Морозным ноябрьским утром, ближе к полудню у большого дома на Васильевском острове столицы остановилась тройка. Из возка вышли двое. У Саши в руках – дорожный саквояж. Павел Павлович рассчитался с кучером, добавил на «чай», потоптался на месте, разминая ноги, посмотрел на знакомый с детства дом, вбежал по парадной лестнице и позвонил в дверь. Шаркающей старческой походкой камергинер Никифор открыл и всплеснул руками: – Господи! Молодой барин вернулся! Здравствуй, Пашенька! Проходи, дай-ка шубу помогу снять, замёрз, чай, холода-то нынче какие стоят. Радость-то какая! Сейчас Павлу Ивановичу доложу.
На шум в прихожей вышел хозяин. Навстречу ему быстро шёл сын. Они крепко обнялись и долго стояли молча. У Павла Ивановича предательски выкатилась слеза. Он незаметно смахнул её, отстранил сына, положил руки ему на плечи и внимательно разглядывал его лицо, пытаясь понять, с какой вестью вернулся он из плавань.
Троекратно расцеловались. И отец пригласил сына в кабинет.
– А это кто? – показал он взглядом на Сашу.
– Это мой спаситель, коюр и проводник от самого Ямала до Обдорска, а потом и до Архангельска, а дальше уже я его вёз до столицы, – улыбнулся Павел.
– Никифор! Помоги гостю раздеться. Всю его верхнюю одежду запри в чулан, чтобы, не ровен час, не сбежал. - Мужчины прошли в кабинет. Никифор взял шефство над «заморским» гостем. Выходец их чума, завороженно, медленно ходил вдоль стен квартиры адмирала и удивлялся диковинным вещам. На стенах висели картины, портреты адмирала флота Ивана Федоровича Крузенштерна, его супруги и других «аркае-начальников» – больших начальников, в орденах на груди и лентах, в красивых эполетах с золотистой бахромой. На полочках и этажерках стояли макеты парусников, крупные раковины и страшные маски диких племен Полинезии. Все эти экзотические экспонаты были собраны в кругосветных путешествиях тремя поколениями Крузенштернов.
В кабинете отец удобно устроился в кресле, сын, чувствуя вину, сидел напротив, прямо и напряженно. Кратко рассказал о попутных исследованиях морского дна по ходу шхуны, показал дневник записей и осторожно с грустью в голосе сообщил о гибели «Ермака». Отец спокойно радовался успехам исследований, но при вести о шхуне как-то сразу сник, плечи опустились, он обхватил голову руками. Павел замолчал и с тревогой наблюдал за отцом. Несколько минут сидели молча. Потом Павел Иванович встряхнулся, выпрямился, встал.
– Слава Богу, что сам жив остался и экипаж сохранил. Пошли обедать, Фрося уже, наверное, стол накрыла.
Никифор пригласил к обеду Сашу, – так велел называть гостя молодой хозяин, – проследил, чтобы тот хорошо с мылом вымыл руки. Сели на кухне. «Не следует слугам с барами сидеть за одним столом». После ужина Ника, как стал называть Никифора Саша, вымыл ненца с головы до пят, дал ему свою нательную рубаху и отправил спать. Непривычно мягкая постель не понравилась тундровику. Он пытался лечь на пол. Ника грозно посмотрел на него и погрозил пальцем.
С утра Павел отправился в Комитет Морского министерства. Кратко изложил ситуацию с экспедицией, обещал предоставить финансовый отчет и подробный рапорт о проделанной работе. Затем, по пути, купил одежду для воспитанника. Вечером, одетого во все новое от нижнего белья до ботинок, в форменной фуражке и ливрее красного сукна, расшитой галунами, Саша предстал перед всей семьей.
– Господи! – всплеснула руками Фрося, – Да какой же ты молодец! Хоть сейчас на парад! – все улыбались, одобряя наряды. Саша смущенно стоял, косясь в зеркало. Его лицо от природы розовое, теперь было красным, как помидор. Толи это был отблеск от красной ливреи, а может быть, от радостного смущения?
