Голос с Улуг-Хема (Елена Белевская) / Проза.ру

В этот край попасть также трудно, как в заколдованный замок доброй старой сказки. Со всех сторон его охраняют хребты Шапсальский, Тану-ола, Западный Саян.
Железнодорожная станция Абакан осталась где-то далеко позади и внизу. Автомобиль взбирается все выше, круто петляет над грозными ущельями по шоссейной дороге – Усинскому тракту.
Перевал. Еще перевал. И вдруг внизу за горами – другой мир, яркий, солнечный. И первозданный, суровый. Тува.
      Степь да степь – без края и конца, на сотни километров. Ранней весной ярко зеленый бархат, позже – пестрый ситец, летом - фиолетово-желтый гобелен. Только далеко на горизонте, как мираж в солнечном мареве, маячат горные цепи. Едешь день. Еще день. Кругом та же степь. Изредка попадается отара овец, табун лошадей, несколько юрт. Иногда из травы вынырнет всадник и поплывет мимо. Его уже нет, а песня звучит. Смотришь. Слушаешь. Понимаешь – песню создала степь.
   И вот конец Усинского тракта – город Кызыл. Наверное солнце сожгло бы и его, как траву и степи, если бы не Енисей – Улуг-Хем – Великая река.
Вокруг города – поясок из юрт. В городе обычные дома, институт, театр библиотека…Мы в центре Тувы.

            -* -

Долог трудовой день на кочевье. Короток вечерний отдых. Пока солнце уснет за горами, можно спеть лишь хорошую песню. Во всех юртах поют, успевай только слушать. Лучше всех поет мать:

Петь Хомей я не перестану,
            Это вечно звучный мой чадаган,
            С девушкой милой на нем
            Я душевный веду разговор.
            Но это не чагадан деревянный
            Мастером дивным сотворенный,
            И голос мой нежно звучный
            Матерью моей рожденный.

Алексей забывает даже о том, что отец без него ушел на охоту. А ему так хотелось самому принести живого соболенка или золотистую шкурку куницы. Слух у него острее, чем у отца – он далеко слышит отару, знает по звуку копыт каждую лошадь… Он подвигается к деду.
- Старик, ты охотился в Байтайге?
- Богатая Тайга – для настоящего охотника. Когда твой отец был таким как ты, я водил его с собой на соболя.
- Отец поведет. Пастухом сделал, сделает и охотником.
- А какой голос у Байтайги?
Старик не отвечает на пустые вопросы.
- Ты бывал в Тодже, Старик?
- Кто не бывал в Тодже, тот не видал Тувы. А мне скоро пора умирать.
Малыш знает – охотник не должен задавать много вопросов. Оба молчат. Вдруг старик продолжает:
- Это на краю земли, совсем почти на небе. Там начинается Улуг-хем.
Как молодой жеребенок в степи, набирает он силу и резвость в горах. Горы
бросают в него льдинки, отчего вода его ледяная, чистая. Небо полощет в ней
свой халат, отчего она синяя. Как резвый Балан не хочет во время ложиться
спать на кошму, а засыпает на ходу около юрты, так Улуг-хем не хочет
замерзать зимой. Он рвется, играет, шипит, стынет торсами… В Тодже живут
охотники, оленеводы.
- Какие они? – протягивает мальчик нитку рассказа.
- Совсем-совсем добрые. Нехитрые, К ним не усели добраться алдан маадыр, они бы спаслись.
- Расскажи, Старик, про алдан маадыр.
Старик доволен вниманием мальчика. На него трудно угодить, он сам слышит слишком много.
         - Урянхай – страна нищих – так прозывалась Тува. Трудно жилось бедным аратам. Больше чем звезд на небе овец в их отарах. Больше чем камней на дне Улуг-хема лошадей в их табунах. Только хозяева этих отар…
- Баи, Старик?
- Может быть, это крикнули горы: люди, почему вы покорны, как овцы в отаре, как песни сирот. Разве свет только тот, что горит в очаге?
- Горы кричат очень громко, Старик?
- Этот балан задает слишком много вопросов. Молод еще.
- Собрались смельчаки. Их уже много – алдан тургун – шестьдесят
беглецов, так окрестили их баи. Резвым скакуном понеслась о них слава в
народе…
Дальше малыш уже все знает: как окружили алдан маадыр, каким неравным
был бой. Он уже не слушал деда. И дед это понимает. Рассказ продолжается
молча. Так речушка уходит в песок, а потом пробивается снова неожиданным
родничком:
- Но люди их не забыли. Назвали алдан маадыр – шестьдесят богатырей… Алдан маадыр, Алдан маадыр – повторяет Старик уже про себя.
            - * -
Школа в Кызыле. После степей и юрты здесь непривычно. Зато можно узнать кое-что. Он не какой-нибудь семилетний малыш, ему двенадцать. Он пастух и охотник. Отец научил его. Он ходил даже на соболя. Пастух и охотник не должен смотреть на девчонку. Бегать и визжать тоже негодится. И он старался. Тем более…
-А что это такое?
- Балалайка.
- Русский дошкулур?
- Примерно.
- А можно мне… мал-мало пробовать?
   Постепенно рука перестает дрожать. Выходит. Песня, что пела мать выходит.
Семилетняя школа пройдена за пять лет. Кончилось детство, как былое кочевье. Перекресток дорог…
Разве не вес мир полон стихов Сарыг-оола?!

