сабиров. После же мамы самым верным и надежным другом была Зина.
С ней она дружила уже много лет. Часами просиживала у нее в библиотеке редакции областной газеты. И никогда у них не было серьезного повода поссориться навсегда.
Вот и сейчас, возвращаясь в столицу из подмосковной резиденции Президента, Буланова первым делом поехала на работу к подруге.
Архив Президента, в котором трудилась Зина, находился в центре Москвы, в здании бывшего архива Политбюро ЦК КПСС. Каждый день, направляясь на работу, Зина от души благодарила любовника подруги, благодаря протеже которого она попала в это прекрасное место. Кроме всего прочего, Зина очень интересовалась историей родного государства, а такого уровня архив позволял утолить эту страсть больше всего.
Вот и сейчас она сидела в своем небольшом, но уютном кабинете и корпела над очередным фолиантом. Она так увлеклась, что не сразу услышала тихий стук в дверь. Однако когда раскрасневшаяся от быстрой ходьбы Джульетта появилась в комнате, Зина быстро вскочила ей навстречу.
Вот молодец, что заскочила. Я тут как раз один очень интересный документ нашла. Слушай! «Чего стоят полководческие качества Сталина». Непроизнесенная речь маршала Жукова о Сталине, направленная Хрущеву для просмотра и замечаний. Хорошо, что этот Пленум не состоялся, а то приверженцам маршала пришлось бы краснеть за его вранье!
И Зина сунула под нос подруге пыльную папку с документами. Но подруга не проявила никакого интереса к раритету. Она досадливо отвела рукой предложенный ей текст и заметила:
- Потом, Зинок. Сейчас у нас с тобой другие проблемы.
- Правда? - вмиг загорелись интересом глаза Зины. Она даже сбросила на стол тюрбан из цветастой ткани, с которым практически никогда не расставалась на работе, и впилась вопросительным взглядом в лицо журналистки: - Герман изменил, и ты собираешься выжечь серной кислотой глаза твоей соперницы?
Буланова оторопело посмотрела на начальника отдела архива. Затем насмешливо произнесла:
- Зинок, опомнись! Начиталась здесь документов о застенках КГБ, и тебе везде мерещатся пытки и серная кислота! Все гораздо проще: Президент мне сделал предложение!
Теперь уже Зина ошарашено смотрела на подругу. На ее розовом, гладком, как у девушки, лице попеременно отражались противоречивые чувства. Она не хотела верить такой новости и пыталась предостеречься от розыгрыша. Затем хотела поверить и разузнать подробности. Но окончательно произнесла совсем иное:
- Тебе?! Предложение?! Да ты что, с ним в загс собираешься?! Но ведь он, некоторым образом, уже женат!
- Ну и дура ты, Зина! Вот что значит быть старой девой: одни мужики да загсы мерещатся! Нет, он предложил мне создать новую газету и возглавить ее. Представляешь, какой размах!
Зина мигом успокоилась и даже как-то поскучнела.
- Вот оно что! А мы тут с твоим Германом гадаем, зачем ты Президенту понадобилась! Он, кстати, ждет тебя в кафешке возле твоего дома.
- Так что ты мне посоветуешь?
- Знаешь притчу из Библии? «Бойтесь данайцев, дары приносящих». Тебя просто хотят использовать.
Вот и я так сначала подумала. А потом решила: пусть попробуют. Я буду вести самостоятельную политику и писать то, что считаю нужным. В крайнем случае закроют газету. В лагеря, как при твоем Сталине, меня не сошлют.
- И то верно, - согласилась Зина. - Сделаешь себе имя, станешь известной. А то мы с тобой до сих пор выглядим в этой столице как заштатные провинциалки.
- Зато мы знаем то, о чем эти заевшиеся москвичи не догадываются. Они живут при коммунизме: высокие зарплаты, деньги всей страны, высокий уровень жизни. А попробовал бы кто из них прожить, полгода не получая даже тех жалких крох, которые называются жалованьем врача или учителя!
- Верно, - согласилась бывший библиотекарь. - Над остальным, кроме столицы, народонаселением страны правящий режим проводит жестокий эксперимент на выживание. А твой Президент, которого ты собираешься славить в новой газете, месяцами из больниц не вылезает.
- Да в этом ли дело? - возразила Джульетта. - Андропов тоже серьезно болен был, но за полгода порядок в стране навел. Проблема в ином: Александр Владимирович никогда по-настоящему жизнью простого народа не интересовался и ничего не делал, чтобы ее улучшить. А в этом, и только в этом, главная цель и задача нахождения у руля государства каждого властителя, как бы его должность ни называлась.
- Верно, - согласилась Зина. - И твой Герман такой же. Послушаешь его - они там решают любые проблемы. Но только не те, которые облегчают жизнь народа. Чем они все там, наверху, занимаются?
- Воруют, - засмеялась Джульетта. - Или сочиняют законы, которые помогают им это делать. Знаешь, сколько у нашего редактора компромата на высших должностных лиц? Горы: нет почти ни одного из тех, чьи лица ежедневно мелькают на экранах телевизоров, кто бы не был замешан во взятках и коррупции.
- Неужели все так безнадежно? И нет никого, кто бы навел в стране порядок?
Буланова вновь засмеялась. Видимо, после встречи в роскошной загородной резиденции и лестного предложения, полученного от самого Президента, она находилась в прекрасном настроении. Она посмотрела на пыльную папку, которую перед тем ей пыталась всучить Зина, и уже почти серьезно заметила:
- Почему же никого? А этот твой усатый: он себе не взял у родного государства ни копейки. И при нем не воровали. Хотя обладал фантастически неограниченной властью. Знаешь, как он отблагодарил тех ученых, которые создали первую советскую атомную бомбу?
- Как?
- Открыл каждому счет в сберкассе и позволил снимать с него любую, без ограничений, сумму.
- Вот как появились первые советские миллионеры.
Джульетта, казалось, уже потеряла интерес к разговору о личности Сталина, потому что устало проговорила:
- Может, и появились. Где, говоришь, меня ждет Герман?
- В кафе-баре рядом с твоим домом.
- Значит, сыт и пьян.
- Но тебя-то он хочет. И, судя по тону голоса, - безумно.
- Тогда - к  нему. А с тобой мы попозже созвонимся: может, ты мне что-то всерьез посоветуешь.
И Буланова так же стремительно, как и появилась, выскочила из кабинета подруги.

Весна в этом году наступила быстро и стремительно переходила в лето. В подмосковных Горках, где сейчас находился Президент, сегодня было особенно хорошо. Огромные корабельные сосны, блестя на солнце бронзовыми литыми стволами, создавали в прогретом лесу особый хвойный аромат. Видневшееся вдали полотно речной глади играло множеством солнечных пятен - золотых, синих, зеленых и радужных. Глаз, измученный громадой каменного города, отдыхал от созерцания могучего и разнообразного свежего зеленого цвета, который бывает только весной.
В настежь распахнутые окна просторной веранды дворца-резиденции набегали волнами лесные запахи. В них смешалось и дыхание можжевельника, и нагретый солнцем аромат хвои, и такой настой озона, что кружилась голова, а душа и тело человека чувствовали прилив сил и отдохновение.
Именно в таком прекрасном настроении и, пожалуй, впервые за долгое время не менее прекрасном физическом самочувствии пребывал сейчас Александр Владимирович. Он сидел на веранде в плетеном кресле, с удовольствием прихлебывал душистый чай и отдыхал оттого, что ничего не делал и ничем не занимался.
Вдруг откуда-то со стороны парадного входа раздался истерический женский крик. Президент вздрогнул и недоумевающе оглянулся. Ему показалось, что кто-то решил совершить на него покушение. Он даже привстал с кресла и приготовился укрыться в надежном месте, но никто из охраны не спешил к нему на помощь.
Тогда он немного успокоился и вернулся в прежнее положение, надеясь продолжить  приятное созерцание природы.
Однако  тут же распахнулись сразу обе половинки двери на веранду, и в помещение влетела его дочь.
Она с рыданиями и криком бросилась к отцу. В руках Нина держала какую-то газету. Размазывая по щекам слезы и тушь, потрясая в воздухе смятой газетой, Нина закричала:
- Папка, папка, они хотят меня убить!
- Кто, дочка? - встревожился Александр Владимирович.
- Наши враги! Посмотри, что они напечатали обо мне в этой мерзкой газете!
И она швырнула чуть не в лицо отцу смятый комок бумаги. Президент не стал ловить то, что ему бросила дочь. Сначала он попытался успокоить ее.
- Доченька, не плачь: они не стоят даже одной твоей слезинки! Кто тебя обидел?
- Не знаю! - еще сильнее заревела дочь. Она рыдала так истерично, как будто ей в это время кто-то причинял сильную физическую боль.
Александру Владимировичу пришлось поднять с пола газету. Он медленно развернул ее, распрямил листы и негромким голосом прочитал:
- «Частное лицо правит государством». Это о тебе?
- Да, да!
- Понятно, - сказал Александр Владимирович и швырнул газету на пол.
Затем он потянулся к кнопке звонка и сильно нажал на нее. Тотчас из-за двери появился охранник.
- Альберта Васильевича ко мне!
Через минуту в комнату вбежал запыхавшийся первый помощник.
- Кто у нас контролирует печать? - грозно начал Президент. - Почему появляются такие подметные статьи про мою семью?
- Вы сами подписали Указ о запрещении всякой цензуры  в средствах массовой информации.
Лучше бы он этого не говорил. Александр Владимирович так рявкнул на своего помощника, будто это именно он был автором не понравившейся его дочери статьи:
- Как ты смеешь мне указывать, что делать! Я не о цензуре говорю, а защите чести и достоинства семьи Президента!
Альберт Васильевич понял, что возражать в данной ситуации что-либо бессмысленно, и потому промолчал. Он выслушал длинную тираду от Президента о беспомощности аппарата его администрации и много еще чего подобного. И только через несколько минут, выговорившись, Александр Владимирович уже более тихо спросил:
- Ты хоть сам эту статью читал?
- Нина мне про нее позвонила, и я сразу же начал выяснять, чьих это рук дело.
- Ну?
- К сожалению, в редакции имеются подлинники опубликованных ею текстов телефонных разговоров вашей дочери.
- Так. И кто это мог сделать?
- Записать разговоры? Думаю, Нина Александровна вам сама сообщит.
Молчавшая все это время Нина вдруг бросила приводить свое лицо в порядок и заявила:
- А это не ваше собачье дело!
Президент грозно нахмурил брови и приказал:
- Давай, Нина, выкладывай.
- Кто, кто?! Ну, Кейман, кто же еще.
- Альберт Васильевич, выйди.
Он подождал, пока за первым помощником закроются двери, и обратился к дочери:
- Доигралась? Кто тебя просил связываться с этим типом?
- Ну, папа, ты же знаешь, что Кейман незаменим в финансовых делах. Он может молниеносно решить любую проблему.
- И посадить при этом нас в глубокую яму. Что теперь прикажешь делать? А я еще, с твоей подачи, его на такую высокую должность назначил!
- Подумаешь, проблема. Как назначил - так и снимешь. Теперь, после этой публикации, он нам больше не нужен.
Нина поправила кисточкой рисунок левой брови, облизнула языком ярко накрашенные губы и, словно это не она рыдала несколько минут назад, весело заключила:
- Знаешь, что Бог ни делает, все к лучшему. Конечно, он меня в грязи вымазал. Зато теперь мы от него не зависим - больше на своем крючке он нас держать не сможет!
Отец горестно смотрел на улыбающуюся дочь. Ему ничего не оставалось, как последовать ее совету.

«Воистину чудны твои дела, Господи! - думал, получив телефонограмму с вызовом к секретарю Совета безопасности, Сабиров. - Неужели теперь я буду отчитываться перед этой мразью, получившей путем интриг и шантажа президентской семьи такую высокую должность?»
Но делать было нечего: как человек государственный, он был обязан подчиниться. И, буквально против своей воли, с плохим настроением, но управляющий делами Президента все же направился на Старую площадь, где располагался аппарат секретаря этого одного из высших государственных учреждений страны.
Однако каково было удивление Сабирова, когда в приемной Совета безопасности он обнаружил Треногова и Якубова.
- И вы здесь? - искренне удивился он. - Попались, значит, голубчики? Нарушаете безопасность государства?
- Ты, Герман Антонович, так не шути, - серьезно оборвал его глава московского правительства. - Лучше думай, что делать: Распутин в царской России и то лучше был. Он хоть мадеру ведрами пил да великосветских дам соблазнял. А этот в самое сердце государства залез!
- Распутин плохо кончил, - мрачно заметил бывший директор Федеральной службы безопасности. - Нашлись порядочные люди из личной гвардии царя, которые опрокинули бочку нечистот на могилу этого интригана.
- А какая в нем все-таки была сила! - решил поразить друзей своей эрудицией Сабиров. - Съел вместе с пирожными пять граммов цианистого калия, затем выдержал удар бронзовым подсвечником по голове и три пули в грудь. Но даже после этого, утопленный в проруби Невы, жил в ледяной воде еще восемь минут!
- Господа! - подошла к ним секретарша приемной. - Абрам Исхакович просит вас в свой кабинет.
- Я пригласил вас, господа, - сразу же начал совещание Кейман, восседавший во главе длинного, с полированной столешницей стола, - чтобы обсудить наиважнейший вопрос безопасности нашего государства.
Он сделал многозначительную паузу, чтобы собравшиеся смогли по достоинству оценить важность его сообщения. Затем продолжил:
- Как нам стало  известно из компетентных источников, вами проводится определенная работа, которая не может рассматриваться как приносящая пользу государству.
Кейман опять сделал паузу. Он сидел за столом, гордо выпятив тщедушную грудь, приподняв плечи, которые не могли приукрасить даже накладные подплечники. Его лицо буквально лучилось сознанием своей исключительной значимости и важности.
- Конкретнее, - вдруг довольно грубо сказал Треногов. - Вы в чем-то лично меня обвиняете?
- Нет, нет, - быстро застрекотал Кейман. - Но оперативные разработки...
- Которые? - вмешался в разговор Якубов. - Те, что незаконно проводит ваша частная фирма? Подслушивание разговоров высших  должностных лиц - это вы имеете в виду?
Кейман вмиг преобразился. Встретив неожиданный отпор, он сразу ужал грудь, опустил плечи и постарался чуть ли не спрятаться за стол. Но этого ему, при всем желании, сделать, конечно, не удалось. Пришлось пытаться дать ответ.
- Вы ошибаетесь, господа. Моя фирма не имеет к данному разговору никакого отношения.
- А мы вам не «господа», - подал голос и Сабиров. - И даже не «товарищи». Кстати, вы ведь гражданин другой страны - Израиля. Как вам удалось попасть на пост хранителя секретов и безопасности России?
- Это вопрос к Президенту: он меня назначал.
- Так что мы здесь обсуждаем? - поднялся из-за стола глава московского правительства. - И, собственно говоря, с кем?
- Вот именно, - поддержал его Сабиров. - Нам здесь делать нечего.
Все трое дружно встали и направились к двери. Но не успели они выйти, как вслед донесся слабый голосок Кеймана:
- Вы пожалеете об этой демонстрации! Все будет доложено Президенту!
- Хам! - обернулся к нему и высказался Треногов. - И чтоб больше не смел меня беспокоить своими телефонограммами.
- Это ты зря, - осторожно заметил Якубов, как только они оказались в приемной. - Ему только такие аргументы и нужны.
- Да пошел он к долбаной матери! - разгорячился глава правительства. - Буду я еще перед каждой мразью расшаркиваться!
- К сожалению, - вздохнул Якубов, - мы живем именно в такой стране, где приходится и это учитывать. Один такой человек может принести России вреда больше, чем ЦРУ и ФБР вместе взятые.
С такими невеселыми мыслями они и покинули приемную Совета безопасности на Старой площади Москвы.

Потсдамская конференция победителей во второй мировой войне подвела черту под разделом Европы и гитлеровской Германии. Но союзники только делали вид, что дружны и неразлучны. США и Англия уже давно вели тайную войну против Советского Союза. И главным козырем этих стран являлось новое оружие невиданной разрушительной силы - атомное.
К самому началу конференции американский президент получил долгожданное известие: в далекой Неваде произошло первое успешное испытание атомной бомбы. Трумэн не мог даже совладать с собой от радости: его лицо светилось гордостью и сознанием собственного превосходства. Ему, которому невольно хотелось встать навытяжку, как только в зале заседаний появлялся Сталин, это было особенно приятно. Он уже предвкушал, как огорошит советского диктатора, который только что покорил мир, этой сенсацией.
В овальной комнате Потсдамского дворца собрались советский генералиссимус, английский премьер и американский президент. Кроме них в просторной комнате были только переводчики. Как только были высказаны приветствия и улажены необходимые формальности, Рузвельт неожиданно произнес:
- Господин Сталин, хочу сообщить вам сенсационную новость: американские ученые только что провели успешное испытание атомной бомбы. Это новое, сверхмощное оружие, которое может уничтожить целые страны и континенты.
Черчилль, как только его союзник и друг произнес эти слова, буквально впился взглядом в лицо диктатора, чтобы увидеть, какое впечатление произвело это сообщение на Сталина.
Однако он был разочарован: вопреки его ожиданиям, лицо Сталина сохраняло веселое и благодушное выражение.
Как только завершились переговоры, американец и англичанин встретились наедине.
- Он не задал мне ни одного вопроса! - изумленно произнес Трумэн.
- Наверное, просто не понял, о чем идет речь!
- А мы еще боялись такого недалекого человека, пожалел Сталина американский президент.
- Да, сэр, мы явно переоценивали его мудрость и дальновидность, - согласился английский премьер-министр.
Однако Сталин все хорошо понял. Он уже спешил в Москву. И как только переступил порог своего кабинета, потребовал к себе Курчатова.
- Товарищ Курчатов, - поздоровавшись за руку, сообщил Иосиф Виссарионович, - американцы только что испытали атомную бомбу. Мы непозволительно отстали в этом важнейшем вопросе. Я надеялся, что страна, победив Гитлера, получит передышку. Но международный империализм не позволяет нам расслабиться. Что нужно, чтобы резко ускорить работу по созданию атомной бомбы?
Профессор Курчатов уже имел готовый план работ. Поэтому ему не потребовалось просить времени на подготовку. И он немедленно доложил о своих просьбах:
- Нужно выводить работы по использованию внутриатомной энергии урана на новый, более высокий уровень. Требуется создать специальное ведомство при правительстве, которое занималось бы только этим вопросом.
- Согласен. Мы создадим Специальный комитет по атомной бомбе. Но не при Государственном комитете обороны. Это поднимет ее статус и позволит засекретить работы. Мы назовем их, допустим, «Проект Бородино».
Сталин прошелся по кабинету, затем добавил:
- А возглавить Проект поручим товарищу Берии. У него хватит сил и энергии, чтобы обеспечить вас и ваших ученых всем необходимым для этой важнейшей работы. Действуйте, Игорь Васильевич.
Так было дано значительное ускорение созданию, в противовес американской, советской атомной бомбе.

Сразу из Совета безопасности трое друзей поехали на свою конспиративную квартиру. Ею, по неписаному согласию, стала подмосковная дача Треногова.
Правительственный «ЗИЛ» в сопровождении двух милицейских машин промчался по Ленинградскому проспекту, затем - шоссе, и, наконец, вырвался на простор  великолепной
окружной дороги. Недавно отстроенная по последнему слову техники, она выглядела как заграничная картинка. К тому же и здесь машине главы московского правительства везде сопутствовал «зеленый свет». Вскоре они уже свернули с Боровского шоссе в живописный лесной массив.
После жары и духоты, установившейся в последние дни в столице, здесь их встретил удивительной чистоты прохладный воздух. Эта чистота придавала окружающей природе особую резкость и блеск. Каждая сухая ветка сосны была издали видна среди темной хвои. Даже блестящая на солнце нитка паутины вырисовывалась так, словно протяни руку и схватишь это чудо природы.
В сосновом бору стояла завораживающая тишина, лишь изредка нарушаемая пением птиц да стрекотом одинокого кузнечика. Потоки света среди бронзовых стволов то меркли, то вновь разгорались и превращали деревья и заросли кустов в живой шевелящийся мир листвы.
Все это настраивало на умиротворяющий лад. И спустя какой-то час от былого нервного возбуждения друзей не осталось и следа.
Но это не помешало им, как только все умылись и сели за стол в тенистой беседке, приступить к обсуждению чрезвычайного происшествия. Именно так назвал их вызов к Кейману Треногов:
- Это позор для страны! Какая-то гнида будет меня вызывать и давать указания, что делать!
Видимо, эмоциональный хозяин дачи все еще не отошел от того унижения, которое испытал, явившись на ковер к тому, кого несколько дней назад поручил проверить прокуратуре.
- Зачем тогда к нему явился? - лениво отозвался Сабиров, который, несмотря на жару, уже успел пропустить стопку водки из запотевшей, из холодильника, бутылки.
- А мне интересно стало: что же он мне скажет! - быстро отреагировал Треногов. - То, что он знает о наших встречах, мне известно. Но что он наберется наглости еще мне об этом и заявить, да еще прикрываясь безопасностью страны,- это уже перебор!
- А что дали результаты проверок его незаконной деятельности по прослушиванию? - поинтересовался Якубов, хоть прекрасно знал об этом.
- Да ничего, - махнул рукой Треногов. - Разве можно в этой стране посадить того, кто действительно нарушил закон?
- Тем более, если его нарушил человек из окружения Президента, - подтвердил бывший глава Федеральной службы безопасности. - Ну, а каков резонанс газетного разоблачения вмешательства в дела страны небезызвестной Нины Александровны?
Треногов, занявшийся было разделкой рыбы под пиво, отложил ее в сторону и серьезно заметил:
- Думаю, что этот ход нам многое даст. Мне, конечно, неизвестно, как на эту статью отреагировал Сам. Но что Нинку хватила истерика - это наверняка. Я эту дамочку знаю. Слезы, стенания, приказы отцу изничтожить мерзавцев, осмелившихся написать о ней правду.
- Значит, сегодня-завтра будут результаты, - задумчиво протянул Якубов. - Полагаю, что Кейману недолго осталось красоваться в этом кресле.
- Ты так думаешь? - оживился Сабиров. - Да он их всех на крючке держит: помимо этих кассет с записями, Кейман финансировал семью, особенно Нину.
- А ты не финансировал? - усмехнулся Якубов.
- Я делал это по личному приказанию шефа. Так сказать, по долгу службы. А эта гнида Кейман за деньги власть в стране покупал.
- Ладно, друзья, - решил примирить споривших хозяин дачи, давайте займемся более существенными вопросами. Значит, Кейману конец? Прекрасно - это большая победа для страны. А как быть с Самим? Не считаете, что наступил благоприятный момент?
- А что ты можешь для этого сделать? - поинтересовался Якубов. - Нарушить Конституцию и насильно снять его с должности?
- Да он сам эту Конституцию растоптал, когда к власти рвался. А новую под себя приказал написать. Такую, чтобы снять его при всех условиях было невозможно.
- А кто за нее голосовал? - язвительно заметил Сабиров. -  Мы с тобой оба и аплодировали новому тирану, который власть понимает только как способ личного обогащения.
- Ну, это ты уж слишком! - опасливо покосился по сторонам Треногов. - Да за такие речи...
-... при Сталине бы расстреляли. А теперь благодаря новой Конституции даже не посадят, - закончил за них Якубов.
- Н-да, - подытожил Треногов. - Сплошной тупик. Одна надежда: на досрочные выборы. И к ним надо всерьез готовиться. Кто лучше это сделает, того и народ изберет. А здесь очень многое зависит от средств массовой информации. Но если нам будут вредить свои же люди...
Хозяин дачи многозначительно посмотрел на Сабирова, старательно жующего кусок рыбы, и стал ждать его ответ.
В наступившей тишине было слышно, как где-то рядом заботливо жужжит шмель. Он летал кругами, все ближе подбираясь к бе-седке. Видимо, в деревянном строении у него было гнездо. И действительно, шмель сделал ловкий быстрый поворот и скрылся от глаз в расщелине крыши.
- Если ты имеешь в виду Джульетту, - наконец сказал, дожевав вкусную рыбу, Герман, - то виноват прежде всего сам.
- Интересно, чем же? Она печатает обо мне гнусный фельетон в своей газетке, а я еще и виноват?!
- Не надо обманывать девушку. Пообещал за ту заказную статью горы, а сам ни копейки не заплатил.
Треногов почесал рукой в затылке, будто именно там у него был кошелек с деньгами. Затем, смущаясь, был вынужден признать:
- Да, это я дал маху. Понимаешь, совсем забыл. Мне что, этих паршивых денег, что ли, жалко?
- Ну, это ты ей объясни. Я-то в ваших разборках при чем?
Беседа троих друзей плавно перетекла на обсуждение проблем женщин. К тому же пиво оказалось превосходным и настраивало на лирический лад, в котором политике места не было. Да и погода способствовала расслаблению. Солнце уже клонилось к закату, и в сосновом бору оживали совсем иные звуки.
В косых лучах перепархивали, точно загораясь, какие-то птицы. Запахло земляникой, нагретыми пнями. Гулко падали шишки. Словом, лес готовился ко сну.
Но обитатели правительственной дачи и не думали о каком-то сне. У них было слишком много забот и проблем. И решить их эти взрослые люди почему-то никак не могли.

Вещи усиливают ощущение времени. Часто они живут дольше нас. Прелесть жизни порой заключается не только в настоящем и ожидании будущего, но и в воспоминаниях о прошлом.
Джульетта Степановна сидела сейчас в одиночестве в своей уютной квартирке в Последнем переулке Москвы и с грустью перелистывала альбом с фотографиями.
Вот этот бравый, с лихо закрученными усами, на дореволюционной фотографии - ее прадед. А это, светлой памяти, ее мама. Эти черно-белые, кое-где уже пожелтевшие карточки должны остаться и после меня, подумала Буланова.
Она перевернула еще пару страниц альбома и чуть не рассмеялась: загорелая, верхом на бутафорском крокодиле да еще с давним любовником. Мэр города, откуда она приехала в столицу, не считался с расходами и свозил свою возлюбленную в далекий и жаркий Таиланд.
Там она была действительно счастлива. Никаких забот, все время прекрасная погода, теплый океан, пальмы и экзотика. Но семейного счастья связь с замужним человеком ей не принесла. Впрочем, она и теперь осталась в той же неопределенной роли любовницы без права на мужа и его имущество.
Джульетта задумалась над этой, казалось бы, очевидной мыслью, которая до этого ей почему-то не приходила в голову.
Но что ей оставалось делать? Устроить скандал и потребовать от Германа развода с законной супругой?
Но тем самым она разрушила бы не только его устроенную семейную жизнь, но и карьеру, высокое государственное положение Германа. Хотя, кажется, давно прошли времена парткомов, решавших подобные семейные вопросы и выносивших грозный приговор, развод со скандалом управляющему делами Президента ничего хорошего не сулил.
Бросить его, чтобы найти другого, согласного на женитьбу? Однако она по-своему любит Германа и привязалась к нему. К тому же элементарное чувство благодарности и порядочности не позволяет так поступить. Что ни говори, а в Москве она оказалась только благодаря высокопоставленному любовнику.
Джульетта так размечталась над старыми фотографиями, что резко вздрогнула, а затем и вскрикнула, когда раздался звон разбитых стекол.
Она не сразу поняла, что произошло. И только когда как можно осторожнее приблизилась к окну, увидела, в чем дело. В обоих стеклах оконной рамы было симметричное сквозное отверстие.
«Странно, что стекла не разлетелись», - почему-то подумала совсем не о том, о чем следовало, хозяйка квартиры.
Но затем Буланова бросилась к телефонному аппарату и стала лихорадочно набирать номер милиции.
- Алло, алло! - возбужденно кричала она в  трубку. - Вы меня слышите? В меня стреляли! Да, да! Адрес? Записывайте.
Только когда она подробно объяснила все милиции, Буланова немного успокоилась. Хотела было позвонить еще Зине и Герману, но передумала.
К ее удивлению, милиция приехала быстро. Следователь прокуратуры, криминалист и фотограф внимательно изучили отверстие в стекле, нашли пулю, запротоколировали происшествие и собрались уезжать.
- Как?! - изумилась Буланова. - И это все?!
- А что вы еще хотели? - равнодушно поинтересовался лейтенант милиции. - Чтобы мы у вас постоянный пост охраны оставили?
- Конечно! Меня же хотят убить!
Лейтенант усмехнулся:
- Во-первых, это еще не доказано. Стреляли, по всей видимости, с крыши противоположного здания. Могли и перепутать квартиры. А во-вторых, в Москве таких случаев - десятки, на всех охраны не наготовишься.
- Значит, вы будете меня охранять, - насмешливо заметила журналистка, - когда убедитесь, что меня убили?
 Лейтенант хотел возразить, но в это время зазвонил телефон.
Джульетта хотела взять трубку, но милиционер ее опередил.
- Кто говорит? Так. Так. Понятно. Спасибо.
И он тут же повернулся к следователю прокуратуры:
- Похоже, что потерпевшая права. Только что кто-то позвонил главному редактору газеты, в которой она работает, и сказал, чтобы те не удивлялись, если Буланову случайно найдут убитой.
- Так, - удовлетворенно сказал следователь, - дело приобретает интересный оборот. Похоже, что нам с вами, - он кивнул на хозяйку квартиры, - придется побеседовать подробнее.
Почти час Джульетте пришлось отвечать на самые разные вопросы, итересующие следователя. Она уже была не рада, что позвонила в милицию.

Ночью в Подмосковье глухо гремела гроза. Александру Владимировичу не спалось. Он поднялся с постели, подошел к окну и смотрел в пустынный парк. От синих пронзительных молний на стекле вспыхивали сложные узоры. Президенту казалось, что все эти пышные розаны и хохлатые петухи от молний лишь напоминание ему о том сложном положении, в которое он попал.
Его донимали со всех сторон. Собственное нездоровье, от которого давно разламывалась голова и тело и было совсем не до забот о стране и ее народе. Оппозиционные соратники, которые только и мечтали, как бы по-скорее от него избавиться. А теперь еще и собственная дочь, которая своими капризами и желанием поуправлять государством, загнала его в угол.
Главной головной болью Александра Владимировича было решение вопроса с Кейманом. Легко назначить человека на высокий пост. Гораздо труднее его оттуда снять.
Президент отошол от окна, за которым гроза и не думала утихать и нажал кнопку звонка. Через некоторое время в его спальню вошел офицер охраны.
- Альберт Васильевич здесь?
- Да, отдыхает в своей комнате.
- Разбудите. Пусть придет ко мне.
Ворочаться до утра в постели или принимать крепкое снотворное, от которого потом опять будет болеть голова, ему не хотелось. Самое  время обсудить, наконец, некоторые государственные вопросы.
Первого помощника ждать Президенту пришлось недолго. Видимо, тот привык к таким капризам своего Хозяина и спал, если уж не одетым, то наготове к возможным побудкам.
- Молодец, - одобрил Александр Владимирович, - Собираешься как солдат: за сорок пять секунд.
Альберт Васильевич не стал отвечать на похвалу, а только прикрыл рот рукой, чтобы не зевнуть.
- Ну, что будем делать с Кейманом?
«Вот те на! - подумал помощник. - Он его сам назначил, со мной не советовался, а теперь, когда тот наворочал дел, меня спрашивает!»
Но вслух он сказал иное:
- То, что заслуживает.
- Что ты мне ребусы задаешь, - лениво возразил Президент и невольно вздрогнул, так как в это время ярко сверкнула молния, а затем раздался мощный грохот. - Казнить нельзя помиловать. Ты мне запятые расставь.
- С одной стороны, - дипломатично начал Альберт Васильевич, Кейман заслуживает снятия, так как своими действиями уже вызвал волну возмущений в прессе, чем косвенно дискредитирует и вас. А, с другой, - он же протеже Нины Александровны.
- Понятно: не пой тонко, не пой толсто. За что тебя люблю, так это за твою увертливость.
Президент сказал эти слова неторопливо, ровным, спокойным тоном. Помощнику показалось, что он стал засыпать в кресле-качалке, так мерно засопел носом Александр Владимирович, как вдруг тот резко добавил:
- Так что ты со своими друзьями решил сделать со мной?
Альберт Васильевич даже рот открыл от удивления. Он знал непредсказуемость и изуитскую хитрость Президента, потому всегда при разговорах с ним проявлял максимальную осторожность. Но на этот раз слова Президента застали его врасплох. Видимо, сказалось то, что он еще не совсем проснулся и плохо соображал. Но такое подозрение заставило его вмиг мобилилизоваться и стать привычно собранным. И потому ответил он довольно убедительно.
- Я?! С вами?! Да провалиться мне на этом месте, если я когда против вас что замышлял! Это все наши враги хотят клин между нами вбить! Что я без вас? Да меня завтра же из Кремля попрут!
- Это ты верно сказал. Без меня тебя точно за одно место подвесят. Так что ты держись старика: я нервишки кое-кому еще сильно попорчу. Ладно, иди отдыхай.
Первый помощник так и не понял, зачем вызывал его среди ночи Президент. Но, главное, ему было непонятно другое: что знал об их тайных встречах Президент?

Прогулка на подмосковную дачу Треногова все же не была пустой говорильней и поглощением пива под вкусную рыбку. Об одном важном деле друзья все-таки договорились. И поручили его исполнение Якубову.
И вот сейчас бывший директор ФСБ ожидал в приемной Генерального прокурора, когда тот его пригласит. Раньше ему не пришлось бы никого ожидать. Михаил Иванович почел бы за великую честь встретить такого важного гостя у самого подъезда здания на Большой Дмитровке.
Но такое пренебрежение к давнему знакомству со стороны коллеги Якубова совершенно не огорчало. Во-первых, он давно знал истиную цену показной дружбы высших чиновников государства. А, во-вторых, чем больше бы он здесь прождал сейчас, тем лучше это было для темы предстоящего разговора.
Наконец, из кабинета Генерального прокурора вышло несколько человек, и Михаил Иванович вышел навстречу гостю. Он широко распахнул руки, словно хотел заключить в объятия гостя, но не сделал этого, а лишь, не очень искренне, проговорил:
- Иван Павлович! Ну что же ты столько времени ко мне не заходил!
Якубов промолчал и лишь неспеша прошел в кабинет следом за его хозяином. Тот отвинтил крышку у большой пластмассовой бутылки и предложил гостю воды. Увидев отказ Якубова, налил себе полный стакан и жадно, почти не отрывая его от губ, выпил воду до дна.
- Поговорить бы надо, - тихо заметил Якубов.
Генеральный прокурор его понял. Он повертел головой по сторонам кабинета, как бы проверяя, не прячется ли кто за широкой портьерой или под диваном, и согласился:
- Давай как-нибудь поговорим. Только не сейчас - дел, сам понимаешь, по-горло.
- Дела у прокурора все время будут, - иначе зарплату платить не за что. А надо бы и о себе подумать: при таком напряженном темпе работы недолго и инфаркт схватить. Поверь, после этого сразу всем станешь не нужен.
Генеральный прокурор поверил. Он только что сам продемонстрировал это на примере бывшего директора Федеральной службы безопасности. И потому, в знак согласия, задумчиво покачал головой.
Увидев, что хозяин кабинета склонен принять его предложение, Якубову осталось только чуть-чуть «дожать» своего собеседника.
- Знаешь что, поедем-ка сейчас со мной. Есть одно укромное место, где нам никто не помешает. В мужской компании хорошенько перекусим, а, заодно, и поговорим. Там нам никто мешать не будет.
- Ладно, - вздохнул Генеральный прокурор, - поедем. Ты прав: все дела не переделаешь.
Он дал несколько распоряжений секретарю в приемной, и они, на отдельном лифте, спустились вниз, к подъезду.

Лето в этом году было особенно жарким. Даже в зашторенном кабинете Сталина в Кремле чувствовалось, что на улице знойно и душно.
Возможно, именно это обстоятельство было причиной плохого настроения вождя. По крайней мере, так думал его личный секретарь Поскребышев, когда докладывал Сталину о сборе приглашенных.
Но он ошибался. Не жаркая и душная погода была причиной негодования диктатора. Только что Иосиф Виссарионович ознакомился с особо секретным донесением о том, что в Пентагоне разработан план атомной бомбардировки двадцати советских городов, включая Москву.
«Подумать только! - негодовал про себя Сталин, в раздражении отодвинув от себя на столе секретный доклад. - Всего три месяца прошло после окончания конференции стран-победительниц второй мировой войны в Потсдаме. Там вовсю звучали тосты о дружбе и поддержании мира на земле. И те же Рузвельт и Черчилль теперь строят планы уничтожения Советского Союза! Этого не будет!»
Он приказал, чтобы приглашенные вошли в его кабинет. Вождь лично и очень тепло поздоровался за руку с Курчатовым, Сахаровым, Александровым и другими учеными. Затем пригласил их сесть за большой длинный стол, накрытый зеленым сукном.
- Вы, товарищи ученые, прекрасно знаете, что сейчас требуют от вас партия и правительство. Надо максимально ускорить работы по реализации Проекта «Бородино». Империалисты уже вынашивают планы уничтожения с помощью нового оружия нашей страны. Поэтому мы не пожалеем никаких средств, чтобы создать ядерный щит Родины.
Ученые не подвели Родину и Сталина. 29 августа 1949 года на семипалатинском полигоне в Казахстане была успешно испытана первая советская атомная бомба. А еще раньше, в 1947 году министр иностранных дел СССР В. М. Молотов сделал заявление, что секрета атомной бомбы уже давно не существует.
Сталин щедро, по-царски одарил группу разработчиков проекта. Создатели атомной бомбы получили Государственные премии, звания Героев Социалистического Труда, автомобили, особняки, деньги. Вождь был готов на руках носить этих людей. И был прав, потому что эти люди положили конец атомной монополии США и Англии, которые могли применить грозное оружие не только в Хиросиме и Нагасаки.

Как только Сабиров узнал об обстреле квартиры Булановой, сразу же выехал к ней. Там он застал не только свою любовницу, но и наряд милиции.
- Что здесь произошло? - обратился Герман к лейтенанту, который был старшим в наряде.
- А с кем имею честь говорить?
Сабиров мгновение поколебался, затем, чтобы узнать правду, все-таки решил раскрыть свое инкогнито.
- Управляющий делами Президента Сабиров.
- Вот как? - удивился молодой лейтенант. - И что вы здесь, собственно говоря, делаете?
Герману, который не привык к такому обращению с собой, это очень не понравилось. И он повысил голос:
- Да как вы смеете так со мной разговаривать! Одного звонка будет достаточно, чтобы убрать вас с этой работы!
- А вот это уже называется использованием служебного положения в личных целях. Я здесь выполняю свои обязанности и не обязан давать служебную информацию даже чиновнику из Администрации Президента.
- Герман Антонович, - вмешалась Буланова. - Не спорь: он прав. Да и, собственно, что он может сейчас сказать нового?
- Ты, пожалуй, права, - несколько поостыл Сабиров. - Где бы нам с тобой приватно поговорить?
- Давай лучше поедем к Зине. Все равно я не смогу теперь здесь спокойно себя чувствовать. Даже под охраной таких бдительных милиционеров, - сказала она и улыбнулась молодому лейтенанту.
Минут через пятнадцать они уже входили в соседний дом, где жила Зина. Та встретила их радостно. Однако было видно, что она сильно встревожена. И потому сразу накинулась с расспросами:
- Ну что милиция выяснила? Кого подозревают?
- Это, пожалуй, мы должны вычислить сами, - резонно заметил Сабиров. - Поэтому надо подумать, кому нужно было пугать Джульетту?
- Против кого она писала свои статьи.
- Ты, Зина, конечно, права, - согласилась Буланова. - Начнем с Треногова - ему от меня здорово досталось.
- Ну, это исключено! - возмутился Сабиров. - Он - мой друг, а ты - моя любовница. К тому же я открытым текстом высказал ему претензии по поводу того, что он забыл тебе оплатить заказ. И он согласился, что «нужное» мнение, которое создает пресса, сейчас дорого стоит.
- Да, Треногов прав, - заметила Зина. - В России журналист больше чем человек, который пишет: нигде в мире так не верят в печатное слово, как в России.
- Журналист у нас не дурак, - весело заметил Герман, - как его покормят, так и писать будет.
- Друзья, друзья, - была вынуждена вмешаться Джульетта, - мы отвлеклись от темы. Нам же надо выяснить, кто потенциальный заказчик этой пули, влетевшей в мое окно, а не открывать симпозиум насчет особых качеств российского журналиста. Мораль, в принципе у каждого человека одна. И наш журналист от иностранного ничем в этом плане не отличается.
- А когда-то отличался! - назидательно вставила Зина. - Я помню твои статьи в областной газете. Тогда они были полны патриотизма, высокой нравственности и служению Родине.
Буланова красноречиво посмотрела на подругу и ничего не ответила. Она вынула из пачки сигарету «Кэмел», чиркнула зажигалкой и глубоко затянулась. Затем тоскливо оглянулась вокруг:
- Зинок, у тебя что - выпить ничего нет?
- Откуда? Нам уже второй месяц зарплату не платят.
- И вам тоже? - удивился Сабиров. - Во довели страну: имеем почти половину всех сырьевых богатств мира, а живем в нищете.
- А все потому, что во главе государства находится старый, больной и безразличный человек, а правят страной разные проходимцы! - запальчиво выкликнула Зина и вдруг прижала указательный палец к виску: - Эврика! Как я сразу не подумала?! Это же Кейман!
- Что Кейман? - не поняла Джульетта.
- Он - заказчик и исполнитель!
Сабиров и Буланова оторопело посмотрели на хозяйку квартиры. А Зина как ни в чем не бывало продолжала развивать свою мысль:
- Следите за моей логикой. Джульетта «светится» в газете с разными статьями, заказной характер которых вполне понятен тем, против кого он направлен. Кейман, как человек, несомненно, одаренный и поднаторевший в интригах, сразу устанавливает связь между Джулей, Треноговым и тобой, Герман. Тебя он уже пытался запугать, теперь пришла очередь Джули.
Сабиров задумчиво покивал головой. В словах Зины он в самом деле увидел логическую связь. Да и Буланова не стала отрицать справедливость этой версии. И он медленно проговорил:
- Ах сволочь! Мало ему меня - теперь и до моей возлюбленной решил добраться. Но это у него не получится: я сделаю все, чтобы убрать эту гадину.
И он повернулся к Булановой:
- Значит, так. Ты поживи пока у Зины - это будет безопаснее. А насчет всяких кейманов не беспокойся: мы сейчас как раз эту версию разрабатываем.

Прошедшая ночью гроза наконец-то освежила воздух и заставила отступить жару. Грозовое желтое небо еще дымилось многочисленными облаками, но в двух местах их прорывало яркое многоцветье. Две подруги-радуги словно опрокинулись над верхушками деревьев и радовали глаз переливом причудливых красок.
Якубов, как только они выехали за пределы столицы, отключил кондиционер в машине и открыл окно. Однако вместе с теплым ветерком в салон ворвался и влажный воздух.
- Душно, - сказал Генеральный прокурор, отирая платком лоб и затылок. - Как бы снова не разразилась гроза с ливнем.
- У природы нет плохой погоды, - отшутился Якубов. У него значительно повысилось настроение оттого, что Михаил Иванович согласился поехать с ним. Признаться, он не ожидал такого быстрого и легкого согласия важного чиновника на предложение бывшего коллеги. - Да и ехать осталось недолго.
- А куда мы направляемся, если не секрет? - почему-то впервые поинтересовался Генеральный прокурор, что совсем не соответствовало его должности и умению быть всегда осторожным и осмотрительным.
- Еще пару километров - и мы у цели, - уклонился от прямого ответа Якубов, ловко ведя машину по пролеску.
И действительно, через несколько минут они остановились у ворот какой-то дачи. Михаил Иванович сразу определил, что этот красивый особняк за трехметровым забором с системой видеонаблюдения явно принадлежит не простому труженику. Но задавать больше вопросов не стал, справедливо полагая, что скоро все и так прояснится.
Он оказался прав. Как только машина въехала на территорию дачного участка, представлявшего большой, уходящий вдаль сосновый бор, его взору сразу предстали знакомые люди. Треногов, Сабиров и даже первый помощник Президента были прекрасно известны Генеральному прокурору. Он стал догадываться, что заставило этих людей собраться в одном месте.
Но крепкие дружеские рукопожатия, взаимные приветствия, традиционные вопросы о здоровье не оставляли сейчас времени для расспросов. Его пригласили пройти на просторную террасу трехэтажного особняка с причудливыми башенками. Здесь уже ждал богато накрытый стол.
Первые десять минут застолья все дружно выпивали и закусывали. Здесь, на природе, духоты почти не чувствовалось. К тому же солнце уже клонилось к закату, и становилось прохладнее. Вдоль террасы густо росли цветы. Мокрые соцветия красных пионов горели в последних лучах солнца, как раскаленные угли. Все это в сочетании с мерным постукиванием дятла по засохшему стволу дерева создавало благостную картину деревенского умиротворения и покоя.
Но, похоже, гости собрались здесь не для этого. И первым начал серьезный разговор хозяин дачи. Он выпил еще одну рюмку коньяка, зажевал его ломтиком лимона и спросил Генерального прокурора:
- Скажи, Михаил Иванович, ведь не зря мы тебя сюда вытащили? Красота-то какая!
- Да уж, красиво. Но пригласил ты меня зачем? Не кормить и поить, в самом деле!
- И это тоже не помешает. Я, к примеру, на голодный желудок плохо соображаю. А нам сегодня нужно принять важные решения. Скажи, пожалуйста, ты с кем?
Михаил Иванович чуть не поперхнулся куском малосольной форели, который только что подцепил вилкой и отправил в рот. Но быстро прожевал его и в свою очередь спросил:
- А что ты имеешь в виду?
- Брось хитрить: тут все свои. Ты с Президентом и его окружением, которые развалили и унизили великую страну, или с честными патриотами, которые хотят спасти Родину от окончательного краха?
На такой вопрос у бедного Михаила Ивановича не могло быть иного ответа, как остаться заодно с честными патриотами. Но это не устроило главу столичного правительства. И он потребовал доказательств:
- Тогда почему пляшешь под дудку Самого? Зачем дважды вызывал Германа и устраивал ему накачки?
- Погоди, Василий Иванович, - вмешался Якубов. - Нельзя прижимать человека к стенке, если хочешь сделать его союзником. Михаил Иванович в данном случае поступил так, как сделал бы каждый на его месте. У прокуратуры имеется материал на Германа, и мы об этом знаем. Другое дело, что он выполнял указание Президента, не для себя переводил на заграничные счета эти деньги, предназначенные для ремонта Кремля. Так, Михаил Иванович?
- Абсолютно так.
- Спасибо. Речь сейчас об ином: готов ли Генеральный прокурор, у которого имеется огромный компромат на окружение Президента, дать ему ход?
- И оказаться, так же как и вы, выброшенным с работы?
- Михаил Иванович! Я ведь ходу имеющимся у ФСБ материам не дал. И все равно меня отправили в отставку. Так что вы сидите на пороховой бочке.
- Вот видите! - обрадовался Генеральный прокурор. - Вы-то меня понимаете: я один изменить  ситуацию не смогу.
- А почему один? - подал голос Сабиров. - Нас теперь много. И мы можем помочь многострадальной России сбросить с трона человека, который столько лет только и делал, что заботился о личном благе.
- Да, - подтвердил Якубов, - если вы согласитесь быть с нами в одном ряду, мы многое можем сделать.
Генеральный прокурор, казалось, был в раздумье. Он не спешил отвечать, а остальные посетители дачи его не торопили. Наконец, Михаил Иванович заметил:
- Вы знаете, что я честно прошел все ступени своей карьеры. Начинал рядовым прокурором в глубинке. И такого размаха коррупции в высших эшелонах власти я никогда не видел. Вместе с Андроповым мы начинали разные «рыбные» и «гастрономные» дела против тогдашних чиновников. Думали, что  это предел падения отдельных руководителей. Но оказалось, что те правонарушения  - детские шалости по сравнению с тем, что творится сейчас. Разворовываются целые миллиардные транши западной помощи, в частные руки за бесценок отдаются самые прибыльные отрасли, воруют уже воткрытую и никого не стесняются. Думаете, у меня не болит за это душа?
- Так начните борьбу! - воскликнул Треногов. - А мы вас поддержим!
- Кто «мы»? Несколько чиновников, пусть даже высокопоставленных? Полная власть в руках Президента и средств массовой информации. Они любого из нас сотрут в порошок!
- Не сотрут, - вдруг спокойно подал голос, молчавший до этого первый помощник Президента. - У нас в администрации имеется мощный аналитический центр. Так вот, по его данным, в парламенте и правительстве имеется мощная оппозиция Президенту.
- Тоже мне, новость! - презрительно засмеялся Сабиров. - Там многое покупается и продается. Но использовать силу депутатов можно. А вот с правительством нам нужно работу усилить: премьер-министр - порядочный человек и привлечь на свою сторону мы его обязаны.
- Верно, - согласился Треногов. - Этот вопрос я беру на себя: с Громовым у меня как раз завтра встреча.
- Вот это уже дело, - несколько увереннее сказал Генеральный прокурор. - Если на нашу сторону встанут парламент и правительство, то можно будет и в бой вступить.
Треногов с удовольствием заметил, что Михаил Иванович произнес слова «нашу сторону»  и посчитал, что прогресс достигнут. И постарался незаметно увести разговор в иное русло. Тем более что наступили сумерки, а на поляне среди сосен уже пылал костер, и оттуда вкусно тянуло запахом жареного шашлыка.
Жизнь, а с нею и борьба за лучшее продолжались.

       Пропуск с. 171-172.
прикрыть рукой декольте тысячедолларового платья от Версаче, справедливо           полагая, что нельзя раздражать отца де¬монстрацией чересчур большого выреза одежды  на груди.
    - Да, об этом! Твой  лизоблюд Кейман только что на всю стра¬ну заявил, что отказывается выполнять мой Указ! Каково?!
    - Какой Указ? Ты что, его уволил? И даже не посоветовался со мной! Лицо Нины стало медленно наливаться краской, но вдруг она громко зарыдала и стала дергать головой из стороны в сторону.
    Александр Владимирович мигом присмирел. Он, насколько по¬зволяла ему немощь, быстро подошел к дочери, обнял ее и стал успокаивать:
    - Ну, не плачь, Нинель, не надо. Ты же сама говорила, что тебе теперь безразлично, что будет с этим Кейманом.
    - Говорила! - продолжая рыдать, сквозь всхлипывания су¬дорожно выдавливала из себя слова дочь. - А ты и постарался: меня не спросил. А ты подумал, в какое положение этим Ука¬зом меня поставил? Теперь все смеяться станут, мол, я ничего не решаю!
    Александр Владимирович ничего не ответил. Он только лас¬ково гладил дочь по голове, видимо, вспоминая, как делал это в ее детстве.

   Российская история — это непрерывная череда дворцовых пе¬реворотов. Редкий правитель спокойно доживал в нашей стране на своем троне, чтобы умереть естественной смертью. Это дав¬но и прочно усвоил Иосиф Виссарионович Сталин. Он много потрудился, чтобы избавиться не только от явных, но и потенци¬альных врагов.
    Но даже сейчас, на вершине беспрекословного диктаторства, он не мог быть до конца уверен в полной лояльности соратни¬ков. И потому был вынужден прислушиваться к тем донесениям и докладам, которые регулярно поступали из спецслужб.
    Особенно в последнее время его беспокоил маршал Жуков. Этот гениальный полководец, блестяще выигравший войну, пользовался громадным авторитетом и уважением в народе. Он мог затмить даже гения всех времен и народов, самого товари¬ща Сталина. Этими страхами умело пользовался Берия. Он даже сумел подготовить к докладу вождю целое дело о военном заго¬воре, который, якобы, возглавил Жуков.
    Первая опала знаменитого маршала наступила в 1946 году, когда его удалили из Москвы в Одессу командовать округом. Про¬шло совсем немного времени, и из этого южного города посту¬пила шифровка, что Жуков вооружает офицеров. Берия немед¬ленно явился с докладом к Сталину
   - Ну, что у тебя? —  предчувствуя неприятный разговор, недовольно произнес Иосиф Виссарионович.
    -  Подтверждение того, что наш полководец возглавил заго¬вор недовольных военных.
    Сталин ничего не ответил, а лишь повернулся к Берии спиной, высматривая что-то через окно в кремлевском дворе.
  - Нити заговора из штаба Одесского военного округа потянулись в другие города, — словно не заметив демонстративного действия вождя, продолжал Лаврентий Павлович. — В основном туда, куда вы сослали генералов, снятых с постов и пони¬женных в званиях за присвоение трофейного имущества в Германии.
    Сталин помнил дело о так называемом трофейном имуществе. Вездесущие агенты Берии скрупулезно подсчитали и доложили, сколько ковров, мехов, метров тканей и так далее привез с со¬бой из побежденной Германии маршал Жуков и другие генера¬лы. Тогда он просто выбросил в мусорную корзину многостра-ничные описания этих трофеев. Но воспользовался случаем и наказал ряд высокопоставленных военных. И вот теперь ему опять напоминают о каких-то тряпках, не стоящих выеденного яйца.
    Берия дипломатично выждал некоторое время, но затем про¬должил доклад:
    - Обиженные, как они считают, вами военные стали искать авторитетную фигуру, вокруг которой можно было бы сплотиться …
    - … и тогда их взоры обратились к товарищу Жукову, тоже оби¬женному Сталиным, — досказал за Берию Иосиф Виссарионович.
   - Совершенно точно. Поэтому нами произведен ряд арестов офицеров округа, которым командует маршал Жуков.
   - И теперь встает вопрос об аресте самого командующего, — вновь закончил мысль за него хозяин кремлевского кабинета.
   Берия весь подался вперед, чтобы не пропустить ни слова из того, что теперь скажет Сталин. Он давно ждал этого исторического момента. До самого последнего времени, несмотря ни на какие компрометирующие материалы, ему не удавалось
близко подступиться к опальному маршалу. И вот теперь, кажется,  долгожданный момент настал.
    Ястребиный нос Берии, словно чувствуя добычу, напрягся в ожидании, а взгляд тускло поблескивающих за стеклами пенсне глаз отливал свинцово-сизой жесткостью.
    Сталин медленно повернулся от окна и внимательно посмот¬рел на Берию. Затем четко и ясно произнес:
    - Нет, Жукова арестовать не дам. Не верю во все это. Я его хорошо знаю. Я его за четыре года войны узнал лучше, чем самого себя.
    Жуков, действительно, издал приказ о выдаче оружия воен¬ным и разрешил круглосуточное его ношение. Но вовсе не пото¬му, что готовил свержение Сталина.  В сорок шестом Одесса ки¬шела бандитами и ворьем, которые наводили страх на жителей. Вот для борьбы с ними и предпринял полководец чрезвычайные меры.
     Бдительная агентура НКВД, следящая за маршалом, тут же сообщила об этом в Москву. Недоброжелатели Жукова момен¬тально воспользовались информацией. Но многоопытный Ста¬лин оказался прав, не поверив в такую интерпретацию сообще¬ния. На этот раз беда миновала маршала Жукова.

    Два главы правительств — московского и российского — встретились в доме на Краснопресненской набережной. Судя по тому, что Громов не стал держать Треногова в приемной, а сразу пригласил в кабинет, он относился к нему неплохо.
    Это был высокий, пожилой, много повидавший в жизни чело¬век. Он прошел не только партийно-советскую школу, обычную для всех здравствующих госчиновников, но и долгий путь дип¬ломатической работы. А потому был сдержан, скуп на слова, пунктуален и обязателен, что в российской элите считалось чуть ли не чудачеством.
    После того, как они тепло поздоровались, премьер-министр пригласил гостя в комнату отдыха, располагавшуюся за основ¬ным кабинетом. Там они расположились в удобных креслах.
   - У вас можно говорить открыто? — сразу поинтересовался Треногов.
   - Теперь можно, — ответил премьер-министр. — И на ста¬руху бывает проруха: я, опытный дипломатический волк-раз¬ведчик, не озаботился тем, чтобы проверить на предмет про¬слушивания эти апартаменты. И, только когда обнаружил утеч¬ку нескольких секретных разговоров из кабинета, дал задание
его проверить. Результат был ошеломительным: в столе премьер-министра — подслушивающее устройство.
    - Кейман?— коротко спросил Треногов.
    - Он самый.
    - И ничего с ним не сделали?
    - Громов снисходительно улыбнулся. Затем сделал рукой не¬определенный жест, означающий что угодно, и стал рассказы¬вать:
    - Почему же - сделал. Первым делом приказал всё ликвидировать и уволил своего руководителя аппарата. Вторым — поехал с разговором к Президенту.
— А он посоветовал ограничить вашу политическую активность и не наезжать на Кеймана.
   - Точно, — согласился премьер-министр. — Пришлось поставить ультиматум: или я, или Кейман. Что было дальше  —  вы знаете.
    - Знаю. Только этот прохвост теперь самому  Президенту кукиш показал: в интервью принадлежащей ему радиостанции заявил, что с поста секретаря Совета безопасности никуда не уйдет, и что Президент нарушил Конституцию.
    - Да есть ли у нас в стране после этого власть? — задал риторический вопрос сам себе премьер-министр.
    - Вот для того, чтобы власть была, я пришел к вам.
    - Вы понимаете: я не могу идти против Президента. Не только потому, что не могу этого сделать по Конституции, но из чув¬ства элементарной порядочности!
    - Да о какой порядочности можно говорить по отношению к такому человеку! — уже не сдерживаясь, воскликнул Треногов. — Он же, если потребуется, ноги о вас вытрет и дальше пойдет!
    - В этом я не сомневаюсь, — согласился Громов. — Положе¬ние в стране на грани взрыва: грошовые пенсии и зарплаты не выплачиваются месяцами, западная помощь разворовывается, чиновники погрязли в коррупции, криминалитет рвется к влас¬ти. А у правительства нет фактически никакой власти, чтобы это изменить. Вы не поверите, но каждый свой шаг я обязан согласовывать с администрацией Президента, словно это пре¬жний ЦК КПСС!
    - Так она и располагается там же, на Старой площади, и здание, и кабинеты прежние. Только вместо портретов дорогого Леонида Ильича там теперь впору повесить изображения аме¬риканского президента.
    - Да, это «друзья» нашего Александра Владимировича,— го¬рестно согласился премьер-министр.— Мировой валютный фонд, американский департамент и прочие заграничные добро¬желатели указывают, как нам жить и чего еще лишить населе¬ние. Я представляю, как отреагировали американцы, если бы мы стали советовать, как им жить!
    - Ну что же,— заключил Треногое, словно именно он был здесь хозяин, — тогда налицо наше полное взаимопонимание. Я хочу сказать, что представляю определенные силы, которые хотят и могут навести порядок в государстве.
    Наступило минутное молчание. Каждый из присутствующих в комнате отдыха обдумывал то, что он скажет теперь. На карту было поставлено многое: карьера, репутация, обеспеченная жизнь. Ведь и Треногов, и премьер-министр были людьми обес¬печенными и лично ни в чем не нуждались. Наконец, заговорил Громов:
  - Как гражданин страны и патриот, которому небезразлич¬но ее будущее, я также пришел к выводу, что дальше подобное положение терпимо быть не может. Это позор для великой стра¬ны. Россия доведена до нищеты, вынуждена побираться, вып¬рашивая займы, кредиты и транши. Но что сейчас можно сделать?
    - Многое. Мы привлекли на нашу сторону Генерального прокурора. У него накоплен огромный компромат на ближнее ок¬ружение Президента. Если предъявим Александру Владими¬ровичу, то сможем вынудить его добровольно подать в отставку.
    - А, если он на это не пойдет? По Конституции вся власть у Президента. На него выходят все силовые структуры.
    - А у нас общественное мнение, — не согласился Треногов. - Это посильнее военной мощи.
    - Надо подумать, — уклончиво сказал Громов. — По край¬ ней мере, о содержании нашего разговора не должен знать никто. Я дам знать о моём решении.
    На том они и расстались.

    Сабиров, естественно, посвятил Буланову в суть достигнутой на последней дачной встрече договоренности. Ему нужна была помощь Джульетты как опытной журналистки. Поэтому он не¬медленно встретился с любовницей на квартире у Зины, где те¬перь, в целях безопасности, проживала Буланова.
   - Ты можешь нам помочь? — сразу спросил он Джульетту, мирно попивающую кофе в уютной кухне. — Мы объявляем Самому информационную войну.
    - Вам нужно, чтобы накопленный на семью Александра Владимировича и на него самого компромат был опубликован в сред¬ствах массовой информации?
    -Да.
   -Так в чем же дело? Сам говорил: как журналиста покормишь, так он и напишет.
     -Дело не в деньгах: на эти цели у нас имеются. Дело в уголовной ответственности, которой боятся журналисты. Статья пятьдесят первая Закона о средствах массовой информации зап¬рещает журналистам распространять информацию, порочащую граждан, в том числе в связи с их профессиональной деятель¬ностью. Никому не хочется садиться в тюрьму.
    Буланова задумалась, пытаясь дать ответ Сабирову. Но ее опе¬редила Зина.
    - Из этой коллизии есть элементарный выход, — заявила она, поправляя на голове тюрбан из ярко-зеленой материи. — Вы забыли, в каком веке мы живем!
   - И в каком же? — задала глупый вопрос Джульетта.
   - В компьютерном. Делается все просто, сначала надо ваш компромат, что называется, «отмыть». Для этого есть легальный путь: информация сбрасывается в Интернет на разные сайты: А затем уже кто угодно может со спокойной совестью ссылаться на него.
    - Гениально! — воскликнула Джульетта. — Ссылка на опубликованный материал освобождает автора от уголовной ответственности. А легкодоступный и анонимный Интернет идеально подходит на роль такого источника. Знаете, что я недавно нашла в Интернете? Сайт, посвященный даме известного высокопоставленного чиновника, которая, трудясь в банке, занималась любовью с председателем правления прямо на рабочем столе. Каково, а?
    Герман не обратил внимания на последнюю пикантную деталь, но буквально загорелся идеей использования Интернета, потому быстро проговорил:
   - Зинаида, дорогая, проси чего угодно за такую подсказку!
   - Если бы мы продолжали жить в стране Советов, где они, как известно, давались бесплатно, я бы ничего не попросила. Но, поскольку эра романтизма прошла, то не откажусь от твоего предложения. Мы недавно с Джулей были в одном жутко дорогом бутике в «Пассаже». Но только облизнулись: ни одна обновка из этого магазинчика нам не по карману.
   Герман молча достал из кармана небольшой пластиковый предмет и протянул его Зине:
    - Это — платиновая кредитка банка «Чейз Манхэттен». Пользуйтесь на здоровье: на нее многое можно купить.
    После этого дальнейший серьезный разговор стал просто невозможен. Женщины заворковали, словно голуби на токовище: они наперебой обсуждали, что же купят себе в этом престижном магазине.

    Он никогда не имел близких друзей. Всю свою сознательную жизнь, с тех пор, как понял, что надо всеми силами рваться к власти, что только там, наверху, и есть все условия для самовыражения, Саша только притворялся, что может испытывать иные, кроме карьеристских, чувства к окружающим людям.
    В правильности этого жизненного кредо Александра убедила и жесткая комсомольско-партийно-советская школа. Умный, сообразительный паренек сразу понял, что нужно его руководителям. Он научился правильно, хорошо говорить. Умел к месту употребить цитаты из классики марксизма-ленинизма. А, главное, - угодить нужным людям.
    Всю последующую жизнь, занимая высокие властные долж¬ности, он компенсировал Себе эти вынужденные унижения. Александр Владимирович ни в грош не ставил людей. Всех, кто был ниже его рангом, он мог унизить и оскорбить в любую ми¬нуту. Он ни разу не вспомнил о тех, кто когда-то оказал нужные ему услуги. И, каждый раз, когда этого требовала обстановка или когда желал сам, без всяких сожалений «перешагивал» че¬рез верных людей.
    И вот сейчас Президент оказался в сложной ситуации. Ост¬рый звериный инстинкт подсказывал, что за ним, как гончие собаки за раненым волком, по пятам идут соперники. Они об¬ложили его со всех сторон красными флажками и вот-вот гото¬вы были захлопнуть капкан.
    На кого он, Президент страны, мог сейчас опереться? На свою кремлевскую администрацию? Но только за последние полгода он несколько раз поменял ее руководителей. На армию, для ко¬торой являлся Верховным Главнокомандующим? Но офицеры, которым, по его вине, месяцами не выплачивали нищенскую зарплату, вряд ли пойдут защищать такого командира.
    Всякие кейманы, которых в пылу ссоры с дочерью он назвал олигархофренами, первыми, как крысы с тонущего корабля, побегут из России. Правительство возглавляет человек, осмеливающийся спорить с ним и иметь свое мнение. А уж о парламенте и говорить не приходится! Депутаты и се-наторы-губернаторы до того осмелели, что уже в открытую ста¬вят вопрос о его досрочном смещении с поста Президента.
    Александр Владимирович горестно покачал седой головой и отошел от раскрытого окна. Его спальня в загородной резиден¬ции, сейчас больше напоминала больничную палату, так много здесь находилось медицинских аппаратов и приборов.
    Оставался один, главный и надежный союзник, который ни¬когда не подведет. И Президент распорядился пригласить к нему дочь.
    Нина, как всегда, влетела в палату нервная и возбужденная. Она мимоходом осведомилась о здоровье отца, небрежно чмок¬нула его в морщинистую сухую щеку и плюхнулась в кресло.
    - Что, устала, дочка? — ласково спросил Александр Владимирович.
    - Тут устанешь! Кругом одни враги: так и норовят поболь¬нее укусить. За границу смотаться, что ли?
    Президент насторожился. Он впервые услышал от дочери столь явное напоминание о загранице. Он, конечно, знал, что Нина уже давно, через подставных лиц, приобрела несколько вилл за границей...

                (Продолжение следует)


ВАЛЕРИЙ МАСЛОВ
                БЛИЖНЯЯ ДАЧА

                Роман
   
Все герои, кроме исторических лиц прошлого, в данном романе вымышлены. Всякие совпадения с реальными событиями случайны.                Автор.

Светлой памяти
моей матери, великой труженицы
РАЗГУЛОВОЙ Дарьи Ивановны, посвящаю.


    Ему не спалось. Он думал, что оставит потомкам. Какой след в истории страны и мира будет ему уготован. Какой-то очередной лизоблюд вчера весь вечер говорил ему, что имя Александра Владимировича навечно, золотыми буквами будет вписано в историю России.
России! Да мало этого! Он должен войти в один ряд мировой истории наряду с такими именами, как Рузвельт, Наполеон, Сталин, наконец. Недаром он, нынешний Президент страны, сидит сейчас в кресле именно того кабинета, где творил историю мира непобедимый Генералиссимус!
Никто после смерти вождя всех времен и народов не смел занять этот кремлевский кабинет на втором этаже исторического здания. Ни "кукурузник" Хрущев, ни "дорогой" Леонид Ильич, ни борец за справедливость Андропов, ни даже творец перестройки Горбачев. А он занял. Не побоялся. И никто и слова не сказал: проглотили. Знают его крутой нрав. Так что не отступит он и теперь, когда бывшие соратники, как стая голодных шакалов, только и ждут, чтобы урвать момент и лишить его власти.
- Не дождетесь! - вслух сказал Александр Владимирович. - Не на того напали!
Он с трудом поднял свою грузную фигуру из мягкого кресла и невольно усмехнулся:
- Прямо, как дорогой Леонид Ильич, стал, понимаешь! Впору претворять в жизнь его проект строительства подземной рельсовой дороги к залу заседаний Кремлевского Дворца съездов: нажал кнопку - и вместе с креслом тебя вынесло прямо в президиум очередного съезда!
Президент подошел к окну, из которого была видна панорама внутренней кремлевской площади. На заснеженной брусчатке суетилась стайка голубей, ввысь устремлялась золоченая колокольня Ивана Великого, слышался мерный перезвон колоколов. Весь этот патриархальный вид навевал покой и умиротворенность. И Александр Владимирович невольно воспрянул духом.
"Нет, списывать меня рано! Я им еще покажу кузькину мать!"

Из посольства Соединенного королевства Великобритании Герман Сабиров возвращался довольно поздно: сегодня здесь устраивался очередной прием по случаю представления нового Чрезвычайного и Полномочного Посла Ее Величества в России. Герман был слегка навеселе и потому двигался по ночной Москве на служебном "Мерседесе" довольно тихо. Он и так уже нарушил служебную инструкцию, отослав шофера с охранником домой. Ему, руководителю Отдела администрации Президента, не полагалось ездить без охраны и тем более самому вести машину.
Но он решил, что сегодня можно. После приема его ждала красивая, обаятельная женщина, а двигаться на служебной машине к любовнице со свидетелями не хотелось.
Сабиров хотел конспирации: новый глава президентской администрации вздумал наводить порядок. И в моральном облике подчиненных тоже.
"Как будто людям можно запретить любить!" - усмехнулся Герман, но на всякий случай пристегнул ремень безопасности и даже выключил проблесковый маячок, дабы не привлекать к своей персоне излишнего внимания.
Его новая пассия, сотрудница газеты администрации Президента, жила в центре Москвы, в Последнем переулке. Сабиров был горд, что ему удалось так быстро не только устроить провинциальную журналистку в престижном столичном издательстве, но и пробить ей жилплощадь недалеко от своего постоянного места работы. И не жалел об этом: женщина со странным именем Джульетта оправдывала его неизбывной страстью и темпераментом.
Он неспеша подрулил к старинному, дореволюционной постройки дому в начале переулка, выключил мотор и только собрался открыть дверцу, чтобы выйти из машины, как к правительственному "Мерседесу" подскочил человек в маске.
Далее события развивались классически. Неизвестный киллер приблизился к машине со стороны правого пассажирского сиденья и через стекло прицелился в водителя. Сделав в упор два выстрела, стрелок бросил пистолет с глушителем прямо возле "Мерседеса" и скрылся в темноте.

Иосиф Виссарионович Сталин был сегодня явно не в настроении. Он только что внимательно прочитал аналитический материал под грифом "Совершенно секретно" из ведомства  Берии и был несказанно раздражен. Конечно, любой посторонний человек не заметил бы сейчас на лице вождя великой страны и тени подобного раздражения: Джугашвили давно привык сдерживать свой грузинский темперамент и не делать поспешных решений. Но внутренне он буквально кипел. И потому, раскурив неизменную трубку, в которую сейчас вложил, кажется, чересчур большую порцию своих любимых раскрошенных папирос "Герцоговина Флор", он, уже спокойно, немного растягивая слова, проговорил вслух, словно рассуждая сам с собой:
- Сколько можно этой, выражаясь языком Ильича, политической проститутке Троцкому полоскать имя товарища Сталина? Давно в эмиграции, но никак не успокоится. Может, товарищу Бронштейну надо помочь? Почему товарищ Берия сам не догадается? Почему обо всем должен думать сам товарищ Сталин?
Видимо, обилие вопросительных знаков несколько утомило вождя, и он задумался, подойдя к окну своего кремлевского кабинета на втором этаже бывшего сенатского дворца. На заснеженной брусчатке суетилась стайка голубей, ввысь устремлялась золоченая колокольня Ивана Великого, слышался мерный перезвон часов на Спасской башне.

Джульетта Степановна ждала гостя. Она совсем недавно поселилась в этом старинном престижном доме, где ее любовник сделал евроремонт, и не могла нарадоваться своему счастью. После провинциального областного центра, хоть и близко расположенного к Москве, но сонного и тихого, она никак не могла привыкнуть к бурной столичной жизни. Ее возлюбленный появлялся только ближе к ночи и никогда не оставался до утра, заботясь о спокойствии своей жены. Но Джульетту такое положение вполне устраивало. Причем, главными в жизни были не роскошь и богемная жизнь, которые дал ей любовник. И не то, что он сумел в течение недели круто изменить ее жизнь, устроив работать в газету администрации Президента страны.
Главным была та страсть, которую она испытывала с этим, еще молодым, стройным и умным человеком. У нее был когда-то муж и немало любовников, но еще ни разу она по-настоящему не любила. И теперь эта красивая, обаятельная женщина ничего не желала так сильно, как очередной встречи со своим возлюбленным.
Настенные часы в зале мерно пробили одиннадцать раз, но никто к ней пока так и не пришел. Джульетта уже начала волноваться, когда, наконец, раздался звонок.
Но это был звонок телефонный. Задыхаясь от внезапно охватившего ее волнения, Джульетта бросилась к телефонному аппарату.

Он решил собрать помощников здесь, в Горках. Выезжать в Кремль врачи решительно не советовали: состояние здоровья Президента вызывало у них серьезное беспокойство. Но и медлить было нельзя: за его спиной уже начались метания и перебежки ближайших сподвижников во вражеский стан. Пора было проявлять характер. Надо было показать, кто в доме хозяин.
Александр Владимирович медленно, по-стариковски, поднялся из кресла и на негнущихся ногах добрел к широкому, не зашторенному окну.
Вид в ухоженный парк был прекрасен. Слегка припорошенные снегом ели и сосны навевали покой и умиротворенность. На всем обозримом пространстве не было видно ни души. Казалось, что именно здесь ты надежно защищен от всех мерзостей жизни.
"Не зря Ильич выбрал себе этот прекрасный уголок для последних лет жизни, - подумал, несколько успокоенный созерцанием великолепного пейзажа, Президент. - А может, я ошибаюсь? Это ведь Сталин упрятал своего учителя сюда, подальше от посторонних глаз!"
- Но меня им не упрятать! - грозно воскликнул вслух Александр Владимирович.
Что-то поистине величественное, царское промелькнуло в грозном виде Президента в этот момент. Но тут же исчезло, сменившись болезненной гримасой: приступ очередной боли вмиг показал ему, как вредно этому старому, изношенному человеку волноваться.
- Все ждут, Александр Владимирович! - незаметно возник за его спиной помощник.
Президент невольно вздрогнул. Вот уж, сколько лет он никак не мог привыкнуть к этой кошачьей повадке своего личного секретаря.
"Так и нож может вонзить в спину незаметно, - совершенно не к месту возникла в его голове нелепая мысль. - Менять, пожалуй, его надо".
Это желание - сменить и разогнать своих самых верных и ближайших сподвижников - у Президента возникало довольно часто. Что он с удовольствием и претворял в дело. Александр Владимирович не жалел никого и уж тем более не признавал никакой дружбы и прежних заслуг. Вот и сейчас, услышав от дочери, что, по ее мнению, в Кремле зреет заговор, он приготовился к принятию очередных решительных мер.
- Здравствуйте, Александр Владимирович! Как вы хорошо выглядите! Горки идут вам на пользу! - раздался хор услужливых голосов, как только он вошел в гостиную.
Впрочем, "вошел" - это слишком оптимистично сказано. Присутствующие вмиг отметили шаркающую походку Президента, впились внимательными, ничего не пропускающими взглядами во весь его облик. Поначалу никого не интересовало, что он говорил, все смотрели, как медленно раскрываются бледные губы, как напрягаются веки, как потерянно бьется жилка на виске...
- И потому я принял решение. - Президент закашлялся, прямо ладонью вытирая губы и нос, затем медленно, с большими паузами, произнес: - Я отправляю в отставку руководителя администрации Президента и всех его заместителей.
Наступила немая сцена. Никто не ожидал такого резкого поворота дела. Словно заметив, что несколько переборщил, Александр Васильевич добавил:
- Да, и, понимаешь, объявляю всем им благодарность за службу. С сохранением всех льгот и... привилегий.
Последнее слово далось ему особенно трудно. То ли потому, что трудно произносилось, то ли из-за того, что начинал он свой стремительный взлет к президентскому креслу как раз с борьбы с этими самыми привилегиями.
Впрочем, собравшимся было сейчас не до осмысления таких тонкостей. Каждый из них мгновенно соображал, что ему теперь делать. Власть обладает для людей такой притягательной силой, с которой не может сравниться ни одна из остальных человеческих страстей.

Сабиров, видимо, родился в рубашке. Киллер, похоже, не отличался меткостью и кучностью в стрельбе: пули попали в руку и ногу, не задев жизненно важных органов.
А может, он и не собирался убивать начальника Отдела администрации Президента? Может, ему дали задание лишь попугать не в меру ретивого чиновника?
Впрочем, Германа сейчас такие нюансы не интересовали. Нужно было срочно вызывать помощь. Левой, не простреленной, рукой он вынул из кармана куртки мобильный телефон и вызвал по нему "скорую помощь". Затем дотянулся до спрятанного за панелью телефона правительственной связи и набрал четырехзначный личный номер директора Федеральной службы безопасности. На его счастье, абонент оказался на месте.
- Якубов слушает! - по-военному четко отозвался моложавый звонкий голос в трубке.
- Иван Павлович, прошу извинить за поздний звонок. Это Сабиров. Меня только что в упор расстрелял киллер.
На мгновение в трубке воцарилось молчание. Затем тот же голос, но уже несколько настороженно, уточнил:
- Кто говорит?
- Сабиров. Начальник Отдела...
- Да знаю, знаю, - несколько нетерпеливо перебил Якубов. - Но как это: в упор расстрелял, а ты жив?!
- Да. Только ранен. В руку и ногу.
- Понятно, - уже совершенно серьезно, деловым тоном ответил директор Федеральной службы безопасности. - Адрес?
- Последний переулок, дом семнадцать. Это в центре.
- Знаю. Высылаю бригаду и еду сам. "Скорую" вызвал?
- Да.
- Попроси, чтобы без меня не увозили. Сейчас буду.

Берия был вызван к Сталину немедленно. Вождь неторопливо прохаживался по кремлевскому кабинету. Толстый ковер на полу и так заглушал все шаги. А мягкие, почти без каблуков, сапоги Иосифа Виссарионовича и вовсе делали его походку неслышной. Так что, стоявший навытяжку посредине кабинета Лаврентий Павлович мог только настороженно зыркать тускло поблескивавшим пенсне да слегка поводить в стороны своим ястребиным носом.
- Лаврентий, что ты мне опять принес эту гадость? - Сталин брезгливо указал на аналитический доклад с выкладками иностранной прессы, лежащий у него на столе.
- Так ведь пишет, подлец! Поливает грязью.
- Вот именно, - пыхнул трубкой вождь. - Грязью. А ты мне создаешь проблемы.
- Так ведь... - начал было Берия, но, словно уловив непроизнесенное указание, мигом сообразил: - Нет человека - нет и проблемы!
Иосиф Виссарионович ничего не ответил. Он словно вмиг утратил интерес к тому, о чем пишет в далекой мексиканской эмиграции его бывший соратник по партии. И перешел к, казалось бы, философской проблеме.
- Вот, многие говорят, что я чересчур жесток.
- Что ты, Коба! Кто такое мог подумать?!
- Да, многие. Да товарищи по партии. Но вспомни, Лаврентий, десятую годовщину Великого Октября. Тебя, конечно, тогда здесь еще не было. Но не в этом дело. Стою на трибуне, приветствую трудовые массы и вдруг получаю сильный удар в затылок. Даже фуражка слетела. Это как понимать, Лаврентий?
Берия 7 ноября 1927 года на трибуне Мавзолея действительно не был. Но о том нападении на руководителя страны, Иосифа Виссарионовича Сталина, знал прекрасно. Тогда слушатель военной академии имени Фрунзе Яков Охотников вместе еще с двумя курсантами был послан на усиление охраны Сталина во время военного парада на Красной площади. Беспрепятственно проникнув в Кремль, тройка слушателей подошла к калитке, перекрывавшей вход в туннель, ведущий на трибуну Мавзолея.
Путь им преградил всего один грузин-охранник. Отшвырнув его в сторону и сломав калитку, бравая тройка вмиг оказалась позади приветствовавших демонстрантов руководителей партии и правительства. Яков Охотников подскочил к Сталину и с размаху ударил его кулаком в затылок.
Лаврентий помнил и иное, самое интересное: никто из напавших на Сталина не был привлечен к ответственности. Троцкий, начальник академии Эйдеман и начальник военного штаба РКК Тухачевский замяли это дело.
- Да, Коба, тогда ты не дорожил своей жизнью и не уделял внимания своей безопасности. Если бы в руках этого бандита оказался нож или пистолет - случилось бы непоправимое.
- Да, Лаврентий, мне, можно сказать, везет, - усмехнулся Иосиф Виссарионович. - Не оказалось в руках сабли и у комбрига товарища Шмидта, а то бы остался Коба без ушей.
И этот эпизод Берия прекрасно знал. Накануне пятнадцатого партийного съезда позиции Троцкого стали особенно сильны. И Сталин пошел ва-банк: исключил его из партии. В перерыве съезда к Сталину подошел сторонник Троцкого командир бригады Шмидт, при всех обложил матом и, помахивая воображаемой саблей, заявил: Смотри, Коба, уши отрежу!" Вождь проглотил и это оскорбление.
- Так что у нас там еще? - словно и не было ничего сказано перед этим, вяло поинтересовался Сталин.
- Срочных и важных сообщений пока нет, - отрапортовал Берия.
- Хорошо, Лаврентий. Ступай.
Никаких выводов и приказов. Но Берия прекрасно знал характер своего Хозяина: тот никогда и ничего не забывал. Яков Охотников, разбивший затылок Сталина перед многотысячной демонстрацией на Красной площади, вначале даже получил повышение. Иосиф Виссарионович вспомнил о нем через восемь лет. Чуть позже пришел черед и его защитников: Эйдемана и Тухачевского. Теперь настала пора Троцкого.

Джульетта так спешила к звонящему телефонному аппарату, что на бегу споткнулась о край ковра и упала. Но все же успела протянуть руку и схватить трубку. Так, лежа на ковру, задыхаясь от тревожного предчувствия, она и ответила на звонок:
- Я слушаю!
- Это я, Герман. Ты можешь спуститься вниз, к машине?
- Что случилось, родной?!
- Ничего страшного. Не волнуйся. Возьми бинт или что-нибудь для остановки крови...
- Ох! - только и смогла вымолвить Буланова. Но, как женщина решительная, тут же взяла себя в руки: - Я мигом! Жди, родной!
Лихорадочно, вышвыривая из шкафа ненужные, мешающие сейчас вещи, она выдернула кусок марли, схватила из аптечки йод и сразу побежала из квартиры вниз по лестнице.
На улице, как ни странно, было буднично и тихо. Приглушенно светил на углу одинокий фонарь, вокруг не было ни души, и только роскошный "Мерседес" ее возлюбленного стоял рядом с подъездом с распахнутой передней дверцей.
- Герман! - бросилась женщина к машине. - Ты жив?
- Конечно, - как можно беспечнее отозвался из машины Сабиров, но не выдержал и застонал от боли.
Глазам Джульетты Степановны предстала жуткая картина. Все видимое пространство внутри "Мерседеса" было залито кровью. Алая жидкость буквально заляпала обшивку, панель управления, руль, даже мобильный телефон, валявшийся на сиденье рядом с Германом.
- На тебя напали? Почему ты один? Где охрана? - засыпала его вопросами Буланова, в которой теперь проснулся еще и журналистский интерес. Но она тут же спохватилась и принялась, как могла перетягивать руку выше раны, чтобы остановить кровотечение.
Но следом внезапно раздался вой сирены, и в переулок влетела машина "скорой помощи". Из нее выскочили врачи и, бесцеремонно оттолкнув Джульетту, принялись за дело.
Буквально через две-три минуты в переулке стало тесно от многочисленных представительных черных "Волг" и иномарок. Агенты в штатском и милиция, следователи прокуратуры подъезжали один за другим. Торопливо, чуть ли не бегом, подошел к раненому и директор ФСБ.
- Вы в порядке, Герман Антонович? - на американский манер поинтересовался он у начальника отдела администрации Президента.
- Как видите, - ответил тот. - Только крови много потерял.
- Можете сейчас  ответить, кто напал? Их приметы? Ваши соображения?
- Нет, нет! - решительно отодвинул его в сторону врач "скорой помощи". -Человек в шоке, ему сейчас не до допросов.


    Якубов достал удостоверение и молча развернул его перед врачом. Тот отреагировал моментально:
- Только, пожалуйста, не более трех минут. Куда прикажете доставить раненого?
- К нам, в военный госпиталь. Вас будут сопровождать наши сотрудники.
- Есть, - по-военному четко отрапортовал врач и отошел в сторону, чтобы не мешать разговору.
Но здесь вмешалась Буланова:
- Корреспондент газеты администрации Президента "Курсом реформ" Буланова, - начала было говорить она, но Якубов доброжелательно прервал:
- Мы вас знаем, Джульетта Степановна. Не волнуйтесь: бросим лучшие силы на раскрытие этого покушения. - И видя, что женщина хотела услышать совсем не это, мягко добавил: - Да, конечно, вы можете сопровождать раненого в госпиталь. Мы выпишем вам постоянный пропуск.

В госпитале Джульетта оказалась не у дел. Врачи занялись раненым Сабировым, и женщине с неизвестным статусом делать у его постели было нечего. К тому же уже сообщили семье Германа, и в палату вот-вот могла нагрянуть законная супруга. А встречи втроем не желал никто. Так что хоть и не хотелось Булановой уезжать, но сделать это пришлось.
В таких случаях лучшей терапией для любой женщины становится задушевное излияние чувств  лучшей подруге. Такая у Джульетты Степановны была. Вот уже почти пятнадцать лет она дружила с Зиной, библиотекарем областной газеты, в которой раньше работала. Все - и плохое, и хорошее - она поверяла этой подруге. И, когда судьба неожиданно улыбнулась ей, подарив лучшего любовника за всю жизнь - Германа Сабирова, благодарная Джульетта поставила перед ним обязательное условие: в Москву перееду только с Зиной.
Сабиров тогда посмеялся: уж не любовь ли у вас? Любовь, ответила Буланова. Причем одна и на всю жизнь. Пришлось начальнику влиятельного хозяйственно-финансового Отдела администрации Президента согласиться на поставленное условие. Впрочем, особого труда устроить обеих подруг в столице ему не составило. Зину он тут же определил в Архив Президента страны, а Джульетту в президентскую газету.
Сложнее было с жильем. Обе подруги к тому моменту оказались холостыми. Зина развелась со своим пропойцей Славиком, а Джульетта и вовсе вот уже несколько лет ни с кем не жила. Поменять их провинциальные квартиры на столичные было проблемой, к тому же это требовало времени.
Но Герман нашел выход. Под видом старых, непрестижных квартир, он устроил обеих подруг в шикарные, старинные постройки, причем, в самом центре города. Жилье капитально отремонтировали и тут же приватизировали на их фамилии.
Так что ехать Булановой далеко не пришлось. Она буквально вломилась в квартиру подруги, перепугав ту своим появлением в столь поздний час.
- У тебя что, пожар? - сонная и недовольная встретила Буланову Зина.
- Ой, Зинок, - бросилась Джульетта на шею хозяйке квартиры, - я такая несчастная! Германа подстрелили!
- Как, совсем? - не смогла еще прийти в себя от недавнего сна Зина.
- Нет, только ранили. В руку и ногу.
Зина облегченно вздохнула. Она поправила на голове сползший под натиском объятий подруги неизменный тюрбан и направилась на кухню.
- Слава Богу! Он ведь наш кормилец и спонсор: его беречь надо.
- О чем ты говоришь! - возмутилась Джульетта. - Человека чуть не убили, а ты о спонсоре вспоминаешь!
- Конечно, конечно. Успокойся. Сейчас кофе сварю. Тебе покрепче?
Видя, что подруга не воспринимает всерьез ее сообщение, Джульетта тоже стала успокаиваться.
- Ты думаешь, все образумится? - с надеждой спросила она, точно только от Зины зависело, что будет с Германом дальше.
- Конечно, - невозмутимо сообщила подруга. - Я, как тебя увидела, сразу поняла: ничего серьезного.
- Как это: поняла? У меня что, был вид радостной идиотки?
Зина пожала плечами. Затем включила кофемолку, и по кухне вмиг разнесся бодрящий запах свежее размолотого кофе. И только потом философски заметила:
- Измениться не может никто, а стать лучше способен каждый. Ты, как познакомилась с Германом, стала гораздо сердечнее и добрее. Так что если бы с ним случилось что действительно ужасное, ты бы билась в истерике у его тела, а не неслась ко мне среди ночи, чтобы поболтать.
- Злюка ты, Зинок! - только и смогла сказать Буланова.
Хозяйка квартиры между тем быстро заварила кофе и разлила его в две старинные чашки из тонкого фарфора.
- Давай выпьем несколько глотков этого божественного напитка, а затем ты спокойно и обстоятельно расскажешь, что произошло.
Джульетта совершенно успокоилась. Она не понимала, почему эта умная, рассудительная женщина, ее ровесница, всю жизнь просидевшая в тихой библиотеке, так благотворно действует на нее. Но в любых критических ситуациях один ее рассудительный вид успокаивал эмоциональную, возбудимую Джульетту.
Они выпили содержимое своих чашек полностью, прежде чем Буланова заговорила. Но теперь она вела разговор спокойно, не торопясь.
- Я, как всегда, ждала Германа. Мы договорились, что он заедет ко мне после приема в английском посольстве. И вдруг слышу телефонный звонок: Герман просит, чтобы я спустилась к подъезду и взяла бинт. Оказалось, что возле моего дома его поджидал киллер. Два выстрела достигли цели: в руку и ногу.
- Цели? - переспросила Зина. - Нет, здесь что-то иное. Профессионалы не промахиваются. Его явно хотели напугать. Или предупредить.
- Но почему возле моего дома?
 - А вот это - очень нехорошо, - подытожила Зина. - Значит, и ты замешана в этой скверной истории.
- Ты думаешь? - встрепенулась Джульетта. - Но я ума не приложу, за что могла оказаться неугодной криминалу.
И подруги углубились в анализ происшедшего. Была выпита не одна чашка кофе, беседа затянулась далеко за полночь, а они все вспоминали, что делали в последнее время, и что им говорил Герман.

В девять часов утра Александр Владимирович заказал себе в кабинет президентской  резиденции в Горках ланч. Это иностранное словечко пришлось ему по душе, когда он гостил у американского президента. Но меню его завтрака отличалось простотой и ординарностью: сто граммов черной икры, яичница из двух яиц, два кусочка черного хлеба и сто граммов водки. Правда, её врачи категорически запрещали, но какой же русский правитель отказывал себе в национальном напитке?
К тому же шли рождественские праздники, грех было не выпить. Вон царь Петр Первый начинал праздновать в девять утра и пил до глубокой ночи. А Иван Грозный отказников от веселого бражничества на Рождество и вовсе казнить приказывал.
Впрочем, воспоминание о своих великих предшественниках настроения Александру Владимировичу не улучшило. Как нарочно, в голову лезли совсем иные, неприятные сравнения. Уже нашелся один умник, который ему, Президенту, посмел намекнуть на неуместную роскошь. Мол, в трудное для страны время царь Александр Третий посадил свою семью на жесткий рацион: вареное яйцо, кусок хлеба и стакан воды. А он, нынешний Александр, тратит на свою семью столько, что можно прокормить целый регион, и не один год.
- Видно, совсем моя власть слабой стала! - горестно вздохнул Александр Владимирович и опрокинул в рот все сто граммов кристально чистой водки.
На душе сразу стало легче. Вернулось хорошее настроение, а с ним и желание сделать задуманное.

В госпитале Сабиров быстро пришел в себя. Врачи постарались сделать все возможное, тем более что пациент был не простой. А начальнику отдела администрации Президента было о чем задуматься. Пока действовало обезболивающее средство, вдоволь впрыснутое услужливыми врачами в его тело, мозг мог не отвлекаться на ощущения боли.
"Кому же я стал неугоден? - размышлял Сабиров. - Не верь тому человеку, который уверяет, что у него нет врагов. Но начинать анализ, пожалуй, лучше все-таки с друзей. Должность у меня такая, что друзей-лизоблюдов всегда больше чем достаточно. Так, с кого начать? Кажется, древняя китайская мудрость гласит: берегись, когда тебя хвалит друг. Кто меня в последнее время особенно расхваливал?"
Пациент госпиталя на минуту задумался, перебирая в памяти, как в компьютере, ближайших сподвижников. Видимо, импортное обезболивающее имело еще и побочный эффект, потому что на короткое время вызвало у раненого непонятную энергию и способность живо мыслить. Сабиров напряженно морщил лоб, стараясь не забыть самое важное, словно и не был какой-то час назад дважды ранен и не пережил самый настоящий шок от внезапного нападения киллера и выстрелов в упор.
- Не может быть! - вдруг воскликнул Сабиров так громко, что дежурившая возле него медсестра встрепенулась от короткого сна и бросилась к пациенту:
- Вам больно? Сделать еще укольчик?
- Нет, нет: все в порядке. Отдыхайте.
Медсестра вновь уселась в свое кресло досматривать очередной быстрый сон, а заглянувший было в палату охранник тоже успокоился, и плотно закрыл дверь.
"Так, - уже более равнодушно подумал Герман. - Не паникуй: у Александра Владимировича не может быть резонов недовольным мною. Да, Президент особенно подчеркнуто расхваливал меня на недавней исторической встрече у себя на даче, когда объявил об отставке всего руководства своей администрации. Это было странно, если учесть, что похвал за старания от него обычно никто не получает. Но необязательно говорит о том, что он что-то против меня имеет. Да, я слишком много знаю. О нем, его делах, счетах в иностранных банках и так далее..."
Сабиров задумался. Он мог ожидать расправы от кого угодно. От тех влиятельных лиц в государстве, которым помешал за гроши приватизировать государственные дачи с гектарами заповедных сосновых боров в придачу. Кому не позволил прибрать к рукам роскошные квартиры в престижных домах президентской администрации. От чиновников, на которых докладывал Президенту о слишком подозрительных счетах в иностранных банках, и так далее. Но подумать такое!
"Нет, - решительно возразил самому себе Герман. - Это все бред какой-то. Результат моего шокового состояния! Выкинь из головы и забудь!"
И тут же в палате раздался телефонный звонок. Сабиров взял с тумбочки мобильный телефон, с которым никогда не расставался ни при каких условиях. Это был особый телефон: он совмещал функции обычного телефона сотовой связи с секретной линией связи, по которой к нему могли дозвониться только доверенные лица. Эта связь кодировалась Федеральным агентством правительственной связи и была особо секретной. Звонок такого телефона отличался и особым сигналом.
"Кто бы это мог быть? - недоуменно подумал Сабиров. - Слишком поздно для обычного разговора!"
- Слушает Сабиров!
- Привет. Это я. Не ожидал?
"Хозяин! - мелькнула мгновенная мысль в воспаленном мозгу раненого. - С чего бы это?"
- Нет, Александр Владимирович, не ожидал.
- Ну, и как самочувствие?
"Уже знает?! Или ему просто не спится?"
- Нормальное.
- Молодец, что не жалуешься. А то тут некоторые, понимаешь, сразу панику подняли. Мол, уже наших отстреливать стали. Я, конечно, порядок навести приказал. Совсем криминал обнаглел, значит.
- Спасибо за сочувствие, Александр Владимирович. Пули прошли навылет, попали в мягкие ткани руки и ноги, так что опасности для здоровья нет.
- Вот и прекрасно. А то, сам знаешь, я без тебя - как без рук. Ты у меня из старой гвардии один проверенный боец остался, сам знаешь.
"Да уж, знаю, - кисло подумал Сабиров. - От тебя не ведаешь, что в следующую минуту ожидать: выкидываешь преданных слуг без всякого сожаления.
- Что молчишь? Или на меня в обиде?
- За что, Александр Владимирович?! Вы мне - как отец родной. Нашли и возвысили. Опять же, недавно похвалили. Я постараюсь в больнице не залеживаться: знаю, как вам нужен.
- Постарайся, постарайся, Герман. Ну, выздоравливай. А о тех, кто на тебя руку поднял, не волнуйся: мы их из-под земли найдем.
- Спасибо, Александр Владимирович, - сказал Сабиров, но Президент этих его слов, видимо, уже не слышал: в трубке шли короткие гудки.
"Зачем позвонил? - напряженно задумался Сабиров, пытаясь проанализировать состоявшийся разговор. - Лишний раз показал, что он в курсе всех событий? Или на что намекнул?"
Герман с раздражением бросил телефонную трубку на тумбочку и тут же застонал от пронзительной боли. Ныло все: раненые рука и нога, непроизвольно сжимало мышцы сердца, напряженно пульсировала кровь в голове, вызывая дополнительные боль, опустошенность и усталость. Он откинулся на подушку и мгновенно забылся в тяжелом бреду.

Сегодня у Иосифа Виссарионовича Сталина настроение было хорошим. Только что Лаврентий Берия доложил, что какой-то мерзавец в далекой Мексике оборвал ледорубом жизнь товарища Троцкого.
"Конечно, - благосклонно размышлял про себя сейчас Сталин, расхаживая в мягких яловых сапогах по своему кремлевскому кабинету, - Лейба Бронштейн - это предатель революции. Собаке - собачья смерть. Но все-таки надо подсказать товарищам, чтобы дали в "Правде" сообщение о его трагической гибели: все-таки он много сделал для победы Октября в нашей стране."
- Но достаточно об этом, - пыхнув трубкой, закончил свои размышления вождь. - Надо решить, что делать с этим потоком предупреждений о готовящемся  нападении Германии на Советский Союз. Это - клевета. Не может Гитлер напасть на нас, потому что к войне не готов. У меня двадцать три тысячи лучших в мире танков, а у Гитлера лишь три, да и те устаревшей модели. В Красной Армии есть дальняя бомбардировочная авиация, а у Гитлера ее нет. А генералы? Высший командный состав Германии к войне не готов.
И здесь вождь надолго вновь погрузился в раздумья. Но на этот раз он вспоминал 1 мая 1936 года, когда ему, наконец, представилась возможность избавиться от бездарных командиров, возомнивших себя великими стратегами.
...После первомайской демонстрации на Красной площади, Сталин, по обыкновению, пригласил военноначальников к себе отметить праздник. Застолье вышло шумное: захмелев, военные начали выяснять отношения.
- Ты, Клим, собрал кучку безграмотных солдафонов и только и можешь, что махать шашкой! - набросился вдруг на Ворошилова начальник Генштаба Тухачевский.
- А ты как был политруком, так им и остался: понаписал кучи трудов, в которых одни призывы и никаких дел. Вот, послушайте.
И Ворошилов достал словно нарочно припасенную для такого случая тонкую книжицу. Полистал и стал зачитывать заранее подчеркнутое:
- "В войнах двадцатого века огромное значение имеют декавильки". Или вот: "Внеуплотняющая оборонительная завеса". Это что: уплотняется завеса или наоборот? "Гармоника расчленения сил". Вот еще: "Авиамотомехборьба в тылу противника". Признаюсь: мои конники или, как их назвал товарищ Тухачевский, солдафоны, про всякие там "декавильки" понять, само собой, не смогут.
Наступила гнетущая тишина. Кто-то уронил рюмку, и хрусталь со звоном раскололся на мраморном полу.
- А откуда эти выдержки? - осторожно поинтересовался Молотов.
- "Новые вопросы войны" . Труд ученого Тухачевского. Коба, скажи ты свое слово! - обратился Ворошилов к молчавшему Сталину.
- Я думаю, товарищи, пора кончать препираться частным способом. Нужно устроить заседание Политбюро и на нем подробно разобрать, в чем тут дело.
Все облегченно вздохнули, и застолье как ни в чем не бывало продолжилось до глубокой ночи.
А Сталин продолжал молчать. Он не произносил своих знаменитых тостов, не руководил застольем и вообще вел себя так, словно был здесь не хозяин, а посторонний гость.
Но в мозгу Иосифа Виссарионовича зрел грандиозный план. Повод для задуманного им очищения армии был найден.
"Плох тот командир, который не видит дальше своего носа, не планирует намного лет вперед, - рассуждал про себя Сталин, совершенно не обращая внимания на шум, крики, песни и пляски разгулявшегося командного состава армии. - Они все привыкли к Кобе, обращаются ко мне на "ты" и никак не могут поделить бывших побед в гражданской войне. А нас уже ждет другая, более жестокая, возможно, мировая война. На ней должны воевать другие командиры.
Клим, конечно, человек ограниченный. Но и тот увидел пустомельство Тухачевского. Этот надменный индюк, который возглавляет мозг, Генеральный штаб армии, предлагает совершенно фантастические прожекты. Да еще лезет в политику.
А беспробудный пьяница Блюхер, а недоучившийся студент Якир, у которого ни военного образования, ни опыта войны?
Красная армия в гражданскую формировалась, если говорить честно, из предателей-перебежчиков, уголовников и прочей подобной породы. Эти легендарные для народа комдивы и комбриги так и остались партизанами в худшем значении этого слова. От них давно было пора избавить нашу армию. Теперь повод найден. Завтра же собираю Политбюро. Надо понимать, товарищи комбриги созрели, чтобы передушить друг друга!"
И вот здесь Сталин улыбнулся. Напряженная работа мозга закончилась, решение принято, теперь можно и расслабиться. И хозяин застолья обратился к Ворошилову:
- А что сегодня нам расскажет легендарный герой гражданской войны, Первый конник товарищ Клим Ефремович Ворошилов? Помнишь нашу последнюю вылазку?
Ворошилов  помнил. Он был горд тем, что Сталин выделил среди всех собравшихся военачальников именно его. И восторженно, упиваясь собственной славой, начал вспоминать былые победы. Все слушали внимательно. И только Тухачевский метал исподлобья на своего обидчика недобрые взгляды.

То, что по большому секрету поведал ей Сабиров, повергло Джульетту в панику. Она, конечно, догадывалась, что не все в Королевстве Датском ладно. Но чтобы дойти до такой степени!
- Нет, это не может быть! - только и могла бесконечно повторять Буланова. - Не может быть потому, что не может быть вообще!
Но умная, обладающая аналитическим складом ума, написавшая не одну разоблачительную статью о мафии и коррупции в российском обществе, журналистка не могла не понимать, что такое может быть и есть в высших эшелонах власти.
«Хорошо, - наконец согласилась сама с собой Джульетта. - Я могу допустить, что где-то в недрах правоохранительных служб могут спланировать убрать человека. Но не одного из высших должностных лиц государства. И не по такому заданию!»
- Нет! Надо что-то предпринять! И немедленно, пока Герман еще жив!
«Но, что? Предпринять собственное расследование? Попытаться найти исполнителей, оттолкнувшись от гипотетического заказчика?»
Буланова быстро вскочила с дивана в своей комнате, на который она присела лишь на мгновение, и бросилась к телефонному аппарату. Но тут же оттолкнула его от себя. Взяла в руки мобильный телефон и с досадой швырнула его на диван.
«Надо с кем-то посоветоваться! - пришла она к выводу. - Спешка в таком опасном деле может только навредить!»
Лучшего советника, чем любимая подруга Зина, Буланова никогда не знала. Та не раз выручала ее в критических ситуациях. И Джульетта принялась названивать подруге по телефону.

С недавних пор в свой кремлевский кабинет Александр Владимирович стал наезжать все реже. С одной стороны, состояние его здоровья стало настолько плохим, что врачи не советовали покидать загородную резиденцию, ставшую своеобразным филиалом Центральной клинической больницы. С другой - ему почему-то стало вдруг неуютно и дискомфортно в этих бывших апартаментах Сталина.
Но сегодня выехать на работу в Кремль ему пришлось. И не потому, что его появление там требовали важные государственные дела. Их Александр Владимирович давно перестал решать. А вот борьба за власть в последнее время требовала все больших усилий с его стороны.
- Шакалы! - с тоской и какой-то безысходностью в голосе проговорил Президент, с комфортом расположившись на заднем сиденье правительственной машины, на большой скорости проносящейся по Рублевскому шоссе. - Волки недобитые: мало я их с государственных постов повыгонял.
- Что говорите? - с готовностью повернул голову к Президенту его помощник, не расслышавший слабый голос Александра Владимировича.
 - Ничего. - успокоил его Президент. - Это я так. О своих болячках.
- Все пройдет. Вы еще покажете всему миру свою огромную энергию и работоспособность.
- Мир перебьется, - с угрозой возразил Президент. - А вот некоторым товарищам, которые стали нам совсем не товарищи, я действительно еще многое покажу.
Президентский кортеж из сверкающих лаком иномарок въехал в Кремль и остановился у подъезда недавно отремонтированного дворца. Александр Владимирович медленно, с трудом вылез из машины и, поддерживаемый помощником под руку, направился к входу.
- Докладывайте, - резко бросил он руководителю своей администрации, который подобострастно встретил его, несмотря на мороз, раздетым прямо на улице.
- По делу о покушении на начальника финансово-хозяйственного отдела Сабирова, - начал было руководитель, но Президент его оборвал:
- Этим вопросом я займусь лично. Что еще?
- В последние дни значительно осложнились отношения нашей страны с...
- Этим пусть займется МИД. Ты мне по делу, понимаешь, докладывай!
- Понял, - мгновенно среагировал руководитель администрации. - Глава столичного правительства открыто против вас выступил. Мол, не способен руководить страной и прочее. Пора, мол, заменять.
- Ишь ты, какой шустрый! - возмутился Александр Владимирович. - Когда я его из говна вытаскивал, он другое говорил. Какие меры ты принял?
- У вас на столе компромат на этого деятеля. Жду указаний по его запуску в средства массовой информации.
- Хорошо, я посмотрю. Ко мне никого не пускать.
Александр Владимирович осторожно опустился в кресло и принялся изучать лежащий на столе документ.
- Вот как ! - несколько раз за чтение восклицал он. - Рыльце-то тоже в пушку!
Закончив чтение документа, Президент отложил его в сторону и посмотрел в дальний угол просторного кабинета.
- Так, а что бы на моем месте сделал с этим господином бывший владелец этих апартаментов? - стал размышлять вслух Александр Владимирович. - Наверное, отправил лет этак на десять в лагеря?
- Нет, товарищ Сталин расстрелял бы этого сукина сына! - неожиданно донесся до Президента характерный неторопливый говорок с мягким грузинским акцентом.
Александр Владимирович от неожиданности даже привстал за столом: действительно, в дальнем углу кабинета стоял Иосиф Виссарионович Сталин. Он мягко покачивался на ногах, дымя трубкой, а руку укоризненно протягивал в сторону нового хозяина кабинета.
 - Но товарища Сталина сейчас интересует совсем иной вопрос. Почему ты, член нашей коммунистической партии, развалил великую, самую мощную державу в мире?
- Я? Я... ее не разваливал. Советский Союз сам к тому времени развалился. Беловежские соглашения только закрепили постфактум это событие.
- Неправду  говоришь.  Обманываешь  партию. Ты захотел стать во главе государства. Рвался к власти. Даже в мой кабинет единственный из всех руководителей страны засел. А на державу, на великую страну тебе было наплевать!
- Я... я..., - начал было оправдываться Александр Владимирович, но облик вождя всех времен и народов вдруг пропал так же внезапно, как и возник минутой раньше.
- Что за черт! - обтер рукой вспотевший лоб Президент и безвольно повалился в кресло, из которого так резко вскочил минуту назад. - Это галлюцинация. Последствие болезни. Недаром врачи предупреждали.
Он решительно нажал кнопку звонка.
- Едем назад, - приказал он появившемуся в дверях кабинета помощнику. - А что делать с этим документом? - поинтересовался руководитель администрации у Президента, когда тот вышел в приемную. - Запускать в дело?
- Сталин за такие нарушения его бы расстрелял, - начал было говорить Александр Владимирович, но, встретив недоуменный взгляд своего подчиненного, поспешил добавить: - Это я так, образно говоря. Раз гражданин нарушает закон, значит, должен быть наказан. Независимо от того, какую должность занимает.
- Понял. Немедленно приступаю к реализации документа.
А Президента тем временем мучил странный вопрос: действительно в кабинете возник образ Сталина или ему это только померещилось?

