Предутренний сон разорвало грохотом фейерверка. Когда он открыл глаза, по чёрному бархату неба за окном ещё стекали белые капли отгоревших ракет. Часы-заставка на телефоне показали без трёх пять. Он встаёт с постели и идёт на кухню - напиться воды, осторожно лавируя в темноте комнат. Где-то тут раскорячилась искусственная ёлка, сюда передвинули большой стол, а там раскладушка, на ней дрыхнет тёща, приехавшая погостить на Новый год.
Так он добирается до кухни, прикрывает за собой дверь, стараясь не шуметь, наливает в кружку воды из чайника. Впрочем, тёщин храп перекрывает любые звуки, если они тише рёва самолётных турбин.
На столе бугрится наваленная с вечера гора продуктов - всё то, что надо будет сварить, запечь, пожарить, нарезать, покрошить, смешать. Приткнув на край стола пустой стакан, он отходит к окну, за которым белеет крыша детского сада и вдруг вспоминает все новогодние праздники, они встают перед ним с той ясностью, с какой проносится жизнь перед глазами осуждённого на смертную казнь.
... Обрывочные картины первых лет: - кропящая смолой ёлочка в углу комнаты, мешочки подарков, Дед Мороз, в котором он безошибочно узнавал по голосу дядю Юру, механика с папиной работы. Обрывочные, потому что каждый раз в конце декабря он умудрялся заболеть и лежал в жару.
Потом начались лучшие Новые годы в жизни. Весь день можно читать, балдеть и ничего не делать. Только пару раз слетаешь в магазин, купишь продуктов по маминому списку. Под вечер сбегаешь с помойным ведром к темнеющим в сумеречной хмари мусорным бакам.
Возле них скулят и роются в снегу собаки, и все разом вскидывают головы на хруст снега под твоими сапогами.
Потом родители уходили в гости к начальнику отца, оставляя всё приготовленное на столе и в холодильнике с уговором: никого не звать, большой торт с часами на морде не резать. В абсолютизме единовластия на пустым домом и тарелками с едой рос и крепнул молодой эгоизм. По голубому экрану старого телевизора метались плоские лица Пугачевой и Киркорова.
Выйдя из дома после одиннадцати, он за двадцать минут добегал до площади, за которой темнел городской парк. Там, перед памятником Ленину , уже стояли салютные пушки, ровно в полночь посылавшие в ночное небо стремительные бутоны красных, жёлтых, белых цветов.
Какими счастливыми казались эти люди, выстроившиеся в каре по краям маленькой квадратной площади. Никогда потом не было таких чудесных лёгких праздников. Ни в студенческом общежитии, ни с первой женой, а со второй и подавно.
Но больше всего в это утро он жалел не о растраченной впустую жизни, не об ушедшей молодости, а том дурацком порыве, толкнувшем его приготовить свой первый салат в пятнадцать лет. Простенький салат - тёртый сыр, крутые яйца, немного чеснока, соль, сметана. Получилось вкусно, настолько вкусно, что с тех пор новогодние салаты стали его проклятием. Каждый раз, тридцать первого, он с утра, как проклятый... Днём тёща пожарит курицу, жена испечёт торт, а он до позднего вечера будет варить, чистить, резать, крошить и выслушивать, что всем мешает
Чувствуя, что начинает зябнуть - на кухне не заклеены окна и батарея плохая, он возвращается в спальню, по дороге задерживается у дивана, на котором спит сын. Во сне тот, как обычно, сжался в комочек, выпростал ноги из-под одеяла. Он укутывает мальчика, неслышно проводит рукой по его жиденьким волосам на затылке и шепчет в темноте: "Никогда не готовь салаты, хорошо? И суп им не вари. Жарь мясо - это мужское дело, но только не салаты, не связывайся"
Его слова тонут в рёве тёщиного храпа, как подброшенная рукой мелкая галька уходит в чёрные волны бурного моря.
06.01.2021