Таня сидела за крохотным столом, выполняла домашнее задание. Пришла мама. Опять привела с собой этого нахального приезжего. Мама подошла, заглянула в тетрадь.
- Всё нормально, дочь? – дохнула тяжёлым запахом перегара. - Ну, занимайся. Ласково погладила по голове. – Умница моя.
Таня мотнула головой, избавляясь от маминой руки.
- Мам, ну что ты опять пьяная? Что скажет папа, когда вернётся?
- Когда он вернётся? Ни слуху, ни духу! Может, живёт себе с какой ни будь там бизнесменшей и в ус не дует. А я тут перебивайся… - со злостью в голосе ответила она, и обидно уколола, - тебя вот, тоже кормить надо.
В её сумке позвякивали бутылки. Приезжий, по-хозяйски выкладывал продукты на стол; кусок варёной колбасы, плавленый сырок, икру кабачковую, хлеб.
- Покорми девку то, - обратился он к собутыльнице.
- Сама поест, чай не барыня. – Буркнула она, вынимая из сумки самогон в бутылке из-под шампанского и две бутылки пива.
- Мама, ну не пей, прошу тебя, умоляю! Прогони этого! Он пристаёт ко мне! Пожалуйста, не пей!
- Я тте пристану, - толкнула она в бок собутыльника, - только посмей! Оно ж дитё ещё, ей только тринадцать.
Приезжий, оценивающе глянул на Таню. Прехорошенькая девушка, не по годам повзрослевшая, её прелести наливались женским очарованием, организм готовился вступить в фазу плодоношения.
- Ха-аро-оша! – произнёс приезжий, глаза его заблестели. – Якое ж вано дитё? Шапкой не собьёшь – значит уже можно и… - хихикнул приезжий и масляными глазами, нагло зашарил по девичьим прелестям. Несколько раз облизнул губы, открывая и закрывая их, будь то, предвкушая наслаждение от вкусных деликатесов.
Таня съёжилась от бесцеремонности и откровенно похотливого взгляда приезжего.
- Мамочка, ну не пей! – умоляюще просила Таня.
- Ладно, ладно, дочь, не буду, сегодня вот это допьём, а завтра уже всё, пить не буду. Не пропадать же добру. На вот, поешь, моя красавица. – Положила бутерброд с колбасой на край Таниного стола.
Приезжий уже наливал самогон в стаканы. Отвратительный запах сивухи заполнил комнату.
- Давай, «мама», вздрогнули! – весело произнёс он, и тут же стукнувшись стаканом о стакан, опрокинул содержимое в рот. Самогон, не задерживаясь во рту, проскользнул в желудок.
– Ха, - резко выдохнул он, - вот теперь, и жить можно!
Таня, с отвращением смотрела, как мама мучительно глотала самогон, который упорно не хотел проходить внутрь. После одного – двух мелких глотков, раз за разом, она с трудом подавляла рвотные позывы, заталкивая жидкость в желудок. Наконец-таки экзекуция закончилась. Справившись с задачей, мама вытерла слёзы, всё её тело передёрнулось, она понюхала хлеб и шутливо, в тон приезжему, с облегчением произнесла. - Хух, как же её коммунисты жруть?
Приезжий, тут же налил снова.
- Куды торописьси, милок? Я же тебе не двигатель унутреннего изгорания. Дай отдышаться, да закусить чуток.
- Между первой и второй, муха не должна пролететь. Давай «мама», пей, чего зря продукты переводить?
Приезжий встал из-за стола, подошёл к Тане. Она настороженно повернула к нему голову.
- Ну что, задачка не получается? – ласково произнёс он, зашёл ей за спину и заглянул в учебник.
- Нет, формула по химии не выходит.- Протянула руки к учебнику.
Приезжий, воспользовался моментом, схватил её за грудь обеими руками и потян6ул на себя. Стул, на котором сидела Таня, встал на задние ножки. Чтобы не упасть, Таня схватилась за стол. Приезжий, довольный собой, смеясь, тискал её грудь.
- Мама! – закричала Таня, что было сил.
Он, больно ущипнув соски, толкнул стул к столу.
Она вскочила со стула, схватилась за грудь, на глазах от боли и обиды навернулись слёзы.
- Урод! – вырвалось у неё. – Мама, прогони его! Что ты связалась с ним?
