Внук адмирала в ледовом плену Глава 4. Архангельск

Сергей Пудов
Отца в городе Павел не застал. Он уже уехал в Петербург и занимался камеральной обработкой материалов летней экспедиции по исследованию бассейна Печоры.
      
      Павел Иванович  ( Пауль-Теодор ) Крузенштерн военный моряк, путешественник, исследователь Арктики и Севера Европейской России, лауреат Демидовской премии.   Сын великого мореплавателя Ивана  Федоровича Крузенштерна родился вблизи Ревеля (Таллин) на мысе Асс в 1808 году. Учился в том Царскосельском лицее, что и Александр Пушкин.  С лицейского порога Крузенштерн–сын переступил на борт шлюпа «Синявин», которым командовал Федор Литке, и началась его долгая дорога среди полуночный морей и вечных льдов.
      
Вернувшись, участвовал в топографической съемке Финского залива. В 1843 году Министерство финансов и Корпус горных инженеров снарядили экспедицию в Печорский край, так как «из всех ученых по России путешественников еще никто не был» в этой области Русского Севера. Он решил «посвятить жизнь свою на решение вопроса, от которого зависело процветание богатой, но, по отдалённости своей, забытой области России». Он будет верен своему патриотическому стремлению почти четыре десятилетия, до тех пор, пока в 1881 году сердечный приступ не оборвёт его жизнь.
      
     Лишь один раз он сделает отступление от избранной цели, когда в 1847 году представит в Морское министерство «Проект экспедиции для достижения Северного полюса». Мысль о завоевании заветной точки земного шара волновала многих моряков.  Надежды Павла Ивановича на поддержку Морского министерства или частных лиц не оправдались. Его проект, как и проекты многих выдающихся учёных и мореплавателей, был отвергнут учёным комитетом Морского министерства.
      
 Вскоре после смерти отца, случившейся в 1846 году, Павел Иванович решился пойти на большую жертву, употребив средства семьи на снаряжение полярной экспедиции.      
       Осенью в 1848 года Павел Иванович взял отпуск, купил корабельный лес, решил построить шхуну по собственному проекту. Выписав из Архангельска корабельного мастера, сам без промедления отправился в Петербург; закупил железо, парусину и весь такелаж.
       18 мая 1849 года шхуна была спущена на воду. Её назвали «Ермак» в честь  знаменитого казака-землепроходца. Лето 1849 года  Павел Иванович провёл на Белом море, надеясь выйти в Карское.
Однако команда была набрана очень поздно. Удалось доплыть лишь до Соловецких островов и вернуться в Мезень.
       В 1850 году  Крузенштерн - старший получил разрешение на новое плаванье. Вторая попытка пройти под парусами Карское море была сорвана жёсткими штормами и наступлением зимы. Отыскав удобную гавань на реке Индиге,  Павел Иванович  решил оставить шхуну на зимовку. 8 октября он вместе с командой и сыном Павлом, которому в тот год исполнилось 16 лет, отправился на оленях через тундру в Мезень, а затем в Архангельск и в Петербург. Павел Иванович не беспокоился за шхуну. Он даже считал это обстоятельство весьма благоприятным для дальнейших исследований и надеялся, как только установится зимний путь, закупить провизию для нового путешествия и летом отправиться в Карское море, а затем к северо-восточной оконечности Новой Земли.
      
 «Всё было задумано хорошо, – писал Крузенштерн, – но судьба решила иначе. Смерть жены за границей и последовавшие затем семейные заботы принудили меня продлить своё пребывание в чужих краях».  Но и за границей П. И. Крузенштерн думал о Севере, трудясь над вычислением «Таблиц приливов для Белого моря на 1851-1852 годы», которые вскоре издал в русской типографии Карлс Руэ. Он предназначал их поморам Архангельской губернии. Так было положено начало службе предвычисления  приливов в северных морях страны.
    
  В 1852 году, вернувшись из-за границы в Петербург, Павел Иванович снова отправился на север Печорского края. Он решил отложить плавание в Карское море до лучших времен и заняться исследованием Нижней Печоры и поисками сообщения между ее притоками. Здесь он простился с сыном, который в течении двух лет был его постоянным спутником, а теперь готовился к кругосветной экспедиции.
      
 После кругосветки повзрослевший Павел вернулся к отцу на Север. Летом 1860 года на шхуне «Ермак» по совету отца он обследовал Печорское море и затем направился в пролив Карские Ворота, надеясь увидеть Карское море. У южных берегов Новой Земли встретились первые льды. Пролив был свободен и «Ермак» достиг мыса Меньшикова на юго-восточной оконечности Новой Земли.
       Несколько дней Пауль-Юниор исследовал Карские Ворота, но погода неожиданно испортилась, шел дождь со снегом и градом. Однажды ночью судно едва не налетело на одинокую скалу, временами находил густой туман. В Карские Ворота нагнало лед. «Ермак» с трудом пробрался между «плавучими полями и горами». Жестокий шторм вынудил капитана Крузенштерна лечь курсом на устье Печоры.
       Казалось бы, достаточно испытывать судьбу. Не пробьётся деревянный парусник сквозь штормы и льды Ледовитого океана. Ледовитый, в отличие от своих братьев, не терпит «самодеятельности»: его на плоту или яхте не переплывешь. Ледовитый требует от моряков точных знаний обстановки. Он любит иметь дело с провидцами.
С ними ему интереснее вести игру, чем с теми, кто действует по принципу: «как-нибудь прорвемся».
      
