Чужие дети растут быстро. Это все знают. Но свои растут хоть и медленно, но в один прекрасный день родители замечают, что и их сын или дочь тоже выросли. Любящие родители непроизвольно для сына присматривают невесту, а для дочери зятя, иногда при этом строят такие комбинации, что у любого Наполеона голова пойдет кругом. Так незаметно и у Пархома выросли дочки. Старшая Лора как-то незаметно выскочила замуж за своего станичника, как, впрочем, и желал Пархом, но так как он ей был не родным отцом, а ей в свою очередь не нравилась его хамская манера общения, ведь Пархом, когда был в большом подпитии, начинал ощупывать её ниже пояса и прижимать ее в каком-нибудь темном углу, поэтому она с мужем сразу же после свадьбы уехала жить в другой город. Пархом памятуя об этом, решил вторую дочку Нату, она была ему родная дочка, обязательно оставить жить при себе. И когда на горизонте объявился гарный хлопец, который всем представлялся просто Лёхой и недвусмысленно начал ухлестывать за Натой, Пархом стал наводить справки, как-никак, но он работал маленьким профсоюзным боссом в колхозе имел связи и определенные навыки. Оказалось, Леха был парень хоть куда, приезжий с севера, но ему на югах нравилось больше, чем на севере, и он решил здесь пускать свои корни. Пархом, хотя поначалу был против чужака, даже иногда хотел матюгнуть Леху, когда он провожал Нату до самого его дома, но, когда тот в очередной раз пришел с Натой до калитки и, Леха увидав Пархома предложил: - «Дядя Пархом, а вы не выпьете со мной шмурдячку?», Пархом немного расслабился, как не выпить на халяву? А выпив халявной самогонки совсем оттаял, потом, поговорив с Лёхой о жизни часа два, пока не закончилась литровая бутыль самогонки, пригласил его на следующий день в гости уже в качестве жениха.
После очередной выпитой литры Пархом расчувствовавшись сам и предложил, раз такое дело, приходи к нам жить на правах зятя. Ната хотела было возразить, их отношения были не настолько близки, чтобы так уже сразу ложиться в постель, но Пархом так на нее зыркнул, что у нее в горле слова застряли вместе с куском сала, которое она никак не могла пережевать. Чего, чего, но тяжелую руку отца она знала хорошо, бил он в детстве ее не раз, при чем бил со всего размаха, особенно не выбирая место приложения своего кулака, а в большом подпитии старался чаще всего попасть между глаз и неоднократно ему это удавалось. Ната выбежала в коридор откашливаться и дожевывать сало и на этом, собственно, сватовство и закончилось.
Молодым выделили отдельную комнату и Лёха на правах полноправного члена семьи, остался ночевать в их доме. Часа через два из их комнаты раздался идиотский смех Наты, она всегда так начинала беспрестанно смеяться в стрессовой ситуации. Ната, теперь законная жена Лехи, добрая, но недалекая девица, поехав в молодости один раз с подружками в город Новопольск решила поучаствовать в конкурсе для идиотов, кто больше съест пирожных. Она любила поесть, а сладкое любила еще больше, потому быстро выбилась в лидеры, но перед самым финишем поперхнулась и чуть было не отдала Богу душу. Подоспевшие зрители успели её откачать. Это происшествие так подействовало на ее психику, что при виде пирожных или наличии какой-либо другой стрессовой ситуации ее начинал раздирать неудержимый идиотский смех. Потом заметили, что такой же неудержимый смех у нее начинался если ей, показывали большой палец. Она по полчаса не могла после этого остановиться, уходила в огород и там долго-долго смеялась. Через полчаса смех в спальне молодоженов прекратился. «Ну, слава Богу - подумал Пархом, - может скоро и внуки пойдут».
Жизнь пошла своим чередом, но Леха никак не мог найти себе работу по душе, да видно, не очень-то и старался, но деньги откуда-то у него все-же водились. Пархома это сильно интриговало, а когда из холодильника начал исчезать маргарин, который Пархом обожал, он решил поговорить с зятем по душам, только нужно было найти подходящий момент.
Прошло еще немного времени и Ната благополучно разрешилась девочкой, которую назвали Валей. Как водится сели обмывать и Пархом решил, что настал благоприятный момент для обстоятельного разговора. Он хоть и был туповат с детства, но житейские истины хватал на лету и когда кто-то говорил, что по Фрейду ноги всех проблем растут из детства, он глубокомысленно, помня своё пристрастие к маргарину добавлял, не только из детства, бывает, что и из других мест. С маргарина он и начал разговор с зятем. Естественно, когда вторая бутыль самогона оказалась пустой, разговор пошел совсем серьезный.
Его новый зять Лёха Хвыля, по кличке «Холуй», был малый не промах. Оказалось, он тоже сидел в тюрьме, только на севере, и там ему дали эту кличку. Первые подозрения по поводу вновь испеченного зятя у Пархома возникли, когда тот обвел на новом календаре все красные даты голубым карандашом. К тому же больше всего Леха любил голубцы с маргарином, а увидев красивого мальчика становился необыкновенно ласковым, непроизвольно выпускал из левой ноздри большую зеленую соплю и всегда обращался к нему со словами: - «Голубчик, голубчик». Любимым анекдотом Лехи был анекдот про двух грузин, который Леха рассказывал знакомым и незнакомым, но всегда с чувством, толком и расстановкой: - «Вечер. Парк. В стороне стоит влюбленная парочка. Раздается голос: - «Тебя как зовут?» «Гоги». «Меня тоже». После этого он ненадолго заливался идиотским икающим смехом, но через пару минут грустнел, будто что-то вспоминал далекое и приятное, сегодня уже недоступное, а иногда даже, у него по щеке текла скупая мужская слеза. Почему Леха очень уж сильно любил маргарин, он так и не сознался, но Пархом, на зоне имевший кликуху «Додик», когда узнал статью, по которой Леху осудили, все понял. Посадили его за то, что он пытался изнасиловать свою сестру и он всю отсидку не покидал место у параши. Пархом на личном опыте прекрасно знал, что это такое, но не считал это чем-то зазорным или предосудительным. Но Леха категорически от всего отказывался: - «Это всё брехня, не было такого, ведь я даже не кончил». Последнее он считал убойным аргументом в свою пользу и ничьи доводы не признавал. Пархома это устраивало, и он только предупредил Лёху, чтобы к родным Пархома он с такими предложениями не подходил, так как Пархом начал замечать, что Лёха очень уж часто и очень уж недвусмысленно терся возле своей тёщи, Вады.