Сентябрьской порой Байкал становится ещё прекраснее. А уж как он, в богатых осенних нарядах, прекрасен с большой высоты!..
В который раз иду я полюбоваться морем с высокого утёса, стоящего высоко над Байкалом и нависающего над обрывом. Иду по скалистому гребню, крутому с двух сторон, а во многих местах даже отвесному, особенно внизу, со стороны Кругобайкальской железной дороги, где горы в начале века взрывали, прокладывая вдоль берега два пути. Но мне не привыкать. Выросла я среди суровой природы, и на скалы взбиралась, и шишки с кедров доставала. Правда, ушло молодое время, и теперь идти к своему любимому утёсу стало сложнее. К тому же, раньше на гребне было некое подобие тропинки. Сейчас же никто по нему не ходит, и он густо зарос кустарниками и деревцами, корни которых вышли на поверхность и сплелись друг с другом.
Крутизна начинается, можно сказать, от самого Байкала. Зато и высота набирается быстро. Всё ниже и ниже огромная чаша сибирского моря, со всех сторон окружённая горами. Держась за чахлые кусточки и узловатые стволы деревьев, осторожно поднимаюсь я в байкальское небо.
Ненадолго задерживаюсь возле любимой берёзки-подростка. Стоит она у подветренного края и смотрит на Байкал. У берёзки два ствола. Ветви первого тянутся в направлении моря. А изогнутые ветви второго образовали своеобразную белую тонкую рамку, в которой видна картина гор и части моря. И картина эта живая, постоянно меняющаяся и всегда прекрасная. Нередко в берёзовой раме появляются то солнце, то луна. В основном за солнечно-лунные байкальские пейзажи мной и любима эта берёзка. Вот и сейчас в этой природной раме светит солнце.
Продолжаю подъём. На пути встречаются две маленькие живописные скалы. Одна, на которой я люблю посидеть, находится немного в стороне от гребня и путь не загораживает, и я прохожу мимо неё, а другую обхожу справа, с обратной стороны, и она на несколько минут закрывает от меня море. Обхожу и участки с густыми зарослями растительности. Но вот ненадолго подъём становится более пологим. Хотя путь к утёсу ещё не окончен, останавливаюсь у группы сосен передохнуть и полюбоваться с высоты байкальской золотящейся синевой. Много раз бывала здесь, но всё равно замираю от восторга и всматриваюсь в открывшуюся картину Байкала так, будто вижу её впервые.
Поднимаюсь дальше. И вот до утёса остаётся всего метров тридцать. Это тяжёлые метры, так как подъём в этом месте крут, да ещё приходится карабкаться по самому краю скалы. Но вот и вершина. Возле обрыва растут три сосны и осинка-невеличка. Осинка мне до пояса и кажется совсем слабенькой. Нелегко этой малышке бороться с коварными байкальскими ветрами, добывать пищу из каменистой почвы да выживать в весенних пожарах. Стволик осинки почернел от огня, нижние ветви сгорели. Но верхушка – золотая! И её золочёной листвой играет свежий ветерок. Сосны же велики и раскидисты, несмотря на то что их стволы снизу тоже чёрны от гари. Похоже, они привыкли к месту, на котором стоят много лет, и ничего другого и не желают.
Смотрю на осеннюю чащу. Резко уходят вниз деревья и кустарники, тесно растущие на скалистых престолах северной, бессолнечной стороны горы. Но сейчас чаща светла и чудесна. Желтизна берёз и осин, зелень сосен и кедров, огонь рябин и черёмух – от такой красоты всё во мне замирает. Насмотреться на сентябрьский лес вдоволь невозможно, но поворачиваюсь к нему спиной. Теперь предо мной – утёс. Подхожу к его краю, и от высоты и величия картины замирает сердце. Ничто не загораживает панораму озера. Байкал открыт, распахнут, доверчив. Его волны отсюда, сверху, кажутся зыбью, а чайки над ними – мошками. На многие немереные вёрсты распростёрлись горы, хранящие драгоценную чашу сибирского моря. С нашей западной стороны они гораздо ниже, а с восточной, до которой от нас километров пятьдесят по прямой – высокие. Их остроконечные вершины уже забелил первый снежок. У подножия моей горы золотистой змейкой тянется Кругобайкальская дорога. Над Байкалом сверкает и слепит глаза золотой ореол. Солнечная дорожка, широкая, живая, пролегла через всё славное море, а через неё медленно плывёт белый кораблик, который отсюда еле виден. Надо мною висит, распластав широкие крылья, коршун. Над обрывами величественно парят сосны и берёзы. И усталая, приземлённая душа, истосковавшаяся без живительной подпитки, полнится счастьем и парит вместе с птицами и деревьями. Кружит голову высь, манит чистое небо. И море, и горы, и небо, – всё пребывает в едином вдохновенном порыве – творить красоту. А творить есть из чего: палитра сентябрьской природы божественно богата...
Давно заметила: Байкал и небо тесно связаны, недаром порой они бывают одного цвета. И тогда, глядя на корабли, не понять, плывут ли они по морю или по небу. Любят смотреться в байкальское зеркало облака. И как чудесны они – и те, что в небе, и их двойники в воде – на закате, когда начинает разноцветьем не устающее удивлять вечернее Солнце! Оно любит Байкал, миллионы лет любит, и жидким золотом растекается по поверхности и проникает далеко в холодные глубины и высвечивает, и расцвечивает их. Сибирское море радуется солнцу, веселеет с его приходом. Тихими ночами небо прополаскивает в байкальской воде свои мерцающие звёзды. Они и их грустная сестрица Луна, купаясь в байкальских водах, несут морю тайны Космоса и набираются байкальских чудес. Байкал не всегда бывает сдержан в своём желании слиться с высью. В шторм, вдруг взбунтовавшись, Байкал изо всех сил рвётся в небо, плещет в него мятущейся волной…
Стоя на утёсе, ощущаешь себя частицей осеннего праздничного разноцветья, частичкой бескрайнего Космоса. Чувствуешь, как переполняется душа всем сущим: от тенистых распадков до озарённых высей. И просвечена она насквозь золотым байкальским сиянием…
Как сладостен свежий ветерок, как вольно дышится над Байкалом! Вот она – настоящая красота. Вот он – простор. Вот она – свобода, такая желанная! Вот она, лучшая в мире земля, на которой повезло родиться и за которую надо держаться так крепко, как держатся за неё вознёсшиеся над бездной сосны, и надо бояться её потерять так же, как боятся они. И они, и я без неё – ничто. Высоко над Байкалом вспоминаешь, что обязан жизнью миру природы. Мы живём в природе, она живёт в нас. Она без нас прожить сможет, мы без неё – нет. Но мы всё больше рвём наши с ней кровные узы и отворачиваемся от неё. А она, как чуткая лошадь, прислушивается к нам и не может понять, почему мы так плохо с ней обходимся…
Такой бессмысленной кажется отсюда человеческая суета, на которую мы тратим почти всю нашу драгоценную жизнь. Только здесь, на большой высоте, по-настоящему осознаёшь, насколько мы приземлены и ограниченны. Байкальские высоты очищают дух, заряжают бодростью и желанием жить, жить по-настоящему. А потому, пока есть силы, буду ходить в байкальское небо, чтобы воспарить над суетой и надышаться байкальской благодатью.