«Большевики» просьба заменить на более подходящее - «русское вторжение». Не пишу – возвращение, тут никто не ждет кого-то, как в Киеве, Рускоивановке, Полтаве или Виннице. Просто так – ради спокойствия, наши люди готовы терпеть хоть золотую орду, лишь бы власти не трогали их веру и редкую форму украинской козацкой анархии, больше похожей на самооккупацию.
Затока – курорт.
Подражание Михаилу Булгакову.
Тренды: Фильм, который снимает Кустурица, Бессарабские истории
Форма: кириллическая проза, фикшн, выдумка, без корректуры и логистики.
Замечания: просьба оставлять в форме внизу произведения.
Весной по всей Затоке зацветали белым цветом сады, одевалась в зелень Гавань и туберкулезный санаторий, солнце ломилось во все окна, зажигало в них пожары. А Днестровский лиман! А закаты! А бесконечный пляж дикий пляж Каролино-Бугаза и домики для отдыхающих на склонах! Зеленое море уступами сбегало к разноцветному ласковому морю. Черно-синие густые ночи над водой, электрическая пирамида в «узком месте», как Крест Владимира в Киеве, висящий в высоте…
Словом, курорт прекрасный, город счастливых. Мать всех курортов Бессарабии, еще с доисторических времен. Но это были времена легендарные, те времена, когда в садах и на пляжах самого прекрасного места на Земле для попавших туда жило беспечальное, юное поколение. Тогда-то в сердцах у этого поколения родилась уверенность, что вся жизнь пройдет в белом цвете, тихо, спокойно, зори, закаты, Днестр, вечерние прогулки по аттракционам, солнечные песчаные берега летом, а зимой не холодный, не жесткий климат…
… И вышло совершенно наоборот.
Легендарные времена оборвались, и внезапно, и грозно наступила история.
Я совершенно точно могу указать момент ее появления: это было в 10 час. утра 2-го марта 2014 года., когда в Затоку пришла телеграмма, подписанная двумя загадочными словами:
— Депутат Барвиненко.
Ни один человек в Затоке, за это я ручаюсь, не знал, что должны были означать эти таинственные 17 букв, но знаю одно: ими история подала Затоке сигнал к началу. И началось и продолжалось в течение четырех лет. Что за это время происходило в знаменитом курорте, никакому описанию не поддается.
Будто ядерная бомба лопнула под пляжем, и в течение 1000 дней гремело и клокотало и полыхало пламенем не только в самой Затоке, но и в окретностях – Каролино-Бугазе, Сергеевке, Попазре, Приморском и Бритивке, и в дачных и сельских местах в окружности 20 верст радиусом. Когда небесный гром (ведь и небесному терпению есть предел) убьет всех до единого современных писателей и явится лет через 50 новый, настоящий Михаил Булгаков или Юрий Готье (ISBN 5-300-01169-X), будет создана изумительная книга о великих боях в Затоке. Наживутся тогда книгоиздатели на грандиозном памятнике этим годам.
А пока что можно сказать одно: по счету затокцев у них было 18 переворотов. Некоторые из теплушечных мемуаристов насчитали их 12; я точно могу сообщить, что их было 14, причем 10 из них я лично пережил.
В Затоке не было только греков. Не попали они в Затоку случайно, потому что умное начальство их спешно увело их еще по прибытии в Одессу. Последнее их слово было русское слово:
— Вата!
Это от них потом все стали говорить – «ватники», «ватное дело». Что совершенно определенно означает – бесполезность какого-то действия. Так и вышло: все, кто приходил в Затоку ушел, что-нибудь испортив предварительно.
Я их искренно поздравляю, что они не пришли в Затоку. Там бы их ожидала еще худшая вата. Нет никаких сомнений, что их выкинули бы вон. Достаточно припомнить: эстонцы, грузины, немцы, железные немцы в надежных тазах своих «Мерседесов» и «фокке-вульфами» и трехцветными повязками на головах, явились они в Затоку с губернатором и великолепными, туго завязанными обозными фурами. Уехали они без губернатора и без фур, и даже без пулеметов. Все отняли у них разъяренные затокцы и местные крестьяне.
