В Новом Свете

Е. Филатов


В НОВОМ СВЕТЕ



Книга включает в себя два путевых очерка, в которых рассказывается о двух поездках группы самодеятельных туристов, до того немало поездивших по родным просторам и странам Европы, в совершенно новую для них страну – Америку. Первая поездка охватывала наиболее интересные природные заповедники «Дикого Запада» и Тихоокеанское побережье Соединённых Штатов, вторая, зимняя – Нью-Йорк и Ниагарский водопад.

e-mail: efilatov40@mail.ru




ЧАСТЬ 1. АМЕРИКА – 2011

С чего начиналось

Заочное знакомство

Дополнительная, а может быть и главная ценность дальнего путешествия в том, что оно создаёт ещё один смысл нашей жизни, ставит ясные и достижимые цели и, конечно, в том, что оно даёт друзей, с которыми теперь общие надежды, заботы, достижения и радости. Путешествие это вторая жизнь. И начинается она значительно раньше того момента, когда мы садимся в поезд и счастливо вырываемся из заевшей своей обыденностью первой. Получение виз, покупка билетов, а главное, добыча и поглощение информации о новых местах, правилах и обычаях, куда заглянуть и что посмотреть, связаться с аборигенами и поговорить с бывалыми людьми – всего этого столько, что оно заполняет всё жизненное пространство от одной поездки до другой, и ещё не было случая, чтобы хватило времени и сил сделать всё, что хотелось.

Есть, конечно, другие примеры. Я слышал про человека, который вот уже много лет тщательно и любовно готовится к поездке во Францию. Когда он приедет в Париж, то должен иметь возможность на приличном французском спросить прохожего парижанина, как пройти в нужное место или если, например, зайдёт в любое подвернувшееся кафе где-нибудь в Латинском квартале или на Елисейских полях, то должен свободно поддержать разговор со случайным соседом за столиком, скажем о картинах Лувра или истории Сен-Жерменского предместья. Годы проходят, воображаемый парижанин интеллектуально растёт, он всё изысканней в темах, всё сложней его лексика и всё требовательней к произношению. От Шардене и Шабли он может вдруг перескочить к Капетингам или Сартру, и поэтому с каждым годом всё больше того, что совершенно необходимо сделать – прочитать, изучить и осмыслить, прежде чем купить билет до Парижа. Такая поездка счастливо заполняет всю человеческую жизнь.

У нас, конечно, всё было куда проще. Жизнь коротка, а время для второй жизни уж совсем крошечно и жёстко определено графиком первой – это студенческие каникулы, причём Ринат, как замдекана был свободен только в августе. Визы даны на год, билеты куплены за четыре месяца, самые дешёвые, обмену и сдаче не подлежащие, возможностей для манёвра никаких, отступать некуда. Хотелось хотя бы языковые навыки освежить, но где там! Купить чемодан да связаться с американскими друзьями, вот и все, что успел. Палатку кончил дошивать за два часа до отъезда.

А друзья в Америке были старинные. Двадцать лет назад, в начале перестройки я послал свой адрес какому-то американскому обществу дружбы с новой Россией, предложения которого встретил в одном из многочисленных тогда журналов однодневок. Тогда все нас жалели и многие на самом деле старались помочь. Послал и забыл. Однако как-то летом, вернувшись с дачи, я обнаружил маленький изящный конверт из Америки, на котором был мой адрес, написанный моей рукой. Во всем этом было много удивительного, в частности и это – как мой корреспондент перенёс мой адрес на свой конверт? «Ну, как-нибудь, – отмахнулся я от этой мысли мимолётом, – например, вырезал из моего конверта и приклеил на свой» – Однако когда через некоторое время пришло ещё одно письмо из США и тоже с моим адресом, написанным моей рукой, я был поставлен в тупик. А ведь это уже 1991 год, но не было ещё не только электронной почты, но и про ксерокс я, не в деревне живя, не сразу догадался.

Первое письмо было от учительницы младших классов Ginny Andrews, правда, уже вышедшей на пенсию, очень энергичной, лёгкой на подъем, общительной и доброжелательной женщины. Я переписывался с ней все эти годы. Красивым чётким почерком учительницы младших классов она писала мне интереснейшие письма о разных событиях в её большой и дружной семье, как они праздновали рождество, как собирались больше восьмидесяти человек родственников на 90 летний юбилей бабушки, а та решила, что, пожалуй, после юбилея не сядет больше за руль своей новой машины – до этого везде ездила сама. И в этот раз Ginny прислала мне приглашение для получения американской визы, спасибо ей, хотя потом оно и не понадобилось.

Второе письмо было от, как он сам представился, «инженера заправочной станции» Роберта Беренца. My dear buddy Bob сугубо нестандартный человек. В душе его всегда кипела неутолимая жажда справедливости, вечно приходившая в вопиющее противоречие с неправедным устройством обыденной жизни. Бывший “navy”, нонконформист без страха и упрёка, он всю жизнь боролся за светлые идеалы американской свободы и христианской морали, но все его усилия упирались в глухую стену человеческой глупости, моральной нечистоплотности и мелочного расчёта. Он писал статьи в местные газеты, взывал к телевидению, судился, последние годы активно рассылал свои послания по Интернету, но все его призывы неизменно глохли в болоте сытого американского общества. В пятьдесят лет он снова пошёл учиться (нанялся шофёром на рейсовый автобус, чтобы иметь возможность бесплатно ездить со своей фермы за семьдесят миль в столицу штата!) и душа его полнилась чистым восторгом от лицезрения совершенств элементарных начал математики. А в семьдесят пять она все ещё болит от того, что в одном только 1865 году было застрелено трапперами три с половиной миллиона бобров и в результате не стало травы, которую питала вода, собираемая бобровыми плотинами, не стало животных, питавшихся этой травой, а вместо них по сухим степям буйствуют черные смерчи. Убивали бобров, а убили Землю. И мне, в другую часть света, наружу, человеку, который со стороны может оценить всю меру этих несправедливостей, он выплёскивал свои кипящие страсти и свои огорчения. («Американцы все сидят по своим машинам, и никто друг друга не слышит»).

Было и третье письмо в маленьком розовом конверте с на этот раз от руки написанным адресом, причём красивым женским почерком были полностью выведены и моё имя, и отчество и фамилия. Письмо оказалось от девяностолетней бабушки. Ну, уж это слишком – подумал я, и отвечать не стал. Однако по прошествии довольно долгого времени это событие всплыло у меня в памяти, и мне стало стыдно за свою невежливость. Я написал ей о себе, и почти десять лет мы очень мило общались. Бабушка Арна к тому времени давно похоронила мужа и жила одна в «мобиле» «на расстоянии брошенного камня» от многочисленных пра и праправнуков, рукодельничала, посещала собрания местной церкви, которая, как я понял, одновременно служит и местным клубом, ухаживала за цветами и кормила птичек. Некогда, в годы её далёкой молодости они с мужем содержали ферму, жизнь была довольно трудной и чтобы заработать каждый доллар, надо было много трудиться. А теперь доллар стал совсем не тот! Главным предметом её гордости был её почерк – она была первой в классе по чистописанию! И в её письмах я ни разу не встретил ни одной грамматической ошибки или хотя бы описки. Она была пусть не слишком интересным, но очень приятным, открытым и добрым собеседником, от неё исходило добро. Но как-то раз, в самом конце века, вместо неё написала её внучка. Она сообщала, что бабушка попала в больницу с переломом шейки бедра, а там её ещё раз уронили и, видимо ждать писем от неё мне уже не следует. И я перестал ей писать. И каково же было моё огорчение, мой стыд, когда года через два или даже три пришло письмо от другой внучки, в котором она сообщала, что бабушка Арна дожила всё-таки до ста лет, что семья и местные власти торжественно отметили это событие, что не только губернатор, но и сам президент Соединённых Штатов прислал ей своё поздравление, что она очень ждала письма из России, а его не было. Вот ещё один неоплаченный долг доброты, сколько их уже на мне висит!

Вот такой была моя Америка перед тем как мы решились подать заявки на американские визы. Разумеется, сюда надо добавить всю классическую литературу про Америку: Майн Рида и Фенимора Купера, Маяковского, Ильфа и Петрова, Стрельченко и Пескова, плюс огромную американскую литературу, которую раньше читали очень много. А теперь мало что читаем, кроме периодики, зато за последние годы выслушано множество рассказов и далёких и близких знакомых, для которых Америка стала кому рабочим местом, а кому и второй родиной. Нет, не на белый лист ложились у нас наши американские впечатления.

Проект

Только приехав в Америку, я понял, что это – другой мир. Даже не так! Вернее будет сказать, только вернувшись из Америки, я начал понемногу понимать, что это другой, и для нас все-таки чужой, мир. С Европой было по-иному. Мы попали туда в середине девяностых, когда разница их жизни с нашей была огромной буквально во всем. Сначала поражали сияющие чистотой города и магазины, где есть все, и главное, непривычная доброжелательность людей (если смотрит волком, значит – соотечественник!). Но с годами разница во многом начала стираться, проявилось множество русских следов в Германии и Франции, не говоря уж о ближних соседях, и граница, как Берлинская стена, постепенно исчезала, крепло чувство непрерывности континента, самоощущение европейца. Мысль, что поездка в Берлин или в Венецию должна быть столь же простой, как в Москву или Питер уже не кажется дерзкой мечтой, а первоочередным упрощением нашей жизни – противоестественно и глупо, что сейчас это не так. И жизнь людей у них на Западе, то есть у нас, в Европе, устроена во многом так же, как в России. Вернее сказать у нас она во многом – небрежная калька с их порядков – туалеты тоже с фарфоровыми унитазами, но нет ни «сидячки», ни бумаги, да и такое их количество, что днём с огнём не найдёшь, что Казань, что Москва пока ещё поневоле – тундра. И все же в Европу мы все больше, все заметнее врастаем, мы туда возвращаемся, как после болезни человек, долго заключённый в четырёх стенах, заново осваивает дальние уголки своего сада. Наши немецкие, французские друзья ввели нас в свои дома, познакомили со своими друзьями, научили ездить по новым для нас дорогам на арендованных на месте машинах, научили быть «своими» «там».

Прекрасная, полная бесценных красот и соблазнов западная Европа стала близкой и – вот они странности человеческой натуры! – потеряла прелесть новизны. У Франции, Германии, Италии масштаб – тысяча км по самой длинной диагонали – легко проехать на велосипеде в обе стороны за одну летнюю поездку. Но раз мы теперь умеем организовывать поездку на автомобиле, значит, нам доступны уже другие масштабы! «Америка» – сказали мы в один голос и горячо пожали друг другу руки. В этот момент не думалось о реальности проекта, о деньгах, о скучных деталях. Прекрасно было то, что мысль эта вызрела в каждом самостоятельно и в один прекрасный момент вышла на свет уже готовой.

Первоначально наш проект был, конечно же, глобальным: через всю северную Америку от океана до океана. Заодно можно будет исполнить ещё одну мечту жизни: опустить руки в волны Тихого океана. Проект, как постепенно выяснилось, вполне реальный, но получалось уж очень много езды по местам не самым замечательным. И все-таки главное, что сгубило первоначальную идею – это, конечно, страх. Надо сознаться, что в душе мы все же робкие провинциалы, и когда представляли, как нам придётся самим, без чьей-либо помощи, прилетев в огромный Нью-Йоркский аэропорт, найти там арендную фирму, взять напрокат машину и сразу отправиться в путь со скоростью 70 миль в час по бесконечным абсолютно незнакомым хайвэям, где ни остановиться, ни подумать, ни повернуть назад – решительность наша таяла. А толчея городов, неизвестно как устроенных! Хоть и утверждали опытные путешественники, что вождение автомобиля в Америке ничем не отличается от Европы, все же это не совсем так. В Европе хайвэй всего лишь дополнительное удобство, чтобы сэкономить время, когда оно дороже денег. В Америке хайвэй – основная жизненная артерия, Америка живёт на хайвэе, сходя с него на нужном экзите (exit – выход) для сна, еды или работы. Невозможно сходить пешком в магазин за хлебом или в больницу, но все это рядом, потому, что где-то поблизости есть экзит, а дальше по хайвэю считанные минуты.

Наша робость заставила нас искать более «мягкие» варианты. А кто ищет, тот всегда найдёт. Оказалось, что у Рината в Америке живёт любимая племянница Аниса, и что они с мужем Ришатом охотно пригласят нас всех в гости к себе в Солт-Лейк-Сити. Встретят в аэропорту, помогут арендовать машину, возможно даже проедут с нами часть маршрута. Это же совсем другое дело, когда тебя встречают, ставят на колеса и объясняют, что и как делать дальше! Это предложение и спасло нашу идею, дрогнувшая, было, команда повеселела. Ришат оказался бесценным помощником, поскольку он-то хорошо знал эту новую для нас страну. Фактически он, в основном, и проделал всю организационную работу: рекомендовал маршрут, забронировал кемпинги, арендовал машину. Они всей семьёй встречали нас, как дорогих гостей, принимали в своём доме, кормили, поили, возили по городским достопримечательностям и магазинам.

Дорога наших путешествий – это счастливая хроника встреч с добрыми людьми. Иногда, в минуту размышлений, меня просто пот прошибает от стыда при воспоминании как самонадеянно и безответно я принимал как своё, как должное помощь, услуги, подарки до того незнакомых мне людей, не имея возможности не то что воздать сторицей, а просто достойно поблагодарить. Я чувствую себя в неоплатном долгу пред ними всеми. Но давно уже смирился с мыслью, что не смогу расплатиться с каждым лично – и есть только один выход – нести их доброту дальше, другим людям.

В жерло вулкана

Начало пути

Мы выехали из Казани поездом, 31.07.2011 и прилетели в Солт-Лейк-Сити второго августа с промежуточными пересадками в Лондоне (Хитроу) и Чикаго (О’Хара). Мы летели на запад, навстречу вращению Земли, поэтому второе число у нас получились длиной в 32 часа.

Главным городом Америки для нас стал, разумеется, Солт-Лейк-Сити (СЛС), от него и первые, и последние впечатления. Первое впечатление от города: главное в нем – это вытянутая вдоль широкой горной котловины система хайвэев, напряжённая, как высоковольтная линия электропередач, вдоль неё просторно расставлены одно-двух этажные общественные здания, магазины и всякие службы, и в стороны, как провода от трансформаторов, уходят дороги поуже (но не похуже!), на спокойные жилые окраины. С лужайки перед домом Ришата горы видны совсем близко, и ранним утром от них волнующей сердце струёй тычет свежесть вершин.

День ушёл на получение машины и разную предотъездную суету. Стартовали утром четвёртого августа. С трудом растолкали вещи по всем углам нашего роскошного Крайслера – для Ришата почему-то оказалось выгодным арендовать именно такую, хотя мы сами взяли бы что-нибудь попроще. Машина семиместная, но и нас семеро – в этой части пути нас сопровождает тесть Ришата – Расим, недавно вышедший на пенсию с должности директора одной из казанских школ, он гостит у молодых уже почти год и чувствует себя здесь значительно уверенней нас. Вот расселись, наконец: Ринат за рулём, Расим рядом штурманом, за Ринатом наш второй водитель – Неля, за Расимом Сергей в качестве штурмана-стажёра, ну а сзади – пассажиры: мы с Ольгой по краям и Ринатов внук тринадцатилетний Мансур, в середине. Укрепили железного гида – GPS навигатор на лобовом стекле справа, закрылись автоматические двери – поехали!

Едем на север из Штата Юта (Utah) через штат Айдахо (Idaho) в Вайоминг (Wyoming), в национальный парк Йеллоустоун. Первое впечатление от хвалёных американских дорог – разочарование. Не потому что дороги плохи, просто их перехвалили. Как и многое в Америке, они хороши ровно в меру, не слишком – есть всё, что необходимо для быстрой и долгой езды. Двух полосная в одну сторону дорога, не очень-то гладкий местами асфальт, довольно часто и на немалые расстояния одна полоса отгорожена красными столбиками, многие тысячи красных столбиков – ремонт. Главное – никаких перекрёстков, путь вперёд всегда открыт. По сравнению с европейскими скоростными дорогами – очень скромно. Ну, правда – это самая глушь, впереди пока бетонные симфонии подъездов к Лос-Анжелесу и Сан-Франциско, но и там, прежде всего – рациональность.

Вокруг места, очень похожие на Таджикистан: плоская широкая горная долина, скудная растительность, сквозь которую просвечивает каменистая почва, пирамидальные тополя вдоль дороги, небольшие серые посёлки с одноэтажными строениями. Бросаются в глаза в каждом таком городке прекрасные, весело покрашенные здания школ, около каждой – спортивная площадка.

Вот я и в штате Айдахо! Двадцать с лишним лет я посылал сюда письма, сначала бумажные, потом электронные через киберпространство. Боб, как всегда, с большим энтузиазмом призывал меня приехать в гости, предлагал различные, на его взгляд, очень эффективные проекты, например, ехать через Магадан пароходом до Сан-Франциско, а там уж до Айдахо рукой подать, он может встретить меня на машине. Но у меня, простого советского человека тогда и мысли не было, что всё это может произойти в реальности. Самый дешёвый билет до Америки стоил под тысячу долларов, а такие деньги были вне пределов моих реалий. Сколько же перемен должно было произойти, чтобы я оказался здесь! Проиграна холодная война, сгнила, считавшая себя системой будущих времён советская власть, развалился «Великий и могучий» Советский союз, рухнул железный занавес, Россия из глобальной экспериментальной лаборатории и «империи зла» снова стала просто одной из больших стран, не совсем ещё переболевших имперским прошлым. Мы вышли из окопов и нас теперь без страха, но уж и без особого любопытства пускают в любые страны, были бы деньги. А с деньгами тоже стало легче, всё же очень богатая была страна – Советский союз, и наследства покойного хватает вот уже на многие годы не только шустрым миллиардерам, но и вплоть до бомжей что-то доходит. Вот так всё перевязано в нашем мире, вот такой оказалась моя дорога от проходной ракетной фирмы, строившей ракеты с ядерными головками, нацеленные на американские города, в том числе и штата Айдахо, к границе этого самого штата Айдахо.

Но там, на дороге у границы штата Айдахо меня беспокоили совсем другие мысли. Во-первых, я не совсем понял, где именно мы с Бобом договорились встретиться, а при скорости 70 миль в час решать, где свернуть, надо было быстро. А во-вторых, Боб приглашал меня поехать к нему в гости, и потом он привезёт меня к друзьям, но у нас была очень жёсткая программа посещений, везде понемногу и мне было страшно из неё выпасть, тем более в самом начале. Было и ещё одно, очень огорчительное обстоятельство. Дело в том, что приехав в Америку, я обнаружил, что совершенно не понимаю речь американцев! В Европе я достаточно свободно пользовался своим самодеятельным английским, не говоря уж о том, что регулярно писал статьи и доклады в международные издания и был уверен, что языком на рабочем уровне владею. Да что я, Ринат проходил стажировку в Германии, читал лекции в Канаде, не испытывал никаких затруднений в Европе, но и он спасовал перед этим непрерывным потоком гласных звуков – совершенно невозможно разделить его на отдельные слова, догадаться, какие же согласные ваш собеседник подразумевает между этими а-о-у. Фиаско Рината, каюсь, меня немножко утешило, но проблема от этого не стала меньше. Ещё пытаясь договориться о встрече по телефону, я понял, что мне с Бобом будет трудно, не укладывается у него в уме, что человек, общавшийся с ним столько лет по-английски, может не понимать его слов. И мне показалось, что долгое гостевание тэт-а-тэт будет для нас обоих в тягость.

Так вот и вышло, что наша встреча ограничилась получасовой беседой в маленьком кафе в маленьком ничем не примечательном городке такого знакомого мне по письмам штата Айдахо. К счастью, Боб был не один, с ним была его супруга Нэнси и пышущая сельским здоровьем внучка Брианна с мужем – подавая для пожатия руку, он немного застенчиво, но и не без гордости улыбнулся навстречу моей ожидаемой реакции, улыбнулся и я невольно – ручища у него была великанского размера, сильная и добрая.

В кафе я заказал чай, Боб с семьёй колу, остальная наша команда, расположившись за соседним столиком, заказала мороженное. Поговорили о том, о сём с Нэнси, с Брианной, с её мужем, пошутили – всё легко, но вот с Бобом так разговора и не получилось. Сколько ни просил я его говорить медленно, он всё пел свои коротенькие песни тихим бесцветным голосом. Не таким я его представлял – напористей, громче, воинственней, а тут он был чопорным и застенчивым. Мне показалось, что он был обижен – нечто вроде ревности: двадцать лет он ждал моего приезда, поверял мне свои радости и обиды через половину земной окружности, планировал, что привезёт меня в свой дом, и там мы поговорим, наконец, без помех обо всём на свете, а я предложил ему всего лишь общий трёп за столиком в кафешке.

Прошли полчаса, выделенные мне для встречи нашей командой – время дорого, впереди ещё долгий путь. Перед тем, как подняться я хотел было допить чай и только тут заметил, что кипяток в стакане давно остыл, а пакетик с заваркой так и лежит на блюдечке рядом со стаканом.

Йеллоустоун, водопады

450 километров проехали в этот день. Не все по делу, не смотря на GPS и на опытного штурмана, поплутали немного на выезде из СЛС, а потом ещё раз заблудились уже при поисках кемпинга (и это стало традицией!). Поэтому в кемпинг Bridge Bay на берегу озера Йеллоустоун Лейк (Yellowstone Lake) в Йеллоустоунском национальном парке приехали уже в половине девятого вечера – в сумерках. Мы довольно много видели кемпингов в Европе. В Америке это называется не camping, а campground, т. е. земля для лагеря и это точно отражает реальную ситуацию. Вам предоставляется строго индивидуальный клок земли со стандартной деревянной конструкцией из стола и двух лавок и железным ящиком для продуктов – чтобы не искушать зверье, и общий хозблок, зачастую это просто туалет и очень даже скромный. Так было и в Bridge Bay – площадка десять на десять метров в густом сосновом лесу даже без места для машины (оставьте на поляне при въезде), строго та, которую забронировали, сеть очень узких и кривых асфальтированных дорог между площадками и туалет с одним водяным краном метрах в трёхстах от нашего участка. Зато есть место для костра с удобной чугунной решёткой и можно самим собирать сушняк, правда без топора это оказалось не просто, в принципе, можно купить готовые дрова в лавочке на въезде. При последнем свете дня поставили первый раз палатки: большую совершенно новую от Ришата для пятерых мужчин, поменьше, видавшую виды – для женщин. Сергей сразу взялся готовить ужин на газовой горелке (и это тоже стало традицией на весь маршрут), торжественно откупорили две бутылки калифорнийского вина в честь начала маршрута и быть бы большому празднику, но незаметно начавшийся ещё в сумерках дождь постепенно набрал силу и разогнал нас по палаткам – спокойной ночи, первый день на маршруте закончен.

А второй начинался свежим солнечным утром, прекрасным видом на синее озеро, на далёкие, в прожилках снега туманные горы за ним. Оказался он длинным и разнообразным, под стать тому, как разнообразен и велик Йелоустоунский национальный парк. Сначала всё было довольно обыкновенно: ну – лес, ну – озеро, ну – небольшой водопад Fishing Bridge на каменистой речке – у нас своего такого сколько угодно. Первые новые впечатления от Mud Volcano Areas – грязевых вулканов. Ямки, ямы, большие голые площадки, кипящие, дымящие, просто слегка парящие. Целые участки леса, тщетно взывающие к небу голыми ветвями мёртвых деревьев. Невольно вспоминается атмосфера «зоны» Стругацких, явные признаки какой-то чужой, « не нашей» и этим страшной реальности, которая может разрушить сладкий сон нашей привычной жизни, и поэтому мы не хотим о ней ничего знать. А тут она вдруг начинает дышать на нас из обычной грязной ямы своим зловонным дыханием. И земля может провалиться под ногой в любом месте в кипящую жижу. Поэтому для людей везде проложены дощатые дорожки с деревянными перилами, и с них можно совершенно безопасно посмотреть на это «страшное» за соответствующие доллары (мы заплатили $80 на въезде в парк, но это за билет на всю машину во все национальные парки Америки). С другой стороны, если пассажиры этого бесконечного потока машин начнут ходить кто где захочет, то затопчут, наверно, любую преисподнюю. Здесь же в первый раз мы увидели Buffalo – живого бизона – лежит на боку в тёплой грязи и ноль внимания на текущие мимо толпы туристов – огромный, лохматый и очень грязный. Потом видели огромные стада этих бизонов, пасущихся в стороне от дороги. А до этого уже не раз успели встретить рогатых чистеньких оленей, прямо у дороги, тоже внимания не обращающих на фотокамеры туристов, бурундучки и белки бегали по лагерю, а вот медведей, о которых нас всё время настоятельно предупреждали, так ни разу и не встретили.

Вторым плановым пунктом в этот день были водопады в Йелоустоунском Гранд Каньоне: Upper Falls и Down Falls. Все участники нашей группы не раз бывали в горах, поэтому ожидать потрясающих впечатлений не приходилось, тем не менее, всё это действительно смотрится очень интересно. Красивое с почти отвесными скальными стенами ущелье, крутые, каменистые тропы вниз на обзорные площадки, действительно мощные двухсот-трёхсот метровые водопады – все это вызывает в душе постепенно нарастающее восхищение великолепием природы. И главное, ничто не мешает – ни комаров, ни изнуряющей жары (как я боялся) – светит солнце, несколько раз за день приходили единичные тучи с дождём и быстро уходили – благодать! Правда к концу дня, когда по дороге на Нижний водопад, выехали из мёртвого леса на перевал и перед нами открылся неохватный простор земли и неба, мы увидели, что прямо на нас по этому безбрежному небу несётся лохматая как бизон чёрная туча, опираясь на столб дождя, как на единственную ногу – всё в духе этого фантастического места. Мы сделали жалкую попытку убежать от неё по нашей асфальтовой дорожке, но это было всё равно, что убежать от судьбы. Через минуту вокруг потемнело, туча громко постучалась в нашу машину редкими и тяжёлыми каплями дождя, а когда мы не открыли, обрушилась на жестяную крышу таким неистовым зарядом крупных градин, что я невольно втянул голову в плечи и стал думать на тему, хватит ли страховки на починку побитой машины. Как шрапнелью из пушки выстрелила и понеслась дальше топтать своей толстой ногой мёртвый лес за перевалом.

Осматривать следующий водопад Tower Fall я не полез – снова собирался дождь, а у меня не было плаща. Посмотрел сверху со смотровой площадки, а от дождя спрятался в торговом центре, полно там разных сувениров и не очень дорого. И снова долгий, больше часа путь домой, в свой кемпграунд. Может быть, всё же выгоднее было ночевать в разных местах, чтобы не возвращаться так далеко?

Йеллоустоун, гейзеры

Главный день на этой северной петле был, конечно, следующий – на гейзерах. Как и полагается, мы подбирались к ним постепенно. От вчерашних кипящих грязей приехали сначала к кипящим водоёмам (Geyzer Basin) на берегу западного залива (West Thumb) большого Йеллоустоунского озера. Берег низкий, словно бы заболоченный, местами в небо глядят пронзительными глазами небольшие совершенно прозрачные микроозерки ярчайших расцветок от небесно-голубого до медно-купоросного и вода в них – кипяток, и ходит возбуждённо, как от какого-то внутреннего глубинного беспокойства. Между озерками проложены деревянные мостки для туристов, во многих местах висят предупреждения, что нельзя бросать в воду посторонние предметы, штраф $5000! Ринат всё же не удержался и кинул в центр голубого прозрачного кипения, как в пасть дракона, лёгкий камушек с берега и тот закрутился спиралями и долго ещё показывал солнышку из глубины свои белые бока. Мне было страшно немного – чем ответит дракон, но он до времени молчал. Зато шедший за нами мистер осуждающе указал нам на табличку со штрафом, ладно не пожаловался. Ну и наконец, от бездонных глазков мы переехали к настоящим гейзерам (Old Faithful). Вот тут действительно толпа.

Рядом с долиной, стреляющей водой и паром, целый городок: помпезные здания музея и экологического центра, центр туризма с обширными магазинами, кафе, ещё какие-то здания, несколько просторных парковок – всё крупномасштабно, красиво и чисто. Пик сезона, народу много, (много сотен), но толчеи нет, всем всего хватает. Ясный день, солнце жарит, всё же это широта Испании, но воздух – градусов двадцать семь, не больше – сказывается высота. Ближний к постройкам главный гейзер работает по расписанию, расписание висит в соседнем здании, народ ждёт зрелища на лавках, расположенных полукольцом на почтительном удалении от жерла. Самый разный народ со всей Америки, много семей с детьми, большинство – люди молодые, хотя есть и пожилые и совсем старые с трясущейся головой и инвалиды в колясках.

В указанное время в дыре на вершине холмика что-то зашипело и забулькало, пошёл пар, потом вверх на полметра поднялась струя брызг, но тут же снова осела, ещё две или три попытки и всё как будто успокоилось совсем и народ уж начал с разочарованием подниматься с лавок, когда струя ударила в полную силу, поднявшись метров на двадцать в высоту и била так вверх с полминуты, рассыпаясь у основания широким шлейфом, но потом снова осела и уже насовсем. Аттракцион закончен, можно расходиться, следующее представление через полтора часа. Пока ждали извержения «своего» гейзера, в полукилометре слева очень активно и щедро стрелял в небо соседний, его струя, падая, создавала широкий колеблющийся занавес.

На несколько километров по неширокой речной долине проложены деревянные мостки: и по ним в одну сторону по одному берегу и назад – по другому всё время идут зрители. У гейзеров зев круглый, как губы младенца, вокруг нарост соли, у каждого табличка с именем и личной характеристикой. Некоторые стреляют часто, но невысоко и без расписания, на некоторых табличках легенды о фантастической силе их хозяев, записанные уже из третьих уст и когда это повторится – неизвестно (стой и жди, может быть именно тебе повезёт!). Везде бегают бурундучки, серые канадские гуси что-то достают со дна тёплых луж, крупный хищник медленно плывёт над долиной в белёсой голубизне. Сходить с мостков строго запрещено и может быть от этого мелкий хвойный лес на окружающих долину склонах, кажется полным страшной тайны. Впечатление это мне испортил вполне банального вида парень, видимо, перепивший пива в компании, он не стал терпеть до комфортабельного туалета в туристском центре, а без церемоний отошёл к кустикам на ближайший склон. Надо сказать, я бы не заметил этого в Европе, но в чопорной Америке, где чистый туалет (restroom) – вершина прав человека, это бросилось в глаза.

Ночевать поехали опять в свой кемпграунд. В сумме за день получилось порядка 50 миль (80 км) езды, одного бензина почти на сто долларов сожгли, да и время на езду жалко. Но зато в лагере уже обжились, набрали дров: без топора это оказалось нетривиальной задачей, всё, что легко было взять, сожгли до нас, и нам пришлось отрывать внешние слои от лежащих на земле полусгнивших стволов или жечь ещё не высохшую хвою. Но костёр стоил того, уж очень приятно посидеть в тесном кругу друзей у зажжённого тобой огня в глубине чужого континента. Ещё один костёр в ещё одной точке земного шара – жизнь продолжается. Тем более что в богатом магазине у гейзеров были куплены бутылка Шабли и бутылка калифорнийского Каберне, а Серёжа при деятельной поддержке Оли и Нели, приготовил отличный ужин. Однако, холодно вечером, все в куртках.

Титан парк

План следующего дня – Тита;н парк (Grand Teton) – это больше часа чистой езды из нашего лагеря. К тому же устали немного от всего виденного, и операция прошла вяло. Выехали уже после десяти, приехав, долго топтались вокруг Туристского центра на берегу круглого озера Jenny Lake, долго не могли найти свободное место на стоянке, решили пока пообедать прямо в машине на обочине. В результате вышли на тропу вокруг озера только в третьем часу дня, подолгу стояли у каждого водопада – надо же было сделать сотню-другую фотографий со всех возможных точек зрения и вместо перевала, о котором шёл разговор сначала, ограничились высокой обзорной точкой над озером. Озеро лежит на высоте двух тысяч метров, ещё метров триста мы набрали, поднимаясь на обзорную точку. Вот это и была наша рекордная высота в этой поездке.

Зато обратно к машине возвращались по воде на небольшом комфортабельном трамвайчике под двумя подвесными моторами (7 долларов с человека). Тихое солнце собиралось скрыться за недалёкими горами, тихий ветер слабо рябил воду. На пристани Серёжа сказал, что ему страшно хочется прокатиться на байдарке – всю жизнь мечтал, а тут вот они стоят, аккуратно отштампованные из пластика, лёгкие, как лепестки водяной лилии. Серёжу может быть бы и не поняли (что за каприз!), но его поддержала Неля. И хотя оказалось, что время работы прокатного пункта уже на исходе – осталось всего двадцать минут, а платить за них надо всё равно как за полные два часа (двадцать долларов!), но если женщина хочет, то какие могут быть препятствия! Парнишка-служащий подвёл к спуску двухместную байдарку, вытер для дамы мокрое сиденье своей майкой. (Самое удивительное для нас-россиян, что парнишка потом вернул Сергею эти доллары как неиспользованные!) И наш строгий драйвер Неля, как Дюймовочка замахала блестящими крылышками байдарочного весла над розовеющей в закатном свете поверхностью озера Джексон, что лежит в центре Скалистых гор в западном полушарии нашей планеты Земля. А мы пошли купаться. Вернее сказать, это Оля, конечно, пошла купаться, а остальные так уж – её сопровождали с разной степенью серьёзности намерений.

И вдруг задуло! Где-то наверху включили ветер сразу на полную мощность. Так что когда мы обогнули заливчик и вышли к купальному месту, все прибрежные кусты уже стелились по земле, подставляя несущимся с гор струям воздуха согнутые спины, а пенные валы азартно атаковали крутой береговой склон. Моментально меняется обстановка! Это, разумеется, не помешало Оле интимно пообщаться с заповедным озером, даже придало встрече дополнительную пикантность, и, как дальше выяснилось, спортсмены наши тоже успели вовремя убежать от шквала за мыс и благополучно вернулись к причалу.

В этом парке я вспомнил фотообои на даче товарища, которые всегда мучили меня своей ненатуральностью. Я много видел разных гор, в том числе и молодых – Памир, Кавказ, Альпы. Но те, что на обоях, чем-то мучительно от них отличались. Мучительно, потому что все детали вроде бы обычные: острые вершины, озера с островами, черные ели на крутых склонах, но в общем рисунке что-то непривычное, яркое и жёсткое, слишком острые пики, слишком черные ели, слишком ажурно изрезаны берега озёр. «Не бывает так, – думал я про себя, – это всё шуточки фотошопа!» И вот здесь я увидел те самые неродные, царапающие глаз черные вершины – чужие горы, которые не очень-то торопились ложиться мне на душу. Чужая, тревожащая, непривычная глазу земля.

