Страх, смертельный страх, гнал Федора назад в спасительную деревню. А как ещё должен вести человек если тебе 17 лет, и по тебе на открытой местности, посреди поля, стреляют из пулемёта, и ты здесь единственная мишень. Бешено колотилось в груди сердце и пульсом стучало в висках, а где то над головой свистели пули.
Пройдёт время и повоевав в партизанском отряде, а потом и на фронте, Федор поймет что стреляли по ним чтоб напугать, поверх головы, и что стрелявшим он нужен был живой. -Партизан, партизан-, слышал он крики преследовавших его.
Шёл второй год войны. Несмотря на то что теперь на немецкую армию, что бы немецкий солдат не знал не в чём нужды напрягала мышцы вся покоренная Европа, после крупных поражений под Москвой и Сталинградом Германия стала нуждаться в рабочей силе. Рабочие руки оторванные на фронт и потерянные в итоге сражений решили восполнить за счёт так называемых ост арбайтеров, рабочих - невольников из оккупированных восточных территорий. Вывозу подлежали молодые люди обоих полов от семнадцати и старше. Этим немцы решали две основные проблемы, приобретали для себя бесплатную рабсилу и лишали молодого пополнения партизанских отрядов и быстро наступающих частей Красной армии.
За Федором пришли рано утром. Полицай и волостной писарь долго не разговаривали - одежда, тарелка, кружка, ложка и что ни будь из еды на пару дней и в путь. Плакала мать и только бабушка Поля оставалась сама собой.
– Гибели на вас нету, выслуживаетесь черти поганые,- ворчала она на пришедших. - Ну ты старая потише,- огрызнулся полицай,- а то мы тоже бываем и не добрыми.
Поскольку операция по отправке молодежи в Германию напоминала какую то облаву, в деревне стоял стон, плакали, а некоторые даже прочитали, матери. Такое Фёдор помнил по довоенной жизни, когда пацанов- недорослей года на три старших его, окончивших кто семь, кто четыре класса, но в основном без дела слоняющихся по деревне, буквально хватали и везли на обучение в школы ФЗО. Стране строящей социализм и поднимающей промышленность требовались квалифицированные специалисты и этот вопрос решался в духе того времени. Но тёмные деревенские бабы тогда всё воспринимали по своему и голосили будто навсегда расстаются со своим чадом.
Из трёх окрестных деревень собрать получилось одиннадцать человек и ближе к обеду все собранные, на бортовой машине были отправлены в райцентр, который теперь по новому назывался уезд. И хотя немецкая пропаганда красочна описывала счастливую жизнь уехавших в Германию, Фёдор нисколько не верил ей. В деревне жили мужики побывавшие в германском плену в первую мировую, много они увидели там чего интересного, но плен запомнился им страшным голодом, поэтому с самого начала неволи Федор задумывал о побеге. Бежать получилось только в городе на железнодорожной станции, затерявшись между людей и ускользнув мимо построек.
Обратная дорога оказалась не такой уж лёгкой, прячась, осторожно, почти за день он преодолел тридцать километров, и уже к вечеру голодный и усталый валился с ног. До родной деревни оставалось где то километров восемь и Федор попросился на ночлег в деревне Ш. к знакомым, которые приходились им дальними родственниками. Знакомые как могли накормили и уложили спать.
Сон сразу свалил его.
Но как только рассветало он продолжил путь, и прямо от окраины деревни что бы быстрее выйти на гравейку решил срезать расстояние по полю засеянному озимой рожью. Вот здесь на средине поля по ним и стали стрелять из пулемёта.
Ранняя пулемётная стрельба разбудила деревню. Растерянный и напуганный Фёдор не знал что ему делать. Было большое желание куда ни будь спрятаться, что в деревне наверное было бы не сложно, но вышедшие из домов женщины заголосили:
- Ты не партизан и не связной, тебя бояться нечего, а если мы тебя спрячем или ты уйдешь нас всех расстреляют, а деревню сожгут.
Первый полицай добежавший до стоявшего в окружении женщин Федора с силой ударил его в лицо, от чего у него потекла из носа кровь.
- Ты что не видишь, какой это тебе партизан, - не видишь стоит, от страха весь трясётся, дитя горькое, - набросилась на полицая женщина у которой ночевал Фёдор.- А ты ему дурак здоровый юшку пустил.
-Знаем мы этих детей, через одного если не партизан то связной,- как бы испугавшись своей излишней жестокости оправдывался полицай. Тут же подошли и остальные преследовавшие его, и старший засады, француз, через переводчика задал вопрос Фёдору:
– Почему ты бежал от русско – французской заставы?
