Стучится в двери джокер-високосный,
год Шустрой Крысы, Горного Козла.
Не верю я в примет дурацких косность
и россказням о хрупкости стекла.
Был Дом... не-старичка и не-старушки
родимых... но ушли они... навек...
А елочные давние игрушки
целы, на них царапин даже нет.
Я помню: в хрупком детстве наряжала
сосну. Вот птичка. В шапочке медведь.
Мне нравился чудесный синий шарик,
не синий даже... Запредельный цвет.
Как ночь – но глубже самой темной ночи.
Как сон – но что-то смутное над сном.
Стеклянный кем-то купленный комочек
казался воплощенным волшебством.
Висел на нитке, прятался под дождик
мой безымянный синий. Много лет
прошло. И рассказал один художник,
что кобальтовым назван этот цвет.
Да пусть он хоть вольфрамовым зовется!
В далеком детстве загадала я:
покуда синий шар не разобьется -
не оборвется нитью жизнь моя.
Ушли мои хранители... Недолгий
век тех, кто нам так неподдельно рад.
В другой квартире вешаю на елку
чудной фамильный антиквариат.
О, у меня коллекция большая!
В ней много раритетов расписных.
Но этот сине-кобальтовый шарик
я берегу сильнее остальных.
Не из-за детских выдумок. Но знаешь:
должна же я хоть что-то сохранить.
Блестит на елке синий, синий шарик.
Он не разбился. Вот мой джокер: ж и т ь.