Мама, схватила бутылку с самогоном, замахнулась со словами: – Я башку тебе проломлю! «Скатина»! – поднимаясь с дивана и пытаясь выйти из-за стола, снова садилась не в силах обрести равновесие.
- Ну, всё, всё, всё. Не буду, не буду, не буду. - Шутливо примирительным тоном сказал приезжий, поднимая руки вверх. – Прошу пардона, дамы.
- Я те, падла, сказала, не тронь дитё! Башку раскрою! Порешу тебя, шакал! – злобно шипела мама заплетающимся языком. Она замахивалась тяжёлой бутылкой, которая качала её со стороны в сторону.
- Ладно, ладно, - приезжий поймал бутылку, вырвал из руки женщины, грубо толкнул её на диван, налил в стаканы.
– Давай, за мир во всём мире! За тесную дружбу между мужчиной и женщиной! – сделав акцент на слове «тесную» он втиснул стакан в руку женщине. - Пей.
Женщина выпила. Поморщилась. Не уверенными движениями поставила стакан на стол.
- Запей пивасиком. Тонизирует. – Налил в стакан пива, вставил ей в руку, подтолкнул к лицу. Она покорно выпила и это.
Таня плакала, ей было больно и обидно, она чувствовала себя беззащитной и одинокой.
- Папа, где же ты? Нам очень плохо! Не уже ли ты не чувствуешь? Приезжай скорей! – Мысленно взывала она о помощи.
На деревню тихо опускалась осенняя ночь.
Приезжий накачал подругу алкоголем до нужного состояния. Хмель, утяжелив её тело, надёжно приковал к дивану.
- «Теперь она не помешает». Теперь с девочкой можно делать всё, что угодно. Благо, что она настолько наивна и доверчива, что прозорливость напрочь отсутствует.
Танины тяжёлые раздумья прервал голос приезжего.
- Ну, что там, получается уравнение? – как можно ласковее спросил он.
- Формула, - уточнила Таня, - нет, не выходит. – Коротко ответила она, в надежде побыстрее отделаться от него.
- Может, выпьешь?
- Нет. Я не пью.
Он подошёл к Тане.
- Пива?
- Нет. Сказала же. Отстаньте!
- Как хочешь. Тебе же хуже. - Грубо схватил её за шею и бросил на пол. Навалился всем телом и стал расстёгивать халатик.
- Мама! Мама! Помоги! – кричала Таня. Пытаясь, освободится.
Она тщетно пыталась вырваться от наглого и сильного мужика. На одной руке он лежал, а другую держал в своей руке у неё над головой. Ногой придавил её ноги.
Расстегнув несколько пуговиц он с нетерпением рванул халатик из под которого выпрыгнула упругая, только что оформившаяся девичья грудь. От каждого движения грудь трепетала. На огромном выпуклом, как шапочка, нежно розовом пятне торчал манящий сосок. Казалось – одно не осторожное движение и околососковый кружок лопнет, нежная кожа его светилась. Приезжий уткнулся лицом в грудь. От кожи исходил тонкий, нежный аромат, который неудержимо возбуждал мужское начало. Лизнул сосок, нежную припухлость вокруг соска. С остервенением стал целовать грудь, прикусывая соски, грубо мять рукой, с силой сжимая.
Каждый укус сопровождался нестерпимо острой болью. Каждый раз, Таня вскрикивала, извиваясь от боли, дёргалась, пытаясь освободиться, звала на помощь маму. Не хватало сил сопротивляться. Будто десяток грязных и липких рук хватали её, пачкая липкой грязью.
Он наслаждался мучениями девочки и властью над ней.
- Щас, дочь, я встану. Щас я его… - едва ворочая языком, мама пыталась встать с дивана и падала, перекатываясь с боку на бок, не в силах преодолеть навалившийся на неё тяжёлый хмель. Наконец схватилась за край стола пальцами, потянула на себя - пальцы соскочили, зажав клеёнку - со стола посыпались грязные тарелки, рюмки, объедки. Она поняла, что не может подняться и ни чем помочь дочери. В бессилии махнула рукой, и едва ворочая языком, бормотала: – Доченька… а, всё равно… ох… днём раньше, днём позже… этот или другой… все мы через это… - не договорив, свалилась на диван, всё глубже погружаясь в алкогольное небытие. Ноги её разъехались, выставляя напоказ давно уже не свежее нижнее бельё.