Говорят нет нечего стремительнее мысли человека, но ещё стремительнее мысль человека попавшего в безвыходное положение, и то что сейчас говорил Федор ему казалось что он и сам верит этому.
- Я доброволец, еду в Германию, вот переночевал у знакомых и решил идти дальше в Б., чтоб сократить путь к дороге пошел через поле, но по мне стали стрелять, я испугался и побежал.
Француз, которого Фёдор принял за старшего что то сказал переводчику, и тот позвав самого молодого из полицаев сказал ему:
- Доставишь этого субчика на допрос к коменданту, он с него душу вытрясет но правды добьётся, нам всё-таки нужен хоть какой то результат нашего ночного сидения в лесу.
То что его отправляли к коменданту ещё больше напугало Федора. Ему не раз приходилось видеть старого коменданта - француза. Это был человек лет за пятьдесят, вероятно из старых военных, отличавшийся невероятной жестокостью и в народе имевший кличку «Дед Тыш», названый так за то что, если когда он разговаривал, а кто-то шумел или говорил громко, комендант представлял к губам указательный палец и говорил «Тыш». Федор знал нечего хорошего не несла ему встреча с этим жестоким французом, расстрелявшем в соседней деревне четырех человек только лишь в назидание другим.
-Результат, им нужен результат, - подумал Федор, хороший был бы результат, таскали бы сейчас меня неживого и отчитались бы как за убитого партизана.
Он хорошо знал, того полицая, которого дали ему в конвоиры. Это был Василий, парень из соседней деревни, знакомый по довоенной жизни, лет на пять старше его.
Васька, братка, спаси, - оставшись один на один с полицаем бросился на колени Федор.
Шел второй год войны, которой казалось не будет не конца и не края, и здесь в глубоком немецким тылу, в Беларуси, люди могли только догадываться о состоянии дел немцев на фронтах.
-Васька, братка, отпусти, наивно надеясь на чудо молил Федор, - Всю жизнь буду твоим рабом, пологая что немецкая власть это уже навсегда.
- Отпустить я тебя не могу, сам знаешь чем это для меня может кончится, у меня тоже семья, отец, мать, три брата и сестра, о них тоже приходится думать, но если что то от меня будет зависеть можешь положится на меня, я помогу,- обещал полицай.
Было страшно, хотелось что бы время остановилось, и что бы эта дорога в четыре километра оказалась бесконечной. Но вот и сельсовет, где ему не раз доводилось бывать с бабушкой Полей, теперь полностью занимаемый французами, ставший им теперь чем то вроде комендатуры, где в кабинете председателя сельсовета находилась канцелярия коменданта – француза.
Много, много чего пришлось передумать Фёдору за весь этот недолгий отрезок времени когда он попал в руки врага и до канцелярии коменданта – француза Тыша. В голову приходило много разных как казалось спасительных мыслей, но сознание останавливалось только на одной, на наставлении бабушки Поли.
Фёдор был единственный и любимый внук бабушки. Бабушка Полина Васильевна была коренная Петербурженка, выпускница Бестужевских курсов, и приходилась родственницей учёному – лингвисту Щербе. Оставшись вдовой в первую мировую войну, она всю себя посветила единственной дочери, и когда та вышла замуж за революционного матроса, Полина Васильевна не задумываясь последовала за дочерью на свою историческую родину, в белорусскую деревню. Как не странно здесь ей нашлось много работы и она активно включилась в процессы послереволюционной деревни, где ей доверили заведовать избой – читальней. Не обходился без её услуг машинистки и сельсовет, поскольку бабушка привезла с собой печатную машинку «Яналиф», поэтому часто председатель сельсовета присылал за бабушкой с машинкой свой служебный лёгкий возок, да ещё со многими вопросами к ней шли и обращались люди, поскольку грамотных людей её уровня в округе просто небыло, а те знания полученные на Бестужевских курсах охватывали многие сферы жизни человека, от познания в медицине до написания простого прошения.
Когда началась война и отец ушел с отступающими войсками, бабушка Поля как то строже стала относиться к Федору. Теперь она уже не называла его как раньше Федька, но когда видела что он, случалось такое, где то пасовал или трусил, бабушка не то что бы отчитывала его, но тактично наставляла, что мужчина не должен так себя вести.
Когда разговор заходил о смерти, здесь у неё тоже была твердая моральная установка: – Помни о третьем дне, говорила она, - есть вещи страшнее смерти, никогда не надо отдавать себя во власть страха, что бы не натворить беды с душой своей, нет безвыходных ситуаций- всегда можно положиться на волю Божью.