     Обуреваемый навязчивой идеей открыть морской путь от Европейского Севера  до богатств Сибири Павел Иванович Крузенштерн настойчиво продолжает убеждать Морское министерство в необходимости снаряжения очередной экспедиции к Енисею. Он опережал время на целое столетие. И все же ему удалось заинтересовать  проектом экспедиции к устью Енисея. Начальником экспедиции был назначен Крузенштерн-внук. Ему разрешили набрать экипаж шхуны из военных моряков, выдали инструменты для наблюдений и выделили средства для покупки провизии и одежды.
       1 августа 1862 года шхуна «Ермак» покинула деревню Кую на Печоре…

       Однако, вернемся, уважаемый читатель, в Архангельск. Мы так увлеклись трудами и заботами Крузенштерна старшего, что чуть не забыли о главных героях.
       Павел  ( Пауль-Юниор, так называют его немцы, чтобы не путать с отцом),   рассчитался с проводником из последнего зырянского стойбища и жестом, незаметным для Саши, отправил его с упряжками восвояси. Прошли в дом. Здесь он с отцом останавливался дважды в год, когда ранней весной  ехали на Печору и в пред зимнее время возвращались в Петербург. Они в последние годы неразрывно путешествовали вдвоем.
       Саша вышел на улицу и, не обнаружив упряжки, в отчаянии кинулся в дом.
       – Паса! Оленей нету! Как мне в тундру ехать?! Паса?! (В фонетике ненецкого языка нет шипящих согласных).
       – Успокойся, Саша! – Паша улыбаясь, спокойно обнял за плечи своего спутника. – Сейчас мы пойдем гулять. Я покажу тебе город и заодно закажем экипаж.  Поедем с тобой в столицу.
       Саша медленно шел по заснеженному Архангельску, рассматривал высокие дома, удивлялся количеству окон, вздрагивал, когда с криком «Поберегись!» проносились извозчики. Он поминутно всем телом в малице  потешно поворачивался к Павлу, боясь потерять его из виду. Большой город пугал тундровика. Он теребил Павла за рукав и звал домой.
      
     Утром тройка подкатила к подъезду дома. Седоки поздоровались с ямщиком. Друг оленей обошел вокруг лошадей и экипажа, на расстоянии разглядывая лошадь. – Зачем такой больсой, а рогов нету? Зачем больсой хвост? – Конь повернул к нему голову, втянул воздух, почувствовал дикий запах оленя и громко фыркнул, оленевод вздрогнул и в страхе отскочил, чем рассмешил не только ямщика, но и Павла уже привыкшего к чудачествам ненца.
      
      На одних станциях наши путешественники ночевали, на других только пили чай, пока им меняли лошадей. И на всех станциях ненец Саша удивлял постояльцев количеством выпитого чая. Пил до седьмого пота. Ему всё подливали и подливали, пока он  не опрокидывал чашку на блюдце кверху донышком. Мясо редко подавали, и гость из тундры налегал на сушки-баранки-кренделя.
      
 – Куда везёшь, барин, зимогора?  Небось, в столицу? Кисейных барышень удивлять? – спросил станционный смотритель с легкой усмешкой. Не удостоившись ответа, отошел. – Какую моду взяли дворяне иноверцев в слуги принимать, – продолжал ворчать хозяин заведения.
      
      Возок, запряженной свежими, отдохнувшими лошадьми, летел по хорошо укатанной дороге.
       – Хоросо! – произнес разомлевший Саша и обернулся к Павлу, ожидая похвалы за русское слово. Павел поощрительно улыбнулся. А попутчик продолжил свою мысль. – Конь быстро бежит, как олень, снег в лицо не летит, сидись, как в чуме, тепло. Хоросая нарта.
      
      Павел откинулся на спинку сиденья, прикрыл глаза. Его мысли были уже в Питере. Его ожидало тяжелое объяснение с отцом. Сын не только не пробился к Сибирским берегам, но и погубил его корабль. Выдержит ли сердце отца. А может быть будет рад возвращению сына живым и здоровым, и судьба шхуны уйдет на второй план. А еще придется объясняться в Морском министерстве. Писать рапорт и отчет по расходованию государственных средств, выделенных на экспедицию...
       Саша нырнул головой в малицу и спокойно уснул. Дорога укачала и Павла.


Полный рассказ можно прочитать тут:   http://proza.ru/2014/04/28/1534