23 Врунишка. Ничего не говори

Людмила Захарова
23 Врунишка
Наш дом из двух пятиэтажек был в форме буквы «Г». Мое окно выходило на торец застекленного балкона, соседи курили, высовываясь на улицу, смотрели на мои труды, кивали. Однажды огромная сосулька ударилась об их стенку, отколовшийся кусок разбил стекло на внешней раме, остальное прилетело на крышу машины внизу так, что кому-то сильно не повезло. Но чугунные батареи делали квартиру душной, что даже в сильный мороз форточки не закрывались.
Мама вызвала родного брата, он подключил легкую люстру в гостиной, посмотрел на мои потуги с ремонтом и посоветовал не выравнивать стену дорогим бетонитом, а закрыть плитами. А ручная дедова работа - бронзовая со свечами-миньонами, провалявшись на балконе, была сырая и крюк, видимо, еще тесть свинтил. Хорошие лишние вещи мама отправила с братом, чтобы моль не потратила шубы, дубленки, меховые шапки, которые негде было хранить.
Как мама изворачивалась с бюджетом, я не интересовался, но раз случилось занимать у старушки из соседней квартиры пятьдесят рублей на пачку сигарет, как это ни стыдно. Мама спросила у нас, нельзя ли у кого-то перехватить пятерку до пенсии.
- У меня займи, - ответил отчим, - не надо никому звонить.
Она взяла деньги молча. Нашему изумлению не было предела. Понятно, что я надоел уже с непомерными тратами, моей зарплаты не было видно в семейных расходах. Из обещанного маме шкафа-купе я собрал лишь две перекладины из строймаркета «Леруа Мерлен», от стены до двери четыре метра, два яруса, но на дверцы-панели не хватило, да и горизонтальные неровности не позволили бы начинать сборку всей конструкции. Паркет следовало снимать, менять полы полностью, но мы тут жили втроем, лишь прикрыли дыру в центре комнаты ковром, поставили обеденный стол.
Получив пенсию, мама вернула долг мужу, он отнекивался, чувствуя, что перегнул назидательную палку, но взял. Человек не привык жить без денег, заначек, два раза есть одно и то же блюдо, всегда без гарнира. Его бесило всё, а нас он раздражал неимоверно. Когда я работал в своей комнате, мама рядом тоже отскребала масляную краску подручными средствами. Попался ей нож из дамасской стали, кончиком было удобно подцеплять корки, отчим увидел, сильно разозлился. Откуда женщине знать, что это дорогой подарок? Буянить он не буянил, а усиленно вел переговоры с Владимиром Ивановичем, чтобы тот отвез его в деревню, а то и выпить не с кем. Два алкоголика в квартире это было слишком, но отчим не собирался пить с соседом, а уехал жить к себе ровно на неделю. Уходил, приходил, ближе к весне я все-таки отвез его на дачу. Оно и понятно, он не хотел тратить свою пенсию на меня - иждивенца, зависеть в «куске хлеба» от моих подачек.
- Никогда я не был в приживалках и не буду, - отрезал он.
Как он гусарил в деревне маму не волновало, она едва расквиталась с долгами по квартплате за три квартиры. Мы вздохнули от милицейских сериалов и детективов отчима. Телевизор мы не включали вовсе.
Трехметровые плиты были тяжелы и неудобны для меня, я взял по полтора метра, первый нижний ряд наклеил легко, а со вторым ярусом пошли накладки, лучше бы я послушался дядьку, как-нибудь протащил бы их по лестнице. Приходилось отбивать и вновь выравнивать, а толку не было. Много материала было перепорчено, на новый снова не было денег.
Я записался в школу на либеро-танго, не куковать же одному в тридцать пять лет, увлекся, у меня пластичность с детской цирковой студии, а ритм был чувственным. Элвис посмотрел пару уроков, а Кабанчик и вовсе застеснялся лишнего веса, ходить не стал. Ну а где еще можно знакомиться с приличными девушками? Не в кабаках же, не в ночных клубах? Тем более мы были сознательными трезвенниками. Нередко проходили выездные балы по выходным  в доме отдыха с большой танцплощадкой. Разные классы могли перезнакомиться поближе. Несмотря на алименты, девчонкам я нравился. Элвис специально забирал меня на машине, я прихватывал барышень, но приехав, они во дворе дома ссылались, что родители дома. Всем за тридцать, время провести можно, а переспать негде.
Я вспоминал вольную жизнь с бабушкой, где все было обустроено, все швы под плинтусами были заделаны цементом, что ни один таракан не проскочил из магазина на первом этаже. Мама не знала забот, в доме были рукастые мужики. Здесь же она не дождалась ни крючочка для полотенец, ни держателя для туалетной бумаги, сама забила гвозди в деревянные рамы. Солнце светило через верхние оконца в ванной и в туалете, что днем мы обходились без света.
К моему огорчению мама не собиралась разводиться, отчим затеял проводить газовое отопление в избе с новой верандой, покрытой сайдингом. На какие шиши, спрашивается? Они неуклонно решили стать дачной «ботвой». Мои арендаторки платили раньше, чем мамины, в этот раз перевод задерживался, телефон не отвечал, пришлось выяснять, что происходит. А квартирантки просто съехали, не заплатив. Я не стал говорить маме, что в квартире не продохнуть от кошачьих испражнений. Две девицы устроили черную передержку животных, потому что жить они вряд ли могли с таким запахом.