Так уж мы устроены: боимся того, что должно свершиться. Когда опасность рядом, но не знаешь, что должно случиться, становится страшно. Именно такой страх сейчас испытывал, лежа на койке в госпитале, и Герман Сабиров.
Еще вчера один из самых влиятельных людей в государстве, аудиенции которого часами добивались высокопоставленные чиновники, теперь, после неудавшегося на него покушения, начальник Отдела администрации Президента представлял жалкое зрелище. Этот моложавый, обаятельный, властный вельможа, от которого  и  сейчас  еще  пахло самым изысканным французским одеколоном, буквально вздрагивал от каждого шороха и звука за дверями больничной палаты.
Да, его охраняли. Причем спецназовцы особого подразделения Федеральной службы безопасности. Но именно это и беспокоило Германа больше всего.
В его воспаленном мозгу уже вторые сутки крутились самые невероятные версии покушения. Но одна из них, наиболее фантастичная, и казалась высокопоставленному чиновнику наиболее вероятной.
Этой версией нападения киллера он и поделился сегодня днем со своей любовницей Джульеттой Булановой. Причем сделал это так конспиративно, что журналистка сначала чуть было не прыснула от смеха. Но когда прочла написанное Сабировым на листке бумаги, то сама потянулась к зажигалке, чтобы немедленно сжечь опасную записку.
Почему Сабиров доверил самое сокровенное этой смазливой бабенке, как сам он Буланову иногда называл, учитывая ее богатое любовными приключениями прошлое? Ведь мог он сообщить свою догадку законной супруге, взрослому сыну, наконец.
«Нет лучше дружка, чем родимая мамушка, — думал сейчас раненый. - Но мама моя уже умерла, а Джульетта - профессионал-журналист и может быть в этом загадочном деле очень полезна. К тому же она, по-видимому, действительно меня любит. А это самый лучший козырь в такой опасной игре!»
Сабиров невольно переменил позу и застонал от неловкого движения, причинившего ему сильную боль. Его раны, хотя оказались и неопасны для жизни, были тем не менее довольно болезненны. А заглушать боль лекарствами и тем причинять вред здоровью он не позволил.
Но вот боль утихла, Герман смог дотянуться к стакану с апельсиновым соком и жадно, несколькими глотками осушил его. Теперь можно было порассуждать о происшедшем более спокойно.
«Так, Джульетта уже начала действовать и доставать нужные мне сведения, - между тем размышлял пациент госпиталя. - Главное - выйти на исполнителей. От них цепочка может протянуться и к заказчику. Что мы имеем?
Первое. Горячее, на словах, желание спецслужб найти виновного. Но Якубов так и не назвал мне ни одной детали. Даже марку пистолета, который нашли рядом с машиной. А он бы мог мне многое прояснить! По крайней мере отсечь или укрепить подозрение: что это дело - мафии или все же самих спецслужб?
Второе. Не менее горячее желание Александра Владимировича взять расследование этого покушения под свой контроль. С чего бы ему заниматься такой мелочью, когда он в последнее время важнейшими делами государства не занимается? Тоже вопрос не из легких!
Третье. То загадочное поручение Хозяина, которое я так блестяще выполнил».
И Сабиров начал вспоминать подробности не столь давнего разговора с Президентом. Тогда Александр Владимирович вызвал его не к себе в кремлевский кабинет, а на ближнюю дачу. «Ближней», по аналогии с бывшей сталинской, в Кунцеве, кремлевские сотрудники называли загородную резиденцию Президента в Барвихе, где санаторные условия позволяли довольно быстро поправлять здоровье.
- Ты, конечно, знаешь, что финансовое положение нашей семьи довольно плачевно, - начал Александр Владимирович, пристально, пытливо всматриваясь в лицо начальника финхозотдела.
Сабиров примерно знал размер состояния президентской семьи и не мог по достоинству не оценить шутку своего Хозяина. Но, судя по тому, что тот замолчал и ждал ответа, вопрос был поставлен совершенно не в шутливой форме.
- Да, догадываюсь, Александр Владимирович, - несколько недоуменно произнес он в ответ.
- Ну, а раз догадываешься, то чего не принимаешь меры? - недовольно произнес хозяин кабинета.
- Ну, - несколько неуверенно начал Сабиров,- дочь одного из ваших предшественников, еще в советские времена, например, скупала золото накануне его подорожания, а затем продавала, имея от этого, в общем-то вполне законного действия, немалый финансовый выигрыш.
- Так. И что ты предлагаешь?
- Например, игру с государственными ценными бумагами. Если точно знать, что завтра резко изменится их курсовая стоимость, то на такой вполне законной операции можно сделать состояние.
- Вот ты какой эгоист! Себя обогащаешь, а обо мне и не думаешь!
Начальник отдела замешкался. Его лицо невольно покраснело, словно он и впрямь был уличен в крайней неблагодарности.
- Но ведь знать надо наверняка! - заметил Сабиров. - А я такой информацией не располагаю.
- Будет у тебя такая информация. Это уж мой вопрос. Задание понял?
- Так точно! - ответил бывший гэбист Сабиров.
«Тогда я с помощью Александра Владимировича провернул большое дело. Оно на несколько миллионов долларов потянуло. Президент мог быть доволен. Причем себе я не взял ни копейки. Так что покушение на меня - это благодарность за ту работу?
Но ведь я не сказал об этом ни одному человеку!»
Но тут же услужливая не в меру память подсказала:
«А номерной счет в швейцарском банке? Ведь именно я переводил туда деньги, ездил оформлять документы. Только Александр Владимирович и я знаем файл счета!»
Холодный пот покрыл лицо, шею, грудь Сабирова. Вновь противно заныли раны. Он заметался на кровати, рискуя сорвать повязки с ран.
Страх буквально пропитал его. Он вспомнил холодный, неприязненный взгляд Александра Владимировича, когда доложил, что дело завершено. Взгляд, который не предвещал ему ничего хорошего.
- А может, мне это показалось? - с надеждой воскликнул вслух Сабиров. - Может, я просто фантазирую от безделья?
 Да, теперь я понимаю, почему Геринг за три часа до казни покончил жизнь самоубиством. Потому что ожидание смерти страшнее самой смерти!
Но бывший сотрудник КГБ полковник Герман Сабиров был не из робкого десятка. Он прошел множество операций своего ведомства, связанных со смертельным риском. Воевал в Афганистане. Был на спецзаданиях в Чечне. И теперь бывший разведчик знал точно только одно: чтобы побороть страх, надо начать действовать. А он уже действовать начал. И от осознания этого, от того, что он принял решение, сразу пришло успокоение.
Пациент госпиталя откинулся на подушку кровати и стал медленно, детально анализировать все, что он считал относящимся к данному событию.

Ближнюю, Кунцевскую, дачу Иосиф Виссарионович Сталин особенно любил. На то она и ближняя, чтобы в ней можно было быстро собрать соратников, напоить, принять единственно верное ленинское решение. Вот и на том первомайском застолье все прошло как нельзя лучше. Военачальники перессорились, противники четко определились, дело теперь за Политбюро. А откладывать его заседание ни к чему: Клим и Тухачевский на трезвую голову могут и замириться, и вид сделать, будто вновь едины.
Эти мысли сейчас, перед началом заседания Политбюро, посетили голову вождя. Собственно говоря, Сталина в последнее время они и не покидали. Слишком тревожны были донесения НКВД о заговоре маршалов, чтобы вождь великой страны мог спать спокойно.
Иосиф Виссарионович уже давно проводил в жизнь простую, но очень эффективную сталинскую тактику. Он выступал только за те решения, которые будут безаговорочно приняты. Если есть вероятность, что выгодное ему решение принято не будет, то оно откладывается на потом. Вот почему, в отличие от Ленина, Сталин практически не проигрывает. И сейчас, по мнению вождя, такой выигрышный момент настал.
Предположения Иосифа Виссарионовича оправдались полностью. И даже превзошли его ожидания. И Политбюро, и последовавшие затем коллективные обсуждения маршалов на Военном совете показали Сталину, что он был прав.
Мудрого вождя, видевшего на своем веку множество предательств и человеческой подлости, казалось, ничем уже нельзя было удивить. Но на этот раз и он удивился тому, как легко «сдавали» своих вчерашние друзья.
«Поистине нет предела человеческой подлости, - размышлял сейчас Сталин, расхаживая с трубкой во рту по кремлевскому  кабинету. - Все-таки никто так не подгадит другому, как наш человек нашему человеку. Созвали в Кремле цвет высшего комсостава Красной Армии. Что ни имя - то восторг, легенда, преклонение страны! И что же? Выступает Клим и сообщает, что в армии раскрыта законспирированная контреволюционная фашистская организация во главе с людьми, стоящими во главе армии. Тухачевский, Якир, Уборевич... А где был тогда нарком обороны товарищ Ворошилов, если его заместители - шпионы и заговорщики?
Ну да ладно - военная верхушка беспрекословно сдала арестованных. Ни единого возражения. С осуждением бывших соратников выступили сорок два человека. Это хорошо.
Но с другой стороны, чужая душа - поистине потемки. Вчерашние друзья клеймили  позором, требовали самого сурового наказания тех, с кем дружили семьями, отдыхали в Крыму, еще вчера собирались здесь, в Кремле, за праздничным столом. Значит, людьми может управлять только страх?»
И вождь остановился возле окна, с грустью глядя на брусчатку площади, с которой охрана Кремля убирала снег. Нет, он не испытывал жалости к арестованным военачальникам. Сталин думал о том, где взять новых руководителей армии, способных скоро вести наступательную, освободительную войну. Он очистил армию от бездарных зазнавшихся людей. Теперь их место должны были занять новые профессиональные кадры.

Буланова назначила подруге свидание в баре Центрального дома журналистов. Здесь, недалеко от Нового Арбата и Кремля, было самое удобное место встречи для них обоих. Можно было расширить обеденный перерыв часов до двух, спокойно перекусить и обсудить назревшие проблемы.
А таких проблем у Джульетты Степановны было немало. Но сейчас, входя в старинный особняк, она старалась о них не думать. Она уже давно приметила: как начнешь о чем-то думать и предполагать, так непременно выйдет по-другому.
Зина уже была в баре. Она уставила небольшой столик чашками с кофе и тарелками с бутербродами. На большее у нее, видимо, фантазии не хватило.
 - За что люблю Донжур, - вместо приветствия обратилась она к Джульетте, - так это за его демократичность.
- Ладно, - вяло отмахнулась журналистка, -  с этой вашей демократией уже даже на мою зарплату здесь пожрать прилично стало невозможно.
- Не прибедняйся: у твоего любовника денег - немеренно.
- Тише ты! - шикнула на нее подруга. - Я как раз об этом и хотела с тобой поговорить. Сбавь на полтона и придвинься ближе.
Пока Зина шумно двигала по кафельному полу своим стулом на металлических ножках, Джульетта успела откусить большой кусок «биг-мака» и запить его горячим кофе.
- Так вот, Зинок: с моим Германом творятся странные вещи. Или он еще в шоке после такого нападения и двух ранений, или действительно на него крепко наезжают.
- Да?! - загорелись любопытством зеленые глаза у Зины. - Рассказывай!
Джульетта подозрительно оглянулась по сторонам - не подслушивает ли кто - и почти шепотом принялась сообщать последние новости:
- Знаешь, Герман подозревает, что покушение на него подстроено  Хозяином.
- Не может быть! - категорично заявила Зина. - Этого не может быть, потому что не может быть никогда. Он хоть соображает, что придумал?! Или он действительно еще в шоке?
- Нет, Герман, слава Богу, быстро поправляется. На днях выйдет из госпиталя - на домашний режим. Но, как бы тебе это получше растолковать, его подозрения имеют основания.
- Факты. Давай только факты!
- Хорошо. Вот тебе факты. Первый - ФСБ до сих пор ничего не нашло, хотя Герман сразу позвонил Якубову. Второй. Президент сразу позвонил в палату Герману и очень странно с ним поговорил. Третий. Ну, - замялась Буланова, - об этом пока нельзя говорить.
Зина поставила на салфетку свою чашку с недопитым кофе, поправила очки с дымчатыми стеклами и только после этого недоуменно воззрилась на подругу:
- И это ты называешь фактами? Да любой ребенок тебе скажет, что это не факты, а бред!
- Ну что ты понимаешь! - неожиданно горячо воскликнула Джульетта. И тут же понизила голос: - Кроме голых фактов есть еще интуиция. А она Германа никогда не подводит.
- У страха глаза велики. Твой Герман жив? Никто больше на него не наезжает? Вот и успокойся. А поводов для того, чтобы попугать несговорчивого начальника, практически единолично распоряжающегося огромной госсобственностью, может найтись у кого угодно. Насколько я уже в курсе дел, среди российских чиновников высшего ранга почти нет такого, кто бы не был обязан твоему Герману машиной с мигалкой, дачей, квартирой, обстановкой в служебном кабинете и мало ли еще чем.
- Значит, - с надеждой посмотрела на подругу Буланова, - ты полагаешь, что заказчика покушения надо искать среди тех, кому Герман в чем-то отказал?
- Вот именно! - категорично подтвердила Зина. - А Президенту, насколько я понимаю, Герман не отказывал никогда.
- Это уж точно, - вздохнула Джульетта. Она оживилась, раскраснелась, в глазах появился вновь жизнерадостный огонек. Буланова достала из сумочки губную помаду, обновила контур полных красивых губ и неожиданно заявила: - А не отпраздновать ли нам такой поворот дела джином с тоником?
- Фу, - скривила тонкие губы Зина. - Что за вульгарный вкус, дама из президентской газеты!
- А, - догадалась Джульетта. - Настоящая дама не пьет водку. Настоящая дама пьет только чистый спирт?
- Оставь ты своего Булгакова с его «Мастером и Маргаритой» в покое! Современная дама из самого дорогого города в мире предпочитает настоящее  кампари!
Буланова достала портмоне, порылась в нем, считая деньги, но тут же махнула рукой:
- Черт с тобой! Берем два кампари!
Зина довольно ухмыльнулась:
- Советую тебе больше не заниматься благоглупостями с расследованием всяких покушений, а скорее вытаскивать Германа из больницы: в его отсутствие твои финансы поют романсы.
Подруги весело рассмеялись. Дальше они говорили громко, весело, ни на кого не обращая внимания.

С того злополучного дня, когда ему вдруг неожиданно явился образ Сталина, Президент стал бояться своего кабинета. Не то чтобы Александр Владимирович был чересчур впечатлительным человеком и чего-то боялся. Он уже давно не боялся никого и ничего. Он прошел все ступени партийно-советской школы, в непрерывном поединке многократно одерживал победы. И вот теперь, находясь на вершине власти, вновь должен бояться, что ее у него отнимут.
Вот эти тревожные мысли, постоянное напряжение, ожидание подвоха со стороны своих верных соратников и удручало его сейчас больше всего.
- Может, дочка, у меня от этого и болезнь? - спросил он у взрослой женщины, которая заботливо поправляла шерстяной плед, которым были накрыты ноги находящегося в кресле-качалке Президента.
- Ну что ты, папа! - энергично возразила Нина. - Выбрось ты эти мысли из головы. А за власть всегда приходилось бороться. Говоришь, Сталин тебе в кабинете привиделся? Так он полстраны истребил, чтобы власть захватить и удержать.
- Ты меня на это не толкай! - слабо возразил Александр Владимирович. - Если уж серьезно, то на кой лях она мне сейчас сдалась, эта неограниченная власть?
Нина чуть не зашлась от возмущения, услышав такую крамолу:
- Что ты говоришь, папа? Кто тебе постоянно вбивает в голову такие бредовые мысли? Этот ничтожный Сабиров, который даже мне постоянно во всяких мелочах отказывает?!
Президент испуганно посмотрел на дочь. Ему казалось, что она кричала, как секретарь парткома в цехе, не выполнившем план.
 - Ну ты... ну, дочка, успокойся. Герман - человек хороший, он наш человек. А запросила ты у него немало: вторая дача на Рублевском шоссе тебе ни к чему.
- Наябедничал! И это называется наш человек? Такой никогда об интересах нашей семьи не подумает! А ты представляешь, что с нами будет, если ты упустишь власть?
- Устал я, дочка. Да и смеются кругом надо мной. Вот в этой газете написали, что я на неофициальном приеме вышел к японскому премьер-министру в штанах с начесом...
Нина, подошедшая было к зеркалу, чтобы поправить прическу, подбежала к отцу и резко выхватила из его старческих рук газету.
- Кто тебе эту дрянь подсунул?! Я же запретила показывать тебе желтую прессу!
Президент ничего не ответил. Он лишь повернул голову к окну и тоскливо уставился на печальный пейзаж за ним. Голые ветки мокрых деревьев беспощадно гнул и ломал жесткий ветер, очередная оттепель среди зимы окончательно испортила погоду, и на прогулку на свежем воздухе сегодня рассчитывать не приходилось.
«Да, интересы Семьи, конечно, важны, - размышлял  Александр Владимирович. - И Нина, несомненно, права, что нас в порошок сотрут и дерьмом обмажут, стоит только мне уйти с поста. А кругом одни заговоры. Герман, может, и  хороший человек, да не мне одному служит. Спутался с этим Треноговым, полностью попал под его влияние. А тот спит и видит, как мое место занять. Уже открыто в зарубежных интервью заявляет, что я не способен управлять страной.
А  кто  способен? Он? Собрал в Москве восемьдесят процентов финансов и потенциала страны и думает, что все может. Да с такими деньгами любой управлять научится! Тоже мне - умник! А если я тебя этих денег лишу?
Вот зачем ему мой Сабиров нужен: чтобы финансовыми потоками управлять. Для этого его и к себе привлек. А мне уже давно доложили, что в раздевалке футбольной команды московского правительства не только о забитых голах говорят. Так на чьей же стороне играет в футбол мой Сабиров? Вопрос!»
И от этой мысли, от одной возможности, что его обманывает еще и этот ближайший соратник, Президенту стало совсем плохо. Он внезапно схватился за грудную клетку и тихо застонал.

Сегодня Сабирова, наконец, выписали из госпиталя и с усиленным эскортом охраны доставили домой, на тихую и спокойную Осеннюю улицу. Здесь, в этом экологически чистом районе Москвы, находилась и квартира Президента страны.
Но наносить ему визит вежливости начальник президентского финансово-хозяйственного отдела не собирался. Во-первых, он еще не настолько окреп, чтобы ходить в гости. Во-вторых, Александр Владимирович, судя по всему, не очень-то и желал бы их личной встречи.
Но успел Герман как следует осмотреться в своей квартире и поговорить с женой, как раздался звонок с характерным звуком:
- С выздоровлением вас, Герман Антонович! - раздался в трубке голос его заместителя.
- Спасибо, - ответил Сабиров и тут же насторожился: что-то не понравилось ему в интонации, с которой говорил заместитель. - Что случилось?
- Откуда вы знаете? - растерялся от неожиданности собеседник на другом конце телефонной линии.
- Оттуда. Рассказывай.
- Вообщем, ничего особенного. Да не волнуйтесь - вам сейчас это вредно.
- Ну что тянешь кота за хвост? Выкладывай.
- У нас большая проверка. Спецкомиссия из пяти контрольных ведомств.
- Так, -только и ответил Сабиров.
Сколько он себя помнил, всесильное ведомство, занимающееся управлением делами Президента, никто и никогда проверять не смел. Значит, это сделано с ведома Хозяина.
- И кто проверку санкционировал?
- Сам.
- Понятно. Кто входит в комиссию?
- Контрольное управление Президента, МВД, ФСБ, налоговая полиция...
Сабиров не был бы самим собой - волевым, энергичным, ничего не боящимся человеком, в прошлом кадровым работником службы государственной безопасности, если бы в момент беды сдался без боя. Вот и сейчас он не только не почувствовал страха, но, наоборот, ощутил прилив энергии и работоспособности. Он буквально рвался в бой. И заместитель сразу  почувствовал такую перемену по тону голоса своего начальника.
- Теперь слушай меня. Без меня - не предъявлять ни одного документа. Понял - ни одного!
- Но...
- Никаких «но»! Я начальник отдела, я за него и отвечаю. И запомни, что деятельнось нашего отдела регламентируется сорока нормативными актами, в том числе, указами Президента. И никто, запомни и сообщи это членам комиссии, ни сам Президент, ни кто-либо другой не имеют права их нарушить.
- А что же мне...
- А членам комиссии скажешь, что завтра я выйду на работу. Вот со мной пусть и разбираются.
Такой поворот дела полностью устраивал заместителя. Он снимал с него ответственность. А в том, что его всесильный начальник сможет разобраться с проверяющими, у него сомнений не было.

Это заседание Политбюро Сталин решил провести неофициально. В просторную комнату, отделанную ореховым деревом, рядом с кремлевским кабинетом вождя, стенографисток не пригласили. Расставленные на столах тарелки с бутербродами, коробки конфет, чайные чашки говорили о том, что будет, скорее, задушевная беседа товарищей, чем официальное заседание.
Так оно и вышло. Иосиф Виссарионович тепло поздоровался с членами Политбюро, пригласил расположиться по-домашнему.
- Я хочел сегодня посоветоваться с товарищами по партии, - начал он, когда все окончательно уселись. Вопрос чрезвычайно важный, имеет не только теоретическое, но и практическое значение для всей нашей жизни в дальнейшем.
Он подождал, пока Калинин, начавший было жевать бутерброд, положит его обратно на тарелку.
- Генеральная линия партии давно определена. С этим теперь согласны все товарищи. Мы победили левые и правые уклоны, злейшего врага партии Троцкого. И все же некоторые товарищи не до конца понимают цели и стратегию нашей партии.
Теперь в зале воцарилась полная тишина. Члены Политбюро с недоумением ожидали, чего же хочет их вождь. Главное заблуждение человечества состоит в том, что каждому кажется, что он говорит понятно. Большинство конфликтов именно потому и возникают, что нас понимают иначе. Но Иосиф Виссарионович Сталин был одним из очень немногих, кто мог предельно ясно, четко и конкретно выразить свою мысль. Однако сейчас наступил именно такой момент непонимания. Никто не мог понять, куда же клонит вождь?
Но Сталин, казалось, не торопился выяснять это недоразумение. Он неспеша раскрыл папку с документами и вынул из нее листок бумаги.
- Вот донесение о том, что Гитлер вооружает армию для нападения на Советский Союз. Может он напасть на нас, несмотря на заключенный пакт о ненападении? Теоретически - да. И к этому надо готовиться. Но давайте посмотрим на реальность обстановки. На затяжную войну с нами у Гитлера нет ресурсов. В немецкой армии не хватает топлива и боеприпасов, его армия не готова к боевым действиям в зимней обстановке. У Германии за спиной мощная Британия. Может ли Гитлер в такой ситуации принять решение напасть на Советский Союз?
- Надо быть идиотом, чтобы на нас нападать! - заявил, слегка привстав на своем месте, Молотов.
- Правильно говорит министр иностранных дел! - подхватил реплику Молотова Сталин. - Поэтому наш план таков: пусть Гитлер сокрушит Европу. Пусть уничтожит все армии, партии, правительства. А после этого мы Европу освободим. Войну мы должны вести на чужой территории. Правильно я рассуждаю, товарищи?
- Верно! Правильно! - послышалось с мест. Члены Политбюро были довольны, что начавшееся там неожиданно и так подозрительно тревожно заседание оказалось таким легким и необязательным застольем.
Принесли чай. Но, по старой доброй традиции тут же последовало хорошее грузинское вино. Сталину, собственно говоря, беспокоиться за судьбу своего плана отношений с гитлеровской Германией не приходилось. К этому времени несогласных с его линией ни в Политбюро, ни в армии практически не было. Но вождь, в отличие от Ленина, формальной стороне дела придавал серьезное значение. И всегда хотел единогласного одобрения своих выношенных в долгих размышлениях решений.

То, что узнала Джульетта, ее буквально потрясло. Правда, сейчас она больше мучалась перед выбором: кому об этом сначала сообщить?
Герману? Но вдруг он воспримет новость неоднозначно, совсем не так, как она думает. Значит, пойдут выяснения, споры, недомолвки. А ей сейчас хотелось бы поддержки сочувствия. Ведь ее открытие многого стоит!
«Решено! - подумала Буланов. - Звоню Зине!»
На ее счастье подруга оказалась дома.
- Зинок! - буквально захлебываясь от охвативших ее чувств и волнения, закричала в трубку Джульетта. -Ты просто не знаешь, что со мной случилось!
- Конечно, не знаю, - невозмутимо согласилась подруга. - Хотя и догадываюсь.
- Откуда?!
- От верблюда. Угадай с трех раз. Первое. «Почетна девственность, но не родить негоже».
- Да, да, да! - вновь радостно закричала в трубку Буланова. - «И целомудрие с бесплодной нивой схоже!» Я - беременна!
- И, конечно, от Германа, - лениво констатировала подруга. - А как он воспринял сие радостное событие?
- Никак. Я ему еще не сообщала.
- Будет, конечно, безумно рад. Особенно на фоне тех больших проблем, которые на него накатились.
- Ну, проблемы! - небрежно отмахнулась от слов подруги Джульетта. - Он выписался из госпиталя, скоро выйдет на работу.
- Где его ожидают большие проблемы.
Буланова на мгновение затихла. Она была так переполнена своей новостью о долгожданном ребенке, что все остальное моментально отошло на задний план. Но в голосе подруги ее что-то насторожило.
- Ты о чем?
- А ты не знаешь?
- Нет. На работе я не была, хожу по гинекологам.
- Отдел Германа похож на развороченный улей. Десятка два высококлассных специалистов контрольных ведомств выворачивают всю документацию наизнанку. Тебе это ни о чем не говорит?
Джульетта от неожиданности чуть не выронила телефонную трубку. Сообщение Зины ей говорило о многом. Но оставалась еще последняя надежда. И она поспешила спросить:
- А кто...
- Говорят, что Сам. Теперь тебе все понятно?
- Понятно. Что же мне делать?
- Да уж не радовать Германа новостью о внебрачном ребенке. Ему такой подарок будет сейчас вовсе ни к чему.
Буланова тяжело вздохнула. Помолчала, обдумывая слова подруги. Затем проронила в трубку, едва не зарыдав:
- Я так хотела от него ребенка!
- Я знаю. Но сейчас - не время. У тебя еще будут дети. Помоги Герману - он столько для нас сделал!
- Но чем я сейчас могу помочь?!
- Первое ты уже сделала, приняв мудрое решение повременить с дитем. Знаешь, дореформенное право знало такую формулировку: оставить в подозрении? Так вот, Сабиров сейчас именно в таком подвешенном состоянии. Я не думаю, что его хотят сместить. Убить - тем более. Но оставить всеми этими мерами в вечном подозрении - значит сделать его жизнь каторгой, а самого Германа - послушным рабом. Ты поняла?
- Нам надо встретиться.
- И я так думаю.

С некоторых пор появление Президента в кремлевском кабинете стало такой же редкостью, как недавно разрешенная церковная служба на Пасхальные праздники в Покровском соборе Кремля. Аппарат готовился к таким наездам Александра Владимировича, пытаясь решить хоть какие-то назревшие проблемы. Но сделать это удавалось все реже.
Вот и сегодня появление президентского кортежа в Боровицких воротах Кремля стало неожиданностью для многих. Лакированный бронированный лимузин подкатил почти к самым ступенькам, которые вели в президентские аппартаменты. Александр Владимирович еще помнил, как в советские времена на фронтоне этого старинного дворца золотом горели буквы, возвещающие, что здесь размещался Президиум Верховного Совета Советского  Союза. Но, с недавних пор, в его памяти это здание почему-то стало ассоциироваться совсем с другим обитателем кремлевского дворца.
Опасливо покосившись на фронтон,словно там должны были золотом высветиться совсем другие слова, он медленно, на почти негнущихся ногах вошел в здание.
Последний разговор на дачной президентской резиденции с дочерью здорово его расстроил. Он понимал, что Нина во многом права. Что, пока он был здоров, сподвижники и не думали позариться на власть. Но сегодня он чувствовал себя гораздо лучше. Даже традиционные сто граммов водки на завтрак принял. И, как бывало у него раньше воинственный дух требовал разрядки.
- Треногова ко мне, - на ходу приказал Президент.
- Ясно, - ответил помощник. - А почту посмотрите?
- Почту? - рассеянно ответил Александр Владимирович. По правде говоря, он уже забыл, когда в последний раз смотрел этот обязательный атрибут любого высшего руководителя. - Почту. А что, давай. И пригласи все СМИ, которые смогут быстро приехать. Оппозиционные средства массовой информации тоже приглашать?
- Всех давай. Всю шоблу. Пусть полюбуются, как этот угорь изворачиваться будет. Кресло из-под теплого зада вырвать норовит!
Александр Владимирович знал, что у него есть время, пока соберут прессу и занялся рассмотрением документов, которые лежали в папке так называемой почты.
- Надо же! - удивился он. - Учителям, понимаешь, несколько месяцев зарплату не платят! Непорядок. И врачам тоже? Потребую отчета. Ну, это уже совсем бардак: в армии-то почему просрочки с довольствием.
И он нажал кнопку прямой связи с надписью «министр финансов».
- Кто у аппарата? Филимонов? Какой Филимонов? А, ты уже новый министр? Ну-ка, давай, отчитайся, почему эти, как их, врачи с учителями зарплату не получают?
- Какие долги! Какой дефолт! Кто о народе заботиться должен - я, что ли? Ничего слушать не хочу. Вот тебе пару недель и чтобы эта проблема была снята. Все!
Президент устало положил трубку и со злостью захлопнул кожаную папку с документами.
- Нет, читать такие материалы - это только нервы себе портить!
... - Так вот как ты, бывший член ЦК партии, первый секретарь обкома руководишь страной? - раздался вдруг из угла кабинета негромкий голос с мягким грузинским акцентом.
- Кто это? Опять вы?! - изумился Александр Владимирович.
- Я, я. Не сомневайся. Товарищ Сталин в этом кабинете сутками работал, создал величайшую в мире державу, а ты за несколько лет развалил всю экономику. Как это понимать?
- Экономику до меня развалили, - почему-то начал оправдываться Александр Владимирович. - зато я дал народу свободу.
- Какую свободу? Умирать от голода. Месяцами не получать заработную плату? Зачем народу такая свобода.
Видимо, не дождавшись ответа, вождь всех времен и народов покачался на мягких сапогах, пыхнул неизменной трубкой и продолжил свой допрос:
- Я тут послушал, как ты с министром финансов разговаривал. Мало того, что его по имени-отчеству не знаешь, так и в сути проблемы не разобрался. Помню, мой министр товарищ Зверев докладную записку о больших гонорарах писателей мне прислал. Я его к себе пригласил. Спрашиваю: получается, у нас есть писатели-миллионеры. Ужасно звучит, а, Зверев? Тот подтверждает: ужасно, товарищ Сталин. Отдаю ему письмо назад: ужасно, товарищ Зверев, что у нас так мало писателей-миллионеров. Писатели - это память нации. Что они напишут, если будут жить впроголодь? А ты всю страну заставил так жить. Как это понимать, хоть и бывший, но член Центрального Комитета партии?
Президент ответить на этот вопрос не успел. Дверь кабинета отворилась, и в него вошел помощник.
- Глава правительства Москвы и пресса здесь. Можно приглашать?
- А? - рассеянно посмотрел на помощника Александр Владимирович.
- Да, приглашай.
Просторный кабинет быстро заполнился народом. Но Президент демонстративно не поздоровался за руку с Треноговым. Он лишь показал ему на место за столом справа от себя. В воздухе запахло грозой.
- Готовы, господа телевизионщики? - поинтересовался Президент. - Тогда будем начинать.
- Дорогие россияне! - торжественно обратился к присутствующим, но глядя в нацеленные на него телекамеры, Александр Владимирович. - Я знаю, что в стране создалась нетерпимая обстановка. Что людям самых важных профессий - учителям, врачам, военным месяцами задерживают выплаты. Такое положение дальше терпимо быть не может. Я принял важное решение и полностью поменял руководство администрацией Президента, которые не отслеживали обстановку, не докладывали вовремя о такой нетерпимой ситуации. Более того, кое-кто из высших должностных руководителей, вместо того, чтобы заниматься решением этих неотложных вопросов, начал так называемую предвыборную агитацию, хотя по Конституции никто еще не объявлял президентских выборов. Такие потуги обречены на провал.
Александр Владимирович выждал несколько секунд и махнул рукой:
- Все. Пресса может быть свободна. А вы, Треногов, останьтесь.

Как только Сабиров переступил порог своего кабинета, расположенного в бывшем цековском здании на Старой площади, его атаковали проверяющие.
- Знаю, господа. Прошу предъявить документы на проверку. Так, так, понятно: подпись Президента на месте. Хорошо, приступайте: все необходимые документы будут вам предоставлены. Надеюсь, я вам лично не нужен? Вот и прекрасно: мне пока надо решить кое-какие вопросы.
Как только дверь кабинета закрылась за последним членом спецкомиссии, Герман подошел к сейфу, упрятанному в стену соседней комнаты. Поколдовав над кодовым замком, он открыл массивную  стальную дверь и вынул из хранилища пачку документов.
- Я в ФСБ, - коротко сказал он секретарю, помятуя, что его визит в это грозное ведомство все равно не останется незамеченным.
И не ошибся. Как только за ним закрылась дверь приемной, секретарь немедленно набрал по телефону «Связь Кремля» трехзначный номер и коротко доложил:
- Поехал в ФСБ.
Но Герман мог об этом только догадываться. Он знал нравы Кремля и не хотел обманываться насчет излишней личной преданности своего секретаря.
Якубов, казалось, его уже ждал. По крайней мере, он ничуть не удивился необъявленному визиту высокопоставленного кремлевского чиновника. Предложил чашку китайского чая, который очень любил. Сабиров не отказался.
- Приехали поинтересоваться, как идет расследование покушения на вас? - вежливо поинтересовался глава службы безопасности.
- Зачем? - иронично возразил Сабиров. - Ведь вы это дело все равно не раскроете?
Якубов посмотрел на гостя, но ни один мускул не дрогнул на его лице. Наоборот, он изобразил искреннюю озабоченность и тихим, проникновенным голосом сказал:
- Да, сегодня такие дела стало раскрывать очень сложно. Все, включая общественное мнение, настроено против нас.
- Да, сексотов стало меньше. Но все же они есть. Мой секретарь уже доложил вам, куда я поехал?
- Ну, зачем же так? Людям надо верить. А что касается вашего дела...
- Да бросьте вы его к чертям собачьим, - неожиданно горячо отозвался Сабиров. - Я о нем уже забыл. Мне шьют уже другое дело. Теперь оно, действительно, мое дело.
Сабиров сделал ударение на слове «мое» и уперся взглядом в лицо собеседника, ожидая его реакции.
Но ее не последовало. Якубов рассеянно размешивал сахар в чашке из тонкого китайского фарфора, куда перед тем налил крепкого ароматного чая.
- Так. Значит, вы не в курсе и этого дела. А, между прочим, в той спецкомисии работают и люди из вашего ведомства.
- Что вы хотите? - неожиданно резко спросил начальник Федеральной службы безопасности.
- Вот это другой разговор. Как коллега прошу вас лишь принять к производству дело, действительно грозящее интересам безопасности государства.
На лице Якубова возникло нечто, напоминающее проснувшийся интерес профессионального разведчика.
А Сабиров между тем, так и не прикоснувшись к чаю, стал раскладывать на столе хозяина кабинета документы.
- Здесь все, что касается грандиозной аферы века, задуманной высокопоставленными жуликами. Суть в следующем. Страны третьего мира должны бывшему Советскому Союзу более ста миллиардов долларов. Россия их унаследовала, однако получить эти долги трудно. Но нашлись доброхоты. Они создают компанию, которая берется работать с этими долгами. При этом половина, то есть несколько миллиардов долларов, остается этой компании. Возратится ли государству вторая половина - еще большой вопрос, но эти жулики уж свою часть точно вырвут. Интересно?
Якубов не спешил отвечать. Он внимательно посмотрел разложенные на его столе документы. Затем несколько минут подумал и осторожно спросил.
- А кто стоит за этой компанией?
- Вот этого я вам не скажу. Только одна наводка: инициатива исходит из Управления президентских программ.
Якубов надолго замолчал. Он понимал, что его гость ждет ответа. Но принять решение сразу, не прозондировав обстановку , он не мог. А начальник Отдела администрации Президента словно и не требовал такого решения. Он лишь многозначительно посмотрел на своего коллегу и как бы между прочим заметил:
- Кстати, все подлинники документов этой аферы и имена участников я храню в очень надежном месте. Если случайно на меня еще соберется кто-то нападать, то есть дублер, который обнародует документы за границей. А чай у вас действительно хорош.
И, не прощаясь, Сабиров стремительно вышел из кабинета.

В последние ночи Иосиф Виссарионович почти не спал. Все руководители страны, секретари партийных комитетов на местах, должностные лица исполнительных органов были вынуждены приноравливаться к режиму работы вождя. Они оставались на ночь в своих кабинетах, ставили в них или в комнатах отдыха раскладушки и ждали, что в любой неурочный ночной час может последовать звонок по секретной линии связи. По крайне мере все обладатели телефонов «ВЧ» были привязаны к этим злополучным аппаратам, боясь пропустить важный звонок из Кремля.
А Сталину было о чем тревожиться, было о чем звонить подчиненным. За последнее время буквально потоком шли из совершенно разных мест предупреждения, что Германия вот-вот нападет на Советский Союз. И переварить эту информацию, сделать из нее правильные выводы предстояло именно Сталину.
Вот и сейчас Иосиф Виссарионович внимательно прочитал очередное предупреждение, направленное ему из спецорганов.
- Так, - отложил папку со спецдонесениями в сторону вождь. - Что же получается? Посол в Германии Деканозов сообщил, что война против Советского Союза начнется в мае 1941 года. Анонимный доброжелатель в Германии третий раз призывает меня «не ждать, пока Гитлер нападет на Россию». Надежный источник обер-лейтенант Шульце-Бойзен даже называет дату нападения: 22 июня.
Сталин еще раз прочитал сообщение приближенного к самому Герингу русского шпиона, встал из-за стола, на котором вот уже несколько часов горела лампа под зеленым абажуром, и вышел на середину кабинета. В таких случаях он любил мерно расхаживать по мягкому ковру, заглушающему шаги, и размышлять вслух, словно обращаясь к невидимым оппонентам.
- Так что получается, дорогие товарищи? - негромко задал он вопрос отсутствующим собеседникам. - С одной стороны, товарища Сталина предупреждают, что Гитлер вот-вот нападет на нас. И выглядят эти предупреждения вполне правдиво. Но с другой стороны, получается, что кто-то очень хочет стравить товарища Сталина с Гитлером. У нас заключен пакт о ненападении. Нарушить его в одностороннем порядке может только безумный. Верно, товарищ? Верно, потому что сила дипломатии - великая сила.
Иосиф Виссарионович немного помолчал, анализируя свой вывод, и стал размышлять дальше.
- Теперь посмотрим, что должен делать в данной ситуации Гитлер. Из данных нашей разведки известно, что аналогичные предупреждения, только теперь о том, что товарищ Сталин хочет внезапно напасть на Германию, получает и фюрер. Такие донесения имеют германские посольства практически во всех европейских странах. А кому выгодно, чтобы мы подрались? Англии, с которой Гитлер воюет? Международным империалистам? Кто стоит за этими предупреждениями об агрессивных намерениях Германии - действительно друзья или спецслужбы недружественных нам стран?
Можно только представить, что испытывал Сталин, изучая и обдумывая эту разноречивую информацию, стекавшуюся к нему из совершенно разных источников - диломатических, военных, разведывательных. Ее беда была в том, что мощные спецслужбы Советского Союза в то время не имели даже единого анализирующего центра, способного отличить зерна от плевел. И эту гигантскую работу по просеиванию огромного потока информации, поиску истины был вынужден делать пусть и гениальный, но всего лишь один человек.
Иосиф Виссарионович устало опустился в кресло, пододвинул к себе бумагу со спецдонесением немецкого шпиона и написал карандашом в левом углу страницы:
«Т-ву Меркулову. Может, послать наш «источник» из штаба германской авиации к е... матери. Это не источник, а дезинформатор. И.Ст.»
Он нажал кнопку звонка, распорядился немедленно отправить этот документ по назначению.
Затем на мгновение задумался и поднял трубку прямой телефонной связи с наркомом госбезопасности:
- Товарищ Меркулов? Здравствуйте. Я тут послал вам назад документ с сообщением источника в Германии. Резолюцию вы прочтете. И все же прошу проверить верность этого предупреждения. Разумеется, по другим каналам.
Он положил трубку на рычаг и вновь задумался. Только что он ознакомился с еще более важной и конфиденциальной информацией. Сам Черчилль предупредил его, что в ближайшее время Германия нападет на Россию. Но, чем больше его предупреждали об этом, тем сильнее в нем возникали сомнения. Черчилль был одним из самых ярых врагов Советов, и верить в его чистосердечность было бы наивно, полагал Сталин. Да и Гитлер не начнет войну на два фронта, а будет продолжать воевать против Англии.
- Конечно, - вновь вслух сказал Иосиф Виссарионович, - Гитлер готовится к войне против СССР. Но начнется эта война не сейчас, а гораздо позже. Нам чрезвычайно важно выиграть время. Если удастся оттянуть войну на год-полтора, мы - непобедимы.
Советской разведке так и не удалось добыть план гитлеровского нападения под кодовым названием «Барбаросса». И вождь до самого последнего момента надеялся, что и Гитлер руководствуется в своих действиях такой же железной логикой, как и он, говорящей, что нападать на великую Россию для него смерти подобно.

Вот уж никогда бы не подумала Буланова, что со своим любовником ей придется встречаться в условиях строжайшей конспирации! Но Герман настоял: уже одно то, что место и время свидания он назначил через Зину, говорило о многом. И Джульетта, направляясь сейчас в один укромный ресторанчик в самом центре Москвы, думала только об этом.
Это было то самое заведение, где год назад она случайно познакомилась с Германом. Сюда ее привез ее прежний любовник Петраков. Мэр областного центра, где она жила, решил показать своей подруге, что он тоже знает толк в столичной жизни. И, по совету кого-то из московских друзей, он пригласил Буланову именно в это заведение. Они даже специально поехали сюда из своего провинциального города, чтобы вкусно, изысканно поесть и посмотреть на столичный бомонд. Из богемы они так никого и не увидели, но Джульетта, после нищеты общепитовской столовой в своей газете, действительно была поражена разнообразием блюд, изысканностью сервировки и очень признательна любовнику, вытащившему ее в свет.
Но, видно, права примета, что не нужно возвращаться туда, где ты был счастлив. В прошлое возврата нет. Это остро поняла Джульетта Степановна, как только переступила порог престижного заведения и увидела в углу за столиком Германа с затравленными, воспалившимися глазами, в которых прочитала элементарный испуг.
Все было вроде как и тогда, год назад. Ее встречали, как английскую королеву, передавая эстафету от швейцара в дверях до метрдотеля в зале. Не успела она опуститься в удобное кресло, как девушка, похожая на фотомодель, проворно опустила на его спинку мягкую подушку. Меню в роскошном переплете с золотым тиснением уже лежало на столе. Но Герман посмотрел на него отсутствующим взглядом и, кажется, ничего не собирался заказывать.
Но Джульетта решила иначе. Уж голодать, чтобы ни случилось, она не собиралась. Тем более, здесь, где, как она помнила, была прекрасная кухня. Память ее не обманула. Она заказала лазанью, фаршированного лобстера, ньоки с мидиями  и десерт со сливками. Затем немного подумала и спросила почтительно склонившегося к ней официанта:
- А фондю у вас готовят из скольких сортов сыра?
- Сразу из семи, мадам, а в качестве основных компонентов мясо куропатки и другой дичи.
- Идет. Давно я не ела ничего швейцарского. А ты будешь фондю?
- Что? - рассеянно переспросил Герман. - Нет, нет. Я закажу, пожалуй, что-нибудь выпить.
- Не хотите попробовать фирменный напиток от шефа «Я молодой»? - поинтересовался официант.
Сабиров недоуменно взглянул на работника ресторана и хотел что-то ответить, как Буланова, не удержавшись, рассмеялась и торопливо воскликнула:
- Вот именно! Это как раз то, что нам надо. А нет у вас еще чего-нибудь от шефа, например, «Киллер - не убийца»?
- Нет, мадам, к сожалению, такого коктейля нет. Но я непременно доложу о вашем желании шефу.
- Хорошо, идите, - постарался побыстрее избавиться от чересчур услужливого идиота Герман. И тут же обратился к Джульетте: - Ты еще способна шутить - это очень хорошо.
- А ты совсем раскис, и это плохо, - назидательно парировала Буланова. - Кстати, ты уверен, что нас здесь не подслушают?
- Полной уверенности, конечно, нет. Но, думаю, сейчас это не в интересах той группы, которая на меня наезжает.
- И кто, ты думаешь, это может быть?
- Да кто угодно! Любой бандит из любой криминальной группировки, которых в Москве десятки. Главное - кто заказчик.
Буланова внимательно посмотрела на любовника, который так разительно изменился с тех пор, когда они беззаботно предавались любви, не думая ни о чем. Сейчас она не узнавала того моложавого, энергичного, излучавшего силу и властность Сабирова. Чиновника, от воли и желания  которого  зависел  почти каждый высокопоставленный руководитель в этой стране. Перед ней сидел какой-то осунувшийся, переставший за собой ухаживать мелкий клерк. От него уже не пахло дорогим французским  одеколоном. Он не излучал той силы и животного темперамента, который так мощно манил Джульетту и неосознанно будил в глубинах ее подсознания инстинкт изголодавшейся самки.
«Может, - подумала журналистка, - он просто сейчас расслабился и не следит за собой? Ведь постоянно играть на людях маску преуспевающего человека, когда за тобой охотятся, очень трудно и утомительно».
- Герман, - почему-то спросила она. - Я не чувствую запаха твоего любимого «Драккара». Этот терпкий, сильный аромат очень шел тебе и манил, наверное, не одну  женщину.
- О чем ты говоришь, Джуля? Какой «Драккар»! Выжить бы сейчас. Элементарно.
- Да выживешь ты, не беспойся!
Этот выкрик родился у Булановой неожиданно, совершенно спонтанно. Но, видимо, он был настолько искренен, так соответствовал ее внутреннему ощущению положения Сабирова, что тот невольно воспрянул духом.
- Ты так считаешь? - с надеждой спросил он.
- Конечно. Если бы тебя хотели убрать - сделали бы это сразу. Профессионалы не промахиваются с расстояния полуметра от жертвы. И не забывают сделать контрольный выстрел в голову. Значит, не пришла еще твоя пора.
- Или они там, - Герман приподнял голову и показал куда-то вверх, - еще так не решили.
- Но у тебя сейчас есть главное - время, и я не верю, чтобы ты не предпринял что-то, чтобы себя подстраховать и обезопасить.
Сабиров хотел что-то ответить, но в это время подошел официант и стал расставлять на столе закуски. Он ловко распечатал бутылку с заказанным вином, налил совсем немного в бокал, стоящий перед Булановой и дал время, чтобы она оценила аромат и качество напитка. Когда та слегка пригубила вино и показала, что довольна, он наполнил фужеры на треть.
- А где же прибамбас от шефа? - спросила Джульетта. - Этот, как его, «Я - самец!?
На этот раз вышколенный официант оценил шутку и, почтительно поклонившись, произнес:
- Желание клиента - закон для нашего ресторана. Сейчас принесем.
Как только парень удалился, Сабиров наклонился к Булановой и тихо произнес:
- Конечно, я подстраховался. В этом кейсе лежат документы, которые могут испортить жизнь многим моим врагам. Я предупредил, что, если со мной что-то случится, они увидят свет на Западе. Ты поможешь?
- Конечно, - не раздумывая, согласилась Джульетта. - Но я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось. Так что надо думать, что еще предпринять, чтобы этого не произошло. Давай за это выпьем!
Пока они закусывали прекрасное ароматное терпкое вино, говорить не хотелось. Но лишь Джульетта слегка насытилась, как сразу предположила:
- Вспомни, кому ты чаще всего отказывал?
Сабиров на минуту задумался. Потом скривил губы в усмешке и проговорил:
- Не поверишь: больше всего это почему-то получалось с Ниной, дочерью Хозяина. Хуже этой взбалмошной бабёнки и придумать трудно.
- Да уж, представляю. Видела я ее несколько раз на приемах: одни капризы.
- Вот-вот: из грязи да в князи. Ведь ни приличного образования, ни элементарной культуры. Но наши Дуньки, рвущиеся в Европы, такого могут наворочить!
- Да, это точно, - согласилась Джульетта. - Ну, а еще кому?
- Если честно, то - многим. Аппетиты у наших правительственных чиновников таковы, что никакой государственной казны не хватит.
- Это уж точно, - согласилась журналистка. - Они давно и прочно усвоили простую истину: что своровать много и безопасно можно только у государства. Вот потому у нас государство такое нищее, что, обладая половиной мировых запасов сырья и прочего, не может даже выплатить грошовое жалованье своим подданным
Сабиров задумался. Джульетта подала ему интересную мысль: а в самом деле, кто мог так крупно на него обидеться, что заказать его убийство? Кому он стал поперек дороги? Здесь было над чем порассуждать. И он, почти машинально поглощал прекрасные яства, запивая их марочным вином и почти не слушая, что говорит любовница.
А Джульетта в это время тоже перешла на личное. Она постаралась намеками, дальним путем, выяснить у своего любовника, как он отнесся бы к внебрачному ребенку. Но Герман был сейчас так далек от этой посторонней темы, что промямлил в ответ нечто невразумительное, и Буланова сникла.
Ей был уже неинтересен этот роскошный ресторан с услужливой обслугой, она даже не притронулась к экзотическому блюду фондю и только тайно горевала о своей нелегкой женской доле, боясь нечаянно расплакаться.

Бывший совершенно секретный архив Политбюро ЦК КПСС во времена гласности и перестройки был преобразован в Архив Президента страны. Всемогущий Сабиров, желая сделать приятное Джульетте, устроил ее подругу на работу в это престижное государственное учреждение. Причем не рядовой сотрудницей, а заведующей Особым отделом.
Зина была несказанно рада таким переменам в своей жизни. После многолетнего прозябания в библиотеке областной газеты, где в последнее время также месяцами задерживали зарплату, непыльная работа в президентском архиве показалась ей манной небесной. Вот и сейчас она сидела в своем кабинете, который успела превратить в зимний сад, заставив все свободное пространство горшками с цветами и растениями, и наслаждалась возможностью изучать документы, которые так и остались недоступны простым смертным.
Зина по своей должности входила в номенклатуру Администрации Президента и поэтому, наряду с другими привилегиями, имела на работе телефон правительственной связи. Даже Джульетта, которая трудилась журналисткой в президентской газете, не могла похвастать таким атрибутом власти.
Но Зине, совсем недавно обосновавшейся в столице, кремлевская «вертушка» была ни к чему. Высоких чиновников, с которыми она могла бы разговаривать по этому телефону, в знакомствах у нее не числилось. Поэтому важный аппарат с эмблемой двуглавого орла был отодвинут на дальний край обширного стола и забыт за ненадобностью.
Зина сегодня изучала личный архив Сталина. В обширном многотомном наследии вождя она отыскала столько интересных материалов, о которых и не догадывалась, что не могла оторваться от все новых захватывающих внимание страниц.
- Надо же! - воскликнула заведующая Особым отделом. - оказывается, вождь всех времен и народов был еще талантливым поэтом! А его стихотворение «Утро» даже вошло в дореволюционные учебники хрестоматии по литературе!
Зина была убежденная «сталинистка» и поэтому теперь, дорвавшись до архива вождя, она почти все свободное время занималась его изучением, выискивая новые подробности, которые помогли бы ей защитить наследие Иосифа Виссарионовича.
- Так, а это еще что? - Зина повертела в руках пожелтевший от времени листок. - Рукописное заключение о смерти Надежды Аллилуевой? Вторая и последняя жена Сталина! Интересно! Так, «в области сердца, в пятом межреберье небольшое огнестрельное ранение с обожженными краями от выстрела в упор с целью самоубийства. «Ну, вот - сама застрелилась. А на него поклепы делали! А это еще что? Воспоминание Буденного? Что же пишет Семен Михайлович? «Жена Сталина была немного психически нездорова, в присутствии других пилила и унижала его. Я всегда удивлялся: как он терпит?»
Зина открыла от удивления рот, да так и застыла, видимо, переваривая прочитанное. В этот момент раздался властный телефонный звонок. Зина схватила трубку, но услышала лишь длинный непрерывный гудок. А телефон, между тем, продолжал звонить.
«Ну я и дура!» - воскликнула про себя заведующая отделом и быстро взяла трубку другого, правительственного аппарата.
- Слушаю вас внимательно!
- Вас беспокоят из администрации Президента. Это Особый отдел архива?
- Да, заведующая у аппарата.
- Сейчас с вами будет говорить первый помощник Президента.
И тут же в трубке раздался приятный баритон:
- Я по заданию Президента. Нас интересует личный архив Сталина. Я могу с ним познакомиться?
- Да, конечно. Но вы знаете наши правила? Знакомство с материалами Особой папки может быть только в помещении архива.
- Конечно, конечно. Не беспокойтесь - я подъеду к вам. Ждите.
Зина положила трубку и подумала: с чего бы это живому Президенту тревожить прах почившего вождя? Но сразу решила, что это не ее ума дело. И продолжила дальше увлекательную экскурсию в прошлое.
По обыкновению, ставшему практически постоянным правилом в последнее время, для решения неотложных вопросов подчиненные вызывались к Президенту в его резиденции вблизи Москвы. Вот и на этот раз Сабиров был внезапно вызван к Александру Владимировичу на дачу в Горках. Сюда, в этот ленинский заповедник, правительственные кортежи теперь наведывались довольно часто.
Президент встретил своего подчиненного по-домашнему. Из-под теплого халата на нем выглядывали штаны с начесом, а ноги руководителя страны путались в непослушных меховых тапочках.
Сабиров поздоровался  за руку, отметив, что рукопожатие хозяина дачной резиденции стало вялым и безжизненным. Но, видимо, в своих преждевременных выводах о состоянии здоровья Президента он несколько ошибся, потому что Александр Владимирович неожиданно резко и твердо оборвал его:
- Докладывать о делах будешь потом. А сейчас лучше скажи, как нам окоротить твоего лучшего друга?
- Какого друга? - опешил начальник финансово-хозяйственного отдела.
Президент пытливо посмотрел на своего подчиненного и насмешливо заметил:
- Тебе лучше знать. С кем в футбол каждую неделю играешь.
«Вот оно что! - пронеслось в мозгу Сабирова. - Наябедничали. Или Треногов меня подставил?»
- Говорят, вы там в раздевалке не только футбольные вопросы обсуждаете, - продолжал между тем напирать Александр Владимирович.
- Уже думаете, как у меня из-под задницы кресло вырвать? Не выйдет!
Сабиров побледнел. Он ожидал разговора на любую тему, но только не на эту. Конечно, такие разговоры в раздевалке футбольного клуба у него с главой правительства Москвы были. И он, как бывший работник спецслужб, не исключал возможность прослушивания. Но не ожидал, что это случится именно с ним. Оправдываться сейчас было самым неразумным. Это, как и клятвы в вечной преданности, сейчас только бы усилили гнев и подозрительность Хозяина. И потому Герман выбрал лучший ход, который можно было сделать в данной ситуации. Он спокойно, как бы не реагируя ан упреки, стал рассуждать, отвечая на самый первый вопрос Президента:
- Кое-что сделать, конечно, можно. Треногов пользуется правительственной связью, которую обеспечивает наша служба ФАПСИ. Значит, совершенно естественно можно его этой связи на какое-то время лишить - пусть попользуется городским телефоном.
В глазах Президента, минуту назад метавшими гром и молнии, появился неподдельный интерес.
- Ты считаешь, что это можно сделать?
- Сделаем, Александр Владимирович! - по-военному четко доложил Сабиров.
- Вот это подарок будет твоему другу! - воодушевился Президент.
- Вот он помечется, как все «вертушки», «ВЧ», «СК» и прочие атрибуты власти у него замолчат!
- Так! - оживленно потер руки Александр Владимирович. - А что еще устроить, чтобы он понял, кто в доме хозяин?
- Отказать ему в транспортном обслуживании автобазы администрации Президента. Конечно, без машин он не останется, но иномарок и бронированных «Зилов» с правительственными номерами у него не будет. Попробуй расскажи каждому постовому, что именно на этой машине едет глава правительства столицы.
- Отлично мыслишь, Герман! - похвалил Президент своего начальника финхозотдела.
- Кроме того, - совершенно буднично, как будто докладывал о текущих делах, а не о том, как устроить гадость одному из самых влиятельных чиновников государства, продолжал докладывать Сабиров, - планом мероприятий отдела предусмотрен ремонт государственной дачи номер тридцать пять в поселке Барвиха.
- Той самой, которой пользуется Треногов? Ну ты и спец, Герман Антонович! Не хотел бы я попасть тебе в руки! Впрочем, и не попаду. Действуй. Посмотрим, что запоет этот претендент на мое место завтра, когда лишится всех благ и привилегий!
- Александр Владимирович! - вдруг прервал смакование предстоящих Треногову переживаний хозяином дачи Сабиров. - Скажите, кто направил такую грозную комиссию для проверки моего отдела?
- Какую комиссию? Я никого не посылал.
- Но ведь на документе стоит ваши подпись.
- Да? - Президент на мгновение задумался, припоминая, когда он мог это сделать. - Не помню. Работай спокойно, никто тебя не тронет.
- Тогда подпишите это распоряжение об отмене работы спецкомиссии.
И Сабиров протянул Президенту заранее подготовленный текст распоряжения.
Александр Владимирович, не читая, подписал документ, простился с гостем и вновь хотел вернуться к приятным мыслям о том, как завтра будет метаться лишенный привычных атрибутов власти Треногов. Но слова Сабирова о какой-то комиссии не давали ему покоя. И вдруг он что-то вспомнил:
- Нинка, наверное, опять мне эту бумагу на подпись подсунула! Ну, я ей покажу, как в государственные дела лезть!
Александр Владимирович направился в соседние аппартаменты, занимаемые семьей, но по пути остановился возле старинного буфета, который почему-то привлек его внимание. Он открыл его дверцу и увидел там хрустальный графинчик, в котором находилось граммов сто пятьдесят какой-то жидкости. Взял его, снял пробку, понюхал. Прекрасный аромат старого, выдержанного коньяка разнесся по комнате. Александр Владимирович медленно, наслаждаясь, выпил коньяк, и пошел назад, в свою комнату.

Пожалуй, впервые за все время своего безраздельного господства в этой огромной, многонациональной стране Генеральный секретарь ЦК ВКПб, Председатель Совета народных комиссаров, Верховный главнокомандующий Иосиф Виссарионович Сталин не знал, как поступить. Казалось, он сделал все, чтобы обезопасить страну от внезапного нападения фашистской Германии. Выиграл время, чтобы подготовиться к возможной войне. Но полной уверенности, что Гитлер не нападет на СССР, не было. Об этом говорил и потом предупреждений о возможной агрессии Вермахта в самое ближайшее время.
Но Сталин не верил этим предупреждениям. Он не хотел им верить. Вот и сейчас, выехав в жаркий летний выходной день на ближнюю дачу в Кунцево, вождь вместо отдыха продолжал напряженно раздумывать над сложившейся ситуацией. Он снял китель, в котором было чересчур жарко, и попросил своего личного секретаря Бажанова, чтобы никто сейчас его не отвлекал.
Сталин вышел на веранду и стал у открытого окна, занавески которого слегка шевелил теплый ветерок. За окном было настоящее жаркое лето. Вовсю заливались птицы, стрекотали кузнечики, порхали беззаботные бабочки. Ничто не предвещало внезапной грозы. Вот и на душе у вождя от такой идиллии стало несколько спокойнее и увереннее.
«В самом деле, - размышлял Иосиф Виссарионович, - что сможет сделать с нами сейчас Германия? С тремя тысячами устаревших танков? С такими сверхмощными союзниками, как Финляндия с Румынией?
Давайте посмотрим на карту мира. Шестая часть суши - это Союз Советских Социалистических Республик. И Германия - всего лишь лоскуток, который, к тому же, уже горит под задницей Гитлера. Германия окружена и блокирована. Отрезана от многих источников стратегического сырья. А Советский Союз - самая богатая страна мира, нашим богатствам завидуют все.
Кроме того, я тайно заручился безоговорочной, бесплатной и безграничной помощью Америки. Так можно ли теперь бояться этой Германии? Уверен, что нет. Можно ли верить предупреждениям о скором внезапном ее нападении? Думаю, тоже нет.
Значит, надо делать все, чтобы не провоцировать Гитлера на такое нападение. Чтобы выиграть время для подготовки к той войне, которая нужна нам, русским. И эту войну мы должны вести не на своей, а на чужой территории».
Наконец, важнейшее решение было принято. И вождь вздохнул с облегчением. Завтра он эту концепцию непровоцирования фашистской Германии  вынесет на обсуждение Политбюро. На нем неожиданностей, знал Сталин, не будет. Об этом вождь позаботился.
«Знаю, что меня считают жестоким. Чтобы очистить страну от всяких болтунов, пришлось поработать органам НКВД. Чтобы добиться послушания соратников, пришлось посадить их жен и родственников. Но, когда правитель проявляет жестокость, чтобы защитить страну, народ ее понимает. А вопрос стоит однозначно: либо мы победим империалистическое окружение, либо они уничтожат социалистическое государство».

Гром, как говорится, грянул среди ясного неба. Сегодня служебный телефон Булановой в редакции газеты буквально разрывался от звонков. Ей звонили неизвестные читатели и хвалили за правдивую статью о коррупции в высших эшелонах власти. Было несколько звонков, в которых молодые люди, не представившись, грозили журналистке всякими карами.
Но, пожалуй, самой интересной для нее была реакция администрации Президента. Буланову пригласили в кабинет редактора к аппарату правительственной связи.
- Тебя просят, - многозначительно показал взглядом на «вертушку» у себя на столе главный редактор газеты. Ну мы, наверное, и вляпались с твоей статьей!
Буланова, не обращая внимания на такое паническое заявление начальника, взяла трубку:
- Слушаю.
- Приемная первого помощника Президента, - раздался вежливый голос. Соединяю вас с Альбертом Васильевичем.
Джульетта Степановна как-то была с Германом на официальном приеме в Кремле и видела издали Первого помощника Президента. Но лично знакома с ним не была. Потому ответила, насколько возможно, ласково и приветливо:
- Слушаю вас, Альберт Васильевич!
- Джульетта Степановна, откуда у вас материалы для такой статьи? Или  - это просто журналистский блеф?
- Вы имеете в виду мою статью в сегодняшнем номере газеты под названием «Афера века»?
- Вот именно.
- Согласно Закону о печати я не обязана разглашать источники своей информации кому-либо.
- Вот как ? - удивился Первый помощник. - А то, что вы работаете в газете администрации Президента и получаете наши деньги, это вас не смущает?
- Я получаю зарплату от налогоплательщиков, - невозмутимо парировала журналистка, - и обязана правдиво информировать их о деятельности органов власти.
- С вами все ясно, - гневно ответил Альберт Васильевич. Придется воспитывать главного редактора - может, он вас научит уму-разуму.
В трубке последовали короткие гудки, и Джульетта положила ее на телефонный аппарат.
- Ну, что? - вопросительно посмотрел редактор на свою подчиненную: - Досталось?
- Еще и вам останется.
- У тебя хоть информация, которую ты использовала для статьи, достоверная?
- С самого верха!
Главный редактор знал о связи своей коллеги с всесильным начальником финхозотдела администрации Президента и потому не сомневался в искренности ее слов. Но все же вздохнул с опаской: дело принимало скандальный оборот.
А Буланова уже спешила назад, в свой кабинет. Она ждала еще одного, самого важного для нее звонка. И не ошиблась, когда вновь подняла телефонную трубку.
- Ну, ты даешь! - только и смог выговорить в трубку Сабиров.
Джульетта не уловила в голосе любовника трагической нотки, поэтому с облегчением вздохнула и постаралась пошутить:
- Я не даю! Я не такая идиотка, как ты выглядишь! А вообще лозунги типа «Юноши и девушки! Овладевайте друг другом!» не по моей части.
Сабиров радостно засмеялся:
- Вот за это я тебя и люблю!
- И больше ни за что? - разочарованно проговорила Джульетта.
- И за то - тоже. А если серьезно - я же не просил тебя ничего писать!
- Прости засранку, - уничижительно попросила в трубку Буланова. - Уж очень материал забойный был. Как говорят на нашем журналистком сленге - это бэмс!
- Да уж - заголовок «Афера века» подбросит тебе популярности. Можешь и меня поздравить: пробил распоряжение Самого об отмене проверки - больше меня и мой отдел не трясут!
- Поздравляю!
- И не только с этим! - в голосе Сабирова зазвучали торжествующие нотки: - Отныне я - не начальник отдела, а управляющий делами Президента. А мое Управление - теперь самостоятельно выходит на Самого и не подчиняется руководителю Администрации Президента.
- Как тебе это удалось? - удивилась Джульетта.
Сабиров хмыкнул:
- Как и другим удавалось: он подмахнул не глядя.
- Смотри: играешь с огнем!
- Конечно, играю. Потому и предлагаю эти три события отметить сегодня вечером. Идет?
- Конечно: я надену мое новое вечернее платье.
- Только поскромней, пожалуйста. А то в прошлый раз оно у тебя было с вырезом до самого пейджера!
Любовники весело рассмеялись: у них были на то основания.

Нина, дочь Президента, была страшно рассержена на отца. Еще бы: она так старалась для него, для семьи, а он взял и все испортил! Нет, она этого так не оставит!
И Нина решительно направилась в ту часть госдачи, где находилась резиденция отца.
Александр Владимирович сегодня чувствовал себя намного лучше. То ли давало знать о себе приближение весны, когда даже в старом организме пробуждаются новые, живительные соки и силы. То ли его здоровье действительно поправилось благодаря стараниям лучших зарубежных специалистов, но факт оставался фактом: давно Президент не чувствовал такого подъема. И посему он решил, что с завтрашнего дня вплотную займется делами государства. В таком приподнятом настроении и застала Нина отца в его кабинете.
Наметанный взгляд дочери сразу почувствовал перемену в здоровье и настроении отца. Но разгневанная Нина не придала этому должного значения. И сразу перешла в наступление:
- Папа! Ты зачем это подписал?
И она швырнула на стол распоряжение Президента.
- Что это? - коротко спросил Александр Владимирович.
- Твое распоряжение об отмене проверки работы отдела Сабирова.
- Ну и что? - как можно спокойнее вновь спросил Президент.
- А то, что ты совершил большую ошибку: теперь у нас не будет никакого компромата против этого прохвоста!
- Понятно. Что еще?
Нину такое невозмутимое спокойствие отца только еще сильнее подстегнуло. Она, уже не сдерживая своего раздражения, презрительно бросила:
- Ты совсем не заботишься об интересах нашей семьи! Ты даже не смотришь, что подписываешь: надо же - теперь Герман управляющий делами Президента и не подчинен руководителю твоей администрации. А значит, и у меня будет еще меньше шансов повлиять на него!
Александр Владимирович выдержал паузу, а затем тоном, не предвещавшим ничего хорошего, тихо, но жестко и властно произнес:
- А теперь слушай меня. Указы и распоряжения Президента подписываются только после сбора всех необходимых виз и заключений соответствующих министерств и ведомств. Поэтому впредь прошу меня не подставлять и никаких бумаг самой на подпись мне не приносить.
Нина от возмущения чуть не зашлась в крике:
- Да я же говорю о Сабирове! Это он принес тебе на подпись то злополучное распоряжение!
- А я говорю о тебе! - прикрикнул отец. - Цыц! Ишь, здесь раскричалась!
И он резко, быстро подошел к столу, нажал кнопку звонка. Немедленно явился начальник личной охраны.
- Яков Иванович! Я тебе приказываю эту вздорную бабенку больше ко мне не пускать, понятно?
- Понятно, - не совсем понимая, что происходит, ответил начальник личной охраны.
- И вообще, как она попала в мою президентскую резиденцию?
- Но это ваша дочь... - попробовал было возразить охранник, но Президент властно его остановил:
- Почему не выполняешь Правила охраны Президента? Почему в его апартаментах проживают посторонние? Вон всех отсюда!
- Папа, прости! - кинулась в ноги Президенту Нина.
- Я сказал «вон»! - властно отрезал Президент, резко повернулся и пошел в гостиную.

Начальник Федеральной службы безопасности был в растерянности: результаты расследования покушения на Сабирова оказались ошеломительными!
«Уж лучше бы я не проявлял такого рвения! - думал сейчас про себя Якубов, не решаясь произнести вслух эти слова даже в своем кабинете в здании на Лубянской площади. - Было бы еще одним нераскрытым заказным покушением на убийство больше, и всего дел! А теперь придумывай, как выйти из этого щекотливого положения».
 Но, что бы он сейчас ни придумывал, а решать по лежащему перед ним на столе донесению надо было немедленно.
«Пожалуй, надо сначала поговорить лично с тем, кто вышел на след заказчика», - решил Якубов и вызвал начальника Особого отдела.
- Присаживайтесь, Иван Иванович, - пригласил он сесть за приставной стол подполковника, который стал перед ним навытяжку по стойке «смирно». - Вы уверены в том выводе, который здесь написан? - и начальник ФСБ кивнул на папку с грифом «Совершенно секретно», лежащую у него на столе.
- Все выводы, данные допросов киллера, которого мы нашли, записи его разговоров по мобильному телефону с заказчиком подтверждают эти выводы.
- А киллер знал, кто его заказчик?
- Да.
- Но это же полная самодеятельность! - не выдержал всегда невозмутимый Якубов. - Затевать дело на таком высоком уровне, покушаться на знакового чиновника и даже не предусмотреть промежуточных звеньев между исполнителем и заказчиком - это игра на детском уровне!
- Совершенно с вами согласен. Но это так.
- Хорошо. А кто еще, кроме вас, знает, что нити организации этого покушения идут на самый верх?
- Только наш следователь, который ведет это дело.
- Человек надежный?
- Вполне.
- Так. Киллера изолировать в Лефортове. Никаких связей с внешним миром, передач и прочего. Желательно, чтобы на время о нем все забыли. Следователя представить к награде, но за другое дело. И также предложить забыть об этом деле. Материалы следствия изъять и доставить мне. Стереть все файлы в базе данных о данном расследовании. Вы также ничего об этом вопросе не знаете и не слышали.
- Уже забыл! - поднялся из-за стола и по-военному четко отрапортовал подполковник.
- Спасибо за службу. Кстати, вы, кажется, уже давно в этом звании? Приказ о продвижении по службе уже подписан, полковник!
- Служу России!
Якубов остался в кабинете один. Еще немного поразмышляв, он решил:
- Придется докладывать Президенту. Чувствую, здесь пахнет жареным!

На этот раз Зина пригласила Джульетту к себе. Причем сделала это настолько осторожно и таинственно, что донельзя заинтригованная Буланова немедленно отправилась к подруге домой.
На столе в кухне уже стоял графинчик с любимой Зининой наливкой, которую она мастерила сама из собранных на дачном участке ягод и фруктов.
- Все, последняя, - указала она подруге на графинчик. - Больше у меня ни дачи, ни наливки.
- Ладно тебе! - презрительно скривила полные красивые губы в усмешке Буланова. - Огород за тридевять земель, на котором девять месяцев в году ты стоишь в позе буквы «зю», ты называешь дачей?! Тогда моя бывшая квартира в «хрущевке» являлась апартаментами королевы. Лучше скажи, зачем звала? И почему в такой спешке и таинственности? Вышла на след тех, кто стрелял в Германа?
- Слишком много задаешь вопросов, подруга! - в такой же язвительной манере ответила Зина. - А если серьезно, то у меня на работе сегодня впервые зазвонил телефон правительственной связи!
Буланова недоуменно посмотрела на подругу. Затем пожала плечами и спросила:
- Ну и что? Я сегодня тоже разговаривала по вертушке с Первым помощником Президента!
У Зины от удивления отвисла челюсть. Она сняла очки с дымчатыми стеклами, зачем-то начала их протирать, затем вдруг выпалила:
- Не может быть!
- Почему?!
- Потому, что он и мне звонил сегодня!
Теперь пришла пора удивляться Булановой. Звонок такого влиятельного лица им обеим в один день не мог быть простым совпадением. Если серьезно, то с ним они обе разговаривали первый раз в жизни. И потому Джульетта сидела на жесткой табуретке в просторной кухне подруги, словно приклеенная. Она, как сомнамбула, методично покачивала головой, но не могла сказать ни слова.
Наконец, с подруг сошло оцепенение, которое сменилось бурным потоком слов. Они заговорили обе разом, перебивая и не слушая друг друга. Минут пять им потребовалось, чтобы выговориться. Первой пришла в себя Буланова. Она подождала, пока Зина скажет последнюю фразу и тихо заметила:
- Это не к добру! Чем он у тебя интересовался? Германом?
- При чем здесь Герман? - не поняла Зина. - Сталиным! Особой папкой, в которой собран архив Генералиссимуса.
- Вот это да! - воскликнула журналистка. - Теперь я вообще ничего не понимаю. Сабиров и Сталин. Не звучит.
- Вот именно, - подтвердила Зина. - А если продолжить этот ассоциативный ряд? Иосиф Виссарионович был кем? Верно - руководителем нашего государства с неограниченной властью. Александр Владимирович, которого представляет его первый помощник, тоже кто? Вот именно. Глава нашего государства с почти такими же неограниченными полномочиями. Его ни снять, ни выгнать с президентской должности и из Кремля так же невозможно, как нельзя этого было сделать со Сталиным.
- Тоже мне загнула, - пожала плечами Джульетта. - Как говорится без пол-литра здесь не обойдешься. Наливай - может, голова станет «варить» лучше.
Подруги выпили по одной рюмке малинового вина, затем по другой. Неспеша закусили, чем Бог послал. И только затем продолжили выяснение истины. Это мудреное занятие затянулось у них до глубокой ночи. Но к какому-нибудь однозначному решению они так и не пришли.

«Ни один народ в мире не зависит так от своих правителей, как русский, - думал Сталин, проносясь сейчас из Кремля на ближнюю дачу в Кунцево. - Мы, русские - великая нация, но жить не умеем, погрязли в пьянстве и лени. Нет культуры застолья: прекрасные грузинские вина мои соратники хлещут, как воду. А Власик? Вчера застал его пьяным, без мундира: и это мой личный охранник? Но увидел меня - и вмиг протрезвел. Значит, на людей действуют только страх и сила?»
В бронированном лимузине на переднем сиденье, рядом с шофером, сидел Берия. Но он, как ни силился, не мог догадаться, о чем же думает этот таинственный, властный, обладающий феноменальной памятью грузин, давно считающий себя русским и так же давно обретший безграничную власть над страной со ста пятьюдесятью миллионами человек.
Лаврентий Павлович уже давно не обращался к своему земляку по партийной кличке Коба, как это было когда-то раньше. Теперь и для него Сталин был вождь, который всегда держал любого на расстоянии. Ни жены, ни дети не допускались в святая святых Иосифа Виссарионовича: он никому не верил и никому не доверял. Основания для этого у руководителя всесильного НКВД были. Первый заговор против Сталина, который возглавил председатель Совнаркома РСФСР Сырцов вместе с Блюхером, Зенковичем и прочими, был раскрыт спецслужбой еще до него. В ликвидации так называемого «заговора маршалов» он практически тоже не участвовал. Но уж впоследствии Лаврентий Павлович не упускал случая внушить вождю, как очередной соратник метит вонзить ему нож в спину.
- Лаврентий, - вдруг нарушил тягостное молчание Сталин, расположившийся, как всегда, на заднем сиденье бронированного «ЗИСа», - а чей это дом?
И указал рукой за стекло машины на высившееся впереди вдоль трассы трехэтажное большое здание.
- Это, Иосиф Виссарионович? - переспросил Берия. - Это дача генерала Штерна.
- А, - неопределенно заметил вождь и вновь умолк.
Берия мгновенно почувствовал невысказанное неудовольствие Хозяина. Но тоже ничего не сказал.
В Кунцево их уже ждали. Сталин заранее пригласил сюда ближайших соратников, чтобы обсудить готовность Красной Армии к возможной войне с Германией. Беседа должна была быть приватной, не для протокола, потому и выбрали не зал совещаний в Кремле, а дачу в Подмосковье.
Правда, закончился этот сугубо деловой сбор, как всегда: большим застольем. Вопреки своим недавним размышлениям о неуместном пьянстве своего народа, Иосиф Виссарионович любил подпоить соратников, чтобы выведать истинные их мысли.
В Кремль Сталин возвращался на следующий день. День выдался по-летнему теплый, чувствовалось, что первый календарный месяц лета будет жарким.
Иосиф Виссарионович был занят своими мыслями и почти не смотрел из машины на дорогу, по которой ехали. Но в том месте, где вчера поинтересовался большим, выделяющимся из других домом, вождь почему-то внимательно посмотрел в окно. На бывшей даче генерала Штерна красовался большой кумачовый лозунг: «Спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство!». А вокруг особняка весело резвились пионеры в красных галстуках.

Вот уж поистине говорится: на Руси от тюрьмы и от сумы не зарекайся! Пожалуй, впервые за всю свою многотрудную и многоопытную жизнь Треногов убедился в правоте этой пословицы в полной мере. Казалось бы, ничего с утра не предвещало перемен в его напряженной, но уверенной и престижной жизни. Но в обычно установленный час ранним утром он, в сопровождении охраны, вышел из подъезда своей московской квартиры, а правительственного кортежа не оказалось. Пришлось, чуть ли не впервые в жизни, доставать из кармана пальто мобильный телефон и звонить в приемную московского правительства.
- В чем дело? - раздраженно спросил Треногов у своего помощника. - Почему нет служебного «Мерседеса» и машин сопровождения?
- Я не в курсе, - недоуменно ответил помощник. - Сейчас все выясню.
Главе столичного правительства пришлось ждать в легком пальто на морозе, который сегодня ударил за двадцать градусов. К тому же поднялся сильный ветер, и Треногову, с его тщедушной, худой фигурой было явно дискомфортно находиться в таких непривычных условиях.
- Извините, Василий Иванович, - раздался в трубке взволнованный голос помощника, - но в автобазе Управления делами Президента ответили, что с сегодняшнего дня вы исключены из списка обслуживаемых ими лиц.
- Они что там, с ума сошли? - повысил голос Треногов. - Да я их повыгоняю всех к чертовой матери!
- Ловите любую машину, - обратился он к начальнику своей охраны. - Я должен немедленно быть на работе!
Пожалуй, впервые за последние десять лет он ехал не в своей персональной машине с проблесковым маячком, сиреной, спецномером и прочими атрибутами власти. И весь этот недолгий путь копил в душе злость и обиду на тех пока еще неведомых ему обидчиков, которые посмели так с ним поступить.
Но не успел Треногов подъехать к знаменитому зданию бывшего Моссовета на бывшей улице Горького, как только что переговоривший с кем-то по мобильной связи начальник охраны повернулся с переднего сиденья машины и сообщил главе правительства Москвы:
- Извините, Василий Иванович, но мы больше вас не охраняем.
- Как это не охраняете? - вскипел Треногов. - Бросите сейчас же и позволите любому придурку меня подстрелить?!
- Не позволим, - твердо пообещал начальник охраны. - Гарантируем вашу безопасность вплоть до дверей вашего кабинета.
- Понятно, - не удержался, чтобы не съязвить, Василий Иванович. - Гарантируете мне безопасность от забора до обеда. Хрен с вами, идите.
Но на этом неприятности главы правительства не закончились. Полный решимости немедленно восстановить справедливость, Треногов влетел в свой служебный кабинет и бросился к телефону правительственной связи. Но он оказался  нем, как рыба. Молчали и все другие «вертушки», аппараты «ВЧ», «СК» и прочие бесполезные сейчас телефоны, украшенные изображением государственного герба.
- Ах ты, мать твою перемать! - выругался Треногов. - Обложили, как медведя в берлоге! Кто посмел?
И он бросился в приемную.
- Где городской телефон? - спросил он недоумевающего секретаря.
- Да мы им почти не пользуемся, Василий Иванович!
- Не ваше дело! - огрызнулся Треногов. - Быстро мне найти городской номер приемной Президента и его резиденции в Горках! А сами - вон отсюда.
Как только глава правительства остался в просторной приемной один, так сразу дрожащими от нетерпенья и волненья пальцами стал нажимать кнопки городского телефона.
- Приемная Президента страны, - раздался, наконец, мужской голос в трубке.
- Это Треногов. Соедините с Владимиром Александровичем.
- Извините, а кто такой Треногов?
Глава столичного правительства чуть не задохнулся от такой наглости:
- Вы что, издеваетесь? - повысил он голос. - Глава правительства Москвы, вот кто!
В трубке на мгновение воцарилась тишина. Затем раздался неуверенный голос:
- Василий Иванович, это вы!
- Ну, я, конечно! Не Чапаев же!
- Извините, я вас не узнал. Да и по этому номеру нам никто из государственных деятелей  вашего масштаба никогда не звонил.
- Проверка связи, - с ехидцей в голосе ответил Треногов. - Так где Президент?
- Он сейчас в своей резиденции в Горках. Работает с документами...
- Знаю, знаю, - нетерпеливо перебил Треногов и положил трубку.
«Работает с документами! - передразнил он про себя. - Знаем мы, с чем он работает!»
Однако, наученный горьким опытом, теперь Василий Иванович подробно объяснил секретарю Президента в Горках, кто он такой и почему звонит по городскому номеру, а не по обычной «вертушке».
И вопреки его ожиданию, в трубке что-то щелкнуло, и вдруг возник знакомый, с хрипотцой, голос Александра Владимировича.
- Слушаю тебя. Что так спозаранку звонишь?
От неожиданности Треногов не сразу нашелся, что ответить. Но тут же с возмущением сказал:
- Да какой то чудак на букву «м» решил надо мной подшутить: отобрал правительственную машину, охрану, отключил спец- связь!
- Да ну? - удивился Президент. - И кто же это?
- Ну, без вашего разрешения, я не думаю, чтобы это позволили.
- А, - удовлетворенно согласился Президент. - Теперь ты понял, кто в доме хозяин?
- Но за что?! Я вас всегда поддерживал!
- А меня не надо поддерживать: я не падаю, - назидательным тоном объяснил Владимир Александрович. - Но не люблю, когда со мной играют в кошки-мышки. Связь я тебе, пожалуй, подключить велю: как ты будешь новостями с моим Сабировым без нее обмениваться: не в футбольной же раздевалке вам, в самом деле, встречаться! А вот без охраны ФСБ придется привыкать: надо экономить государственные средства - зарплату, понимаешь, учителям платить нечем.
В трубке опять что-то щелкнуло, и затем раздались короткие гудки.


Только с третьей попытки Якубову удалось договориться о встрече с Президентом. Всякий раз помощники отвечали, что Александр Владимирович работает с документами и не может его принять. Наконец, он получил разрешение приехать в подмосковную резиденцию.
Хотя уже заканчивался февраль, зима и не думала отступать. Стояли непривычные для этой поры морозы, и в заснеженном парке живописной местности Горок было абсолютно безлюдно. Впрочем, а директор ФСБ об этом знал доподлинно, в эт, особо охраняемую зону пробраться постороннему было непросто.
Александр Владимирович принял его запросто, по-домашнему. Видно было, что он недавно встал и еще не вошел в рабочее состояние. Президент был не причесан, в домашнем халате и лениво ковырял зубочисткой во рту.
- Ну что там у тебя такое срочное, - недовольно проворчал он, глядя на непрошеного гостя.
Однако Якубова такой прием не смутил. Он уже к ним привык, а дело, по которому хотел доложить, промедления не терпело. Иван Павлович так и доложил:
- Дело касается Сабирова. Без вашего разрешения я не могу дать ему дальнейший ход.
- Что, нашли, кто в него стрелял? - без всякого энтузиазма поинтересовался Александр Владимирович.
- Нашли. Обыкновенный мафиози среднего пошиба.
- Ну и что?
- Интересен не он, а лицо, которое дало ему этот заказ.
- Ну что ты темнишь! - раздраженно воскликнул Президент. Видно было, что он сегодня не в духе и не настроен на долгую беседу. - Называй, кто, и будем заканчивать. Тут мне бумаг целую кучу из Кремля привезли, мне работать с документами надо!
Якубов внимательно посмотрел на Президента и понял, что тот действительно не знает, кто заказчик.
- Следователю кажется, что, возможно, цепочка от покушавшегося на Сабирова ведет куда-то сюда, - как можно осторожнее и дипломатичнее выразился Якубов.
Александр Владимирович какое-то время непонимающе смотрел на директора федеральной службы безопасности, затем резко вскинул правую руку и показал пальцем на гостя:
- Ты это... Ты что... Понимаешь, что говоришь?!
Якубов промолчал.
- Да за такое твоего следователя надо в Бутырки посадить!
Иван Павлович промолчал и на этот раз. Он понимал, что хозяину дачи надо дать выговориться, «слить» первый взрыв эмоции и только затем продолжить разговор.
Так оно и произошло. Президент вдруг как-то обмяк, его грузное тело еще сильнее втянулось в кресло, а сам он безвольно опустил голову. Только после этого Якубов осторожно заметил:
- Я принял все меры, чтобы исключить утечку информации. Дело закрыто и изъято.
И он протянул два объемистых тома Александру Владимировичу.
Тот документы не взял, а только махнул рукой в сторону журнального стола. Затем тоскливо посмотрел на гостя и сказал:
- Ступай.
Затем спохватился и добавил:
- Если будет что нового по этому, - кивнул в сторону объемистых томов, - немедленно информируй.

Время летит стремительно. Особенно незаметен его бег, когда человек решает жизненно важные для своей особы проблемы. Именно этим последнюю неделю и занимался Сабиров. Он настолько увлекся восстановлением своей пошатнувшейся власти, что почти забыл о возлюбленной. Нельзя сказать, что он не вспоминал о Джульетте. Нет, он помнил о ней постоянно. Именно ее образ поддерживал его сейчас в столь напряженной, изматывающей борьбе. Но увидеться с ней, посидеть где-нибудь, как раньше, в ресторане он позволить себе пока не мог. Наконец, желание встретиться с Булановой стало настолько сильным, что оттеснило на второй план все остальные проблемы. И он позвонил Джульетте домой.
- Здравствуй, родная! Это я. Чем занимаешься?
- Жду тебя.
- И я тоже жду. Буду через полчаса.
Пожалуй, давно уже он не взбегал по лестнице на третий этаж этого дома в Последнем переулке с таким нетерпеньем и замиранием сердца. Он был словно юный влюбленный. Даже почти зажившая рана на ноге не помешала ему подняться пешком, чтобы почувствовать себя сильным, выносливым мужчиной.
Дверь квартиры Булановой была уже открыта: Джульетта его действительно ждала. Они бросились в объятия и так застыли. Сабиров швырнул на пол роскошный букет роз, который только мешал им сейчас, и принялся жадно, неистово целовать Джульетту. Затем, не закрыв дверь, он поднял ее на руки и понес в спальню.
- Дверь... Соседи... - только и смогла простонать хозяйка незакрытой квартиры, охваченная не меньшей страстью, чем Сабиров.
Но теперь им было не до этого. Полчаса безумных ласк, страсти, любви пролетели, как миг. И только после этого уставший, но счастливый и радостный гость попросил Джульетту:
- Сигарету бы сейчас и чашку кофе!
- Будет тебе и кофе и какао с чаем, - ласково откликнулась Джульетта и упорхнула в кухню.
Через несколько минут она несла на подносе бутерброды и дымящийся в двух чашках кофе. Пока любовники пили кофе, заедая его бутербродами с сигаретным дымом, они не проронили ни слова. Но как только любовный и физический голод был утолен, Буланова сразу же задала вопрос:
- Где пропал?
Сабиров откинулся на подушке, прикрыл голое тело измятой простынею и совершенно серьезно ответил:
- Воевал.
- С кем?
- Включи-ка погромче музыку, - попросил осторожный Сабиров. - Я, ты знаешь, некоторым образом причастен к одному серьезному ведомству и не хочу, чтобы в нем знали, о чем я говорю со своей любовницей.
Буланова послушно повернула рычажок магнитофона, и задушевная мелодия саксофона с хрипловатым голосом Гари Мура заполнила комнату.
- Люблю его неторопливые баллады, - пояснила свой выбор музыки Джульетта. - Они заставляют трепетать сердце и принимать выверенные решения.
- Резонно, - согласился любовник и начал рассказывать: - Хронологию ты знаешь. Напали, запугали, наслали комиссию, хотели, выражаясь на тюремном жаргоне, меня «опустить». Пришлось перейти в наступление. Твоя статья «Афера века», думаю, не помешала, как я теперь убедился. Кое-кто после ее опубликования зашевелился, засветился, и я их теперь вычислил.
- Так ты думаешь, что это с благословения...
- Хозяина? - быстро подхватил Сабиров. - Вряд ли. Хотя такой вариант я не исключаю. Но мне пришлось пойти ему на уступки и кое в чем навредить своему другу: отключить «вертушки», отобрать правительственный «ЗИЛ-4104», спецохрану.
- Ну, ты даешь!
- Ничего, Треногову это только на пользу: чтобы не расслаблялся.
- Пока не завоеваны командные высоты? - иронично спросила Джульетта.
- И после того - тоже. Трон, это такая штука, которая всегда раскачивается.
- Это уж верно. И что ты думаешь делать дальше?
- Ожидать реакцию. Я обязательно должен знать, кто это все подстроил.
- Тогда просчитай, кому это выгодно. Только птички поют бесплатно. Значит, можно вычислить, кого ты лишаешь больших денег!
Сабиров кивнул головой в знак согласия. Но в это время Джульетта потянулась к столику за очередной сигаретой, простыня с нее упала, обнажив полные роскошные груди, и Германа вновь неудержимо охватило желание. Он рывком притянул женщину к себе, и они опять погрузились в волнующую пучину любви и страсти.

Самое страшное для правителя - оказаться в ситуации, когда вокруг все поддакивают и соглашаются с любым твоим решением. Сталин не был из когорты тех вождей, которые принимают решения, не посоветовавшись с окружением. Но и он не избежал ошибки в июне 1941 года.
Известие о начале войны, о внезапном нападении гитлеровских войск оказалось для Иосифа Виссарионовича неожиданным. Он не боялся войны и активно готовил к ней страну. Он имел поступающую со всех сторон информацию о концентрации фашистских войск на границе с СССР. И все равно считал, что перехитрит Гитлера.
Вечером 21 июня 1941 года Сталин находился в Кремле. Несмотря на исключительно жаркую погоду, когда в столице от иссушающего зноя буквально нечем было дышать, на предстоящий выходной день Иосиф Виссарионович предпочел не выезжать в свою подмосковную резиденцию.
Осторожно, точно боясь нарушить покой вождя, в кабинет Сталина вошел Поскребышев:
- К вам Вячеслав Михайлович.
- Что это старому лису не спится? - отирая платком от выступившего пота шею поверх туго застегнутого воротника военного кителя, равнодушно спросил Сталин. - Пусть заходит.
- Иосиф Виссарионович, я только что получил еще одно сообщение по дипломатическим каналам, что в самое ближайшее время возможно внезапное нападение Гитлера.
- А зачем? - невозмутимо поинтересовался вождь. - Только идиот, у которого отсутствует всякая логика, может напасть сейчас на нас.
- Но, может, все-таки дать в войска шифровку о введении повышенной боеготовности?
- И спровоцировать тем самым Гитлера на такое нападение? Нет, мы не должны давать ему ни единого повода для принятия подобного решения. Вы не согласны, товарищ министр иностранных дел?
- Молотов потупил взгляд и отвел глаза. Он знал, что переубедить Сталина в верности его идеи сейчас невозможно.
- Конечно, работникам Генштаба и наркомата обороны мы дали распоряжение оставаться на местах. Но не более.
Молотов давно ушел, а Сталин продолжал расхаживать по кабинету, обдумывая только одному ему известные решения. Наконец, он направился в комнату отдыха, чтобы на несколько часов забыться коротким сном.
Но выспаться в эту ночь вождю не удалось. На рассвете его поднял личный секретарь:
- К вам товарищ Берия. У него срочное сообщение!
- Сталину потребовалось всего три минуты, чтобы привести себя в порядок. Какое-то неуловимое чувство говорило ему, что он, самый мудрый, коварный, предвидящий все руководитель проиграл.
- Что Лаврентий?
- Война, Иосиф Виссарионович. Гитлер без всякого объявления напал на наши границы.
- Сталин резко повернулся и шагнул к столу. Поднял трубку прямой связи с Генштабом.
- Почему не докладываете, товарищ Жуков?
- Только что получил первые сообщения, Иосиф Виссарионович: в три часа тридцать минут начальник штаба Западного округа Климовских доложил, что немецкие самолеты бомбят города Белоруссии. Такие же звонки только что поступили из Киева и Вильнюса.
- Где нарком?
- Говорит по ВЧ с Киевским округом.
- Приезжайте с Тимошенко в Кремль.
Сталин повернулся к стоявшему перед ним Лаврентию.
- Скажи Поскребышеву, чтобы пригласил ко мне членов Политбюро.
Незавидная роль - сообщать диктатору о начале войны. Но Берия в данном случае хотел лишь одного - быть первым. И, судя по всему, это ему удалось.
И все же первым, кто сообщил страшную и неприятную новость вождю, был министр иностранных дел. Пока Берия ожидал в приемной Сталина разрешения войти, в самом кабинете раздался телефонный звонок. Это был звонок от Молотова, который, теперь уже наверняка доложил ему о том, в чем тот сомневался еще несколько часов назад.

Треногов был в ярости: поступать с ним, как с каким-то сопливым мальчишкой? Лишить его, словно провинившегося школьника, транспорта и связи?
Нет, он этого так не оставит! Если Александр Владимирович не понимает, что такое столица государства, в которой он находится, и что значит ее глава, то он напомнит!
Но больше всего его возмущало то, как поступил ближайший друг Сабиров. Он-то мог остановить Президента в его безумной затее?! И не сделал этого? Надо выяснить.
И Треногов набрал личный номер Сабирова по телефону сотовой связи.
- Привет, Герман! - как ни в чем не бывало, спокойным тоном поздоровался глава московского правительства. - Тебя, я слышал, надо поздравить? Ты теперь Управделами Самого стал?
- Да не с чем поздравлять - только забот прибавится.
- И из-под контроля руководителя президентской администрации вышел?
- Ну, контроль, сам знаешь, за нами всегда будет.
- Вот-вот, - начал несколько раздражаться Треногов. - А знаешь, как Сам со мной поступил? Отобрал охрану, «членовоз» и «вертушку».
Сказав последнюю фразу, Треногов затаил дыхание, чтобы по малейшим изменениям интонации голоса друга определить, насколько он участвовал в этом деле. Но тот, как будто услышал это впервые, изобразил сильнейшее волнение:
- Не может быть! Но это он не прав!
- Спасибо за сочувствие. Ну что - встретимся на футболе?
- Конечно. Как обычно.
Треногов положил телефон на стол и задумался. Участие друга в этой подковерной борьбе с ним он так и не прояснил. А желание что-то предпринять в ответ - осталось. И Треногов вызвал к себе начальника департамента информации.
- Сколько СМИ у нас под контролем? - сразу задал он вопрос вошедшему в кабинет.
- Телеканал, наша официальная газета и издательский дом.
- Негусто, - помрачнел Треногов. - И с такими силами мы хотим завоевать избирателя? Срочно займитесь созданием подконтрольного комплекса масс-медиа. В средствах не скупитесь - денег найдем. Срок - месяц. Идите.
- Что же предпринять? - вслух сказал хозяин кабинета. И вдруг слегка хлопнул себя ладонью по лбу: - Как же я сразу не догадался?!
И он энергично вновь набрал номер Сабирова.
- Слушай  Герман: твоя пассия, насколько я знаю, работает в президентской газете?
- Да. А что? - не совсем понял, к чему клонит его друг, Сабиров.
- Сделай услугу: век не забуду! Сведи нас тет-а-тет: талантливая у тебя любовница - такую разгромную статью про аферу века написала!
- А зачем она тебе?
- Не бойся друг - в постель я ее не поведу. Просто она поможет мне в одном деликатном вопросе. Внакладе не останется. Идет?
- Идет, - кисло отреагировал начальник Управления делами Президента. - Я скажу ей и перезвоню тебе.
- Вот и отлично: настоящие друзья познаются в беде!

Услышанное от директора ФСБ очень огорчило Александра Владимировича. И не потому, что мог подумать теперь о нем Якубов. На это Президенту давно было наплевать. Но он понимал, что на его семью пало подозрение, и оно рано или поздно может сыграть с ним злую шутку.
«Кто владеет информацией, тот владеет миром, - подумал Александр Владимирович, поудобнее устраиваясь в деревянном кресле-качалке в резиденции в Горках. - У Якубова теперь на меня компромат. И довольно сильный. С этим надо что-то делать.
Но что? Снять его с должности? А вдруг он оставил для себя копии материалов этого дела?!
Да, вопрос, конечно, интересный!»
Президент тоскливо посмотрел в окно, за которым мягкие, пушистые шапки снега тянули к земле ветви деревьев. Перевел взгляд на журнальный стол, на котором лежали оставленные Якубовым ненавистные два тома с документами. Затем увидел лежащие рядом другие папки: выцветшие, с грифом «Совершенно секретно». И вспомнил, что приказал привезти из Президентского архива эти документы.
- А как бы поступил в таком случае товарищ Сталин? - воскликнул вслух Александр Владимирович и, обрадованный такой находкой, потянулся к одной из выцветших папок.
- Так. Это что? Документы о праздновании семидесятилетия Сталина? Ну, я до таких лет, пожалуй, не доживу. Интересно, что он там вытворял, чтобы еще сильнее поднять свой культ личности! Так, Союз советских архитекторов ходатайствует о сооружении в Москве монумента Победы в честь товарища Сталина. А это что? Резолюция самого Генералиссимуса красным карандашом: «Против».
 Конечно, против: зачем ему еще один монумент? Надо что-нибудь посущественнее! Во, старый рубака Семен Буденный вносит предложение учредить орден товарища Сталина. Ну? «Против. И.Ст.». Вот те на! Присвоить Сталину звание Народного Героя. Опять «против». Ничего не хочет! Впрочем, чего ему еще хотеть? Это мне приходится со всех сторон отбрыкиваться: клюют как хотят. Но никуда не денешься: демократия. И это - превыше всего: пусть меня запомнят в мировой истории, как мудрого правителя, принесшего России демократию и свободу!
Президент только хотел несколько отдышаться после такой внезапной похвалы самому себе, как в дальнем углу просторной гостиной раздался знакомый, спокойный и тихий, но с мягким грузинским акцентом голос:
- И это ты называешь демократией? Это - бардак и полный развал, а не народовластие, как переводится в данном случае это слово с греческого.
- Как?! И здесь вы?!
- А чему вы удивляетесь, товарищ бывший член ЦК нашей партии? Я, когда болел товарищ Ленин, здесь, в Горках, бывал неоднократно. Он тоже сначала хотел демократии, но затем вовремя понял, что наш народ любит твердых, решительных правителей.
- Я и правлю решительно, - попробовал оправдаться Александр Владимирович. - Вон недавно всех руководителей своей администрации разогнал.
- Это правильно, - одобрил вождь. - Надо устраивать периодические чистки аппарата, чтобы в нем не заводилась контрреволюционная нечисть. Но больше ты ничего не сделал: газеты и радио тебя ругают, в народе анекдоты сочиняют. И люди тобой недовольны: я понемногу, но каждый год снижал цены, а ты в богатейшей стране мира довел народ до нищеты.
- Мы создали богатый средний класс. Люди стали ездить отдыхать за границу.
- А кто ездит? Рабочие? Колхозники? Интеллигенция? Нет: бандиты и те, кто много наворовал у государства. Послушай, товарищ Президент, объясни товарищу Сталину, что за курс реформ ты проводишь?
- О, Иосиф Виссарионович! - воодушевился Александр Владимирович, - это самый главный успех всей моей жизни! Мы прорвали железный занавес, нас приняли в Совет Европы, меня считают другом президенты Америки, Германии, Франции!
- Позволь усомниться в твоих словах, товарищ бывший член ЦК партии. Реформы - это когда самое прибыльное, что есть на свете - водка,- не дает государству дохода? Когда добыча  золота нерентабельна? Когда почти половина людей за чертой бедности?
- Ну, у вас тоже несколько миллионов человек от голода и ГУЛАГа погибло! - не удержался от критики хозяин дачи.
- Аполитично рассуждаешь! - слегка повысил голос Сталин и даже сделал несколько шагов из дальнего угла зала в сторону Президента. - Я ничего не делал просто потому, что мне этого хотелось. Объективные условия складывались в разные периоды жизни страны так, что приходилось идти на жертвы. Но у меня никто не воровал и не расхищал собственность государства. А ты создал такие законы и условия, что воровство стало нормой жизни.
- Да я... - начал было говорить Александр Владимирович, но в зале уже никого не было. Вождь всех времен и народов, видимо, обиделся на такой неоправданный упрек.
 - Вот черт возьми! - выругался Президент. - И здесь уже усатый мерещиться стал! Да, надо взять себя в руки. А заодно и тех, кто меня подставляет: просто так такие материалы дела у Якубова появиться не могли.

Много раз Буланова проходила и проезжала по Тверской мимо этого величественного здания с колоннами, но приглашена была в бывший Моссовет впервые. Причем приглашена не кем-нибудь, а самим главой московского правительства. Она была слегка озадачена внезапным звонком Германа и его предложением-просьбой встретиться с Треноговым. О теме встречи он распространяться не стал. Но по тону голоса любимого Джульетта поняла, что просьба его равносильна приказу.
И она подчинились. Да и самой было любопытно впервые встретиться столь близко с одним из самых могущественных людей правящей элиты.
Журналистку глава правительства города принял не в своем кабинете, а в комнате отдыха, расположенной рядом. Он приветливо с ней поздоровался, усадил за стол, накрытый фруктами, конфетами и прохладительными напитками, и только после того, как Джульетта раскурила свой любимый «Кэмел» и прихлебнула из чашки горячий кофе, без обиняков начал разговор.
- Я пригласил вас не только как талантливую журналистку, но и как друга Германа. Вы знаете, что и мы с ним друзья. А друзья познаются в беде.
«Интересно, - подумала про себя Буланова, - какие беды могут быть у человека, облеченного практически безграничной властью и претендующего на пост Президента?».
Но предпочла не задавать этого вопроса, понимая, насколько он может быть бестактен.
Треногов по достоинству оценил понимающее молчание женщины. И, приободренный таким началом, продолжил:
- Я хочу сделать вам заказ. Разумеется, очень хорошо оплаченный.
Он сделал паузу, чтобы определить реакцию журналистки. И она не заставила себя ждать.
- Понимаю, - кивнула Буланова и, со свойственной ей дерзостью, поинтересовалась: - Вы используете мой журналистский дар, а потом выбросите, как ненужный презерватив?
- Ну, зачем вы так! - поморщился Треногов. Даже он не ожидал такой резкой и вульгарной реакции журналистки. Но последующие слова Булановой огорошили его еще больше:
- Хорошо - я согласна. Конечно, только из-за личной просьбы Германа. Что нужно написать и против кого?
Треногов несколько секунд огорошенно смотрел на женщину, а затем громко, не стесняясь, захохотал:
- Ну и Герман! Ну и чекист! Умеет выбирать боевых подруг!
Затем так же внезапно умолк и, понизив голос, произнес:
- Мне нужно написать статью, которую бы обязательно прочитал Президент. Для этого нужны не столько вы, сколько президентская газета, в которой вы работаете. Хотя, разумеется, я очень ценю ваш талант: так разделать под орех чиновников из Центра президентских программ в статье «Афера века»!
- Ну, в той статье тоже имелся дальний прицел!
- Вот-вот! - оживился Треногов. - Именно ваш дальний прицел меня и заинтересовал. В нашем материале мы тоже должны метить дальше того, о чем напишем.
- Понятно.
Буланова затянулась сигаретой, основательно отпила кофе из чашки и только потом приготовилась записывать задание в блокнот.
- Нет-нет, - запротестовал Треногов. - Ничего пока записывать не будем. Все необходимое вам привезут мои люди. Для вас уже забронирован номер в Переделкино: там и будете писать.
- В Доме творчества писателей? - оживилась Буланова. - Давно хотела попасть в эту писательскую Мекку!
- Думаю, это место будет подходить и по другим причинам: рядом с Москвой и с Боровским шоссе, где расположена моя дача. Не откажитесь принять меня там?
- С удовольствием приму! - заверила Джульетта. Она уже загорелась мечтой и строила планы, как поедет в Переделкино и будет проводить там время. Ей надо срочно сообщить об этом Зине. И потому Буланова уже вполуха слушала то, о чем ей рассказывал глава правительства.

Вот уже несколько часов Сабиров сидел в своем кабинете на Старой площади и никак не мог закончить документ, над которым он работал по поручению Президента.
«Ну, хорош наш Александр Владимирович, - вытирая пот со лба, подумал управляющий делами и со злостью отшвырнул от себя кучу листков, исписанных его мелким, четким почерком. - Въехал во власть на критике привилегий, а сам себе хочет устроить царскую жизнь на веки вечные! И кто его только подтолкнул на такое? Нинка, больше некому. Это она уже давно подменяет отца на троне и правит в стране. А теперь захотела, чтобы, в случае если папашу с трона скинут, все его привилегии семье остались. Чего только он не потребовал: сохранения президентской зарплаты, охраны, загородных резиденций и черт знает чего еще!».
Размышления Сабирова прервал властный звонок телефона «Связь Кремля»:
- Сабиров слушает!
- Герман, это я, - раздался слабый голос Александра Владимировича. - Я тут прихворнул маленько, в Барвихе сейчас нахожусь. Ты еще не закончил документ о моих гарантиях на случай, ну сам понимаешь...
- Работаю, Александр Владимирович! - бодро доложил управделами.
- Тогда вставь в него еще это, как его... Ну, в общем, что гарантируется моя неприкосновенность до самой смерти, не к месту будь помянута!
- Конечно, конечно, Александр Владимирович! Уже вставил.
- Да не забудь про семью. Ей тоже иммунитет нужен. Сам знаешь, какой у нас народ: сегодня все задницу лижут, а завтра плевать вслед начнут...
«Если бы вслед, - подумал Сабиров. - А то и в морду за свои лишения, унижения и неполучение зарплаты».
- Ты все понял?
- Конечно!
- Докладывай почаще: это сейчас самое главное!
«Еще бы! - подумал Герман. - Ведь больше в стране ничего не происходит!».
Но вслух он ничего не сказал. Наоборот, бережно положил трубку особой связи и продолжил работу над важнейшим в стране документом.