Домой возвращались уже в сумерках, полтора часа по кривым и темным, правда, абсолютно гладким лесным дорогам. Вечером зажгли большой костёр – надо было сжечь все приготовленные дрова, – завтра уезжаем отсюда совсем, да и погреться не лишне – холодно было, накрапывал дождь. В Казани за десять временных поясов отсюда, люди уже встали, завтракают, идут на работу или на Волгу купаться, а мы только ещё вошли в теневую сторону и наш костёр для наблюдателя из космоса, как одна из свечек на празднично, как новогодняя ёлка, расцвеченной планете.

Большое Солёное Озеро

Рано утром 08.08.2011 мы собрали палатки и покинули наш, ставший уже привычным Bridge Bay Campground. Путь наш лежал на юг ещё раз вдоль большого Йеллоустоунского озера, насквозь через весь Титан парк, через Скалистые горы из штата Вайоминг назад в штат Юта, в так ласково нас встретивший Солт-Лейк-Сити. Сначала по просторным межгорным долинам – слева на горизонте низкий хребет, справа прямо из равнины торчат острые пики. Через симпатичный, игрушечный Джексон с многочисленными магазинчиками и салунами, до смешного похожий на декорацию голливудских фильмов о диком Западе. Потом за перевалом пейзаж резко меняется, долина превращается в настоящее ущелье – черные гребни, узкие кулуары, дорога завивается крутыми серпантинами, местами врезаясь в скальные стены, и быстро сбрасывает высоту. И дальше уже снова по межгорной долине через маленькие провинциальные Женеву, Монпелье и Париж спускаемся в просторную котловину голубого Медвежьего озера с его белыми парусами яхт на далёком горизонте. А за озером снова круто вверх на двойной перевал и снова спуск витиеватыми, почти на полный круг серпантинами замечательным по красоте ущельем. Стены его как полуразрушенные замки из сказки о спящей царевне, а стены их сложены из узких разноцветных слоёв, затейливо перемешанных тектоническими играми Земли. И только после всего этого дорога окончательно вырывается на равнину, на плоскогорье к Большому Солёному Озеру.

И хотя время уже клонилось к вечеру, мы ещё с утра решили, что непременно заедем к самому Озеру, на берег Озера, чтобы можно было опустить руки в его воду. Дав имя городу, Озеро как-то мало участвует в его повседневной жизни, нельзя сходить прогуляться по набережной, посидеть в ресторанчике на его берегу, покататься на лодке или катере с городского причала. Когда мы высказали такое пожелание, хозяева пожали плечами в затруднении – они не могут сразу сказать, как до него проще всего добраться, именно добраться. Как мы поняли, никто его и не видел воочию, кроме Ришата. Так что желание наше оказалось не таким уж и простым в исполнении.

Но удача нам благоприятствовала, навигатор сразу, без плутаний привёл нас к воротам заповедника на острове антилопы (Antelope Island). Правда наша карточка на все национальные парки здесь не сработала, это не национальный, а муниципальный парк штата Юта – платите отдельно. Заплатили и не пожалели. С одной стороны, ничего особенного – пустыня и есть пустыня, слегка всхолмлённая, но холмы вверху не куполами, а вершинками, как очень низкие, но всё же горы. Выжженная земля, местами покрытая редкой бесплотной травой, а местами и просто щебёнка, огромное озеро мелкой лужей разлито по этой бескрайней поверхности. Очень похоже на Казахстан. С другой стороны здесь такие масштабы, что с восторгом ощущаешь, что это поверхность Земли, планеты Земля. И спасибо американцам (молодцы всё же американцы, хорошо обустроили отнятую у индейцев землю!), они везде проложили хорошие дороги, во все места, куда глазу хочется попасть, и главное, пешком по этой раскалённой солнцем земле шёл бы туда долго и мучительно, во второе место уж и сил бы не хватило, и пропало бы это ощущение глобальности охвата, а тут мы на своём Крайслере сначала подъехали, конечно, к воде и не только ладони опустили, но и зашли по колена в мутноватый рассол, а потом взлетели на обзорную вершинку, а потом – к стадам сайгаков, которые подпускают совсем близко. И баффало-буйволы – старые знакомые здесь тоже у себя дома. Солнце село, земля из красно-бурой стала серой, сумерки быстро сократили окружающий мир до огней на дороге. Хорошо, что мы решились заглянуть на эту землю.

В город въезжали уже в темноте и опять зачем-то спорили с навигатором и безнадёжно плутали в этом несущемся вихре городских огней, пока, наконец, не доверились новой технике, и она привела нас прямо к гостеприимному дому наших друзей.

И опять нас очень тепло встречали, опять было радостное застолье, и блюдо с пловом и традиционные татарские треугольники-эчпечмаки, и ещё масса вкусностей под купленные ещё в Йелоустоне большую бутылку шотландского виски и французского Шабли. А ещё надо было успеть всем с одного ноутбука посмотреть почту и отправить послания домой и друзьям, не забыть поставить на зарядку все аккумуляторы, постирать бельишко в стиральной машине, которая сама сразу и сушит и гладит, что-то оставить, что-то приготовить с собой, так что улеглись спать далеко за полночь. Но в семь утра, когда мы помятые ото сна выползли из нашего ground floor наверх, на кухне уже сытно благоухали свежевыпеченные эчпечмаки, голубцы и новый пирог, пыхтела в кастрюле горячая каша, и над всем этим парил божественный аромат свежезаваренного кофе. А за лёгкой стеклянной дверью - зелёная лужайка, свободно расставленные одно-двухэтажные домики и совсем рядом в прозрачном утреннем воздухе – горы! Настоящие горы, с каменистыми кулуарами, колючими кустиками, цепляющимися за скальную стенку, ночным жёстким холодом в теневых складках, сладким запахом высокогорья, спустившимся на ночь к подножью, к городским улицам и ещё не успевшим исчезнуть на солнце. Как сладко, наверно, тут жить так близко с природой, подумал я, сидя на скамейке перед домом и наблюдая за двумя хохлатыми птахами, суетившимися совсем рядом со мной на дорожке. Но додумать не дали – пора завтракать и грузиться, дорога зовёт.

К Океану

Брайс каньон

В начале десятого уже выехали. Но ещё почти полдня крутились в городе, закупали продукты, кое-какие вещи. Ясно, что для женщин это была крестная мука – в огромный Wal-Mart – только на один час! Но на вечер было уже заказано место в кемпинге, почти в пятистах километрах езды от города на этот раз на юг. Нужно было поторапливаться. Снова сумятица городских улиц, хитроумные развязки, поиски нужного хайвэя. На этот раз мы были совсем одни, полностью самостоятельны, Расим на вторую петлю с нами не поехал, ему некогда – нужно кончать ремонт в доме к рождению внука.

И в первые же минуты нашей полной самостоятельности – первый дорожный инцидент: на нашу полосу вдруг выскочила встречная машина! Ринат шарахнулся в сторону и резко затормозил, сзади завизжали чужие тормоза, взвыли возмущённые клаксоны. Ринат медлил некоторое время на месте. Не понятно было, что там сзади произошло: то ли столкновение и надо выходить разбираться или же можно ехать дальше. Прошло несколько неприятных секунд. Вроде никто из машин не вылезает, остановиться не требуют. И мы покатили дальше, постепенно набирая скорость и переводя дух – на этот раз пронесло. Вроде мы не виноваты были, и всё же неприятно очень.

И опять на много часов всё та же старая знакомая – дорога №15, поначалу пять полос в одном направлении, которые потом перешли в стандартные две, и всё та же среднеазиатская жёлтая полупустыня по сторонам с темными горными хребтами на горизонте. Неинтересно ехать по такой дороге, ничего не меняется вокруг, как будто на одном месте колеса крутятся. Солнце жарит во всю – широта северной Африки, но на воздухе не жарко, высота порядка двух километров над уровнем моря (СЛС лежит на высоте 1300 метров, но мы все время немного поднимаемся вверх). Тем не менее, кондиционер в машине работает, нагревается машина солнцем, а открывать на такой скорости (70 миль = 112 км в час) окна себе дороже – и гудит и тормозит сильно. За рулём Ринат. С самого отъезда ему нездоровилось, и по тому, как неровно идёт машина, иногда даже прихватывая «встречку», видно, что и теперь он не в лучшей форме, однако при его жёстком, мужском характере он не может себе позволить сразу уйти на заднее сидение, в пассажиры. Нелю это нервирует, она ему всё время выговаривает, Ринат терпеливо оправдывается, но руль отдавать не торопится. Место штурмана теперь занял Сергей, в его распоряжении карта тридцатикилометровка дорог и целых два GPS навигатора – один мы привезли с собой, другим, местным, проверенным снабдил нас Ришат. Всё же поразительная вещь - навигатор! Воплощение вечной мечты всех путешественников и бродяг, всех, кто блуждал по лесам и болотам и по запутанным улицам чужих городов, отчаявшись понять, где же он находится с безнадёжной мыслью – эх, посмотреть бы на всё это сверху, из поднебесья, увидеть оттуда и Землю и себя на ней! А навигатор не только показывает, а ещё и советует, как лучше выбраться с учётом всех местных запретов и правил движения. На мой взгляд, это самое замечательное достижение нашей цивилизации на бытовом уровне, Космос в быту. Но Сергей не разделял моих восторгов по этому поводу, к нашим навигаторам, даже к многоопытному местному относился с большой дозой скепсиса и при первых же сомнениях начинал прокладывать свой вариант маршрута – по интуиции. Это очень разнообразило нашу поездку, хотя временами стоило немало нервов и бензина.

К концу дня долина ещё расширилась, горы на горизонте превратились в вытянутые холмы, редкая трава совсем высохла, зато появились одиноко стоящие шарообразные деревца, вроде арчи. В национальный парк Брайс каньон (Bryce Canyon) въехали уже к вечеру при низком красноватом солнце. И прямо на самом въезде вся его прелесть в полном звучании: дорогу охраняют ярко красные замки с высокими разнообразной архитектуры стенами с бойницами и арками ворот, со стройными остроконечными башнями и всё это построено из точёных столбиков разной высоты, как балясины на крылечках русских теремов. Восхитительное разнообразие форм, но самое поразительное, конечно – цвет, вызывающий невольную улыбку восхищения, разных оттенков, но в основе всё же ярко-красный цвет. Как написано на табличках в туристском центре: сам-то известняк белый, но здесь в нем есть небольшая примесь железа, так что всё это великолепие в сущности всего лишь ржавчина. Но восхитительно смотрится!

И среди этой каменной сказки располагался очень приятный кемпинг с уютными площадками на разных уровнях, защищённых от прямого солнца широкими кронами деревьев. И почти совершенно пустой, ни служащих, ни контроля на входе, да и туристов не видно, только на одной площадке двое копошились с палаткой, то ли ставили, то ли снимали. У нас глаза разгорелись от такого изобилия – где лучше встанем? Пока Ринат пошёл искать сторожа, чтобы утрясти формальности (у нас же место заказано заранее и уже оплачено), мы с Мансуром, как настоящие туристы, в пять минут поставили палатку. Даже Олю с Нелей обогнали, а у нас палатка куда больше, чем у них! И тут возвращается Ринат с неожиданным известием – это не наш кемпинг! Ну и ладно, наслаждались бы себе жизнью в этом не нашем, но не менее от этого прекрасном месте, ну заплатили бы дополнительно долларов 15 – 20 на всю компанию. И стольких совершенно ненужных приключений избежали бы. Так нет же, не то воспитание. Раз заказано, раз где-то ждёт нас наше уже оплаченное место – надо ехать. И мы свернули лагерь так же споро, как развернули.

Мы искали этот «наш» лагерь почти до темноты. Пять раз проезжали через контрольный пункт на въезде в национальный парк – въезжали и выезжали, и снова въезжали и снова выезжали. Был момент, когда мне показалось, что в нашей тесной в общем-то машине стало как-то непривычно просторно, я огляделся и неуверенно спросил: «А где у нас Мансур?» Забыли Мансура! Забыли на последней остановке для опроса местного населения. Всё вроде выяснили, сели и скорей поехали, пока свежи советы, а Мансур, конечно, уже успел заскочить в местный магазинчик. Вернулись за Мансуром, ещё раз проехав через контрольный пункт парка. В конце третьего часа поисков, уже в сереющих сумерках остановились, наконец, в каком-то огромном и беспорядочном кемпграунде без всякой регистрации, долго выбирали место – везде неуютно, поставили палатку недалеко от болотца на краю открытой поляны, окружённой со всех сторон невысоким склоном, как на огромном стадионе. Было непонятно, то ли тут какой-то организованный слёт молодёжи, то ли просто популярное место – многолюдно, весело, но не уютно. И хозблок тесный и далеко в стороне, и вина нет в магазине – только пиво.

Вечер спустился тёплый – всё же почти пятьсот километров на юг уехали от Йеллоустоуна, тем не менее ночь оказалась холодной, сказывается высота – около двух тысяч метров над уровнем моря. Назавтра – два парка: Брайс (Bryce) и Зайон (Zion), нужно встать пораньше, ну хотя бы в семь.

Проснулись пятнадцать минут девятого, выехали пятнадцать минут одиннадцатого. Сразу после отъезда провели в машине очередной митинг на тему: так жить нельзя, нужно лучше продумывать свою работу. Неля указала мужчинам на их ошибки и изложила принципы правильной организации наших действий. Мужская половина в общем недостатки признавала и, хотя Сергей пытался сказать, что он и так подаёт завтрак чуть ли не в постель, соглашались в следующий раз всё делать как надо. Тем временем приехали к первой обзорной точке.

Национальный парк Брайс-каньон находится на обширном плоскогорье, покрытом редким лесом. Из этого плоскогорья поднимаются плосковерхие же «столы». Высокий край одного такого «стола», широкой многокилометровой дугой возвышающийся над общим уровнем и сильно изъеденный коррозией составляет главную часть национального парка. Основная дорога проложена по верху горы и со всех обзорных точек, начиная с Sunrise Point (2444 метра над уровнем моря) и до Rainbow Point (2778) вид примерно один и тот же, но вид, действительно, восхитительный. Ярко-оранжевые с желтизной очень тонкие стены, уходящие на сотни метров вниз, улицы и переулки сказочного оранжевого города, где всё построено из точёных каменных столбиков с остриями или башенками или белыми шапочками наверху. Оранжевое в жёлтом солнечном сиянии. Недаром Аниса, делясь своими впечатлениями о Брайсе, называла эти горы кружевными. И над всем этим великолепием высокое небо и прохладный ветер высокогорья. Оля сказала: «Чувство простора и удовлетворения. Ощущаешь себя орлицей (или орлихой?), как будто паришь над Землей. Жалко, фотографировать нельзя на лету». Остальные восхищённо молчали. В самом деле, вид этот вызывает в душе невольное чувство восторга и умиления красотой мира. Можно описать детали, но радость даётся созерцанием.

Мы с Мансуром спустились вниз по узкому кулуару, по крутому осыпающемуся серпантину цепочкой вслед за другими посетителями. Внизу ущелье совсем узкое, а в середине – дерево в полтора обхвата толщиной вымахало совершенно голым стволом метров на сорок вверх, чтобы показать своим листьям солнце.

А по возвращении Мансур получил от деда выволочку за то, что потерялся. И ко мне, конечно, это тоже относилось, и к утреннему митингу тоже. Не первый день чувствовалось, что Ринат не в лучшей форме, то ли нездоровится ему, то ли нервная система никак не сбросит перенапряжение последних рабочих месяцев. Да и с внуком ему было нелегко, все, конечно, мальчишки со своими сложностями и Мансур отнюдь не исключение, к тому же его ещё и укачивает на ходу, а остановиться на хайвэе не просто.

Хорошо пообедали на последней обзорной точке (View point) за столом на открытой поляне под низкими горными соснами, доедали сладкий пирог от Фариды. В час дня выехали в Зайон (Zion).

Инцидент

И снова за лобовым стеклом нашего Крайслера дорога. Сначала она стелется по плоскогорью бесконечной гладкой лентой, пустынный пейзаж неизменен, как будто едем по кругу, но потом дали делаются всё шире, машина всё круче лезет по склону вверх, поднимаемся на перевал. Дальше всё резко меняется, с пустынной равнины мы попадаем в совершенно фантастические горы. Дорога, изгибаясь частыми петлями валится вниз, в обширный цирк с очень крутыми скальными стенами и потом, постепенно выпрямляясь, втягивается в глубокое ущелье, сначала очень узкое, но после первого тоннеля постепенно расширяющееся. До перевала пейзаж довольно однообразный, а тут – горы вокруг самых прихотливых форм и расцветок. Поражает роскошная избыточность красоты. Устаёшь восхищаться все новой затейливой гравировкой окружающих стен, бесконечным разнообразием цвета камня – от сиреневого до почти ярко-розового, разнообразием, комбинаций то теневых, то ярко освещённых вечерним солнцем скальных стен, удивительным разнообразием форм скал: башни, гребни, перья, грибы, матрёшки, вот целый замок с зубчатыми стенами и бойницами, вот истуканы с острова Пасхи. До первого тоннеля напрашивались сравнения европейские, а дальше всплыли в памяти уже китайские рисунки тушью на рисовой бумаге, японские прихотливые сады камней с игрушечными соснами, целые декоративные страны уже внутри самого ущелья. Общее мнение было: потрясающие горы!

Из ущелья втянулись в длинный тоннель. Изнутри он был освещён ртутными лампами и тоже весь казался розовым. Беспечно болтали, выплёскивая наружу восторженное настроение. Вот справа уже показался дневной свет, не поворот дороги, а просто боковой выход наружу. И тут – удар по машине! Глухой, но очень сильный. И сразу внутри стало шумно, до этого болтали в тишине, а тут все замолчали, шум был непонятно от чего. Так, в гнетущем безмолвии, в напряжённом ожидании, что же будет дальше, проехали последние сто метров тоннеля и остановились на обочине почти сразу за будкой регулировщика в тени цветных скал.

Откроются ли двери в нашей насквозь автоматизированной машине? Открылись – уже легче. Сразу бросились смотреть, что же случилось. На первый взгляд, все ограничивалось пробитой шиной на правом переднем колесе, правда, и диск был слегка помят. Но это так снаружи, а что там с подвеской? И во сколько может обойтись ремонт такой дорогой машины?! Настроение наше с вершин восторженности рухнуло в пропасть тоскливой тревоги. Что нам теперь делать с неживой машиной среди гор?

И вот в этот тяжёлый для нас момент к нам подошёл регулировщик. Большой, жизнерадостный, со свисающем на форменные брюки животом и с готовностью помочь, явно написанной на румяном лице. «Problems?» – он мельком осмотрел наше покалеченное колесо – на него оно особого впечатления не произвело – « Сейчас вам помогут» – успокоил он нас и взялся за телефон. Ринат пытался было его остановить (Wait a minute? We`ll phone to our friend…), но было уже поздно, тот уже кому-то излагал нашу ситуацию.

Буквально минут через десять к нам подъехал рейнджер. Парень лет тридцати в форме и, как заметили наши женщины, в бронежилете под форменной рубашкой, с пистолетом и наручниками на одном боку, и радиостанцией и биноклем – на другом, с таким же явно мирным и доброжелательным выражением на лице. К этому привыкаешь, но все же не сразу. Мы же все из СССР, мы совершили аварию, вот приехал представитель власти, разумеется, мы все чувствовали себя виновными. Мы были готовы каяться и соглашаться с упрёками и карами. Но он был настроен совсем на другое. Где у вас запаска?» – спросил он нас сразу. «У нас нет запаски, – ответили мы ему в один голос, – нам ещё в прокате сказали, что на эту машину нет запаски». Такая уверенность ничуть не смутила нашего спасителя. «У вас арендованная машина?» – переспросил он. Да, аренда. Значит, запаска есть, – сказал он с абсолютной убеждённостью и энергично взялся за поиски. Мы и не подозревали, что в нашей машине столько скрытых ящичков и полостей! Он поднимал сиденья, снимал панели, заглядывал под днище, он донага раздел нашу машину, но не было нигде запасного колеса! Сначала мы пытались ему помогать, а потом уже только смотрели на него безнадёжными взглядами. Самое удивительное, что уверенность его так и не поколебалась – не смогли найти – не значит, что её нет! Полагается – значит, где-то есть. Но где?

Движение через тоннель в тот день было односторонним, машины пропускали по очереди то в одну, то в другую сторону. Может быть, это и было в какой-то мере причиной нашего инцидента, видимо, мы ехали слишком медленно, регулировщик посчитал, что туннель уже свободен и пустил встречный поток, а Ринат, неожиданно получив в лицо вспышку света от встречных фар, шарахнулся в сторону как раз в том месте, где поребрик торчал углом на боковом выходе.

И вот, к тому моменту, когда казалось, что все возможности поисков уже исчерпаны, из одной из машин, ждущих своей очереди, вышла женщина в белом и на плохом английском сказала: « Я знаю, где ваше запасное колесо, я читала инструкцию. Нужно отвинтить болт под ногами водителя». Вернулась в свою машину, и вся колонна исчезла в тоннеле. Ангел с небес?! А рейнджер наш ничуть не удивился – все шло по плану! Поднял коврик, отвинтил болт, залез под машину и достал запаску – не настоящее, конечно, колесо, поуже, но ехать можно. Сам поставил, помог нам затащить в багажник старое колесо, подождал, пока мы погрузимся. Перед отъездом ещё раз подтянул гайки. Подчеркнул на карте название ближайшего городка, где нам заменят запаску на настоящее колесо, причём сказал, что можно не торопиться, можно сделать это завтра, в удобное для нас время, а пока ездить так. И отошёл к будке, чтобы проследить, как мы уедем. Оля с Нелей побежали благодарить нашего спасителя и дарить ему магнитики с видами Казани, а мне показалось этого мало. Я достал из чемодана одну из заготовленных на такой случай деревянных ложек и побежал вслед за ними: «please, Russian present». Улыбка, которой он только что дарил наших дам, сошла с его лица, оно стало официальным и отчуждённым: « I `m sorry, No presents». Небольшая неловкость, я понял, что сморозил глупость, на миг увидел себя со стороны: старый человек со своей дурацкой деревянной ложкой в рабочее время к официальному лицу.… Это другая страна, и ГАИшники там другие.

Солнце уже клонилось к закату, пора было заняться нашим ежевечерним делом – поисками заказанного ранее кемпинга. Происходило это чаще всего по одной и той же схеме: выставлялся адрес на навигаторе, и некоторое время следовали его указаниям, но в какой-то момент штурман с водителем решали, что вернее будет свернуть направо, а не налево, как то советовал монотонный женский голос. После этого наставления гида только напрасно раздражали, его отключали и ехали сами, руководствуясь тем, что говорило коллективное мнение и так до тех пор, пока уверенных голосов не оставалось. Тогда снова включали навигатор, и тут уже многое зависело от точности адреса. Если адрес был достаточно подробный (то есть почти всегда), то женщина из чёрной коробочки приводила нас прямо к воротам кемпинга.

В тот вечер адрес был удовлетворительный, а наши сомнения увели нас не дальше конца нужного нам городка.

И не зря увели: там обнаружилась торговля сувенирами, в основном красивыми камнями, которой наши женщины остались очень довольны. Но и мужской части в этот вечер повезло, винный магазин оказался поблизости и, несмотря на глубинное положение городка, очень хорош по ассортименту, что было достойно оценено.

И кемпграунд был просторный с тенистыми деревьями и полчищами муравьёв, с весёлыми испаноговорящими (испанокричащими) соседями, без горячего душа, зато с замечательной, быстрой и чистой речкой, ничего, что узенькой и мелкой – в одном месте, у пляжа вполне можно было метров тридцать по-настоящему плыть (если, конечно, беречь колени). Это все в конце знойного дня при медовом, всё ещё жарком закатном солнце на окружающих красных горах. А уже в темноте, когда Неля отправилась в свой ежевечерний поход в мойку с грязной посудой – она упорно не желала признавать её чистой после протирания бумажными салфетками – в луч её фонарика вдруг попали блестящие глаза. Нас везде предупреждали о медведях, но эти были такие добрые, такие робкие – стояли и никуда бежать не собирались. Не знаю, как правильно называется эта маленькая косуля, она дождалась, пока на Нелин крик прибежит Оля и её сфотографирует.

Ринат звонил в Солт-Лейк-Сити Ришату, сначала долго рассказывал, как у нас все хорошо, и только в конце намекнул, что случилась также небольшая авария, и мы не знаем, чем все это кончится. Ришат успокаивал, говорил, что колесо – вещь не дорогая, и вообще все решит страховая компания.

Так что, когда мы уже в полной темноте, при свете фонариков, сели за стол и открыли привезённые Ринатом и Серёжей бутылки местного Каберне Совиньон, никак нельзя было сказать, что за столом царит уныние и тревога за будущее – нет, царило восхищение местной дорожной службой и надежда на человеколюбие американского сервиса, хотя в душе беспокойство всё-таки оставалось.

Крошка Шеви

Ночью буйствовал южный ветер, свирепо трепал наши палатки, а под утро включилась поливальная система и время от времени на крышу обрушивался град капель. (Туфли оставил у входа неперевёрнутыми – сквозь сон упрекнул я себя). В результате в семь часов все были уже на ногах и в девять выехали на нашей хромоножке, но не на станцию обслуживания, а сначала смотреть ущелье Зайон (Zion Canyon). Оказалось, что частные машины туда не пускают, нужно сесть на бесплатный автобус, который ходит довольно часто – каждые девять минут. По общему мнению – потрясающе красивое ущелье. Трудно описать все детали – картины действительно разнообразны, но всё вместе вызывает восхищение. Песчаник от светло-жёлтого до густо-коричневого через все оттенки красного являет по сторонам тропы все новые и новые необычные формы.

Местами внутри ущелья образовались ещё одни, вложенные горы меньшего масштаба со своими ущельями и лесами, как в японском саду камней, местами красные скальные стены разрисованы сложным рисунком разрезанных слоёв. И везде множество диких животных: бурундучков, белок, более крупных зверьков, птиц. Ну и масса туристов, конечно, которых непрерывно подвозят просторные автобусы. Встретили группу москвичей – так приятно говорить по-русски.

Так что в указанную рейнджером мастерскую в городке Харикейн (Hurricane) мы приехали только к двум часам дня. Не без трепета мы ожидали, как нас там встретят, но нам сказали очень обыденно: приходите через два часа, все будет в порядке. Отлегло от сердца, но не совсем все же, с шиной все просто, но ведь очень сильно стукнулись, как там подвеска – на неё-то они пока не смотрели.

Куда пойти в американском городке на два часа? Ну, разумеется, сначала в магазин « Все за один доллар», а оттуда в кафе-мороженое, где ещё лучше спрячешься от жары?! В нашем комфортабельном Крайслере мы не ощущали, что заехали уже на широту Африки, но полностью это прочувствовали, пройдя пешком триста метров до магазина – на открытом месте солнышко жарит нестерпимо. А в кафе прохладно, просторно, немноголюдно, непривычные для нас гуливерские порции невозможно-сладкого мороженого. Ещё бы не быть толстыми при таких стандартах!

С надеждой, но и неуверенностью, явились мы снова в мастерскую. «Да, все сделали, новое колесо уже стоит» – «Прекрасно! Мы что за это должны?» Мы очень плохо понимаем друг друга («мы» – это в основном Ринат, «они» – сравнительно ещё молодой, коренастый, рукастый янки с очень небрежным выговором), но, похоже, есть какие-то сложности с оплатой работы. Мы не можем понять, в чем, собственно, затруднения, но когда выясняется, что цена вопроса меньше двухсот долларов, Ринат просто выкладывает на стол банкноты. Наличность ОК? – ОК! – Отлегло от души. Наплевать на доллары, если поделить на всех – это не много и за то, чтобы выбраться из такой неприятности – не жалко. Слава Богу, вроде проскочили! Ну что, все? Можно ехать?

И тут оказывается, что с колесом действительно теперь все в порядке, и в принципе можно ехать, но лучше этого не делать, потому что подвеска тоже пострадала и ехать на такой машине небезопасно, требуется довольно сложный ремонт. Только было взлетевшее в солнечные выси настроение, снова упало на землю. Не проскочило, значит, зацепило нас всё-таки крепко! Америка Америкой, а выжать деньгу и здесь не упустят. Опять звоним в Солт-Лейк-Сити Ришату, опять Ришат долго обсуждает новую проблему с мастером по телефону. Да, на этой машине ехать нельзя, но вроде бы уже на подходе новая, такая же. Опять надежда и непредсказуемость. Мастер пытается нам что-то втолковать, но у нас у всех разные версии перевода его слов. Нет, сообщение о новой машине не подтверждается. Что же нам делать? Мы ведь совершенно не приспособлены к жизни без машины, мы не можем надеть рюкзаки и пойти пешком хотя бы до гостиницы, у нас слишком много вещей. Ринат уже посерел лицом от этих переговоров. Он опять звонит Ришату, и тот опять обсуждает проблему с мастером. Потом мастер уходит, дело как-то зависает в неопределённости. Мы тем временем от неприкаянности беседуем за жизнь с матерым голубоглазым стариканом-мормоном. Он рассказывает нам какой у него замечательный дом и каким он важным человеком был до выхода на пенсию, какой важной работой занимался – распределял инвестиции чуть ли не на всю страну. Мы ему поддакиваем в тщетной надежде, что он пригласит нас переночевать в его замечательном доме. А изнутри как голод сосёт чувство брошености, неустроенности.

И напрасно. Оказалось, что Ришат дозвонился до нашей прокатной фирмы и к нам уже направлен трейлер, который повезёт наш покалеченный Крайслер в ближайшее отделение этой фирмы. Больше того, и что уж совсем удивительно для нас, мастер возвращает нам наши доллары, так как мы не воспользуемся новым колесом (а работа не считается что ли?). И ещё он сам вышел с нами наружу и показал пальцем ближайший мотель, где можно переночевать – дело было уже к вечеру, седьмой час. Вот такой он – «звериный оскал капитализма».

Но оказалось, это ещё не все, что приготовила нам на этот день буржуазная действительность – я даже не о том, что нас без лишних вопросов, не спросив ни паспортов, ни свидетельств о браке, поселили всех в одной четырёхместной комнате со всеми удобствами за шестьдесят долларов в сутки да ещё бассейн и интернет в вашем распоряжении. Я о том, что вот попали мы в неприятность по собственной вине, и как же мне в глубине души, в робкой мечте представлялся самый счастливый конец всего этого кошмара? А вот как: отобрали бы у нас этот распрекрасный весь из себя Крайслер, ну пусть отругали бы (лишь бы бесплатно или не очень дорого) и дали бы, пусть похуже, но целую, рабочую машину, чтобы можно было без опаски ехать дальше. Однако буржуазная действительность оказалась «громче, чем в моей нищей мечте». Не отругали, а извинились, что не могут предоставить совершенно такую же машину сегодня (уже вечер, не успеваем оформить документы, если вы согласитесь ждать до завтра…). А сегодня за ту же цену, то есть без доплаты можете взять что-нибудь другое, например, вот этот двенадцатиместный микроавтобус Chevrolet (они сказали: «Шеви»)

Так что не успели мы прогуляться по совершенно безлюдному вечером Харрикейну, залезть в темноте на повозки пионеров в уличном музее и сфотографироваться на стадионе с современными рыцарями, закованными в латы – игроками в американский футбол (не могла же Оля упустить такой типаж) – как уже идут нам навстречу наши мужчины с широчайшими улыбками победителей на лицах и пивом в авоське и как-то все-таки не без опаски предлагают нам посмотреть, с какой большой победой они вернулись. Действительно, было на что посмотреть – после изящного Крайслера эта крошка производила впечатление рейсового автобуса! Что ж, зато не надо рассовывать вещи под сиденья, тут даже и поспать можно в пути. Главную тревогу у победителей вызывала, конечно, реакция Нели – ей сидеть за рулём. Тем более что своя машина у неё - маленькая «Шеврале-Aveo», а до неё был вообще «Запорожец». Не трудно представить, какой шок она пережила при виде этой колымаги, однако возражать не стала, только молча кивнула в знак согласия с выражением растерянности и обречённости на лице. Все, инцидент исчерпан! Мы можем вернуться на прежний маршрут. Этот незапланированный виток путешествия рассказал нам об Америке больше многих других, продуманных заранее.

А ещё там же в Харикейне на двери магазина было написано: «push!». Пропуская женщин вперёд, я толкнул дверь и зачем-то вслух прочитал «паш». Неля тут же отметила, что надпись читается как «пуш», – и в её голосе сразу почувствовалась напряжённость. «U» в закрытом слоге – паш, паб, панк, – сказал я извиняющимся тоном, просто чтобы объяснить, что никого не хотел обидеть – такая уж английская грамматика, которую намертво вбил в наши бесшабашные головы удивительный учитель Тигр Львович. Неля: – «Правила никто не оспаривает. Но это слово читается «пуш», я точно знаю: «пуш»! Вот давайте посмотрим в словаре, доставайте ваш словарь!» И что меня за язык дёрнуло озвучивать этот push, молчал бы себе в тряпочку, грамотей! Но куда деваться, полез я в свой рюкзачок, нехотя достал маленький двусторонний словарь, который обычно носил с собой, с трепетом, как при игре в русскую рулетку, открыл нужную страницу.… Но на этот раз судьба меня пожалела, – слово оказалось исключением из правила.

За всю свою долгую жизнь я так и не смог догадаться, почему это так категорически важно: «паш» или «пуш». Вот Buffalo вообще кто-то произносит Буфало, а другие Бафало, и живут при этом вместе, и всем хорошо.

Гранд Каньон

Потерянные на ремонт полдня по плану предназначались на посещение Гранд Каньона, там же нас тщетно ожидало заранее заказанное место в кемпинге. Так что в первый же рабочий день на маршруте нашу крошку Шеви ожидала двойная программа: сначала больше двух часов катить по невысоким лесистым и безлюдным горкам к Гранд Каньону, а потом столько же возвращаться в Харрикейн, прежде чем продолжить наш запланированный маршрут в Лас-Вегас.

Гранд Каньон не произвёл на нас ожидаемого впечатления: овраг и есть овраг, хотя и очень большой, конечно. Прекрасный разрез верхних мягких слоёв земли: сверху склоны почти вертикальные, ниже расходятся к реке, как крепостные стены, всё серовато-сиреневое, а в середине светлый поясок. Причём осмотр получился как для VIP-персон: мы начали, как всегда, с туристского центра, очень комфортабельного и интересного, затем по тропе вышли на смотровую площадку с перилами, висящую над многосотметровым почти отвесным (но все же не отвесным) склоном, и в этот момент туристы рядом с нами замахали руками, показывая в небо: «Соndor? Condor!» В самом деле, вдоль склона, чуть выше нас летел кондор. Он сделал прямо над нами несколько кругов, показал, как чутко работают на вираже его длинные маховые перья на концах широких крыльев, какие у него острые когти и крючковатый клюв, и удалился в том же направлении, откуда прилетел – демонстрация по заказу! Ознакомились с работой индейца-стеклодува, который прямо под открытым небом на глазах восхищённой публики выдувал из кипящего стекла забавные фигурки-сувениры.