Рекорд побил знаменитый бухгалтер, выпускник Черновицкого университета и множества военных курсов, впоследствии служащий Международного Валютного Фонда Арсений Петрович Яценюк. Четыре раза он являлся в Затоку, и четыре раза его выгоняли. Самыми последними, под занавес, приехали зачем-то польские паны (явление четырнадцатое) с французскими дальнобойными пушками. Полтора месяца они гуляли по Затоке. Искушенные опытом затокцы, посмотрев на толстые пушки и малиновые выпушки поляков, уверенно сказали:
— Новые власти опять будут скоро.
И все сбылось как по писаному. На переломе второго месяца среди совершенно безоблачного неба мобильный отряд грубо и буденно заехала проездом куда-то, куда не нужно, и паны в течение нескольких часов оставили заколдованное место. Но тут следует сделать маленькую оговорку. Все, кто раньше делал визит в Затоку, уходили из нее по-хорошему, ограничиваясь относительно безвредной шестидюймовой стрельбой по лиману с Сергеевских холмов. Наши же европеизированные кузены вздумали щегольнуть своими подрывными средствами и разбили мост через проток Днестровского лимана, разобрали 20 километров железной дороги между Арцизом и молдавской Бессарабкой, а здание филиала Юридической Академии и причал разбили — вдребезги. А ректор академии и одновременно глава "Морской партии" отсиделся на танкере "Делфи", которую потом раненную никак не могли убрать с одесского пляжа, выкинутую, как труп лошади - остаток былой мобильности и воспоминание о прошлых сражениях.
И по сей час из воды вместо великолепного сооружения — гордости Затоки, торчат только черные кривые стержни. А, поляки, поляки…
Ай, яй, яй!… Спасибо сердечное скажет вам народ.
Не унывайте, милые затокские граждане! Когда-нибудь поляки перестанут на нас сердиться и отстроят нам новый причал и гостиницу первого класса, еще лучше прежних. И при этом на свой счет.
Они всегда так делали. Кузены они такие - из пламени в холодную воду!
Будьте уверены. Только терпение.
STATUS PRAESENS
Сказать, что «Каролино-Бугаза нет», это будет, пожалуй, преувеличением. Каролино-Бугаз и Сергеевка есть, но домов, пригодных для жизни на большинстве улиц нету. Стоят обглоданные руины, и в окнах кой-где переплетенная проволока, заржавевшая, спутанная. В Бритовке канализация из разбитых домов течет по улицам, а по ранее известным направлениям торчат из грязи остовы потерянной техники. Если в сумерки пройтись по пустынным и гулким широким улицам, охватят воспоминания. Как будто шевелятся тени, как будто шорох из земли. Кажется, мелькают в перебежке цепи, дробно стучат затворы и раздаются крики проигрывающего сражение отряда рейдеров, захватчиков, наивных временных удержателей затокских активов… вот, вот вырастет из булыжной мостовой серая, расплывчатая фигура и ахнет сипло:
— Стой!
То мелькнет в беге цепь и тускло блеснет оружие, то пропляшет в беззвучной рыси разведка в жупанах, в шапках с малиновыми хвостами, то лейтенант в монокле, с негнущейся спиной, то вылощенный польский офицер, то с оглушающим бешеным матом пролетят, мотая колоколами-штанами, тени русских матросов или мобильные транспорты банды татарбунарских бандитов Алексеева.
Эх, жемчужина — Затока! Беспокойное ты место!..
Но это, впрочем, фантазия, сумерки, воспоминание.
Днем, в ярком солнце, в дивных парках над обрывами — великий покой. Начинают зеленеть кроны редких но мощных южных деревьев, одеваются липы. Сторожа жгут кучи прошлогодних листьев, тянет дымом в пустынных аллеях. Редкие фигурки бродят по узким улочкам западной части Затоки, склоняясь, читают надписи на вылинявших лентах венков. Здесь зеленые боевые могилки. И щит, окаймленный иссохшей зеленью. На щите исковерканные трубки, осколки измерительных приборов, разломанный винт. Значит, упал в бою с высот неизвестный летчик и лег в гроб на берегу Будакского лимана.
