(18+)
ТАЯ
/А любовь нельзя отложить/
гл. 2
Питер, начало семидесятых. В тот год, о котором пойдет речь, я учился в University на втором курсе филфака.
Жил с матерью и младшей сестрой в коммунальной квартире, причём наша семья занимала самую большую тридцатиметровую комнату, все четыре окна которой выходили на ржавую крышу, утыканную печными трубами. В одном углу комнаты высокая ширма-гармошка отгораживала моё личное жизненное пространство (шкаф с книгами и письменный стол), где я в основном и проводил своё время.
В комнате также находились круглый обеденный стол с четырьмя венскими стульями, платяной шкаф, старенький плюшевый диванчик с протёртыми боковинами, пузатое раздвижное кожаное кресло, тумбочка с телевизором «Рекорд».
А слева от входной двери стояла кровать матери с металлическими спинками, прикрываемая маленькой ширмочкой.
В один из субботних вечеров я решил прогуляться по Летнему саду. Открыл записную книжку на букву "я", намереваясь предложить своей однокурснице Яне, совершить небольшой моцион. Мы с ней вместе занимались бальными танцами
в ДК Ленсовета, правда, ходили в разные группы.
Я вышел в коридор, но не успел я снять трубку с телефонного аппарата, как раздался звонок. Звонил мой приятель философ Костя, он попросил меня сходить с ним на день рождения.
-- Там будут три сестры, а мужиков нет, -- сказал он. -- Не идти же мне одному. Бурцев, выручай!
-- А это далеко? – спросил я.
-- Рядом, на соседней улице. Салтыкова Щедрина, дом 32. Заодно и поедим – их мать хорошо готовит.
Для вечно голодного студенческого желудка последний аргумент был решающим. "А с Яной можно погулять и в другой раз".
-- А ты где? – спросил я.
-- Иду к твоей парадной, -- ответил он.
-- Хорошо, через пару минут спущусь.
Моя мать была страстная "пушкинистка". Всё, что было связано с той эпохой, она просто боготворила.
Она записала меня в школу бальных танцев, куда без фрака не пускали. У знакомой костюмерши в Мариинском театре выпросила списанный реквизит, чтобы я был «как денди лондонский одет». Она перешила под меня поношенные панталоны, фрак, жилетку и изрядно намучилась с белоснежной рубашкой со стоячим накрахмаленным воротничком.
Сапожки из яловой кожи с кисточками оказались как раз моего размера. А шейный платок из чёрного шёлка – это та деталь, которая позволила мне создать законченный образ. Да, чуть не забыл – причёска «а ля Тит».
Это такая короткая стрижка с мелкими завитками на кончиках волос.
Особенно красиво смотрятся завитки на висках. Этакая романтическая печать эпохи -- от Байрона до Рекамье.
О, сколько женских сердец из-за этих завитков лишились покоя и сна!
Но ничего не поделаешь. «Се ля ви», как говорят французы. С другой стороны, женщины ведь и созданы для того,
чтобы любить и страдать.
Обычно Онегинскую униформу я надевал только на бальные танцы, но сегодня мне пришлось её одеть, так как мой парадный костюм мать отдала в химчистку.
Я посмотрел на себя в зеркало — я был доволен собой. Оставалось разве что подточить ноготки, да побрызгать
на себя немного туалетной воды.
Добавлю, что два раза в неделю я занимался в театральной студии при Дворце пионеров.
Дом, куда мы шли с Костиком, до революции принадлежал камергеру, действительному статскому советнику
Ратькову-Рожнову. Это был доходный дом, построенный в 1900 году. Его протяжённый салатного цвета фасад прорезан аркой
в четыре этажа, открывающей вид на парадный двор — курд онёр.
Верхние этажи объединены белыми пилястрами и четырьмя башнями - эркерами, каждая из которых поддерживалась усечёнными по пояс бородатыми атлантами.
Внутреннее устройство дома также впечатляло. До сих пор в парадных с дубовыми дверьми сохранились лепные камины и напольная мозаика, кое-где даже сохранился орнамент перил.
В квартирах были огромные комнаты, широкие коридоры, высокие потолки.
Но главным украшением этого здания конечно же являлись камины ослепительной белизны, покрытые разноцветной глазурью. В начале века этот дом считался самый благоустроенным в Петербурге. Здесь имелись отопление и ванны, канализация и телефон. В этом доме снимали квартиры многие известные люди, например, князья Голицыны.
Всякий раз, проходя мимо гигантской арки, у меня в голове мелькала крамольная мысль.
«Если бы я захотел повеситься от безответной любви, то сделал бы это именно здесь». Тем более, что с центра арки в то время свисала массивная чёрная чугунная цепь.
Перед квартирой, в которую мы шли, ещё сохранилась дореволюционная ступенька, о которую я и споткнулся.
И чуть было не упал, но спасибо Костику -- он успел вовремя подставить мне руку.
http://proza.ru/2020/12/30/71