         Сторона села родного
         На утес на север вышла.
         Вспомни, вспомни, как невестой
         Здесь была ты в первый вечер.

Есть школа в Кызыле, не такая как все – в ней учат стихи. Он пойдет
в эту школу. Правда, он пастух и охотник. Ну и что?! Он пойдет, он решил.
А если решил – так и будет.
Снова учение. Знакомства. Книги - оказывается, их много, все нужно
прочесть.
Но вдруг как-то:
- Какой странный стол?!
- Рояль.
- Музыка?!
Это было новым открытием. Оказывается, музыку можно записать как
стихи. Он стал учиться писать музыку. Как-то подсел к фортепьяно, по
привычке повторяя стихи:
            Ветерок ласкал нас нежный,
С гор для этого слетел он,
            А звезда большая в небе
            Нам в ту ночку улыбалась…

Да они же поют! Почему до сих пор никто этого не слышит?!

            - * -

Далеко остался Улуг-хем. Здесь тоже великая река, но называется иначе, Волга. Спокойная, теплая, не такая голубая. Все-таки песня для него оказалась важнее стихов. Ничего не поделаешь, пришлось решить так.
Снова учение – в Казанской консерватории. Трудно.
Первый в жизни симфонический оркестр. Слушал Бетховена. Не понял совсем. Брел с концерта, как пастух, загубивший отару.
Бежать – домой, - в Туву! Завтра!
И в первый раз не выполнил то, что задумал. «Это» путает все, всегда.    Он вдруг понял – «это» сильнее всего на свете. Он не может решать как упрямый баран. Он – взрослый.
Айтайга… Тоджа… Их никто здесь не знает. Никто не слышал родную легенду «Алдан маадыр»… Он вспоминает рассказ Старика. Он его слышит… И пальцы могут уже повторить. Как долго он трудился, ждал!..
Суровые горы Тувы. Непроходимая тайга. Только звери да охотники знают ее законы. Молчит она зимой. Или уныло воет вместе с пургой. Так же унылы песни аратов в холодных юртах. Вдруг снежный обвал в горах. Звуки сорвались, несутся вперед… Может быть это крикнули горы: люди, почему вы покорны, как овцы в отаре, как песни сирот?!. Эге-ге-гей!..
      Люди услышали. И ответили. Люди всегда отвечают. Они решили. Их много. Шестьдесят. Большая борьба. Победа. Но… Для большой победы их не так много. Они погибли. Молчит тайга. Молчат горы. Все молчит, как большое горе…
         А ведь он теперь знает то, чего не знал старик, не знали люди – те, которые ничего не забыли.
Он продолжает легенду.
            - * -
Он видит рассвет на Енисее в пору ранней весны. Среди молодой травы еще неподвижная, в торосах, покоится Великая река.
Вдруг с легким звоном откололась льдинка…Еще…Еще… Звон усиливается. Еще…
Звенит вся река. Словно торжественный реквием в память погибших героев. Звон усиливается. Взбухают торосы.
Вдруг вода взрывает лед. Это уже не реквием. Какой же это реквием?!..
Так бродят в горах весенние грозы. И радость в народе, когда он побеждает. Перед ней отступает скорбь утраты многих ее сыновей.

            -*-

   Чыргыл означает счастье. Мечта бедняка-скотовода, давшего это редкое имя своему сыну сбылась. Впрочем, о таком счастье он вряд ли тогда смел мечтать. Много препятствий пришлось преодолеть на пути к профессии композитора: языковый барьер, отсутствие музыкального багажа, природную застенчивость.
Однако уже в годы учебы им были созданы произведения, заложившие основы многих жанров профессиональной тувинской музыки. Среди них симфоническая поэма» «Алдан Маадыр» (60 богатырей), своеобразный музыкальный памятник, навеянный народными песнями и сказаниями.