Владимир Сабиров. Как Мыслёнкин роды принимал(Святочный рассказ)
Все знают, теперь даже маленькие дети, что сказка есть небылица, придуманная людьми для потехи, для того чтобы повеселиться, отвлечься от будничной суеты или мрачной атмосферы окружающей реальности. Если же заговорить о чуде, то многие взрослые в первую очередь подумают о чудесах техники, а кто-то для вящей убедительности достанет из кармана гаджет новейшего образца, похвастается перед знакомыми удивительными программами и приложениями, в нем заложенными, и тем самым продемонстрирует, что он-то как раз и есть реальный обладатель некоего технического чуда, которое никакого отношения не имеет ни к мистике обыденной жизни, ни к особым религиозным событиям, которые когда-то с кем-то то ли случались, то ли были просто придуманы для оболванивания «неграмотного» народа.
В данном же сюжете речь пойдет о самом настоящем чуде, даже нескольких чудесах, которым я сам был некогда свидетель, т.е. прямой очевидец и более того – участник невероятных, почти фантастических, сумасбродных событий, запомнившихся мне на всю жизнь как то, что было в действительности, но что не нужно ни объяснять, ни уж тем более рассказывать каждому встречному-поперечному.
Происходили эти события в лихие 90-е годы, которые кто-то проскочил удачно (честь и хвала ему за это), а кто-то, можно сказать, даже родился в рубашке, словом, крепко ему повезло, что выжил или даже нажился. Я, конечно, за те годы не нажился, но и не пропал, как многие мои коллеги, друзья и знакомые.
Итак, прошли новогодние праздники, которые молодежь в любые времена в России отмечает с размахом; проскочило Рождество Христово, которое отмечало тогда еще не так много людей; отпраздновали, как водится у нас, и старый Новый год. Надо сказать, что от праздничных застолий, гулянок и всяческого коллективного веселия я за это время так устал, что решил оторваться от коллектива и культурно отдохнуть в кинотеатре, даже не прочь был там, в темноте зала, чуток подремать и, таким образом, расстаться с остатками хмельных паров в своем изможденном праздниками организме. Пошел в кассу кинотеатра и купил билет на американский фильм «Призрак оперы», уселся в первые ряды малолюдного кинозала и собрался было подремать, но не тут-то было.
Сюжет фильма стал меня забирать и захватывать, и я превратился в обычного зрителя, увлеченного лихо закрученным действом, по сюжету которого главный герой – бывший оперный певец, живущий в подвалах старой оперы, из-за того, что нечестные конкуренты, выплеснув на его лицо ушат серной кислоты, изуродовали его до кошмарного безобразия, из-за чего он в свою очередь превратился в убийцу, снимавшего с лиц своих жертв кожу и обычной иглой с ниткой пришивавшему себе новое лицо, чтобы хоть на время выйти в люди и пообщаться с женщинами…
Эти сцены были сняты с таким поражающим сердце натурализмом, что в какой-то момент этого просмотра оно не выдержало, и я потерял сознание, свалившись в глубокий обморок. Очнулся я уже в карете скорой помощи, обычной «буханке» УАЗовского завода. Медперсонал этого транспортного средства, убедившись, что я пришел в чувство, потерял ко мне всякий интерес, и стал решать свои житейские проблемы. Судя по всему, их рабочая смена закончилась, отчего вскорости в автомобиле не оказалось ни врача, ни фельдшера. Остались мы вдвоем с водителем, который поинтересовался, куда меня отвезти: в больницу или домой. Я предпочел отправиться домой, а поскольку наши пути удачно совпали, то мы оба довольные тем, что день (у одного – рабочий, у другого – отдыха) заканчивается более-менее благополучно, по ходу движения вели незамысловатую беседу на разные житейские темы…
Вдруг, подъезжая к одной из остановок общественного транспорта, водитель скорой помощи резко затормозил перед толпой громко орущих людей: «Да, вот же «скорая» подъехала, пускай ее везут как можно скорее в роддом!» Попытки водителя отказаться под предлогом того, что медработников в салоне давно нет и что у него уже закончилась рабочая смена, никак не подействовали: толпа чуть ли не силой решительно открыла заднюю дверь кареты скорой помощи и положила на кушетку, ранее занятую мною, молодую женщину, корчившуюся в родовых схватках. Я обомлел, не зная, как действовать в чисто физическом плане, и не понимая, как вести себя в этой ситуации с точки зрения морали и норм элементарного житейского приличия. «Ну, что уставился, как будто рожениц не видел?» — в сердцах и от нестерпимых, видимо, болей чуть ли не промычала новоявленная пациентка скорой помощи. Я заметался в узком пространстве медицинского транспорта. «Да снимай скорее с меня портки», — чуть не завопила женщина. Я с трясущимися руками полез под юбку, почувствовал горячее женское тело, схватил попавшее в руки дамское белье и стал было деликатно его снимать и тут же нарвался на женский окрик: «Да снимай ты его скорее, у ребенка уже головка вылезла!» Далее я уже действовал как бы в тумане, почти в полуобморочном состоянии, при этом точно выполняя четкие приказания роженицы: «Бери его головку, а как только я сейчас натужусь, так и тяни на себя, не бойся, плоть человеческая не порвется». Я, будучи не в себе, дернул на себя теплый комочек, раздался какой-то мокро-резиновый звук, и от тела женщины отделилось новое, живое существо. Помню дальше, что мне приказали: «Отвяжи шнурки от ботинок и перевяжи ему пупок, — что я машинально сделал, — да снимай с себя все, оботри его своей майкой, запеленай в свою сорочку и замотай в куртку, положи его вот сюда на сиденье, да и посмотри: дышит ли?».
