Проходимцы - III. Полковник

 Часть третья.

 Полковник.


  - 1 –

Следующая неделя началась без происшествий, но уже в среду утром нарисовался в мониторе Феникс и посоветовал всем срочно включить телевизор. На резонный вопрос Больширина с каких это пор у них в зоопарке завёлся такой экзотический зверь, куратор только хмыкнул и предложил двигать ластами, вместо того, чтоб лясы точить.
В холле первого этажа перед большой плазмой собиралась толпа.   По телевизору шли «Вести». На фоне голубой половинки земли, почти всю территорию которой заполняла Российская Федерация, читал последние новости светловолосый диктор в очках с невидимой оправой:
— Владимир Путин сегодня своим указом отправил в отставку Губернатора Сибирской области Лаврентия Весельчака с крайне резкой и редкой формулировкой «в связи с утратой доверия главы государства».
Дикторша в розовом платье и с очень подвижной шеей и неподвижным лицом пояснила с чем связана «такая резкая формулировка».
Оказывается, Весельчак уже десять лет как грабил Сибирь. Приступил он, ещё не будучи губернатором, но дела у него шли так хорошо, что вскоре он получил долгожданный пост и тогда уж развернулся на широкую ногу. Проявляя чудеса смекалки, он монетизировал богатства Сибири, из родных земель делая выгодные приобретения для доверенных лиц и ценные инвестиции в семейный бюджет.
В толпе раздавались колкие замечания, сказанные вполголоса и смешки, по которым нельзя было определено угадать, осуждают они бывшего губернатора или сочувствуют.  По возвращении, Феникс пояснил с монитора, что губернатор пока проходит по всем делам как свидетель и, в связи с этим находится под домашним арестом.
— Сами должны понимать, такую заметную личность нельзя в двадцать четыре часа депортировать. Нужно какое-то время, чтобы публика про него забыла.
— Ну а что со Строгачёвым? – спросил Элл.
— С этим всё. Исчезновение такой мелочи никто не заметит, так что всем уже сообщили, что он помещён под домашний арест, ну а мне доподлинно известно, что все формальности с Турагентством улажены и буквально на днях его отправят в места отдаленные, то есть прямо в дыру.   
Теперь уже никто в зоопарке не сомневался в переводе стажеров в основной состав. По этому поводу им даже экскурсию решили устроить по новому месту службы.
Агент Фрисби предположил, что экскурсоводом будет Диана Гамлетовна, но оказалось, что у неё не такая высокая степень допуска. Гидом выступил электронный ключ, на экране которого прокладывался маршрут по мере движения экскурсантов. Тут же можно было прочесть пространные комментарии, какими мог бы поделится живой словоохотливый гид вроде Арсения Поспелова. Похоже, что тексты для ключа сочинял именно он.
Экскурсия стартовала с подземного уровня, недалеко от того места, где выдавал бесценную информацию архивариус и раздавала всякие бесполезные гаджеты Клавдия Александровна Капец. На экране был изображён проход в том месте, где была совершенно ровная стена. Только после прохождения привычного теста на соединение закорючек, в стене открылся вход в длинный полутемный тоннель.
У стены справа примостился двухместных электрокар с ключами, вставленными в замок зажигания. Антон забрался в водительское кресло и, дождавшись напарника, тронул легонько педаль.
Электрокар двигался почти бесшумно и хорошо слушался руля. У Больширина почти не было опыта вождения, поэтому он сначала вел максимально медленно, стараясь не задеть стены и никуда не врезаться, хотя тоннель был прямой и рассчитан на то, чтобы в нем смогли разъехаться как минимум два таких.
Через пару километров у развилки, где на стене серая трафаретная стрелка указывала направление на лево, Антон уже почувствовал себя уверенней и повернул, не сбавляя хода. В каком-то миллиметре от стены удалось проскочить, но уже сразу за поворотом пришлось экстренно жать на тормоз, чтобы не осуществить жесткую стыковку с таким же электрокаром у железной двери с надписью «вход».
В тоннеле и коридорах никого не было. Как информировал электронный гид, сотрудников не очень много. А те, что сейчас находятся в кабинетах не могут выйти до тех пор, пока кто-то находится в коридоре. Автоматика откроет дверь только после того, как коридор освободится.
В качестве исторической справки гид сообщал, что в свое время этот тоннель пробивали для удобства сотрудников, чтобы они могли после работы сразу попадать в метро. Однако сотрудники об этом удобстве так ничего и не узнали.
Уже для АКОПа тоннель удлинили и в конце закоулка залили двухъярусный бункер по всем законом военной науки.
Когда началась после перестроечная вакханалия какой-то предприниматель выбил разрешения на строительство торгового центра прямо над бункером. В том бардаке могли подмахнуть и не такое без согласовывания со Службой Безопасности.
Может быть так ничего и не заметили, если бы в агентстве с потолка не посыпались пыль и куски бетона от забивающей сваи техники. Пока суть да дело, успели достроить здание и даже на первом этаже открыть ларек мобильной связи и японский ресторан.
Задним числом выданное разрешение на строительство аннулировали. Признали подделкой, для чего провели соответствующую экспертизу. Злые языки утверждают, что экспертом выступил сотрудник агентства.
В итоге в торговом центре заколотили все двери и закрасили окна. Хотели даже расширить агентство за счет торгового центра, но вовремя передумали.
Почти такая же история произошла и с самим тоннелем. Другой предприниматель позарился на доходное место рядом с метро и начал копать котлован.
Тоже, может, так ничего и не узнали, если бы экскаватор не докопался до бетонных плит свода. Строители решили, что под плитой проложен высоковольтный кабель и не смогли придумать ничего лучшего, как подать запрос на перенос обнаруженных коммуникаций.
Информация дошла до агентства. Стройку прикрыли. Хотели котлован засыпать, но решили не привлекать внимание. Мало ли у нас в городе ям? Одной меньше, одной больше. А вот яма, которую ни с того, ни с сего закапывают, может привлечь ненужное внимание общественности.
Информация была не лишней, поскольку в тоннеле стоял запах сырости. В местах, где на потолке виднелись подтеки, по стенам сбегали струйки и уходили в канализационные отверстия в полу.  Тут же были заметны следы недавних неудачных попыток всё это заштукатурить.

- 2 –

Антон не ожидал, что с переменой статуса так изменится его жизнь. Ещё толком не успели перевести в основной состав, а уже пропала всякая интрига. До того каждый день собирался домом с мыслью, а может это последний день, теперь же к спокойствию за собственное будущее добавилась тотальная скукотища в делах.
Новых губернаторов и министров в разработку не подбрасывали, капитан Каморкин отнекивался от встреч под предлогом загруженности по работе. О тех проходимцах, которых раньше выявляли с временным майнингом, тоже никакой информации до группы Больширина, как он её про себя стал называть, не доходило.
Короче, тоска зеленая.   
Элл по инерции пытался хоть что-нибудь раскопать в открытых источниках, а Больширину оставалось только наведываться в архив за историями от Арсения Поспелова под стаканчик крепкого кофе.
Чтобы не сглазить Антон не стал хвастать перед архивариусом своим изменением в статусе. От него, впрочем, было бесполезно что-либо скрывать. Поспелов сам протянул руку и вместо приветствия сказал:
—  А я всё жду, когда ко мне пожалуете.
—  Дела.
—  Ну да, я же забыл, кто передо мной.
—  Да ладно, давай лучше выпьем по маленькой.
—  Без проблем, товарищ.
На этот раз Арсений возился дольше обычного. Ещё по запаху Антон почувствовал, что с кофе что-то не то.
—  Да, - подтвердил архивариус, - растворимое. Кризис, мать его.
Попричитав немного по поводу кризисных явлений в мировой экономике, Больширин решил напомнить архивариусу о главном:
—  Не идет у меня из головы тот теракт в мавзолее. Что это, по-твоему, всё-таки было?
 —  Загадка. Но рабочие версии две. Либо он с катушек соскочил после прохождения кротовой норы, либо у него были какие-то идейные убеждения. Оба варианта, как ты понимаешь, не сулят ничего хорошего. Если после кротовой норы бывают такие последствия, то такое может вновь повториться. Со второй версией ещё хуже.  Если это был идейный товарищ, то, где один, там могут быть и следующие.
—  Кто-нибудь прорабатывал эти версии?
—  Вот бы узнать. В свое время целый отдел КГБ над этим голову ломал, но после того, как лунную программу у нас прикрыли, все материалы засекретили. Так что ничего конкретного не могу сказать.
—  Даже для тебя?
—  Даже для меня. А ты что думал, если я здесь сижу, то у меня ко всему допуск есть? Как бы не так.
—  Надо будет этот вопрос поднять как-нибудь, - сказал в задумчивости Больширин.
—  Подними-подними, это реальная тема. За неё может медаль дадут.
—  Ага, догонят и ещё дадут.
—  И такое не исключено, товарищ.
Антон, задумавшись над этим, собрался уже было прощаться. Однако первым молчание прервал Поспелов.
—  А тебе интересно как привезённые технологии удавалось выдавать за свои?
—  Да я даже не знаю.
—  А вот сейчас и узнаешь. У нас в СССР было огромное количество исследовательских институтов и ящиков (это тот же институт, только засекреченный). Большая часть из них работало на оборонку. Многие разрабатывали что-то свое, но многие занимались банальным сдуванием чужого.
—  Я в курсе.
—  Как это обычно происходило? К примеру, добыла наша разведка какой вражеский чертеж или помнишь, как наши сбили Пауэрса, потом обломки его самолета растащили по всем институтам. Короче говоря, приносили какую железяку или блок обгоревший, нате изучайте, но чтоб к первому соорудили точно такой же. Американцы тоже этим не брезговали. Все наши разработки, которые им в руки попадали, копировались без зазрения совести.
—  Я понял уже. Что дальше-то?
—  А дальше приносят в этот закрытый ящик подарочек из кротовой норы и говорят, вот, мол, смотрите, до чего американцы додумались, пока вы тут штаны протирали. Ну и дальше всё как обычно. Там всё разбирали и изучали, делали из этого что смогли. Результаты передавались в конструкторские бюро. Наших, естественно, по большей части интересовали военные технологии, в крайнем случае, разработки двойного назначения, а американцев как раз, по большей части, интересовало нечто практическое, на чём можно было сделать деньги.
—  Этим только деньги давай.
—  Да ладно. Наши сейчас тоже не лучше.
—  Так все в учителей. С кем поведешься, от того и наберешься.
 —  И то. Короче, наши всё вбухивали в оборонную мощь, а американцы все разработки передавали доверенным бизнесменам.
— Это кому? Билу Гейтсу или Стиву Джобсу? - оживился Антон. – Или, может, Илону Маску?
 — Главное условие, чтобы они умели держать язык за зубами, были подконтрольны и соблюдали простые условия: не передавать технологии третьим странам и вкладывать все силы в развитие мощи и благосостояния Америки. Ну ты в курсе, как они это любят. Беда всех таких схем в том, что не все умеют держать язык за зубами. Ну и с такими решали вопрос по-свойски.
— Я что-то не слышал, чтобы кто-нибудь из этих миллиардеров погиб в авиакатастрофе или даже просто умер при загадочных обстоятельствах.
— Забудь о загадочных обстоятельствах. Они уже в прошлом. Теперь все решается намного прозаичнее. Правда, от этого не менее жестоко.
— И что же это? Полоний?
— Не смеши меня. Ты лучше скажи мне, что ты знаешь о раке?
— Ну болезнь такая. Опухоль вызывает, злокачественную.
— Тогда послушай, а пока будешь слушать кумекай. Человеческий организм полностью обновляется: одни клетки за месяцы, другие за годы. При воссоздании клеточной структуры информация, хранящаяся в ДНК, может теряться, с возрастом шансы на такие сбои растут. Как ты помнишь нано боты у проходимцев следят за тем, чтобы информация не терялась и более того поддерживалась при создании новых клеток на уровне двадцатипятилетнего образца хозяина. Никто нам эту технологию, конечно, не передавал. Воссоздать ее тоже пока не удается. Но ломать, как известно, не строить. Ученые работают над этой технологией уже несколько десятков лет, и у них были серьезные прорывы. К сожалению, пока все эти прорывы заканчивались неудачами. Понял, к чему я?
— Да уж не дурак. Получается, что неудачная попытка, давшая ошибочный результат, тут же стала для кого-то оружием. 
— Ну да, в этом случае, орудие убийства получилось, когда не вышло сделать что-то хорошее.
Больширин тут же затеял спор на тему, всегда ли орудием смерти становится неудачный результат криворукой попытки учёных сделать нечто полезное. Несмотря на красноречивость и убедительность доводов, каждый из спорщиков остался при своем мнение.

- 3 –

Феникс несколько дней не появлялся на рабочем экране, но к этому в зоопарке уже почти привыкли. Странно было то, что и инструктор Диана Гамлетовна практически перестала наведываться в группу Больширина.
Из-за отсутствия интернета по утрам бывало особенно скучно. Архивариус появлялся на рабочем месте ближе к обеду и от нечего делать, особенно когда не спалось, Больширин пытался разговорить напарника.
В этот раз Антон поинтересовался трудностями прохождения кротовой норы.
—  Были галлюцинации, - признался Элл.
—  И как?
— Неприятно даже вспоминать.
—  Ну а что-нибудь такое ты мог бы тогда сделать?
—  Что ты имеешь в виду?
—  Ну убить кого-нибудь или ещё похуже?
—  Да ты что? Меня всё это так напугало, что я слово сказать не мог, не то, что…
Элл закрыл глаза. Сквозь тьму вновь мела вьюга. Он брел мимо горящих костров. Вдалеке виднелись купола Василия Блаженного и горели кремлёвские звезды. В открытом кабриолете мимо проезжал бурый медведь и палил из автомата в небо и зазевавшихся прохожих.  Девицы в розовых шапках ушанках и распахнутых шинелях, под которыми было только нижнее белье, шли в обнимку с казаками в белоснежных папахах, распевая: 

Ой, мороз, мороз,
Не морозь меня,
Не морозь меня, моего коня.
   