Теперь серьёзно переоценив наставления бабушки Фёдору стало стыдно. Совсем недавно он, пораженный страхом падал на колени перед полицаем и просил его о пощаде, и ради того чтобы остаться живым, покорившись обстоятельствам был согласен навечно продать ему свою душу и тело и быть рабом этого предателя, который по ночам с пришлыми иноземцами устраивает засады и охотиться на людей, предки которых уже тысячи лет жили рядом с его предками и может даже не раз пересекались родами.
Федор знал что ещё во младенчестве он был крещён бабушкой, и сам помнил, когда им случалось бывать в храме, она всегда водила его к причастию. Но став школьником, а потом и пионером, он не без влияния отца стал как все, и вышел из под влияния бабушки Поли. Те молитвы, что когда то его учила бабушка дошкольником он помнил слабо, но теперь, в тяжёлой для себя ситуации, хоть как то пытался что то вспомнить из того, но слова и предложения накатывали друг на друга и у него получалась какая то каша.
Как вариант своего спасения вспомнил он разговор, больше похожий на спор, бабушки Поли с зятем, его отцом, о матросе спасённым во время Цусимского сражения. Матрос с потопленного корабля, ухватившись за связку шлюпочных вёсел оказавшись один на один с холодным океаном уже не надеялся остаться живым. Но на него от холода и страха теряющего сознание, нашло озарение и вспомнил матрос свою родную деревню, свой деревенский храм и проповедь священника в родном деревенским храме о десяти заповедях, из чего он внимательно слушая деревенского батюшку своего урозумел тогда, пятая заповедь, единственная заповедь, где уже Сам Бог даёт обещание человеку, и обещает Бог человеку за почитание и заботу об отце и матери продление его дней на грешной нашей земле. И уже не на что не надеясь матрос дал обещание Спасителю и Господу своему, что если останется живым, то не когда не оставит своих родителей до их последних дней, оберегая их старость и покой. По версии бабушки выходило, что именно это и спасло человека оказавшегося в безнадежным и безвыходном состоянии, подобранного и спасённого японцами. Но отец об этом был совсем другого мнения.
– Полина Васильевна, говорил он тёще, - эту историю я слышал от моряков десятки раз, благо ещё и в моё время служили люди знавшие участников тех трагических событий, да ещё кажется об этом случае описывает в «Цусиме» Алексей Силач Новиков – Прибой. Там всё так и было как вы и говорите, но тот моряк остался жив потому что был крепкого телосложения упитанный парень, да и повезло ему японцем на глаза в ночном океане нарваться.
В том споре пионер Федька был полностью на стороне отца, но теперь было другое время, а Федор был в таком же безнадежным состоянии как тот погибающий в океане моряк и хватался за рассказ бабушки о пятой заповеди, как хватается утопающий за соломинку. Как и матрос с утонувшего корабля он как мог обращался и просил неведомые Высшие Силы о спасении, твёрдо обещая никогда и не чем не обидеть своих родителей и доглядеть их старость до последних дней их.
Когда их с полицаем пригласили в канцелярию коменданта к тому времени на Фёдора накатило какое то безразличие и апатия к происходящему, было такое чувство, он как бы потерял страх. . Пропустив его чуть-чуть вперёд себя, полицай вытянулся перед комендантом в нацистском приветствии, на что тот ему, не поднимаясь как бы нехотя ответил таким же приветствием. Стоя рядом Федор слушал как полицай, через переводчика, рассказывает коменданту о знакомом ему местном жителе, по своей воле добирающемся до уездного центра, что бы уехать в Германию на работу, но ранним утром задержанного устроенной на дороге их совместной с французами заставой. Наконец после доклада полицая к допросу приступил сам комендант. Опять же через переводчика он обратился к Федору
– Почему ты бежал от русско – французской заставы? И опять Федор как по заученному начал говорить
– Я доброволец, еду в Германию на работу, что бы уехать добирался пешком до Б., переночевал у знакомых и пошёл дальше, но когда через поле стал выходить к дороге был обстрелян, испугался и побежал.
Переводчик перевел его ответ, на что комендант обратившись уже к полицаю спросил того, - Верно ли он говорит? - Так точно, верно, гаркнул вытянутый в струнку перед комендантом полицай, щёлкнув каблуками.
