«Альфонс садится на коня...»
Александр Сергеевич Пушкин
Устал с дороги капитан,
Плутая по сухой равнине,
И снится наяву фонтан
Ему средь каменной пустыни.
Глотка воды бы в этот зной
И сушь, пылящую ветрами,
Но... сгинуло ведро, рукой
Не поймано, в колодца яме.
Оставив спутников, один
Бредёт Альфонс, куда не зная,
Держа к Мадриду путь сквозь сплин,
Что очи – щедро застилает...
Он дворянин, и офицер
Валонской гвардии к тому же,
Но гиблых мест пейзаж так сер –
С ума сведёт любого мужа.
Повсюду – кости, черепа
Людей, животных, птиц и гадов;
Петляет странная тропа,
Ведущая – куда ли надо?
Деревьев колких чёрный флёр
Мертво и сухо окружает
Среди известняковых нор
И валунов её, блуждая
С ней вместе – с цокотом копыт
Не в силах пробудиться к жизни...
И капитан, как следопыт,
Бредёт, где скорбь над долом виснет...
Не заблудиться б навсегда
Близ мрачных скал Сьерра-Морены,
Здесь – где обманная звезда
С пути собьёт, сведя в геенну!..
Вокруг – отлогие холмы
Лежат в неровностях рельефа;
Кладбищ заброшенных кресты
Торчат, как карточные трефы...
Вдруг – виселицу видит он,
Чуть пару не задев висящих
На ней, чьи лики смертный сон
Уродством исказил смердящим:
Все язвами испещрены
Они, и гнилью разложенья,
Но на него устремлены
Глаза их с жутким вожделеньем...
Стервятники кружат поверх,
Внизу – кишат клубками змеи...
Готов уж дрогнуть офицер,
Но держит дальше путь, бледнея...
Там, дальше – старая корчма,
Заброшенная, как и всё здесь;
Скорей, чтоб не сойти с ума,
Коня туда он, в скачку бросясь,
Стремит... Открыты и пусты
Ворот безжизненных ладони;
Внутри – темно, столы чисты,
Закрыта печь – к чему огонь ей?
Привязан конь – и господин
Его глядится в сумрак пыльный...
Одна отрада лишь: кувшин,
Наполненный водой обильно –
Пред капитаном вдруг блеснул
Своим начищенным металлом...
Припал, напился и... уснул
Почти он, севший с ним устало,
Не слыша тихие шаги,
Скользнувшие из тайной двери;
Прикосновение руки
Почуяв – сам себе не верит
С усмешкой... – только подскочил,
Опомнившись, с внезапным криком,
Спустя миг; саблю враз схватил
И вытащил, и смотрит дико,
Растерянно, как бы во сне –
На чужеземную служанку,
Восточным обликом вполне
Сошедшую б за мусульманку:
Закрыты тело, голова –
Одеждой тёмной, светлым платом –
Но грудь одна обнажена
С сосцом пикантно-темноватым...
В руке нагой – легко дымит,
Пылает светоч в форме лодки;
Немея, капитан стоит
Пред нею, как паломник кроткий,
И видит, как блестят глаза
Её и светится улыбка:
В них ночь как будто, и гроза
Далёкая с зарницей зыбкой...
«Две чужеземки, господин,
Делить с тобой желали б ужин.
Из всех, кто был здесь – ты один
Лишь приглянулся им и нужен.
За мной же – соблаговоли
К ним следовать – вот этим ходом:
Туда ведёт он – в глубь земли,
Но выше и светлей там – своды...»
Кивнул – и следует за ней
Альфонс по мраку подземелья:
Один светильник, полн огней –
Им на ступенях служит целью...
Пришли – блеск глаз, улыбки свет
Опять обжёг его у входа...
Открылась дверь – служанка вслед
Не вышла, пропустив с охотой
Благого гостя в светлый зал,
Где на столах томились яства...
Альфонс немного постоял,
Впивая взором лоск богатства –
И быстро бросился к еде,
Хватая с жадностью руками
Из блюд – совсем забыв, где те
Две дамы, что его здесь ждали...