 Чтобы сбросить наваждение Элл перевёл разговор в более спокойное русло. Поинтересовался отношениями Антона с Жанной и тут же сам нарвался на встречный вопрос, от ответа на который сначала попытался увернуть, а потом признался, что Надежда хочет сводить его к врачу.
— Вот так дела, - сказал Больширин. – А я тебе говорил, что от частого употребления этой твоей микстуры могут быть побочные действия. Вот уже и женщины замечают.
— Да, она как раз после того моего заявления и начала.
— Это когда виски пили? Ох мы тогда отожгли.
— Да уж.
— Ты то чего. Я один за двоих отдувался. Башка потом раскалывалась. Я ещё помню утром решил: всё - завязываю, перехожу на твою микстуру. Но теперь ни за что. Пускай уж лучше голова по утрам болит, чем сам знаешь, что висит.
Веселье Больширина от сочиненного на ходу каламбура Элл не разделил.
— Да, у каждого свои проблемы, - сказал он грустно. - А я иногда думаю, что может быть вы правы, что напиваетесь до беспамятства.
— Так а я о чем?
— Если б ты знал какие у меня после гостуро бывают приступы цинизма? Такое всё вокруг гадкое, такое бессмысленное. Хоть отключай ботов.
— Да! Ещё и не стоит.
— Чего ты привязался, всё у меня нормально с эректильной функцией. Надя стала допытываться о моих хронических заболеваниях, и о том, чем болели родственники, включая бабушку.
— Ну а ты?
— А что я, сказал, что все были здоровы, пока не умерли.
— А она что?
— Сказала, что ляжет со мной в постель только после того, как я сдам все необходимые анализы.
— Вот ведь чертова баба.
— Нет, она, в принципе, права. Какой-то незнакомец хочет с ней заняться …
— Так это те анализы, - догадался Антон.
— Всякие. Полное обследование.
— И ты пойдешь?
— А что делать?
— Ну не знаю. Я бы послал куда подальше.
— Это почему же?
— Да кто она такая, чтобы у меня требовать такое? Я может столько лет живу, ничего о себе не знаю и вполне счастлив. Почему я для неё должен делать исключение? Пусть принимает такого, каков я есть, а не нравится, пусть идёт лесом.
— У меня несколько иное к этому отношение, - сказал Элл. – Мы с самого рождения знаем о себе всё, может быть за исключением даты смерти. Так что её желание знать всё о состоянии организма очень даже мне понятно.
— Вот я и говорю, что у тебя с женщинами должно быть всё хорошо.
— С чего ты так решил?
— Вот я с Жанной – две противоположности. Ни о чем договорится не можем. Даже музыку слушаем разную. И вообще женщины очень отличаются от мужчины.  Не только внешне. Ты понимаешь о чём я?
— Что тут может быть непонятного? Это вполне естественно.
— Вот. А ты со своей Надей друг друга очень даже хорошо понимаете.
— Это тоже вполне естественно.
— А у нас есть такое поверие, что женщины не просто так на нас не похожи, а потому что они с другой планеты.
— Это шутка такая?
— Я же говорю поверие, - сказал Антон. – Вот я и думаю, женщины вполне возможно с другой планеты, а ты точно с другой. Так что вы - идеальная пара.
Элл даже на мгновение замер, вглядываясь в Больширина, а потом сказал:
— Оценил твои дедуктивные способности. И шутка в общем понравилась. Наверное, первая за всё время.
— А я знаешь, о чем сейчас подумал? – сказал Антон. — Вот вы пока ходите вокруг да около, а когда у вас всё наладится, то кто у тебя родится? Ты об этом задумывался?
— Я не собираюсь иметь детей.
— О-о-о, все так говорят. А вдруг?
— Никаких вдруг.
— Ну а всё же? Родится у тебя, к примеру, девочка с вот такими бровями.
Больширин продемонстрировал ожидаемую длину бровей, при этом его демонстрация больше подходила на то, как клоун на арены цирка пускает из глаз струи слёз во все стороны.   
— О, это будет прекрасно, - мечтательно сказал Элл.
— Это для тебя. А для бедного ребёнка? И как ты объяснишь своей Наденьке откуда у девочки такие брови?
— Это совершено не обязательно произойдёт. Ген слабенький и скорее всего не передастся по наследству.
— Как ты сразу заговорил. Слабенький, не передастся. А если другой какой передастся? Ты же не всё мне рассказываешь. Ведь так?
— Я стараюсь всё рассказывать. И давай закроем эту тему.
— Это почему же?
— Потому что я не пойду сдавать анализы и не буду ложится с Надей в постель.
 — Вот так поворот. Какая муха тебя укусила?
 — Скажи мне Антон, как вы делаете выбор? Ну как решаете, что эта женщина подходит, а эта нет?
— Да как? Нравится, не нравится – и весь выбор. А что?
— Это простая ситуация. А если все сложнее.
— Да что ж тут может быть сложного?
— Ну вот как ты понял, что любишь Жанну?
Антон хотел сказать, что ещё не понял, но не стал расстраивать своего прямодушного напарника.
— Не знаю. Тянет меня к ней.
— И все?
— Нет, конечно. Хорошо нам… бывает. Нескучно с ней. Да к чему тебе это?
— Я не могу сделать выбор.
— О-па-на, а ты у нас оказывается не промах. И кто же она?
— Диана Гамлетовна мне нравится.
— Чего? Эта с надутыми губами?
— Она мне и раньше нравилась, просто я об этом не хотел говорить.
— Дак у неё же кроме губищ больше ничего. Она ж стерва.
— Не смей так про неё говорить.
— Молчу-молчу. Но ты же в курсе, что она глаз положила не на тебя, а на Феникса. Какие у тебя шансы? И потом, она - инструктор, ты её подчиненный. Это ж почти что инцест.
— Перестань. Скоро всё переменится. Нас переведут в основной состав, а ей, наверное, дадут других подчиненных. И тогда мы расстанемся.
— Вот и хорошо. И заживешь тогда счастливо со своей Надей.
— Но я не знаю, хочу ли быть с ней. Понимаешь?
— Само собой. Такая история почти с каждым мужиком происходит, - Антон вспомнил, как ему порой не хватает былой свободы, особенно когда мимо проходит какая-нибудь длинноногая блондинка.
— Так мне-то хочется другую, - сказал Элл. — Вот поэтому я у тебя, как у эксперта, спрашиваю, как отличить любовь от простого сексуального влечения?
— Какой я эксперт, - Антон сходу отверг присвоенное ему почётное звание, но отказаться от экспертного заключения не смог. – Ну, наверное, по силе чувства.
— Интенсивность. Это понятно. Что ещё?
— Постоянно находишь в ней какие-то достоинства, какие-то фишки в ней нравятся. Тебя, кстати, что привлекает в Диане Гамлетовне?
— Всё.
— А поконкретней.
— Так сразу и не скажу… характер мне её нравится, спокойная она и рассудительная.
— Ещё, - требовал Антон, догадываясь о главной привлекательной черте Дианы Гамлетовны. 
— Ну брови, - сознался Элл. - Если б ты знал, какие они трепетные, когда она о чём-нибудь задумается. 
Антон давился от смеха. Вспоминая эту жуткую моно бровь, не было сил сдержаться. К счастью, напарник сидел с умильной улыбкой, прикрыв глаза, по всей видимости представляя себе то же самое.
— Ладно, - сознал он, открывая глаза, - какие ещё признаки большого чувства ты знаешь? 
— Тебе мало? Ну думаешь про неё всё время, хочешь её видеть, ну не знаю, а когда увидишь, уже не понимаешь, что сказать, куда девать руки и как бы поскорее провалится под землю.
— Диана, Диана, Диана.
— И вот ещё, - Антон, наконец, вспомнил признак, который может заставить Элла передумать, - мозги становятся как ватные, ничего не соображают.
— Так значит я влюблён, - сказал Элл, вставая из-за стола, чуть не опрокинув при этом стул. – Что же теперь делать?
Больширина эта новость ничуть не развеселила. Что может выйти хорошего из ситуации, когда на рабочем месте начинает закручиваться служебный роман? Ещё и с этой мегерой? А главное, какая польза от тупого напарника?

- 4 –

Элл от местного меню, итак-то, не был в восторге, а на фоне обострения чувств совершенно потерял аппетит. Так что обедать Больширин пошёл как обычно один.
На подступах к столовой, встретилась Диана Гамлетовна. Пришлось признать, что с увеличением объема губ и груди, она действительно похорошела. Может быть, потому что стала чаще улыбаться, демонстрируя свой апргейд.
Вот уж кто-кто, а эта наверняка первая встала бы в очередь за нано ботами. 
Антон не стал скупиться на комплименты. Ему это ничего не стоило.  После Феникса только Диана Гамлетовна могла выбить разрешение на допуск к архивным материалам по теракту тысяча девятьсот семьдесят третьего года.  Это бы ей тоже ничего не стоило.
— Делать всё равно пока нечего, - приводил Антон доводы, - но, если там что-то есть, то можно предотвратить нечто подобное, если, не дай бог, конечно, такое будет готовиться в будущем.
Диана Гамлетовна, ещё не привычная к комплиментам, покровительственно улыбнулась и обнадёжила.
— И страны уже той давно нет, - сказала она, - и проблемы с мавзолеем уже почти никого не волнуют.  Ладно, спрошу.
Больширин поспешил поделиться радостью с архивариусом. Архивариус не смог оценить радость должным образом по причине скверного характера.
— Пока допуск не будет у тебя в руках, - сказал Поспелов, - радоваться нечему.
Антон повторил соображения инструктора. Однако то, что было сказано инструктором, осталось с инструктором, а то, что утверждает стажер звучит отчего-то не так убедительно. 
Чтобы сменить тему Больширин спросил:
— А почему кофе?
— Что, прости?
— Мне казалось, что из таких подстаканников в СССР пили чай и, непременно, с лимоном.
— Ну да. Так и было, но времена же меняются. Любые средства хороши, чтобы взбодрить мозги, а кофе в этом плане посильнее будет.  И, потом, я чай тоже пью - крепкий и если есть лимон, то с лимоном.
— Вспомнил! Ты так и не объяснил, с какого перепугу американцы отказались от контактов с Турагенством.
— Разве? – удивился Поспелов. – И с чего ты вообще взял, что они от чего-то отказывались?
— А как?
— Да очень просто. После падения СССР, Америка осталась единственной супердержавой и начала всем ставить ультиматумы, тех бомбить, этим войну объявлять. А после одиннадцатого сентября они решили, что и Турагенству могут ставить ультиматумы. Те, естественно, с этим не согласились и начали подыскивать им альтернативу.
— Ладно, скажи уже прямо, Усама бен Ладен тоже из этих?
— А ты думал арабский фундаменталист? – спросил архивариус. - Ну-ну. Какими развлечения, по-твоему, могла Америка привлекать туристов.
— Думаю тем же что и всех. Богатство, роскошь, Лас-Вегасе, казино всякие и бои без правил …
— А ещё бесконтрольная продажа оружия и участие в локальных конфликтах для полных экстремалов. Тот, кого все называют Усама бен Ладен, прибыл на Землю ещё в 1979 году и оказался как раз к туристам экстремалом. Его для начала решили отправить в Пакистан, где, как они думали, он быстро удовлетворит свои потребности в адреналине.  Но, как ты знаешь, с ним это не прошло. Он присоединился к моджахедам, боровшимся против советских войск в Афганистане. Приобрёл среди них широкую популярность. Пока он воевал с СССР, никто не возражал. Никто особенно не напрягся даже тогда, когда он объявил священную войну Соединённым Штатам.  Ну, развлекается себе, ну и пусть с ним. За ним, конечно же, следили, американцы не дураки, у них специальный отдел работал по таким экстремалам. С ним даже встречались регулярно, но никто не думал, что он такое учудит.
— Но как же так? Это же очевидно. Если такой отъявленный проходимец объявляет войну, то так или иначе к этому надо серьезно отнестись. Иначе, он точно что-нибудь учудит.
— Ну, во-первых, это очевидно сегодня, а до две тысячи первого года такое в ум никому прийти не могло. Надо же понимать, насколько такие типы эксцентричны – у них всё эпатаж и показуха. А во-вторых, это нам всем урок: нельзя недооценивать проходимцев. Когда всё хорошо — это не значит, что так будет всегда. Таможня на той стороне Земли в две тысячи первом расслабилась, и он им подложил такую свинью, которую они вряд ли когда забудут.
— С нами такая штука не пройдет.
— Не хотелось бы, - архивариус сплюнул два раза через правое плечо. Потом опомнился и повторил процедуру через левое. - Но ты обрати внимание на один факт. В своём видео обращении после теракта, где бен Ладен признает свою причастность к произошедшему, он объясняет теракты тем, что «хочет вернуть свободу», и обвинил президента Джорджа Буша—младшего в халатности по поводу угонов самолётов и вообще всему произошедшему одиннадцатого сентября. По сути, он тут заявляет, что никак не рассчитывал на такой результат. Типа для него всё это была игра. И он играл в неё честно, надеясь, что с той стороны тоже хорошие игроки, и они не зевнут, когда он сделает ход, что они за всем следят и только и ждут подходящего момента для того, чтобы прикрыть лавочку. Он почти прямым текстом говорит, что до последнего момента был уверен, что ничего не произойдет, но, когда уже всё началось и он понял, что никто его не собирается останавливать, то уже не имел возможности отозвать своих головорезов.
— И что после этого американцы сразу отказали во въездных визах всем проходимцам?
— Ну не до такой же степени они тупы. Их тупость ограничена снизу их практичностью. Они выставили Турагентству ультиматум: полное освидетельствование каждого прибывшего, в том числе и психическое. Мало того, они потребовали установки на каждом проходимце маячка, позволяющего следить за каждым прибывшим двадцать четыре часа в сутки. При этом, естественно, никто прямо не утверждал о причастности туристов к взрывам Пентагона, Башен Близнецов или угону авиалайнеров.
— Как я понял, тогда на рынок туристических услуг вышла Россия.
— Не торопись, в две тысячи первом, Россия ещё была очень слаба, только начала голову поднимать и очень осторожничала. Тогда Турагентство параллельно запустило удочки Садаму Хусейну. Там, между прочим, сам Усама бен Ладен выступил посредником. У Ирака была большая армия, он, наверное, единственный на тот момент мировой лидер, который мог послать Соединенные Штаты в жопу. Выглядело все надежно, но когда американцы узнали о переговорах, то объявили ультиматум.
— Кому?
— Да всем! Это же американцы. Турагентству они просто не оставили выбора, а главе Ирака пообещали полномасштабную войну, если тот не отступится. Но перед Саддамом Хусейном открывались такие перспективы, от которых он уже не смог отказаться. Кто ж тогда мог знать, что он колос на глиняных ногах? Американцы решили, что медлить нельзя. Если дать Саддаму хотя бы лет пять, он сможет создать такое оружие, что к нему уже не подступишься. Буш-младший, долго не думая, ну ты его помнишь – он это дело вообще не любил, отдал приказ жахнуть, чтобы другим неповадно было, а заодно и Турагентству дать понять, кто в доме хозяин.
— Жахнуть, это они умеют.
— Толку то? Ирак они разгромили, Саддама Хусейна повесили, но Турагентство они разозлили окончательно. Усама бен Ладен оставался жив, и США решили, что это он виновник всех бед и что только он сможет помирить их с Турагентством. Началась большая охота, которая длилась десять лет. Американцы взрывали Тора-Бора, засылали агентов, убивали талибов, а в это время Турагентство тихо вело переговоры с Россией без всяких посредников. А когда уже договорились, и проходимцы уже несколько лет осваивали новое туристическое направление, американцы всё еще охотились за террористом номер один, по сути, гоняясь за вчерашним днём.
— Но всё-таки они его достали.
— Нет, конечно. Турагентство вывезло своего туриста, предоставив американцам подходящее тело, а потом уже те и сами поняли, что охота ни к чему не приведет и закончили игру, известив весь мир, что террорист номер один уничтожен.
— Да не может быть.
Оскорбленный архивариус метнулся за своей волшебной папкой и ткнул пальцем в очередную газетную вырезку:
— Читай!
  У заметки Антон с первого взгляда обнаружил заметное преимущество: она была небольшая.
«2 мая 2011 года Усама бен Ладен был уничтожен американским подразделением сил специального назначения в своём доме, располагавшемся в 1,3 км от здания Пакистанской военной академии. Операция, получившая название «Копьё Нептуна», была осуществлена по приказу президента Обамы и проведена отрядом из переброшенных из Афганистана бойцов DEVGRU под контролем ЦРУ. Тело покойного было перевезено в Афганистан для опознания и в течение суток после его гибели захоронено в море».
— И что не так? – спросил Больширин.
— Да это же полный бред! Тело вывезли для опознания и утопили в море. Ты не назовешь мне, навскидку, названия какого-нибудь моря в Афганистане?
— Да у меня по географии тройка была.
— А всё же?
— Может быть Каспийское?
— Не угадал. В Афгане кроме пустынь и степей вообще ничего нет, ну да, еще горные ущелья, где прячутся моджахеды. Но ведь всё это не очень похоже на море?
— Вроде бы нет.
— Короче, ближайших к Афгану всего два моря — это Каспийское и Аравийское. С Каспийским ты оказался почти прав, с одной оговоркой, что оно американцам вообще не доступно, а вот Аравийское граничит с их союзником, всё тем же Пакистаном. Но это ладно, вывезли из Пакистана, потом вернули опять в Пакистан, но что это за бред хоронить в море? Что он морской адмирал или какой-нибудь Джек Воробей чтобы его хоронить в море?
— Слушай, а правда. Я сразу и не обратил внимания.
— Да не ты один - весь мир. Всё, можно сказать, прогрессивное человечество слопало эту чушь и не поперхнулось.
— Ну ладно, а что было на самом деле?
— Совершенно ясно, что никого не нашли.  Прибыли эти агенты на переговоры, а им вместо переговоров весточка о том, что переговоры вести не с кем: посредник отбыл к родным берегам. Ну и что им оставалось, кроме как растрезвонить на весь мир, что Усамы бен Ладена больше нет? И ведь не соврали. А теперь, как ты понимаешь, Россия единственная принимающая сторона.
— А как же паритет?
— Так нам до этого паритете ещё, как до Луны. А к тому времени, как мы сравняемся по мощи с США, ещё лет двадцать пройдет. За это время всё еще поменяется раз пять.  И ты ещё не забывай, что в гонку подключился Китай. Ракеты запускают в космос, орбитальную станцию свою хотят построить и на Луну слетать. Эти, как всегда, хотят быть умнее всех. Они поняли, что связываться с Турагентством — это слишком накладно и рискованно, тогда придётся держать оборону и от США, и от России. А китайцы не любят прямого столкновения, они любят в стороне отсиживаться, пока другие кулаками машут. Поэтому они начали искать нелегальные каналы получения туристов и технологий.  Для чего начали осваивать собственную космическую программу и искать посредником. Так как допуска к Международной космической станции у них не было, то всё, на что они могли рассчитывать так это лишь на перехват малогабаритных челноков с мигрантами на орбите. Чем их попытки закончились всем известно.
—  Кому известно? – сказал Антон. - Мне, например, нет.
—  Кому надо, тому известны. Сам подумай, что такое перехват на орбите при отсутствии возможности воспользоваться станцией. Во-первых, это очень рискованное предприятие. Насколько я могу догадываться, там процент удачных перехватов немногим больше пятидесяти процентов. То ест почти каждый второй челнок в молоко. А во-вторых, это отсутствие положенного в таких случаях карантина на орбите. В результате, вспышка атипичной пневмонии в южно-китайской провинции Гуандун в две тысячи втором, как ее тогда назвали в прессе — SARS. В две тысячи третьем году вспышка птичьего гриппа. И обрати внимание, как жестко реагировали каждый раз китайцы. Понимали, что инопланетная зараза может выкосить столько народу, что никакие новые технологии не помогут. Спасли, как всегда наши. Передали китайцам инопланетную вакцину, что позволило спасти Китай целых два раза.  В результате, Китайцы начали искать пути сближения с Россией. По-моему, в ихнем политбюро до сих пор не определились, какой путь выбрать. Одна партия считает самостоятельные контакты с посредниками слишком рискованными и проталкивает сотрудничество с Россией. Другая уверена, что сами справятся и риск вполне приемлемый, нужно всего лишь развивать собственную космическую программу и усиливать эпидемиологическую службу на случай всяких нежелательных эксцессов. 