Потом комендант спросил почему решил ехать добровольно, на что Федор ответил, что ему молодому охота увидеть мир, посмотреть как живут люди за границей. Было видно что его ответы понравились коменданту и он через переводчика толи просил, толи приказывал полицаю содействовать и оказать помощь молодому человеку в его порыве к благому делу, потом сделав ещё кое какие наставления комендант наконец отпустил их.
Выйдя из комендатуры полицай сказал,- А теперь домой, и больше не ходи на теньки, держись больше дорог и если не хочешь неприятных приключений, избегай хождения по лесам и другим укромным местам.
Дома,где столь скорого возвращения Федора никто не ждал, радости матери, бабушки и сестрички Лены небыло конца, хотя радость его возвращения омрачила весть о том что назавтра, после того как взяли его, была взята и отправлена в Германию старшая сестра Надя. Мать больше не хотела испытывать судьбу, и посоветовшись с бабушкой было принято решение, коль в деревни все знают что Федька в Германии, отправить его в партизаны. Через связного она связалась с соседом дядей Костей, вся семья которого была в партизанах, а сам дядя Костя был теперь начальником разведки партизанского отряда имени Ворошилова, куда в один из теплых апрельских вечеров влился Фёдор, где судьба готовила ему ещё одну встречу с комендантом - французом.
Случилось это, когда немцы совместно с французами, из комендантских подразделений собранных в батальон, решили блокировать места дислокации партизанской бригады в районе деревни С. Но сработала партизанская смекалка и знание местности. Заняв удобные позиции на краю леса партизаны вплотную подпустили двигающегося по полю в их сторону врага и открыли по нём огонь из всех видов оружия. Оставив на поле боя убитых враг отступил. Но партизаны не давая ему одуматься преследовали врага пытаясь его окружить. Фашистам удалось уйти в деревню и что редко случалось они выбросили белую простыню и выслали переговорщика, договориться подобрать своих убитых. Во время атаки была отрезана и захвачена в плен небольшая группа, как оказалось французов, среди которых оказался и комендант дед Тыш. Много, много сделал зла людям этот доброволец приехавший со своими двумя сыновьями устанавливать свои порядки на чужой земле, поэтому много нашлось среди партизан тех для кого он был личным врагом. Конечно старый француз понял что остаться в живых у него нет шансов, но надежда умирает последней, и комендант, «дед Тыш», приехавший бороться с коммунизмом орал, - Я камуништ! Я камуништ!
Федор, жизнь которого когда то была в руках этого человека, вспомнил что тогда он, не сделавший нечего не кому плохого был в похожем положении, и его ложь была ему во спасение, но этот палач и иноземец на что надеется, сын Эльзаса и Лотарингии, офицер, даже умереть достойно не может.
Нечаянно взгляд Фёдора встретился со взглядом старого француза, взглядом человека, потерявшего всё, наверное сейчас в мыслях видевшего свою далёкую милую его сердцу Францию, двух красавцев сыновей которых он привез что бы научить их убивать людей и на этом заработать денег. Он всегда, для их же безопасности держал их возле себя, что спасало их до поры до времени, но сегодня удача отвернулась от него и его сыновей, сыновей вряд ли ещё живых и его попавшего в безнадёжное положение, наивно надеющегося ещё на что то.
Тут же вспомнилось не раз сказанное бабушкой Полей,
- Не то страшно что они убивают нас, страшно то что они вынуждают нас белорусов, Христалюбивых людей, убивать их.
Не факт что этот пожилой, изнеможённый и возбуждённый человек мог узнать в молодом вооруженном партизане того напуганного юношу, год назад стоящего у него на допросе, но Фёдору от этого взгляда стало как то не по себе, и когда четырнадцатилетний подросток – партизан достал нож и хотел отрезать коменданту уши, Федор повёл стволом своего автомата и тихо сказал, - Гад, я тебя застрелю!
- Федя,- оправдывался пацан, - знаешь как он меня бил резиновым шлангом, я аж обкакался.
Что бы не видеть и слышать больше ничего Федор ушёл в лес, и только потом он узнал что коменданта расстреляли, а труп утопили в болото. Так же на небольшом кладбище из французов - добровольцев у деревни В. нашли вечный покой и два его красавца – сына.
После завершения операции «Багратион» в которой партизанские отряды приняли самое действенное участие помогая войскам разгромить гитлеровцев, Федор через военкомат был призван в армию и направлен на фронт. Первую свою боевую медаль «За отвагу» он получил в Восточной Пруссии за уничтожения вражеского пулемётчика при штурме немецкого городка Куллигенкамен.