Перекусили за столом у самого края обрыва уже в другом, менее многолюдном месте, благо, овраг огромный, места хватает всем. Можно было ещё спуститься вниз, к реке Колорадо, но это уже мероприятие не на один час, да и не было такого желания. Попытались выехать на другое место обзора, но где-то пропустили нужный поворот, и, оказавшись у выезда из парка, без сожаления решили, что это и хорошо, пора нам ехать дальше. Дальше – это почти три часа назад по лесистым горам-холмам в Харрикейн и оттуда уже по пятнадцатому хайвэю из Юты, пересекая угол Аризоны, в Неваду, в скандально знаменитый Лас-Вегас. Глядя на лесистые холмы за окном машины, я вспомнил дубравы на горе под Бугульмой в родном Татарстане, как возил туда студентов копать картошку вместо учёбы в сентябре и разбередил Олину память о её студенческих годах в Казанском педучилище. И она, теперь уже заслуженная учительница, собравшая всевозможные грамоты и регалии, с нежностью вспоминала своих старых, по крайней мере, казавшихся ей тогда такими преподавателей, своих весёлых девчонок, и с благодарностью говорила, как хорошо их там учили, по крайней мере, именно там она получила самые важные профессиональные навыки, и даже институт потом мало что к этому добавил.

Лас-Вегас

Дорога к Лас-Вегасу по пустыне, настоящий американский free way: две бесконечные гладкие ни с чем не пересекающиеся полосы асфальта с широкими обочинами, встречные полосы метров на пятьдесят левее, за промежутком пустой земли. Вокруг пологие горы, сложенные из рыхлых бурых пород, почти глины, и земля – унылая смесь чёрной щебёнки c высохшей глинистой крупой, почти голая, кое-где редкая высохшая трава и жалкие серые кустики. Неприветливая земля. Даже около реки и водохранилища все так же безжизненно и серо: река сама по себе, пустыня – все та же. И жалко смотреть на эти городки вдоль дороги, одноэтажные, строго в ряд, дома, тоже из бурого камня с серыми крышами. На улицах издали видны какие-то деревца, но и они кажутся серыми, они совершенно не в силах изменить серый тон пейзажа. Впечатление, что это шахтёрские посёлки, построенные на старых выработках, на пережёванной земле.

В  Лас-Вегасе (вернее, рядом, в Гендерсоне) нас ждали. Казанская подруга жила там у дочери и нянчила недавно родившегося второго внука. Мы созвонились, и дочь её, тоже Неля, сказала, что рыба уже почищена, и нам надо позвонить ещё раз за двадцать минут до приезда, чтобы поставить блюдо в духовку. Так что не трудно представить, с каким настроением мы въезжали в эту столицу разврата и с некоторой даже снисходительной готовностью восхищались явно хвастливой показухой архитектуры: кричащей оригинальностью билдингов: один до небес, весь золотой, другой – чёрной блестящей пирамидой Хеопса, третий – смесь средневекового замка и балагана, это, конечно, Диснейленд, а вот стеклянный шар на стеле выше всех и с «тарзанкой» наверху – это уж точно наша «Стратосфера», куда нам надо вернуться на ночь. Все мелькает мимо, не успеваем не то, что рассмотреть, а даже осознать до конца происходящее, бедный Ринат, я бы с ума сошёл, рулить на такой бешеной дороге. И ему тяжело, в одном месте приходится тормозить уж очень резко, Неля его критикует и наставляет, он раздражённо оправдывается, невозмутимый женский голос из навигатора твердит своё, но его уже не слушают, рыба явно рискует пересохнуть в духовке.

Наконец, мы остановились на какой-то совершенно неизвестной улочке в одноэтажном пригороде, так что даже не смогли объяснить по телефону ожидающей нас Неле, где мы находимся. Было уже около шести вечера, до этого был только лёгкий перекус на краю Большого Каньона, пора было уже ехать в гостиницу – её-то отовсюду видно, попасть в гости надежда почти пропала. Только что у каждого было своё особое мнение, в какую сторону надо поворачивать, а тут все замолчали и никто не знает, что делать. Настроение – ниже нуля. Устали.

Но посидели минут десять, перевели дыхание, поменяли водителя, включили снова навигатор, ещё раз поставили адрес (был же точный адрес!), завели мотор, и через десять минут перед нами сами собой открылись узорчатые ворота в фешенебельном пригороде: совершенно безлюдная (и безмашинная!) улица, просторно стоят двухэтажные особняки, пальмы и цветы, и – тишина. Вот и Неля встречает нас на крыльце и показывает, куда поставить нашу «Крошку Шеви». А дальше – покои, иначе не назовёшь, где не видно потолков и нет границы с цветущим садом снаружи, мягкие кресла, подруга с внуком на руках, как Рафаэлевская Мадонна на пенсии. А ещё дальше кухня – предел мечтаний любой хозяйки, вино и фрукты на просторном столе перемежаются с бадейками таких салатов, которые просто стыдно есть с такой поспешностью, не осознавая и не проникнувшись. А вот и румяная полупрозрачная форель выплыла из духовки в собственном соку. Ну, какое нужно иметь сердце, чтобы выдерживать такие перепады отчаяния и восторга! Обратно до гостиницы «Стратосфера» доехали без приключений, даже не заметили как.

Все наши американские дни были плотно упакованы впечатлениями, но этот – недаром в нем спрессовалась двухсуточная программа. Меньше чем через два часа мы уже снова сидели в машине, и, как всегда невозмутимый голос навигатора (прислушайтесь Вы, кому за пятьдесят – молодым этого не понять – это же фраза из банального фантастического рассказа!) вёл нас по бешеным дорогам этого действительно фантастического города назад к торчащей в небе авангард-колокольне нашей гостиницы.

Сумерки густели на глазах, мы подъехали почти в темноте к ярко освещённой разноцветными мечущимися огнями рекламы суете парадного входа, и тут навигатор нас покинул беспомощных в плотном водовороте подъезжающих и отъезжающих лимузинов. Мы остановились, хотя было ясно, что всем мешаем. Тут же подбежал, размахивая руками распорядитель. Ринат выскочил объясняться, кое-как удалось понять, что есть внутренняя стоянка, но туда наша «Тётя Шеви» не пролезала по габаритам, и третий уже сопровождающий показал стоянку на улице. И дальше все тоже было до боли похоже на то, что я школьником или зелёным первокурсником, вернувшись по пустынным, засыпанным снегом и скудно освещённым казанским улицам в свою коммунальную квартиру, читаю, прижавшись спиной к тёплым кирпичам печки, фантастический рассказ вот прямо про все что сейчас вижу: про бесконечные широкие дороги, пересекающие бесплодную пустыню, про необыкновенных людей, которые мчатся по этим дорогам к сияющим ярче звёзд огням невиданного города в машине с искусственным климатом и всего двумя педалями: ехать и остановиться, и им не нужна карта, потому что каждое их движение отслеживают из космоса искусственные спутники этой сказочной планеты. Видимо, это рассказ советского автора, потому что дальше, несмотря на все технические совершенства нового мира, герои попадают в пристанище порока. Это гигантский вестибюль: целый городок с мириадами разноцветных огней, с улицами и переулками, кафе и магазинчиками (и просторными чистыми туалетами, чего, конечно, не могло быть у советского автора), с искусственными деревьями и искусственной прохладой – капиталистический рай, но и с бесконечными рядами и сатанинскими кругами призывно подмигивающих игровых автоматов, обманно уютными, как бездонные болота, с круглыми топкими полянками зеленных столов для рулетки, с предупредительными, терпеливыми служителями зла, всегда готовыми помочь героям распрощаться с так трудно накопленными сбережениями и с сосредоточенными игроками всех известных рас и возрастов (правда, младше восемнадцати нельзя, стоило Мансуру сесть перед автоматом – тут же подошёл служитель и, извинившись, прогнал).

У стойки администратора изящная негритянка (извините, афро-американка) посмотрела в монитор компьютера, нашла сделанный по электронной почте заказ и выдала путешественникам пару цветных карточек с цифрами – электронные ключи к номеру с горячим душем и искусственной прохладой, электрической плитой и почти квадратной формы двумя кроватями на двузначном этаже, куда их в мгновение ока вознёс бесшумный лифт. Оттуда открывался прекрасный вид на сверкающий город и тёмную пустыню вокруг него.

И дальше для меня всё, к сожалению, оказалось только рассказом, иллюстрированным огромным количеством фотографий: вот улица Парижа с разукрашенной яркими огнями Эйфелевой башней, вот Венеция в манящем отсвете каналов, вот каскады водопадов, поющие нежными голосами в разноцветных лучах, волшебные страны под искусственным небом, волшебный аттракцион иллюзий среди неожиданно жаркой и душной пустынной ночи. Все это сверкало, переливалось, возбуждало, манило. Моих сил не хватило посмотреть на всё это въявь. Пройдя три или четыре квартала в этой банной атмосфере, я начал «плыть» и вынужден был вернуться в искусственную прохладу нашего отеля.

А утром водопады выключили, огни погасли, все поблекло и съёжилось, как лопнувший шарик. Старички и старушки все сидели перед игровыми автоматами, как будто и не уходили спать. Пошёл дождь, мелкий, но довольно плотный, в машину грузились под дождём. Очень коротким получился наш визит в эту обманную страну Лас-Вегас, но может быть это и есть самый лучший вариант, пока не успели рассмотреть подоплёку фокуса.

 Перед отъездом успели подняться на обзорную площадку на самом верху башни-минарета, посмотрели на плоские крыши аккуратно расчерченных пригородов. Собственно, сам город-аттракцион с высотными домами занимает узкую полосу вдоль центральной улицы, все остальное сверху выглядит как гигантский гаражный кооператив.

Лос-Анжелес

А дальше – океан, Тихий – Великий океан – самая главная цель нашего пути. Все же при взгляде со стороны Земля – это мировой океан и острова материков среди него. И только выйдя на берег океана, начинаешь воспринимать Землю целиком, охватывать её всю хотя бы мысленной доступностью. На материке – всегда внутри дома, даже на берегу большой реки – ты всего лишь в коридоре или на лестничной площадке, и только на морском, и ещё больше на океанском берегу – outdoor – снаружи, под открытым небом. Мы вышли на берег Атлантического океана десять лет назад, во Франции и тогда за водной гладью для мысленного взора открылась Америка. Вот теперь мы пресекаем эту Америку, чтобы перед мысленным взглядом оказался другой край нашей Земли. Круг почти замкнётся, не все своими ногами, и все же, так хочется объять хотя бы эту планету, на которой всю жизнь живём.

Пустыня встретила нас дождём. По стёклам нашего «космического корабля» лупили струи воды, свирепо стучал по крыше сантиметрового размера град, он как крупной солью посыпал почти голую, залитую минутными потоками землю по сторонам дороги, редкие кустики сухой травы, маленькие, почти как наши домашние кактусы перед магазинчиком на бензоколонке. Но в просторном нашем ковчеге было сухо и тепло, только окна немного запотели. А потом к дороге из-за черных гребней вышли большие древовидные кактусы, как любопытные пингвины или наивные инопланетяне – на одной ноге, зато много круглых любопытных голов на тонких шеях.

А ещё дальше началась благодатная Калифорния, бесконечные ровные ряды совершенно одинаковых, как с конвейера, плодовых деревьев на совершенно чистой, без единой травинки земле – фисташки, кешью, лимоны, апельсины, гранаты, и ни одного человека вокруг – все растёт и зреет само по себе. Однако цены на орехи в местном магазинчике не ниже, чем у нас. Постепенно дорога втянулась в горы, появились вокруг настоящие леса, посёлки, все больше развилок и развязок, дорога, как река, становилась все шире и полнокровней, приближаясь к своему океану – к Лос-Анжелесу.

Но в океан мы впали только на следующий день. Ночевали в кемпинге в пятидесяти милях от города. Хороший кемпинг с бассейном, красивое место, но дважды повторять эту дорогу к берегу, особенно при возвращении из города поздним вечером в темноте, оказалось очень утомительным, общее мнение было, что стоило лучше заплатить за номер в пригородном мотеле или даже в городской гостинице, чем мотаться туда-сюда так далеко. Жалко время и силы, да и немалых денег стоит.

Ну вот такие мелочные рассуждения вместо восторгов по поводу выхода к Тихому (Великому!) океану. Действительно, океан в Лос-Анжелес нас как-то не впечатлил, в отличие от многих и многих других уважаемых соотечественников, которым довелось достигнуть этих бесконечных песчаных пляжей, омываемых прохладным бризом и ласковым нежным накатом прибоя. Я помню, наш земляк Василий Аксёнов просто повизгивал от восторга, растворяясь всеми чувствами в этой, приветливой синеве. Его можно понять, после семи градусов воды и жёсткого ветерка на советском берегу того же Великого, здесь действительно рай. Особенно в узкой полосе соприкосновения зоны отдыха и городских построек. Вдоль узкой асфальтовой дорожки под пальмами вдоль бесконечного ряда разнообразнейших лавочек и магазинчиков со всем на свете от ракушек и бус до серьёзной электроники (да, наверно, и машину здесь можно купить!) фланирует не спеша праздная публика всех цветов кожи и волос, от вполне фешенебельных господ до колоритнейших профессиональных бомжей, размалёванных и увешанных экзотическими украшениями. Разреженный поток велосипедистов течёт сквозь эту толпу, не соприкасаясь с ней, велосипеды – сказка, и все разные. Рядом спортплощадки, где играют в баскетбол (хорошо играют), в сквош (мяч-об-стену), ещё какие-то местные игры и все это под ярким солнцем тридцать пятой широты в невидимом глазу токе океанского бриза, наполненного микроскопическими водяными брызгами. Я ещё с Сабль д`Олонь заметил, что не могу согреться на берегу океана, в отличие от Средиземного, Чёрного и даже Белого морей – вот и здесь я никак не мог унять мелкую дрожь, несмотря на показания термометра на спасательной станции.

На берег мы попали случайно В очередной раз презрев опеку навигатора и окончательно заблудившись, получили инструкции на уличной бензоколонке, но где-то не так повернули и оказались на одностороннем въезде на пляж, так что вернуться было уже невозможно. Случай выбрал для нас пляж Venice прямо в городе. Все выглядело очень банально: широкая полоса песка, полого уходящая в серую воду океана, невысокий, с метр, накат, добегающий до песка совсем уже ласковым приветом, редкие, несмотря на воскресный день (в августе – самый сезон!), группы купающихся – мамы с детьми, одинокие мужчины в непривычно длинных «семейных» трусах. В воде и совсем мало народу, в основном в отдаленье молодёжь с учебными, малоразмерными досками пытается оседлать прибойные волны – школа сёрфинга. Обычная пляжная обстановка. Не было ощущения края земли, величественности океана, значительности момента достижения мечты жизни.

Пришлось заехать, заплатить десять или двадцать долларов за стоянку. Вот он – Великий! Но вместо того, чтобы бежать к кромке воды, пошли искать туалет, чтобы переодеться.

И вот в этом несерьёзном, курортном океане я чуть всерьёз не утонул, по крайней мере, испугаться успел вполне серьёзно. Перед поездкой Андрей, рассказывая про купание на пляже в Сан Диего, предупреждал меня, что прибойная волна уносит от берега, рассказывал, что и ему пришлось туго, и даже местный спасатель уже отправился за ним на лодке, но он все же исхитрился и смог вернуться на берег сам. Но все это было где-то, на океане, а передо мной спокойно расстилалась тёплая вода, и прибойная волна даже до лица не достала – в такие ли стены воды я бросался в Чёрном море или Бискайском заливе.

И я поплыл себе спокойненько и долго ещё ногами дно чувствовал, когда опускала вниз очередная волна. А потом не чувствовал, а потом решил, что "пора, пожалуй, дедульке назад, не чемпионский заплыв", а развернувшись, увидел, что отплыл от берега изрядно, больше чем собирался, обругал себя за лихачество и усердно погреб назад. Однако скоро обнаружил, что усердие моё тщетно – берег не приближается. Я добавил усилий, но мышцы плеч начали понемногу затекать и деревенеть, догоняющие меня пенные гребни стали накрывать меня с головой и уже не веселили как раньше, а норовили натолкать в рот воды, и вот тут мне стало страшно. Множество раз я был в таких ситуациях – тёплый берег с ленивыми дачниками почти рядом, а ты терпишь бедствие на доске ли, на яхте или вот так, просто вплавь. Может быть, мне лучше было бы расслабиться, лечь на спину, погрести спокойно от волны до волны. Но я заторопился, и мышцы от перегрузки все быстрей теряли управляемость, я все меньше выступал из воды и все трудней выбирался из-под каждого следующего гребня. В какой-то момент я понял, что надо что-то предпринимать. Метрах в двадцати в стороне от меня на воде виднелись две головы, я начал звать на помощь, но не смог сразу протолкнуть слова сквозь мокрую глотку, один хрип получился, я выплюнул воду изо рта, собрался с силами, и тут нога моя коснулась песка на дне.

Ничего не изменилось на берегу. Солнышко светило неярко, как сквозь дымку, друзья мои сидели на песке, фотографировались, и я мокрый пристроился сбоку. Как из другой жизни были эти недавние минуты.

Ну а дальше, разумеется - Голливуд. По дороге остановились у маленького парка при организации, занимающейся помощью советским пенсионерам, точнее говоря переехавшим сюда евреям из Одессы. В садике камень с надписью «Помним» на английском, русском и иврите. Что именно нужно помнить я, к сожалению, не спросил, а старушки и два деда, сидевшие рядом на лавочке, об этом, конечно, не говорили, хотя очень охотно рассказывали, кто откуда и главное, какие молодцы американцы – помогли с жильём, развлекают, да ещё и пенсию платят ни за что. Вот он – рай в конце жизни: тепло и красиво вокруг, бесплатный стол и кров, по первому впечатлению – чувствуют они себя здесь счастливыми.

Вот только дорогу насоветовали нам криво, не в ту сторону мы свернули (понимали, что не туда, но так было сказано) и уехали по кривым улочкам, где и назад-то не развернёшься, за три горбатых горы в особнячный пригород. Зато посмотрели, как там живут. Дом может быть и совсем небольшой, в один этаж, почти ничего кроме крыльца и веранды, но в каждом видна фантазия или, по крайней мере, грамотная рука архитектора и потом дизайнера. Широчайшая палитра экзотических и знакомых нам деревьев, цветущих кустарников, просто цветов - главный инструмент, которым рисуют эти картинки, очень тщательно и аккуратно рисуют. Нам трудно представить, как живёт человек в таком вот действительно прекрасном домике в окружении цветов, всегда тёплого ароматного воздуха, лично свободный и под защитой закона, куда он вкладывает нервную энергию, освободившуюся от наших нервотрёпок, к чему он стремится, когда все первые потребности удовлетворены, чем он платит за это благополучие? То есть, в конечном счёте, так ли уже важно для счастья, какая у тебя погода на дворе? Если судить по густоте населённости на этих холмах, то для очень многих это не последний фактор.

Нам пришлось зарулить задом на чью-то частную территорию, чтобы развернуть нашу колымагу обратно в город. Действительно, оказалось, сверни мы с самого начала направо и сразу бы попали в это сакраментальное место с латунными звёздами в асфальте. Воскресный день, тьма народу, тем не менее, свободные места на стоянке в ста метрах от этих звёзд были, хотя и платные, но не дорогие. Вот она: улица, как улица, четырёх-шести этажные дома, внизу сплошные магазинчики всякой всячины, праздная толпа народа на тротуарах да и поперёк улицы люди идут где попало, несмотря на густой поток машин, зазывалы из экскурсионных автобусов прямо за рукава хватают, можно и русскоязычного гида, только плати. У китайского театра прямо среди прохожих всякие клоуны, Микки-Маусы, да и публики экзотической полно, не поймёшь, кто штатный массовик-затейник, а кто сам для себя резвится.

Погуляли по этажам Кодак театра, сфотографировали знаменитую надпись на холме «Hollywood», долго не могли решиться, в каком кафе перекусить, пока не наткнулись на очаровательную юную соотечественницу Ксюшу из Петрозаводска, которая в этом городе учится, а летом подрабатывает официанткой. Очень мило она нас покормила, наконец-то все стало понятно в меню, и каждый выбрал, что хотел, и главное, Кодак театр перестал быть таким официально чужим, когда тут наши девушки. Хорошо посидели! Но когда расчувствовавшиеся мужчины замялись, сколько купюр оставить землячке «на чай», Неля негромко, но твёрдо вернула их к нашей скромной действительности.

Промлели в этом развесёлом месте до сумерек, фотографировались бесконечное число раз, смотрели с балкона на синеющие вдали небоскрёбы даунтауна. Выбирались из города в толкучке огней, хайвэй встретил нас плотным многополосным потоком машин, однако по мере того, как мы удалялись от города, поток омывающих нас с обеих сторон огней становился все реже и бледней. Вот уже последние стоп-сигналы обогнавшей нас машины (что-то лениво тянет в гору наша колымага) пропали за перегибом дороги, и мы остались одни наедине с беззвёздной ночью на чужом краю земли. Темные горы почти не выделялись на фоне тёмного неба, в свете фар полотно хайвэя казалось узкой полоской между темными пропастями и обрывалось в темноту впереди. Удивительно, как быстро меняется настроение: совсем недавно раздражала человеческая толчея, мелькание огней, сумасшедший поток машин, хотелось скорее вырваться к тишине и свободе. И вот она – свобода, тёмная и тревожная, с вечной своей волнующей, но и пугающей неопределённостью за едва видном в свете фар, но стремительно приближающимся перегибом дороги. И сразу стало тихо в салоне, примолкли возбуждённые дневными впечатлениями герои-путешественники, захотелось скорее оказаться на твёрдой лавке за надёжным деревянным столом кемпинга рядом с палаткой, где уже расстелен спальный мешок. Но до него ещё десятки темных миль через чужие горы и наша единственная надежда и опора – Нелины узкие плечи, её напряжённое лицо в переднем зеркальце, её такие женственные, усталые руки на баранке руля – она водитель от Бога, но мне стыдно, что в минуту слабости мы оставляем её одну за рулём нашего тяжёлого корабля.

На следующий день нам всё же удалось выбраться на пляж в Санта Монике, куда и собирались с самого начала. Действительно, это совсем другое дело. Вроде бы тот же океан и тот же песок, но сразу чувствуется другой уровень – и обустройство пляжа, и все окружение классом повыше. В воздухе витает холодноватый аромат жизни, заполненной красивым спортом и изысканными развлечениями, красивой жизни без красивой цели.

Прекрасно там, на океанском берегу, но мне все же немного неуютно, чужое там всё. Я уговаривал себя, что не только мы – все тут пришельцы, все они пришли сюда сравнительно недавно, одно-два поколения назад. Так, конечно, но они принесли сюда свою жизнь, а мне в ней неуютно. Тем более что, несмотря на яркое солнце, меня все равно на берегу не оставляет дрожь.

На выезде из города ещё раз проехали по роскошным прибрежным улицам – красиво живут буржуи! Есть на что посмотреть, насладиться архитектурой и дизайном, как в хорошей картинной галерее. А если это доступно каждый день, всю жизнь? И ведь не только с пальмами пейзажи радуют глаз и душу, при желании и с берёзками можно было бы сделать не хуже, а разве это не составляет заметную часть качества жизни?

Секвойи

И снова дорога впереди, сначала самая «крутая» пятиполосная в одну сторону и тут за рулём, конечно, Неля, за перевалом машин становится меньше, дорога переходит в обычную двухполосную и Неля уступает место Ринату. Заправляемся, оправляемся и дальше катим больше двух часов без передышки по широкой калифорнийской долине, а по обеим сторонам расходятся до горизонта ряды плодовых деревьев, опять оливки, апельсины, лимоны, гранаты, миндаль, фисташки, виноградная лоза на низких столбиках, высоченная кукуруза. Нигде не видно работающих людей, но всё в образцовом порядке.

Наконец Мансур запросил пощады, свернули на площадку для отдыха: бензоколонка, кафе, ещё несколько строений среди этого безбрежного сада. Никакого забора, конечно, нет и вокруг – ни души. Только выскочив из машины, мы ощутили, какое наружи пекло, воздух сухой и горячий переполнен солнечным сиянием, солнце давит! Собирались было перекусить на свежем воздухе, раз уж остановились, и столы с лавками тут были для этого, даже в тени, но туалет – в кафе, и все заметили, что зал почти пустой и в нём такая заманчивая прохлада! И ещё – большой выбор красиво нарисованных на стене над прилавком аппетитных блюд и в подарок – бесплатная Кола в любом количестве. Ну как было не соблазниться! Лично мне это стоило $6. Я и колы налил себе в большой картонный стакан, уговаривая себя, что «с волками жить – по-волчьи выть!» Но нет, видно, не быть мне американцем, не лезет в меня эта слащавая гадость ни с какой рекламой. Лучше бы чаю, даже в самую жару.

Меньше часа на всё это ушло, и снова в дорогу. Довольно скоро докатили до замыкающих плодородную долину на востоке гор, до длинного вдвинутого из равнины в горы озера (lake Kaweah), холмы его противоположного берега казались лежбищем старых динозавров. Миновали посёлок (Three Rivers) на берегу бегущей к озеру горной речки с магазинами, туристским центром и контрольным пунктом национального парка. И вот тут кроме настоящей горной речки, началась ещё и настоящая горная дорога. По полной программе досталось Ринату в этот вечер, и он оказался на высоте в обоих смыслах слова. Мало того, что дорога эта состоит из сплошных поворотов, крутых виражей разного наклона и направления, мало того, что она в местами одноколейная и разъехаться со встречной можно далеко не везде, а местные лихачи выстраиваются сзади паровозиком и хоть не гудят, но на нервы действуют, и пропустить бы их – пусть гонят на здоровье, да где это сделать? Так ещё и ремонтировали её на каждом десятке километров, и тут по выгороженной полосе надо гнать во весь дух, чтобы успеть к выезду вместе с колонной. Напряжённая была езда. В одном месте остановились передохнуть потому, что чуть не переехали местного жителя – огромного, размером с мою ладонь волосатого паука.

Все ждали появления секвой, как в театре ждут, когда, наконец, появится на сцене заявленная звезда, и тогда тщетно напрягают голоса второстепенные персонажи – не на них пришли. Вот и здесь мы очень мало внимания обращали на великолепный сосновый лес по сторонам дороги, сначала тепло золотившийся в лучах закатного солнца, а позже тихо погружающийся в пепельные сумерки и с нетерпением ожидали обещанного чуда.

И вот первые секвойи у дороги. Как и всякое настоящее чудо, а не эффектный аттракцион иллюзиониста, оно оказалось довольно простое и обыденное на вид. Высокое, конечно, дерево, повыше стоящих вокруг сосен, но видно, что они родственники, из одной колыбели вышли. Но ведь и Шекспир, и Бетховен не с небес прилетели, так же в детстве на горшке сидели, как миллионы соотечественников, а разве они не чудо!? Нет, глаз моих они не удивили, другое дело – воображение, это да. Перелезли мы через жерди ограды, потоптались около уходящих под острым углом в землю могучих корней, погладили ладонями странно мягкую, как шерстяное одеяло кору, сфотографировались, множество раз, да и поехали дальше искать наш кемпинг. А секвойи остались стоять там, где они стоят уже не первое тысячелетие, постепенно погружаясь во тьму ночи, но когда нам, суетливым людям нужно было уже фары включать, и вершины самых высоких сосен погрузились во мглу, острые пики секвой ещё видели за гребнем хребта на западе последние отблески давно ушедшего от нас солнца. Бабочка живёт один день, а они – тысячелетия. Зато бабочка быстро меняется, чтобы приспособиться к быстро меняющемуся окружению. А им что – не надо меняться, они – уже совершенство? И тогда человек, приблизившись к совершенству, тоже будет жить бесконечно? И радостно ли им наблюдать с высока, как проходят века, как торопливо вырастают, стареют и умирают соседние сосны, как текут мимо ручейки животных и людей?

Всё это крутилось у меня в голове и хорошо, что не я был за рулём, а Ринат, который в тот вечер очень внимательно следил за всеми бесконечными выкрутасами нашей дороги и совсем уже в темноте благополучно привёз нас к въезду в кемпграунд Dorst Creek. Смотритель уже ушёл домой, на разграфлённом щите были написаны номера свободных площадок, последний был 175.

Следующий день начался с посещения туристского центра и дежурного осмотра специально для этого предназначенного участка леса – рощи Гранта (Grant grove). Всё как в зоопарке: звери в естественных условиях живут своей жизнью у себя на лужайках, а зрители движутся мимо за оградой из длинных жердей по дощатым дорожкам. Синее небо, яркое солнце, яркая зелень листьев, тёмная зелень хвои всех видов: и игольчатой сосен и узорчатой секвой и коротенькой – елей. Очень тёплый, залитый волнами хвойного духа воздух, праздные, весёлые люди, гуляющие по удобно проложенным деревянным дорожкам – как хорошо устроена для нас Земля!

Сделали и мы положенный круг. Прошли сквозь пустой внутри, лежащий на земле ствол века тому назад упавшей секвойи, разинув рты, постояли в дупле другой, высоком и просторном, как готический храм, с обугленными старым пожаром стенами. Пофотографировали белок, которых здесь не меньше, чем туристов. Постояли у ручья, просто наслаждаясь прелестью мира. Да и снова вперёд, в следующий национальный парк – «Горный лес» (Sierra national forest).

Sierra national forest

Поиски кемпинга в этом Национальном лесу стали апогеем наших ежедневных упражнений в этой области. Сначала мы сделали всё от нас зависящее, чтобы отложить это мероприятие на тёмное время суток. Мы не спешили с выездом из рощи Гранта, не очень гнали, выехав, наконец, из гор снова в долину, на широкое шоссе. (Одно часто встречающееся на этом участке дороги предупреждение поразило нас своим убедительным лаконизмом: «$1000 for littering!» – т.е. «не сорить!»). Не спеша пообедали в испанском ресторанчике у дороги – к удобствам привыкаешь быстро! Надо было освободить память в диктофоне, сбросить записи на флешку, что может быть проще – в любом интернет кафе. Нам казалось, что в Америке компьютеры на каждом шагу, однако не тут-то было! В ближайших магазинчиках и кафе на наши с Сергеем вопросы только пожимали плечами, и далеко не сразу нашёлся парень, который сказал: да, компьютер есть при торговом центре электроники за перекрёстком дорог, на котором этот городок и расположен. Американские городки не приспособлены для ходьбы пешком, тротуары не везде и с переходами через большие дороги всё не просто. Добрались мы, в конце концов, по палящему солнцу до нужного магазина, собираясь заодно уж воспользоваться электронной почтой, однако цена за минуту работы на компьютере оказалась такая, что мы ограничились операцией с диктофоном.

А время шло, и во мне нарастало раздражение на себя – не следовало так надолго задерживаться из-за пустяков! Однако, когда мы вернулись к машине, никто не встретил нас упрёками, машина стояла закрытая, рядом никого не было. Сначала я даже обрадовался, что мы успели вернуться раньше других. Но прошло полчаса, прошёл час, спала жара, конец дня незаметно переходил в начало вечера, а мы всё сидели около машины вдвоём. Я уже всерьёз начал беспокоиться, не случилось ли чего – попали в полицию, не могут вырваться? Они вернулись уже в спускающихся сумерках спокойные и счастливые, просто задержались в магазине, никак не могли купить всё, что надо. «В конце концов, мы же на отдыхе – урезонил я себя, – слава Богу, что всё в порядке!»

Навигатор на этот раз не нашёл в своей памяти названия нашего кемпинга Kelty Meadow, и я поставил ему название близлежащего городка – Sugar Pine. С этого всё и началось. Первым как всегда забеспокоился наш штурман Сергей и потребовал больше не слушать указаний навигатора, а куда-нибудь свернуть. Но Неля – за рулём, «куда-нибудь» её не устраивает, ей нужна определённость. Свернули на первом же съезде с большой дороги в лес, но почти сразу снова уперлись в развилку. «Ну, куда мне ехать, говорите, мне же надо куда-то рулить!» – возмущалась Неля. Я молчал, обиженный, что не доехали до Sugar Pine – там бы всё и узнали, Сергей тоже замялся. «Да всё равно. Что толку здесь стоять, рули направо», – скомандовал Ринат. Поехали направо, спустились к озерку, с трудом нашли рыбаков, которые, как в таких случаях всегда бывает, тоже оказались нездешними. По их совету отправились искать христианский лагерь, который должен быть где-то поблизости. Снова озерко, деревянный мостик к сельского вида постройкам, но вокруг, как всегда, – ни души. Пошли искать живого человека и – о счастье! Молодой человек полный, румяный, в очках и ковбойской шляпе, весь светящийся доброжелательностью и благодушием. Да, он знает, где этот Kelty Meadow, это довольно далеко отсюда, он не только всё нам объяснит, но и проводит нас немного на своём пикапе! В лесу уже чувствовались сумерки и там, на развилке, в полной неопределённости стало тоскливо на душе, а тут – лёгкость и благодарность – есть же добрые люди на свете (тем более в Новом Свете). Он не без труда завёл свой грузовичок и прямо с места погнал очень шустро, так что Неля за рулём с моей задней позиции смотрелась, как гонщик в рекордном заезде: за передним стеклом то исчезает на крутых поворотах, то снова появляется красный кузов нашего лидера, а она вся собранная, с лицом радостно-напряжённым уверенно бросает нашу колымагу в крутые виражи, не отставая от него ни на метр.

Довольно много открутили мы назад по нашему шоссе, прежде чем снова свернули в лес, переехали речку по мостику и тут наш провожатый нас оставил. Перед тем, как уехать, он очень подробно объяснил, сколько впереди будет ещё мостиков, после какого куда надо поворачивать, так что оставшийся путь и нашему благодетелю и нам казался ясным и лёгким – максимум ещё полчаса езды по лесной дороге.

Была уже ночь, когда усталые лучи наших фар, наконец, уперлись в щит с планом кемпинга Kelty Meadow. В нем было всего десять мест, все были заняты, но на одном из прицепленных крокодильчиком к щиту листочков было написано Reserved for Daishev R! Нас в этой глуши ждали! Мы и к ночи вряд ли добрались бы до этого места, если бы в минуту последней слабости, когда уже никто не верил, что эта разбитая, ухабистая дорожка по тёмному лесу может быть той самой, которую нам так радостно описывал наш розовощёкий проводник, что не один раз уже повернув в темноте наугад, мы можем ещё оставаться на верном пути, в ту минуту, когда одни предлагали вернуться и искать мотель в городе, другие – искать другую дорогу, и только Неля настаивала на том, что надо узнать всё-таки, что там впереди, если бы в этот момент разброда и потери веры в себя вдруг спереди не засверкали огни фар. Мы даже немного испугались сначала, так отвыкли от машин за эти часы плутания по тёмному лесу. Ринат чуть не бросился под колеса, чтобы остановить, наш единственный шанс на спасенье! Встречный не знал, где лагерь Kelty Meadow. Но судьба, видимо, решила быть щедрой к нам в этот вечер до конца, и пока Ринат объяснялся, сзади появилась ещё одна машина, водитель которой ехал прямо в наш лагерь. «Следуйте за мной», – сказал он и поскакал по кочкам вперёд так, что пыль вихрями закрутилась в свете наших фар. И сразу тёмный лес перестал казаться таинственным и опасным, и черные телята, шарахнувшиеся от дороги уже не показались бы, как было до этого – черными медведями.

