Сижу в квартире, а за окном проносятся машины. Или не проносятся: заворачивают, сигналят, тормозят, скрипят шинами по снегу. Светят так, что через щели в занавесках бегают отсветы. Я знаю, что какая-то приедет за мной. Я стараюсь успеть. Сижу в кресле, смешав коктейль - водка, томатный сок, табаско, лимон, перец - и глотаю, глотаю его, запивая тот отвратительный вкус, который возник у меня на языке после того порошка, в который я растолок таблетки.
Я знаю, что приедут. Взломают сначала замок, потом - меня.
Но я тороплюсь, и, может, в этот раз успею до них.
* * *
Мы выехали по сигналу. Заверещало со стороны Левого проспекта, это значило, опять какой-то придурок решил свести счеты с жизнью. Оно верещит тогда, когда поступает звонок из будки бдителя. Тот ловит сигнал и нажимает на свои кнопки. Бывало, что сигнал не поступал, или поступал поздно, пока мы не доработали всю систему.
Она состоит в том, что каждый гражданин нашей страны оборудован датчиками. Они показывают его состояние, иногда лечат, иногда заставляют, сподвигают, покалывают. Дисплей вшит в лоб, так что каждый человек может при желании увидеть свои показатели и рекомендации. Только глаза подними немного.
Но почему-то не каждый хочет использовать свою жизнь на полную мощность. Непонятно, что происходит: вроде, и датчики в порядке (а на главном компьютере каждого города есть отображения всех людских процессов, в огромном центре сидят врачи, психологи, юристы, отмечая красные сигналы, если они возникают), а нет-нет да и мелькнет красный цвет. Мы обрабатываем сигналы. Так и называется наша профессия: обработчики. Я люблю выезжать на дело сам, хотя есть и более квалифицированные специалисты из скорой помощи. Мне нравится копаться в причинах и намерениях, бить словом, как пощечиной, - а то и пощечины! - выводить из идиотского суицидального настроения.
Как можно не хотеть жить? Ну, скажите мне!!! Как можно терять то, чего еще не произошло, не понимаю. Я в восемнадцать лет пытался, помню, напиться таблеток, было дело. Молодой был, идиот. Потом долго выходил из этого состояния: не было тогда ни вливаний, ни взбадривателей, пришлось самому, арбузиком да чайком, родители постарались, спасибо им никогда не перестану говорить. Ведь сколько раз после этого говорил себе: какое счастье, что мне не удалось тогда! Иначе кого бы поцеловали сейчас так страстно? Кто бы младенчика на руки взял? Кому бы налили душевного пойла?! Э, нет, ребят, я знаю, что говорю, поэтому и вытаскиваю бедолаг из их депрессивных, или комульсивно-обсессивных, или биполярных завихрений. Сам прошел, и меня называют волшебником, так точено получается разруливать ситуации.
Но сейчас это просто вызов. То есть нет, это вызов как вызов, но для меня это прямо вызывающий визит. Дело в том, что у человека, к которому мы едем, все показатели в норме. А красный разливается на три квартала вокруг. Я пока ничего не понимаю. Система сбоев не дает!
* * *
Я долго изучал свой личный компьютер.
Ведь мой мозг и тело - это совершенный компьютер, об этом говорят на всех углах и во всех экранах. Мой организм. Я смотрел в себя. Внутрь себя. Меня с детства поражало богатство процессов, происходящих в моем теле и голове, я был заворожен и часто шокирован. Мне показывали то, что, как говорит отец, никому не было видно на протяжении веков. И ему не было. В первые годы он проводил время в кресле, просто медитируя на свой внутренний мир. В толчок ходил с большим удовольствием, говорил: когда видишь, как проходит, проталкивается, вылезает, как будто слышишь это движение, помогаешь ему... А во время еды следить за движением пищевода тоже было занимательно. Мне-то привычно, не представляю, как без этого: вшили уже лет в пять, когда все пошло, и с тех пор я вижу все, что хочу увидеть внутри своего тела и мозга. Конечно, мозг - это невероятно! Это целая религия. Искрит, мигает, пробегает... И часто знаешь, что именно. Так занимательно смотреть на свои мысли! Еще смешнее их генерировать. Скажешь себе какую-нибудь дурь - и смотришь, как она отражается в мозге, иногда даже без участия лобных долей. А чувства... свою девчонку я тоже подсадил смотреть. Но... мы перестали получать удовольствие от секса. Сначала - от него. Потом - от еды, испражнений, мочеиспусканий. И - никаких удовольствий. Девчонку мою спасали пару раз, потом в деревню отправили, вроде, она ничего там, справляется. Звонит иногда. А я в городе остался, и меня кроет. Но никаких видимых знаков я не подаю, чтобы не упекли опять в свои исследовательские процессы. Не хочу быть подопытным для кого-то, кроме себя.