Фёдор, теперь уже боец роты бронебойщиков, наводчик противотанкового ружья, находился в порядках наступающей пехоты, внезапно остановленной плотным пулемётным огнём. Вот здесь и поквитался он с вражеским пулемётчиком, прицельным выстрелом из своего ПТР заставив навечно замолчать его.
Но самые страшные бои для его были ещё впереди, при штурме Берлина. Вот где не раз пришлось вспомнить свое обещание о пятой заповеди и почитании родителей. Медаль «За боевые заслуги» Федор получил в последние дни войны, воюя в батальонной разведке, во время боёв уже у стен Рейхстага, когда командованию батальона потребовались данные о расположении огневых точек врага в районе Копет- Штрассе. Здесь же в Берлине удалось, но уже в последний раз, увидеть ему и своих «старых знакомых» - французов. Стояли они своей отдельной группой в толпе пленных немцев и только нашивка трёхцветного флага выдавала национальную принадлежность пленных .
После окончания войны, часть где служил Федор отвели в место постоянной дислокации в немецкий городок Нойруппин, где служить после войны ему пришлось ещё долгих пять лет. Демобилизация из рядов вооруженных сил тоже стало для него своего рода испытанием, данного когда то в тяжёлых жизненных ситуациях обещания.
Теперь - то всё в его жизни было хорошо. Теперь гвардии старшина Фёдор Х. занимал должность помощника начальника по физподготовке танкового полка, и по совместительству заведующего спортивным залом на берегу красивого лесного озера. Здесь была налаженная и устоявшийся жизнь, да и непосредственный начальник упрашивал его остаться приводя веские доводы.
- Ну приедешь ты в свою деревню и опять к сохе и пошёл быкам хвосты накручивать, - говорил ему начальник физподготовки старший лейтенант Кориков, - А здесь тебе чистота и уют, и зарплата в марках, да и в Союзе на книжку капает.
Федор находил доводы непосредственного начальника разумными и соглашался с ними, но он помнил о пятой заповеди и данном обещании, которое потом он повторял может сотню раз, когда ему было страшно и смерть роями металла носилась вокруг его.
– Нет, - твёрдо говорил начальнику, а самое главное самому себе Фёдор, ставший на фронте коммунистом, но оставшийся при твердом убеждении, что такими обещаниями разбрасываться не стоит, даже если у тебя сейчас всё хорошо, но чтобы выполнить данное обещание надо круто поменять жизнь, зная что там будет хуже.
Вернувшись на родину Федор как и обещал стал жить со своими родителями и бабушкой, и устроился на работу в лесное хозяйство, сначала рабочим, а потом лесником. Сестра Лена к тому времени вышла замуж и жила отдельно, Надя вернувшаяся с Германии долго не могла найти себе пару, и только не без участия Федора этот вопрос был решен, когда тот встретил после амнистии, и пригласил к себе в гости полицая доставившего его на допрос к коменданту. Тот придя в гости с другом, познакомил Надю с её будущим мужем, сидевшим с ним в Воркуте и проходившим по "делу Кирова", следствие по которому постоянно возобновлялось по инициативе Сталина и в котором постоянно появлялись новые фигуранты. Вот и Владимир ставший мужем сестры Нади, в те далёкие 30 - е бывший ещё совсем юным, каким то боком оказался причастным к тем трагическим событиям, где то близко с комсомольцами – дружинниками неся службу по охране общественного порядка. До поры до времени все эти люди проходили в этом деле как свидетели, но в одно из дополнительных расследований, когда посадили милиционера с которым они были в наряде, их сделали подозреваемыми, судили как причастных к преступлению и отправили на отсидку в Воркуту. Так сошлись и образовали семейную пару уже немолодые люди, жертвы сталинского и гитлеровского режимов.
Собственная семейная жизнь так же стала для Федора в каком-то виде испытанием. Жена, хотя изначально соглашалась на его условия жить с родителями, время от времени, намекала что ей уже всё надоела, охота пожить отдельно, но Федор был непреклонен. Даже долгую жизнь своих родителей Федор расценивал как награду и в тоже время испытание данного когда то обещания до конца почитать своего отца и мать. В восемьдесят лет ушёл из жизни отец, в девяносто шесть, когда ему самому было за семьдесят ушла мать.
- Мало, мало, кому получается прожить жизнь и только когда тебе за семьдесят остаться сиротой,- по стариковски роняя слезу во время задушевной беседы когда ему самому было далеко за восемьдесят не без гордости говорил мне Федор , - и только избранным, как мне грешному, выпадает такое счастье,- подводил он итог добросовестному исполнению своего сыновнего долга.