Следующий день был счастливым днём отдохновения души и тела. Мы почти не ездили, ничего серьёзного не предпринимали, наслаждались свободой и покоем. Лагерь наш Kelty Meadow был расположен в уютной долине довольно высоко в горах у ручья среди сказочно прекрасного леса. Я дивился красе лесов Богемии и Шварцвальда, мне казалось, что лучше и придумать трудно, но эти меня полонили своей дикостью и разнообразием. Кемпинг наш был всего на десять площадок, совсем малолюдный, с непривычным для Америки минимумом удобств – только туалет с двумя кабинками и даже без воды, вода в ручье. Всё как дома, где-нибудь на Урале: вода из речки и дров для костра невпроворот. Палатки наши стояли среди могучих секвой, горные вершины угадывались меж стволов, ночью мириады звёзд, таких ярких и крупных, будто мы приблизились к ним не на два километра, а к самому началу мироздания, смотрели в кромешную тьму леса сквозь узорную сетку ветвей.

Тихим солнечным утром я отошёл от лагеря совсем недалеко, через болотце на скалистый пригорок и вдруг мне стало страшно, мне показалось, что я мгновенно позабыл, с которой стороны пришёл, что меня, крошечного и бессильного уже поглотил этот сказочный лес и куда бы я ни пошёл, передо мной будут всё новые великолепные деревья, горки, цветы, а лагеря нашего с палаткой и Сергеем у кухонной плиты – как и не было никогда. Спасли меня коровы, которые паслись одни, без присмотра за соседним болотцем, я их видел раньше – значит всё на месте в этом мире.

Днём на прогулке по лесу заспорили о породах окружающих деревьев. Я, как самый старший в компании, чувствовал себя обязанным предложить название всем этим великолепным созданиям с иголками и чешуйчатыми лапками, и хотя и понял уже, что у меня для этого просто недостаточно слов в лексиконе, но ещё не представлял до конца степень своей самонадеянности. И только через пять дней в Сакраменто, в совершенно удивительном парке перед калифорнийским Капитолием, рассматривая таблички на десятках разных деревьев, я понял, насколько богат и разнообразен здесь мир хвойных, и как я был смешон со своими учёными определениями. Мы прогуляли около трёх часов, и все время на горизонте нас сопровождала стройная гора с блестящей куполообразной вершиной, украшенная почти до самого верха такими же стройными, подчёркивающими её изящество елями.

На площадке у дороги встретили охотника, очень крепкого, простецкого вида улыбчивого деда неопределённого возраста. Он рассказал, что проводит здесь лето с семьёй, с детьми и внуками вот уже пятьдесят лет, охотится на разную дичь, этим летом добыл двух оленей и одного медведя. Его лагерь – пара машин и фургон – был расположен чуть в стороне от дороги. Желая сделать ему приятное, я спросил его про оружие,– я знаю, что охотники любят поговорить на эту тему. Ответ меня поразил: оказалось, что он ходит на медведя с луком и стрелами!

Сделали общее фото у одинокой могилы на обрыве на фоне великолепной панорамы окружающих гор. На деревянном кресте, кроме выжженной надписи с именем и датами: 1949-2008, приколота бумажка с очень искренне и нестандартно написанным текстом: «Он был опорой для всех нас, но любил каждого из нас по отдельности, он желал нам всего лучшего, но позволял каждому из нас самим сделать свои ошибки…». Что это был за человек, и почему похоронен в таком замечательном месте – всё это пролетело мимо нас, хотя можно было спросить охотника, но недостало любознательности.

После прогулки Серёжа приготовил роскошный обед, женщины ему ассистировали. Под сенью многовекового леса за грубым деревянным столом в кругу милых друзей под аккомпанемент большой бутылки прекрасного калифорнийского «Мерло» мы сидели и тихо беседовали, никуда не торопясь. И сколько ни напридумывали нынче суетных развлечений, но нет и не было милее радости для человека на Земле, чем эта!

А вечером мы с Ринатом сели прорабатывать завтрашний маршрут. Ещё утром Неля устроила нам «разбор полётов» по поводу вчерашних приключений. У неё талант абсолютно точно сформулировать ошибки коллег, так что откроешь рот, чтобы возмущённо возразить, да так и закроешь, как рыба, без звука – нечего сказать. И в самом деле, к подготовке вчерашнего маршрута я подошёл весьма небрежно. У меня к тому времени было уже две карты Калифорнии. Я посмотрел только в одну из них, как выяснилось потом – худшую, там не было нашего лагеря, и я поставил на навигаторе наугад городок приблизительно в том районе, в надежде подробней разобраться на месте. С этого и началась вся наша морока. Тогда как на другой карте обнаружился и наш лагерь, и лесная дорога, которую мы так мучительно искали. Права Неля на все сто: она делает свою работу хорошо, а мы – разгильдяи! Как камень, летящий на альпиниста со склона такое вот обличение. Трахнет в незащищённое место, будешь калекой, не сможешь дышать дружеской атмосферой – обида всё изгадит. Я со страхом к себе прислушался. Нет, вроде, пронесло, только по голове попало, как по каске, от неё отскакивает, как дробь от слоновой шкуры.

Сан-Франциско

И вот мы с Ринатом готовили подъезд к Сан-Франциско – пятьсот с лишним километров. И надо признать, что опять Неля оказалась права: стоило немного постараться и все прошло без запинки, навигатор привёл нас прямо к воротам нового лагеря China camp park прямо на берегу San Pablo Bay – северной акватории огромной бухты Сан-Франциско. А какая была дорога! Сначала–то уже привычные две абсолютно гладкие полосы, отделённые от встречных парой толстых жёлтых линий, по невысоким лесистым горам, по крутым с редкой растительностью холмам вверх – вниз как на качелях, хоть Ринат, хоть Неля за рулём, а наш осторожный навигатор всё равно всё просит сбавить скорость. Но вот приблизились к Сан-Франциско и тут пошла дорога двадцать первого века, вернее даже не дорога, а сложное сплетение путепроводов, с висящими в воздухе сложными развязками, которое мимо всех этих бесконечных ответвлений и экзитов выстрелило нас прямо на многокилометровый двухэтажный мост (Richmond-San Rafael bridge) через бухту к Сан-Рафаэлю.

Ещё и четырёх не было, а мы уже пошли искать место для лагеря. Лагерь оказался не очень удобным. Машину надо было оставить на въезде, а для перевозки вещей стояли контейнеры на колёсиках. Зарезервированная для нас площадка оказалась довольно далеко и Серёже не понравилась. Он нашёл свободное место поуютнее на горе и предлагал встать там. Ринат колебался, девушкам было все равно, я уговорил пойти наверх – раз кому-то хочется, а остальным безразлично, почему бы не сделать человеку приятное. Поставили палатки на чужом месте и Ринат пошёл утрясать этот вопрос с Official, но никого не нашёл в конторе – так всё и осталось. Поспешно перекусили и снова на колеса – хотелось скорее выбраться к Океану.

Повезло нам на этот раз с дорогой: навигатор снял нас, немного не доезжая до моста «Золотые ворота» с хайвэя, и по узкой дорожке (Bunker Road) через пару довольно длинных тоннелей и многокилометровую парковую зону мы выкатились к старинным укреплениям на мысе Point Bonita поблизости от маяка. Вот здесь был настоящий океан – Великий океан! Груди наши наполнились ветром, а сердца – восторгом! Здесь не надо было уговаривать себя ощутить величие момента, здесь оно было! Каждая клеточка трепетала, наполняясь до треска этим сырым ветром, этим затягивающим хмурым горизонтом. Мансур – тот без рассуждений просто с дикими криками дразнил набегающие валы и бегал от них в полосе прибоя, сразу промочивши штаны, конечно. Да и строгая учительница Ольга Николаевна оказалась не старше – металась перед пенными гребнями, размахивая как крыльями, накинутой на плечи косынкой, вся моментально намокшая от первой же крупной волны и казалось, готова была навсегда отдаться этому ревущему водяному чудищу – а как же мы-то без тебя, Оля, остановись! Где там! А на ветру было, между прочим, не жарко, я сбегал в машину и надел на себя всё, что у меня было. И потом мы все забежали на гору, где когда-то стояли пушки, и ветер там был такой, что хотелось раскинуть руки и полететь над океанским простором легко и радостно. Волны бились в подножье обрыва и постепенно съедали этот берег. Вот такой счастливой была наша настоящая встреча с Океаном.

На знакомство с городом Сан-Франциско по проекту у нас был выделен один день. Честно говоря, мы опять были не готовы: не было ни какого-то определённого плана, ни заранее намеченных мест, ни даже карты города. Тем не менее, начало было удачным. Мы наугад поставили на навигаторе точку на перекрёстке улиц недалеко от моста «Золотые ворота», просто чтобы съехать в город с хайвэя, и он привёл нас на зады внушительного здания Театра изящных искусств, очень напоминающего по архитектуре Казанский собор в Питере. Главное, что там удалось сразу поставить и оставить машину. Время около десяти утра, мы свободны, и желанный город нашей мечты, про который столько читано и слышано, перед нами. Вот она – твоя любимая, что ж ты медлишь, любовник молодой!? Но все топтались в какой-то неопределённости. Бродили вокруг огромного, закрытого здания, смотрели на уток в бассейне. Сырой ветер свищет вокруг этих каменных колоннад, воздух разбавлен холодным туманом, температура градусов 16 – 17, меня не отпускает мелкая, но неостановимая дрожь, несмотря на надетые флиску и ветровку. Робкие предложения пойти, наконец, хоть куда-то долго повисали в воздухе. Побродили внутри Театра, когда его открыли – ничего интересного, вышли на набережную огромной парковой зоны у моста, побрели в сторону городских кварталов.

Первым не выдержал Серёжа. Он сказал, что ему ходить толпой не нравится, давайте назначим время встречи и разделимся. Назначили – час дня, и он ушёл. А мы ещё некоторое время брели вдоль берега. В какой-то момент я оглянулся назад и глазам своим не поверил: из под моста «Золотые ворота» в бухту под всеми парусами, как сновидение, входил трёхмачтовый фрегат! Белой птицей быстро и бесшумно он пролетел первые сотни метров бухты, а потом стал быстро терять скорость, одно за другим на глазах исчезали сияющие полотнища парусов, оголяя стройные мачты, и вот он уже совсем медленно направился вдоль набережной в сторону причалов. Сказка!

А мы вчетвером повернули в какую-то пустынную улочку в надежде найти книжный магазин или газетный киоск, чтобы купить план города. Проходили квартал за кварталом, но ни подходящей торговой точки, ни прохожих хотя бы, чтобы спросить, не попадалось. Интересный город: с одной стороны всё как в Европе: двух-трёх-пятиэтажные дома, солидные, удобные, не вчера построенные, все, конечно разные, зеркальные витрины почтенных заведений, никакой кричащей рекламы, видимо район для обеспеченных людей. А с другой – сразу чувствуется, что это – Америка, что-то есть неуловимо своё, рационализм, сухость картинки. В конце концов, Неля взяла план в гостинице, а мне подарили туристы из Канады, к которым я обратился с вопросом. И оказалось, что мы идём как раз на Русский холм. Улица на подъёме такая крутая, что и пешком-то трудно подниматься, но по сторонам стоят очень фешенебельные особняки и машины рядом. Вылезли на гребень, а дальше спуск к бухте, ещё круче, чем подъем, почти обрыв. И роскошный вид на бухту и нижнюю часть города.

Пока любовались да фотографировались, приехал трамвайчик, тот самый легендарный кабельный трамвай, который ходит здесь без изменения уже вторую сотню лет и когда-то был, наверно, очень полезным видом транспорта, а нынче – главная городская достопримечательность. Ну как было не сесть в него, тем более что никаких дверей нет, можно стоять на площадке, держась за поручни, как в казанском трамвае моего детства. А в середине площадки энергично работал торчащим из пола метра на полтора рычагом весёлый здоровенный негр, толстощёкий, толстоносый, в черных очках и бейсболке. Было такое впечатление, что на этих сумасшедших спусках он один своими мощными руками удерживает весь этот театральный трамвайчик с набившейся в него толпой туристов. “Route number four,” – прокричал он на остановке и позвонил в ручной колокольчик. Нам было всё равно, какой это маршрут, но к нашему счастью, оказалось, что этот как раз самый длинный и привозит в самый центр города, в даунтаун. Очень нам повезло, что вышли мы к этому трамваю, замечательные с него открывались виды на красивый город Сан-Франциско. Тридцать долларов на пятерых стоила нам эта поездка, но мы и вернуться хотели тем же способом. Однако на конечной остановке оказалась такая огромная очередь желающих, что пришлось нам искать другую возможность – время до назначенной Серёжей встречи поджимало. Ни троллейбусы, ни автобусы на набережную не ходили, мы робко вышли на остановку такси у шикарного отеля. Нас было пять, а возьмёт ли водитель пятерых, и во сколько же нам это обойдётся? А обошлось всего в двенадцать долларов и забавный разговор с весёлым таксистом в качестве бонуса. Жаль, конечно, что пришлось вернуться, из самого интересного места катапультировались снова почти в исходную точку.

Зато Серёжа договорился о встрече со своим казанским знакомым, молодым парнем по имени Рамиль, который тут стажировался в бизнес-науках. От него мы получили несколько советов, куда пойти, где взять напрокат велосипеды, он нам сказал, что парусник – это наш, российский фрегат «Паллада», пришвартован на двадцать первом пирсе, и на него можно зайти. Приятное впечатление у меня осталось от этого парня. Он получил математическое образование в нашем казанском университете и экономическое - в Плехановке, в Москве, со знанием дела сравнивал наше образование с западным, говорил, что наших физиков и математиков здесь берут на работу охотно, без переподготовки, а вот наше бизнес-образование не ставится ни в грош. Мне было приятно, что человек «нашей цивилизации» так уверенно и комфортно себя чувствует в большом мире, вроде и самому легче задышалось.

И действительно фрегат с убранными парусами стоял у пирса 21 и вход на него был свободный. Молоденькие курсанты в парадной форме, серьёзные и напряжённые от сознания важности миссии встречали иноземных посетителей у трапа, но сразу растаяли и превратились в наших мальчишек, заслышав русскую речь. Мы походили по кораблю, постояли на носу, насмотревшись на морской простор сквозь сетку снастей, подержали в руках ручки рулевого колеса. Это фантастика назад! Правда корабль довольно новый, построен в конце восьмидесятых в Польше, имеет два дизеля по восемьсот сил, но основное время ходит под парусами. Он служит тренировочным судном Владивостокской мореходки, штатные на нем только старшие офицеры, а мальчишки – со всей России. В Сан-Франциско пришёл с дружеским визитом прямо из Владивостока. Очень тёплой получилась эта встреча на обратной от родины стороне Земли.

С размягчёнными сердцами поехали мы по следующему адресу, данному нам Рамилем – в большой спортивный магазин на набережной. Не люблю я магазины! Но куда от них денешься, тем более, что в таких есть и буфет и туалет, а в этом ещё, ради чего и пришли, прокат велосипедов. Не надо ни залога, ни паспорта, Ринат один на всех заполнил анкетку, заплатил $30 и три очень приличных, полнофункциональных машины на три часа наши. Три потому что женщины сразу не собирались на этот аттракцион, а в последний момент и Серёжа – чего я никак не ожидал – как-то вяло махнул рукой и сказал, что он лучше походит это время по магазину.

И вот мы втроём с Ринатом и Мансуром ринулись по набережной в сторону моста. Серёжа нам только два часа выделил, ну ещё полчаса я выговорил на непредвиденный случай. А мост хоть и кажется, что рядом, а попробуй ещё на него заберись, с первого раза не угадаешь! Так оно и оказалось, рановато мы свернули в гору и уже почти наверху выяснили, что зря потели, не туда едем. Пришлось скатиться назад почти до воды, проехать практически в тень моста и только оттуда по асфальтовому серпантину вместе с такими же велосипедистами выбраться наверх, последние метров тридцать уже с велосипедом на плече. И вот она пешеходно-велосипедная дорожка по мосту «Golden Gate – Золотые ворота»! Четыре км вдоль стены из стальных тросов, на которых висит прямая, как стрела, дорога через пролив. И дрожь у меня прошла, целый день не отпускавшая, и туманная мгла, до того державшаяся над городом, совсем рассеялась, воздух стал прозрачным, небо голубым и почти безоблачным, солнце – горячим, хотя сильный встречный ветер расслабиться не давал всё равно. Но какой просторный вид с моста! Вся огромная бухта с островами и мысами, многокилометровыми мостами, с белыми парусами яхт и крошечными судёнышками, с живописно раскинувшимися по берегам городами: Сан-Франциско направо, Сан-Рафаэль налево, Беркли и Ричмонд на другой стороне бухты. Восторг! Жаль, что всё так быстро прошло, на обратном пути всё выбирали удобное место, чтобы остановиться и ещё посмотреть, да так и пролетели до конца моста без остановки. А там уж и назад пора в магазин, кончались отмеренные нам два часа.

К сожалению, остаток дня прошёл как-то бестолково. Не в настроении в этот вечер был наш штурман. Он недолюбливал наш запасной навигатор и снова заменил его местным, полученным от Ришата. Но тот, неожиданно извлечённый из небытия, почему-то решил, что нам пора домой и привёл нас к въезду на мост, причём, когда мы спохватились, свернуть было уже невозможно, так что пришлось заплатить за проезд, переехать на ту сторону пролива, проехать под хайвэем по тоннелю и снова ехать в город через мост. Но зря мы упорствовали, прав был навигатор, лучше бы нам было сразу вернуться к себе в лагерь и спокойно отдохнуть. А так мы мучительно долго искали место для парковки перед парком, в котором, как сказал Рамиль, есть интересный музей. Остановиться смогли только у самого дальнего края парка, долго и как-то бестолково бродили по кривым дорожкам парка, не встречая никаких строений и вообще ничего, заслуживающего внимания. Вечерело, между редких старых деревьев без помех дул сильный довольно-таки прохладный ветер. Я совсем задрог и уже ничего не хотел смотреть. Наконец и всем это надоело, погрузились в нашу уютную машину, настроили навигатор на кемпинг и отправились домой. Ещё раз через мост, по хайвэю через ярко освещённый центр Сан-Рафаэля, потом по темным совершенно пустым улочкам к берегу залива, к въезду в наш China Camp.

Ещё на подъезде, мыслями уже достигнув нашего ночлега, я подумал, что там нас вполне могут ждать неприятности. К сожалению, так оно и оказалось. Придя к своим палаткам уже в полной темноте, мы обнаружили там новых хозяев. Палатки наши были сдвинуты, вещи лежали вперемешку с чужими. Над тёмной полянкой как едкий дым висело плотное облако обиды оскорблённого права собственности. Мы пытались извиняться, но каждый раз встречали только спины возмущённых коллег. Видимо по здешним меркам, наш поступок был непростительным нарушением этикета. По крутой каменистой тропинке, светя себе фонариками и теряя по пути вещи, пристыженные, мы долго ещё перетаскивали наше хозяйство на предназначенное нам место.

Сакраменто

Однако выспались на новом месте вполне нормально и с утра собрались было поехать ещё на полдня в Сан-Франциско, но как-то вдруг выяснилось, что мы им сыты. Удивительно это было – у всех от города прекрасные впечатления, очень всё понравилось, и ясно же, что мы к нему только ещё чуть-чуть прикоснулись, но когда уже перед самым выездом кто-то предложил сразу ехать на озеро Тахо напрямую через залив по мосту на Беркли и потом по пути заглянуть в Сакраменто, все с готовностью согласились.

День был субботний, Беркли безлюдный, даже машин мало, даже стоянки у тротуара местами свободны, а на прожорливые столбики парковочных автоматов надеты аккуратные «намордники» – в субботу стоим бесплатно. И ещё в субботу в городе функционирует барахолка. Солидный пожилой мужчина фермерской внешности торгует настоящими джинсами по $10 за штуку. Настоящие – они из грубой, толстой ткани, мне такие даром не надо. Но это был, наверно, единственный белый продавец на всем рынке, остальные как нынче полагается говорить – афро-американцы, очень экзотическая публика – выставили на продажу белым людям разнообразные блестящие побрякушки. В основном, это разные украшения, бусы, подвески, ожерелья, много масок, сильно стилизованных фигурок животных и людей и каких-то идолов и божков, но можно купить и подержанный нетбук. Цены божеские, но не бросовые, всё же это Америка, а не Непал. Девушки наши от души насладились этим буйством красок, а Серёжа не пошёл совсем, остался в машине приводить в порядок нашу бухгалтерию, что-то он загрустил, второй день держится в стороне, видимо устал от постоянного общения. Прошёлся и я в одиночестве по боковым улочкам. Солнечно, тихо, безлюдно. По сторонам сплошь особнячки, небольшие, в основном двухэтажные, построенные с фантазией, похожие на увеличенные копии из магазина игрушек, но есть и простецкие в один этаж – четыре стены и дощатый забор. На одном крыльце в кресле импозантный мужчина лет пятидесяти, одетый, как и все, в джинсы и майку и при этом элегантный – хоть сразу на экран, явно наслаждался кратким бездельем на фоне окружающего благополучия. Мы заговорили, стандартные темы – откуда приехали, что видели. Про Россию он слышал, но ни Казани, ни Волга-ривер, конечно, не знал. А вот Каспийское море оказалось знакомым – оттуда привозят чёрную икру. В другом месте под забором в такой же расслабленной позе сидел бомж, но с ним заговорить я не решился, и слышал ли он про Волга-ривер осталось для меня неизвестным.

И вот столица блистательной Калифорнии – Сакраменто. Городок небольшой, по случаю субботы просто тихий. Мы задали навигатору центр города, и он привёл нас прямо к местному «Белому дому», зданию конгресса штата. По стилю это действительно копия знакомого по фотографиям здания конгресса в Вашингтоне. Но здесь вместо знаменитой лужайки великолепный парк. У меня не было желания ехать в Сакраменто, что за радость осматривать официозы! Тем большим потрясением был для меня этот парк. Всё в нем прекрасно! В сущности это богатейший ботанический сад с превеликим множеством разнообразных деревьев и других растений, с тенистыми прудами, в которых живут задумчивые черепахи. Цветущие магнолии, усыпанные яркими плодами апельсиновые деревья, могучие секвойи… На каждом дереве латунная табличка с подробным описанием. Я стал их читать, и мне стало стыдно при воспоминании, как уверенно я раздавал названия деревьям на прогулке по парку Sierra Forest. Одних сосен тут оказались бесчисленные разновидности, я чувствовал себя, как самонадеянный школьник в библиотеке Конгресса.

И в этот парк очень тактично, без помпы вписаны памятники солдатам войн, которые вела Америка. Это не обычные для Европы помпезные многократно увеличенные фигуры героев. Тут сложные композиции, иногда из нескольких групп, всё в натуральную величину из бронзы, с длинными надписями далеко не официозного содержания – ни один текст не вызвал у меня чувства иронии или протеста, а ведь нас всю жизнь воспитывали на антиамериканизме. К сожалению, мы, как всегда, торопились, и посмотреть удалось, что называется, одним глазом. К тому же оказалось, что можно посмотреть здание конгресса изнутри, пройтись по коридорам власти, заглянуть в рабочие кабинеты. Но тут уже во мне выскочила какая-то пружинка – когда в проходной выяснилось, что надо проходить досмотр, я вдруг на что-то обиделся и внутрь не пошёл, хотя ничего подозрительного у меня с собой не было. Что ж, как говаривала моя бабушка: «На обиженных в аду воду возят».

Всего лишь час с небольшим были мы в Сакраменто, а сколько впечатлений! И снова на хайвэй. Вся жизнь в Америке один бесконечный хайвэй. Вот она, безграничная американская свобода: скорость семьдесят миль в час не больше, но и не меньше, иначе всем мешаешь – снесут! Слева обочина, справа обочина, но свернуть на них нельзя, только если уж что-то совсем плохо с машиной или с сердцем, а уж совсем сойти с дороги, где вздумается и просто невозможно. Зато впереди путь всегда открыт, никаких светофоров с красным светом, гони, парень, пока есть силы и бензин в баке, на развилке навигатор скажет, куда свернуть.

Озеро Тахо

Озеро Тахо (Tahoe) – курортная зона, очень популярное место отдыха. Огромное озеро, окружённое скалистыми горами. С многосотметрового обрыва с умилением наблюдаешь, как в живописную бухту скользит по зеркальной глади старинный пароходик с высокой трубой и задним гребным колесом. Городок на противоположном берегу едва различим. Народу приезжает на эти красоты много. На берегах несколько больших кемпингов, в нашем, с красивым названием Fallen leaf  (Опавший лист) наше место было сто тридцать шестое.

У каждого человека и физическое самочувствие, и настроение идут волнами, полосами, как на зебре, причём второе не всегда согласуется с первым, да и с внешними условиями тоже. А в группе все эти гармоники накладываются друг на друга, как в рядах Фурье, и образуют ту ауру, которая, как невидимый воздух и аромат заполняют зримую фактуру путешествия. И в тот вечер, несмотря на соседство с прекрасным озером, несмотря на счастливые дневные впечатления, этот воздух был холодным и сырым, и пахло в нём грозой. Первым это прочувствовал Мансур. Он, конечно, давно заслуживал дидактического внимания, однако может быть всё же не столь сурового. Мне стало зябко, и я предпочёл уйти гулять по абсолютно темным лесным дорожкам, где крупные звезды ласково смотрели на меня сверху сквозь черные узорчатые кроны гигантских секвой. Просто устали все, да и не может же каждый вечер быть праздником.

Зато следующий день на курортном озере Тахо был вполне достойным этого прекрасного места. Поздно проснулись, не спеша встали и собрались. И с вялыми шутками на тему – ни дня без колёс! – сели в машину и поехали осматривать окрестности. Воскресенье, дорога узкая, по крутым горам, все карманы заняты, но на первом же «вьюпоинте» на кольцевой стоянке очень удачно удалось поставить нашу «крошку». С обзорной площадки открываются действительно прелестные виды во все стороны. Потоптались, поснимали, да и дальше поехали, не осознав исключительности первой удачи. Второй раз найти место для стоянки, конечно, уже не удалось, везде крутятся во множестве такие же неприкаянные, как и мы. Так что покрутились немного на машине по живописным горным дорогам, да и спустились назад к туристскому центру Camp Richardson на низком берегу озера. Перекусили пресной дынькой за столиком в парке, искупались в озере на общественном пляже. Прекрасная вода, совершенно прозрачная при температуре градусов двадцать или даже побольше. При этом и на берегу не сильно теплей, хотя и солнце. Градусов двадцать пять и довольно сильный ветер с воды.

А потом мужчины (а также старики и дети) взяли напрокат велосипеды ($10 за два часа) и лихо пронеслись по специально размеченному маршруту по узким круто изгибающимся среди реликтового леса велодорожкам и даже успели удовлетворить острое желание Мансура, и сгоняли к своим палаткам в лагере, хотя времени уже оставалось в обрез, и в гору к кемпингу по разбитой дороге крутить педали было тяжело. Зато финиш получился лихим и радостным. А наши дамы успели за это время посетить кафе-мороженое и потом наслаждались покоем, слушая музыку в ресторанчике в чудесном месте на берегу озера.

Я думал, на этом мы и уймёмся, пораньше поужинаем, хоть на короткое время почувствуем, что никуда не торопимся. Но нашим хранительницам очага такая идея показалась просто оскорбительной. Как, ещё два часа светлого времени, а мы будем сидеть в лагере! И это при том, что где-то рядом есть ещё одно вообще не виденное нами озеро! И мы зашагали в сторону, противоположную Тахо, к озеру Fallen Leaf, давшему название нашему кемпграунду.

Спасибо нашим хранительницам, если бы не их неуёмность, я бы так и не увидел этой красоты. Трудно сказать, которая из этих жемчужин красивей. Красота зрелой женщины и красота ребёнка, роза и фиалка – как хорошо, когда не надо выбирать. Если бы я, страстно любя это озеро, хотел бы подарить эту радость своим друзьям, я бы выбрал для знакомства как раз те минуты, в которые мы приходили к нему по воле случая. Первый раз мы шли к нему вечером через просторный лес, где сосны толстые, как шахматные туры, не могли защитить усталые глаза от мучительно ярких лучей предзакатного солнца. И когда вышли на берег, взгляд, как в прохладную глубину, с облегчением окунулся в темно голубое озёрное пространство, окаймлённое уже ушедшими в тень берегами. А на наш кусочек берега солнце ещё светило в прогал между горами и можно было нырять и кувыркаться с детским восторгом в восхитительно прозрачной, пронизанной последними солнечными лучами воде. Нам так понравилось, что мы пришли туда утром ещё раз, перед самым отъездом. И увидели озеро совсем другим, ещё толком не проснувшимся, тихим, с зеленной каймой леса вдоль кромки воды и белыми прожилками снега на окружающих горах.

Рино

С годами начинаешь понимать ценность желаний. Желания – это молодость души, жизнь ровно настолько интересна и свежа, насколько сильны желания. Оглядываясь вокруг, я вижу, что далеко не у всех они есть, настоящие, не надуманные от скуки, не подсмотренные у других или в кино, а такие, от которых не можешь отмахнуться, которые заставляют делать не то, что принято, а то, что уж очень хочется. И тогда, как ни странно, находятся и сообщники, и деньги и Фортуна обычно смотрит на такие фокусы благосклонно. Вот и этот день, предпоследний на нашем маршруте, стал днём исполнения желаний.

Во-первых, нашему юнге очень хотелось посетить Рино – эту маленькую копию  Лас-Вегаса. Не затем, чтобы ещё раз испытать удачу в казино, а просто оказалось, что он уже больше года переписывается по электронной почте с парнем из этого города, и почему бы не посмотреть на город вживе, если он почти на нашем пути. Желание товарища – наша общая драгоценность – едем в Рино, Ринат за рулём! Очень хороша дорога вдоль Тахо – на выезде мы объезжали его с восточной стороны. Правда, водитель может быть на этот счёт другого мнения, поскольку особенно сначала это была настоящая горная дорога, извилистая и очень крутая, справа стенка, слева озеро в голубой дали, а в одном месте дорога как по бревну через пропасть балансирует по острию гребня, так что с обеих сторон из окон видно только небо. Пассажирам может быть и страшно, да куда деваться, сиди и помалкивай, а вот Неля не выдержала, на первом же удобном месте потребовала остановиться и села за руль сама. Я её понимаю, когда сам держишь руль в руках, намного спокойней себя чувствуешь, да честно говоря, и мне с ней спокойней, Ринату нынче что-то нездоровится, не даром ему далось напряжение последнего месяца. Но и Мансуру не дёшево давалось в тот день исполнение его желания, его и до того нередко укачивало на ходу, а тут досталось по полной программе. Главное и остановиться-то нигде нельзя. Наконец, нашли карман для отдыха фур, без каких-либо построек, даже без непременного туалета со свежей бумагой, просто дикое место на берегу горной речки, прелестное место для дикой ночёвки, для лагеря, правда, изрядно загаженное.

Рино – «Самый большой из самых маленьких городов» как он себя рекламирует, нас разочаровал. Он пыжится быть не уменьшенной копией Лас Вегаса, а его младшим братом, но это не прелестный маленький щенок с тяжёлыми лапами, а китайский мопс в сравнении с овчаркой. Правда были мы в нем всего пару часов да и те среди дня, тогда как все аттракционы начинаются с наступлением темноты.

А дальше началось исполнение моего детского желания. Глядя из окна машины на окружающую сухую степь, я вдруг вспомнил школу, урок географии в пятом классе, соседа моего по парте Губанова, по прозвищу «Губан», который «в этот замечательный момент» учил меня блатной песенке про «легавого мента», да и за другими партами тоже происходило что-нибудь интересное, и в классе стоял привычный ровный гул, а учительница тем временем без особого энтузиазма излагала дежурный материал, на сей раз про северную Америку, где, разумеется, не только никогда не была, но и мыслями к ней никогда не обращалась – не было такой страны в нашей реальной жизни, а только в учебнике географии, да в газетах, как обиталище оголтелых империалистов, вроде ада с чертями. Тем более удивительно, что я на всю жизнь запомнил этот вполне проходной момент, висящую поверх классной доски карту, коричневое пятно на востоке американского континента, романтическое название – «Скалистые горы» и вдруг возникшее сильное желание попасть туда, увидеть своими глазами, как круто обрываются хребты в сторону Великого океана. Не помню, кто была учительница, молодая или старая, а вот возникшую в воображении картинку помню: узкие ущелья, скальные стены, серебряные водопады. И каждый раз, глядя на карту Америки, я ласкал глазами коричневое пятно на западе, впрочем, без всякой надежды на встречу. Вообще-то мы уже три недели ездили по этим самым Скалистым горам, но школьное воспоминание почему-то всплыло в памяти только здесь.

В этот день мы должны были пересечь почти треть этой горной страны. А можно было и поменьше. Это было вполне допустимо в рамках американской свободы. Вот свернуть с дороги где вздумается, или встать на ночёвку у ближайшей речки – нельзя, и гнать не так быстро тоже нельзя, но задержаться на ночь, если, конечно, окажутся свободные места в кемпграунде или мотеле – пожалуйста. По плану у нас следующая ночь должна была быть уже в Солт-Лейк-Сити, но до него ещё почти восемьсот километров дороги. Вполне нормально по здешним меркам, но всё же тяжеловато для конца маршрута, да и запасной день у нас был, и не хотелось проводить его в магазинах и лишнего нагружать наших заботливых друзей.

Дорога – две полосы в одну сторону, абсолютно прямая, как по линейке проведённая, вокруг – «центральный Казахстан»: скудная, местами совсем плоская, местами слегка всхолмлённая полупустыня. Но на краях окоёма торчат кое-где длинные гребни хребтиков, и в одном месте дорога прямо с плоскости уходит в довольно длинный тоннель. После долгих телефонных консультаций с Ришатом решили всё же заночевать в городке с красивым названием Виннемука (Winnemucca), но уже после всех согласований как-то незаметно его проскочили и остановились на въезде в другой городок Элко (Elko), где в первом же кафе женщина очень подробно объяснила нам, где тут у них есть кемпинг, а потом, не надеясь, видимо на нашу понятливость, дала нам карту и кружок на ней поставила в нужном месте. Но нас на мякине не проведёшь! Мы всё равно ещё раза три останавливались и рыскали по окрестностям в поисках живого человека, который указал бы нам правильную дорогу.

Удивительно, что мы всё-таки нашли этот кемпинг и прямо там, где было нарисовано. А в качестве приза за настойчивость Мансуру, у которого руки сами нажимали все попавшиеся под них кнопки, из торгового автомата вдруг совершенно бесплатно вывалилась баночка колы, как первая весть о свойствах нового места. И действительно, хозяйка, когда нам удалось до неё достучаться, оказалась очень приветливой женщиной, поселила нас на единственной там зелёной площадке – всё остальное предназначалось для «караванов», показала, где вода, где туалет и горячий душ бесплатно хоть до утра. Как много значит человеческая доброжелательность! Всё казалось прекрасным в этот вечер. Маршрут счастливо завершался, родные палатки уже ждали нас на эту последнюю дорожную ночёвку, нам было хорошо вместе, добрая ночь нас окружала, ласковый воздух и неяркие дружелюбные звезды смотрели на нас одобрительно. Особенно в тот момент, когда первая бутылка вина была уже закончена и мужчины стали неуверенно вспоминать, что вообще-то есть и ещё одна, припасённая для завтрашней встречи, а Оля упрекнула их в вечной нерешительности. Рядом за забором жил своей напряжённой жизнью хайвэй, с другой стороны проходила железная дорога и тепловозы, будто специально для нас, гудели как-то особенно весело и задорно. И всю эту музыку временами перекрывал мощный рёв взлетавших поблизости самолётов. При этом спали мы прекрасно, встали рано и в половине девятого утра двадцать третьего августа 2011 года выехали на последние мили нашего долгого пути по Америке.