- 4 –

Зоопарк всполошился во вторник, двадцать четвертого февраля. Прибежала Диана Гамлетовна на негнущихся ногах и срывающимся голосом сообщила, что сейчас будет обращение генерала. Затем на половине экране появился Феникс, а на второй трагическое лицо генерала.
— У нас чрезвычайная ситуация, - скорбным голосом сообщил генерал. - Пропал наш суперэксперт, руководитель лаборатории, а сама лаборатория разгромлена. Предвосхищая ваши вопросы, сообщаю, что эксперт не ушёл в запой и не загудел с проститутками. Он оставил записку. Записка написана от руки, но это так, к слову. Текст такой: «Я так больше не могу. Адсорбент во всем виноват».
Наступила тягостная тишина. Тягостная, возможно, только для Больширина, поскольку Диана Гамлетовна всего лишь раз моргнула и продолжила строить глазки Фениксу, а Элл, ни разу не сморгнув, что-то записал в блокнот и сразу уточнил:
— А слово «адсорбент» написано с большой или маленькой буквы?
— Словом «адсорбент», - ответил за генерала Феникс, - начинается предложение – это, во-первых, а во-вторых, весь текст написан печатными буквами. И да, я без вас знаю, что значит это слово.
— Нет, уважаемый куратор, вы не знаете, что это такое, - возразил агент Фрисби. - Адсорбент – это страшная сила. Если, предположим, ваш суперэксперт пытался таким образом очистить организм после алкогольного отравления и запивал недостаточным количеством воду, то его могло преследовать такое вздутие…
— … что его разорвало к херам собачим? – взорвался Феникс. – Это вы мне тут что ли хотите сказать?
 — Нет, конечно. Но ему могло стать очень плохо. Он же тут ясно пишет: «я так больше не могу».
— Вы что издеваетесь? Учёный со множеством научных наград и опубликованных работ не знает, как запивать активированный уголь?
— Я этого не утверждаю, но у него могла быть аллергия на вышеуказанный препарат, о которой он не знал.
— И что с ним произошло? Стало так плохо, что он не может выйти на связь с пятницы. Уже… четвертые сутки?
— Ну-у-у бывают такие тяжелые состояния…
— …что он три дня сидит на толчке, пардон мадам, и не может дотянуться до телефона? Перестаньте агент Фрисби морочить мне голову. А вы что молчите, агент Адсорбент? Вас что это не касается?
— А что я могу сказать? – отозвался Больширин.
— Хоть что-нибудь.
— Ну что, я не знаком с этим экспертом, никогда с ним не встречался и даже имени его не знаю, это кого-нибудь успокоит?
— Ну хоть что-то, - подытожил генерал. – В любом случае, до выяснения всех обстоятельств, вы отстранены. Оба!
Половинка экрана с генералом тут же погасла, и Феникс занял собой весь экран.
— И нечего, агент Фрисби, разводить руками, - сказал он. - Ситуация очень серьезная. Эксперт пропал сразу после обработки полученных от вас проб. Вы, кажется, высказывались по поводу возможной недостоверности результатов его исследований. Вот вам и повод. Будет проведено внутренне расследование. Никому город не покидать, действий никаких не предпринимать вплоть до особого распоряжения.
Феникс поручил провести это самое расследование Диане Гамлетовне, как лицу не замешанному и наименее заинтересованному.
Вот вам и губы!
Агент Адсорбент пал духом. Такой подлости от судьбы он не мог ожидать. 
— Ведь это же полный абсурд, - рассуждал он вслух. – Где я, а где этот эксперт. А главное зачем оно мне надо?
— Разберутся, - успокаивал его Элл. – дело-то простое, к нам никакого отношения не имеющее. 
И разобрались. Уже на следующей день, в среду, Диана Гамлетовна озвучила предварительные итоги внутреннего расследования. Доклад состоял всего из нескольких страниц, требовал, по её словам, «тщательной проработки и уточнения некоторых нюансов» и сводился к следующему. 
Согласно записям с камер наблюдения и информации в обнаруженной на месте записной книжке эксперта можно сделать однозначный вывод, что эксперт вёл подрывную деятельность в пользу иностранного агентства. Имя эксперта и название иностранного агентства в интересах расследования не раскрываются. 
В записной книжке эксперта обнаружено множество зашифрованных записей и сокращений, несколько раз повторяется словосочетание «кротовая нора». Почти всегда с восклицательным знаком.
В целях конспирации везде и всюду термин «кротовая нора» заменяется термином «крысиная нора». Поскольку эксперт не имел допуск к информации о проходимцах, то из этого однозначно следует, что под крысиной норой подразумевается физическое отверстие для подмены проб.
В подтверждение этой версии установлено, что для последней партии проб использовался ненормированный размер банок, а также в сантехническом помещении лаборатории обнаружен люк, который подходит под описание крысиной норы, так как через него вполне может пролезть крыса средней комплекции. Через вышеуказанную крысиную нору, скорее всего, и производилась подмена проб.
В настоящий момент проверяются все сотрудники Службы Безопасности, находившееся в контакте с экспертом, а также работники коммунальных служб, которые могли быть причастны к организации крысиной норы.
Больширин не успел высказать своё мнение по поводу всего этого бреда, как Диана Гамлетовна перешла непосредственно к его персоне. Напомнила об упоминании агента Адсорбента в последней записке эксперта, а также о том, что агент Адсорбент лично передавал пробы младшему лейтенанту Петрушину.
— Кроме того, легко заметить, - сказала Диана Гамлетовна, не глядя в сторону Больширина, - что кисть у вышеупомянутого агента узкая, а руки длинные, что идеально подходит для использования объекта под кодовым названием «крысиная нора».
 — Я вообще-то женщин не бью, - сказал в своё оправдание Антон, - но за ту хрень, что ты тут несла, неплохо бы тебе губы под сдуть.
 — Но-но, без рукоприкладства, - вступился за даму Феникс. – У нас сегодня озвучены только предварительное итоги внутреннего расследования. Кое-что требует уточнения, но в общем я с выводами вашего инструктора согласен. Для выяснения причастности агента Адсорбента к подмене проб потребуется провести очную ставку с младшим лейтенантом Петрушиным.
— Так я арестован? – спросил Больширин.
— Ну что вы. Не надо так драматизировать. Идёт внутреннее расследование. Привыкайте.
Привыкнуть к такому было не просто. Казалось, что все на тебя таращатся, а за спиной тычут пальцем. Любой смешок в коридоре или столовой принимаешь на свой счет.
На этом фоне Элл развел бурную деятельность. 
— Тебе нужно настоять на том, чтобы очная ставка состоялась в Южно-Сахалинске, - напирал он. – Здесь мы ничего не узнаем, а там мы брали пробы и там все разгадки.
На чём основывается такая уверенность, напарник разъяснять не стал. Сказал только, что нужно больше данных, чтобы всё сложилось.
На следующий день данные у него появились. Оказалось, что он весь вечер штудировал новости из Сахалина, в частности местные интернет-ресурсы, и нарыл групповую фотку губернаторской команды, где на заднем плане можно было разглядеть лицо, очень похожее на Георгия Борисовича Строгачёва.
— Помнишь заместителя губернатора по связям с общественностью? – спросил Элл. - С которым я пил и у которого единственного проба подтвердилась и которого должны были депортировать уже давно.
Фотография была нечёткая. Человек, похожий на Строгачёва находился в заднем ряду, не позировал для фото и попал в кадр явно случайно. При таком низком разрешении снимка точно сказать, что это бывший заместитель губернатора было нельзя.
Фотография прилагалась к статье об открытии после ремонта нового корпуса больницы в Южно-Сахалинске. Статья была размещена на страничке издательства Сахалин-Инфо.
— Слушай, а может это старая новость, - высказал сомнение Больширин. - Там дата была?
Элл утверждал, что была. Проверить это было невозможно из-за отсутствия доступа в интернет, то есть до самого вечера. Антон столько времени ждать не мог.
Под предлогом перекура, получил на проходной право выхода и телефон в придачу. Веник ответил не сразу. Пришлось пару кругов накрутить вокруг здания.
Обменявшись обычными любезностями, Больширин спросил про статью и про фотографию. Веник сказал, что не в курсе, поскольку таких мероприятий старается избегать.
— А ты можешь мне прислать исходник той фотографии? – попросил Антон.
— А что за интерес?
— Да как тебе сказать. Мы тут вашего зам губернатора Строгачева прорабатываем. А он вдруг пропал ни с того, ни с сего. Так вот мне нужна любая информация об этом Строгачёве. Жив или сбежал за бугор.
Вениамин Гэнкель лишних вопросов задавать не стал. Буквально через час прислал на телефон фотографию, которая, к сожалению, ничего не разъяснила. Хоть разрешение у неё было лучше, но ракурс, тень и освещение не давали права на однозначный ответ.
Однозначный ответ пришёл от Веника на следующий день.
Текст смс: «С замом всё в порядке, спасибо зарядке».
Этой информацией Антон поделился с Эллом, когда они прогуливались по коридору, не желая из конспирации ничего обсуждать в кабинете.
— Теперь у нас все под подозрением, - говорил он, понизив голос, - Мало того, что этот эксперт пропал, так после того, что выяснилось со Строгачёвым, ясно, что здесь что-то не чисто.
— Ты думаешь, что в зоопарке завёлся крот? – спросил Элл.
— Крыса, а не крот. Ты же слышал, что она сказала про нору.
— Спокойно. Давай не будем вмешивать сюда эмоции. Кротом может быть кто угодно. Я, ты, Феникс. Даже скорее Феникс, поскольку у него больше возможностей прикрыть Строгачёва, чем у нас всех вместе взятых. Сам подумай?
— Подумать я могу. А вот сделать – нет. Руки связаны.
— Очень даже можешь. Надо только чтобы на очную ставку тебя отправили в Ново-Сахалинск. Там ты встретишься со Строгачевым, надавишь на него, и он сдаст тебе того, кто его прикрывает.
— Как у тебя всё просто. Всё распланировано, разложено по полочкам, только мне даже первый пункт твоего плана представляется маловероятным, не говоря уже про второй и третий.
Как не странно, Феникс сам настоял на очной ставке в Ново-Сахалинске. Ещё более странно было то, что он разрешил ехать Больширину одному, без конвоя, и даже рекомендовал взять с собой всё необходимое на случай экстренной ситуации.
Первый пункт план сработал. Правда, вопросов стало от этого ещё больше. Даже Элл отметил в распоряжении Феникса определённую странность, тут же предположив два варианта. Или Феникс тоже подозревает, что с обвинением агента Адсорбента что-то не чисто или сам ведёт какую-то хитроумную игру, цель которой пока определить невозможно.