Любое отклонение от нормы, вычисленной теми грейтами из Центра, видно сразу. Задерживая дыхание, я видел, как синеют системы. Кашляя, лицезрел фейерверки в районе бронхов. Запор чернел, понос разливался его родным коричневым цветом, ударяясь, я светился фиолетовым в частях удара. Часто я мог сам справиться с недомоганием: вшитые датчики могут впрыскивать больше эндорфинов, дофамина, сератонина и прочих инов, которые приводят организм в порядок путем перебора в одном, когда есть недобор в другом. Это как в мозгу: нейронные сеточки появляются, отмирают, их функции берут на себя другие участки, и происходит это практически незаметно для человека. Или требование покалывает: беги, иди, ешь, пей. Трахайся. Смотри на картины в музее. Прыгай с парашютом. и ты идешь, прыгаешь, ешь и дрочишь. Или сношаешься, если есть с кем. У меня - было, но я не всегда пользовался. Может, поэтому девчонка с катушек съехала. А может, из-за наших экспериментов. Или от того и другого.
Дальше я стал учиться саморегуляции. Это очень забавная и занимательная медитация. Говорят, йоги прошлого могли это делать вслепую, не понимаю, как, но представляю их высочайшую чувствительность. Теперь же, с помощью знаков, стало проще. А может, у меня талант. Так говорят. По крайней мере, я могу налаживать систему без таблеток. Главное - это понимать, как система работает в целом. Что наиболее важно, что с чем связано. Завораживающий мир меня я разгадал и продолжал разгадывать снова и снова. Можно сказать, я закрылся в себе, замкнулся, зациклился на себе. Не открывал дверь, не отвечал на звонки. Сидел и медитировал часами. Меня мало по малу перестали трогать: в компьютере все в порядке, отклонений нет, все в пределах нормы - ну, и сиди, если хочешь. Может, ты писатель. Или философ. Мало ли... Оставили в покое.
И я научился притворяться дофаминовым и эндорфиновым. Овитаминенным и пролеченным. Потом - вообще перестал болеть. Как-то оно само так получилось. А удовольствия... Они исчезли. Я мог всполохнуть намерено, и делал это. Например, сперма выходила из меня исправно. И смеялся анекдотам. Но я открыл существование более глубокого пласта. И в нем как-то... спокойно. Тихо. Неподвижно, как бы я не прыгал. Хочется попасть туда навсегда. И я стал копить таблеточки, толочь в порошочки. Думаю, здесь я видел все. Чувствовал, ощущал - многое. И нет вариантов: ощущения повторяются. Хочется зависнуть навсегда, но эти многочисленные процессы не дают остановиться. Жалко же!
* * *
Мы приезжаем к нему второй раз. В первый раз, когда мы вломились, он сидел в кресле, свесив руки, и смотрел перед собой. Лицо его излучало спокойствие, пульс был медленным. Я спросил прямо внутрь, как всегда, но пришлось пройти еще глубже обычного - я понимал, что там дебри. Спросил, как он. Ответ пришел не сразу, но пришел. Кул. Оставь меня.
Как бы не так.
Я не собирался оставлять этого глубокого парня в его глубине. Для начала я дал ему... понюхать розовый куст. Никогда не знаю, что мне придет внутрь. И что придется генерировать из себя. Но розы - вот что, как мне показалось, ему надо. Он встрепенулся. Как? - в глазах на месте пустоты появился вопрос. Потом я поцеловал его. Да-да, прямо в губы. Куснув для острастки. И потрепав за ухо. Мои ребята не хмыкали: стояли наготове со своими дефибрилляторами и прочими прибамбасами, ожидая команды. Даже если удивились, вида не показали. Я и в анал палец засовывал не раз, и волосы рвал. Бывало всякое. Всякое они повидали. Ничего.
* * *
Когда кусают губу, я охреневаю. Серьезно. И запах роз... Я подумал... Что-то подумал, не помню, и такая ярость поднялась у меня изнутри, что я занес кулак и врезал этому розовому прямо в висок.
А потом пришел в себя окончательно. Нашел себя в кресле, вокруг - люди в этих самых комбинезонах скорой помощи, рядом сидит красивенный мужик и держится за голову, завесившись челкой и постанывая.
Я развел руками, типа, извиняясь. Встал и направился к окну. Открыл, пожаловавшись на духоту. И только занес ногу, как тот тип набросился мне на плечи, прижал к подоконнику и полез мне в анус пальцем. Я зарычал, как зверь, хотел вырваться, ревел и, кажется, плакал. Он резко развернул меня - кажется, за волосы. Облизал лицо своим огромным, как тряпка, языком, пахнущим все теми же розами. Засосал опять. Я не понимал, что происходит, как теперь... как дальше жить, что ли? Но... зачем?! Он воспринял мои мысли и засмеялся. Растянул красивенные губы свои в улыбке - и рассмеялся так заразительно, что я тоже улыбнулся сквозь слезы.