Они ж, как призраки, легки,
Явились, точно ниоткуда,
В одеждах тонких, где нагих
Их тел угадывалось чудо...
Приветствуют его: «Синьор,
Как голоден ты, кабальеро!»
Сжимает он куски, как вор,
Кусает, прокляв все барьеры...
Насытившийся наконец –
На них в ответ бросает взоры,
Как оживший от сна мертвец,
И отвечают те – синьору.
«Мы из Туниса, где живём
С сестрой, но родом – из Гренады.
С тобой давно мы встречи ждём,
Представь же, как теперь мы рады!»
Не понимает он – чему,
Но слушает их всё охотней,
Хоть и слова идут к уму
Всё тяжелей и несвободней...
Глядит сначала на одну,
Потом – неспешно на другую,
Их пущен красотой ко дну,
Где рад остаться, торжествуя...
В златых монетах мгла волос
Притягивает – всё сильнее,
И хищно-дивных глаз наркоз,
И брови тонкие, как змеи...
Их серьги – точно паруса,
Играющие жёлтым блеском,
И персей – выпукла краса
Под тканей лёгких занавеской...
Их губы, ровные носы,
Обворожительные скулы,
Зрачков сторожевые псы
На страже спящих тайн разгула –
Влекут и тянут, как магнит,
Попеременно и тревожно,
И плоть его уже томит
Желаний трепет невозможных...
Слегка дрожат их голоса
Высокие, как от волненья,
И загораются глаза,
Скрыть не пытаясь возбужденья...
Улавливает он слова,
Как сквозь туман в пути опасном,
Но отвечает голова
Его на всё – кивком согласным...
И та, что в тёмном – говорит:
«Эмина – я, она – Зибельда...»
А в светлом – вновь налить спешит
Ему в бокал хмельное зелье...
И пьёт он... «Что за талисман
Ты носишь на груди у сердца?»
«О, он из христианских стран,
В нём – к Богу потайная дверца...»
Шарахнулись вдруг от него,
Как по команде, сразу обе...
Не понимает – отчего,
Ещё пока он – но в тревоге...
«Лишь злые духи... Эй, вы где?..
Страшатся так святых реликвий...»
Оборотился – сзади две
Стоят, обнявшись, странно дики...
Опомнилась Эмина тут:
«Ведь мы с сестрой – магометанки;
Те, кто обычаи блюдут
Свои – чужим вниманья знаки
Оказывать и не должны,
И не касаться их – ни разу;
Но странно как-то нам, что ты,
Кузен наш, свой направил разум
И чувства – к вере не твоей
Ни по природе, ни по духу...»
Вскочил Альфонс тут, всё сильней
Дивясь тому, что ловит слухом:
«Я – ваш кузен?!» – почти смеясь,
Стоит меж ними, да разводит
Руками: пара разошлась –
Эмина дальше всё отходит,
И за ладонь его взяла,
И смело тянет за собою...
«Вы не ошиблись?! Вот дела...»
Служанок между тем толпою
Они уже окружены,
Полунагих, изящных телом,
Несущих разные дары –
Для развлеченья, не для дела...
«Нет, не ошиблись. Мать твоя –
Из нашего с сестрою рода...»
Альфонс, в тумане забытья,
Идёт, почуяв зов природы,
За нею к ложу, роскошь чья
Под королевским балдахином –
Желанна, будто западня –
И в ней уж капитан: Эмина
С ним рядом восседает – близ,
Не церемонясь с расстояньем,
Среди подушек, как каприз
Свой, усадив его с вниманьем,
И вся влечётся, не стыдясь,
К нему, смущая офицера:
Но страсть уже и в нём зажглась
Невольная, забывшем веру...
«Как здорово, что с нами ты,
И не пошёл другой дорогой,
Не убоявшись темноты,
Чтоб в наших пребывать чертогах...»
«Но чем, скажите, так влечёт
Вас всё-таки моя отвага?..»