Возвращение

Было прекрасное нежаркое ещё солнечное утро, серебристая полоса полупрозрачных облаков тянулась над нами как след от млечного пути. Мы были уже полны ожиданием встречи с нашими друзьями в Солт-Лейк-Сити, но оказалось, что дорога подарила нам ещё не все подарки. Сначала за окнами нашей трудяги Шеви бежала всё та же сухая степь, что и вчера, но вот мы въехали из Невады в Юту и на бурой поверхности земли стали всё чаще появляться белые пятна, как будто поздней весной поля ещё не везде освободились от снега. Местность стала совсем плоской, и на этой плоскости среди солончаков местами как миражи блестели пятна озёр, а черные зубчатки гор отступили совсем к горизонту. Весна за окном всё уверенней возвращалась в зиму, по обе стороны от дороги стало совсем бело. Обидно было бы видеть такую экзотику только через окошко машины на ходу. Американцы молодцы, они такие вещи хорошо понимают. И здесь в самом интересном месте сделана зона отдыха, где к стандартным удобствам добавлена ещё высокая смотровая вышка с мемориальной доской, на которой написано, что это мемориальный участок дороги (Blue star Memorial Highway) дань уважения Американской армии, защитившей страну. Надпись выглядит здесь немного странно, кроме побед над местными индейцами американская армия здесь, вроде бы подвигов не совершала, а геноцидом местного населения нынче гордиться не принято.

Чем смотровую площадку, лучше бы они уж воздушный переход через хайвэй построили, потому что на соляное поле нам пришлось перебегать через обе нитки дороги. Восторг! – абсолютно гладкая белая равнина до самых черных зубчиков гор на горизонте. Пространство над ней переполнено солнечным излучением, щедро льющимся сверху и отражённым от плоского соляного зеркала. Я оставил черные очки в машине и с трудом смотрел сквозь щёлочки между пальцами, пока Оля меня не пожалела и не отдала свои. Резвились, как дети, куда там Мансуру за нами. Серёжа сразу разулся и требовал, чтобы его сняли в полете, в прыжке. И Оля, конечно, была впереди всех в таком деле, она бесподобно смотрелась и в позе русалки на белом снегу, и в позе лотоса, и в позе северянки на пляже в Сочи. И даже Неля, наш гарант безопасности, оставила аккуратные следы своих голых пяток на этом зеркале Земли. Роскошный подарок на прощание.

Вот мы и вернулись в тот же гостеприимный дом, откуда начинали своё знакомство с Америкой. В оставшиеся до отлёта сутки уместилось ещё много интересного. Хозяева свозили нас посмотреть олимпийский центр, олимпийскую деревню, поистине великолепный мормонский центр. Во Франции нам показывали городок, чемпион не то департамента, не то всей страны по растительному оформлению, мы тогда долго не могли от него оторваться, но мормонский храм был бы достойным соперником французскому шедевру, такого цветочного великолепия я давно не встречал! (Между прочим, рядом с храмом мормонский банк-небоскрёб до небес, казалось бы, гораздо более впечатляющая вещь, но – каждому своё). Уже в ночи посмотрели на университет, поднялись в университетскую библиотеку – здорово всё устроено, это действительно следующий век по сравнению с нашим. С утра сдали в прокатный пункт нашу толстушку Шеви. Удивительны всё же американские порядки для русского человека – приняли от нас машину и даже вовнутрь не заглянули – а вдруг мы срезали кожу с сидений или продали запаску? Взяли ключи и – до свидания, приходите ещё, you are welcome! Посетили, конечно, и магазины. Запустили нас в ангар полкилометра на полкилометра, заваленный всякой всячиной, которую не купили в других магазинах. Но меня просто тоска берет в таких местах. Они отняли часть моей мечты. В них я понял, что все необходимое у меня уже есть и больше мне ничего не нужно. Лишние вещи отнимают время и силы, которых и так всю жизнь остро не хватает. Обратный рейс был у нас снова через Чикаго и Лондон.

Аниса отвезла нас в два приёма в аэропорт на своей машине, под её заботливым руководством мы прошли регистрацию и паспортный контроль, она наблюдала издали, как мы проходили досмотр и только когда все благополучно оказались в зоне отлёта, помахала нам на прощание рукой. Не трудно догадаться, что сердца наши при прощании были переполнены светлым чувством благодарности. (А через два месяца мы с радостью поздравляли Анису по электронной почте с рождением первенца.)

До отлёта оставалось ещё больше часа. Просторный, светлый, многолюдный аэропорт, очень много служащих в форменной одежде, обвешанных разнообразной аппаратурой, частая картина, как везут инвалида в коляске и ещё вещи его несут. Женщины ушли, конечно, в дьюти фри, Ринат с Мансуром в кафе, я остался один в кресле перед окном с видом на лётное поле и, усмехнувшись, не первый уж раз представил себе, как сильно позавидовал бы лет тридцать назад себе нынешнему, скучающему в кресле аэропорта в ожидании вылета – где? В Париже? В Женеве? В Стокгольме, Франкфурте, Мюнхене, Берлине? Нет, на этот раз в американском Солт-Лейк-Сити, штат Юта в ожидании рейса на Лондон через Чикаго! Они там кофе пили по бешеным дорожным ценам, а я, сидя в кресле, совершенно бесплатно наслаждался хвастовством перед самим собой за не зря прожитые лета.

Мы были переполнены впечатлениями настолько, что когда в Хитроу из-за опоздания нашего самолёта оказалось, что у нас есть восемь свободных часов, и мы можем поехать посмотреть Лондон (а у меня уже были до этого две неудачных попытки это сделать, и большое желание вроде бы было), желающих мне сопутствовать не нашлось, мы были полны Америкой.

Фото по первой части на ссылке в конце списка произведений.

 


ЧАСТЬ 2. АМЕРИКА-2012

Нью-Йорк

Первое знакомство

«24 января. Мы идём по Бродвею, под неярким январским солнышком. Плюс шесть на улице, тепло». Сейчас за моим открытым окном плюс двадцать пять, середина июня, и эта фраза из зимнего дневника опять звучит чистой фантастикой или, по крайней мере, рассказом о чужой жизни, жизни человека, не похожего на меня, лёгкого на подъем, решительного, яркого. Так оно и есть в какой-то мере. После нашей летней поездки по западным штатам Америки я был полон впечатлений и полон гордости за себя и за друзей, за всю нашу тёплую и дружную команду, за то, что у нас хватило смелости решиться на эту авантюру, за то, что мы это всё-таки сделали! А что не видели Нью-Йорка и восточного побережья – ну, что ж, всего сразу не ухватишь. Короче говоря, я ощущал наши свершения полноценными и завершёнными в своём роде, и когда Ринат в очередном разговоре о былых подвигах заметил, что американские визы у нас действительны ещё до весны, а в середине зимы у студентов каникулы, и большинство из нас вполне могут освободиться на пару недель в это время, я воспринял эту информацию чисто на уровне разума. Я был ещё слишком полон предыдущим успехом, предвкушал впереди  честно заработанный приятный период покоя, отдыха на лаврах, прежде чем снова начнут грызть нетерпение и беспокойный зов новой дороги. Тем не менее, в уме я сразу оценил, что возможность – уникальная, грех пропустить, вполне реальная по деньгам и срокам, понял, что, скорее всего, так мы и сделаем, что фактически это уже рабочий план - всё это в одну секунду и совершенно вне эмоционального фона. Был начисто нарушен обычный психологический порядок развития событий: сначала мечта, желание, затем идея, намерение, надежды и страхи, предвкушение и только потом уже, на хорошо подготовленную почву ложатся семена впечатлений, из которых потом, дома в благодатной обстановке дружеского внимания вырастают развесистые древа воспоминаний с их яркими и сладкими плодами. И только всласть нагулявшись в этих садах, душа запросит новых тревог и приключений. А тут сытому по горло предлагалось снова сесть за праздничный стол. А куда было деваться, слишком аппетитные блюда были выставлены на угощение.

И вот мы идём по Бродвею к Уолл-Стрит мимо строящихся заново «Близнецов». Тонкая размытая пелена облачности над нами, на солнце тепло, но в тени небоскрёбов в лёгкой куртке зябко. Я иду и стараюсь раскачать своё восприятие, заставить себя почувствовать, что вокруг не просто дома очередного незнакомого города, - проснись, это Бродвей, тот самый тысячи раз проклятый родной советской прессой буржуазный стержень зла и безнравственности. «Прошвырнуться по Броду» можно было в любом городе бескрайнего Советского союза и это значит, что образ его, не улицы, а мирового центра, мировой выставочной площадки, подиума безделья, морального разложения и сомнительных развлечений с детства жил во всех наших головах. И вот теперь надо было бы совместить этот образ с домами, храмами, медными надписями в асфальте, мимо которых мы не спеша проходили. Но эмоции молчали, и воображение не желало воспарять на заданную высоту, память просто фиксировала окружающее без оценки, без восторгов и удивления, в надежде всю эту главную работу проделать потом по записи.

Уж очень обыденно всё выглядело. Улица не широкая и не узкая – обычная, и народу на ней не много, но есть всё же пешеходы, и дома - не одни только небоскрёбы, блестящие, как огранённые кристаллы, а всякие есть – и старые, и даже очень старые. Всё вроде, как в любом большом городе, и всё же в общей картине есть что-то непривычное для глаза, не наше, специфически американское, сразу напомнившее мне впечатления от давным-давно читанных американских авторов от Драйзера до О’Генри. Городские джунгли, место, где делают деньги, рациональное и проникнутое уверенностью. Бросается в глаза, что рядом с парадными зданиями с колоннами и лепниной стоят во множестве шести–десятиэтажки почтенного возраста с черными пожарными лестницами по всему фасаду, придающими им какой-то промышленный вид. Однако и в старых и в новых домах этажи высокие, это тоже придаёт городскому рисунку непривычные черты.

Мы начали свою прогулку с Гринвич Вилидж (Greenwich Village) – хотел я написать, однако меня остановила не в первый уже раз возникшая мысль, что, если начало всего пути растворяется где-то в неопределённом прошлом, то начало вот этой прогулки можно проследить непрерывно, например, от последних дней перед отъездом, когда всё уже было решено, все билеты куплены, деньги (большие для меня деньги) заплачены, и всё время мучило ожидание, что в последний день непременно заболею и всё сорвётся, и температура вот уже тридцать девять - это электронный градусник недостаточно чувствителен просто, и давление скачет, и хоть всё уже собрано, но что-нибудь главное всё равно забудешь – вот с этого времени не было перерыва для нервной системы в этой прогулке. Потом привычно полубессонная ночь на вагонной полке до Москвы, просторные вагоны экспресса в Шереметьево, девять часов в кресле самолёта (в два часа по московскому вылетели, в три по местному уже прилетели), страхи провинциалов: как же мы сможем найти такси на пятерых, но местный распорядитель в пять минут подобрал нам из потока  подъезжающих машин объёмистый джип с разговорчивым и весёлым (чуть было не написал: «негром»!) афроамериканским шофёром, и тот привёз нас в объезд через Куинс (Queens), минуя платные мосты и тоннели и перемежая комментарии картин за окном автобиографическими сведениями, прямо к указанному в адресе крыльцу, где нас уже ждал хозяин квартиры, который на моё «Hello!», с улыбкой и без всякого акцента ответил мне: «Здравствуйте, с приездом!» (Можно заметить, что отсюда для нас начался русский Нью-Йорк, а дальше и русская Америка, из которых нам так и не удалось выбраться).

Хозяин назвался Полем, и при нем была не только обещанная всей прессой дежурная улыбка, но и неизменная доброжелательность и готовность немедленно выполнить любые наши пожелания, после чего немедленно оставить нас в покое. Он помог нам переставить мебель, как нам хотелось, замотать трубы отопления бумажными полотенцами, чтобы не было жарко, ещё какие-то мелочи уже на уровне капризов – всё выполнялось моментально. Он показал нам, где ближайший супермаркет, где можно купить пиццу за один доллар, где ближайший винный магазин и станция метро. И исчез. Всё! Мы были сами по себе в собственной квартире в самом центре Нью-Йорка!

Квартира, конечно, не Бог знает что: две комнатки трамвайчиком, одна совсем маленькая (там поселились наши девушки) зато с большим окном на улицу и большим фото голливудского актёра, другая побольше - метров пятнадцать, из неё же вход на кухню и в довольно просторный санузел с ванной. Кухня небольшая с маленьким окном в какое-то тёмное междомное пространство, со всеми удобствами вплоть до посудомоечной машины и полного набора посуды. Не роскошно, конечно, но и стоило это жильё нам всего сто двадцать долларов в сутки на всех пятерых. Зато, сбежав по двум маршам старинной металлической лестницы, в любой час дня или ночи сразу попадаешь в водоворот непреходящего праздника этой весёлой деревни - Гринвич Виллиджа - радостного сердца Нью-Йорка. Сколько я помню, мне ни разу не удавалось при возвращении домой сразу найти наше высокое крыльцо, так глубоко оно было запрятано среди многоцветных лавочек и кафе, и весёлый, восхитительно разноликий, в основном, молодой народ турбулентными завихрениями увлекал меня мимо, от одной яркой витрины, к другой по нашей ярморочно пёстрой улице Святого Марка. Прекрасное место: пять минут до метро, десять – до винного магазина на Бродвее - это мы проверили в первый же вечер.

Первая ночь на новом месте тоже обычно не даёт возможности расслабиться, надо ещё привыкнуть к новым условиям, и это тоже работа, к тому же Нью-Йоркская ночь совпадает по времени с нашим днём, и казанские заботы без конца доставали всех нас телефонными звонками в часы самого сладкого сна. Так что, когда утром первого дня в Нью-Йорке мы вышли на прогулку, у меня было чёткое чувство, что это не новое предприятие в новый день, а продолжение того пути, который я начал у порога моего дома, что это лишь следующая часть всё того же длинного-длинного дня и усталым я себя чувствовал соответственно. Вот я, наконец, у цели, нужно наслаждаться и радоваться, но нервная система уже перешла в режим экономии, можно только смотреть и фиксировать всё в сознании, восхищаться придётся потом.

Мы вышли на Бродвей с Астор плейс (Astor Pl.) и двинулись на юг, к парадному концу Манхеттена. По мере того, как мы продвигались на юг, народу становилось все больше, дома становились все выше, солнышко перестало до нас доставать, стали понемногу мёрзнуть. Зашли в храм – церковь святого Павла, как было написано на табличке. Внутри – музей жертв теракта одиннадцатого сентября. Позади храма оказалось кладбище, то самое. Зашли и туда, подивились, как всё просто оформлено, без помпы, зато так просторно, а ведь это самый центр Нью-Йорка, земля на вес золота. За кладбищем уже стоит новый небоскрёб, на этот раз одинокий.

В ста метрах дальше – ещё один храм – святой Троицы, гораздо внушительней предыдущего и, в отличие от него – действующий. Зашли вовнутрь, посидели несколько минут на деревянных скамьях, слушая неуверенные, хотя и мощные звуки органа, не музыку, видимо, просто настройку инструмента. А выйдя из святого места, попали прямо в капище золотого тельца – на Уолл-стрит. Вот она – улица-символ, трижды проклятое логово жёлтого дьявола, ставшая во всем мире притчей во языцех. Со всеми своими столпами, тут и Дойчбанк и бэнк оф Америка и фондовая биржа. До этого, на Бродвее прохожих немного было, единицы, а тут вдруг, откуда ни возьмись, толпы то ли корейцев, то ли китайцев. Вся улочка-то двести метров, Но на ней уже в готовности конная полиция, ограждения, очередь сделать снимок на фоне Джорджа Вашингтона. Пофотографировались и мы, все - с Вашингтоном, а Оля, конечно, ещё и с кавалеристом – по уставу не положено, но для Оли – можно. Замёрзли в тени небоскрёбов – сплошной стеной стоят небоскрёбы вдоль Уолл-стрит. И скорей вышли на берег. Как приятно вылезти из этой щели, снова на простор, на открытую лужайку, от жёлтого дьявола, к солнышку. При виде даже голых деревьев на душе живее. Как они живут в этих щелях каменных?

Зато на берегу Ист Ривер хоть и бледноватое, но всё же тёплое солнышко, опять согрелись. Справа, метрах в ста, взлетают с площадки вертолёты, возят туристов смотреть на город (Оля мечтала полетать, да не решилась!). Оттуда же ходят по реке прогулочные катера. Слева, совсем рядом - Бруклинский мост (надо будет проехать по нему на велосипеде, как по Golden Gate!). Ближе к мосту стоянка парусников, но не тех романтических деревянных с дощатой палубой и высокими мачтами, связанными из сосновых стволов, а уже поздних, унылых коммерческих грузовозов. Очень длинные, грубо сваренные из железных полос, с металлическими мачтами и реями, смотреть на них грустно. Но зато для них сделаны высокие мостки, вдоль всего корпуса парусника, по ним можно выйти далеко на речной простор и оттуда прекрасный вид открывается и на залив, и на Бруклинский мост, и в обратную сторону, на небоскрёбы. Очень приятное место даже в январе.

К этому времени ножки наши уже изрядно отяжелели, а желудки огорчительно полегчали, так что естественным образом возникло общее желание где-нибудь сесть и что-нибудь съесть. И всё может быть свелось бы к банальному перекусу в первой попавшейся забегаловке, но тут выяснилось, что Неля давно мечтает попробовать утку по-пекински, а наша дорога с набережной домой к Сен Марку лежит как раз через Чайна таун. И вот этими отяжелевшими ножками мы прошлись вдоль берега Ист Ривер, вдоль старых причалов, запылённых, с забитыми окнами промышленных и складских построек, под гулко вибрирующим от потока машин Бруклинским мостом, мимо холеных, тихих и зелёных кварталов с дорогими автомобилями на обочинах и свернули налево, в китайские кварталы, сначала на центральную улицу, потом на улочку поуже. Улица как улица: пяти-шестиэтажные дома сплошным строем, на многих пожарные лестницы по фронтону, все какие-то невесёлые, поношенные, храм Преображения Господня, зажатый меж домами, машины сплошь вдоль обочин, американские флаги, и только все вывески, вся пёстрая реклама по-китайски, иероглифами, правда, тоже с английским подстрочником. Вот и ресторанчик Peking duck, все очень скромно, чтобы не сказать убого. Зальчик узкий, темноватый, столы стоят тесно, никаких украшений, туалет в подвале, куда ведёт длинная лестница с подсвеченными ступеньками. Нас усадили за длинный стол в самом конце помещения, постелили свежую скатерть, раздали объёмистые книжки меню. Я могу кое-как разобраться в новой работе по тензорному анализу или квантовой физике, но в содержании этих толстых книг я полный профан – не научила меня этому моя жизнь, не было случая.

Долго мы не могли выбрать, что хотим, не понимали, что и как там устроено, непросто было перевести розовое облако мечты в пункты этих, ничего не говорящих нам названий. В итоге остановились на комплексном обеде, сорок пять долларов на нос. Или тридцать девять это сначала называлось. На нас, на пять человек одну «Пекинскую утку», ну и три «энтриз», которые оказались тоже мясом в большом количестве. Тарелка просто с мясом, тарелка с поджаренными креветками, какой-то странный зелёный суп в миске и к нему блюдо с тремя отдельно лежащими предметами: пирожок с капустой, большой пельмень, ну и что-то вроде шашлыка на палочке — мясо, довольно жёсткое. Всё это ещё до вожделенной птицы, которая, видимо, по замыслу должна была стать апофеозом всего действа.

Немного странно, конечно, вдаваться в такие подробности, но это же было не просто утоление голода, это было исполнение мечты, пусть и маленькой, не самой главной, тем не менее все мы, кроме тринадцатилетнего Мансура, пришли сюда из советских времён, Америка, Нью-Йорк, Чайнатаун – всё это в течение многих лет были только красивые слова о не нашей, бесконечно далёкой красивой жизни. И вот теперь коренастый, с грубым лицом и рабочей внешностью китаец, приносил нам на больших плоских тарелках это буржуазное счастье. Все выражали живейший интерес к каждому новому чуду китайской кухни, с готовностью хвалили каждое блюдо, хвалили себя, за то, что вот мы всё-таки здесь. Энтузиазм царил за столом, особенно после того, как другой китаец, пожилой приземистый с широким грубоватым лицом, в белом халате и тонких резиновых перчатках, как у санитарки в больнице, расположившись за соседним столом, настрогал нашу утку довольно крупными сухими стружками (а Неля зафиксировала процесс на видео) и принёс эти стружки нам вместе с толстой стопкой грубых, пресных, тоже сухих то ли блинов, то ли лепёшек и даже показал, как надо заворачивать одно в другое перед употреблением. Фиксируем: момент исполнения желания – пробуем утку по-пекински!

Правду сказать, меня и до этого немного удивляло, почему именно утка. Как известно, утиное мясо не самый большой деликатес, а тут, на мой взгляд, она была ещё и безнадёжно пересушена, видимо готовилась на гриле в микроволновке. Да и по всему остальному у меня постепенно сложилось неотвязное подозрение, что для этих крепких с грубоватыми лицами ребят кулинария – дело новое и ещё не совсем освоенное. И разделка запечённой тушки над соседним столиком в моих глазах походила не столько на священнодействие, сколько на приготовление пищи в неприспособленном помещении. Однако я списал эти мысли на неразвитость моих вкусов – ведь может быть в некотором нарочитом примитивизме и подчёркнутой грубости этих блюд как раз и проявляется их особый шик – упрекнул я себя. Ну и вообще это не важно в конечном счёте. Главное, что Пекинская утка не обманула ожиданий нашего общества, все остались очень довольны, по крайней мере так было многократно и громко сказано.

Домой я возвращался один – остальные пошли покупать новые сапожки для Нели – старые натёрли ей ноги. А я ещё утром назначил Полю на 16 часов встречу дома – он обещал принести нам компьютер, свой-то мы поленились привезти с собой, а без выхода в Интернет неудобно жить в Нью-Йорке. Вот я и торопился, шагая по Бродвею к нашему Святому Марку. Была, конечно, и ещё одна мысль, весь день державшаяся задним планом у меня в голове: прийти бы скорей домой и пока никого нет рухнуть на диван - хотя бы полчаса поспать!

Увы! Вместо Поля ноутбук принёс его сынишка Марк и минут сорок он меня обучал местным правилам выхода в сеть и разным другим необходимым мелочам, ну и за жизнь поговорить надо было. А тут и команда наша приспела радостная во главе с сияющей Нелей в великолепных новых сапожках – последний писк Нью-Йоркской моды. До сна ли тут было! Сели пить чай и при этом обсуждалась идея пойти вечером (т.е. прямо сейчас) смотреть на город сверху, с высоты Эмпайр Стейт Билдинга, а я отговаривал всех, нажимая на то, что не разумно перегружаться в начале маршрута, тем более что у нас завтра трудный день. И уговорил ведь, и это было хорошо, но было бы ещё лучше, если бы и сам так поступил.

Но где там! Мы с Ринатом решили, что мы совсем немножечко прогуляемся по вечерним улицам, дойдём до ближайшей станции метро и узнаем, как в этом городе на счёт проездных билетов. До ближайшей к нам станции метро Астор Плейс (Astor Pl) на зелёной линии было пять минут ходьбы, один перекрёсток – пожилые люди на переходе ждут зелёного, а молодые перебегают и на красный, если ситуация позволяет, ну и мы за ними – так привычней. Метро совсем не глубокое, у нас такие спуски просто в подземный переход. Билеты, конечно же, были, пожалуйста, в любой кассе, двадцать долларов карточка на неделю, а одноразовый билет стоит два доллара пятьдесят центов, пять долларов за одну поездку туда и обратно – дороговато! Потоптались мы немножко: всё узнали, так можно и домой возвращаться, но с другой стороны, зачем откладывать и тянуть – сразу и купили эти карточки на всех пятерых. А раз купили, надо уж и попробовать, как это всё делается. Вот мы и отправились по своей шестой (зелёной) ветке на север, в сторону центрального парка.

Всё было нам в новинку: близость поездов к поверхности земли, везде одинаково отделанные светлым кафелем длинные и узкие перроны и переходы, всё очень просто и рационально, без какой-либо претензии на красивость. Хотели доехать до сорок второй улицы, но по неопытности проскочили, вышли на следующей и не без труда нашли переход на противоположную сторону, чтобы вернуться - обычные приключения провинциалов в столице.

И вот мы, наконец, идём по сорок второй улице к Тайм сквер, до боли в шее крутим головами во все стороны, а главное – вверх, где ярко расцвеченные огнями небоскрёбы скребут несущиеся мимо лохматые тучи, из которых временами брызжет мелкий дождь. А вот и обещанный Тайм сквер, по огромному световому табло торопливо пробегают новости со всего света, вокруг, стараясь перекричать друг друга, неистовствуют огни рекламы, звучит музыка, много праздных, прогуливающихся не спеша людей (в отличие от улицы, где огней много, а прохожих мало). В общем, обстановка праздничная. Понравился нам с Ринатом Тайм сквер. Однако время было уже одиннадцатый час, силы мои были на исходе, а тут ещё опять начались приключения. Сначала вместо метро попали в бесконечные подземные залы и переходы пригородного вокзала, когда, наконец, осознали, в чем дело и всё-таки выбрались в метро, то угодили на резервную линию, по которой в этот час поезда не ходили, а мы далеко не сразу это поняли. А когда всё-таки сели в поезд и уже вздохнули облегчённо, то выяснилось, что это - скоростная линия, и на нашей станции поезд не останавливается. Пришлось выйти на следующей, но теперь у нас уже был кое-какой опыт и переход на встречную линию дался нам быстрее. Ещё в бесконечных пустых и серых переходах пригородного вокзала моя нервная система начала потихоньку подавать SOS, так мурашки бегут по мёрзнущей спине. Уже не до впечатлений мне было, оперативная память полна до предела, даже на нужды системы не хватает. Скорее бы преклонить голову к подушке, а тут ещё эти неплановые приключения (хотя почему неплановые – без этого не бывает!). Но пришлось ещё в продуктовый магазин зайти перед самым домом, купить чего-нибудь на ужин – Ринат у нас был главным кормильцем, сам, по собственной инициативе взял на себя все эти заботы: вовремя купить, вовремя приготовить. Зашли вроде на минутку, но так неудобно для нас устроен этот магазин: всё лежит на полках, как обычно, но и продукты не те, что хотелось бы, и расфасованы неудобно (видимо, по цене – всё стоит около пяти долларов). А пересчитаешь на килограмм – очень дорого всё! И ещё неожиданно для нас обнаружилась неприятная деталь в продуктовых магазинах не продают вина – только в специализированных винных! Вот вам и свободная Америка! Пришлось купить винный напиток (но он оказался совершенно невинным!).

Так что домой мы вернулись только в двенадцатом часу ночи по Нью-Йоркскому времени (а по казанскому  - два часа дня!). Подняли всё-таки женщин и устроили праздничный ужин. Так приятно после напряжённого дня собраться снова всем вместе в домашней обстановке за общим столом, объединёнными общими впечатлениями, общими надеждами и планами, ну и общей бутылкой невинного напитка и приготовленным в один момент женщинами салатом, и чаем с печеньем. И скорее спать!

Эмпайер Стейт Билдинг

Поспать толком, как водится, не дали – около двух часов ночи мне звонили из деканата на счёт расписания, не отставали и другие телефоны. (Это восхищает, конечно – уехали в Новый Свет, но мобильник работает как ни в чем ни бывало, хочешь – домой звони, хочешь – американским друзьям. Звонить, правда, не хотим, если уж только очень надо – дороговато стоят разговоры, а вот SMSки использовали очень много – приходят они моментально, а стоят копейки.) Так что утром я с трудом оторвал голову от подушки и чувствовал себя совершенно без сил. Но это же Америка, время – деньги! В половине девятого Ринат выставил на стол огромный омлет с овощами, и около десяти мы уже спускались по нашей старинной железной лестнице к выходу на коротенькую и весёлую улицу Святого Марка.

Первая цель - Эмпайр Стейт Билдинг (Empire State Building). Метро у нас рядом, но это зелёная линия, а нам лучше на жёлтую. Это тоже рядом, на Бродвее, но не сразу смогли найти, потому что нет никаких наружных строений – просто лестница уходит под землю у одного из домов, даже вывески толком нет. Спуск совсем не глубокий, как в подвальное помещение, проходов всего два или три с автоматическим контролем, с ходу непонятно было, как использовать наши билетики, чтобы вертушка пропустила, а время тихое, спросить некого. Наконец, появился парень, на ходу провёл ребром карточки по щели в автомате и прошёл вовнутрь. И мы все по очереди так сделали. Некоторых автомат пропустил сразу, а меня почему-то долго мурыжил, уж я проводил и медленно и быстро, и спокойно и с ускорением – всё ему не так. Пропустил в конце концов, но я уже чувствовал себя под подозрением, в чем-то провинившимся и только временно помилованным. Опробовали и другую идею, разумеется, (или мы не россияне?) – а нельзя ли по одной карточке всем пройти, если передавать её друг другу через турникет? Увы, нельзя, по крайней мере, сразу. Видимо, после использования карточка блокируется на какое-то время.

От метро Эмпайр Стейт Билдинг совсем близко, но на этом коротком пути нас несколько раз атаковали добровольные экскурсоводы. Неля им больше всех нравилась, они совали ей в руки красочные проспекты и карты и в два голоса обещали самый-самый маршрут на самый-самый верх и, надо сказать, дважды победа почти была на их стороне, нам с трудом удалось убедить её, что мы и сами сделаем не хуже. На самом деле там всё, конечно, отлажено, как хороший конвейер. От кассы внизу, в вестибюле до скоростного лифта через все великолепные залы и коридоры промаркирована непрерывная дорожка, ограниченная по сторонам красными бархатными канатами, а в сомнительных местах ещё и служащие поставлены. По ней непрерывной чередой движется цепочка посетителей. Лифты поднимают всех на восемьдесят шестой этаж в просторный зал, из которого можно выйти на смотровую площадку – широкую открытую галерею, идущую по всей окружности здания. Снаружи она обнесена металлической оградой трёхметровой высоты, так что без специальных средств даже при большом желании не выпадешь.

Великолепный вид, ради одного этого стоило приехать в Нью-Йорк. Уже сама высота, простор сам по себе вызывает чувство восторга, а тут на всём, восхитительно раздвинувшемся, почти необъятном поле зрения этот необыкновенный город, бессчётные то тускло, то яркими бликами отсвечивающие грани и крыши плотной толпой стоящих небоскрёбов. Как будто все они тоже пришли сюда на нас посмотреть, или на молебен собрались, и самые грешники понурые и длинные стоят позади всех робкой толпой спинами у самого моря. На светлой поверхности рек следы от катеров, как инверсные дорожки от самолётов в небе, края панорамы тонут в синей дымке на горизонте. С такой высоты люди и машины почти не заметны среди этого сборища гигантов, тем более что донизу просматриваются только самые ближайшие улицы. Хочется смотреть и смотреть на эту завораживающую картину. Скоростные лифты вытолкнули нас из обыденной жизни наверх, наружу и вот мы видим отсюда что? Наше будущее? Или это вещий сон об утонувшей Атлантиде? Есть ли живые люди за всеми этими кристальными гранями? Зачем они там? Сколько же нужно людей, чтобы заполнить все эти ячейки, да и непонятно, что они могут здесь делать в таком количестве. И каждому нужна булочка к утреннему кофе и мясо к обеду. И всё это непрерывно движется: люди, машины, поезда метро, булочки. Бог создал Человека, а Человек создал Город, почти столь же поразительный по своей сложности организм с почти столь же непонятным смыслом существования. И что дальше, торжество единого интеллекта, объединённого Интернетом, компьютерный гиперфутбол на киберполях? Поражает размах строителей. Понятно, что здесь, в общем-то, одни и те же инженерные решения, но осуществлены они с большой смелостью, выглядит всё очень внушительно. Но и второй мотив здесь только промелькнул в уме, но потом ещё не раз возникал всё настойчивей, сколько я ни старался от него отмахнуться: уж очень все эти плотно поставленные отполированные призмы и пирамиды напоминают циклопическое кладбище давно погибшей великой цивилизации.

На Эйфелевой башне всегда тесно наверху, да и холодно на ветру даже летом, а здесь просторно, галерея по периметру метров двести, если не больше, и день выдался прекрасный, безветренный, с солнышком за полупрозрачной белёсой дымкой. Можно долго гулять, кочуя взглядом по этой безграничной картине. Но уже все снимки сделаны (как будто можно унести в фотокамере этот возвышающий душу простор!), носы посинели и главное, стучит внутри метроном – у нас ещё большие планы на этот день.

Статуя Свободы

С небоскрёба сразу на паром на Стейтон Айленд. Удобный транспорт – Нью-Йоркское метро, через полчаса мы были уже в самой южной точке Манхеттена на Морском вокзале паромной переправы. Паромы ходят часто, каждые полчаса. Несколько одинаковых пассажирских паромов курсируют туда-сюда, причём посадка и выход по разным проходам, и хотя возят совершенно бесплатно, нельзя кататься в оба конца на одном судне: на причале Стейтен Айленда все выходят и назад надо садиться с другого причала уже на другое, хотя и в точности такое же судно. Паромы довольно большие, метров пятьдесят в длину, трёхпалубные с очень просторными застеклёнными салонами и прогулочной палубой, все одинакового кирпично-красного цвета. Придя на вокзал, мы некоторое время были в сомнении, работает ли сегодня эта система – так мало людей было в просторных залах вокзала, заметались в поисках расписания или каких-нибудь объявлений, у Рината ещё своя забота – найти какой-нибудь буфет, чтобы покормить внука, но вот подошёл пустой паром, причалил и сразу невесть откуда образовалась довольно большая очередь на посадку. И мы заторопились тоже, стараясь зайти вовнутрь в числе первых, чтобы занять места с хорошим обзором и, абсолютно не представляя, как там всё устроено, метались от одних кресел к другим, с этажа на этаж. Но потом оказалось, что удобных мест гораздо больше, чем пассажиров, тем более что мы так нигде и не сели – гораздо интереснее было смотреть по сторонам, стоя у открытых окон верхней палубы. А картины открывались не менее интересные, чем с восемьдесят шестого этажа Эмпайр Стейт Билдинга. По мере того как всё шире становилось водное пространство между нами и причалом, по мере того, как мы удалялись от полуострова Манхеттен в морской простор, всё шире открывался обзор, всё обширней и разнообразней вставал перед нашими любопытными взорами огромный город Нью-Йорк и Нью-Джерси вместе: толпа небоскрёбов на Манхеттене, как паломники, добредшие, наконец, до моря – задние немного поотстали, а самые сильные сгрудились на берегу – одни коренастые, широкоплечие, а за ними тощие и длинные вглядываются вдаль и решают, что же делать дальше. А вторая такая же команда, только числом поменьше, пришла по другому берегу реки Гудзон и тоже застыла в нерешительности: не пойти ли искать другую дорогу.

