Когда Чудуковище выходило обратно, то с криком: «У меня маникюр весь испортился!» мимо него пронеслось стадо бизонов. Волна ужаса охватила Хозяйство замка едва успевшее занять безопасную позицию в нише коридора. Фобос и Деймос не способны вызвать совместными усилиями такого накала чувств, как испорченный ноготок. Случись «Конец Света» и тогда придется задержать третий звонок в ожидании не успевших вовремя по такой «объективной причине».
«Сумасшедший дом», – привычно оценило Чудуковище начавшийся беспредел.
Заглянув в столовую, Оно ожидаемо застало неубранную посуду, стулья в беспорядке столпившиеся у стола, и кости, разбросанные на полу.
Закивав ритмично головой и закатив глаза под лоб, Чудуковище печально побрело в кабинет, где предалось философским размышлениям.
На следующее утро Чудуковище слопало первую мясную порцию.
Вновь прибывшие, за ночь не успели допереругаться и две самые опасные альфа-самочки начали драться на свежем воздухе при свете дня. После чего одну пригласили на завтрак, чтобы больше не возвращалась в Общежитие. Угомонившись, десять оставшихся забрались в башню задолго до указанного в распорядке времени и сидели тише воды, ниже травы – выясняя отношения. Башня подрагивала, но крепкие древние камни даже не шевелились и мох, привычно рос дальше по миллиметру в год. Столетние виноградные лозы, снисходительно поглядывали на него сверху вниз. Они давно ухватились за крышу и теперь свисали вниз, шевеля ветер. Иногда Чудуковище, вооружившись секатором, прочищало оконные проемы башни. Не столько ради лучшего вида, сколько опасаясь, что осенью в погоне за сладкими ягодами оставшиеся к тому времени девицы повыпадывают из окон.
Случай с Хромоножкой научил Чудуковище не доверять чужому разуму и заодно способам накладывания гипса и медицинскому знанию о видах переломов.
«Ну, эти до осени не дотянут. Можно до следующего купального сезона не беспокоиться», – успокоительно решило Создание.
Лежа ночью в кровати и пытаясь заснуть, невзирая на шум доносившийся явственно из башни Чудуковище размышляло. Оно каждый год трепетно ожидало встречи с прекрасным и почти всегда оставалось разочарованным. Исключая один давнешний случай, никто не интересовался сложным внутренним миром. Игрой и противоречием комплексов и психологических невротизмов привлечь внимание не удавалось. Грустное выражение лица Чудуковища, магнетикой кинозвезд не обладало, а веселые шутки застывали в нутрии при одном только взоре на учиняемый женскими особями беспредел. И так продолжалось из года в год. Всякий культурный людоед на месте Чудуковища давно бы понял и престал надеяться, но людоеды живут хоть и в лесной глуши, но все-таки телевизор смотрят, а Чудуковище слыхом не слыхивало о таком благе цивилизации, откровенно предпочитая блогосферу. Вот какое оно было дремучее. Хуже того, Оно даже к прогнозу погоды по радио относилось без религиозного трепета, одно это уже о многом говорит понимающему человеку.
В свободное время, Чудуковище пыталось увлекаться фотографией. Девиз: «Остановись, мгновенье, ты прекрасно» соответствовал сущности фотографирования. Закаты и восходы, бури и натиски природы, легко удавалось запечатлеть. Фотографии маленьких насекомых или пахнущие чудесной органикой цветы позировали с удовольствием. О девушках такое сказать было нельзя. Первая попытка провести фотосессию окончилось неудачей. Всю ночь девицы как оглашенные сорились из-за очередности, а утром чуть свет высыпали невыспавшиеся и злые во двор. Образовав скопление они неупорядоченной толпой напоминали слизевика. Этот животный гриб или грибовидное животное ползло по двору пытаясь занять самое ближнее место к дверям хозяйских апартаментов. Потом некоторым участницам хаотичного движения пришло в голову, что эффектнее выглядеть на ярком свету, и толпа переместилась в освещенный первыми лучами угол двора. Потом их посещали разные мысли, и, повинуясь рефлексу, толпа меняла дислокацию. Чудуковище попыталось унять разбушевавшийся коллектив, но выяснило практическую невозможность и расписалось в журнале собственного бессилия.
Фотографировать приходилось вырвав из цепких лап товарок одну из будущих моделей. Поставив ее на камень, Чудуковище прильнуло к объективу и увидело кошмарное явление. Оторвавшись от видоискателя и посмотрев невооруженным глазом Чудуковище еще более ужаснулось. Перед ним стояла настоящая горгона Мегера, напряженно застывшая в наибольшей, по своему разумению, «красивой и привлекательной позе».
Чудуковище успело подумать: «Лучше не улыбаться вовсе, чем так!» и перезагрузило сознание. Мухи с разноцветными крыльями полетели в разные стороны.
Мир начался заново, в нем играли поблекшие краски, ароматы цветов и сохнущих трав будоражили ноздри, шерсть лоснилась и благосклонно воспринимала ветровой груминг. Птичье трели и песни возбужденных цикад разнообразно услаждали слух. В середине перцептивного поля стояло нечто.
– Эй; ты! Ноумен, подь сюды! – позвало Чудуковище.
– Я не ноумен! Я – феномен! – отозвалась девушка.
– Не одна ли разница, коли знак диалектического материализма на тебе вытатуирован. Впрочем, как звать тебя? – спросило Чудуковище и расползлось в белоснежной улыбке.
– Агнуся, – прозвучало в ответ, и сознание, стянувшись в сингулярную точку, опять померкло.
В новой реальности действовал вечер, холодный туман с болот укутал покрывалом стены замка. Через ноздри и рот уверенно пахло сероводородом и другими болотными миазмами. Поверх тумана верещала дурная выхухоль и в ответ на нее каркали вороны. Все было противно. Солнце закатилось, чтобы не видеть творящееся безобразие, а вечерний бриз, продолжал дуть в сторону моря. Прокладывая ругательствами путь, хотя такого обычая не имело, Чудуковище ощупью двигалось в направлении дома. Легкий аромат лавровой рощи давал ему небольшую подсказку. Хорошо еще, что девицы не догадались закрыть на засов въездные врата, а то пришлось бы Хозяйству до утра бродить под ночным небом. Занятие тем более рискованное, что обитавшие в округе занорыши, как раз в темное время прорывали свои ходы. Двигавшийся без фонаря путник рисковал провалиться в их веселые ловушки. Ближе к рассвету, загадочные существа без следа восстанавливали места своих ночных деяний в прежнем виде. И только профессиональный взгляд замечал круги граувакки оставленные на месте ночной охоты. Впрочем, после дождя и эти доказательства чьего-либо присутствия пропадали безвозвратно.