«О, не она, а ты...» – и рот
Приблизила Эмина жадно
К его зардевшейся щеке,
И как масонский треугольник –
Вдруг заиграл в её серьге,
Сверкая золотом... – как школьник,
Спросил Альфонс, робея: «Я?» –
В себя смешно уткнувший палец,
Рук девы не убрав с плеча,
Что явно и не собирались
Его пустить – наоборот,
Овладевали им сильнее,
Как всех событий этих ход,
Что принимал он, тайно млея...
Глядит Эмина на него
Из-под опущенных век томно;
В улыбке – блеск и торжество
Её – жемчужной и нескромной...
Лоб запрокинут, устремлён
К нему – точёно-гладкий профиль:
Всё ближе и доступней он,
Зов будоража юной крови...
«А знаешь ли, что нас с сестрой
Лишили общества мужчины
С рождения – мы за стеной
Росли сераля, дев невинных,
Таких же, видя пред собой,
И только... Подтверди, Зибельда...» –
И та кивает головой:
«Да, мы росли в серале, верно,
Но склонностью к любви и нас
Природа одарила щедро:
Иным другим она подчас
Страстей так не раскроет недра,
Как нам раскрыла...» – смотрит он,
Как льёт служанка из кувшина
Ей воду на руки, смущён,
Объят волненьем беспричинным... –
«И вместе нас она свела,
И полюбили мы друг друга,
Чтоб рядом быть, как два крыла,
За неимением супруга...»
«Как необычно это всё...» –
Не в силах он сдержать улыбку,
Довольно глядя на неё,
В прозрачном одеянье зыбком
Которой все видны красы:
Изгиб бедра и профиль нежный
Груди, туманно, как сквозь сны,
Зовущий взоры безмятежно...
Эмина ж вьётся вкруг него,
Змее подобно неопасной:
Заходит со спины, плечо
И торс сжимая сладострастно...
Уже идёт Зибельда к ним
На соблазнительное ложе,
Где места много и троим,
Чтоб изойти в любовной дрожи...
«О, знай, кузен, что мы с сестрой
Ввек поклялись не разлучаться...» –
Речёт Эмина, и рукой
Уж не стесняется касаться
Губ офицера молодых,
Отпрянувших слегка невольно... –
«И мать к тому же нас двоих
За одного сочла достойным
Мужчину выдать, и отец...» –
К устам Зибельды припадает
Она, к ним севшей наконец, –
И страстно, жарко их лобзает
При нём, и глаз уж отвести
Не может он, как ни пытался... –
«Но при условии – смекни,
Коль сам ещё не догадался...»
«Что он... – ваш родственник?..» – «О да,
Что он продолжить род наш сможет,
Придя в чертоги к нам сюда...»
«Так это я?!» – Альфонс итожит... –
«О да!..» – и тут же окружён,
Не в силах избежать соблазна,
Обеими он с двух сторон
Младыми девами опасно...
Опомниться едва успел –
Впивается в уста Эмина
Его, насев; горячих тел
Он близость чувствует, томимый
Ответной страстью... «О, кузен,
Ты нам понравился, и сразу...» –
Зибельду слышит он, и в плен
Сдаётся ей, теряя разум...
Сплелись их руки вкруг лица
Его – делить поочерёдно
Они готовы без конца –
Страсть на двоих – грешно, свободно...
«Но, боже... вера ведь моя
Мне запрещает двоежёнство!..» –
Бормочет он средь забытья... –
Увы, сопротивляться поздно:
Эмина голову его
Сама к губам Зибельды нудит
Прижаться – мягко и тепло
Вдавив полунагие груди
В плечо счастливца... «Но тебе
Ведь нравимся мы...» «Даже очень...»
И вновь Эминою к себе
Он привлечён, вперившей очи
В его послушные глаза:
Целует – жадно, сладострастно
Она – дороги нет назад –
Ладонями сжимая властно
Плоть шеи, скулы, и лицо,
Откинувшийся подбородок...