А потом всё наше внимание переключилось на островок справа по ходу парома, потому что это был остров Свободы со знаменитой статуей свободы на нём. Как нам и обещали, паром проходит совсем близко, в нескольких сотнях метров и можно рассмотреть статую со всех сторон. Как и всегда при слишком больших ожиданиях действительность разочаровывает. Она, конечно, большая, но ровно настолько, чтобы выглядеть всё же соразмерной этому гигантскому городу, масштаб которого она взялась определять, стоя в его главных воротах. На постаменте шёл ремонт, работали подъёмные краны, наверх не пускали, посетители бродили по островку у подножья статуи. Может быть оттуда, от самого основания они получают более сильные впечатления, чем мы со стороны. Всё же для нас, смотрящих со стороны, невольным подсознательным масштабом служит ещё и океанский простор. Океанские суда вдали выглядели изящными игрушками, мимо нас толкали караваны барж коротышки буксирчики с рулевыми рубками, поднятыми над палубой так высоко, как будто они конкурируют со знаменитой соседкой. Спокойный, чуть тронутый ветром простор бухты, задумчивое зимнее солнце на бледном белёсом небе, морской чистый и прохладный (градусов десять) воздух.  Оля с Нелей фотографируют всех на фоне Статуи и города вдали, Мансур занят обследованием судна, Ринат весь в уходящем пейзаже. Утром был Эмпайр Стейт Билдинг, вечером нас ждёт Метрополитен опера. Что-то прекрасное уже было и ещё много всего впереди. «Остановись мгновение, ты прекрасно»!

Но паром идёт быстро. Полчаса, может быть чуть больше и мы на острове Стейтен Айленд. И пожалуйте сразу в обратный путь! На обратном пути все картины повторяются в обратном порядке, как в кино, запущенном с зада наперёд, чтобы можно было проверить, всё ли хорошо запомнил. И снова при взгляде на город издалека, и на Манхеттен и на Нью-Джерси упорно навязывается сравнение с помпезным заброшенным кладбищем: тесно поставленные обелиски разнообразных размеров и форм, в соответствии с разными финансовыми возможностями и достоинством, правда набор вариантов в каталоге был, видимо, не очень велик.

Очень приветливо принимал нас Нью-Йорк. И на этот раз мало того, что предоставил нам бесплатную морскую обзорную прогулку, так на выходе подарил ещё самодеятельное цирковое представление. Мы и дальше не раз встречались с этим специфически американским явлением: минигруппа или вообще одиночка выступает перед людьми в любом, хоть немного подходящем для этого месте (например, в вагоне метро!), не ради денег, а просто, чтобы себя показать, поделиться с окружающими людьми радостью своего искусства (может быть я по наивности чего-то не понял, но у меня сложилось именно такое впечатление). В этот раз представление давалось на площадке перед входом в Морской вокзал, у колоннады. Невысокий чёрный мужчина,  с цыганистой, (про нашего я бы сказал – приплетённой) повадкой негр, в шляпе, штиблетах и чёрном костюме, (но под распахнутым пиджаком открытая майка), разминался для какого-то танца, а четверо молодых негров в одинаковых спортивных костюмах ему, видимо, ассистировали. Некоторые ходили колесом, другие делали стойку на голове, а этот чёрный то начинал бить чечётку, то, что-то резко выкрикивая, метался по кругу. Вокруг собралась публика, не очень много, человек пятьдесят, стояли полукольцом, спокойно ждали, что  же будет дальше. По всей видимости, это была привычная картина. Жаль, нам пора было домой и мы так и не узнали, во что вылились такие многообещающие приготовления.

Метрополитен опера

А вечером нас ждала Метрополитен Опера (Met), премьерный спектакль «Очарованный остров» (Enhanced Island). Это не классическая опера, а оригинальная постановка, сделанная специально для Met’а по Шекспировскому сюжету на музыку европейских композиторов. Мы решили, что так будет для нас интереснее. Билеты были куплены по Интернету заранее, за два месяца, специально выбран день, время начала спектакля всем известно и тем не менее чуть не опоздали. Неля с Олей сварили такой вкусный суп (Пекинская утка отдыхает), перед этим был долгий счастливый день, все немного разомлели, мы с Ринатом распустили хвосты перед юным слушателем Мансуром, рассуждая ему в поученье о хитроумном устройстве нашего лучшего из миров и спохватились только, когда до начала спектакля оставалось чуть больше часа. Если учесть, что о месторасположении театра мы знали только понаслышке, то с приготовлениями и сборами нам следовало поспешить. К счастью ни вечерних платьев, ни парадных фраков мы с собой не взяли и главное, не сильно заблудились на переходах в метро, благодаря чему в семь пятнадцать уже подходили к Линкольн-центру.

На этот раз в голове у меня не было абсолютно никакого предварительного образа для Мет, я много раз слушал его спектакли, но если и видел когда-нибудь на телевизионной заставке фронтон театра, то в памяти это не осталось. Приехали мы, конечно, в обрез, торопились на свои места, и поэтому вся внешность была принята без обсуждения и оценки, чисто утилитарно – как ближе пройти. Но вот именно на такое отношение здание театра, видимо и рассчитано: без украшений высокий и плоский стеклянный фронтон, внутри всё в единых красно-жёлтых тонах, и пол и стены всё как будто вылеплено из одного куска мягкого пористого пластика. Из вестибюля на входе вверх ведут наклонные винтовые дорожки всё из того же красного ковролина. Оттуда же лестница вниз в гардероб, над ней табличка, что хранение одежды стоит три доллара. Наверно поэтому на лестнице было немноголюдно: поднималась снизу дама в вечернем платье в сопровождении элегантно одетого мужчины, да двое или трое в верхней одежде стояли, видимо, в сомненьи, большинство же предпочитали свои плащи и куртки повесить на руку и проходить прямо в зал. Поступили так и мы – поднялись по мягкому наклонному коридору на свой шестой ярус и заняли кресла в ряду «Е» (то-есть в пятом), положив свои куртки на колени.

Наш пятый ряд был примерно в середине яруса, сцену видно прекрасно, передние ряды не мешают, потому что головы впереди сидящих на уровне наших колен. Наш шестой ярус был не последний, над нами был ещё один, очень вместительный и, между прочим, тоже, по-видимому, вполне комфортный, не сильно прижатый к потолку. Можно было купить билеты туда всего по $25 за место, тогда как мы заплатили по $80, но априори я побоялся, что там уж совсем неудобные места (и не совсем приличные!), за что Неля сделала мне выговор. Зал высокий и не очень длинный оформлен так же просто, как и вестибюли, чередованием красного и жёлтого цветов, монолитно, практически без украшений. Основное освещение от большого круглого плафона в потолке, дополнительные небольшие люстры практически не заметны. Простой красный занавес без узоров или кистей. Зрители в обычной одежде с плащами и куртками на коленях или даже прямо в чем пришли. В зале не жарко и не холодно, комфортная температура, хорошая вентиляция. Да, это не венская опера и не Мариинский театр, где для «чистых» отдельный вход с отдельным гардеробом для шуб и сапожек.

Но вот погас свет и створки занавеса поползли в стороны, открывая красиво нарисованные декорации: вполне буколический пейзаж - за тёмной аркой, образованной густыми склонёнными деревьями, угадывалась светлая морская даль. Под деревьями вход в пещеру колдуньи Сайкоракс. Но первыми на сцене появляются не она, а её гонитель герцог Просперо и его волшебный слуга Ариэль. В речитативе с ходу обсуждаются перспективы на свадьбу дочери герцога, но смысл проблем невозможно понять, не зная предшествующей истории взаимоотношений персонажей. Либретто сшито наспех белыми нитками из двух пьес Шекспира: «Буря» и «Сон в летнюю ночь». В результате получилась мешанина, в которой трудно разобраться человеку, пришедшему, вообще-то слушать музыку. Предполагается, видимо, что слушатели хорошо знакомы и с сюжетами этих пьес и с их действующими лицами, но даже если и так, всё равно всего слишком много, нет стержня в развития сюжета или хотя бы единой идеи, единого настроения, всё это объединяющего.

Причём, если на первое действие у автора хватило ещё весёлой иронии, разных поворотов и шуток и забавных жестов, очень оживляющих тяжеловесное продвижение сюжета, то второе действие, особенно после середины – это уж совсем сплошной сахарный сироп в настоящих американских порциях. Если ещё сказать, что музыка, конечно, хороша (а использованы отрывки из сочинений восьми (!) европейских композиторов, таких как Вивальди, Гендель, Пёрсел и др.), но никакого отношения к развитию сюжета она не имеет, как говорится, притянута к нему за уши, то может сложиться впечатление, что представление мне не понравилось. Но это не так! Во-первых, мы сидели в своих красных креслах среди других нью-йоркских театралов, и легендарный МЕТ демонстрировал нам своё новейшее достижение – первое представление состоялось всего месяц назад, и нас не могло не наполнять чувство гордости от сопричастности такому событию мирового масштаба. Во-вторых – какие были исполнители! Пласидо Даминго досталась роль второго плана. И действительно, исполнение – и пение и движение и драматургия – выше всякой критики. Пение великолепное, я получил огромное удовольствие, тем более что, несмотря на наш шестой ярус, слышно было прекрасно. Приятное чувство осталось также и от того, что я в какой-то мере успевал следить за развитием сюжета по тексту, бегущему по узкому экранчику на барьере над впереди стоящими креслами.

 Я думаю, эта постановка очень красноречиво говорит о состоянии американской классической, по крайней мере, оперной музыки, вернее об отсутствии таковой, и сам факт потребности в чем-то самодельном в этой области, и то, что весь материал взят из европейской музыки, и то, как негладко, слишком громоздко всё сделано. А ведь Нью-Йорк – музыкальная столица Америки и то, что здесь – это вершина. Что ж, значит, настоящее американское надо искать в другом месте. И мы его нашли на другой день и в другом месте, но это уже другая история.

Мюзикл Чикаго

А нашли мы его – настоящее американское представление, конечно, на сорок второй улице, на Таймсквер. Это было на следующий вечер, двадцать шестого января. Погода стояла по-прежнему тёплая, но пасмурная, временами шёл мелкий дождь, и отражения всего окружающего нас с трёх сторон неистовства световой рекламы на мокром асфальте под ногами замыкало нас в этом нереальном и зовущем, по-детски радостном мире вечернего Нью-Йорка. Казалось, можно так вот идти и идти навстречу этой весёлой и яркой световой мозаике и что-то хорошее ждёт там впереди.

Хорошее действительно было запланировано и как положено, столь же радостное, сколь и неопределённое. Именно с таким настроением и, наверно, с мечтательной улыбкой, я и обратился к кассирше в театральной кассе на Таймсквер: «Мы приехали в ваш город ненадолго и хотели бы посмотреть что-нибудь самое интересное, например, какой-нибудь мюзикл». Ответ из окошечка сразу вернул меня к действительности. «Моё дело – продавать билеты, а не давать советы приезжим, - сказала мне эта дама, - что будем брать?» Я как-то сразу разглядел стопки билетов у дамы на столе, и ощутил очередь американских граждан за своей спиной и немного растерялся, остро чувствуя, что задерживаю и её и стоящих сзади людей и, будучи не в состоянии в такой ситуации быстро вспомнить какое-нибудь подходящее название. Я наверно, так бы и ушёл ни с чем, но выручил Ринат: «Чикаго, берите на Чикаго!». «Пять билетов на мюзикл «Чикаго», вот триста долларов (не дёшевы культурные развлечения в Америке!)» Как потом выяснилось, Ринат давно уже мечтал увидеть этот мюзикл. Я тоже был много о нём наслышан, но мне казалось, что это уже далёкая история культуры, и в голову не приходило, что он ещё на сцене.

Было ещё больше часа до начала представления, и мы опять не спеша поплыли по блестящим отражениям американской мечты. Для меня-то большинство рекламных, панелей просто яркие пятна, а для Оли с Нелей это открытая книга, кто чем торгует, что за товары за всеми этими именами и марками. Да и Мансур от них не отстаёт. Вот, например, роскошная витрина с бесконечное число раз повторенным m&m. Разве бы я сам догадался, что просто преступление – пройти мимо, когда столько детских радостей внутри, на обоих этажах торгового зала. Несметное количество конфет, сладких таблеток всевозможных цветов и оттенков вкуса в разнообразнейших упаковках и просто так, без упаковки, например, вдоль прохода - целая разноцветная батарея стеклянных тубов и в каждом доверху насыпаны кружочки одного цвета, как набор фломастеров на сорок восемь цветов - открывай снизу краник и насыпай в ладошку или в пакетик, сколько хочешь – совершенно бесплатно! По крайней мере, так сделали перед нами местные тинэйджеры, а мы – за ними. С вызывающей восхищение изобретательностью рекламируются и дарятся эти конфетки всем посетителям, и взрослыми и детям – здесь все одинаковые дети, у всех возбуждённые, счастливые лица. Ну и продаются, конечно, тоже.

Очередной заряд дождя переждали за чашкой кофе с пирожным в маленьком, всего на четыре столика кафе в боковом переулке – чуть отойдёшь в сторону от основного людского потока и сразу тихо и пусто – обычная городская улочка в дождливый будний вечер. Но вот дождь утих, и мы снова сквозь мелькание реклам двинулись к театру «Амбасадор» слушать всплывший у Рината в памяти мюзикл.

Театр расположен в цокольном этаже высотного здания и по нашим понятиям его помещение годилось бы в лучшем случае для старого кинотеатра. Вход в зрительный зал прямо с улицы, Низкий потолок со старинной лепниной, двенадцать-пятнадцать рядов жёстких деревянных кресел полукругом, причём каждый следующий ряд значительно длиннее предыдущего поскольку зал сделан клином, стены довольно круто расходятся в стороны от узкой сцены, так что с крайних в ряду мест сцена видна градусов под сорок, если не больше. Тёмный занавес, экономное освещение и за счёт этого может быть, кажется, что воздух в зале серый, дует холодом из открытой входной двери, публика шумно рассаживается, не снимая верхней одежды и довольно бесцеремонно пролезая мимо уже сидящих на местах. Пол немного наклонный к сцене, но не настолько, чтобы можно было смотреть поверх голов, ни о каких экранах в спинках для текста песен и мысли не возникало.

Нам достались билеты в предпоследний ряд (цена единая), но поначалу кресла передо мной оказались пустыми, и видно было прекрасно, однако минут через двадцать задраенная было входная дверь позади нас снова шумно отворилась, подуло уличным холодом, и на свободные места полез, наступая на ноги сидящих и громко ругаясь, крупный мужчина с дамой. Он долго и шумно усаживался, никак не мог решить, как ему поудобнее обнять свою спутницу – так и крутил перед моими глазами туда-сюда всё представление своим стриженым калганом шестьдесят второго размера. Окружающие принимали всё это молча, промолчал и я, хотя внутри у меня кипело.

Но вот и без того неяркий свет погас, чёрный занавес был убран и внутри неширокой сцены оказалась ещё одна сцена в виде коробки для сигар или деревянного пенала без крышки и передней стенки, наклонённая к зрителям так, чтобы можно было видеть, что там внутри. А внутри там, каждый в своём отделении сидели музыканты – оркестр, человек двенадцать или чуть больше весьма оригинального состава: три саксофона, четверо с трубами и тромбонами, в самом большом отделении ударник с расставленным вокруг него разнообразным инструментарием, двое клавишных и только с самого края внизу единственная скрипка. Не понятно было, а где же будет происходить действие, свободной оставалась только узкая полоска авансцены перед этой коробкой. Вот там оно и происходило, на этой узкой полосе, прямо перед зрителями, а также отчасти и внутри коробки, тесня дирижёра  и музыкантов, очень динамичное, напряжённое, восхитительно чётко отлаженное действие.

Спектакль исполняется каждый вечер больше десяти лет подряд, но совершенно не ощущается ни затёртости, ни усталости. Энергия, энтузиазм актёров, даже можно сказать, свежесть исполнения присутствуют в полной мере – зрители платят каждый вечер одни и те же деньги и должны получить полноценный товар. Глядя на сцену, я подумал о Маяковском, о нашем авангардном театре двадцатых – тридцатых годов. Здесь также всё очень условно, всё на гиперболе, на крике, в плакатном, рекламном стиле. Я плохо понимал подробности происходящего, но доставляло истинное наслаждение наблюдать, как великолепно всё сделано. Дело даже не столько в прекрасной игре актёров или качестве музыкальных номеров. Меня восхитило совершенство всего изделия, того, что каждый из нас получил за свои $60: согласованность общего духа пьесы и стиля исполнения, согласованность ритма развития действия и музыкальных номеров, качество музыкальных номеров и отточенность деталей движения. С одной стороны всё работает, как прекрасно отлаженный механизм, как часы, а с другой, при этом удаётся донести человеческие эмоции, и боль, и сарказм, и смех, и даже любовь, правда, в последнюю очередь.

На счёт любви, как мне показалось, ситуация была для нас несколько непривычная, не только потому, что действие происходит в публичном доме, просто как-то привычный для нас круг эмоций, стоящих за этим словом, находится на самой периферии внимания этого общества, а то и вовсе за краем - у них другая жизненная атмосфера, они – американцы. Причём, если кто и подвержен такого рода слабостям, то только мужчины, женщинам же приходится брать жизнь с боем и им не до амурных пустяков. Весь спектакль построен, в основном, на женщинах, мужчины в нем, за исключением одного или двух, только статисты. Это подчёркивается и внешним видом актёров и ещё больше стилем движения, всем жёстким рисунком представления. Дамы, несмотря на весьма вольные, даже вызывающие костюмы, настолько сухи и мускулисты, что абсолютно лишены какой-либо женственности, сексуальности, чисто женской привлекательности. И движения у них резкие, агрессивные, и танцы больше похожи на грубую демонстрацию силы или временами просто на акробатические трюки. Тогда как мужчины либо хищники, не столько, собственно мужчины, сколько олицетворение безжалостности судебной машины, либо же они - страдательная сторона, жертвы обстоятельств, мягкотелые и слабые. Вот и мужской кордебалет в одинаковых котелках и майках больше похож на робкую демонстрацию голубых за свои гражданские права, чем на вершителей судеб.

Представление окончилось, мы вышли в ночь и морось, на ярко освещённую сорок вторую улицу и восхищённо выдохнули – здорово, не зря мы сюда сходили! Все заговорили вперебивку, каждому понравилось своё, единодушно сходились в одном – это было интересно.

Всё остальное

Это самая яркая часть моих впечатлений от Нью-Йорка, Было, разумеется, ещё много всего. Дома перед отъездом мы составили подробный план по дням, что мы должны посетить в Нью-Йорке, и по большей части мы его выполнили. Сразу после Метрополитен опера в списке стоял Метрополитен музей (Metropolitan Museum of Art). К нему мы отправились тёплым и дождливым утром двадцать шестого января сначала на метро до восемьдесят шестой улицы, потом пешком до Центрального парка, который и сам по себе фигурировал в нашем плане отдельным пунктом. Поначалу всё полностью соответствовало моим априорным представлениям об этом музее: помпезное здание с колоннами на границе огромного парка, охраняющие его национальные гвардейцы, просторный парадный вестибюль с множеством точек продажи альбомов и другой печатной продукции и суетливой толпой посетителей, в основном школьников. Немного стыдно было, что мы совсем мало заплатили за билеты (такса свободная). Но вот прошли в первый зал, во второй, третий… Я ожидал увидеть богатую картинную галерею, а это оказался в основном этнографический музей и музей древностей. Ринату понравились деревянные муравьи в зале Океании, была в них какая-то тайна, с нашей культурной колокольни неизъяснимая и притягательная, Неля долго стояла перед ячеистым зеркалом в зале авангарда, а Олю задел, видимо, за женские жалостливые струны души скрюченный каменный человечек, ползущий, как муха по стене под самым потолком. Мансура впечатлило полотно с бесконечной дорогой в том же авангардном зале наверху, а я тащился из зала в зал последним и все набирался духу сказать: «Вы меня извините, смотрите всё это без меня, а я поеду домой и хотя бы пару часов посплю». В самом деле, после оперы мы вернулись поздно, пока успокоились, пока поужинали, спать легли уже после полуночи, ночь, как обычно, была не без побудок, нервная система не успела заархивировать и сбросить в долговременную память такой объем новой информации. Может быть, ещё и поэтому мои впечатления от Metropolitan Museum of Art оказались такими куцыми.

Итак, первый день было общее знакомство с городом: Бродвей Уолл-Стрит, Пекинская утка, метро, второй – Эмпайр Стейт Билдинг, Статуя свободы, Метрополитен опера, третий – Музей искусств, мюзикл, я надеюсь по одному этому перечислению легко почувствовать, как у нашей прекрасной половины (и не только у неё) стремительно нарастало чувство неудовлетворённости и страстное нетерпение, тем более что зима в Нью-Йорке - период распродаж.

Да, четвёртый день целиком был посвящён исполнению заветных желаний. То есть, все ринулись в магазины, а я запер за ними дверь и завалился спать. Поэтому о Нью-Йоркских универмагах могу судить только по рассказам остальных участников. Хорошо сидеть дома, когда на улице дождь и такой ветер, что периодически со скрипом приоткрывает дверь на лестничную площадку. Сидеть на диване и лениво плутать по Интернету, для оправдания делая вид, что занимаешься поисками контор, сдающих в аренду автомобили. На Манхеттене таких оказалось великое множество, несколько совсем близко от нас. К сожалению Wi-Fi работал плохо, всё грузилось очень медленно, так что конкретных адресов удалось записать только два или три.

Часам к трём отдыхать мне надоело (да и жалко терять драгоценные часы в таком месте!), я решил пойти просто прогуляться по городу и в дверях столкнулся с Ринатом. Он был в прекрасном настроении и сразу взялся рассказывать, как здорово всё получилось, и что сегодняшние впечатления одни окупают с лихвой все затраты на эту поездку. Оказывается, вместо магазинов, Ринат повёл внука в музей Гуггенхайма и там, как он выразился, внук «залип» сначала на Кандинском, а потом ещё и на «французах» - Гогене, Писсаро и Пикассо. Вот оно, такое понятное счастье деда: внук расслышал, рассмотрел, поднялся на эту ступеньку и теперь уже оттуда, с новой точки будет смотреть вокруг! После такого урока можно и по магазинам.

Вот и отправились мы гулять с Ринатом вдвоём. Прошлись по Бродвею до Юнион Сквера – молодцы Нью-Йоркцы, при такой-то плотности застройки сумели сохранить зелёные зоны. Даже зимой там много гуляющих, какие же толпы там летом? Проинспектировали по пути пару книжных магазинов, порылись в отделах карт, попускали слюни на великолепные атласы и всей Америки и отдельных штатов, но платить двадцать долларов за один штат Нью-Йорк пожалели. Ограничились тем, что купили карты, да и то, как потом выяснилось, неудачно. Больше повезло в винном магазине, всё в том же, на Бродвее на углу Астор плейс, купленные там за двадцать  долларов две бутылки калифорнийского вина оказались очень хороши, и одна, и другая. Домой вернулись часам к восьми, а от Оли и Нели никаких известий – уж не случилось ли чего? Ринат забеспокоился, послали смс: всё ли в порядке, уж не стало ли кому плохо – всё же рыскать по торговым точкам тяжёлое дело. Они ответили, что они в магазине и им хорошо, но чтобы раньше девяти домой не ждали.

Так что собрались за общим столом только к десяти часам вечера. К этому моменту Ринат уже приготовил отличный ужин, я тоже свою работу сделал – открыл бутылки. Неля, Оля, Мансур пришли возбуждённые, полные впечатлений и само собой получилось, что это у нас прощальный ужин. Много говорили, делились эмоциями, восхищались Нью-Йорком и своими подвигами, а больше всего, конечно, обсуждали ближайшие планы. Всё-таки мы ещё очень робко чувствовали себя в этом мегаполисе, одно дело ходить по улицам пешком и совсем другое - вклиниться в уличный траффик на своей машине. Ринат храбрился, но Неля, по летнему опыту, наш главный водитель, хотя и не отказывалась совсем, но всё время грузила нас своими опасениями и страхами (правда, мы уже знали, что она такая трусиха только до того момента, когда положит руки на руль, дальше это – лётчик-истребитель). Поэтому проекта на выезд из города было два: либо взять машину рядом с домом, а сдать её в аэропорту перед отлётом, либо взять в аэропорту и там же и сдать. Первый план выглядел логичней, с большим уважением к себе, можно заранее зайти в контору договориться, можно подъехать прямо к дому погрузить вещи. Так же и Поль предлагал, когда с ним советовались. Но зато придётся выезжать из самого центра города, то есть, сев за руль, Неля (или Ринат) попадает в эпицентр городского движения. Второй же вариант был придуман ещё в Казани, когда мы плохо представляли географию Нью-Йорка, и был основан на ложной посылке, что если мы возьмём машину в аэропорту, а он расположен практически за городом, то нам не придётся пробираться через городское движение. Кроме того привлекало, что на обратном пути будем возвращаться в уже знакомое место, к тем же самым людям. Правда, пришлось бы брать такси, чтобы добраться от дома до аэропорта. В общем-то я про себя понимал, что это просто уж для самоуспокоения, чтобы была видимость возможности отступления, хотя, как выяснилось, выбраться из аэропорта на загородные трассы в объезд городских кварталов практически невозможно

Ничто другое так не объединяет и не даёт такого радостного чувства полноты жизни как общие планы, общая, уже вся рассчитанная и, тем не менее, всегда непредсказуемая дорога. То, что было – было прекрасно, но ещё много радостей ждёт впереди, и хотя немало тревог, немало реальных угроз на нашем пути, но без этого жизнь была бы пресной, мы уже немало всего преодолели все вместе, пробьёмся и на этот раз! Короче говоря, вечер удался.

Последний день в Нью-Йорке

На другое утро Неля подняла нас без четверти восемь, когда сама уже приняла душ и была в полном блеске, Ринат в это время уже готовил завтрак. После завтрака отправились все вместе выбирать арендную контору. У самих американцев это мероприятие вызывает недоумение, зачем мы пришли, да ещё такой толпой, если не собираемся сразу взять машину – всё остальное можно сделать по телефону! Но нам трудно по телефону, надо убедиться, что нас правильно поняли, что мы правильно поняли, надо посмотреть на машину, потрогать её руками.

Подходящую контору нашли не сразу. Одна оказалась закрытой, другая слишком дорогой (порядок цен мы посмотрели по Интернету). В третьей на перекрёстке двенадцатой улицы с первой авеню в низком офисе с дверью прямо на улицу клерк, поняв, что мы только за информацией, передал нас своей маленькой чернолицей помощнице и та быстренько выяснила у нас, что нам собственно нужно не в терминах «нам хотелось бы», а в долларах. Тип двигателя, объем багажника, уровень страховки, второй водитель…когда она все просуммировала на своём калькуляторе, получилось 560 долларов вместо обещанных Интернетом 360 – машина вас ждёт, приходите в любой момент. Что ж, чуть больше чем по сто долларов с человека за то, чтобы пять дней располагать своим транспортом за тридевять земель от дома, в Америке, разве это много?

Это был последний наш день в Нью-Йорке, а неисполненных пунктов программы оставалось ещё много. Выбрали Центральный парк и Колумбийский университет рядом с ним. Очень хотелось увидеть город за пределами Манхеттена, и Гарлем и Бруклин и особенно Брайтон Бич, но «нельзя объять необъятного».

Центральный парк четыре километра в длину и восемьсот метров в ширину в самом центре самого плотно застроенного города мира – это действительно восхищает, вызывает уважение к людям (и американцы, как всегда, называют конкретные имена), которые сумели отстоять эти каменистые холмы от натиска подступающих со всех сторон небоскрёбов. Я много читал восхищённых слов о том, как велик парк, как много в нем глухих, укромных, даже одичавших уголков. Может быть жарким Нью-Йоркским летом так оно и есть, но зимой под бледным январским солнцем он гол, прозрачен и просматривается насквозь. Однако далеко не пуст. Сколько же в нем народу летними вечерами, если даже в будний зимний день много и просто гуляющих по дорожкам и бегунов самого разного возраста, и обгоняющие их конные экипажи на причудливо вписанных в рельеф асфальтовых дорожках тоже не пустуют. Работают кафе, не говоря уж обо всех других удобствах. Живёт парк зимой, хотя и немножко грустно смотрится его обнажённая тайна.

В китайском ресторанчике напротив Колумбийского университета, где мы пообедали, официант принёс мне счёт почти на 10 долларов, притом что я старался быть как можно экономнее и надеялся, что заведение, рассчитанное на студентов, должно быть дешёвым. Я отдал ему двадцатидолларовую купюру, и он пошёл за сдачей. Я ожидал, что он принесёт мне десятку, но не тут- то было: он принёс на подносе одну купюру в пять и пять по одному доллару. Я намёк понял и предложил ему один доллар в качестве чаевых, но он без лишних эмоций сказал, что надо – два. Два так два, я отдал два, обругав себя – ведь читал в Интернете, что принято давать двадцать процентов, нечего было и экспериментировать.

Брайтон бич

Последний вечер потратили на поездку на Брайтон Бич и не пожалели. Оказалось, не так уж это и далеко, туда на метро от Колумбийского университета ехали немного больше часа, а на обратном пути Ринат успел вовремя сообразить и мы перескочили на пересадке из поезда в поезд, благодаря чему доехали до нашей Астор Плейс минут за пятьдесят.

Уже в темноте добрались до знаменитой улицы, где над дорогой как крыша - металлические конструкции, железнодорожное полотно, по которому с грохотом носятся поезда метро. Забавно: половина вывесок на кириллице, многие говорят по-русски, охотно вступают в разговор на улице, рассказывают, кто откуда и давно ли приехали сюда. Быстро нашлись земляки. Чуть ли не у каждого второго дома роскошная торговля роскошными фруктами. Дешевле, чем на Манхэттене, но все равно дорого.

Прошли по этой улице пару кварталов (пару «блоков», как они говорят) в суете и сиянии непрерывной вереницы ярких витрин и, как нам советовали доброхоты, свернули влево, в темноту и тишину. Через двести метров безлюдной улицы под ногами застучал гулкий настил широкого дощатого променада, с уходящим в бесконечность тусклым рядом фонарей, а за ним тёмный песок пляжа и - океан. Бледные звёзды в сероватом, подсвеченном снизу небе над нашими задранными головами, далёкие огни лайнера на огромном чёрном пространстве воды, тихий шелест невидимого в темноте прибоя. Всё это было немного неожиданно после людной улицы с вагонами метро над головой. Постояли, послушали тишину, окунули руки в пену прибоя – «Здравствуй, Атлантический океан!». А дальше прогулялись ещё немного по берегу, кому куда больше понравилось, Оля всех сфотографировала со вспышкой на фоне океана, Мансур, как ему и положено, промочил ноги, убегая от волны. Да и двинулись назад, на светлую улицу к магазинам.

А магазины такие, что можно всю оставшуюся жизнь в них протоптаться. В кондитерском одних только орехов целая стена: выдвигаются деревянные ящички и в каждом свой неодолимый соблазн и всё можно пробовать и набирать самому. А божественный запах свежезаваренного кофе, а венская выпечка, а несчётное множество конфет всех мыслимых форм и цветов, множество совершенно незнакомых мне сластей! Однако сейчас это вызывает у меня уже не восхищение, а раздражение: всё это требует кусочка моего внимания, хочет отщипнуть частицу бесценного времени – нет, не надо, не хочу!   Рядом распродажа всего на свете, то, что в нашем скудном детстве называлось «промтоварный магазин». Но тогда посещение такой торговой точки ни времени, ни умственных затрат не требовало: чего надо – того нет! А если есть – хватай сразу, не раздумывая, тот ли цвет или размер, кому-нибудь да пригодится. А здесь ангар сто на сто метров с бесконечными рядами прилавков и везде навалены товары, и вещи всё, вроде, неплохие, и не дорого (но и не дёшево)! И что со всем этим делать? Выбравшись, наконец, на улицу, я с облегчением подумал  - как хорошо, что я не живу здесь, и мне можно не тратить оставшиеся золотые деньки на все эти пусть и прекрасные - вещи.

Интересно, что вид станций метро очень сильно меняется по мере удаления от центра. На Манхэттене станции аккуратные, приятные на вид, полы каменные под мрамор, стены облицованы светлой плиткой. А на Брайтон Бич - облезлый бетон, стены в потёках, в переходах местами лужи, причём закономерность очевидная - чем дальше от центра, тем запущенней.

В Коннектикут в гости

Не отпускает

И вот, наконец, настал этот долгожданный день 29 января. Все дни в Нью-Йорке я чувствовал себя усталым, обессиленным, еле живым, а тут встал утром легко, полный надежд и интереса к жизни. Неля подняла нас не в шесть, как я брюзгливо предполагал про себя с вечера, а только в половине восьмого, Ринат уже готовил завтрак. В половине девятого они ушли за машиной, меньше чем через час машина уже стояла у нашего подъезда. Прекрасная машина, превосходная машина! Её главное достоинство, на мой взгляд, в отсутствии недостатков, я не слышал ни от кого никаких претензий к ней. Если бы не фото, я бы ни за что не смог вспомнить не только её внешнего вида, даже цвета. Не было в ней ничего выдающегося, обращающего на себя внимание. Всё было уместно, комфортно, удобно для многочасовой езды пяти человек с немалым багажом. Само собой разумелось, что - автоматическая коробка, и что дизель, и что есть климат-контроль и что фары включатся сами, когда стемнеет. Никто не поинтересовался, какая у неё мощность мотора, достаточно было, что в гору она тянет нормально. Вот это уровень американского автопрома – заурядное изделие для ширпотреба – и настолько безукоризненно!

Стоянка на нашей улице запрещена, поэтому грузились поспешно. Поль провожать нас не пришёл, все инструкции по квартире и советы по дороге высказал ещё раньше, так что пол мыть не стали, вымыли посуду, повесили ключи на вешалку, дверь просто прикрыли и – до свидания, спасибо за приём, нам здесь было хорошо!

Неля села за руль, Ринат – рядом, штурманом и советчиком, мы с Олей сзади на боковые сидения, Мансур - на узком кресле в середине, прикрепили навигатор на переднее стекло, поехали! Вот она, та самая ситуация из-за страха перед которой мы в первый раз, летом не решились начать наше путешествие по Америке с Нью-Йорка. Конечно, теперь-то у нас уже был опыт езды по Лос-Анжелесу и Сан-Франциско, Лас Вегасу и Солт Лейк Сити. И тем не менее, Неля очень нервничала, всё время дёргала Рината, чтобы он говорил, что делать в каждый следующий момент, однако пустить его за руль не соглашалась.

