я хотел преставиться в этом крике. он прорастал во мне - невозможным шепотом, невозможной властью он разделялся, становясь прошлым и будущим одного сказания. в крике было мечтание - он реял над пустыней, во мраке претворяя самого себя, до сдины, до припадков он наглел, возрастал в молчании, отсоединяясь в гнетущем притворстве. до одиночества цветка он доходил, ползал по камням, брел в лихорадке, просвечиваясь насквозь этими постыдными звездами, падением памятников. из толпы я его выбрал - одного, недостижимого, великолепного. благодаря страданию - обоюдному - он стал мне намного ближе. во власти заточения он мне являлся - распятый, распятый. в самодовольстве было что-то адское, что-то от голгофы было в том ,как он на меня смотрел, преобразуясь в слово. хотя и пасмурен был прилив чувств, он отгородил меня от сугробов проговоренного. сказ был нем - немота крика злорадствовала в его отражении. в едином слове я задирался, отступал, набирая в пригоршни свет, допуская себя к дозволенному, переходя его манящую черту. свинским было это преткновение, у сугроба приливов, у скал невозможного. гордо возвышалось оно надо мной, препятствуя вознесению до окаянности. через проклятие проходил я - медленными, уверенными шагами, топя тоску в омуте, произнося тлетворные слова на высоте зыби. рухнули эти знамена в ветрах - когда невозможное прошептало мне, искрясь в неге - возьми, возьми это, даже если тебе это будет стоить смерти.
в невозможном был парадокс - отказаться или признать его порочащую власть, отдаться в немом шепоте, в немом, незыблемом отчаянии, чтобы снова околдоваться, снова пройти этот путь до конца, пока смирение не пустит корни в зыблющихся сомнениях. тогда я заговорю - перекошенный от тлена, мирской, минувший в неличном гаме, покоробленный этим бесстыдным обожанием. горы сомкнулись у виска - стой, прокричал я, протискиваясь сквозь толпу холода. в этой остановке заговорило смирение - до последних пределов оно дошло, чтобы остановиться на мне, чтобы обглодать мое терпение. выше трав мое сердце, выше гор мое молчание, ухватывающее походку и манеры ожидания. ждать осталось у причала надвигающейся тоски, предчувствие одиночества, протягивающего стальные ладони поближе к теплу, поближе к свету. свет породил мрак - так он мне казался ближе, так я его лучше понимал его, прижимаясь к нему под долгожданным ливнем. у опушки тихо я стоял, и вот - пропало оно, это диво, это несметное пришествие. стекло выдавило его из власти, из гор я заговорил, нарушая свой вековой обет. обет касания - никогда не говорить то, что сделано, всегда говорить о надеждах, о сопряженных взглядах, о величии влюбленности, которая незаметно приходит, протискиваясь сквозь двери. она станет у окна, увидит грядущее, мрачно соприкоснется с ним, чтобы марево было проще и прозрачнее. одним сплошным стеклом стал я - настигая грядущие изменения. чрево затрепетало, вот-вот горы разродятся, неистово залепечут - моими словами, моей тоской. лилии начали увядать - мгновенно крадя улыбку с губ. из шепота что-то родилось - что-то бурное, резкое и величавое, подобное мановению ветров, просыпающихся на изгибах холмов. дик этот ветер в его одиночестве, он никогда не притронется к моему плечу. нарушает он этот предел - предел слова, предел взгляда. коротким швом он оканчивает мироздание, чтобы вновь его воплотить, вновь его переступить, наказать его за его наивность. прост этот отклик - эхо крика, мановение сердца, заключенного в вековое молчание. больше никогда не придет свет - он не обнимет меня своими чудными руками, и расстояние до меня - оно растет, оно увиливает от измерения. в беспрестанности я рождался, всхлипы губ были причиной смерти, там, на задворках казни. шепот был невозможен, нужно было кричать - он родился, он наконец родился, отдаваясь эхом в горах. ветер заступался за меня, протягивал свои натруженные ладони - и свет его оскорблял, свет обволакивал меня в своем неистовстве. так я проходил дальше - сквозь ледяную стужу, сквозь увековеченное ожидание, чтобы поспеть на бал к ангелам, чтобы претворить все наболевшее в минувшее, чтобы раствориться, да, чтобы раствориться в твоем шепоте.