В их плен захвачен, как в кольцо,
Забыть уже готов свободу
Альфонс... опять его сестре
Она передаёт, спешащей
В любовной преуспеть игре
Атакой пылкой губ скользящих...
Меж них он – как меж двух огней,
В которых сам сгореть не против,
И ложа роскошь – всё верней
С ума троих всех мягко сводит...
Готовы превратиться в стон
Их учащённые дыханья,
И слышит вновь он, как сквозь сон,
Любви и страсти заклинанья:
«Ночь слишком коротка, пора
Уже оставить разговоры,
Но помни – это не игра,
И коль решил уж ты так скоро
Стать нашим мужем – то принять
Обязан ты магометанство...»
Отпрянул тут Альфонс опять,
Привстал, уставившись в пространство,
Как будто пойманный в силки
Зверёк случайный на охоте,
Что так желанны и мягки
Для дьявольски пленённой плоти, –
И не избавиться, о нет,
От них теперь уже – не пробуй...
Эмина шепчет: «Лишь во сне
Увидеть нас ты сможешь снова...»
«Но ты обязан сохранить
Всё в тайне...» – вторит ей Зибельда...
И стягивает словно нить
Все его члены, и бесцельно
Пытается он развязать
Сковавшие всё тело путы...
«Согласен ты?..» – лишь промычать
В ответ Эмине что-то смутно
Способен капитан... Смеясь,
Зибельда рядом бьёт в ладоши...
Рука Эмины поднялась
Тем временем к служанкам с ложа:
«Подайте чашу!..» Подают:
Из черепа она искусно
И тонко вырезана – пьют
И из таких – с особым чувством:
То ли вино, то ль чья-то кровь
Её бордовой влагой полнит,
Как душу – тёмная любовь,
Как свод, за громом ждущий молний...
С улыбкой сёстры, окружив
Его, нескромно наблюдают,
Как с мужеством, ни мёртв, ни жив,
Он к чаше этой припадает...
До дна всю выпил – и глядит
Перед собой светло-блаженно,
И выдаёт Альфонса вид,
Что страх забыл он совершенно...
Склоняет сам Зибельду ниц,
К устам припав смелей и слаже
Её, смежившей смоль ресниц, –
И отдаёт Эмине чашу...
И смотрит та из полумглы,
Глазами источая пламя,
Как вкруг Альфонса головы
И плеч сестра её руками
Обвилась с жадностью змеи,
Как впился он ей страстно в губы
В горячем, жарком забытьи,
Готов сорвать покровы грубо
Прозрачные с груди и плеч,
Но та – противится игриво,
И удаётся вновь привлечь
Его к себе Эмине живо –
От ласк безумных оторвав,
Обвившись хищною рукою
У подбородка, и припав
К устам, как гидра, а другою –
Отдав пустой уже сосуд
Сестре, склонившейся развратно...
Впиваются в язык, сосут
Его – Эмины губы жадно...
Блаженно, будто в полусне,
Смыкаются их тесно лица,
И плоть, желания волне
Подвластная, спешит налиться
Им, как созревший к страсти плод,
Вкушать который – страх запрета,
Живущий в сердце, не даёт,
Но дразнит и зовёт – при этом...
Вот – к ложу он уже прижал
Её, всем телом навалившись,
И с персей выпуклых сорвал
Одежды – пышут, обнажившись,
Они и расточают зной
Разгорячённой, жаркой плоти...
Сестра ж – не дремлет за спиной:
Всё, что ни есть – к её охоте.
Срывает дальше всё Альфонс
С Эмины возбуждённой ткани,
Чей всё слышнее страстный стон,
Бесстыдным исходя желаньем...
Вновь их смыкаются уста,
В бездонных маясь поцелуях,
И обжигает нагота
Её Альфонса, торжествуя...
И незнакомый аромат
Дурманит капитана ноздри,
Как тонкий, душный хмель услад,
Вдыхать который бросить – поздно...
Принять готовая его,
Она – затягивает в омут
Свой, будто камень, тяжело,
Разгорячённая истомой...