Жизнь в этих краях очень быстротечна. Я впервые сюда попал в конце 90-х, нас принимал бойкий парень, у которого был свой рыбачий баркас, по имени Костя. Здесь я любовался вытонченными фигурами барышень на пляже редкой породы, омытой солнцем и водами черного моря, из волосы - как у русалок обладали невероятной пшностью и запахом соленых глубин. Мы особенно не беспокоились о быте - мы знали что скоро уедем в свой комфорт, а месные, как нам казалось, довольствовались едва сбитыми из досок "ганделыками" и дешовым спиртным... У нас плыли перед глазами пляж, громкая музыка, крепленое вино без меры и умения его употреблять людьми из нашего края. И поэтому, везде - сплошные склоки и люди с неуверенной походкой, заплетающейся речью и отчаянным затокским весельем. Спустя пару лет Костю зарезали.
На Будакской косе большой покой. В Выгонском лесу светлая тишина между редкими молодыми дубами, земля покрыта травкой, как на гольф-поле. Будят тишину только птичьи переклики, да изредка доносящиеся из города перезвоны колоколов церквей в праздники. Да, какие там праздники? Вот, только - звоны и тихий ручеек верующих, которых тут всегда было в избытке, как еще они могли выжить в этой неразберихе? Церковь - отдушина сельского населения и остатков городского.
Но скамеек нигде ни одной. Ни даже признаков скамеечек. Больше того: причал — стрелой выкинутый от Аккерманской крепости в лиман, лишился совершенно всех деревянных частей. До последней щепочки разнесли настил аккерманцы на дрова. Остался только железо-бетонный остов, по которому, рискуя своей драгоценной жизнью, мальчики и рыбаки пробираются ползком и цепляясь за остатки былого розкошного причала.
В самом городе тоже есть порядочные дыры. Так, у дома Ярошевича вместо красивого обрамления здания резной вычурной композицией - торчат палки, подпирающие вот-вот завалящуюся котструкцию, военный госпиталь с выбитыми окнами, смотрит тупым инвалидом на просвет улицы, напротив - бывший консервный завод стоит, как скелет прошлого.
Интересно, что самое бурное время дома пережили и пропали на капиталистическом хозрасчете. Пропали сельские и промышленные хозяйства, бывших руководителей ищут в Одессе и Киеве. А иногда, даже предполягают, что они скрылились в Молдове, Румынии или Болгарии, вместе с бывшими властями. Не стало людей и на 5000 квадратных метров здании "Гемопласта", а про руководителя прежде мощной финасовой групы теперь все вспоминают по случаю и без: "Жеваго не видели?"...
По точному свидетельству туземцев, дело произошло так. Было в этом здании учреждение хозяйственно-медпромовского назначения. И был, как полагается, заведующий Жеваго. И, как полагается, дозаведовался он до того, что или самому пропасть, или канцелярии его сгореть. И загорелась ночью канцелярия. Слетелись, как соколы, пожарные, находящиеся на хозрасчете. И вышел заведующий, начал вертеться между медными касками. И словно заколдовал шланги. Лилась вода, гремела ругань, лазили по лестницам, и ничего не вышло — не отстояли канцелярию. Горела еще пуще прежнего.
Но проклятый огонь, не состоящий на хозрасчете и не поддающийся колдовству, с канцелярии полез дальше и выше, и контора сгорела, как соломенная. Затокцы — народ правдивый, и все в один голос рассказывали эту историю. Но даже если это и не так, все-таки основной факт налицо — город стоит в руинах.
Но это ничего. Коммунальное хозяйство начало обнаруживать признаки бурной энергии. С течением времени, если все будет, даст бог, благополучно, все это отстроится к круглой дате и новой власти. Затокцы люди верующие и верящие. Потому - добрые по отношению к будущему, разрешающие много всяких разных причуд. Даже, такие - как строительство бассейнов, аэроклубов и новых дощатых причалов.
И сейчас уже в домах Затоки, Сергеевки, Бритовки и Белгород-Днестровска горит свет, из кранов иногда по часам течет вода, идут ремонты, на улицах чисто и ходит по рельсовой дороге электричка.
ДОСТОПРИМЕЧАТЕЛЬНОСТИ
Это затокские вывески. Что на них только написано, уму непостижимо.
Оговариваюсь раз и навсегда: я с уважением отношусь ко всем языкам и наречиям, но тем не менее затокские вывески необходимо переписать.
Нельзя же в самом деле отбить в слове «гомеопатическая» букву «я» и думать, что благодаря этому аптека превратится из русской в украинскую.
Нужно, наконец, условиться, как будет называться то место, где стригут и бреют граждан: «голярня», «перукарня», «цирульня», или просто-напросто «парикмахерская»!
