Бредет старый, хилый, больной кентавр по ржаному полю. Он еле передвигал копытами, пошатывался на ходу, бессильно склонял на грудь голову при движении.
Куда он идет на исходе последних сил? Зачем он идет?
Кентавр на ходу оглянулся, поглядел на меня из под густых бровей. Через силу улыбнулся, заплетающимся языком проговорил.
— Куда иду, думаешь? В будущее иду, друг мой, другого направления у моей дороги нет. Пока я иду ты жив. Стоит лишь мне остановиться, и твой земной путь закончится. Я судьба твоя. А ты что думал, человеческая судьба иначе выглядит? Торс мой и голова, нынешнее человека — человеческое, туловище животного и конечности — его прошлое, животное. Сочетание животного и человека это и есть человеческая судьба. Не всем дано увидеть судьбу свою, тебе повезло. А может быть, наоборот не повезло в том, что ты увидел меня именно сегодня, именно таким. В начале твоего пути и я был полон сил и здоровья. Ты попусту тратил силы и не берег здоровье. И мое сегодняшнее состояние плод твоего расточительства. Полюбуйся, что ты сделал со мною, а значит нечто подобное ты сделал и с собою. Твой внешний вид лишь оболочка, внутреннее твое состояние ничуть не лучше моего внешнего вида. И готовься, силы мои на исходе.
Мне стало страшно.
Я огляделся. В шаге от меня лежало ружье. Я наклонился, поднял его. Взвел курки.
— Чего смотришь? Чего ждешь? Избавив меня от страданий сегодня, ты избавишь себя от страданий в будущем…
Я на минуту замер.
— Ну что ждешь? Стреляй же!
Изумительный по своей нежности и красоте женский голос, вдруг раздавшийся сзади, заставил меня вздрогнуть. От испуга я чуть было не разрядил ружье дуплетом в свою судьбу. Обливаясь от страха, понимая, что могло сейчас произойти, я медленно обернулся. На откуда-то неожиданно появившейся посреди луга копне свежего сена, сидела сирена. Описать красоту ее женского лица мне не дано. Природа не наградила меня столь искусным слогом.
— Чего ждешь? Стреляй! — повторила она.
— Как так? Это же, можно сказать, моя жизнь! Убив кентавра, я тем самым убью себя.
— Не бойся! Ты хочешь снова стать молодым, здоровым, красивым… или скажем так, привлекательным?
Вопрос риторический, по крайней мере для меня, я не знал, как сформулировать свой ответ.
— Все понятно, — улыбнулась сирена, — Стреляй! Я займу его место, я стану твоей судьбой!
— Ну ты вроде бы… Как бы женщина! Мне не хочется быть молодой, красивой… привлекательной, здоровой женщиной.
— А ты ей и не будешь. Я стану кентавром.
— Погоди! Но ведь ты же не можешь быть свободной! Ты же сейчас являешься чьей-то судьбой!
— Не думай об этом, не стоит беспокоиться об сучке, другой характеристики она не заслуживает. Она умрет, мир станет чище без нее.
— А как же мои близкие? Жена? Дети? Нужен ли я им такой, каким я стану?
— Это ты сейчас беспокоишься и думаешь о них, поменяв судьбу, ты забудешь их, тебе они будут безразличны.
— Как? Погоди, погоди!!! Это значит, взяв судьбу другого человека, я возьму его характер, его мировоззрение, его отношение к жизни и к людям?
— А что ты хотел? Нельзя что-то приобрести, не расставшись с чем-то. Какие глупости! Зачем сейчас ломать голову над тем, о чем ты думать потом не станешь, превратив этого урода в бесформенную тушу?
Сирена крылом указала за мою спину.
Я обернулся, кентавр безучастно стоял склонив голову, он словно и не слышал нашего разговора.
Я закрыл глаза. Передо мной по очереди возникали какие-то плохо узнаваемые образы. Нет, что-то я узнавал. Вот могилы. Могилы бабушки и мамы. Вот родинка, на груди у жены. Вот веселые лица сыновей. Вот…
Я открыл глаза, отпустил курки, и с размаху преломил ружье о колено.
— Дурак! — услышал я с копны сена.
— Но не ублюдок! — ответил я, и пошел в сторону своего дома.
— Ты чего бледный такой, — встретила вопросом меня, встревоженная моим видом жена.
— Сердце немножко… Скулит, собака.
— Иди, иди приляг, приляг, мой хороший, все будет хорошо!
Я прижал ее к себе, вдохнул аромат ее волос и кожи, поцеловал за ушком.
— Дурак! — раздалось где-то далеко, но это уже было не в моей жизни.