И рядом – нежная сестра,
Как тать, уже прижалась сзади
К нему, забыв про стыд и страх,
В запретной истомясь усладе...
Обвила полною ногой,
Горячей грудью прикоснулась
К спине его полунагой,
И страсть – вдвойне в нём встрепенулась...
И ищет не одни уста
Уже в порыве безрассудном
Он – пред очами темнота,
Но в ней найти их – так нетрудно,
Всегда готовые помочь
Друг другу – жарко, не ревнуя,
И пить готов он день и ночь
Их колдовские поцелуи...
Да и не только их... Тела
Обеих сладостно готовы
Вершить любовные дела
С ним до исхода рокового...
Вминается Эмины плоть
Под ним уже в тугое ложе...
Зибельды страсть не побороть
Ему, сойдясь с ней вскоре тоже...
О, грешный и желанный миг,
Как найденный в глубинах жемчуг!..
Мечась, откинут девы лик
Пред ним, взор скошен, губы шепчут
Бессвязно-жгучие слова
Ему сквозь долгие лобзанья,
И ловит тут же он, дрожа –
Другой горячее дыханье...
А повернётся к ней – сама
Она уже готова сверху,
Когда уступит место та,
Наездницей усесться верной, –
И как седло, ей в такт трясясь,
Весь содрогается он в скачке
Меж бёдрами её, ярясь,
Впиваясь пальцами в горячке
В колышущийся их тандем,
Раздвоенный посередине,
И точно оглушён и нем,
Как рыба, бьётся между ними...
А первая, та, что была
Внизу – опять влечёт устами
Несытыми – туда, где мгла –
Его, исполненный желаний
Безумных, опалённый рот,
Вкусивший ласк от каждой девы,
И властно, как водоворот,
В своё затягивает чрево...
Раскачиваясь, как в бреду,
Лодыжками её обхвачен,
Изнемогает он в поту,
Страстей ни от кого не пряча...
Полунагих служанок сонм
Голодных взоров с них не сводит:
У каждой – свой об этом сон,
Вину подобно, в жилах бродит...
Курится благовоний дым,
Звенят восточных струн напевы,
Но – грезятся лишь молодым
Подобные утехи девам,
Хотя – пришёл бы их черёд,
Они б возлечь не отказались
С желанным гостем, так же вот,
Друг другу каждая на зависть...
Всё, как во сне – и вправду сон
Альфонс как будто сладкий видит:
Затерян в лабиринтах он,
Откуда самому – не выйти...
Проваливаясь в забытьё,
Он бредит, словно впав в горячку,
И вечно б длить хотел её,
Как лихорадочную спячку...
Вот – сам блаженно застонал,
Рукой стремясь обнять обеих...
Очнулся вдруг... затрепетал,
От ужаса весь холодея...
Лежит... в пыли он, на земле,
Под виселицами, что видел,
Когда сюда в пустынной мгле
Спешил, к корчме случайной выйдя...
И висельника жутких два,
Те, что над ним тогда висели,
Теперь лежат вокруг, упав
С них, будто с адских каруселей...
Все в трупных язвах – и зрачки
Стеклянных глаз вонзив в пространство...
Окоченевшие крючки
Перстов хватают воздух страстно,
Застыв в агонии немой
Последних, смертных содроганий;
Раскинувшихся рук дугой –
Исчерпан круг земных желаний...
Зловонный смрад стоит кругом...
Поодаль, где-то – блеют козы
Без пастуха: пустыня – дом
Им, где кончаются все грёзы...
Вскочил в испуге капитан,
Перевернувшись: на карачках
Ползёт он прочь, но тут и там
Одно и то же видит – мрачно
Белеют горы черепов,
Глазниц зияя чернотою...
Бежать отсюда он готов
Любой, что встретится, тропою...
Привстал – и бросился отсель,
Не глядя, прямо, что есть духу,
Не думая – что там, в конце,
Где безысходно так, и глухо...