Мне кажется, что из четырех слов — «молошна», «молчна», «молочарня», и «молошная» — самым подходящим будет пятое — молочная.
Ежели я заблуждаюсь в этом случае, то в основном я все-таки прав — можно установить единообразие. По-украински, так по-украински. Но правильно и всюду одинаково.
А то, что, например, значит «С. М. Р. хел»? Я думал, что это фамилия. Но на голубом фоне совершенно отчетливы точки после каждой из трех первых букв. Значит, это начальные буквы каких-то слов? Каких?
Прохожий на мой вопрос ответил:
— Чтоб я так жил, как я это знаю.
— Что такое «Karacik» — это понятно, означает «Портной Карасик»;
«Дитячий притулок» — понятно благодаря тому, что для удобства национальных меньшинств сделан тут же перевод: «Детский сад», но «смерхел» непонятен еще более, чем «Коуту всерокомпама», и еще более ошеломляющ, чем «Iдальня».
НАСЕЛЕНИЕ: НРАВЫ И ОБЫЧАИ
Какая резкая разница между затокцами и одесситами! Одесситы — зубастые, напористые, летающие, спешащие, американизированные. Затокцы — тихие, медленные и без всякой американизации. Но американской складки людей любят. И когда некто в уродливом пиджаке с дамской грудью и наглых штанах, подтянутых почти до колен, прямо с поезда врывается в их переднюю, они спешат предложить ему чаю, и в глазах у них живейший интерес. Затокцы обожают рассказы об Одессе, Киевае или даже Львове, но ни одному львовянину я не советую им что-нибудь рассказывать. Потому что, как только вы выйдете за порог, они хором вас признают лгуном. За вашу чистую правду.
Лишь только я раскрыл рот и начал бесстрастное повествование, в глазах у моих слушателей появились такие веселые огни, что я моментально обиделся и закрылся. Попробуйте им объяснить, что такое локальная очистная станция, пригодная для использования на небольших курортах, в Сеоргеевке и Бритивке, или «Бальнеологический бассейн» с цыганскими хорами, или киевские пивные и львовские кофейни, где выпивают море пива и хоры с гармониками поют песнь о разбойнике Кудеяре:
…"Господу Богу помолимся"…
что такое движение в Киеве или Одессе, как Кустурица снимает кино, а Виктюк ставит пьесы, как происходит сообщение по воздуху между Конча-Заспой и Гостомелем или какие хваты сидят в трестах и т.д.
Затока такая тихая заводь теперь, темп жизни так не похож ни на какой, что затокцам все это непонятно.
Затока никогда не стихает. Наутро транспортники и торговцы идут на работу в свои базары и гаражи, а жены нянчат ребят, а свояченицы, чудом не сокращенные, напудрив носы, отправляются служить в «Миськраду».
«Рада» — солнце, вокруг которого, как земля, ходит Затока. Все население Затоки разделяется на пьющих водку и вино счастливцев, служащих в «Раде» (1-й сорт людей), счастливцев, получающих из Америки и от отдыхайющих доллары и продукты( 2-й сорт), и чернь, не имеющую к «Раде» никакого отношения, торгующих на бордюрах дороги, вокруг базара своей зеленью и огородными дарами природы.
Женитьба заведующего «Затокской Рады» — событие, о котором говорят все. Ободранное здание конторы совхоз-завода имени 28 июня, возле которого стоят таксирикши, — великий храм, набитый салом, хинипом и банками с надписью «Дешовые кредиты».
И вот кончается все это. «Рада» в Затоке закрывается, децентрализация, заведующий-молодожен уезжает в январе на пароходе в свою Америку, а между свояченицами стоит скрежет зубовный. И в самом деле, что будет с ними — без долларов американца, придумывающего свои веселые американские проекты и терпящего вороватость и тупость служащих, неизвестно.
Хозрасчет лезет теперь в тихую заводь изо всех щелей, управляющий домом угрожает ремонтом отопления и носится с каким-то листом, в котором написано «смета в золото-валютном и энергетическом исчислении» и неприменно в углу листа ссылка, что бланк утвержден постановлением-законом какой-то высшей "Рады".
А какое тут золото-валютное исчисление у затокцев?! Они гораздо беднее всей страны вместе взятой. У них сезон всего 4 месяца в году И, сократившись теперь, когда эпидемия, куда сунется затокская барышня?