Как только Зина услышала от подруги последнюю новость, так сразу стала напрашиваться в гости.
- Ты обязательно должна взять меня с собой! - тоном, не допускающим возражения, заявила она в телефонную трубку. - Я буду тебя обеспечивать справочно-информационной литературой!
- Да там наверняка своя библиотека есть! - попробовала отговориться Буланова. Ей совершенно не хотелось иметь в таком месте на хвосте еще и Зину. - Все-таки Дом творчества писателей!
- Ну и что? А кто тебе ее интерпретировать будет? Небось в той библиотеке сидит какая-нибудь замухрышка, которая и в словарях не разбирается!
- Это ты уж точно загнула! - рассмеялась Джульетта. Но она была в таком приподнятом, хорошем настроении, что спорить, тем более с Зиной, сегодня ей совершенно не хотелось.
- Ладно: так и быть - беру тебя с собой. А то с кем я там вечером в бар пойду? Не с Треноговым в самом деле!
- Ну, мы с тобой там жару писателям дадим! - воодушевилась Зина.
- Я надену свое новое платье. Помнишь, что ты привезла мне из поездки в Таиланд с Петраковым?
Такое напоминание о бывшем любовнике было для Джульетты сейчас совсем некстати. Поэтому она фыркнула в трубку и лишь ограничилась одним замечанием:
- Ты в нем похожа на попугая: боюсь, распугаешь весь переделкинский курятник!
Но Зине не хотелось ссориться с подругой в такой судьбоносный момент. И потому она примирительно заявила:
- Хорошо, хорошо: о нарядах поговорим позже. Когда едем?
- Треногов обещал дать транспорт, поэтому прибудем туда с шиком.
- А сопровождение ГИБДД будет?
- Зина, ты что: совсем одурела? Или считаешь себя заморской принцессой? Конечно, никто нас сопровождать не будет. Зато «мигалка» на машине вместе с сиреной и правительственным номером обеспечены. Ты довольна?
- Вполне!
- Тогда собирай чемоданы!

Два старых чекиста встретились на одной из конспиративных московских квартир во второй половине дня. Собственно говоря, определение «старых» к моложавым, подтянутым, стройным Якубову и Сабирову вовсе не подходило. Но разговор о деле, по которому они встретились, стал возможен между ними именно потому, что они знали давно друг друга по работе в спецслужбе.
Осторожный Якубов даже на личной, строго засекреченной квартире соблюдал конспирацию. Он включил погромче музыкальный центр, почему-то внимательно осмотрел предметы, находившиеся на столе, и только после этого сел за него.
Коллеги распечатали бутылку марочного армянского коньяка и выпили по целой большой рюмке каждый.
- Знаешь, зачем я тебя пригласил? - наконец спросил директор Федеральной службы безопасности.
- Догадываюсь, - ответил управляющий делами Президента. - Нашли?
- Лучше бы не находили!
- От Самого?
- Именно.
Они помолчали и выпили еще по одной. После этого разговор стал несколько оживленнее, и односложные вопросы-ответы уступили место эмоциям.
- Знаешь, - сказал, глядя в пустоту, Якубов, - противно! Чему служить, во что верить?
- Ну, это ты зря! - возразил Сабиров. - Жизнь прекрасна сама по себе, без всяких идеалов!
- Для тебя - может быть. Имеешь огромную власть, тусуешься рядом с Президентом, любовницу, наконец, красивую имеешь. А что я? Всю жизнь служил идеалам, а что в результате? Знаешь, когда они у меня в первый раз рухнули? Когда мне пришлось сопровождать вождей Политбюро в кабинет скончавшегося Черненко. Мы его сразу опечатали - чтоб, допустим, из него не ушли документы государственной важности. Не тебе об этом рассказывать - сам знаешь. И вот открываем кабинет бывшего Генерального секретаря ЦК КПСС, входим - и глазам своим не верим. Все заплевано, захаркано, загажено - ковер, стены, мебель.
- Ну, больной человек, астматик, - неуверенно возразил Сабиров.
- Конечно. Хотя такой никогда не должен стоять во главе великой державы. Но не в этом главное. Стали делать опись документов: открыли сейф, а там одни пачки денег. Посмотрели ящики стола, шкафы - везде деньги, деньги, деньги. Вот тебе и документы!
- Да, - согласился Герман, - такие документы даже тогда играли главную роль. А сейчас... Кстати, в моем деле тоже деньги замешаны?
- Как тебе сказать? Не только. Там и политика. Кое-кому не понравилась твоя чересчур крепкая дружба с Треноговым. Он ведь всерьез рассчитывает занять президентское кресло, и ты об этом знаешь.
Сабиров знал. То, о чем они говорили с главой московского правительства, что обсуждали, казалось, было только их тайной. Но нет ничего тайного под луной.
- Ну, и что ты намерен теперь делать? - поинтересовался Сабиров.
- Да то, что и делал: служить Президенту. Что мне еще остается!
- Это ты прав, - поддержал Сабиров. - Все мы от него зависим.
- Вот если бы только от него, - тяжело вздохнул Якубов. - А то еще и от дочки, окруженной кучкой шарлатанов.
На этой минорной ноте коллеги попрощались. Пробыли они на конспиративной квартире не более получаса.

Все понравилось гостям в подмосковном Переделкино. Как только Джульетта с Зиной принесли в просторный номер Дома творчества писателей последний чемодан, последняя выразила желание немедленно познакомиться с этим престижным для творческой интеллигенции местом.
- И ты не распакуешь свои баулы? - поинтересовалась Буланова. - Зачем же тогда пёрла сюда такую пропасть тряпок?
- После, после! У нас еще будет время охмурить местных аборигенов! В парк, на природу!
- А может, сначала зайдем в библиотеку? Мне действительно нужен кое-какой справочный материал.
- Верно, пойдем! Хоть вспомню, как я загубила свою молодость в библиотеке провинциальной газеты!
- Зина! Побойся Бога! - укоризненно заметила Джульетта. - Мы провели там с тобой многие прекрасные часы в застольях и беседах.
Подруга согласилась с таким выводом, и они спустились с третьего этажа нового корпуса в просторный вестибюль.
В нем было тихо и пристойно. Никто вокруг не нарушал тишину и покой переделкинских затворников, сочинявших бессмертные произведения. Широкая «кремлевская» дорожка вела в даль огромного холла к красивым, сверкающим в лучах утреннего солнца витражам. Огромное зеркало на стене на миг отразило две стройные фигуры щеголеватых женщин. Большие картины неизвестных, но наверняка весьма достойных художников ласкали взгляд.
- Марина Николаевна! - обратился к дежурной в холле какой-то старичок в спортивных мятых штанах и невзрачной рубашке: - У меня опять не работает в номере телефон внутренней связи. Вот пришлось спускаться к вам!
- Семен Израилевич, - откликнулась элегантная дама с копной поседевших волос: - Я уже сказала о вашей заявке, мастер придет сегодня.
- Смотри, - тихо зашептала Зина подруге, - да это же знаменитый поэт Лискин! Я так люблю его стихи!
- Поэт он, может, и знаменитый, - так же тихо проговорила Буланова, - но в любовники тебе явно не годится.
- Ну вот: пришел поручик Ржевский и все испортил! Я ей о духовном, а она о постели! Пошли скорей в библиотеку.
Подруги вышли из здания и чуть не задохнулись от свежего, настоянного на ароматах хвойного леса воздуха. Великолепные переделкинские сосны, воспетые не одним десятком поэтов, мерно качали ветками.
- Черномырдин, Черномырдин! - раздался вдалеке женский голос. - А ну бегом ко мне!
- Слушай, Джуля! - озадаченно остановилась на месте Зина и испуганно посмотрела в сторону подруги: - И этот тоже здесь?!
Но Буланова не успела ответить. Мимо них, задрав хвост трубой, промчался на зов огромный черный кобель.
- Ну, здесь не соскучишься! - рассмеялась Зина. - Что нас еще ждет?
И подруги, весело смеясь, направились в старый корпус, построенный на месте бывшей усадьбы еще в сталинские времена.

22 июня 1941 года Сталин начал прием посетителей в Кремле в 5.45. Первым он пригласил к себе министра иностранных дел. Молотов, проведший бессонную ночь, выглядел неважно. Иосиф Виссарионович, напротив, был полон энергии. Напрасно Вячеслав Михайлович пытался разглядеть на лице вождя следы растерянности и страха. Да и первый заданный вопрос показался министру иностранных дел не из разряда важнейших.
- Как вы считаете, Вячеслав Михайлович, сможем мы использовать внезапное нападение Гитлера в наших целях?
- Конечно, Иосиф Виссарионович. Мы уже подготовили заявление Советского правительства и коммюнике о вероломном нападении Германии и в ближайшие часы разошлем их по дипломатическим каналам во все посольства.
- Хорошо. Выполняйте.
В тот день в кабинете Сталина побывали еще десятки посетителей, он переговорил с командующими фронтов, провел заседание Политбюро. Несмотря на поступающие с Западного фронта разгромные сводки, вождь упорно продолжал настаивать не на организации обороны, а на ведении наступления.
На следующий день первый посетитель в кремлевском кабинете вождя появился уже в 3.20. Далее вся неделя превратилась у Сталина в один сплошной рабочий день с небольшими перерывами. А затем Сталин исчез: 29 и 30 июня его не было в кремлевском кабинете.

Сегодня у Нины был день, когда она принимала одного господина, приносящего ей довольно пикантные сведения. И потому она уже с утра с нетерпением ждала гостя. С тех пор как отец запретил ей появляться у него в загородной резиденции, Нина не находила себе места. Она уже привыкла, что решает важные государственные дела, вмешивается в назначение высокопоставленных чиновников, составляет протеже понравившимся ей людям. А тут пошла уже вторая неделя, а она, дочь Президента, оказалась совершенно не у дел!
Поэтому, как только в ее московской квартире появился долгожданный гость, она тут же бросилась к нему с расспросами:
- Ну, есть что-нибудь особое?
- Есть, конечно, есть, уважаемая Нина Александровна! Там, где власть - там всегда всего всласть, - скороговоркой проговорил сухощавый и вертлявый, с большим носом мужчина.
- Тогда быстрее ставь кассету: я изголодалась по новостям!
Гость пытливо посмотрел на хозяйку квартиры и таинственно, понизив голос, произнес:
- Боюсь, вам запись этого разговора не принесет удовольствия.
- Тогда тем более, немедленно ставь! - жестко произнесла Нина, и гость испуганно метнулся к стереосистеме, выполнять приказ. Уж очень сейчас Нина была похожа на своего отца, когда тот был в гневе.
« - Знаешь, зачем я тебя пригласил? - раздался в комнате довольно четкий, хотя слегка и заглушаемый голос директора ФСБ.
- Догадываюсь. Нашли?»
- Ага, - злорадно потерла руки Нина. - Два голубчика: Якубов и Сабиров. - Чего они теперь задумали?
«- Лучше бы не находили.
- От Самого?
- Именно».
Гость нажал кнопку дистанционного управленя, и магнитофон умолк. Казалось, он решил дать хозяйке квартиры время, чтобы осознать всю важность этой записи.
Нина только хотела сказать, чтобы он крутил пленку дальше, как вдруг что-то поняла и бросилась к гостю:
- Ты думаешь, он вышел на след?
- Не сомневаюсь, - подвердил гость и вновь нажал кнопку управления записью.
Теперь Нина слушала напряженно, стараясь не пропустить ни одного слова.
« - Знаешь, - вновь раздался голос Якубова: - противно! Чему служить, во что верить?»
- Ах ты, лизоблюд! - вскричала Нина, уже не слушая дальнейший разговор двух чекистов. - Он не знает, кому служить! Ну, это ему так не пройдет!
И она распахнула дверь гостиной и выскочила в холл, где находились два охранника, шофер, личный секретарь и известный тележурналист.
- Я этого так не оставлю! - кричала она, непонятно к кому обращаясь. - Это подкоп под нашу семью! Папа придет и снимет этого жлоба!
- Кого, Нина Александровна? - с нескрываемым любопытством в голосе поинтересовался тележурналист.
- Якубова, кого же еще!
- Директора ФСБ?! Вот это новость! - тихо проговорил тележурналист и тут же растворился за дверями квартиры.
Откричавшись и немного успокоившись, дочь Президента приказала шоферу и охране:
- Едем к папе! В Барвиху. Немедленно!

Хотя Президент и распорядился вернуть Треногову все, чего он только что его лишил, на душе у последнего было неспокойно. Нужно было срочно искать союзника. И не такого заметного, считавшегося его другом, как Сабиров.
«А не попробовать ли мне счастья с Якубовым? - вдруг подумал он.
- Хорошая мысль! Человек порядочный, не продаст за тридцать три сребряника. Привлечь такого на свою сторону - большая удача!»
И он повернулся к приставному столику, на котором стояли телефоны прямой связи.
- Иван Павлович? Треногов. Здравствуй. Что это я тебя давно не вижу?
- Так я в футбол не играю!
- И очень плохо. В нынешней ситуации футбол - одно из немногих средств, способных возродить общество. Ты так не считаешь?
В трубке возникла пауза. Конечно, директор ФСБ понял, на что намекал глава правительства столицы. Его уже не раз пытались привлечь на свою сторону сторонники Треногова. Но осторожный Якубов до сих пор старался не реагировать на подобные предложения. Но, видимо, ситуация сейчас действительно сложилась такая, что не стоило пренебрегать дружбой такого могущественного человека. И потому он, после недолгого раздумья, согласился:
- Пожалуй, вы правы. Когда у вас следующая тренировка?
- Завтра, в десять устроит?
- Вполне.
- Ну, а место вам знакомо: спортивный манеж в «Лужниках».
- До встречи.
Болезнь любого человека делает мягче. Так и Александр Владимирович, слегший на санаторную койку, стал скучать по дочери.
- Зря я Нинку так отчитал? - горестно сказал он, тоскливо разглядывая просторную палату, напичканную ультрасовременной медицинской аппаратурой. - Позвать ее, что ли?
Но не успел Президент нажать кнопку звонка, как в дверях палаты появился помощник и доложил:
- К вам Нина Александровна просится. Можно пустить?
- Еще спрашиваешь?! Конечно!
Помощник понимающе качнул головой и, в который раз, подумал, как изменчивы и капризны желания его хозяина. Но напоминать о категорическом приказе Президента не пускать к нему дочь, прозвучавшем всего несколько дней назад, не стал.
- Папка! - ворвалась в палату Нина. - Как ты? Тут тебя и отравить могут!
- Ну что ты, дочка: это исключено.
- Ты здесь лежишь в изоляции и ничего не знаешь! А, между прочим, Якубов замыслил смешать нашу семью с грязью!
Александр Владимирович непонимающе посмотрел на дочь и переспросил:
- Что он решил сделать?
- Он хочет нас опозорить, а меня, возможно, еще и посадить в тюрьму!
- А! - тихо произнес Александр Владимирович. - Значит, это правда? Это ты дала команду наехать на Германа?
- Какая разница! Твой Герман жив и здоров, а моя репутация под угрозой. Как и твоя, впрочем.
Наступила гнетущая тишина. Наконец Президент спросил:
- И что ты предлагаешь?
- Немедленно снять Якубова! Это будет и другим наука. Твоему Герману, кстати, которому он сообщил эту информацию.
- Не может быть! - взволнованно произнес Александр Владимирович. - Он же обещал забыть про это дело: даже все документы по нему мне принес. Да, это меняет дело. Но... я же болен. Я на больничной койке.
- Ничего, папочка, ты сможешь, - ласково проворковала Нина. - Сейчас врачи дадут тебе транквиллизаторы, и ты почувствуешь себя бодрее. Всего и дел, что съездить на час в Кремль и принять отставку этой сволочи!
И, видя, что Президент колеблется, Нина тут же нажала кнопку звонка. Немедленно явился помощник.
- Папа едет в Кремль, - сообщила Нина. - Подготовьте кортеж. Затем она повернулась к отцу:
- Папа, ты хотел что-то приказать!
- Да, вызови ко мне в Кремль Якубова.
- Еще кого-нибудь надо? - поинтересовался помощник.
- Нет. Его одного.

В холле старого корпуса Дома творчества писателей в Переделкино подруги практически не задерживались. Буланова бегло осмотрела лепной потолок, облицованный изысканным мрамором вход на второй этаж и поинтересовалась у дежурной, как пройти в библиотеку.
- Вот по этому коридору, затем через холл, зимний сад и на второй этаж. Марина Степановна в библиотеке.
- Спасибо, - сказала Джульетта и, подхватив под руку Зину, которая внимательно изучала список жильцов дома, поспешила к цели.
Навстречу им по коридору неспеша двигался осанистый, пожилой мужчина, опирающийся на трость.
- Смотри, смотри, - зашептала Зина, дергая подругу за рукав. - Это же известный драматург Михаил Рощин!
- Ну и что? - также тихо огрызнулась Джульетта. - А я известная журналистка Буланова!
- Сравнила! Да его пьеса «Валентин и Валентина» уже двадцать лет не сходит с подмостков московских и других театров!
Буланова проглотила это замечание подруги, но не обиделась. Ей тоже было здесь все в новинку и интересно.
Они быстро поднялись по лестнице и вошли в библиотеку. Навстречу им поднялась красивая, элегантно одетая женщина.
- Чем могу вам помочь? - обратилась она к посетителям.
- Нам нужна кое-какая справочная литература. - сказала Буланова.
- Пожалуйста, пройдите сюда. Вот на этих стендах.
Библиотекарь ушла в свою комнату, а подруги остались одни в просторном помещении со стеллажами.
- Ты видела ее привид? - заметила, покосившись на дверь, за которой скрылась Марина Степановна, Зина. - Это же платье от кутюр! Вот тебе и провинциалка!
Буланова ничего не ответила, видимо, увлекшись изучением  материалов. Наконец, она отложила справочники в сторону и поднялась со стула:
- Пора, подруга: я готова к дальнейшим подвигам.
Они вышли в первую комнату и вежливо поблагодарили библиотекаря за оказанную услугу.
- Скажите, а бар здесь работает? - поинтересовалась Зина.
- Конечно. В подвальном помещении этого же здания. Но откроется он вечером. А, если у вас есть свободное время, сходите пока в сауну. Она там же, рядом с баром.
Подруги так и сделали: почти два часа провели в сауне, из которой вышли румяные и бодрые. Почти столько же времени у них ушло на макияж и подготовку к посещению бара. Зато теперь они могли быть уверены в том, что в писательском баре их-то уж никто не примет за провинциалок.
Но каково было удивление подруг, когда, войдя в бар, они увидели за стойкой ту же женщину, которая помогала им в библиотеке! Только теперь на ней был другой, еще более изысканный наряд. Подруги сделали заказ и сели за столик. Зине не терпелось обсудить увиденное. И потому, как только они пропустили по стаканчику вина, Зина быстро проговорила:
- Джуля! До сих пор я видела и знала только одну красивую женщину: тебя. Но эта библиотекарь-барменша бьет все рекорды!
- Что вы хотите, - неторопливо заметил сидящий за этим же столиком неизвестный им писатель, - Марина - это живая легенда Переделкино! Сколько гениев в нее влюблялись, сколько стихов ей посвящено.
- Неужели? - недоверчиво спросила Джульетта.
- Это факт. Вот, видите, сидит за стойкой Рощин? И он не обошел своим вниманием и почитанием Марину. Она того заслуживает: исключительно интеллигентная, отзывчивая и обаятельная женщина!
- Вы забыли добавить, - слегка скривив от зависти губы, сказала Буланова, - и красивая!
- Это уж само собой! Но нас, творческих личностей, не всегда интересует только красота. Душа - вот главное.
- Скажите, - решила поинтересоваться Буланова. - А вы тоже пишите?
Не успел собеседник ответить, как в разговор вмешался его товарищ, сидевший за тем же столиком:
- Да это же Валерий Маслов! У него вышло больше тридцати книг тиражом свыше миллиона эксземпляров в нескольких странах.
- Ух ты! - восхищенно проговорила Зина. - Да я же читала ваши произведения. Постойте! Да, «Москва времен Чикаго», так, кажется, называется ваш последний роман? Страсть как люблю детективы!
- Я не пишу детективы, - обиделся писатель. - Я пишу летопись современной эпохи.
В чем-чем, а в современной эпохе, равно, как и в ранимых душах творческих людей прекрасно разбиралась Джульетта. И она не замедлила воспользоваться этим обстоятельством, чтобы взять разговор в свои руки. И потому легко вошла в привычную роль, не отвлекаясь больше на соперницу.
Уходили из бара подруги не одни, причем, весьма довольные собой и проведенным временем.

Подмосковье. Кунцево. Ближняя дача. Как самый последний бастион, как последний приют казалось сейчас Иосифу Джугашвили эта родная территория. Именно Джугашвили, пожилому грузину из далекого заштатного городишки Гори, а не всесильному диктатору Сталину, от одного имени которого трепетала вся страна.
Джугашвили, у которого не было друзей, а были лишь соратники. Стареющему мужчине, который вот уже десять лет жил без жены, а все свое личное время и энергию отдавал заботам о стране. Сыну, который четыре года назад похоронил мать, единственного человека, которого по-настоящему любил.
Матери, Екатерине Георгиевне, он одной писал до самого последнего дня, заканчивая их неизменной фразой: «Живи тысячу лет, мама - моя!» Но и ее практически не посещал, оставив проживать в далекой Грузии.
Были, правда, еще дети: Яков, Василий, Светлана. Но кому нужны такие непутевые дети, думал он сейчас, сидя в просто обставленной комнате на солдатской кровати, оперев лоб на ладонь. Нет, к ним он за поддержкой и помощью не пойдет.
Впрочем, не в этом заключалась сейчас трагедия Сталина. Никто не покушался на его неограниченную власть. Ни у одного соратника и в мыслях не было попытаться занять трон умного, властного, жестокого диктатора.
Нет, трагедия заключалась в нем самом, в его просчетах, в том, что его обыграли. Тихое самоубийственное отчаяние охватило Сталина. Всю свою жизнь он посвятил идее. Он истребил врагов, чтобы подчинить страну и сделать ее великой державой. Он отдал все, что имела страна, вооружению армии и созданию оборонной промышленности. Он подтолкнул Гитлера к войне с Европой. Он собрал у западных границ государства гигантские запасы для победоносной войны на чужой территории. Цель - освобождение народов Европы и построение мирового коммунизма была так близка!
И Гитлер сломал все его планы. За несколько дней он разбомбил и уничтожил то, что страна, отрывая от себя последнее, создавала для победоносной войны. Вчера, 28 июля поступило сообщение: Западный фронт окружен, 4-я танковая армия разгромлена, третья, десятая и тринадцатая - в кольце!
За окном дачного дома стояло жаркое лето. И лесной тиши пахло сосновой смолой, жужжали шмели, пели брачные песни птицы. Где-то далеко гремела война. А вождь всех времен и народов второй день не выходил из комнаты.
Но вдруг дверь распахнулась. И в комнату вошли Берия, Молотов, Маленков...  Почти в полном составе к вождю явилось Политбюро. И все заходят молча, точно палачи в камеру смертников.
Сталин вскидывает голову, смотрит на вошедших соратников, а в его глазах мелькает страх.
«Вот она, расплата! - мелькнуло в его воспаленном мозгу. - Они пришли за моей головой!»
Он так привык к власти, к повиновению окружающих, что совсем забыл о том, что надо подготовиться к ответу. Он не готов к смерти. И, пожалуй, впервые за всю историю его жизни соратники застали его врасплох, заставили испугаться.
Но он ошибся: они пришли не за этим. Их мало волнуют стратегические планы вождя. Сейчас не до освобождения народов Европы, надо спасать страну, а с ней и свои жизни. Он нужен им как символ, вокруг которого соберутся в решительный бой и партия, и страна.
- Я просрал страну, - глухим голосом сказал Сталин, словно отчитываясь за свое поведение.
Но дружный хор соратников постарался убедить вождя в обратном. И, кажется, им это удалось.

На этот раз никакой помпы по поводу очередного посещения Президентом своего рабочего места в Кремле не было. Не ждали с телекамерами журналисты, не был извещен о приезде хозяина и аппарат.
Однако директор ФСБ уже ожидал в приемной. Его тут же пригласили в кабинет Президента.
- Ты что же, - гневно начал Александр Владимирович, - ведешь двойную игру?
Якубов явно не ожидал такого начала разговора и потому решил подождать с ответом, чтобы понять, о чем его спрашивают.
- Молчание - знак согласия, - еще более раздраженно проговорил хозяин кабинета.
Теперь молчать не имело смысла.
- Я не понимаю, в чем меня обвиняют?
- Не понимаешь! - в голосе Александра Владимировича зазвучали саркастические нотки. - А то что больной Президент вынужден из-за тебя вставать с постели и ехать в Кремль, ты понимаешь?
Якубов молниеносно перебирал в памяти все случаи своего поведения, которые могли бы привести к такому неординарному поведению Президента, но не находил их.
- Мне доложил, что дело закрыл и забыл, а сам рассказал о нем Сабирову!
«Вот оно что! - пронеслось у директора ФСБ в голове. - Неужели Герман предал?!»
- Я не рассказывал ему о деле, - убежденно произнес Якубов.
- Ладно, - устало махнул рукой Александр Владимирович, - можешь не оправдываться: доверие зарабатывается годами, а теряется за минуту. Вот что: пиши заявление об отставке. По состоянию здоровья.
- Но я вроде...
- Это неважно. Полежишь пару недель в «кремлевке»,  профилактику организму сделаешь. Все понял?
- Понял, - медленно произнес Якубов, достал из папки, лежащей перед ним, чистый лист бумаги и написал заявление об отставке.
Александр Владимирович прочитал заявление и подписал его. Затем неожиданно просительно сказал своему бывшему подчиненному:
- Ты это... зла на меня не держи. Я ведь тоже не всегда в своих решениях волен.
«Это уж точно! - подумал Якубов. - Жаль только, что такие важнейшие государственные вопросы решаются по капризу взбалмошной бабенки».
На том они и расстались. Но покидали Кремль оба с тяжелым чувством.

Прямо из Кремля Якубов поехал к себе на Лубянку. О том, что он уже бывший хозяин этого мрачного, внушительного здания, не знал пока никто. И этим следовало напоследок воспользоваться.
Поднявшись к себе в кабинет, Иван Павлович коротко приказал дежурному офицеру в приемной:
- Ко мне никого не пускать.
Странное чувство охватило его при виде знакомой обстановки. Здесь, в этом кабинете, решались судьбы тысяч людей. Разрабатывались самые секретные планы и операции. Хозяин кабинета считался одним из самых могущественных людей в стране. И вот теперь он, кадровый офицер, отдавший всю жизнь служению Родине, одним росчерком престарелого руководителя оказался выкинут из жизни, стал никому не нужным человеком.
«Ну, это мы еще посмотрим! - решил Якубов. - По-моему, он с Ниной погорячился: так кадровые вопросы не решаются. Я ему не какая-нибудь ничего не знающая пешка, которой можно поиграть и выбросить!»
И Якубов решительно подошел к столу, на котором выстроился целый ряд телефонов правительственной связи. Хотел взять трубку одного из них и вдруг остановился.
«Но можно ли доверять спецсвязи, - взволнованно подумал Якубов, - после того, что я услышал от Президента! Наверняка он узнал эту новость не от Сабирова. Значит, нас подслушали и записали. И это в секретной квартире ФСБ!»
Якубов по очереди оглядел стоящие на столе аппараты связи: АТС-1, АТС-2, ПМ, ВЧ. И недоверчиво покачал головой. Хотел было взять трубку телефонного аппарата «Связь Кремля», но тоже раздумал.
И тут его взгляд упал на недавно установленный новый телефон системы «Гамма». Довольно простой аппарат внешне ничем не выделялся. На нем не красовался золоченый герб, как на остальных «вертушках». Но это была связь нового поколения, секретные переговоры по которой было невозможно подслушать: в отличие от остальных систем правительственной связи шифратор здесь был вмонтирован прямо в аппарат.
«Вот что мне надо! - обрадовался Иван Павлович. - Что мне докладывали по нему в ФАПСИ? Степень защищенности - десять в семидесятой степени, то есть для раскрытия шифра потребуется минимум несколько десятков лет. Ну, мне столько не нужно: обойдусь пока сегодняшним днем. Так, электронный ключ с секретным кодом у меня в сейфе. Достаю!»
Якубов взял микросхему-ключ, вставил его в аппарат «Гамма» и нажал кнопку с надписью «Закрыто». Через несколько секунд линия была готова к сверхсекретному разговору.
- Слушает Сабиров! - отозвался знакомый голос в трубке.
- Это Якубов: бывший директор ФСБ.
Однако такое сообщение, казалось, не удивило его собеседника.
- Понятно. Только что об этом сообщило радио «Эхо Москвы».
- Вот как? - на этот раз удивился Якубов. - Да я только что из Кремля: чернила на заявлении не успели высохнуть!
- Такая у нас система, мать ее за ногу!
- Ладно, я не о том: ты никому не говорил о нашей встрече и разговоре?
- Нет. Абсолютно!
- Но этот разговор как раз и послужил причиной моей отставки. Я думаю, что нас подслушали и записали: так что делай вывод. И еще: если захочешь переговорить со мной конфиденциально, то звони только по этому аппарату: его не подслушаешь. А я, на память о работе, один такой аппарат установил у себя дома. Пока.
Следующий звонок Якубов сделал Треногову. И договоролся с ним о немедленной встрече. Затем он собрал в свой атташе-кейс кое-какие секретные документы из сейфа и поехал на встречу с главой московского правительства.

Несмотря на проведенную бурную ночь, Буланова встала очень рано: видимо, сказывалась ее журналисткая тренированность. Она быстро привела себя в порядок и решительно направилась к письменному столу, на котором ее ожидал навороченный «ноут-бук», подаренный Треноговым для написания статьи.
- Все, - объявила она Зине, которая продолжала нежиться в кровати и недоуменно взирала на подругу: начинаю новую жизнь!
- Темна вода во облацех! - воскликнула она, еще больше натягивая одеяло на подбородок. - Только вчера вовсю резвилась в баре на «сиськотеке», а сейчас строишь из себя девственницу!
- Как ты сказала? Сиськотека?! Здорово. Как вспомню ту даму пудиков на десять, которая резвилась рядом с нами, и ее необъятный бюст, так...
- Так вздрогну, - сурово прервала ее Зина и стала подниматься с постели. - Ты права: пора и мне начинать новую жизнь. Сиди строчи свой заказ, а я, пожалуй, схожу в переделкинский Храм Преображения. Ты хоть знаешь, что в нем находится знаменитая икона Иверской Богоматери?
- Нет, - удивилась Джульетта. - А, разве она не в Патриаршем соборе в Москве?
- Этот собор - тоже Патриарший. Он находится на территории загородной резиденции Алексея. Впрочем, тебе, конечно, неизвестно не только это. Знаешь, кому мы обязаны тем, что отдыхаем в этом чудесном месте?

- Конечно, знаю - обиделась Буланова. - Треногову.
- Сталину, Джуля! Вождю всех времен и народов. Фадеев как-то обратился к нему с просьбой выделить участок для писательских дач. Тот спросил Молотова: где выделить? Вячеслав Михайлович назвал деревню Переделкино вблизи Москвы. «Лучше бы Перепискино, - молвил Иосиф Виссарионович, большой шутник. - Только пусть построит все государство, а то налепят курятников, иностранцы скажут, что советские писатели плохо живут при товарище Сталине!»
- Это ты тоже в своем президентском архиве выкопала?
- Конечно! Что я, зря, что ли, зарплату получаю?
- А это мысль, - потерла ладонью лоб журналистка. - Мне, пожалуй, потребуются кое-какие архивные данные для построения аналогий. И ты мне в этом поможешь!
- С удовольствием!
И подруги, забыв обо всем, начали увлеченно обсуждать контуры будущей статьи.

Сталин быстро оправился от своей депрессии. Собственно, такие настроения были не в натуре этого вечного бойца. И он принялся со свойственной ему энергией заниматься восстановлением обороноспособности армии и страны.
А между тем дела на фронте шли все хуже для Советского Союза. Особенно удручающая обстановка сложилась на Ленинградском фронте. Потерять город трех революций, город Ленина для вождя было все равно, что потерять себя. Он только что решил связаться с командующим фронтом Ворошиловым, как ему доложили, что Клим Ефремович сам звонит и просит переговорить лично.
Сталин, которого охватило тяжелое предчувствие, поднял трубку.
И сразу услышал потерянный, панический голос Ворошилова:
- Положение безвыходное, Иосиф Виссарионович. Мы полностью окружены. Город защитить невозможно: его придется сдать.
- Да пошел ты к... - вдруг выругался Сталин. - Бездарь. Тряпка.
Он мгновение подождал, пока схлынет охвативший его гнев, и уже совершенно спокойно добавил:
- Государственный Комитет Обороны принял решение:  Ленинград немцам не сдавать. К вам срочно вылетает Маленков.
И положил трубку. Больше с этим человеком ему говорить было не о чем. В одном он только сейчас себя очень корил: что не избавился от этого легендарного командира раньше, в 1937 году, когда очищал Красную Армию от ему подобных героев гражданской войны.
«Была ведь возможность убрать его вместе с Тухачевским, - невесело размышлял он сейчас. - Что можно ожидать от человека, который самолично доложил на Политбюро о всех врагах народа в своей семье!»
Но на этом неприятности с членами Политбюро, которым было поручено защищать Ленинград, для Сталина не закончились. Маленков возвратился из осажденного города через несколько дней и сразу доложил Сталину обстановку.
- Руководство фронта и обкома партии деморализовано, - сухо рассказывал Георгий Максимилианович по прибытии. - Я застал Жданова в роскошном бункере пьяного, совершенно опустившегося. Привел его в чувство, заставил побриться и повел на митинг на Кировском заводе. Аналогичные меры пришлось предпринять и по другим направлениям. Уверен: город отстоять можно. Но не с таким бездарным командованием.
Так Сталин в очередной раз получил подтверждение тому, в чем был уверен: 1937 год - это его борьба с бандитизмом и неповиновением в армии. Впрочем, его никто в такой трактовке событий и не пытался переубеждать.

Александр Владимирович дочитал последние строчки статьи неизвестной ему журналистки Булановой, опубликованной в президентской газете, и раздраженно швырнул ее на пол. Эта газета, пожалуй, единственная, которая регулярно попадала на стол Президента, сегодня его сильно огорчила.
И он нажал кнопку звонка. В санаторной палате тотчас появился помощник:
- Вызывали?
- Ты это читал? - кивнул Президент на газету, которая валялась на ковре возле его больничной койки.
Первый помощник хотел слукавить, но потом понял, что Хозяин все равно узнает правду, и с жаром, страстно, воскликнул:
- Это - подлость со стороны главного редактора. Я уже имел с ним беседу.
- И ты, Брут! - как-то обреченно проговорил Александр Владимирович, глядя на своего помощника. - Тогда объясни мне, что это за «Новая политическая реальность»? Заранее списать меня хотите? Готовите общественное мнение, что Президент неизлечимо болен, его, мол, надо пожалеть, пусть досидит до конца срока?
- Это написала журналистка, я за ее слова не отвечаю!
- А где написала?! В газете администрации Президента! Я за это им деньги плачу?!
- Вы же сами сказали, что пресса у нас свободная и никакой цензуры не будет. Что я могу в этих условиях сделать?
Александр Владимирович на минуту замолчал, чтобы сплюнуть в полоскательницу, стоящую на столике рядом с кроватью, обильную порцию слюны, а затем с нескрываемым раздражением заметил:
- А вот Треногов смог! Он даже пробрался в нашу газету и нашим же салом дал нам по мусалам.
- Вы думаете, это его заказ? - оживился помощник.
- Альберт Васильевич! А вам-то я за что деньги плачу? Создали два президентских центра анализа и стратегий, а элементарных выводов при обработке документов сделать не можете!
Помощник в раздумье почесал затылок. Затем заметил:
- Ум у вас действительно аналитический! Даже во время болезни выдает такие решения, до которых мы не додумались.
Видимо, такая лесть несколько смягчила Президента, потому что он, уже более спокойно и мягко, предложил:
- Ты вот что: найди возможность переговорить с этой журналисткой. Надо выведать, кто ей заказал этот материал: сама она, конечно, до таких перлов не додумалась бы. Да и редактора надо к стенке припереть: пусть сознается, почему он разрешил эту гнусность напечатать.
Помощник вдруг почему-то улыбнулся:
- Эх, не хватает нам товарища Сталина: он их действительно бы к стенке поставил.
- Ну, ну: не забывайся: я не для того правовое государство и демократию создал, чтобы из-за таких пустяков перед Западом опозориться.
- Это уж точно, - согласился Альберт Васильевич. - С Западом нам сейчас ссориться никак нельзя: иначе не видать очередных траншей и займов.
И он направился к двери, чтобы заняться выполнением приказания Президента.

Футбольный матч выдался сегодня бурный, с несколькими голами. Причем один из них забил в ворота противников - президентской команды - сам Треногов. И потому сейчас, когда после душа они собрались вместе в потаенной комнате стадионного комплекса, был в хорошем, приподнятом настроении.
Впрочем, настроения ему прибавила и статья, напечатанная в сегодняшнем номере газеты администрации Президента «Курсом реформ». И разговор с напарниками он начал именно с этого приятного вопроса:
- Читали статью «Новая политическая реальность»?
Якубов ограничился коротким кивком, а Герман, явно гордясь заслугами Джульетты, весело проговорил:
- Кто владеет информацией - тот владеет миром.
- Да-да, твоя любовница не подвела, - правильно понял его глава московского правительства. - Хорошую статью смастерила, недаром целую неделю в писательском Переделкино провела. Но я не о том: понятно ли ему будет, кто теперь новая политическая реальность?
- Я думаю - понятно, - ответил бывший директор Федеральной службы безопасности. - Уж если он меня с должности за малейшее несогласие с ним скинул, то в данном случае его подозрительность нашла обильную пищу.
- Скажу проще, - вмешался в разговор управляющий делами Президента. - Я характер Самого давно изучил: маниакальная подозрительность насчет всего, что может касаться хоть малейшего покушения на его власть.
- А что сам не поймет - то умная дочка подскажет, - заметил Треногов. - Правильно я говорю? Тогда надо обсудить следующий ход: что предпринять еще, чтобы он понял, что пора уступать место?
Наступила тишина. Сабиров вдруг захотел пить и стал медленно наполнять стакан минеральной водой, а Якубов тоже не спешил излагать свое мнение. Впрочем, возможно, хозяин торопил события: гости были явно не готовы к такому повороту событий.
Тогда Треногов решил обратиться персонально к Якубову:
- А ты что скажешь? По части «компры» у тебя все карты в руках.
- Конечно, я захватил с собой с Лубянки кое-какие документы. Но, думаю, время их использовать еще не пришло. Да и у Германа Антоновича такой «компры» хоть отбавляй.
- Ладно, друзья, - решил повременить с наступлением на осторожных собеседников Треногов. - Давайте этот вопрос хорошенько обдумаем: время пока терпит. Ну, а я скоро преподнесу нашему общему другу еще один сюрприз: пусть пока спокойно болеет.
И они принялись за обильный ужин, который, после активной игры в футбол, пришелся как нельзя кстати.

Пожалуй, уже давно Джульетта не выглядела такой радостной, как сегодня. Оснований для этого у нее было более чем достаточно. Она блестяще выполнила заказ Треногова и написала статью, о которой тотчас заговорили во всех средствах массовой информации. Буланова, таким образом, сделала приятное и своему близкому другу Герману. А то, что он позвонил, выразил большую благодарность и пообещал приехать сегодня вечером к ней, чтобы отметить это событие, и вовсе было прекрасно.
И потому, хлопоча сейчас над праздничным столом в своей квартире, Джульетта радовалась, как ребенок. Она напевала какие-то давно забытые мелодии и легкомысленно болтала ни о чем со своей подругой, также приглашенной на это застолье.
- Знаешь, - сказала она Зине, - я давно пришла к выводу: если завтра хочешь проснуться счастливой, сегодня веди себя так, как будто ты уже счастлива.
- При одном маленьком условии, - парировала Зина. - Если знаешь, что завтра ты вовремя получишь зарплату.
- Не знаю. По-моему, счастье - это вопрос нашей внутренней дисциплины и правильной организации мыслей. К своей жизни надо относиться максимально активно и творчески - это ведь лучшее наше произведение!
Джульетта не успела дальше развить свою мысль, потому что из кастрюли на электроплите вдруг полилась пена и вода. Она кинулась к ней, сбросила на пол крышку и стала отчаянно дуть на пальцы правой руки.
- Ну вот и все резюме о твоем лучшем произведении, - отметила подруга. - Одно неловкое движение, и жизнь уже не кажется прекрасной.
Джульетта тотчас перестала дуть на обожженное место и, помахав рукой перед лицом Зины, показала ей конструкцию из трех пальцев:
- А вот это ты видела? Нет, меня не так-то легко сломать! А чтобы закрепить ощущение счастья всерьез и надолго, надо навести порядок в своей душе: там ведь с годами скапливается мусор и хлам. Обиды, гнев, злость, месть, ревность - все это надо выбросить на свалку! И тебе советую этим заняться.
Зина почему-то промолчала, а Джульетта обошла вокруг стола, который они накрывали прямо на кухне, и порадовалась:
- Отлично! Сервировка Герману понравится: он у меня большой эстет!
Прошло еще минут десять, и стол в квартире был готов к приему гостя. Но поскольку тот немного запаздывал, Джульетта предложила:
- А не пропустить ли нам пока по рюмочке аперитива? Тебе что налить?
- Что-нибудь помягче. Плесни ликер «Бейлиз», он такой приятный!
- Приторный до омерзения! - скривила полные красивые губы Буланова. - Я лучше выпью чего-нибудь покрепче: виски «Джон Уокер», например.
Подруги выпили по рюмочке спиртного, но закусывать не стали, справедливо полагая, что надо дождаться Германа. И тут раздался звонок. Джульетта бросилась к двери, чтобы встретить Сабирова, но вдруг сообразила, что это звонит телефон.
- Слушаю! - приятным ровным голосом проговорила она в трубку.
Зина с интересом смотрела на подругу, ожидая сообщения, кто это той звонит в столь позднее время. Однако она быстро сообразила, что Джульетте сообщают далеко не радостные вещи.
- Не может быть! - только и вымолвила Буланова и, выпустив из руки телефонную трубку, уронила ее на пол.
- Что, что случилось? - воскликнула взволнованная Зина.
- Германа... арестовали.
И Джульетта тяжело опустилась на стул. Она сидела так, с опущенной головой, несколько секунд. Затем вдруг судорожно всхлипнула и разрыдалась.

С недоброй вестью пришел к вождю Молотов. Только что по дипломатическим каналам к нему было доставлено письмо лейтенанта Красной Армии Якова Джугашвили. Сообщить диктатору, что его сын захвачен в немецкий плен - дело малоприятное.
- Кто у Иосифа Виссарионовича? - спросил министр иностранных дел в приемной у Поскребышева, неизменного личного секретаря вождя.
- Один.
Вячеслав Михайлович вошел в кабинет, поздоровался. Затем молча протянул Сталину письмо. В это время за окном раздался такой мощный раскат грома, что, казалось, задрожали стены старинного здания бывшего Сената.
«Дорогой отец! - читал между тем Сталин принесенное ему письмо сына. - Я в плену, здоров, скоро буду отправлен в один из офицерских лагерей в Германию. Обращение хорошее. Желаю здоровья. Привет всем. Яша».
Сталин дочитал короткое письмо до конца, положил его на стол и отвернулся к окну. На улице хлестал ливень, гремели раскаты грома. Со стороны могло показаться, что Сталин не понял, о чем это письмо. И Молотов не выдержал:
- Коба, ты что, не понимаешь?! Немцы схватили Яшу!
- Не кричи: Сталин не глухой.
Вождь медленно, будто ему плохо подчинялось тело, отвернулся от окна и посмотрел на министра иностранных дел пасмурным, затравленным взглядом.
- Мне уже известно о пленении старшего лейтенанта Якова Джугашвили. Сейчас его допрашивают в ставке фельдмаршала Клюге.
Да, плохая весть всегда находит дорогу к цели. Сталин уже получил сообщение об этом. 9 августа 1941 года член Военного совета Северо-западного направления Жданов направил из Ленинграда специальный самолет с особо секретным пакетом. В нем находилась немецкая листовка с фотографией Якова Джугашвили: сын Сталина в сопровождении немецких офицеров гуляет по лужайке. Жестикулирует, что-то объясняя немцу. Выражение лиц у всех деловое, спокойное: приятели на прогулке, да и только.
Особенно взбесил Сталина текст листовки под фотографией:
«Это Яков Джугашвили, старший сын Сталина, командир батареи 14-го гаубичного артиллерийского полка 14-й бронетанковой дивизии, который 16 июля сдался в плен под Витебском вместе с тысячами других командиров и бойцов. По приказу Сталина учат вас Тимошенко ваши политкомы, что большевики в плен не сдаются. Однако красноармейцы все время переходят к немцам. Чтобы запугать вас, комиссары вам лгут, что немцы плохо обращаются с пленными. Собственный сын Сталина своим примером доказал, что это ложь. Он сдался в плен, потому что всякое сопротивление германской армии отныне бесполезно».
А утром, на Ближней даче, Иосиф Виссарионович услышал по «телефункену» - мощному германскому радиоприемнику - о захвате в плен сына кремлевского диктатора Сталина.

Неудачи продолжали преследовать страну, а вместе с ней и Генерального секретаря ЦК ВКПб, Председателя Совета народных комиссаров, Главнокомандующего Красной Армией И.В. Сталина. Гитлеровские войска продолжали успешно развивать наступление, нанося Красной Армии одно за другим тяжелые поражения. Смертельная опасность нависла над Ленинградом, войска отступали практически по всем направлениям, а тут еще встала новая неразрешимая проблема: что делать с практически окруженным Киевом?
На заседании Военного совета Сталин высказал свою точку зрения: спасать Киев любой ценой. С ним согласились. Предстояло отдать соответствующие распоряжения начальнику Генштаба. Сталин пригласил к себе в кабинет Жукова.
- Георгий Константинович, - обратился к нему Главнокомандующий, как только начальник Генерального штаба вытянулся перед ним по стойке «смирно», - Военный совет принял решение защищать Киев. Его потеря будет равнозначна для Советского Союза в признании собственного полного бессилия. Вы согласны с этим решением?
- Категорически возражаю! - резко отчеканил Жуков. - Киев спасти нельзя, а мы можем потерять армии двух фронтов!
Сталин вскинул голову и с высоты своего маленького роста удивленно посмотрел на строптивого генерала:
- Вы так считаете? И все же Киев мы не сдадим. Выполняйте.
И вдруг, к удивлению и страху присутствующих в кабинете вождя, Жуков выругался и категорически заявил:
- Спасайте, но я в этой авантюре участвовать не стану!
Наступила гнетущая тишина. Сталин, в отличие от начальника штаба, не потерял хладнокровия. Он только сделал две затяжки своей любимой «Герцеговины Флор», а затем медленно, спокойно, но жестко приказал:
- Товарищ Тимошенко, подготовьте новую кандидатуру начальника Генерального штаба. Я снимаю товарища Жукова с этой должности.
В этот момент никто не сомневался в правоте Верховного Главнокомандующего, который всего неделю назад вот так же решительно отстоял от сдачи врагу город Ленина. На Жукова все смотрели в этот раз как на потенциального самоубийцу.
Но история показала, кто прав. Выполняя указание товарища Сталина, наша армия потеряла не только Киев, но и значительную, очень весомую свою часть. И только когда положение на фронте из-за такого неверного решения Сталина стало угрожающим, он распорядился вернуть опального генерала на свое место.

С некоторых пор встречи-совещания Нины со своим советником-осведомителем стали практически ежедневными. Господина Кеймана уже знала в лицо не только охрана, но и члены президентской семьи. Дочь несколько раз приводила этого ангела-хранителя семьи и к отцу.
Но сегодня они заперлись в кабинете Нины вдвоем и что-то тщательно обсуждали.
- Значит, вы считаете, что пока Германа сажать в камеру нельзя?
- Нецелесообразно, - нервно потирая руки, почти до самых пальцев заросшие густыми черными волосками, ответил сухощавый, тщедушный советник. - На него пока мало компромата.
- Как мало? - возмутилась Нина. - А эти записи разговоров, что вы мне принесли?
- Понимаете, - засуетился Кейман, стараясь подсесть как можно ближе к Нине. Но та, учуяв характерный чесночный запах, постоянно исходивший от ее друга, инстинктивно отодвинулась дальше. - Эти записи очень интересны для вашей семьи. Они показывают, что управделами ведет двойную игру. Но для Генерального прокурора они, так сказать, нелегитимны.
- Да, это верно, - была вынуждена согласиться Нина. - Так что же теперь, отпускать его ни с чем?
- Отпускать, отпускать, - торопливо согласился Кейман. - Главное, что прокуратура его попугала, сняла опрос, и пусть теперь товарищ засуетится, засветится. А мы его тут и словим. Главное, чтобы мое агентство сыскное не закрыли.
Нина от удивления даже поднялась с мягкого дивана:
- Да кто это посмеет сделать?!
- Конечно, не посмеют. Не посмеют. Если вы не позволите разным хамам в наши дела вмешиваться.
- На этот счет будьте спокойны. А если кто сунет нос, папка его быстро прижмет где надо.
- Браво! Браво! Вы удивительно деловая женщина. Мало, мало таких, очень мало.
Нину такой комплимент заставил даже раскраснеться от удовольствия. Но она быстро справилась с волнением и жестко приказала:
- Прослушивать разговоры продолжайте. Это враги нашей семьи, а следовательно, и государства.
Гостю услужливая память тут же подсказала эпизод из знаменитого кинофильма, где одному чиновнику-южанину его шофер посоветовал не путать свою шерсть с государственной. Но деликатный Кейман не только не высказал эту крамолу вслух, но и приказал своей памяти немедленно изгнать из головы такую нелепость. Напротив, он немедленно захлопал в пухлые, никогда не знавшие физического труда ладошки и восторженно произнес:
- Браво! Очень глубокая мысль, очень!
Отстучав положенные аплодисменты, гость виновато заметил:
- Только вот, уважаемая Нина Александровна, трудно стало работать, очень трудно. Эти госчиновники совсем обюрократились: мало им разных правительственных аппаратов связи, так понаставили в кабинетах еще и какую-то новую «Гамму». Мои ребята ничего не могут прослушать, ничего!
Нина нахмурила тонкие нарисованные брови. Несколько мгновений она думала, затем сообщила:
- Это все Якубов понапридумывал. Чувствую, что он еще нам навредит!
- Навредит, Нина Александровна, обязательно навредит! - радостно подхватил Кейман. - Перед самым уходом, уж и приказ о его отставке был подписан, так все же успел дать задание своим службам проверить мои коммерческие фирмы. И теперь их трясут, как груши с яблонь! Вы-то же знаете, что я веду абсолютно законный бизнес?
- Да, да, конечно, - несколько рассеянно заметила Нина, видимо, погруженная в совсем другие размышления.
Гость, видя такую потерю интереса к своей персоне, не стал испытывать судьбу и, пятясь задом к двери, наклоняя седую, с большой плешью голову, поспешил к двери.

Весь сегодняшний день глава московского правительства был очень занят. В его представительском офисе в центре столицы собрались видные предприниматели, банкиры, бизнесмены, словом, те, у кого всегда были деньги. И не просто деньги, а могучие финансовые потоки, сравнимые с бюджетом всего огромного мегаполиса.
Старинный трехэтажный особняк был специально приспособлен под представительские приемы. В просторных холлах тихо журчала вода в пристенных фонтанчиках, в роскошной зелени тропических растений пели заморские птицы, а приглушенный свет из огромной спиральной хрустальной люстры в два этажа мягко золотил все вокруг.
Когда Буланова попала сюда впервые, она наконец-то поняла в чем разница между Москвой и остальной огромной страной. Только город с особым статусом, вобравший в себя две трети всех финансов страны мог позволить безумную роскошь на фоне удручающей нищеты провинции. Она поняла, почему огромные средства с легкостью зарываются под землю на Манежной площади, не принося никому никакой пользы, кроме разве что, отсутствия места-площади для пугавших ранее власти демонстрантов. Ей стало понятно, откуда у столичных властей возникают бредовые, требующие многомиллионных долларовых затрат проекты упрятать очередной Калининский проспект под землю, создав на поверхности, допустим, пешеходную зону, свободную от транспорта.
Но когда покидаешь эту самую провинцию, получаешь хорошую и вовремя зарплату, уже забываешь то и тех, кого ненавидел раньше. Так Джульетта Степановна, став любовницей супербогатого чиновника из окружения Президента, довольно скоро выбросила из головы всякие мысли о судьбе нищающего народа. Она была занята теперь большой политикой и получала от вхождения в мир сильных и богатых несказанное удовольствие.
Однако сегодня никакого удовольствия от созерцания лиц людей, часто мелькающих на экранах телевизоров, она не находила. Наоборот, красиво, дорого одетые, откормленные мужчины и женщины вызывали у нее отвращение. Она и пришла-то сюда с единственной целью: найти возможность переговорить с Треноговым. Доступный ей еще недавно глава правительства вдруг, после опубликования заказанной статьи, стал совершенно недоступен. К нему не пускали на работу, не соединяли ни по одному виду телефонной связи. Даже по «вертушке», находящейся в кабинете Зины в Президентском архиве, дозвониться до самого Треногова ей не удалось. И здесь отвечал неизменно вежливый секретарь, сообщавший, что именно в данный момент его шефа на месте нет и неизвестно, когда он там будет.
Буланова постаралась приблизиться как можно ближе к группе людей, которые стояли в холле у большого планшета с очередным проектом перестройки столицы, где находился и Треногов. Но охрана взяла своего шефа и приближенных к нему лиц в кольцо и даже здесь, на закрытом совещании, не подпускала к нему никого близко.
И все же Джульетте повезло. Она улучила момент, когда глава правительства столицы повернул голову в ее сторону, и приветливо-призывающе помахала ему рукой.
Тот заметил и нахмурился. Но тут же узнал Буланову и направился к ней навстречу.
- Какими судьбами, Джульетта Степановна? - вежливо поинтересовался он. - Хотите теперь написать о нашей многогранной деятельности?
- Нет, не хочу. У меня к вам срочное сообщение. Особой важности: уделите пару минут.
- Но я... - начал было возражать Треногов, но увидев наполняющиеся слезами глаза журналистки, поспешно согласился: - Идемте: здесь есть отдельный кабинет, где мы сможем переговорить.
Как только они зашли в шикарно обставленное помещение, и охрана плотно прикрыла за ними дверь, Буланова дала волю чувствам. Она разрыдалась и кинулась на плечо недоумевающему Треногову. Затем размазала по щекам слезы вместе с тушью от ресниц и выпалила:
- Герман арестован!
- Как?! Не может быть.
- Да, это так.
- Кто посмел?
- Мне позвонили из администрации Президента и посоветовали встретиться для серьезного разговора. А когда я заявила, что не собираюсь этого делать, сообщили: ваш защитник больше вам не поможет, он арестован.
От удивления и возмущения губы у Треногова стали трястись, точно он никак не мог вымолвить ими заветные слова. Видимо, именно в эти мгновения он осознал, как актуальна в России пословица, убеждающая, что от тюрьмы и от сумы здесь зарекаться не стоит. Наконец, он произнес:
- Я догадываюсь, от кого это исходит. Видимо, мы слишком серьезно его задели, и он перешел в наступление. Но, может, вы все-таки ошибаетесь? Где находится Герман Антонович? В Лефортово, Бутырках или просто на допросе?
- Не з..наю, - заревела Джульетта, у которой при упоминании названий следственных изоляторов тут же потекли слезы. -Мне никто ничего не сообщает. На работе говорят, что он отсутствует, а домой к нему я, по понятным причинам, звонить не могу.
- Хорошо, я постараюсь сейчас это выяснить. И Треногов набрал четырехзначный номер на аппарате с золоченым орлом на диске.
- Михаил Иванович? Здравствуй. Треногов. Узнал, говоришь? Это хорошо, к деньгам. Зачем они мне? Нет, не на предвыборную кампанию: я хочу, чтобы у власти находился законно избранный Президент. Конечно, дай Бог здоровья нашему дорогому Александру Владимировичу! Слушай, проинформируй: не знаешь, что с Сабировым? Знаешь? Что? Так. Так. Так. Понятно. Спасибо - выручил. В долгу не останусь. До свидания.
Треногов положил трубку и отдышался, вытирая выступивший пот со лба и заплывшего затылка. Затем проинформировал изнывающую от любопытства Буланову.
- Успокойтесь - ничего страшного. Это, так сказать, вызов на свидетельские показания. С него сняли опрос в связи с правонарушениями, допущенными его подчиненными: того, в самом деле, арестовали. Более того, Генеральный прокурор сказал, что Сабиров уже отпущен из прокуратуры и в настоящее время едет к себе на работу.
Вздох облегчения вырвался из груди Джульетты. Она даже достала из сумочки зеркальце, чтобы привести свое заплаканное лицо в порядок, как вдруг встрепенулась.
- Но ведь для опроса не надо держать человека двое суток в изоляции! Тем более государственного служащего такого уровня!
- Вот именно! - согласился Треногов. - И это меня беспокоит больше всего!
Вместо нескольких минут они проговорили полчаса. Глава правительства напрочь забыл о дожидающихся его в холле людях, о том, что могут они подумать. Впрочем, последнее его устраивало как раз больше всего: пусть подумают и доложат Президенту, что он на полчаса уединился в отдельном кабинете с красивой женщиной, чем занимался все это время, политикой.
- Успокойтесь - ничего страшного. Это, так сказать вызов на свидетельские показания. С него сняли опрос в связи с правонарушениями, допущенными его подчиненными: того, в самом деле, арестовали. Более того, Генеральный прокурор сказал, что Сабиров уже отпущен из прокуратуры и в настоящее время едет к себе на работу.
Вздох облегчения вырвался из груди Джульетты. Она даже в достала из сумочки зеркальце, чтобы привести свое заплаканное лицо в порядок, как вдруг встрепенулась.
- Но ведь для опроса не надо держать человека двое суток в изоляции! Тем более государственного служащего такого уровня!
- Вот именно! - согласился Треногов. - И это меня беспокоит больше всего!
Вместо нескольких минут они проговорили полчаса. Глава правительства напрочь забыл о дожидающихся его в холле людях, о том, что могут они подумать. Впрочем, последнее его устраивало как раз больше всего: пусть подумают и доложат Президенту, что он на полчаса уединился в отдельном кабинете с красивой женщиной, чем занимался все это время, политикой.

Накануне, по случаю выздоровления, Александр Владимирович позволил себе лишнего и теперь, с самого утра он чувствовал разбитость тела и подавленность настроения. Хотелось опохмелиться, но супруга предусмотрительно спрятала все спиртное. И потому он сидел сейчас в кресле в санатории «Барвиха», погруженный в состояние полнейшей апатии.
Но жизнь продолжалась, и приближенные, прослышав о выздоровлении Хозяина, спешили на прием, чтобы напомнить о себе, доложить о выполненных заданиях, а кое-кто даже пытался и решить назревшие государственные вопросы.
Однако Президент никого не хотел принимать. Исключение он сделал только для первого помощника. Когда тот появился в апартаментах, Александр Владимирович с надеждой посмотрел на помощника, но у того ничего не было в руках.
- Ну, чего принес? - с надеждой спросил он, с трудом поднимая головы и глядя опухшими глазами на помощника.
- Сообщение о выполнении вашего задания.
- А... Я думал, что-нибудь существенное...
Но Альберта Васильевича такой прием не смутил. Он, видимо привык видеть своего шефа и не в таком состоянии. Поэтому бодро начал докладывать:
- Я переговорил с этой журналисткой Булановой. Она отрицает заказ на статью Треногова. Но, думаю, обманывает.
- И такую хреновню ты мне докладываешь? Нашел, чем обрадовать!
- Не только, Александр Владимирович. Все одобряют вашу дальновидную мудрость, выразившуюся в том, что вы отстранили, наконец, Якубов от ФСБ!
Президент какое-то время непонимающе смотрел на своего помощника, затем буквально взорвался словами, не выбирая выражений:
- Какая на хрен мудрость! Вы там с Ниной лезете в политику, решаете за меня государственные вопросы и свои личные проблемы, а меня считаете старым мудаком, который уже ничего не соображает? Я вам покажу кузькину мать! Вон отсюда!
Помощника точно корова языком слизнула. Он уже давно была за пределами опасного кабинета, а оттуда все еще неслись в его адрес проклятия и ругань.

После полного разгрома советских войск на Украине и сдачи немцам Киева, положение в войне с Германией стало еще опаснее. Теперь враг угрожал уже непосредственно Москве. Из Столицы спешно эвакуировались правительственные и другие учреждения, вывозились ценности, и только Сталин демонстрировал, хотя бы внешне, абсолютное спокойствие и уверенность в победе. Как его не уговаривал начальник личной охраны Власик покинуть столицу, Верховный главнокомандующий не соглашался этого сделать.
Наступил октябрь 1941 года. Положение под Москвой с каждым днем становилось все опаснее. И Сталин принял решение, которое, как оказалось потом, спасло не только столицу, но и всю страну.
В эту ночь он долго разгуливал по своему кремлевскому кабинету, размышляя, сопоставлял, раздумывал.
Думать было о чем: нападет Япония на Советский Союз или нет? От этого зависело дальнейшее развитие во всей Второй мировой войне.
Наконец, он решил позвонить первому секретарю Хабаровского крайкома партии Боркову.
- Здравствуйте, Евгений Алексеевич, это Сталин .
На находившегося на другом конце провода человека онемел голос: впервые вождь позвонил ему сам.
А Сталин между тем продолжал:
- У нас тяжелейшая обстановка между Смоленском и Вязьмой. Гитлер готовит наступление на Москву. У нас нет достаточного количества войск, чтобы спасти столицу. Убедительно прошу тебя: немедленно вылетай сюда. С собой возьми командующего округом Апанасенко. Уговори его быть податливым - я его упрямство знаю.
Иосиф Виссарионович немного помолчал и добавил:
- Вылетай немедленно самым быстроходным самолетом.
В следующую ночь гости из Дальнего Востока были уже в кабинете Сталина. Он тепло поздоровался с каждым за руку и пригласил сесть за длинный стол, покрытый зеленым сукном. Хозяин кабинета садиться за стол не стал. Сначала он молча походил по толстому, приглушающему звук шагов ковру, затем остановился против сидевших и начал разговор:
- Положение на фронтах сложилось крайне тяжелое. На Западном наши войска ведут очень тяжелые оборонительные бои. На Украине полный разгром. Украинцы плохо себя ведут: сдаются в плен, население приветствует немецкие войска.
Сталин сделал паузу, видимо, переживая за то, что только что сообщил приглашенным, сделал несколько шагов по кабинету туда и обратно. Затем продолжил:
- Гитлер начал крупное наступление на Москву. Я вынужден забирать войска с Дальнего Востока. Прошу вас понять и войти в наше положение.
Вождь партии и государства не стал добавлять, что речь идет уже не только о потери столицы, но, возможно, и гибели всего государства. А Сталин между тем прошел к карте, которая висела на стене кабинета и показал положение войск. Потом разложил на столе бумаги и стал перечислять номера танковых и механизированных дивизий, артиллерийских полков, других соединений, которые командующий Дальне-восточным округом должен немедленно перебросить к Москве.
Апанасенко аккуратно записывал, а затем тут же подписал приказ и отправил шифрованную телеграмму своему начальнику штаба. Встреча подходила к концу, и на стол подали крепкий чай.
Сталин покуривал свою трубку и спрашивал о жизни дальневосточников первого секретаря крайкома партии. И вдруг обратился к Апанасенко:
- А сколько у тебя противотанковых пушек?
- Триста десять, товарищ Верховный главнокомандующий! - по-военному коротко отрапортовал генерал.
- Грузи и эти орудия к отправке! - негромко, но четко скомандовал Сталин.
И вдруг стакан с чаем, стоявший напротив Апанасенко, полетел по длинному столу влево, а стул под генералом словно отпрыгнул назад. Апанасенко вскочил из-за стола и закричал на Сталина:
- Ты что, мать твою так-перетак, делаешь? А если японцы нападут, чем я буду защищать Дальний Восток! Этими лампасами? Снимай с должности, расстреливай, орудия не отдам!
Присутствующие в кабинете замерли в страхе. Казалось, сейчас вождь вызовет Берию и всех отправит на расстрел. Но поведение Сталина удивило всех. Он не только не разгневался, но даже не повысил голос. Наоборот, мягко и спокойно ответил:
- Успокойся, успокойся, товарищ Апанасенко. Стоит ли так волноваться из-за этих пушек? Оставь их себе.
Стали прощаться. Апанасенко, чувствуя свою вину, попросил:
Пошлите меня в действующую армию, на фронт.
- Нет, нет, - дружелюбно ответил Верховный главнокомандующий. - Такие опытные и храбрые, как ты, нужны партии на Дальнем Востоке.
Генерал, не побоявшийся высказать вождю то, что думал, еще два года командовал Дальневосточным фронтом. Затем вырвался в действующую армию. И мужественно погиб на Курской дуге, решившей исход войны.

После того, как его отпустили из Генеральной прокуратуры на Большой Дмитровке, Сабиров чувствовал себя, точно пыльным мешком по голове стукнули. Он совершенно не понимал, что же случилось с ним в течение последних двух суток. Как могли его, управляющего делами Президента, одного из высших должностных лиц государства схватить среди бела дня, привезти к следователю в прокуратуру и допрашивать почти сутки!
Одно ему врезалось в память предельно четко: то, что схватили его работники правоохранительных органов в тот момент, когда он выходил из машины, собираясь направиться к Джульетте. То есть, на том же самом месте, где несколько месяцев назад его ранил нанятый киллер.
Это было либо очередным случайным совпадением, либо тем, что называется заколдованным местом.
Но Герман Антонович Сабиров давно уже не верил во всякие заколдованные места, а случайных совпадений, считал он, в жизни не бывает.
«Есть только тщательно спланированные мероприятия моих врагов, - подытожил он сейчас, садясь за руль автомобиля. Как ни странно, его служебный «сааб» дожидался своего хозяина на стоянке прокуратуры, словно с ним, Сабировым, ничего и не случилось. - Значит это одно из двух. Или мои враги хотят меня окончательно запугать, чтобы я и носа из берлоги без их команды не высовывал. Или они, действительно, насмерть перепугались того, что мы замышляем с Треноговым».
Впрочем, такой вывод ничем не обрадовал Сабирова. Он, впервые в жизни, был так унижен и оскорблен. Его, как кого-то уголовника, не имея законных оснований, схватили и привезли на допрос. И это в стране, которая претендует на звание демократической и правовой, с раздражением подумал Герман.
«Конечно, у меня хорошие козыри, - продолжал он размышлять, пока его «сааб» мчался туда, откуда его забрали - А Последний переулок, к Булановой. - Я знаю то, о чем кое-кто пытается забыть. И они это знают. Но, насколько далеко может зайти эта свора, которой наплевать на страну и народ, а нужна лишь власть и деньги? Вот в чем вопрос!»
Сейчас, пожалуй, Сабиров смог лишний раз убедиться в том, что мысль - материальна. О чем человек упорно думает, то обязательно исполнится. Накануне он как раз неоднократно раздумывал, как бы получше запрятать тот компромат, которым он располагает. И вот, пожалуйста, - на него пошли в атаку, чтобы этим компроматом завладеть. Но Герман недаром был кадровым чекистом - тайну он держать умел. И не заштатному следователю прокуратуры было его «расколоть» на этом деле. Так что собеседованием, опросом по поводу арестованного подчиненного, все и закончилось. Но важен был сам факт и прецедент: если сегодня схватили его, то кто поручится, что завтра это не случится с Треноговым?
На этом актуальное размышление пришлось прервать: впереди показался дом Булановой. Причем, окна в квартире Джульетты были залиты ровным светом: значит она дома и ждет. А это сейчас для изголодавшегося во всех смыслах крепкого молодого мужчины было самым важным.

Первый помощник Президента, выскочив, как ошпаренный из апартаментов разбушевавшегося хозяина, был явно обескуражен. Конечно, он привык к таким похмельным состояниям шефа, к разносам ни за что, просто из-за плохого настроения. Но ведь должны же быть какие-то границы, волновался он сейчас. Хорошо, что они были одни, но такое случалось и на людях!
Конечно, Альберт Васильевич сейчас лукавил. Раньше, несколько лет назад, он и подумал бы не смел возмущаться. Но теперь было иное время: Президент явно ослаб, потерял силу и значительную часть власти. В стране крепла оппозиция, которая в открытую требовала не только смены хозяина Кремля, но и осуждения Александра Владимировича.
Ясно, что первого помощника не волновало последнее обстоятельство: после сегодняшнего разноса он пожелал бы своему шефу чего угодно плохого. Но надо было спасать и себя! И здесь надлежало вести тонкую, очень осторожную игру.

Альберт Васильевич вошел в свой кабинет здесь же, в Барвихинской резиденции Президента и задумчиво подошел к столику с аппаратами связи, Он уже давно не доверял ни этим телефонным аппаратам, ни стенам своих кабинетов, предпочитая самые важные сообщения передавать на бумаге, тут же ее уничтожая. Но сейчас он явно находился в стрессовом состоянии. В ушах до сих пор звучало гневно-нечленораздельное: вон отсюда!
И он решился. Вынул из портмоне свою карту-шифратор, вставил ее в аппарат правительственной связи «Гамма» и набрал нужный номер.
- Треногов слушает! - тотчас раздалось в ответ.
- Это Альберт Васильевич. Нам нужно встретиться.
- Что, созрел, наконец? - несколько ядовито, почти с издевкой спросил глава московского правительства.
- Терпения больше нет! Сейчас чуть ли не взашей выгнал!
- Да, от него благодарности не дождешься. Случись что - он пройдет по твоему трупу и не заметит.
Треногов чуть помолчал и спросил:
- Кто подставил Сабирова?
- Клянусь, - не я! Для меня самого это было новостью!
- Но ты же там, в Барвихе, у тела шефа безвылазно! Неужели не через тебя команда прошла?
- Нет, шеф ничего такого не говорил и приказа не отдавал. Даже с Генпрокурором не просил соединить.
- Значит, - Нинка. Больше некому.
- Точно, - подтвердил первый помощник. - Думаю, это - ее рук дело. Она давно зуб на Германа имеет. Да и Кейман здесь недавно около нее ошивался.
- Да выбросите вы этого мерзавца вон! - вскипел Треногов. - Уже получается, что государством руководят всякие жулики!
В ответ послышался только глубокий вздох. Затем Альберт Васильевич ответил:
Это  вне моей компетенции и возможностей. Я даже о нем и заикаться не могу: сразу шеф и семья начинают сердиться. Прямо, какой-то Распутин!
- Ничего: на всякого Распутина в России всегда найдется свой князь Юсупов! Значит, будем встречаться? Тогда так: мою московскую резиденцию знаешь? Приезжай сегодня вечером, часов в десять. Я буду тебя ждать.

Старая, как мир, истина: предают свои. Александра Владимировича сегодня с утра постарались в нем как следует убедить. Нина, завтракая с отцом, времени даром не теряла. Тем более, что сегодня выдался один из тех несчастных дней, когда Президент был бодр и работоспособен. Более того, он собирался впервые после болезни выехать в Кремль.
И вот теперь президентский кортеж мчался из подмосковной Барвихи в столицу. Впереди и сзади колонны машин важно утюжили асфальт большие джипы «шевроле». А в середине еще более важно шествовал специально выполненный для Александра Владимировича бронированный, удлиненный на метр против базовой модели «мерседес».
Кортеж промчался по брусчатке Кремля и остановился возле старинного здания Сената. На этот раз появления Президента на своем рабочем месте ждали. Многочисленные тележурналисты, кинооператоры засняли его появление в Кремле, чтобы тут же сообщить об этом по всем средствам массовой информации, как о важном государственном событии.
Александр Владимирович даже распорядился принести ему накопившиеся бумаги на подпись, чего не делал уже давно.
В просторном светлом кабинете было тепло и уютно. Несмотря на реконструкцию, проведенную по его распоряжению, президентские апартаменты сохранили дух старины, который витал в этих стенах уже несколько столетий.
Первый документ, который Александр Владимирович обнаружил в папке, был для него особенно важен.
- «О государственных гарантиях Президента», - с удовольствием прочитал он вслух название документа и, только собрался его внимательно просмотреть, как вдруг из угла кабинета раздался негромкий голос:
- А начинал с борьбы с привилегиями! Раза два в метро проехал, в рядовую поликлинику записался, в общей столовой один раз пообедал... Зачем народ обманываешь?
- Кто это?! Опять вы?!
- Кто еще может к тебе прийти в мой кабинет? После меня в нем ни один вождь не работал. Советское правительство, между прочим, интерьеры этого исторического здания сохраняло. А ты капитально его перестроил, мебель с паркетом в Италии заказал, сколько народных денег зря потратил!
- Ну и что? - осмелел Александр Владимирович. - Сидеть, как вы, в клоповнике, я не собираюсь!
- А личная охрана? - продолжал голос Сталина из угла. - У меня Власик да десять бойцов, а у тебя уже целая армия - одиннадцать тысяч человек!
- Президента надо надежно охранять: кругом одни враги, сами знаете.
- Знаю. Но у тебя во врагах уже весь народ, а меня люди любили. Один твой персональный самолет стоит столько, что хватит выплатить пенсии и зарплату по всей стране. Разве это порядок?
- Ну, хорошо, - согласился Александр Владимирович. -Вы бессеребряник. А что толку? Народ вас забыл, памятники разрушили, из Мавзолея вынесли.
- Я на народ не в обиде, - сумрачно произнес вождь. - В этом кабинете я все делал, чтобы ему, в конечном счете, жилось легче. Как только появилась возможность, цены на товары ежегодно снижал. А вот чем ты, кроме решения личных проблем и сохранения своей власти, занимаешься - не пойму. Великий русский народ достоин лучшего правителя.
Александр Владимирович хотел что-то возразить, но призрак в дальнем углу кабинета растворился, словно его никогда и не было. А Президент устало откинулся на спинку кресла и задумался. Возможно, впервые в его голове пронеслась мысль, что бывший хозяин этого кабинета в чем-то и прав.

Не верьте слухам, пока их не начнут опровергать. В справедливости этой истины Буланова убедилась сегодня. Как только Генеральный прокурор в разговоре с Треноговым опроверг слухи об аресте Германа, она сразу поверила им окончательно и бесповоротно. И теперь жила в постоянной тревоге и ожидании.
Она уже давно возвратилась домой от Треногова, приготовила ужин, половину его съела, а от Германа по-прежнему не было никаких известий.
- Вот тебе и «освобожден»! - тоскливо воскликнула Джульетта и заметалась по квартире. - Где же он в таком случае?
Она знала, что любовник должен ей позвонить первой. И раз он не сделал этого, значит, продолжает находиться в каком-нибудь СИЗО.
Ждать в неведении у нее не было больше сил. И она решила позвонить подруге.
- Зинок, что мне делать?
- Уж полночь близится, а Германа все нет? - продекламировала известную фразу подруга.
- Мне не до смеха! - резко оборвала ее Джульетта. - Я с ума от неизвестности и страха схожу. Была у Треногова, он позвонил в прокуратуру. Там сказали, что Герман давно отпущен на свободу. И где же он?
- А ты не допускаешь, что Сабиров, как законопослушный семьянин, может находиться, к примеру, дома? Он ведь, некоторым образом, женат.
- Буланова аж зашлась от возмущения в истерическом вопле:
- Какой законопослушный? Какая семья? Я для него и дом, и семья, и любовница!
- Никакое доброе дело не остается безнаказанным! - невозмутимо заявила подруга. - Нет большей загадки, чем душа ближнего! Я, конечно, догадывалась, что ты эгоистична. Но не настолько же! Успокойся: объявится твой Герман. Но надо знать приличия: жить в обществе и быть свободным от его условностей - нельзя. Карл Маркс, между прочим, сказал.
- Да пошла ты со своим Марксом... Тоже мне авторитет! Ты лучше скажи, что мне делать? Может, позвонить ему домой?
- Не сходи с ума! Жена Германа - тоже человек и тоже переживает за мужа. Наберись терпения и жди. А лучше всего займись каким-нибудь делом. Когда у меня несчастья, то квартира блестит...
Буланова не успела дослушать последние слова подруги, потому что в это время в дверь позвонили. Причем это был их условный с Германом звонок.
- Это он! - радостно закричала Джульетта в трубку и швырнула ее на тахту. Затем побежала открывать дверь. На пороге действительно стоял небритый, похудевший Герман.

Почему у нас еще не состоялось ни одного судебного процесса, на котором предстали бы лица, известные стране не только обаятельными улыбками, раздумывал сейчас Якубов, разбирая у себя дома документы, прихваченные им из ФСБ.
Как только он стал бывшим, у него появилось время для таких раздумий и размышлений. В этой могущественной организации за последние годы скопилось столько материалов на высокопоставленных чиновников, что ими можно было заселить половину следственных изоляторов страны. Но стоило ему предпринять ту или иную попытку дать дальнейший ход таким делам, как неизменно его вежливо просили не делать этого. Из России уходили десятки миллиардов долларов, растаскивалось ее национальное богатство, расхищались недра и хранилища Гохрана, а те, кто это сделал, спокойно обзаводились островами и виллами в теплых странах и никакой ответственности не несли.
И вот теперь он может и должен это сделать. Иван Павлович раскрыл папку с грифом «Совершенно секретно» и начал перелистывать страницы дела номер 0025/14.
- Только по этому делу за границу ушло и затем пропало драгоценностей из Гохрана почти на полмиллиарда долларов, - вслух произнес он. - Вот просьба некоего господина Кеймана разрешить вывезти в США ценности на данную сумму, якобы для организации серии выставок. Вроде бы нейтральная резолюция первого заместителя премьер-министра: «Для рассмотрения». И уже более конкретная - председателя Росдрагметалла. А дальше - прощай, Россия: ценности перешли в небытие.
- Но, - продолжал рассуждать Якубов, - странным образом после этого господин Кейман открывает счет в швейцарском банке, которым во время частной поездки воспользовался человек из семьи Александра Владимировича. И у Нины появляются неограниченные средства в долларах. Цепочка замкнулась? Пожалуй. Значит, пора дать этому делу реальный ход? Да!
И Якубов подошел к телефонному аппарату «Гамма» и набрал нужный номер. Но, как нарочно, абонент не ответил. Пришлось воспользоваться телефоном городской связи.
Здравствуйте, это Якубов. Я хотел бы переговорить с Андреем Леонидовичем.
- Директор ФСБ? - с удивлением переспросила секретарша.
- Бывший.
- Да, да. Соединяю.
И тотчас в трубке раздался молодой жизнерадостный голос:
- Иван Павлович, наконец-то! Сколько лет, сколько зим! Мы с тобой, по-моему, после окончания академии и не виделись?
- Где уж нам, простым смертным, с депутатом Госдумы встречаться!
- Не скажи: сам гусь важный стал! Ну, рассказывай.
- Дело есть. Очень важное. Когда пленарное заседание Думы?
- Послезавтра. А что?
- Выступить на нем с одним материалом сможешь?
- О чем разговор! Я скандальными разоблачениями и прославился!
- Тогда приезжай ко мне: я сейчас пришлю машину.
- Договорились.
Якубов положил трубку и задумался. Конечно, он поступил неосторожно, сообщив об этом по обычному телефону. С другой стороны, он ничего особенного не рассказал. Хотя осторожность ему еще никогда не мешала.
- Стареть, что ли, стал? - спросил он сам себя. - Хватку чекиста теряю.
Но особенно размышлять на эту тему было некогда. Надо успеть подготовиться к важному разговору. И Якубов, отправив машину по нужному адресу, начал еще раз внимательно изучать материалы дела.

Прежде чем подъехать к московской резиденции Треногова, первый помощник Президента с полчаса колесил на машине вокруг, определяя, нет ли за ним слежки. Но, похоже, никто не интересовался частной жизнью пусть и высокопоставленного, но все же чиновника и гражданина. И потому он припарковал свою машину, еще раз внимательно осмотрелся вокруг и только после этого вошел в здание.
Несмотря на поздний час, резиденция жила насыщенной жизнью. Во многих кабинетах  горел свет, сновали какие-то люди, работал в просторном холле телевизор.
Альберта Васильевича ждали и потому сразу провели в ту комнату, где недавно беседовала с Треноговым Буланова. Хозяин резиденции расположился в ней по-домашнему: он был в просторном махровом халате, словно только что принял душ, и в шлепанцах на босу ногу, заметив недоуменный взгляд гостя, пояснил:
- У меня здесь небольшой тренажерный зал, так что я даром времени не теряю. Иначе форму и энергию не сберегу.
Он пригласил гостя к журнальному столику, на котором выстроился ряд бутылок, и предложил:
- Водку, коньяк, мартини?
- И пиво - тоже, - рассмеялся гость. Видимо, домашняя обстановка подействовала и на него, поэтому он расслабился и не чувствовал себя уже в таком напряжении, как прежде.
Они выпили по рюмке коньяка и, не закусывая, приступили к разговору.
- Надо что-то делать, - осторожно начал Альберт Васильевич. - Страна катится в пропасть, а Сам уже ничего не делает.
- И никому не позволяет делать, - многозначительно добавил Треногов.
- Вот именно. Кругом все воруют по-черному, довели до того, что добыча золота стала нерентабельной, а производство водки - убыточным.
- Насчет воров ты верно заметил. Хотя римский император Веспассиан специально назначал на высокие должности воров, взяточников и хапуг, чтобы потом вытягивать назад из них наворованное.
- Но мы не в Риме, - возразил первый помощник. - И у нас никто не собирается возвращать украденное.
- Это точно. Один ваш Кейман чего стоит: наворовал у родного государства столько, что уже скупил все, даже национальное телевидение.
- По которому, кстати, критикует и московское правительство.
- Я ему покритикую! - разозлился  Треногов.
 - Я ему все пейсы повыдергиваю!
Альберт Васильевич улыбнулся, видимо, поняв, что наступил на больное место. Но именно этого он и хотел: разозлить Треногова, чтобы тот в запале выдал свои планы.
Однако глава правительства не стал вдаваться в подробности, а, в свою очередь, спросил:
- И что вы предлагаете?
- Нам надо объединить усилия: только так мы сможем получить власть.
- Так она у вас уже есть! - резонно напомнил Треногов.
- Разве это власть? - пожаловался Альберт Васильевич. - Которая зависит от настроения Президента и капризов его дочери? Сегодня он меня ни за что выгнал из кабинета, а завтра с такой же легкостью вышвырнет с должности. Как, кстати, он сделал недавно: приехал с бодуна в Кремль и поменял все руководство своей администрации!
- Да, это не власть, - согласился Треногов. - При мне таких капризов и прихотей не будет: только дело.
- Значит, заключаем союз?
- Заключаем. Но прошу действовать осторожно: пример Германа и Якубова - нам наука.
- Откуда они только обо всем узнали?! - недоуменно воскликнул первый помощник.
- А ты у своего Кеймана спроси, - посоветовал Треногов.
- Да, надо с ним что-то делать, - раздумчиво согласился гость. - А то он нас всех заложит!
С тем они и расстались. Время было позднее, да и для первой встречи они сделали достаточно. Прощались они уже как близкие друзья.

Какими бы важными государственными делами ни занимался теперь Сталин, как бы плохо ни шли дела на Западном фронте, одна мысль постоянно не покидала его голову: что случилось с сыном Яковом?
«Неужели сдался?» - не хотел верить в случившееся он.
И действительно, верить в это никак не хотелось. Мало того, что такой исход дела был позором не только для Советской страны и Красной Армии. Это было бы провалом его идеи, веры в советских людей, которые ценой своих жизней должны были строить светлое будущее. И самое важное - веры в собственного сына, который не оправдал своего высокого родства и предназначения.
У него не было полного взаимопонимания с сыном, но он и не мог бы сказать, что Яков не одобряет его действий. И когда сын попросился на фронт, одобрил его поступок: «Иди, воюй».
Сыну диктатора, естественно, предложили служить в штабе армейского полка, но он отказался и потребовал послать его командиром батареи. И батарея дралась на фронте мужественно.
- Молодец, что не остался в штабе, - одобрил Иосиф Виссарионович инициативу.
В суматохе отступления под Витебском, где в окружение попали сразу три армии, пропажи командира 6-й батареи Джугашвили хватились не сразу. Когда оказалось, что среди вырвавшихся из окружения его нет, из Ставки пришла шифровка: «Жуков приказал немедленно выяснить и донести в штаб фронта, где находится командир батареи старший лейтенант Джугашвили Яков Иосифович».
Поиски ничего не дали. Боец Лопуридзе, вместе с которым Яков выходил из окружения, сообщил, что они  переоделись в крестьянскую одежду, а документы закопали. Потом он двинулся дальше, а Яков присел отдохнуть.
Когда Сталину сообщили об этих подробностях, он уже склонялся к мысли, что сын сдался в плен. И даже воскликнул по-грузински:
- Цис рисхва! Позор несмываемый!
- Может, он попал в плен раненый, без сознания?
- Он не имел права попадать в плен ни при каких обстоятельствах. Он мог покончить с собой у немцев, а не разгуливать с германскими офицерами. Позор! Он всегда думал только о себе и никогда - о чести нашей семьи. Для меня он больше не существует.
Несколько часов после этого не мог успокоиться Сталин. И только потом позвонил в Сочи, где находились в это время его дочь Светлана и  жена Якова Юлия.
После обычных вопросов о здоровье, Сталин медленно и ясно сказал:
- Яша попал в плен.
Затем немного помолчал и, прежде чем дочь смогла задать вопрос, добавил:
- Не говори ничего его жене пока что...
Отнюдь не гуманные соображения руководили сейчас действиями Сталина. У него зародилось подозрение, что этот плен неспроста, что Якова кто-то умышленно подвел к такому предательству, и что к этому может быть причастна его жена. Определенные основания у него для такой мысли были. Вопреки воле отца Яков женился в Ленинграде на Юле, еврейке. Западная пресса смаковала пикантные детали из жизни Юлии Исааковны Мельцер, и Сталину докладывали об этом. Писали же многое: что она была четырежды замужем и что даже одно время пребывала любовницей начальника личной охраны Сталина генерал-лейтенанта Власика.
Читать такое о жене своего сына было очень неприятно. Разве не мог Яков найти скромную, милую девушку из революционной семьи, размышлял Сталин, за которой не тянулся бы шлейф сплетен и пересудов? Старше Якова, кокетлива, жеманна, малокультурна и неумна. Чего стоит хотя бы такая ее фраза: «Без накрашенных губ я чувствую себя хуже, чем если бы пришла в общество голой!» И это его сноха?!
И потому, когда к сентябрю они вернулись в Москву из Сочи, Сталин сказал своей дочери:
- Яшина девочка пусть останется пока у тебя. А жена его, по-видимому, нечестный человек, надо будет разобраться...
Юля была арестована осенью 1941 года и выпущена из тюрьмы весной 1943 года, когда выяснилось, что к попаданию в плен Якова она отношения не имела. К тому времени поведение самого Якова в плену наконец убедило Сталина, что он не собирался сам сдаваться в плен.
К этому времени Сталин располагал протоколами допросов его сына в немецком плену. Особенно его убедила в честности сына, в том, что он не хотел его подвести, такая фраза из протокола допроса:
«- Не хотите ли вы, чтобы мы известили жену, что вы попали в плен?
- Не нужно... А впрочем, если хотите, то сообщайте. Мне все равно.
- Не думаете ли вы, что семья из-за этого пострадает? Разве это позор для солдата - попасть в плен?
- Мне стыдно! Мне стыдно перед отцом, что я остался жив.
- Но ведь не только перед отцом, но и перед женой!
- Жена - это безразлично».
Сталин был прежде всего государственным деятелем, а затем уже просто человеком и отцом. В этом он наследовал чувство безусловного подчинения первому последнего, как это было у Ивана Грозного, Петра Первого и других деятелей столь же высокого масштаба. И потому, когда ему предложили обменять Якова на плененного Красной Армией фельдмаршала Паулюса, он бросил фразу, ставшую знаменитой:
- Я солдат на маршалов не меняю.
Яков Иосифович Джугашвили, сын Сталина, погиб в немецком плену: он покончил жизнь самоубийством, бросившись на колючую проволоку с высоким напряжением.

Сегодня премьер-министр смог, наконец, попасть на прием к Президенту. Не на тот дежурный прием, который всегда длился несколько минут и освещался всеми средствами массовой информации, словно великое мировое событие. В таких случаях Громову удавалось лишь обменяться несколькими фразами да пожелать здоровья Александру Владимировичу.
На этот раз он настоятельно просил принять его, чтобы рассмотреть давно назревшую проблему. И, видимо, Президент был в достаточно хорошей физической форме и настроении, что согласился на такую рабочую встречу.
На столе из орехового дерева в кабинете Президента в Кремле премьер-министр разложил документы. И сразу, не теряя драгоценного времени, стал докладывать:
- Проблема русскоязычного населения в Прибалтийских республиках дошла до предела. Русских насильно вытесняют из квартир, вынуждают перебираться в Россию. Поставлены жесткие языковые и расовые барьеры. Бывшие граждане Советского Союза лишены избирательных прав. И так далее.
Александр Владимирович достаточно внимательно выслушал премьер-министра и спросил:
- Ну и что делать?
- Мы можем за несколько дней решить эту проблему.
- Как?
- Прибалтика полностью зависит от нас экономически. Наши газ и нефть - это кислород и валюта для нее. Мы можем ввести экономические санкции, и зазнавшиеся нацмены выполнят все наши условия.
- Нет-нет,  только  не  это?  Что  обо  мне подумают на Западе? Нас и так упрекают в имперских замашках!
- Но это же наши сограждане! - попытался убедить его Громов. - Россия - это, что бы там ни говорили на Западе, великая страна. Сорок процентов полезных ископаемых мира, восемь часовых поясов, ядерное оружие, наконец! И какие-то крошечные страны-сателлиты пытаются диктовать нам условия!
Александр Владимирович презрительно посмотрел на своего премьер-министра:
- Вы забываете, кто здесь хозяин. И я не допущу, чтобы мое имя было записано в мировой истории с приставкой «националист». Меня уважают весь Запад, Америка. В моих друзьях президенты самых сильных и развитых западных стран. И вы хотите, чтобы из-за какой-то мелочи я испортил свой имидж?!
Премьер-министру ничего не оставалось, как молча встать и попрощаться. Он знал, что, если станет противоречить, завтра может оказаться бывшим. А это в непредсказуемой стране было самой большой бедой для любого государственного чиновника.

Джульетта была еще под впечатлением встречи и серьезного разговора с Германом, как в дверь настойчиво позвонили. Она, не раздумывая распахнула ее и увидела на пороге квартиры зареванную подругу.
- Как ты можешь открывать дверь, даже не спросив, кто пришел? - почему-то накинулась Зина на Буланову, вместо того, чтобы поведать причину своих слез.
- А в чем, собственно, дело? - не поняла вопроса Джульетта.
- Ты что, не знаешь, что вокруг творится? Грабят среди бела дня, убивают в общественных местах, врываются в квартиры и издеваются над беззащитными жильцами!

Буланова пожала плечами, как бы давая знать, что уж к ней это наверняка не относится.
А Зина между тем скинула пальто прямо на пол и направилась в кухню. Там она села на стул и заплакала. Буланова терпеливо ожидала, когда подруге станет легче, и она сама расскажет, что с ней произошло.
Так и случилось.  Уже через пару минут Зина вытерла слезы и начала рассказывать:
- Ты помнишь мою красивую шапку из норки?
- Которую тебе подарил Герман? Конечно, помню.
- Так вот: только что ее сорвали у меня с головы!
Однако Джульетта не удивилась. Казалось, она ждала чего-то более страшного и потому облегченно вздохнула.
- И ты не заявила в милицию?
- Конечно, заявила. Только там мне сказали, что такие пустяки они даже не регистрируют: найти вора все равно невозможно, а у них уже сегодня на территории два убийства произошло.
- Сволочи! - вскипела Джульетта. - Я сейчас позвоню Герману, и он сделает все, чтобы наказать этих мерзавцев.
Однако Зина посмотрела на подругу так, словно увидела инопланетянку. И потому сказала:
- Конечно, зло всегда конкретно: можно наказать этого дежурного отделения милиции. Но дело не в нем: он только отражает неблагополучие системы. В стране никому ни до чего нет дела: все заняты решением личных проблем. Думаешь, нельзя справиться с тем валом преступности, который накатил на тихую прежде Россию?
Буланова с интересом смотрела на подругу. Ее, видимо, заинтересовал профессиональный подход Зины к такой важной теме. Она, возможно, уже обдумывала сюжет своей новой статьи в газете. И потому она спросила:
- Ну, и как же это сделать?
- Очень просто: захотеть.
Джульетта рассмеялась. Но тут же прикусила язык: у подруги все-таки случилось горе, а она смеется. Но Зину такая реакция Джульетты только настроила на воинственный лад:
- Да, смейся, пожалуйста! Вместе с твоим Германом и его Хозяином. Который ни хрена не хочет делать, обладая, по существу, безграничной властью. Ему все надо перед Западом выгородиться: чтобы там, в закормленных благополучных странах, не имеющих ни малейшего понятия о специфике России, не подумали, что мы от них отстаем в области защиты прав человека!
Зина сделала глубокий вдох, чтобы немного передохнуть, и продолжила с еще большей горячностью:
- Надо ж додуматься до такой глупости, чтобы отменять смертную казнь в нашей стране. Чтобы сохранять жизнь всяким Чикатилло и прочим чудовищам, ничего общего не имеющим с человеком!
- Постой, постой, - попыталась вставить свою фразу в гневную филиппику подруги, Джульетта: - Но ведь твой любимый Сталин после войны тоже отменил смертную казнь!
Зина аж зашлась от возмущения:
- Нашла, что сравнивать! При Сталине подонки и пикнуть не смели. Он не побоялся даже воров в законе: собрал их по всей стране и расстрелял. И все - проблема преступности была решена раз и навсегда. Как социализм, построенный в отдельно взятой стране. А что творится сейчас? Заказные убийства, бандитизм, горы оружия по стране в руках у психов и крутых. И при этом на каждого бандита и вора по десять человек из различных правоохранительных органов. Милиция, ФСБ, прокуратура, внутренние войска, ОМОны, СОБры, всех даже не перечислишь. А на улицу выйти опасно. А в квартиры граждан врываются люди в масках и делают с тобой что хотят. И это все для того, чтобы один человек, пусть даже и Президент страны, мог хвастать в своей семье имиджем правозащитника и сторонника западных реформ?! Да кому эти реформы на хрен нужны!
Зина настолько увлеклась, что раскраснелась, следы от недавних слез исчезли. Создавалось такое ощущение, что дай ей сейчас оружие, и она самолично пойдет расстреливать всех, кто сидит в Кремле. Буланова ее так и спросила:
- Я вижу, что ты, как Жанна Д' Арк, готова пойти на баррикады?
- И не только! Русский народ чрезвычайно терпелив. Но не дай Бог  довести его до крайности: бунты в нашей стране всегда были кровавы и беспощадны! Вспомни  Пугачева, Разина и других.
Буланова со страхом посмотрела на подругу, повернулась к иконке, что висела у нее в углу кухни, и незаметно для Зины перекрестилась. Затем подошла к подруге, обняла ее и стала ласково гладить по плечам.
- Успокойся, Зинок, найдем твою шапку. А нет - так Герман новую купит. У него денег много.
Зина немного размякла от такой ласки и нежных слов. Но, всхлипнув, она тихо прошептала:
- Ничего ты, Джуля, не поняла. Вот потому и сидим мы в глубоком дерьме.

Очередное пленарное заседание депутатов Государственной Думы с утра не предвещало ничего неожиданного. На балконах дремали представители прессы и приглашенные. Спикер Думы монотонно вел заседание, как вдруг слова попросил руководитель сравнительно небольшой фракции депутатов «Российский Союз».
- У вас выступление по процедуре, Андрей Леонидович? - поинтересовался председательствующий.
- Да, по процедуре, - ответил депутат.
- Хорошо. Только, пожалуйста, соблюдайте регламент.
Руководитель фракции вышел на трибуну, положил перед собой какие-то документы и начал выступление.
- Уважаемые депутаты! Подняться сейчас на эту высокую трибуну меня вынудили чрезвычайные обстоятельства.
Спикер явно насторожился, услышав эти слова, а зал притих, готовясь к очередному скандалу. И он грянул.
- Мы, депутаты фракции «Российский Союз», неоднократно заявляли, что нынешний правящий режим и лично Президент страны ведут нашу могучую в прошлом державу к развалу и полному уничтожению...
- Андрей Леонидович, - вмешался спикер, - вы просили слова по процедуре заседания, а выступаете с политическим заявлением.
Однако депутаты в зале дружно зашумели: дать ему слово! Дать!
- Ну, хорошо, - был вынужден согласиться с их мнением спикер. - Только прошу вас не переходить на личности и не оскорблять Президента.
- Я благодарю депутатов за поддержку, - продолжил свое выступление руководитель фракции, - присутствующих здесь представителей средств массовой информации прошу максимально полно осветить мое заявление, ибо оно чрезвычайно важно для судьбы страны.
Андрей Леонидович откашлялся, выпил глоток воды из стоящего на трибуне стакана и хорошо поставленным голосом продолжил:
- И теперь такие заявления нашей фракции получили конкретное подтверждение. У меня находятся документы, - депутат поднял внушительных объемов папку и потряс ею в воздухе, - подтверждающие, что Президент, его семья и ближнее окружение занимаются не заботой о судьбе многострадальной страны и ее народа, а решением своих личных, корыстных вопросов.
В зале поднялся шум. Депутаты оживленно переговаривались, раздавались выкрики «позор» и «провокация».
- Товарищи! Господа! Уважаемые депутаты! - силился восстановить порядок в зале спикер. - Я прошу вас соблюдать тишину.
Затем он обратился к руководителю фракции «Российский Союз»:
- Андрей Леонидович! Вы прекрасно знаете, что с такими серьезными обвинениями в адрес главы государства голословно выступать  нельзя. У вас действительно есть подлинники  таких  документов?  Вы  можете предъявить их Генеральной прокуратуре?
- Я давно уже не мальчик, и не позволил бы себе такое заявление, не имея надежных доказательств. Повторяю: президентское окружение подготовило настоящую аферу веку, способную обогатить десятки высокопоставленных чиновников. Суть ее в том, чтобы получить право на долги бывшего Союза, которые исчисляются десятками миллиардов долларов. Создается некая компания, которая монополизирует право собирать эти долги.
Государству возвращаются жалкие крохи, а остальная гигантская сумма, составляющая несколько годовых бюджетов страны, остается у них в карманах.
- А при чем здесь Президент? - раздался вопрос из зала.
- При нем, вернее при ней, этой компании. Он дает разрешение на создание такой структуры под благовидным  предлогом хоть что-то вернуть государству, а его окружение реализует эту аферу века. Здесь, - Андрей Леонидович вновь поднял папку и потряс ею в воздухе, - есть наглядные доказательства, как некий господин Кейман, близкий к дочери Президента человек, будет реализовывать это мошенничество.
В зале вновь поднялся шум. Некоторые депутаты вскакивали со своих мест, что-то кричали и размахивали руками. Операторы ведущих телекомпаний старались заснять все происходящее и не упустить ни одной пикантной детали. А спикер пытался восстановить порядок в зале.
Наконец, ему это удалось, и он, несколько беспомощно, стал вопрошать депутатов:
- Так что будем делать?
- Я предлагаю немедленно вызвать в Думу Генерального прокурора, - ответил Андрей Леонидович. - И вручить ему под роспись эти документы, чтобы срочно провести расследование.
Он немного переждал, пока утихнет шум в зале, и добавил:
- Я прошу депутатов дождаться Генерального прокурора и засвидетельствовать передачу этих важных доказательств. Потому что я, совершенно справедливо, опасаюсь за свою жизнь, пока документы находятся у меня.
- Ну, это уж слишком, - поморщился спикер. - Вы фантазируете, Андрей Леонидович.
- Фантазирую?! - вскричал обиженный депутат. - Вам нужны конкретные примеры? А недавнее покушение на убийство управляющего делами Президента Сабирова? Если уж на него замахнулись, то убрать нежелательного свидетеля-депутата для такой мафии - пара пустяков.
В зале вновь поднялся шум. Теперь уже депутатов было не остановить. Впрочем, спикер и не пытался этого сделать. Он лишь, перекрикивая депутатов, сообщил в микрофон, что за Генеральным прокурором уже послали, и устало махнул рукой, объявив перерыв.
А страсти в зале между тем продолжали бушевать.

На этот раз Треногов пригласил друзей на свою подмосковную дачу. Чуть поодаль от Боровского шоссе, в  живописном сосновом бору за трехметровым бетонным забором с видеосигнализацией высился огромный дворец. В его сорока двух комнатах путался даже сам хозяин, не говоря уже о гостях. Но сегодня им было не до осмотра достопримечательностей богатой виллы. Заговорщики собрались, чтобы обсудить план дальнейших действий.
- Друзья! - несколько торжественно провозгласил хозяин дачи. - Я думаю, что пора приступать к решительным действиям и сместить человека, который привел страну в тупик.
- Вы считаете, что плод созрел? - осторожно спросил Якубов.
- Перезрел! - Считайте сами. Первое: власть Александра Владимировича привела страну к полному обнищанию и зависимости от Запада, и в первую очередь - от Соединенных  Штатов Америки. Второе. Делается все, чтобы лишить великую державу последнего: ее ядерного оружия, которое пока еще сдерживает Запад и заставляет хоть немного, но считаться с интересами России. Ну и третье: Президент настолько болен и неработоспособен, что не может даже физически исполнять свои обязанности.
- То есть, - добавил Сабиров, - говоря словами автора октябрьского переворота в нашей стране Владимира Ильича Ленина, «верхи не могут, а низы не хотят». Налицо революционная ситуация.
 - Но ведь Президента поддерживает Конституция, - включился в спор Альберт Васильевич. - Она написана полностью под Владимира Александровича и защищает его власть со всех сторон. Нас обвинят в ее нарушении!
- Это в вас говорит первый помощник Президента! - рассмеялся Треногов. - А я, глава правительства Москвы, уверен, - что ни народ, ни оппозиция, ни даже тот же Запад уже не поддержат Владимира Александровича. Да и сам он, насколько мне не изменяет память, пришел к власти, нагло спихнув с трона другого Президента.
Все дружно рассмеялись. Хозяин дачи угощал сегодня прекрасным немецким пивом, к которому подали ярко-красных речных раков, и гости то и дело отвлекались на это очень приятное и нужное занятие.
- А что вы предлагаете делать? - поинтересовался депутат Государственной Думы, дожевывая очередного рака.
- То, что вы так мужественно сделали вчера: информационную войну Президенту и его окружению. Ваше выступление в Думе стало мировой сенсацией: его опубликовали или прокомментировали почти все средства массовой информации. Александр Владимирович пока молчит, но это, думаю, от полной растерянности и неожиданности.
- А как начнет действовать, - мрачно сообщил Альберт Васильевич, - от нас всех перья полетят. И от меня в первую очередь.
- Ну ты же у нас Первый! - рассмеялся депутат. - Вот и вылетишь первым!
- Тебе хорошо, - неожиданно обозлился Альберт Васильевич. - Ты защищен депутатским иммунитетом, а я чем?
- Не ругайтесь! - вступил в разговор Сабиров. - Иммунитет в этом деле не спасет. И мой пример -  тому наглядное подтверждение. В меня уже стреляли, внезапно увозили на допрос в прокуратуру и так далее.
- Я дам вам всем дополнительную охрану, - пообещал Треногов. - Мои люди не дадут вас в обиду.
- Киллер везде найдет, - не сдавался Герман. - Меня достал у дома любовницы. Откуда они знали, что я к ней поеду? То-то! Один Кейман с его конторой по прослушиванию всех наших разговоров чего стоит. А сколько таких Кейманов вьется вокруг Нинки?
- Кеймана мы нейтрализуем, - пообещал Треногов. - Я уже дал указание московской прокуратуре начать обыски в его фирмах.
- Да Нинка тут же побежит к папе, и тот запретит любые поползновения в его сторону!
- Альберт Васильевич,- укоризненно произнес в его сторону Треногов, - не преувеличивайте значение дочери Президента. У него тоже мозги есть, и иногда он ими шевелит весьма интенсивно. Если запахнет жареным, если мы найдем подслушивающую аппаратуру и записи разговоров должностных лиц, если об этом сообщим прессе, то и Владимир Александрович побоится ввязываться в скандал. Тем более что ему еще надо от этого скандала отмыться. Так, Андрей Леонидович?
- Именно! - подтвердил депутат Госдумы. - Я уж постараюсь раздуть новый! Тем более что теперь, стоит мне подняться на трибуну, все средства массовой информации слетаются в надежде на сенсацию. За меня будьте спокойны - не подведу, любое сообщение озвучу.
- Итак, решено, - подвел черту под разговором хозяин виллы. - Завтра же  начинаем новое наступление на семью Президента и его окружение. В десять утра все офисы Кеймана в Москве будут арестованы и в них проведены обыски. Будьте, пожалуйста, все на местах: о всех находках сообщу немедленно.
Гости вздохнули, словно с их плеч спустился тяжелый груз, и начали радостно поглощать прекрасное немецкое пиво.