«А дальше-то что делать?» – спросил я у роженицы уже с некоторым облегчением, обнаружив у младенца легкое дыхание.
«А дальше будешь второго принимать, у меня двойня, поэтому-то меня из роддома № 2 решили переправить в роддом № 5, да по дороге машина сломалась, вот так я здесь и оказалась…», — спокойно было начала объясняться женщина, но опять у нее начались родовые схватки. Она опять начала кричать чуть ли, не впадая в безумие от боли, но, видимо, судьба уготовила ей далеко не самую тяжелую участь: второй ребеночек родился, как мне показалось, еще быстрее. Все процессы, связанные с вхождением новой жизни в наш непростой мир вновь повторились с тем лишь нюансом, что в этот раз пришлось пожертвовать своим бельем водителю кареты скорой помощи.
Удивительно, но женщина, несмотря на гнетущую слабость своего организма после таких важных витальных событий, не утратила ни здравого смысла, ни властности, необходимой для того, чтобы рационально распорядиться услугами двух неотесанных молодых мужиков и обстоятельствами, в которых она оказалась.
«Куда тебя везти-то, в роддом что ли?» — спросил водитель мамашу двух младенцев.
«К черту этот роддом, вези меня домой, к мужу!»
Кое-как вспомнив район города и точный адрес дома, женщина забылась в легкой прострации, а мы поехали по указанному адресу.
Подъехав к дому, мы договорились с водителем, что он присмотрит за роженицей, а я понесу двоих младенцев, по моим представлениям, счастливому папаше.
Поднявшись на лифте на 6 этаж, (напомню тем, у кого слабое воображение: полуголый, в ботинках без шнурков, держа в руке в виде большого пакета свою пуховую курточку, с торчащими из обоих рукавов головками младенцев), я позвонил в кнопку домашнего звонка. Звонить пришлось несколько раз. Когда же дверь открылась, я увидел в прихожей квартиры 3 подвыпивших мужиков, которые смотрели на меня так, как будто к их застолью (видимо обмывали уже еще не родившихся тогда детишек) собрался приноровиться марсианин.
«Да ты кто ваще такой?» — наконец-то проронил слово, очевидно, хозяин дома и, как я полагал, счастливый папаша, в чьем голосе, однако, не было ни нотки счастья, а только раздражение не вовремя оторванного от веселого мужичьего застолья человека.
«Не видишь, что ли – аист – принес тебе двойню, какую ты сделал со своей женой!» – вызывающе ответил я, ожидая благодарности, а уж никак не подобной обструкции.
«Какую еще двойню? У нас уже и так есть двое пацанов! И никто нам не говорил, что у нас будет двойня. Ты мне подкидыша не суй под нос, себе его забирай! Да, кстати, а где Света?»
«Кто такая Света? А, это твоя жена, наверное, она счас в машине скорой помощи. Помогите ей подняться на этаж, очень уж она слабая».
Двое собутыльников, не мешкая, побежали вниз, а я остался наедине с недоумевающим папашей: «Да, кого ты нам, аист сердечный, принес-то? Покажи, сделай милость!»
«Да вы меня в дом-то хоть пропустите, я же почти голый стою, уже измерз весь!»
Прошли в спальню, где я и выложил на кровать два живых сопящих комочка. Папаша, не церемонясь, развернул, так называемые, пеленки, сооруженные из моего бельеца: «Так, этот парень – значит – мой ребенок, а это, так это же девчонка, зачем она мне сдалась, забирай ее себе!»
Ничего подобного я не мог себе представить даже в самом страшном сне: как же это я, молодой парень, неженатый, живущий в студенческом общежитии, принесу в свою комнату младенца, да еще женского пола?!
Тут на счастье «друзья» папаши привели Светлану, которая, едва держась на ногах, по неизбывному материнскому инстинкту сразу же направилась к своим деткам. Счастливая улыбка озарила ее изможденное лицо.
«А ваш муж желает отдать дочку мне, говорит, что не любит девчонок! – стал жаловаться я на ее мужа.
«Я его самого отдам кому угодно, а детей своих никому отдавать не собираюсь. Я и рожала-то, чтобы девочка в семье была. Устала уже от вечно орущих и вечно голодных парней. Да она у меня такая ладненькая вышла, прям, чистая красавица!»
«Ну, и назовите ее Кипридой! По-гречески это и означает «красавица», — посоветовал я.
«Да хоть Кипридой назову, лишь бы у меня дочка была. Да спасибо тебе и за имя, и за то, что роды у меня принял! А что ты так нервничал, первый раз, что ли роды принимал?»
«Да я же не врач, я сам был несчастным пациентом этой скорой помощи, так что совершенно случайно оказался вместе с вами».
«Охтеньки, да ты ведь раздетый стоишь, сейчас найдем для тебя одежду. Да и оставайся у нас переночевать, а то на ночь-то глядя счас опасно выходить из дому, какие времена-то настали, ужас просто: каждый день сообщают по телику, что кого-то убили, кого-то ограбили, кого-то там изнасиловали, а у нас места много: четырехкомнатная квартира, не в тесноте живем.
Наутро уже не только хозяйка и мамаша 4 детей, но и ее муж очень меня благодарили за помощь, одели меня в лучшую мужнину одежду, накормили сытным завтраком, даже позвали быть крестником Киприды, которую теперь уже действительно счастливый папаша уже любил больше всех своих детей, грозился оставить именно ей все свое имущество в наследство, а мальчишек собрался пустить на вольные хлеба и уж никому ни за какие деньги ее бы не отдал, даже самому аисту, принесшему ее в их шумный, но счастливый дом. Вот ведь какие замечательные бывают чудеса в жизни