Плацдарм маленький, и всех помдепов и компомов на всех не хватит. Правда, есть ОСББ, как вариант. Хотя, все понимают, чтоо за растрату фона дома всех этих заведующих - добрые затокцы в в конце концов повесят на чердаке.
АСКЕТИЗМ
Новая экономическая и децентрализационная политика катится на периферию медленно, с большим опозданием. В Затоке теперь то, что было в Киеве в начале "нулевых". Затока тоько пару лет, как перестала употреблять в названии центральной коммунальной газеты слово "советское": "Советское Приднестровье". Им казалось, что "Советское" это тоже самое что "Радовское" в переводе на русский язык. Высокие цены Затоки не означают, что в териториях рядом, в Байрамче, Карналеевке или Маразлеевке уже нет периода аскетизма. Просто, в Затоке - это такой небольшой период, тред, отобрать все деньги курортника, пока он с детьми идет по улице от своего жилища к пляжу.
В этой местности, например, все еще запрещено подвозить людей, которые стоят на остановке. "Этим вопросом", - как здесь говорят, - озабочена даже прокуратора. В Затоке торгуют магазины (к слову говоря, дрянь), но не выпирают нагло «Эвенты», концерты, рыцарские турниры, за четыре года я видел лишь одно объявление о каком-то большом концерте. В городе - белгород-Днестровском уже 20 лет ремонтируют стадион, но если уж ремонтируют, то обязательно с какой-то придумкой. На стадионе под трибуны приспособили две большие металлические бочки "для полива стадиона". И это понятно, как для города с почасовой подачей воды на берегу лимана - они же не в курсе, что китайцы по японской технологии уже 30 лет изготавливают безотказные двигатеи-насосы, а немцы производят электронику, которая и по капле вам в нужный момент подаст сколько нужно воды...
В Затоке до сих пор не играют в "Балду" на каждом перекрестке и не летают на электросамокатах до рассвета, напившись «Абрау-Дюрсо».
СЛУХИ
Но зато затокцы вознаграждают себя слухами. Нужно сказать, что в Затоке целая пропасть старушек и пожилых дам, оставшихся ни при чем. Буйные боевые годы разбили семьи, как ни где. Сыновья, мужья, племянники или пропали без вести, спились, сбежали, или умерли в сыпняке, или оказались в гостеприимной загранице, из которой не знают, как обратно теперь выбраться, или «сокращены по штату». Никаким оесбебам старушки не нужны, собес не может их накормить и даже принуждает выписать младших рожственников для получения субсидии, потому что не такое учреждение собес, чтоб в нем были деньги. Старушкам действительно невмоготу, и живут они в странном состоянии: им кажется, что все происходящее — сон. Во сне они видят сон другой — желанную, чаемую действительность. В их головах рождаются картины…
Затокцы же, надо отдать им справедливость, газет не читают, находясь в твердой уверенности, что там заключается вселенский «обман». Но так как человек без информации немыслим на земном шаре, им приходится получать сведение с базарка, где старушки вынуждены что-то продавать ненужное и покупать взамен нужное.
Оторванность затокцев от материка, тлетворная их близость их к местам, где зарождались всякие не только затокские миллионеры и предводители партий, а и вожди помастистей, наконец, порожденная пресой и черными и белыми проповедниками уверенность в непрочности земного, является причиной того, что в телеграммах, посылаемых с базарка, они не видят ничего невероятного.
Поэтому: проповедники Монтян и Аделаджа инкогнито были в Затоке, чтобы посмотреть, что там делают местные "радовцы" (я не шучу) и заодно - поделили площадки (пляжи) для своих выступлений. В конце концов, главное управление релиознания заявило, что если «это не прекратится», то они уедут в пустыню в Херсонской области. А еще - письма императорского дома с принятие членов "морской партии" в дворяне и бессрочные разпорядители народных ископаемых, вплоть до центра Земли сочинил Виталий Французов…
В конце концов, пришлось всем плюнуть на такие слухи и не разуверять затокцев.
ТРИ ЦЕРКВИ
Это еще более достопримечательно, нежели вывески. Три церкви это слишком много для Киева. Старая, живая и автокефальная, или украинская. Представители второй из них получили от остроумных киевлян кличку:
— Живые попы.