На воре, как известно, шапка горит. Кейман прекрасно знал эту русскую пословицу, и потому чувствовал, как вокруг него сгущаются тучи. Вчерашние лизоблюды-коллеги вдруг куда-то исчезли. Никто не осаждал роскошную приемную его офиса в центре Москвы. А на его настойчивые вопросы влиятельные лица стали отвечать уклончиво и осторожно.
Но главная беда обрушилась совсем не с той стороны, откуда ее можно было ждать. Утром, не успел он подъехать к офису, как люди в масках и с автоматами наверевес окружили его машину. Не очень-то вежливо и не представляясь, вооруженные люди заставили его подняться в кабинет. А там его уже ждали следователи прокуратуры. Они стали задавать такие вопросы, на которые он предпочел бы не отвечать. Но отвечать пришлось.
- Кто вам разрешил проводить у меня обыск? - начал было запальчиво вопрошать владелец фирмы. - Я буду жаловаться в высокие инстанции!
- Хоть самому Господу Богу! - невозмутимо ответил следователь. - Вот санкция на обыск. И, пожалуйста, без эмоций: вопросы здесь буду задавать я!
Кейман резко повернулся от следователя, который вальяжно развалился на его любимом мягком кресле, и бросился к телефону правительственной связи.
Но следователь оказался резвее: он молниеносно вскочил с кресла и прижал ладонью телефонную трубку:
- Не горячитесь: этого делать вам не следует. Сядьте - пока в кресло - и отвечайте на наши вопросы.
Кейман, видя, что сопротивляться бесполезно, с тяжелым вздохом опустился в другое, менее мягкое и предназначенное для посетителей кресло.
- Итак, в ходе обыска в вашей фирме обнаружена импортная прослушивающая аппаратура. У вас есть лицензия правоохранительных органов на ее использование?
- Какая лицензия? О чем, о чем вы говорите? - от волнения Кейман даже начал заикаться и повторять отдельные слова.
- Понятно. Так и запишем в протоколе: занимался незаконной, противоправной деятельностью, ведя прослушивание чужих разговоров.
- Это еще надо доказать! - запальчиво произнес Кейман. - Я лично никого не подслушивал!
- Докажем, не волнуйтесь. Если ваши сотрудники захотят вместо вас сидеть в переполненной тюремной камере - то это их проблемы. Но мой большой опыт следовательской работы подсказывает, что, даже за большие деньги, люди не хотят сидеть за других в тюрьме.
От этой мрачной перспективы Кейман заерзал в кресле, не зная что предпринять. Он опять украдкой посмотрел на заветную «вертушку»: всего один звонок куда надо помог бы сейчас ему решить все проблемы! Но...
- Вот именно! - подтвердил следователь. - И не пытайтесь. Сначала мы дадим делу законный ход, а потом можете звонить куда угодно.
- Это нарушение прав человека. Я требую пригласить моего адвоката!
Следователя будто пчела  в лицо ужалила. Он даже подскочил в кресле и, пожалуй, впервые изменил своей бесстрастности разговора.
- Ах, вам нужны права человека?! А подслушивать главу правительства Москвы - это не нарушение всех прав человека, которые только можно придумать?! Вы что, считаете, что вам все позволено?
- Это не доказано! Это - клевета, клевета!
В это время в кабинет вошел один из бойцов спецотряда.
- Товарищ следователь! В бронированном сейфе, укрытом в подвальном помещении, мы обнаружили эти коробки с кассетами. Посмотрите сейчас или сначала составить опись?
- Ну-ка, дайте я взгляну.
Следователь взял несколько кассет и стал их внимательно рассматривать. Затем радостно воскликнул:
- А вот и доказательства! Так. На этой написано четко и понятно: Треногов. Может, в Москве есть еще много людей с такими фамилиями, но бьюсь об заклад, что господина Кеймана интересовал только один, совершенно конкретный госслужащий с такой фамилией.
И он отложил кассету в сторону.
- А эта о ком? Якубов? Директор Федеральной службы безопасности?! Вот это сюрприз! Большую смелость вы на себя взяли, господин Кейман!
- Якубов, к вашему сведению, бывший директор ФСБ, - поправил его хозяин фирмы, но вдруг прикусил язык.
- Во-во, - еще больше обрадовался следователь. - Значит, вы признаете, что вели подслушивание разговоров, пусть и бывшего, но директора ФСБ? Так и запишем в протоколе при свидетелях.
- Ничего я не признаю, не признаю. И, вообще, не ловите меня на слове. Я делаю официальное заявление: ни на один вопрос отвечать не буду, пока не пригласят моего адваката!
- Будет вам и адвокат, и кофе, и какао с чаем, все будет. А пока продолжим изучение вашей личной фонотеки: уж очень интересные имена на них написаны!
И следователь вынул из коробки следующую кассету.
- Странно: никаких опознавательных знаков: чистая, что ли? - он еще раз повертел кассету в руке и хотел было положить ее обратно в коробку, как вдруг заметил  сбоку сделанную крошечными буквами надпись: «Нина».
- О! Уже и женщины появились! Интересно:  это ваша возлюбленная, что ли? Которой вы не доверяете?
Кейман отвернулся к окну и хранил упорное молчание.
- Мы, конечно, тоже люди, в личные любовные истории не лезем, но сейчас, извините, я при должности: все проверить обязан.
И следователь повернулся к помощнику, ведущему протокол:
- А ну, магнитофон сюда, живо!
- Да вон стереосистема в углу стоит, - показал помощник на навороченный японский магнитофон. - На нем и прослушаем.
- Верно. Господин Кейман, конечно, нам в этом не поможет?
Кейман вдруг встрепенулся и рванул, точно раненая птица, к следователю:
- Я прошу вас, отдайте мне эту кассету! Вы абсолютно правы, абсолютно: это одна из моих девочек. Ну, сами понимаете: вы еще молодой, тоже, наверное, увлекались. Это к делу совершенно, совершенно не относится!
На лице следователя появилось сомнение, и Кейман незамедлил таким обстоятельством воспользоваться. Не обращая внимания, что они не одни, что в кабинете находятся, кроме них, еще два человека, он вдруг кинулся к ящику стола, молниеносно вынул оттуда две увесистые пачки долларов и протянул их следователю:
- Возьмите! Здесь несколько тысяч баксов! Это ваша годовая зарплата, а я дам еще!
Следователь взял протянутые ему доллары и с размаху швырнул ими в лицо Кеймана:
- Покупать меня вздумал, гад?  Думаешь, что в России все продаются? Еще не всех купил?
И повернулся к бойцу спецотряда:
- Воробьев! Будешь свидетелем предложения взятки в  особо крупных размерах должностному лицу. Оформляйте протокол. А ты ставь кассету: послушаем, что, по мнению господина Кеймана, стоит несколько тысяч долларов.
Прошло несколько минут, пока помощник возился с незнакомым ему магнитофоном. Наконец, он нажал кнопку «плэй», и из четырех динамиков, расположенных в разных углах кабинета, послышались четкие и ясно различимые голоса:
«- Папка! Как ты? Без меня тебя и отравить могут!
- Ну что ты, дочка: это исключено».
- Вот это да! - воскликнул следователь. - Да это же говорит наш Президент! Или я уже ничего не соображаю?
- Так точно, товарищ следователь! - подтвердил боец: - И я узнал голос Президента: его ни  с кем не спутаешь!
« - Ты здесь лежишь в изоляции и ничего не знаешь! А между прочим, Якубов замыслил смешать нашу семью с грязью!», - продолжал, между тем, звучать из динамиков голос.
- Воробьев! - приказал следователь. — Немедленно выключи: это государственная, секретная информация. Ну и Нина! Ну и любовница господина Кеймана! Да за такую запись двумя тысячами «зеленых» не откупишься, тут лет на десять тюрьмы потянет. Заканчивайте протокол, делайте опись кассет. А этого фрукта, - следователь кивнул на скорчившуюся в кресле жалкую фигурку Кеймана, - в следственный изолятор. И никаких средств связи с внешним миром: головою мне за него отвечаете.

Ценой невероятных лишений народа, мобилизации на борьбу с фашисткой Германией всех ресурсов и сил страны, героическому сопротивлению Красной Армии немецким захватчикам Сталину удалось переломить ход второй мировой войны в свою пользу. В начале 1944 года уже стало ясно, что ее исход предрешен. Но война еще велась на территории Советского Союза, да и враг был силен и мощен.
В это время Ставка Верховного Главнокомандующего разработала самую мощную операцию не только этой войны, но, пожалуй, и всей человеческой истории - Белорусскую наступательную. Авторами ее, наряду со Сталиным, были два его заместителя - Жуков и Василевский.
Когда проведение операции было обдумано до мелочей, Сталин начал вызывать по одному в Кремль командующих фронтами и ставить им задачи. Наступила пора генерала армии К. К. Рокоссовского.
 - Костантин Константинович, - начал Сталин, как только генерал вошел в кабинет, - вашему фронту отводится особая роль в предстоящей операции.
Верховный Главнокомандующий подошел к большой карте, висящей на стене, и начал указкой показывать Рокоссовскому план действий. Закончив пояснять, он деловито спросил:
- Вам все понятно, товарищ генерал?
- Нет, не все, - неожиданно возразил командующий Белорусским фронтом. - У меня есть другое, собственное решение. Оно очень необычное. Но, считаю, лучше предложенного вами.
Присутствующие в кабинете Жуков и Василевский замерли. Сталин нахмурил брови. Он и два его заместителя, три маршала, выигравшие у немцев уже не одну наступательную операцию, сумевшие остановить мощнейшую в мире армию и заставить ее отступать, все обдумали, взесили, тщательно спланировали. А тут какой-то генерал отказывается выполнять приказ Верховного Главнокомандующего!
Однако Сталин не спешит вновь приказывать. Он решает, что строптивому генералу надо дать время.
- Хорошо, Константин Константинович, - неторопливо заметил Сталин. - Идите в другую комнату и подумайте над своим поведением.
Генерал Рокоссовский выходит. Ему есть над чем подумать. Он знает, как страшно возражать Сталину. Тем более не одному, в присутствии его заместителей и советников. Он уже прошел через допросы в НКВД, сидел в камере смертников. Не хотелось бы повторить это снова.
Через некоторое время Сталин приглашает генерала вновь в свой кабинет.
- Ну что, подумали?
- Подумал, товарищ Сталин.
- Будете выполнять приказ?
- Нет, товарищ Сталин, такой приказ я выполнять не буду. Снимайте меня с должности командующего, срывайте погоны, отправьте рядовым в штрафной батальон.
Сталин с интересом посмотрел на Рокоссовского. У него не было  времени уговаривать генерала, в приемной ждали военные, приглашенные для получения заданий по реализации разработанной операции. Действия командующего фронтом явно не одобряют его заместители Жуков и Василевский. Но он не спешит применять строгие меры.
- Даю вам, товарищ Рокоссовский, еще время подумать. Идите.
Генерал вновь выходит в приемную. На него с интересом смотрят находящиеся там генералы, полковники, командующие фронтами. Они не могут понять, почему Рокоссовский то и дело выходит из кабинета Сталина, ничего не делает и возвращается в него вновь.
А Константину Константиновичу действительно есть о чем задуматься. Он не погрешит против своей чести и совести, если согласится выполнить приказ Верховного Главнокомандующего. Исход войны уже предрешен, речь идет только о сроках и цене победы. В конце концов, можно будет после смерти Сталина написать в мемуарах, как тот ошибался, а у него было в данной ситуации другое, блестящее решение, но глупый диктатор его не понял и не оценил.
Долго думал Рокоссовский. Да и Сталин на этот раз не спешил вызывать его вновь. Наконец, через полчаса, генерала пригласили войти.
- Ну что? - хитро прищурился Сталин. - Будешь выполнять приказ Верховного Главнокомандующего?
-  Нет. Не буду.
Жуков напряженно подался за столом вперед, ожидая вспышки сталинского гнева. Василевский скептически усмехнулся, видимо, предполагая, что теперь Рокоссовскому долго не придется ничем и никем командовать.
Но Сталин принимает неожиданное решение:
- Хорошо, Константин Константинович, действуйте.
Жуков вскочил из-за стола, пытаясь возразить, что план Белорусской наступательной операции согласован почти со всеми командующими фронтами. Но Иосиф Виссарионович не дал ему высказаться:
- Я чувствую, что в плане, предложенном товарищем Рокоссовским, есть больше вероятности победы. Товарищ Жуков, разработайте детальную операцию по схеме, предложенной командующим Белорусским фронтом.
Действия Рокоссовского в Белорусской наступательной операции оказались блестящи. Вот как оценил это немецкий генерал-лейтенант Зигфрид Вестфаль: «В течение лета и осени 1944 года немецкую армию постигло величайшее в ее истории поражение, превзошедшее даже сталинград. 22 июня русские перешли в наступление на фронте группы армий «Центр». Эта группировка армий была уничтожена».
Ему вторит генерал-полковник Гудериан: «В первый день 25 немецких дивизий попросту исчезли».

На этот раз премьер-министр не стал ожидать аудиенции у главы государства. Он примчался в загородную резиденцию Президента и потребовал доложить, чтобы его немедленно приняли.
Александр Владимирович только поднялся с постели, еще не завтракал и потому пребывал в плохом настроении. Но не принять Громова не посмел. Хотя и вышел к нему в гостиную в домашнем халате и штанах с начесом, чтобы подчеркнуть, что нельзя его так рано беспокоить.
Но премьер-министр на этот раз не стал рассыпаться в извинениях. Наоборот, он выглядел непривычно агрессивным и разъяренным. После быстрого рукопожатия он достал из  «дипломата»  несколько  аудиокассет и положил их на стол.
- Что это? - недоуменно произнес Александр Владимирович, кивнув в сторону кассет. - Я сегодня подарки не принимаю.
- А это не вам подарки. Это для меня сюрприз приготовили.
- Выражайтесь яснее, раздраженно бросил Президент. - Я из-за вашего внезапного визита даже позавтракать не успел. С вами так и язву заработать можно.
Но Громов не обратил никакого внимания на ворчание Президента. И даже перешел в наступление:
- В общем, так, Александр Владимирович: или я, или он!
Президент от удивления даже рот раскрыл:
- Да о ком вы говорите? Что за ребусы с утра мне предлагают решать!
Громов, видимо, понял, что надо сначала все объяснить. И начал рассказывать уже более спокойно:
- Это, - он кивнул на лежащие на столе кассеты, - аудиозапись моих телефонных разговоров. Провел эту несанкционированную прокурором операцию небезызвестный вам господин Кейман.
- Кто такой Кейман? Не знаю я никаких Кейманов.
Премьер-министр был вынужден дать пояснения.
- Возможно, к вам его приводила дочь.
- А, - вспомнил Александр Владимирович. - Да, Нина знакомила меня с одним субъектом. Маленький, полный и противный.
Громов даже улыбнулся, настолько понравилась ему характеристика, данная Кейману.
- Он самый. Так вот, Александр Владимирович: я считаю недопустимым, чтобы частное лицо прослушивало разговоры главы правительства!
- Конечно, недопустимо, - согласился Президент. - А что делать-то?
От удивления премьер-министр даже некоторое время не знал, что ответить. Наконец, он запальчиво воскликнул:
- Да сажать таких надо!
Александр Владимирович крякнул и почесал рукой в затылке:
- Попробуй посади: а у него этого компромата несколько коробок припасено. И в любой момент он их запросто в средства массовой информации сбросит.
Настала пора вновь удивляться гостю. О чем он незамедлительно и сообщил хозяину дома:
- А чего вы боитесь? Пусть публикует: за клевету еще несколько лет дополнительно получит.
Но Александр Владимирович не стал разубеждать своего премьер-министра. Видимо, у них были разные понятия, чего стоит бояться и кто в чем замешан.

В здании Генеральной прокуратуры на Большой Дмитровской Сабиров уже один раз побывал. Правда, тогда его вызвали в качестве свидетеля по делу подчиненного. И задержали на двое суток. Поэтому теперь, когда ему позвонил сам Генеральный прокурор и вежливо, но настойчиво попросил приехать к нему в кабинет, Герман Антонович насторожился. И даже попытался прозондировать причину.
Однако Генеральный прокурор ответил коротко: «Разговор есть»,- и положил трубку.
Вопреки тревожному предчувствию, управляющего делами Президента встретили в здании прокуратуры вежливо и предупредительно. Его тотчас проводили в кабинет Генерального прокурора.
- Здравствуйте, здравствуйте, Герман Антонович, - почти радостно приветствовал его хозяин кабинета.
- Добрый день, Михаил Иванович, - поздоровался Сабиров и внимательно осмотрелся. Он был в этом легендарном кабинете первый раз и словно примеривался к нему и своим ощущениям.
Генеральный прокурор заметил такой интерес и тотчас отреагировал:
- Ищете тень старого? Да, в этом кабинете находился в свое время и Вышинский - верный пес диктатора Сталина. И даже отделка ореховым деревом сохранилась. Но и только. Теперь здесь все дела решаются в строгом соответствии с законом. Он - главное мерило всего, что происходит в стране.
- Стоит ли лукавить? - не выдержал Сабиров. - Вы прекрасно знаете, что в нашей стране всегда правили не законы, а люди. Давайте лучше ближе к делу: зачем вызывали?
Михаил Иванович вздохнул, точно его принудили к исполнению неприятной обязанности, и все же предложил:
- Чаю, кофе, прохладительных напитков желаете? Весна на дворе - меня, например, сейчас просто замучила жажда.
Он подошел к окну и распахнул одну из створок. В кабинет сразу ворвался шум недалекой улицы, скрежет шин многочисленных автомашин и даже голоса птиц.
- Видите, центр Москвы, а птицы вовсю заливаются. Это к добру.
- Да, - согласился Сабиров. - Только птицы и поют бесплатно, так что пить я у вас ничего не буду.
- Как хотите, - сухо ответил Генеральный прокурор. - Тогда действительно перейдем к делу. Мне бы хотелось уточнить, сколько денег было выделено управлению делами на ремонт кремлевских апартаментов.
- Вы имеете в виду средства, выделенные на реставрацию здания бывшего Сената, памятника архитектуры федерального значения?
- Вот именно. Здания, где размещены кабинеты и другие помещения Президента.
- Но, во-первых, это служебная тайна. А во-вторых, такую справку вы могли бы взять в управлении делами и без вызова меня сюда. Вы сами прекрасно понимаете, что я не могу помнить всех цифр.
Генеральный прокурор понимающе кивнул головой, но вслух произнес совсем не то, что ожидал Сабиров.
- А в-третьих, сэкономленные на реставрации огромные средства аккуратно покидали Россию и оседали на счетах заграничного банка.
Наступила немая сцена. Михаил Иванович молчал, потому что ожидал ответа. А Герман Антонович - потому что лихорадочно соображал, что еще известно Генеральному прокурору.
Наконец он прервал затянувшееся молчание.
- Вы, конечно, понимаете, что без ведома Самого я не предпринимаю никаких действий? В том числе, и по части, как вы выразились, сэкономленных средств.
Хозяин кабинета кивнул головой.
- И потому, - уже более уверенно продолжил управляющий делами, - если какие средства и были куда переведены, то не по моей воле.
Михаил Иванович кивнул и на этот раз. И опять обманул ожидания Сабирова:
- Но суду вы это объяснять не станете, не так ли? И потому в данном конкретном случае виноватым в нарушении расходования государственных денег будете только вы.
Сабиров понял, что попал в ловушку, ему ничего не осталось, как раскрыть карты:
- Чего вы от меня хотите?
- Я лично?! - удивился Генеральный прокурор. - Абсолютно ничего! Вы знаете, как прекрасно я к вам отношусь! Кстати, привет вашей дражайшей супруге - как ее здоровье?
- Спасибо, не жалуется, - сказал Сабиров, а сам подумал:
«Хорошо, хоть Джульетту не упомянул: наверняка старый лис и о ней знает!»
- Но вы понимаете и другое, - продолжил Михаил Иванович,- что я нахожусь на государевой службе. И неволен в своих желаниях и поступках. Вам же меня попросили передать: если вы и дальше будете продолжать приватные, скажем так, встречи с известным политиком и уважаемым человеком в столице, то этот материал будет запущен в уголовное производство.
Хозяин кабинета выдержал паузу и уточнил:
- Вы поняли, кого я имею в виду? Ну, большого любителя футбола, скажем так.
- Понял, конечно, - громко сказал Сабиров. - Значит, встречаться с Треноговым вы мне не советуете?
Михаил Иванович испуганно заозирался вокруг и всплеснул руками:
- Да тише вы! Я же не называл вам никаких фамилий. А выводы делайте сами.
Сабиров понял, что не стоит беспокоить служителя закона, и потому поспешил согласиться:
- Конечно, Михаил Иванович, конечно. Я сделаю выводы.
- Ну, вот, - обрадованно поспешил закончить беседу Генеральный прокурор. - Я знал, что вы - человек понятливый и разумный. И закончим с этим.
Он встал из-за стола, за которым секундой раньше восседал грозно и назидательно. Поспешил к журнальному столику, на котором стояла бутылка «Фанты», с жадностью осушил целый стакан желтоватой жидкости. Затем, чтобы сгладить неловкость от законченного, неприятного ему разговора, начал быстро и чересчур возбужденно рассказывать:
- Лично у меня к вам всегда было хорошее отношение: мы ведь с вами из одного круга! Я вспоминаю анекдот про солдата, который спас царя Николая от смерти во время покушения. Благодарный самодержец решил его отблагодарить. Спрашивает: говори желания, все исполню. Ну, тот растерялся, просит родителей повидать в деревне. Царь смеется: ты что-нибудь посущественней пожелай. Солдат Долбоносов осмелел: хочу жениться на дочке нашего майора: люблю ее больше жизни! Тут же к царю вызывают майора и передают ему приказ царя. Тот государю в ноги: не позорь, не родни с простым солдатом.
Михаил Иванович сделал небольшой перерыв, чтобы утолить жажду, и осушил еще один стакан газировки. Сабиров без всякого интереса слушал рассказ Генерального прокурора, не понимая, куда тот клонит.
- Царь и говорит: майор Иванов, генерал Долбоносов просит руки твоей дочери. Тот снова: не позорь, государь, я - дворянин, мы с ним из разных кругов общества. Майор Иванов, мой лучший друг генерал Долбоносов просит руки твоей дочери.
Михаил Иванович сделал паузу, чтобы придать больше пафоса заключительному аккорду, и продолжил:
- И тут солдат Долбоносов вдруг восклицает: - Коля, да брось ты торговаться: что мы с тобой бабу, что ли, не найдем? Каково, а?
Вопреки его ожиданию, Сабиров никак не отреагировал на этот анекдот. Он встал с кресла и, не протягивая руки товарищу из своего круга, коротко сказал:
- До свидания.
И вышел из кабинета.
А Михаил Иванович еще долго смотрел ему вслед, пока, наконец, не  произнес вслух:
- Долбоносов. Типичный солдат Долбоносов, не знающий чувства меры и благодарности.

Весна в этом году наступила раньше обычного и застала Буланову врасплох. На улицах Москвы почти не осталось льда и снега, в каждом самом крошечном парке и дворовой площадке вовсю распевали птицы, а ветки деревьев неожиданно приобрели зеленоватый и красноватый оттенки, показывая, что скоро пора появиться и первым листочкам.
За своими повседневными хлопотами, бесконечными тревогами за судьбу многострадального Германа, выполнением очередных политических заказов на статьи она не успела обновить свой гардероб и сейчас с ужасом заметила, как безнадежно отстала от последней моды..
Денег на то, чтобы модно и со вкусом одеться, у нее было достаточно. Конечно, не от своих гонораров и зарплаты в газете, которых в этом, одном из самых дорогих городов мира ей хватало лишь на каждодневные расходы. Щедрый любовник не ограничивал свою возлюбленную в средствах. Но не было главного - времени. И вот теперь, когда пахнуло долгожданным теплом, когда, казалось, весь город в один миг стал спешно менять зимний наряд на легкую летнюю одежду, она поняла, что дальше с этим архиважным делом тянуть нельзя.
Она позвонила Зине на работу, и та спешно прибыла к ней, чтобы вместе отправиться в поход по магазинам.
- Как думаешь, Зинок, куда нам сначала отправиться?
- Если у тебя есть «франклины», то, конечно, в бутик «Кензо» Петровского пассажа.
- Что-что у меня есть? - не поняла Джульетта. - Какие франклины?
- Да это доллары так называют! - довольная произведенным эффектом засмеялась Зина. - Надоели эти разные «баксы», «зеленые» и так далее. А Франклин - это американский  президент, портрет которого изображен на стодолларовой купюре. Поняла, темнота ты некультурная?
- Быстро же ты из провинциальной библиотекарши с двумя минимальными размерами оклада превратилась в столичную львицу! А уж про этот самый магазин я даже не слышала!
- Все надо делать через приличный шоппинг, - с деловым видом заметила явно польщенная Зина.
- Прошу в моем доме не выражаться! - весело рассмеялась Буланова.
Похоже, весна делала свое привычное дело: настроение у подруг было приподнятым, им хотелось немедленно куда-то отправиться, делать покупки, наряжаться, нравиться мужчинам. И потому, как только они допили свой кофе, сразу же поспешили на улицу.
До знаменитого Петровского пассажа, галереи магазинов которого стали самыми дорогими в столице, подруги пошли пешком, благо и погода была хорошая, солнечная, и добираться было недалеко.
Они миновали Центральный рынок, неторопливо прошли Цветным бульваром и, выйдя на Неглинную, свернули в проходные дворы.
Бутик «Кензо» встретил подруг с распростертыми объятиями. К ним сразу поспешили две приветливые продавщицы, которые именовали себя менеджерами, и стали наперебой предлагать новинки сезона.
Одна из них почему-то сразу обратила внимание на Буланову и смело предложила ей именно то, что считала наиболее подходящим:
- У нас как раз поступила коллекция одежды «Моя нежная подружка»: думаю, она идеально подходит для вас.
- Как вы угадали? - изобразила интерес Зина. - Это как раз для нее: мне она хорошая подружка, а своему любовнику - нежная.
- И что это такое? - смущаясь спросила Джульетта.
- О, - застрекотала менеджер бутика, - это просто шик! Открытый топ, широкая юбка и полупрозрачный хитон, который, впрочем, прикрывает как раз те места, которые демонстрировать необязательно.
- Да? - только и смогла заметить Буланова.
- Кроме того, на вас очень эффектно будут смотреться брюки-шаровары из шелка с высокой талией. А к ним можно подобрать блузку из органзы - тонкой полупрозрачной ткани - с длинными рукавами на широких манжетах и эффектным рядом крохотных пуговок на лифе. Примерьте, пожалуйста.
- И сколько это будет стоить? - все-таки поинтересовалась Буланова.
- О, сущие пустяки. Учитывая эксклюзивный характер данной коллекции, юбка обойдется всего за триста долларов, шаровары за двести пятьдесят...
- Зина, пойдем отсюда, - потянула за рукав Джульетта свою подругу.
Давно она не испытывала такого стыда. Всем своим нутром Буланова чувствовала, каким презрительным взглядом провожает их менеджер-продавщица эксклюзивного бутика. Но желания платить баснословные суммы за полупрозрачные брюки-шаровары она не хотела.
- Что же ты не сказала мне, что здесь такие бешеные цены! - упрекнула она подругу, как только оказалась за порогом злополучного магазина.
- Я думала, что ты будешь расплачиваться по пластиковой карточке Германа: у него денег все равно куры не клюют.
- Нечего считать деньги в чужом кармане, - разъярилась Буланова. - Да и я не желаю чувствовать себя приживалкой: я независимая женщина, которая сама зарабатывает себе на жизнь!
- Да разве это жизнь! - горестно вздохнула Зина. - На наши гроши в месяц даже одной блузки из этого шикарного бутика не купишь. Представляешь, какая мука для женщины видеть всю эту роскошь и не иметь возможности ничего купить!
- Представляю! - уныло согласилась Джульетта. - Я надеялась, что Треногов мне за ту статью «франклинов», как ты выражаешься, подкинет. Черта лысого! Стоило заказному материалу пройти в газете, как он и думать обо мне забыл!
- Ну так отомсти ему! - предложила подруга. - Напечатай что-нибудь против: сразу ты потребуешься. Тогда и счет можно будет предъявить.
- А что, это мысль! У меня есть кое-что, что может не понравиться этому жлобу, не собирающемуся платить по своим счетам. Тогда за работу? Глядишь, скоро мы сможем в таком бутике чем-нибудь себя порадовать!
И подруги, словно с ними и не произошло несколько минут назад досадного конфликта, весело зашагали домой.

Блестяще проведенная генералом Рокоссовским операция на Западном фронте показала всему миру, что поражение гитлеровской Германии в войне с Советским Союзом неизбежно. Но сообщения советских сводок о количестве захваченных пленных были настолько ошеломляющи, что западные союзники Сталина выразили сомнение в их достоверности.
Иосифу Виссарионовичу только что принесли обзор западной прессы с такими сомнениями. Он внимательно прочитал подготовленные переводы и задумался.
Пригласил к себе Молотова, которому доверял больше остальных и с которым всегда советовался с первым.
- Вячеслав Михайлович, - неторопливо, раскуривая трубку, произнес Сталин. - Генерал Рокоссовский обеспечил нашей армии блестящую победу в Белорусской операции. И, думаю, он заслуживает присуждения ему высокого звания «Маршал Советского Союза».
Министр иностранных дел озабоченно посмотрел на вождя. Он не понимал, почему Верховный Главнокомандующий советуется с ним по такому, казалось бы, сугубо военному вопросу. Но доверие диктатора всегда льстило ему, и потому он заметил:
- Думаю, что это самое грандиозное событие Великой Отечественной войны, даже более важное, чем высадка союзников в Нормандии. Считаю, что маршал Рокоссовский заслуживает и звания Героя Советского Союза.
- Правильно считаете, Вячеслав Михайлович, - согласился Сталин. - Я не дал ему Золотой Звезды ни за Смоленск, ни за Москву, ни даже за Сталинград, хотя следовало бы. Но гений Константина Константиновича в Белорусской операции - вопреки мнению товарища Сталина, Жукова и Василевского - заслуживает такой награды.
Сталин прошелся по кабинету, посмотрел в окно на Соборную площадь Кремля и вдруг неожиданно заметил:
- Но как нам убедить наших союзников в правдивости результатов этой гигантской победы? Они отказываются верить, что потери германских войск составляют почти миллион человек.
Он немного помолчал и, не дожидаясь ответа Молотова, добавил:
- Правильно, надо показать немецких пленных всему миру! Проведем их по улицам Москвы, пусть посмотрят на хваленую гитлеровскую армию.
 И тут же, подойдя к столу, начал отдавать распоряжения по телефону:
- Провести колонны германских солдат по Москве. И не отощавших, из лагерей, а свеженьких, с полей сражений. Во главе колонн - немецких генералов и целые полки офицеров. А замыкать шествие должны поливальные машины. Чтобы очистить улицы от грязи и вони подошв фашистских захватчиков. Что, нет бензина? Приказываю выделить его из неприкосновенного резерва Ставки. Как для боевой операции.
Молотов с восхищением глядел на Верховного режиссера, который в любой ситуации находил верный и эффективный способ показать миру свои достижения и победы.

Треногов был буквально взбешен: получить плюху с этой стороны он никак не ожидал.
Глава московского правительства со злостью швырнул на стол свежий номер газеты администрации Президента, где ему был посвящен целый «подвал».
«Да что это за продажная шлюха такая! - кипел в душе Треногов. Без всяких лишних уговоров согласилась выполнить мой заказ, а теперь с такой же легкостью поливает грязью меня! Ну и Герман: нашел же себе заразу!
Он повернулся к приставному столу, уставленному телефонными аппаратами, и решительно набрал номер Сабирова.
- На его счастье, управляющий делами Президента оказался на месте.
- Привет, - не слишком радостно буркнул Треногов. - Читал?
- Что?
- Как что? Статью, в которой твоя пассия меня грязью поливает!
- Не может быть!
- Может, да еще как: ее бы  энергию, да в мирных целях использовать.
Герман Антонович на другом конце провода на мгновенье задумался. Потом осторожно заметил:
- Насколько я знаю Джульетту Степанову, просто так она ничего не делает. Сознательно стать против тебя она тоже вряд ли посмеет. Значит, есть какая-то причина.
- Вот именно - причина. Надо встретиться и выяснить.
Я тоже так думаю. Тем более, что у меня есть новость. И к сожалению, только одна и плохая.
- Тогда разыскивай свою Пандору, и сам знаешь, куда ехать. Встретимся через час.

Не верьте слухам, пока их не начнут опровергать. Александр Владимирович давно понял эту простую истину. И, когда он прочитал в сегодняшнем номере газеты администрации Президента статью журналистки Булановой о Треногове, понял, что пора действовать.
Он вызвал к себе первого помощника, который давно изнывал от безделья у него в загородной резиденции.
- Альберт Васильевич, - начал он грозно, - почему меня не знакомят с прессой?
- Да вы же все время заняты...
- Нечего меня учить, чем и когда я занят! - еще более грозно оборвал Президент помощника.
Но тут вдруг сменил гнев на милость:
- А что представляет собой эта журналистка... как ее... сейчас посмотрю. Да, Буланова.
- Понятия не имею, - не моргнув глазом, солгал первый помощник. - Я же не могу лично знать всех журналистов Москвы.
- А следовало бы: она работает не где-нибудь, а в газете Президента.
Александр Владимирович еще раз развернул газету, посмотрел статью и удовлетворенно хмыкнул:
- Талантливая, видать, женщина: разделывает этого Треногова под орех. Столько чувствуется личной злости на него, что прямо дух от удовольствия захватывает! Вот как надо писать о тех, кто при живом Президенте на его место метит!
Альберт Васильевич предусмотрительно промолчал. А Президент сидел, устремив задумчивый взгляд в окно, за которым вовсю бушевала весна. Вдруг он встрепенулся и спросил:
- Но кто стоит за этой статьей? Кто заказал и оплатил?
- Мы ей ничего такого не заказывали, - испуганно пролепетал первый помощник.
- Да знаю я, - досадливо поморщился Александр Владимирович. - Разве вы на такое способны? У курей и то мозгов больше, чтобы сообразить, что нужно их хозяину. Ладно, не обижайся - это я так пошутил. Слушай, а пригласи-ка эту Буланову ко мне: очень интересно будет с ней поговорить и все выяснить. Хорошая мысль.
- Александр Владимирович, - бросился спасать себя первый помощник. - Да разве это ваш уровень?! Да таких журналисток в Москве миллион!
- Что это ты так разволновался? - подозрительно покосился на него Президент. - Или она твоя любовница?
- Альберта Васильевича бросило в дрожь.
«Неужели знает? - молниеносно пронеслось у него в голове. - Тогда Герману каюк. И мне вместе с ним!»
Но вместо этого он произнес почти спокойным голосом:
- Слушаюсь, Александр Владимирович! Разыщем и немедленно доставим сюда.
- Ну, хорошо: ступай.
И Президент углубился в созерцание весеннего солнечного дня в прекрасном парке его загородной резиденции.

Для Джульетты Степановны Булановой, корреспондентки газеты «Курсом реформ», видимо, наступил звездный час. В течение всего десяти минут ей было адресовано несколько важных правительственных звонков. Растерянный главный редактор газеты не успел выполнить одно поступившее распоряжение из Управления делами Президента, как последовал новый звонок по аппарату правительственной связи, еще более важный. Теперь ее уже разыскивал первый помощник Президента, чтобы немедленно доставить к главе государства.
«Надо же! - мысленно завидовал своей сотруднице главный редактор. - Тут я, отвечающий за газету, ни разу не встречался с Президентом, а какую-то вздорную, смазливую бабенку из провинции, к тому же устроенную в редакцию по блату, хочет видеть Сам! Воистину неведомы твои дела, Господи!»
К его счастью, Буланова оказалась на рабочем месте. Главный редактор, прежде чем сообщить новость, решил выведать подробности для себя. Поэтому ласково, с заговорщицким видом, спросил:
- Джульетта Степановна, вы уже знаете эту новость?
Буланова настороженно посмотрела на начальника. Прежде он никогда не говорил ей «вы», что, впрочем, и не было принято в редакции, где было модно называть друг друга «старик». И потому она выглядела растерянно и совершенно правдоподобно.
Это несколько успокоило главного редактора. И он, уже более буднично, сообщил:
- Тебя вызывает Президент.
Настала пора удивляться Булановой.
- А что я ему такое сделала?
- Это уж тебе лучше знать, - вновь насторожился начальник. - Русское дореформенное право, как тебе, наверно, известно, имело такую формулировку: «оставить в подозрении». И этого было достаточно, чтобы испортить всякие отношения и карьеру. Так что если не хочешь испортить наши отношения, рассказывай сама как на духу.
Джульетта фыркнула, точно ее уличили во лжи, и сама пошла в наступление:
- А в средние века продажа священства и честности именовалась «восхоте хиротонисатися во мзде». Так что я не хочу продаваться ни за карьеру, ни за деньги.
Главный редактор понял, что переборщил, и поспешил отступить:
- Ладно, не злись: я не подозревал тебя в подлости. И знаю, что ты не метишь на мое место. Но, согласись, моих сотрудников не каждый день вызывают к Президенту и посылают за ней личный «членовоз» главы государства.
- Что, и бронированный лимузин ручной сборки за мной пришлют? - оживилась Буланова.
- Ох, уж эти бабы! Для вас тряпки и такие мелочи важнее дела!
Видимо, начальник Булановой окончательно убедился, что она находится в таком же неведении относительно целей приглашения, как и он сам, и поэтому, махнув рукой, вышел из кабинета.
Напрасно Сабиров ожидал Джульетту в условленном месте: ее не было ни через двадцать минут, ни через полчаса. Наконец, понимая, что может опоздать на встречу с Треноговым, он позвонил в редакцию еще раз.
- К сожалению, ничем помочь вам не могу, - вежливо отозвался главный редактор. - Джульетты Степановны сейчас нет в редакции.
- Где же она?
- Я не могу вам об этом сообщить.
- Черт возьми! - не выдержал Сабиров. - Я, в конце-концов, управляющий делами Президента и имею право знать, где находится сотрудник президентской газеты!
- Не волнуйтесь, Герман Антонович! - ответил главный редактор. Чувствовалось, что он что-то знает, но не желает об этом сообщать. - Если она сочтет нужным, то непременно ответит на этот вопрос сама.
Понимая, что ничего не добьется от чиновника, воспитанного в  лучших традициях пар-тийно-советской школы, Герман решил позвонить Зине. Лучшая подруга наверняка должна быть в курсе. Так оно и случилось. Не успел он набрать номер, как услышал в ответ взволнованный голос хранительницы архивов:
- Герман Антонович, наконец-то! Джуля не смогла позвонить вам, так как вы уже уехали, и просила сообщить об этом меня: ее срочно вызвал Президент!
- Кто?! - не поверил своим ушам Сабиров.
- Президент. Александр Владимирович. Так что езжайте на свою встречу один.
Большего она сообщить не  могла, да Герману этого было и не нужно. Рой самых разноречивых мыслей и догадок  всплыл у него в голове. Он молниеносно пытался сопоставить факты, вспомнить подробности предыдущих встреч с Президентом, но ничего не указывало на характер предстоящего разговора его любовницы с главой государства. Пришлось предоставить все воле случая, а самому мчаться к Треногову. Хоть с тем можно было излить душу и отсеять тревожные мысли.
Глава московского правительства уже был на месте и недовольно ждал гостя.
- Опаздываешь, Герман! У меня время тоже на вес золота!
- Прошу извинить: чрезвычайные обстоятельства.
Треногов подозрительно покосился на управляющего делами. Затем язвительно заметил:
- Поменьше тренируй свой член, тогда и на дела время останется.
В другой раз Сабиров принял бы это за комплимент и весело рассмеялся. Но сейчас ему было не до этого. Он лишь нахмурился и спокойно отчеканил:
- Я тебе тоже мог бы напомнить одну истину: такие люди - и без наручников. Но не будем сейчас выяснять, кто больше виноват: Джульетту срочно пригласили к Президенту!
Треногов даже поперхнулся глотком коньяка, который только что пригубил, смакуя и наслаждаясь ароматным французским напитком.
- Кто?! Александр Владимирович?!
- Ну не я же? И не ты. Мы пока с тобой только мечтаем о президентстве.
- Понятно, - растягивая это слово, медленно произнес Треногов, хотя ему было все совсем не понятно. - Как ты думаешь, зачем он это сделал? Может, эту гнусную статью про меня она по его заказу написала?
- А ты поменьше коньяку пей, - съязвил в ответ Сабиров, - и думай, что говоришь!
Похоже, что оба были изрядно рассержены и уже не выбирали выражений. Первым опомнился Треногов и пострарался как можно мягче произнести:
- Давай не будем ссориться: это только на руку нашим врагам. Я, конечно, тебя понимаю: Джульетта - твоя любовница. Но женщины так устроены, что порой и сами не понимают, что делают. По крайней мере нам с тобой абсолютно непонятна причина ее поступка.
-  Да, - был вынужден согласиться гость. - От Джульетты всего ожидать можно. Женщина с характером, независимая. Так что лучше узнать причину появления этой статьи от нее самой. А меня тревожит вот еще что. Вчера меня пригласил Михаил Иванович.
- Вот как? - оживился Треногов. - И что от тебя надо Генеральной прокуратуре?
- Совсем немногого: чтобы я не поддерживал тебя и больше с тобой не встречался.
- А в ответ они предложили?
- Что не дадут ход материалам о поступлении части бюджетных средств, выделенных на ремонт кремлевских апартаментов Президента, на один из зарубежных счетов.
Треногов присвистнул.
- Ну ты и влип! Зачем тебе эти деньги потребовались?
Сабиров даже вперед подался, так его обидели слова хозяина виллы.
- Ты что - в самом деле думаешь, что эти деньги пошли мне?!
- Значит, Самому? Да, ну и дела.
- В том-то и вопрос. Но доказать обратное я не могу. Просто я честно исполнил президентское поручение.
- С чем тебя и поздравляю.
- Спасибо.
Они помолчали несколько минут, в течение которых и гость не отказал себе в удовольствии выпить прекрасного качества коньяку. Затем Сабиров подытожил:
- Так что встречаться нам с тобой теперь надо пореже и поконспиративнее. Кстати, есть результат от проверки фирм этого Кеймана?
- Еще какой! Только боюсь, Генеральная прокуратура не даст ходу этим материалам.
- Так у тебя своя есть, московская.
- А толку? Она ведь тоже Генеральной подчиняется. Пока Президент  не даст «добро», с головы этого Кеймана волос не упадет.
- Вот тебе и страна всеобщей демократии, - невесело усмехнулся Герман. - Воровать нельзя, но в пределах нормы - можно. Перед законом правы все, но есть особо приближенные, для которых закон не писан. И так далее, и тому подобное.
- Ладно, не будем скептиками. Мы для того все это и затеяли, чтобы навести в стране порядок. Уверен, что своего мы добьемся. Не побоишься и дальше со мной идти?
- Мне уже бояться нечего: стрелять в меня стреляли, допросами и прокуратурой пугали. Вот разве что еще любовницу Сам отобьет?
- Думаю, Александру Владимировичу сейчас  не до любви. Он бы с удовольствием на отдых ушел, да семейка не пускает. Опять же разные кейманы  кружили, власти и денег себе требуют. Тут уж не до государства, любви и народа.
Сабиров не мог с этим не согласиться. Он тоже участвовал в таком использовании государственной власти Александром Владимировичем. Но не уходил со своей должности, по-лагая, что только на ней и сможет что-то изменить.

Как бы ни считали Иосифа Виссарионовича Сталина жестокосердным и не знающим отцовских чувств, почти всю войну с немцами его терзали мысли о сыне. Его смерть на поле боя была бы для вождя огорчительным, но не самым худшим вариантом. Особенно учитывая то обстоятельство, что и немцы, и мировая пресса развернули большую шумиху по поводу пленения сына диктатора.
С немецких самолетов на всех фронтах сыпался настоящий дождь листовок с портретами старшего сына Сталина и призывами сдаваться в плен, так же как это сделал он. В мировой прессе вовсю расписывались скандальные публикации о проживании Якова Джугашвили в роскошном берлинском отеле «Адлон». Немецкое радио без устали давало сообщения о перебежке старшего лейтенанта к гитлеровцам.
Невыносимые мысли, что этот плен неспроста, что кто-то надоумил его слабовольного сына отомстить таким жестоким образом отцу за собственные жизненные неудачи,  сверлили мозг Сталина.
Сдался сам или сдали преднамеренно, с далеко идущими планами? - вот что было теперь для него главным.
И только сегодня, в марте 1944 года, за несколько недель до окончания Великой Отечественной войны, Берия принес ему первое официальное сообщение о том, как это было на самом деле.
«В конце января с.г., - читал сейчас Сталин лежащий на его столе в кремлевском кабинете документ, - Первым Белорусским фронтом была освобождена из немецкого лагеря группа югославских офицеров. Среди освобожденных - генерал югославской жандармерии Стефанович, который рассказал следующее. В лагере «Х-С» г. Любек содержался ст. л-т Джугашвили Яков, а также сын бывшего премьер-министра Франции капитан Роберт Блюм и другие. Джугашвили и Блюм содержались в одной камере. Стефанович раз 15 заходил к Джугашвили, предлагал материальную помошь, но тот отказывался, вел себя независимо и гордо. Не вставал перед немецкими офицерами, подвергаясь за это карцеру. Газетные сплетни обо мне - ложь, говорил Джугашвили. Был уверен в победе СССР. Написал мне свой адрес в Москве: ул. Грановского, д. 3, кв. 84. Берия».
Сталин откинулся в кресле и облегченно вздохнул. Эти достоверные сведения снимали с его души тяжкий груз. Значит, его сын вел себя достойно и не опозорил отца, руководителя великой державы. Как можно спрашивать с других, считал Сталин, призывать их выполнять свой воинский долг, если твой собственный сын добровольно сотрудничает с врагом?
Стареющему диктатору эти теперь уже ничего не дающие в практическом смысле сведения были крайне важны. Он ведь не раз за это время был на грани принятия самых противоречивых решений.
Первое из них - отправить сноху - жену Якова в Сибирь - он принял почти без колебаний. По закону того времени близкие родственники сдавшихся в плен врагу ссылались. Сталин приехал на Дальнюю дачу, где в это время находилась его внучка Галя - дочь Якова и Юлии. Там проживали старики Аллилуевы - его тесть и теща. Когда они попросили вождя сделать исключение, не забирать в тюрьму жену Якова, Сталин ответил:
- Я не собираюсь нарушать закон. По нему наказанию подлежат родственники сдавшихся в плен, которые проживали совместно. Если бы я жил с сыном и его женой, то и сам подпал бы под этот суровый, но справедливый закон.
Дважды Сталину предлагали обменять находящегося в плену сына на немецких генералов, попавших в советский плен. И такое предложение он не принял, руководствуясь своими представлениями о долге и чести:
- Там все мои сыны, - лаконично ответил он на настойчивые предложения своих подчиненных и тем самым закрыл данную тему.
А вот третье решение было самым трудным и болезненным. Он так его и не принял, хотя обсуждал с Берией и Молотовым.
Когда немецкая пропаганда вовсю эксплуатировала тему пленения сына Сталина, тревога и досада вождя по этому поводу достигла апогея. А что если сын Верховного Главнокомандующего и впрямь проявил малодушие и стал послушным орудием в руках врага?
- Лаврентий, сможем мы вызволить Якова из немецкого плена?
- Сложно, Иосиф Виссарионович. Наша разведка проработала такой вариант и пришла к выводу, что стопроцентной гарантии освободить его живым у нас нет.
Сталин немного помолчал, обдумывая эти слова, затем тихо произнес:
- В таком случае возможен вариант, когда немцы будут вынуждены ликвидировать пленника при попытке его вызволить. Я так понял?
- Абсолютно точно.
Хозяин кремлевского кабинета выпрямился во всеь свой невысокий рост и сурово заявил:
- Тогда мы официально объявим, что старший лейтенант Джугашвили не покорился врагу и погиб от рук гитлеровских палачей.
- Как это ни прискорбно, - поддержал вождя Молотов, - но принять все меры, даже крайние - необходимо.
- Значит, решено - найти и нейтрализовать, - поставил Сталин задачу перед контрразведкой.
Однако минуту спустя все же добавил:
- Не спеши выполнять эту задачу, Лаврентий. Надо посмотреть, как развернутся события. Эту крайнюю меру мы предпримем только в том случае, если найдем точные подтверждения, что распускаемые немцами слухи о переходе Якова на сторону врага верны.
Теперь он был искренне рад, что не пошел на такую крайнюю меру. Он нашел реальные подтверждения тому, что его сын оказался достойным отца и своей великой Родины. И сегодня у вождя всех времен и народов был один из немногих по-настоящему радостных и праздничных дней.

Александр Владимирович ожидал для встречи и разговора одну женщину, а вошла к нему в гостиную совершенно другая. Впрочем Президент очень обрадовался этому визиту: он уже соскучился по своей дочери, которая почему-то не заходила к нему вот уже два дня.
- Нина, родная, где ты пропадала? - ласково проговорил отец и даже попытался подняться с кресла, в котором он сидел, закутанный в плед.
Но дочь стремительно подбежала к отцу и опередила его старческое неловкое движение:
- Папка, не поднимайся. На улице хоть и весна, но сейчас самое коварное время года - и сквозняки, и обманчивое тепло.
«Вот кто обо мне действительно заботится! - подумал отец, и волна теплого, радостного чувства охватила его. Кроме нее, родной кровинушки, и надеяться не на кого».
И он, еще более ласково, продолжил расспросы:
- Что нового в жизни, дочка?
- Ой, папка, политики все перебесились. Этот, из Государственной Думы...
Президент слегка нахмурился  и перебил:
- Да я тебя о личной жизни спрашиваю. Надоела мне эта политика!
- В самом деле, папа, - согласилась дочь. - Политика - такое грязное дело! Но кто-то же ею заниматься должен! Иначе наши враги мигом тебя с должности скинут! У, сволочи, только и ждут твоей смерти!
От такой перспективы у Александра Владимировича вмиг пропало все радужное настроение, и он погрузился в мрачные воспоминания о кознях своих врагов. А Нина между тем продолжала развертывать перед ним картину последних баталий.
- Ты знаешь, они решили избавиться от нашего самого лучшего друга! Бросили все силы, чтобы его, а заодно и нас с тобой, смешать с грязью!
- Кого ты имеешь в виду?
- Разве ты не догадываешься? Конечно, Кеймана! Это просто замечательный человек - он столько сделал для нашей семьи!
Александр Владимирович нахмурился. Затем с раздражением произнес:
- Этот ваш Кейман у меня уже в печенках сидит! Только о нем со всех сторон и говорят: он что - глава правительства или еще выше?
Нина изумленно посмотрела на отца, затем схватилась за голову и выпалила скороговоркой:
- Папка! Какие замечательные мысли тебе приходят в голову! Как же я сама не догадалась?! Конечно, чтобы оградить его от всяких наветов, нужно назначить Кеймана на высокую государственную должность!
Отец с не меньшим изумлением посмотрел на дочь, но не сразу нашелся, что возразить, до того нелепой и абсурдной показалась ему эта мысль.
Однако дочь продолжала ее развивать, видимо, настолько она пришлась ей по душе.
- Знаешь, какая оплеуха будет всем этим треноговым, якубовым, сабировым и прочим нашим врагам! Они мигом заткнут своих поганые пасти и перестанут плести вокруг друга нашей семьи свои гнусные интриги!
- Но, дочка, это же невозможно! - наконец нашел что возразить отец. - Он установил нелегальное прослушивание разговоров государственных деятелей. За это его надо наказывать, а не поощрять высокой должностью.
- Врут! Клевещют! Это все - происки его врагов.
- Да вон эти поганые кассеты лежат, - с отвращением кивнул Президент головой в сторону лежащих на столе доказательств. - Там, между прочим, есть кассеты с записью наших разговоров!
Нина на мгновение опешила и даже задумалась. Но тут же нашла что возразить:
- Даже если он это сделал, то наверняка из самых лучших побуждений. Чтобы, например, показать нам, что надо быть осторожными, когда со всех сторон одни враги. Да и потом, сам подумай, нельзя отдалять от себя человека, который имеет компромат. Его, наоборот, надо приласкать и что-нибудь дать. Все равно не из своего кармана.
Такое убеждение не очень подействовало на Александра Владимировича. И он вновь возразил:
- К тому же у меня был разгневанный премьер-министр. Он даже ультиматум выставил: или он, или Кейман. Тот и его разговоры на кассеты записал.
Все смешалось в доме Облонских. Попав в такую ситуацию, Нина уже сама толком не знала, как поступить. Но чувство самосохранения подсказывало, что надо, сколько возможно, сохранять статус-кво. Поэтому она продолжала отстаивать свое предложение:
 - Пойми, папа: у нас безвыходное положение. Раз Кейман и нас поймал на крючок, то глупо его злить и отпускать от себя. Ну чего тебе стоит его назначить на должность?
Александр Владимирович в раздумье покачал головой. Но, видимо, аргументы дочери его начали убеждать. В самом деле, чего ему это стоит? Должностей в государстве немеренно, почему бы не уступить одну из них нужному человеку? От которого, к тому же, еще и зависишь? И он согласился:
- Ну, хорошо: давай назначим. Но у меня все должности заняты. Не придумывать же для него новую?!
- А зачем  придумывать? Ты же давно высказывал недовольство работой секретаря Совета безопасности: вот и замени его.
- Ну, дочка, ну ты и сильна! Да как же я назначу на пост службы, которая занимается соблюдением государственной безопасности, человека, скажем, другой национальности?
- Папа, ты забываешь, что мы - интернационалисты. К тому же мы вступили в Совет Европы и другие международные организации.
- Да мне докладывали, - что у него даже гражданство израильское имеется, - продолжал слабо сопротивляться отец.
- Да? - рассеянно переспросила дочь. - Ну, откажется он от него, только и делов. Соглашайся!
И она протянула отцу уже заготовленный текст Указа и авторучку.
Александр Владимирович протянул руку к бумаге, затем ее отдернул. Посмотрел на дочь и встретил в ее взгляде такую укоризну, что невольно потупил глаза. Затем взял ручку и подписал Указ.
- Ну вот, - радостно заворковала дочь. - И больше не будет никаких проблем. Выздоравливай, папка. И не бери ничего близко к сердцу!
И она выскочила из гостиной, оставив отца в глубоком раздумье.

То, что знают двое, знает и свинья. Памятуя об этой простой истине, Треногов не стал ожидать, как будут развиваться дальнейшие события без его участия. Он решил, что должен сам дирижировать ими. И начал немедленно действовать. Сначала он навестил Якубова.
Бывший директор ФСБ все еще пребывал без новой должности и работы вообще и потому находился на своей подмосковной даче. Именно туда и нагрянул без всякого предупреждения глава столичного правительства.
Без всякой помпы и сопровождения милиции, на своем личном «Саабе» Треногов подрулил к самому подъезду довольно скромного, по нынешним меркам, дачного дома. Здесь он и обнаружил отдыхающего в тени раскидистой яблони хозяина дачного участка.
- Прости, что без предупреждения, - извинился Треногов и крепко пожал протянутую руку. - Но сам понимаешь, так меньше вероятности, что кто-то узнает о нашей встрече.
Якубов улыбнулся. Он прекрасно понимал, о ком может идти речь, и одобрял такую конспирацию. После того, как они узнали, что прослушивали не только их разговоры, но даже обнаружили «жучки» в кабинете самого премьер-министра, удивляться ничему не приходилось. А осторожность соблюдать надо было вдвойне.
Как только Треногов снял пиджак и расстегнул ворот рубашки, хозяин дачи повел его показывать участок.
- Здесь у меня, как видишь, большой естественный луг: чтобы детям поиграть было где и самому позагорать на солнышке. Эта скромная пристройка - финская сауна, где я люблю попотеть после того, как потрудился на грядке. А это моя гордость - цветочный уголок.
И Якубов показал на море тюльпанов, которые к вечеру уже сомкнули ярко-красные лепестки в красивые бутоны. Впрочем, расцветка и форма тюльпанов на многочисленных грядках была абсолютно разная - от бордовых кувшинчиков до белых узорчато-махровых «бокалов».
Гость совершенно искренне восхитился этим морем цветов, но тут же выразил желание уединиться с хозяином, чтобы обсудить важные вопросы.
Они уселись в беседке за столом, где им никто не мешал. На деревянном, ничем не покрытом настиле стоял кувшин с домашним квасом, а в большой чашке дымилась только что сваренная картошка, а на тарелке высилась горка только что сорванной с грядки зелени.
Они выпили по рюмке водки и закусили простой деревенской пищей.
- Давно я так вкусно не ел, - признался глава правительства, выпивая уже второй стакан кваса. - Лучше любого ресторана.
- Да что там ресторан! - согласился Якубов. - Чем более естественная пища, тем она полезнее для человека. А на свежем воздухе да в такую прекрасную погоду и хрен с редькой покажутся деликатесами.
Они пропустили еще по одной, прежде чем приступить к серьезному разговору. Затем Треногов спросил:
- Догадываешься, зачем я приехал?
- Примерно.
- Вот и прекрасно. Пока он всех не переснимал и не вывел из игры, надо действовать. Лучшая защита - это наступление. Пора обнародовать то, что у нас есть на Самого.
- А что у нас есть?
Гость по достоинству оценил осторожность бывшего чекиста. И потому не стал упрекать его в излишней сдержанности. А начал выкладывать свои карты.
- Первое и самое важное - это материалы оперативной проверки фирмы Кеймана. Этот подлец не только нас прослушивал. Он, оказывается, умудрился даже в спальне Президента «жучки» установить. Как ему это удалось - не представляю!
Хозяин дачи невольно улыбнулся. Он уже второй месяц отдыхал от бывшей напряженной работы, и, видимо, это, а также дачный спокойный отдых сделали его более раскованным. И потому Якубов спокойно заметил:
- Элементарно. При современных средствах прослушивания такое способен сделать даже начинающий. Дочь привела его в палату к больному отцу в санатории «Барвиха». Остальное дело техники: незаметно прикрепить прослушивающий «жучок» на липучке к столу или подлокотнику кресла, на котором сидишь, - пара пустяков.
- Откуда вы знаете, что эти записи сделаны в Барвихе? - подозрительно покосился на Якубова Треногов.
Хозяин дачи вновь усмехнулся:
- Вы забываете, что это - моя профессия.
 - Так вы же на отдыхе! Да и потом...
Но дальше продолжать глава московского правительства не стал. Он понял, что вторгается в чужую сферу деятельности. Да и не за тем он приехал к бывшему начальнику грозного ведомства, чтобы выяснить, откуда у него конфиденциальная информация. И потому он лишь заметил:
- Раз вы все знаете - подскажите, что делать.
Якубов лишь вздохнул и потянулся за сигаретой. Но затем, видимо, не желая портить табачным дымом прекрасный воздух соснового бора, бросил пачку «Винстона» на стол. Вместо этого он налил себе полный стакан кваса и с наслаждением выпил его до дна.
Гость терпеливо ждал. И был вознагражден за свое терпение.
- Вам не кажется, что публиковать записи разговоров главы государства в какой-нибудь газете, даже имея неоспоримые доказательства их подлинности, как бы это выразиться, неэтично?
Треногов насторожился, не понимая, к чему он клонит.
А Якубов продолжал, как бы размышляя, тему своего разговора.
- Вот, если бы, скажем, в той же прессе появилась публикация телефонных записей частного лица, то это было бы совсем другое дело.
Гость подался вперед, стараясь не пропустить ни слова, тем более что хозяин дачи говорил размеренно и очень тихо. Он еще не понимал, что хочет подсказать ему Якубов. Поэтому тот был вынужден продолжить:
- Помните судьбу шекспировского короля Лира? Его дочь первой бросила отца, когда у того не осталось власти. Говорят, она очень любила деньги и власть. Власть ушла, а деньги у нее остались.
Треногов уже начал что-то понимать, но никак не мог прояснить, при чем здесь деньги.
- Будущее любого человека решается сегодня, - продолжал свои неторопливые рассуждения Якубов. - Мне так видится цепочка событий, которая может, к примеру, лишить власти любого человека. Сегодня в средствах массовой информации появились публикации подробностей нечистоплотных действий ближайшего окружения человека, облеченного властью. Возникает скандал. Публикуются запросы, требования общественности расследовать. Это самое  ближайшее окружение в лице, скажем, дочери, начинает паниковать и делать ошибки. Поднимается еще больший скандал. И вот здесь любящему отцу и делается предложение: или - или. Вот и весь план.
Треногов восхищенно посмотрел на Якубова.
- Значит, Нина, - утвердительно произнес он. - Что ж, это действительно наиболее слабое звено. А уж компромата на нее этот Кейман накопал больше чем достаточно.
Хозяин дачи ничего не ответил, задумчиво устремив взгляд вдаль, на садящееся далеко над лесом  огромное красное солнце. В его закатных багровых лучах, точно в кровавом зареве, стали медленно меркнуть последние дневные остатки света. Все вокруг быстро погружалось во тьму.
- Прекрасно, - оживленно потер руки Треногов. - Теперь эта Нина вместе с Кейманом у нас в руках.
- Я бы не торопился так быстро делать выводы, - также задумчиво и медленно произнес бывший шеф Федеральной службы безопасности. - Кейман, к примеру, только что стал начальником Совета безопасности.
- Что?! - вскричал изумленный Треногов. - Это блеф! Откуда у вас такие сведения?
И вновь в ответ Якубов только слегка улыбнулся. Он не стал отвечать на вопрос гостя, а только философски заметил:
- Беда России в том, что у нее почти никогда не было умных, справедливых, заботящихся не о себе, а о стране правителей.
- Каких правителей? - не понял гость, занятый пережевыванием только что узнанной сенсационной новости. - А, вообще? Ну, почему же? Были. Петр Первый, Екатерина Великая, Ленин, Сталин...
- И все они топили страну в крови и насилии. А может, с нашим народом иначе и нельзя?
Но Треногова уже совершенно не интересовали отвлеченные разговоры. Его сейчас волновали насущные проблемы борьбы за власть. А они требовали срочных и неординарных решений.

«Шерше ля фам», - говорят умники-французы на все, что происходит в этом бренном мире. И оказываются в абсолютном большенстве правы. Многие неприятности происходят именно из-за женщин.
Так рассуждал Александр Владимирович, мерно покачиваясь в кресле-качалке и глядя в окно, которое он приказал распахнуть. На парковой, уже ярко позеленевшей лужайке весело чирикала стайка вездесущих воробьев, которые никак не могли поделить какую-то добычу.
Президент так увлекся, ожидая исхода их борьбы, что вздрогнул, когда за его спиной внезапно раздался голос первого помощника:
- К вам прибыла журналистка Буланова. Приглашасть?
- Какая журналистка? - не понял Александр Владимирович, уже отключившийся от земных неотложных забот и собиравшийся мирно подремать под веселое чириканье.
- Корреспондент газеты «Курсом реформ». Ну, вам еще ее статья про Треногова понравилась.
- А! Эта. Ну, зови. Постой, а величать-то ее как?
- Джульетта Степановна.
- Как я сразу не догадался: такие женщины, способные смешать с грязью любого человека, непременно должны быть джульеттами и лолитами. Для контраста.
- Да нет: она вполне приятная дама. Красивая и очень ничего!
- Но-но! - погрозил пальцем Президент. - Я ее пригласил для дела, а не шухры-мухры крутить. Зови!
Видимо, благодаря аттестации, данной его помощником, Александр Владимирович довольно пристально посмотрел на вошедшую женщину, так что Буланова даже смутилась. Но ее робость прошла быстро, и она спокойно села в свободное кресло, хотя Президент еще не пригласил ее сделать это.
Поэтому уже на первой минуте произошла неловкая заминка. Александр Владимирович, все-таки чувствуя себя мужчиной, даже попытался привстать, но раздумал, так как для этого пришлось бы сбрасывать с колен мохеровый плед. А Буланова, усевшаяся в кресло без разрешения, хоть и имела на то полное моральное право, несколько засомневалась в правильности своего поступка.
Но Президент постарался смягчить первую неловкость и довольно ласково заметил:
- Вот старость - не радость: даже перед красивой женщиной встать не успеваешь!
- Ничего-ничего, Александр Владимирович,  вы еще крепкий и приятный мужчина!
- Спасибо. Вдвойне приятно слышать это от вас. Я с удовольствием читаю ваши статьи: они хоть и едкие, но справедливые. Этого Треногова давно было пора поставить на место!
- Да вы это сделали и без моей помощи: на новогоднем приеме, который он устроил в Кремле, половина мест пустовала - так  чиновники боялись засветиться и вызвать ваше неудовольствие.
Президент с интересом посмотрел на журналистку, оценивая значимость ее сообщения. Затем медленно проговорил:
- Да? А мне об этом не сказали!
Буланова, видимо, поняла, что высказала лишнее, и сделала для себя вывод быть осторожнее. Она прекрасно понимала, что любым своим словом способна навредить Герману. А этого ей не хотелось делать больше всего на свете.
Внимательный Александр Владимирович сразу уловил перемену в настроении журналистки и постарался ее успокоить:
- Впрочем, все это пустяки. А скажите, где вы так элегантно и красиво одеваетесь? Вот это платье наверняка от Версаче. Верно, тысяч пять долларов стоит?
Буланова сразу не поняла, куда клонит Президент, и потому поспешно ответила:
- Вещь, как и человек, всегда выглядит ровно на столько, сколько стоит.
- Значит, - обрадовался Александр Владимирович, - я не ошибся? А откуда у вас такие деньги? Журналисты всегда жалуются, что им мало платят!
Только теперь Джульетта поняла, какую искусную западню расставил ей хозяин загородной резиденции. Надо было выкручиваться, и она призналась:
- Вы ошибаетесь: мне никто не платит больших денег. А это платье только выглядит таким дорогим и элегантным: мне его сшила моя подруга, которая давно подрабатывает таким образом.
- Да? - не поверил Президент. - Может быть, скажете, что и статью про главу московского правительства, где вы издеваетесь над ним как хотите, вы написали лишь из любви к искусству?
Лицо Булановой покрылось краской. Она понимала, что возражать, а тем более спорить с Президентом, одного слова которого было достаточно, чтобы вышвырнуть ее из газеты, опасно. Но и терпеть такое отношение к себе не позволяла профессиональная гордость. И потому спокойно, тихо, но твердо она произнесла:
- Это что, допрос?
Александр Владимирович на миг опешил. Он уже давно привык, что в его присутствии люди всегда отвечают «есть» и «одобряем». И потому такой отпор от незнакомой женщины поставил его в тупик. Однако он быстро нашелся:
- Молодец, Джульетта Степановна! Так и надо с нами, мужиками. А пригласил я вас вот для чего: почему бы вам не создать новую, не связанную открыто с властью газету? Деньгами мы поможем, а кадры вы найдете. Президенту сейчас очень нужны средства массовой информации, которые бы народ не отождествлял на прямую с Кремлем, администрацией Президента. И вот там, в этой новой газете, ваш талант мог бы раскрыться с полной силой: критикуйте себе этого Треногова на здоровье!
Буланова ожидала любой реакции на свои слова, но только не этой. И потому растерялась, не зная, что ответить.
А Президент, казалось, и ожидал такую реакцию. Он поплотнее закутал ноги пледом, качнул кресло, которое легко закачалось на дворцовом паркете, и подвел итог разговору:
- Я понимаю, что это предложение для вас неожиданно. Подумайте над ним, составьте программу. И свяжитесь потом с моим помощником. Желаю успеха.
Буланова встала, попрощалась и направилась к двери просторной гостиной. Пожалуй, впервые за последнее время она была в такой растерянности. Мысли вихрем проносились в голове, но никакого конкретного решения сейчас подсказать они не могли.

Герман вот уже второй час не находил места: он никак не мог объяснить себе, чем вызван вызов Джульетты к Президенту. Зная непредсказуемый нрав своего хозяина, Сабиров мог предполагать какой угодно плохой вариант. Александру Владимировичу могли рассказать, что Буланова - его любовница.
Конечно, думал сейчас Герман Антонович, сидя в какой-то забегаловке недалеко от дома Булановой, сам факт такой связи еще ни о чем не говорит. Мало ли кто с кем встречается. Измена жене - это аморальный поступок, но не преступление. За нее не посадят. А вот найти причину, чтобы попросить освободить место - вполне.
Впрочем, он, с тех пор как связал свою судьбу с Треноговым, морально был готов к такому исходу. Хотя, конечно, и не с легким сердцем покинул бы свой влиятельный пост. Это только когда постоянно имеешь большие деньги и привилегии, кажется, что они не так и важны. Стоит же хоть на миг остаться и без того, и без другого, как сразу остро чувствуешь всю трагедию, в которую попал.
Он хорошо помнит, как переживал его друг Треногов, лишившись всего на день правительственной машины и связи. А упустить эти блага навсегда - можно и инфаркт сердца получить.
Но всему бывает конец: и хорошему, и плохому. Поэтому Герман, как опытный чекист, готовил себя ко всему. И одним из таких плохих вариантов могли быть те неприятности, которые по его вине причинят Булановой.
«Нет, Джульетту я им не отдам! - твердо решил Герман и закурил очередную сигарету. - Пойду на самые крайние меры, пригрожу компрой, но не позволю издеваться над этой прекрасной женщиной!»
Решение было принято, и на душе сразу стало спокойнее. Он, наконец, решил подозвать официанта, который уже пытался принять у него заказ, но не получил такой возможности, так как клиент не обращал на него никакого внимания.
- Что у вас в меню? - спросил Сабиров, не надеясь найти в этом захолустье, хотя и находящемся в центре столицы, ничего приличного.
- Рекомендую филе из вырезки, шейку «ла Манча», курицу, тушенную в крабовом соусе, аше на сковородке...
- Погоди, милейший, не части! Давай-ка все, что назвал, по одной порции!
Официант удивленно поднял брови.
- У меня сегодня зверский аппетит! - пояснил клиент. - К тому же я собираюсь на рандеву к любовнице: она вот-вот должна прийти к подъезду дома напротив.
- Понимаю, - улыбнулся официант. - В таком случае для поднятия любовной силы рекомендую и севрюгу, жареную с оливками, и ананас в сиропе.
- Неси! - коротко согласился Герман.
Хорошее настроение почему-то вернулось к нему, а вместе с ним и повышенный аппетит.
Он ел не спеша, со вкусом, потому что Буланова все еще не появлялась.

«Предают всегда свои» - сделал когда-то в молодости запись Иосиф Джугашвили, узнав об агенте царской тайной полиции в рядах своей партийной организации. Однако со временем ему пришлось изменить эту формулировку. Оказалось, что в политике многое из того, что является совершенно неприемлемым в обычной жизни, считается чуть ли не нормой.
В этом ему потом приходилось убеждаться не раз. Вот почему он верил, когда из недр спецслужбы рождались и докладывались ему самые невероятные сведения о врагах народа. Да и как было им не верить, если, к примеру, прославленный и легендарный герой страны Клим Ефремович Ворошилов на заседании Политбюро сообщал о врагах народа, окопавшихся в его родном семействе, или Верховный староста Калинин, являвшийся номинальным главой государства, ни словом не защитил жену, обвиненную в предательстве и сосланную в лагерь?
Но сейчас он размышлял о другом коварстве. Теперь уже иностранных руководителей, клявшихся в любви и дружбе. В 1942 году, в самый разгар второй мировой войны, Англия и Советский Союз заключили Соглашение об обмене секретной военной и технологической информацией. Гитлер бомбил Лондон, постоянно грозил высадкой своих войск в Британии, и Черчилль был вынужден пойти на такое соглашение.
Сталин один раз уже обжегся в таком деле. Гитлер, как ни ублажал его Сталин, как тщательно ни выполнял все поставленные условия, в одностороннем порядке, внезапно и вероломно нарушил Пакт о ненападении и за считанные часы нанес такой урон Красной Армии, от которого она потом не могла оправиться целый год.
Каковы же были его удивление и ярость, когда разведка доложила, что уже через год Черчилль и Рузвельт подписали тайный договор о совместных работах в области атомной энергетики!
Иосиф Виссарионович с раздражением бросил только что прочитанный доклад на стол и нажал кнопку звонка.
В дверях кремлевского кабинета появился Поскребышев.
- Седьмого марта прошлого года ко мне поступило секретное дело номер, - Сталин открыл свою записную книжку и посмотрел одну из страниц, - да, номер 13676. Прошу это дело срочно доставить ко мне. И пригласите Меркулова.
Иосиф Виссарионович обладал феноменальной памятью. Ничто не ускользало от его прозорливого взгляда. Прекрасно помнил он и эту докладную записку. Правда, предложения, заложенные в ней, тогда показались ему несвоевременными. Шла подготовка к решающей, могущей стать переломной в войне, знаменитой Сталинградской битве. Все силы и средства донельзя истощенной войной страны направлялись туда. А реализация предложений ученых требовала значительных средств. Но, похоже, теперь к этой идее стоило возвратиться.
Через некоторое время секретная докладная записка лежала на столе вождя. Сталин начал вновь внимательно ее изучать.
«Председателю Совета Народных Комиссаров И.В. Сталину. Составлена в Москве 7 марта 1943 г. В единственном экземпляре» - прочитал Иосиф Виссарионович заглавие и углубился в изучение уникального документа на шести страницах.
«Получение данного материала имеет громадное, неоценимое значение для нашего государства и науки, - читал вождь. - Теперь мы имеем важные ориентиры разработки урановой проблемы. Заведующий лабораторией профессор И. Курчатов».
Хозяин кремлевского кабинета отложил документ в сторону и спросил секретаря:
- Меркулов здесь? Пусть заходит.
- Какие новые материалы имеются у нас по делу номер 13676? - спросил он заместителя наркома внутренних дел.
Далеко не все подчиненные Сталина имели такую же память, как их вождь и хозяин, однако именно по этому делу в последнее время в НКВД шли серьезные наработки. И потому Меркулов смог без промедления ответить:
- Мы пошли  навстречу просьбам ученого и дали задание нашему агенту по кличке «Антон», руководителю советской резидентуры в Нью-Йорке, выяснить, что сделано в рассматриваемом направлении в Америке.
- И каковы результаты?
- Разведданные получены и направлены для разработки Курчатову.
- Хорошо - это дело, в свете новых политических реалий, имеет первостепенное государственное значение. Прошу вас принять все необходимые меры, чтобы выяснить, как далеко продвинулись в этом направлении американские ученые. А для нашего самородка профессора Курчатова выделите в Кремле специальную, тщательно охраняемую комнату, в которой он будет знакомиться с поступающими разведданными. Выше этой тайны у нас в государстве сейчас ничего нет.
Сталин, изучив всю поступившую к нему информацию, прекрасно понял, что будущее за теми странами, которые первыми получат это новое сверхоружие. Так, уже в 1943 году в Советском Союзе начались работы по созданию атомной бомбы.

Какие бы новости ни были у Джульетты - первая, с кем она ими всегда делилась, была Зина. Конечно, Буланова знала пословицу, что нет лучше дружка, чем родимая матушка. Что только с матерью можно поделиться самым сокровенным, и никто об этом не узнает. Но свою мать она уже похоронила в том областном центре, из которого всего несколько месяцев назад ее вызволил Сабиров. После же мамы самым верным и надежным другом была Зина.
С ней она дружила уже много лет. Часами просиживала у нее в библиотеке редакции областной газеты. И никогда у них не было серьезного повода поссориться навсегда.
Вот и сейчас, возвращаясь в столицу из подмосковной резиденции Президента, Буланова первым делом поехала на работу к подруге.
Архив Президента, в котором трудилась Зина, находился в центре Москвы, в здании бывшего архива Политбюро ЦК КПСС. Каждый день, направляясь на работу, Зина от души благодарила любовника подруги, благодаря протеже которого она попала в это прекрасное место. Кроме всего прочего, Зина очень интересовалась историей родного государства, а такого уровня архив позволял утолить эту страсть больше всего.
Вот и сейчас она сидела в своем небольшом, но уютном кабинете и корпела над очередным фолиантом. Она так увлеклась, что не сразу услышала тихий стук в дверь. Однако когда раскрасневшаяся от быстрой ходьбы Джульетта появилась в комнате, Зина быстро вскочила ей навстречу.
Вот молодец, что заскочила. Я тут как раз один очень интересный документ нашла. Слушай! «Чего стоят полководческие качества Сталина». Непроизнесенная речь маршала Жукова о Сталине, направленная Хрущеву для просмотра и замечаний. Хорошо, что этот Пленум не состоялся, а то приверженцам маршала пришлось бы краснеть за его вранье!
И Зина сунула под нос подруге пыльную папку с документами. Но подруга не проявила никакого интереса к раритету. Она досадливо отвела рукой предложенный ей текст и заметила:
- Потом, Зинок. Сейчас у нас с тобой другие проблемы.
- Правда? - вмиг загорелись интересом глаза Зины. Она даже сбросила на стол тюрбан из цветастой ткани, с которым практически никогда не расставалась на работе, и впилась вопросительным взглядом в лицо журналистки: - Герман изменил, и ты собираешься выжечь серной кислотой глаза твоей соперницы?
Буланова оторопело посмотрела на начальника отдела архива. Затем насмешливо произнесла:
- Зинок, опомнись! Начиталась здесь документов о застенках КГБ, и тебе везде мерещатся пытки и серная кислота! Все гораздо проще: Президент мне сделал предложение!
Теперь уже Зина ошарашено смотрела на подругу. На ее розовом, гладком, как у девушки, лице попеременно отражались противоречивые чувства. Она не хотела верить такой новости и пыталась предостеречься от розыгрыша. Затем хотела поверить и разузнать подробности. Но окончательно произнесла совсем иное:
- Тебе?! Предложение?! Да ты что, с ним в загс собираешься?! Но ведь он, некоторым образом, уже женат!
- Ну и дура ты, Зина! Вот что значит быть старой девой: одни мужики да загсы мерещатся! Нет, он предложил мне создать новую газету и возглавить ее. Представляешь, какой размах!
Зина мигом успокоилась и даже как-то поскучнела.
- Вот оно что! А мы тут с твоим Германом гадаем, зачем ты Президенту понадобилась! Он, кстати, ждет тебя в кафешке возле твоего дома.
- Так что ты мне посоветуешь?
- Знаешь притчу из Библии? «Бойтесь данайцев, дары приносящих». Тебя просто хотят использовать.
Вот и я так сначала подумала. А потом решила: пусть попробуют. Я буду вести самостоятельную политику и писать то, что считаю нужным. В крайнем случае закроют газету. В лагеря, как при твоем Сталине, меня не сошлют.
- И то верно, - согласилась Зина. - Сделаешь себе имя, станешь известной. А то мы с тобой до сих пор выглядим в этой столице как заштатные провинциалки.
- Зато мы знаем то, о чем эти заевшиеся москвичи не догадываются. Они живут при коммунизме: высокие зарплаты, деньги всей страны, высокий уровень жизни. А попробовал бы кто из них прожить, полгода не получая даже тех жалких крох, которые называются жалованьем врача или учителя!
- Верно, - согласилась бывший библиотекарь. - Над остальным, кроме столицы, народонаселением страны правящий режим проводит жестокий эксперимент на выживание. А твой Президент, которого ты собираешься славить в новой газете, месяцами из больниц не вылезает.
- Да в этом ли дело? - возразила Джульетта. - Андропов тоже серьезно болен был, но за полгода порядок в стране навел. Проблема в ином: Александр Владимирович никогда по-настоящему жизнью простого народа не интересовался и ничего не делал, чтобы ее улучшить. А в этом, и только в этом, главная цель и задача нахождения у руля государства каждого властителя, как бы его должность ни называлась.
- Верно, - согласилась Зина. - И твой Герман такой же. Послушаешь его - они там решают любые проблемы. Но только не те, которые облегчают жизнь народа. Чем они все там, наверху, занимаются?
- Воруют, - засмеялась Джульетта. - Или сочиняют законы, которые помогают им это делать. Знаешь, сколько у нашего редактора компромата на высших должностных лиц? Горы: нет почти ни одного из тех, чьи лица ежедневно мелькают на экранах телевизоров, кто бы не был замешан во взятках и коррупции.
- Неужели все так безнадежно? И нет никого, кто бы навел в стране порядок?
Буланова вновь засмеялась. Видимо, после встречи в роскошной загородной резиденции и лестного предложения, полученного от самого Президента, она находилась в прекрасном настроении. Она посмотрела на пыльную папку, которую перед тем ей пыталась всучить Зина, и уже почти серьезно заметила:
- Почему же никого? А этот твой усатый: он себе не взял у родного государства ни копейки. И при нем не воровали. Хотя обладал фантастически неограниченной властью. Знаешь, как он отблагодарил тех ученых, которые создали первую советскую атомную бомбу?
- Как?
- Открыл каждому счет в сберкассе и позволил снимать с него любую, без ограничений, сумму.
- Вот как появились первые советские миллионеры.
Джульетта, казалось, уже потеряла интерес к разговору о личности Сталина, потому что устало проговорила:
- Может, и появились. Где, говоришь, меня ждет Герман?
- В кафе-баре рядом с твоим домом.
- Значит, сыт и пьян.
- Но тебя-то он хочет. И, судя по тону голоса, - безумно.
- Тогда - к  нему. А с тобой мы попозже созвонимся: может, ты мне что-то всерьез посоветуешь.
И Буланова так же стремительно, как и появилась, выскочила из кабинета подруги.

Весна в этом году наступила быстро и стремительно переходила в лето. В подмосковных Горках, где сейчас находился Президент, сегодня было особенно хорошо. Огромные корабельные сосны, блестя на солнце бронзовыми литыми стволами, создавали в прогретом лесу особый хвойный аромат. Видневшееся вдали полотно речной глади играло множеством солнечных пятен - золотых, синих, зеленых и радужных. Глаз, измученный громадой каменного города, отдыхал от созерцания могучего и разнообразного свежего зеленого цвета, который бывает только весной.
В настежь распахнутые окна просторной веранды дворца-резиденции набегали волнами лесные запахи. В них смешалось и дыхание можжевельника, и нагретый солнцем аромат хвои, и такой настой озона, что кружилась голова, а душа и тело человека чувствовали прилив сил и отдохновение.
Именно в таком прекрасном настроении и, пожалуй, впервые за долгое время не менее прекрасном физическом самочувствии пребывал сейчас Александр Владимирович. Он сидел на веранде в плетеном кресле, с удовольствием прихлебывал душистый чай и отдыхал оттого, что ничего не делал и ничем не занимался.
Вдруг откуда-то со стороны парадного входа раздался истерический женский крик. Президент вздрогнул и недоумевающе оглянулся. Ему показалось, что кто-то решил совершить на него покушение. Он даже привстал с кресла и приготовился укрыться в надежном месте, но никто из охраны не спешил к нему на помощь.
Тогда он немного успокоился и вернулся в прежнее положение, надеясь продолжить  приятное созерцание природы.
Однако  тут же распахнулись сразу обе половинки двери на веранду, и в помещение влетела его дочь.
Она с рыданиями и криком бросилась к отцу. В руках Нина держала какую-то газету. Размазывая по щекам слезы и тушь, потрясая в воздухе смятой газетой, Нина закричала:
- Папка, папка, они хотят меня убить!
- Кто, дочка? - встревожился Александр Владимирович.
- Наши враги! Посмотри, что они напечатали обо мне в этой мерзкой газете!
И она швырнула чуть не в лицо отцу смятый комок бумаги. Президент не стал ловить то, что ему бросила дочь. Сначала он попытался успокоить ее.
- Доченька, не плачь: они не стоят даже одной твоей слезинки! Кто тебя обидел?
- Не знаю! - еще сильнее заревела дочь. Она рыдала так истерично, как будто ей в это время кто-то причинял сильную физическую боль.
Александру Владимировичу пришлось поднять с пола газету. Он медленно развернул ее, распрямил листы и негромким голосом прочитал:
- «Частное лицо правит государством». Это о тебе?
- Да, да!
- Понятно, - сказал Александр Владимирович и швырнул газету на пол.
Затем он потянулся к кнопке звонка и сильно нажал на нее. Тотчас из-за двери появился охранник.
- Альберта Васильевича ко мне!
Через минуту в комнату вбежал запыхавшийся первый помощник.
- Кто у нас контролирует печать? - грозно начал Президент. - Почему появляются такие подметные статьи про мою семью?
- Вы сами подписали Указ о запрещении всякой цензуры  в средствах массовой информации.
Лучше бы он этого не говорил. Александр Владимирович так рявкнул на своего помощника, будто это именно он был автором не понравившейся его дочери статьи:
- Как ты смеешь мне указывать, что делать! Я не о цензуре говорю, а защите чести и достоинства семьи Президента!
Альберт Васильевич понял, что возражать в данной ситуации что-либо бессмысленно, и потому промолчал. Он выслушал длинную тираду от Президента о беспомощности аппарата его администрации и много еще чего подобного. И только через несколько минут, выговорившись, Александр Владимирович уже более тихо спросил:
- Ты хоть сам эту статью читал?
- Нина мне про нее позвонила, и я сразу же начал выяснять, чьих это рук дело.
- Ну?
- К сожалению, в редакции имеются подлинники опубликованных ею текстов телефонных разговоров вашей дочери.
- Так. И кто это мог сделать?
- Записать разговоры? Думаю, Нина Александровна вам сама сообщит.
Молчавшая все это время Нина вдруг бросила приводить свое лицо в порядок и заявила:
- А это не ваше собачье дело!
Президент грозно нахмурил брови и приказал:
- Давай, Нина, выкладывай.
- Кто, кто?! Ну, Кейман, кто же еще.
- Альберт Васильевич, выйди.
Он подождал, пока за первым помощником закроются двери, и обратился к дочери:
- Доигралась? Кто тебя просил связываться с этим типом?
- Ну, папа, ты же знаешь, что Кейман незаменим в финансовых делах. Он может молниеносно решить любую проблему.
- И посадить при этом нас в глубокую яму. Что теперь прикажешь делать? А я еще, с твоей подачи, его на такую высокую должность назначил!
- Подумаешь, проблема. Как назначил - так и снимешь. Теперь, после этой публикации, он нам больше не нужен.
Нина поправила кисточкой рисунок левой брови, облизнула языком ярко накрашенные губы и, словно это не она рыдала несколько минут назад, весело заключила:
- Знаешь, что Бог ни делает, все к лучшему. Конечно, он меня в грязи вымазал. Зато теперь мы от него не зависим - больше на своем крючке он нас держать не сможет!
Отец горестно смотрел на улыбающуюся дочь. Ему ничего не оставалось, как последовать ее совету.

«Воистину чудны твои дела, Господи! - думал, получив телефонограмму с вызовом к секретарю Совета безопасности, Сабиров. - Неужели теперь я буду отчитываться перед этой мразью, получившей путем интриг и шантажа президентской семьи такую высокую должность?»
Но делать было нечего: как человек государственный, он был обязан подчиниться. И, буквально против своей воли, с плохим настроением, но управляющий делами Президента все же направился на Старую площадь, где располагался аппарат секретаря этого одного из высших государственных учреждений страны.
Однако каково было удивление Сабирова, когда в приемной Совета безопасности он обнаружил Треногова и Якубова.
- И вы здесь? - искренне удивился он. - Попались, значит, голубчики? Нарушаете безопасность государства?
- Ты, Герман Антонович, так не шути, - серьезно оборвал его глава московского правительства. - Лучше думай, что делать: Распутин в царской России и то лучше был. Он хоть мадеру ведрами пил да великосветских дам соблазнял. А этот в самое сердце государства залез!
- Распутин плохо кончил, - мрачно заметил бывший директор Федеральной службы безопасности. - Нашлись порядочные люди из личной гвардии царя, которые опрокинули бочку нечистот на могилу этого интригана.
- А какая в нем все-таки была сила! - решил поразить друзей своей эрудицией Сабиров. - Съел вместе с пирожными пять граммов цианистого калия, затем выдержал удар бронзовым подсвечником по голове и три пули в грудь. Но даже после этого, утопленный в проруби Невы, жил в ледяной воде еще восемь минут!
- Господа! - подошла к ним секретарша приемной. - Абрам Исхакович просит вас в свой кабинет.
- Я пригласил вас, господа, - сразу же начал совещание Кейман, восседавший во главе длинного, с полированной столешницей стола, - чтобы обсудить наиважнейший вопрос безопасности нашего государства.
Он сделал многозначительную паузу, чтобы собравшиеся смогли по достоинству оценить важность его сообщения. Затем продолжил:
- Как нам стало  известно из компетентных источников, вами проводится определенная работа, которая не может рассматриваться как приносящая пользу государству.
Кейман опять сделал паузу. Он сидел за столом, гордо выпятив тщедушную грудь, приподняв плечи, которые не могли приукрасить даже накладные подплечники. Его лицо буквально лучилось сознанием своей исключительной значимости и важности.
- Конкретнее, - вдруг довольно грубо сказал Треногов. - Вы в чем-то лично меня обвиняете?
- Нет, нет, - быстро застрекотал Кейман. - Но оперативные разработки...
- Которые? - вмешался в разговор Якубов. - Те, что незаконно проводит ваша частная фирма? Подслушивание разговоров высших  должностных лиц - это вы имеете в виду?
Кейман вмиг преобразился. Встретив неожиданный отпор, он сразу ужал грудь, опустил плечи и постарался чуть ли не спрятаться за стол. Но этого ему, при всем желании, сделать, конечно, не удалось. Пришлось пытаться дать ответ.
- Вы ошибаетесь, господа. Моя фирма не имеет к данному разговору никакого отношения.
- А мы вам не «господа», - подал голос и Сабиров. - И даже не «товарищи». Кстати, вы ведь гражданин другой страны - Израиля. Как вам удалось попасть на пост хранителя секретов и безопасности России?
- Это вопрос к Президенту: он меня назначал.
- Так что мы здесь обсуждаем? - поднялся из-за стола глава московского правительства. - И, собственно говоря, с кем?
- Вот именно, - поддержал его Сабиров. - Нам здесь делать нечего.
Все трое дружно встали и направились к двери. Но не успели они выйти, как вслед донесся слабый голосок Кеймана:
- Вы пожалеете об этой демонстрации! Все будет доложено Президенту!
- Хам! - обернулся к нему и высказался Треногов. - И чтоб больше не смел меня беспокоить своими телефонограммами.
- Это ты зря, - осторожно заметил Якубов, как только они оказались в приемной. - Ему только такие аргументы и нужны.
- Да пошел он к долбаной матери! - разгорячился глава правительства. - Буду я еще перед каждой мразью расшаркиваться!
- К сожалению, - вздохнул Якубов, - мы живем именно в такой стране, где приходится и это учитывать. Один такой человек может принести России вреда больше, чем ЦРУ и ФБР вместе взятые.
С такими невеселыми мыслями они и покинули приемную Совета безопасности на Старой площади Москвы.

Потсдамская конференция победителей во второй мировой войне подвела черту под разделом Европы и гитлеровской Германии. Но союзники только делали вид, что дружны и неразлучны. США и Англия уже давно вели тайную войну против Советского Союза. И главным козырем этих стран являлось новое оружие невиданной разрушительной силы - атомное.
К самому началу конференции американский президент получил долгожданное известие: в далекой Неваде произошло первое успешное испытание атомной бомбы. Трумэн не мог даже совладать с собой от радости: его лицо светилось гордостью и сознанием собственного превосходства. Ему, которому невольно хотелось встать навытяжку, как только в зале заседаний появлялся Сталин, это было особенно приятно. Он уже предвкушал, как огорошит советского диктатора, который только что покорил мир, этой сенсацией.
В овальной комнате Потсдамского дворца собрались советский генералиссимус, английский премьер и американский президент. Кроме них в просторной комнате были только переводчики. Как только были высказаны приветствия и улажены необходимые формальности, Рузвельт неожиданно произнес:
- Господин Сталин, хочу сообщить вам сенсационную новость: американские ученые только что провели успешное испытание атомной бомбы. Это новое, сверхмощное оружие, которое может уничтожить целые страны и континенты.
Черчилль, как только его союзник и друг произнес эти слова, буквально впился взглядом в лицо диктатора, чтобы увидеть, какое впечатление произвело это сообщение на Сталина.
Однако он был разочарован: вопреки его ожиданиям, лицо Сталина сохраняло веселое и благодушное выражение.
Как только завершились переговоры, американец и англичанин встретились наедине.
- Он не задал мне ни одного вопроса! - изумленно произнес Трумэн.
- Наверное, просто не понял, о чем идет речь!
- А мы еще боялись такого недалекого человека, пожалел Сталина американский президент.
- Да, сэр, мы явно переоценивали его мудрость и дальновидность, - согласился английский премьер-министр.
Однако Сталин все хорошо понял. Он уже спешил в Москву. И как только переступил порог своего кабинета, потребовал к себе Курчатова.
- Товарищ Курчатов, - поздоровавшись за руку, сообщил Иосиф Виссарионович, - американцы только что испытали атомную бомбу. Мы непозволительно отстали в этом важнейшем вопросе. Я надеялся, что страна, победив Гитлера, получит передышку. Но международный империализм не позволяет нам расслабиться. Что нужно, чтобы резко ускорить работу по созданию атомной бомбы?
Профессор Курчатов уже имел готовый план работ. Поэтому ему не потребовалось просить времени на подготовку. И он немедленно доложил о своих просьбах:
- Нужно выводить работы по использованию внутриатомной энергии урана на новый, более высокий уровень. Требуется создать специальное ведомство при правительстве, которое занималось бы только этим вопросом.
- Согласен. Мы создадим Специальный комитет по атомной бомбе. Но не при Государственном комитете обороны. Это поднимет ее статус и позволит засекретить работы. Мы назовем их, допустим, «Проект Бородино».
Сталин прошелся по кабинету, затем добавил:
- А возглавить Проект поручим товарищу Берии. У него хватит сил и энергии, чтобы обеспечить вас и ваших ученых всем необходимым для этой важнейшей работы. Действуйте, Игорь Васильевич.
Так было дано значительное ускорение созданию, в противовес американской, советской атомной бомбе.

Сразу из Совета безопасности трое друзей поехали на свою конспиративную квартиру. Ею, по неписаному согласию, стала подмосковная дача Треногова.
Правительственный «ЗИЛ» в сопровождении двух милицейских машин промчался по Ленинградскому проспекту, затем - шоссе, и, наконец, вырвался на простор  великолепной
окружной дороги. Недавно отстроенная по последнему слову техники, она выглядела как заграничная картинка. К тому же и здесь машине главы московского правительства везде сопутствовал «зеленый свет». Вскоре они уже свернули с Боровского шоссе в живописный лесной массив.
После жары и духоты, установившейся в последние дни в столице, здесь их встретил удивительной чистоты прохладный воздух. Эта чистота придавала окружающей природе особую резкость и блеск. Каждая сухая ветка сосны была издали видна среди темной хвои. Даже блестящая на солнце нитка паутины вырисовывалась так, словно протяни руку и схватишь это чудо природы.
В сосновом бору стояла завораживающая тишина, лишь изредка нарушаемая пением птиц да стрекотом одинокого кузнечика. Потоки света среди бронзовых стволов то меркли, то вновь разгорались и превращали деревья и заросли кустов в живой шевелящийся мир листвы.
Все это настраивало на умиротворяющий лад. И спустя какой-то час от былого нервного возбуждения друзей не осталось и следа.
Но это не помешало им, как только все умылись и сели за стол в тенистой беседке, приступить к обсуждению чрезвычайного происшествия. Именно так назвал их вызов к Кейману Треногов:
- Это позор для страны! Какая-то гнида будет меня вызывать и давать указания, что делать!
Видимо, эмоциональный хозяин дачи все еще не отошел от того унижения, которое испытал, явившись на ковер к тому, кого несколько дней назад поручил проверить прокуратуре.
- Зачем тогда к нему явился? - лениво отозвался Сабиров, который, несмотря на жару, уже успел пропустить стопку водки из запотевшей, из холодильника, бутылки.
- А мне интересно стало: что же он мне скажет! - быстро отреагировал Треногов. - То, что он знает о наших встречах, мне известно. Но что он наберется наглости еще мне об этом и заявить, да еще прикрываясь безопасностью страны,- это уже перебор!
- А что дали результаты проверок его незаконной деятельности по прослушиванию? - поинтересовался Якубов, хоть прекрасно знал об этом.
- Да ничего, - махнул рукой Треногов. - Разве можно в этой стране посадить того, кто действительно нарушил закон?
- Тем более, если его нарушил человек из окружения Президента, - подтвердил бывший глава Федеральной службы безопасности. - Ну, а каков резонанс газетного разоблачения вмешательства в дела страны небезызвестной Нины Александровны?
Треногов, занявшийся было разделкой рыбы под пиво, отложил ее в сторону и серьезно заметил:
- Думаю, что этот ход нам многое даст. Мне, конечно, неизвестно, как на эту статью отреагировал Сам. Но что Нинку хватила истерика - это наверняка. Я эту дамочку знаю. Слезы, стенания, приказы отцу изничтожить мерзавцев, осмелившихся написать о ней правду.
- Значит, сегодня-завтра будут результаты, - задумчиво протянул Якубов. - Полагаю, что Кейману недолго осталось красоваться в этом кресле.
- Ты так думаешь? - оживился Сабиров. - Да он их всех на крючке держит: помимо этих кассет с записями, Кейман финансировал семью, особенно Нину.
- А ты не финансировал? - усмехнулся Якубов.
- Я делал это по личному приказанию шефа. Так сказать, по долгу службы. А эта гнида Кейман за деньги власть в стране покупал.
- Ладно, друзья, - решил примирить споривших хозяин дачи, давайте займемся более существенными вопросами. Значит, Кейману конец? Прекрасно - это большая победа для страны. А как быть с Самим? Не считаете, что наступил благоприятный момент?
- А что ты можешь для этого сделать? - поинтересовался Якубов. - Нарушить Конституцию и насильно снять его с должности?
- Да он сам эту Конституцию растоптал, когда к власти рвался. А новую под себя приказал написать. Такую, чтобы снять его при всех условиях было невозможно.
- А кто за нее голосовал? - язвительно заметил Сабиров. -  Мы с тобой оба и аплодировали новому тирану, который власть понимает только как способ личного обогащения.
- Ну, это ты уж слишком! - опасливо покосился по сторонам Треногов. - Да за такие речи...
-... при Сталине бы расстреляли. А теперь благодаря новой Конституции даже не посадят, - закончил за них Якубов.
- Н-да, - подытожил Треногов. - Сплошной тупик. Одна надежда: на досрочные выборы. И к ним надо всерьез готовиться. Кто лучше это сделает, того и народ изберет. А здесь очень многое зависит от средств массовой информации. Но если нам будут вредить свои же люди...
Хозяин дачи многозначительно посмотрел на Сабирова, старательно жующего кусок рыбы, и стал ждать его ответ.
В наступившей тишине было слышно, как где-то рядом заботливо жужжит шмель. Он летал кругами, все ближе подбираясь к бе-седке. Видимо, в деревянном строении у него было гнездо. И действительно, шмель сделал ловкий быстрый поворот и скрылся от глаз в расщелине крыши.
- Если ты имеешь в виду Джульетту, - наконец сказал, дожевав вкусную рыбу, Герман, - то виноват прежде всего сам.
- Интересно, чем же? Она печатает обо мне гнусный фельетон в своей газетке, а я еще и виноват?!
- Не надо обманывать девушку. Пообещал за ту заказную статью горы, а сам ни копейки не заплатил.
Треногов почесал рукой в затылке, будто именно там у него был кошелек с деньгами. Затем, смущаясь, был вынужден признать:
- Да, это я дал маху. Понимаешь, совсем забыл. Мне что, этих паршивых денег, что ли, жалко?
- Ну, это ты ей объясни. Я-то в ваших разборках при чем?
Беседа троих друзей плавно перетекла на обсуждение проблем женщин. К тому же пиво оказалось превосходным и настраивало на лирический лад, в котором политике места не было. Да и погода способствовала расслаблению. Солнце уже клонилось к закату, и в сосновом бору оживали совсем иные звуки.
В косых лучах перепархивали, точно загораясь, какие-то птицы. Запахло земляникой, нагретыми пнями. Гулко падали шишки. Словом, лес готовился ко сну.
Но обитатели правительственной дачи и не думали о каком-то сне. У них было слишком много забот и проблем. И решить их эти взрослые люди почему-то никак не могли.

Вещи усиливают ощущение времени. Часто они живут дольше нас. Прелесть жизни порой заключается не только в настоящем и ожидании будущего, но и в воспоминаниях о прошлом.
Джульетта Степановна сидела сейчас в одиночестве в своей уютной квартирке в Последнем переулке Москвы и с грустью перелистывала альбом с фотографиями.
Вот этот бравый, с лихо закрученными усами, на дореволюционной фотографии - ее прадед. А это, светлой памяти, ее мама. Эти черно-белые, кое-где уже пожелтевшие карточки должны остаться и после меня, подумала Буланова.
Она перевернула еще пару страниц альбома и чуть не рассмеялась: загорелая, верхом на бутафорском крокодиле да еще с давним любовником. Мэр города, откуда она приехала в столицу, не считался с расходами и свозил свою возлюбленную в далекий и жаркий Таиланд.
Там она была действительно счастлива. Никаких забот, все время прекрасная погода, теплый океан, пальмы и экзотика. Но семейного счастья связь с замужним человеком ей не принесла. Впрочем, она и теперь осталась в той же неопределенной роли любовницы без права на мужа и его имущество.
Джульетта задумалась над этой, казалось бы, очевидной мыслью, которая до этого ей почему-то не приходила в голову.
Но что ей оставалось делать? Устроить скандал и потребовать от Германа развода с законной супругой?
Но тем самым она разрушила бы не только его устроенную семейную жизнь, но и карьеру, высокое государственное положение Германа. Хотя, кажется, давно прошли времена парткомов, решавших подобные семейные вопросы и выносивших грозный приговор, развод со скандалом управляющему делами Президента ничего хорошего не сулил.
Бросить его, чтобы найти другого, согласного на женитьбу? Однако она по-своему любит Германа и привязалась к нему. К тому же элементарное чувство благодарности и порядочности не позволяет так поступить. Что ни говори, а в Москве она оказалась только благодаря высокопоставленному любовнику.
Джульетта так размечталась над старыми фотографиями, что резко вздрогнула, а затем и вскрикнула, когда раздался звон разбитых стекол.
Она не сразу поняла, что произошло. И только когда как можно осторожнее приблизилась к окну, увидела, в чем дело. В обоих стеклах оконной рамы было симметричное сквозное отверстие.
«Странно, что стекла не разлетелись», - почему-то подумала совсем не о том, о чем следовало, хозяйка квартиры.
Но затем Буланова бросилась к телефонному аппарату и стала лихорадочно набирать номер милиции.
- Алло, алло! - возбужденно кричала она в  трубку. - Вы меня слышите? В меня стреляли! Да, да! Адрес? Записывайте.
Только когда она подробно объяснила все милиции, Буланова немного успокоилась. Хотела было позвонить еще Зине и Герману, но передумала.
К ее удивлению, милиция приехала быстро. Следователь прокуратуры, криминалист и фотограф внимательно изучили отверстие в стекле, нашли пулю, запротоколировали происшествие и собрались уезжать.
- Как?! - изумилась Буланова. - И это все?!
- А что вы еще хотели? - равнодушно поинтересовался лейтенант милиции. - Чтобы мы у вас постоянный пост охраны оставили?
- Конечно! Меня же хотят убить!
Лейтенант усмехнулся:
- Во-первых, это еще не доказано. Стреляли, по всей видимости, с крыши противоположного здания. Могли и перепутать квартиры. А во-вторых, в Москве таких случаев - десятки, на всех охраны не наготовишься.
- Значит, вы будете меня охранять, - насмешливо заметила журналистка, - когда убедитесь, что меня убили?
 Лейтенант хотел возразить, но в это время зазвонил телефон.
Джульетта хотела взять трубку, но милиционер ее опередил.
- Кто говорит? Так. Так. Понятно. Спасибо.
И он тут же повернулся к следователю прокуратуры:
- Похоже, что потерпевшая права. Только что кто-то позвонил главному редактору газеты, в которой она работает, и сказал, чтобы те не удивлялись, если Буланову случайно найдут убитой.
- Так, - удовлетворенно сказал следователь, - дело приобретает интересный оборот. Похоже, что нам с вами, - он кивнул на хозяйку квартиры, - придется побеседовать подробнее.
Почти час Джульетте пришлось отвечать на самые разные вопросы, итересующие следователя. Она уже была не рада, что позвонила в милицию.

Ночью в Подмосковье глухо гремела гроза. Александру Владимировичу не спалось. Он поднялся с постели, подошел к окну и смотрел в пустынный парк. От синих пронзительных молний на стекле вспыхивали сложные узоры. Президенту казалось, что все эти пышные розаны и хохлатые петухи от молний лишь напоминание ему о том сложном положении, в которое он попал.
Его донимали со всех сторон. Собственное нездоровье, от которого давно разламывалась голова и тело и было совсем не до забот о стране и ее народе. Оппозиционные соратники, которые только и мечтали, как бы по-скорее от него избавиться. А теперь еще и собственная дочь, которая своими капризами и желанием поуправлять государством, загнала его в угол.
Главной головной болью Александра Владимировича было решение вопроса с Кейманом. Легко назначить человека на высокий пост. Гораздо труднее его оттуда снять.
Президент отошол от окна, за которым гроза и не думала утихать и нажал кнопку звонка. Через некоторое время в его спальню вошел офицер охраны.
- Альберт Васильевич здесь?
- Да, отдыхает в своей комнате.
- Разбудите. Пусть придет ко мне.
Ворочаться до утра в постели или принимать крепкое снотворное, от которого потом опять будет болеть голова, ему не хотелось. Самое  время обсудить, наконец, некоторые государственные вопросы.
Первого помощника ждать Президенту пришлось недолго. Видимо, тот привык к таким капризам своего Хозяина и спал, если уж не одетым, то наготове к возможным побудкам.
- Молодец, - одобрил Александр Владимирович, - Собираешься как солдат: за сорок пять секунд.
Альберт Васильевич не стал отвечать на похвалу, а только прикрыл рот рукой, чтобы не зевнуть.
- Ну, что будем делать с Кейманом?
«Вот те на! - подумал помощник. - Он его сам назначил, со мной не советовался, а теперь, когда тот наворочал дел, меня спрашивает!»
Но вслух он сказал иное:
- То, что заслуживает.
- Что ты мне ребусы задаешь, - лениво возразил Президент и невольно вздрогнул, так как в это время ярко сверкнула молния, а затем раздался мощный грохот. - Казнить нельзя помиловать. Ты мне запятые расставь.
- С одной стороны, - дипломатично начал Альберт Васильевич, Кейман заслуживает снятия, так как своими действиями уже вызвал волну возмущений в прессе, чем косвенно дискредитирует и вас. А, с другой, - он же протеже Нины Александровны.
- Понятно: не пой тонко, не пой толсто. За что тебя люблю, так это за твою увертливость.
Президент сказал эти слова неторопливо, ровным, спокойным тоном. Помощнику показалось, что он стал засыпать в кресле-качалке, так мерно засопел носом Александр Владимирович, как вдруг тот резко добавил:
- Так что ты со своими друзьями решил сделать со мной?
Альберт Васильевич даже рот открыл от удивления. Он знал непредсказуемость и изуитскую хитрость Президента, потому всегда при разговорах с ним проявлял максимальную осторожность. Но на этот раз слова Президента застали его врасплох. Видимо, сказалось то, что он еще не совсем проснулся и плохо соображал. Но такое подозрение заставило его вмиг мобилилизоваться и стать привычно собранным. И потому ответил он довольно убедительно.
- Я?! С вами?! Да провалиться мне на этом месте, если я когда против вас что замышлял! Это все наши враги хотят клин между нами вбить! Что я без вас? Да меня завтра же из Кремля попрут!
- Это ты верно сказал. Без меня тебя точно за одно место подвесят. Так что ты держись старика: я нервишки кое-кому еще сильно попорчу. Ладно, иди отдыхай.
Первый помощник так и не понял, зачем вызывал его среди ночи Президент. Но, главное, ему было непонятно другое: что знал об их тайных встречах Президент?