- 5 –

В дорогу Жанна преподнесла Антону подарок. Не какие-нибудь там носки или одеколон, а куртку. Вообще-то, не очень-то малиново принимать такой дорогой подарок от женщины, тем более, когда ты не в состоянии ответить чем-то подобным.
— Антоша, ты сгущаешь краски, - Жанна заметила в Больширине некоторую напряженность, после того как он высказался существенно грубее, чем планировал. – Какой же ты альфонс, если я живу в твоей квартире? Это скорее уж я содержанка. Чего не стыжусь. Меня это даже возбуждает.
Она попыталась обнять Антона, но он увернулся.
— Ну не дуйся, – попросила она, повторив попытку к сближению. – Это на самом деле подарок не от меня. Я просто не хотела тебе этого говорить.
— А от кого же?
— От папы.
— От какого папы? Римского?
Это была не совсем шутка. Антон знал, что скорее бы Жанна приняла подарок от Папы Римского, чем от собственного отца.
— Да ты пойми, это и не подарок вовсе. Он просто пожаловался мне, что купил себе куртку в Duty Free, когда возвращался из Милана. Купил, не меряя - торопился на посадку. Дома оказалось, что она ему в плечах жмёт, а возвращать покупку в другую страну – это ж целая история.   
Жанна что-то ещё тарахтела о том, что отец в последнее время немного набрал в весе из-за сидячей работы, и что куртка дорогая, и очень жалко выбрасывать. А Больширин уже понимал, что не сможет отказать, потому что очень возможно, что у неё с отцом наметилось потепление в отношениях, и он не имеет права из-за такой ерунды помешать её сближению с отцом. Тем более, что куртка действительно шикарная и оказалась как раз в пору, а на Сахалине погода переменчивая.
В качестве напутствия, Элл, провожая, напомнил детали плана и для начала посоветовал встретится с Вениамином Гэнкелем. Мало ли какую новую информацию удалось тому накопать. Всё-таки журналист. Дальше действовать уже по обстановке.
Однако в планы вмешалось неожиданное. Не успел самолет коснуться Сахалинской земли, а пассажиры вывести свои телефоны из режима полета, как телефон Антона уже зазвонил.
Это был Феникс. Отвечать не хотелось, а не ответить было нельзя.
— Как долетел? – спросил куратор.
Голос спокойный, вопрос дружелюбный. И не подумаешь, что это звонит крот.
— Нормально.
— Хорошо, давай сразу езжай в отделение.
— А в гостиницу?
— Потом. Я там к тебе прислал пару человечков, чтобы ты случайно не заблудился.
И повесил трубку.
Пассажиры начали двигаться по салону к выходу, но Антон остался сидеть в кресле. Он не знал, что делать. Пойдешь и весь план к чертям. Оставаться, правда, тоже не было смысла. Можно было ещё смешаться с толпой и попытаться проскользнуть мимо встречающих.
Это был шанс. Аэропорт большой, народу много. Если шмыгнуть в какой-нибудь боковой проход, то может получиться. В крайнем случае выручит штатная Nokia, та, что на случай экстренной эвакуации. Вот бы ещё знать, как она работает.
План не сработал. Рядом с трапом стоял черный автомобиль, из которого при появлении Больширина вышел мужчина в штатском.
Мужчина улыбнулся и поинтересовался, как долетели. Дверцу открыл и пропустил вперёд так, что Антон оказался зажат на заднем сидении между двумя крепкими мужчинами в штатском.
В отделении провожатые разделились, один остался на посту зарегистрировать вновь прибывшего, а второй сопроводил в кабинет.
— Допросная? – спросил Больширин.
— Шутник, - вполне искренне улыбнулся провожатый и вышел.
Не успел Антон толком оглядеться в «допросной», как вошел первый провожатый в штатском и предложил:
— Пойдем.
— Куда?
— Не нужно нервничать, - сказал провожатый холодно. - Вас ждут.
— Где?
— В переговорной.
Больширин почувствовал, глядя в эти пустые поросячьи глазенки, что сейчас самое время воспользоваться режимом эвакуации.
— Мне нужно сделать один звонок, - сказал он.
—  Всё потом.
Больширин нащупал в кармане увесистую Nokia, что придало ему уверенности. Успею, если что и оттуда эвакуироваться, подумал он.
Он проследовал за мешковатой спиной, ковылявшей к лестнице в конце коридора.
По лестнице должно быть вверх, думал Антон. Не может же переговорная быть в подвале.
Когда мешок покатился вниз, Больширин заколебался. Идти или нет? Может сейчас решается его жизнь. Решается здесь, на этой лестнице с крашенными по краям коричневыми полосками, имитирующими ковровую дорожку.
Почему-то именно эти коричневые полоски придали легковесность происходящему. Всё это так же несерьезно, как в кино, думал Антон, спускаясь по одному за другим лестничным пролетом и, наконец, ступая на кафель подвального уровня.
Мешковатая спина поковырялась с замком. Лязгнула железная дверь и пропустила внутрь.
Когда Больширин увидел крашенные бетонные стены без окон, железный стол посреди комнаты и два стула с разных сторон, то ощ0ущение нереальности ещё более усилилось.
Он обернулся и спросил с дурацкой улыбкой:
— Пытать сначала будете или сразу убьете?
— Не надо так волноваться. Сейчас к вам придут.
— Кто? Палач?
— Не совсем. Сдайте, пожалуйста, средства связи.
Антон вспомнил про Nokia. Вынул её из кармана и без всякой надежды набрал SOS.
— Здесь не берет, - сказал провожатый, как показалось сочувственно.
Он протянул руку, в которую Антон положил бесполезный гаджет.
Оставшись один, оглушенный надолго эхом захлопнувшейся железной двери, Больширин присел на один из стульев. Через некоторое время он почувствовал озноб лезущий через подошвы ботинок.

- 6 –

Элл терпеливо ждал вестей от Антона, но дождался вестей с неожиданной стороны.
— Так и будем сидеть? – спросил засветившийся с экрана Феникс.
— Простите?
— Агент Адсорбент не выходит на связь с самого утра. Местное отделение тоже. Мне всё это не нравится.
— Мне тоже, - сказал, подобравшийся Элл.
Он молниеносно взвесил все за и против, решив, что если даже Феникс ведет двойную игру, то сейчас без его помощи все равно не обойтись. А потом видно будет.
В двух словах агент Фрисби изложил известные ему факты о Строгачёве, не уточняя детали плана и не высказывая никаких версий.
— Ты хочешь сказать, что у нас завёлся крот? — спросил Феникс.
— Я ничего не хочу сказать. Это и без меня ясно.
— Логично. Ну а коль ты у нас такой умный, то бери ноги в руки и дуй в Ново-Сахалинск. Связь поддерживай со мной каждые два часа. Если уж ты не ответишь, тогда…
Для Элла весь этот народный фольклор уже не был загадкой. Он не задавался вопросом, как брать ноги в руки и куда при этом дуть. Он для себя усвоил, что у аборигенов в нервные моменты, как правило, речь становится эмоциональной, с ничтожной смысловой нагрузкой. И смысл того, что они хотят сказать проще уловить по их жестам и мимике, чем из слов.   
Пока проходили сборы в дорогу, агент Фрисби обдумывал можно ли снять с Феникса подозрения? Достаточно ли для этого оснований?
Получив от каптенармуса необходимую экипировку и доброе напутствие: «не шастать по бабам», он, не заезжая домой, отправился в аэропорт и уже через два часа, прислонившись лбом к стеклу иллюминатора, трясся по взлетной полосе.   
Из-за всей этой суеты у него совершенно не было времени продумать как быть, когда он прибудет на место. Антон в беде. С Фениксом не до конца всё ясно. Если он крот, то это ловушка. Но выбора, очевидно, уже нет. У Феникса все ниточки, так что остается полагаться только на удачу. 
По прилёту в аэропорт Хомутово агент Фрисби сверился с визитной карточкой Строгачёва и набрал его номер.
Георгий Борисович как-то подозрительно долго молчал после того, как Элл представился.
— А-а-а, Кристиан, - наконец сказал он, - как-же, как-же, вспомнил. Ты где?
— Здесь. В аэропорту.
— Чудесно. Решил воспользоваться моим советом?
— Хочу попробовать.
— Чего тут пробовать? Волшебный ингредиент с собой?
— А как же, - агент Фрисби похлопал себя по карману, который оттопыривался от Sony Ericsson, стараясь чтобы звук был услышан на той стороне трубки.
— Чудесно. Тогда, не откладывая, дуй ко мне. Я на проходной предупрежу, чтобы тебя пропустили.
Действительно, на проходной бодрый юноша в полицейской форме и не по размеру большой фуражке, удостоверившись в том, что предъявитель документов действительно Кристиан Фэллби, взял под козырек. Буквально через минуту прискакала девица на высоких каблуках и, щебеча что-то про погоду и природу, проводила гостя в приемную губернатора.
Строгий кабинет, оформленный в аскетичном сталинском стиле (даже чугунная лампа под абажуром примостилась на зеленом сукне дубового стола) был заполнен клубами табачного дыма.
Теми миллионами, которые потратили на ремонт губернаторского кабинета согласно отчету тут и не пахло. Зато табаком сшибало с ног, как ту несчастную лошадь, которую все кому не лень пичкают последней каплей никотина.
— Ах ты мой дорогой, - радушно приветствовал хозяин кабинета, затушив сигарету об заполненную до краев хрустальную пепельницу, – Поверишь ли не было дня, чтобы я не вспоминал о тебе. Думал даже заказать твоё похищение. Ну ладно, всё в прошлом.
— Так я же не знал.
— Да всё понятно, - Строгачёв откашлялся, вставая из-за стола, и направился навстречу гостю. -  У нас тут такой бардак последнее время. Жуть что творится, и я от этого всего третьи сутки не сплю. Прямо-таки вата в башке, так что без гостуро никак. Ты уж, брат, не подведи. Тебя проводят в наш бар, там все предупреждены. Ты уж извини, что так тебя принимаю, но ситуация сложная.
— Это что проверка? - агент Фрисби решил пойти ва-банк.
— А как ты думал? Пропадаешь неизвестно где, потом появляешься без всякого предупреждения, - сказал Георгий Борисович, строго сведя аккуратно стриженные брови, и тут же расплылся в улыбке. – Да шучу, шучу. Иди уже.
Несмотря на такой радушный приём, агент Фрисби хорошо понимал, что если провалит экзамен, то может распрощаться с надеждой на хоть каплю доверия губернаторского заместителя. С другой стороны, пока Строгачёв не хлебнул гостуро он, скорее всего, не догадается о связи между неожиданным прибытием мнимого Кристиана Фэллби с неприятностями, которые навалились на Сахалинскую администрацию в последнее время. 
Ну что ж, ради спасения друга придется что-то придумать. Хотя Больширин и ни разу не слышал от напарника такого обращения и скорее всего не относил его к друзьям, для Элла этот вопрос был давно решён.
Бар нагонял тоску. Примитивный набор помпезного туземного пойла, приправ и специй могли посеять уныние в сердце любого бармена с Крайонга.
— Где у вас здесь ближайший базар? – спросил он у суровой женщины за кассой.
После непродолжительной беседы с кассиршей Кристиану Фэллби подали служебную машину, на которой он смог посетить не только базар, но и цветочный магазин, где выбрал два пакетика семян и один цветок в горшке. Закончился экскурс посещением аптеки.
По возвращению новый бармен на глазах у собравшихся ротозеев выложил на барную стойку, помимо упомянутого цветка в горшке, сухие смеси померанца, кореньев горечавки, имбиря и аптечного дягиля, коры хинного дерева, галипеи лекарственной и ещё с десяток неподписанных пакетиков, содержание которых можно было определить только по запаху.
Не обращая никакого внимания на публику, Элл производил ловкие манипуляции со всеми этими ингредиентами, радуясь тому, что не пришлось ещё искать мебельный магазин, где незаметно откалывать щепки от какого-нибудь экзотического комода или кресла сандалового дерева. В самом процессе приготовления его больше всего занимало то, как замена основного компонента повлияет на вкус напитка и что ещё потребуется добавить для того, чтобы подмена осталась незаметной даже для обоняния. 
— А почему так долго и всего один бокал? – откашлявшись после длинного глотка, спросил Строгачёв.
— Это же почти волшебство, Георгий Борисович, - сказал Элл. – Здесь всё не то, что дома. Так что вы тестируете мою новую импровизация.
Перед тем, как преподнести напиток Строгачёву, Элл попробовал сам. И хоть умом он понимал, что очень немного есть истинных ценителей гостуро, способных заметить нарушение рецептуры, всё равно волновался.
— Отличная импровизация! – похвалил Строгачёв, - и давай уже без этих Георгиев Борисовичей. Мы же договорились, просто Жора. 
Избегая прямых обращений, мнимый Кристиан Фэллби пожаловался, что устал с дороги.
— Если я прошёл эту вашу проверку, - сказал он, - то может быть я поеду в гостиницу? Принять душ и всё прочее.
— Какие гостиницы, родной? Ты мой гость, и я тебя никуда не отпущу. Располагайся как у себя дома.
С истинно грузинским гостеприимством Строгачев распахнул замаскированную под дубовую панель дверь и перед гостем раскрылась обставленная с восточной роскошью зала. Диван с множеством подушек, несколько обитых красным бархатом кресел, персидский ковёр во весь пол, на витых ножках журнальный стол и вазы, мраморные нимфы, торшеры по углам. В смежной комнате огромная кровать под балдахином с просторной в мраморе душевой за тонированным стеклом.
От всего этого великолепия слепило глаза и приходило запоздалое осознание, куда ушли все эти миллионы.
— А губернатор не будет против? – спросил, не приходя в себя, гость.
— Он сейчас в Москве. Утрясает возникшие в последнее время трудности. У нас тут такое творится. Я теперь вроде как инкогнито. Меня никто не должен видеть, никто обо мне не должен знать, так что ты тоже на мой счет молчок. Ясно?
— А что случилось-то?
— Я вообще-то не должен тебе говорить. Но ты же свой. Да и башка у меня так прояснилась и подсказывает, что ты к этому не можешь иметь никакого отношения. Ведь так?
— К чему отношение? – вполне искренне удивился Элл. 
— Ну вот я и говорю, что не можешь. Короче говоря, у нас здесь почти что война. Есть тут у них такая местная серая гвардия – конченные фанатики, под предводительством ихнего серого кардинала. Они на нас ведут охоту, как на диких зверей.
— Откуда такие сведения?
— Ну это же каждому ясно. Мы представители высшей цивилизации и у нас не может быть иной цели, кроме как помочь нашим младшим братьям по разуму избавиться от средневековой отсталости, вылезти из грязи и дерьма. Мы здесь, чтобы сеять свет разума и прогресса. И конечно же есть такие, кому это не нравятся. Они готовы пойти на любые преступления лишь бы оставить всё, как есть.
  Уловив некоторое сомнение во взгляде гостя, Георгий Борисович признался, что у них есть свой человек в лагере серых, который и открыл им глаза на правду. После чего заместитель губернатора, сообразив, что сболтнул лишнего, сослался на занятость и, пожелав располагаться, как у себя дома, удалился.