На следующий день Павел отправился в гости к соседу, старому другу отца по Царскосельскому лицею, адмиралу флота в отставке с просьбой прислать внука в репетиторы Саше.
– Ну что же, – подумав, сказал старик, выслушав длинный рассказ Павла. – Благородное дело ты затеял, Павел. Пришлю вам своего Николашу, да и сам зайду посмотреть на «заморского гостя». И Николаше, полагаю, от этого польза будет. Как только явится из Кадетского корпуса, так и придё.
Вечером все собрались за столом у Крузенштернов. – Так учитель-то моложе ученика, однако, – улыбнулся в усы адмирал. – В этом случае возраст не помеха, – улыбнулся Павел и посмотрел на смущенных учителя и ученика. – Я, Николаша, принес азбуку, арифметику и прописи. Наберись терпения, ученик трудный, не знает русской речи.
После ухода гостей попечитель и его подопечный сидели вдвоем. Взволнованный приходом чужих людей и не совсем понимавший, чего от него хотят, Саша внимательно слушал своего друга. Только ему он доверял. Друг Паша привез его из тундры в столицу, чтобы обучить грамоте: – Ты будешь понимать русскую речь, будешь уметь читать и писать. Будешь грамотным ненцем. – Как князь Тайша?
– Пока нет. Чтоб быть как князь Тайша, надо много лет учиться. Князь ваш – хитрый. Легко обманывает вас, ненцев, потому что вы все неграмотные. А будешь ты грамотным, сможешь поспорить с князем. – Саша захлопал от радости в ладоши, предоставляя, как он выиграл в споре с Тайшей. – Этот мальчик – Николай, – продолжал убеждать Павел, – умный. Он будет тебя учить. Ты слушай его и повторяй за ним всё, что он будет говорить.
Отец с сыном сидели в кабинете и писали каждый свой отчёт об исследованиях в летних экспедициях. Они слышали, как в соседней комнате ученик громко читал по слогам Букварь.
– Старательный парень оказался, – похвалил старший.
– Князем всей тундры хочет стать, – по-доброму улыбнулся младший.
– Обучить бы парня не только грамоте, – сокрушенно вздохнул Павел Иванович, – да времени маловато. Ты летом уйдешь в плаванье, а я, если здоровье не подведет, уеду на Печору и Северный Урал.
Помогало усвоению русского говора и общение с Никифором и Фросей. Они часто поправляли неверно сказанное русское слово, а с акцентом ненца бороться было бесполезно.
Николай часто после занятий устраивал своему ученику прогулки по городу.
Показал Кадетский корпус, где учится. Водил в музеи и цирк. Образование шло успешно. Великовозрастный ученик всё необычное для него впитывал, как губка. Павел поощрял «учителя» и делал ему комплименты: «Быть тебе профессором в Морской академии, Николай!» Тот смущался и с ещё большим усердием занимался обучением своего благодарного ученика.
Пришла весна 1864 года. Снег незаметно исчез, Нева освободилась ото льда. Павел , как и его отец, снова стремился на Север. Но вместо бескрайних просторов Ледовитого океана его направили на Балтийское море. Во время кратких стоянок корабля, он на сутки-двое приходил домой, интересовался, как живёт его юный друг, не обижают ли его. Подолгу разговаривал с ним, обещал зимой отпустить домой. Чувствовал, что подопечный его заскучал в большом, шумном городе.
Павел Иванович тяжело переживал гибель шхуны. Неудача экспедиции сына была крушением его надежд. Он больше не пытался искать морской путь к Енисею. Но мысль об открытии водного пути между Печорским Севером и Севером Сибири не переставала волновать его. В это лето здоровье не позволило ему отправиться в экспедицию и он полностью, по просьбе сына, занялся обучением гостя с Ямала.
( Немцы-потомки Крузенштернов , чтобы не путать отца с сыном, называют старшего Теодор, а младшего Пауль юниор .)
Полный рассказ можно прочитать тут: http://proza.ru/2014/04/28/1534