Прогулка на подмосковную дачу Треногова все же не была пустой говорильней и поглощением пива под вкусную рыбку. Об одном важном деле друзья все-таки договорились. И поручили его исполнение Якубову.
И вот сейчас бывший директор ФСБ ожидал в приемной Генерального прокурора, когда тот его пригласит. Раньше ему не пришлось бы никого ожидать. Михаил Иванович почел бы за великую честь встретить такого важного гостя у самого подъезда здания на Большой Дмитровке.
Но такое пренебрежение к давнему знакомству со стороны коллеги Якубова совершенно не огорчало. Во-первых, он давно знал истиную цену показной дружбы высших чиновников государства. А, во-вторых, чем больше бы он здесь прождал сейчас, тем лучше это было для темы предстоящего разговора.
Наконец, из кабинета Генерального прокурора вышло несколько человек, и Михаил Иванович вышел навстречу гостю. Он широко распахнул руки, словно хотел заключить в объятия гостя, но не сделал этого, а лишь, не очень искренне, проговорил:
- Иван Павлович! Ну что же ты столько времени ко мне не заходил!
Якубов промолчал и лишь неспеша прошел в кабинет следом за его хозяином. Тот отвинтил крышку у большой пластмассовой бутылки и предложил гостю воды. Увидев отказ Якубова, налил себе полный стакан и жадно, почти не отрывая его от губ, выпил воду до дна.
- Поговорить бы надо, - тихо заметил Якубов.
Генеральный прокурор его понял. Он повертел головой по сторонам кабинета, как бы проверяя, не прячется ли кто за широкой портьерой или под диваном, и согласился:
- Давай как-нибудь поговорим. Только не сейчас - дел, сам понимаешь, по-горло.
- Дела у прокурора все время будут, - иначе зарплату платить не за что. А надо бы и о себе подумать: при таком напряженном темпе работы недолго и инфаркт схватить. Поверь, после этого сразу всем станешь не нужен.
Генеральный прокурор поверил. Он только что сам продемонстрировал это на примере бывшего директора Федеральной службы безопасности. И потому, в знак согласия, задумчиво покачал головой.
Увидев, что хозяин кабинета склонен принять его предложение, Якубову осталось только чуть-чуть «дожать» своего собеседника.
- Знаешь что, поедем-ка сейчас со мной. Есть одно укромное место, где нам никто не помешает. В мужской компании хорошенько перекусим, а, заодно, и поговорим. Там нам никто мешать не будет.
- Ладно, - вздохнул Генеральный прокурор, - поедем. Ты прав: все дела не переделаешь.
Он дал несколько распоряжений секретарю в приемной, и они, на отдельном лифте, спустились вниз, к подъезду.

Лето в этом году было особенно жарким. Даже в зашторенном кабинете Сталина в Кремле чувствовалось, что на улице знойно и душно.
Возможно, именно это обстоятельство было причиной плохого настроения вождя. По крайней мере, так думал его личный секретарь Поскребышев, когда докладывал Сталину о сборе приглашенных.
Но он ошибался. Не жаркая и душная погода была причиной негодования диктатора. Только что Иосиф Виссарионович ознакомился с особо секретным донесением о том, что в Пентагоне разработан план атомной бомбардировки двадцати советских городов, включая Москву.
«Подумать только! - негодовал про себя Сталин, в раздражении отодвинув от себя на столе секретный доклад. - Всего три месяца прошло после окончания конференции стран-победительниц второй мировой войны в Потсдаме. Там вовсю звучали тосты о дружбе и поддержании мира на земле. И те же Рузвельт и Черчилль теперь строят планы уничтожения Советского Союза! Этого не будет!»
Он приказал, чтобы приглашенные вошли в его кабинет. Вождь лично и очень тепло поздоровался за руку с Курчатовым, Сахаровым, Александровым и другими учеными. Затем пригласил их сесть за большой длинный стол, накрытый зеленым сукном.
- Вы, товарищи ученые, прекрасно знаете, что сейчас требуют от вас партия и правительство. Надо максимально ускорить работы по реализации Проекта «Бородино». Империалисты уже вынашивают планы уничтожения с помощью нового оружия нашей страны. Поэтому мы не пожалеем никаких средств, чтобы создать ядерный щит Родины.
Ученые не подвели Родину и Сталина. 29 августа 1949 года на семипалатинском полигоне в Казахстане была успешно испытана первая советская атомная бомба. А еще раньше, в 1947 году министр иностранных дел СССР В. М. Молотов сделал заявление, что секрета атомной бомбы уже давно не существует.
Сталин щедро, по-царски одарил группу разработчиков проекта. Создатели атомной бомбы получили Государственные премии, звания Героев Социалистического Труда, автомобили, особняки, деньги. Вождь был готов на руках носить этих людей. И был прав, потому что эти люди положили конец атомной монополии США и Англии, которые могли применить грозное оружие не только в Хиросиме и Нагасаки.

Как только Сабиров узнал об обстреле квартиры Булановой, сразу же выехал к ней. Там он застал не только свою любовницу, но и наряд милиции.
- Что здесь произошло? - обратился Герман к лейтенанту, который был старшим в наряде.
- А с кем имею честь говорить?
Сабиров мгновение поколебался, затем, чтобы узнать правду, все-таки решил раскрыть свое инкогнито.
- Управляющий делами Президента Сабиров.
- Вот как? - удивился молодой лейтенант. - И что вы здесь, собственно говоря, делаете?
Герману, который не привык к такому обращению с собой, это очень не понравилось. И он повысил голос:
- Да как вы смеете так со мной разговаривать! Одного звонка будет достаточно, чтобы убрать вас с этой работы!
- А вот это уже называется использованием служебного положения в личных целях. Я здесь выполняю свои обязанности и не обязан давать служебную информацию даже чиновнику из Администрации Президента.
- Герман Антонович, - вмешалась Буланова. - Не спорь: он прав. Да и, собственно, что он может сейчас сказать нового?
- Ты, пожалуй, права, - несколько поостыл Сабиров. - Где бы нам с тобой приватно поговорить?
- Давай лучше поедем к Зине. Все равно я не смогу теперь здесь спокойно себя чувствовать. Даже под охраной таких бдительных милиционеров, - сказала она и улыбнулась молодому лейтенанту.
Минут через пятнадцать они уже входили в соседний дом, где жила Зина. Та встретила их радостно. Однако было видно, что она сильно встревожена. И потому сразу накинулась с расспросами:
- Ну что милиция выяснила? Кого подозревают?
- Это, пожалуй, мы должны вычислить сами, - резонно заметил Сабиров. - Поэтому надо подумать, кому нужно было пугать Джульетту?
- Против кого она писала свои статьи.
- Ты, Зина, конечно, права, - согласилась Буланова. - Начнем с Треногова - ему от меня здорово досталось.
- Ну, это исключено! - возмутился Сабиров. - Он - мой друг, а ты - моя любовница. К тому же я открытым текстом высказал ему претензии по поводу того, что он забыл тебе оплатить заказ. И он согласился, что «нужное» мнение, которое создает пресса, сейчас дорого стоит.
- Да, Треногов прав, - заметила Зина. - В России журналист больше чем человек, который пишет: нигде в мире так не верят в печатное слово, как в России.
- Журналист у нас не дурак, - весело заметил Герман, - как его покормят, так и писать будет.
- Друзья, друзья, - была вынуждена вмешаться Джульетта, - мы отвлеклись от темы. Нам же надо выяснить, кто потенциальный заказчик этой пули, влетевшей в мое окно, а не открывать симпозиум насчет особых качеств российского журналиста. Мораль, в принципе у каждого человека одна. И наш журналист от иностранного ничем в этом плане не отличается.
- А когда-то отличался! - назидательно вставила Зина. - Я помню твои статьи в областной газете. Тогда они были полны патриотизма, высокой нравственности и служению Родине.
Буланова красноречиво посмотрела на подругу и ничего не ответила. Она вынула из пачки сигарету «Кэмел», чиркнула зажигалкой и глубоко затянулась. Затем тоскливо оглянулась вокруг:
- Зинок, у тебя что - выпить ничего нет?
- Откуда? Нам уже второй месяц зарплату не платят.
- И вам тоже? - удивился Сабиров. - Во довели страну: имеем почти половину всех сырьевых богатств мира, а живем в нищете.
- А все потому, что во главе государства находится старый, больной и безразличный человек, а правят страной разные проходимцы! - запальчиво выкликнула Зина и вдруг прижала указательный палец к виску: - Эврика! Как я сразу не подумала?! Это же Кейман!
- Что Кейман? - не поняла Джульетта.
- Он - заказчик и исполнитель!
Сабиров и Буланова оторопело посмотрели на хозяйку квартиры. А Зина как ни в чем не бывало продолжала развивать свою мысль:
- Следите за моей логикой. Джульетта «светится» в газете с разными статьями, заказной характер которых вполне понятен тем, против кого он направлен. Кейман, как человек, несомненно, одаренный и поднаторевший в интригах, сразу устанавливает связь между Джулей, Треноговым и тобой, Герман. Тебя он уже пытался запугать, теперь пришла очередь Джули.
Сабиров задумчиво покивал головой. В словах Зины он в самом деле увидел логическую связь. Да и Буланова не стала отрицать справедливость этой версии. И он медленно проговорил:
- Ах сволочь! Мало ему меня - теперь и до моей возлюбленной решил добраться. Но это у него не получится: я сделаю все, чтобы убрать эту гадину.
И он повернулся к Булановой:
- Значит, так. Ты поживи пока у Зины - это будет безопаснее. А насчет всяких кейманов не беспокойся: мы сейчас как раз эту версию разрабатываем.

Прошедшая ночью гроза наконец-то освежила воздух и заставила отступить жару. Грозовое желтое небо еще дымилось многочисленными облаками, но в двух местах их прорывало яркое многоцветье. Две подруги-радуги словно опрокинулись над верхушками деревьев и радовали глаз переливом причудливых красок.
Якубов, как только они выехали за пределы столицы, отключил кондиционер в машине и открыл окно. Однако вместе с теплым ветерком в салон ворвался и влажный воздух.
- Душно, - сказал Генеральный прокурор, отирая платком лоб и затылок. - Как бы снова не разразилась гроза с ливнем.
- У природы нет плохой погоды, - отшутился Якубов. У него значительно повысилось настроение оттого, что Михаил Иванович согласился поехать с ним. Признаться, он не ожидал такого быстрого и легкого согласия важного чиновника на предложение бывшего коллеги. - Да и ехать осталось недолго.
- А куда мы направляемся, если не секрет? - почему-то впервые поинтересовался Генеральный прокурор, что совсем не соответствовало его должности и умению быть всегда осторожным и осмотрительным.
- Еще пару километров - и мы у цели, - уклонился от прямого ответа Якубов, ловко ведя машину по пролеску.
И действительно, через несколько минут они остановились у ворот какой-то дачи. Михаил Иванович сразу определил, что этот красивый особняк за трехметровым забором с системой видеонаблюдения явно принадлежит не простому труженику. Но задавать больше вопросов не стал, справедливо полагая, что скоро все и так прояснится.
Он оказался прав. Как только машина въехала на территорию дачного участка, представлявшего большой, уходящий вдаль сосновый бор, его взору сразу предстали знакомые люди. Треногов, Сабиров и даже первый помощник Президента были прекрасно известны Генеральному прокурору. Он стал догадываться, что заставило этих людей собраться в одном месте.
Но крепкие дружеские рукопожатия, взаимные приветствия, традиционные вопросы о здоровье не оставляли сейчас времени для расспросов. Его пригласили пройти на просторную террасу трехэтажного особняка с причудливыми башенками. Здесь уже ждал богато накрытый стол.
Первые десять минут застолья все дружно выпивали и закусывали. Здесь, на природе, духоты почти не чувствовалось. К тому же солнце уже клонилось к закату, и становилось прохладнее. Вдоль террасы густо росли цветы. Мокрые соцветия красных пионов горели в последних лучах солнца, как раскаленные угли. Все это в сочетании с мерным постукиванием дятла по засохшему стволу дерева создавало благостную картину деревенского умиротворения и покоя.
Но, похоже, гости собрались здесь не для этого. И первым начал серьезный разговор хозяин дачи. Он выпил еще одну рюмку коньяка, зажевал его ломтиком лимона и спросил Генерального прокурора:
- Скажи, Михаил Иванович, ведь не зря мы тебя сюда вытащили? Красота-то какая!
- Да уж, красиво. Но пригласил ты меня зачем? Не кормить и поить, в самом деле!
- И это тоже не помешает. Я, к примеру, на голодный желудок плохо соображаю. А нам сегодня нужно принять важные решения. Скажи, пожалуйста, ты с кем?
Михаил Иванович чуть не поперхнулся куском малосольной форели, который только что подцепил вилкой и отправил в рот. Но быстро прожевал его и в свою очередь спросил:
- А что ты имеешь в виду?
- Брось хитрить: тут все свои. Ты с Президентом и его окружением, которые развалили и унизили великую страну, или с честными патриотами, которые хотят спасти Родину от окончательного краха?
На такой вопрос у бедного Михаила Ивановича не могло быть иного ответа, как остаться заодно с честными патриотами. Но это не устроило главу столичного правительства. И он потребовал доказательств:
- Тогда почему пляшешь под дудку Самого? Зачем дважды вызывал Германа и устраивал ему накачки?
- Погоди, Василий Иванович, - вмешался Якубов. - Нельзя прижимать человека к стенке, если хочешь сделать его союзником. Михаил Иванович в данном случае поступил так, как сделал бы каждый на его месте. У прокуратуры имеется материал на Германа, и мы об этом знаем. Другое дело, что он выполнял указание Президента, не для себя переводил на заграничные счета эти деньги, предназначенные для ремонта Кремля. Так, Михаил Иванович?
- Абсолютно так.
- Спасибо. Речь сейчас об ином: готов ли Генеральный прокурор, у которого имеется огромный компромат на окружение Президента, дать ему ход?
- И оказаться, так же как и вы, выброшенным с работы?
- Михаил Иванович! Я ведь ходу имеющимся у ФСБ материам не дал. И все равно меня отправили в отставку. Так что вы сидите на пороховой бочке.
- Вот видите! - обрадовался Генеральный прокурор. - Вы-то меня понимаете: я один изменить  ситуацию не смогу.
- А почему один? - подал голос Сабиров. - Нас теперь много. И мы можем помочь многострадальной России сбросить с трона человека, который столько лет только и делал, что заботился о личном благе.
- Да, - подтвердил Якубов, - если вы согласитесь быть с нами в одном ряду, мы многое можем сделать.
Генеральный прокурор, казалось, был в раздумье. Он не спешил отвечать, а остальные посетители дачи его не торопили. Наконец, Михаил Иванович заметил:
- Вы знаете, что я честно прошел все ступени своей карьеры. Начинал рядовым прокурором в глубинке. И такого размаха коррупции в высших эшелонах власти я никогда не видел. Вместе с Андроповым мы начинали разные «рыбные» и «гастрономные» дела против тогдашних чиновников. Думали, что  это предел падения отдельных руководителей. Но оказалось, что те правонарушения  - детские шалости по сравнению с тем, что творится сейчас. Разворовываются целые миллиардные транши западной помощи, в частные руки за бесценок отдаются самые прибыльные отрасли, воруют уже воткрытую и никого не стесняются. Думаете, у меня не болит за это душа?
- Так начните борьбу! - воскликнул Треногов. - А мы вас поддержим!
- Кто «мы»? Несколько чиновников, пусть даже высокопоставленных? Полная власть в руках Президента и средств массовой информации. Они любого из нас сотрут в порошок!
- Не сотрут, - вдруг спокойно подал голос, молчавший до этого первый помощник Президента. - У нас в администрации имеется мощный аналитический центр. Так вот, по его данным, в парламенте и правительстве имеется мощная оппозиция Президенту.
- Тоже мне, новость! - презрительно засмеялся Сабиров. - Там многое покупается и продается. Но использовать силу депутатов можно. А вот с правительством нам нужно работу усилить: премьер-министр - порядочный человек и привлечь на свою сторону мы его обязаны.
- Верно, - согласился Треногов. - Этот вопрос я беру на себя: с Громовым у меня как раз завтра встреча.
- Вот это уже дело, - несколько увереннее сказал Генеральный прокурор. - Если на нашу сторону встанут парламент и правительство, то можно будет и в бой вступить.
Треногов с удовольствием заметил, что Михаил Иванович произнес слова «нашу сторону»  и посчитал, что прогресс достигнут. И постарался незаметно увести разговор в иное русло. Тем более что наступили сумерки, а на поляне среди сосен уже пылал костер, и оттуда вкусно тянуло запахом жареного шашлыка.
Жизнь, а с нею и борьба за лучшее продолжались.

       Пропуск с. 171-172.
прикрыть рукой декольте тысячедолларового платья от Версаче, справедливо           полагая, что нельзя раздражать отца де¬монстрацией чересчур большого выреза одежды  на груди.
    - Да, об этом! Твой  лизоблюд Кейман только что на всю стра¬ну заявил, что отказывается выполнять мой Указ! Каково?!
    - Какой Указ? Ты что, его уволил? И даже не посоветовался со мной! Лицо Нины стало медленно наливаться краской, но вдруг она громко зарыдала и стала дергать головой из стороны в сторону.
    Александр Владимирович мигом присмирел. Он, насколько по¬зволяла ему немощь, быстро подошел к дочери, обнял ее и стал успокаивать:
    - Ну, не плачь, Нинель, не надо. Ты же сама говорила, что тебе теперь безразлично, что будет с этим Кейманом.
    - Говорила! - продолжая рыдать, сквозь всхлипывания су¬дорожно выдавливала из себя слова дочь. - А ты и постарался: меня не спросил. А ты подумал, в какое положение этим Ука¬зом меня поставил? Теперь все смеяться станут, мол, я ничего не решаю!
    Александр Владимирович ничего не ответил. Он только лас¬ково гладил дочь по голове, видимо, вспоминая, как делал это в ее детстве.

   Российская история — это непрерывная череда дворцовых пе¬реворотов. Редкий правитель спокойно доживал в нашей стране на своем троне, чтобы умереть естественной смертью. Это дав¬но и прочно усвоил Иосиф Виссарионович Сталин. Он много потрудился, чтобы избавиться не только от явных, но и потенци¬альных врагов.
    Но даже сейчас, на вершине беспрекословного диктаторства, он не мог быть до конца уверен в полной лояльности соратни¬ков. И потому был вынужден прислушиваться к тем донесениям и докладам, которые регулярно поступали из спецслужб.
    Особенно в последнее время его беспокоил маршал Жуков. Этот гениальный полководец, блестяще выигравший войну, пользовался громадным авторитетом и уважением в народе. Он мог затмить даже гения всех времен и народов, самого товари¬ща Сталина. Этими страхами умело пользовался Берия. Он даже сумел подготовить к докладу вождю целое дело о военном заго¬воре, который, якобы, возглавил Жуков.
    Первая опала знаменитого маршала наступила в 1946 году, когда его удалили из Москвы в Одессу командовать округом. Про¬шло совсем немного времени, и из этого южного города посту¬пила шифровка, что Жуков вооружает офицеров. Берия немед¬ленно явился с докладом к Сталину
   - Ну, что у тебя? —  предчувствуя неприятный разговор, недовольно произнес Иосиф Виссарионович.
    -  Подтверждение того, что наш полководец возглавил заго¬вор недовольных военных.
    Сталин ничего не ответил, а лишь повернулся к Берии спиной, высматривая что-то через окно в кремлевском дворе.
  - Нити заговора из штаба Одесского военного округа потянулись в другие города, — словно не заметив демонстративного действия вождя, продолжал Лаврентий Павлович. — В основном туда, куда вы сослали генералов, снятых с постов и пони¬женных в званиях за присвоение трофейного имущества в Германии.
    Сталин помнил дело о так называемом трофейном имуществе. Вездесущие агенты Берии скрупулезно подсчитали и доложили, сколько ковров, мехов, метров тканей и так далее привез с со¬бой из побежденной Германии маршал Жуков и другие генера¬лы. Тогда он просто выбросил в мусорную корзину многостра-ничные описания этих трофеев. Но воспользовался случаем и наказал ряд высокопоставленных военных. И вот теперь ему опять напоминают о каких-то тряпках, не стоящих выеденного яйца.
    Берия дипломатично выждал некоторое время, но затем про¬должил доклад:
    - Обиженные, как они считают, вами военные стали искать авторитетную фигуру, вокруг которой можно было бы сплотиться …
    - … и тогда их взоры обратились к товарищу Жукову, тоже оби¬женному Сталиным, — досказал за Берию Иосиф Виссарионович.
   - Совершенно точно. Поэтому нами произведен ряд арестов офицеров округа, которым командует маршал Жуков.
   - И теперь встает вопрос об аресте самого командующего, — вновь закончил мысль за него хозяин кремлевского кабинета.
   Берия весь подался вперед, чтобы не пропустить ни слова из того, что теперь скажет Сталин. Он давно ждал этого исторического момента. До самого последнего времени, несмотря ни на какие компрометирующие материалы, ему не удавалось
близко подступиться к опальному маршалу. И вот теперь, кажется,  долгожданный момент настал.
    Ястребиный нос Берии, словно чувствуя добычу, напрягся в ожидании, а взгляд тускло поблескивающих за стеклами пенсне глаз отливал свинцово-сизой жесткостью.
    Сталин медленно повернулся от окна и внимательно посмот¬рел на Берию. Затем четко и ясно произнес:
    - Нет, Жукова арестовать не дам. Не верю во все это. Я его хорошо знаю. Я его за четыре года войны узнал лучше, чем самого себя.
    Жуков, действительно, издал приказ о выдаче оружия воен¬ным и разрешил круглосуточное его ношение. Но вовсе не пото¬му, что готовил свержение Сталина.  В сорок шестом Одесса ки¬шела бандитами и ворьем, которые наводили страх на жителей. Вот для борьбы с ними и предпринял полководец чрезвычайные меры.
     Бдительная агентура НКВД, следящая за маршалом, тут же сообщила об этом в Москву. Недоброжелатели Жукова момен¬тально воспользовались информацией. Но многоопытный Ста¬лин оказался прав, не поверив в такую интерпретацию сообще¬ния. На этот раз беда миновала маршала Жукова.

    Два главы правительств — московского и российского — встретились в доме на Краснопресненской набережной. Судя по тому, что Громов не стал держать Треногова в приемной, а сразу пригласил в кабинет, он относился к нему неплохо.
    Это был высокий, пожилой, много повидавший в жизни чело¬век. Он прошел не только партийно-советскую школу, обычную для всех здравствующих госчиновников, но и долгий путь дип¬ломатической работы. А потому был сдержан, скуп на слова, пунктуален и обязателен, что в российской элите считалось чуть ли не чудачеством.
    После того, как они тепло поздоровались, премьер-министр пригласил гостя в комнату отдыха, располагавшуюся за основ¬ным кабинетом. Там они расположились в удобных креслах.
   - У вас можно говорить открыто? — сразу поинтересовался Треногов.
   - Теперь можно, — ответил премьер-министр. — И на ста¬руху бывает проруха: я, опытный дипломатический волк-раз¬ведчик, не озаботился тем, чтобы проверить на предмет про¬слушивания эти апартаменты. И, только когда обнаружил утеч¬ку нескольких секретных разговоров из кабинета, дал задание
его проверить. Результат был ошеломительным: в столе премьер-министра — подслушивающее устройство.
    - Кейман?— коротко спросил Треногов.
    - Он самый.
    - И ничего с ним не сделали?
    - Громов снисходительно улыбнулся. Затем сделал рукой не¬определенный жест, означающий что угодно, и стал рассказы¬вать:
    - Почему же - сделал. Первым делом приказал всё ликвидировать и уволил своего руководителя аппарата. Вторым — поехал с разговором к Президенту.
— А он посоветовал ограничить вашу политическую активность и не наезжать на Кеймана.
   - Точно, — согласился премьер-министр. — Пришлось поставить ультиматум: или я, или Кейман. Что было дальше  —  вы знаете.
    - Знаю. Только этот прохвост теперь самому  Президенту кукиш показал: в интервью принадлежащей ему радиостанции заявил, что с поста секретаря Совета безопасности никуда не уйдет, и что Президент нарушил Конституцию.
    - Да есть ли у нас в стране после этого власть? — задал риторический вопрос сам себе премьер-министр.
    - Вот для того, чтобы власть была, я пришел к вам.
    - Вы понимаете: я не могу идти против Президента. Не только потому, что не могу этого сделать по Конституции, но из чув¬ства элементарной порядочности!
    - Да о какой порядочности можно говорить по отношению к такому человеку! — уже не сдерживаясь, воскликнул Треногов. — Он же, если потребуется, ноги о вас вытрет и дальше пойдет!
    - В этом я не сомневаюсь, — согласился Громов. — Положе¬ние в стране на грани взрыва: грошовые пенсии и зарплаты не выплачиваются месяцами, западная помощь разворовывается, чиновники погрязли в коррупции, криминалитет рвется к влас¬ти. А у правительства нет фактически никакой власти, чтобы это изменить. Вы не поверите, но каждый свой шаг я обязан согласовывать с администрацией Президента, словно это пре¬жний ЦК КПСС!
    - Так она и располагается там же, на Старой площади, и здание, и кабинеты прежние. Только вместо портретов дорогого Леонида Ильича там теперь впору повесить изображения аме¬риканского президента.
    - Да, это «друзья» нашего Александра Владимировича,— го¬рестно согласился премьер-министр.— Мировой валютный фонд, американский департамент и прочие заграничные добро¬желатели указывают, как нам жить и чего еще лишить населе¬ние. Я представляю, как отреагировали американцы, если бы мы стали советовать, как им жить!
    - Ну что же,— заключил Треногое, словно именно он был здесь хозяин, — тогда налицо наше полное взаимопонимание. Я хочу сказать, что представляю определенные силы, которые хотят и могут навести порядок в государстве.
    Наступило минутное молчание. Каждый из присутствующих в комнате отдыха обдумывал то, что он скажет теперь. На карту было поставлено многое: карьера, репутация, обеспеченная жизнь. Ведь и Треногов, и премьер-министр были людьми обес¬печенными и лично ни в чем не нуждались. Наконец, заговорил Громов:
  - Как гражданин страны и патриот, которому небезразлич¬но ее будущее, я также пришел к выводу, что дальше подобное положение терпимо быть не может. Это позор для великой стра¬ны. Россия доведена до нищеты, вынуждена побираться, вып¬рашивая займы, кредиты и транши. Но что сейчас можно сделать?
    - Многое. Мы привлекли на нашу сторону Генерального прокурора. У него накоплен огромный компромат на ближнее ок¬ружение Президента. Если предъявим Александру Владими¬ровичу, то сможем вынудить его добровольно подать в отставку.
    - А, если он на это не пойдет? По Конституции вся власть у Президента. На него выходят все силовые структуры.
    - А у нас общественное мнение, — не согласился Треногов. - Это посильнее военной мощи.
    - Надо подумать, — уклончиво сказал Громов. — По край¬ ней мере, о содержании нашего разговора не должен знать никто. Я дам знать о моём решении.
    На том они и расстались.

    Сабиров, естественно, посвятил Буланову в суть достигнутой на последней дачной встрече договоренности. Ему нужна была помощь Джульетты как опытной журналистки. Поэтому он не¬медленно встретился с любовницей на квартире у Зины, где те¬перь, в целях безопасности, проживала Буланова.
   - Ты можешь нам помочь? — сразу спросил он Джульетту, мирно попивающую кофе в уютной кухне. — Мы объявляем Самому информационную войну.
    - Вам нужно, чтобы накопленный на семью Александра Владимировича и на него самого компромат был опубликован в сред¬ствах массовой информации?
    -Да.
   -Так в чем же дело? Сам говорил: как журналиста покормишь, так он и напишет.
     -Дело не в деньгах: на эти цели у нас имеются. Дело в уголовной ответственности, которой боятся журналисты. Статья пятьдесят первая Закона о средствах массовой информации зап¬рещает журналистам распространять информацию, порочащую граждан, в том числе в связи с их профессиональной деятель¬ностью. Никому не хочется садиться в тюрьму.
    Буланова задумалась, пытаясь дать ответ Сабирову. Но ее опе¬редила Зина.
    - Из этой коллизии есть элементарный выход, — заявила она, поправляя на голове тюрбан из ярко-зеленой материи. — Вы забыли, в каком веке мы живем!
   - И в каком же? — задала глупый вопрос Джульетта.
   - В компьютерном. Делается все просто, сначала надо ваш компромат, что называется, «отмыть». Для этого есть легальный путь: информация сбрасывается в Интернет на разные сайты: А затем уже кто угодно может со спокойной совестью ссылаться на него.
    - Гениально! — воскликнула Джульетта. — Ссылка на опубликованный материал освобождает автора от уголовной ответственности. А легкодоступный и анонимный Интернет идеально подходит на роль такого источника. Знаете, что я недавно нашла в Интернете? Сайт, посвященный даме известного высокопоставленного чиновника, которая, трудясь в банке, занималась любовью с председателем правления прямо на рабочем столе. Каково, а?
    Герман не обратил внимания на последнюю пикантную деталь, но буквально загорелся идеей использования Интернета, потому быстро проговорил:
   - Зинаида, дорогая, проси чего угодно за такую подсказку!
   - Если бы мы продолжали жить в стране Советов, где они, как известно, давались бесплатно, я бы ничего не попросила. Но, поскольку эра романтизма прошла, то не откажусь от твоего предложения. Мы недавно с Джулей были в одном жутко дорогом бутике в «Пассаже». Но только облизнулись: ни одна обновка из этого магазинчика нам не по карману.
   Герман молча достал из кармана небольшой пластиковый предмет и протянул его Зине:
    - Это — платиновая кредитка банка «Чейз Манхэттен». Пользуйтесь на здоровье: на нее многое можно купить.
    После этого дальнейший серьезный разговор стал просто невозможен. Женщины заворковали, словно голуби на токовище: они наперебой обсуждали, что же купят себе в этом престижном магазине.

    Он никогда не имел близких друзей. Всю свою сознательную жизнь, с тех пор, как понял, что надо всеми силами рваться к власти, что только там, наверху, и есть все условия для самовыражения, Саша только притворялся, что может испытывать иные, кроме карьеристских, чувства к окружающим людям.
    В правильности этого жизненного кредо Александра убедила и жесткая комсомольско-партийно-советская школа. Умный, сообразительный паренек сразу понял, что нужно его руководителям. Он научился правильно, хорошо говорить. Умел к месту употребить цитаты из классики марксизма-ленинизма. А, главное, - угодить нужным людям.
    Всю последующую жизнь, занимая высокие властные долж¬ности, он компенсировал Себе эти вынужденные унижения. Александр Владимирович ни в грош не ставил людей. Всех, кто был ниже его рангом, он мог унизить и оскорбить в любую ми¬нуту. Он ни разу не вспомнил о тех, кто когда-то оказал нужные ему услуги. И, каждый раз, когда этого требовала обстановка или когда желал сам, без всяких сожалений «перешагивал» че¬рез верных людей.
    И вот сейчас Президент оказался в сложной ситуации. Ост¬рый звериный инстинкт подсказывал, что за ним, как гончие собаки за раненым волком, по пятам идут соперники. Они об¬ложили его со всех сторон красными флажками и вот-вот гото¬вы были захлопнуть капкан.
    На кого он, Президент страны, мог сейчас опереться? На свою кремлевскую администрацию? Но только за последние полгода он несколько раз поменял ее руководителей. На армию, для ко¬торой являлся Верховным Главнокомандующим? Но офицеры, которым, по его вине, месяцами не выплачивали нищенскую зарплату, вряд ли пойдут защищать такого командира.
    Всякие кейманы, которых в пылу ссоры с дочерью он назвал олигархофренами, первыми, как крысы с тонущего корабля, побегут из России. Правительство возглавляет человек, осмеливающийся спорить с ним и иметь свое мнение. А уж о парламенте и говорить не приходится! Депутаты и се-наторы-губернаторы до того осмелели, что уже в открытую ста¬вят вопрос о его досрочном смещении с поста Президента.
    Александр Владимирович горестно покачал седой головой и отошел от раскрытого окна. Его спальня в загородной резиден¬ции, сейчас больше напоминала больничную палату, так много здесь находилось медицинских аппаратов и приборов.
    Оставался один, главный и надежный союзник, который ни¬когда не подведет. И Президент распорядился пригласить к нему дочь.
    Нина, как всегда, влетела в палату нервная и возбужденная. Она мимоходом осведомилась о здоровье отца, небрежно чмок¬нула его в морщинистую сухую щеку и плюхнулась в кресло.
    - Что, устала, дочка? — ласково спросил Александр Владимирович.
    - Тут устанешь! Кругом одни враги: так и норовят поболь¬нее укусить. За границу смотаться, что ли?
    Президент насторожился. Он впервые услышал от дочери столь явное напоминание о загранице. Он, конечно, знал, что Нина уже давно, через подставных лиц, приобрела несколько вилл за границей...

                (Продолжение следует)


ВАЛЕРИЙ МАСЛОВ
                БЛИЖНЯЯ ДАЧА

                Роман
   
Все герои, кроме исторических лиц прошлого, в данном романе вымышлены. Всякие совпадения с реальными событиями случайны.                Автор.

Светлой памяти
моей матери, великой труженицы
РАЗГУЛОВОЙ Дарьи Ивановны, посвящаю.


    Ему не спалось. Он думал, что оставит потомкам. Какой след в истории страны и мира будет ему уготован. Какой-то очередной лизоблюд вчера весь вечер говорил ему, что имя Александра Владимировича навечно, золотыми буквами будет вписано в историю России.
России! Да мало этого! Он должен войти в один ряд мировой истории наряду с такими именами, как Рузвельт, Наполеон, Сталин, наконец. Недаром он, нынешний Президент страны, сидит сейчас в кресле именно того кабинета, где творил историю мира непобедимый Генералиссимус!
Никто после смерти вождя всех времен и народов не смел занять этот кремлевский кабинет на втором этаже исторического здания. Ни "кукурузник" Хрущев, ни "дорогой" Леонид Ильич, ни борец за справедливость Андропов, ни даже творец перестройки Горбачев. А он занял. Не побоялся. И никто и слова не сказал: проглотили. Знают его крутой нрав. Так что не отступит он и теперь, когда бывшие соратники, как стая голодных шакалов, только и ждут, чтобы урвать момент и лишить его власти.
- Не дождетесь! - вслух сказал Александр Владимирович. - Не на того напали!
Он с трудом поднял свою грузную фигуру из мягкого кресла и невольно усмехнулся:
- Прямо, как дорогой Леонид Ильич, стал, понимаешь! Впору претворять в жизнь его проект строительства подземной рельсовой дороги к залу заседаний Кремлевского Дворца съездов: нажал кнопку - и вместе с креслом тебя вынесло прямо в президиум очередного съезда!
Президент подошел к окну, из которого была видна панорама внутренней кремлевской площади. На заснеженной брусчатке суетилась стайка голубей, ввысь устремлялась золоченая колокольня Ивана Великого, слышался мерный перезвон колоколов. Весь этот патриархальный вид навевал покой и умиротворенность. И Александр Владимирович невольно воспрянул духом.
"Нет, списывать меня рано! Я им еще покажу кузькину мать!"

Из посольства Соединенного королевства Великобритании Герман Сабиров возвращался довольно поздно: сегодня здесь устраивался очередной прием по случаю представления нового Чрезвычайного и Полномочного Посла Ее Величества в России. Герман был слегка навеселе и потому двигался по ночной Москве на служебном "Мерседесе" довольно тихо. Он и так уже нарушил служебную инструкцию, отослав шофера с охранником домой. Ему, руководителю Отдела администрации Президента, не полагалось ездить без охраны и тем более самому вести машину.
Но он решил, что сегодня можно. После приема его ждала красивая, обаятельная женщина, а двигаться на служебной машине к любовнице со свидетелями не хотелось.
Сабиров хотел конспирации: новый глава президентской администрации вздумал наводить порядок. И в моральном облике подчиненных тоже.
"Как будто людям можно запретить любить!" - усмехнулся Герман, но на всякий случай пристегнул ремень безопасности и даже выключил проблесковый маячок, дабы не привлекать к своей персоне излишнего внимания.
Его новая пассия, сотрудница газеты администрации Президента, жила в центре Москвы, в Последнем переулке. Сабиров был горд, что ему удалось так быстро не только устроить провинциальную журналистку в престижном столичном издательстве, но и пробить ей жилплощадь недалеко от своего постоянного места работы. И не жалел об этом: женщина со странным именем Джульетта оправдывала его неизбывной страстью и темпераментом.
Он неспеша подрулил к старинному, дореволюционной постройки дому в начале переулка, выключил мотор и только собрался открыть дверцу, чтобы выйти из машины, как к правительственному "Мерседесу" подскочил человек в маске.
Далее события развивались классически. Неизвестный киллер приблизился к машине со стороны правого пассажирского сиденья и через стекло прицелился в водителя. Сделав в упор два выстрела, стрелок бросил пистолет с глушителем прямо возле "Мерседеса" и скрылся в темноте.

Иосиф Виссарионович Сталин был сегодня явно не в настроении. Он только что внимательно прочитал аналитический материал под грифом "Совершенно секретно" из ведомства  Берии и был несказанно раздражен. Конечно, любой посторонний человек не заметил бы сейчас на лице вождя великой страны и тени подобного раздражения: Джугашвили давно привык сдерживать свой грузинский темперамент и не делать поспешных решений. Но внутренне он буквально кипел. И потому, раскурив неизменную трубку, в которую сейчас вложил, кажется, чересчур большую порцию своих любимых раскрошенных папирос "Герцоговина Флор", он, уже спокойно, немного растягивая слова, проговорил вслух, словно рассуждая сам с собой:
- Сколько можно этой, выражаясь языком Ильича, политической проститутке Троцкому полоскать имя товарища Сталина? Давно в эмиграции, но никак не успокоится. Может, товарищу Бронштейну надо помочь? Почему товарищ Берия сам не догадается? Почему обо всем должен думать сам товарищ Сталин?
Видимо, обилие вопросительных знаков несколько утомило вождя, и он задумался, подойдя к окну своего кремлевского кабинета на втором этаже бывшего сенатского дворца. На заснеженной брусчатке суетилась стайка голубей, ввысь устремлялась золоченая колокольня Ивана Великого, слышался мерный перезвон часов на Спасской башне.

Джульетта Степановна ждала гостя. Она совсем недавно поселилась в этом старинном престижном доме, где ее любовник сделал евроремонт, и не могла нарадоваться своему счастью. После провинциального областного центра, хоть и близко расположенного к Москве, но сонного и тихого, она никак не могла привыкнуть к бурной столичной жизни. Ее возлюбленный появлялся только ближе к ночи и никогда не оставался до утра, заботясь о спокойствии своей жены. Но Джульетту такое положение вполне устраивало. Причем, главными в жизни были не роскошь и богемная жизнь, которые дал ей любовник. И не то, что он сумел в течение недели круто изменить ее жизнь, устроив работать в газету администрации Президента страны.
Главным была та страсть, которую она испытывала с этим, еще молодым, стройным и умным человеком. У нее был когда-то муж и немало любовников, но еще ни разу она по-настоящему не любила. И теперь эта красивая, обаятельная женщина ничего не желала так сильно, как очередной встречи со своим возлюбленным.
Настенные часы в зале мерно пробили одиннадцать раз, но никто к ней пока так и не пришел. Джульетта уже начала волноваться, когда, наконец, раздался звонок.
Но это был звонок телефонный. Задыхаясь от внезапно охватившего ее волнения, Джульетта бросилась к телефонному аппарату.

Он решил собрать помощников здесь, в Горках. Выезжать в Кремль врачи решительно не советовали: состояние здоровья Президента вызывало у них серьезное беспокойство. Но и медлить было нельзя: за его спиной уже начались метания и перебежки ближайших сподвижников во вражеский стан. Пора было проявлять характер. Надо было показать, кто в доме хозяин.
Александр Владимирович медленно, по-стариковски, поднялся из кресла и на негнущихся ногах добрел к широкому, не зашторенному окну.
Вид в ухоженный парк был прекрасен. Слегка припорошенные снегом ели и сосны навевали покой и умиротворенность. На всем обозримом пространстве не было видно ни души. Казалось, что именно здесь ты надежно защищен от всех мерзостей жизни.
"Не зря Ильич выбрал себе этот прекрасный уголок для последних лет жизни, - подумал, несколько успокоенный созерцанием великолепного пейзажа, Президент. - А может, я ошибаюсь? Это ведь Сталин упрятал своего учителя сюда, подальше от посторонних глаз!"
- Но меня им не упрятать! - грозно воскликнул вслух Александр Владимирович.
Что-то поистине величественное, царское промелькнуло в грозном виде Президента в этот момент. Но тут же исчезло, сменившись болезненной гримасой: приступ очередной боли вмиг показал ему, как вредно этому старому, изношенному человеку волноваться.
- Все ждут, Александр Владимирович! - незаметно возник за его спиной помощник.
Президент невольно вздрогнул. Вот уж, сколько лет он никак не мог привыкнуть к этой кошачьей повадке своего личного секретаря.
"Так и нож может вонзить в спину незаметно, - совершенно не к месту возникла в его голове нелепая мысль. - Менять, пожалуй, его надо".
Это желание - сменить и разогнать своих самых верных и ближайших сподвижников - у Президента возникало довольно часто. Что он с удовольствием и претворял в дело. Александр Владимирович не жалел никого и уж тем более не признавал никакой дружбы и прежних заслуг. Вот и сейчас, услышав от дочери, что, по ее мнению, в Кремле зреет заговор, он приготовился к принятию очередных решительных мер.
- Здравствуйте, Александр Владимирович! Как вы хорошо выглядите! Горки идут вам на пользу! - раздался хор услужливых голосов, как только он вошел в гостиную.
Впрочем, "вошел" - это слишком оптимистично сказано. Присутствующие вмиг отметили шаркающую походку Президента, впились внимательными, ничего не пропускающими взглядами во весь его облик. Поначалу никого не интересовало, что он говорил, все смотрели, как медленно раскрываются бледные губы, как напрягаются веки, как потерянно бьется жилка на виске...
- И потому я принял решение. - Президент закашлялся, прямо ладонью вытирая губы и нос, затем медленно, с большими паузами, произнес: - Я отправляю в отставку руководителя администрации Президента и всех его заместителей.
Наступила немая сцена. Никто не ожидал такого резкого поворота дела. Словно заметив, что несколько переборщил, Александр Васильевич добавил:
- Да, и, понимаешь, объявляю всем им благодарность за службу. С сохранением всех льгот и... привилегий.
Последнее слово далось ему особенно трудно. То ли потому, что трудно произносилось, то ли из-за того, что начинал он свой стремительный взлет к президентскому креслу как раз с борьбы с этими самыми привилегиями.
Впрочем, собравшимся было сейчас не до осмысления таких тонкостей. Каждый из них мгновенно соображал, что ему теперь делать. Власть обладает для людей такой притягательной силой, с которой не может сравниться ни одна из остальных человеческих страстей.

Сабиров, видимо, родился в рубашке. Киллер, похоже, не отличался меткостью и кучностью в стрельбе: пули попали в руку и ногу, не задев жизненно важных органов.
А может, он и не собирался убивать начальника Отдела администрации Президента? Может, ему дали задание лишь попугать не в меру ретивого чиновника?
Впрочем, Германа сейчас такие нюансы не интересовали. Нужно было срочно вызывать помощь. Левой, не простреленной, рукой он вынул из кармана куртки мобильный телефон и вызвал по нему "скорую помощь". Затем дотянулся до спрятанного за панелью телефона правительственной связи и набрал четырехзначный личный номер директора Федеральной службы безопасности. На его счастье, абонент оказался на месте.
- Якубов слушает! - по-военному четко отозвался моложавый звонкий голос в трубке.
- Иван Павлович, прошу извинить за поздний звонок. Это Сабиров. Меня только что в упор расстрелял киллер.
На мгновение в трубке воцарилось молчание. Затем тот же голос, но уже несколько настороженно, уточнил:
- Кто говорит?
- Сабиров. Начальник Отдела...
- Да знаю, знаю, - несколько нетерпеливо перебил Якубов. - Но как это: в упор расстрелял, а ты жив?!
- Да. Только ранен. В руку и ногу.
- Понятно, - уже совершенно серьезно, деловым тоном ответил директор Федеральной службы безопасности. - Адрес?
- Последний переулок, дом семнадцать. Это в центре.
- Знаю. Высылаю бригаду и еду сам. "Скорую" вызвал?
- Да.
- Попроси, чтобы без меня не увозили. Сейчас буду.

Берия был вызван к Сталину немедленно. Вождь неторопливо прохаживался по кремлевскому кабинету. Толстый ковер на полу и так заглушал все шаги. А мягкие, почти без каблуков, сапоги Иосифа Виссарионовича и вовсе делали его походку неслышной. Так что, стоявший навытяжку посредине кабинета Лаврентий Павлович мог только настороженно зыркать тускло поблескивавшим пенсне да слегка поводить в стороны своим ястребиным носом.
- Лаврентий, что ты мне опять принес эту гадость? - Сталин брезгливо указал на аналитический доклад с выкладками иностранной прессы, лежащий у него на столе.
- Так ведь пишет, подлец! Поливает грязью.
- Вот именно, - пыхнул трубкой вождь. - Грязью. А ты мне создаешь проблемы.
- Так ведь... - начал было Берия, но, словно уловив непроизнесенное указание, мигом сообразил: - Нет человека - нет и проблемы!
Иосиф Виссарионович ничего не ответил. Он словно вмиг утратил интерес к тому, о чем пишет в далекой мексиканской эмиграции его бывший соратник по партии. И перешел к, казалось бы, философской проблеме.
- Вот, многие говорят, что я чересчур жесток.
- Что ты, Коба! Кто такое мог подумать?!
- Да, многие. Да товарищи по партии. Но вспомни, Лаврентий, десятую годовщину Великого Октября. Тебя, конечно, тогда здесь еще не было. Но не в этом дело. Стою на трибуне, приветствую трудовые массы и вдруг получаю сильный удар в затылок. Даже фуражка слетела. Это как понимать, Лаврентий?
Берия 7 ноября 1927 года на трибуне Мавзолея действительно не был. Но о том нападении на руководителя страны, Иосифа Виссарионовича Сталина, знал прекрасно. Тогда слушатель военной академии имени Фрунзе Яков Охотников вместе еще с двумя курсантами был послан на усиление охраны Сталина во время военного парада на Красной площади. Беспрепятственно проникнув в Кремль, тройка слушателей подошла к калитке, перекрывавшей вход в туннель, ведущий на трибуну Мавзолея.
Путь им преградил всего один грузин-охранник. Отшвырнув его в сторону и сломав калитку, бравая тройка вмиг оказалась позади приветствовавших демонстрантов руководителей партии и правительства. Яков Охотников подскочил к Сталину и с размаху ударил его кулаком в затылок.
Лаврентий помнил и иное, самое интересное: никто из напавших на Сталина не был привлечен к ответственности. Троцкий, начальник академии Эйдеман и начальник военного штаба РКК Тухачевский замяли это дело.
- Да, Коба, тогда ты не дорожил своей жизнью и не уделял внимания своей безопасности. Если бы в руках этого бандита оказался нож или пистолет - случилось бы непоправимое.
- Да, Лаврентий, мне, можно сказать, везет, - усмехнулся Иосиф Виссарионович. - Не оказалось в руках сабли и у комбрига товарища Шмидта, а то бы остался Коба без ушей.
И этот эпизод Берия прекрасно знал. Накануне пятнадцатого партийного съезда позиции Троцкого стали особенно сильны. И Сталин пошел ва-банк: исключил его из партии. В перерыве съезда к Сталину подошел сторонник Троцкого командир бригады Шмидт, при всех обложил матом и, помахивая воображаемой саблей, заявил: Смотри, Коба, уши отрежу!" Вождь проглотил и это оскорбление.
- Так что у нас там еще? - словно и не было ничего сказано перед этим, вяло поинтересовался Сталин.
- Срочных и важных сообщений пока нет, - отрапортовал Берия.
- Хорошо, Лаврентий. Ступай.
Никаких выводов и приказов. Но Берия прекрасно знал характер своего Хозяина: тот никогда и ничего не забывал. Яков Охотников, разбивший затылок Сталина перед многотысячной демонстрацией на Красной площади, вначале даже получил повышение. Иосиф Виссарионович вспомнил о нем через восемь лет. Чуть позже пришел черед и его защитников: Эйдемана и Тухачевского. Теперь настала пора Троцкого.

Джульетта так спешила к звонящему телефонному аппарату, что на бегу споткнулась о край ковра и упала. Но все же успела протянуть руку и схватить трубку. Так, лежа на ковру, задыхаясь от тревожного предчувствия, она и ответила на звонок:
- Я слушаю!
- Это я, Герман. Ты можешь спуститься вниз, к машине?
- Что случилось, родной?!
- Ничего страшного. Не волнуйся. Возьми бинт или что-нибудь для остановки крови...
- Ох! - только и смогла вымолвить Буланова. Но, как женщина решительная, тут же взяла себя в руки: - Я мигом! Жди, родной!
Лихорадочно, вышвыривая из шкафа ненужные, мешающие сейчас вещи, она выдернула кусок марли, схватила из аптечки йод и сразу побежала из квартиры вниз по лестнице.
На улице, как ни странно, было буднично и тихо. Приглушенно светил на углу одинокий фонарь, вокруг не было ни души, и только роскошный "Мерседес" ее возлюбленного стоял рядом с подъездом с распахнутой передней дверцей.
- Герман! - бросилась женщина к машине. - Ты жив?
- Конечно, - как можно беспечнее отозвался из машины Сабиров, но не выдержал и застонал от боли.
Глазам Джульетты Степановны предстала жуткая картина. Все видимое пространство внутри "Мерседеса" было залито кровью. Алая жидкость буквально заляпала обшивку, панель управления, руль, даже мобильный телефон, валявшийся на сиденье рядом с Германом.
- На тебя напали? Почему ты один? Где охрана? - засыпала его вопросами Буланова, в которой теперь проснулся еще и журналистский интерес. Но она тут же спохватилась и принялась, как могла перетягивать руку выше раны, чтобы остановить кровотечение.
Но следом внезапно раздался вой сирены, и в переулок влетела машина "скорой помощи". Из нее выскочили врачи и, бесцеремонно оттолкнув Джульетту, принялись за дело.
Буквально через две-три минуты в переулке стало тесно от многочисленных представительных черных "Волг" и иномарок. Агенты в штатском и милиция, следователи прокуратуры подъезжали один за другим. Торопливо, чуть ли не бегом, подошел к раненому и директор ФСБ.
- Вы в порядке, Герман Антонович? - на американский манер поинтересовался он у начальника отдела администрации Президента.
- Как видите, - ответил тот. - Только крови много потерял.
- Можете сейчас  ответить, кто напал? Их приметы? Ваши соображения?
- Нет, нет! - решительно отодвинул его в сторону врач "скорой помощи". -Человек в шоке, ему сейчас не до допросов.


    Якубов достал удостоверение и молча развернул его перед врачом. Тот отреагировал моментально:
- Только, пожалуйста, не более трех минут. Куда прикажете доставить раненого?
- К нам, в военный госпиталь. Вас будут сопровождать наши сотрудники.
- Есть, - по-военному четко отрапортовал врач и отошел в сторону, чтобы не мешать разговору.
Но здесь вмешалась Буланова:
- Корреспондент газеты администрации Президента "Курсом реформ" Буланова, - начала было говорить она, но Якубов доброжелательно прервал:
- Мы вас знаем, Джульетта Степановна. Не волнуйтесь: бросим лучшие силы на раскрытие этого покушения. - И видя, что женщина хотела услышать совсем не это, мягко добавил: - Да, конечно, вы можете сопровождать раненого в госпиталь. Мы выпишем вам постоянный пропуск.

В госпитале Джульетта оказалась не у дел. Врачи занялись раненым Сабировым, и женщине с неизвестным статусом делать у его постели было нечего. К тому же уже сообщили семье Германа, и в палату вот-вот могла нагрянуть законная супруга. А встречи втроем не желал никто. Так что хоть и не хотелось Булановой уезжать, но сделать это пришлось.
В таких случаях лучшей терапией для любой женщины становится задушевное излияние чувств  лучшей подруге. Такая у Джульетты Степановны была. Вот уже почти пятнадцать лет она дружила с Зиной, библиотекарем областной газеты, в которой раньше работала. Все - и плохое, и хорошее - она поверяла этой подруге. И, когда судьба неожиданно улыбнулась ей, подарив лучшего любовника за всю жизнь - Германа Сабирова, благодарная Джульетта поставила перед ним обязательное условие: в Москву перееду только с Зиной.
Сабиров тогда посмеялся: уж не любовь ли у вас? Любовь, ответила Буланова. Причем одна и на всю жизнь. Пришлось начальнику влиятельного хозяйственно-финансового Отдела администрации Президента согласиться на поставленное условие. Впрочем, особого труда устроить обеих подруг в столице ему не составило. Зину он тут же определил в Архив Президента страны, а Джульетту в президентскую газету.
Сложнее было с жильем. Обе подруги к тому моменту оказались холостыми. Зина развелась со своим пропойцей Славиком, а Джульетта и вовсе вот уже несколько лет ни с кем не жила. Поменять их провинциальные квартиры на столичные было проблемой, к тому же это требовало времени.
Но Герман нашел выход. Под видом старых, непрестижных квартир, он устроил обеих подруг в шикарные, старинные постройки, причем, в самом центре города. Жилье капитально отремонтировали и тут же приватизировали на их фамилии.
Так что ехать Булановой далеко не пришлось. Она буквально вломилась в квартиру подруги, перепугав ту своим появлением в столь поздний час.
- У тебя что, пожар? - сонная и недовольная встретила Буланову Зина.
- Ой, Зинок, - бросилась Джульетта на шею хозяйке квартиры, - я такая несчастная! Германа подстрелили!
- Как, совсем? - не смогла еще прийти в себя от недавнего сна Зина.
- Нет, только ранили. В руку и ногу.
Зина облегченно вздохнула. Она поправила на голове сползший под натиском объятий подруги неизменный тюрбан и направилась на кухню.
- Слава Богу! Он ведь наш кормилец и спонсор: его беречь надо.
- О чем ты говоришь! - возмутилась Джульетта. - Человека чуть не убили, а ты о спонсоре вспоминаешь!
- Конечно, конечно. Успокойся. Сейчас кофе сварю. Тебе покрепче?
Видя, что подруга не воспринимает всерьез ее сообщение, Джульетта тоже стала успокаиваться.
- Ты думаешь, все образумится? - с надеждой спросила она, точно только от Зины зависело, что будет с Германом дальше.
- Конечно, - невозмутимо сообщила подруга. - Я, как тебя увидела, сразу поняла: ничего серьезного.
- Как это: поняла? У меня что, был вид радостной идиотки?
Зина пожала плечами. Затем включила кофемолку, и по кухне вмиг разнесся бодрящий запах свежее размолотого кофе. И только потом философски заметила:
- Измениться не может никто, а стать лучше способен каждый. Ты, как познакомилась с Германом, стала гораздо сердечнее и добрее. Так что если бы с ним случилось что действительно ужасное, ты бы билась в истерике у его тела, а не неслась ко мне среди ночи, чтобы поболтать.
- Злюка ты, Зинок! - только и смогла сказать Буланова.
Хозяйка квартиры между тем быстро заварила кофе и разлила его в две старинные чашки из тонкого фарфора.
- Давай выпьем несколько глотков этого божественного напитка, а затем ты спокойно и обстоятельно расскажешь, что произошло.
Джульетта совершенно успокоилась. Она не понимала, почему эта умная, рассудительная женщина, ее ровесница, всю жизнь просидевшая в тихой библиотеке, так благотворно действует на нее. Но в любых критических ситуациях один ее рассудительный вид успокаивал эмоциональную, возбудимую Джульетту.
Они выпили содержимое своих чашек полностью, прежде чем Буланова заговорила. Но теперь она вела разговор спокойно, не торопясь.
- Я, как всегда, ждала Германа. Мы договорились, что он заедет ко мне после приема в английском посольстве. И вдруг слышу телефонный звонок: Герман просит, чтобы я спустилась к подъезду и взяла бинт. Оказалось, что возле моего дома его поджидал киллер. Два выстрела достигли цели: в руку и ногу.
- Цели? - переспросила Зина. - Нет, здесь что-то иное. Профессионалы не промахиваются. Его явно хотели напугать. Или предупредить.
- Но почему возле моего дома?
 - А вот это - очень нехорошо, - подытожила Зина. - Значит, и ты замешана в этой скверной истории.
- Ты думаешь? - встрепенулась Джульетта. - Но я ума не приложу, за что могла оказаться неугодной криминалу.
И подруги углубились в анализ происшедшего. Была выпита не одна чашка кофе, беседа затянулась далеко за полночь, а они все вспоминали, что делали в последнее время, и что им говорил Герман.

В девять часов утра Александр Владимирович заказал себе в кабинет президентской  резиденции в Горках ланч. Это иностранное словечко пришлось ему по душе, когда он гостил у американского президента. Но меню его завтрака отличалось простотой и ординарностью: сто граммов черной икры, яичница из двух яиц, два кусочка черного хлеба и сто граммов водки. Правда, её врачи категорически запрещали, но какой же русский правитель отказывал себе в национальном напитке?
К тому же шли рождественские праздники, грех было не выпить. Вон царь Петр Первый начинал праздновать в девять утра и пил до глубокой ночи. А Иван Грозный отказников от веселого бражничества на Рождество и вовсе казнить приказывал.
Впрочем, воспоминание о своих великих предшественниках настроения Александру Владимировичу не улучшило. Как нарочно, в голову лезли совсем иные, неприятные сравнения. Уже нашелся один умник, который ему, Президенту, посмел намекнуть на неуместную роскошь. Мол, в трудное для страны время царь Александр Третий посадил свою семью на жесткий рацион: вареное яйцо, кусок хлеба и стакан воды. А он, нынешний Александр, тратит на свою семью столько, что можно прокормить целый регион, и не один год.
- Видно, совсем моя власть слабой стала! - горестно вздохнул Александр Владимирович и опрокинул в рот все сто граммов кристально чистой водки.
На душе сразу стало легче. Вернулось хорошее настроение, а с ним и желание сделать задуманное.

В госпитале Сабиров быстро пришел в себя. Врачи постарались сделать все возможное, тем более что пациент был не простой. А начальнику отдела администрации Президента было о чем задуматься. Пока действовало обезболивающее средство, вдоволь впрыснутое услужливыми врачами в его тело, мозг мог не отвлекаться на ощущения боли.
"Кому же я стал неугоден? - размышлял Сабиров. - Не верь тому человеку, который уверяет, что у него нет врагов. Но начинать анализ, пожалуй, лучше все-таки с друзей. Должность у меня такая, что друзей-лизоблюдов всегда больше чем достаточно. Так, с кого начать? Кажется, древняя китайская мудрость гласит: берегись, когда тебя хвалит друг. Кто меня в последнее время особенно расхваливал?"
Пациент госпиталя на минуту задумался, перебирая в памяти, как в компьютере, ближайших сподвижников. Видимо, импортное обезболивающее имело еще и побочный эффект, потому что на короткое время вызвало у раненого непонятную энергию и способность живо мыслить. Сабиров напряженно морщил лоб, стараясь не забыть самое важное, словно и не был какой-то час назад дважды ранен и не пережил самый настоящий шок от внезапного нападения киллера и выстрелов в упор.
- Не может быть! - вдруг воскликнул Сабиров так громко, что дежурившая возле него медсестра встрепенулась от короткого сна и бросилась к пациенту:
- Вам больно? Сделать еще укольчик?
- Нет, нет: все в порядке. Отдыхайте.
Медсестра вновь уселась в свое кресло досматривать очередной быстрый сон, а заглянувший было в палату охранник тоже успокоился, и плотно закрыл дверь.
"Так, - уже более равнодушно подумал Герман. - Не паникуй: у Александра Владимировича не может быть резонов недовольным мною. Да, Президент особенно подчеркнуто расхваливал меня на недавней исторической встрече у себя на даче, когда объявил об отставке всего руководства своей администрации. Это было странно, если учесть, что похвал за старания от него обычно никто не получает. Но необязательно говорит о том, что он что-то против меня имеет. Да, я слишком много знаю. О нем, его делах, счетах в иностранных банках и так далее..."
Сабиров задумался. Он мог ожидать расправы от кого угодно. От тех влиятельных лиц в государстве, которым помешал за гроши приватизировать государственные дачи с гектарами заповедных сосновых боров в придачу. Кому не позволил прибрать к рукам роскошные квартиры в престижных домах президентской администрации. От чиновников, на которых докладывал Президенту о слишком подозрительных счетах в иностранных банках, и так далее. Но подумать такое!
"Нет, - решительно возразил самому себе Герман. - Это все бред какой-то. Результат моего шокового состояния! Выкинь из головы и забудь!"
И тут же в палате раздался телефонный звонок. Сабиров взял с тумбочки мобильный телефон, с которым никогда не расставался ни при каких условиях. Это был особый телефон: он совмещал функции обычного телефона сотовой связи с секретной линией связи, по которой к нему могли дозвониться только доверенные лица. Эта связь кодировалась Федеральным агентством правительственной связи и была особо секретной. Звонок такого телефона отличался и особым сигналом.
"Кто бы это мог быть? - недоуменно подумал Сабиров. - Слишком поздно для обычного разговора!"
- Слушает Сабиров!
- Привет. Это я. Не ожидал?
"Хозяин! - мелькнула мгновенная мысль в воспаленном мозгу раненого. - С чего бы это?"
- Нет, Александр Владимирович, не ожидал.
- Ну, и как самочувствие?
"Уже знает?! Или ему просто не спится?"
- Нормальное.
- Молодец, что не жалуешься. А то тут некоторые, понимаешь, сразу панику подняли. Мол, уже наших отстреливать стали. Я, конечно, порядок навести приказал. Совсем криминал обнаглел, значит.
- Спасибо за сочувствие, Александр Владимирович. Пули прошли навылет, попали в мягкие ткани руки и ноги, так что опасности для здоровья нет.
- Вот и прекрасно. А то, сам знаешь, я без тебя - как без рук. Ты у меня из старой гвардии один проверенный боец остался, сам знаешь.
"Да уж, знаю, - кисло подумал Сабиров. - От тебя не ведаешь, что в следующую минуту ожидать: выкидываешь преданных слуг без всякого сожаления.
- Что молчишь? Или на меня в обиде?
- За что, Александр Владимирович?! Вы мне - как отец родной. Нашли и возвысили. Опять же, недавно похвалили. Я постараюсь в больнице не залеживаться: знаю, как вам нужен.
- Постарайся, постарайся, Герман. Ну, выздоравливай. А о тех, кто на тебя руку поднял, не волнуйся: мы их из-под земли найдем.
- Спасибо, Александр Владимирович, - сказал Сабиров, но Президент этих его слов, видимо, уже не слышал: в трубке шли короткие гудки.
"Зачем позвонил? - напряженно задумался Сабиров, пытаясь проанализировать состоявшийся разговор. - Лишний раз показал, что он в курсе всех событий? Или на что намекнул?"
Герман с раздражением бросил телефонную трубку на тумбочку и тут же застонал от пронзительной боли. Ныло все: раненые рука и нога, непроизвольно сжимало мышцы сердца, напряженно пульсировала кровь в голове, вызывая дополнительные боль, опустошенность и усталость. Он откинулся на подушку и мгновенно забылся в тяжелом бреду.

Сегодня у Иосифа Виссарионовича Сталина настроение было хорошим. Только что Лаврентий Берия доложил, что какой-то мерзавец в далекой Мексике оборвал ледорубом жизнь товарища Троцкого.
"Конечно, - благосклонно размышлял про себя сейчас Сталин, расхаживая в мягких яловых сапогах по своему кремлевскому кабинету, - Лейба Бронштейн - это предатель революции. Собаке - собачья смерть. Но все-таки надо подсказать товарищам, чтобы дали в "Правде" сообщение о его трагической гибели: все-таки он много сделал для победы Октября в нашей стране."
- Но достаточно об этом, - пыхнув трубкой, закончил свои размышления вождь. - Надо решить, что делать с этим потоком предупреждений о готовящемся  нападении Германии на Советский Союз. Это - клевета. Не может Гитлер напасть на нас, потому что к войне не готов. У меня двадцать три тысячи лучших в мире танков, а у Гитлера лишь три, да и те устаревшей модели. В Красной Армии есть дальняя бомбардировочная авиация, а у Гитлера ее нет. А генералы? Высший командный состав Германии к войне не готов.
И здесь вождь надолго вновь погрузился в раздумья. Но на этот раз он вспоминал 1 мая 1936 года, когда ему, наконец, представилась возможность избавиться от бездарных командиров, возомнивших себя великими стратегами.
...После первомайской демонстрации на Красной площади, Сталин, по обыкновению, пригласил военноначальников к себе отметить праздник. Застолье вышло шумное: захмелев, военные начали выяснять отношения.
- Ты, Клим, собрал кучку безграмотных солдафонов и только и можешь, что махать шашкой! - набросился вдруг на Ворошилова начальник Генштаба Тухачевский.
- А ты как был политруком, так им и остался: понаписал кучи трудов, в которых одни призывы и никаких дел. Вот, послушайте.
И Ворошилов достал словно нарочно припасенную для такого случая тонкую книжицу. Полистал и стал зачитывать заранее подчеркнутое:
- "В войнах двадцатого века огромное значение имеют декавильки". Или вот: "Внеуплотняющая оборонительная завеса". Это что: уплотняется завеса или наоборот? "Гармоника расчленения сил". Вот еще: "Авиамотомехборьба в тылу противника". Признаюсь: мои конники или, как их назвал товарищ Тухачевский, солдафоны, про всякие там "декавильки" понять, само собой, не смогут.
Наступила гнетущая тишина. Кто-то уронил рюмку, и хрусталь со звоном раскололся на мраморном полу.
- А откуда эти выдержки? - осторожно поинтересовался Молотов.
- "Новые вопросы войны" . Труд ученого Тухачевского. Коба, скажи ты свое слово! - обратился Ворошилов к молчавшему Сталину.
- Я думаю, товарищи, пора кончать препираться частным способом. Нужно устроить заседание Политбюро и на нем подробно разобрать, в чем тут дело.
Все облегченно вздохнули, и застолье как ни в чем не бывало продолжилось до глубокой ночи.
А Сталин продолжал молчать. Он не произносил своих знаменитых тостов, не руководил застольем и вообще вел себя так, словно был здесь не хозяин, а посторонний гость.
Но в мозгу Иосифа Виссарионовича зрел грандиозный план. Повод для задуманного им очищения армии был найден.
"Плох тот командир, который не видит дальше своего носа, не планирует намного лет вперед, - рассуждал про себя Сталин, совершенно не обращая внимания на шум, крики, песни и пляски разгулявшегося командного состава армии. - Они все привыкли к Кобе, обращаются ко мне на "ты" и никак не могут поделить бывших побед в гражданской войне. А нас уже ждет другая, более жестокая, возможно, мировая война. На ней должны воевать другие командиры.
Клим, конечно, человек ограниченный. Но и тот увидел пустомельство Тухачевского. Этот надменный индюк, который возглавляет мозг, Генеральный штаб армии, предлагает совершенно фантастические прожекты. Да еще лезет в политику.
А беспробудный пьяница Блюхер, а недоучившийся студент Якир, у которого ни военного образования, ни опыта войны?
Красная армия в гражданскую формировалась, если говорить честно, из предателей-перебежчиков, уголовников и прочей подобной породы. Эти легендарные для народа комдивы и комбриги так и остались партизанами в худшем значении этого слова. От них давно было пора избавить нашу армию. Теперь повод найден. Завтра же собираю Политбюро. Надо понимать, товарищи комбриги созрели, чтобы передушить друг друга!"
И вот здесь Сталин улыбнулся. Напряженная работа мозга закончилась, решение принято, теперь можно и расслабиться. И хозяин застолья обратился к Ворошилову:
- А что сегодня нам расскажет легендарный герой гражданской войны, Первый конник товарищ Клим Ефремович Ворошилов? Помнишь нашу последнюю вылазку?
Ворошилов  помнил. Он был горд тем, что Сталин выделил среди всех собравшихся военачальников именно его. И восторженно, упиваясь собственной славой, начал вспоминать былые победы. Все слушали внимательно. И только Тухачевский метал исподлобья на своего обидчика недобрые взгляды.

То, что по большому секрету поведал ей Сабиров, повергло Джульетту в панику. Она, конечно, догадывалась, что не все в Королевстве Датском ладно. Но чтобы дойти до такой степени!
- Нет, это не может быть! - только и могла бесконечно повторять Буланова. - Не может быть потому, что не может быть вообще!
Но умная, обладающая аналитическим складом ума, написавшая не одну разоблачительную статью о мафии и коррупции в российском обществе, журналистка не могла не понимать, что такое может быть и есть в высших эшелонах власти.
«Хорошо, - наконец согласилась сама с собой Джульетта. - Я могу допустить, что где-то в недрах правоохранительных служб могут спланировать убрать человека. Но не одного из высших должностных лиц государства. И не по такому заданию!»
- Нет! Надо что-то предпринять! И немедленно, пока Герман еще жив!
«Но, что? Предпринять собственное расследование? Попытаться найти исполнителей, оттолкнувшись от гипотетического заказчика?»
Буланова быстро вскочила с дивана в своей комнате, на который она присела лишь на мгновение, и бросилась к телефонному аппарату. Но тут же оттолкнула его от себя. Взяла в руки мобильный телефон и с досадой швырнула его на диван.
«Надо с кем-то посоветоваться! - пришла она к выводу. - Спешка в таком опасном деле может только навредить!»
Лучшего советника, чем любимая подруга Зина, Буланова никогда не знала. Та не раз выручала ее в критических ситуациях. И Джульетта принялась названивать подруге по телефону.

С недавних пор в свой кремлевский кабинет Александр Владимирович стал наезжать все реже. С одной стороны, состояние его здоровья стало настолько плохим, что врачи не советовали покидать загородную резиденцию, ставшую своеобразным филиалом Центральной клинической больницы. С другой - ему почему-то стало вдруг неуютно и дискомфортно в этих бывших апартаментах Сталина.
Но сегодня выехать на работу в Кремль ему пришлось. И не потому, что его появление там требовали важные государственные дела. Их Александр Владимирович давно перестал решать. А вот борьба за власть в последнее время требовала все больших усилий с его стороны.
- Шакалы! - с тоской и какой-то безысходностью в голосе проговорил Президент, с комфортом расположившись на заднем сиденье правительственной машины, на большой скорости проносящейся по Рублевскому шоссе. - Волки недобитые: мало я их с государственных постов повыгонял.
- Что говорите? - с готовностью повернул голову к Президенту его помощник, не расслышавший слабый голос Александра Владимировича.
 - Ничего. - успокоил его Президент. - Это я так. О своих болячках.
- Все пройдет. Вы еще покажете всему миру свою огромную энергию и работоспособность.
- Мир перебьется, - с угрозой возразил Президент. - А вот некоторым товарищам, которые стали нам совсем не товарищи, я действительно еще многое покажу.
Президентский кортеж из сверкающих лаком иномарок въехал в Кремль и остановился у подъезда недавно отремонтированного дворца. Александр Владимирович медленно, с трудом вылез из машины и, поддерживаемый помощником под руку, направился к входу.
- Докладывайте, - резко бросил он руководителю своей администрации, который подобострастно встретил его, несмотря на мороз, раздетым прямо на улице.
- По делу о покушении на начальника финансово-хозяйственного отдела Сабирова, - начал было руководитель, но Президент его оборвал:
- Этим вопросом я займусь лично. Что еще?
- В последние дни значительно осложнились отношения нашей страны с...
- Этим пусть займется МИД. Ты мне по делу, понимаешь, докладывай!
- Понял, - мгновенно среагировал руководитель администрации. - Глава столичного правительства открыто против вас выступил. Мол, не способен руководить страной и прочее. Пора, мол, заменять.
- Ишь ты, какой шустрый! - возмутился Александр Владимирович. - Когда я его из говна вытаскивал, он другое говорил. Какие меры ты принял?
- У вас на столе компромат на этого деятеля. Жду указаний по его запуску в средства массовой информации.
- Хорошо, я посмотрю. Ко мне никого не пускать.
Александр Владимирович осторожно опустился в кресло и принялся изучать лежащий на столе документ.
- Вот как ! - несколько раз за чтение восклицал он. - Рыльце-то тоже в пушку!
Закончив чтение документа, Президент отложил его в сторону и посмотрел в дальний угол просторного кабинета.
- Так, а что бы на моем месте сделал с этим господином бывший владелец этих апартаментов? - стал размышлять вслух Александр Владимирович. - Наверное, отправил лет этак на десять в лагеря?
- Нет, товарищ Сталин расстрелял бы этого сукина сына! - неожиданно донесся до Президента характерный неторопливый говорок с мягким грузинским акцентом.
Александр Владимирович от неожиданности даже привстал за столом: действительно, в дальнем углу кабинета стоял Иосиф Виссарионович Сталин. Он мягко покачивался на ногах, дымя трубкой, а руку укоризненно протягивал в сторону нового хозяина кабинета.
 - Но товарища Сталина сейчас интересует совсем иной вопрос. Почему ты, член нашей коммунистической партии, развалил великую, самую мощную державу в мире?
- Я? Я... ее не разваливал. Советский Союз сам к тому времени развалился. Беловежские соглашения только закрепили постфактум это событие.
- Неправду  говоришь.  Обманываешь  партию. Ты захотел стать во главе государства. Рвался к власти. Даже в мой кабинет единственный из всех руководителей страны засел. А на державу, на великую страну тебе было наплевать!
- Я... я..., - начал было оправдываться Александр Владимирович, но облик вождя всех времен и народов вдруг пропал так же внезапно, как и возник минутой раньше.
- Что за черт! - обтер рукой вспотевший лоб Президент и безвольно повалился в кресло, из которого так резко вскочил минуту назад. - Это галлюцинация. Последствие болезни. Недаром врачи предупреждали.
Он решительно нажал кнопку звонка.
- Едем назад, - приказал он появившемуся в дверях кабинета помощнику. - А что делать с этим документом? - поинтересовался руководитель администрации у Президента, когда тот вышел в приемную. - Запускать в дело?
- Сталин за такие нарушения его бы расстрелял, - начал было говорить Александр Владимирович, но, встретив недоуменный взгляд своего подчиненного, поспешил добавить: - Это я так, образно говоря. Раз гражданин нарушает закон, значит, должен быть наказан. Независимо от того, какую должность занимает.
- Понял. Немедленно приступаю к реализации документа.
А Президента тем временем мучил странный вопрос: действительно в кабинете возник образ Сталина или ему это только померещилось?

Так уж мы устроены: боимся того, что должно свершиться. Когда опасность рядом, но не знаешь, что должно случиться, становится страшно. Именно такой страх сейчас испытывал, лежа на койке в госпитале, и Герман Сабиров.
Еще вчера один из самых влиятельных людей в государстве, аудиенции которого часами добивались высокопоставленные чиновники, теперь, после неудавшегося на него покушения, начальник Отдела администрации Президента представлял жалкое зрелище. Этот моложавый, обаятельный, властный вельможа, от которого  и  сейчас  еще  пахло самым изысканным французским одеколоном, буквально вздрагивал от каждого шороха и звука за дверями больничной палаты.
Да, его охраняли. Причем спецназовцы особого подразделения Федеральной службы безопасности. Но именно это и беспокоило Германа больше всего.
В его воспаленном мозгу уже вторые сутки крутились самые невероятные версии покушения. Но одна из них, наиболее фантастичная, и казалась высокопоставленному чиновнику наиболее вероятной.
Этой версией нападения киллера он и поделился сегодня днем со своей любовницей Джульеттой Булановой. Причем сделал это так конспиративно, что журналистка сначала чуть было не прыснула от смеха. Но когда прочла написанное Сабировым на листке бумаги, то сама потянулась к зажигалке, чтобы немедленно сжечь опасную записку.
Почему Сабиров доверил самое сокровенное этой смазливой бабенке, как сам он Буланову иногда называл, учитывая ее богатое любовными приключениями прошлое? Ведь мог он сообщить свою догадку законной супруге, взрослому сыну, наконец.
«Нет лучше дружка, чем родимая мамушка, — думал сейчас раненый. - Но мама моя уже умерла, а Джульетта - профессионал-журналист и может быть в этом загадочном деле очень полезна. К тому же она, по-видимому, действительно меня любит. А это самый лучший козырь в такой опасной игре!»
Сабиров невольно переменил позу и застонал от неловкого движения, причинившего ему сильную боль. Его раны, хотя оказались и неопасны для жизни, были тем не менее довольно болезненны. А заглушать боль лекарствами и тем причинять вред здоровью он не позволил.
Но вот боль утихла, Герман смог дотянуться к стакану с апельсиновым соком и жадно, несколькими глотками осушил его. Теперь можно было порассуждать о происшедшем более спокойно.
«Так, Джульетта уже начала действовать и доставать нужные мне сведения, - между тем размышлял пациент госпиталя. - Главное - выйти на исполнителей. От них цепочка может протянуться и к заказчику. Что мы имеем?
Первое. Горячее, на словах, желание спецслужб найти виновного. Но Якубов так и не назвал мне ни одной детали. Даже марку пистолета, который нашли рядом с машиной. А он бы мог мне многое прояснить! По крайней мере отсечь или укрепить подозрение: что это дело - мафии или все же самих спецслужб?
Второе. Не менее горячее желание Александра Владимировича взять расследование этого покушения под свой контроль. С чего бы ему заниматься такой мелочью, когда он в последнее время важнейшими делами государства не занимается? Тоже вопрос не из легких!
Третье. То загадочное поручение Хозяина, которое я так блестяще выполнил».
И Сабиров начал вспоминать подробности не столь давнего разговора с Президентом. Тогда Александр Владимирович вызвал его не к себе в кремлевский кабинет, а на ближнюю дачу. «Ближней», по аналогии с бывшей сталинской, в Кунцеве, кремлевские сотрудники называли загородную резиденцию Президента в Барвихе, где санаторные условия позволяли довольно быстро поправлять здоровье.
- Ты, конечно, знаешь, что финансовое положение нашей семьи довольно плачевно, - начал Александр Владимирович, пристально, пытливо всматриваясь в лицо начальника финхозотдела.
Сабиров примерно знал размер состояния президентской семьи и не мог по достоинству не оценить шутку своего Хозяина. Но, судя по тому, что тот замолчал и ждал ответа, вопрос был поставлен совершенно не в шутливой форме.
- Да, догадываюсь, Александр Владимирович, - несколько недоуменно произнес он в ответ.
- Ну, а раз догадываешься, то чего не принимаешь меры? - недовольно произнес хозяин кабинета.
- Ну, - несколько неуверенно начал Сабиров,- дочь одного из ваших предшественников, еще в советские времена, например, скупала золото накануне его подорожания, а затем продавала, имея от этого, в общем-то вполне законного действия, немалый финансовый выигрыш.
- Так. И что ты предлагаешь?
- Например, игру с государственными ценными бумагами. Если точно знать, что завтра резко изменится их курсовая стоимость, то на такой вполне законной операции можно сделать состояние.
- Вот ты какой эгоист! Себя обогащаешь, а обо мне и не думаешь!
Начальник отдела замешкался. Его лицо невольно покраснело, словно он и впрямь был уличен в крайней неблагодарности.
- Но ведь знать надо наверняка! - заметил Сабиров. - А я такой информацией не располагаю.
- Будет у тебя такая информация. Это уж мой вопрос. Задание понял?
- Так точно! - ответил бывший гэбист Сабиров.
«Тогда я с помощью Александра Владимировича провернул большое дело. Оно на несколько миллионов долларов потянуло. Президент мог быть доволен. Причем себе я не взял ни копейки. Так что покушение на меня - это благодарность за ту работу?
Но ведь я не сказал об этом ни одному человеку!»
Но тут же услужливая не в меру память подсказала:
«А номерной счет в швейцарском банке? Ведь именно я переводил туда деньги, ездил оформлять документы. Только Александр Владимирович и я знаем файл счета!»
Холодный пот покрыл лицо, шею, грудь Сабирова. Вновь противно заныли раны. Он заметался на кровати, рискуя сорвать повязки с ран.
Страх буквально пропитал его. Он вспомнил холодный, неприязненный взгляд Александра Владимировича, когда доложил, что дело завершено. Взгляд, который не предвещал ему ничего хорошего.
- А может, мне это показалось? - с надеждой воскликнул вслух Сабиров. - Может, я просто фантазирую от безделья?
 Да, теперь я понимаю, почему Геринг за три часа до казни покончил жизнь самоубиством. Потому что ожидание смерти страшнее самой смерти!
Но бывший сотрудник КГБ полковник Герман Сабиров был не из робкого десятка. Он прошел множество операций своего ведомства, связанных со смертельным риском. Воевал в Афганистане. Был на спецзаданиях в Чечне. И теперь бывший разведчик знал точно только одно: чтобы побороть страх, надо начать действовать. А он уже действовать начал. И от осознания этого, от того, что он принял решение, сразу пришло успокоение.
Пациент госпиталя откинулся на подушку кровати и стал медленно, детально анализировать все, что он считал относящимся к данному событию.

Ближнюю, Кунцевскую, дачу Иосиф Виссарионович Сталин особенно любил. На то она и ближняя, чтобы в ней можно было быстро собрать соратников, напоить, принять единственно верное ленинское решение. Вот и на том первомайском застолье все прошло как нельзя лучше. Военачальники перессорились, противники четко определились, дело теперь за Политбюро. А откладывать его заседание ни к чему: Клим и Тухачевский на трезвую голову могут и замириться, и вид сделать, будто вновь едины.
Эти мысли сейчас, перед началом заседания Политбюро, посетили голову вождя. Собственно говоря, Сталина в последнее время они и не покидали. Слишком тревожны были донесения НКВД о заговоре маршалов, чтобы вождь великой страны мог спать спокойно.
Иосиф Виссарионович уже давно проводил в жизнь простую, но очень эффективную сталинскую тактику. Он выступал только за те решения, которые будут безаговорочно приняты. Если есть вероятность, что выгодное ему решение принято не будет, то оно откладывается на потом. Вот почему, в отличие от Ленина, Сталин практически не проигрывает. И сейчас, по мнению вождя, такой выигрышный момент настал.
Предположения Иосифа Виссарионовича оправдались полностью. И даже превзошли его ожидания. И Политбюро, и последовавшие затем коллективные обсуждения маршалов на Военном совете показали Сталину, что он был прав.
Мудрого вождя, видевшего на своем веку множество предательств и человеческой подлости, казалось, ничем уже нельзя было удивить. Но на этот раз и он удивился тому, как легко «сдавали» своих вчерашние друзья.
«Поистине нет предела человеческой подлости, - размышлял сейчас Сталин, расхаживая с трубкой во рту по кремлевскому  кабинету. - Все-таки никто так не подгадит другому, как наш человек нашему человеку. Созвали в Кремле цвет высшего комсостава Красной Армии. Что ни имя - то восторг, легенда, преклонение страны! И что же? Выступает Клим и сообщает, что в армии раскрыта законспирированная контреволюционная фашистская организация во главе с людьми, стоящими во главе армии. Тухачевский, Якир, Уборевич... А где был тогда нарком обороны товарищ Ворошилов, если его заместители - шпионы и заговорщики?
Ну да ладно - военная верхушка беспрекословно сдала арестованных. Ни единого возражения. С осуждением бывших соратников выступили сорок два человека. Это хорошо.
Но с другой стороны, чужая душа - поистине потемки. Вчерашние друзья клеймили  позором, требовали самого сурового наказания тех, с кем дружили семьями, отдыхали в Крыму, еще вчера собирались здесь, в Кремле, за праздничным столом. Значит, людьми может управлять только страх?»
И вождь остановился возле окна, с грустью глядя на брусчатку площади, с которой охрана Кремля убирала снег. Нет, он не испытывал жалости к арестованным военачальникам. Сталин думал о том, где взять новых руководителей армии, способных скоро вести наступательную, освободительную войну. Он очистил армию от бездарных зазнавшихся людей. Теперь их место должны были занять новые профессиональные кадры.

Буланова назначила подруге свидание в баре Центрального дома журналистов. Здесь, недалеко от Нового Арбата и Кремля, было самое удобное место встречи для них обоих. Можно было расширить обеденный перерыв часов до двух, спокойно перекусить и обсудить назревшие проблемы.
А таких проблем у Джульетты Степановны было немало. Но сейчас, входя в старинный особняк, она старалась о них не думать. Она уже давно приметила: как начнешь о чем-то думать и предполагать, так непременно выйдет по-другому.
Зина уже была в баре. Она уставила небольшой столик чашками с кофе и тарелками с бутербродами. На большее у нее, видимо, фантазии не хватило.
 - За что люблю Донжур, - вместо приветствия обратилась она к Джульетте, - так это за его демократичность.
- Ладно, - вяло отмахнулась журналистка, -  с этой вашей демократией уже даже на мою зарплату здесь пожрать прилично стало невозможно.
- Не прибедняйся: у твоего любовника денег - немеренно.
- Тише ты! - шикнула на нее подруга. - Я как раз об этом и хотела с тобой поговорить. Сбавь на полтона и придвинься ближе.
Пока Зина шумно двигала по кафельному полу своим стулом на металлических ножках, Джульетта успела откусить большой кусок «биг-мака» и запить его горячим кофе.
- Так вот, Зинок: с моим Германом творятся странные вещи. Или он еще в шоке после такого нападения и двух ранений, или действительно на него крепко наезжают.
- Да?! - загорелись любопытством зеленые глаза у Зины. - Рассказывай!
Джульетта подозрительно оглянулась по сторонам - не подслушивает ли кто - и почти шепотом принялась сообщать последние новости:
- Знаешь, Герман подозревает, что покушение на него подстроено  Хозяином.
- Не может быть! - категорично заявила Зина. - Этого не может быть, потому что не может быть никогда. Он хоть соображает, что придумал?! Или он действительно еще в шоке?
- Нет, Герман, слава Богу, быстро поправляется. На днях выйдет из госпиталя - на домашний режим. Но, как бы тебе это получше растолковать, его подозрения имеют основания.
- Факты. Давай только факты!
- Хорошо. Вот тебе факты. Первый - ФСБ до сих пор ничего не нашло, хотя Герман сразу позвонил Якубову. Второй. Президент сразу позвонил в палату Герману и очень странно с ним поговорил. Третий. Ну, - замялась Буланова, - об этом пока нельзя говорить.
Зина поставила на салфетку свою чашку с недопитым кофе, поправила очки с дымчатыми стеклами и только после этого недоуменно воззрилась на подругу:
- И это ты называешь фактами? Да любой ребенок тебе скажет, что это не факты, а бред!
- Ну что ты понимаешь! - неожиданно горячо воскликнула Джульетта. И тут же понизила голос: - Кроме голых фактов есть еще интуиция. А она Германа никогда не подводит.
- У страха глаза велики. Твой Герман жив? Никто больше на него не наезжает? Вот и успокойся. А поводов для того, чтобы попугать несговорчивого начальника, практически единолично распоряжающегося огромной госсобственностью, может найтись у кого угодно. Насколько я уже в курсе дел, среди российских чиновников высшего ранга почти нет такого, кто бы не был обязан твоему Герману машиной с мигалкой, дачей, квартирой, обстановкой в служебном кабинете и мало ли еще чем.
- Значит, - с надеждой посмотрела на подругу Буланова, - ты полагаешь, что заказчика покушения надо искать среди тех, кому Герман в чем-то отказал?
- Вот именно! - категорично подтвердила Зина. - А Президенту, насколько я понимаю, Герман не отказывал никогда.
- Это уж точно, - вздохнула Джульетта. Она оживилась, раскраснелась, в глазах появился вновь жизнерадостный огонек. Буланова достала из сумочки губную помаду, обновила контур полных красивых губ и неожиданно заявила: - А не отпраздновать ли нам такой поворот дела джином с тоником?
- Фу, - скривила тонкие губы Зина. - Что за вульгарный вкус, дама из президентской газеты!
- А, - догадалась Джульетта. - Настоящая дама не пьет водку. Настоящая дама пьет только чистый спирт?
- Оставь ты своего Булгакова с его «Мастером и Маргаритой» в покое! Современная дама из самого дорогого города в мире предпочитает настоящее  кампари!
Буланова достала портмоне, порылась в нем, считая деньги, но тут же махнула рукой:
- Черт с тобой! Берем два кампари!
Зина довольно ухмыльнулась:
- Советую тебе больше не заниматься благоглупостями с расследованием всяких покушений, а скорее вытаскивать Германа из больницы: в его отсутствие твои финансы поют романсы.
Подруги весело рассмеялись. Дальше они говорили громко, весело, ни на кого не обращая внимания.

С того злополучного дня, когда ему вдруг неожиданно явился образ Сталина, Президент стал бояться своего кабинета. Не то чтобы Александр Владимирович был чересчур впечатлительным человеком и чего-то боялся. Он уже давно не боялся никого и ничего. Он прошел все ступени партийно-советской школы, в непрерывном поединке многократно одерживал победы. И вот теперь, находясь на вершине власти, вновь должен бояться, что ее у него отнимут.
Вот эти тревожные мысли, постоянное напряжение, ожидание подвоха со стороны своих верных соратников и удручало его сейчас больше всего.
- Может, дочка, у меня от этого и болезнь? - спросил он у взрослой женщины, которая заботливо поправляла шерстяной плед, которым были накрыты ноги находящегося в кресле-качалке Президента.
- Ну что ты, папа! - энергично возразила Нина. - Выбрось ты эти мысли из головы. А за власть всегда приходилось бороться. Говоришь, Сталин тебе в кабинете привиделся? Так он полстраны истребил, чтобы власть захватить и удержать.
- Ты меня на это не толкай! - слабо возразил Александр Владимирович. - Если уж серьезно, то на кой лях она мне сейчас сдалась, эта неограниченная власть?
Нина чуть не зашлась от возмущения, услышав такую крамолу:
- Что ты говоришь, папа? Кто тебе постоянно вбивает в голову такие бредовые мысли? Этот ничтожный Сабиров, который даже мне постоянно во всяких мелочах отказывает?!
Президент испуганно посмотрел на дочь. Ему казалось, что она кричала, как секретарь парткома в цехе, не выполнившем план.
 - Ну ты... ну, дочка, успокойся. Герман - человек хороший, он наш человек. А запросила ты у него немало: вторая дача на Рублевском шоссе тебе ни к чему.
- Наябедничал! И это называется наш человек? Такой никогда об интересах нашей семьи не подумает! А ты представляешь, что с нами будет, если ты упустишь власть?
- Устал я, дочка. Да и смеются кругом надо мной. Вот в этой газете написали, что я на неофициальном приеме вышел к японскому премьер-министру в штанах с начесом...
Нина, подошедшая было к зеркалу, чтобы поправить прическу, подбежала к отцу и резко выхватила из его старческих рук газету.
- Кто тебе эту дрянь подсунул?! Я же запретила показывать тебе желтую прессу!
Президент ничего не ответил. Он лишь повернул голову к окну и тоскливо уставился на печальный пейзаж за ним. Голые ветки мокрых деревьев беспощадно гнул и ломал жесткий ветер, очередная оттепель среди зимы окончательно испортила погоду, и на прогулку на свежем воздухе сегодня рассчитывать не приходилось.
«Да, интересы Семьи, конечно, важны, - размышлял  Александр Владимирович. - И Нина, несомненно, права, что нас в порошок сотрут и дерьмом обмажут, стоит только мне уйти с поста. А кругом одни заговоры. Герман, может, и  хороший человек, да не мне одному служит. Спутался с этим Треноговым, полностью попал под его влияние. А тот спит и видит, как мое место занять. Уже открыто в зарубежных интервью заявляет, что я не способен управлять страной.
А  кто  способен? Он? Собрал в Москве восемьдесят процентов финансов и потенциала страны и думает, что все может. Да с такими деньгами любой управлять научится! Тоже мне - умник! А если я тебя этих денег лишу?
Вот зачем ему мой Сабиров нужен: чтобы финансовыми потоками управлять. Для этого его и к себе привлек. А мне уже давно доложили, что в раздевалке футбольной команды московского правительства не только о забитых голах говорят. Так на чьей же стороне играет в футбол мой Сабиров? Вопрос!»
И от этой мысли, от одной возможности, что его обманывает еще и этот ближайший соратник, Президенту стало совсем плохо. Он внезапно схватился за грудную клетку и тихо застонал.

Сегодня Сабирова, наконец, выписали из госпиталя и с усиленным эскортом охраны доставили домой, на тихую и спокойную Осеннюю улицу. Здесь, в этом экологически чистом районе Москвы, находилась и квартира Президента страны.
Но наносить ему визит вежливости начальник президентского финансово-хозяйственного отдела не собирался. Во-первых, он еще не настолько окреп, чтобы ходить в гости. Во-вторых, Александр Владимирович, судя по всему, не очень-то и желал бы их личной встречи.
Но успел Герман как следует осмотреться в своей квартире и поговорить с женой, как раздался звонок с характерным звуком:
- С выздоровлением вас, Герман Антонович! - раздался в трубке голос его заместителя.
- Спасибо, - ответил Сабиров и тут же насторожился: что-то не понравилось ему в интонации, с которой говорил заместитель. - Что случилось?
- Откуда вы знаете? - растерялся от неожиданности собеседник на другом конце телефонной линии.
- Оттуда. Рассказывай.
- Вообщем, ничего особенного. Да не волнуйтесь - вам сейчас это вредно.
- Ну что тянешь кота за хвост? Выкладывай.
- У нас большая проверка. Спецкомиссия из пяти контрольных ведомств.
- Так, -только и ответил Сабиров.
Сколько он себя помнил, всесильное ведомство, занимающееся управлением делами Президента, никто и никогда проверять не смел. Значит, это сделано с ведома Хозяина.
- И кто проверку санкционировал?
- Сам.
- Понятно. Кто входит в комиссию?
- Контрольное управление Президента, МВД, ФСБ, налоговая полиция...
Сабиров не был бы самим собой - волевым, энергичным, ничего не боящимся человеком, в прошлом кадровым работником службы государственной безопасности, если бы в момент беды сдался без боя. Вот и сейчас он не только не почувствовал страха, но, наоборот, ощутил прилив энергии и работоспособности. Он буквально рвался в бой. И заместитель сразу  почувствовал такую перемену по тону голоса своего начальника.
- Теперь слушай меня. Без меня - не предъявлять ни одного документа. Понял - ни одного!
- Но...
- Никаких «но»! Я начальник отдела, я за него и отвечаю. И запомни, что деятельнось нашего отдела регламентируется сорока нормативными актами, в том числе, указами Президента. И никто, запомни и сообщи это членам комиссии, ни сам Президент, ни кто-либо другой не имеют права их нарушить.
- А что же мне...
- А членам комиссии скажешь, что завтра я выйду на работу. Вот со мной пусть и разбираются.
Такой поворот дела полностью устраивал заместителя. Он снимал с него ответственность. А в том, что его всесильный начальник сможет разобраться с проверяющими, у него сомнений не было.

Это заседание Политбюро Сталин решил провести неофициально. В просторную комнату, отделанную ореховым деревом, рядом с кремлевским кабинетом вождя, стенографисток не пригласили. Расставленные на столах тарелки с бутербродами, коробки конфет, чайные чашки говорили о том, что будет, скорее, задушевная беседа товарищей, чем официальное заседание.
Так оно и вышло. Иосиф Виссарионович тепло поздоровался с членами Политбюро, пригласил расположиться по-домашнему.
- Я хочел сегодня посоветоваться с товарищами по партии, - начал он, когда все окончательно уселись. Вопрос чрезвычайно важный, имеет не только теоретическое, но и практическое значение для всей нашей жизни в дальнейшем.
Он подождал, пока Калинин, начавший было жевать бутерброд, положит его обратно на тарелку.
- Генеральная линия партии давно определена. С этим теперь согласны все товарищи. Мы победили левые и правые уклоны, злейшего врага партии Троцкого. И все же некоторые товарищи не до конца понимают цели и стратегию нашей партии.
Теперь в зале воцарилась полная тишина. Члены Политбюро с недоумением ожидали, чего же хочет их вождь. Главное заблуждение человечества состоит в том, что каждому кажется, что он говорит понятно. Большинство конфликтов именно потому и возникают, что нас понимают иначе. Но Иосиф Виссарионович Сталин был одним из очень немногих, кто мог предельно ясно, четко и конкретно выразить свою мысль. Однако сейчас наступил именно такой момент непонимания. Никто не мог понять, куда же клонит вождь?
Но Сталин, казалось, не торопился выяснять это недоразумение. Он неспеша раскрыл папку с документами и вынул из нее листок бумаги.
- Вот донесение о том, что Гитлер вооружает армию для нападения на Советский Союз. Может он напасть на нас, несмотря на заключенный пакт о ненападении? Теоретически - да. И к этому надо готовиться. Но давайте посмотрим на реальность обстановки. На затяжную войну с нами у Гитлера нет ресурсов. В немецкой армии не хватает топлива и боеприпасов, его армия не готова к боевым действиям в зимней обстановке. У Германии за спиной мощная Британия. Может ли Гитлер в такой ситуации принять решение напасть на Советский Союз?
- Надо быть идиотом, чтобы на нас нападать! - заявил, слегка привстав на своем месте, Молотов.
- Правильно говорит министр иностранных дел! - подхватил реплику Молотова Сталин. - Поэтому наш план таков: пусть Гитлер сокрушит Европу. Пусть уничтожит все армии, партии, правительства. А после этого мы Европу освободим. Войну мы должны вести на чужой территории. Правильно я рассуждаю, товарищи?
- Верно! Правильно! - послышалось с мест. Члены Политбюро были довольны, что начавшееся там неожиданно и так подозрительно тревожно заседание оказалось таким легким и необязательным застольем.
Принесли чай. Но, по старой доброй традиции тут же последовало хорошее грузинское вино. Сталину, собственно говоря, беспокоиться за судьбу своего плана отношений с гитлеровской Германией не приходилось. К этому времени несогласных с его линией ни в Политбюро, ни в армии практически не было. Но вождь, в отличие от Ленина, формальной стороне дела придавал серьезное значение. И всегда хотел единогласного одобрения своих выношенных в долгих размышлениях решений.

То, что узнала Джульетта, ее буквально потрясло. Правда, сейчас она больше мучалась перед выбором: кому об этом сначала сообщить?
Герману? Но вдруг он воспримет новость неоднозначно, совсем не так, как она думает. Значит, пойдут выяснения, споры, недомолвки. А ей сейчас хотелось бы поддержки сочувствия. Ведь ее открытие многого стоит!
«Решено! - подумала Буланов. - Звоню Зине!»
На ее счастье подруга оказалась дома.
- Зинок! - буквально захлебываясь от охвативших ее чувств и волнения, закричала в трубку Джульетта. -Ты просто не знаешь, что со мной случилось!
- Конечно, не знаю, - невозмутимо согласилась подруга. - Хотя и догадываюсь.
- Откуда?!
- От верблюда. Угадай с трех раз. Первое. «Почетна девственность, но не родить негоже».
- Да, да, да! - вновь радостно закричала в трубку Буланова. - «И целомудрие с бесплодной нивой схоже!» Я - беременна!
- И, конечно, от Германа, - лениво констатировала подруга. - А как он воспринял сие радостное событие?
- Никак. Я ему еще не сообщала.
- Будет, конечно, безумно рад. Особенно на фоне тех больших проблем, которые на него накатились.
- Ну, проблемы! - небрежно отмахнулась от слов подруги Джульетта. - Он выписался из госпиталя, скоро выйдет на работу.
- Где его ожидают большие проблемы.
Буланова на мгновение затихла. Она была так переполнена своей новостью о долгожданном ребенке, что все остальное моментально отошло на задний план. Но в голосе подруги ее что-то насторожило.
- Ты о чем?
- А ты не знаешь?
- Нет. На работе я не была, хожу по гинекологам.
- Отдел Германа похож на развороченный улей. Десятка два высококлассных специалистов контрольных ведомств выворачивают всю документацию наизнанку. Тебе это ни о чем не говорит?
Джульетта от неожиданности чуть не выронила телефонную трубку. Сообщение Зины ей говорило о многом. Но оставалась еще последняя надежда. И она поспешила спросить:
- А кто...
- Говорят, что Сам. Теперь тебе все понятно?
- Понятно. Что же мне делать?
- Да уж не радовать Германа новостью о внебрачном ребенке. Ему такой подарок будет сейчас вовсе ни к чему.
Буланова тяжело вздохнула. Помолчала, обдумывая слова подруги. Затем проронила в трубку, едва не зарыдав:
- Я так хотела от него ребенка!
- Я знаю. Но сейчас - не время. У тебя еще будут дети. Помоги Герману - он столько для нас сделал!
- Но чем я сейчас могу помочь?!
- Первое ты уже сделала, приняв мудрое решение повременить с дитем. Знаешь, дореформенное право знало такую формулировку: оставить в подозрении? Так вот, Сабиров сейчас именно в таком подвешенном состоянии. Я не думаю, что его хотят сместить. Убить - тем более. Но оставить всеми этими мерами в вечном подозрении - значит сделать его жизнь каторгой, а самого Германа - послушным рабом. Ты поняла?
- Нам надо встретиться.
- И я так думаю.

С некоторых пор появление Президента в кремлевском кабинете стало такой же редкостью, как недавно разрешенная церковная служба на Пасхальные праздники в Покровском соборе Кремля. Аппарат готовился к таким наездам Александра Владимировича, пытаясь решить хоть какие-то назревшие проблемы. Но сделать это удавалось все реже.
Вот и сегодня появление президентского кортежа в Боровицких воротах Кремля стало неожиданностью для многих. Лакированный бронированный лимузин подкатил почти к самым ступенькам, которые вели в президентские аппартаменты. Александр Владимирович еще помнил, как в советские времена на фронтоне этого старинного дворца золотом горели буквы, возвещающие, что здесь размещался Президиум Верховного Совета Советского  Союза. Но, с недавних пор, в его памяти это здание почему-то стало ассоциироваться совсем с другим обитателем кремлевского дворца.
Опасливо покосившись на фронтон,словно там должны были золотом высветиться совсем другие слова, он медленно, на почти негнущихся ногах вошел в здание.
Последний разговор на дачной президентской резиденции с дочерью здорово его расстроил. Он понимал, что Нина во многом права. Что, пока он был здоров, сподвижники и не думали позариться на власть. Но сегодня он чувствовал себя гораздо лучше. Даже традиционные сто граммов водки на завтрак принял. И, как бывало у него раньше воинственный дух требовал разрядки.
- Треногова ко мне, - на ходу приказал Президент.
- Ясно, - ответил помощник. - А почту посмотрите?
- Почту? - рассеянно ответил Александр Владимирович. По правде говоря, он уже забыл, когда в последний раз смотрел этот обязательный атрибут любого высшего руководителя. - Почту. А что, давай. И пригласи все СМИ, которые смогут быстро приехать. Оппозиционные средства массовой информации тоже приглашать?
- Всех давай. Всю шоблу. Пусть полюбуются, как этот угорь изворачиваться будет. Кресло из-под теплого зада вырвать норовит!
Александр Владимирович знал, что у него есть время, пока соберут прессу и занялся рассмотрением документов, которые лежали в папке так называемой почты.
- Надо же! - удивился он. - Учителям, понимаешь, несколько месяцев зарплату не платят! Непорядок. И врачам тоже? Потребую отчета. Ну, это уже совсем бардак: в армии-то почему просрочки с довольствием.
И он нажал кнопку прямой связи с надписью «министр финансов».
- Кто у аппарата? Филимонов? Какой Филимонов? А, ты уже новый министр? Ну-ка, давай, отчитайся, почему эти, как их, врачи с учителями зарплату не получают?
- Какие долги! Какой дефолт! Кто о народе заботиться должен - я, что ли? Ничего слушать не хочу. Вот тебе пару недель и чтобы эта проблема была снята. Все!
Президент устало положил трубку и со злостью захлопнул кожаную папку с документами.
- Нет, читать такие материалы - это только нервы себе портить!
... - Так вот как ты, бывший член ЦК партии, первый секретарь обкома руководишь страной? - раздался вдруг из угла кабинета негромкий голос с мягким грузинским акцентом.
- Кто это? Опять вы?! - изумился Александр Владимирович.
- Я, я. Не сомневайся. Товарищ Сталин в этом кабинете сутками работал, создал величайшую в мире державу, а ты за несколько лет развалил всю экономику. Как это понимать?
- Экономику до меня развалили, - почему-то начал оправдываться Александр Владимирович. - зато я дал народу свободу.
- Какую свободу? Умирать от голода. Месяцами не получать заработную плату? Зачем народу такая свобода.
Видимо, не дождавшись ответа, вождь всех времен и народов покачался на мягких сапогах, пыхнул неизменной трубкой и продолжил свой допрос:
- Я тут послушал, как ты с министром финансов разговаривал. Мало того, что его по имени-отчеству не знаешь, так и в сути проблемы не разобрался. Помню, мой министр товарищ Зверев докладную записку о больших гонорарах писателей мне прислал. Я его к себе пригласил. Спрашиваю: получается, у нас есть писатели-миллионеры. Ужасно звучит, а, Зверев? Тот подтверждает: ужасно, товарищ Сталин. Отдаю ему письмо назад: ужасно, товарищ Зверев, что у нас так мало писателей-миллионеров. Писатели - это память нации. Что они напишут, если будут жить впроголодь? А ты всю страну заставил так жить. Как это понимать, хоть и бывший, но член Центрального Комитета партии?
Президент ответить на этот вопрос не успел. Дверь кабинета отворилась, и в него вошел помощник.
- Глава правительства Москвы и пресса здесь. Можно приглашать?
- А? - рассеянно посмотрел на помощника Александр Владимирович.
- Да, приглашай.
Просторный кабинет быстро заполнился народом. Но Президент демонстративно не поздоровался за руку с Треноговым. Он лишь показал ему на место за столом справа от себя. В воздухе запахло грозой.
- Готовы, господа телевизионщики? - поинтересовался Президент. - Тогда будем начинать.
- Дорогие россияне! - торжественно обратился к присутствующим, но глядя в нацеленные на него телекамеры, Александр Владимирович. - Я знаю, что в стране создалась нетерпимая обстановка. Что людям самых важных профессий - учителям, врачам, военным месяцами задерживают выплаты. Такое положение дальше терпимо быть не может. Я принял важное решение и полностью поменял руководство администрацией Президента, которые не отслеживали обстановку, не докладывали вовремя о такой нетерпимой ситуации. Более того, кое-кто из высших должностных руководителей, вместо того, чтобы заниматься решением этих неотложных вопросов, начал так называемую предвыборную агитацию, хотя по Конституции никто еще не объявлял президентских выборов. Такие потуги обречены на провал.
Александр Владимирович выждал несколько секунд и махнул рукой:
- Все. Пресса может быть свободна. А вы, Треногов, останьтесь.