Его рука, мерзкой жабой шлёпнулась на живот, поползла вниз, скользнула под резинку. Рука достигла лобка и пыталась опуститься ниже. Плотно сжатые ноги Тани не пускали её.
- Ну, это мы сейчас…
Он убрал руку, приподнялся на одном колене, а другим наступил на её сдвинутые ноги.
От нестерпимой боли ноги раздвинулись.
- Вот видишь, и путь открыт. – Торжествовал он. - Ну, что ты кричишь, дурочка – вот увидишь, тебе понравится. Всем моим девочкам нравилось и тебе понравится, - он вплотную придвинул свою рожу к её лицу, выдохнул вонючим перегаром, - я Джоржик Нахрапов! - Я не алкаш. Я спец. по распечатыванию мохнатых сейфов. Ты у меня такая не первая. – Снова положил руку на живот и медленно опустил её вниз. Таня, извиваясь, закричала что было сил: - Мама! Кто ни будь! Помогите!
- А будешь орать – удавлю, - злобно прошипел он. Выдернул руку из-под резинки и схватил её за горло, слегка придавил: - Эта рваная «кашолка» продала тебя за пузырь самогона.
Мерзкая «жаба» снова поползла по животу вниз.
Таня поняла, что от этого гадкого животного спасения нет, просто так от него не вырваться.
- Стой, стой! – Закричала Таня. – Ну, всё уже, всё! Давай по-хорошему. Я согласна. Я ещё никогда… я в первый раз… только давай по-хорошему. Пошли на кровать или постели, что ни будь. Пол холодный.
Джоржик ощутил, как от её слов блаженство разливается по всему телу. Представил, как он будет грубо владеть не опытной девочкой. С каким наслаждением будет издеваться над ней.
- Вот и умничка! – Торжествовал он, медленно и покровительственно произнося каждое слово, - а то столько сил зря потратила, они тебе ещё очень понадобятся.
Он поднялся. Таня пружинкой вскочила на ноги. Сделала шаг вперёд и что было сил, толкнула его в грудь. Он попятился, зацепился каблуками за половик и рухнул спиной на пол, от неожиданности округлив глаза. Таня мигом выскочила из дома и побежала к калитке. Крючок не открывался. Калитка висела одной стороной на покосившемся заборе, другой на крючке.
- Ах, ты ж сучёнка! Послышался злобный голос следовавшего за ней Джёржика. – Меня! Провести? Да я ж тебя порву как Тузик грелку! Да я ж тебя разорву на немецкий крест! Он был уже в двух шагах и побежал, что бы ни дать ей уйти.
Таня, что было сил, рванула на себя калитку, одновременно поднимая крючок. Крючок со скрежетом выскочил из скобы. Калитка едва открылась, нижней частью цепляясь за землю. Но и этого было достаточно, что бы Таня проскользнула в образовавшуюся щель и выскочила на улицу. Пальцы Джёржика, сверху вниз, больно прошлись по её спине, оставляя царапины от ногтей. Таня, что было сил, побежала по улице.
Джёржик в бессилии зарычал.
- Стоять! Назад!
Жертва выскользнула из рук, как мышка из лап заигравшейся кошки.
- Куда ты денешься? – Он сжимал кулаки до хруста. - Придёшь! Я насажу тебя… – как Ванька Грозный насаживал на кол.
Детские ноги пулей уносили её прочь от родного дома, от мамы и от беды, что могла с ней случиться. Отбежав на приличное расстояние она, останавливаясь, оглянулась. Прислушалась - не гонится ли он за ней?
- Нет. Тихо. Отдышалась.
Осенняя ночь окутывала прохладой, сквозь тонкий халатик, неприятно пощипывая за бока и спину.
- Как там мама? – подумала Таня. - Где она взяла его? Почему не прогонит? - И сама того не замечая медленно шаг за шагом стала идти назад, к дому.
- Что же делать? Куда идти? Домой нельзя. Эх, был бы дома папа, было бы всё по-другому.
Вспомнился первый в её жизни праздник знаний. Таня бежала впереди с красивым портфелем, с большими бантами, заплетёнными в короткие косички, боялась опоздать. Мама держала папу под руку, они были красивые и весёлые. После торжественной линейки, Танюше показали её класс, потом отпустили всех по домам. Папа подбрасывал её вверх и говорил: – Теперь ты большая, ты школьница. Тебя приняли в первый класс. Как было весело и радостно! Потом папа уехал. Настали хмурые, безрадостные дни. Будто, солнце померкло, и свинцовые тучи повисли над домом.