Уж выдохся... Глядит: корчма
Знакомая за сушью веток
Стоит – всё так же, как вчера,
Когда он ничего не ведал...
Вбегает, смотрит: конь его
На месте, где и был привязан,
Как будто вовсе ничего
Хозяйский не смущало разум...
Не сдвинуты столы, и печь
Закрыта, как тогда, и сумрак
Висит такой же, и стеречь
Здесь нечего, где пиршеств шумных
Давно уж не было: один
Лишь давеча тут гость являлся –
Он сам... Вот странно, что кувшин –
Вновь на столе, и не касался
Его, похоже, он совсем,
Так, словно и не сдвинул даже,
И непонятно только, чем
Он утолял так жадно жажду...
За потайную дверь идёт
Тогда Альфонс, откуда вышла
Служанка та, и тот же ход
Его приветствует неслышно –
Мрак подземелья, плавно вниз
Ведущие туда ступени –
В тот непонятный парадиз,
Запретных полный вожделений,
Где предавался он любви,
Такой желанной и порочной,
С сестёр тех парой визави,
Одетых на манер восточный...
Вот – дверь туда, но что – за ней?..
Глазам своим Альфонс не верит:
Каморка старая, где пней
Сырых стоит лишь дух, сквозь двери
Проникший даже в темноту...
Объедки на столе и кости
Гнилые; крысы тут как тут
Везде, явившиеся в гости...
О, нет... Проделки сатаны –
За всем за этим, не иначе...
Да только разве могут сны
Бывать столь яви бренной ярче?..
Взбегает капитан назад,
В корчму из мрачной тьмы подвала...
Колени у него дрожат,
И потом хладным лоб обдало...
Тревожно дышит, взгляд тяжёл,
Блуждая в полумгле тоскливой,
Где ничего б он не нашёл
В тех подтвержденье грёз счастливых...
Вдруг – зеркало он на стене
В узорной раме замечает,
В рост человечий... Как во сне,
Подходит лишь – и замирает:
Две чужеземки там стоят
Вчерашние, песок пустыни
Чужой – касается их пят,
И сам Альфонс – там, рядом с ними...
И странно, жутко – все спиной
Обращены к нему: уходят,
Похоже, в эту пыль и зной,
Где лишь самумы танцы водят...
Прикрыл глаза Альфонс на миг –
И там, за зеркалом он: сзади
Молчит растерянный двойник,
В корчме застрявший, как в засаде...
А рядом – вот они, вдвоём,
Эмина и Зибельда, жёны
Его – целует сладко он
Их, как вчера, заворожённый...
Круглы обеих животы,
И обе – от него брюхаты
И в чреве носят плод мечты,
И род продолжен их богатый...
Вдруг – оглянулся капитан,
Неладное почуяв словно,
И задрожал – увидев там
Себя – того, а не другого...
Бежит обратно: удержать
Его пытаются, хватая,
Две девы, только помешать
Ему они не успевают...
Растаяли вдруг, как мираж
Среди песков, их окруживших,
Как мозг дурманившая блажь,
Которой срок внезапно вышел...
В стекла твердь – ткнулся офицер,
Один оставшись с отраженьем
Своим, безумен от химер,
Лица со странным выраженьем...
За пальцы трогает себя,
Пустого зеркала касаясь,
И... прочь бежит вдруг, на коня
Садясь, и рысью устремляясь,
Куда глаза глядят... И пыль
Клубится вслед ему, взлетая...
И не поймёт, где сон, где быль,
Теперь вдали он, точкой тая...
Петляет путь, Мадрид далёк,
Не вычеркнуть того, что было...
И там – корчма его найдёт,
Где ни мгновенья не забыл он...
Ведь, как пустыней ни петлять
Ему, не находя удачи, –
Две чужеземки будут ждать
Того, кто был им предназначен...
И пусть все заметёт следы
За ним, забывшим безрассудства:
Кто книгу прочитал Судьбы –
Тот обречён к ней вновь – вернуться.
Декабрь 2020 – январь 2021