Как только Сабиров переступил порог своего кабинета, расположенного в бывшем цековском здании на Старой площади, его атаковали проверяющие.
- Знаю, господа. Прошу предъявить документы на проверку. Так, так, понятно: подпись Президента на месте. Хорошо, приступайте: все необходимые документы будут вам предоставлены. Надеюсь, я вам лично не нужен? Вот и прекрасно: мне пока надо решить кое-какие вопросы.
Как только дверь кабинета закрылась за последним членом спецкомиссии, Герман подошел к сейфу, упрятанному в стену соседней комнаты. Поколдовав над кодовым замком, он открыл массивную  стальную дверь и вынул из хранилища пачку документов.
- Я в ФСБ, - коротко сказал он секретарю, помятуя, что его визит в это грозное ведомство все равно не останется незамеченным.
И не ошибся. Как только за ним закрылась дверь приемной, секретарь немедленно набрал по телефону «Связь Кремля» трехзначный номер и коротко доложил:
- Поехал в ФСБ.
Но Герман мог об этом только догадываться. Он знал нравы Кремля и не хотел обманываться насчет излишней личной преданности своего секретаря.
Якубов, казалось, его уже ждал. По крайней мере, он ничуть не удивился необъявленному визиту высокопоставленного кремлевского чиновника. Предложил чашку китайского чая, который очень любил. Сабиров не отказался.
- Приехали поинтересоваться, как идет расследование покушения на вас? - вежливо поинтересовался глава службы безопасности.
- Зачем? - иронично возразил Сабиров. - Ведь вы это дело все равно не раскроете?
Якубов посмотрел на гостя, но ни один мускул не дрогнул на его лице. Наоборот, он изобразил искреннюю озабоченность и тихим, проникновенным голосом сказал:
- Да, сегодня такие дела стало раскрывать очень сложно. Все, включая общественное мнение, настроено против нас.
- Да, сексотов стало меньше. Но все же они есть. Мой секретарь уже доложил вам, куда я поехал?
- Ну, зачем же так? Людям надо верить. А что касается вашего дела...
- Да бросьте вы его к чертям собачьим, - неожиданно горячо отозвался Сабиров. - Я о нем уже забыл. Мне шьют уже другое дело. Теперь оно, действительно, мое дело.
Сабиров сделал ударение на слове «мое» и уперся взглядом в лицо собеседника, ожидая его реакции.
Но ее не последовало. Якубов рассеянно размешивал сахар в чашке из тонкого китайского фарфора, куда перед тем налил крепкого ароматного чая.
- Так. Значит, вы не в курсе и этого дела. А, между прочим, в той спецкомисии работают и люди из вашего ведомства.
- Что вы хотите? - неожиданно резко спросил начальник Федеральной службы безопасности.
- Вот это другой разговор. Как коллега прошу вас лишь принять к производству дело, действительно грозящее интересам безопасности государства.
На лице Якубова возникло нечто, напоминающее проснувшийся интерес профессионального разведчика.
А Сабиров между тем, так и не прикоснувшись к чаю, стал раскладывать на столе хозяина кабинета документы.
- Здесь все, что касается грандиозной аферы века, задуманной высокопоставленными жуликами. Суть в следующем. Страны третьего мира должны бывшему Советскому Союзу более ста миллиардов долларов. Россия их унаследовала, однако получить эти долги трудно. Но нашлись доброхоты. Они создают компанию, которая берется работать с этими долгами. При этом половина, то есть несколько миллиардов долларов, остается этой компании. Возратится ли государству вторая половина - еще большой вопрос, но эти жулики уж свою часть точно вырвут. Интересно?
Якубов не спешил отвечать. Он внимательно посмотрел разложенные на его столе документы. Затем несколько минут подумал и осторожно спросил.
- А кто стоит за этой компанией?
- Вот этого я вам не скажу. Только одна наводка: инициатива исходит из Управления президентских программ.
Якубов надолго замолчал. Он понимал, что его гость ждет ответа. Но принять решение сразу, не прозондировав обстановку , он не мог. А начальник Отдела администрации Президента словно и не требовал такого решения. Он лишь многозначительно посмотрел на своего коллегу и как бы между прочим заметил:
- Кстати, все подлинники документов этой аферы и имена участников я храню в очень надежном месте. Если случайно на меня еще соберется кто-то нападать, то есть дублер, который обнародует документы за границей. А чай у вас действительно хорош.
И, не прощаясь, Сабиров стремительно вышел из кабинета.

В последние ночи Иосиф Виссарионович почти не спал. Все руководители страны, секретари партийных комитетов на местах, должностные лица исполнительных органов были вынуждены приноравливаться к режиму работы вождя. Они оставались на ночь в своих кабинетах, ставили в них или в комнатах отдыха раскладушки и ждали, что в любой неурочный ночной час может последовать звонок по секретной линии связи. По крайне мере все обладатели телефонов «ВЧ» были привязаны к этим злополучным аппаратам, боясь пропустить важный звонок из Кремля.
А Сталину было о чем тревожиться, было о чем звонить подчиненным. За последнее время буквально потоком шли из совершенно разных мест предупреждения, что Германия вот-вот нападет на Советский Союз. И переварить эту информацию, сделать из нее правильные выводы предстояло именно Сталину.
Вот и сейчас Иосиф Виссарионович внимательно прочитал очередное предупреждение, направленное ему из спецорганов.
- Так, - отложил папку со спецдонесениями в сторону вождь. - Что же получается? Посол в Германии Деканозов сообщил, что война против Советского Союза начнется в мае 1941 года. Анонимный доброжелатель в Германии третий раз призывает меня «не ждать, пока Гитлер нападет на Россию». Надежный источник обер-лейтенант Шульце-Бойзен даже называет дату нападения: 22 июня.
Сталин еще раз прочитал сообщение приближенного к самому Герингу русского шпиона, встал из-за стола, на котором вот уже несколько часов горела лампа под зеленым абажуром, и вышел на середину кабинета. В таких случаях он любил мерно расхаживать по мягкому ковру, заглушающему шаги, и размышлять вслух, словно обращаясь к невидимым оппонентам.
- Так что получается, дорогие товарищи? - негромко задал он вопрос отсутствующим собеседникам. - С одной стороны, товарища Сталина предупреждают, что Гитлер вот-вот нападет на нас. И выглядят эти предупреждения вполне правдиво. Но с другой стороны, получается, что кто-то очень хочет стравить товарища Сталина с Гитлером. У нас заключен пакт о ненападении. Нарушить его в одностороннем порядке может только безумный. Верно, товарищ? Верно, потому что сила дипломатии - великая сила.
Иосиф Виссарионович немного помолчал, анализируя свой вывод, и стал размышлять дальше.
- Теперь посмотрим, что должен делать в данной ситуации Гитлер. Из данных нашей разведки известно, что аналогичные предупреждения, только теперь о том, что товарищ Сталин хочет внезапно напасть на Германию, получает и фюрер. Такие донесения имеют германские посольства практически во всех европейских странах. А кому выгодно, чтобы мы подрались? Англии, с которой Гитлер воюет? Международным империалистам? Кто стоит за этими предупреждениями об агрессивных намерениях Германии - действительно друзья или спецслужбы недружественных нам стран?
Можно только представить, что испытывал Сталин, изучая и обдумывая эту разноречивую информацию, стекавшуюся к нему из совершенно разных источников - диломатических, военных, разведывательных. Ее беда была в том, что мощные спецслужбы Советского Союза в то время не имели даже единого анализирующего центра, способного отличить зерна от плевел. И эту гигантскую работу по просеиванию огромного потока информации, поиску истины был вынужден делать пусть и гениальный, но всего лишь один человек.
Иосиф Виссарионович устало опустился в кресло, пододвинул к себе бумагу со спецдонесением немецкого шпиона и написал карандашом в левом углу страницы:
«Т-ву Меркулову. Может, послать наш «источник» из штаба германской авиации к е... матери. Это не источник, а дезинформатор. И.Ст.»
Он нажал кнопку звонка, распорядился немедленно отправить этот документ по назначению.
Затем на мгновение задумался и поднял трубку прямой телефонной связи с наркомом госбезопасности:
- Товарищ Меркулов? Здравствуйте. Я тут послал вам назад документ с сообщением источника в Германии. Резолюцию вы прочтете. И все же прошу проверить верность этого предупреждения. Разумеется, по другим каналам.
Он положил трубку на рычаг и вновь задумался. Только что он ознакомился с еще более важной и конфиденциальной информацией. Сам Черчилль предупредил его, что в ближайшее время Германия нападет на Россию. Но, чем больше его предупреждали об этом, тем сильнее в нем возникали сомнения. Черчилль был одним из самых ярых врагов Советов, и верить в его чистосердечность было бы наивно, полагал Сталин. Да и Гитлер не начнет войну на два фронта, а будет продолжать воевать против Англии.
- Конечно, - вновь вслух сказал Иосиф Виссарионович, - Гитлер готовится к войне против СССР. Но начнется эта война не сейчас, а гораздо позже. Нам чрезвычайно важно выиграть время. Если удастся оттянуть войну на год-полтора, мы - непобедимы.
Советской разведке так и не удалось добыть план гитлеровского нападения под кодовым названием «Барбаросса». И вождь до самого последнего момента надеялся, что и Гитлер руководствуется в своих действиях такой же железной логикой, как и он, говорящей, что нападать на великую Россию для него смерти подобно.

Вот уж никогда бы не подумала Буланова, что со своим любовником ей придется встречаться в условиях строжайшей конспирации! Но Герман настоял: уже одно то, что место и время свидания он назначил через Зину, говорило о многом. И Джульетта, направляясь сейчас в один укромный ресторанчик в самом центре Москвы, думала только об этом.
Это было то самое заведение, где год назад она случайно познакомилась с Германом. Сюда ее привез ее прежний любовник Петраков. Мэр областного центра, где она жила, решил показать своей подруге, что он тоже знает толк в столичной жизни. И, по совету кого-то из московских друзей, он пригласил Буланову именно в это заведение. Они даже специально поехали сюда из своего провинциального города, чтобы вкусно, изысканно поесть и посмотреть на столичный бомонд. Из богемы они так никого и не увидели, но Джульетта, после нищеты общепитовской столовой в своей газете, действительно была поражена разнообразием блюд, изысканностью сервировки и очень признательна любовнику, вытащившему ее в свет.
Но, видно, права примета, что не нужно возвращаться туда, где ты был счастлив. В прошлое возврата нет. Это остро поняла Джульетта Степановна, как только переступила порог престижного заведения и увидела в углу за столиком Германа с затравленными, воспалившимися глазами, в которых прочитала элементарный испуг.
Все было вроде как и тогда, год назад. Ее встречали, как английскую королеву, передавая эстафету от швейцара в дверях до метрдотеля в зале. Не успела она опуститься в удобное кресло, как девушка, похожая на фотомодель, проворно опустила на его спинку мягкую подушку. Меню в роскошном переплете с золотым тиснением уже лежало на столе. Но Герман посмотрел на него отсутствующим взглядом и, кажется, ничего не собирался заказывать.
Но Джульетта решила иначе. Уж голодать, чтобы ни случилось, она не собиралась. Тем более, здесь, где, как она помнила, была прекрасная кухня. Память ее не обманула. Она заказала лазанью, фаршированного лобстера, ньоки с мидиями  и десерт со сливками. Затем немного подумала и спросила почтительно склонившегося к ней официанта:
- А фондю у вас готовят из скольких сортов сыра?
- Сразу из семи, мадам, а в качестве основных компонентов мясо куропатки и другой дичи.
- Идет. Давно я не ела ничего швейцарского. А ты будешь фондю?
- Что? - рассеянно переспросил Герман. - Нет, нет. Я закажу, пожалуй, что-нибудь выпить.
- Не хотите попробовать фирменный напиток от шефа «Я молодой»? - поинтересовался официант.
Сабиров недоуменно взглянул на работника ресторана и хотел что-то ответить, как Буланова, не удержавшись, рассмеялась и торопливо воскликнула:
- Вот именно! Это как раз то, что нам надо. А нет у вас еще чего-нибудь от шефа, например, «Киллер - не убийца»?
- Нет, мадам, к сожалению, такого коктейля нет. Но я непременно доложу о вашем желании шефу.
- Хорошо, идите, - постарался побыстрее избавиться от чересчур услужливого идиота Герман. И тут же обратился к Джульетте: - Ты еще способна шутить - это очень хорошо.
- А ты совсем раскис, и это плохо, - назидательно парировала Буланова. - Кстати, ты уверен, что нас здесь не подслушают?
- Полной уверенности, конечно, нет. Но, думаю, сейчас это не в интересах той группы, которая на меня наезжает.
- И кто, ты думаешь, это может быть?
- Да кто угодно! Любой бандит из любой криминальной группировки, которых в Москве десятки. Главное - кто заказчик.
Буланова внимательно посмотрела на любовника, который так разительно изменился с тех пор, когда они беззаботно предавались любви, не думая ни о чем. Сейчас она не узнавала того моложавого, энергичного, излучавшего силу и властность Сабирова. Чиновника, от воли и желания  которого  зависел  почти каждый высокопоставленный руководитель в этой стране. Перед ней сидел какой-то осунувшийся, переставший за собой ухаживать мелкий клерк. От него уже не пахло дорогим французским  одеколоном. Он не излучал той силы и животного темперамента, который так мощно манил Джульетту и неосознанно будил в глубинах ее подсознания инстинкт изголодавшейся самки.
«Может, - подумала журналистка, - он просто сейчас расслабился и не следит за собой? Ведь постоянно играть на людях маску преуспевающего человека, когда за тобой охотятся, очень трудно и утомительно».
- Герман, - почему-то спросила она. - Я не чувствую запаха твоего любимого «Драккара». Этот терпкий, сильный аромат очень шел тебе и манил, наверное, не одну  женщину.
- О чем ты говоришь, Джуля? Какой «Драккар»! Выжить бы сейчас. Элементарно.
- Да выживешь ты, не беспойся!
Этот выкрик родился у Булановой неожиданно, совершенно спонтанно. Но, видимо, он был настолько искренен, так соответствовал ее внутреннему ощущению положения Сабирова, что тот невольно воспрянул духом.
- Ты так считаешь? - с надеждой спросил он.
- Конечно. Если бы тебя хотели убрать - сделали бы это сразу. Профессионалы не промахиваются с расстояния полуметра от жертвы. И не забывают сделать контрольный выстрел в голову. Значит, не пришла еще твоя пора.
- Или они там, - Герман приподнял голову и показал куда-то вверх, - еще так не решили.
- Но у тебя сейчас есть главное - время, и я не верю, чтобы ты не предпринял что-то, чтобы себя подстраховать и обезопасить.
Сабиров хотел что-то ответить, но в это время подошел официант и стал расставлять на столе закуски. Он ловко распечатал бутылку с заказанным вином, налил совсем немного в бокал, стоящий перед Булановой и дал время, чтобы она оценила аромат и качество напитка. Когда та слегка пригубила вино и показала, что довольна, он наполнил фужеры на треть.
- А где же прибамбас от шефа? - спросила Джульетта. - Этот, как его, «Я - самец!?
На этот раз вышколенный официант оценил шутку и, почтительно поклонившись, произнес:
- Желание клиента - закон для нашего ресторана. Сейчас принесем.
Как только парень удалился, Сабиров наклонился к Булановой и тихо произнес:
- Конечно, я подстраховался. В этом кейсе лежат документы, которые могут испортить жизнь многим моим врагам. Я предупредил, что, если со мной что-то случится, они увидят свет на Западе. Ты поможешь?
- Конечно, - не раздумывая, согласилась Джульетта. - Но я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось. Так что надо думать, что еще предпринять, чтобы этого не произошло. Давай за это выпьем!
Пока они закусывали прекрасное ароматное терпкое вино, говорить не хотелось. Но лишь Джульетта слегка насытилась, как сразу предположила:
- Вспомни, кому ты чаще всего отказывал?
Сабиров на минуту задумался. Потом скривил губы в усмешке и проговорил:
- Не поверишь: больше всего это почему-то получалось с Ниной, дочерью Хозяина. Хуже этой взбалмошной бабёнки и придумать трудно.
- Да уж, представляю. Видела я ее несколько раз на приемах: одни капризы.
- Вот-вот: из грязи да в князи. Ведь ни приличного образования, ни элементарной культуры. Но наши Дуньки, рвущиеся в Европы, такого могут наворочить!
- Да, это точно, - согласилась Джульетта. - Ну, а еще кому?
- Если честно, то - многим. Аппетиты у наших правительственных чиновников таковы, что никакой государственной казны не хватит.
- Это уж точно, - согласилась журналистка. - Они давно и прочно усвоили простую истину: что своровать много и безопасно можно только у государства. Вот потому у нас государство такое нищее, что, обладая половиной мировых запасов сырья и прочего, не может даже выплатить грошовое жалованье своим подданным
Сабиров задумался. Джульетта подала ему интересную мысль: а в самом деле, кто мог так крупно на него обидеться, что заказать его убийство? Кому он стал поперек дороги? Здесь было над чем порассуждать. И он, почти машинально поглощал прекрасные яства, запивая их марочным вином и почти не слушая, что говорит любовница.
А Джульетта в это время тоже перешла на личное. Она постаралась намеками, дальним путем, выяснить у своего любовника, как он отнесся бы к внебрачному ребенку. Но Герман был сейчас так далек от этой посторонней темы, что промямлил в ответ нечто невразумительное, и Буланова сникла.
Ей был уже неинтересен этот роскошный ресторан с услужливой обслугой, она даже не притронулась к экзотическому блюду фондю и только тайно горевала о своей нелегкой женской доле, боясь нечаянно расплакаться.

Бывший совершенно секретный архив Политбюро ЦК КПСС во времена гласности и перестройки был преобразован в Архив Президента страны. Всемогущий Сабиров, желая сделать приятное Джульетте, устроил ее подругу на работу в это престижное государственное учреждение. Причем не рядовой сотрудницей, а заведующей Особым отделом.
Зина была несказанно рада таким переменам в своей жизни. После многолетнего прозябания в библиотеке областной газеты, где в последнее время также месяцами задерживали зарплату, непыльная работа в президентском архиве показалась ей манной небесной. Вот и сейчас она сидела в своем кабинете, который успела превратить в зимний сад, заставив все свободное пространство горшками с цветами и растениями, и наслаждалась возможностью изучать документы, которые так и остались недоступны простым смертным.
Зина по своей должности входила в номенклатуру Администрации Президента и поэтому, наряду с другими привилегиями, имела на работе телефон правительственной связи. Даже Джульетта, которая трудилась журналисткой в президентской газете, не могла похвастать таким атрибутом власти.
Но Зине, совсем недавно обосновавшейся в столице, кремлевская «вертушка» была ни к чему. Высоких чиновников, с которыми она могла бы разговаривать по этому телефону, в знакомствах у нее не числилось. Поэтому важный аппарат с эмблемой двуглавого орла был отодвинут на дальний край обширного стола и забыт за ненадобностью.
Зина сегодня изучала личный архив Сталина. В обширном многотомном наследии вождя она отыскала столько интересных материалов, о которых и не догадывалась, что не могла оторваться от все новых захватывающих внимание страниц.
- Надо же! - воскликнула заведующая Особым отделом. - оказывается, вождь всех времен и народов был еще талантливым поэтом! А его стихотворение «Утро» даже вошло в дореволюционные учебники хрестоматии по литературе!
Зина была убежденная «сталинистка» и поэтому теперь, дорвавшись до архива вождя, она почти все свободное время занималась его изучением, выискивая новые подробности, которые помогли бы ей защитить наследие Иосифа Виссарионовича.
- Так, а это еще что? - Зина повертела в руках пожелтевший от времени листок. - Рукописное заключение о смерти Надежды Аллилуевой? Вторая и последняя жена Сталина! Интересно! Так, «в области сердца, в пятом межреберье небольшое огнестрельное ранение с обожженными краями от выстрела в упор с целью самоубийства. «Ну, вот - сама застрелилась. А на него поклепы делали! А это еще что? Воспоминание Буденного? Что же пишет Семен Михайлович? «Жена Сталина была немного психически нездорова, в присутствии других пилила и унижала его. Я всегда удивлялся: как он терпит?»
Зина открыла от удивления рот, да так и застыла, видимо, переваривая прочитанное. В этот момент раздался властный телефонный звонок. Зина схватила трубку, но услышала лишь длинный непрерывный гудок. А телефон, между тем, продолжал звонить.
«Ну я и дура!» - воскликнула про себя заведующая отделом и быстро взяла трубку другого, правительственного аппарата.
- Слушаю вас внимательно!
- Вас беспокоят из администрации Президента. Это Особый отдел архива?
- Да, заведующая у аппарата.
- Сейчас с вами будет говорить первый помощник Президента.
И тут же в трубке раздался приятный баритон:
- Я по заданию Президента. Нас интересует личный архив Сталина. Я могу с ним познакомиться?
- Да, конечно. Но вы знаете наши правила? Знакомство с материалами Особой папки может быть только в помещении архива.
- Конечно, конечно. Не беспокойтесь - я подъеду к вам. Ждите.
Зина положила трубку и подумала: с чего бы это живому Президенту тревожить прах почившего вождя? Но сразу решила, что это не ее ума дело. И продолжила дальше увлекательную экскурсию в прошлое.
По обыкновению, ставшему практически постоянным правилом в последнее время, для решения неотложных вопросов подчиненные вызывались к Президенту в его резиденции вблизи Москвы. Вот и на этот раз Сабиров был внезапно вызван к Александру Владимировичу на дачу в Горках. Сюда, в этот ленинский заповедник, правительственные кортежи теперь наведывались довольно часто.
Президент встретил своего подчиненного по-домашнему. Из-под теплого халата на нем выглядывали штаны с начесом, а ноги руководителя страны путались в непослушных меховых тапочках.
Сабиров поздоровался  за руку, отметив, что рукопожатие хозяина дачной резиденции стало вялым и безжизненным. Но, видимо, в своих преждевременных выводах о состоянии здоровья Президента он несколько ошибся, потому что Александр Владимирович неожиданно резко и твердо оборвал его:
- Докладывать о делах будешь потом. А сейчас лучше скажи, как нам окоротить твоего лучшего друга?
- Какого друга? - опешил начальник финансово-хозяйственного отдела.
Президент пытливо посмотрел на своего подчиненного и насмешливо заметил:
- Тебе лучше знать. С кем в футбол каждую неделю играешь.
«Вот оно что! - пронеслось в мозгу Сабирова. - Наябедничали. Или Треногов меня подставил?»
- Говорят, вы там в раздевалке не только футбольные вопросы обсуждаете, - продолжал между тем напирать Александр Владимирович.
- Уже думаете, как у меня из-под задницы кресло вырвать? Не выйдет!
Сабиров побледнел. Он ожидал разговора на любую тему, но только не на эту. Конечно, такие разговоры в раздевалке футбольного клуба у него с главой правительства Москвы были. И он, как бывший работник спецслужб, не исключал возможность прослушивания. Но не ожидал, что это случится именно с ним. Оправдываться сейчас было самым неразумным. Это, как и клятвы в вечной преданности, сейчас только бы усилили гнев и подозрительность Хозяина. И потому Герман выбрал лучший ход, который можно было сделать в данной ситуации. Он спокойно, как бы не реагируя ан упреки, стал рассуждать, отвечая на самый первый вопрос Президента:
- Кое-что сделать, конечно, можно. Треногов пользуется правительственной связью, которую обеспечивает наша служба ФАПСИ. Значит, совершенно естественно можно его этой связи на какое-то время лишить - пусть попользуется городским телефоном.
В глазах Президента, минуту назад метавшими гром и молнии, появился неподдельный интерес.
- Ты считаешь, что это можно сделать?
- Сделаем, Александр Владимирович! - по-военному четко доложил Сабиров.
- Вот это подарок будет твоему другу! - воодушевился Президент.
- Вот он помечется, как все «вертушки», «ВЧ», «СК» и прочие атрибуты власти у него замолчат!
- Так! - оживленно потер руки Александр Владимирович. - А что еще устроить, чтобы он понял, кто в доме хозяин?
- Отказать ему в транспортном обслуживании автобазы администрации Президента. Конечно, без машин он не останется, но иномарок и бронированных «Зилов» с правительственными номерами у него не будет. Попробуй расскажи каждому постовому, что именно на этой машине едет глава правительства столицы.
- Отлично мыслишь, Герман! - похвалил Президент своего начальника финхозотдела.
- Кроме того, - совершенно буднично, как будто докладывал о текущих делах, а не о том, как устроить гадость одному из самых влиятельных чиновников государства, продолжал докладывать Сабиров, - планом мероприятий отдела предусмотрен ремонт государственной дачи номер тридцать пять в поселке Барвиха.
- Той самой, которой пользуется Треногов? Ну ты и спец, Герман Антонович! Не хотел бы я попасть тебе в руки! Впрочем, и не попаду. Действуй. Посмотрим, что запоет этот претендент на мое место завтра, когда лишится всех благ и привилегий!
- Александр Владимирович! - вдруг прервал смакование предстоящих Треногову переживаний хозяином дачи Сабиров. - Скажите, кто направил такую грозную комиссию для проверки моего отдела?
- Какую комиссию? Я никого не посылал.
- Но ведь на документе стоит ваши подпись.
- Да? - Президент на мгновение задумался, припоминая, когда он мог это сделать. - Не помню. Работай спокойно, никто тебя не тронет.
- Тогда подпишите это распоряжение об отмене работы спецкомиссии.
И Сабиров протянул Президенту заранее подготовленный текст распоряжения.
Александр Владимирович, не читая, подписал документ, простился с гостем и вновь хотел вернуться к приятным мыслям о том, как завтра будет метаться лишенный привычных атрибутов власти Треногов. Но слова Сабирова о какой-то комиссии не давали ему покоя. И вдруг он что-то вспомнил:
- Нинка, наверное, опять мне эту бумагу на подпись подсунула! Ну, я ей покажу, как в государственные дела лезть!
Александр Владимирович направился в соседние аппартаменты, занимаемые семьей, но по пути остановился возле старинного буфета, который почему-то привлек его внимание. Он открыл его дверцу и увидел там хрустальный графинчик, в котором находилось граммов сто пятьдесят какой-то жидкости. Взял его, снял пробку, понюхал. Прекрасный аромат старого, выдержанного коньяка разнесся по комнате. Александр Владимирович медленно, наслаждаясь, выпил коньяк, и пошел назад, в свою комнату.

Пожалуй, впервые за все время своего безраздельного господства в этой огромной, многонациональной стране Генеральный секретарь ЦК ВКПб, Председатель Совета народных комиссаров, Верховный главнокомандующий Иосиф Виссарионович Сталин не знал, как поступить. Казалось, он сделал все, чтобы обезопасить страну от внезапного нападения фашистской Германии. Выиграл время, чтобы подготовиться к возможной войне. Но полной уверенности, что Гитлер не нападет на СССР, не было. Об этом говорил и потом предупреждений о возможной агрессии Вермахта в самое ближайшее время.
Но Сталин не верил этим предупреждениям. Он не хотел им верить. Вот и сейчас, выехав в жаркий летний выходной день на ближнюю дачу в Кунцево, вождь вместо отдыха продолжал напряженно раздумывать над сложившейся ситуацией. Он снял китель, в котором было чересчур жарко, и попросил своего личного секретаря Бажанова, чтобы никто сейчас его не отвлекал.
Сталин вышел на веранду и стал у открытого окна, занавески которого слегка шевелил теплый ветерок. За окном было настоящее жаркое лето. Вовсю заливались птицы, стрекотали кузнечики, порхали беззаботные бабочки. Ничто не предвещало внезапной грозы. Вот и на душе у вождя от такой идиллии стало несколько спокойнее и увереннее.
«В самом деле, - размышлял Иосиф Виссарионович, - что сможет сделать с нами сейчас Германия? С тремя тысячами устаревших танков? С такими сверхмощными союзниками, как Финляндия с Румынией?
Давайте посмотрим на карту мира. Шестая часть суши - это Союз Советских Социалистических Республик. И Германия - всего лишь лоскуток, который, к тому же, уже горит под задницей Гитлера. Германия окружена и блокирована. Отрезана от многих источников стратегического сырья. А Советский Союз - самая богатая страна мира, нашим богатствам завидуют все.
Кроме того, я тайно заручился безоговорочной, бесплатной и безграничной помощью Америки. Так можно ли теперь бояться этой Германии? Уверен, что нет. Можно ли верить предупреждениям о скором внезапном ее нападении? Думаю, тоже нет.
Значит, надо делать все, чтобы не провоцировать Гитлера на такое нападение. Чтобы выиграть время для подготовки к той войне, которая нужна нам, русским. И эту войну мы должны вести не на своей, а на чужой территории».
Наконец, важнейшее решение было принято. И вождь вздохнул с облегчением. Завтра он эту концепцию непровоцирования фашистской Германии  вынесет на обсуждение Политбюро. На нем неожиданностей, знал Сталин, не будет. Об этом вождь позаботился.
«Знаю, что меня считают жестоким. Чтобы очистить страну от всяких болтунов, пришлось поработать органам НКВД. Чтобы добиться послушания соратников, пришлось посадить их жен и родственников. Но, когда правитель проявляет жестокость, чтобы защитить страну, народ ее понимает. А вопрос стоит однозначно: либо мы победим империалистическое окружение, либо они уничтожат социалистическое государство».

Гром, как говорится, грянул среди ясного неба. Сегодня служебный телефон Булановой в редакции газеты буквально разрывался от звонков. Ей звонили неизвестные читатели и хвалили за правдивую статью о коррупции в высших эшелонах власти. Было несколько звонков, в которых молодые люди, не представившись, грозили журналистке всякими карами.
Но, пожалуй, самой интересной для нее была реакция администрации Президента. Буланову пригласили в кабинет редактора к аппарату правительственной связи.
- Тебя просят, - многозначительно показал взглядом на «вертушку» у себя на столе главный редактор газеты. Ну мы, наверное, и вляпались с твоей статьей!
Буланова, не обращая внимания на такое паническое заявление начальника, взяла трубку:
- Слушаю.
- Приемная первого помощника Президента, - раздался вежливый голос. Соединяю вас с Альбертом Васильевичем.
Джульетта Степановна как-то была с Германом на официальном приеме в Кремле и видела издали Первого помощника Президента. Но лично знакома с ним не была. Потому ответила, насколько возможно, ласково и приветливо:
- Слушаю вас, Альберт Васильевич!
- Джульетта Степановна, откуда у вас материалы для такой статьи? Или  - это просто журналистский блеф?
- Вы имеете в виду мою статью в сегодняшнем номере газеты под названием «Афера века»?
- Вот именно.
- Согласно Закону о печати я не обязана разглашать источники своей информации кому-либо.
- Вот как ? - удивился Первый помощник. - А то, что вы работаете в газете администрации Президента и получаете наши деньги, это вас не смущает?
- Я получаю зарплату от налогоплательщиков, - невозмутимо парировала журналистка, - и обязана правдиво информировать их о деятельности органов власти.
- С вами все ясно, - гневно ответил Альберт Васильевич. Придется воспитывать главного редактора - может, он вас научит уму-разуму.
В трубке последовали короткие гудки, и Джульетта положила ее на телефонный аппарат.
- Ну, что? - вопросительно посмотрел редактор на свою подчиненную: - Досталось?
- Еще и вам останется.
- У тебя хоть информация, которую ты использовала для статьи, достоверная?
- С самого верха!
Главный редактор знал о связи своей коллеги с всесильным начальником финхозотдела администрации Президента и потому не сомневался в искренности ее слов. Но все же вздохнул с опаской: дело принимало скандальный оборот.
А Буланова уже спешила назад, в свой кабинет. Она ждала еще одного, самого важного для нее звонка. И не ошиблась, когда вновь подняла телефонную трубку.
- Ну, ты даешь! - только и смог выговорить в трубку Сабиров.
Джульетта не уловила в голосе любовника трагической нотки, поэтому с облегчением вздохнула и постаралась пошутить:
- Я не даю! Я не такая идиотка, как ты выглядишь! А вообще лозунги типа «Юноши и девушки! Овладевайте друг другом!» не по моей части.
Сабиров радостно засмеялся:
- Вот за это я тебя и люблю!
- И больше ни за что? - разочарованно проговорила Джульетта.
- И за то - тоже. А если серьезно - я же не просил тебя ничего писать!
- Прости засранку, - уничижительно попросила в трубку Буланова. - Уж очень материал забойный был. Как говорят на нашем журналистком сленге - это бэмс!
- Да уж - заголовок «Афера века» подбросит тебе популярности. Можешь и меня поздравить: пробил распоряжение Самого об отмене проверки - больше меня и мой отдел не трясут!
- Поздравляю!
- И не только с этим! - в голосе Сабирова зазвучали торжествующие нотки: - Отныне я - не начальник отдела, а управляющий делами Президента. А мое Управление - теперь самостоятельно выходит на Самого и не подчиняется руководителю Администрации Президента.
- Как тебе это удалось? - удивилась Джульетта.
Сабиров хмыкнул:
- Как и другим удавалось: он подмахнул не глядя.
- Смотри: играешь с огнем!
- Конечно, играю. Потому и предлагаю эти три события отметить сегодня вечером. Идет?
- Конечно: я надену мое новое вечернее платье.
- Только поскромней, пожалуйста. А то в прошлый раз оно у тебя было с вырезом до самого пейджера!
Любовники весело рассмеялись: у них были на то основания.

Нина, дочь Президента, была страшно рассержена на отца. Еще бы: она так старалась для него, для семьи, а он взял и все испортил! Нет, она этого так не оставит!
И Нина решительно направилась в ту часть госдачи, где находилась резиденция отца.
Александр Владимирович сегодня чувствовал себя намного лучше. То ли давало знать о себе приближение весны, когда даже в старом организме пробуждаются новые, живительные соки и силы. То ли его здоровье действительно поправилось благодаря стараниям лучших зарубежных специалистов, но факт оставался фактом: давно Президент не чувствовал такого подъема. И посему он решил, что с завтрашнего дня вплотную займется делами государства. В таком приподнятом настроении и застала Нина отца в его кабинете.
Наметанный взгляд дочери сразу почувствовал перемену в здоровье и настроении отца. Но разгневанная Нина не придала этому должного значения. И сразу перешла в наступление:
- Папа! Ты зачем это подписал?
И она швырнула на стол распоряжение Президента.
- Что это? - коротко спросил Александр Владимирович.
- Твое распоряжение об отмене проверки работы отдела Сабирова.
- Ну и что? - как можно спокойнее вновь спросил Президент.
- А то, что ты совершил большую ошибку: теперь у нас не будет никакого компромата против этого прохвоста!
- Понятно. Что еще?
Нину такое невозмутимое спокойствие отца только еще сильнее подстегнуло. Она, уже не сдерживая своего раздражения, презрительно бросила:
- Ты совсем не заботишься об интересах нашей семьи! Ты даже не смотришь, что подписываешь: надо же - теперь Герман управляющий делами Президента и не подчинен руководителю твоей администрации. А значит, и у меня будет еще меньше шансов повлиять на него!
Александр Владимирович выдержал паузу, а затем тоном, не предвещавшим ничего хорошего, тихо, но жестко и властно произнес:
- А теперь слушай меня. Указы и распоряжения Президента подписываются только после сбора всех необходимых виз и заключений соответствующих министерств и ведомств. Поэтому впредь прошу меня не подставлять и никаких бумаг самой на подпись мне не приносить.
Нина от возмущения чуть не зашлась в крике:
- Да я же говорю о Сабирове! Это он принес тебе на подпись то злополучное распоряжение!
- А я говорю о тебе! - прикрикнул отец. - Цыц! Ишь, здесь раскричалась!
И он резко, быстро подошел к столу, нажал кнопку звонка. Немедленно явился начальник личной охраны.
- Яков Иванович! Я тебе приказываю эту вздорную бабенку больше ко мне не пускать, понятно?
- Понятно, - не совсем понимая, что происходит, ответил начальник личной охраны.
- И вообще, как она попала в мою президентскую резиденцию?
- Но это ваша дочь... - попробовал было возразить охранник, но Президент властно его остановил:
- Почему не выполняешь Правила охраны Президента? Почему в его апартаментах проживают посторонние? Вон всех отсюда!
- Папа, прости! - кинулась в ноги Президенту Нина.
- Я сказал «вон»! - властно отрезал Президент, резко повернулся и пошел в гостиную.

Начальник Федеральной службы безопасности был в растерянности: результаты расследования покушения на Сабирова оказались ошеломительными!
«Уж лучше бы я не проявлял такого рвения! - думал сейчас про себя Якубов, не решаясь произнести вслух эти слова даже в своем кабинете в здании на Лубянской площади. - Было бы еще одним нераскрытым заказным покушением на убийство больше, и всего дел! А теперь придумывай, как выйти из этого щекотливого положения».
 Но, что бы он сейчас ни придумывал, а решать по лежащему перед ним на столе донесению надо было немедленно.
«Пожалуй, надо сначала поговорить лично с тем, кто вышел на след заказчика», - решил Якубов и вызвал начальника Особого отдела.
- Присаживайтесь, Иван Иванович, - пригласил он сесть за приставной стол подполковника, который стал перед ним навытяжку по стойке «смирно». - Вы уверены в том выводе, который здесь написан? - и начальник ФСБ кивнул на папку с грифом «Совершенно секретно», лежащую у него на столе.
- Все выводы, данные допросов киллера, которого мы нашли, записи его разговоров по мобильному телефону с заказчиком подтверждают эти выводы.
- А киллер знал, кто его заказчик?
- Да.
- Но это же полная самодеятельность! - не выдержал всегда невозмутимый Якубов. - Затевать дело на таком высоком уровне, покушаться на знакового чиновника и даже не предусмотреть промежуточных звеньев между исполнителем и заказчиком - это игра на детском уровне!
- Совершенно с вами согласен. Но это так.
- Хорошо. А кто еще, кроме вас, знает, что нити организации этого покушения идут на самый верх?
- Только наш следователь, который ведет это дело.
- Человек надежный?
- Вполне.
- Так. Киллера изолировать в Лефортове. Никаких связей с внешним миром, передач и прочего. Желательно, чтобы на время о нем все забыли. Следователя представить к награде, но за другое дело. И также предложить забыть об этом деле. Материалы следствия изъять и доставить мне. Стереть все файлы в базе данных о данном расследовании. Вы также ничего об этом вопросе не знаете и не слышали.
- Уже забыл! - поднялся из-за стола и по-военному четко отрапортовал подполковник.
- Спасибо за службу. Кстати, вы, кажется, уже давно в этом звании? Приказ о продвижении по службе уже подписан, полковник!
- Служу России!
Якубов остался в кабинете один. Еще немного поразмышляв, он решил:
- Придется докладывать Президенту. Чувствую, здесь пахнет жареным!

На этот раз Зина пригласила Джульетту к себе. Причем сделала это настолько осторожно и таинственно, что донельзя заинтригованная Буланова немедленно отправилась к подруге домой.
На столе в кухне уже стоял графинчик с любимой Зининой наливкой, которую она мастерила сама из собранных на дачном участке ягод и фруктов.
- Все, последняя, - указала она подруге на графинчик. - Больше у меня ни дачи, ни наливки.
- Ладно тебе! - презрительно скривила полные красивые губы в усмешке Буланова. - Огород за тридевять земель, на котором девять месяцев в году ты стоишь в позе буквы «зю», ты называешь дачей?! Тогда моя бывшая квартира в «хрущевке» являлась апартаментами королевы. Лучше скажи, зачем звала? И почему в такой спешке и таинственности? Вышла на след тех, кто стрелял в Германа?
- Слишком много задаешь вопросов, подруга! - в такой же язвительной манере ответила Зина. - А если серьезно, то у меня на работе сегодня впервые зазвонил телефон правительственной связи!
Буланова недоуменно посмотрела на подругу. Затем пожала плечами и спросила:
- Ну и что? Я сегодня тоже разговаривала по вертушке с Первым помощником Президента!
У Зины от удивления отвисла челюсть. Она сняла очки с дымчатыми стеклами, зачем-то начала их протирать, затем вдруг выпалила:
- Не может быть!
- Почему?!
- Потому, что он и мне звонил сегодня!
Теперь пришла пора удивляться Булановой. Звонок такого влиятельного лица им обеим в один день не мог быть простым совпадением. Если серьезно, то с ним они обе разговаривали первый раз в жизни. И потому Джульетта сидела на жесткой табуретке в просторной кухне подруги, словно приклеенная. Она, как сомнамбула, методично покачивала головой, но не могла сказать ни слова.
Наконец, с подруг сошло оцепенение, которое сменилось бурным потоком слов. Они заговорили обе разом, перебивая и не слушая друг друга. Минут пять им потребовалось, чтобы выговориться. Первой пришла в себя Буланова. Она подождала, пока Зина скажет последнюю фразу и тихо заметила:
- Это не к добру! Чем он у тебя интересовался? Германом?
- При чем здесь Герман? - не поняла Зина. - Сталиным! Особой папкой, в которой собран архив Генералиссимуса.
- Вот это да! - воскликнула журналистка. - Теперь я вообще ничего не понимаю. Сабиров и Сталин. Не звучит.
- Вот именно, - подтвердила Зина. - А если продолжить этот ассоциативный ряд? Иосиф Виссарионович был кем? Верно - руководителем нашего государства с неограниченной властью. Александр Владимирович, которого представляет его первый помощник, тоже кто? Вот именно. Глава нашего государства с почти такими же неограниченными полномочиями. Его ни снять, ни выгнать с президентской должности и из Кремля так же невозможно, как нельзя этого было сделать со Сталиным.
- Тоже мне загнула, - пожала плечами Джульетта. - Как говорится без пол-литра здесь не обойдешься. Наливай - может, голова станет «варить» лучше.
Подруги выпили по одной рюмке малинового вина, затем по другой. Неспеша закусили, чем Бог послал. И только затем продолжили выяснение истины. Это мудреное занятие затянулось у них до глубокой ночи. Но к какому-нибудь однозначному решению они так и не пришли.

«Ни один народ в мире не зависит так от своих правителей, как русский, - думал Сталин, проносясь сейчас из Кремля на ближнюю дачу в Кунцево. - Мы, русские - великая нация, но жить не умеем, погрязли в пьянстве и лени. Нет культуры застолья: прекрасные грузинские вина мои соратники хлещут, как воду. А Власик? Вчера застал его пьяным, без мундира: и это мой личный охранник? Но увидел меня - и вмиг протрезвел. Значит, на людей действуют только страх и сила?»
В бронированном лимузине на переднем сиденье, рядом с шофером, сидел Берия. Но он, как ни силился, не мог догадаться, о чем же думает этот таинственный, властный, обладающий феноменальной памятью грузин, давно считающий себя русским и так же давно обретший безграничную власть над страной со ста пятьюдесятью миллионами человек.
Лаврентий Павлович уже давно не обращался к своему земляку по партийной кличке Коба, как это было когда-то раньше. Теперь и для него Сталин был вождь, который всегда держал любого на расстоянии. Ни жены, ни дети не допускались в святая святых Иосифа Виссарионовича: он никому не верил и никому не доверял. Основания для этого у руководителя всесильного НКВД были. Первый заговор против Сталина, который возглавил председатель Совнаркома РСФСР Сырцов вместе с Блюхером, Зенковичем и прочими, был раскрыт спецслужбой еще до него. В ликвидации так называемого «заговора маршалов» он практически тоже не участвовал. Но уж впоследствии Лаврентий Павлович не упускал случая внушить вождю, как очередной соратник метит вонзить ему нож в спину.
- Лаврентий, - вдруг нарушил тягостное молчание Сталин, расположившийся, как всегда, на заднем сиденье бронированного «ЗИСа», - а чей это дом?
И указал рукой за стекло машины на высившееся впереди вдоль трассы трехэтажное большое здание.
- Это, Иосиф Виссарионович? - переспросил Берия. - Это дача генерала Штерна.
- А, - неопределенно заметил вождь и вновь умолк.
Берия мгновенно почувствовал невысказанное неудовольствие Хозяина. Но тоже ничего не сказал.
В Кунцево их уже ждали. Сталин заранее пригласил сюда ближайших соратников, чтобы обсудить готовность Красной Армии к возможной войне с Германией. Беседа должна была быть приватной, не для протокола, потому и выбрали не зал совещаний в Кремле, а дачу в Подмосковье.
Правда, закончился этот сугубо деловой сбор, как всегда: большим застольем. Вопреки своим недавним размышлениям о неуместном пьянстве своего народа, Иосиф Виссарионович любил подпоить соратников, чтобы выведать истинные их мысли.
В Кремль Сталин возвращался на следующий день. День выдался по-летнему теплый, чувствовалось, что первый календарный месяц лета будет жарким.
Иосиф Виссарионович был занят своими мыслями и почти не смотрел из машины на дорогу, по которой ехали. Но в том месте, где вчера поинтересовался большим, выделяющимся из других домом, вождь почему-то внимательно посмотрел в окно. На бывшей даче генерала Штерна красовался большой кумачовый лозунг: «Спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство!». А вокруг особняка весело резвились пионеры в красных галстуках.

Вот уж поистине говорится: на Руси от тюрьмы и от сумы не зарекайся! Пожалуй, впервые за всю свою многотрудную и многоопытную жизнь Треногов убедился в правоте этой пословицы в полной мере. Казалось бы, ничего с утра не предвещало перемен в его напряженной, но уверенной и престижной жизни. Но в обычно установленный час ранним утром он, в сопровождении охраны, вышел из подъезда своей московской квартиры, а правительственного кортежа не оказалось. Пришлось, чуть ли не впервые в жизни, доставать из кармана пальто мобильный телефон и звонить в приемную московского правительства.
- В чем дело? - раздраженно спросил Треногов у своего помощника. - Почему нет служебного «Мерседеса» и машин сопровождения?
- Я не в курсе, - недоуменно ответил помощник. - Сейчас все выясню.
Главе столичного правительства пришлось ждать в легком пальто на морозе, который сегодня ударил за двадцать градусов. К тому же поднялся сильный ветер, и Треногову, с его тщедушной, худой фигурой было явно дискомфортно находиться в таких непривычных условиях.
- Извините, Василий Иванович, - раздался в трубке взволнованный голос помощника, - но в автобазе Управления делами Президента ответили, что с сегодняшнего дня вы исключены из списка обслуживаемых ими лиц.
- Они что там, с ума сошли? - повысил голос Треногов. - Да я их повыгоняю всех к чертовой матери!
- Ловите любую машину, - обратился он к начальнику своей охраны. - Я должен немедленно быть на работе!
Пожалуй, впервые за последние десять лет он ехал не в своей персональной машине с проблесковым маячком, сиреной, спецномером и прочими атрибутами власти. И весь этот недолгий путь копил в душе злость и обиду на тех пока еще неведомых ему обидчиков, которые посмели так с ним поступить.
Но не успел Треногов подъехать к знаменитому зданию бывшего Моссовета на бывшей улице Горького, как только что переговоривший с кем-то по мобильной связи начальник охраны повернулся с переднего сиденья машины и сообщил главе правительства Москвы:
- Извините, Василий Иванович, но мы больше вас не охраняем.
- Как это не охраняете? - вскипел Треногов. - Бросите сейчас же и позволите любому придурку меня подстрелить?!
- Не позволим, - твердо пообещал начальник охраны. - Гарантируем вашу безопасность вплоть до дверей вашего кабинета.
- Понятно, - не удержался, чтобы не съязвить, Василий Иванович. - Гарантируете мне безопасность от забора до обеда. Хрен с вами, идите.
Но на этом неприятности главы правительства не закончились. Полный решимости немедленно восстановить справедливость, Треногов влетел в свой служебный кабинет и бросился к телефону правительственной связи. Но он оказался  нем, как рыба. Молчали и все другие «вертушки», аппараты «ВЧ», «СК» и прочие бесполезные сейчас телефоны, украшенные изображением государственного герба.
- Ах ты, мать твою перемать! - выругался Треногов. - Обложили, как медведя в берлоге! Кто посмел?
И он бросился в приемную.
- Где городской телефон? - спросил он недоумевающего секретаря.
- Да мы им почти не пользуемся, Василий Иванович!
- Не ваше дело! - огрызнулся Треногов. - Быстро мне найти городской номер приемной Президента и его резиденции в Горках! А сами - вон отсюда.
Как только глава правительства остался в просторной приемной один, так сразу дрожащими от нетерпенья и волненья пальцами стал нажимать кнопки городского телефона.
- Приемная Президента страны, - раздался, наконец, мужской голос в трубке.
- Это Треногов. Соедините с Владимиром Александровичем.
- Извините, а кто такой Треногов?
Глава столичного правительства чуть не задохнулся от такой наглости:
- Вы что, издеваетесь? - повысил он голос. - Глава правительства Москвы, вот кто!
В трубке на мгновение воцарилась тишина. Затем раздался неуверенный голос:
- Василий Иванович, это вы!
- Ну, я, конечно! Не Чапаев же!
- Извините, я вас не узнал. Да и по этому номеру нам никто из государственных деятелей  вашего масштаба никогда не звонил.
- Проверка связи, - с ехидцей в голосе ответил Треногов. - Так где Президент?
- Он сейчас в своей резиденции в Горках. Работает с документами...
- Знаю, знаю, - нетерпеливо перебил Треногов и положил трубку.
«Работает с документами! - передразнил он про себя. - Знаем мы, с чем он работает!»
Однако, наученный горьким опытом, теперь Василий Иванович подробно объяснил секретарю Президента в Горках, кто он такой и почему звонит по городскому номеру, а не по обычной «вертушке».
И вопреки его ожиданию, в трубке что-то щелкнуло, и вдруг возник знакомый, с хрипотцой, голос Александра Владимировича.
- Слушаю тебя. Что так спозаранку звонишь?
От неожиданности Треногов не сразу нашелся, что ответить. Но тут же с возмущением сказал:
- Да какой то чудак на букву «м» решил надо мной подшутить: отобрал правительственную машину, охрану, отключил спец- связь!
- Да ну? - удивился Президент. - И кто же это?
- Ну, без вашего разрешения, я не думаю, чтобы это позволили.
- А, - удовлетворенно согласился Президент. - Теперь ты понял, кто в доме хозяин?
- Но за что?! Я вас всегда поддерживал!
- А меня не надо поддерживать: я не падаю, - назидательным тоном объяснил Владимир Александрович. - Но не люблю, когда со мной играют в кошки-мышки. Связь я тебе, пожалуй, подключить велю: как ты будешь новостями с моим Сабировым без нее обмениваться: не в футбольной же раздевалке вам, в самом деле, встречаться! А вот без охраны ФСБ придется привыкать: надо экономить государственные средства - зарплату, понимаешь, учителям платить нечем.
В трубке опять что-то щелкнуло, и затем раздались короткие гудки.


Только с третьей попытки Якубову удалось договориться о встрече с Президентом. Всякий раз помощники отвечали, что Александр Владимирович работает с документами и не может его принять. Наконец, он получил разрешение приехать в подмосковную резиденцию.
Хотя уже заканчивался февраль, зима и не думала отступать. Стояли непривычные для этой поры морозы, и в заснеженном парке живописной местности Горок было абсолютно безлюдно. Впрочем, а директор ФСБ об этом знал доподлинно, в эт, особо охраняемую зону пробраться постороннему было непросто.
Александр Владимирович принял его запросто, по-домашнему. Видно было, что он недавно встал и еще не вошел в рабочее состояние. Президент был не причесан, в домашнем халате и лениво ковырял зубочисткой во рту.
- Ну что там у тебя такое срочное, - недовольно проворчал он, глядя на непрошеного гостя.
Однако Якубова такой прием не смутил. Он уже к ним привык, а дело, по которому хотел доложить, промедления не терпело. Иван Павлович так и доложил:
- Дело касается Сабирова. Без вашего разрешения я не могу дать ему дальнейший ход.
- Что, нашли, кто в него стрелял? - без всякого энтузиазма поинтересовался Александр Владимирович.
- Нашли. Обыкновенный мафиози среднего пошиба.
- Ну и что?
- Интересен не он, а лицо, которое дало ему этот заказ.
- Ну что ты темнишь! - раздраженно воскликнул Президент. Видно было, что он сегодня не в духе и не настроен на долгую беседу. - Называй, кто, и будем заканчивать. Тут мне бумаг целую кучу из Кремля привезли, мне работать с документами надо!
Якубов внимательно посмотрел на Президента и понял, что тот действительно не знает, кто заказчик.
- Следователю кажется, что, возможно, цепочка от покушавшегося на Сабирова ведет куда-то сюда, - как можно осторожнее и дипломатичнее выразился Якубов.
Александр Владимирович какое-то время непонимающе смотрел на директора федеральной службы безопасности, затем резко вскинул правую руку и показал пальцем на гостя:
- Ты это... Ты что... Понимаешь, что говоришь?!
Якубов промолчал.
- Да за такое твоего следователя надо в Бутырки посадить!
Иван Павлович промолчал и на этот раз. Он понимал, что хозяину дачи надо дать выговориться, «слить» первый взрыв эмоции и только затем продолжить разговор.
Так оно и произошло. Президент вдруг как-то обмяк, его грузное тело еще сильнее втянулось в кресло, а сам он безвольно опустил голову. Только после этого Якубов осторожно заметил:
- Я принял все меры, чтобы исключить утечку информации. Дело закрыто и изъято.
И он протянул два объемистых тома Александру Владимировичу.
Тот документы не взял, а только махнул рукой в сторону журнального стола. Затем тоскливо посмотрел на гостя и сказал:
- Ступай.
Затем спохватился и добавил:
- Если будет что нового по этому, - кивнул в сторону объемистых томов, - немедленно информируй.

Время летит стремительно. Особенно незаметен его бег, когда человек решает жизненно важные для своей особы проблемы. Именно этим последнюю неделю и занимался Сабиров. Он настолько увлекся восстановлением своей пошатнувшейся власти, что почти забыл о возлюбленной. Нельзя сказать, что он не вспоминал о Джульетте. Нет, он помнил о ней постоянно. Именно ее образ поддерживал его сейчас в столь напряженной, изматывающей борьбе. Но увидеться с ней, посидеть где-нибудь, как раньше, в ресторане он позволить себе пока не мог. Наконец, желание встретиться с Булановой стало настолько сильным, что оттеснило на второй план все остальные проблемы. И он позвонил Джульетте домой.
- Здравствуй, родная! Это я. Чем занимаешься?
- Жду тебя.
- И я тоже жду. Буду через полчаса.
Пожалуй, давно уже он не взбегал по лестнице на третий этаж этого дома в Последнем переулке с таким нетерпеньем и замиранием сердца. Он был словно юный влюбленный. Даже почти зажившая рана на ноге не помешала ему подняться пешком, чтобы почувствовать себя сильным, выносливым мужчиной.
Дверь квартиры Булановой была уже открыта: Джульетта его действительно ждала. Они бросились в объятия и так застыли. Сабиров швырнул на пол роскошный букет роз, который только мешал им сейчас, и принялся жадно, неистово целовать Джульетту. Затем, не закрыв дверь, он поднял ее на руки и понес в спальню.
- Дверь... Соседи... - только и смогла простонать хозяйка незакрытой квартиры, охваченная не меньшей страстью, чем Сабиров.
Но теперь им было не до этого. Полчаса безумных ласк, страсти, любви пролетели, как миг. И только после этого уставший, но счастливый и радостный гость попросил Джульетту:
- Сигарету бы сейчас и чашку кофе!
- Будет тебе и кофе и какао с чаем, - ласково откликнулась Джульетта и упорхнула в кухню.
Через несколько минут она несла на подносе бутерброды и дымящийся в двух чашках кофе. Пока любовники пили кофе, заедая его бутербродами с сигаретным дымом, они не проронили ни слова. Но как только любовный и физический голод был утолен, Буланова сразу же задала вопрос:
- Где пропал?
Сабиров откинулся на подушке, прикрыл голое тело измятой простынею и совершенно серьезно ответил:
- Воевал.
- С кем?
- Включи-ка погромче музыку, - попросил осторожный Сабиров. - Я, ты знаешь, некоторым образом причастен к одному серьезному ведомству и не хочу, чтобы в нем знали, о чем я говорю со своей любовницей.
Буланова послушно повернула рычажок магнитофона, и задушевная мелодия саксофона с хрипловатым голосом Гари Мура заполнила комнату.
- Люблю его неторопливые баллады, - пояснила свой выбор музыки Джульетта. - Они заставляют трепетать сердце и принимать выверенные решения.
- Резонно, - согласился любовник и начал рассказывать: - Хронологию ты знаешь. Напали, запугали, наслали комиссию, хотели, выражаясь на тюремном жаргоне, меня «опустить». Пришлось перейти в наступление. Твоя статья «Афера века», думаю, не помешала, как я теперь убедился. Кое-кто после ее опубликования зашевелился, засветился, и я их теперь вычислил.
- Так ты думаешь, что это с благословения...
- Хозяина? - быстро подхватил Сабиров. - Вряд ли. Хотя такой вариант я не исключаю. Но мне пришлось пойти ему на уступки и кое в чем навредить своему другу: отключить «вертушки», отобрать правительственный «ЗИЛ-4104», спецохрану.
- Ну, ты даешь!
- Ничего, Треногову это только на пользу: чтобы не расслаблялся.
- Пока не завоеваны командные высоты? - иронично спросила Джульетта.
- И после того - тоже. Трон, это такая штука, которая всегда раскачивается.
- Это уж верно. И что ты думаешь делать дальше?
- Ожидать реакцию. Я обязательно должен знать, кто это все подстроил.
- Тогда просчитай, кому это выгодно. Только птички поют бесплатно. Значит, можно вычислить, кого ты лишаешь больших денег!
Сабиров кивнул головой в знак согласия. Но в это время Джульетта потянулась к столику за очередной сигаретой, простыня с нее упала, обнажив полные роскошные груди, и Германа вновь неудержимо охватило желание. Он рывком притянул женщину к себе, и они опять погрузились в волнующую пучину любви и страсти.

Самое страшное для правителя - оказаться в ситуации, когда вокруг все поддакивают и соглашаются с любым твоим решением. Сталин не был из когорты тех вождей, которые принимают решения, не посоветовавшись с окружением. Но и он не избежал ошибки в июне 1941 года.
Известие о начале войны, о внезапном нападении гитлеровских войск оказалось для Иосифа Виссарионовича неожиданным. Он не боялся войны и активно готовил к ней страну. Он имел поступающую со всех сторон информацию о концентрации фашистских войск на границе с СССР. И все равно считал, что перехитрит Гитлера.
Вечером 21 июня 1941 года Сталин находился в Кремле. Несмотря на исключительно жаркую погоду, когда в столице от иссушающего зноя буквально нечем было дышать, на предстоящий выходной день Иосиф Виссарионович предпочел не выезжать в свою подмосковную резиденцию.
Осторожно, точно боясь нарушить покой вождя, в кабинет Сталина вошел Поскребышев:
- К вам Вячеслав Михайлович.
- Что это старому лису не спится? - отирая платком от выступившего пота шею поверх туго застегнутого воротника военного кителя, равнодушно спросил Сталин. - Пусть заходит.
- Иосиф Виссарионович, я только что получил еще одно сообщение по дипломатическим каналам, что в самое ближайшее время возможно внезапное нападение Гитлера.
- А зачем? - невозмутимо поинтересовался вождь. - Только идиот, у которого отсутствует всякая логика, может напасть сейчас на нас.
- Но, может, все-таки дать в войска шифровку о введении повышенной боеготовности?
- И спровоцировать тем самым Гитлера на такое нападение? Нет, мы не должны давать ему ни единого повода для принятия подобного решения. Вы не согласны, товарищ министр иностранных дел?
- Молотов потупил взгляд и отвел глаза. Он знал, что переубедить Сталина в верности его идеи сейчас невозможно.
- Конечно, работникам Генштаба и наркомата обороны мы дали распоряжение оставаться на местах. Но не более.
Молотов давно ушел, а Сталин продолжал расхаживать по кабинету, обдумывая только одному ему известные решения. Наконец, он направился в комнату отдыха, чтобы на несколько часов забыться коротким сном.
Но выспаться в эту ночь вождю не удалось. На рассвете его поднял личный секретарь:
- К вам товарищ Берия. У него срочное сообщение!
- Сталину потребовалось всего три минуты, чтобы привести себя в порядок. Какое-то неуловимое чувство говорило ему, что он, самый мудрый, коварный, предвидящий все руководитель проиграл.
- Что Лаврентий?
- Война, Иосиф Виссарионович. Гитлер без всякого объявления напал на наши границы.
- Сталин резко повернулся и шагнул к столу. Поднял трубку прямой связи с Генштабом.
- Почему не докладываете, товарищ Жуков?
- Только что получил первые сообщения, Иосиф Виссарионович: в три часа тридцать минут начальник штаба Западного округа Климовских доложил, что немецкие самолеты бомбят города Белоруссии. Такие же звонки только что поступили из Киева и Вильнюса.
- Где нарком?
- Говорит по ВЧ с Киевским округом.
- Приезжайте с Тимошенко в Кремль.
Сталин повернулся к стоявшему перед ним Лаврентию.
- Скажи Поскребышеву, чтобы пригласил ко мне членов Политбюро.
Незавидная роль - сообщать диктатору о начале войны. Но Берия в данном случае хотел лишь одного - быть первым. И, судя по всему, это ему удалось.
И все же первым, кто сообщил страшную и неприятную новость вождю, был министр иностранных дел. Пока Берия ожидал в приемной Сталина разрешения войти, в самом кабинете раздался телефонный звонок. Это был звонок от Молотова, который, теперь уже наверняка доложил ему о том, в чем тот сомневался еще несколько часов назад.

Треногов был в ярости: поступать с ним, как с каким-то сопливым мальчишкой? Лишить его, словно провинившегося школьника, транспорта и связи?
Нет, он этого так не оставит! Если Александр Владимирович не понимает, что такое столица государства, в которой он находится, и что значит ее глава, то он напомнит!
Но больше всего его возмущало то, как поступил ближайший друг Сабиров. Он-то мог остановить Президента в его безумной затее?! И не сделал этого? Надо выяснить.
И Треногов набрал личный номер Сабирова по телефону сотовой связи.
- Привет, Герман! - как ни в чем не бывало, спокойным тоном поздоровался глава московского правительства. - Тебя, я слышал, надо поздравить? Ты теперь Управделами Самого стал?
- Да не с чем поздравлять - только забот прибавится.
- И из-под контроля руководителя президентской администрации вышел?
- Ну, контроль, сам знаешь, за нами всегда будет.
- Вот-вот, - начал несколько раздражаться Треногов. - А знаешь, как Сам со мной поступил? Отобрал охрану, «членовоз» и «вертушку».
Сказав последнюю фразу, Треногов затаил дыхание, чтобы по малейшим изменениям интонации голоса друга определить, насколько он участвовал в этом деле. Но тот, как будто услышал это впервые, изобразил сильнейшее волнение:
- Не может быть! Но это он не прав!
- Спасибо за сочувствие. Ну что - встретимся на футболе?
- Конечно. Как обычно.
Треногов положил телефон на стол и задумался. Участие друга в этой подковерной борьбе с ним он так и не прояснил. А желание что-то предпринять в ответ - осталось. И Треногов вызвал к себе начальника департамента информации.
- Сколько СМИ у нас под контролем? - сразу задал он вопрос вошедшему в кабинет.
- Телеканал, наша официальная газета и издательский дом.
- Негусто, - помрачнел Треногов. - И с такими силами мы хотим завоевать избирателя? Срочно займитесь созданием подконтрольного комплекса масс-медиа. В средствах не скупитесь - денег найдем. Срок - месяц. Идите.
- Что же предпринять? - вслух сказал хозяин кабинета. И вдруг слегка хлопнул себя ладонью по лбу: - Как же я сразу не догадался?!
И он энергично вновь набрал номер Сабирова.
- Слушай  Герман: твоя пассия, насколько я знаю, работает в президентской газете?
- Да. А что? - не совсем понял, к чему клонит его друг, Сабиров.
- Сделай услугу: век не забуду! Сведи нас тет-а-тет: талантливая у тебя любовница - такую разгромную статью про аферу века написала!
- А зачем она тебе?
- Не бойся друг - в постель я ее не поведу. Просто она поможет мне в одном деликатном вопросе. Внакладе не останется. Идет?
- Идет, - кисло отреагировал начальник Управления делами Президента. - Я скажу ей и перезвоню тебе.
- Вот и отлично: настоящие друзья познаются в беде!

Услышанное от директора ФСБ очень огорчило Александра Владимировича. И не потому, что мог подумать теперь о нем Якубов. На это Президенту давно было наплевать. Но он понимал, что на его семью пало подозрение, и оно рано или поздно может сыграть с ним злую шутку.
«Кто владеет информацией, тот владеет миром, - подумал Александр Владимирович, поудобнее устраиваясь в деревянном кресле-качалке в резиденции в Горках. - У Якубова теперь на меня компромат. И довольно сильный. С этим надо что-то делать.
Но что? Снять его с должности? А вдруг он оставил для себя копии материалов этого дела?!
Да, вопрос, конечно, интересный!»
Президент тоскливо посмотрел в окно, за которым мягкие, пушистые шапки снега тянули к земле ветви деревьев. Перевел взгляд на журнальный стол, на котором лежали оставленные Якубовым ненавистные два тома с документами. Затем увидел лежащие рядом другие папки: выцветшие, с грифом «Совершенно секретно». И вспомнил, что приказал привезти из Президентского архива эти документы.
- А как бы поступил в таком случае товарищ Сталин? - воскликнул вслух Александр Владимирович и, обрадованный такой находкой, потянулся к одной из выцветших папок.
- Так. Это что? Документы о праздновании семидесятилетия Сталина? Ну, я до таких лет, пожалуй, не доживу. Интересно, что он там вытворял, чтобы еще сильнее поднять свой культ личности! Так, Союз советских архитекторов ходатайствует о сооружении в Москве монумента Победы в честь товарища Сталина. А это что? Резолюция самого Генералиссимуса красным карандашом: «Против».
 Конечно, против: зачем ему еще один монумент? Надо что-нибудь посущественнее! Во, старый рубака Семен Буденный вносит предложение учредить орден товарища Сталина. Ну? «Против. И.Ст.». Вот те на! Присвоить Сталину звание Народного Героя. Опять «против». Ничего не хочет! Впрочем, чего ему еще хотеть? Это мне приходится со всех сторон отбрыкиваться: клюют как хотят. Но никуда не денешься: демократия. И это - превыше всего: пусть меня запомнят в мировой истории, как мудрого правителя, принесшего России демократию и свободу!
Президент только хотел несколько отдышаться после такой внезапной похвалы самому себе, как в дальнем углу просторной гостиной раздался знакомый, спокойный и тихий, но с мягким грузинским акцентом голос:
- И это ты называешь демократией? Это - бардак и полный развал, а не народовластие, как переводится в данном случае это слово с греческого.
- Как?! И здесь вы?!
- А чему вы удивляетесь, товарищ бывший член ЦК нашей партии? Я, когда болел товарищ Ленин, здесь, в Горках, бывал неоднократно. Он тоже сначала хотел демократии, но затем вовремя понял, что наш народ любит твердых, решительных правителей.
- Я и правлю решительно, - попробовал оправдаться Александр Владимирович. - Вон недавно всех руководителей своей администрации разогнал.
- Это правильно, - одобрил вождь. - Надо устраивать периодические чистки аппарата, чтобы в нем не заводилась контрреволюционная нечисть. Но больше ты ничего не сделал: газеты и радио тебя ругают, в народе анекдоты сочиняют. И люди тобой недовольны: я понемногу, но каждый год снижал цены, а ты в богатейшей стране мира довел народ до нищеты.
- Мы создали богатый средний класс. Люди стали ездить отдыхать за границу.
- А кто ездит? Рабочие? Колхозники? Интеллигенция? Нет: бандиты и те, кто много наворовал у государства. Послушай, товарищ Президент, объясни товарищу Сталину, что за курс реформ ты проводишь?
- О, Иосиф Виссарионович! - воодушевился Александр Владимирович, - это самый главный успех всей моей жизни! Мы прорвали железный занавес, нас приняли в Совет Европы, меня считают другом президенты Америки, Германии, Франции!
- Позволь усомниться в твоих словах, товарищ бывший член ЦК партии. Реформы - это когда самое прибыльное, что есть на свете - водка,- не дает государству дохода? Когда добыча  золота нерентабельна? Когда почти половина людей за чертой бедности?
- Ну, у вас тоже несколько миллионов человек от голода и ГУЛАГа погибло! - не удержался от критики хозяин дачи.
- Аполитично рассуждаешь! - слегка повысил голос Сталин и даже сделал несколько шагов из дальнего угла зала в сторону Президента. - Я ничего не делал просто потому, что мне этого хотелось. Объективные условия складывались в разные периоды жизни страны так, что приходилось идти на жертвы. Но у меня никто не воровал и не расхищал собственность государства. А ты создал такие законы и условия, что воровство стало нормой жизни.
- Да я... - начал было говорить Александр Владимирович, но в зале уже никого не было. Вождь всех времен и народов, видимо, обиделся на такой неоправданный упрек.
 - Вот черт возьми! - выругался Президент. - И здесь уже усатый мерещиться стал! Да, надо взять себя в руки. А заодно и тех, кто меня подставляет: просто так такие материалы дела у Якубова появиться не могли.

Много раз Буланова проходила и проезжала по Тверской мимо этого величественного здания с колоннами, но приглашена была в бывший Моссовет впервые. Причем приглашена не кем-нибудь, а самим главой московского правительства. Она была слегка озадачена внезапным звонком Германа и его предложением-просьбой встретиться с Треноговым. О теме встречи он распространяться не стал. Но по тону голоса любимого Джульетта поняла, что просьба его равносильна приказу.
И она подчинились. Да и самой было любопытно впервые встретиться столь близко с одним из самых могущественных людей правящей элиты.
Журналистку глава правительства города принял не в своем кабинете, а в комнате отдыха, расположенной рядом. Он приветливо с ней поздоровался, усадил за стол, накрытый фруктами, конфетами и прохладительными напитками, и только после того, как Джульетта раскурила свой любимый «Кэмел» и прихлебнула из чашки горячий кофе, без обиняков начал разговор.
- Я пригласил вас не только как талантливую журналистку, но и как друга Германа. Вы знаете, что и мы с ним друзья. А друзья познаются в беде.
«Интересно, - подумала про себя Буланова, - какие беды могут быть у человека, облеченного практически безграничной властью и претендующего на пост Президента?».
Но предпочла не задавать этого вопроса, понимая, насколько он может быть бестактен.
Треногов по достоинству оценил понимающее молчание женщины. И, приободренный таким началом, продолжил:
- Я хочу сделать вам заказ. Разумеется, очень хорошо оплаченный.
Он сделал паузу, чтобы определить реакцию журналистки. И она не заставила себя ждать.
- Понимаю, - кивнула Буланова и, со свойственной ей дерзостью, поинтересовалась: - Вы используете мой журналистский дар, а потом выбросите, как ненужный презерватив?
- Ну, зачем вы так! - поморщился Треногов. Даже он не ожидал такой резкой и вульгарной реакции журналистки. Но последующие слова Булановой огорошили его еще больше:
- Хорошо - я согласна. Конечно, только из-за личной просьбы Германа. Что нужно написать и против кого?
Треногов несколько секунд огорошенно смотрел на женщину, а затем громко, не стесняясь, захохотал:
- Ну и Герман! Ну и чекист! Умеет выбирать боевых подруг!
Затем так же внезапно умолк и, понизив голос, произнес:
- Мне нужно написать статью, которую бы обязательно прочитал Президент. Для этого нужны не столько вы, сколько президентская газета, в которой вы работаете. Хотя, разумеется, я очень ценю ваш талант: так разделать под орех чиновников из Центра президентских программ в статье «Афера века»!
- Ну, в той статье тоже имелся дальний прицел!
- Вот-вот! - оживился Треногов. - Именно ваш дальний прицел меня и заинтересовал. В нашем материале мы тоже должны метить дальше того, о чем напишем.
- Понятно.
Буланова затянулась сигаретой, основательно отпила кофе из чашки и только потом приготовилась записывать задание в блокнот.
- Нет-нет, - запротестовал Треногов. - Ничего пока записывать не будем. Все необходимое вам привезут мои люди. Для вас уже забронирован номер в Переделкино: там и будете писать.
- В Доме творчества писателей? - оживилась Буланова. - Давно хотела попасть в эту писательскую Мекку!
- Думаю, это место будет подходить и по другим причинам: рядом с Москвой и с Боровским шоссе, где расположена моя дача. Не откажитесь принять меня там?
- С удовольствием приму! - заверила Джульетта. Она уже загорелась мечтой и строила планы, как поедет в Переделкино и будет проводить там время. Ей надо срочно сообщить об этом Зине. И потому Буланова уже вполуха слушала то, о чем ей рассказывал глава правительства.

Вот уже несколько часов Сабиров сидел в своем кабинете на Старой площади и никак не мог закончить документ, над которым он работал по поручению Президента.
«Ну, хорош наш Александр Владимирович, - вытирая пот со лба, подумал управляющий делами и со злостью отшвырнул от себя кучу листков, исписанных его мелким, четким почерком. - Въехал во власть на критике привилегий, а сам себе хочет устроить царскую жизнь на веки вечные! И кто его только подтолкнул на такое? Нинка, больше некому. Это она уже давно подменяет отца на троне и правит в стране. А теперь захотела, чтобы, в случае если папашу с трона скинут, все его привилегии семье остались. Чего только он не потребовал: сохранения президентской зарплаты, охраны, загородных резиденций и черт знает чего еще!».
Размышления Сабирова прервал властный звонок телефона «Связь Кремля»:
- Сабиров слушает!
- Герман, это я, - раздался слабый голос Александра Владимировича. - Я тут прихворнул маленько, в Барвихе сейчас нахожусь. Ты еще не закончил документ о моих гарантиях на случай, ну сам понимаешь...
- Работаю, Александр Владимирович! - бодро доложил управделами.
- Тогда вставь в него еще это, как его... Ну, в общем, что гарантируется моя неприкосновенность до самой смерти, не к месту будь помянута!
- Конечно, конечно, Александр Владимирович! Уже вставил.
- Да не забудь про семью. Ей тоже иммунитет нужен. Сам знаешь, какой у нас народ: сегодня все задницу лижут, а завтра плевать вслед начнут...
«Если бы вслед, - подумал Сабиров. - А то и в морду за свои лишения, унижения и неполучение зарплаты».
- Ты все понял?
- Конечно!
- Докладывай почаще: это сейчас самое главное!
«Еще бы! - подумал Герман. - Ведь больше в стране ничего не происходит!».
Но вслух он ничего не сказал. Наоборот, бережно положил трубку особой связи и продолжил работу над важнейшим в стране документом.

Как только Зина услышала от подруги последнюю новость, так сразу стала напрашиваться в гости.
- Ты обязательно должна взять меня с собой! - тоном, не допускающим возражения, заявила она в телефонную трубку. - Я буду тебя обеспечивать справочно-информационной литературой!
- Да там наверняка своя библиотека есть! - попробовала отговориться Буланова. Ей совершенно не хотелось иметь в таком месте на хвосте еще и Зину. - Все-таки Дом творчества писателей!
- Ну и что? А кто тебе ее интерпретировать будет? Небось в той библиотеке сидит какая-нибудь замухрышка, которая и в словарях не разбирается!
- Это ты уж точно загнула! - рассмеялась Джульетта. Но она была в таком приподнятом, хорошем настроении, что спорить, тем более с Зиной, сегодня ей совершенно не хотелось.
- Ладно: так и быть - беру тебя с собой. А то с кем я там вечером в бар пойду? Не с Треноговым в самом деле!
- Ну, мы с тобой там жару писателям дадим! - воодушевилась Зина.
- Я надену свое новое платье. Помнишь, что ты привезла мне из поездки в Таиланд с Петраковым?
Такое напоминание о бывшем любовнике было для Джульетты сейчас совсем некстати. Поэтому она фыркнула в трубку и лишь ограничилась одним замечанием:
- Ты в нем похожа на попугая: боюсь, распугаешь весь переделкинский курятник!
Но Зине не хотелось ссориться с подругой в такой судьбоносный момент. И потому она примирительно заявила:
- Хорошо, хорошо: о нарядах поговорим позже. Когда едем?
- Треногов обещал дать транспорт, поэтому прибудем туда с шиком.
- А сопровождение ГИБДД будет?
- Зина, ты что: совсем одурела? Или считаешь себя заморской принцессой? Конечно, никто нас сопровождать не будет. Зато «мигалка» на машине вместе с сиреной и правительственным номером обеспечены. Ты довольна?
- Вполне!
- Тогда собирай чемоданы!

Два старых чекиста встретились на одной из конспиративных московских квартир во второй половине дня. Собственно говоря, определение «старых» к моложавым, подтянутым, стройным Якубову и Сабирову вовсе не подходило. Но разговор о деле, по которому они встретились, стал возможен между ними именно потому, что они знали давно друг друга по работе в спецслужбе.
Осторожный Якубов даже на личной, строго засекреченной квартире соблюдал конспирацию. Он включил погромче музыкальный центр, почему-то внимательно осмотрел предметы, находившиеся на столе, и только после этого сел за него.
Коллеги распечатали бутылку марочного армянского коньяка и выпили по целой большой рюмке каждый.
- Знаешь, зачем я тебя пригласил? - наконец спросил директор Федеральной службы безопасности.
- Догадываюсь, - ответил управляющий делами Президента. - Нашли?
- Лучше бы не находили!
- От Самого?
- Именно.
Они помолчали и выпили еще по одной. После этого разговор стал несколько оживленнее, и односложные вопросы-ответы уступили место эмоциям.
- Знаешь, - сказал, глядя в пустоту, Якубов, - противно! Чему служить, во что верить?
- Ну, это ты зря! - возразил Сабиров. - Жизнь прекрасна сама по себе, без всяких идеалов!
- Для тебя - может быть. Имеешь огромную власть, тусуешься рядом с Президентом, любовницу, наконец, красивую имеешь. А что я? Всю жизнь служил идеалам, а что в результате? Знаешь, когда они у меня в первый раз рухнули? Когда мне пришлось сопровождать вождей Политбюро в кабинет скончавшегося Черненко. Мы его сразу опечатали - чтоб, допустим, из него не ушли документы государственной важности. Не тебе об этом рассказывать - сам знаешь. И вот открываем кабинет бывшего Генерального секретаря ЦК КПСС, входим - и глазам своим не верим. Все заплевано, захаркано, загажено - ковер, стены, мебель.
- Ну, больной человек, астматик, - неуверенно возразил Сабиров.
- Конечно. Хотя такой никогда не должен стоять во главе великой державы. Но не в этом главное. Стали делать опись документов: открыли сейф, а там одни пачки денег. Посмотрели ящики стола, шкафы - везде деньги, деньги, деньги. Вот тебе и документы!
- Да, - согласился Герман, - такие документы даже тогда играли главную роль. А сейчас... Кстати, в моем деле тоже деньги замешаны?
- Как тебе сказать? Не только. Там и политика. Кое-кому не понравилась твоя чересчур крепкая дружба с Треноговым. Он ведь всерьез рассчитывает занять президентское кресло, и ты об этом знаешь.
Сабиров знал. То, о чем они говорили с главой московского правительства, что обсуждали, казалось, было только их тайной. Но нет ничего тайного под луной.
- Ну, и что ты намерен теперь делать? - поинтересовался Сабиров.
- Да то, что и делал: служить Президенту. Что мне еще остается!
- Это ты прав, - поддержал Сабиров. - Все мы от него зависим.
- Вот если бы только от него, - тяжело вздохнул Якубов. - А то еще и от дочки, окруженной кучкой шарлатанов.
На этой минорной ноте коллеги попрощались. Пробыли они на конспиративной квартире не более получаса.

Все понравилось гостям в подмосковном Переделкино. Как только Джульетта с Зиной принесли в просторный номер Дома творчества писателей последний чемодан, последняя выразила желание немедленно познакомиться с этим престижным для творческой интеллигенции местом.
- И ты не распакуешь свои баулы? - поинтересовалась Буланова. - Зачем же тогда пёрла сюда такую пропасть тряпок?
- После, после! У нас еще будет время охмурить местных аборигенов! В парк, на природу!
- А может, сначала зайдем в библиотеку? Мне действительно нужен кое-какой справочный материал.
- Верно, пойдем! Хоть вспомню, как я загубила свою молодость в библиотеке провинциальной газеты!
- Зина! Побойся Бога! - укоризненно заметила Джульетта. - Мы провели там с тобой многие прекрасные часы в застольях и беседах.
Подруга согласилась с таким выводом, и они спустились с третьего этажа нового корпуса в просторный вестибюль.
В нем было тихо и пристойно. Никто вокруг не нарушал тишину и покой переделкинских затворников, сочинявших бессмертные произведения. Широкая «кремлевская» дорожка вела в даль огромного холла к красивым, сверкающим в лучах утреннего солнца витражам. Огромное зеркало на стене на миг отразило две стройные фигуры щеголеватых женщин. Большие картины неизвестных, но наверняка весьма достойных художников ласкали взгляд.
- Марина Николаевна! - обратился к дежурной в холле какой-то старичок в спортивных мятых штанах и невзрачной рубашке: - У меня опять не работает в номере телефон внутренней связи. Вот пришлось спускаться к вам!
- Семен Израилевич, - откликнулась элегантная дама с копной поседевших волос: - Я уже сказала о вашей заявке, мастер придет сегодня.
- Смотри, - тихо зашептала Зина подруге, - да это же знаменитый поэт Лискин! Я так люблю его стихи!
- Поэт он, может, и знаменитый, - так же тихо проговорила Буланова, - но в любовники тебе явно не годится.
- Ну вот: пришел поручик Ржевский и все испортил! Я ей о духовном, а она о постели! Пошли скорей в библиотеку.
Подруги вышли из здания и чуть не задохнулись от свежего, настоянного на ароматах хвойного леса воздуха. Великолепные переделкинские сосны, воспетые не одним десятком поэтов, мерно качали ветками.
- Черномырдин, Черномырдин! - раздался вдалеке женский голос. - А ну бегом ко мне!
- Слушай, Джуля! - озадаченно остановилась на месте Зина и испуганно посмотрела в сторону подруги: - И этот тоже здесь?!
Но Буланова не успела ответить. Мимо них, задрав хвост трубой, промчался на зов огромный черный кобель.
- Ну, здесь не соскучишься! - рассмеялась Зина. - Что нас еще ждет?
И подруги, весело смеясь, направились в старый корпус, построенный на месте бывшей усадьбы еще в сталинские времена.

22 июня 1941 года Сталин начал прием посетителей в Кремле в 5.45. Первым он пригласил к себе министра иностранных дел. Молотов, проведший бессонную ночь, выглядел неважно. Иосиф Виссарионович, напротив, был полон энергии. Напрасно Вячеслав Михайлович пытался разглядеть на лице вождя следы растерянности и страха. Да и первый заданный вопрос показался министру иностранных дел не из разряда важнейших.
- Как вы считаете, Вячеслав Михайлович, сможем мы использовать внезапное нападение Гитлера в наших целях?
- Конечно, Иосиф Виссарионович. Мы уже подготовили заявление Советского правительства и коммюнике о вероломном нападении Германии и в ближайшие часы разошлем их по дипломатическим каналам во все посольства.
- Хорошо. Выполняйте.
В тот день в кабинете Сталина побывали еще десятки посетителей, он переговорил с командующими фронтов, провел заседание Политбюро. Несмотря на поступающие с Западного фронта разгромные сводки, вождь упорно продолжал настаивать не на организации обороны, а на ведении наступления.
На следующий день первый посетитель в кремлевском кабинете вождя появился уже в 3.20. Далее вся неделя превратилась у Сталина в один сплошной рабочий день с небольшими перерывами. А затем Сталин исчез: 29 и 30 июня его не было в кремлевском кабинете.

Сегодня у Нины был день, когда она принимала одного господина, приносящего ей довольно пикантные сведения. И потому она уже с утра с нетерпением ждала гостя. С тех пор как отец запретил ей появляться у него в загородной резиденции, Нина не находила себе места. Она уже привыкла, что решает важные государственные дела, вмешивается в назначение высокопоставленных чиновников, составляет протеже понравившимся ей людям. А тут пошла уже вторая неделя, а она, дочь Президента, оказалась совершенно не у дел!
Поэтому, как только в ее московской квартире появился долгожданный гость, она тут же бросилась к нему с расспросами:
- Ну, есть что-нибудь особое?
- Есть, конечно, есть, уважаемая Нина Александровна! Там, где власть - там всегда всего всласть, - скороговоркой проговорил сухощавый и вертлявый, с большим носом мужчина.
- Тогда быстрее ставь кассету: я изголодалась по новостям!
Гость пытливо посмотрел на хозяйку квартиры и таинственно, понизив голос, произнес:
- Боюсь, вам запись этого разговора не принесет удовольствия.
- Тогда тем более, немедленно ставь! - жестко произнесла Нина, и гость испуганно метнулся к стереосистеме, выполнять приказ. Уж очень сейчас Нина была похожа на своего отца, когда тот был в гневе.
« - Знаешь, зачем я тебя пригласил? - раздался в комнате довольно четкий, хотя слегка и заглушаемый голос директора ФСБ.
- Догадываюсь. Нашли?»
- Ага, - злорадно потерла руки Нина. - Два голубчика: Якубов и Сабиров. - Чего они теперь задумали?
«- Лучше бы не находили.
- От Самого?
- Именно».
Гость нажал кнопку дистанционного управленя, и магнитофон умолк. Казалось, он решил дать хозяйке квартиры время, чтобы осознать всю важность этой записи.
Нина только хотела сказать, чтобы он крутил пленку дальше, как вдруг что-то поняла и бросилась к гостю:
- Ты думаешь, он вышел на след?
- Не сомневаюсь, - подвердил гость и вновь нажал кнопку управления записью.
Теперь Нина слушала напряженно, стараясь не пропустить ни одного слова.
« - Знаешь, - вновь раздался голос Якубова: - противно! Чему служить, во что верить?»
- Ах ты, лизоблюд! - вскричала Нина, уже не слушая дальнейший разговор двух чекистов. - Он не знает, кому служить! Ну, это ему так не пройдет!
И она распахнула дверь гостиной и выскочила в холл, где находились два охранника, шофер, личный секретарь и известный тележурналист.
- Я этого так не оставлю! - кричала она, непонятно к кому обращаясь. - Это подкоп под нашу семью! Папа придет и снимет этого жлоба!
- Кого, Нина Александровна? - с нескрываемым любопытством в голосе поинтересовался тележурналист.
- Якубова, кого же еще!
- Директора ФСБ?! Вот это новость! - тихо проговорил тележурналист и тут же растворился за дверями квартиры.
Откричавшись и немного успокоившись, дочь Президента приказала шоферу и охране:
- Едем к папе! В Барвиху. Немедленно!

Хотя Президент и распорядился вернуть Треногову все, чего он только что его лишил, на душе у последнего было неспокойно. Нужно было срочно искать союзника. И не такого заметного, считавшегося его другом, как Сабиров.
«А не попробовать ли мне счастья с Якубовым? - вдруг подумал он.
- Хорошая мысль! Человек порядочный, не продаст за тридцать три сребряника. Привлечь такого на свою сторону - большая удача!»
И он повернулся к приставному столику, на котором стояли телефоны прямой связи.
- Иван Павлович? Треногов. Здравствуй. Что это я тебя давно не вижу?
- Так я в футбол не играю!
- И очень плохо. В нынешней ситуации футбол - одно из немногих средств, способных возродить общество. Ты так не считаешь?
В трубке возникла пауза. Конечно, директор ФСБ понял, на что намекал глава правительства столицы. Его уже не раз пытались привлечь на свою сторону сторонники Треногова. Но осторожный Якубов до сих пор старался не реагировать на подобные предложения. Но, видимо, ситуация сейчас действительно сложилась такая, что не стоило пренебрегать дружбой такого могущественного человека. И потому он, после недолгого раздумья, согласился:
- Пожалуй, вы правы. Когда у вас следующая тренировка?
- Завтра, в десять устроит?
- Вполне.
- Ну, а место вам знакомо: спортивный манеж в «Лужниках».
- До встречи.
Болезнь любого человека делает мягче. Так и Александр Владимирович, слегший на санаторную койку, стал скучать по дочери.
- Зря я Нинку так отчитал? - горестно сказал он, тоскливо разглядывая просторную палату, напичканную ультрасовременной медицинской аппаратурой. - Позвать ее, что ли?
Но не успел Президент нажать кнопку звонка, как в дверях палаты появился помощник и доложил:
- К вам Нина Александровна просится. Можно пустить?
- Еще спрашиваешь?! Конечно!
Помощник понимающе качнул головой и, в который раз, подумал, как изменчивы и капризны желания его хозяина. Но напоминать о категорическом приказе Президента не пускать к нему дочь, прозвучавшем всего несколько дней назад, не стал.
- Папка! - ворвалась в палату Нина. - Как ты? Тут тебя и отравить могут!
- Ну что ты, дочка: это исключено.
- Ты здесь лежишь в изоляции и ничего не знаешь! А, между прочим, Якубов замыслил смешать нашу семью с грязью!
Александр Владимирович непонимающе посмотрел на дочь и переспросил:
- Что он решил сделать?
- Он хочет нас опозорить, а меня, возможно, еще и посадить в тюрьму!
- А! - тихо произнес Александр Владимирович. - Значит, это правда? Это ты дала команду наехать на Германа?
- Какая разница! Твой Герман жив и здоров, а моя репутация под угрозой. Как и твоя, впрочем.
Наступила гнетущая тишина. Наконец Президент спросил:
- И что ты предлагаешь?
- Немедленно снять Якубова! Это будет и другим наука. Твоему Герману, кстати, которому он сообщил эту информацию.
- Не может быть! - взволнованно произнес Александр Владимирович. - Он же обещал забыть про это дело: даже все документы по нему мне принес. Да, это меняет дело. Но... я же болен. Я на больничной койке.
- Ничего, папочка, ты сможешь, - ласково проворковала Нина. - Сейчас врачи дадут тебе транквиллизаторы, и ты почувствуешь себя бодрее. Всего и дел, что съездить на час в Кремль и принять отставку этой сволочи!
И, видя, что Президент колеблется, Нина тут же нажала кнопку звонка. Немедленно явился помощник.
- Папа едет в Кремль, - сообщила Нина. - Подготовьте кортеж. Затем она повернулась к отцу:
- Папа, ты хотел что-то приказать!
- Да, вызови ко мне в Кремль Якубова.
- Еще кого-нибудь надо? - поинтересовался помощник.
- Нет. Его одного.

В холле старого корпуса Дома творчества писателей в Переделкино подруги практически не задерживались. Буланова бегло осмотрела лепной потолок, облицованный изысканным мрамором вход на второй этаж и поинтересовалась у дежурной, как пройти в библиотеку.
- Вот по этому коридору, затем через холл, зимний сад и на второй этаж. Марина Степановна в библиотеке.
- Спасибо, - сказала Джульетта и, подхватив под руку Зину, которая внимательно изучала список жильцов дома, поспешила к цели.
Навстречу им по коридору неспеша двигался осанистый, пожилой мужчина, опирающийся на трость.
- Смотри, смотри, - зашептала Зина, дергая подругу за рукав. - Это же известный драматург Михаил Рощин!
- Ну и что? - также тихо огрызнулась Джульетта. - А я известная журналистка Буланова!
- Сравнила! Да его пьеса «Валентин и Валентина» уже двадцать лет не сходит с подмостков московских и других театров!
Буланова проглотила это замечание подруги, но не обиделась. Ей тоже было здесь все в новинку и интересно.
Они быстро поднялись по лестнице и вошли в библиотеку. Навстречу им поднялась красивая, элегантно одетая женщина.
- Чем могу вам помочь? - обратилась она к посетителям.
- Нам нужна кое-какая справочная литература. - сказала Буланова.
- Пожалуйста, пройдите сюда. Вот на этих стендах.
Библиотекарь ушла в свою комнату, а подруги остались одни в просторном помещении со стеллажами.
- Ты видела ее привид? - заметила, покосившись на дверь, за которой скрылась Марина Степановна, Зина. - Это же платье от кутюр! Вот тебе и провинциалка!
Буланова ничего не ответила, видимо, увлекшись изучением  материалов. Наконец, она отложила справочники в сторону и поднялась со стула:
- Пора, подруга: я готова к дальнейшим подвигам.
Они вышли в первую комнату и вежливо поблагодарили библиотекаря за оказанную услугу.
- Скажите, а бар здесь работает? - поинтересовалась Зина.
- Конечно. В подвальном помещении этого же здания. Но откроется он вечером. А, если у вас есть свободное время, сходите пока в сауну. Она там же, рядом с баром.
Подруги так и сделали: почти два часа провели в сауне, из которой вышли румяные и бодрые. Почти столько же времени у них ушло на макияж и подготовку к посещению бара. Зато теперь они могли быть уверены в том, что в писательском баре их-то уж никто не примет за провинциалок.
Но каково было удивление подруг, когда, войдя в бар, они увидели за стойкой ту же женщину, которая помогала им в библиотеке! Только теперь на ней был другой, еще более изысканный наряд. Подруги сделали заказ и сели за столик. Зине не терпелось обсудить увиденное. И потому, как только они пропустили по стаканчику вина, Зина быстро проговорила:
- Джуля! До сих пор я видела и знала только одну красивую женщину: тебя. Но эта библиотекарь-барменша бьет все рекорды!
- Что вы хотите, - неторопливо заметил сидящий за этим же столиком неизвестный им писатель, - Марина - это живая легенда Переделкино! Сколько гениев в нее влюблялись, сколько стихов ей посвящено.
- Неужели? - недоверчиво спросила Джульетта.
- Это факт. Вот, видите, сидит за стойкой Рощин? И он не обошел своим вниманием и почитанием Марину. Она того заслуживает: исключительно интеллигентная, отзывчивая и обаятельная женщина!
- Вы забыли добавить, - слегка скривив от зависти губы, сказала Буланова, - и красивая!
- Это уж само собой! Но нас, творческих личностей, не всегда интересует только красота. Душа - вот главное.
- Скажите, - решила поинтересоваться Буланова. - А вы тоже пишите?
Не успел собеседник ответить, как в разговор вмешался его товарищ, сидевший за тем же столиком:
- Да это же Валерий Маслов! У него вышло больше тридцати книг тиражом свыше миллиона эксземпляров в нескольких странах.
- Ух ты! - восхищенно проговорила Зина. - Да я же читала ваши произведения. Постойте! Да, «Москва времен Чикаго», так, кажется, называется ваш последний роман? Страсть как люблю детективы!
- Я не пишу детективы, - обиделся писатель. - Я пишу летопись современной эпохи.
В чем-чем, а в современной эпохе, равно, как и в ранимых душах творческих людей прекрасно разбиралась Джульетта. И она не замедлила воспользоваться этим обстоятельством, чтобы взять разговор в свои руки. И потому легко вошла в привычную роль, не отвлекаясь больше на соперницу.
Уходили из бара подруги не одни, причем, весьма довольные собой и проведенным временем.

Подмосковье. Кунцево. Ближняя дача. Как самый последний бастион, как последний приют казалось сейчас Иосифу Джугашвили эта родная территория. Именно Джугашвили, пожилому грузину из далекого заштатного городишки Гори, а не всесильному диктатору Сталину, от одного имени которого трепетала вся страна.
Джугашвили, у которого не было друзей, а были лишь соратники. Стареющему мужчине, который вот уже десять лет жил без жены, а все свое личное время и энергию отдавал заботам о стране. Сыну, который четыре года назад похоронил мать, единственного человека, которого по-настоящему любил.
Матери, Екатерине Георгиевне, он одной писал до самого последнего дня, заканчивая их неизменной фразой: «Живи тысячу лет, мама - моя!» Но и ее практически не посещал, оставив проживать в далекой Грузии.
Были, правда, еще дети: Яков, Василий, Светлана. Но кому нужны такие непутевые дети, думал он сейчас, сидя в просто обставленной комнате на солдатской кровати, оперев лоб на ладонь. Нет, к ним он за поддержкой и помощью не пойдет.
Впрочем, не в этом заключалась сейчас трагедия Сталина. Никто не покушался на его неограниченную власть. Ни у одного соратника и в мыслях не было попытаться занять трон умного, властного, жестокого диктатора.
Нет, трагедия заключалась в нем самом, в его просчетах, в том, что его обыграли. Тихое самоубийственное отчаяние охватило Сталина. Всю свою жизнь он посвятил идее. Он истребил врагов, чтобы подчинить страну и сделать ее великой державой. Он отдал все, что имела страна, вооружению армии и созданию оборонной промышленности. Он подтолкнул Гитлера к войне с Европой. Он собрал у западных границ государства гигантские запасы для победоносной войны на чужой территории. Цель - освобождение народов Европы и построение мирового коммунизма была так близка!
И Гитлер сломал все его планы. За несколько дней он разбомбил и уничтожил то, что страна, отрывая от себя последнее, создавала для победоносной войны. Вчера, 28 июля поступило сообщение: Западный фронт окружен, 4-я танковая армия разгромлена, третья, десятая и тринадцатая - в кольце!
За окном дачного дома стояло жаркое лето. И лесной тиши пахло сосновой смолой, жужжали шмели, пели брачные песни птицы. Где-то далеко гремела война. А вождь всех времен и народов второй день не выходил из комнаты.
Но вдруг дверь распахнулась. И в комнату вошли Берия, Молотов, Маленков...  Почти в полном составе к вождю явилось Политбюро. И все заходят молча, точно палачи в камеру смертников.
Сталин вскидывает голову, смотрит на вошедших соратников, а в его глазах мелькает страх.
«Вот она, расплата! - мелькнуло в его воспаленном мозгу. - Они пришли за моей головой!»
Он так привык к власти, к повиновению окружающих, что совсем забыл о том, что надо подготовиться к ответу. Он не готов к смерти. И, пожалуй, впервые за всю историю его жизни соратники застали его врасплох, заставили испугаться.
Но он ошибся: они пришли не за этим. Их мало волнуют стратегические планы вождя. Сейчас не до освобождения народов Европы, надо спасать страну, а с ней и свои жизни. Он нужен им как символ, вокруг которого соберутся в решительный бой и партия, и страна.
- Я просрал страну, - глухим голосом сказал Сталин, словно отчитываясь за свое поведение.
Но дружный хор соратников постарался убедить вождя в обратном. И, кажется, им это удалось.

На этот раз никакой помпы по поводу очередного посещения Президентом своего рабочего места в Кремле не было. Не ждали с телекамерами журналисты, не был извещен о приезде хозяина и аппарат.
Однако директор ФСБ уже ожидал в приемной. Его тут же пригласили в кабинет Президента.
- Ты что же, - гневно начал Александр Владимирович, - ведешь двойную игру?
Якубов явно не ожидал такого начала разговора и потому решил подождать с ответом, чтобы понять, о чем его спрашивают.
- Молчание - знак согласия, - еще более раздраженно проговорил хозяин кабинета.
Теперь молчать не имело смысла.
- Я не понимаю, в чем меня обвиняют?
- Не понимаешь! - в голосе Александра Владимировича зазвучали саркастические нотки. - А то что больной Президент вынужден из-за тебя вставать с постели и ехать в Кремль, ты понимаешь?
Якубов молниеносно перебирал в памяти все случаи своего поведения, которые могли бы привести к такому неординарному поведению Президента, но не находил их.
- Мне доложил, что дело закрыл и забыл, а сам рассказал о нем Сабирову!
«Вот оно что! - пронеслось у директора ФСБ в голове. - Неужели Герман предал?!»
- Я не рассказывал ему о деле, - убежденно произнес Якубов.
- Ладно, - устало махнул рукой Александр Владимирович, - можешь не оправдываться: доверие зарабатывается годами, а теряется за минуту. Вот что: пиши заявление об отставке. По состоянию здоровья.
- Но я вроде...
- Это неважно. Полежишь пару недель в «кремлевке»,  профилактику организму сделаешь. Все понял?
- Понял, - медленно произнес Якубов, достал из папки, лежащей перед ним, чистый лист бумаги и написал заявление об отставке.
Александр Владимирович прочитал заявление и подписал его. Затем неожиданно просительно сказал своему бывшему подчиненному:
- Ты это... зла на меня не держи. Я ведь тоже не всегда в своих решениях волен.
«Это уж точно! - подумал Якубов. - Жаль только, что такие важнейшие государственные вопросы решаются по капризу взбалмошной бабенки».
На том они и расстались. Но покидали Кремль оба с тяжелым чувством.

Прямо из Кремля Якубов поехал к себе на Лубянку. О том, что он уже бывший хозяин этого мрачного, внушительного здания, не знал пока никто. И этим следовало напоследок воспользоваться.
Поднявшись к себе в кабинет, Иван Павлович коротко приказал дежурному офицеру в приемной:
- Ко мне никого не пускать.
Странное чувство охватило его при виде знакомой обстановки. Здесь, в этом кабинете, решались судьбы тысяч людей. Разрабатывались самые секретные планы и операции. Хозяин кабинета считался одним из самых могущественных людей в стране. И вот теперь он, кадровый офицер, отдавший всю жизнь служению Родине, одним росчерком престарелого руководителя оказался выкинут из жизни, стал никому не нужным человеком.
«Ну, это мы еще посмотрим! - решил Якубов. - По-моему, он с Ниной погорячился: так кадровые вопросы не решаются. Я ему не какая-нибудь ничего не знающая пешка, которой можно поиграть и выбросить!»
И Якубов решительно подошел к столу, на котором выстроился целый ряд телефонов правительственной связи. Хотел взять трубку одного из них и вдруг остановился.
«Но можно ли доверять спецсвязи, - взволнованно подумал Якубов, - после того, что я услышал от Президента! Наверняка он узнал эту новость не от Сабирова. Значит, нас подслушали и записали. И это в секретной квартире ФСБ!»
Якубов по очереди оглядел стоящие на столе аппараты связи: АТС-1, АТС-2, ПМ, ВЧ. И недоверчиво покачал головой. Хотел было взять трубку телефонного аппарата «Связь Кремля», но тоже раздумал.
И тут его взгляд упал на недавно установленный новый телефон системы «Гамма». Довольно простой аппарат внешне ничем не выделялся. На нем не красовался золоченый герб, как на остальных «вертушках». Но это была связь нового поколения, секретные переговоры по которой было невозможно подслушать: в отличие от остальных систем правительственной связи шифратор здесь был вмонтирован прямо в аппарат.
«Вот что мне надо! - обрадовался Иван Павлович. - Что мне докладывали по нему в ФАПСИ? Степень защищенности - десять в семидесятой степени, то есть для раскрытия шифра потребуется минимум несколько десятков лет. Ну, мне столько не нужно: обойдусь пока сегодняшним днем. Так, электронный ключ с секретным кодом у меня в сейфе. Достаю!»
Якубов взял микросхему-ключ, вставил его в аппарат «Гамма» и нажал кнопку с надписью «Закрыто». Через несколько секунд линия была готова к сверхсекретному разговору.
- Слушает Сабиров! - отозвался знакомый голос в трубке.
- Это Якубов: бывший директор ФСБ.
Однако такое сообщение, казалось, не удивило его собеседника.
- Понятно. Только что об этом сообщило радио «Эхо Москвы».
- Вот как? - на этот раз удивился Якубов. - Да я только что из Кремля: чернила на заявлении не успели высохнуть!
- Такая у нас система, мать ее за ногу!
- Ладно, я не о том: ты никому не говорил о нашей встрече и разговоре?
- Нет. Абсолютно!
- Но этот разговор как раз и послужил причиной моей отставки. Я думаю, что нас подслушали и записали: так что делай вывод. И еще: если захочешь переговорить со мной конфиденциально, то звони только по этому аппарату: его не подслушаешь. А я, на память о работе, один такой аппарат установил у себя дома. Пока.
Следующий звонок Якубов сделал Треногову. И договоролся с ним о немедленной встрече. Затем он собрал в свой атташе-кейс кое-какие секретные документы из сейфа и поехал на встречу с главой московского правительства.

Несмотря на проведенную бурную ночь, Буланова встала очень рано: видимо, сказывалась ее журналисткая тренированность. Она быстро привела себя в порядок и решительно направилась к письменному столу, на котором ее ожидал навороченный «ноут-бук», подаренный Треноговым для написания статьи.
- Все, - объявила она Зине, которая продолжала нежиться в кровати и недоуменно взирала на подругу: начинаю новую жизнь!
- Темна вода во облацех! - воскликнула она, еще больше натягивая одеяло на подбородок. - Только вчера вовсю резвилась в баре на «сиськотеке», а сейчас строишь из себя девственницу!
- Как ты сказала? Сиськотека?! Здорово. Как вспомню ту даму пудиков на десять, которая резвилась рядом с нами, и ее необъятный бюст, так...
- Так вздрогну, - сурово прервала ее Зина и стала подниматься с постели. - Ты права: пора и мне начинать новую жизнь. Сиди строчи свой заказ, а я, пожалуй, схожу в переделкинский Храм Преображения. Ты хоть знаешь, что в нем находится знаменитая икона Иверской Богоматери?
- Нет, - удивилась Джульетта. - А, разве она не в Патриаршем соборе в Москве?
- Этот собор - тоже Патриарший. Он находится на территории загородной резиденции Алексея. Впрочем, тебе, конечно, неизвестно не только это. Знаешь, кому мы обязаны тем, что отдыхаем в этом чудесном месте?

- Конечно, знаю - обиделась Буланова. - Треногову.
- Сталину, Джуля! Вождю всех времен и народов. Фадеев как-то обратился к нему с просьбой выделить участок для писательских дач. Тот спросил Молотова: где выделить? Вячеслав Михайлович назвал деревню Переделкино вблизи Москвы. «Лучше бы Перепискино, - молвил Иосиф Виссарионович, большой шутник. - Только пусть построит все государство, а то налепят курятников, иностранцы скажут, что советские писатели плохо живут при товарище Сталине!»
- Это ты тоже в своем президентском архиве выкопала?
- Конечно! Что я, зря, что ли, зарплату получаю?
- А это мысль, - потерла ладонью лоб журналистка. - Мне, пожалуй, потребуются кое-какие архивные данные для построения аналогий. И ты мне в этом поможешь!
- С удовольствием!
И подруги, забыв обо всем, начали увлеченно обсуждать контуры будущей статьи.