В раздумьях, шаг за шагом Таня не заметила, как приблизилась к своему дому. Калитка была открыта, в окнах горел свет. В доме, туда-сюда, ходила тень, размахивая руками. Вот хлопнула входная дверь. Кто-то вышел из дома. Шаги направлялись к калитке. Снова бежать не хотелось. Таня юркнула ко двору соседнего дома, перед которым была беседка из вьющихся роз. Там же, вплотную к розам стояла скамейка для посиделок. Силуэт человека вышел из калитки и направился на дорогу. Это был он, Джёржик. Он медленно шёл по дороге, остановился против соседнего дома, постоял минуту и направился к скамейке. Бежать было уже поздно. Он закрывал выход из беседки.
- Всё, я пропала, мелькнуло в голове. Наверно он заметил меня, - подумала Таня. Она осторожно залезла под скамейку, сердце выскакивало из груди, она затаила дыхание. Приезжий подошёл к скамейке, потоптался, посмотрел на дорогу.
- Я подожду тебя здесь, - злобно буркнул он себе под нос. - Сел и с размаху поджал под скамью ноги. Каблук его ботинка остановился в сантиметре от её лица. Она чуть отпрянула назад и тут же ей в спину вонзились шипы роз. Таня еле слышно пискнула и в тот же миг, почуяв чужого, залаяла соседская собака. Джёржик заёрзал, нехотя встал и пошёл ворча: - Придёшь! Я на тебе ещё оттянусь! Я тебя во все дыры… ты у меня гадюкой извиваться будешь!
Его обуревало чувство досады от допущенной оплошности. Добыча так легко выскользнула из рук. В груди раскаленным железом жгло неудержимое желание снова поймать и жестоко наказать, отыграться. Выместить на девочке всю злобу, что желчным фонтаном кипела в нём.
Когда хлопнула дверь в доме, Таня вылезла из своего укрытия. Её трясло от страха, от холода стучали зубы, но идти было не куда. Она, съёжившись, стояла в раздумье.
- Куда же идти?
С другой стороны улицы послышались шаги, кто-то шёл по дороге. Таня снова приготовилась залезть под скамью. Когда шаги приблизились, и она увидела силуэт, то сразу узнала его.
- Шурик. Батраков, это ты? – в полголоса, окликнула его Таня.
- Я, - ответил силуэт, остановившись, – чего надо?
- Это я, Таня Горюева. – Она подошла к нему ближе.
- А ты чего тут… раздетая?
- Да… там… дома… там пьяные – пристают. Я убежала.
- Как пристают? А мама что же?
Таня от холода пощёлкивала зубами.
- Да ты замёрзла! Чего не оделась?
- Не успела.
- Ну-ка, на вот. - Он снял с себя куртку и надел на неё.
Она взвизгнула от тепла, накопившегося в куртке.
- Спасибо Шур. Такая тёплая!
- Что ж ты домой не идёшь?
- Нельзя мне домой. Там мама пьяная. И с ней друган какой-то. Джёржик. Приезжий, какой то. – Немного помолчав, добавила. - Он меня чуть не изнасиловал. Я перехитрила его, убежала, а он кричал, что всё равно изнасилует и убьёт. Я боюсь.
- Таак, - протянул Шурик. – И куда ж ты теперь?
- Не знаю.- Тихо ответила Таня, опустив голову. - Хоть с моста вниз головой. Стыдно мне; - за маму, за себя. Папа вернётся – что говорить ему? Мама уже и не верит, что он вернётся.
- Ну, тогда пошли ко мне. Поужинаем вместе, а там видно будет.
Таня почувствовала нестерпимый приступ голода. Она недоверчиво глянула на Шурика, в нерешительности молчала.
Он понял её взгляд и молчаливую настороженность.
- Не бойся, Танюшка, я к несовершеннолетним девочкам не пристаю. Честное слово! Пойдём.
- Пойдём. Я знаю, все говорят, что ты хороший, добрый, я тебе верю.
Шурик Батраков проживал в бревенчатой избе из двух комнат, доставшейся ему по наследству от бабушки. В одной комнате была кухня и столовая, а в другой спальня, гостиная, зал и всё, что можно ещё придумать.
После ужина, Таня, задумавшись, сидела на кровати Шурика, обхватив коленки руками. Убрав на кухне и помыв посуду, Шурик зашёл в спальню.