Пока внимание наших водителей было сосредоточено на дороге, мы имели возможность убедиться, насколько взгляд из окна машины отличается от взгляда пешехода. Здесь интенсивность подачи материала несравненно плотней, картины меняются одна за другой, не задерживаясь, и каждая демонстрируется во всех ракурсах, только успевай головой крутить. И сколько же всего, оказывается, мы ещё не успели посмотреть! Вот прекрасный вид с небоскрёбами справа и Гудзоном на заднем плане, вот набережная Гудзона, солнечные зайчики на реке, вот – ух ты!  - военные корабли у стенки! Да это вообще авианосец, и самолёты выстроены на палубе, и туда свободно пускают посмотреть! А мы уезжаем, может быть навсегда! А дальше заезд на мост Джорджа Вашингтона – настоящие американские горки, со сложными развязками, крутыми поворотами и короткими тоннелями, и дальше сам мост – прямая, как стрела полоска бетона, висящая на циклопических канатах над Гудзоном на высоте птичьего полёта. Такая же кружевная развязка на другой стороне реки и дальше сразу дорога становится спокойней, это уже не Нью-Йорк, даже штат другой – Нью-Джерси. Все облегчённо вздохнули, сто раз говорилось, что главное – выехать из города, а там уж не страшно, там и навигатор работать будет.

Хотя на этот раз Сергея с нами не было, мой навигатор, по-прежнему оставался под подозрением. Было высказано мнение, что в городе он не сможет работать – небоскрёбы будут застить небо (и это физик Ринат и математик Неля!). Я хотел было сказать в его защиту, что даже в коротких тоннелях он не теряет курс, не то что в небоскрёбах, но что стоит мнение пассажира, тем более явно необъективное. Ладно, пусть сам защищается. И вот на спокойной дороге, достаточно удалившись от города, мы поставили на навигаторе адрес и катили себе не спеша, наслаждаясь идиллическими картинами пологих холмов с грустными убранными полями, белых как бы игрушечных картонных домиков по сторонам, январским солнышком, которое сначала светило нам в лицо, а теперь почти сзади, пока на одной из развилок вдруг не поняли, что навигатор ведёт нас назад в Нью-Йорк! А я-то уже успокоился и даже мысленно похвалил своего подопечного за хорошую работу, а он – нате вам! Я начал раздражённо тыкать пальцем в экран, менять установки, но всё вроде верно там стояло. Видно, техника такая! (А ведь пора бы уже привыкнуть, что прав всегда комп, ошибается - человек!) Первым догадался Ринат: «Ну конечно, мы же ехали, как нам объяснял Поль (и ещё радовались, как всё хорошо совпадает с его объяснениями), но он-то рассказывал нам дорогу к Ниагаре, а мы-то теперь едем к Андрею и это совсем в другую сторону»! Да, со времени разговора с Полем планы наши немного изменились, по направлению градусов на пятьдесят. Если раньше мы собирались начать с посещения Ниагарского водопада, то уже в Нью-Йорке, созвонившись, решили воспользоваться тем, что день воскресный, все дома и заехать на два-три часа в гости к нашему общему казанскому знакомому Андрею С., живущему ныне с семьёй в маленьком городке Simsbury в штате Коннектикут. Это нам не совсем по дороге, но крюк невелик, а встретиться интересно. Так что ехать нам, действительно надо было в другую сторону.

Но доверия к навигатору у Нели после этого не прибавилось – убирайте, поедем - так, сами. И поехали, и очень скоро безнадёжно заблудились среди этого нескончаемого множества безликих поселков и одинаково гладких дорог. А карта, которую мы с Ринатом купили на Бродвее, в деле оказалась совершенно бестолковой (вровень покупателям). А времени от старта прошло уже не мало, пора было хотя бы зелёную остановку сделать – ребёнок в машине всё-таки, хоть и не маленький. Тормознули у бензоколонки, мы с Ринатом, запасшись картой, блокнотом и ручкой, побежали искать советчика.

Недалеко от нашей машины стоял роскошный джип «Вольво». За рулём, вальяжно развалясь холеным телом в кожаном кресле, отдыхала роскошная негритянка в цветном бархатистом халате-пеньюаре, увешанная по максимуму золотыми безделушками, такими же крупными, как она сама. «Ну вот, - съехидничал я про себя, доценты с кандидатами нашли просвещённого наставника. Но отступать было некуда, мы постучали в боковое окошко, показывая карту и принося свои извинения. Хозяйка джипа, не поворачивая головы, запахнула плотнее полу своего просторного одеяния, приоткрыла окно и выслушала наши сбивчивые объяснения. Затем она, не говоря ни слова подвинула стоящие рядом вещи так, что открылся вделанный в лобовую панель экран навигатора, набрала наш адрес, после чего, всё так же, не поворачивая головы, протянула к окну руку, взяла наш блокнот и нарисовала на листочке весь маршрут. Я не помню, сказала ли она нам хоть что-то, но ответ мы получили, несомненно исчерпывающий. Самое смешное, что наш-то навигатор показывал, конечно, то же самое, но кто же верит своим?

После этого урока мы всё же вернули на место нашего гида, снова в кабине зазвучал его спокойный и всегда уверенный в своей правоте женский голос, и скоро наша тихая дорога соединилась с другой, с третьей, опять пошли предмостные развязки, опять висящий в пространстве прямой как выстрел мост Джорджа Вашингтона и тут наш гид как всегда без нажима и для нас неожиданно сказала: «На следующем повороте Вам направо». А поворот градусов на сто, и совсем рядом, и трудно сразу решить: это уже тот, или наш будет следующий. Короче говоря, пропустили мы свой выход и потом не смогли никуда свернуть с этой дороги до самого Центрального парка, то есть вернулись почти туда, откуда так счастливо уезжали. Так бесславно закончилась наша первая попытка выбраться из этого замечательного города, не хотел Нью-Йорк нас отпускать, провинились ли чем, или наоборот - ещё не всё показал?

Вторая попытка

Место, куда нам удалось свернуть, оказалось не очень удобным для стоянки: какие-то вокруг склады, гаражи, стройки, жизнь вокруг кипит, а спросить про дорогу не у кого. Долго мыкались, пока нарисовали на бумажке новый план (навигатор по-прежнему в опале) – выезжаем на север через Гарлем. Вот и Гарлем, оказывается, всё же посмотрим хотя бы из окон машины. И начался наш второй отъезд из Нью-Йорка. С большим трудом удалось уклониться от въезда на мост Джорджа Вашингтона, вот и улицы Гарлема, вот, наконец, пошли пригороды, посёлки и поля между ними, особняки и парки, какие-то дачные места, дорога наша ветвилась, делала повороты, но напряжение меня не отпускало, как-то не очень это походило на загородную магистраль.

И всё же, когда минут через сорок такой езды я прочитал на дорожной табличке название «Бродвей», я что называется, глазам своим не поверил. Ехали-ехали и никуда не уехали, снова оказались на Бродвее, как в кошмарном сне. Неля молча поставила машину у обочины против какого-то магазинчика и осталась сидеть, откинувшись на спинку кресла и закрыв глаза. Мы с Ринатом поспешно выскочили наружу, Ринат – искать советчика, а я просто спасаясь от наэлектризованной атмосферы внутри. Вылез и Мансур, одна Оля осталась спать в своём углу. На улочке было как обычно пусто, средних лет мужчина садился в машину, стоявшую впереди нашей. Мы подбежали к нему со своей проблемой (как уехать из Нью-Йорка?!). Он посмотрел на нас озадаченно, подумал, видимо не решил, как такое можно объяснить словами, но и бросать людей без помощи в Америке не принято. «Ладно, ждите, - сказал он - я сейчас отвезу жену и вернусь».

И мы остались ждать. Был уже второй час дня, а выехали из дому в начале одиннадцатого, четвёртый час без отдыха, без перекуса. Мужчина действительно вернулся довольно быстро, не вылезая из машины, махнул нам рукой: «Follow me!», проехал с нами минут пятнадцать-двадцать, потом на одной из развилок показал нам рукой – «туда», развернулся и уехал. А мы поехали «туда», и скоро дорога действительно превратилась в загородное шоссе, идущее в направлении на северо-восток.

Дальше всё пошло проще. Напуганные предыдущими приключениями, мы не решились сразу поставить в навигаторе окончательный адрес, а забили сначала название самого крупного из городков, лежащих поблизости - Хартворд, чтобы можно было отслеживать наш путь по карте, так как Simsbury на нашей карте не было. И только при подъезде к Хартворду поставили, наконец, нужный адрес и опять, в который уже раз наивно восхищались тому, как уверенно и точно ведёт навигатор по всей этой путанице фривеев, дорог и совсем уж узеньких подъездных дорожек прямо к дверям желанного дома.

В гостях у Андрея и Оли

В Симсбери нас ждали к обеду, а приехали мы уже около пяти вечера. Пока поздоровались, разделись, вымыли руки, пока снова собрали на стол, пока сели, за окнами стало понемногу смеркаться. Под первые тосты: за встречу, за друзей, за Alma Mater в Нелин бокал наливали вместо вина воду, и все громко выражали ей своё сочувствие: водителю – нельзя, ведь мы обещали заехать только на обед и потом ехать дальше. Однако после третьего тоста за окнами совсем стемнело, в зале включили свет, и стало ясно, что отпустить гостей из уютного дома в чёрную чужую ночь людям нашей культуры просто невозможно. Меня грызла совесть, что мы поступили по пословице: « Не дадите ли воды напиться, а то так проголодались, что и переночевать негде». А с другой стороны мне было очень хорошо за этим большим столом, и не потому ведь, что всё было так вкусно, главное всё же, что возникла очень тёплая атмосфера, интересный разговор, прелесть общения людей одной культуры с разным запасом накопленных мыслей и впечатлений, когда разность потенциалов велика и разговор свеж и интересен. Я очень надеюсь, что хозяевам тоже было интересно с нами, только это может как-то оправдать нашу настырность. Но и неглавное за этим столом было выше всяких похвал. Я думаю, что фигуру Андрея спасает только то, что хозяйка – очень востребованный врач на работе и мать-воспитательница двоих мальчишек дома, не каждый день имеет время так готовить – нетривиально, мастерски и настолько вкусно.

Говорить с Андреем было особенно интересно, потому что исходно он полностью «наш человек», преподаватель нашего университета, физик, вырос у нас на глазах, Ринат учил его математике. Он человек, который полностью понимает, как мы смотрим на мир, что для нас важно. При этом у него есть и другой опыт, он уже сумел найти своё место в Америке, в большой мере узнать и понять эту страну, ему есть что нам рассказать.

По его словам, российские иммигранты довольно резко делятся на две части. Одни быстро ассимилируются в англоязычной среде, с русскими не общаются, дома по-русски не говорят, дети их идут в местные школы и русского языка не знают. Другие сразу по приезде устанавливают контакты с русской диаспорой (имеется в виду – русскоязычной, здесь все приехавшие из России – русские), устраиваются на работу внутри этого слоя, ходят друг к другу в гости, дома говорят по-русски и поэтому их дети тоже владеют русским языком (но, увы, уже не на таком уровне, как родители!). Получается такой несмешивающийся, стабильный слой русской культуры, как колечко дыма в турбулентной атмосфере Америки. Это, в основном, образованные, сумевшие достойно устроится в новой жизни люди в самом рабочем возрасте примерно от сорока до шестидесяти лет. Меня поразило, что здесь проводятся слёты КСП (клубы самодеятельной песни), на которые собираются тысячи (!) человек, как некогда у нас на Волге под Самарой. Здесь, далеко от России, по-прежнему помнят наших старых «бардов» и есть много новых местных властителей умов и сердец. Конец вечера мы посвятили копированию на CD самых известных записей этих авторов.

Удивительно всё же, насколько одноразовое создание человек, как трудно изменить его однажды сложившийся менталитет, и как легко это делается со сменой поколений. Мудро устроена жизнь, как ни грустно признавать это в преклонном возрасте.

Среди нас было двое школьников, а если учесть, что наша Оля – учительница до мозга костей, то ясно, что разговор просто не мог пройти мимо американской школы. Про неё всякое говорят и пишут, но в этот раз может быть впервые для меня так чётко была оформлена мысль, что общеобразовательная школа в Америке занимается в основном социализацией детей, её задача – научить детей полноценно жить в этом обществе: читать объявления и рекламу, любить музыку, которая звучит вокруг сегодня, понимать толк в бейсболе и баскетболе, иметь представление об основных фактах американской истории, Билле о правах, действующей конституции, быть спортивными, контактными и счастливыми. Этот круг задач американская школа решает достаточно хорошо. А если вы хотите, чтобы ваш ребёнок серьёзно осваивал основы каких-то наук – это ваша задача, ваше дело, ваша забота. Возможности такие есть, но это стоит отдельных усилий и вложений.

Не миновали, конечно, и тему американских свобод. Когда дома крутишься в суете будней по привычной дорожке, то как-то не замечаешь, насколько узка и жёстко ограничена эта дорожка. Но вот приехали в Америку, в страну свободы, выехали на дорогу, на которой даже остановиться нельзя, не то, что назад повернуть, если передумал ехать прямо. Следуя непререкаемым советам железного гида, приехали к другу, к загородному дому в живописной местности: холмы, деревья, полянки, симпатичные двух-трёхэтажные особнячки расставлены не тесно и со вкусом. Пойти прогуляться, наслаждаясь пейзажем и упругим шагом по стриженой траве? Пожалуйста, но не дальше своих десяти соток: десять шагов в одну сторону, десять – в другую. Заборов до небес, как у нас, конечно, нет, но на соседский участок наступать не положено. Хотите гулять – для этого есть специальный лес, куда можно приехать на машине, это не очень далеко и там есть специальные дорожки и туалет – всё предусмотрено. А если я хочу то, что не предусмотрено? Невольно вспоминается классика марксизма: «Свобода есть осознанная необходимость»! Так может быть у себя на участке ты волен делать, что хочешь? Отнюдь – подстригать траву должен вовремя, чтобы было как у соседей, белок, которые буквально терроризируют и надоели хуже крыс, трогать не смей, они не только под защитой закона, но и бдительных активистов разных обществ. Большой иронией наполнено в Америке слово «свобода»!

Повезло и Мансуру. В Нью-Йорке как-то у него не сложилась дружба с сыном Поля, не зажегся огонёк. А здесь он от души порезвился с ребятами. В доме их двое: Лёня и Максим. Но Максим ещё маленький, ему всего пять лет, а Лёне пятнадцать, на год больше, чем Мансуру и у них всё счастливо сошлось.

Приятный получился вечер. Хозяйка дома Оля, она ещё и интересная художница, сумела создать и поддерживать атмосферу общения, в которой души начинают парить в небесах и таять. Очень хочется верить, что и для хозяев этого гостеприимного дома этот вечер оказался таким же приятным, как и для нас.

Коннектикут, Массачусетс, Нью-Йорк

Едем по обычной дороге из Симсбери штат Коннектикут в Буффало штат Нью-Йорк и за окнами машины то, что для меня интереснее всего – континент Америка. Мне не так интересны города, пусть даже и Нью-Йорк, не так важно отметиться в таких уникальных точках, как Ниагарский водопад, как увидеть вот эти ничем особенным не замечательные места, зато все, или хотя бы как можно больше. Хорошо бы, конечно, самому пройти пешком под своды этих дубов и клёнов, которые в книгах  Майн-Рида и Фенимора Купера стоят зелёными исполинами, а теперь, солнечным зимним днём выглядят разоблачёнными и немного жалкими в своей наготе, как призывники на медосмотре. Но нет мест для остановки просто у леса, тем более у реки или на берегу озера. И всё-таки интересно очень. Едем: Неля за рулём, Ринат рядом, Мансур в порядке, Оля ещё не спит.

В Коннектикуте по сторонам дороги мелькали мимо беленькие викторианские домики, одно и двухэтажные, в основном, стоящие особняком, для российского глаза непривычно лёгкие, как бутафорские декорации из мелодрамы, вокруг них зелёные стриженые лужайки, снега нет и в помине, солнышко, но морозец с утра был градуса два (по Цельсию, разумеется). Голые деревья всеми своими обнажёнными веточками устремлены к мутноватому небу, как будто миллионы воздетых к небу молящих рук (или же множество поставленных на попа веников). Дальше от дороги беспорядочные холмы не очень округлые, но и не крутые, довольно часто видны скальные выходы, видимо слой почвы здесь тонкий. Много озёр, но все небольшие, сильно вытянутые. В Коннектикуте была поздняя осень. А в штате Нью-Йорк, где-то не доезжая Олбани, втянулись в Аппалачские горы, и началась зима.

Не знаю, много ли говорят Американским школьникам про Уральские горы, сравнивая их для наглядности с родными Аппалачами, но я-то ясно помню и тот урок, и потёртую  размером во всю классную доску физическую карту северной Америки, и черные треугольнички месторождений угля на не слишком темной полосе Аппалачских гор справа, и будто бы сильно проясняющее дело сравнение с Уралом, хотя ни я, ни одноклассники мои, да и сама учительница, я думаю, никогда этого Урала не видели. Но воображение работает в таком возрасте хорошо и в памяти остались какие-то мрачноватые нагромождения разрушенных скал. И вот урок географии продолжается, шестьдесят лет спустя я смотрю вживе на эти древние горы, и пусть они совсем не такие, какими я их тогда вообразил, но я их уже заранее люблю – это моя земля (пусть не обижаются американцы), она уже жила в моей душе, и мало заботы, что лицо её не совсем такое, каким показалось мне издалека. Адирондакские горы, север Аппалачского хребта - и с готовностью, как будто давно ждал момента, выплывает из памяти Рокуэлл Кент, очень популярный у нас в шестидесятых американский художник, с его контрастами белого и чёрного, снежных склонов и текущей между голых скал воды. Тёмная мокрая дорога и яркий, будто светящийся свежий снег, такой снег, который сегодня есть, а завтра растает, местами его белизна разорвана черными, как антрацит скальными сбросами – всё так, как живёт в моей памяти (или воображении?).

А горы здесь действительно похожи на Средний Урал: невысокие, пологие, каменистые хребты, густо покрытые мелким лесом. Сосен мало, зато много берёзы, издалека кажется, что это не лес, а просто крупная трава, встрёпанная ветром.

Ниагара

В Канаде

Чем ближе мы подъезжали к Ниагаре, тем больше свирепела погода. Снежные заряды следовали один за другим. Пейзаж менялся прямо на глазах. В Ниагара Фолс въехали уже сквозь метель по покрытой снегом дороге в тревожном и отчасти подавленном настроении. С удивительной точностью реализовывался вариант развития событий, которым нас многие пугали, и мне самому он не раз снился в качестве предпоходного кошмара. Говорили, что в этих местах в середине зимы в любой момент может навалиться циклон и насыпать такие снега, что дороги станут непроезжими на несколько дней, пока их не расчистят, а самолёт нас ждать не будет! Я всё время помнил об этом, наслаждаясь солнышком в Нью-Йорке. И вот - нате вам: стоило удалиться на полтысячи километров от нашего аэродрома, как жуткие предсказания начинают сбываться.

На площади, куда нас привёл навигатор, было пустынно, безлюдно, на асфальте вода пополам со льдом и снегом, неуютно и непонятно, куда приткнуться с машиной. Выбрали площадку поудобней, заехали, при этом переехали какие-то неровности, но, вроде, удачно, ничего не поломали, и только когда уж совсем остановились, я понял, что именно переехали – это зубчики, через которые нельзя вернуться! Ещё одна неприятность в комплект к погоде. Тогда же стало ясно, что застеклённая бетонная галерея, длинной дугой перегородившая площадь с контрольными кабинками и с закрытыми шлагбаумами проездами под ней – это контрольно-пропускной пункт на канадской границе. «Да ладно, - утешил Ринат, - Америка не Россия, выберемся как-нибудь, мы ж ничего не нарушали».

Гостиница оказалась совсем рядом, совершенно пустая, тем не менее, работающая. Номер? Пожалуйста, любой на выбор! - Нам самый дешёвый, пожалуйста, один дабл. – Сто долларов и чей-нибудь паспорт, плюс десять долларов за дополнительную раскладушку. Никто не спрашивает, сколько нас, как будем располагаться, есть ли у нас свидетельства о браке – всё же свобода! Сто долларов за ночь десять лет назад казались мне фантастической суммой из другой жизни, теперь же не возникло даже мысли пойти поискать другую гостиницу – все ведь пустые, можно и подальше от водопада. Двадцать два доллара с носа за ночь – это нормально.

Но паспорта в машине, нужно как-то её выручать. Через девственно чистое снежное поле возвращаемся на площадь к границе. Выезд с нашей площадки есть, но он закрыт перетянутой поперёк цепью с висячим замком. У нас на глазах мужчина открыл замок и выехал на обратную дорогу. Я выскочил из машины и побежал к нему, прося его подождать, пока и мы выедем, но он очень решительным жестом показал, что нас не пропустит.

Тогда подошли с Ринатом к офицеру в крайней кабинке и попытались объяснить ситуацию. Не дослушав и до середины, он перебил нас заученной инструкцией: пройдите в офис, заплатите один доллар, получите жетон, опустите его в корзину на стенке кабинки и проезжайте! Думая, что он просто не понял из наших объяснений, в чем дело, мы снова начали ему втолковывать, что мы вовсе не хотим в Канаду, что в Канаду нам не надо – не хотим въезжать в Канаду! Но он опять оборвал нас на первых же словах своей стандартной инструкцией уже с некоторым раздражением, так что дальше упираться мы не решились, а сходили за жетоном, бросили его в воронку на стенке кабины, после чего шлагбаум поднялся, и нам ничего не оставалось, как только сесть в машину и пересечь границу Америки.

И началась вся эта комедия. Мы так и не поняли, зачем им всё это нужно. Может быть, им отдельно платят за каждую пересёкшую границу машину. Или отчётность у них от этого улучшается? Почему не позволили нам уехать назад, ну, могли бы сделать досмотр здесь, в Америке, если уж возникли какие-то подозрения. Так нет же! Нас сначала досмотрели сразу после американского ряда кабин. Затем приказали – всё шло в приказном, не терпящем вопросов или возражений тоне – ехать по широкому мосту через Ниагару, строго по своей полосе, к канадским шлагбаумам. Если на американской стороне пограничники – непривычно для Америки неулыбчивые парни, то в Канаде нас встретили молодые девушки, в новеньких форменных нарядах, с оттопыренными кобурами тяжёлых пистолетов, просто готовые лопнуть от переполнявшей их серьёзности. Никаких посторонних разговоров, никаких вопросов, предъявить паспорта, заполнить бланки… «Раз уж мы всё равно оказались в Канаде, - говорим мы им, - может быть, Вы позволите нам посмотреть на водопад с вашей стороны, известно, что отсюда он лучше смотрится»? Польстили мы им, но без толку: «Не положено»! За то хоть спасибо, что быстро всё сделали, не прошло и получаса, как многочисленные бумажки были подписаны и нам «показали на дверь».

Но не могли же мы уж вовсе без толку съездить в Канаду! Неля остановила машину посреди совершенно пустого пограничного моста, все выскочили наружу и в три камеры принялись фотографировать вид водопада из Канады. У меня камеры нет. Я посмотрел на реку, на облако водяной пыли над ступенькой, посмотрел назад, а оттуда, от контрольных будок уже бегут к нам суровые пограничницы и руками машут. Не стали мы их ждать, попрыгали в машину и – вперёд (то есть – назад!), в Америку. Но и там назад нас приняли неожиданно сурово. Если при выезде полчаса назад всё было очень формально, хоть и без улыбки, но как-то спустя рукава, то на въезде те же люди принимали нас как потенциально возможных террористов: машину поставить там, самим встать там, двигаться строго по зебре, за черту не заходить… Вот так мы первый раз съездили в Канаду. А собирались-то всего лишь чей-нибудь паспорт взять из машины.

Ниагара ночью

Тем временем стемнело. Вернулись в гостиницу, занесли вещи, поселились и куда же дальше после шестисот километров езды в машине без обеда и почти без остановок? Ясное дело – смотреть водопад, мы же ради него так далеко ехали. Из нашей гостиницы даже дорогу не надо было переходить: неширокий прибрежный парк и сразу река. Парк был весь покрыт слоем сантиметров в двадцать белейшего влажного снега: и трава и деревья и дорожки и скамейки вдоль дорожек, и в этот час (часов семь вечера) был совершенно безлюден – ни одного следа, тем не менее, прекрасно освещён. Особенно хорошо освещена и выигрышно подсвечена сама река, не только сам водопад, но и другие интересные места вверх по руслам рукавов. Так что смотреть на всё это вечером нисколько не хуже, чем днём. И это при том, что туристов почти нет, и многие видовые площадки закрыты, на многих дверях висят таблички: «Не сезон». Но колоссальная подсветка работает, гостиницы готовы вас принять и (это же Америка!) в пустом парке все туалеты открыты и всё, что положено, там есть.

Река Ниагара – это, как известно, протока, соединяющая два великих американских озера: Эри и Онтарио, левый берег канадский, правый – американский. Перед самым водопадом русло реки затыкает каменистый «Гоут Айленд», то есть Козлиный остров, деля до того широкую (около полутора километров) и спокойную реку на две узкие и бурные протоки. Сразу за островом ложе реки делает пятидесятиметровый вертикальный сброс и одновременно поворот направо, в американскую сторону почти на прямой угол, так что противоположный канадский берег образует за сбросом дугу в четверть круга, как бы естественный амфитеатр для наблюдения водопадов, тогда как с правого берега они видны только сбоку.

Мы спустились через парк к реке и вместо того, чтобы пойти направо к водопаду, двинулись наугад вверх по течению. Всё же какая прелесть – река! В лучах прожекторов бурные, пенистые валы без конца остервенело подминают друг дружку под себя, пытаясь выбраться наверх, выпрыгивают к мутному небу пенными гребнями и снова проваливаются в глубину, под напором очередных победителей, оставляя в воздухе радужные брызги и волнующий запах свежести. Весь парк ухоженный, а здесь кривая, каменистая полоска берега с редким диким кустарником и запахом воды – свой волнующий, дикий мир. И мы, как дети, полезли к воде кидать в струю палки и фотографироваться на каждом большом камне.

Как потом выяснилось, пошли мы не в ту сторону. Карты у нас, разумеется, были, мы набрали их по целой стопке на ресепшн в гостинице, но всё это осталось в комнате, а посмотреть и разобраться, прежде чем идти, было, конечно же, некогда. Не по уму поступили, а как всегда. Лет до шестидесяти в таких случаях я мысленно себя обличал, укорял и обещал научиться поступать правильно, но однажды сломался, понял, что иного не будет и что лучше находить прелести в том, что есть. Вот и в путешествиях, если всё изучить да рассчитать заранее, то вовсе пропадёт интерес исследования и открытия.

А тут мы пробирались вдоль бурных волн по самому берегу, каждую минуту ожидая увидеть чудо, к которому так далеко ехали, но вместо водопада увидели мост на ту сторону реки. Въезд на него был закрыт шлагбаумом. Ни души вокруг, ни одного следа на ярко освещённой поверхности моста, то ли можно туда пойти, то ли опять залетим в Канаду? На мосту ветер свирепствовал ещё свободней, швыряя в лицо несущийся с бешеной скоростью в свете прожекторов поток мягких снежинок. Не зря, всё-таки я возил с собой в сумке тяжеленную кожаную куртку, здесь на мосту без неё было бы плохо. На той стороне оказался тоже парк, такой же ухоженный и пустой, как на нашей. Поднявшись по дорожке наверх, мы ушли от шума реки и тогда, сквозь буйство ветра в голых вершинах стал различим ровный и мощный шум водопадов. Ориентируясь на него, мы вышли на острый конец (Terrapin point) разделяющего реку Козлиного острова, на козлиный хвостик к самому началу канадского водопада «Подкова».

Водопад

Издалека пришли: 800 километров до Москвы поездом, семь тысяч до Нью-Йорка самолётом, 700 - на машине, один последний километр пешком и вот он – водопад, несмотря на поздний час и дурную погоду встречает нас в парадной форме, в окружении пены и облака брызг, в ярком свете разноцветных прожекторов. Не важно, что мы тут единственные зрители. Заявленные на табличке 5400 кубометров воды каждую секунду неизменно обрушиваются с пятидесятиметровой ступеньки вниз, в широкое озеро, образованное соединением рукавов реки. Нет обычной человеческий суеты, лежат на берегу как забытые детьми игрушки, прогулочные теплоходы, которые летом подвозят туристов (снабжённых, разумеется, плащами) вовнутрь туманного облака к самой пасти дракона, под бурлящие струи, не висят в воздухе прогулочные вертолёты, не крутится колесо обозрения и даже попкорн не продают на обзорной площадке. Но сама река и водопад – по полной программе, уровень озёр практически не меняется по сезонам, а значит и расход воды в реке тоже. Единственная неприятность – были закрыты подходы к нижним, самым близким к воде обзорным точкам. Конечно, никого не было вокруг и ничего нам не стоило перелезть через эти заборы, проигнорировав запрещающие надписи на табличках, вряд ли эти занесённые снегом спуски таили какую-то реальную опасность для нас. Но светили прожектора (сколько же это стоит!?), в туалетах лежали свежие полотенца, для нас написали эти таблички с просьбой, не лазить, куда не положено. И мы не полезли, хотя очень хотелось.

Я ловлю себя на том, что хожу вокруг да около, явно уклоняясь от оценки первого впечатления, полученного от этого, одного из первейших чудес света. Да, оно было довольно скромным. Объяснений этому много и объективных и субъективных. Во-первых, конечно, никакая реальность не может тягаться с воображением, и поэтому реальность почти всегда – разочарование. Во-вторых, у меня было с чем сравнивать. На меня большое впечатление произвёл Йеллоустонский водопад – мощная зеленоватая струя, с грацией и стремительностью дикого зверя прыгает в сжатую скальными стенами пропасть, видишь могучую спину струи в полете. А здесь всего лишь слив больших масс воды со ступеньки. На мой взгляд, зрелищность в данном случае страдает как раз от масштаба зрелища, высота ступеньки невольно воспринимается в процентах от ширины реки и поэтому не кажется большой. Может быть, чтобы ощутить восторг, нужно действительно подойти на катере под самые струи, а вот на вертолёт, пожалуй, тратиться не стоит. Есть и другая сторона: как написано на табличке, даже летний расход воды через американский рукав всего 285 кубометров в секунду, то есть меньше одного кубометра в секунду через каждый метр ширины реки, откуда следует, что даже при скорости три метра в секунду средняя глубина реки меньше тридцати сантиметров. Но реальная скорость больше (в Интернете приводятся разные цифры вплоть до десяти метров в секунду), а значит, глубина ещё меньше. Через «Подкову» расход в десять раз больше, но там и ширина и скорость больше соответственно. Видимо поэтому в отличие от Йеллоустона здесь нет мощных прозрачных струй; тонкий турбулентный слой воды, срываясь со ступеньки, моментально превращается в сплошную пену и ниспадает к подножью водопада гигантским кружевным занавесом, что даёт массу световых эффектов и по-своему тоже очень красиво.

Сделали массу снимков и всей «подковы», и ближних струй и всех нас на фоне и каждого на фоне. В парке везде фонари горят, водопад насквозь просвечен прожекторами, можно снимать без вспышки. Кстати сказать, на фото ночной водопад смотрится более впечатляюще, чем в реальности: пенные струи, как волосы Горгоны тонут в клубящемся облаке, которое пульсирует изнутри зловещим рассеянным свечением всех цветов радуги. Наснимавшись, передвинулись вдоль берега острова вправо, к выходу из американского рукава, к американскому водопаду. Там совершенно то же самое, вид слева. Разумеется, и там была фотосессия на фоне, и на фотографиях метель оставила о себе память в виде белых пятнышек от снежинок, пролетавших близко к объективу.

И только насмотревшись на водопады, отправились в город искать пропитание. Было ещё не поздно, где-нибудь между восемью и девятью вечера, но городок выглядел вымершим и только после довольно долгих плутаний по нетронутому снегу просторных хорошо освещённых, но совершенно пустых улиц удалось найти кое-какие очаги тепла и жизни. Мы с Ринатом и Мансуром обнаружили открытую дверь в кафе. Чернолицая девушка провела нас через пару ярко освещённых практически пустых зальчиков на открытую веранду, где было довольно многолюдно, положила нам на столик меню и ушла. Меня сначала удивило и даже немного обидело, что нам не предложили столик внутри. Но, посидев на веранде минут десять, я понял, что там лучше, чем внутри. Место было закрытое от ветра, кадки с пальмами отгораживали нас от таявшего на асфальте снега, из открытой двери кафе тянулись вкусные запахи, посетители были в лёгких куртках нараспашку, а кто так и вовсе в рубашке, все, разумеется, с открытыми головами. Вот она, канадская зима! Может быть эти пальмы, конечно, на ночь внутрь заносят, в тепло, но кому бы у нас пришли в голову такие фокусы! И ещё я понял, что не хочу ждать, когда мне нажарят гору мяса, предлагаемого меню, не хочу по американской мерке набивать желудок на ночь глядя, не хочу, наконец, платить двадцать долларов за то, чего не хочу. Но неудобно было перед девушкой, которая с такой радостной улыбкой нас встретила и, может быть, уже посчитала мысленно наши чаевые – уходя, я выну эти доллары у неё из кармана. Я огляделся в тоске. Оказалось, что ограда веранды не сплошная, я взял свой рюкзачок, протиснулся между стеной и бочкой с пальмой, облегчённо вздохнул и зашлёпал по тающему снегу домой, в гостиницу.

Скоро собрались и все остальные, каждый со своими новыми впечатлениями, ну и провизию принесли тоже. Сняли панель с туалетного столика, положили поперёк проёма между королевскими кроватями – вот и королевский стол. Со стаканчиками нынче проблем нет, штопор у нас всегда с собой, на этот раз в номере была ещё прекрасная кофеварка, да много ли надо для хорошего ужина, если хорошая компания уже есть, есть столько новых радостных впечатлений и, главное, есть общая победа!

Утро на Ниагаре

Наше пристанище называлось «Inn», а не «Hotel» и это значило, что нам положен «континентальный завтрак». К восьми часам я, чувствуя себя очень неуверенно, спустился в цокольный этаж, где был буфет. К моей радости, наши девушки были уже там и объяснили мне, где и что брать. Шведский стол – чистое мучение для советского человека, привыкшего по жизни, что если что-то дают, то только одно и без выбора, главное, чтобы хватило при раздаче. А тут можно брать всё, и выглядит всё аппетитно и привлекательно и небольшими порциями. Но невозможно всё съесть, а нести назад булочку или яблоко – стыдно, но и с собой уносить – тоже стыдно, да куда деваться. Оля утешала меня тем, что мы одни тут во всей гостинице, а еды - вон сколько наложено, всё равно пропадёт.