- 7–

Агент Адсорбент потерялся во времени. Может быть с того момента, как лязгнула железная дверь, прошло несколько часов, а может и всего несколько минут, но холод от подошв поднялся уже до колен, и согреться помогала только ходьба в присядку от стены к стене.
 Изучать в комнате особенно было нечего. За исключением прикрученных к полу стола и двух стульев почти всю правую стену занимало зеркало. Антон видел такие в шпионских сериалах и догадывался, что с обратной стороны зеркало прозрачное и за всем, что происходит с этой стороны, следит наблюдатель или даже целая команда.
Лязгнула дверь и в комнату вошёл незнакомый человек лет на пять моложе Больширина. Он предложил сесть и представился младшим лейтенантом Петрушиным.
— Какой же вы Петрушин? – изумился Антон. – Я знаю младшего лейтенанта, он приходил ко мне забирать пробы. 
— Я приходил забирать пробы и мне передавал их не ты. 
— Это абсурд какой-то.
— Согласен, - сказал мнимый Петрушин и, прикрыв рот ладонью, перешел на шёпот: - Там может, коль уж с нами такая фигня произошла, скажем им, что всё нормально.  А?
— Не понял?
— Ну я скажу, что пробы брал у тебя, а ты, что передал мне.
— Это зачем?
— Вот тупой, так сразу расследование закроют. Или тебе охота тут прохлаждаться? Мне лично совсем не охота.
— А мне не охота тут с вами играть в ваши игры, - Антон встал, и, сделав шаг к зеркалу, постучал в стекло кулаком. – Ей вы там, я не знаю этого человека. Слышите вы?
Мнимый Петрушин почти молниеносно оказался у двери, которую тут же открыли с той стороны. Он выскочил наружу и в закрывающуюся створку прокричал:
— Ну и дурак!
Повторный лязг двери и тишина.
Первое время Больширин ждал человека в маске с удавкой в руке. Потом здоровенного бугая в замызганном кровью фартуке, толкающего перед собой тележку с лязгающим при каждом толчке пыточным инструментом на железном подносе.
Антон даже начал придумывать себе последнее желание, какое вроде бы полагается каждому перед мучительной смертью. Почему-то кроме толстой сигары в духе Арнольда Шварценеггера или пачки сигарет «Друг» ничего в голову не лезло.
К данной ситуации лучше бы подошли сигареты без фильтра, какие курил Штирлиц в застенках Гестапо в ожидании Мюллера, но что за марку сигарет предпочитал наш разведчик, вспомнить никак не получалось. 
Поэтому, когда дверь неожиданно распахнулась Антон растерялся, судорожно перебирая в уме все известные ему названия табачных изделий.
Появился всё тот же мешковатый пиджак с поросячьими глазками. Знакомое лицо успокоило бы Антона (не может же у них один и тот же тип провожать в камеру и пытать?), если бы старый знакомец не толкал перед собой погромыхивающую железными колесиками тележку. Затолкав тележку в камеру, пиджак, не уронив ни слова, развернулся и с лязгом закрыл за собой дверь с той стороны.
Вот всё и объяснилось, решил Больширин, этот у них что-то типа разносчика пиццы, а за ним придёт другой и начнёт демонстративно перебирать инструмент. Позвякивать щипцами для вырывания ногтей, проверять заточку тесака для разрубания мясных туш или длинным грязным от запёкшейся крови ногтем дергать зубья операционной пилы.
Никто не приходил. Тогда Антон сам подошел к пыточному столу. Тот предмет, который в полумраке показался ему футляром для пыточного инструмента, вблизи оказался допотопным ноутбуком, чуть ли не в дипломат толщиной.
Не успел Антон приподнять крышку, как знакомый голос Феникса, чуть опережая загорающуюся картинку, произнес:
— Я уж думал, ты никогда не решишься. Надо было попросить заранее включить, чтобы столько не ждать.
Это был неожиданный поворота. Хотя, если подумать, что ещё можно было ждать от ноутбука. Не пыток же?
— Это запись? – спросил Антон.
— Нет, тупица, это я – твой босс.
— А-а-а. А что здесь есть вай-фай?
— Конечно. Это специально оборудованное помещение для встреч и конфиденциальных бесед.
— Понятно.
— Ладно. Пока ты приходишь в себя, я введу тебя в курс дела. В общем, пока ты тут прохлаждался, мы вычислили крота.
— Да ладно.
— Точно. Им оказалась Диана Гамлетовна. Да-да, ваш инструктор. Она вступила в сговор с неким полковником – это, по всей видимости, просто кличка. Они вовлекли в свою банду эксперта, который подменил все пробы, кроме двух.
— Понятно. Значит я могу выйти, наконец, отсюда.
— В принципе, я мог бы тебя выпустить, но, понимаешь ли, какая ситуация. Полковника этого мы пока не нашли, и агент Фрисби пропал.
— Как пропал?
— Вот так. Вчера средь бела дня ушёл с работы и всё – вторые сутки его нет.
— А может...
— Что?
— Да так, глупость.
— Он не говорил тебе куда собирается?
— Нет.
— А сам ты что думаешь, куда он мог деться?
— Не знаю. Но как только выйду отсюда, то думаю, что смогу его найти.
— Неужели не понятно, что из-за опасений за твою безопасность я не могу тебя выпустить.
— Всё-таки я под арестом.
— Нет, но ты не учитываешь такую возможность, что агент Фрисби может быть убит. Тогда и тебе ждет таже участь.
— И что мне сидеть здесь, пока не околею?
— Лучшее, что ты сейчас можешь сделать, это хорошенько подумать и подсказать нам, куда мог скрыться агент Фрисби. 
— Хорошо. Дайте мне время. Я подумаю.
— Вот и чудненько.
— Ещё теплое одеяло, сигару и спички.
— Одобряю твой выбор.
Феникс исчез из поля зрения. Не было слышно, как он распоряжается, чтобы всё вышеперечисленное принесли в камеру, но, вернувшись к экрану, он потребовал думать энергичнее, поскольку времени осталось мало.
.
- 8 –

Георгий Борисович Строгачёв до самого вечера находился в приподнятом настроении. Бодро отвечал на поминутно брякающий телефон. При этом умудрился провести совещание и осуществить очень важную, по его словам, поездку. 
Своего гостя зам губернатора не отпускал от себя. В те редкие минуты, когда он не отвечал на звонки или не был занят летучками и планерками, всё его внимание принадлежало Кристиану Фэллби.
Только во время совещания им пришлось ненадолго расстаться. Строгачёв вынужден был отпустить гостя для приготовления вожделенного напитка. Зато сразу после заседания пригласил с собой в деловую поездку.
Комфортабельный автомобиль в сопровождении двух полицейский машин с мигалками мчался по разделительной полосе, а радушный хозяин города, не останавливаясь, нахваливал свою новую родину.
— Посмотри какие дороги построили, - говорил Строгачев, - Освещение круглосуточное, развязки, озеленение, цветники, кипарисы с пальмами, бордюры новые, тротуары мрамором вымостили. И всё за какие-то пять лет!
Подвеска скрадывала выбоины и рытвины дороги. Вдоль рытвин проносились бетонные заборы, чахлые кустарники и чёрные скрюченные инсталляции под слоем копоти напоминающие деревья. Пешеходы прыгали по доскам и кирпичам через расползшиеся грязные лужи там, где когда-то был тротуар.
Строгачев не унимался.
— Смотри какой торговый центр построили, - говорил он, когда эскорт миновал остов из бетонных плит и торчащих в разные стороны железных арматур.
От избытка чувств, временно исполняющий обязанности губернатора внезапно выскочил на светофоре из машины и, сходу угодив по колено в относительно небольшую лужу, бросился с рукопожатиями к стоящей на пешеходном переходе толпе горожан.
Из машины сопровождения выбежали два охранника и еле затолкали Строгачёва назад в лимузин. Один из охранников стоически принял спиной удары костылём от какой-то полоумной бабульки, выкрикивающей что-то непечатное.
Остальные молча зашагали прочь под красный сигнал светофора. Из всей толпы только паренёк со скейтом под мышкой остался глазеть на дорогие авто. Он приветливо улыбался до тех пор, пока эскорт не тронулся. Тогда, выхватив из тротуара кусок грязи, он ловко засветил им в заднее стекло губернаторского лимузина.   
— Ты видел, как они меня встречали? – задыхался от возбуждения Строгачев. - Отпускать не хотели. Вот ради таких моментов и мучаемся тут. Только ради них. А сейчас приедем в одно место. Там мы строим новый энергоблок, который обеспечит весь край экологически чистой электроэнергией. Сам увидишь.
Энергоблок агент Фрисби не увидел. Уже стемнело к тому времени, как добрались до ТЭЦ.  Зато увидел, как в просторный багажник лимузина загружали чемоданы. Штук одиннадцать или шестнадцать. Он сбился со счёта на девятом. 
Чуть успокоившийся после ТЭЦ Строгачев долго о чём-то молчал. Но когда Элл захотел предложить ему хлебнуть из фляжки, он внезапно признался, что в чемоданах деньги.
— Это тому доброму человеку из Москвы, - сказал Георгий Борисович, - который нас прикрывает от серой гвардии, про которую я тебе говорил. Он и меня спас от них. Но сейчас не во мне дело. Сейчас дело в принципе.
Строгачев с самого утра не притрагивался к сигаретам и, продержавшись до вечера, похвалился: - «совсем курить не хочется», и самодовольно пообещал, что так глядишь и бросит курить.
Развалившись на подушках дивана в просторном холле губернаторского особняка, куда они привезли чемоданы, Строгачёв снова налегал на напиток, приготовленный Кристианом Фэллби. Потом знакомил гостя с коллекцией наручных часов, фарфора и прочего антиквариата, уверяя, что всё это подарки благодарных жителей губернии.
— А губернатор не обидится, что мы тут в его доме хозяйничаем? – беспокоился гость.
— Кто, Костик? - удивился слегка осоловевший Строгачёв. – Ты думаешь это его последний дом? Этот наш общий дом, ведь мы же здесь как одна семья. Он мне доверяет как себе. А как может быть иначе? Ты же понимаешь, мы одно дело делаем. Нам же здесь ничего не нужно - на этот дикой планете. Для себя – ничего. Только для них, всё для них.
Агент Фрисби согласно кивал, чем ещё больше разжигал ораторский темперамент маленького политика.
— А все эти не понимают, - размахивал Строгачёв руками. – Как ты думаешь почему? А потому, что погрязли в низменных инстинктах. Не желают оторваться от старого, подняться над мелочностью и скаредностью ради того, чтобы осознать, что мы стремимся к одной цели - сделать их жизнь настоящей. Вот возьмём среднего жителя моей губернии. Чем он живет? О чём думает? Да он только и думает, как подгадить. Подгадить всем и в первую очередь мне. А почему? А потому что завидует.
— Серьёзно?
— Ещё как. Ничего он не видит у себя под носом. Потому что не в состоянии подняться над мелким. Потому что грязен и жаден. И из-за этого не может поверить, что есть другие. Такие, которые отличаются от него. Которые не только о себе думают, но и о нем. И знаешь, что нужно со всем этим делать?
— Что?
— Образование!
— Насколько я знаю уже, итак, здесь всеобщее образование.
— Это всё не то. Нужно настоящее образование. Большая реформа, так учить чтобы проснулись от вековой спячки, чтоб сознание пробудилось, отмыть их и воспитать в них новые мысли. Чтобы осознали, что жить только для себя низко, что работать нужно сообща во благо…
Элл слушал Строгачёва, думая о том, что всего-то разница в один ингредиент, а каков результат.
— Ты хочешь спросить, зачем это мне? – спросил неожиданно Строгачёв.  – С детства я помню, как во мне вызывало отторжение любая несправедливость и ложь. Я физически не переношу, когда кто-то страдает или врёт. Поэтому, когда я узнал о возможности попасть на отсталую планету и помочь бедным туземцам, то понял, что не смогу жить дальше, не исполнив своё предназначение.
К сожалению, даже поздно ночью, Строгачёв не угомонился и не отправил охрану по домам. Охранники попеременно обходили двор вдоль забора и возвращались в сторожку, свет в которой не зажигался, но видны были мерцания от телевизора на их оконном стекле.
— И что они всё время ходят? – спросил агент Фрисби.
— Как же - охраняют.
— Да зачем же? Разве нам что-то угрожает?
— Ты думаешь они нас сторожат? – развеселился Строгачев. – Да они пальцем не пошевелят, если нас тут будут на колбасу резать.
— Правда, что ли? Так зачем они тогда тут?
— Денежки стерегут. Шорохавин им пообещал, что если хоть один рубль пропадет, то они остаток жизни будут каторжников охранять. Правда смешно?
— Тогда зачем было деньги сюда привозить? Положили бы в банк.
— В банк, конечно, спокойнее, но Полковник не признает никаких переводов, только наличные.
— Жора, какой полковник?
— Я сказал Полковник? Это тебе показалось.
— Разве?
— Ну ладно, - Строгачев освежил свой бокал волшебным напитком, глотнул. -  Всё равно завтра эти деньги отправят к нему, а тогда уже всё переменится и скрывать ничего не нужно будет. Полковник – это наш покровитель в столице. Тот, про которого я тебе говорил. Он всё про всех знает и решает все наши проблемы.
— Что же он такой жадный?
— Что ты, он совсем не жадный. Деньги для него мусор… Как и для нас. Это для большого дела… А что это ты охраной интересуешься, родной?
— Так просто, - ответил Кристиан Фэллби, – от нечего делать.
Строгачев внезапно включил торшер и направил свет лампы на гостя.
— И почему ты появился сегодня, в тот самый день, когда мы собрали всю необходимую сумму для Полковника?
— Это просто совпадение.
— Постой-ка.  Ты что же от самого Полковника?
— Ну что ты, Жора.
— И проблемы у нас начались после твоего приезда, - начал прозревать. – Так может ты из серой гвардии?
 — Нет никакой серой гвардии, - агент Фрисби нащупал в кармане мобильный булыжник. – Врёт вам всё ваш Полковник.
Строгачев поднялся с кресла и, неожиданно резво прыгнув к окну, истошно закричал:
— На помощь!
Медлить было нельзя. Элл выхватил из кармана Z600.  Не успела клацнуть открывающаяся крышка, а большой палец уже нажимал кнопку вызова. 
Из трубки раскатилось полифоническое начало пятой симфонии Бетховена: - «Ту-ду-та-дам, ту-ду-там-дам!»
 Мелодия успела повторится ещё несколько раз, прежде чем по лестнице прогромыхали приближающиеся шаги.
Строгачев, согнувшись, сжимал голову руками.
Появившийся на пороге охранник застыл с пистолетом в руке. На его лице отразилась нерешительность. Босс скрючился в дальнем углу комнаты, а его гость в противоположном, развалился на диване с телефоном в руке и собирается отвечать на звонок.   
— Не видишь, хозяину плохо? – первым нарушил молчание Кристиан Фэллби. - Где у вас аптечка?
Охранник перевел взгляд на Строгачёва. Тот кряхтел, пытаясь что-то сказать.
— Вам плохо Георгий Борисович? – спросил охранник.
— А-а-а, - стонал Строгачев.
— Что-нибудь от головы?
— Неси всю аптечку, - посоветовал Кристиан Фэллби. – Сами разберемся.
Охранник загромыхал вниз по лестнице, агент Фрисби дал отбой, и Строгачёв обессиленно плюхнулся в кресло.
— Что это было? – спросил он, исподлобья глядя на таинственного гостя.
— Эликсир правды.
— Какой эликсир?
— Такой, который помогает увидеть реальный мир.
— Реальный мир? А до этого что было?
— А ты, Георгий Борисович, не догадываешься?
— Нет, - ответил Строгачев, уставившись в одну точку мутным взглядом.
— Врешь! Всё ты понимаешь, сказать только боишься. Так я скажу за тебя. До этого был мир, дорисованный твоими ботами для спокойствия твоей нежной психику.
— Не понимаю, - сказал Георгий Борисович. – Как такое могло случится? Как? – он схватился за голову и страдальчески произнес: – Что?  Что это?
По лестнице загремели шаги и с появлением охранника вновь прозвучала грозно и до боли знакомо: - «Ту-ду-та-дам, ту-ду-там-дам!»
Строгачёва снова скрутило.
— Ну что стоишь? – сказал Кристиан Фэллби. – Давай скорее аптечку.
Он принял из рук охранника аптечку и стал делать вид, что ищет в ней что-то.  Мелодия продолжала звучать.
— Вы ответите? – спросил охранник.
— Проваливай, - простонал Георгий Борисович. — Пошел вон!
Было заметно, что он еле сдерживает позывы рвоты. И в тот момент как стихли звуки полифонии, заместитель губернатора опорожнил содержимое свое желудка в высокую китайскую вазу, расписанную драконами.
— Зачем? – выдохнул Строгачёв, рукавом вытирая пот со лба. – Я же ничего не сделал.
— Для профилактики.
Агент Фрисби положил телефон на стол, так чтобы он был на виду. 
— Как это жестоко, - плечи заместителя губернатора затряслись. – Как же это жестоко. Голова раскалывается. Всё так гадко, кругом одни сволочи, а жизнь - говно.
Строгачёв ударил кулаком о журнальный столик и разрыдался. Минут через пять рыдания сменились редкими всхлипываниями. Он опустил голову на подлокотник дивана и улегся, поджав под себя по-детски ноги.
Элл накрыл его пледом и заботливо подвинул китайскую вазу к изголовью. Затем отошёл к окну, где некоторое время вглядывался в мерцания на оконном стекле сторожки и набрал номер Феникса.

