Во времена сопливого юношества выражение «на рогах» имело совсем иное значение, чем при достижении возраста зрелой мудрости. «Сидеть на рогах» означало выполнять обязанности наблюдающего за шасси. Наблюдающий должен был зорко всматриваться в силуэт заходящего на посадку самолёта на предпосадочной прямой и включать зелёный огонёчек, расположенный на пульте руководителя полётов, при помощи специального тумблера, если шасси и механизацию крыла лётчик установил в посадочное положение. Если же нерадивый, нерасторопный или рассеянный лётчик не выполнял своих обязанностей, наблюдающий должен был определить роковую ошибку и включить огонёчек красный, предотвратив непоправимое.
В очередной раз я «сидел на рогах» и зорко всматривался в силуэты маленьких самолётиков, заходивших на посадку. Нестерпимая духота стремилась вывести из строя специально обученного определять посадочное положение шасси курсанта. Вторая смена полетов в июльский жаркий день отсчитывала третий час. Глазницы всё чаще прилипали к буссоли. Чтобы не заработать какой-нибудь наряд вне всякой очереди, я делал гимнастику глазами, разминал шею, резко поворачивал голову то влево, то вправо, изредка вставал размять ноги.
В очередной раз я грамотно определил посадочное положение колёс и закрылков, включил зелёный огонёчек и резко откинулся на спинку стула.
Вытянув ноги, сменил ракурс точки зрения и попытался всмотреться вдаль. В панораму попадала вся первая рулёжка, цветочное поле за взлётно-посадочной полосой, технико-эксплуатационная часть, роща вдалеке и ближний привод. Между ближней приводной радиостанцией и торцом полосы маячила фигурка бойца советской армии, бдительно охранявшего ближние рубежи военного аэродрома от разного рода не прошеных гостей, ради их же безопасности. Эдакая военно-авиационная пастораль: периодически кратковременно гудела радиостанция, поймав сигнал радиолокатора, где-то на стоянке шумели самолёты, пели птицы на лужайке перед стартовым командным пунктом, мерно…или мирно жужжали мухи…
Боковым зрением зацепил движение…
Повернул голову вправо и увидел, как со стороны ТЭЧи по первой рулёжке на велосипеде ехала девушка в сторону взлётно-посадочной полосы. Лёгкое летнее платье развевалось от встречного потока воздуха. Девушка равномерно не спеша крутила педали и неумолимо приближалась к ВПП. Не мешкая, я дотянулся до рукава «дежурного шурика» (штурмана) и энергично попытался привлечь к себе внимание!
- Товарищ старший лейтена…, товарищ старший лейте…, товарищ… Тама, тама, вона, вона, - тыкал пальцами в опасный объект. Штурман отмахивался. Я не отставал!
- Вона, товаарищ!
- Чтооо!
- Да вон баба!
Повернув голову вправо:
- Ух ты бля…
- Товарищ полко…, товарищ пол…, товарищ! Баба, баба!
Комэска отмахнулся, увлечённый воздушной обстановкой, которую рисовала планшетистка Леночка. Штурман, озираясь и наблюдая, как непорочное, наверное, создание, тем временем, подъехало к светофору, установленному перед полосой. На светофоре горел «красный». Девушка спешилась, посмотрела на светофор, беспечным движением головы из стороны в сторону откинула волосы, легко перекинула ногу через раму и продолжила движение на взлётку. Самолёт проходил ближний привод, до полосы оставался какой-то километр, секунд двадцать…
Ужас в глазах штурмана передался и мне - трагедии не избежать!
- Баба! Баба! Командир! Командир! Бааабааааа!
Комэска повернул голову в сторону рулёжной дорожки… резко схватил «соску»…зажал тангенту… и всё!
Мы, находившиеся на СКП, подскочили со своих мест и с болью в сердце наблюдали, как расстояние между девушкой и железной птицей резко сокращалось… Казалось, я слышал удары сердца всей группы руководства полётами…
«Гений чистой красоты», как сказал бы «наше всё», невозмутимо, не меняя скоростного режима, пересекал ось взлётно-посадочной полосы прямо по зебре. Между объектами были считанные метры… Леночка закрыла лицо руками. Я кусал губы, штурман схватил бинокль, комэска сильнее сжал микрофон…
Мужественная комсомолка пересекла полосу, остановилась и посмотрела, как произвёл посадку самолёт, до которого можно было дотронуться рукой, лишь её протянув.
Дикий крик руководителя полётов разорвал напряжение:
- Ко мнеееее! Поймать, бля…! Изловить! Доставить! Это каааак? Ктооо?!
Штурман истерически метался по СКП, в поисках ракетницы.
- Живоооо!
Деваха, полюбовавшись красотой учебно-тренировочного самолёта, села на велик и продолжила свой путь.
Солдатик, тот, что из оцепления, всю картину, по всей видимости, наблюдал. Но, что он мог сделать? И когда опасность осталась позади, стремглав устремился наперерез спортсменке.
- 768-й, запуск.
- Запускайте, - ровным спокойным голосом ответил руководитель полётов.
- Тыыыы ещёёёё здеееесь! – мощность голоса восстановилась!
Штурман выскочил на балкон и выстрелил из ракетницы в сторону нарушителя аэродромных границ. Ракета, зелёного цвета, до цели не долетела. Нарушитель, обнаружив огонь противника, ускорил движение. Боец, видя, что упреждение маловато, остановился и произвёл стрельбу из ракетницы по маневрировавшей мишени. Скорость велосипедистки достигла своего максимума. Повторный залп штурмана и бойца-стрелка-часового заставил девушку остановиться. Издалека было видно, как эмоционально солдатик объяснял меры безопасности гражданскому населению…
- Сююдааа! Веди сююдааа! – орал штурман между выстрелами из ракетницы образца сорок третьего года.
Почувствовав неладное, недоброе в оравших и стрелявших мужчинах, девушка оттолкнула своего охранника и быстренько умчалась в сторону лесной рощи. Боец ещё какое-то время умолял её достоинство, жестикулируя ей вслед, однако, вернуть беглянку не сумел…
Минут через пятнадцать солдатик, раскрасневшийся от погони, стоял перед комэской.
- Ты зачем палил по местным жителям?
- Я эта…
- Трое суток ареста! – глубоко вздохнув, расплылся в улыбке…