- Ну, что Танюша, будем укладываться? Ты будешь спать на кровати, а я постелю себе на полу. Не возражаешь?
Таня молчала.
Шурик подошёл и тронул её за плечо.
- Танюш.
Она испугано взвизгнула, отдёрнув плечо.
– Я боюсь! Шурик, можно я с тобой лягу? – Её била нервная дрожь.
- Танюш, я какой ни какой, а мужик всё-таки.
- Хорошо, что мужик. Я лягу с тобой. – Сказала она тоном, не терпящим возражения.
- Мне завтра рано вставать. Я не могу,… ты несовершеннолетняя… меня посадят, в конце концов!
- Ты боишься! - Воскликнула она,- так какой же ты мужик? А он не боится! Ты думаешь, будет лучше, если меня изнасилует какой ни - будь очередной мамин собутыльник? Или этот садист Джёржик Нахрапов – «спец. по мохнатым сейфам»? Он не боится. – Она распахнула халат. – Смотри!
На красивой девичьей груди были видны укусы, кровоподтёки, синяки от щипков.
- Он кусал меня, щипал, мял, он размазал меня! - Таня зарыдала, уткнувшись лицом в подушку. - Я боюсь! Боюсь!
- Он? Не боится? Бооиится! – протянул Шурик. - Ещё как боится! Это он тебя не боится, да таких вот беззащитных как ты. А в тюрьме его самого девочкой сделают. Этого он больше всего боится. – Он погладил её по голове, - Успокойся, Танюша, ни кто не знает, что ты здесь. Ни чего не бойся! Я рядом! А завтра ни куда не выходи, сиди в доме, иначе он тебя поймает, и второй раз тебе не убежать.
Таня понемногу успокоилась, затихла. Шурик постелил себе на полу, погасил свет.
– Спокойной ночи, Танюшка.
Она не ответила. Тихонько лежала, не раздеваясь, свернувшись калачиком. Болела грудь, руки, ноги там, где он наступил коленом. Вдруг как молния блеснула мысль. Она рывком приподнялась.
– Шурик, а ты мог бы на мне жениться? Я любить тебя буду, так как никто никого ни когда не любил!
- Тань, тебе тринадцать лет, кто нам разрешит жениться, - сквозь дрёму произнёс Шурик.
- А мы ни кому не скажем. Живут же люди гражданским браком, и никому до них дела нет. А через неделю мне уже будет четырнадцать. Я давно уже девушка!
- Да спи ты – невеста! Не заставляй меня пожалеть о том, что я привёл тебя в свой дом.
- Да. Да, да, ты прав я пойду домой. – Она встала и направилась на выход. - Пусть Джёржик потешится.
- Ты, что перегрелась уже? Или мозги приморозила? Ну-ка ляг обратно! – Он вскочил с постели, схватил её и положил на кровать. Она крепко обвила его шею руками.
- Отпусти! Танюш, ну же, прошу тебя!
- Полежи со мной. У меня внутри всё трясётся, не могу расслабиться. С тобой так тепло и спокойно, как в неприступной крепости!
- Не дури, Танечка! Я могу потерять над собой контроль!
- Потеряй Шурик! Потеряй! Я хоть буду знать, как это бывает с желанным человеком.
Шурик не мог больше сопротивляться, в надежде, что с одного раза может ничего и не будет. Утонул в жарких объятьях Танюшки.
Рано утром Джёржика арестовали. Шурик шёл на работу и видел, как полиция выводила его в наручниках из Таниного дома.
----------------
Через год Таня благополучно родила замечательного, здорового малыша. Сотрудники больницы исполнили свои обязанности и сообщили о несовершеннолетней роженице в полицию. И снова начались неприятности ещё более жестокие, чем прежде. Шурика задержали и отправили в СИЗО. Малыша забрали в дом малютки, а Таню определили в интернат. И всё это благодаря существующим законам, принятым для того чтобы защищать права человека. Только не понятно, какого человека в данном случае? Была семья, а её разрушили, руководствуясь благими намерениями. Все мы прекрасно знаем, куда вымощена дорога благими намерениями! В ад!
P.S. История написана после просмотра передачи «Пусть говорят» с А. Малаховым. "Малолетние матери"
Так тоже могло бы быть.
С нетерпением жду профессиональных и объективных отзывов.