- 9 –

Лязгнуло окошко железной двери и в него просунулась рука с пачкой папирос и коробком спичек.
Окошко не закрывалось.
— Ну ты чего, закурил? – спросил нетерпеливый голос с той стороны.
— А где сигары?
— Сейчас, разбежался. Сигары ему подавай. Бери то, что дают.
— Ладно, - Антон вынул три папиросы и вернул пачку.
— Спички верни.
— Мне нужны. И ещё одеяло обещали.
— Сейчас, разбежался.
Окошко захлопнулось. С той стороны послышались удаляющиеся шаги и недовольное: «Что я им посыльный, что ли? Папиросы свои отдай, так ещё и спички не вернул ещё гад».
Антон сделал несколько проходов из угла в угол. Поприседал и помахал руками, чтобы согреться. Зажег спичку и держал тлеющий огонек в ладонях до тех пор, пока не обожгло пальцы. Потом закурил папиросу и сразу же раскашлявшись, затушил.
Окурком папиросы он попробовал рисовать на стене, но стена была очень шершавая и ничего не вышло. Тогда он присел за железный столик и высыпал на него все спички из коробка. Ему припомнилось из какого-то фильма или телевизионной передачи, что для того, чтобы сосредоточиться в подобной ситуации очень помогает выкладывание фигур из подручного материала.
А сосредоточится сейчас Антону не помешало бы.
Феникс сказал, что крот — это Диана Гамлетовна. Но как простой инструктор, пусть даже с губищами, как у верблюда, смог организовать такое. Нет, здесь что-то не то. Или она работает с кем-то в паре, или крот — это сам Феникс.
Для простоты следовало для начала отобрать всех потенциальных претендентов на роль крота, а потом сужать поиск за счет выбывших. Из подозреваемых выходило пятеро. Феникс, инструктор Диана Гамлетовна – это главные подозреваемые. Кроме того, были в курсе дел архивариус, водитель Лёлик и каптенармус Капец.
С куратором и инструктор пока ничего не ясно. Арсений – славный парень и кофе у него хороший, но это не алиби. Лелик мог что-нибудь услышать в машине. А Капец, как каптенармус, вообще знает все. Она выдает агентам перед заданием боекомплект и может, в принципе, вывести его из строя. Потом откуда у неё золотые брекеты. Зарплаты каптенармуса на это, наверняка, не хватит.
После того как Антон отклонил кандидатуру младшего лейтенанта Лёлика, кандидатов в кроты осталось четверо. Четыре спички легли отдельно друг от друга на стол.
Оставалось ещё очень много спичек. Больширин не стал убирать их в коробку и для начала соорудил четыре ромба, затем приделал к ним ножки и ручки, потом ещё по две пристроил сверху и задумался.
Может быть это рожки? Или антенны? Точно! Такие обычно бывают у астронавтов или инопланетян.
Антон чуть не подпрыгнул на месте. Отлепившись от железного стула, он забегал по комнате.
Конечно же, этот крот должен быть проходимцем! Как я сразу об этом не догадался?
Больширин ещё не успел толком порадоваться своей отгадке, как окошко лязгнуло и в него просунулось одеяло.
— Вас вызывают, - сказал голос из-за двери, когда Антон принял одеяло.
— Куда?
— Туда, по Скайпу.
Окошко захлопнулось, но Антон не сразу открыл крышку ноутбука.
То, что рассказывать о своей отгадке Фениксу не стоит, было ясно, но выходило, что в круг подозреваемых следовало ввести ещё и Элла. Хуже того, Элл единственный из всех, кто идеально подходит на эту роль. Хотя, с другой стороны, каждый может замаскироваться под человека, пока не выяснишь, что на самом деле он проходимец.
— Ну что ты там заснул? – спросил Феникс, как только загорелся экран.
— Нет, замерз.
— Ну тебе же принесли всё, что ты просил?
— Принесли.
— Ну и?
— Я думаю.
— И что придумал, куда мог подеваться твой напарник?
— Придумал.
— Ну наконец-то. Куда?
— Думаю, он забурился на свидание к Диане Гамлетовне и не рассчитал свои силы. Сами понимаете, они же как дети: лезут, куда не просят, а потом ищи их с фонарями.
— А ещё какие-нибудь идеи есть?
— Других пока нет. Вот немного отогреюсь, тогда ещё чего-нибудь придумаю.
Феникс некоторое время молчал и не отключался. По его непроницаемому лицу невозможно было понять, решает он судьбу замерзающего подчинённого или всего лишь раздумывает над предложенным ему вариантом. 

- 10 –

На следующее утро Строгачёв уже ничего не помнил и Кристиану Фэллби пришлось повторить пытку полифонией. После небольшой встряски к заместителю губернатора вернулась память. Он вызвал машину и, толком не позавтракав, в сопровождении своего мучителя выехал на объезд города.
К чести агента Фрисби, быть орудием в руках правды не доставляло ему особого удовольствия. Но всё же пару или может тройку раз и пришлось прибегнуть к симфоническому шедевру Людвига Ван Бетховена в примитивном полифоническом исполнении для прочистки сознания.
Величественно и грозно звучало в автомобиле с мигалками: - «Ту-ду-та-дам, ту-ду-там-дам!»
И хотя саму мелодию прохожим не было слышно, кое кто останавливался по пути в правительственное здание и начинал беспричинно всхлипывать или шмякал об асфальт портфель и танцевал на нём танец мальчиков с саблями.
К обеду заместитель губернатора уже перестал нервно вздрагивать от каждой дорожной рытвины, причитать при виде любого объекта незавершенного строительства и впадать в беспричинное уныние от вида баночки красной икры или блюда с дальневосточными крабами.
— Я одно не могу понять, - сказал Георгий Борисович, когда они вернулись в губернаторский дом. – Как ты можешь? Ведь ты один из нас.
— Нет, я не один из вас.
— Но ты же знаешь, что с нами будет.
— Да что такое с вами будет?
— Нас отправят в червоточину!
— А как ты хотел?
 Агент Фрисби мог быть строг, когда это требовалось. Георгий Борисович, впрочем, не был крепким орешком. Он пообещал, что сдаст всех проходимцев, но только если ему гарантируют защиту от депортации.
Звонок Фениксу и договоренность была достигнута.
Ничего нового после заключения соглашения заместитель губернатора сообщить не смог. Подтвердил, что сам губернатор, несколько его замов и министров стопроцентные проходимцы. Полковника он в глаза не видел. Деньги передают ему через посыльного. Связь Полковник поддерживает лично с Константином Шорохавиным.
Расспросы пришлось прекратить из-за повторной волны раскаяний, накатившихся на Строгачева.
— Я ведь всегда считал себя достойным членом общества, полагал, что делаю хорошее дело. А вместо этого… Это всё они. Эти скоты использовали меня. Чтоб они провалились все вместе. Втянули меня, обманом втянули, а сами воры и лгуны, воры и лгуны …
 Георгий Борисович ещё долго жаловался на судьбу, но невозможно было понять кого винит он в своих бедах: губернатора Шорохавина с командой, таинственного Полковника или собственных нано ботов.
В одну из пауз агент Фрисби сумел вставить просьбу с пожеланием вызвать губернатора Шорохавина.
— Нет, он не приедет, - ответил Георгий Борисович. - Очень осторожен, сразу заподозрит что-нибудь неладное.
— А как же гостуро? Неужели не позарится?
Выяснилось, что Строгачёв еще накануне сообщил губернатору о волшебном напитке и если тот не приехал, то только потому, что пока не смог. Но он обязательно приедет, чтобы забрать деньги для Полковника.
Оставалось только ждать. Агент Фрисби подумывал вновь связаться с куратором, но решил, что сделает это только если губернатор не появится до вечера. 
Не прошло и трех часов, как к воротам подъехала кавалькада из трех автомобилей. Рослые охранники повыскакивали из чёрных джипов сопровождения, а из центрального лимузина вышли двое.
— А вот и Константин Давидович пожаловали, - сказал Строгачёв, выглянув в окно.
— А второй?
— Как же, Александр Щелепук собственной персоной, наш полпред. 
На лестнице прогремела какофония кованных ботинок. Вслед за какофонией ощущение диссонанса дополнили два энергичных охранника. Один, по всей видимости старший, остался на входе, второй пробежал по всем углам, заглянув во все шкафы и под диван.
— Всё чисто, - сказал первый в рацию.
Тут же по лестнице пробежали легкие шаги, как будто кто-то поднимался в домашних тапочках. В комнату вошел губернатор в сафьяновых туфлях, покрытых тонким арабским орнаментом, с загнутыми носами, а вслед за ним Щелепук в легких мокасинах.
— И кто тут хотел без нас устроить пирушку? – Шорохавин расставив руки для объятий, но тут же сменил тон, бросив через плечо: – Ну чего встали? Марш грузиться.
Охранники нехотя исчезли.
— С ними по-другому нельзя, - добродушно пояснил губернатор. - Я на минутку, так что без церемоний.  И где этот наш таинственный волшебник, что может скрасить трудовые будни слугам народа?
Шорохавин подошел вплотную к Кристиану Фэллби, изучил пристальным взглядом.
Зря это он, - подумал Элл, сжимая в кармане Z600.
— Чем это здесь пахнет? – не отводя глаз от Элла, спросил Шорохавин.
— Это мне нездоровилось, – сказал Строгачев. – Съел, наверное, чего-то.
— Ох любишь ты у нас пожрать, Жорик, - строго сказал губернатор. - Ну что, где же обещанный гостуро?
Строгачев наполнил четыре бокала. Один протянул зампреду, а с тремя оставшимися подошел к губернатору и спросил:
— За что выпьем?
— Как за что? – Шорохавин, наконец, улыбнулся. - За сети пятого поколения, конечно.
Дружно зазвенели бокалы под выкрикнутый хором тост:
— За пять же !
Губернатор поцокал языком, похвалил напиток и тут же стал по рации распоряжаться погрузкой. Щелепук отозвал в сторону Строгачева и, вынув из внутреннего кармана пиджака стопку фотографий, бросил на стол со словами:
 — Смотри, что гады делают.
Агент Фрисби подошел к столу чтобы полюбопытствовать, что на фото. На карточках были обычные девицы, но с бровями, заплетенными в косички.
— Откуда такая красота? – изумился Строгачёв. – Неужели с Крайонга?
— Да брось ты, - захихикал Щелепук. – В Москве за деньги и не такое вытворяют.
— Всё! – сообщил Шорохавин. – Пора! Потом всё покажешь.
Губернатор с зампредом вышли из комнаты.
— Что за сети пятого поколения? – спросил агент Фрисби, когда они со Строгачёвым расположились у окна в ожидании отправления кавалькады. 
— Ты что не в курсе? Нам обещают запустить мобильные сети пятого поколения. Хотя тебе это, скорее всего, всё равно. У тебя, вообще, есть какие-нибудь расширения?
— Нет. Не накопил на них.
— А для нас это проблема. Половина функций тормозит или вообще не работает, а ещё из-за несовершенства ихних примитивных сетей волосы на голове шевелятся. Представляешь как неудобно?
— Да уж.
— Приходится даже наголо брить голову или стричься под бобрик, чтобы не так было заметно.
Агент Фрисби внимательно посмотрел на голову Строгачёва.
— Вроде бы ничего незаметно – сказал он сочувственно.
— Это не всё время. Только когда думаю.
Губернатор с полпредом сели в машину, но как только ворота открылись, выезд загородил микроавтобус, из которого повыскакивали люди в бронежилетах, масках и касках. Они, угрожающе тыкали дулами автоматов во всё, что шевелится, криками разложили всех охранников на брусчатке двора, после чего вытащили из машины Шорохавина с Щелепуком.
— Ну а теперь поговорим, - сказал агент Фрисби, когда в сопровождении спецназа оба руководителя области появились в комнате.
Строгачев благоразумно удалился на время разговоров. Спустившись на первый этаж, он схватил на кухне большую алюминиевую кастрюлю, водрузил её себе на голову и для верности спустился в подвальное помещение, где был расположен бассейн. Взглянув на воду, он передумал прятаться. 
Не снимая с головы кастрюлю, он вернулся на первый этаж, где у распахнутой двери на улицу, уже курили, не снимая касок и масок, двое спецназовцев. Сверху слышались голоса.
Тевтонским рыцарем Строгачёв поднялся по лестнице и прислушался у двери.
— Что здесь происходит? – слышался из комнаты голос губернатора. – Кто вы такой?
— Это не важно. Говорите.
— Что говорить?
— Правду, - агент Фрисби заметил в приоткрывшуюся дверь Строгачева и крикнул ему: – Заходи-заходи и посмотри пожалуйста, что там со вторым.
Строгачев подошёл к бледному Щелепуку, распластавшемуся на полу и, приподняв ему голову, дал пару пощёчин. Тот замычал, сел и бессмысленно стал таращить глаза.
— Ну, - торопил его агент Фрисби. – Или повторить?
— Не надо, - сказал Шорохавин. – В чём меня обвиняют? Разве это по правилам?
— Не было никаких обвинений и мне плевать на правила. Ты мне сейчас скажешь имя полковника, где его найти и твои мучения закончатся.
— Какого полковника?
— Того самого.
— Молодой человек, - нервно дергая бровью, сказал Шорохавин. – Вы влезли не в свое дело. Я ничего не знаю ни о каком полковнике. Можете меня пытать сколько хотите.
— Он тебе ничего не скажет, - неожиданно подал голос Щелепук.
У него в руке был пистолет, дуло которого смотрело точно в лоб агенту Фрисби.
— И не вздумай нажимать на кнопку, - тут же отреагировал губернатор.
Он расправил плечи и сделал угрожающий шаг в направлении к Константину Фэллби, в руках которого от неожиданности запрыгал мобильный телефон.
Все, затаив дыхание, следили за дёрганьями агента, не способного усмирить разыгравшийся гаджет. Выдохнули только когда телефон, наконец, выскользнул из рук и с неприятным звуком врезался в пол.
— Не нужно было тебе сюда приходить, - нагнувшись к самому уху, сказал Шорохавин. – Ты мне сделал очень больно.
— Нам! – донеслось из дальнего угла.
— Да, ты нам всем сделал больно. Меня предупреждали, что у серой гвардии есть устройства, изменяющие реальность. Но я-то могу отличить правду от лжи. Раньше всё было хорошо и это правда, а теперь мне очень плохо и значит это ложь. 
Шорохавин подхватив с пола Sony Ericsson и с размаху влепил тяжёлую оплеуху в то же самое ухо, куда только что брызгал слюной.  Агент Фрисби покачнулся от удара, сделал пару шагов назад и сполз по стене. В глазах сначала губернаторы раздвоились, а затем вся комната на мгновение померкла.