Мама не расстроилась на задержку, даже обрадовалась, что можно забрать шкаф и бабушкин кухонный стол с раскладной и сдвигающейся крышкой, где в ящике остались ручки от трех мясорубок. Насадки к ним дед точил на заводе, крутились они, как по маслу. Что я ей мог ответить? Только соврать, потому что шкаф и стол уехали с квартирантами. И сдать загаженную квартиру в скором времени не удастся, на что она тоже рассчитывала.
Получив перевод на карту, она преспокойно укатила на дачу. Целина давно была распахана трактором, за три года она прорубила заросли терновника и освободила плодовые деревья. Конечно, пятнадцать соток требуют очень много непрерывного труда. Когда все затевалось, то косить и копать нанимали деревенских, в этом районе почему-то не было гастарбайтеров. А если кто из москвичей и привозил, то они и не выходили за высокий забор. Местные мужики с советских времен не позволяли селиться иноверцам, всех подряд звали Серёгами, как Есенина. Что ж родные края поэта, народная любовь и память… Места красивые, но комариные, узкая насыпная дорога петляла, словно пьяный извозчик прокладывал путь через гать и болота. Заповедная зона, однако, зверья не счесть, как и грибов-ягод.
 Недолго мама отдыхала, едва успела все посадить, свалили и ее студентки с парнем, их котик со щенком тоже малость подгадили, пометили стены и паркет, я промыл с уксусом, выбросил мусор, перекрыл воду и газ. Я даже не заметил, что они заменили мамину мощную стиралку на самую мелкую и дешевую, всего на четыре килограмма. А бедная мама стирала руками или ходила с баулом белья к подруге, чтобы простирать постельное. И снова неоплаченные квитанции!
Я врал столько, сколько мог, но с первой клубникой мама вернулась. Ничему не удивилась, ни вранью, ни бардаку. Но она права, что ни случается, все имеет смысл. В моем доме начинался капитальный ремонт, а пятиэтажка на Сходне шла под снос, там было три шкафа, но они оказались без ящиков, полок, телефонный провод обрезан, как и евровилка у моего холодильника. У профессиональных съёмщиков жилья свой почерк. На форуме я узнал, что появилась новая забава у молодняка, снимать приличную квартиру на месяц, раздолбать ее в крошево, погуляв компанией денек-другой, пока соседи не пожалуются. Найти их невозможно, договор не оформлялся обычно. Тройка якобы студентов тоже приходила по объявлению, но вид хрущобы на Сходне их не устроил. Можно считать, что нам повезло.
Едкий запах из квартиры не уходил, оказывается, что новый линолеум аферистки просто раскатали по кошачьему дерьму. Мама подловила рабочих, они все выперли из квартиры на помойку. На Плашку нужно было ездить, открывать квартиру прорабу и ждать, когда они что-то сделают. Они меняли стояк в туалете, но муфту к унитазу даже не закрепили. Дед-сантехник из ЖЭКа доделывал, мама платила.
Жилищный департамент сократили, отдел переехал, но все та же тетка занималась расселением. Она не преминула сообщить маме, что мы были последними, кого обеспечили жильем, даже похвалила нас за настойчивость, ибо половина очередников вообще не стали судиться, когда их выкинули из очереди. Кинуть – выкинуть становилось нормой на всех уровнях.
Начиная с девяностых годов, не найдется ни одного человека, которого не облапошили. Даже отчим попался на удочку, поверив «другу», что комнату, доставшуюся ему после второго развода, можно будет обменять на однокомнатную квартиру, подписав договор купли-продажи, якобы из фонда для ветеранов войны есть возможность сделать шахер-махер, если стоимость внести на счет фирмы риэлтора. И он повёлся. Его батя никак не хотел прописывать сына-бомжа назад в родительскую квартиру, но пришлось, иначе его бы уволили с секретного завода. Давнюю историю маме поведала четвертая свекровь, как она с паспортом мужа расписалась за него в согласии на прописку сына, а брат был еще маленький, чтобы возражать. Тогда доверие еще было у людей, даже у начальников ЖЭКа. Так он и вернулся в родное гнездо. Отчим полагал, что мы этого не знаем, тоже врал.
Анализируя перемены в сознании людей, я не заметил, что обманщики и реальные бандиты озолотились, чаще всего их убивали более отмороженные. Так и с «другом» отчима получилось. Приятель попросил его заехать за должком, обещая вернуть, но там его уже ждали менты. Пришили дело о вооруженном вымогательстве, тогда без травматов-пукалок серьезные люди не ходили. А пока он сидел десять лет в тюрьме, супруга продала и просвистела его квартиру. Выйдя на волю он искал помощи у бывших друзей. Владимир Иванович делал вид, что помогает. Но как вернуть то, чего давно уж нет? Кажется, жертва и вымогатель вместе доживали в одном из гаражей Иваныча. Вот такой вот парадокс. «Перестройка, перестрелка, перекличка», - вовсе не шутка, а уже новейшая история.