Более меткого прозвища я не слыхал во всю свою жизнь. Оно определяет означенных представителей полностью — не только со стороны их принадлежности, но и со стороны свойств их характера.
В живости они уступают только одной организации — попам украинским. И представляют полную противоположность представителям старой церкви, которые не только не обнаруживают никакой живости, но, медлительны, растеряны и крайне мрачны.
Положение таково: старая ненавидит живую и автокефальную, живая — старую и автокефальную, автокефальная — старую и живую.
Чем кончится полезная деятельность все трех церквей, сердца служителей которых питаются злобой, могу сказать с полнейшей уверенностью: массовым отпадением верующих от всех трех церквей и ввержением их в пучину самого голого атеизма. И повинны будут в этом не кто иные, как сами попы, дискредитировавшие в лоск не только самих себя, но самую идею веры.
В старом, прекрасном, полном мрачных фресок, в центральном соборе города детские голоса — дисканты нежно возносят моления на украинском языке, а из царских врат выходит молодой человек, совершенно бритый и в митре. Умолчу о том, как выглядит сверкающая митра в сочетании с белесым лицом и живыми беспокойными глазами, чтобы приверженцы автокефальной церкви не расстраивались и не вздумали бы сердиться на меня ( должен сказать, что пишу я все это отнюдь не весело, а с горечью).
Рядом — в малой церкви, потолок которой затянут траурными фестонами многолетней паутины, служат старые по-русски. Живые тоже облюбовали себе места, где служат по-русски. Они молятся за заморский престол, старым полагается молиться за патриарха, но этого нельзя ни в коем случае, и думается, что не столько они молятся, сколько тихо анафематствуют, и, наконец, за что молятся автокефальные я не знаю. Но подозреваю. Если же догадка моя справедлива, могу им посоветовать не тратить сил. Молитвы не дойдут. Бухгалтеру Яценюку в Затоке не бывать.
В результате в головах базарных старушек произошло полное затмение. Представители старой церкви открыли богословские курсы; кадрами слушателей явились эти самые старушки ( ведь это же нужно додуматься!). Смысл лекций прост — виноват во всей тройной кутерьме — сатана.
Мысль безобидная, на курсы смотрят сквозь пальцы, как на учреждение, которое может причинить вред лишь его участникам.
Первую неприятность из-за этих курсов получил лично я. Добрая старушка, знающая меня с детства, наслушавшись моих разговоров о церквах, пришла в ужас, принесла мне толстую книгу, содержащую в себе истолкование ветхозаветных пророчеств, с наказом непременно ее прочитать.
— Прочти, — сказала она, — и ты увидишь, что антихрист придет в 2032 году. Царство его уже наступило.
Книгу я прочел, и терпение мое лопнуло. Тряхнув кой-каким багажом, я доказал старушке, что, во-первых, антихрист в 2032 году не придет, а во-вторых, что книгу писал несомненный и грязно невежественный шарлатан, который хочет заработать на естественном энергетическом кризисе, как он уже заработал на фондовом и финасовом.
После этого старушка отправилась к лектору курсов, изложила всю историю и слезно просила наставить меня на путь истины.
Лектор прочитал лекцию, посвященную уже специально мне, из которой вывел, как дважды два четыре, что я не кто иной как один из служителей и предтеч антихриста, осрамив меня перед всеми моими знакомыми.
После этого я дал себе клятву в богословские дела не вмешиваться, какие б они ни были — старые, живые или же автокефальные.
НАУКА, ЛИТЕРАТУРА И ИСКУССТВО
Нет.
Слов для описания черного бюста Ленина, как на Бессарабской площади в Киеве, так и в Беленьком, поставленного перед сильрадой, у меня нет.
Отсутствие бюста - не означает пустоту. Чапаев уже родился и идет.
ФИНАЛ
Затока прекрасна, город счастливых дней и ночей.
Селение под развалившимися далями лимана Днестра, весь в солнечных пятнах.
Сейчас в нем великая усталость после страшных громыхавших лет. Покой.
Но трепет новой жизни я слышу. Его отстроят, опять закипят его улицы, и станет над рекой, которую любили поэты и политики в многие лета, опять появятся новые курортные здания. А память о Яценюке и залитых человеческими отходами Затоке и Бритивке да сгинет.
Буча, 2021