Не поверишь, последнее время ночами спать не могу. Часов до трех-четырех шары в потолок луплю, хожу, курю, только под утро срубает. Вся жизнь перед глазами, сны если и есть, то, только про прошлое. А прошлое у меня не дай Бог никому.
Вот ты спрашиваешь, за что ордена у меня, два «Красной звезды» и медаль «За отвагу"?
А и сам иногда себя спрашиваю: За что?
По призыву попал я туда, куда не должен быть попасть, а может быть и должен. Дело в том, что в подростковом возрасте присел я на кораедку, было дело. А с судимостью, даже с приводами в милицию, за границу не положено. Но, видно в военкомате что-то напутали, недоглядели. Да и какая заграница, Узбекистан? Ну ездили мы в Афган, возили помощь дружественному афганскому народу, я водилой был. Это видно, не считается. Не, ну, правда, в 82-ом, там более или менее тихо было. Оружие только у офицеров и прапорщиков. Это уже потом началось.
Отслужил я срочную, и решил податься в прапорщики, а что дома делать? Да и нравилась мне служба. Попал в учебку, в город Энгельс, есть такой в Саратовской области. Учебка за ВВС числилась. Учили там разному и самолёты заправлять, хм, ну, и попутно делу снайперскому, и ещё кое-чему. А зачем? На двадцать пять лет подписку давали. Двадцать пять лет прошло, но, распространяться особо не хочу.
Опять в Узбекистан, заместителем командира взвода обеспечения на аэродром. А по совместительству, начальником склада. И чего только у меня не было на том складе. Всё это шло, опять же, дружественному народу Афганистана.
Офицеры полка ко мне чуть ли не с поклоном заходили. «А у тебя это есть?», «Есть, сколько?». Но, дело даже не в этом, мы этой части не подчинялись. А числись, открываю тебе военную тайну, за ГРУ. Дело в том, что, приходило время, заезжали КАМАЗы на склад, грузили всю эту хрень, и мы следовали до самого Кабула.
В Кабуле сдаём груз, разбиваемся по парам, берём рацию, и вперёд, на пакистанскую границу. Ты что-нибудь про охотников на караваны слышал? Фильм смотрел? Забудь. Всё совсем по- другому происходило. Никаких бэтаров, и бмпешек, Ни пулемётов, ни гранатомётов. Два человека с рацией, и вперед, как сайгаки по горам по долам. И сколько таких человечков было, только Аллах знает и ГРУ.
Появляется караван, передаешь координаты, ноги в руки, и бежать. Потому, что дальше будет работать либо артиллерия, либо вертушки. Стрёмное это дело, вдвоём по Афгану шастать. Да и со жратвой, и с водой проблемы. А главное, не то, что на духов, можно попасть, но, и своих надо обходить. Не документов, не формы, да и объяснять не положено, кто такие, и что делаем.
И вот как-то отправляют меня в очередной раз на такое задание. А напарник заболел, в госпитале. Дают чижика-сержанта из ВДВ. Ну, может он там у себя и что-то значил, а в нашем деле был чижиком.
Ну, слава Аллаху, всё прошло нормально, возвращаемся, задание выполнили. Идём по хребту, справа-вниз зеленка, слева камни сплошные. Идём за жизнь базарим, что было до, и что после будет. И тут, смотрю внизу, метрах в полстах, духи, человек тридцать. С РПГ-шками, с «мухами», устраиваются. Залегли мы. А минуты через три, из-за поворота, внизу на дороге наша колона выползает. Впереди танк, потом бээмпеха, грузовики.
Чижик, Кирпиков Лёша, меня спрашивает: «Что будем делать, товарищ прапорщик?».
А я и сам думаю, с одной стороны и пожить охота, и оправдание есть, нам в любых обстоятельствах, запрещено светиться, а с другой, там ведь наши пацаны. Сейчас расхерачат их духи в хлам.
Недолго думал я, спускаемся ниже, говорю.
У нас по паре эфок (Ф -1), эргедешки, ну, и у него АКМ, у меня СВД-шка.
Спустились, гранаты покидали, а дальше бесприцельно в ту сторону.