Вышли из гостиницы в парк, а там – весна! «Вечор, ты помнишь, вьюга злилась…», а тут голубое бездонное небо, ласковое солнышко, снег исчезает на глазах, открывая взорам зелёную траву на газонах, как будто за дело взялся сказочный месяц Апрель. Тёплый и сладкий на вкус ветер, напоённый запахами тающего снега, открывшейся чёрной земли, нежным дыханием просыпающихся к жизни деревьев, их влажной коры, наполняет лёгкие так, что боязно взлететь. Пусть это ещё не наша весна, но почему бы не отхватить и чужой немного, американо-канадской, если так легко дышится и так радостно бьётся сердце. Неля убрала в сумку свою шапочку, и ветер ласково треплет её светлые волосы. Вот и Оля такая же, протоколирует на фото, как Мансур катает из умирающего снега огромный шар для снеговика.

Вечером в лучах прожекторов мы видели только бешено крутящиеся буруны и несущиеся им навстречу, как трассирующие пули, потоки крупных снежинок. А теперь под тёплым солнцем открылся просторный, сияющий красками мир, где река занимала если и центральное, то всё же не исключительное место

Прогулялись километра полтора вдоль берега вверх по реке. Перешли на остров, снова, как и вечером, вышли на площадку между водопадами. «Подкова» отсюда совсем рядом, но ближняя половина дуги обращена к нам спиной, падающая с неё вода нам не видна, а дальняя - далеко, до неё от четырёхсот до восьмисот метров. По-хорошему всё-таки надо бы смотреть с Канадского берега, потому что именно через «Подкову» идёт девять десятых всей воды. И ширина там почти втрое больше, а значит втрое больше глубина и мощней струя. Так что американская часть это - так, демоверсия.

С водопадом получился тот же эффект, что и с рекой: ночью подсвеченная прожекторами часть зрелища полностью владела всем нашим вниманием, дополнительно подогревая воображение игрой цветовых пятен, а днём оказалось, что водопад занимает только очень маленькую часть угла зрения, всего этого огромного окоёма, наполненного светом и движением, сердце от всей этой картины полнилось радостью, и от водопада в том числе.

Конечно, впечатления были бы значительно сильней и ярче, если бы можно было подойти к подножью на катере или хотя бы спуститься по лестницам к самой воде. Но – не сезон! Однако всё же подарок на прощание нам достался: открылся проход на обзорную площадку, специально для этого построенную и вынесенную чуть ли на середину реки перед американским сливом. До этого мы пытались на неё пройти, но все турникеты были закрыты. То ли официально её открыли, а скорее нашлись посетители похрабрее нас и отодвинули силой одну калитку, важно, что люди пошли. Увидев это издалека, заторопились туда и мы. Площадка, как палуба гигантского корабля метрах в семидесяти над рекой, весь американский водопад с неё как на ладони и достаточно близко. Вот он – тонкий белопенный занавес, свадебная фата, нижним краем погружённая в трепетное, дышащее облаке водяной пыли, до пояса скрывающее водопад снизу. С вышки хорошо видна и вся канадская часть, но довольно далеко. Вот такое везение получилось, нам ведь уже уходить было пора, а там, на площадке с трёх сторон синее небо, картины во все стороны одна лучше другой, и мощный, влажный, почти тёплый ветер (+10 Цельсия!), будоражащий, как залихватская музыка, от которой хочется петь и дурачиться. Так что заключительный аккорд встречи с Ниагарой получился вполне мажорным.

К Наталье

В Канаду нам не надо!

В двенадцать дня, как положено, освободили комнату в гостинице, снесли вещи в стоящую во дворе машину, я был настроен скорее ехать, впереди шестьсот миль до Энн Арбора, где нас ждут сегодня. Но прошло и десять и пятнадцать минут – никого нет. Ну что ты нервничаешь – урезонивал я себя, тепло (уже +12 С), ветерок ласковый, весь снег давно растаял, а с ним и вчерашние тревоги. Сиди себе на солнышке и наслаждайся жизнью! Но дорога зовёт, дорога ждёт, и я пошёл искать своих беспечных товарищей. В сувенирной лавочке, разумеется, да и сам там застрял. А потом ещё Оле надо было заехать в Буффало, брат заказал ей купить в магазине какой-то дивайс, который может быть только там. Раз надо, почему бы и не заехать, если это совсем близко от нашего пути. Как ни удивительно, но нам почти без проблем удалось найти этот магазин. Правда, дивайса там не оказалось, зато мы немножко испугались, когда на гигантской автостоянке у торгового центра потеряли свою машину – таких и похожих там сотни! А время шло и уже не только я начал нервничать. Машину, в конце концов, нашли, но искать подходящее кафе уже не стали, перекусили бутербродами и - вперёд, в Энн Арбор.

Я ещё с утра поставил на навигаторе окончательный адрес, а магазин в Буффало стоял как промежуточный пункт. И вот стали мы замечать, что из Буффало наш гид повёл нас обратно к Ниагара Фолс. Проезжали мы сегодня эти места! Уже пуганые, мы сразу забеспокоились и, тем не менее, не убереглись. Когда опять замелькала у дороги символика с кленовыми листьями, повернуть было уже невозможно, и мы опять выкатились к канадскому пропускному пункту. На этот раз нам даже не позволили выйти из машины – не останавливайтесь и проезжайте вперёд! Времени у нас на нашу дорогу и так уже оставалось в обрез, и вот вам ещё один идиотский подарочек от Канады! Причём мы стали действующими лицами старого анекдота, не раз описанного в американской литературе. Дело в том, что кратчайшая дорога из Буффало в Детройт, Энн Арбор и дальше в Чикаго лежит через территорию Канады, и эти приключения на канадской границе – постоянно действующий цирк. Но почему для того, чтобы развернуть людей назад, обязательно нужно заводить их на свою территорию – осталось для нас загадкой. И если первое посещение Канады вызывало у нас всё же какой-то интерес, к тому же мы тогда никуда не торопились, то второй раз кроме раздражения (возмущаться мы не смели) - ничего. Перед возвращением в Америку у нас отобрали и куда-то отогнали нашу машину, а нас заставили около часу ждать непонятно чего в душном, напичканном такими же бедолагами зальчике, пограничники в чёрной форме, важные, как пингвины ходят мимо, в упор никого не замечая, информации - никакой.

Нью-Йорк, - Пенсильвания -  Огайо -  Мичиган

Наконец вернули нам наши паспорта и машину, и мы рванули уже не по адресу, а так, просто на юг, чтобы подальше отъехать от этой проклятой канадской границы (как хорошо, что Канада от России за океаном!). А солнышко к тому времени уже совсем низко опустилось, а мили впереди всё те же, непочатые. Ехать бы скорее, но тут Мансуру плохо стало, укачивает его на ходу. Ринат побежал в аптеку, стоим, ждём. Оля достала перекус: сыр, печенье, орешки какие-то. Освоили на навигаторе опцию - пересчёт маршрута, и очень кстати, потому что, выезжая с местных дорог на фривей, идущий вдоль южного берега озера Эри, дважды промахивались на сложных развязках, и навигатор водил нас по кругу, чтобы вернуть на те же повороты. Наконец, спокойный женский голос из навигатора сказал, что вот так нам ехать ещё 59 миль и надолго замолчал. Мы тоже вздохнули облегчённо в надежде, что дальше всё будет проще.

К этому моменту солнце уже село, светлое небо было расчерчено узкими полосами розовых облаков, по сторонам четырехполосного (в одну сторону) фривея тихо погружалась в сумерки слабо всхолмлённая равнина: жиденькие перелески с воздетыми как в молитве к светлому небу ветвями, пустые поля, маленькие посёлки, в которых начинали зажигаться огни. Стали зажигаться подфарники у редких машин, двигавшихся по параллельным полосам, и у нас появилась новая забота – горят ли они у нас? Вроде бы они должны были включаться автоматически с наступлением темноты, но почему-то никак не включались. Никаких инструкций по эксплуатации автомобиля не положено, всё сделано так, что само собой понятно. Но это американскому водителю, а нам иногда с напряжением.

От аптеки стартовали мы примерно в пять вечера, около шестисот километров оставалось ещё впереди, причём полдня уже мотались по дорогам в машине, Неля всё время за рулём. шестьсот километров – шесть часов езды практически без остановок по фривею, сначала почти пустому, потом, в окрестности Кливленда, в сплошном потоке машин (то ли потому, что большой город рядом, то ли час такой), после десяти вечера одни мы остались на всех четырёх полосах, и всё это время я видел перед собой напряжённые Нелины плечи, сухие неулыбчивые глаза в узком зеркальце над передним стеклом. Единственный раз, уже в конце, она ошиблась и свернула вместо ветки дороги на экзит – трудно не спутать, эти экзиты – широкие, плавно очерченные просто требуют на них свернуть. Навигатор, как всегда без эмоций, пересчитал маршрут, провёл нас по кругу, вернул к той же развилке. В другой обстановке Оля в своём углу могла бы всего этого и не заметить, но к этому времени все уже сидели как на иголках, время приближалось к десяти, а нам ещё ехать и ехать. Успокаивала переписка по смс с хозяйкой дома Натальей. Мы ей передавали названия на указателях, которые проезжали, она сообщала, сколько времени по её мнению ещё нам ехать, успокаивала, что будет ждать хоть до утра. Так долго, к счастью, не пришлось. В одиннадцать вечера она отловила нас в кривом переулке возле своего дома, по которому навигатор вёл нас уже на третий круг, а мы всё не могли выбрать нужный поворот.

Приехали. Это такое счастье, когда в конце трудного пути вас встречают! Можно сбросить с плеч самый тяжёлый груз – груз принятия решений, и дальше только праздник встречи, праздник общения. Так всё оно и получилось на этот раз.

Энн Арбор

Молодец Наталья, она сумела сделать так, что не только Ринат, с которым они были много лет знакомы, но и все мы чувствовали себя в её доме легко и свободно. С Ринатом они вместе работали на кафедре теории относительности физфака нашего казанского университета, и у них была масса общих друзей и ностальгических воспоминаний. Потом муж увёз её в Америку, здесь они построили дом, здесь окончили школу и поступили в университет их дети. Но потом муж построил себе другой дом, дочь уехала учиться в другой город, а она осталась в своих просторных апартаментах вдвоём с сыном Марком, пока ещё школьником, но тоже уже зачисленным в студенты.

Марк замечательный парень во всех отношениях: симпатичен внешне, прекрасно развит физически, умеет и любит работать, очень доброжелателен и приятен в общении. И хотя он совершенно чисто говорит по-русски, сразу видно, что он стопроцентный американец по своему менталитету: по нескрываемому немного наивному честолюбию, самонадеянности, по тому, как заранее строятся будущие карьерные планы, по незамутнённой вере в честность правил игры. Видно, что его никогда не «мочили», не «гнобили», не учили «изнанке жизни». Он весь устремлён в будущее, птенец, который уже готов вылететь из гнезда, а все интересы матери пока ещё замкнуты на нем – счастливое и грустное время для женщины. Дом у Натальи большой, спереди двух, а сзади даже трёхэтажный, потому что стоит на склоне. Пять больших окон по фронтону, гараж на три машины, внутри комнаты большие, просторно и светло. Мы спали все по отдельным комнатам, я в компании с разнообразными физкультурными тренажёрами Марка.

В нашем распоряжении был только один день в Энн Арборе, и когда мы обсуждали ещё в Казани, как лучше его использовать этот единственный день, были разные предложения. С одной стороны (с запада) в пределах досягаемости оказывался Чикаго (400 километров), но это только доехать и - назад, формально отметиться. С другой (с востока) - совсем близко Детройт, тоже небезызвестный город и там тоже можно выехать на берег одного из Великих американских озёр - озера Эри. Решили, что решим на месте. А на месте, в Энн Арборе утром встали уже после девяти, долго завтракали, а потом  Наталья на своём большом джипе повезла нас смотреть город. Начали с университета, разумеется. А ещё точнее, - с парковки. В Америке всякий визит начинается с парковки и этому им, как и туалетам, уделяется достойное внимание: не так, чтобы пристроиться за каким-нибудь кустиком, а обязательно предусмотрено какое-то легальное решение.

В Анн Арборе мы оставили машину на гигантской многоэтажной подземной парковке, поднялись на улицу в лифте и уже оттуда пешком отправились на центральную городскую площадь к университету. При этом, так же, как и в Нью-Йорке всплыл вопрос, а что, собственно, мы хотим увидеть? Дело в том, что университетские факультеты и лаборатории размещаются в разных зданиях, разбросанных по всему городу (они, собственно, и образуют его костяк), и надо решить, которое будет представлять для нас университет. Но если в Казани всех гостей сначала ведут к старому зданию с колоннами – то есть административному центру, где находятся ректор с командой проректоров, начальники департаментов, кадровики, бухгалтеры и хозчасть, то в Анн Арборе, так же как до этого в Солт Лейк Сити и в Нью-Йорке и позже в Болонье, нам без колебаний было предложено сначала осмотреть библиотеку, и именно на стене библиотеки красовалось название университета.

И вот мы идём вшестером смотреть университетскую библиотеку. Светит солнышко сквозь лёгкую дымку, тепло (+12 С), ветра почти нет, то ли в воздухе разлита расслабляющая леность, то ли это вчерашняя усталость выходит – идём «нога за ногу». Через просторную площадь, в середине которой на зелёной лужайке стоит, опершись на острый угол, огромный чёрный куб, можно подойти и покрутить его вокруг вертикальной оси, и Мансур, конечно, не отказал себе в этом удовольствии, ну уж и Оля тоже не могла пройти мимо. И по лужайке и по окрестным деревьям – везде во множестве бегают упитанные и бойкие белки, не наши рыженькие, а крупные серые американки без кисточек на маленьких ушках. Видно, что они чувствуют себя здесь хозяевами. Бредём  к старинному зданию католического университета, построенному в виде каре в три этажа с башнями по углам и над центральными воротами, с уютным зелёным внутренним двором. Под каждым контрфорсом маленькая скрюченная фигурка студиоза из белого камня, выполненная с восхитительным мастерством и иронией. Девушки всё многократно фотографируют, в том числе и на видео, так что можно будет прожить эти прекрасные минуты ещё сколько угодно раз.

Вход в университет свободный. Высокие дубовые двери с оригинальными блестящими латунью ручками открываются с медлительной важностью, впускают в очень высокий просторный вестибюль старинного здания. Это клубный корпус. По сторонам широкого коридора открытые двери в концертный зал мест на сто с роялем в углу сцены, банкетный зал со столиками, накрытыми белыми скатертями, в соседнем зале - десяток больших биллиардных столов, рядом просторные комнаты для клубной работы. Пятиметровой высоты потолки, дубовые панели на стенах, затейливые медные ручки в дверях, спокойное достоинство на лицах студентов – всё это производит прекрасное впечатление. В главном читальном зале – старинном, очень высоком, как храм, двухсветном зале с огромными почти до потолка окнами, дубовыми панелями по стенам, длинными столами и скамьями из полированного дерева читателей совсем мало. Но и те, что есть, работают, в основном, не с книгами, стоящими в бесчисленных застеклённых шкафах вдоль всех стен зала, а со своими ноутбуками. Это я уже замечал и в других местах.

Сейчас, видимо, критическое время для моей любимой бумажной книги. Я думаю, в ближайшее время определится, выживет ли она, и если да, то в каком виде и какое ей отведено место в том новом мире, который уже пришёл, но ещё не осознан и не освоен нами в полной мере. Поэтому меня радует, что книжные магазины в Америке (которая по степени компьютеризации, несомненно, впереди нас) выглядят вполне благополучными. Но сам я, хоть и болею душой за бумажные книги, в магазинах давно их не покупаю, всё тяну из Интернета.

Из университета мы, разумеется, плавно перетекли в настоящий символ Америки – такой огромный супермаркет, что отстав от группы и безнадёжно заблудившись, я испытал острое отчаяние ребёнка, потерявшегося в глухом лесу. А с этого пира суеты Наталья привезла нас вдруг на местное еврейское кладбище. Перелески, травянистые аккуратно подстриженные поляны, тишина, безлюдье, птицы, белки, непуганые косули. Могилы почти не видны, потому что не только нет никаких оград, но и камни с надписями по большей части лежат, почти не возвышаясь над землёй, а то и вовсе только бронзовая табличка, врезанная в дёрн.

Вернувшись домой, вяло обсудили дальнейшие планы. Я уже понял, что если ехать в Детройт, то повезёт нас опять Наталья – отправить нас одних явно не вписывалось в её правила гостеприимства. Везти она не отказывалась, но всячески нас от этой поездки отговаривала, живописуя нам Детройт, как жертву экономического кризиса, откуда уехали все кто мог найти работу в другом месте, что там развал и запустенье, неухоженные улицы, тяжёлый моральный климат и смотреть там нечего. И к озеру там нигде толком не проехать. Не хотелось ей показывать нам Детройт. Вместо этого она предложила нам посетить замечательный китайский ресторан. Туда тоже, конечно, надо ехать, но немного - километров тридцать, это рядом по местным меркам.

Задним числом издали многие решения кажутся неверными: поленился, не осмелился, не решился. Но бывает и так, жизнь практически повторяет ситуации и, несмотря на то, что помнишь все свои сожаления, лицом к лицу с живой обстановкой снова принимаешь то же самое решение. Хотелось мне окунуть ладони в воду озера Эри, увидеть автомобильный город Детройт пусть и в нелучший для него момент, мог я с жаром всё это изложить и убедил бы, наверно, настоял бы на своём, но – не решился. До следующего раза. А на этот раз мы поехали в китайский ресторан. Наталья нас угощала. Всем очень понравилось, и мне тоже.

Вернулись домой уже в одиннадцатом часу, и Неля потребовала, чтобы мы с Ринатом проработали в деталях завтрашний маршрут. Меня и самого грызла понемногу тревога за обратную дорогу. Всё же очень далеко мы уехали от своей взлётной полосы, и я ощущал эту тысячу километров, как растянутую пружину. Всю предыдущую ночь я беспокойно крутился, давая себе обещания вернуться в Нью-Йорк непременно второго числа, чтобы утро третьего у нас оставалось в запасе. Не добавили спокойствия и рассказы Натальи, что здесь у них каждую зиму случаются такие снегопады, что на день-другой дороги становятся непроезжими, и все просто сидят по домам. Жила в душе тревога, и поэтому мы не заставили себя долго уговаривать, взяли карты, навигатор и приступили к работе. Но долго поработать нам не удалось: Марк, узнав, в чем проблема, открыл свой ноутбук, и нам на двоих осталось только решить, в каком именно городе и в каком отеле мы желаем остановиться на ночь. В принципе мы тоже знакомы со всем тем инструментарием, который он использовал, но у нас пока нет навыка, а молодой американец по-другому и не мыслит.

Скажите, когда уходят из похода трудности, уходит ли вместе с ними и Романтика путешествий?

Но нам на следующий день романтика была нежелательна, хотелось спокойно и лучше бы без приключений открутить свою тысячу километров до Нью-Йорка. Правда, всё же решили сразу до Нью-Йорка не ехать, а переночевать где-нибудь немного не доезжая. Выставили маршрут на навигаторе, получилось 645 миль, одиннадцать часов езды. Марк распечатал нам всё подробно на бумаге с названиями городов, поворотами и длинами отрезков. А потом ещё, как разыгравшийся волшебник, узнав, что я собираю четвертьдолларовые монеты (квотеры), отчеканенные в разных штатах, принёс свою детскую копилку и вывернул её содержимое на стол. Квотер – самая распространённая монета в США, под неё были приспособлены все американские торговые автоматы, сторона с номиналом у всех монет одинаковая, а на изнанке каждый штат печатает свою эмблему. Сам я собрал меньше половины монет разных штатов, а тут волшебным образом оказался владельцем почти полного комплекта. В счастливом настроении окончился для нас этот день, девятый день в Америке.

Самое сладкое – дорога!

Весь следующий день провели в дороге, почти не вылезая из машины. К счастью ни один из моих ночных страхов не оправдался, погода была вполне подходящая для езды: тихая, серенькая, временами с мелким, слабым дождём. Чистая дорога, спящие пустые леса по сторонам, ровный бег надёжной фордовской машины, Нелино сосредоточенное лицо в зеркале над передним стеклом. Одиннадцать часов навигатор насчитал по максимальной скорости, на платных участках это 70 миль в час. Но при такой скорости местные машины обгоняли нас как стоячих, что для Нели, конечно, унизительно, да и просто неудобно ехать, когда ты не в общем потоке, и её, невольно увлекало общее движение, а навигатор, с идиотским, нечеловеческим спокойствием без конца указывал на нарушение порядка. Неля нервничала, на время сбавляла скорость, но потом всё повторялось сначала.

С утра ехали через штат Мичиган, и за окнами машины была плоская равнина с редкими перелесками, маленькими одноэтажными посёлками и фермами, ёлочками и молодыми сосенками по сторонам дороги. Потом втянулись в штат Пенсильвания и начались большие массивы тихих, застывших в зимней спячке лиственных лесов, невысокие холмы, маленькие быстрые речки с галечными отмелями, вытянутые озера, всё некрупное, спокойное, полусонное.

Где-то часа в два дня проехали поворот на Ливерпуль. На этом месте я расстался со своей мечтой принести цветы на могилу бабушки Арны. Мы не знаем можно ли искупить вину перед живым человеком цветами, принесёнными на кладбище, но, как говорится: сделай, что должен и – будь, что будет. Ещё с прошлой поездки я нянчил эту мысль, тщетно пытался связаться по почте с правнучкой бабушки Арны, а потом догадался обратиться к всезнающему мистеру Гуглу и, к моему восхищению, он моментально выдал мне не только ссылки на статьи в местной прессе, но и адрес кладбища и номер места на нём. Всё было у меня, и всё же я не решился попытаться добавить это мероприятие в наш план ни предыдущим вечером, когда составлялся маршрут и получилось и без того 11 часов чистой езды на предельной скорости, ни тем более теперь, глядя на напряжённые Нелины плечи, не менявшие положения уже не первый час. Конечно, оправдания есть, можно спрятаться за целый лес оправданий, вполне уважительных, но от себя прятаться стыдно, всё равно знаешь, что, в конечном счете, объяснение простое – вот такой ты есть, такова тебе и цена.

Уже в глубокой темноте навигатор выдернул нас с магистрального восьмидесятого фривея на боковую дорогу и через несколько довольно сложных поворотов привёл к дверям выбранной Марком гостиницы. Заранее номер не заказывали – зима, стоит ли беспокоиться. И в самом деле, встретивший нас у стойки сухощавый молодой индус был очень приветлив и насчитал меньше ста долларов за всё-про всё, вместе с дополнительной койкой и завтраком. Вот мы и дома. «Прекрасно, – сказали в один голос Оля с Нелей, глядя на огромную ярко освещённую торговую площадь сразу за нашей гостиницей, - вот здесь мы и отведём душу перед отъездом!». Мансур тоже, конечно, взялся им помогать, а мужчины отправились на охоту – за продуктами для прощального ужина.

Мы не спешили, мы были уверены, что наша прогулка будет приятной и недолгой. Но не тут-то было. Во-первых, оказалось, что в этом бесконечном ряду призывно блистающих витринами магазинов, есть какие угодно, кроме продуктовых. Кафе и ресторанчики – пожалуйста, но не продукты. Наконец, уже за пределами площади обнаружился под стать остальному огромный супермаркет, где всё предлагалось гигантскими порциями, но это можно было как-то пережить. Мы вздохнули облегчённо, набрали в корзину, как обычно, ветчины, сыра, хлеба, фруктов, походя выглядывая краем глаза винный отдел, но он всё не попадался. Тогда уже специально пошли искать его по всему стометровому ангару – и снова не нашли.

Наивные люди с развращённым европейским менталитетом! В полной уверенности, что мы просто заблудились в этом торжище, мы обратились к парню из обслуги с вопросом, в каком углу у них тут вино. «Vine, dry vine?», - переспросил он в недоумении. Он позвал товарища, и они вдвоём слушали наши объяснения, смотрели на наши выразительные жесты и добросовестно старались догадаться, что это такое мы ищем. Может быть пиво? Или Колу? (Вот она – разница менталитетов, француз догадался бы сразу, просто увидев, чего у нас не хватает в тележке!). Наконец, до одного из них дошло – «спиритус винус»? Да, конечно, «спиритус винус»! Парень обрадовался, что угадал, и я думал, что он сейчас покажет нам рукой, где лежит этот самый «спиритус», но всё оказалось гораздо сложней - чело его снова затуманилось размышлением, он опять начал советоваться с товарищем, а тот достал свой айфон и предпринял поиск в Интернете.

Я понимаю, что читатель в России вряд ли поверит, будто двое молодых служащих продуктового магазина в маленьком городке не знают, где находится ближайший винный магазин. Ну, небоскрёбы – ладно, ну бесплатные туалеты со свежими полотенцами в пустом парке – ещё туда-сюда, но чтобы такое! Это уж ты, парень, загнул лишнего!

Тем не менее, они довольно долго тыкали пальцами в экран, прежде чем первый взялся нам объяснять, что здесь вина нет, что оно продаётся только в специальных магазинах, что в городе таких магазинов всего два, работают они до девяти часов вечера (а было - восемь, успеем – подумал я с облегчением) и в ближайший из них доехать не сложно, тут всего несколько минут. «А пешком, - сказали мы, нам хотелось бы сходить туда пешком». И опять лица наших советчиков напряглись раздумьем. «Нет, сказали они, пешком – это слишком далеко, пешком туда нельзя дойти». (И я невольно вспомнил аналогичную ситуацию полувековой давности, когда киргиз сказал нам, что до озера близко, один час на лошади - один километр. А пешком, спросили мы, сколько километров пешком? Пешком туда нельзя дойти – был ответ – надо на лошади ехать.)

И они знали, что говорили! Мы поиронизировали по поводу американцев да и пошли в указанную сторону, однако сразу убедились, что пешком в этом городе не ходят и поэтому тротуаров не сделали – не нужны. Пришлось идти прямо по травянистому газону, потом по проезжей улице, с трудом в несколько приёмов пересекли оживлённый перекрёсток, и дальше было обещано прямое шоссе к аэропорту: слева дома, справа – кладбище. Нигде никаких тротуаров, только подъездные дорожки поперёк нашего пути, а вдоль – бугристый газон с ямами. И от дома до дома – только свет фар проносящихся по дороге машин, и каждый жилой островок выглядит последним в этом ряду, дальше только ночь, наполненная множеством хаотически разбросанных огней.

Сначала мы шли уверенно и не торопясь, справа за шоссе темно и значит, как нам и обещали, кладбище. Время от времени впереди возникали освещённые строения, каждый раз в сердце загоралась надежда, мы прибавляли шагу, но каждый раз надежда сменялась разочарованием. Миновали магазин питания для животных, тряпичный магазин, пивной бар. Время шло, уже перевалило за полчаса девятого, мы уже почти бежали. Наконец, пошли какие-то глухие гаражи, впереди стало совсем темно, и я предложил махнуть на это дело рукой. Спас Ринат. Ладно, сказал он, давайте пройдём ещё один километр - десять минут, просто из спортивного интереса. Километра не потребовалось, уже метров через двести из темноты проявилась одинокая слабо освещённая витрина, и это было оно!

Это был действительно превосходный винный магазин с полноценным выбором сухих вин всего света. Конечно, всего нам и хотелось. Но, увы! выбор – это всегда потеря, всегда разочарование. И Францию и Чили и Новую Зеландию пришлось оставить до следующего раза, а на этот раз мы ограничились бутылкой калифорнийского Каберне и, как показала проверка, не ошиблись, хотя ответственность была велика, ведь это был последний наш вечер в Америке! И в результате он получился очень дружеским и сердечным.

Мы поднимали тосты за дороги, которые прошли и за те, что ещё ждут нас впереди, за нас, смелых и отважных путешественников и за нашу дружбу, нам было хорошо вместе, время летело незаметно и уже перевалило в следующие сутки, и уже Оля расслабленным голосом сказала:  «Мальчики, а не пора ли нам всем бай-бай». И тут Неля совершенно свежим голосом возмутилась: «Как это спать?! А кто маршрут назавтра будет готовить?!» И мы с Ринатом сели готовить маршрут. Нарисовали на карте: с кратчайшим подъездом и пересечением всего Нью-Йорка из края в край через самый центр, выставили всё на навигаторе и подробно промоделировали, осталось сесть и рулить.

А утром спросонья спохватились – что же мы наделали! Ведь мы же не хотели ехать через Нью-Йорк, ведь все наши страхи были связаны как раз  с ездой по Нью-Йорку, и, если уж нельзя его вовсе миновать, то надо хотя бы объехать как-нибудь по окраинам! И давай перекраивать всё по-новому теперь через Гарлем и Квинз, причём вместо вчерашних ста с небольшим миль навигатор стал показывать больше двухсот и какие-то странные петли на пути, а разбираться некогда, времени в обрез, до половины двенадцатого надо сдать машину в аэропорту, в три после полудня – самолёт. «Всё, едем по-старому», – решительно сказала Неля, больше всех боявшаяся Нью-Йорка. И мы поехали.

К городу подъезжали тёплым солнечным утром. Все прекрасно было в этом мире, и то, что оставалось за спиной: картины новой страны, тепло дружеских встреч, театры, музеи, города и дороги, две недели как два года, и настроение внутри машины, дух согласия покорил даже нашу невозмутимую железную гидшу, и с ней удалось найти общий язык, и этот последний, самый сложный и самый ответственный участок дороги (очень не хотелось опаздывать и платить ещё за один день) мы прошли без единой помарки. Для меня это был, несомненно, самый интересный, самый эмоционально напряжённый и радостный  аттракцион всей нашей поездки. Конечно, можно сказать: нашли, чем гордиться, всего-то требовалось - чётко следовать командам навигатора! Но мы делали это втроём: Неля крутила руль (и при этом вкладывала своё нервное напряжение в голос – доставалось всем: и дороге и соседним машинам и нам в первую очередь), Ринат командовал, глядя на дорогу, а я давал советы, глядя на экран. Несколько раз выруливали буквально на последних метрах. Если ещё принять во внимание голос из навигатора, то можно понять наш восторг, когда, несмотря на все трудности, мы, в конце концов, всё-таки оказались на стоянке у аэропорта Кеннеди на четверть часа раньше срока.

Для этого нам пришлось прокрутиться по захватывающим, как цирковой аттракцион, подъездным и выездным серпантинам Линкольн-тоннеля, ещё раз на прощание проехать по солнечному, малолюдному в этот час Бродвею на участке между тридцать четвертой и сорок второй улицами, именно тут был очередной соблазн не поверить навигатору (небоскрёбы мешают), но мы его общими силами преодолели и в награду навигатор привёл нас прямо к въезду в туннель через Ист Ривер, спрятанный внутри квартала за перекрёстком сорок второй улицы и второй авеню – просто так не найдёшь. И вот мы на месте, в конечной точке нашего путешествия. Почти сразу подошёл представитель арендной фирмы, забрал ключи от машины, отметил время прибытия, объяснил, как пройти на посадку в самолёт – вот и все формальности. Сдача машины, как продажа ишака – момент счастливый и грустный. С одной стороны - освобождение, с другой – знак окончания ещё одного свежего глотка жизни, дальше – только воспоминания.

Послесловие

Сказать, что Нью-Йорк красивый город просто, что называется, язык не поворачивается. Красивая Прага, Венеция, красивый Рим. Но там при оценке всегда присутствует ещё некий уже сложившийся шаблон городской красоты. Я поймал себя на том, что никогда не использовал этого слова для характеристики, скажем, Бухары или Хивы. Для них другие слова: оригинальные, впечатляющие, а если заговаривают о красоте, то говорят: своеобразная красота, что, фактически, означает, что стандартный шаблон не годится и надо давать старому термину новое смысловое наполнение, без него это слово – пустой звук. Та же ситуация с Нью-Йорком. Мне кажется, что часть его архитекторов была поглощена рациональным решением утилитарных задач, часть строила для нуворишей дома с колоннами, о которых мечтали их нищие родители, а часть очень самостоятельно и с большим скепсисом к достижениям предыдущих поколений пересматривала само понятие красоты городских построек и города в целом. Имея новые технические возможности, они искали новые масштабы и формы, которые могли бы нащупать новые эмоциональные резонансы в человеческой душе. Вызывает восхищение их отчаянная смелость – уж очень консервативны представления людей о прекрасном на протяжении множества веков в этом переменчивом мире, вызывает восхищение свежесть замысла и размах, но захотел ли бы я жить среди этих зеркальных скал – у меня большие сомнения. К счастью, никто мне этого не предлагает, зато есть немало людей, даже среди моих знакомых, всей душой влюблённых в этот необыкновенный город.

Как в своё время с Запада люди ехали в СССР, чтобы увидеть, что даёт человечеству самая радикальная в истории попытка продвинуться в будущее, так и для нас наша поездка в Америку была в какой-то степени поездкой в наше будущее. И не только в смысле техники и порядков общежития, но и в смысле развития общества, самоосознания людей, решения проблемы смысла жизни, смысла цивилизации. Всё же у них проблемы собственно выживания в достаточной мере решены и к вопросу, что делать дальше, куда развиваться дальше, какие цели ставить дальше этому обществу, они подошли ближе всех. К вопросу: есть ли на этот счёт какой-то план у Создателя, кроме тривиального Потопа, начинает ли запланированная дорожка как-то просматриваться в туманной дали или Он (или Природа – назовите, как хотите) оставил свободу решения развивающемуся интеллекту человечества. Судя по предыдущей истории, вряд ли оставил, уж очень жёстко всё катится до сих пор по простым законам, далёким от благих намерений людей и библейских заповедей.

Есть паллиативное решение этой проблемы, предложенное (или предсказанное) ещё Циолковским – выход в космос. Это не ответ, конечно, но на какое-то время отодвигает достигнутый потолок, даёт человечеству достойную задачу, повод для объединения усилий, простор для свободного роста и одновременно надежду, что с новых вершин будет дальше и больше видно, и уж тогда…

Фото по второй части на ссылке в конце списка произведений.




СОДЕРЖАНИЕ

Часть 1. Америка – 2011 3

С чего начиналось 3

Заочное знакомство 3

Проект 6

В жерло вулкана 8

Начало пути 8

Йеллоустоун, водопады 12

Йеллоустоун, гейзеры 14

Титан парк 16

Большое Соленое Озеро 18

К Океану 20

Брайс каньон 20

Инцидент 24

Крошка Шеви 28

Гранд Каньон 32

Лас-Вегас 33

Лос-Анжелес 37

Секвойи 43

Sierra national forest 45

Сан-Франциско 50

Сакраменто 56

Озеро Тахо 58

Рино 60

Возвращение 63

Часть 2. Америка-2012 66

Нью-Йорк 66

Первое знакомство 66

Эмпайер Стейт Билдинг 75

Статуя Свободы 77

Метрополитен опера 79

Мюзикл Чикаго 82

Всё остальное 86

Последний день в Нью-Йорке 89

Брайтон бич 91

В Коннектикут в гости 92

Не отпускает 92

Вторая попытка 95

В гостях у Андрея и Оли 97

Коннектикут, Массачусетс, Нью-Йорк 99

Ниагара 101

В Канаде 101

Ниагара ночью 103

Водопад 105

Утро на Ниагаре 108

К Наталье 109

В Канаду нам не надо! 109

Нью-Йорк, - Пенсильвания -  Огайо -  Мичиган 111

Энн Арбор 112

Самое сладкое – дорога! 117

Послесловие 121