Сталин быстро оправился от своей депрессии. Собственно, такие настроения были не в натуре этого вечного бойца. И он принялся со свойственной ему энергией заниматься восстановлением обороноспособности армии и страны.
А между тем дела на фронте шли все хуже для Советского Союза. Особенно удручающая обстановка сложилась на Ленинградском фронте. Потерять город трех революций, город Ленина для вождя было все равно, что потерять себя. Он только что решил связаться с командующим фронтом Ворошиловым, как ему доложили, что Клим Ефремович сам звонит и просит переговорить лично.
Сталин, которого охватило тяжелое предчувствие, поднял трубку.
И сразу услышал потерянный, панический голос Ворошилова:
- Положение безвыходное, Иосиф Виссарионович. Мы полностью окружены. Город защитить невозможно: его придется сдать.
- Да пошел ты к... - вдруг выругался Сталин. - Бездарь. Тряпка.
Он мгновение подождал, пока схлынет охвативший его гнев, и уже совершенно спокойно добавил:
- Государственный Комитет Обороны принял решение:  Ленинград немцам не сдавать. К вам срочно вылетает Маленков.
И положил трубку. Больше с этим человеком ему говорить было не о чем. В одном он только сейчас себя очень корил: что не избавился от этого легендарного командира раньше, в 1937 году, когда очищал Красную Армию от ему подобных героев гражданской войны.
«Была ведь возможность убрать его вместе с Тухачевским, - невесело размышлял он сейчас. - Что можно ожидать от человека, который самолично доложил на Политбюро о всех врагах народа в своей семье!»
Но на этом неприятности с членами Политбюро, которым было поручено защищать Ленинград, для Сталина не закончились. Маленков возвратился из осажденного города через несколько дней и сразу доложил Сталину обстановку.
- Руководство фронта и обкома партии деморализовано, - сухо рассказывал Георгий Максимилианович по прибытии. - Я застал Жданова в роскошном бункере пьяного, совершенно опустившегося. Привел его в чувство, заставил побриться и повел на митинг на Кировском заводе. Аналогичные меры пришлось предпринять и по другим направлениям. Уверен: город отстоять можно. Но не с таким бездарным командованием.
Так Сталин в очередной раз получил подтверждение тому, в чем был уверен: 1937 год - это его борьба с бандитизмом и неповиновением в армии. Впрочем, его никто в такой трактовке событий и не пытался переубеждать.

Александр Владимирович дочитал последние строчки статьи неизвестной ему журналистки Булановой, опубликованной в президентской газете, и раздраженно швырнул ее на пол. Эта газета, пожалуй, единственная, которая регулярно попадала на стол Президента, сегодня его сильно огорчила.
И он нажал кнопку звонка. В санаторной палате тотчас появился помощник:
- Вызывали?
- Ты это читал? - кивнул Президент на газету, которая валялась на ковре возле его больничной койки.
Первый помощник хотел слукавить, но потом понял, что Хозяин все равно узнает правду, и с жаром, страстно, воскликнул:
- Это - подлость со стороны главного редактора. Я уже имел с ним беседу.
- И ты, Брут! - как-то обреченно проговорил Александр Владимирович, глядя на своего помощника. - Тогда объясни мне, что это за «Новая политическая реальность»? Заранее списать меня хотите? Готовите общественное мнение, что Президент неизлечимо болен, его, мол, надо пожалеть, пусть досидит до конца срока?
- Это написала журналистка, я за ее слова не отвечаю!
- А где написала?! В газете администрации Президента! Я за это им деньги плачу?!
- Вы же сами сказали, что пресса у нас свободная и никакой цензуры не будет. Что я могу в этих условиях сделать?
Александр Владимирович на минуту замолчал, чтобы сплюнуть в полоскательницу, стоящую на столике рядом с кроватью, обильную порцию слюны, а затем с нескрываемым раздражением заметил:
- А вот Треногов смог! Он даже пробрался в нашу газету и нашим же салом дал нам по мусалам.
- Вы думаете, это его заказ? - оживился помощник.
- Альберт Васильевич! А вам-то я за что деньги плачу? Создали два президентских центра анализа и стратегий, а элементарных выводов при обработке документов сделать не можете!
Помощник в раздумье почесал затылок. Затем заметил:
- Ум у вас действительно аналитический! Даже во время болезни выдает такие решения, до которых мы не додумались.
Видимо, такая лесть несколько смягчила Президента, потому что он, уже более спокойно и мягко, предложил:
- Ты вот что: найди возможность переговорить с этой журналисткой. Надо выведать, кто ей заказал этот материал: сама она, конечно, до таких перлов не додумалась бы. Да и редактора надо к стенке припереть: пусть сознается, почему он разрешил эту гнусность напечатать.
Помощник вдруг почему-то улыбнулся:
- Эх, не хватает нам товарища Сталина: он их действительно бы к стенке поставил.
- Ну, ну: не забывайся: я не для того правовое государство и демократию создал, чтобы из-за таких пустяков перед Западом опозориться.
- Это уж точно, - согласился Альберт Васильевич. - С Западом нам сейчас ссориться никак нельзя: иначе не видать очередных траншей и займов.
И он направился к двери, чтобы заняться выполнением приказания Президента.

Футбольный матч выдался сегодня бурный, с несколькими голами. Причем один из них забил в ворота противников - президентской команды - сам Треногов. И потому сейчас, когда после душа они собрались вместе в потаенной комнате стадионного комплекса, был в хорошем, приподнятом настроении.
Впрочем, настроения ему прибавила и статья, напечатанная в сегодняшнем номере газеты администрации Президента «Курсом реформ». И разговор с напарниками он начал именно с этого приятного вопроса:
- Читали статью «Новая политическая реальность»?
Якубов ограничился коротким кивком, а Герман, явно гордясь заслугами Джульетты, весело проговорил:
- Кто владеет информацией - тот владеет миром.
- Да-да, твоя любовница не подвела, - правильно понял его глава московского правительства. - Хорошую статью смастерила, недаром целую неделю в писательском Переделкино провела. Но я не о том: понятно ли ему будет, кто теперь новая политическая реальность?
- Я думаю - понятно, - ответил бывший директор Федеральной службы безопасности. - Уж если он меня с должности за малейшее несогласие с ним скинул, то в данном случае его подозрительность нашла обильную пищу.
- Скажу проще, - вмешался в разговор управляющий делами Президента. - Я характер Самого давно изучил: маниакальная подозрительность насчет всего, что может касаться хоть малейшего покушения на его власть.
- А что сам не поймет - то умная дочка подскажет, - заметил Треногов. - Правильно я говорю? Тогда надо обсудить следующий ход: что предпринять еще, чтобы он понял, что пора уступать место?
Наступила тишина. Сабиров вдруг захотел пить и стал медленно наполнять стакан минеральной водой, а Якубов тоже не спешил излагать свое мнение. Впрочем, возможно, хозяин торопил события: гости были явно не готовы к такому повороту событий.
Тогда Треногов решил обратиться персонально к Якубову:
- А ты что скажешь? По части «компры» у тебя все карты в руках.
- Конечно, я захватил с собой с Лубянки кое-какие документы. Но, думаю, время их использовать еще не пришло. Да и у Германа Антоновича такой «компры» хоть отбавляй.
- Ладно, друзья, - решил повременить с наступлением на осторожных собеседников Треногов. - Давайте этот вопрос хорошенько обдумаем: время пока терпит. Ну, а я скоро преподнесу нашему общему другу еще один сюрприз: пусть пока спокойно болеет.
И они принялись за обильный ужин, который, после активной игры в футбол, пришелся как нельзя кстати.

Пожалуй, уже давно Джульетта не выглядела такой радостной, как сегодня. Оснований для этого у нее было более чем достаточно. Она блестяще выполнила заказ Треногова и написала статью, о которой тотчас заговорили во всех средствах массовой информации. Буланова, таким образом, сделала приятное и своему близкому другу Герману. А то, что он позвонил, выразил большую благодарность и пообещал приехать сегодня вечером к ней, чтобы отметить это событие, и вовсе было прекрасно.
И потому, хлопоча сейчас над праздничным столом в своей квартире, Джульетта радовалась, как ребенок. Она напевала какие-то давно забытые мелодии и легкомысленно болтала ни о чем со своей подругой, также приглашенной на это застолье.
- Знаешь, - сказала она Зине, - я давно пришла к выводу: если завтра хочешь проснуться счастливой, сегодня веди себя так, как будто ты уже счастлива.
- При одном маленьком условии, - парировала Зина. - Если знаешь, что завтра ты вовремя получишь зарплату.
- Не знаю. По-моему, счастье - это вопрос нашей внутренней дисциплины и правильной организации мыслей. К своей жизни надо относиться максимально активно и творчески - это ведь лучшее наше произведение!
Джульетта не успела дальше развить свою мысль, потому что из кастрюли на электроплите вдруг полилась пена и вода. Она кинулась к ней, сбросила на пол крышку и стала отчаянно дуть на пальцы правой руки.
- Ну вот и все резюме о твоем лучшем произведении, - отметила подруга. - Одно неловкое движение, и жизнь уже не кажется прекрасной.
Джульетта тотчас перестала дуть на обожженное место и, помахав рукой перед лицом Зины, показала ей конструкцию из трех пальцев:
- А вот это ты видела? Нет, меня не так-то легко сломать! А чтобы закрепить ощущение счастья всерьез и надолго, надо навести порядок в своей душе: там ведь с годами скапливается мусор и хлам. Обиды, гнев, злость, месть, ревность - все это надо выбросить на свалку! И тебе советую этим заняться.
Зина почему-то промолчала, а Джульетта обошла вокруг стола, который они накрывали прямо на кухне, и порадовалась:
- Отлично! Сервировка Герману понравится: он у меня большой эстет!
Прошло еще минут десять, и стол в квартире был готов к приему гостя. Но поскольку тот немного запаздывал, Джульетта предложила:
- А не пропустить ли нам пока по рюмочке аперитива? Тебе что налить?
- Что-нибудь помягче. Плесни ликер «Бейлиз», он такой приятный!
- Приторный до омерзения! - скривила полные красивые губы Буланова. - Я лучше выпью чего-нибудь покрепче: виски «Джон Уокер», например.
Подруги выпили по рюмочке спиртного, но закусывать не стали, справедливо полагая, что надо дождаться Германа. И тут раздался звонок. Джульетта бросилась к двери, чтобы встретить Сабирова, но вдруг сообразила, что это звонит телефон.
- Слушаю! - приятным ровным голосом проговорила она в трубку.
Зина с интересом смотрела на подругу, ожидая сообщения, кто это той звонит в столь позднее время. Однако она быстро сообразила, что Джульетте сообщают далеко не радостные вещи.
- Не может быть! - только и вымолвила Буланова и, выпустив из руки телефонную трубку, уронила ее на пол.
- Что, что случилось? - воскликнула взволнованная Зина.
- Германа... арестовали.
И Джульетта тяжело опустилась на стул. Она сидела так, с опущенной головой, несколько секунд. Затем вдруг судорожно всхлипнула и разрыдалась.

С недоброй вестью пришел к вождю Молотов. Только что по дипломатическим каналам к нему было доставлено письмо лейтенанта Красной Армии Якова Джугашвили. Сообщить диктатору, что его сын захвачен в немецкий плен - дело малоприятное.
- Кто у Иосифа Виссарионовича? - спросил министр иностранных дел в приемной у Поскребышева, неизменного личного секретаря вождя.
- Один.
Вячеслав Михайлович вошел в кабинет, поздоровался. Затем молча протянул Сталину письмо. В это время за окном раздался такой мощный раскат грома, что, казалось, задрожали стены старинного здания бывшего Сената.
«Дорогой отец! - читал между тем Сталин принесенное ему письмо сына. - Я в плену, здоров, скоро буду отправлен в один из офицерских лагерей в Германию. Обращение хорошее. Желаю здоровья. Привет всем. Яша».
Сталин дочитал короткое письмо до конца, положил его на стол и отвернулся к окну. На улице хлестал ливень, гремели раскаты грома. Со стороны могло показаться, что Сталин не понял, о чем это письмо. И Молотов не выдержал:
- Коба, ты что, не понимаешь?! Немцы схватили Яшу!
- Не кричи: Сталин не глухой.
Вождь медленно, будто ему плохо подчинялось тело, отвернулся от окна и посмотрел на министра иностранных дел пасмурным, затравленным взглядом.
- Мне уже известно о пленении старшего лейтенанта Якова Джугашвили. Сейчас его допрашивают в ставке фельдмаршала Клюге.
Да, плохая весть всегда находит дорогу к цели. Сталин уже получил сообщение об этом. 9 августа 1941 года член Военного совета Северо-западного направления Жданов направил из Ленинграда специальный самолет с особо секретным пакетом. В нем находилась немецкая листовка с фотографией Якова Джугашвили: сын Сталина в сопровождении немецких офицеров гуляет по лужайке. Жестикулирует, что-то объясняя немцу. Выражение лиц у всех деловое, спокойное: приятели на прогулке, да и только.
Особенно взбесил Сталина текст листовки под фотографией:
«Это Яков Джугашвили, старший сын Сталина, командир батареи 14-го гаубичного артиллерийского полка 14-й бронетанковой дивизии, который 16 июля сдался в плен под Витебском вместе с тысячами других командиров и бойцов. По приказу Сталина учат вас Тимошенко ваши политкомы, что большевики в плен не сдаются. Однако красноармейцы все время переходят к немцам. Чтобы запугать вас, комиссары вам лгут, что немцы плохо обращаются с пленными. Собственный сын Сталина своим примером доказал, что это ложь. Он сдался в плен, потому что всякое сопротивление германской армии отныне бесполезно».
А утром, на Ближней даче, Иосиф Виссарионович услышал по «телефункену» - мощному германскому радиоприемнику - о захвате в плен сына кремлевского диктатора Сталина.

Неудачи продолжали преследовать страну, а вместе с ней и Генерального секретаря ЦК ВКПб, Председателя Совета народных комиссаров, Главнокомандующего Красной Армией И.В. Сталина. Гитлеровские войска продолжали успешно развивать наступление, нанося Красной Армии одно за другим тяжелые поражения. Смертельная опасность нависла над Ленинградом, войска отступали практически по всем направлениям, а тут еще встала новая неразрешимая проблема: что делать с практически окруженным Киевом?
На заседании Военного совета Сталин высказал свою точку зрения: спасать Киев любой ценой. С ним согласились. Предстояло отдать соответствующие распоряжения начальнику Генштаба. Сталин пригласил к себе в кабинет Жукова.
- Георгий Константинович, - обратился к нему Главнокомандующий, как только начальник Генерального штаба вытянулся перед ним по стойке «смирно», - Военный совет принял решение защищать Киев. Его потеря будет равнозначна для Советского Союза в признании собственного полного бессилия. Вы согласны с этим решением?
- Категорически возражаю! - резко отчеканил Жуков. - Киев спасти нельзя, а мы можем потерять армии двух фронтов!
Сталин вскинул голову и с высоты своего маленького роста удивленно посмотрел на строптивого генерала:
- Вы так считаете? И все же Киев мы не сдадим. Выполняйте.
И вдруг, к удивлению и страху присутствующих в кабинете вождя, Жуков выругался и категорически заявил:
- Спасайте, но я в этой авантюре участвовать не стану!
Наступила гнетущая тишина. Сталин, в отличие от начальника штаба, не потерял хладнокровия. Он только сделал две затяжки своей любимой «Герцеговины Флор», а затем медленно, спокойно, но жестко приказал:
- Товарищ Тимошенко, подготовьте новую кандидатуру начальника Генерального штаба. Я снимаю товарища Жукова с этой должности.
В этот момент никто не сомневался в правоте Верховного Главнокомандующего, который всего неделю назад вот так же решительно отстоял от сдачи врагу город Ленина. На Жукова все смотрели в этот раз как на потенциального самоубийцу.
Но история показала, кто прав. Выполняя указание товарища Сталина, наша армия потеряла не только Киев, но и значительную, очень весомую свою часть. И только когда положение на фронте из-за такого неверного решения Сталина стало угрожающим, он распорядился вернуть опального генерала на свое место.

С некоторых пор встречи-совещания Нины со своим советником-осведомителем стали практически ежедневными. Господина Кеймана уже знала в лицо не только охрана, но и члены президентской семьи. Дочь несколько раз приводила этого ангела-хранителя семьи и к отцу.
Но сегодня они заперлись в кабинете Нины вдвоем и что-то тщательно обсуждали.
- Значит, вы считаете, что пока Германа сажать в камеру нельзя?
- Нецелесообразно, - нервно потирая руки, почти до самых пальцев заросшие густыми черными волосками, ответил сухощавый, тщедушный советник. - На него пока мало компромата.
- Как мало? - возмутилась Нина. - А эти записи разговоров, что вы мне принесли?
- Понимаете, - засуетился Кейман, стараясь подсесть как можно ближе к Нине. Но та, учуяв характерный чесночный запах, постоянно исходивший от ее друга, инстинктивно отодвинулась дальше. - Эти записи очень интересны для вашей семьи. Они показывают, что управделами ведет двойную игру. Но для Генерального прокурора они, так сказать, нелегитимны.
- Да, это верно, - была вынуждена согласиться Нина. - Так что же теперь, отпускать его ни с чем?
- Отпускать, отпускать, - торопливо согласился Кейман. - Главное, что прокуратура его попугала, сняла опрос, и пусть теперь товарищ засуетится, засветится. А мы его тут и словим. Главное, чтобы мое агентство сыскное не закрыли.
Нина от удивления даже поднялась с мягкого дивана:
- Да кто это посмеет сделать?!
- Конечно, не посмеют. Не посмеют. Если вы не позволите разным хамам в наши дела вмешиваться.
- На этот счет будьте спокойны. А если кто сунет нос, папка его быстро прижмет где надо.
- Браво! Браво! Вы удивительно деловая женщина. Мало, мало таких, очень мало.
Нину такой комплимент заставил даже раскраснеться от удовольствия. Но она быстро справилась с волнением и жестко приказала:
- Прослушивать разговоры продолжайте. Это враги нашей семьи, а следовательно, и государства.
Гостю услужливая память тут же подсказала эпизод из знаменитого кинофильма, где одному чиновнику-южанину его шофер посоветовал не путать свою шерсть с государственной. Но деликатный Кейман не только не высказал эту крамолу вслух, но и приказал своей памяти немедленно изгнать из головы такую нелепость. Напротив, он немедленно захлопал в пухлые, никогда не знавшие физического труда ладошки и восторженно произнес:
- Браво! Очень глубокая мысль, очень!
Отстучав положенные аплодисменты, гость виновато заметил:
- Только вот, уважаемая Нина Александровна, трудно стало работать, очень трудно. Эти госчиновники совсем обюрократились: мало им разных правительственных аппаратов связи, так понаставили в кабинетах еще и какую-то новую «Гамму». Мои ребята ничего не могут прослушать, ничего!
Нина нахмурила тонкие нарисованные брови. Несколько мгновений она думала, затем сообщила:
- Это все Якубов понапридумывал. Чувствую, что он еще нам навредит!
- Навредит, Нина Александровна, обязательно навредит! - радостно подхватил Кейман. - Перед самым уходом, уж и приказ о его отставке был подписан, так все же успел дать задание своим службам проверить мои коммерческие фирмы. И теперь их трясут, как груши с яблонь! Вы-то же знаете, что я веду абсолютно законный бизнес?
- Да, да, конечно, - несколько рассеянно заметила Нина, видимо, погруженная в совсем другие размышления.
Гость, видя такую потерю интереса к своей персоне, не стал испытывать судьбу и, пятясь задом к двери, наклоняя седую, с большой плешью голову, поспешил к двери.

Весь сегодняшний день глава московского правительства был очень занят. В его представительском офисе в центре столицы собрались видные предприниматели, банкиры, бизнесмены, словом, те, у кого всегда были деньги. И не просто деньги, а могучие финансовые потоки, сравнимые с бюджетом всего огромного мегаполиса.
Старинный трехэтажный особняк был специально приспособлен под представительские приемы. В просторных холлах тихо журчала вода в пристенных фонтанчиках, в роскошной зелени тропических растений пели заморские птицы, а приглушенный свет из огромной спиральной хрустальной люстры в два этажа мягко золотил все вокруг.
Когда Буланова попала сюда впервые, она наконец-то поняла в чем разница между Москвой и остальной огромной страной. Только город с особым статусом, вобравший в себя две трети всех финансов страны мог позволить безумную роскошь на фоне удручающей нищеты провинции. Она поняла, почему огромные средства с легкостью зарываются под землю на Манежной площади, не принося никому никакой пользы, кроме разве что, отсутствия места-площади для пугавших ранее власти демонстрантов. Ей стало понятно, откуда у столичных властей возникают бредовые, требующие многомиллионных долларовых затрат проекты упрятать очередной Калининский проспект под землю, создав на поверхности, допустим, пешеходную зону, свободную от транспорта.
Но когда покидаешь эту самую провинцию, получаешь хорошую и вовремя зарплату, уже забываешь то и тех, кого ненавидел раньше. Так Джульетта Степановна, став любовницей супербогатого чиновника из окружения Президента, довольно скоро выбросила из головы всякие мысли о судьбе нищающего народа. Она была занята теперь большой политикой и получала от вхождения в мир сильных и богатых несказанное удовольствие.
Однако сегодня никакого удовольствия от созерцания лиц людей, часто мелькающих на экранах телевизоров, она не находила. Наоборот, красиво, дорого одетые, откормленные мужчины и женщины вызывали у нее отвращение. Она и пришла-то сюда с единственной целью: найти возможность переговорить с Треноговым. Доступный ей еще недавно глава правительства вдруг, после опубликования заказанной статьи, стал совершенно недоступен. К нему не пускали на работу, не соединяли ни по одному виду телефонной связи. Даже по «вертушке», находящейся в кабинете Зины в Президентском архиве, дозвониться до самого Треногова ей не удалось. И здесь отвечал неизменно вежливый секретарь, сообщавший, что именно в данный момент его шефа на месте нет и неизвестно, когда он там будет.
Буланова постаралась приблизиться как можно ближе к группе людей, которые стояли в холле у большого планшета с очередным проектом перестройки столицы, где находился и Треногов. Но охрана взяла своего шефа и приближенных к нему лиц в кольцо и даже здесь, на закрытом совещании, не подпускала к нему никого близко.
И все же Джульетте повезло. Она улучила момент, когда глава правительства столицы повернул голову в ее сторону, и приветливо-призывающе помахала ему рукой.
Тот заметил и нахмурился. Но тут же узнал Буланову и направился к ней навстречу.
- Какими судьбами, Джульетта Степановна? - вежливо поинтересовался он. - Хотите теперь написать о нашей многогранной деятельности?
- Нет, не хочу. У меня к вам срочное сообщение. Особой важности: уделите пару минут.
- Но я... - начал было возражать Треногов, но увидев наполняющиеся слезами глаза журналистки, поспешно согласился: - Идемте: здесь есть отдельный кабинет, где мы сможем переговорить.
Как только они зашли в шикарно обставленное помещение, и охрана плотно прикрыла за ними дверь, Буланова дала волю чувствам. Она разрыдалась и кинулась на плечо недоумевающему Треногову. Затем размазала по щекам слезы вместе с тушью от ресниц и выпалила:
- Герман арестован!
- Как?! Не может быть.
- Да, это так.
- Кто посмел?
- Мне позвонили из администрации Президента и посоветовали встретиться для серьезного разговора. А когда я заявила, что не собираюсь этого делать, сообщили: ваш защитник больше вам не поможет, он арестован.
От удивления и возмущения губы у Треногова стали трястись, точно он никак не мог вымолвить ими заветные слова. Видимо, именно в эти мгновения он осознал, как актуальна в России пословица, убеждающая, что от тюрьмы и от сумы здесь зарекаться не стоит. Наконец, он произнес:
- Я догадываюсь, от кого это исходит. Видимо, мы слишком серьезно его задели, и он перешел в наступление. Но, может, вы все-таки ошибаетесь? Где находится Герман Антонович? В Лефортово, Бутырках или просто на допросе?
- Не з..наю, - заревела Джульетта, у которой при упоминании названий следственных изоляторов тут же потекли слезы. -Мне никто ничего не сообщает. На работе говорят, что он отсутствует, а домой к нему я, по понятным причинам, звонить не могу.
- Хорошо, я постараюсь сейчас это выяснить. И Треногов набрал четырехзначный номер на аппарате с золоченым орлом на диске.
- Михаил Иванович? Здравствуй. Треногов. Узнал, говоришь? Это хорошо, к деньгам. Зачем они мне? Нет, не на предвыборную кампанию: я хочу, чтобы у власти находился законно избранный Президент. Конечно, дай Бог здоровья нашему дорогому Александру Владимировичу! Слушай, проинформируй: не знаешь, что с Сабировым? Знаешь? Что? Так. Так. Так. Понятно. Спасибо - выручил. В долгу не останусь. До свидания.
Треногов положил трубку и отдышался, вытирая выступивший пот со лба и заплывшего затылка. Затем проинформировал изнывающую от любопытства Буланову.
- Успокойтесь - ничего страшного. Это, так сказать, вызов на свидетельские показания. С него сняли опрос в связи с правонарушениями, допущенными его подчиненными: того, в самом деле, арестовали. Более того, Генеральный прокурор сказал, что Сабиров уже отпущен из прокуратуры и в настоящее время едет к себе на работу.
Вздох облегчения вырвался из груди Джульетты. Она даже достала из сумочки зеркальце, чтобы привести свое заплаканное лицо в порядок, как вдруг встрепенулась.
- Но ведь для опроса не надо держать человека двое суток в изоляции! Тем более государственного служащего такого уровня!
- Вот именно! - согласился Треногов. - И это меня беспокоит больше всего!
Вместо нескольких минут они проговорили полчаса. Глава правительства напрочь забыл о дожидающихся его в холле людях, о том, что могут они подумать. Впрочем, последнее его устраивало как раз больше всего: пусть подумают и доложат Президенту, что он на полчаса уединился в отдельном кабинете с красивой женщиной, чем занимался все это время, политикой.
- Успокойтесь - ничего страшного. Это, так сказать вызов на свидетельские показания. С него сняли опрос в связи с правонарушениями, допущенными его подчиненными: того, в самом деле, арестовали. Более того, Генеральный прокурор сказал, что Сабиров уже отпущен из прокуратуры и в настоящее время едет к себе на работу.
Вздох облегчения вырвался из груди Джульетты. Она даже в достала из сумочки зеркальце, чтобы привести свое заплаканное лицо в порядок, как вдруг встрепенулась.
- Но ведь для опроса не надо держать человека двое суток в изоляции! Тем более государственного служащего такого уровня!
- Вот именно! - согласился Треногов. - И это меня беспокоит больше всего!
Вместо нескольких минут они проговорили полчаса. Глава правительства напрочь забыл о дожидающихся его в холле людях, о том, что могут они подумать. Впрочем, последнее его устраивало как раз больше всего: пусть подумают и доложат Президенту, что он на полчаса уединился в отдельном кабинете с красивой женщиной, чем занимался все это время, политикой.

Накануне, по случаю выздоровления, Александр Владимирович позволил себе лишнего и теперь, с самого утра он чувствовал разбитость тела и подавленность настроения. Хотелось опохмелиться, но супруга предусмотрительно спрятала все спиртное. И потому он сидел сейчас в кресле в санатории «Барвиха», погруженный в состояние полнейшей апатии.
Но жизнь продолжалась, и приближенные, прослышав о выздоровлении Хозяина, спешили на прием, чтобы напомнить о себе, доложить о выполненных заданиях, а кое-кто даже пытался и решить назревшие государственные вопросы.
Однако Президент никого не хотел принимать. Исключение он сделал только для первого помощника. Когда тот появился в апартаментах, Александр Владимирович с надеждой посмотрел на помощника, но у того ничего не было в руках.
- Ну, чего принес? - с надеждой спросил он, с трудом поднимая головы и глядя опухшими глазами на помощника.
- Сообщение о выполнении вашего задания.
- А... Я думал, что-нибудь существенное...
Но Альберта Васильевича такой прием не смутил. Он, видимо привык видеть своего шефа и не в таком состоянии. Поэтому бодро начал докладывать:
- Я переговорил с этой журналисткой Булановой. Она отрицает заказ на статью Треногова. Но, думаю, обманывает.
- И такую хреновню ты мне докладываешь? Нашел, чем обрадовать!
- Не только, Александр Владимирович. Все одобряют вашу дальновидную мудрость, выразившуюся в том, что вы отстранили, наконец, Якубов от ФСБ!
Президент какое-то время непонимающе смотрел на своего помощника, затем буквально взорвался словами, не выбирая выражений:
- Какая на хрен мудрость! Вы там с Ниной лезете в политику, решаете за меня государственные вопросы и свои личные проблемы, а меня считаете старым мудаком, который уже ничего не соображает? Я вам покажу кузькину мать! Вон отсюда!
Помощника точно корова языком слизнула. Он уже давно была за пределами опасного кабинета, а оттуда все еще неслись в его адрес проклятия и ругань.

После полного разгрома советских войск на Украине и сдачи немцам Киева, положение в войне с Германией стало еще опаснее. Теперь враг угрожал уже непосредственно Москве. Из Столицы спешно эвакуировались правительственные и другие учреждения, вывозились ценности, и только Сталин демонстрировал, хотя бы внешне, абсолютное спокойствие и уверенность в победе. Как его не уговаривал начальник личной охраны Власик покинуть столицу, Верховный главнокомандующий не соглашался этого сделать.
Наступил октябрь 1941 года. Положение под Москвой с каждым днем становилось все опаснее. И Сталин принял решение, которое, как оказалось потом, спасло не только столицу, но и всю страну.
В эту ночь он долго разгуливал по своему кремлевскому кабинету, размышляя, сопоставлял, раздумывал.
Думать было о чем: нападет Япония на Советский Союз или нет? От этого зависело дальнейшее развитие во всей Второй мировой войне.
Наконец, он решил позвонить первому секретарю Хабаровского крайкома партии Боркову.
- Здравствуйте, Евгений Алексеевич, это Сталин .
На находившегося на другом конце провода человека онемел голос: впервые вождь позвонил ему сам.
А Сталин между тем продолжал:
- У нас тяжелейшая обстановка между Смоленском и Вязьмой. Гитлер готовит наступление на Москву. У нас нет достаточного количества войск, чтобы спасти столицу. Убедительно прошу тебя: немедленно вылетай сюда. С собой возьми командующего округом Апанасенко. Уговори его быть податливым - я его упрямство знаю.
Иосиф Виссарионович немного помолчал и добавил:
- Вылетай немедленно самым быстроходным самолетом.
В следующую ночь гости из Дальнего Востока были уже в кабинете Сталина. Он тепло поздоровался с каждым за руку и пригласил сесть за длинный стол, покрытый зеленым сукном. Хозяин кабинета садиться за стол не стал. Сначала он молча походил по толстому, приглушающему звук шагов ковру, затем остановился против сидевших и начал разговор:
- Положение на фронтах сложилось крайне тяжелое. На Западном наши войска ведут очень тяжелые оборонительные бои. На Украине полный разгром. Украинцы плохо себя ведут: сдаются в плен, население приветствует немецкие войска.
Сталин сделал паузу, видимо, переживая за то, что только что сообщил приглашенным, сделал несколько шагов по кабинету туда и обратно. Затем продолжил:
- Гитлер начал крупное наступление на Москву. Я вынужден забирать войска с Дальнего Востока. Прошу вас понять и войти в наше положение.
Вождь партии и государства не стал добавлять, что речь идет уже не только о потери столицы, но, возможно, и гибели всего государства. А Сталин между тем прошел к карте, которая висела на стене кабинета и показал положение войск. Потом разложил на столе бумаги и стал перечислять номера танковых и механизированных дивизий, артиллерийских полков, других соединений, которые командующий Дальне-восточным округом должен немедленно перебросить к Москве.
Апанасенко аккуратно записывал, а затем тут же подписал приказ и отправил шифрованную телеграмму своему начальнику штаба. Встреча подходила к концу, и на стол подали крепкий чай.
Сталин покуривал свою трубку и спрашивал о жизни дальневосточников первого секретаря крайкома партии. И вдруг обратился к Апанасенко:
- А сколько у тебя противотанковых пушек?
- Триста десять, товарищ Верховный главнокомандующий! - по-военному коротко отрапортовал генерал.
- Грузи и эти орудия к отправке! - негромко, но четко скомандовал Сталин.
И вдруг стакан с чаем, стоявший напротив Апанасенко, полетел по длинному столу влево, а стул под генералом словно отпрыгнул назад. Апанасенко вскочил из-за стола и закричал на Сталина:
- Ты что, мать твою так-перетак, делаешь? А если японцы нападут, чем я буду защищать Дальний Восток! Этими лампасами? Снимай с должности, расстреливай, орудия не отдам!
Присутствующие в кабинете замерли в страхе. Казалось, сейчас вождь вызовет Берию и всех отправит на расстрел. Но поведение Сталина удивило всех. Он не только не разгневался, но даже не повысил голос. Наоборот, мягко и спокойно ответил:
- Успокойся, успокойся, товарищ Апанасенко. Стоит ли так волноваться из-за этих пушек? Оставь их себе.
Стали прощаться. Апанасенко, чувствуя свою вину, попросил:
Пошлите меня в действующую армию, на фронт.
- Нет, нет, - дружелюбно ответил Верховный главнокомандующий. - Такие опытные и храбрые, как ты, нужны партии на Дальнем Востоке.
Генерал, не побоявшийся высказать вождю то, что думал, еще два года командовал Дальневосточным фронтом. Затем вырвался в действующую армию. И мужественно погиб на Курской дуге, решившей исход войны.

После того, как его отпустили из Генеральной прокуратуры на Большой Дмитровке, Сабиров чувствовал себя, точно пыльным мешком по голове стукнули. Он совершенно не понимал, что же случилось с ним в течение последних двух суток. Как могли его, управляющего делами Президента, одного из высших должностных лиц государства схватить среди бела дня, привезти к следователю в прокуратуру и допрашивать почти сутки!
Одно ему врезалось в память предельно четко: то, что схватили его работники правоохранительных органов в тот момент, когда он выходил из машины, собираясь направиться к Джульетте. То есть, на том же самом месте, где несколько месяцев назад его ранил нанятый киллер.
Это было либо очередным случайным совпадением, либо тем, что называется заколдованным местом.
Но Герман Антонович Сабиров давно уже не верил во всякие заколдованные места, а случайных совпадений, считал он, в жизни не бывает.
«Есть только тщательно спланированные мероприятия моих врагов, - подытожил он сейчас, садясь за руль автомобиля. Как ни странно, его служебный «сааб» дожидался своего хозяина на стоянке прокуратуры, словно с ним, Сабировым, ничего и не случилось. - Значит это одно из двух. Или мои враги хотят меня окончательно запугать, чтобы я и носа из берлоги без их команды не высовывал. Или они, действительно, насмерть перепугались того, что мы замышляем с Треноговым».
Впрочем, такой вывод ничем не обрадовал Сабирова. Он, впервые в жизни, был так унижен и оскорблен. Его, как кого-то уголовника, не имея законных оснований, схватили и привезли на допрос. И это в стране, которая претендует на звание демократической и правовой, с раздражением подумал Герман.
«Конечно, у меня хорошие козыри, - продолжал он размышлять, пока его «сааб» мчался туда, откуда его забрали - А Последний переулок, к Булановой. - Я знаю то, о чем кое-кто пытается забыть. И они это знают. Но, насколько далеко может зайти эта свора, которой наплевать на страну и народ, а нужна лишь власть и деньги? Вот в чем вопрос!»
Сейчас, пожалуй, Сабиров смог лишний раз убедиться в том, что мысль - материальна. О чем человек упорно думает, то обязательно исполнится. Накануне он как раз неоднократно раздумывал, как бы получше запрятать тот компромат, которым он располагает. И вот, пожалуйста, - на него пошли в атаку, чтобы этим компроматом завладеть. Но Герман недаром был кадровым чекистом - тайну он держать умел. И не заштатному следователю прокуратуры было его «расколоть» на этом деле. Так что собеседованием, опросом по поводу арестованного подчиненного, все и закончилось. Но важен был сам факт и прецедент: если сегодня схватили его, то кто поручится, что завтра это не случится с Треноговым?
На этом актуальное размышление пришлось прервать: впереди показался дом Булановой. Причем, окна в квартире Джульетты были залиты ровным светом: значит она дома и ждет. А это сейчас для изголодавшегося во всех смыслах крепкого молодого мужчины было самым важным.

Первый помощник Президента, выскочив, как ошпаренный из апартаментов разбушевавшегося хозяина, был явно обескуражен. Конечно, он привык к таким похмельным состояниям шефа, к разносам ни за что, просто из-за плохого настроения. Но ведь должны же быть какие-то границы, волновался он сейчас. Хорошо, что они были одни, но такое случалось и на людях!
Конечно, Альберт Васильевич сейчас лукавил. Раньше, несколько лет назад, он и подумал бы не смел возмущаться. Но теперь было иное время: Президент явно ослаб, потерял силу и значительную часть власти. В стране крепла оппозиция, которая в открытую требовала не только смены хозяина Кремля, но и осуждения Александра Владимировича.
Ясно, что первого помощника не волновало последнее обстоятельство: после сегодняшнего разноса он пожелал бы своему шефу чего угодно плохого. Но надо было спасать и себя! И здесь надлежало вести тонкую, очень осторожную игру.

Альберт Васильевич вошел в свой кабинет здесь же, в Барвихинской резиденции Президента и задумчиво подошел к столику с аппаратами связи, Он уже давно не доверял ни этим телефонным аппаратам, ни стенам своих кабинетов, предпочитая самые важные сообщения передавать на бумаге, тут же ее уничтожая. Но сейчас он явно находился в стрессовом состоянии. В ушах до сих пор звучало гневно-нечленораздельное: вон отсюда!
И он решился. Вынул из портмоне свою карту-шифратор, вставил ее в аппарат правительственной связи «Гамма» и набрал нужный номер.
- Треногов слушает! - тотчас раздалось в ответ.
- Это Альберт Васильевич. Нам нужно встретиться.
- Что, созрел, наконец? - несколько ядовито, почти с издевкой спросил глава московского правительства.
- Терпения больше нет! Сейчас чуть ли не взашей выгнал!
- Да, от него благодарности не дождешься. Случись что - он пройдет по твоему трупу и не заметит.
Треногов чуть помолчал и спросил:
- Кто подставил Сабирова?
- Клянусь, - не я! Для меня самого это было новостью!
- Но ты же там, в Барвихе, у тела шефа безвылазно! Неужели не через тебя команда прошла?
- Нет, шеф ничего такого не говорил и приказа не отдавал. Даже с Генпрокурором не просил соединить.
- Значит, - Нинка. Больше некому.
- Точно, - подтвердил первый помощник. - Думаю, это - ее рук дело. Она давно зуб на Германа имеет. Да и Кейман здесь недавно около нее ошивался.
- Да выбросите вы этого мерзавца вон! - вскипел Треногов. - Уже получается, что государством руководят всякие жулики!
В ответ послышался только глубокий вздох. Затем Альберт Васильевич ответил:
Это  вне моей компетенции и возможностей. Я даже о нем и заикаться не могу: сразу шеф и семья начинают сердиться. Прямо, какой-то Распутин!
- Ничего: на всякого Распутина в России всегда найдется свой князь Юсупов! Значит, будем встречаться? Тогда так: мою московскую резиденцию знаешь? Приезжай сегодня вечером, часов в десять. Я буду тебя ждать.

Старая, как мир, истина: предают свои. Александра Владимировича сегодня с утра постарались в нем как следует убедить. Нина, завтракая с отцом, времени даром не теряла. Тем более, что сегодня выдался один из тех несчастных дней, когда Президент был бодр и работоспособен. Более того, он собирался впервые после болезни выехать в Кремль.
И вот теперь президентский кортеж мчался из подмосковной Барвихи в столицу. Впереди и сзади колонны машин важно утюжили асфальт большие джипы «шевроле». А в середине еще более важно шествовал специально выполненный для Александра Владимировича бронированный, удлиненный на метр против базовой модели «мерседес».
Кортеж промчался по брусчатке Кремля и остановился возле старинного здания Сената. На этот раз появления Президента на своем рабочем месте ждали. Многочисленные тележурналисты, кинооператоры засняли его появление в Кремле, чтобы тут же сообщить об этом по всем средствам массовой информации, как о важном государственном событии.
Александр Владимирович даже распорядился принести ему накопившиеся бумаги на подпись, чего не делал уже давно.
В просторном светлом кабинете было тепло и уютно. Несмотря на реконструкцию, проведенную по его распоряжению, президентские апартаменты сохранили дух старины, который витал в этих стенах уже несколько столетий.
Первый документ, который Александр Владимирович обнаружил в папке, был для него особенно важен.
- «О государственных гарантиях Президента», - с удовольствием прочитал он вслух название документа и, только собрался его внимательно просмотреть, как вдруг из угла кабинета раздался негромкий голос:
- А начинал с борьбы с привилегиями! Раза два в метро проехал, в рядовую поликлинику записался, в общей столовой один раз пообедал... Зачем народ обманываешь?
- Кто это?! Опять вы?!
- Кто еще может к тебе прийти в мой кабинет? После меня в нем ни один вождь не работал. Советское правительство, между прочим, интерьеры этого исторического здания сохраняло. А ты капитально его перестроил, мебель с паркетом в Италии заказал, сколько народных денег зря потратил!
- Ну и что? - осмелел Александр Владимирович. - Сидеть, как вы, в клоповнике, я не собираюсь!
- А личная охрана? - продолжал голос Сталина из угла. - У меня Власик да десять бойцов, а у тебя уже целая армия - одиннадцать тысяч человек!
- Президента надо надежно охранять: кругом одни враги, сами знаете.
- Знаю. Но у тебя во врагах уже весь народ, а меня люди любили. Один твой персональный самолет стоит столько, что хватит выплатить пенсии и зарплату по всей стране. Разве это порядок?
- Ну, хорошо, - согласился Александр Владимирович. -Вы бессеребряник. А что толку? Народ вас забыл, памятники разрушили, из Мавзолея вынесли.
- Я на народ не в обиде, - сумрачно произнес вождь. - В этом кабинете я все делал, чтобы ему, в конечном счете, жилось легче. Как только появилась возможность, цены на товары ежегодно снижал. А вот чем ты, кроме решения личных проблем и сохранения своей власти, занимаешься - не пойму. Великий русский народ достоин лучшего правителя.
Александр Владимирович хотел что-то возразить, но призрак в дальнем углу кабинета растворился, словно его никогда и не было. А Президент устало откинулся на спинку кресла и задумался. Возможно, впервые в его голове пронеслась мысль, что бывший хозяин этого кабинета в чем-то и прав.

Не верьте слухам, пока их не начнут опровергать. В справедливости этой истины Буланова убедилась сегодня. Как только Генеральный прокурор в разговоре с Треноговым опроверг слухи об аресте Германа, она сразу поверила им окончательно и бесповоротно. И теперь жила в постоянной тревоге и ожидании.
Она уже давно возвратилась домой от Треногова, приготовила ужин, половину его съела, а от Германа по-прежнему не было никаких известий.
- Вот тебе и «освобожден»! - тоскливо воскликнула Джульетта и заметалась по квартире. - Где же он в таком случае?
Она знала, что любовник должен ей позвонить первой. И раз он не сделал этого, значит, продолжает находиться в каком-нибудь СИЗО.
Ждать в неведении у нее не было больше сил. И она решила позвонить подруге.
- Зинок, что мне делать?
- Уж полночь близится, а Германа все нет? - продекламировала известную фразу подруга.
- Мне не до смеха! - резко оборвала ее Джульетта. - Я с ума от неизвестности и страха схожу. Была у Треногова, он позвонил в прокуратуру. Там сказали, что Герман давно отпущен на свободу. И где же он?
- А ты не допускаешь, что Сабиров, как законопослушный семьянин, может находиться, к примеру, дома? Он ведь, некоторым образом, женат.
- Буланова аж зашлась от возмущения в истерическом вопле:
- Какой законопослушный? Какая семья? Я для него и дом, и семья, и любовница!
- Никакое доброе дело не остается безнаказанным! - невозмутимо заявила подруга. - Нет большей загадки, чем душа ближнего! Я, конечно, догадывалась, что ты эгоистична. Но не настолько же! Успокойся: объявится твой Герман. Но надо знать приличия: жить в обществе и быть свободным от его условностей - нельзя. Карл Маркс, между прочим, сказал.
- Да пошла ты со своим Марксом... Тоже мне авторитет! Ты лучше скажи, что мне делать? Может, позвонить ему домой?
- Не сходи с ума! Жена Германа - тоже человек и тоже переживает за мужа. Наберись терпения и жди. А лучше всего займись каким-нибудь делом. Когда у меня несчастья, то квартира блестит...
Буланова не успела дослушать последние слова подруги, потому что в это время в дверь позвонили. Причем это был их условный с Германом звонок.
- Это он! - радостно закричала Джульетта в трубку и швырнула ее на тахту. Затем побежала открывать дверь. На пороге действительно стоял небритый, похудевший Герман.

Почему у нас еще не состоялось ни одного судебного процесса, на котором предстали бы лица, известные стране не только обаятельными улыбками, раздумывал сейчас Якубов, разбирая у себя дома документы, прихваченные им из ФСБ.
Как только он стал бывшим, у него появилось время для таких раздумий и размышлений. В этой могущественной организации за последние годы скопилось столько материалов на высокопоставленных чиновников, что ими можно было заселить половину следственных изоляторов страны. Но стоило ему предпринять ту или иную попытку дать дальнейший ход таким делам, как неизменно его вежливо просили не делать этого. Из России уходили десятки миллиардов долларов, растаскивалось ее национальное богатство, расхищались недра и хранилища Гохрана, а те, кто это сделал, спокойно обзаводились островами и виллами в теплых странах и никакой ответственности не несли.
И вот теперь он может и должен это сделать. Иван Павлович раскрыл папку с грифом «Совершенно секретно» и начал перелистывать страницы дела номер 0025/14.
- Только по этому делу за границу ушло и затем пропало драгоценностей из Гохрана почти на полмиллиарда долларов, - вслух произнес он. - Вот просьба некоего господина Кеймана разрешить вывезти в США ценности на данную сумму, якобы для организации серии выставок. Вроде бы нейтральная резолюция первого заместителя премьер-министра: «Для рассмотрения». И уже более конкретная - председателя Росдрагметалла. А дальше - прощай, Россия: ценности перешли в небытие.
- Но, - продолжал рассуждать Якубов, - странным образом после этого господин Кейман открывает счет в швейцарском банке, которым во время частной поездки воспользовался человек из семьи Александра Владимировича. И у Нины появляются неограниченные средства в долларах. Цепочка замкнулась? Пожалуй. Значит, пора дать этому делу реальный ход? Да!
И Якубов подошел к телефонному аппарату «Гамма» и набрал нужный номер. Но, как нарочно, абонент не ответил. Пришлось воспользоваться телефоном городской связи.
Здравствуйте, это Якубов. Я хотел бы переговорить с Андреем Леонидовичем.
- Директор ФСБ? - с удивлением переспросила секретарша.
- Бывший.
- Да, да. Соединяю.
И тотчас в трубке раздался молодой жизнерадостный голос:
- Иван Павлович, наконец-то! Сколько лет, сколько зим! Мы с тобой, по-моему, после окончания академии и не виделись?
- Где уж нам, простым смертным, с депутатом Госдумы встречаться!
- Не скажи: сам гусь важный стал! Ну, рассказывай.
- Дело есть. Очень важное. Когда пленарное заседание Думы?
- Послезавтра. А что?
- Выступить на нем с одним материалом сможешь?
- О чем разговор! Я скандальными разоблачениями и прославился!
- Тогда приезжай ко мне: я сейчас пришлю машину.
- Договорились.
Якубов положил трубку и задумался. Конечно, он поступил неосторожно, сообщив об этом по обычному телефону. С другой стороны, он ничего особенного не рассказал. Хотя осторожность ему еще никогда не мешала.
- Стареть, что ли, стал? - спросил он сам себя. - Хватку чекиста теряю.
Но особенно размышлять на эту тему было некогда. Надо успеть подготовиться к важному разговору. И Якубов, отправив машину по нужному адресу, начал еще раз внимательно изучать материалы дела.

Прежде чем подъехать к московской резиденции Треногова, первый помощник Президента с полчаса колесил на машине вокруг, определяя, нет ли за ним слежки. Но, похоже, никто не интересовался частной жизнью пусть и высокопоставленного, но все же чиновника и гражданина. И потому он припарковал свою машину, еще раз внимательно осмотрелся вокруг и только после этого вошел в здание.
Несмотря на поздний час, резиденция жила насыщенной жизнью. Во многих кабинетах  горел свет, сновали какие-то люди, работал в просторном холле телевизор.
Альберта Васильевича ждали и потому сразу провели в ту комнату, где недавно беседовала с Треноговым Буланова. Хозяин резиденции расположился в ней по-домашнему: он был в просторном махровом халате, словно только что принял душ, и в шлепанцах на босу ногу, заметив недоуменный взгляд гостя, пояснил:
- У меня здесь небольшой тренажерный зал, так что я даром времени не теряю. Иначе форму и энергию не сберегу.
Он пригласил гостя к журнальному столику, на котором выстроился ряд бутылок, и предложил:
- Водку, коньяк, мартини?
- И пиво - тоже, - рассмеялся гость. Видимо, домашняя обстановка подействовала и на него, поэтому он расслабился и не чувствовал себя уже в таком напряжении, как прежде.
Они выпили по рюмке коньяка и, не закусывая, приступили к разговору.
- Надо что-то делать, - осторожно начал Альберт Васильевич. - Страна катится в пропасть, а Сам уже ничего не делает.
- И никому не позволяет делать, - многозначительно добавил Треногов.
- Вот именно. Кругом все воруют по-черному, довели до того, что добыча золота стала нерентабельной, а производство водки - убыточным.
- Насчет воров ты верно заметил. Хотя римский император Веспассиан специально назначал на высокие должности воров, взяточников и хапуг, чтобы потом вытягивать назад из них наворованное.
- Но мы не в Риме, - возразил первый помощник. - И у нас никто не собирается возвращать украденное.
- Это точно. Один ваш Кейман чего стоит: наворовал у родного государства столько, что уже скупил все, даже национальное телевидение.
- По которому, кстати, критикует и московское правительство.
- Я ему покритикую! - разозлился  Треногов.
 - Я ему все пейсы повыдергиваю!
Альберт Васильевич улыбнулся, видимо, поняв, что наступил на больное место. Но именно этого он и хотел: разозлить Треногова, чтобы тот в запале выдал свои планы.
Однако глава правительства не стал вдаваться в подробности, а, в свою очередь, спросил:
- И что вы предлагаете?
- Нам надо объединить усилия: только так мы сможем получить власть.
- Так она у вас уже есть! - резонно напомнил Треногов.
- Разве это власть? - пожаловался Альберт Васильевич. - Которая зависит от настроения Президента и капризов его дочери? Сегодня он меня ни за что выгнал из кабинета, а завтра с такой же легкостью вышвырнет с должности. Как, кстати, он сделал недавно: приехал с бодуна в Кремль и поменял все руководство своей администрации!
- Да, это не власть, - согласился Треногов. - При мне таких капризов и прихотей не будет: только дело.
- Значит, заключаем союз?
- Заключаем. Но прошу действовать осторожно: пример Германа и Якубова - нам наука.
- Откуда они только обо всем узнали?! - недоуменно воскликнул первый помощник.
- А ты у своего Кеймана спроси, - посоветовал Треногов.
- Да, надо с ним что-то делать, - раздумчиво согласился гость. - А то он нас всех заложит!
С тем они и расстались. Время было позднее, да и для первой встречи они сделали достаточно. Прощались они уже как близкие друзья.

Какими бы важными государственными делами ни занимался теперь Сталин, как бы плохо ни шли дела на Западном фронте, одна мысль постоянно не покидала его голову: что случилось с сыном Яковом?
«Неужели сдался?» - не хотел верить в случившееся он.
И действительно, верить в это никак не хотелось. Мало того, что такой исход дела был позором не только для Советской страны и Красной Армии. Это было бы провалом его идеи, веры в советских людей, которые ценой своих жизней должны были строить светлое будущее. И самое важное - веры в собственного сына, который не оправдал своего высокого родства и предназначения.
У него не было полного взаимопонимания с сыном, но он и не мог бы сказать, что Яков не одобряет его действий. И когда сын попросился на фронт, одобрил его поступок: «Иди, воюй».
Сыну диктатора, естественно, предложили служить в штабе армейского полка, но он отказался и потребовал послать его командиром батареи. И батарея дралась на фронте мужественно.
- Молодец, что не остался в штабе, - одобрил Иосиф Виссарионович инициативу.
В суматохе отступления под Витебском, где в окружение попали сразу три армии, пропажи командира 6-й батареи Джугашвили хватились не сразу. Когда оказалось, что среди вырвавшихся из окружения его нет, из Ставки пришла шифровка: «Жуков приказал немедленно выяснить и донести в штаб фронта, где находится командир батареи старший лейтенант Джугашвили Яков Иосифович».
Поиски ничего не дали. Боец Лопуридзе, вместе с которым Яков выходил из окружения, сообщил, что они  переоделись в крестьянскую одежду, а документы закопали. Потом он двинулся дальше, а Яков присел отдохнуть.
Когда Сталину сообщили об этих подробностях, он уже склонялся к мысли, что сын сдался в плен. И даже воскликнул по-грузински:
- Цис рисхва! Позор несмываемый!
- Может, он попал в плен раненый, без сознания?
- Он не имел права попадать в плен ни при каких обстоятельствах. Он мог покончить с собой у немцев, а не разгуливать с германскими офицерами. Позор! Он всегда думал только о себе и никогда - о чести нашей семьи. Для меня он больше не существует.
Несколько часов после этого не мог успокоиться Сталин. И только потом позвонил в Сочи, где находились в это время его дочь Светлана и  жена Якова Юлия.
После обычных вопросов о здоровье, Сталин медленно и ясно сказал:
- Яша попал в плен.
Затем немного помолчал и, прежде чем дочь смогла задать вопрос, добавил:
- Не говори ничего его жене пока что...
Отнюдь не гуманные соображения руководили сейчас действиями Сталина. У него зародилось подозрение, что этот плен неспроста, что Якова кто-то умышленно подвел к такому предательству, и что к этому может быть причастна его жена. Определенные основания у него для такой мысли были. Вопреки воле отца Яков женился в Ленинграде на Юле, еврейке. Западная пресса смаковала пикантные детали из жизни Юлии Исааковны Мельцер, и Сталину докладывали об этом. Писали же многое: что она была четырежды замужем и что даже одно время пребывала любовницей начальника личной охраны Сталина генерал-лейтенанта Власика.
Читать такое о жене своего сына было очень неприятно. Разве не мог Яков найти скромную, милую девушку из революционной семьи, размышлял Сталин, за которой не тянулся бы шлейф сплетен и пересудов? Старше Якова, кокетлива, жеманна, малокультурна и неумна. Чего стоит хотя бы такая ее фраза: «Без накрашенных губ я чувствую себя хуже, чем если бы пришла в общество голой!» И это его сноха?!
И потому, когда к сентябрю они вернулись в Москву из Сочи, Сталин сказал своей дочери:
- Яшина девочка пусть останется пока у тебя. А жена его, по-видимому, нечестный человек, надо будет разобраться...
Юля была арестована осенью 1941 года и выпущена из тюрьмы весной 1943 года, когда выяснилось, что к попаданию в плен Якова она отношения не имела. К тому времени поведение самого Якова в плену наконец убедило Сталина, что он не собирался сам сдаваться в плен.
К этому времени Сталин располагал протоколами допросов его сына в немецком плену. Особенно его убедила в честности сына, в том, что он не хотел его подвести, такая фраза из протокола допроса:
«- Не хотите ли вы, чтобы мы известили жену, что вы попали в плен?
- Не нужно... А впрочем, если хотите, то сообщайте. Мне все равно.
- Не думаете ли вы, что семья из-за этого пострадает? Разве это позор для солдата - попасть в плен?
- Мне стыдно! Мне стыдно перед отцом, что я остался жив.
- Но ведь не только перед отцом, но и перед женой!
- Жена - это безразлично».
Сталин был прежде всего государственным деятелем, а затем уже просто человеком и отцом. В этом он наследовал чувство безусловного подчинения первому последнего, как это было у Ивана Грозного, Петра Первого и других деятелей столь же высокого масштаба. И потому, когда ему предложили обменять Якова на плененного Красной Армией фельдмаршала Паулюса, он бросил фразу, ставшую знаменитой:
- Я солдат на маршалов не меняю.
Яков Иосифович Джугашвили, сын Сталина, погиб в немецком плену: он покончил жизнь самоубийством, бросившись на колючую проволоку с высоким напряжением.

Сегодня премьер-министр смог, наконец, попасть на прием к Президенту. Не на тот дежурный прием, который всегда длился несколько минут и освещался всеми средствами массовой информации, словно великое мировое событие. В таких случаях Громову удавалось лишь обменяться несколькими фразами да пожелать здоровья Александру Владимировичу.
На этот раз он настоятельно просил принять его, чтобы рассмотреть давно назревшую проблему. И, видимо, Президент был в достаточно хорошей физической форме и настроении, что согласился на такую рабочую встречу.
На столе из орехового дерева в кабинете Президента в Кремле премьер-министр разложил документы. И сразу, не теряя драгоценного времени, стал докладывать:
- Проблема русскоязычного населения в Прибалтийских республиках дошла до предела. Русских насильно вытесняют из квартир, вынуждают перебираться в Россию. Поставлены жесткие языковые и расовые барьеры. Бывшие граждане Советского Союза лишены избирательных прав. И так далее.
Александр Владимирович достаточно внимательно выслушал премьер-министра и спросил:
- Ну и что делать?
- Мы можем за несколько дней решить эту проблему.
- Как?
- Прибалтика полностью зависит от нас экономически. Наши газ и нефть - это кислород и валюта для нее. Мы можем ввести экономические санкции, и зазнавшиеся нацмены выполнят все наши условия.
- Нет-нет,  только  не  это?  Что  обо  мне подумают на Западе? Нас и так упрекают в имперских замашках!
- Но это же наши сограждане! - попытался убедить его Громов. - Россия - это, что бы там ни говорили на Западе, великая страна. Сорок процентов полезных ископаемых мира, восемь часовых поясов, ядерное оружие, наконец! И какие-то крошечные страны-сателлиты пытаются диктовать нам условия!
Александр Владимирович презрительно посмотрел на своего премьер-министра:
- Вы забываете, кто здесь хозяин. И я не допущу, чтобы мое имя было записано в мировой истории с приставкой «националист». Меня уважают весь Запад, Америка. В моих друзьях президенты самых сильных и развитых западных стран. И вы хотите, чтобы из-за какой-то мелочи я испортил свой имидж?!
Премьер-министру ничего не оставалось, как молча встать и попрощаться. Он знал, что, если станет противоречить, завтра может оказаться бывшим. А это в непредсказуемой стране было самой большой бедой для любого государственного чиновника.

Джульетта была еще под впечатлением встречи и серьезного разговора с Германом, как в дверь настойчиво позвонили. Она, не раздумывая распахнула ее и увидела на пороге квартиры зареванную подругу.
- Как ты можешь открывать дверь, даже не спросив, кто пришел? - почему-то накинулась Зина на Буланову, вместо того, чтобы поведать причину своих слез.
- А в чем, собственно, дело? - не поняла вопроса Джульетта.
- Ты что, не знаешь, что вокруг творится? Грабят среди бела дня, убивают в общественных местах, врываются в квартиры и издеваются над беззащитными жильцами!

Буланова пожала плечами, как бы давая знать, что уж к ней это наверняка не относится.
А Зина между тем скинула пальто прямо на пол и направилась в кухню. Там она села на стул и заплакала. Буланова терпеливо ожидала, когда подруге станет легче, и она сама расскажет, что с ней произошло.
Так и случилось.  Уже через пару минут Зина вытерла слезы и начала рассказывать:
- Ты помнишь мою красивую шапку из норки?
- Которую тебе подарил Герман? Конечно, помню.
- Так вот: только что ее сорвали у меня с головы!
Однако Джульетта не удивилась. Казалось, она ждала чего-то более страшного и потому облегченно вздохнула.
- И ты не заявила в милицию?
- Конечно, заявила. Только там мне сказали, что такие пустяки они даже не регистрируют: найти вора все равно невозможно, а у них уже сегодня на территории два убийства произошло.
- Сволочи! - вскипела Джульетта. - Я сейчас позвоню Герману, и он сделает все, чтобы наказать этих мерзавцев.
Однако Зина посмотрела на подругу так, словно увидела инопланетянку. И потому сказала:
- Конечно, зло всегда конкретно: можно наказать этого дежурного отделения милиции. Но дело не в нем: он только отражает неблагополучие системы. В стране никому ни до чего нет дела: все заняты решением личных проблем. Думаешь, нельзя справиться с тем валом преступности, который накатил на тихую прежде Россию?
Буланова с интересом смотрела на подругу. Ее, видимо, заинтересовал профессиональный подход Зины к такой важной теме. Она, возможно, уже обдумывала сюжет своей новой статьи в газете. И потому она спросила:
- Ну, и как же это сделать?
- Очень просто: захотеть.
Джульетта рассмеялась. Но тут же прикусила язык: у подруги все-таки случилось горе, а она смеется. Но Зину такая реакция Джульетты только настроила на воинственный лад:
- Да, смейся, пожалуйста! Вместе с твоим Германом и его Хозяином. Который ни хрена не хочет делать, обладая, по существу, безграничной властью. Ему все надо перед Западом выгородиться: чтобы там, в закормленных благополучных странах, не имеющих ни малейшего понятия о специфике России, не подумали, что мы от них отстаем в области защиты прав человека!
Зина сделала глубокий вдох, чтобы немного передохнуть, и продолжила с еще большей горячностью:
- Надо ж додуматься до такой глупости, чтобы отменять смертную казнь в нашей стране. Чтобы сохранять жизнь всяким Чикатилло и прочим чудовищам, ничего общего не имеющим с человеком!
- Постой, постой, - попыталась вставить свою фразу в гневную филиппику подруги, Джульетта: - Но ведь твой любимый Сталин после войны тоже отменил смертную казнь!
Зина аж зашлась от возмущения:
- Нашла, что сравнивать! При Сталине подонки и пикнуть не смели. Он не побоялся даже воров в законе: собрал их по всей стране и расстрелял. И все - проблема преступности была решена раз и навсегда. Как социализм, построенный в отдельно взятой стране. А что творится сейчас? Заказные убийства, бандитизм, горы оружия по стране в руках у психов и крутых. И при этом на каждого бандита и вора по десять человек из различных правоохранительных органов. Милиция, ФСБ, прокуратура, внутренние войска, ОМОны, СОБры, всех даже не перечислишь. А на улицу выйти опасно. А в квартиры граждан врываются люди в масках и делают с тобой что хотят. И это все для того, чтобы один человек, пусть даже и Президент страны, мог хвастать в своей семье имиджем правозащитника и сторонника западных реформ?! Да кому эти реформы на хрен нужны!
Зина настолько увлеклась, что раскраснелась, следы от недавних слез исчезли. Создавалось такое ощущение, что дай ей сейчас оружие, и она самолично пойдет расстреливать всех, кто сидит в Кремле. Буланова ее так и спросила:
- Я вижу, что ты, как Жанна Д' Арк, готова пойти на баррикады?
- И не только! Русский народ чрезвычайно терпелив. Но не дай Бог  довести его до крайности: бунты в нашей стране всегда были кровавы и беспощадны! Вспомни  Пугачева, Разина и других.
Буланова со страхом посмотрела на подругу, повернулась к иконке, что висела у нее в углу кухни, и незаметно для Зины перекрестилась. Затем подошла к подруге, обняла ее и стала ласково гладить по плечам.
- Успокойся, Зинок, найдем твою шапку. А нет - так Герман новую купит. У него денег много.
Зина немного размякла от такой ласки и нежных слов. Но, всхлипнув, она тихо прошептала:
- Ничего ты, Джуля, не поняла. Вот потому и сидим мы в глубоком дерьме.

Очередное пленарное заседание депутатов Государственной Думы с утра не предвещало ничего неожиданного. На балконах дремали представители прессы и приглашенные. Спикер Думы монотонно вел заседание, как вдруг слова попросил руководитель сравнительно небольшой фракции депутатов «Российский Союз».
- У вас выступление по процедуре, Андрей Леонидович? - поинтересовался председательствующий.
- Да, по процедуре, - ответил депутат.
- Хорошо. Только, пожалуйста, соблюдайте регламент.
Руководитель фракции вышел на трибуну, положил перед собой какие-то документы и начал выступление.
- Уважаемые депутаты! Подняться сейчас на эту высокую трибуну меня вынудили чрезвычайные обстоятельства.
Спикер явно насторожился, услышав эти слова, а зал притих, готовясь к очередному скандалу. И он грянул.
- Мы, депутаты фракции «Российский Союз», неоднократно заявляли, что нынешний правящий режим и лично Президент страны ведут нашу могучую в прошлом державу к развалу и полному уничтожению...
- Андрей Леонидович, - вмешался спикер, - вы просили слова по процедуре заседания, а выступаете с политическим заявлением.
Однако депутаты в зале дружно зашумели: дать ему слово! Дать!
- Ну, хорошо, - был вынужден согласиться с их мнением спикер. - Только прошу вас не переходить на личности и не оскорблять Президента.
- Я благодарю депутатов за поддержку, - продолжил свое выступление руководитель фракции, - присутствующих здесь представителей средств массовой информации прошу максимально полно осветить мое заявление, ибо оно чрезвычайно важно для судьбы страны.
Андрей Леонидович откашлялся, выпил глоток воды из стоящего на трибуне стакана и хорошо поставленным голосом продолжил:
- И теперь такие заявления нашей фракции получили конкретное подтверждение. У меня находятся документы, - депутат поднял внушительных объемов папку и потряс ею в воздухе, - подтверждающие, что Президент, его семья и ближнее окружение занимаются не заботой о судьбе многострадальной страны и ее народа, а решением своих личных, корыстных вопросов.
В зале поднялся шум. Депутаты оживленно переговаривались, раздавались выкрики «позор» и «провокация».
- Товарищи! Господа! Уважаемые депутаты! - силился восстановить порядок в зале спикер. - Я прошу вас соблюдать тишину.
Затем он обратился к руководителю фракции «Российский Союз»:
- Андрей Леонидович! Вы прекрасно знаете, что с такими серьезными обвинениями в адрес главы государства голословно выступать  нельзя. У вас действительно есть подлинники  таких  документов?  Вы  можете предъявить их Генеральной прокуратуре?
- Я давно уже не мальчик, и не позволил бы себе такое заявление, не имея надежных доказательств. Повторяю: президентское окружение подготовило настоящую аферу веку, способную обогатить десятки высокопоставленных чиновников. Суть ее в том, чтобы получить право на долги бывшего Союза, которые исчисляются десятками миллиардов долларов. Создается некая компания, которая монополизирует право собирать эти долги.
Государству возвращаются жалкие крохи, а остальная гигантская сумма, составляющая несколько годовых бюджетов страны, остается у них в карманах.
- А при чем здесь Президент? - раздался вопрос из зала.
- При нем, вернее при ней, этой компании. Он дает разрешение на создание такой структуры под благовидным  предлогом хоть что-то вернуть государству, а его окружение реализует эту аферу века. Здесь, - Андрей Леонидович вновь поднял папку и потряс ею в воздухе, - есть наглядные доказательства, как некий господин Кейман, близкий к дочери Президента человек, будет реализовывать это мошенничество.
В зале вновь поднялся шум. Некоторые депутаты вскакивали со своих мест, что-то кричали и размахивали руками. Операторы ведущих телекомпаний старались заснять все происходящее и не упустить ни одной пикантной детали. А спикер пытался восстановить порядок в зале.
Наконец, ему это удалось, и он, несколько беспомощно, стал вопрошать депутатов:
- Так что будем делать?
- Я предлагаю немедленно вызвать в Думу Генерального прокурора, - ответил Андрей Леонидович. - И вручить ему под роспись эти документы, чтобы срочно провести расследование.
Он немного переждал, пока утихнет шум в зале, и добавил:
- Я прошу депутатов дождаться Генерального прокурора и засвидетельствовать передачу этих важных доказательств. Потому что я, совершенно справедливо, опасаюсь за свою жизнь, пока документы находятся у меня.
- Ну, это уж слишком, - поморщился спикер. - Вы фантазируете, Андрей Леонидович.
- Фантазирую?! - вскричал обиженный депутат. - Вам нужны конкретные примеры? А недавнее покушение на убийство управляющего делами Президента Сабирова? Если уж на него замахнулись, то убрать нежелательного свидетеля-депутата для такой мафии - пара пустяков.
В зале вновь поднялся шум. Теперь уже депутатов было не остановить. Впрочем, спикер и не пытался этого сделать. Он лишь, перекрикивая депутатов, сообщил в микрофон, что за Генеральным прокурором уже послали, и устало махнул рукой, объявив перерыв.
А страсти в зале между тем продолжали бушевать.

На этот раз Треногов пригласил друзей на свою подмосковную дачу. Чуть поодаль от Боровского шоссе, в  живописном сосновом бору за трехметровым бетонным забором с видеосигнализацией высился огромный дворец. В его сорока двух комнатах путался даже сам хозяин, не говоря уже о гостях. Но сегодня им было не до осмотра достопримечательностей богатой виллы. Заговорщики собрались, чтобы обсудить план дальнейших действий.
- Друзья! - несколько торжественно провозгласил хозяин дачи. - Я думаю, что пора приступать к решительным действиям и сместить человека, который привел страну в тупик.
- Вы считаете, что плод созрел? - осторожно спросил Якубов.
- Перезрел! - Считайте сами. Первое: власть Александра Владимировича привела страну к полному обнищанию и зависимости от Запада, и в первую очередь - от Соединенных  Штатов Америки. Второе. Делается все, чтобы лишить великую державу последнего: ее ядерного оружия, которое пока еще сдерживает Запад и заставляет хоть немного, но считаться с интересами России. Ну и третье: Президент настолько болен и неработоспособен, что не может даже физически исполнять свои обязанности.
- То есть, - добавил Сабиров, - говоря словами автора октябрьского переворота в нашей стране Владимира Ильича Ленина, «верхи не могут, а низы не хотят». Налицо революционная ситуация.
 - Но ведь Президента поддерживает Конституция, - включился в спор Альберт Васильевич. - Она написана полностью под Владимира Александровича и защищает его власть со всех сторон. Нас обвинят в ее нарушении!
- Это в вас говорит первый помощник Президента! - рассмеялся Треногов. - А я, глава правительства Москвы, уверен, - что ни народ, ни оппозиция, ни даже тот же Запад уже не поддержат Владимира Александровича. Да и сам он, насколько мне не изменяет память, пришел к власти, нагло спихнув с трона другого Президента.
Все дружно рассмеялись. Хозяин дачи угощал сегодня прекрасным немецким пивом, к которому подали ярко-красных речных раков, и гости то и дело отвлекались на это очень приятное и нужное занятие.
- А что вы предлагаете делать? - поинтересовался депутат Государственной Думы, дожевывая очередного рака.
- То, что вы так мужественно сделали вчера: информационную войну Президенту и его окружению. Ваше выступление в Думе стало мировой сенсацией: его опубликовали или прокомментировали почти все средства массовой информации. Александр Владимирович пока молчит, но это, думаю, от полной растерянности и неожиданности.
- А как начнет действовать, - мрачно сообщил Альберт Васильевич, - от нас всех перья полетят. И от меня в первую очередь.
- Ну ты же у нас Первый! - рассмеялся депутат. - Вот и вылетишь первым!
- Тебе хорошо, - неожиданно обозлился Альберт Васильевич. - Ты защищен депутатским иммунитетом, а я чем?
- Не ругайтесь! - вступил в разговор Сабиров. - Иммунитет в этом деле не спасет. И мой пример -  тому наглядное подтверждение. В меня уже стреляли, внезапно увозили на допрос в прокуратуру и так далее.
- Я дам вам всем дополнительную охрану, - пообещал Треногов. - Мои люди не дадут вас в обиду.
- Киллер везде найдет, - не сдавался Герман. - Меня достал у дома любовницы. Откуда они знали, что я к ней поеду? То-то! Один Кейман с его конторой по прослушиванию всех наших разговоров чего стоит. А сколько таких Кейманов вьется вокруг Нинки?
- Кеймана мы нейтрализуем, - пообещал Треногов. - Я уже дал указание московской прокуратуре начать обыски в его фирмах.
- Да Нинка тут же побежит к папе, и тот запретит любые поползновения в его сторону!
- Альберт Васильевич,- укоризненно произнес в его сторону Треногов, - не преувеличивайте значение дочери Президента. У него тоже мозги есть, и иногда он ими шевелит весьма интенсивно. Если запахнет жареным, если мы найдем подслушивающую аппаратуру и записи разговоров должностных лиц, если об этом сообщим прессе, то и Владимир Александрович побоится ввязываться в скандал. Тем более что ему еще надо от этого скандала отмыться. Так, Андрей Леонидович?
- Именно! - подтвердил депутат Госдумы. - Я уж постараюсь раздуть новый! Тем более что теперь, стоит мне подняться на трибуну, все средства массовой информации слетаются в надежде на сенсацию. За меня будьте спокойны - не подведу, любое сообщение озвучу.
- Итак, решено, - подвел черту под разговором хозяин виллы. - Завтра же  начинаем новое наступление на семью Президента и его окружение. В десять утра все офисы Кеймана в Москве будут арестованы и в них проведены обыски. Будьте, пожалуйста, все на местах: о всех находках сообщу немедленно.
Гости вздохнули, словно с их плеч спустился тяжелый груз, и начали радостно поглощать прекрасное немецкое пиво.

На воре, как известно, шапка горит. Кейман прекрасно знал эту русскую пословицу, и потому чувствовал, как вокруг него сгущаются тучи. Вчерашние лизоблюды-коллеги вдруг куда-то исчезли. Никто не осаждал роскошную приемную его офиса в центре Москвы. А на его настойчивые вопросы влиятельные лица стали отвечать уклончиво и осторожно.
Но главная беда обрушилась совсем не с той стороны, откуда ее можно было ждать. Утром, не успел он подъехать к офису, как люди в масках и с автоматами наверевес окружили его машину. Не очень-то вежливо и не представляясь, вооруженные люди заставили его подняться в кабинет. А там его уже ждали следователи прокуратуры. Они стали задавать такие вопросы, на которые он предпочел бы не отвечать. Но отвечать пришлось.
- Кто вам разрешил проводить у меня обыск? - начал было запальчиво вопрошать владелец фирмы. - Я буду жаловаться в высокие инстанции!
- Хоть самому Господу Богу! - невозмутимо ответил следователь. - Вот санкция на обыск. И, пожалуйста, без эмоций: вопросы здесь буду задавать я!
Кейман резко повернулся от следователя, который вальяжно развалился на его любимом мягком кресле, и бросился к телефону правительственной связи.
Но следователь оказался резвее: он молниеносно вскочил с кресла и прижал ладонью телефонную трубку:
- Не горячитесь: этого делать вам не следует. Сядьте - пока в кресло - и отвечайте на наши вопросы.
Кейман, видя, что сопротивляться бесполезно, с тяжелым вздохом опустился в другое, менее мягкое и предназначенное для посетителей кресло.
- Итак, в ходе обыска в вашей фирме обнаружена импортная прослушивающая аппаратура. У вас есть лицензия правоохранительных органов на ее использование?
- Какая лицензия? О чем, о чем вы говорите? - от волнения Кейман даже начал заикаться и повторять отдельные слова.
- Понятно. Так и запишем в протоколе: занимался незаконной, противоправной деятельностью, ведя прослушивание чужих разговоров.
- Это еще надо доказать! - запальчиво произнес Кейман. - Я лично никого не подслушивал!
- Докажем, не волнуйтесь. Если ваши сотрудники захотят вместо вас сидеть в переполненной тюремной камере - то это их проблемы. Но мой большой опыт следовательской работы подсказывает, что, даже за большие деньги, люди не хотят сидеть за других в тюрьме.
От этой мрачной перспективы Кейман заерзал в кресле, не зная что предпринять. Он опять украдкой посмотрел на заветную «вертушку»: всего один звонок куда надо помог бы сейчас ему решить все проблемы! Но...
- Вот именно! - подтвердил следователь. - И не пытайтесь. Сначала мы дадим делу законный ход, а потом можете звонить куда угодно.
- Это нарушение прав человека. Я требую пригласить моего адвоката!
Следователя будто пчела  в лицо ужалила. Он даже подскочил в кресле и, пожалуй, впервые изменил своей бесстрастности разговора.
- Ах, вам нужны права человека?! А подслушивать главу правительства Москвы - это не нарушение всех прав человека, которые только можно придумать?! Вы что, считаете, что вам все позволено?
- Это не доказано! Это - клевета, клевета!
В это время в кабинет вошел один из бойцов спецотряда.
- Товарищ следователь! В бронированном сейфе, укрытом в подвальном помещении, мы обнаружили эти коробки с кассетами. Посмотрите сейчас или сначала составить опись?
- Ну-ка, дайте я взгляну.
Следователь взял несколько кассет и стал их внимательно рассматривать. Затем радостно воскликнул:
- А вот и доказательства! Так. На этой написано четко и понятно: Треногов. Может, в Москве есть еще много людей с такими фамилиями, но бьюсь об заклад, что господина Кеймана интересовал только один, совершенно конкретный госслужащий с такой фамилией.
И он отложил кассету в сторону.
- А эта о ком? Якубов? Директор Федеральной службы безопасности?! Вот это сюрприз! Большую смелость вы на себя взяли, господин Кейман!
- Якубов, к вашему сведению, бывший директор ФСБ, - поправил его хозяин фирмы, но вдруг прикусил язык.
- Во-во, - еще больше обрадовался следователь. - Значит, вы признаете, что вели подслушивание разговоров, пусть и бывшего, но директора ФСБ? Так и запишем в протоколе при свидетелях.
- Ничего я не признаю, не признаю. И, вообще, не ловите меня на слове. Я делаю официальное заявление: ни на один вопрос отвечать не буду, пока не пригласят моего адваката!
- Будет вам и адвокат, и кофе, и какао с чаем, все будет. А пока продолжим изучение вашей личной фонотеки: уж очень интересные имена на них написаны!
И следователь вынул из коробки следующую кассету.
- Странно: никаких опознавательных знаков: чистая, что ли? - он еще раз повертел кассету в руке и хотел было положить ее обратно в коробку, как вдруг заметил  сбоку сделанную крошечными буквами надпись: «Нина».
- О! Уже и женщины появились! Интересно:  это ваша возлюбленная, что ли? Которой вы не доверяете?
Кейман отвернулся к окну и хранил упорное молчание.
- Мы, конечно, тоже люди, в личные любовные истории не лезем, но сейчас, извините, я при должности: все проверить обязан.
И следователь повернулся к помощнику, ведущему протокол:
- А ну, магнитофон сюда, живо!
- Да вон стереосистема в углу стоит, - показал помощник на навороченный японский магнитофон. - На нем и прослушаем.
- Верно. Господин Кейман, конечно, нам в этом не поможет?
Кейман вдруг встрепенулся и рванул, точно раненая птица, к следователю:
- Я прошу вас, отдайте мне эту кассету! Вы абсолютно правы, абсолютно: это одна из моих девочек. Ну, сами понимаете: вы еще молодой, тоже, наверное, увлекались. Это к делу совершенно, совершенно не относится!
На лице следователя появилось сомнение, и Кейман незамедлил таким обстоятельством воспользоваться. Не обращая внимания, что они не одни, что в кабинете находятся, кроме них, еще два человека, он вдруг кинулся к ящику стола, молниеносно вынул оттуда две увесистые пачки долларов и протянул их следователю:
- Возьмите! Здесь несколько тысяч баксов! Это ваша годовая зарплата, а я дам еще!
Следователь взял протянутые ему доллары и с размаху швырнул ими в лицо Кеймана:
- Покупать меня вздумал, гад?  Думаешь, что в России все продаются? Еще не всех купил?
И повернулся к бойцу спецотряда:
- Воробьев! Будешь свидетелем предложения взятки в  особо крупных размерах должностному лицу. Оформляйте протокол. А ты ставь кассету: послушаем, что, по мнению господина Кеймана, стоит несколько тысяч долларов.
Прошло несколько минут, пока помощник возился с незнакомым ему магнитофоном. Наконец, он нажал кнопку «плэй», и из четырех динамиков, расположенных в разных углах кабинета, послышались четкие и ясно различимые голоса:
«- Папка! Как ты? Без меня тебя и отравить могут!
- Ну что ты, дочка: это исключено».
- Вот это да! - воскликнул следователь. - Да это же говорит наш Президент! Или я уже ничего не соображаю?
- Так точно, товарищ следователь! - подтвердил боец: - И я узнал голос Президента: его ни  с кем не спутаешь!
« - Ты здесь лежишь в изоляции и ничего не знаешь! А между прочим, Якубов замыслил смешать нашу семью с грязью!», - продолжал, между тем, звучать из динамиков голос.
- Воробьев! - приказал следователь. — Немедленно выключи: это государственная, секретная информация. Ну и Нина! Ну и любовница господина Кеймана! Да за такую запись двумя тысячами «зеленых» не откупишься, тут лет на десять тюрьмы потянет. Заканчивайте протокол, делайте опись кассет. А этого фрукта, - следователь кивнул на скорчившуюся в кресле жалкую фигурку Кеймана, - в следственный изолятор. И никаких средств связи с внешним миром: головою мне за него отвечаете.

Ценой невероятных лишений народа, мобилизации на борьбу с фашисткой Германией всех ресурсов и сил страны, героическому сопротивлению Красной Армии немецким захватчикам Сталину удалось переломить ход второй мировой войны в свою пользу. В начале 1944 года уже стало ясно, что ее исход предрешен. Но война еще велась на территории Советского Союза, да и враг был силен и мощен.
В это время Ставка Верховного Главнокомандующего разработала самую мощную операцию не только этой войны, но, пожалуй, и всей человеческой истории - Белорусскую наступательную. Авторами ее, наряду со Сталиным, были два его заместителя - Жуков и Василевский.
Когда проведение операции было обдумано до мелочей, Сталин начал вызывать по одному в Кремль командующих фронтами и ставить им задачи. Наступила пора генерала армии К. К. Рокоссовского.
 - Костантин Константинович, - начал Сталин, как только генерал вошел в кабинет, - вашему фронту отводится особая роль в предстоящей операции.
Верховный Главнокомандующий подошел к большой карте, висящей на стене, и начал указкой показывать Рокоссовскому план действий. Закончив пояснять, он деловито спросил:
- Вам все понятно, товарищ генерал?
- Нет, не все, - неожиданно возразил командующий Белорусским фронтом. - У меня есть другое, собственное решение. Оно очень необычное. Но, считаю, лучше предложенного вами.
Присутствующие в кабинете Жуков и Василевский замерли. Сталин нахмурил брови. Он и два его заместителя, три маршала, выигравшие у немцев уже не одну наступательную операцию, сумевшие остановить мощнейшую в мире армию и заставить ее отступать, все обдумали, взесили, тщательно спланировали. А тут какой-то генерал отказывается выполнять приказ Верховного Главнокомандующего!
Однако Сталин не спешит вновь приказывать. Он решает, что строптивому генералу надо дать время.
- Хорошо, Константин Константинович, - неторопливо заметил Сталин. - Идите в другую комнату и подумайте над своим поведением.
Генерал Рокоссовский выходит. Ему есть над чем подумать. Он знает, как страшно возражать Сталину. Тем более не одному, в присутствии его заместителей и советников. Он уже прошел через допросы в НКВД, сидел в камере смертников. Не хотелось бы повторить это снова.
Через некоторое время Сталин приглашает генерала вновь в свой кабинет.
- Ну что, подумали?
- Подумал, товарищ Сталин.
- Будете выполнять приказ?
- Нет, товарищ Сталин, такой приказ я выполнять не буду. Снимайте меня с должности командующего, срывайте погоны, отправьте рядовым в штрафной батальон.
Сталин с интересом посмотрел на Рокоссовского. У него не было  времени уговаривать генерала, в приемной ждали военные, приглашенные для получения заданий по реализации разработанной операции. Действия командующего фронтом явно не одобряют его заместители Жуков и Василевский. Но он не спешит применять строгие меры.
- Даю вам, товарищ Рокоссовский, еще время подумать. Идите.
Генерал вновь выходит в приемную. На него с интересом смотрят находящиеся там генералы, полковники, командующие фронтами. Они не могут понять, почему Рокоссовский то и дело выходит из кабинета Сталина, ничего не делает и возвращается в него вновь.
А Константину Константиновичу действительно есть о чем задуматься. Он не погрешит против своей чести и совести, если согласится выполнить приказ Верховного Главнокомандующего. Исход войны уже предрешен, речь идет только о сроках и цене победы. В конце концов, можно будет после смерти Сталина написать в мемуарах, как тот ошибался, а у него было в данной ситуации другое, блестящее решение, но глупый диктатор его не понял и не оценил.
Долго думал Рокоссовский. Да и Сталин на этот раз не спешил вызывать его вновь. Наконец, через полчаса, генерала пригласили войти.
- Ну что? - хитро прищурился Сталин. - Будешь выполнять приказ Верховного Главнокомандующего?
-  Нет. Не буду.
Жуков напряженно подался за столом вперед, ожидая вспышки сталинского гнева. Василевский скептически усмехнулся, видимо, предполагая, что теперь Рокоссовскому долго не придется ничем и никем командовать.
Но Сталин принимает неожиданное решение:
- Хорошо, Константин Константинович, действуйте.
Жуков вскочил из-за стола, пытаясь возразить, что план Белорусской наступательной операции согласован почти со всеми командующими фронтами. Но Иосиф Виссарионович не дал ему высказаться:
- Я чувствую, что в плане, предложенном товарищем Рокоссовским, есть больше вероятности победы. Товарищ Жуков, разработайте детальную операцию по схеме, предложенной командующим Белорусским фронтом.
Действия Рокоссовского в Белорусской наступательной операции оказались блестящи. Вот как оценил это немецкий генерал-лейтенант Зигфрид Вестфаль: «В течение лета и осени 1944 года немецкую армию постигло величайшее в ее истории поражение, превзошедшее даже сталинград. 22 июня русские перешли в наступление на фронте группы армий «Центр». Эта группировка армий была уничтожена».
Ему вторит генерал-полковник Гудериан: «В первый день 25 немецких дивизий попросту исчезли».

На этот раз премьер-министр не стал ожидать аудиенции у главы государства. Он примчался в загородную резиденцию Президента и потребовал доложить, чтобы его немедленно приняли.
Александр Владимирович только поднялся с постели, еще не завтракал и потому пребывал в плохом настроении. Но не принять Громова не посмел. Хотя и вышел к нему в гостиную в домашнем халате и штанах с начесом, чтобы подчеркнуть, что нельзя его так рано беспокоить.
Но премьер-министр на этот раз не стал рассыпаться в извинениях. Наоборот, он выглядел непривычно агрессивным и разъяренным. После быстрого рукопожатия он достал из  «дипломата»  несколько  аудиокассет и положил их на стол.
- Что это? - недоуменно произнес Александр Владимирович, кивнув в сторону кассет. - Я сегодня подарки не принимаю.
- А это не вам подарки. Это для меня сюрприз приготовили.
- Выражайтесь яснее, раздраженно бросил Президент. - Я из-за вашего внезапного визита даже позавтракать не успел. С вами так и язву заработать можно.
Но Громов не обратил никакого внимания на ворчание Президента. И даже перешел в наступление:
- В общем, так, Александр Владимирович: или я, или он!
Президент от удивления даже рот раскрыл:
- Да о ком вы говорите? Что за ребусы с утра мне предлагают решать!
Громов, видимо, понял, что надо сначала все объяснить. И начал рассказывать уже более спокойно:
- Это, - он кивнул на лежащие на столе кассеты, - аудиозапись моих телефонных разговоров. Провел эту несанкционированную прокурором операцию небезызвестный вам господин Кейман.
- Кто такой Кейман? Не знаю я никаких Кейманов.
Премьер-министр был вынужден дать пояснения.
- Возможно, к вам его приводила дочь.
- А, - вспомнил Александр Владимирович. - Да, Нина знакомила меня с одним субъектом. Маленький, полный и противный.
Громов даже улыбнулся, настолько понравилась ему характеристика, данная Кейману.
- Он самый. Так вот, Александр Владимирович: я считаю недопустимым, чтобы частное лицо прослушивало разговоры главы правительства!
- Конечно, недопустимо, - согласился Президент. - А что делать-то?
От удивления премьер-министр даже некоторое время не знал, что ответить. Наконец, он запальчиво воскликнул:
- Да сажать таких надо!
Александр Владимирович крякнул и почесал рукой в затылке:
- Попробуй посади: а у него этого компромата несколько коробок припасено. И в любой момент он их запросто в средства массовой информации сбросит.
Настала пора вновь удивляться гостю. О чем он незамедлительно и сообщил хозяину дома:
- А чего вы боитесь? Пусть публикует: за клевету еще несколько лет дополнительно получит.
Но Александр Владимирович не стал разубеждать своего премьер-министра. Видимо, у них были разные понятия, чего стоит бояться и кто в чем замешан.

В здании Генеральной прокуратуры на Большой Дмитровской Сабиров уже один раз побывал. Правда, тогда его вызвали в качестве свидетеля по делу подчиненного. И задержали на двое суток. Поэтому теперь, когда ему позвонил сам Генеральный прокурор и вежливо, но настойчиво попросил приехать к нему в кабинет, Герман Антонович насторожился. И даже попытался прозондировать причину.
Однако Генеральный прокурор ответил коротко: «Разговор есть»,- и положил трубку.
Вопреки тревожному предчувствию, управляющего делами Президента встретили в здании прокуратуры вежливо и предупредительно. Его тотчас проводили в кабинет Генерального прокурора.
- Здравствуйте, здравствуйте, Герман Антонович, - почти радостно приветствовал его хозяин кабинета.
- Добрый день, Михаил Иванович, - поздоровался Сабиров и внимательно осмотрелся. Он был в этом легендарном кабинете первый раз и словно примеривался к нему и своим ощущениям.
Генеральный прокурор заметил такой интерес и тотчас отреагировал:
- Ищете тень старого? Да, в этом кабинете находился в свое время и Вышинский - верный пес диктатора Сталина. И даже отделка ореховым деревом сохранилась. Но и только. Теперь здесь все дела решаются в строгом соответствии с законом. Он - главное мерило всего, что происходит в стране.
- Стоит ли лукавить? - не выдержал Сабиров. - Вы прекрасно знаете, что в нашей стране всегда правили не законы, а люди. Давайте лучше ближе к делу: зачем вызывали?
Михаил Иванович вздохнул, точно его принудили к исполнению неприятной обязанности, и все же предложил:
- Чаю, кофе, прохладительных напитков желаете? Весна на дворе - меня, например, сейчас просто замучила жажда.
Он подошел к окну и распахнул одну из створок. В кабинет сразу ворвался шум недалекой улицы, скрежет шин многочисленных автомашин и даже голоса птиц.
- Видите, центр Москвы, а птицы вовсю заливаются. Это к добру.
- Да, - согласился Сабиров. - Только птицы и поют бесплатно, так что пить я у вас ничего не буду.
- Как хотите, - сухо ответил Генеральный прокурор. - Тогда действительно перейдем к делу. Мне бы хотелось уточнить, сколько денег было выделено управлению делами на ремонт кремлевских апартаментов.
- Вы имеете в виду средства, выделенные на реставрацию здания бывшего Сената, памятника архитектуры федерального значения?
- Вот именно. Здания, где размещены кабинеты и другие помещения Президента.
- Но, во-первых, это служебная тайна. А во-вторых, такую справку вы могли бы взять в управлении делами и без вызова меня сюда. Вы сами прекрасно понимаете, что я не могу помнить всех цифр.
Генеральный прокурор понимающе кивнул головой, но вслух произнес совсем не то, что ожидал Сабиров.
- А в-третьих, сэкономленные на реставрации огромные средства аккуратно покидали Россию и оседали на счетах заграничного банка.
Наступила немая сцена. Михаил Иванович молчал, потому что ожидал ответа. А Герман Антонович - потому что лихорадочно соображал, что еще известно Генеральному прокурору.
Наконец он прервал затянувшееся молчание.
- Вы, конечно, понимаете, что без ведома Самого я не предпринимаю никаких действий? В том числе, и по части, как вы выразились, сэкономленных средств.
Хозяин кабинета кивнул головой.
- И потому, - уже более уверенно продолжил управляющий делами, - если какие средства и были куда переведены, то не по моей воле.
Михаил Иванович кивнул и на этот раз. И опять обманул ожидания Сабирова:
- Но суду вы это объяснять не станете, не так ли? И потому в данном конкретном случае виноватым в нарушении расходования государственных денег будете только вы.
Сабиров понял, что попал в ловушку, ему ничего не осталось, как раскрыть карты:
- Чего вы от меня хотите?
- Я лично?! - удивился Генеральный прокурор. - Абсолютно ничего! Вы знаете, как прекрасно я к вам отношусь! Кстати, привет вашей дражайшей супруге - как ее здоровье?
- Спасибо, не жалуется, - сказал Сабиров, а сам подумал:
«Хорошо, хоть Джульетту не упомянул: наверняка старый лис и о ней знает!»
- Но вы понимаете и другое, - продолжил Михаил Иванович,- что я нахожусь на государевой службе. И неволен в своих желаниях и поступках. Вам же меня попросили передать: если вы и дальше будете продолжать приватные, скажем так, встречи с известным политиком и уважаемым человеком в столице, то этот материал будет запущен в уголовное производство.
Хозяин кабинета выдержал паузу и уточнил:
- Вы поняли, кого я имею в виду? Ну, большого любителя футбола, скажем так.
- Понял, конечно, - громко сказал Сабиров. - Значит, встречаться с Треноговым вы мне не советуете?
Михаил Иванович испуганно заозирался вокруг и всплеснул руками:
- Да тише вы! Я же не называл вам никаких фамилий. А выводы делайте сами.
Сабиров понял, что не стоит беспокоить служителя закона, и потому поспешил согласиться:
- Конечно, Михаил Иванович, конечно. Я сделаю выводы.
- Ну, вот, - обрадованно поспешил закончить беседу Генеральный прокурор. - Я знал, что вы - человек понятливый и разумный. И закончим с этим.
Он встал из-за стола, за которым секундой раньше восседал грозно и назидательно. Поспешил к журнальному столику, на котором стояла бутылка «Фанты», с жадностью осушил целый стакан желтоватой жидкости. Затем, чтобы сгладить неловкость от законченного, неприятного ему разговора, начал быстро и чересчур возбужденно рассказывать:
- Лично у меня к вам всегда было хорошее отношение: мы ведь с вами из одного круга! Я вспоминаю анекдот про солдата, который спас царя Николая от смерти во время покушения. Благодарный самодержец решил его отблагодарить. Спрашивает: говори желания, все исполню. Ну, тот растерялся, просит родителей повидать в деревне. Царь смеется: ты что-нибудь посущественней пожелай. Солдат Долбоносов осмелел: хочу жениться на дочке нашего майора: люблю ее больше жизни! Тут же к царю вызывают майора и передают ему приказ царя. Тот государю в ноги: не позорь, не родни с простым солдатом.
Михаил Иванович сделал небольшой перерыв, чтобы утолить жажду, и осушил еще один стакан газировки. Сабиров без всякого интереса слушал рассказ Генерального прокурора, не понимая, куда тот клонит.
- Царь и говорит: майор Иванов, генерал Долбоносов просит руки твоей дочери. Тот снова: не позорь, государь, я - дворянин, мы с ним из разных кругов общества. Майор Иванов, мой лучший друг генерал Долбоносов просит руки твоей дочери.
Михаил Иванович сделал паузу, чтобы придать больше пафоса заключительному аккорду, и продолжил:
- И тут солдат Долбоносов вдруг восклицает: - Коля, да брось ты торговаться: что мы с тобой бабу, что ли, не найдем? Каково, а?
Вопреки его ожиданию, Сабиров никак не отреагировал на этот анекдот. Он встал с кресла и, не протягивая руки товарищу из своего круга, коротко сказал:
- До свидания.
И вышел из кабинета.
А Михаил Иванович еще долго смотрел ему вслед, пока, наконец, не  произнес вслух:
- Долбоносов. Типичный солдат Долбоносов, не знающий чувства меры и благодарности.

Весна в этом году наступила раньше обычного и застала Буланову врасплох. На улицах Москвы почти не осталось льда и снега, в каждом самом крошечном парке и дворовой площадке вовсю распевали птицы, а ветки деревьев неожиданно приобрели зеленоватый и красноватый оттенки, показывая, что скоро пора появиться и первым листочкам.
За своими повседневными хлопотами, бесконечными тревогами за судьбу многострадального Германа, выполнением очередных политических заказов на статьи она не успела обновить свой гардероб и сейчас с ужасом заметила, как безнадежно отстала от последней моды..
Денег на то, чтобы модно и со вкусом одеться, у нее было достаточно. Конечно, не от своих гонораров и зарплаты в газете, которых в этом, одном из самых дорогих городов мира ей хватало лишь на каждодневные расходы. Щедрый любовник не ограничивал свою возлюбленную в средствах. Но не было главного - времени. И вот теперь, когда пахнуло долгожданным теплом, когда, казалось, весь город в один миг стал спешно менять зимний наряд на легкую летнюю одежду, она поняла, что дальше с этим архиважным делом тянуть нельзя.
Она позвонила Зине на работу, и та спешно прибыла к ней, чтобы вместе отправиться в поход по магазинам.
- Как думаешь, Зинок, куда нам сначала отправиться?
- Если у тебя есть «франклины», то, конечно, в бутик «Кензо» Петровского пассажа.
- Что-что у меня есть? - не поняла Джульетта. - Какие франклины?
- Да это доллары так называют! - довольная произведенным эффектом засмеялась Зина. - Надоели эти разные «баксы», «зеленые» и так далее. А Франклин - это американский  президент, портрет которого изображен на стодолларовой купюре. Поняла, темнота ты некультурная?
- Быстро же ты из провинциальной библиотекарши с двумя минимальными размерами оклада превратилась в столичную львицу! А уж про этот самый магазин я даже не слышала!
- Все надо делать через приличный шоппинг, - с деловым видом заметила явно польщенная Зина.
- Прошу в моем доме не выражаться! - весело рассмеялась Буланова.
Похоже, весна делала свое привычное дело: настроение у подруг было приподнятым, им хотелось немедленно куда-то отправиться, делать покупки, наряжаться, нравиться мужчинам. И потому, как только они допили свой кофе, сразу же поспешили на улицу.
До знаменитого Петровского пассажа, галереи магазинов которого стали самыми дорогими в столице, подруги пошли пешком, благо и погода была хорошая, солнечная, и добираться было недалеко.
Они миновали Центральный рынок, неторопливо прошли Цветным бульваром и, выйдя на Неглинную, свернули в проходные дворы.
Бутик «Кензо» встретил подруг с распростертыми объятиями. К ним сразу поспешили две приветливые продавщицы, которые именовали себя менеджерами, и стали наперебой предлагать новинки сезона.
Одна из них почему-то сразу обратила внимание на Буланову и смело предложила ей именно то, что считала наиболее подходящим:
- У нас как раз поступила коллекция одежды «Моя нежная подружка»: думаю, она идеально подходит для вас.
- Как вы угадали? - изобразила интерес Зина. - Это как раз для нее: мне она хорошая подружка, а своему любовнику - нежная.
- И что это такое? - смущаясь спросила Джульетта.
- О, - застрекотала менеджер бутика, - это просто шик! Открытый топ, широкая юбка и полупрозрачный хитон, который, впрочем, прикрывает как раз те места, которые демонстрировать необязательно.
- Да? - только и смогла заметить Буланова.
- Кроме того, на вас очень эффектно будут смотреться брюки-шаровары из шелка с высокой талией. А к ним можно подобрать блузку из органзы - тонкой полупрозрачной ткани - с длинными рукавами на широких манжетах и эффектным рядом крохотных пуговок на лифе. Примерьте, пожалуйста.
- И сколько это будет стоить? - все-таки поинтересовалась Буланова.
- О, сущие пустяки. Учитывая эксклюзивный характер данной коллекции, юбка обойдется всего за триста долларов, шаровары за двести пятьдесят...
- Зина, пойдем отсюда, - потянула за рукав Джульетта свою подругу.
Давно она не испытывала такого стыда. Всем своим нутром Буланова чувствовала, каким презрительным взглядом провожает их менеджер-продавщица эксклюзивного бутика. Но желания платить баснословные суммы за полупрозрачные брюки-шаровары она не хотела.
- Что же ты не сказала мне, что здесь такие бешеные цены! - упрекнула она подругу, как только оказалась за порогом злополучного магазина.
- Я думала, что ты будешь расплачиваться по пластиковой карточке Германа: у него денег все равно куры не клюют.
- Нечего считать деньги в чужом кармане, - разъярилась Буланова. - Да и я не желаю чувствовать себя приживалкой: я независимая женщина, которая сама зарабатывает себе на жизнь!
- Да разве это жизнь! - горестно вздохнула Зина. - На наши гроши в месяц даже одной блузки из этого шикарного бутика не купишь. Представляешь, какая мука для женщины видеть всю эту роскошь и не иметь возможности ничего купить!
- Представляю! - уныло согласилась Джульетта. - Я надеялась, что Треногов мне за ту статью «франклинов», как ты выражаешься, подкинет. Черта лысого! Стоило заказному материалу пройти в газете, как он и думать обо мне забыл!
- Ну так отомсти ему! - предложила подруга. - Напечатай что-нибудь против: сразу ты потребуешься. Тогда и счет можно будет предъявить.
- А что, это мысль! У меня есть кое-что, что может не понравиться этому жлобу, не собирающемуся платить по своим счетам. Тогда за работу? Глядишь, скоро мы сможем в таком бутике чем-нибудь себя порадовать!
И подруги, словно с ними и не произошло несколько минут назад досадного конфликта, весело зашагали домой.

Блестяще проведенная генералом Рокоссовским операция на Западном фронте показала всему миру, что поражение гитлеровской Германии в войне с Советским Союзом неизбежно. Но сообщения советских сводок о количестве захваченных пленных были настолько ошеломляющи, что западные союзники Сталина выразили сомнение в их достоверности.
Иосифу Виссарионовичу только что принесли обзор западной прессы с такими сомнениями. Он внимательно прочитал подготовленные переводы и задумался.
Пригласил к себе Молотова, которому доверял больше остальных и с которым всегда советовался с первым.
- Вячеслав Михайлович, - неторопливо, раскуривая трубку, произнес Сталин. - Генерал Рокоссовский обеспечил нашей армии блестящую победу в Белорусской операции. И, думаю, он заслуживает присуждения ему высокого звания «Маршал Советского Союза».
Министр иностранных дел озабоченно посмотрел на вождя. Он не понимал, почему Верховный Главнокомандующий советуется с ним по такому, казалось бы, сугубо военному вопросу. Но доверие диктатора всегда льстило ему, и потому он заметил:
- Думаю, что это самое грандиозное событие Великой Отечественной войны, даже более важное, чем высадка союзников в Нормандии. Считаю, что маршал Рокоссовский заслуживает и звания Героя Советского Союза.
- Правильно считаете, Вячеслав Михайлович, - согласился Сталин. - Я не дал ему Золотой Звезды ни за Смоленск, ни за Москву, ни даже за Сталинград, хотя следовало бы. Но гений Константина Константиновича в Белорусской операции - вопреки мнению товарища Сталина, Жукова и Василевского - заслуживает такой награды.
Сталин прошелся по кабинету, посмотрел в окно на Соборную площадь Кремля и вдруг неожиданно заметил:
- Но как нам убедить наших союзников в правдивости результатов этой гигантской победы? Они отказываются верить, что потери германских войск составляют почти миллион человек.
Он немного помолчал и, не дожидаясь ответа Молотова, добавил:
- Правильно, надо показать немецких пленных всему миру! Проведем их по улицам Москвы, пусть посмотрят на хваленую гитлеровскую армию.
 И тут же, подойдя к столу, начал отдавать распоряжения по телефону:
- Провести колонны германских солдат по Москве. И не отощавших, из лагерей, а свеженьких, с полей сражений. Во главе колонн - немецких генералов и целые полки офицеров. А замыкать шествие должны поливальные машины. Чтобы очистить улицы от грязи и вони подошв фашистских захватчиков. Что, нет бензина? Приказываю выделить его из неприкосновенного резерва Ставки. Как для боевой операции.
Молотов с восхищением глядел на Верховного режиссера, который в любой ситуации находил верный и эффективный способ показать миру свои достижения и победы.

Треногов был буквально взбешен: получить плюху с этой стороны он никак не ожидал.
Глава московского правительства со злостью швырнул на стол свежий номер газеты администрации Президента, где ему был посвящен целый «подвал».
«Да что это за продажная шлюха такая! - кипел в душе Треногов. Без всяких лишних уговоров согласилась выполнить мой заказ, а теперь с такой же легкостью поливает грязью меня! Ну и Герман: нашел же себе заразу!
Он повернулся к приставному столу, уставленному телефонными аппаратами, и решительно набрал номер Сабирова.
- На его счастье, управляющий делами Президента оказался на месте.
- Привет, - не слишком радостно буркнул Треногов. - Читал?
- Что?
- Как что? Статью, в которой твоя пассия меня грязью поливает!
- Не может быть!
- Может, да еще как: ее бы  энергию, да в мирных целях использовать.
Герман Антонович на другом конце провода на мгновенье задумался. Потом осторожно заметил:
- Насколько я знаю Джульетту Степанову, просто так она ничего не делает. Сознательно стать против тебя она тоже вряд ли посмеет. Значит, есть какая-то причина.
- Вот именно - причина. Надо встретиться и выяснить.
Я тоже так думаю. Тем более, что у меня есть новость. И к сожалению, только одна и плохая.
- Тогда разыскивай свою Пандору, и сам знаешь, куда ехать. Встретимся через час.

Не верьте слухам, пока их не начнут опровергать. Александр Владимирович давно понял эту простую истину. И, когда он прочитал в сегодняшнем номере газеты администрации Президента статью журналистки Булановой о Треногове, понял, что пора действовать.
Он вызвал к себе первого помощника, который давно изнывал от безделья у него в загородной резиденции.
- Альберт Васильевич, - начал он грозно, - почему меня не знакомят с прессой?
- Да вы же все время заняты...
- Нечего меня учить, чем и когда я занят! - еще более грозно оборвал Президент помощника.
Но тут вдруг сменил гнев на милость:
- А что представляет собой эта журналистка... как ее... сейчас посмотрю. Да, Буланова.
- Понятия не имею, - не моргнув глазом, солгал первый помощник. - Я же не могу лично знать всех журналистов Москвы.
- А следовало бы: она работает не где-нибудь, а в газете Президента.
Александр Владимирович еще раз развернул газету, посмотрел статью и удовлетворенно хмыкнул:
- Талантливая, видать, женщина: разделывает этого Треногова под орех. Столько чувствуется личной злости на него, что прямо дух от удовольствия захватывает! Вот как надо писать о тех, кто при живом Президенте на его место метит!
Альберт Васильевич предусмотрительно промолчал. А Президент сидел, устремив задумчивый взгляд в окно, за которым вовсю бушевала весна. Вдруг он встрепенулся и спросил:
- Но кто стоит за этой статьей? Кто заказал и оплатил?
- Мы ей ничего такого не заказывали, - испуганно пролепетал первый помощник.
- Да знаю я, - досадливо поморщился Александр Владимирович. - Разве вы на такое способны? У курей и то мозгов больше, чтобы сообразить, что нужно их хозяину. Ладно, не обижайся - это я так пошутил. Слушай, а пригласи-ка эту Буланову ко мне: очень интересно будет с ней поговорить и все выяснить. Хорошая мысль.
- Александр Владимирович, - бросился спасать себя первый помощник. - Да разве это ваш уровень?! Да таких журналисток в Москве миллион!
- Что это ты так разволновался? - подозрительно покосился на него Президент. - Или она твоя любовница?
- Альберта Васильевича бросило в дрожь.
«Неужели знает? - молниеносно пронеслось у него в голове. - Тогда Герману каюк. И мне вместе с ним!»
Но вместо этого он произнес почти спокойным голосом:
- Слушаюсь, Александр Владимирович! Разыщем и немедленно доставим сюда.
- Ну, хорошо: ступай.
И Президент углубился в созерцание весеннего солнечного дня в прекрасном парке его загородной резиденции.