- 11 –

Китайская ваза раскололась на две половины, и лицо Щелепука заплыло бурой слизью. Вполне вероятно, что не тяжесть обрушившегося на его голову антиквариата, а запах и консистенция содержимого отправили в повторный нокаут полпреда.
 Ещё смутно соображая, агент Фрисби с любопытством наблюдал, как ловкий Строгачев вынимает из ослабевшей руки Щелепука пистолет и, оказавшись в один медленный и невероятно длинный прыжок у окна, начинает что-то беззвучно кричать, как появившиеся люди в камуфляже проводят какие-то замысловатые манипуляции с губернатором и полпредом, как Строгачёв подходит вплотную, забавно шевелит губами и пребольно трясёт за плечо.
Калейдоскопом мелькали чьи-то ноги и руки, кто-то тащил по лестнице, пока в нос не ударил свежий воздух и всё более-менее прояснилось. Элл стоял на своих двоих на крыльце, а похожие на куклы тела Шорохавина и Щелепука загружали в машину.
— А с этим что делать? – спросил один из бойцов, указывая на Строгачёва.
— Он останется со мной, - ещё не очень твёрдым голосом сказал агент Фрисби.
К нему частично возвратился слух, шум в голове стих, а на место шума вернулись два главных вопроса: где искать Антона Больширина и как теперь выходить на Полковника.
Наблюдая за тем, как микроавтобус группы зачистки выезжает за ворота, он озвучил второй вопрос Строгачёву.
— Кроме Шорохавина, может быть только Весельчак ещё имеет на него выход, - всё еще тяжело дыша, размышлял вслух Георгий Борисович. - Весельчак же ещё под домашним арестом, — это был не то, чтобы вопрос, но сказано было, подобострастно заглядывая в глаза агенту Фрисби, - а, насколько я знаю, Полковник за посильный взнос обещал договориться, чтобы с него сняли все обвинения.
Навестить этого Весельчака – это хорошая мысль. Только предварительно следует заскочить в местное отделение. Вдруг там что-нибудь слышали об Антоне. С Жориком расставаться тоже не хотелось. Он подвез до серого здания в центре города (адрес местного отделения нашелся в записной книжке), где агент Фрисби попросил его подождать, отправляясь в сопровождении дежурного офицера в переговорную комнату.
Дежурный в мешковатом костюме оставил агента Фрисби в небольшом помещении, больше похожем на камеру, и буквально через минуту прикатил железный столик.
На столике рядом с ноутбуком были разбросаны спички. Похоже, что кто-то складывал из них фигурки, но понять замысел уже было нельзя - от встряски все фигуры сбилось.
Экран ноутбука загорелся лицом Феникса.
— Ну как успехи, агент Фрисби? – бодро поинтересовался руководитель.
— Феникс? – сказал Элл. - А группа зачистки разве вам не отчиталась?
Экран замерцал, но через минуту картинка стабилизировалась.
— Ты что-то сказал? – переспросил Феникс, прижимая ладонь к уху и мимикой давая понять, что связь нестабильна.
— Ничего.
— А про группу зачистки мне послышалось?
— Ну что, губернатора и полпреда увезли, - Элл, не глядя стал переставлять спички. – Строгачёв с нами…
— А деньги?
— Что деньги?
— Они у тебя?
— Зачем они мне? Все вещдоки увезла группа.
Феникс собрал брови в кучу и, с минуту помолчав, сказал:
— Это плохо, даже очень плохо. Видишь ли, мы вычислили крота. Им оказался ваш инструктор.
— Диана? Не может быть.
— Очень даже может. На то у неё были веские причины. Она хотела заполучить деньги и со своим любовником отбыть в дальние края.
— С каким любовником?
— С Полковником, конечно.
— А ваше звание случайно не полковник?
— Ты что же и меня подозреваешь?
— Я всех подозреваю.
— Это правильно, - усмехнулся Феникс. - Но если уж так, тогда давай связывайся с группой, забирай у них деньги, чтобы они не уплыли к Диане, а от неё к Полковнику. 
— Вы же знаете, что у меня нет связи с группой. Все распоряжения идут только от вас.
— А теперь нет. Это всё она, Диана. Понимаешь ли, она перехватила связь, и я в принципе не могу ни с кем связаться.
Агент Фрисби продолжал перебирать спички на столе. Ему отчего-то вспомнилась Диана, её губы, глаза и всё остальное…
Железная дверь скрипнула и всё тот же дежурный укатил столик с ноутбуком. Заметив на столе фигуры из спичек, он устало выругался: «вот ведь черти, и тут ни о чем больше думать не могут, кроме сисек».

- 12 –

Агент Адсорбент, проснувшись ещё в предыдущий приход охранника, успел немного согреться, отжимаясь от стула.
В его голове за всё время сна не прекращалась работа по отбору лучшего кандидата на роль крота. Главных подозреваемых осталось только двое: Диана Гамлетовна и Арсений Поспелов.
Как ни странно, именно архивариус вышел на первое место. Он слишком осведомлен обо всем, знает то, чего и знать не положено, складно заливает, не имея особых доказательств, а самое главное, у него есть чёрный ход или даже телепорт.
Так что, когда столик вернули на место, Антон сразу же открыл крышку ноутбука в надежде на серьёзный разговор с Фениксом.
Феникс появился, но лишь на минуту. Не успел и слова сказать, как его позвали. Потом чей-то торс пробежал в одну сторону, в другую сторону мелькнула тень на стене, послушались в динамике отдаленные голоса и тишина.
Так никого и не дождавшись, агент Адсорбент, наконец, заметил изменившуюся конфигурацию спичек. Новые фигуры не могли быть случайностью, вызванною тряской стола при движении. Кто-то сознательно изменил рисунок, чтобы подать знак.
Из четырех фигур осталось две, что могло значить, к примеру, что на самом деле подозреваемых только два. А то, что фигуры так близко друг к другу должно означать, что проходимцы работают парой.
Неясно было только почему аккуратные ромбы превратились в круги. Маловероятно, чтобы это была случайность. Здесь явно скрыт какой-то намек, что-то очень важное.
Думай башка, думай, - принуждал себя Больширин, нервно потирая руки. - А может быть это что-то другое? Может быть нужно просто взглянуть с другого стороны.
Он сначала присел, чтобы изменить ракурс, затем поднялся на цыпочки и вздрогнул. На него смотрели большие и круглые на выкате глаза.
За мной следят! Вот в чём суть послания. Вот что хотел сообщить неизвестный доброжелатель.
Стараясь не выдать себя, Антон стал оглядывать углы камеры. В тот момент, когда он взобрался на стул, чтобы проверить вентиляционную отдушину, дверь неожиданно лязгнула.
На пороге стоял капитан Каморкин.
— Ну слова богу, - улыбался он, - все живы и здоровы.
Из-за его плеча выглядывали взъерошенные брови Элла.
Капитан, торопясь, рассказывал, что с того самого момента, как получил добро на разработку Сибирского губернатора и Сахалинского зама, понял, что так легко ему с рук это не сойдёт и попросил проверенных людей на местах дать знак, если что-то пойдет не так.   
— По правде сказать, - объяснил Каморкин, - я тогда о себе подумал. Сами понимаете, работа у нас рисковая, нужно быть готовым ко всему. Короче, сообщают мне, что в Сахалинское отделение прибыл капитан Каморкин. Представляете? Все документы при нём: удостоверение, командировочное направление и приказ об особых полномочиях. Ни к чему не придерёшься. Ну я светить эту инфу у себя не стал и сразу сюда. А тут вы.
 — Ну и где он?
— А так ищут. Точно, наверх побегу, может его уже взяли.
— Постой. С нами ещё был Строгачев. Он должен быть тоже наверху.
— Да, конечно, - капитан ухмыльнулся, - я распорядился посадить его под замок пока суть да дело. Да не боись, должен быть где-то здесь в одной из камер.
После ухода капитана, Больширин, наконец, узнал, что произошло, пока он морозил свой зад в застенках. Слушая напарника, он удивлялся тому, как тот научился складно врать. Если всё рассказанное, воспринимать за чистую монету, то действовал агент Фрисби, по крайней мере, как Джеймс Бонд, что никак не вязалось с тем несуразным Эллом, которого так хорошо знал Антон. 
Начав движение по коридору, они энергичным стуком в каждую дверь пытались определить местонахождение Строгачева.
— А ты когда понял, что Феникс не настоящий? – завершил пересказ проверочным вопросом агент Фрисби.
— Так сразу. Как только он начал говорить, сразу почувствовал что-то не то. А что это, кстати, было, какая-то технология подмены лиц и голоса?
— Не знаю. Меня больше беспокоит, кто это был на самом деле. Сам Полковник или кто-то из его подручных.
— Мне он сказал, что инструктор - крот.
— Мне тоже, но я думаю, что это враньё, чтобы навести нас на ложный след.
Впереди за стеной послышался голос. Антон отодвинул засов, и за дверью оказался перепуганный Строгачёв.
— Как же я рад, что это вы, - сказал он. – Пойдемте скорее отсюда, а?
— Погоди. Нам ещё нужно поговорить.
— Понимаю-понимаю, без свидетелей.
— Что можешь рассказать о Полковнике?
— О Полковнике ничего. Я же говорил, что никогда его лично не видел. Он дело имел только с Константином Давидовичем.
— Чем же он вас всех так запугал? – спросил агент Адсорбент.
— Эх, молодой человек. Вы ещё так молоды и ещё толком не научились ценить жизнь. А я живу долго и хочу прожить ещё дольше.
— Так помогите нам, и боятся некого будет.
— Вот тут вы ошибаетесь. Полковник может стать даже ещё опасней после того, как вы его депортируете.
— Прямо демон какой-то.
— Если бы вы знали, что такое Кёунэль Клуб, то так не бодрились.
— Что ещё за клуб?
— Это вы лучше Кристиана расспросите. Он вам, наверняка, многое сможет рассказать.
По изменившемуся лицу Агента Фрисби было заметно, что он сможет.
Когда поднялись наверх и нашли капитана Каморкина, тот не без досады признался:
— Чёрт, как сквозь землю провалился.
По словам тех, кого удалось опросить, и кто контактировал с двойником капитана, нарисовался очень знакомый портрет. Ни Элл, ни Антон делиться своими догадками по этому поводу с Леонидом Каморкиным не стали.
Очень тепло с ним распрощавшись, агенты собрались было покинуть гостеприимный дом. Однако, как оказалось, к гостеприимству в этом доме относились обстоятельно. Чтобы покинуть его стены требовалось соблюсти множество формальностей, подписать кипу бумаг, расписок и заодно пройти личный досмотр, на котором у Георгия Борисовича Строгачёва изъяли фляжку с подозрительной жидкостью, которую, несмотря ни на какие уговоры, экстренно отправили на экспертизу в Москву.
Пришлось даже связаться по служебному защищенному каналу с Фениксом, чтобы он подтвердил личности своих подчиненных, а заодно согласовать с ним необходимость визита к Весельчаку.