Наши услышали, танк башней закрутил, ну и бэмпуха тоже. Вдарили. Только брызги от камней полетели. По всей горе. И мы по раздачу попали. Когда танковая пушка в очередной раз ухнула, командую, вперед! На верх! Добежали, а там, снизу духи, на помощь к своим карабкаются. В общем, полная жопа, причём со всех сторон. Ну, мы залегли, лупим, опять же не глядя, головы не поднять. Сколько всё это продолжалось, не знаю.
Слава богу, наши подошли. Если бы решили они внизу отлежаться, и нам бы, и, им писец пришел.
Хорошо хоть, в горячке боя не пристрелили. Привели к полковнику, главному в колонне :Кто такие, откуда? А что сказать? Говорю, товарищ полковник, вот волна, по ней свяжитесь.
Не знаю, что ему отвели по рации. Но, только пожал он нам руки, спасибо сказал. довезли нас. Пацаны фляжку подогнали, то ли со спиртом, то ли с водкой. Ни хрена мы не почувствовали, как слону дробина после такого. Отходняк-то позже пришел. Сейчас, когда вспоминаю, думаю, по всем раскладам не должны были выжить. А ведь даже не зацепило.
В Кабуле наш командир «взвода обеспечения» встретил нас не то, что бы неласково. А как-то озабоченно. Мол, отдыхайте пока, в округ уже о ваших подвигах доложено.
Ждать долго не пришлось, на следующее утро, с вертушкой в Ташкент, меня и Леху.
В штабе два полковника и человек в гражданском: Почему выдали себя, инструкцию забыли? Под трибунал пойдёте. Ну, и всё такое прочее.
Потом на гауптвахту. По разным камерам. Меня в прапорщицкую, Лешку в сержантскую. Почти сутки промаялись. С утра выводят обоих. Ремни отдали и в машину. Привозят, часть какая-то. Выводят на плац. Ну, всё, думаю, шлепнут показательно перед строем. И точно стоит строй, то ли полк, то ли батальон.
Выходит полковник: За мужество проявленное при выполнении интернационального долга прапорщик такой-то и сержант Кирпиков награждаются орденами «Красной звезды».
Охренеть. Нет, не от орденов, ждали –то другого.
Вот так бывает. Ну, а дальше, что. Служил.
Всякое бывало. И то, что сейчас снится. Не хочу об этом. А потом, зилок, в котором я сидел на мину наехал, водила погиб, а у меня до сих пор осколок в печени. Полгода в госпитале. Комиссовали. Шесть лет дома не был. Назад ехал, первые берёзки увидел, не поверишь, заплакал.
А дома. А что дома? На работу не брали, мол, реабилитацию не прошел. Попил, посидел впроголодь. На дворе-то девяностые начинались. А братва вся знакомая, пошел в рэкет, барыг трясти. Через год присел на трешку. Откинулся. Что делать? Опять в бандиты? Нет, думаю, не моё это. Ну, благо с детства фотографией занимался. Сначала так шабашил, потом студию открыл. Компьютер освоил. Иногда в тайгу уходил, на неделю, на две, душой отдыхал. Пока со здоровьем хреновато ни стало, то осколок зашевелится, то контузия скажется. Лечиться, где, и как? Льгот никаких, не афганец, часть-то в Союзе стояла, а остальное под грифом «секретно».
Ну, нашлись добрые люди, старлей -земляк, что меня раненого из Афгана вывозил, он потом в нашем военкомате дослуживал, уже подполковником. Да и сам военком, тоже афганец, второй орден мне уже здесь, в городе вручал. Подсуетились, запросы послали. Афганцем признали, пенсию назначили. Недавно положили, рак печени признали. Уже совсем помирать собрался. Оказывается, нет, это осколок зашевелился, поперек встал. Так что живу пока. Пятьдесят семь лет уже. Иконы в углу? Да, верю. Грехи отмаливаю. Знаешь, когда в кишлак заходишь,дверь открываешь, сначала гранату, а потом ..., а там …. А-а! Давай лучше выпьем. Врачи говорят нельзя, да по херу. Я когда выпью, сплю лучше. А сон лучшее лекарство.
Он выпил, уронил седую голову на сложенные на столе руки. На фотографиях 80-х здоровый красивый парень. Он и сейчас был высоким, рост никуда не делся, вот только худой стал. Старик с желтым, морщинистым лицом. Старик этот мой ровесник. Герой нашего, уходящего времени. Герой участвовавший, привлекавшийся, награждавшийся. В общем, прошедший через всё, что жизнь так нещадно подкидывала нашему поколению.