Для Джульетты Степановны Булановой, корреспондентки газеты «Курсом реформ», видимо, наступил звездный час. В течение всего десяти минут ей было адресовано несколько важных правительственных звонков. Растерянный главный редактор газеты не успел выполнить одно поступившее распоряжение из Управления делами Президента, как последовал новый звонок по аппарату правительственной связи, еще более важный. Теперь ее уже разыскивал первый помощник Президента, чтобы немедленно доставить к главе государства.
«Надо же! - мысленно завидовал своей сотруднице главный редактор. - Тут я, отвечающий за газету, ни разу не встречался с Президентом, а какую-то вздорную, смазливую бабенку из провинции, к тому же устроенную в редакцию по блату, хочет видеть Сам! Воистину неведомы твои дела, Господи!»
К его счастью, Буланова оказалась на рабочем месте. Главный редактор, прежде чем сообщить новость, решил выведать подробности для себя. Поэтому ласково, с заговорщицким видом, спросил:
- Джульетта Степановна, вы уже знаете эту новость?
Буланова настороженно посмотрела на начальника. Прежде он никогда не говорил ей «вы», что, впрочем, и не было принято в редакции, где было модно называть друг друга «старик». И потому она выглядела растерянно и совершенно правдоподобно.
Это несколько успокоило главного редактора. И он, уже более буднично, сообщил:
- Тебя вызывает Президент.
Настала пора удивляться Булановой.
- А что я ему такое сделала?
- Это уж тебе лучше знать, - вновь насторожился начальник. - Русское дореформенное право, как тебе, наверно, известно, имело такую формулировку: «оставить в подозрении». И этого было достаточно, чтобы испортить всякие отношения и карьеру. Так что если не хочешь испортить наши отношения, рассказывай сама как на духу.
Джульетта фыркнула, точно ее уличили во лжи, и сама пошла в наступление:
- А в средние века продажа священства и честности именовалась «восхоте хиротонисатися во мзде». Так что я не хочу продаваться ни за карьеру, ни за деньги.
Главный редактор понял, что переборщил, и поспешил отступить:
- Ладно, не злись: я не подозревал тебя в подлости. И знаю, что ты не метишь на мое место. Но, согласись, моих сотрудников не каждый день вызывают к Президенту и посылают за ней личный «членовоз» главы государства.
- Что, и бронированный лимузин ручной сборки за мной пришлют? - оживилась Буланова.
- Ох, уж эти бабы! Для вас тряпки и такие мелочи важнее дела!
Видимо, начальник Булановой окончательно убедился, что она находится в таком же неведении относительно целей приглашения, как и он сам, и поэтому, махнув рукой, вышел из кабинета.
Напрасно Сабиров ожидал Джульетту в условленном месте: ее не было ни через двадцать минут, ни через полчаса. Наконец, понимая, что может опоздать на встречу с Треноговым, он позвонил в редакцию еще раз.
- К сожалению, ничем помочь вам не могу, - вежливо отозвался главный редактор. - Джульетты Степановны сейчас нет в редакции.
- Где же она?
- Я не могу вам об этом сообщить.
- Черт возьми! - не выдержал Сабиров. - Я, в конце-концов, управляющий делами Президента и имею право знать, где находится сотрудник президентской газеты!
- Не волнуйтесь, Герман Антонович! - ответил главный редактор. Чувствовалось, что он что-то знает, но не желает об этом сообщать. - Если она сочтет нужным, то непременно ответит на этот вопрос сама.
Понимая, что ничего не добьется от чиновника, воспитанного в  лучших традициях пар-тийно-советской школы, Герман решил позвонить Зине. Лучшая подруга наверняка должна быть в курсе. Так оно и случилось. Не успел он набрать номер, как услышал в ответ взволнованный голос хранительницы архивов:
- Герман Антонович, наконец-то! Джуля не смогла позвонить вам, так как вы уже уехали, и просила сообщить об этом меня: ее срочно вызвал Президент!
- Кто?! - не поверил своим ушам Сабиров.
- Президент. Александр Владимирович. Так что езжайте на свою встречу один.
Большего она сообщить не  могла, да Герману этого было и не нужно. Рой самых разноречивых мыслей и догадок  всплыл у него в голове. Он молниеносно пытался сопоставить факты, вспомнить подробности предыдущих встреч с Президентом, но ничего не указывало на характер предстоящего разговора его любовницы с главой государства. Пришлось предоставить все воле случая, а самому мчаться к Треногову. Хоть с тем можно было излить душу и отсеять тревожные мысли.
Глава московского правительства уже был на месте и недовольно ждал гостя.
- Опаздываешь, Герман! У меня время тоже на вес золота!
- Прошу извинить: чрезвычайные обстоятельства.
Треногов подозрительно покосился на управляющего делами. Затем язвительно заметил:
- Поменьше тренируй свой член, тогда и на дела время останется.
В другой раз Сабиров принял бы это за комплимент и весело рассмеялся. Но сейчас ему было не до этого. Он лишь нахмурился и спокойно отчеканил:
- Я тебе тоже мог бы напомнить одну истину: такие люди - и без наручников. Но не будем сейчас выяснять, кто больше виноват: Джульетту срочно пригласили к Президенту!
Треногов даже поперхнулся глотком коньяка, который только что пригубил, смакуя и наслаждаясь ароматным французским напитком.
- Кто?! Александр Владимирович?!
- Ну не я же? И не ты. Мы пока с тобой только мечтаем о президентстве.
- Понятно, - растягивая это слово, медленно произнес Треногов, хотя ему было все совсем не понятно. - Как ты думаешь, зачем он это сделал? Может, эту гнусную статью про меня она по его заказу написала?
- А ты поменьше коньяку пей, - съязвил в ответ Сабиров, - и думай, что говоришь!
Похоже, что оба были изрядно рассержены и уже не выбирали выражений. Первым опомнился Треногов и пострарался как можно мягче произнести:
- Давай не будем ссориться: это только на руку нашим врагам. Я, конечно, тебя понимаю: Джульетта - твоя любовница. Но женщины так устроены, что порой и сами не понимают, что делают. По крайней мере нам с тобой абсолютно непонятна причина ее поступка.
-  Да, - был вынужден согласиться гость. - От Джульетты всего ожидать можно. Женщина с характером, независимая. Так что лучше узнать причину появления этой статьи от нее самой. А меня тревожит вот еще что. Вчера меня пригласил Михаил Иванович.
- Вот как? - оживился Треногов. - И что от тебя надо Генеральной прокуратуре?
- Совсем немногого: чтобы я не поддерживал тебя и больше с тобой не встречался.
- А в ответ они предложили?
- Что не дадут ход материалам о поступлении части бюджетных средств, выделенных на ремонт кремлевских апартаментов Президента, на один из зарубежных счетов.
Треногов присвистнул.
- Ну ты и влип! Зачем тебе эти деньги потребовались?
Сабиров даже вперед подался, так его обидели слова хозяина виллы.
- Ты что - в самом деле думаешь, что эти деньги пошли мне?!
- Значит, Самому? Да, ну и дела.
- В том-то и вопрос. Но доказать обратное я не могу. Просто я честно исполнил президентское поручение.
- С чем тебя и поздравляю.
- Спасибо.
Они помолчали несколько минут, в течение которых и гость не отказал себе в удовольствии выпить прекрасного качества коньяку. Затем Сабиров подытожил:
- Так что встречаться нам с тобой теперь надо пореже и поконспиративнее. Кстати, есть результат от проверки фирм этого Кеймана?
- Еще какой! Только боюсь, Генеральная прокуратура не даст ходу этим материалам.
- Так у тебя своя есть, московская.
- А толку? Она ведь тоже Генеральной подчиняется. Пока Президент  не даст «добро», с головы этого Кеймана волос не упадет.
- Вот тебе и страна всеобщей демократии, - невесело усмехнулся Герман. - Воровать нельзя, но в пределах нормы - можно. Перед законом правы все, но есть особо приближенные, для которых закон не писан. И так далее, и тому подобное.
- Ладно, не будем скептиками. Мы для того все это и затеяли, чтобы навести в стране порядок. Уверен, что своего мы добьемся. Не побоишься и дальше со мной идти?
- Мне уже бояться нечего: стрелять в меня стреляли, допросами и прокуратурой пугали. Вот разве что еще любовницу Сам отобьет?
- Думаю, Александру Владимировичу сейчас  не до любви. Он бы с удовольствием на отдых ушел, да семейка не пускает. Опять же разные кейманы  кружили, власти и денег себе требуют. Тут уж не до государства, любви и народа.
Сабиров не мог с этим не согласиться. Он тоже участвовал в таком использовании государственной власти Александром Владимировичем. Но не уходил со своей должности, по-лагая, что только на ней и сможет что-то изменить.

Как бы ни считали Иосифа Виссарионовича Сталина жестокосердным и не знающим отцовских чувств, почти всю войну с немцами его терзали мысли о сыне. Его смерть на поле боя была бы для вождя огорчительным, но не самым худшим вариантом. Особенно учитывая то обстоятельство, что и немцы, и мировая пресса развернули большую шумиху по поводу пленения сына диктатора.
С немецких самолетов на всех фронтах сыпался настоящий дождь листовок с портретами старшего сына Сталина и призывами сдаваться в плен, так же как это сделал он. В мировой прессе вовсю расписывались скандальные публикации о проживании Якова Джугашвили в роскошном берлинском отеле «Адлон». Немецкое радио без устали давало сообщения о перебежке старшего лейтенанта к гитлеровцам.
Невыносимые мысли, что этот плен неспроста, что кто-то надоумил его слабовольного сына отомстить таким жестоким образом отцу за собственные жизненные неудачи,  сверлили мозг Сталина.
Сдался сам или сдали преднамеренно, с далеко идущими планами? - вот что было теперь для него главным.
И только сегодня, в марте 1944 года, за несколько недель до окончания Великой Отечественной войны, Берия принес ему первое официальное сообщение о том, как это было на самом деле.
«В конце января с.г., - читал сейчас Сталин лежащий на его столе в кремлевском кабинете документ, - Первым Белорусским фронтом была освобождена из немецкого лагеря группа югославских офицеров. Среди освобожденных - генерал югославской жандармерии Стефанович, который рассказал следующее. В лагере «Х-С» г. Любек содержался ст. л-т Джугашвили Яков, а также сын бывшего премьер-министра Франции капитан Роберт Блюм и другие. Джугашвили и Блюм содержались в одной камере. Стефанович раз 15 заходил к Джугашвили, предлагал материальную помошь, но тот отказывался, вел себя независимо и гордо. Не вставал перед немецкими офицерами, подвергаясь за это карцеру. Газетные сплетни обо мне - ложь, говорил Джугашвили. Был уверен в победе СССР. Написал мне свой адрес в Москве: ул. Грановского, д. 3, кв. 84. Берия».
Сталин откинулся в кресле и облегченно вздохнул. Эти достоверные сведения снимали с его души тяжкий груз. Значит, его сын вел себя достойно и не опозорил отца, руководителя великой державы. Как можно спрашивать с других, считал Сталин, призывать их выполнять свой воинский долг, если твой собственный сын добровольно сотрудничает с врагом?
Стареющему диктатору эти теперь уже ничего не дающие в практическом смысле сведения были крайне важны. Он ведь не раз за это время был на грани принятия самых противоречивых решений.
Первое из них - отправить сноху - жену Якова в Сибирь - он принял почти без колебаний. По закону того времени близкие родственники сдавшихся в плен врагу ссылались. Сталин приехал на Дальнюю дачу, где в это время находилась его внучка Галя - дочь Якова и Юлии. Там проживали старики Аллилуевы - его тесть и теща. Когда они попросили вождя сделать исключение, не забирать в тюрьму жену Якова, Сталин ответил:
- Я не собираюсь нарушать закон. По нему наказанию подлежат родственники сдавшихся в плен, которые проживали совместно. Если бы я жил с сыном и его женой, то и сам подпал бы под этот суровый, но справедливый закон.
Дважды Сталину предлагали обменять находящегося в плену сына на немецких генералов, попавших в советский плен. И такое предложение он не принял, руководствуясь своими представлениями о долге и чести:
- Там все мои сыны, - лаконично ответил он на настойчивые предложения своих подчиненных и тем самым закрыл данную тему.
А вот третье решение было самым трудным и болезненным. Он так его и не принял, хотя обсуждал с Берией и Молотовым.
Когда немецкая пропаганда вовсю эксплуатировала тему пленения сына Сталина, тревога и досада вождя по этому поводу достигла апогея. А что если сын Верховного Главнокомандующего и впрямь проявил малодушие и стал послушным орудием в руках врага?
- Лаврентий, сможем мы вызволить Якова из немецкого плена?
- Сложно, Иосиф Виссарионович. Наша разведка проработала такой вариант и пришла к выводу, что стопроцентной гарантии освободить его живым у нас нет.
Сталин немного помолчал, обдумывая эти слова, затем тихо произнес:
- В таком случае возможен вариант, когда немцы будут вынуждены ликвидировать пленника при попытке его вызволить. Я так понял?
- Абсолютно точно.
Хозяин кремлевского кабинета выпрямился во всеь свой невысокий рост и сурово заявил:
- Тогда мы официально объявим, что старший лейтенант Джугашвили не покорился врагу и погиб от рук гитлеровских палачей.
- Как это ни прискорбно, - поддержал вождя Молотов, - но принять все меры, даже крайние - необходимо.
- Значит, решено - найти и нейтрализовать, - поставил Сталин задачу перед контрразведкой.
Однако минуту спустя все же добавил:
- Не спеши выполнять эту задачу, Лаврентий. Надо посмотреть, как развернутся события. Эту крайнюю меру мы предпримем только в том случае, если найдем точные подтверждения, что распускаемые немцами слухи о переходе Якова на сторону врага верны.
Теперь он был искренне рад, что не пошел на такую крайнюю меру. Он нашел реальные подтверждения тому, что его сын оказался достойным отца и своей великой Родины. И сегодня у вождя всех времен и народов был один из немногих по-настоящему радостных и праздничных дней.

Александр Владимирович ожидал для встречи и разговора одну женщину, а вошла к нему в гостиную совершенно другая. Впрочем Президент очень обрадовался этому визиту: он уже соскучился по своей дочери, которая почему-то не заходила к нему вот уже два дня.
- Нина, родная, где ты пропадала? - ласково проговорил отец и даже попытался подняться с кресла, в котором он сидел, закутанный в плед.
Но дочь стремительно подбежала к отцу и опередила его старческое неловкое движение:
- Папка, не поднимайся. На улице хоть и весна, но сейчас самое коварное время года - и сквозняки, и обманчивое тепло.
«Вот кто обо мне действительно заботится! - подумал отец, и волна теплого, радостного чувства охватила его. Кроме нее, родной кровинушки, и надеяться не на кого».
И он, еще более ласково, продолжил расспросы:
- Что нового в жизни, дочка?
- Ой, папка, политики все перебесились. Этот, из Государственной Думы...
Президент слегка нахмурился  и перебил:
- Да я тебя о личной жизни спрашиваю. Надоела мне эта политика!
- В самом деле, папа, - согласилась дочь. - Политика - такое грязное дело! Но кто-то же ею заниматься должен! Иначе наши враги мигом тебя с должности скинут! У, сволочи, только и ждут твоей смерти!
От такой перспективы у Александра Владимировича вмиг пропало все радужное настроение, и он погрузился в мрачные воспоминания о кознях своих врагов. А Нина между тем продолжала развертывать перед ним картину последних баталий.
- Ты знаешь, они решили избавиться от нашего самого лучшего друга! Бросили все силы, чтобы его, а заодно и нас с тобой, смешать с грязью!
- Кого ты имеешь в виду?
- Разве ты не догадываешься? Конечно, Кеймана! Это просто замечательный человек - он столько сделал для нашей семьи!
Александр Владимирович нахмурился. Затем с раздражением произнес:
- Этот ваш Кейман у меня уже в печенках сидит! Только о нем со всех сторон и говорят: он что - глава правительства или еще выше?
Нина изумленно посмотрела на отца, затем схватилась за голову и выпалила скороговоркой:
- Папка! Какие замечательные мысли тебе приходят в голову! Как же я сама не догадалась?! Конечно, чтобы оградить его от всяких наветов, нужно назначить Кеймана на высокую государственную должность!
Отец с не меньшим изумлением посмотрел на дочь, но не сразу нашелся, что возразить, до того нелепой и абсурдной показалась ему эта мысль.
Однако дочь продолжала ее развивать, видимо, настолько она пришлась ей по душе.
- Знаешь, какая оплеуха будет всем этим треноговым, якубовым, сабировым и прочим нашим врагам! Они мигом заткнут своих поганые пасти и перестанут плести вокруг друга нашей семьи свои гнусные интриги!
- Но, дочка, это же невозможно! - наконец нашел что возразить отец. - Он установил нелегальное прослушивание разговоров государственных деятелей. За это его надо наказывать, а не поощрять высокой должностью.
- Врут! Клевещют! Это все - происки его врагов.
- Да вон эти поганые кассеты лежат, - с отвращением кивнул Президент головой в сторону лежащих на столе доказательств. - Там, между прочим, есть кассеты с записью наших разговоров!
Нина на мгновение опешила и даже задумалась. Но тут же нашла что возразить:
- Даже если он это сделал, то наверняка из самых лучших побуждений. Чтобы, например, показать нам, что надо быть осторожными, когда со всех сторон одни враги. Да и потом, сам подумай, нельзя отдалять от себя человека, который имеет компромат. Его, наоборот, надо приласкать и что-нибудь дать. Все равно не из своего кармана.
Такое убеждение не очень подействовало на Александра Владимировича. И он вновь возразил:
- К тому же у меня был разгневанный премьер-министр. Он даже ультиматум выставил: или он, или Кейман. Тот и его разговоры на кассеты записал.
Все смешалось в доме Облонских. Попав в такую ситуацию, Нина уже сама толком не знала, как поступить. Но чувство самосохранения подсказывало, что надо, сколько возможно, сохранять статус-кво. Поэтому она продолжала отстаивать свое предложение:
 - Пойми, папа: у нас безвыходное положение. Раз Кейман и нас поймал на крючок, то глупо его злить и отпускать от себя. Ну чего тебе стоит его назначить на должность?
Александр Владимирович в раздумье покачал головой. Но, видимо, аргументы дочери его начали убеждать. В самом деле, чего ему это стоит? Должностей в государстве немеренно, почему бы не уступить одну из них нужному человеку? От которого, к тому же, еще и зависишь? И он согласился:
- Ну, хорошо: давай назначим. Но у меня все должности заняты. Не придумывать же для него новую?!
- А зачем  придумывать? Ты же давно высказывал недовольство работой секретаря Совета безопасности: вот и замени его.
- Ну, дочка, ну ты и сильна! Да как же я назначу на пост службы, которая занимается соблюдением государственной безопасности, человека, скажем, другой национальности?
- Папа, ты забываешь, что мы - интернационалисты. К тому же мы вступили в Совет Европы и другие международные организации.
- Да мне докладывали, - что у него даже гражданство израильское имеется, - продолжал слабо сопротивляться отец.
- Да? - рассеянно переспросила дочь. - Ну, откажется он от него, только и делов. Соглашайся!
И она протянула отцу уже заготовленный текст Указа и авторучку.
Александр Владимирович протянул руку к бумаге, затем ее отдернул. Посмотрел на дочь и встретил в ее взгляде такую укоризну, что невольно потупил глаза. Затем взял ручку и подписал Указ.
- Ну вот, - радостно заворковала дочь. - И больше не будет никаких проблем. Выздоравливай, папка. И не бери ничего близко к сердцу!
И она выскочила из гостиной, оставив отца в глубоком раздумье.

То, что знают двое, знает и свинья. Памятуя об этой простой истине, Треногов не стал ожидать, как будут развиваться дальнейшие события без его участия. Он решил, что должен сам дирижировать ими. И начал немедленно действовать. Сначала он навестил Якубова.
Бывший директор ФСБ все еще пребывал без новой должности и работы вообще и потому находился на своей подмосковной даче. Именно туда и нагрянул без всякого предупреждения глава столичного правительства.
Без всякой помпы и сопровождения милиции, на своем личном «Саабе» Треногов подрулил к самому подъезду довольно скромного, по нынешним меркам, дачного дома. Здесь он и обнаружил отдыхающего в тени раскидистой яблони хозяина дачного участка.
- Прости, что без предупреждения, - извинился Треногов и крепко пожал протянутую руку. - Но сам понимаешь, так меньше вероятности, что кто-то узнает о нашей встрече.
Якубов улыбнулся. Он прекрасно понимал, о ком может идти речь, и одобрял такую конспирацию. После того, как они узнали, что прослушивали не только их разговоры, но даже обнаружили «жучки» в кабинете самого премьер-министра, удивляться ничему не приходилось. А осторожность соблюдать надо было вдвойне.
Как только Треногов снял пиджак и расстегнул ворот рубашки, хозяин дачи повел его показывать участок.
- Здесь у меня, как видишь, большой естественный луг: чтобы детям поиграть было где и самому позагорать на солнышке. Эта скромная пристройка - финская сауна, где я люблю попотеть после того, как потрудился на грядке. А это моя гордость - цветочный уголок.
И Якубов показал на море тюльпанов, которые к вечеру уже сомкнули ярко-красные лепестки в красивые бутоны. Впрочем, расцветка и форма тюльпанов на многочисленных грядках была абсолютно разная - от бордовых кувшинчиков до белых узорчато-махровых «бокалов».
Гость совершенно искренне восхитился этим морем цветов, но тут же выразил желание уединиться с хозяином, чтобы обсудить важные вопросы.
Они уселись в беседке за столом, где им никто не мешал. На деревянном, ничем не покрытом настиле стоял кувшин с домашним квасом, а в большой чашке дымилась только что сваренная картошка, а на тарелке высилась горка только что сорванной с грядки зелени.
Они выпили по рюмке водки и закусили простой деревенской пищей.
- Давно я так вкусно не ел, - признался глава правительства, выпивая уже второй стакан кваса. - Лучше любого ресторана.
- Да что там ресторан! - согласился Якубов. - Чем более естественная пища, тем она полезнее для человека. А на свежем воздухе да в такую прекрасную погоду и хрен с редькой покажутся деликатесами.
Они пропустили еще по одной, прежде чем приступить к серьезному разговору. Затем Треногов спросил:
- Догадываешься, зачем я приехал?
- Примерно.
- Вот и прекрасно. Пока он всех не переснимал и не вывел из игры, надо действовать. Лучшая защита - это наступление. Пора обнародовать то, что у нас есть на Самого.
- А что у нас есть?
Гость по достоинству оценил осторожность бывшего чекиста. И потому не стал упрекать его в излишней сдержанности. А начал выкладывать свои карты.
- Первое и самое важное - это материалы оперативной проверки фирмы Кеймана. Этот подлец не только нас прослушивал. Он, оказывается, умудрился даже в спальне Президента «жучки» установить. Как ему это удалось - не представляю!
Хозяин дачи невольно улыбнулся. Он уже второй месяц отдыхал от бывшей напряженной работы, и, видимо, это, а также дачный спокойный отдых сделали его более раскованным. И потому Якубов спокойно заметил:
- Элементарно. При современных средствах прослушивания такое способен сделать даже начинающий. Дочь привела его в палату к больному отцу в санатории «Барвиха». Остальное дело техники: незаметно прикрепить прослушивающий «жучок» на липучке к столу или подлокотнику кресла, на котором сидишь, - пара пустяков.
- Откуда вы знаете, что эти записи сделаны в Барвихе? - подозрительно покосился на Якубова Треногов.
Хозяин дачи вновь усмехнулся:
- Вы забываете, что это - моя профессия.
 - Так вы же на отдыхе! Да и потом...
Но дальше продолжать глава московского правительства не стал. Он понял, что вторгается в чужую сферу деятельности. Да и не за тем он приехал к бывшему начальнику грозного ведомства, чтобы выяснить, откуда у него конфиденциальная информация. И потому он лишь заметил:
- Раз вы все знаете - подскажите, что делать.
Якубов лишь вздохнул и потянулся за сигаретой. Но затем, видимо, не желая портить табачным дымом прекрасный воздух соснового бора, бросил пачку «Винстона» на стол. Вместо этого он налил себе полный стакан кваса и с наслаждением выпил его до дна.
Гость терпеливо ждал. И был вознагражден за свое терпение.
- Вам не кажется, что публиковать записи разговоров главы государства в какой-нибудь газете, даже имея неоспоримые доказательства их подлинности, как бы это выразиться, неэтично?
Треногов насторожился, не понимая, к чему он клонит.
А Якубов продолжал, как бы размышляя, тему своего разговора.
- Вот, если бы, скажем, в той же прессе появилась публикация телефонных записей частного лица, то это было бы совсем другое дело.
Гость подался вперед, стараясь не пропустить ни слова, тем более что хозяин дачи говорил размеренно и очень тихо. Он еще не понимал, что хочет подсказать ему Якубов. Поэтому тот был вынужден продолжить:
- Помните судьбу шекспировского короля Лира? Его дочь первой бросила отца, когда у того не осталось власти. Говорят, она очень любила деньги и власть. Власть ушла, а деньги у нее остались.
Треногов уже начал что-то понимать, но никак не мог прояснить, при чем здесь деньги.
- Будущее любого человека решается сегодня, - продолжал свои неторопливые рассуждения Якубов. - Мне так видится цепочка событий, которая может, к примеру, лишить власти любого человека. Сегодня в средствах массовой информации появились публикации подробностей нечистоплотных действий ближайшего окружения человека, облеченного властью. Возникает скандал. Публикуются запросы, требования общественности расследовать. Это самое  ближайшее окружение в лице, скажем, дочери, начинает паниковать и делать ошибки. Поднимается еще больший скандал. И вот здесь любящему отцу и делается предложение: или - или. Вот и весь план.
Треногов восхищенно посмотрел на Якубова.
- Значит, Нина, - утвердительно произнес он. - Что ж, это действительно наиболее слабое звено. А уж компромата на нее этот Кейман накопал больше чем достаточно.
Хозяин дачи ничего не ответил, задумчиво устремив взгляд вдаль, на садящееся далеко над лесом  огромное красное солнце. В его закатных багровых лучах, точно в кровавом зареве, стали медленно меркнуть последние дневные остатки света. Все вокруг быстро погружалось во тьму.
- Прекрасно, - оживленно потер руки Треногов. - Теперь эта Нина вместе с Кейманом у нас в руках.
- Я бы не торопился так быстро делать выводы, - также задумчиво и медленно произнес бывший шеф Федеральной службы безопасности. - Кейман, к примеру, только что стал начальником Совета безопасности.
- Что?! - вскричал изумленный Треногов. - Это блеф! Откуда у вас такие сведения?
И вновь в ответ Якубов только слегка улыбнулся. Он не стал отвечать на вопрос гостя, а только философски заметил:
- Беда России в том, что у нее почти никогда не было умных, справедливых, заботящихся не о себе, а о стране правителей.
- Каких правителей? - не понял гость, занятый пережевыванием только что узнанной сенсационной новости. - А, вообще? Ну, почему же? Были. Петр Первый, Екатерина Великая, Ленин, Сталин...
- И все они топили страну в крови и насилии. А может, с нашим народом иначе и нельзя?
Но Треногова уже совершенно не интересовали отвлеченные разговоры. Его сейчас волновали насущные проблемы борьбы за власть. А они требовали срочных и неординарных решений.

«Шерше ля фам», - говорят умники-французы на все, что происходит в этом бренном мире. И оказываются в абсолютном большенстве правы. Многие неприятности происходят именно из-за женщин.
Так рассуждал Александр Владимирович, мерно покачиваясь в кресле-качалке и глядя в окно, которое он приказал распахнуть. На парковой, уже ярко позеленевшей лужайке весело чирикала стайка вездесущих воробьев, которые никак не могли поделить какую-то добычу.
Президент так увлекся, ожидая исхода их борьбы, что вздрогнул, когда за его спиной внезапно раздался голос первого помощника:
- К вам прибыла журналистка Буланова. Приглашасть?
- Какая журналистка? - не понял Александр Владимирович, уже отключившийся от земных неотложных забот и собиравшийся мирно подремать под веселое чириканье.
- Корреспондент газеты «Курсом реформ». Ну, вам еще ее статья про Треногова понравилась.
- А! Эта. Ну, зови. Постой, а величать-то ее как?
- Джульетта Степановна.
- Как я сразу не догадался: такие женщины, способные смешать с грязью любого человека, непременно должны быть джульеттами и лолитами. Для контраста.
- Да нет: она вполне приятная дама. Красивая и очень ничего!
- Но-но! - погрозил пальцем Президент. - Я ее пригласил для дела, а не шухры-мухры крутить. Зови!
Видимо, благодаря аттестации, данной его помощником, Александр Владимирович довольно пристально посмотрел на вошедшую женщину, так что Буланова даже смутилась. Но ее робость прошла быстро, и она спокойно села в свободное кресло, хотя Президент еще не пригласил ее сделать это.
Поэтому уже на первой минуте произошла неловкая заминка. Александр Владимирович, все-таки чувствуя себя мужчиной, даже попытался привстать, но раздумал, так как для этого пришлось бы сбрасывать с колен мохеровый плед. А Буланова, усевшаяся в кресло без разрешения, хоть и имела на то полное моральное право, несколько засомневалась в правильности своего поступка.
Но Президент постарался смягчить первую неловкость и довольно ласково заметил:
- Вот старость - не радость: даже перед красивой женщиной встать не успеваешь!
- Ничего-ничего, Александр Владимирович,  вы еще крепкий и приятный мужчина!
- Спасибо. Вдвойне приятно слышать это от вас. Я с удовольствием читаю ваши статьи: они хоть и едкие, но справедливые. Этого Треногова давно было пора поставить на место!
- Да вы это сделали и без моей помощи: на новогоднем приеме, который он устроил в Кремле, половина мест пустовала - так  чиновники боялись засветиться и вызвать ваше неудовольствие.
Президент с интересом посмотрел на журналистку, оценивая значимость ее сообщения. Затем медленно проговорил:
- Да? А мне об этом не сказали!
Буланова, видимо, поняла, что высказала лишнее, и сделала для себя вывод быть осторожнее. Она прекрасно понимала, что любым своим словом способна навредить Герману. А этого ей не хотелось делать больше всего на свете.
Внимательный Александр Владимирович сразу уловил перемену в настроении журналистки и постарался ее успокоить:
- Впрочем, все это пустяки. А скажите, где вы так элегантно и красиво одеваетесь? Вот это платье наверняка от Версаче. Верно, тысяч пять долларов стоит?
Буланова сразу не поняла, куда клонит Президент, и потому поспешно ответила:
- Вещь, как и человек, всегда выглядит ровно на столько, сколько стоит.
- Значит, - обрадовался Александр Владимирович, - я не ошибся? А откуда у вас такие деньги? Журналисты всегда жалуются, что им мало платят!
Только теперь Джульетта поняла, какую искусную западню расставил ей хозяин загородной резиденции. Надо было выкручиваться, и она призналась:
- Вы ошибаетесь: мне никто не платит больших денег. А это платье только выглядит таким дорогим и элегантным: мне его сшила моя подруга, которая давно подрабатывает таким образом.
- Да? - не поверил Президент. - Может быть, скажете, что и статью про главу московского правительства, где вы издеваетесь над ним как хотите, вы написали лишь из любви к искусству?
Лицо Булановой покрылось краской. Она понимала, что возражать, а тем более спорить с Президентом, одного слова которого было достаточно, чтобы вышвырнуть ее из газеты, опасно. Но и терпеть такое отношение к себе не позволяла профессиональная гордость. И потому спокойно, тихо, но твердо она произнесла:
- Это что, допрос?
Александр Владимирович на миг опешил. Он уже давно привык, что в его присутствии люди всегда отвечают «есть» и «одобряем». И потому такой отпор от незнакомой женщины поставил его в тупик. Однако он быстро нашелся:
- Молодец, Джульетта Степановна! Так и надо с нами, мужиками. А пригласил я вас вот для чего: почему бы вам не создать новую, не связанную открыто с властью газету? Деньгами мы поможем, а кадры вы найдете. Президенту сейчас очень нужны средства массовой информации, которые бы народ не отождествлял на прямую с Кремлем, администрацией Президента. И вот там, в этой новой газете, ваш талант мог бы раскрыться с полной силой: критикуйте себе этого Треногова на здоровье!
Буланова ожидала любой реакции на свои слова, но только не этой. И потому растерялась, не зная, что ответить.
А Президент, казалось, и ожидал такую реакцию. Он поплотнее закутал ноги пледом, качнул кресло, которое легко закачалось на дворцовом паркете, и подвел итог разговору:
- Я понимаю, что это предложение для вас неожиданно. Подумайте над ним, составьте программу. И свяжитесь потом с моим помощником. Желаю успеха.
Буланова встала, попрощалась и направилась к двери просторной гостиной. Пожалуй, впервые за последнее время она была в такой растерянности. Мысли вихрем проносились в голове, но никакого конкретного решения сейчас подсказать они не могли.

Герман вот уже второй час не находил места: он никак не мог объяснить себе, чем вызван вызов Джульетты к Президенту. Зная непредсказуемый нрав своего хозяина, Сабиров мог предполагать какой угодно плохой вариант. Александру Владимировичу могли рассказать, что Буланова - его любовница.
Конечно, думал сейчас Герман Антонович, сидя в какой-то забегаловке недалеко от дома Булановой, сам факт такой связи еще ни о чем не говорит. Мало ли кто с кем встречается. Измена жене - это аморальный поступок, но не преступление. За нее не посадят. А вот найти причину, чтобы попросить освободить место - вполне.
Впрочем, он, с тех пор как связал свою судьбу с Треноговым, морально был готов к такому исходу. Хотя, конечно, и не с легким сердцем покинул бы свой влиятельный пост. Это только когда постоянно имеешь большие деньги и привилегии, кажется, что они не так и важны. Стоит же хоть на миг остаться и без того, и без другого, как сразу остро чувствуешь всю трагедию, в которую попал.
Он хорошо помнит, как переживал его друг Треногов, лишившись всего на день правительственной машины и связи. А упустить эти блага навсегда - можно и инфаркт сердца получить.
Но всему бывает конец: и хорошему, и плохому. Поэтому Герман, как опытный чекист, готовил себя ко всему. И одним из таких плохих вариантов могли быть те неприятности, которые по его вине причинят Булановой.
«Нет, Джульетту я им не отдам! - твердо решил Герман и закурил очередную сигарету. - Пойду на самые крайние меры, пригрожу компрой, но не позволю издеваться над этой прекрасной женщиной!»
Решение было принято, и на душе сразу стало спокойнее. Он, наконец, решил подозвать официанта, который уже пытался принять у него заказ, но не получил такой возможности, так как клиент не обращал на него никакого внимания.
- Что у вас в меню? - спросил Сабиров, не надеясь найти в этом захолустье, хотя и находящемся в центре столицы, ничего приличного.
- Рекомендую филе из вырезки, шейку «ла Манча», курицу, тушенную в крабовом соусе, аше на сковородке...
- Погоди, милейший, не части! Давай-ка все, что назвал, по одной порции!
Официант удивленно поднял брови.
- У меня сегодня зверский аппетит! - пояснил клиент. - К тому же я собираюсь на рандеву к любовнице: она вот-вот должна прийти к подъезду дома напротив.
- Понимаю, - улыбнулся официант. - В таком случае для поднятия любовной силы рекомендую и севрюгу, жареную с оливками, и ананас в сиропе.
- Неси! - коротко согласился Герман.
Хорошее настроение почему-то вернулось к нему, а вместе с ним и повышенный аппетит.
Он ел не спеша, со вкусом, потому что Буланова все еще не появлялась.

«Предают всегда свои» - сделал когда-то в молодости запись Иосиф Джугашвили, узнав об агенте царской тайной полиции в рядах своей партийной организации. Однако со временем ему пришлось изменить эту формулировку. Оказалось, что в политике многое из того, что является совершенно неприемлемым в обычной жизни, считается чуть ли не нормой.
В этом ему потом приходилось убеждаться не раз. Вот почему он верил, когда из недр спецслужбы рождались и докладывались ему самые невероятные сведения о врагах народа. Да и как было им не верить, если, к примеру, прославленный и легендарный герой страны Клим Ефремович Ворошилов на заседании Политбюро сообщал о врагах народа, окопавшихся в его родном семействе, или Верховный староста Калинин, являвшийся номинальным главой государства, ни словом не защитил жену, обвиненную в предательстве и сосланную в лагерь?
Но сейчас он размышлял о другом коварстве. Теперь уже иностранных руководителей, клявшихся в любви и дружбе. В 1942 году, в самый разгар второй мировой войны, Англия и Советский Союз заключили Соглашение об обмене секретной военной и технологической информацией. Гитлер бомбил Лондон, постоянно грозил высадкой своих войск в Британии, и Черчилль был вынужден пойти на такое соглашение.
Сталин один раз уже обжегся в таком деле. Гитлер, как ни ублажал его Сталин, как тщательно ни выполнял все поставленные условия, в одностороннем порядке, внезапно и вероломно нарушил Пакт о ненападении и за считанные часы нанес такой урон Красной Армии, от которого она потом не могла оправиться целый год.
Каковы же были его удивление и ярость, когда разведка доложила, что уже через год Черчилль и Рузвельт подписали тайный договор о совместных работах в области атомной энергетики!
Иосиф Виссарионович с раздражением бросил только что прочитанный доклад на стол и нажал кнопку звонка.
В дверях кремлевского кабинета появился Поскребышев.
- Седьмого марта прошлого года ко мне поступило секретное дело номер, - Сталин открыл свою записную книжку и посмотрел одну из страниц, - да, номер 13676. Прошу это дело срочно доставить ко мне. И пригласите Меркулова.
Иосиф Виссарионович обладал феноменальной памятью. Ничто не ускользало от его прозорливого взгляда. Прекрасно помнил он и эту докладную записку. Правда, предложения, заложенные в ней, тогда показались ему несвоевременными. Шла подготовка к решающей, могущей стать переломной в войне, знаменитой Сталинградской битве. Все силы и средства донельзя истощенной войной страны направлялись туда. А реализация предложений ученых требовала значительных средств. Но, похоже, теперь к этой идее стоило возвратиться.
Через некоторое время секретная докладная записка лежала на столе вождя. Сталин начал вновь внимательно ее изучать.
«Председателю Совета Народных Комиссаров И.В. Сталину. Составлена в Москве 7 марта 1943 г. В единственном экземпляре» - прочитал Иосиф Виссарионович заглавие и углубился в изучение уникального документа на шести страницах.
«Получение данного материала имеет громадное, неоценимое значение для нашего государства и науки, - читал вождь. - Теперь мы имеем важные ориентиры разработки урановой проблемы. Заведующий лабораторией профессор И. Курчатов».
Хозяин кремлевского кабинета отложил документ в сторону и спросил секретаря:
- Меркулов здесь? Пусть заходит.
- Какие новые материалы имеются у нас по делу номер 13676? - спросил он заместителя наркома внутренних дел.
Далеко не все подчиненные Сталина имели такую же память, как их вождь и хозяин, однако именно по этому делу в последнее время в НКВД шли серьезные наработки. И потому Меркулов смог без промедления ответить:
- Мы пошли  навстречу просьбам ученого и дали задание нашему агенту по кличке «Антон», руководителю советской резидентуры в Нью-Йорке, выяснить, что сделано в рассматриваемом направлении в Америке.
- И каковы результаты?
- Разведданные получены и направлены для разработки Курчатову.
- Хорошо - это дело, в свете новых политических реалий, имеет первостепенное государственное значение. Прошу вас принять все необходимые меры, чтобы выяснить, как далеко продвинулись в этом направлении американские ученые. А для нашего самородка профессора Курчатова выделите в Кремле специальную, тщательно охраняемую комнату, в которой он будет знакомиться с поступающими разведданными. Выше этой тайны у нас в государстве сейчас ничего нет.
Сталин, изучив всю поступившую к нему информацию, прекрасно понял, что будущее за теми странами, которые первыми получат это новое сверхоружие. Так, уже в 1943 году в Советском Союзе начались работы по созданию атомной бомбы.

Какие бы новости ни были у Джульетты - первая, с кем она ими всегда делилась, была Зина. Конечно, Буланова знала пословицу, что нет лучше дружка, чем родимая матушка. Что только с матерью можно поделиться самым сокровенным, и никто об этом не узнает. Но свою мать она уже похоронила в том областном центре, из которого всего несколько месяцев назад ее вызволил Сабиров. После же мамы самым верным и надежным другом была Зина.
С ней она дружила уже много лет. Часами просиживала у нее в библиотеке редакции областной газеты. И никогда у них не было серьезного повода поссориться навсегда.
Вот и сейчас, возвращаясь в столицу из подмосковной резиденции Президента, Буланова первым делом поехала на работу к подруге.
Архив Президента, в котором трудилась Зина, находился в центре Москвы, в здании бывшего архива Политбюро ЦК КПСС. Каждый день, направляясь на работу, Зина от души благодарила любовника подруги, благодаря протеже которого она попала в это прекрасное место. Кроме всего прочего, Зина очень интересовалась историей родного государства, а такого уровня архив позволял утолить эту страсть больше всего.
Вот и сейчас она сидела в своем небольшом, но уютном кабинете и корпела над очередным фолиантом. Она так увлеклась, что не сразу услышала тихий стук в дверь. Однако когда раскрасневшаяся от быстрой ходьбы Джульетта появилась в комнате, Зина быстро вскочила ей навстречу.
Вот молодец, что заскочила. Я тут как раз один очень интересный документ нашла. Слушай! «Чего стоят полководческие качества Сталина». Непроизнесенная речь маршала Жукова о Сталине, направленная Хрущеву для просмотра и замечаний. Хорошо, что этот Пленум не состоялся, а то приверженцам маршала пришлось бы краснеть за его вранье!
И Зина сунула под нос подруге пыльную папку с документами. Но подруга не проявила никакого интереса к раритету. Она досадливо отвела рукой предложенный ей текст и заметила:
- Потом, Зинок. Сейчас у нас с тобой другие проблемы.
- Правда? - вмиг загорелись интересом глаза Зины. Она даже сбросила на стол тюрбан из цветастой ткани, с которым практически никогда не расставалась на работе, и впилась вопросительным взглядом в лицо журналистки: - Герман изменил, и ты собираешься выжечь серной кислотой глаза твоей соперницы?
Буланова оторопело посмотрела на начальника отдела архива. Затем насмешливо произнесла:
- Зинок, опомнись! Начиталась здесь документов о застенках КГБ, и тебе везде мерещатся пытки и серная кислота! Все гораздо проще: Президент мне сделал предложение!
Теперь уже Зина ошарашено смотрела на подругу. На ее розовом, гладком, как у девушки, лице попеременно отражались противоречивые чувства. Она не хотела верить такой новости и пыталась предостеречься от розыгрыша. Затем хотела поверить и разузнать подробности. Но окончательно произнесла совсем иное:
- Тебе?! Предложение?! Да ты что, с ним в загс собираешься?! Но ведь он, некоторым образом, уже женат!
- Ну и дура ты, Зина! Вот что значит быть старой девой: одни мужики да загсы мерещатся! Нет, он предложил мне создать новую газету и возглавить ее. Представляешь, какой размах!
Зина мигом успокоилась и даже как-то поскучнела.
- Вот оно что! А мы тут с твоим Германом гадаем, зачем ты Президенту понадобилась! Он, кстати, ждет тебя в кафешке возле твоего дома.
- Так что ты мне посоветуешь?
- Знаешь притчу из Библии? «Бойтесь данайцев, дары приносящих». Тебя просто хотят использовать.
Вот и я так сначала подумала. А потом решила: пусть попробуют. Я буду вести самостоятельную политику и писать то, что считаю нужным. В крайнем случае закроют газету. В лагеря, как при твоем Сталине, меня не сошлют.
- И то верно, - согласилась Зина. - Сделаешь себе имя, станешь известной. А то мы с тобой до сих пор выглядим в этой столице как заштатные провинциалки.
- Зато мы знаем то, о чем эти заевшиеся москвичи не догадываются. Они живут при коммунизме: высокие зарплаты, деньги всей страны, высокий уровень жизни. А попробовал бы кто из них прожить, полгода не получая даже тех жалких крох, которые называются жалованьем врача или учителя!
- Верно, - согласилась бывший библиотекарь. - Над остальным, кроме столицы, народонаселением страны правящий режим проводит жестокий эксперимент на выживание. А твой Президент, которого ты собираешься славить в новой газете, месяцами из больниц не вылезает.
- Да в этом ли дело? - возразила Джульетта. - Андропов тоже серьезно болен был, но за полгода порядок в стране навел. Проблема в ином: Александр Владимирович никогда по-настоящему жизнью простого народа не интересовался и ничего не делал, чтобы ее улучшить. А в этом, и только в этом, главная цель и задача нахождения у руля государства каждого властителя, как бы его должность ни называлась.
- Верно, - согласилась Зина. - И твой Герман такой же. Послушаешь его - они там решают любые проблемы. Но только не те, которые облегчают жизнь народа. Чем они все там, наверху, занимаются?
- Воруют, - засмеялась Джульетта. - Или сочиняют законы, которые помогают им это делать. Знаешь, сколько у нашего редактора компромата на высших должностных лиц? Горы: нет почти ни одного из тех, чьи лица ежедневно мелькают на экранах телевизоров, кто бы не был замешан во взятках и коррупции.
- Неужели все так безнадежно? И нет никого, кто бы навел в стране порядок?
Буланова вновь засмеялась. Видимо, после встречи в роскошной загородной резиденции и лестного предложения, полученного от самого Президента, она находилась в прекрасном настроении. Она посмотрела на пыльную папку, которую перед тем ей пыталась всучить Зина, и уже почти серьезно заметила:
- Почему же никого? А этот твой усатый: он себе не взял у родного государства ни копейки. И при нем не воровали. Хотя обладал фантастически неограниченной властью. Знаешь, как он отблагодарил тех ученых, которые создали первую советскую атомную бомбу?
- Как?
- Открыл каждому счет в сберкассе и позволил снимать с него любую, без ограничений, сумму.
- Вот как появились первые советские миллионеры.
Джульетта, казалось, уже потеряла интерес к разговору о личности Сталина, потому что устало проговорила:
- Может, и появились. Где, говоришь, меня ждет Герман?
- В кафе-баре рядом с твоим домом.
- Значит, сыт и пьян.
- Но тебя-то он хочет. И, судя по тону голоса, - безумно.
- Тогда - к  нему. А с тобой мы попозже созвонимся: может, ты мне что-то всерьез посоветуешь.
И Буланова так же стремительно, как и появилась, выскочила из кабинета подруги.

Весна в этом году наступила быстро и стремительно переходила в лето. В подмосковных Горках, где сейчас находился Президент, сегодня было особенно хорошо. Огромные корабельные сосны, блестя на солнце бронзовыми литыми стволами, создавали в прогретом лесу особый хвойный аромат. Видневшееся вдали полотно речной глади играло множеством солнечных пятен - золотых, синих, зеленых и радужных. Глаз, измученный громадой каменного города, отдыхал от созерцания могучего и разнообразного свежего зеленого цвета, который бывает только весной.
В настежь распахнутые окна просторной веранды дворца-резиденции набегали волнами лесные запахи. В них смешалось и дыхание можжевельника, и нагретый солнцем аромат хвои, и такой настой озона, что кружилась голова, а душа и тело человека чувствовали прилив сил и отдохновение.
Именно в таком прекрасном настроении и, пожалуй, впервые за долгое время не менее прекрасном физическом самочувствии пребывал сейчас Александр Владимирович. Он сидел на веранде в плетеном кресле, с удовольствием прихлебывал душистый чай и отдыхал оттого, что ничего не делал и ничем не занимался.
Вдруг откуда-то со стороны парадного входа раздался истерический женский крик. Президент вздрогнул и недоумевающе оглянулся. Ему показалось, что кто-то решил совершить на него покушение. Он даже привстал с кресла и приготовился укрыться в надежном месте, но никто из охраны не спешил к нему на помощь.
Тогда он немного успокоился и вернулся в прежнее положение, надеясь продолжить  приятное созерцание природы.
Однако  тут же распахнулись сразу обе половинки двери на веранду, и в помещение влетела его дочь.
Она с рыданиями и криком бросилась к отцу. В руках Нина держала какую-то газету. Размазывая по щекам слезы и тушь, потрясая в воздухе смятой газетой, Нина закричала:
- Папка, папка, они хотят меня убить!
- Кто, дочка? - встревожился Александр Владимирович.
- Наши враги! Посмотри, что они напечатали обо мне в этой мерзкой газете!
И она швырнула чуть не в лицо отцу смятый комок бумаги. Президент не стал ловить то, что ему бросила дочь. Сначала он попытался успокоить ее.
- Доченька, не плачь: они не стоят даже одной твоей слезинки! Кто тебя обидел?
- Не знаю! - еще сильнее заревела дочь. Она рыдала так истерично, как будто ей в это время кто-то причинял сильную физическую боль.
Александру Владимировичу пришлось поднять с пола газету. Он медленно развернул ее, распрямил листы и негромким голосом прочитал:
- «Частное лицо правит государством». Это о тебе?
- Да, да!
- Понятно, - сказал Александр Владимирович и швырнул газету на пол.
Затем он потянулся к кнопке звонка и сильно нажал на нее. Тотчас из-за двери появился охранник.
- Альберта Васильевича ко мне!
Через минуту в комнату вбежал запыхавшийся первый помощник.
- Кто у нас контролирует печать? - грозно начал Президент. - Почему появляются такие подметные статьи про мою семью?
- Вы сами подписали Указ о запрещении всякой цензуры  в средствах массовой информации.
Лучше бы он этого не говорил. Александр Владимирович так рявкнул на своего помощника, будто это именно он был автором не понравившейся его дочери статьи:
- Как ты смеешь мне указывать, что делать! Я не о цензуре говорю, а защите чести и достоинства семьи Президента!
Альберт Васильевич понял, что возражать в данной ситуации что-либо бессмысленно, и потому промолчал. Он выслушал длинную тираду от Президента о беспомощности аппарата его администрации и много еще чего подобного. И только через несколько минут, выговорившись, Александр Владимирович уже более тихо спросил:
- Ты хоть сам эту статью читал?
- Нина мне про нее позвонила, и я сразу же начал выяснять, чьих это рук дело.
- Ну?
- К сожалению, в редакции имеются подлинники опубликованных ею текстов телефонных разговоров вашей дочери.
- Так. И кто это мог сделать?
- Записать разговоры? Думаю, Нина Александровна вам сама сообщит.
Молчавшая все это время Нина вдруг бросила приводить свое лицо в порядок и заявила:
- А это не ваше собачье дело!
Президент грозно нахмурил брови и приказал:
- Давай, Нина, выкладывай.
- Кто, кто?! Ну, Кейман, кто же еще.
- Альберт Васильевич, выйди.
Он подождал, пока за первым помощником закроются двери, и обратился к дочери:
- Доигралась? Кто тебя просил связываться с этим типом?
- Ну, папа, ты же знаешь, что Кейман незаменим в финансовых делах. Он может молниеносно решить любую проблему.
- И посадить при этом нас в глубокую яму. Что теперь прикажешь делать? А я еще, с твоей подачи, его на такую высокую должность назначил!
- Подумаешь, проблема. Как назначил - так и снимешь. Теперь, после этой публикации, он нам больше не нужен.
Нина поправила кисточкой рисунок левой брови, облизнула языком ярко накрашенные губы и, словно это не она рыдала несколько минут назад, весело заключила:
- Знаешь, что Бог ни делает, все к лучшему. Конечно, он меня в грязи вымазал. Зато теперь мы от него не зависим - больше на своем крючке он нас держать не сможет!
Отец горестно смотрел на улыбающуюся дочь. Ему ничего не оставалось, как последовать ее совету.

«Воистину чудны твои дела, Господи! - думал, получив телефонограмму с вызовом к секретарю Совета безопасности, Сабиров. - Неужели теперь я буду отчитываться перед этой мразью, получившей путем интриг и шантажа президентской семьи такую высокую должность?»
Но делать было нечего: как человек государственный, он был обязан подчиниться. И, буквально против своей воли, с плохим настроением, но управляющий делами Президента все же направился на Старую площадь, где располагался аппарат секретаря этого одного из высших государственных учреждений страны.
Однако каково было удивление Сабирова, когда в приемной Совета безопасности он обнаружил Треногова и Якубова.
- И вы здесь? - искренне удивился он. - Попались, значит, голубчики? Нарушаете безопасность государства?
- Ты, Герман Антонович, так не шути, - серьезно оборвал его глава московского правительства. - Лучше думай, что делать: Распутин в царской России и то лучше был. Он хоть мадеру ведрами пил да великосветских дам соблазнял. А этот в самое сердце государства залез!
- Распутин плохо кончил, - мрачно заметил бывший директор Федеральной службы безопасности. - Нашлись порядочные люди из личной гвардии царя, которые опрокинули бочку нечистот на могилу этого интригана.
- А какая в нем все-таки была сила! - решил поразить друзей своей эрудицией Сабиров. - Съел вместе с пирожными пять граммов цианистого калия, затем выдержал удар бронзовым подсвечником по голове и три пули в грудь. Но даже после этого, утопленный в проруби Невы, жил в ледяной воде еще восемь минут!
- Господа! - подошла к ним секретарша приемной. - Абрам Исхакович просит вас в свой кабинет.
- Я пригласил вас, господа, - сразу же начал совещание Кейман, восседавший во главе длинного, с полированной столешницей стола, - чтобы обсудить наиважнейший вопрос безопасности нашего государства.
Он сделал многозначительную паузу, чтобы собравшиеся смогли по достоинству оценить важность его сообщения. Затем продолжил:
- Как нам стало  известно из компетентных источников, вами проводится определенная работа, которая не может рассматриваться как приносящая пользу государству.
Кейман опять сделал паузу. Он сидел за столом, гордо выпятив тщедушную грудь, приподняв плечи, которые не могли приукрасить даже накладные подплечники. Его лицо буквально лучилось сознанием своей исключительной значимости и важности.
- Конкретнее, - вдруг довольно грубо сказал Треногов. - Вы в чем-то лично меня обвиняете?
- Нет, нет, - быстро застрекотал Кейман. - Но оперативные разработки...
- Которые? - вмешался в разговор Якубов. - Те, что незаконно проводит ваша частная фирма? Подслушивание разговоров высших  должностных лиц - это вы имеете в виду?
Кейман вмиг преобразился. Встретив неожиданный отпор, он сразу ужал грудь, опустил плечи и постарался чуть ли не спрятаться за стол. Но этого ему, при всем желании, сделать, конечно, не удалось. Пришлось пытаться дать ответ.
- Вы ошибаетесь, господа. Моя фирма не имеет к данному разговору никакого отношения.
- А мы вам не «господа», - подал голос и Сабиров. - И даже не «товарищи». Кстати, вы ведь гражданин другой страны - Израиля. Как вам удалось попасть на пост хранителя секретов и безопасности России?
- Это вопрос к Президенту: он меня назначал.
- Так что мы здесь обсуждаем? - поднялся из-за стола глава московского правительства. - И, собственно говоря, с кем?
- Вот именно, - поддержал его Сабиров. - Нам здесь делать нечего.
Все трое дружно встали и направились к двери. Но не успели они выйти, как вслед донесся слабый голосок Кеймана:
- Вы пожалеете об этой демонстрации! Все будет доложено Президенту!
- Хам! - обернулся к нему и высказался Треногов. - И чтоб больше не смел меня беспокоить своими телефонограммами.
- Это ты зря, - осторожно заметил Якубов, как только они оказались в приемной. - Ему только такие аргументы и нужны.
- Да пошел он к долбаной матери! - разгорячился глава правительства. - Буду я еще перед каждой мразью расшаркиваться!
- К сожалению, - вздохнул Якубов, - мы живем именно в такой стране, где приходится и это учитывать. Один такой человек может принести России вреда больше, чем ЦРУ и ФБР вместе взятые.
С такими невеселыми мыслями они и покинули приемную Совета безопасности на Старой площади Москвы.

Потсдамская конференция победителей во второй мировой войне подвела черту под разделом Европы и гитлеровской Германии. Но союзники только делали вид, что дружны и неразлучны. США и Англия уже давно вели тайную войну против Советского Союза. И главным козырем этих стран являлось новое оружие невиданной разрушительной силы - атомное.
К самому началу конференции американский президент получил долгожданное известие: в далекой Неваде произошло первое успешное испытание атомной бомбы. Трумэн не мог даже совладать с собой от радости: его лицо светилось гордостью и сознанием собственного превосходства. Ему, которому невольно хотелось встать навытяжку, как только в зале заседаний появлялся Сталин, это было особенно приятно. Он уже предвкушал, как огорошит советского диктатора, который только что покорил мир, этой сенсацией.
В овальной комнате Потсдамского дворца собрались советский генералиссимус, английский премьер и американский президент. Кроме них в просторной комнате были только переводчики. Как только были высказаны приветствия и улажены необходимые формальности, Рузвельт неожиданно произнес:
- Господин Сталин, хочу сообщить вам сенсационную новость: американские ученые только что провели успешное испытание атомной бомбы. Это новое, сверхмощное оружие, которое может уничтожить целые страны и континенты.
Черчилль, как только его союзник и друг произнес эти слова, буквально впился взглядом в лицо диктатора, чтобы увидеть, какое впечатление произвело это сообщение на Сталина.
Однако он был разочарован: вопреки его ожиданиям, лицо Сталина сохраняло веселое и благодушное выражение.
Как только завершились переговоры, американец и англичанин встретились наедине.
- Он не задал мне ни одного вопроса! - изумленно произнес Трумэн.
- Наверное, просто не понял, о чем идет речь!
- А мы еще боялись такого недалекого человека, пожалел Сталина американский президент.
- Да, сэр, мы явно переоценивали его мудрость и дальновидность, - согласился английский премьер-министр.
Однако Сталин все хорошо понял. Он уже спешил в Москву. И как только переступил порог своего кабинета, потребовал к себе Курчатова.
- Товарищ Курчатов, - поздоровавшись за руку, сообщил Иосиф Виссарионович, - американцы только что испытали атомную бомбу. Мы непозволительно отстали в этом важнейшем вопросе. Я надеялся, что страна, победив Гитлера, получит передышку. Но международный империализм не позволяет нам расслабиться. Что нужно, чтобы резко ускорить работу по созданию атомной бомбы?
Профессор Курчатов уже имел готовый план работ. Поэтому ему не потребовалось просить времени на подготовку. И он немедленно доложил о своих просьбах:
- Нужно выводить работы по использованию внутриатомной энергии урана на новый, более высокий уровень. Требуется создать специальное ведомство при правительстве, которое занималось бы только этим вопросом.
- Согласен. Мы создадим Специальный комитет по атомной бомбе. Но не при Государственном комитете обороны. Это поднимет ее статус и позволит засекретить работы. Мы назовем их, допустим, «Проект Бородино».
Сталин прошелся по кабинету, затем добавил:
- А возглавить Проект поручим товарищу Берии. У него хватит сил и энергии, чтобы обеспечить вас и ваших ученых всем необходимым для этой важнейшей работы. Действуйте, Игорь Васильевич.
Так было дано значительное ускорение созданию, в противовес американской, советской атомной бомбе.

Сразу из Совета безопасности трое друзей поехали на свою конспиративную квартиру. Ею, по неписаному согласию, стала подмосковная дача Треногова.
Правительственный «ЗИЛ» в сопровождении двух милицейских машин промчался по Ленинградскому проспекту, затем - шоссе, и, наконец, вырвался на простор  великолепной
окружной дороги. Недавно отстроенная по последнему слову техники, она выглядела как заграничная картинка. К тому же и здесь машине главы московского правительства везде сопутствовал «зеленый свет». Вскоре они уже свернули с Боровского шоссе в живописный лесной массив.
После жары и духоты, установившейся в последние дни в столице, здесь их встретил удивительной чистоты прохладный воздух. Эта чистота придавала окружающей природе особую резкость и блеск. Каждая сухая ветка сосны была издали видна среди темной хвои. Даже блестящая на солнце нитка паутины вырисовывалась так, словно протяни руку и схватишь это чудо природы.
В сосновом бору стояла завораживающая тишина, лишь изредка нарушаемая пением птиц да стрекотом одинокого кузнечика. Потоки света среди бронзовых стволов то меркли, то вновь разгорались и превращали деревья и заросли кустов в живой шевелящийся мир листвы.
Все это настраивало на умиротворяющий лад. И спустя какой-то час от былого нервного возбуждения друзей не осталось и следа.
Но это не помешало им, как только все умылись и сели за стол в тенистой беседке, приступить к обсуждению чрезвычайного происшествия. Именно так назвал их вызов к Кейману Треногов:
- Это позор для страны! Какая-то гнида будет меня вызывать и давать указания, что делать!
Видимо, эмоциональный хозяин дачи все еще не отошел от того унижения, которое испытал, явившись на ковер к тому, кого несколько дней назад поручил проверить прокуратуре.
- Зачем тогда к нему явился? - лениво отозвался Сабиров, который, несмотря на жару, уже успел пропустить стопку водки из запотевшей, из холодильника, бутылки.
- А мне интересно стало: что же он мне скажет! - быстро отреагировал Треногов. - То, что он знает о наших встречах, мне известно. Но что он наберется наглости еще мне об этом и заявить, да еще прикрываясь безопасностью страны,- это уже перебор!
- А что дали результаты проверок его незаконной деятельности по прослушиванию? - поинтересовался Якубов, хоть прекрасно знал об этом.
- Да ничего, - махнул рукой Треногов. - Разве можно в этой стране посадить того, кто действительно нарушил закон?
- Тем более, если его нарушил человек из окружения Президента, - подтвердил бывший глава Федеральной службы безопасности. - Ну, а каков резонанс газетного разоблачения вмешательства в дела страны небезызвестной Нины Александровны?
Треногов, занявшийся было разделкой рыбы под пиво, отложил ее в сторону и серьезно заметил:
- Думаю, что этот ход нам многое даст. Мне, конечно, неизвестно, как на эту статью отреагировал Сам. Но что Нинку хватила истерика - это наверняка. Я эту дамочку знаю. Слезы, стенания, приказы отцу изничтожить мерзавцев, осмелившихся написать о ней правду.
- Значит, сегодня-завтра будут результаты, - задумчиво протянул Якубов. - Полагаю, что Кейману недолго осталось красоваться в этом кресле.
- Ты так думаешь? - оживился Сабиров. - Да он их всех на крючке держит: помимо этих кассет с записями, Кейман финансировал семью, особенно Нину.
- А ты не финансировал? - усмехнулся Якубов.
- Я делал это по личному приказанию шефа. Так сказать, по долгу службы. А эта гнида Кейман за деньги власть в стране покупал.
- Ладно, друзья, - решил примирить споривших хозяин дачи, давайте займемся более существенными вопросами. Значит, Кейману конец? Прекрасно - это большая победа для страны. А как быть с Самим? Не считаете, что наступил благоприятный момент?
- А что ты можешь для этого сделать? - поинтересовался Якубов. - Нарушить Конституцию и насильно снять его с должности?
- Да он сам эту Конституцию растоптал, когда к власти рвался. А новую под себя приказал написать. Такую, чтобы снять его при всех условиях было невозможно.
- А кто за нее голосовал? - язвительно заметил Сабиров. -  Мы с тобой оба и аплодировали новому тирану, который власть понимает только как способ личного обогащения.
- Ну, это ты уж слишком! - опасливо покосился по сторонам Треногов. - Да за такие речи...
-... при Сталине бы расстреляли. А теперь благодаря новой Конституции даже не посадят, - закончил за них Якубов.
- Н-да, - подытожил Треногов. - Сплошной тупик. Одна надежда: на досрочные выборы. И к ним надо всерьез готовиться. Кто лучше это сделает, того и народ изберет. А здесь очень многое зависит от средств массовой информации. Но если нам будут вредить свои же люди...
Хозяин дачи многозначительно посмотрел на Сабирова, старательно жующего кусок рыбы, и стал ждать его ответ.
В наступившей тишине было слышно, как где-то рядом заботливо жужжит шмель. Он летал кругами, все ближе подбираясь к бе-седке. Видимо, в деревянном строении у него было гнездо. И действительно, шмель сделал ловкий быстрый поворот и скрылся от глаз в расщелине крыши.
- Если ты имеешь в виду Джульетту, - наконец сказал, дожевав вкусную рыбу, Герман, - то виноват прежде всего сам.
- Интересно, чем же? Она печатает обо мне гнусный фельетон в своей газетке, а я еще и виноват?!
- Не надо обманывать девушку. Пообещал за ту заказную статью горы, а сам ни копейки не заплатил.
Треногов почесал рукой в затылке, будто именно там у него был кошелек с деньгами. Затем, смущаясь, был вынужден признать:
- Да, это я дал маху. Понимаешь, совсем забыл. Мне что, этих паршивых денег, что ли, жалко?
- Ну, это ты ей объясни. Я-то в ваших разборках при чем?
Беседа троих друзей плавно перетекла на обсуждение проблем женщин. К тому же пиво оказалось превосходным и настраивало на лирический лад, в котором политике места не было. Да и погода способствовала расслаблению. Солнце уже клонилось к закату, и в сосновом бору оживали совсем иные звуки.
В косых лучах перепархивали, точно загораясь, какие-то птицы. Запахло земляникой, нагретыми пнями. Гулко падали шишки. Словом, лес готовился ко сну.
Но обитатели правительственной дачи и не думали о каком-то сне. У них было слишком много забот и проблем. И решить их эти взрослые люди почему-то никак не могли.

Вещи усиливают ощущение времени. Часто они живут дольше нас. Прелесть жизни порой заключается не только в настоящем и ожидании будущего, но и в воспоминаниях о прошлом.
Джульетта Степановна сидела сейчас в одиночестве в своей уютной квартирке в Последнем переулке Москвы и с грустью перелистывала альбом с фотографиями.
Вот этот бравый, с лихо закрученными усами, на дореволюционной фотографии - ее прадед. А это, светлой памяти, ее мама. Эти черно-белые, кое-где уже пожелтевшие карточки должны остаться и после меня, подумала Буланова.
Она перевернула еще пару страниц альбома и чуть не рассмеялась: загорелая, верхом на бутафорском крокодиле да еще с давним любовником. Мэр города, откуда она приехала в столицу, не считался с расходами и свозил свою возлюбленную в далекий и жаркий Таиланд.
Там она была действительно счастлива. Никаких забот, все время прекрасная погода, теплый океан, пальмы и экзотика. Но семейного счастья связь с замужним человеком ей не принесла. Впрочем, она и теперь осталась в той же неопределенной роли любовницы без права на мужа и его имущество.
Джульетта задумалась над этой, казалось бы, очевидной мыслью, которая до этого ей почему-то не приходила в голову.
Но что ей оставалось делать? Устроить скандал и потребовать от Германа развода с законной супругой?
Но тем самым она разрушила бы не только его устроенную семейную жизнь, но и карьеру, высокое государственное положение Германа. Хотя, кажется, давно прошли времена парткомов, решавших подобные семейные вопросы и выносивших грозный приговор, развод со скандалом управляющему делами Президента ничего хорошего не сулил.
Бросить его, чтобы найти другого, согласного на женитьбу? Однако она по-своему любит Германа и привязалась к нему. К тому же элементарное чувство благодарности и порядочности не позволяет так поступить. Что ни говори, а в Москве она оказалась только благодаря высокопоставленному любовнику.
Джульетта так размечталась над старыми фотографиями, что резко вздрогнула, а затем и вскрикнула, когда раздался звон разбитых стекол.
Она не сразу поняла, что произошло. И только когда как можно осторожнее приблизилась к окну, увидела, в чем дело. В обоих стеклах оконной рамы было симметричное сквозное отверстие.
«Странно, что стекла не разлетелись», - почему-то подумала совсем не о том, о чем следовало, хозяйка квартиры.
Но затем Буланова бросилась к телефонному аппарату и стала лихорадочно набирать номер милиции.
- Алло, алло! - возбужденно кричала она в  трубку. - Вы меня слышите? В меня стреляли! Да, да! Адрес? Записывайте.
Только когда она подробно объяснила все милиции, Буланова немного успокоилась. Хотела было позвонить еще Зине и Герману, но передумала.
К ее удивлению, милиция приехала быстро. Следователь прокуратуры, криминалист и фотограф внимательно изучили отверстие в стекле, нашли пулю, запротоколировали происшествие и собрались уезжать.
- Как?! - изумилась Буланова. - И это все?!
- А что вы еще хотели? - равнодушно поинтересовался лейтенант милиции. - Чтобы мы у вас постоянный пост охраны оставили?
- Конечно! Меня же хотят убить!
Лейтенант усмехнулся:
- Во-первых, это еще не доказано. Стреляли, по всей видимости, с крыши противоположного здания. Могли и перепутать квартиры. А во-вторых, в Москве таких случаев - десятки, на всех охраны не наготовишься.
- Значит, вы будете меня охранять, - насмешливо заметила журналистка, - когда убедитесь, что меня убили?
 Лейтенант хотел возразить, но в это время зазвонил телефон.
Джульетта хотела взять трубку, но милиционер ее опередил.
- Кто говорит? Так. Так. Понятно. Спасибо.
И он тут же повернулся к следователю прокуратуры:
- Похоже, что потерпевшая права. Только что кто-то позвонил главному редактору газеты, в которой она работает, и сказал, чтобы те не удивлялись, если Буланову случайно найдут убитой.
- Так, - удовлетворенно сказал следователь, - дело приобретает интересный оборот. Похоже, что нам с вами, - он кивнул на хозяйку квартиры, - придется побеседовать подробнее.
Почти час Джульетте пришлось отвечать на самые разные вопросы, итересующие следователя. Она уже была не рада, что позвонила в милицию.

Ночью в Подмосковье глухо гремела гроза. Александру Владимировичу не спалось. Он поднялся с постели, подошел к окну и смотрел в пустынный парк. От синих пронзительных молний на стекле вспыхивали сложные узоры. Президенту казалось, что все эти пышные розаны и хохлатые петухи от молний лишь напоминание ему о том сложном положении, в которое он попал.
Его донимали со всех сторон. Собственное нездоровье, от которого давно разламывалась голова и тело и было совсем не до забот о стране и ее народе. Оппозиционные соратники, которые только и мечтали, как бы по-скорее от него избавиться. А теперь еще и собственная дочь, которая своими капризами и желанием поуправлять государством, загнала его в угол.
Главной головной болью Александра Владимировича было решение вопроса с Кейманом. Легко назначить человека на высокий пост. Гораздо труднее его оттуда снять.
Президент отошол от окна, за которым гроза и не думала утихать и нажал кнопку звонка. Через некоторое время в его спальню вошел офицер охраны.
- Альберт Васильевич здесь?
- Да, отдыхает в своей комнате.
- Разбудите. Пусть придет ко мне.
Ворочаться до утра в постели или принимать крепкое снотворное, от которого потом опять будет болеть голова, ему не хотелось. Самое  время обсудить, наконец, некоторые государственные вопросы.
Первого помощника ждать Президенту пришлось недолго. Видимо, тот привык к таким капризам своего Хозяина и спал, если уж не одетым, то наготове к возможным побудкам.
- Молодец, - одобрил Александр Владимирович, - Собираешься как солдат: за сорок пять секунд.
Альберт Васильевич не стал отвечать на похвалу, а только прикрыл рот рукой, чтобы не зевнуть.
- Ну, что будем делать с Кейманом?
«Вот те на! - подумал помощник. - Он его сам назначил, со мной не советовался, а теперь, когда тот наворочал дел, меня спрашивает!»
Но вслух он сказал иное:
- То, что заслуживает.
- Что ты мне ребусы задаешь, - лениво возразил Президент и невольно вздрогнул, так как в это время ярко сверкнула молния, а затем раздался мощный грохот. - Казнить нельзя помиловать. Ты мне запятые расставь.
- С одной стороны, - дипломатично начал Альберт Васильевич, Кейман заслуживает снятия, так как своими действиями уже вызвал волну возмущений в прессе, чем косвенно дискредитирует и вас. А, с другой, - он же протеже Нины Александровны.
- Понятно: не пой тонко, не пой толсто. За что тебя люблю, так это за твою увертливость.
Президент сказал эти слова неторопливо, ровным, спокойным тоном. Помощнику показалось, что он стал засыпать в кресле-качалке, так мерно засопел носом Александр Владимирович, как вдруг тот резко добавил:
- Так что ты со своими друзьями решил сделать со мной?
Альберт Васильевич даже рот открыл от удивления. Он знал непредсказуемость и изуитскую хитрость Президента, потому всегда при разговорах с ним проявлял максимальную осторожность. Но на этот раз слова Президента застали его врасплох. Видимо, сказалось то, что он еще не совсем проснулся и плохо соображал. Но такое подозрение заставило его вмиг мобилилизоваться и стать привычно собранным. И потому ответил он довольно убедительно.
- Я?! С вами?! Да провалиться мне на этом месте, если я когда против вас что замышлял! Это все наши враги хотят клин между нами вбить! Что я без вас? Да меня завтра же из Кремля попрут!
- Это ты верно сказал. Без меня тебя точно за одно место подвесят. Так что ты держись старика: я нервишки кое-кому еще сильно попорчу. Ладно, иди отдыхай.
Первый помощник так и не понял, зачем вызывал его среди ночи Президент. Но, главное, ему было непонятно другое: что знал об их тайных встречах Президент?

Прогулка на подмосковную дачу Треногова все же не была пустой говорильней и поглощением пива под вкусную рыбку. Об одном важном деле друзья все-таки договорились. И поручили его исполнение Якубову.
И вот сейчас бывший директор ФСБ ожидал в приемной Генерального прокурора, когда тот его пригласит. Раньше ему не пришлось бы никого ожидать. Михаил Иванович почел бы за великую честь встретить такого важного гостя у самого подъезда здания на Большой Дмитровке.
Но такое пренебрежение к давнему знакомству со стороны коллеги Якубова совершенно не огорчало. Во-первых, он давно знал истиную цену показной дружбы высших чиновников государства. А, во-вторых, чем больше бы он здесь прождал сейчас, тем лучше это было для темы предстоящего разговора.
Наконец, из кабинета Генерального прокурора вышло несколько человек, и Михаил Иванович вышел навстречу гостю. Он широко распахнул руки, словно хотел заключить в объятия гостя, но не сделал этого, а лишь, не очень искренне, проговорил:
- Иван Павлович! Ну что же ты столько времени ко мне не заходил!
Якубов промолчал и лишь неспеша прошел в кабинет следом за его хозяином. Тот отвинтил крышку у большой пластмассовой бутылки и предложил гостю воды. Увидев отказ Якубова, налил себе полный стакан и жадно, почти не отрывая его от губ, выпил воду до дна.
- Поговорить бы надо, - тихо заметил Якубов.
Генеральный прокурор его понял. Он повертел головой по сторонам кабинета, как бы проверяя, не прячется ли кто за широкой портьерой или под диваном, и согласился:
- Давай как-нибудь поговорим. Только не сейчас - дел, сам понимаешь, по-горло.
- Дела у прокурора все время будут, - иначе зарплату платить не за что. А надо бы и о себе подумать: при таком напряженном темпе работы недолго и инфаркт схватить. Поверь, после этого сразу всем станешь не нужен.
Генеральный прокурор поверил. Он только что сам продемонстрировал это на примере бывшего директора Федеральной службы безопасности. И потому, в знак согласия, задумчиво покачал головой.
Увидев, что хозяин кабинета склонен принять его предложение, Якубову осталось только чуть-чуть «дожать» своего собеседника.
- Знаешь что, поедем-ка сейчас со мной. Есть одно укромное место, где нам никто не помешает. В мужской компании хорошенько перекусим, а, заодно, и поговорим. Там нам никто мешать не будет.
- Ладно, - вздохнул Генеральный прокурор, - поедем. Ты прав: все дела не переделаешь.
Он дал несколько распоряжений секретарю в приемной, и они, на отдельном лифте, спустились вниз, к подъезду.

Лето в этом году было особенно жарким. Даже в зашторенном кабинете Сталина в Кремле чувствовалось, что на улице знойно и душно.
Возможно, именно это обстоятельство было причиной плохого настроения вождя. По крайней мере, так думал его личный секретарь Поскребышев, когда докладывал Сталину о сборе приглашенных.
Но он ошибался. Не жаркая и душная погода была причиной негодования диктатора. Только что Иосиф Виссарионович ознакомился с особо секретным донесением о том, что в Пентагоне разработан план атомной бомбардировки двадцати советских городов, включая Москву.
«Подумать только! - негодовал про себя Сталин, в раздражении отодвинув от себя на столе секретный доклад. - Всего три месяца прошло после окончания конференции стран-победительниц второй мировой войны в Потсдаме. Там вовсю звучали тосты о дружбе и поддержании мира на земле. И те же Рузвельт и Черчилль теперь строят планы уничтожения Советского Союза! Этого не будет!»
Он приказал, чтобы приглашенные вошли в его кабинет. Вождь лично и очень тепло поздоровался за руку с Курчатовым, Сахаровым, Александровым и другими учеными. Затем пригласил их сесть за большой длинный стол, накрытый зеленым сукном.
- Вы, товарищи ученые, прекрасно знаете, что сейчас требуют от вас партия и правительство. Надо максимально ускорить работы по реализации Проекта «Бородино». Империалисты уже вынашивают планы уничтожения с помощью нового оружия нашей страны. Поэтому мы не пожалеем никаких средств, чтобы создать ядерный щит Родины.
Ученые не подвели Родину и Сталина. 29 августа 1949 года на семипалатинском полигоне в Казахстане была успешно испытана первая советская атомная бомба. А еще раньше, в 1947 году министр иностранных дел СССР В. М. Молотов сделал заявление, что секрета атомной бомбы уже давно не существует.
Сталин щедро, по-царски одарил группу разработчиков проекта. Создатели атомной бомбы получили Государственные премии, звания Героев Социалистического Труда, автомобили, особняки, деньги. Вождь был готов на руках носить этих людей. И был прав, потому что эти люди положили конец атомной монополии США и Англии, которые могли применить грозное оружие не только в Хиросиме и Нагасаки.

Как только Сабиров узнал об обстреле квартиры Булановой, сразу же выехал к ней. Там он застал не только свою любовницу, но и наряд милиции.
- Что здесь произошло? - обратился Герман к лейтенанту, который был старшим в наряде.
- А с кем имею честь говорить?
Сабиров мгновение поколебался, затем, чтобы узнать правду, все-таки решил раскрыть свое инкогнито.
- Управляющий делами Президента Сабиров.
- Вот как? - удивился молодой лейтенант. - И что вы здесь, собственно говоря, делаете?
Герману, который не привык к такому обращению с собой, это очень не понравилось. И он повысил голос:
- Да как вы смеете так со мной разговаривать! Одного звонка будет достаточно, чтобы убрать вас с этой работы!
- А вот это уже называется использованием служебного положения в личных целях. Я здесь выполняю свои обязанности и не обязан давать служебную информацию даже чиновнику из Администрации Президента.
- Герман Антонович, - вмешалась Буланова. - Не спорь: он прав. Да и, собственно, что он может сейчас сказать нового?
- Ты, пожалуй, права, - несколько поостыл Сабиров. - Где бы нам с тобой приватно поговорить?
- Давай лучше поедем к Зине. Все равно я не смогу теперь здесь спокойно себя чувствовать. Даже под охраной таких бдительных милиционеров, - сказала она и улыбнулась молодому лейтенанту.
Минут через пятнадцать они уже входили в соседний дом, где жила Зина. Та встретила их радостно. Однако было видно, что она сильно встревожена. И потому сразу накинулась с расспросами:
- Ну что милиция выяснила? Кого подозревают?
- Это, пожалуй, мы должны вычислить сами, - резонно заметил Сабиров. - Поэтому надо подумать, кому нужно было пугать Джульетту?
- Против кого она писала свои статьи.
- Ты, Зина, конечно, права, - согласилась Буланова. - Начнем с Треногова - ему от меня здорово досталось.
- Ну, это исключено! - возмутился Сабиров. - Он - мой друг, а ты - моя любовница. К тому же я открытым текстом высказал ему претензии по поводу того, что он забыл тебе оплатить заказ. И он согласился, что «нужное» мнение, которое создает пресса, сейчас дорого стоит.
- Да, Треногов прав, - заметила Зина. - В России журналист больше чем человек, который пишет: нигде в мире так не верят в печатное слово, как в России.
- Журналист у нас не дурак, - весело заметил Герман, - как его покормят, так и писать будет.
- Друзья, друзья, - была вынуждена вмешаться Джульетта, - мы отвлеклись от темы. Нам же надо выяснить, кто потенциальный заказчик этой пули, влетевшей в мое окно, а не открывать симпозиум насчет особых качеств российского журналиста. Мораль, в принципе у каждого человека одна. И наш журналист от иностранного ничем в этом плане не отличается.
- А когда-то отличался! - назидательно вставила Зина. - Я помню твои статьи в областной газете. Тогда они были полны патриотизма, высокой нравственности и служению Родине.
Буланова красноречиво посмотрела на подругу и ничего не ответила. Она вынула из пачки сигарету «Кэмел», чиркнула зажигалкой и глубоко затянулась. Затем тоскливо оглянулась вокруг:
- Зинок, у тебя что - выпить ничего нет?
- Откуда? Нам уже второй месяц зарплату не платят.
- И вам тоже? - удивился Сабиров. - Во довели страну: имеем почти половину всех сырьевых богатств мира, а живем в нищете.
- А все потому, что во главе государства находится старый, больной и безразличный человек, а правят страной разные проходимцы! - запальчиво выкликнула Зина и вдруг прижала указательный палец к виску: - Эврика! Как я сразу не подумала?! Это же Кейман!
- Что Кейман? - не поняла Джульетта.
- Он - заказчик и исполнитель!
Сабиров и Буланова оторопело посмотрели на хозяйку квартиры. А Зина как ни в чем не бывало продолжала развивать свою мысль:
- Следите за моей логикой. Джульетта «светится» в газете с разными статьями, заказной характер которых вполне понятен тем, против кого он направлен. Кейман, как человек, несомненно, одаренный и поднаторевший в интригах, сразу устанавливает связь между Джулей, Треноговым и тобой, Герман. Тебя он уже пытался запугать, теперь пришла очередь Джули.
Сабиров задумчиво покивал головой. В словах Зины он в самом деле увидел логическую связь. Да и Буланова не стала отрицать справедливость этой версии. И он медленно проговорил:
- Ах сволочь! Мало ему меня - теперь и до моей возлюбленной решил добраться. Но это у него не получится: я сделаю все, чтобы убрать эту гадину.
И он повернулся к Булановой:
- Значит, так. Ты поживи пока у Зины - это будет безопаснее. А насчет всяких кейманов не беспокойся: мы сейчас как раз эту версию разрабатываем.

Прошедшая ночью гроза наконец-то освежила воздух и заставила отступить жару. Грозовое желтое небо еще дымилось многочисленными облаками, но в двух местах их прорывало яркое многоцветье. Две подруги-радуги словно опрокинулись над верхушками деревьев и радовали глаз переливом причудливых красок.
Якубов, как только они выехали за пределы столицы, отключил кондиционер в машине и открыл окно. Однако вместе с теплым ветерком в салон ворвался и влажный воздух.
- Душно, - сказал Генеральный прокурор, отирая платком лоб и затылок. - Как бы снова не разразилась гроза с ливнем.
- У природы нет плохой погоды, - отшутился Якубов. У него значительно повысилось настроение оттого, что Михаил Иванович согласился поехать с ним. Признаться, он не ожидал такого быстрого и легкого согласия важного чиновника на предложение бывшего коллеги. - Да и ехать осталось недолго.
- А куда мы направляемся, если не секрет? - почему-то впервые поинтересовался Генеральный прокурор, что совсем не соответствовало его должности и умению быть всегда осторожным и осмотрительным.
- Еще пару километров - и мы у цели, - уклонился от прямого ответа Якубов, ловко ведя машину по пролеску.
И действительно, через несколько минут они остановились у ворот какой-то дачи. Михаил Иванович сразу определил, что этот красивый особняк за трехметровым забором с системой видеонаблюдения явно принадлежит не простому труженику. Но задавать больше вопросов не стал, справедливо полагая, что скоро все и так прояснится.
Он оказался прав. Как только машина въехала на территорию дачного участка, представлявшего большой, уходящий вдаль сосновый бор, его взору сразу предстали знакомые люди. Треногов, Сабиров и даже первый помощник Президента были прекрасно известны Генеральному прокурору. Он стал догадываться, что заставило этих людей собраться в одном месте.
Но крепкие дружеские рукопожатия, взаимные приветствия, традиционные вопросы о здоровье не оставляли сейчас времени для расспросов. Его пригласили пройти на просторную террасу трехэтажного особняка с причудливыми башенками. Здесь уже ждал богато накрытый стол.
Первые десять минут застолья все дружно выпивали и закусывали. Здесь, на природе, духоты почти не чувствовалось. К тому же солнце уже клонилось к закату, и становилось прохладнее. Вдоль террасы густо росли цветы. Мокрые соцветия красных пионов горели в последних лучах солнца, как раскаленные угли. Все это в сочетании с мерным постукиванием дятла по засохшему стволу дерева создавало благостную картину деревенского умиротворения и покоя.
Но, похоже, гости собрались здесь не для этого. И первым начал серьезный разговор хозяин дачи. Он выпил еще одну рюмку коньяка, зажевал его ломтиком лимона и спросил Генерального прокурора:
- Скажи, Михаил Иванович, ведь не зря мы тебя сюда вытащили? Красота-то какая!
- Да уж, красиво. Но пригласил ты меня зачем? Не кормить и поить, в самом деле!
- И это тоже не помешает. Я, к примеру, на голодный желудок плохо соображаю. А нам сегодня нужно принять важные решения. Скажи, пожалуйста, ты с кем?
Михаил Иванович чуть не поперхнулся куском малосольной форели, который только что подцепил вилкой и отправил в рот. Но быстро прожевал его и в свою очередь спросил:
- А что ты имеешь в виду?
- Брось хитрить: тут все свои. Ты с Президентом и его окружением, которые развалили и унизили великую страну, или с честными патриотами, которые хотят спасти Родину от окончательного краха?
На такой вопрос у бедного Михаила Ивановича не могло быть иного ответа, как остаться заодно с честными патриотами. Но это не устроило главу столичного правительства. И он потребовал доказательств:
- Тогда почему пляшешь под дудку Самого? Зачем дважды вызывал Германа и устраивал ему накачки?
- Погоди, Василий Иванович, - вмешался Якубов. - Нельзя прижимать человека к стенке, если хочешь сделать его союзником. Михаил Иванович в данном случае поступил так, как сделал бы каждый на его месте. У прокуратуры имеется материал на Германа, и мы об этом знаем. Другое дело, что он выполнял указание Президента, не для себя переводил на заграничные счета эти деньги, предназначенные для ремонта Кремля. Так, Михаил Иванович?
- Абсолютно так.
- Спасибо. Речь сейчас об ином: готов ли Генеральный прокурор, у которого имеется огромный компромат на окружение Президента, дать ему ход?
- И оказаться, так же как и вы, выброшенным с работы?
- Михаил Иванович! Я ведь ходу имеющимся у ФСБ материам не дал. И все равно меня отправили в отставку. Так что вы сидите на пороховой бочке.
- Вот видите! - обрадовался Генеральный прокурор. - Вы-то меня понимаете: я один изменить  ситуацию не смогу.
- А почему один? - подал голос Сабиров. - Нас теперь много. И мы можем помочь многострадальной России сбросить с трона человека, который столько лет только и делал, что заботился о личном благе.
- Да, - подтвердил Якубов, - если вы согласитесь быть с нами в одном ряду, мы многое можем сделать.
Генеральный прокурор, казалось, был в раздумье. Он не спешил отвечать, а остальные посетители дачи его не торопили. Наконец, Михаил Иванович заметил:
- Вы знаете, что я честно прошел все ступени своей карьеры. Начинал рядовым прокурором в глубинке. И такого размаха коррупции в высших эшелонах власти я никогда не видел. Вместе с Андроповым мы начинали разные «рыбные» и «гастрономные» дела против тогдашних чиновников. Думали, что  это предел падения отдельных руководителей. Но оказалось, что те правонарушения  - детские шалости по сравнению с тем, что творится сейчас. Разворовываются целые миллиардные транши западной помощи, в частные руки за бесценок отдаются самые прибыльные отрасли, воруют уже воткрытую и никого не стесняются. Думаете, у меня не болит за это душа?
- Так начните борьбу! - воскликнул Треногов. - А мы вас поддержим!
- Кто «мы»? Несколько чиновников, пусть даже высокопоставленных? Полная власть в руках Президента и средств массовой информации. Они любого из нас сотрут в порошок!
- Не сотрут, - вдруг спокойно подал голос, молчавший до этого первый помощник Президента. - У нас в администрации имеется мощный аналитический центр. Так вот, по его данным, в парламенте и правительстве имеется мощная оппозиция Президенту.
- Тоже мне, новость! - презрительно засмеялся Сабиров. - Там многое покупается и продается. Но использовать силу депутатов можно. А вот с правительством нам нужно работу усилить: премьер-министр - порядочный человек и привлечь на свою сторону мы его обязаны.
- Верно, - согласился Треногов. - Этот вопрос я беру на себя: с Громовым у меня как раз завтра встреча.
- Вот это уже дело, - несколько увереннее сказал Генеральный прокурор. - Если на нашу сторону встанут парламент и правительство, то можно будет и в бой вступить.
Треногов с удовольствием заметил, что Михаил Иванович произнес слова «нашу сторону»  и посчитал, что прогресс достигнут. И постарался незаметно увести разговор в иное русло. Тем более что наступили сумерки, а на поляне среди сосен уже пылал костер, и оттуда вкусно тянуло запахом жареного шашлыка.
Жизнь, а с нею и борьба за лучшее продолжались.

       Пропуск с. 171-172.
прикрыть рукой декольте тысячедолларового платья от Версаче, справедливо           полагая, что нельзя раздражать отца де¬монстрацией чересчур большого выреза одежды  на груди.
    - Да, об этом! Твой  лизоблюд Кейман только что на всю стра¬ну заявил, что отказывается выполнять мой Указ! Каково?!
    - Какой Указ? Ты что, его уволил? И даже не посоветовался со мной! Лицо Нины стало медленно наливаться краской, но вдруг она громко зарыдала и стала дергать головой из стороны в сторону.
    Александр Владимирович мигом присмирел. Он, насколько по¬зволяла ему немощь, быстро подошел к дочери, обнял ее и стал успокаивать:
    - Ну, не плачь, Нинель, не надо. Ты же сама говорила, что тебе теперь безразлично, что будет с этим Кейманом.
    - Говорила! - продолжая рыдать, сквозь всхлипывания су¬дорожно выдавливала из себя слова дочь. - А ты и постарался: меня не спросил. А ты подумал, в какое положение этим Ука¬зом меня поставил? Теперь все смеяться станут, мол, я ничего не решаю!
    Александр Владимирович ничего не ответил. Он только лас¬ково гладил дочь по голове, видимо, вспоминая, как делал это в ее детстве.

   Российская история — это непрерывная череда дворцовых пе¬реворотов. Редкий правитель спокойно доживал в нашей стране на своем троне, чтобы умереть естественной смертью. Это дав¬но и прочно усвоил Иосиф Виссарионович Сталин. Он много потрудился, чтобы избавиться не только от явных, но и потенци¬альных врагов.
    Но даже сейчас, на вершине беспрекословного диктаторства, он не мог быть до конца уверен в полной лояльности соратни¬ков. И потому был вынужден прислушиваться к тем донесениям и докладам, которые регулярно поступали из спецслужб.
    Особенно в последнее время его беспокоил маршал Жуков. Этот гениальный полководец, блестяще выигравший войну, пользовался громадным авторитетом и уважением в народе. Он мог затмить даже гения всех времен и народов, самого товари¬ща Сталина. Этими страхами умело пользовался Берия. Он даже сумел подготовить к докладу вождю целое дело о военном заго¬воре, который, якобы, возглавил Жуков.
    Первая опала знаменитого маршала наступила в 1946 году, когда его удалили из Москвы в Одессу командовать округом. Про¬шло совсем немного времени, и из этого южного города посту¬пила шифровка, что Жуков вооружает офицеров. Берия немед¬ленно явился с докладом к Сталину
   - Ну, что у тебя? —  предчувствуя неприятный разговор, недовольно произнес Иосиф Виссарионович.
    -  Подтверждение того, что наш полководец возглавил заго¬вор недовольных военных.
    Сталин ничего не ответил, а лишь повернулся к Берии спиной, высматривая что-то через окно в кремлевском дворе.
  - Нити заговора из штаба Одесского военного округа потянулись в другие города, — словно не заметив демонстративного действия вождя, продолжал Лаврентий Павлович. — В основном туда, куда вы сослали генералов, снятых с постов и пони¬женных в званиях за присвоение трофейного имущества в Германии.
    Сталин помнил дело о так называемом трофейном имуществе. Вездесущие агенты Берии скрупулезно подсчитали и доложили, сколько ковров, мехов, метров тканей и так далее привез с со¬бой из побежденной Германии маршал Жуков и другие генера¬лы. Тогда он просто выбросил в мусорную корзину многостра-ничные описания этих трофеев. Но воспользовался случаем и наказал ряд высокопоставленных военных. И вот теперь ему опять напоминают о каких-то тряпках, не стоящих выеденного яйца.
    Берия дипломатично выждал некоторое время, но затем про¬должил доклад:
    - Обиженные, как они считают, вами военные стали искать авторитетную фигуру, вокруг которой можно было бы сплотиться …
    - … и тогда их взоры обратились к товарищу Жукову, тоже оби¬женному Сталиным, — досказал за Берию Иосиф Виссарионович.
   - Совершенно точно. Поэтому нами произведен ряд арестов офицеров округа, которым командует маршал Жуков.
   - И теперь встает вопрос об аресте самого командующего, — вновь закончил мысль за него хозяин кремлевского кабинета.
   Берия весь подался вперед, чтобы не пропустить ни слова из того, что теперь скажет Сталин. Он давно ждал этого исторического момента. До самого последнего времени, несмотря ни на какие компрометирующие материалы, ему не удавалось
близко подступиться к опальному маршалу. И вот теперь, кажется,  долгожданный момент настал.
    Ястребиный нос Берии, словно чувствуя добычу, напрягся в ожидании, а взгляд тускло поблескивающих за стеклами пенсне глаз отливал свинцово-сизой жесткостью.
    Сталин медленно повернулся от окна и внимательно посмот¬рел на Берию. Затем четко и ясно произнес:
    - Нет, Жукова арестовать не дам. Не верю во все это. Я его хорошо знаю. Я его за четыре года войны узнал лучше, чем самого себя.
    Жуков, действительно, издал приказ о выдаче оружия воен¬ным и разрешил круглосуточное его ношение. Но вовсе не пото¬му, что готовил свержение Сталина.  В сорок шестом Одесса ки¬шела бандитами и ворьем, которые наводили страх на жителей. Вот для борьбы с ними и предпринял полководец чрезвычайные меры.
     Бдительная агентура НКВД, следящая за маршалом, тут же сообщила об этом в Москву. Недоброжелатели Жукова момен¬тально воспользовались информацией. Но многоопытный Ста¬лин оказался прав, не поверив в такую интерпретацию сообще¬ния. На этот раз беда миновала маршала Жукова.

    Два главы правительств — московского и российского — встретились в доме на Краснопресненской набережной. Судя по тому, что Громов не стал держать Треногова в приемной, а сразу пригласил в кабинет, он относился к нему неплохо.
    Это был высокий, пожилой, много повидавший в жизни чело¬век. Он прошел не только партийно-советскую школу, обычную для всех здравствующих госчиновников, но и долгий путь дип¬ломатической работы. А потому был сдержан, скуп на слова, пунктуален и обязателен, что в российской элите считалось чуть ли не чудачеством.
    После того, как они тепло поздоровались, премьер-министр пригласил гостя в комнату отдыха, располагавшуюся за основ¬ным кабинетом. Там они расположились в удобных креслах.
   - У вас можно говорить открыто? — сразу поинтересовался Треногов.
   - Теперь можно, — ответил премьер-министр. — И на ста¬руху бывает проруха: я, опытный дипломатический волк-раз¬ведчик, не озаботился тем, чтобы проверить на предмет про¬слушивания эти апартаменты. И, только когда обнаружил утеч¬ку нескольких секретных разговоров из кабинета, дал задание
его проверить. Результат был ошеломительным: в столе премьер-министра — подслушивающее устройство.
    - Кейман?— коротко спросил Треногов.
    - Он самый.
    - И ничего с ним не сделали?
    - Громов снисходительно улыбнулся. Затем сделал рукой не¬определенный жест, означающий что угодно, и стал рассказы¬вать:
    - Почему же - сделал. Первым делом приказал всё ликвидировать и уволил своего руководителя аппарата. Вторым — поехал с разговором к Президенту.
— А он посоветовал ограничить вашу политическую активность и не наезжать на Кеймана.
   - Точно, — согласился премьер-министр. — Пришлось поставить ультиматум: или я, или Кейман. Что было дальше  —  вы знаете.
    - Знаю. Только этот прохвост теперь самому  Президенту кукиш показал: в интервью принадлежащей ему радиостанции заявил, что с поста секретаря Совета безопасности никуда не уйдет, и что Президент нарушил Конституцию.
    - Да есть ли у нас в стране после этого власть? — задал риторический вопрос сам себе премьер-министр.
    - Вот для того, чтобы власть была, я пришел к вам.
    - Вы понимаете: я не могу идти против Президента. Не только потому, что не могу этого сделать по Конституции, но из чув¬ства элементарной порядочности!
    - Да о какой порядочности можно говорить по отношению к такому человеку! — уже не сдерживаясь, воскликнул Треногов. — Он же, если потребуется, ноги о вас вытрет и дальше пойдет!
    - В этом я не сомневаюсь, — согласился Громов. — Положе¬ние в стране на грани взрыва: грошовые пенсии и зарплаты не выплачиваются месяцами, западная помощь разворовывается, чиновники погрязли в коррупции, криминалитет рвется к влас¬ти. А у правительства нет фактически никакой власти, чтобы это изменить. Вы не поверите, но каждый свой шаг я обязан согласовывать с администрацией Президента, словно это пре¬жний ЦК КПСС!
    - Так она и располагается там же, на Старой площади, и здание, и кабинеты прежние. Только вместо портретов дорогого Леонида Ильича там теперь впору повесить изображения аме¬риканского президента.
    - Да, это «друзья» нашего Александра Владимировича,— го¬рестно согласился премьер-министр.— Мировой валютный фонд, американский департамент и прочие заграничные добро¬желатели указывают, как нам жить и чего еще лишить населе¬ние. Я представляю, как отреагировали американцы, если бы мы стали советовать, как им жить!
    - Ну что же,— заключил Треногое, словно именно он был здесь хозяин, — тогда налицо наше полное взаимопонимание. Я хочу сказать, что представляю определенные силы, которые хотят и могут навести порядок в государстве.
    Наступило минутное молчание. Каждый из присутствующих в комнате отдыха обдумывал то, что он скажет теперь. На карту было поставлено многое: карьера, репутация, обеспеченная жизнь. Ведь и Треногов, и премьер-министр были людьми обес¬печенными и лично ни в чем не нуждались. Наконец, заговорил Громов:
  - Как гражданин страны и патриот, которому небезразлич¬но ее будущее, я также пришел к выводу, что дальше подобное положение терпимо быть не может. Это позор для великой стра¬ны. Россия доведена до нищеты, вынуждена побираться, вып¬рашивая займы, кредиты и транши. Но что сейчас можно сделать?
    - Многое. Мы привлекли на нашу сторону Генерального прокурора. У него накоплен огромный компромат на ближнее ок¬ружение Президента. Если предъявим Александру Владими¬ровичу, то сможем вынудить его добровольно подать в отставку.
    - А, если он на это не пойдет? По Конституции вся власть у Президента. На него выходят все силовые структуры.
    - А у нас общественное мнение, — не согласился Треногов. - Это посильнее военной мощи.
    - Надо подумать, — уклончиво сказал Громов. — По край¬ ней мере, о содержании нашего разговора не должен знать никто. Я дам знать о моём решении.
    На том они и расстались.

    Сабиров, естественно, посвятил Буланову в суть достигнутой на последней дачной встрече договоренности. Ему нужна была помощь Джульетты как опытной журналистки. Поэтому он не¬медленно встретился с любовницей на квартире у Зины, где те¬перь, в целях безопасности, проживала Буланова.
   - Ты можешь нам помочь? — сразу спросил он Джульетту, мирно попивающую кофе в уютной кухне. — Мы объявляем Самому информационную войну.
    - Вам нужно, чтобы накопленный на семью Александра Владимировича и на него самого компромат был опубликован в сред¬ствах массовой информации?
    -Да.
   -Так в чем же дело? Сам говорил: как журналиста покормишь, так он и напишет.
     -Дело не в деньгах: на эти цели у нас имеются. Дело в уголовной ответственности, которой боятся журналисты. Статья пятьдесят первая Закона о средствах массовой информации зап¬рещает журналистам распространять информацию, порочащую граждан, в том числе в связи с их профессиональной деятель¬ностью. Никому не хочется садиться в тюрьму.
    Буланова задумалась, пытаясь дать ответ Сабирову. Но ее опе¬редила Зина.
    - Из этой коллизии есть элементарный выход, — заявила она, поправляя на голове тюрбан из ярко-зеленой материи. — Вы забыли, в каком веке мы живем!
   - И в каком же? — задала глупый вопрос Джульетта.
   - В компьютерном. Делается все просто, сначала надо ваш компромат, что называется, «отмыть». Для этого есть легальный путь: информация сбрасывается в Интернет на разные сайты: А затем уже кто угодно может со спокойной совестью ссылаться на него.
    - Гениально! — воскликнула Джульетта. — Ссылка на опубликованный материал освобождает автора от уголовной ответственности. А легкодоступный и анонимный Интернет идеально подходит на роль такого источника. Знаете, что я недавно нашла в Интернете? Сайт, посвященный даме известного высокопоставленного чиновника, которая, трудясь в банке, занималась любовью с председателем правления прямо на рабочем столе. Каково, а?
    Герман не обратил внимания на последнюю пикантную деталь, но буквально загорелся идеей использования Интернета, потому быстро проговорил:
   - Зинаида, дорогая, проси чего угодно за такую подсказку!
   - Если бы мы продолжали жить в стране Советов, где они, как известно, давались бесплатно, я бы ничего не попросила. Но, поскольку эра романтизма прошла, то не откажусь от твоего предложения. Мы недавно с Джулей были в одном жутко дорогом бутике в «Пассаже». Но только облизнулись: ни одна обновка из этого магазинчика нам не по карману.
   Герман молча достал из кармана небольшой пластиковый предмет и протянул его Зине:
    - Это — платиновая кредитка банка «Чейз Манхэттен». Пользуйтесь на здоровье: на нее многое можно купить.
    После этого дальнейший серьезный разговор стал просто невозможен. Женщины заворковали, словно голуби на токовище: они наперебой обсуждали, что же купят себе в этом престижном магазине.

    Он никогда не имел близких друзей. Всю свою сознательную жизнь, с тех пор, как понял, что надо всеми силами рваться к власти, что только там, наверху, и есть все условия для самовыражения, Саша только притворялся, что может испытывать иные, кроме карьеристских, чувства к окружающим людям.
    В правильности этого жизненного кредо Александра убедила и жесткая комсомольско-партийно-советская школа. Умный, сообразительный паренек сразу понял, что нужно его руководителям. Он научился правильно, хорошо говорить. Умел к месту употребить цитаты из классики марксизма-ленинизма. А, главное, - угодить нужным людям.
    Всю последующую жизнь, занимая высокие властные долж¬ности, он компенсировал Себе эти вынужденные унижения. Александр Владимирович ни в грош не ставил людей. Всех, кто был ниже его рангом, он мог унизить и оскорбить в любую ми¬нуту. Он ни разу не вспомнил о тех, кто когда-то оказал нужные ему услуги. И, каждый раз, когда этого требовала обстановка или когда желал сам, без всяких сожалений «перешагивал» че¬рез верных людей.
    И вот сейчас Президент оказался в сложной ситуации. Ост¬рый звериный инстинкт подсказывал, что за ним, как гончие собаки за раненым волком, по пятам идут соперники. Они об¬ложили его со всех сторон красными флажками и вот-вот гото¬вы были захлопнуть капкан.
    На кого он, Президент страны, мог сейчас опереться? На свою кремлевскую администрацию? Но только за последние полгода он несколько раз поменял ее руководителей. На армию, для ко¬торой являлся Верховным Главнокомандующим? Но офицеры, которым, по его вине, месяцами не выплачивали нищенскую зарплату, вряд ли пойдут защищать такого командира.
    Всякие кейманы, которых в пылу ссоры с дочерью он назвал олигархофренами, первыми, как крысы с тонущего корабля, побегут из России. Правительство возглавляет человек, осмеливающийся спорить с ним и иметь свое мнение. А уж о парламенте и говорить не приходится! Депутаты и се-наторы-губернаторы до того осмелели, что уже в открытую ста¬вят вопрос о его досрочном смещении с поста Президента.
    Александр Владимирович горестно покачал седой головой и отошел от раскрытого окна. Его спальня в загородной резиденции, сейчас больше напоминала больничную палату, так много здесь находилось медицинских аппаратов и приборов.
    Оставался один, главный и надежный союзник, который ни¬когда не подведет. И Президент распорядился пригласить к нему дочь.
    Нина, как всегда, влетела в палату нервная и возбужденная. Она мимоходом осведомилась о здоровье отца, небрежно чмок¬нула его в морщинистую сухую щеку и плюхнулась в кресло.
    - Что, устала, дочка? — ласково спросил Александр Владимирович.
    - Тут устанешь! Кругом одни враги: так и норовят поболь¬нее укусить. За границу смотаться, что ли?
    Президент насторожился. Он впервые услышал от дочери столь явное напоминание о загранице. Он, конечно, знал, что Нина уже давно, через подставных лиц, приобрела несколько вилл за границей...

                (Продолжение следует)