* * *
Анус - это одно из самых интимных мест человека. Если его вскрыть в неподобающий момент, происходит разрыв шаблона. Розы я включил, анус задействовал, он оказался крепким орешком, вздумал в окно прыгать. Хотя там батут, неужели он не понимал? Или улететь решил, мечтатель?
Отсмеявшись, я схватил его за волосы одной рукой, другой - за шею, и прошипел прямо в лицо, в глаза удивленные: "Оставайся, видишь? Хочешь - оставайся! А нет - дуй, куда собирался!" - и швырнул его прямо в окно. С его двадцатого этажа. Там, в районе двенадцатого, как раз батут парил. Он с криком полетел, с кряканьем оттолкнулся, еще пару раз подскочил и затих. Батут постепенно сдулся и опустился на землю. Там его подхватили наши люди и понесли в машину скорой помощи.
Теперь все с ним будет в порядке.
Но как ему удалось обхитрить компьютеры?! Не понимаю. Достав гаджет, посмотрел на его органайзер. Там было по прежнему тихо. Черт знает что!
* * *
Может, я и останусь. Не знаю. Мне иногда интересно - особенно с этим мужиком, какой все-таки красивый тип, я его видел на экранах не раз, а уж когда тебя целует такой мэтр, становится даже приятно! Наверное. Не знаю. Приятность я тоже стер, к сожалению. Даже когда плачу, ничего не чувствую. Вот запах... Запахом он чуть не вернул меня. Хорошо, что он тогда на экран не посмотрел. В тот момент у меня жуткий приход случился. И этот поцелуй... Было занятно. По крайней мере, я в прямом смысле среагировал, то есть сэрегировал.
Жить я не собираюсь. Я все больше углубляюсь в это глубокое спокойствие, которое нашел под процессами жизни. А жизнь - ну, пусть теплится. Пока. Мне не важно.
* * *
И вот мы вломились опять в эту квартирку-студию. Как его зовут, смотрю... так. Ральф. Красиво! И сам неплохой, монголоидный такой тип, хотя и высоченный. Эдакий Киану Ривс из "Матрицы". Опять в кресле, опять руки на подлокотниках, взгляд устремлен прямо в меня, глубокий, но пустой. Так бывает! Что-то он там, в глубине, познал. И как я ни пытался его завести в этот раз, как ни засовывал свои руки, язык, слова и мысли внутрь его естества, ничего не менялось в его взгляде. И показатели были все в норме. Это потрясающе!
- Ральф, - говорю, - ты хоть выйди ненадолго, хоть расскажи в двух словах, что с тобой сейчас происходит. Слышишь, Ральф? Шевельни чем-нибудь. Я буду знать, что ты здесь.
Нет, говорит, я не здесь.
Я - не здесь!
Убежденно так.
Как будто вписался во что-то, влился, впечатался намертво.
Я взял его руку. Красивая, в стволах и ветках вен. Повернул ладонью вверх, вниз. Отпустил. И тут...
Он шевельнул рукой.
И схватил пальцами мои пальцы.
И ток потек по моим стволам и веткам.
Такой ток!!!
Внутренний. Глубокий. Мягкий.
Я приблизил свое лицо к его глазам, подул. Его ресницы дрогнули. Он... улыбнулся.
Улыбка была такой мудрой, как у глубокого всезнающего старца. И я страстно захотел туда же. Страстно!
"Кто все эти люди?" - подумал я, попытавшись обернуться на чей-то вопрос и движение, но у меня не получилось, так как ток тек, тек по венам и разливался по всему телу, обездвижив и тем не менее придавая какое-то быстрое внутреннее движение всему организму.
- Я с тобой, Ральф. Я с тобой, - я и слушал, и транслировал ему эту связь.
А потом он отпустил мою руку и затих совсем. И все стихло внутри меня. Я осыпался на пол. Теперь эти люди, которые стоят вокруг, пригодятся: будут нас транспортировать, подключать, оживлять. Но теперь я знаю, что происходит с теми, кого "не удалось вывести": они так и живут внутри себя. Там так много, так ярко и живо, что описать это словами и даже мыслями вряд ли удастся. Я постепенно отключаюсь от главного компьютера. Мои системы в порядке. Но тело неподвижно, и будет неподвижно теперь всегда. Мы ляжем рядом в какой-нибудь палате и будем внимать себе на протяжении многих лет. Не знаю, скольки: таких "лежачих больных" у нас в центре всего несколько, и, вероятно, мне удастся к ним когда-нибудь подключиться. Меня ждет очень интересная жизнь. Или не жизнь. А все начиналось с укуса, с ануса, с прикосновения. Теперь прикосновения не нужны: мы соприкоснулись глубиной.
Спасибо, Ральф.
Улыбайся!