- 13 –

По дороге в аэропорт разговор не сложился. Только уединившись в полупустом салоне самолета напарники, наконец, смогли обсудить волнующий вопрос.
Никто не спорил с тем, что за Феникса выдавал себя Чертилин, и что к его освобождению от депортации причастен таинственный Полковник. Ясно было и то, что теперь эти двое работают в паре. Разногласия возникли по поводу того, кто у них там всем заправляет.
Антон настаивал на том, что Полковник главный, потому что он здесь уже давно, а Чёрч без году неделя. У напарника на этот счёт были свои соображения. Он уверял, что никогда Чёрч не будет ни в чьём подчинении, а если он действительно прибыл по заданию Кёунэль Клуба, то почти наверняка для того, чтобы взять руководство местным отделением на себя.
— Ну и что это за клуб такой таинственный? – спросил Больширин.   
По Эллу было видно, что тема эта ему крайне неприятна. Нехотя он начал рассказ о том, что Клуб Кёунэль – это закрытое научное общество, состоять в котором считается очень почётным в определенных кругах. Члены клуба отвергают жизнь, как наивысшую ценность, ставя на первое место личностный рост, ведущий к общественным преобразованиям.
— Всё это очень интересно, - сказал Антон, - но не фига не страшно. Чего ты-то позеленел?
— Я? – Элл отвернулся к иллюминатору, чтобы удостовериться в отражении, что с цветом лица всё в порядке. - Одно время они такое у нас вытворяли, вспоминать жутко.
—  Постой-ка, ты же вроде сказал, что это научный клуб.
—  И что?
—  Да как же? Учёные не могут быть фанатиками. У нас есть фанатики, но там… религиозные. Всякие исламисты и прочие…
—  Это потому, что наука у вас совсем недавно сменила религию. Поэтому и фанатики у вас религиозные. А у нас научные, потому что наука в прошлом.
—  Не понимаю.
—  Что, конкретно? То, что наука в прошлом или что учёные фанатики?
—  И то и другое. Что вообще может прийти на смену науке?
—  Это ты у меня спрашиваешь? Я простой бармен, а у вас даже слов таких не придумали, чтобы я смог объяснить тебе, куда развилось сознание у цивилизации, опередившей вашу на тысячу лет.
—  Прям уж на тысячу?
—  Ну на пятьсот. Тебе от этого легче?
Больширину от этого было определенно не легче.
Он спросил:
— Ну и переловили их?
— Точно никто не знает, но вроде бы с ними заключили сделку. Будто бы их не трогают, а они прекращают свои социальные эксперименты. Никто в возможность такой сделки, конечно же, не поверил, но уже лет тридцать о них ничего не слышно. Теперь-то я понимаю, что им предложили взамен.
— Землю?
— Похоже на то.
— Ну у вас и ублюдки в правительстве. Взяли и своих террористов нам подсунули.
— Мне и самому это не нравится, Антон. Если бы у меня раньше спросили, правильно ли, что мы такие гуманные - никого не казним, а отправляем туда, где им место, я бы сказал: да, нормально. А теперь как-то гадко. Но ты знаешь, они не должны быть опасны, ведь для них общественные преобразования возможны только через рост сознания.
— Мы тут насмотрелись на таких. Ты про главное забыл: они ни хрена не ценят человеческую жизнь.
— Да, ты прав. Не ценят.
— А всех этих хапуг чем они так запугали? Ведь насколько я понял вас почти что невозможно убить, так что ж так все трясутся?
— Я лично не трясусь, как видишь. Но для многих Клуб – это страшилка, которой пугали с самого детства. Они ведь не признают ботов как полезную единицу общественного устройства. Считают, что организм совершенствуется в борьбе за выживание, а боты делают организм уязвимым. Отчасти в этом есть правда, которой они, кстати говоря, и пользуются. Подбирают ключи к ботам и берут их под контроль, а после они могут отключить их у любого из нас. Самое страшное, что чем дольше организм будет бороться за жизнь, тем мучительнее смерть.
 — Есть чего переживать, - грустно усмехнулся Больширин. – Только я одну штуку не пойму. Ты говорил, что отдых у нас могут позволить себе только избранные. Но, а если и в этот чёртов клуб доступ открыт тоже для избранных, то, чего же они здесь между собой договориться не могут?
— Совсем не то я говорил. Прибывают сюда представители знатных родов, а в Клубе им делать нечего. Их никогда туда и не примут по идейным соображениям. Пойми, наши аристократы - динозавры. Они получили свои привилегии очень давно и получили всё благодаря своему умственному превосходству.
— Тогда за что же ты их так ненавидишь? Ты же так ценишь разум.
— Разум разуму рознь. В нашем обществе уже давно имеют ценность только сознания, находящиеся в процессе расширения своих пределов. А нашим аристократам дела ни до чего нет, кроме демонстрации собственного превосходства. Ум ведь снаружи не виден, поэтому они стараются демонстрировать своё превосходство любыми наглядными способами.
— Типа кто больше всех хапнул, тот и самый умный?
Элла такая формулировка не совсем устроила. Он оценил её лаконичность, но долго и монотонно объяснял нюансы в подходах к сознанию, чем замечательно быстро усыпил напарника. 

- 14 –

В прошлый раз забор вокруг усадьбы Весельчака не показался Больширину таким высоким. Такси они отпустили, а на стук в ворота никто не откликнулся, точно все вымерли. Ещё и стемнело внезапно пока они ходили по посёлку в надежде хоть что-то разузнать у соседей.
Пришлось искать какой-нибудь лаз. Как назло, забор был новый и крепкий, и никакого прохода нигде видно не было. Продираясь сквозь густые ветки кустарника, разросшегося вдоль всей стены, вышли к пруду, поблёскивающему слегка припорошенным льдом.
Здесь забор не был глухим. Внутрь территории можно было попасть обогнув две секции ограждения, торчащие изо льда. Антон пошёл первым. Держась за стальные прутья, он осторожно ступал по хрустящему насту. У берега лёд был темнее, и ему удалось перемахнуть опасное место, но уже расслабившись на той стороне он всего-то чуть-чуть недопрыгнул до берега, и правая нога ухнула в ледяную воду.
Элл его ошибки не повторил и, оказавшись на берегу, стал бесить заботливыми советами. Больширин и без него знал, что нужно снять ботинок как можно скорее и растереть насухо пальцы ног и ступню.
— Ты знаешь, как они нас называют? – вдруг вспомнил Элл. – Серой гвардией. А над нами будто бы стоит серый кардинал.
— Это им полковник наплёл?
— Как будто бы. Откуда бы он мог это выдумать?
 — Вычитал, наверное, - Антон натянул ботинок на голую ногу. - Или из фильма какого-нибудь. Надо будет погуглить.
Территория усадьбы была большая и напарники решили разделиться. Агент Адсорбент взял на себя обследование главного дома, а агенту Фрисби достались отдельно стоящие хозяйственные построения.
Все двери оказались заперты. Тогда агент Фрисби обошел строения и стал проверять окна. Ни одно открыть не удалось. Разбить стекло можно было и локтем, но служебная инструкция рекомендовала для этого воспользоваться специальным инструментом или, в крайнем случае, камнем.
Камня, как на зло, поблизости не было и агенту Фрисби пришлось двинутся по дорожке в поисках что-нибудь подходящего, подсвечивая себе путь телефонным фонарём. Луч выхватил вдали мостик, а за ним одноэтажную постройку, в которой с большой вероятностью можно было найти молоток или что-нибудь тяжелое.
Дверь не была заперта, однако не сразу поддалась. Судя по всему, с обратной стороны к её подпирало что-то массивное. Элл давил плечом, постепенно увеличивая щель. Как он ни старался быть бесшумным, когда протискивался внутрь, напольные часы, подпиравшие дверь, качнулись и издали оглушительный звон.
Откуда-то из темного угла донесся шорох и хриплый голос спросил:
— Кто это?
Агент Фрисби подсветил тёмный угол фонарём. Лаврентий Гаврилович Весельчак, собственной персоной, возлежал на раскладушке, прикрытый плащом, из-под которого торчали голые ноги. Вокруг раскладушки всё пространство было заполнено напольными часами всевозможный размеров и видов. Стрелки всех часов стояли.
— Кристиан, это ты, - улыбнулся Весельчак, но тут же на его лице изобразилась работа мысли. – А что это ты ко мне среди ночи?
— Соскучился.
— Тогда проходи, - Весельчак сел и протер глаза. – Чего хотел?
— Поговорить.
— И о чём же?
— О полковнике, конечно.
— О полковнике? – протянул Весельчак. – Вот как получается. Так значит ты от него. Везде он. Никуда от него не деться. Ну что, как там моё дело? Деньги же он все получил?
— Не знаю. Хотел как раз узнать.
— Чего ж тут узнавать. Сколько было оговорено, столько и отдал. Больше ничего всё равно не осталось. Можешь хоть всё перевернуть. Часы только не надо трогать. Зачем они ему?
Дверь за спиной предательски скрипнула.
— Кто там с тобой? – дёрнулся Весельчак.
На свет вышел Больширин. В одной руке он держал Nokia, антенна которого торчала как дуло пистолета. Из другой руки свисал покрывшийся инеем носок. Почему-то носок производил более угрожающее впечатление, чем телефон.   
— Вот вы где, - сказал он радостно.
— А это кто там? - Весельчак приподнялся на испуганно скрипнувшей раскладушке. – Вы! Ты!? Ты чего здесь?
Больширин не успел сообразить, что бы такое сказать, как раскладушка вновь застонала под опустившимся задом Весельчака, а сам он стал быстро причитать:
— Нет, вы не от полковника – это ясно, вы из серой гвардии. Мучить меня пришли, пришли меня пытать.
Чтобы вывести губернатора из ступора агенту Адсорбенту пришлось попросить агента Фрисби воспользоваться орудием правды. Тот очень уж долго возился со своим Sony Ericsson, так что Антону пришлось взять дело в свои руки.  Людвиг Ван Бетховен умел создавать настоящую музыку. Даже в полифоническом исполнении его шедевр мог совершать с проходимцами волшебные превращения.
Всего то несколько нот «Ту-ду-та-дам, ту-ду-там-дам» и Весельчак скукожился весь, погрустнел лицом и ушёл глубоко в себя. Потом суетливо стал перебирать руками, а на глазах выступили крупные слёзы.
Ещё через минуту он вскочил и забегал на маленьком пятачке, периодически врезаясь в стоящие часы, отзывающиеся недовольным ворчанием.
Обреченно вцепившись в волосы, Весельчак истошно вопил:
— Всё пропало! Всё пропало! Обманули ироды. По миру меня пустили.
Больширин нажал отбой. Весельчак остановился посреди комнаты, освободил голову от рук, шепча: «всё что нажито, всё что нажито пропадёт без меня». И заскрежетал зубами.
— Не пугайте нас Лаврентий Гаврилович, - сказал агент Адсорбент. - Зубы поберегите.
— Так значит это вы те самые.
— Возможно.
— Меня предупреждали.
— От нас не скрыться, Лаврентий Гаврилович.
— Что вам от меня нужно?
— Сухие носки.
— Что?
— И ещё сведения о полковнике.
— Нет.
— Нет? По поводу первого или второго?
Весельчак молчал. Только зубы поскрипывали.
Агент Фрисби уже рассказывал о действии на проходимцев Sony Ericsson, но лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Агент Адсорбент посокрушался немного, что не успел вполне насладиться мелодией великого классика и повторно нажал кнопку вызова на Z600.
Клок волос на полу и страдальческий вид Весельчака вызвал у его напарника чувство жалости. Он попросил прекратить.
— Ладно, не хочешь говорить о полковнике, - сказал Больширин, когда мелодия стихла, – расскажи тогда, кто тебя предупредил о нашем визите?
— Никто, - Весельчак поднял руки к волосам, приготовившись снова их рвать.
— И не больно тебе?
— Ещё как.
— Ну так чего ж ты?
— Не хочу говорить.
— Прикрываешь полковника. А он ведь тебя прикрывать не стал. Деньги взял и всё. Обманул тебя.
— Возможно. Кто не обманывает? На этом всё строится. Я обманываю - меня обманывают. Здесь по-другому нельзя. Таковы правила игры. Ты меня нашёл, значит ты сейчас победил. Завтра найдут тебя, и тогда уж…
— Хочешь по правилам, так давай играй по правилам. Попался, так говори.
— Вот и нет. Это уже будет не игра. Если я выдам Полковника, тогда меня кончат и игр больше не будет. Так что включайте свою игрушку, а я буду рвать на голове волосы.
— Не жалко волос?
— Жалко. Но ничего, потом новые вырастут. И документы мне новые справят, и должность, и всё что положено. А конченному всё это уже ни к чему.

- 16 –

Элл почувствовал себя нехорошо. Он знал, что у его ботов нет расширения на дополненную реальность и, следовательно, Sony Ericsson на него не должен никак воздействовать. Но ему становилось всё хуже.
Когда Агент Фрисби отпросился на свежий воздух, агент Адсорбент подошёл ближе к Весельчаку и спросил: 
— Неужели среди всего этого барахла не найдётся пары сухих носков?
— Это не барахло. Это часы!
— Да вижу, что не пылесосы.
Рядом с раскладушкой, на которой скрипел пружинами поникший Весельчак, висел на спинке стула синий в полоску костюм.
— Позволите? – агент Адсорбент двумя пальцами вытянул из верхнего кармана пиджака шёлковый носовой платок.
— Бери, мне он теперь ни к чему.
— Давно меня беспокоит один интимный вопрос, – сказал агент Адсорбент, подвинув к себе стул. –  Вообще, трудно быть проходимцем?
— Что тут можно сказать, - всхлипнул Весельчак. – По сути, всю дорогу я находился в состоянии анабиоза и пришёл в себя только здесь у вас внизу. Но если вы интересуетесь возможностью человеческой особи преодолеть портал, то я не вижу тут никаких затруднений. А вам зачем к нам?
— Да чтобы нагадить вам так же, как вы нам, - Антон стянул мокрый ботинок и размял пальцы ног. – Вообще-то я спрашивал о другом. Вы же в курсе о другом значение слова «проходимец»?
— Не вам нас осуждать, молодой человек. Все мы или почти все прибываем сюда с единственной целью сделать ваш мир лучше. Думаю, что нет ни одного, кто бы хотел вам зла, но по прибытии сюда к вам мы сталкиваемся с реальностью. Вы знаете, у меня тут было много долгих ночей, и я о многом думал.
— Надо же.
Антон встряхнул шёлковый платок и начал его накручивать на ступню, как портянку. В своё время отец решил готовить сына-подростка к армии и первым делом преподал урок использования портянок, который Антону до этого дня ни разу не пригодился. 
— Да. Я, кажется, понял, почему все наши попытки что-то изменить на вашей планете обречены на провал.
— И почему?
— Я думаю, что вы не созданы для счастья.
— А для чего же?
— Не знаю, для чего-то другого. Возможно, чтобы мучиться, мучить себя и мучить других. 
— Да что ты говоришь. А может быть всё совсем наоборот. Мы никак не можем стать счастливы, потому что вот такие как вы – проходимцы, лезут к нам через все дыры, чтобы украсть у нас последнее. Неужели не стыдно, достигнув чёрт знает какого прогресса, рассуждая здесь о том, как сделать мир лучше, вы, по сути, стали марионетками ваших собственных ботов. Ботов, которые создают для вас сопливую реальность, чтобы вы не дай бог не расстроились от осознания того, что на самом деле вы просто карманники, тырящие последнее у пенсионеров.
— Мне стыдно? Ладно, хочешь по-крупному? Тогда получай, только потом не хнычь. Наши боты выполняют только-то, что нужно нам. В то время как вы сами, все ваше человечество являются биологическими ботами.
— Ну и рассмешил. Ничего лучше в своё оправдание не смог придумать?
— Смотри сам. Ты любишь шуточки, всякие там «Уральские пельмени» и «Comedy Club»?
— Ну.
— Хорошо. Ну что там обычно происходит? Разыгрывают какую-то жизненную ситуацию, а весь зал что делает - смеется. Так?
— Ну и что?
— А то, что не кажется тебе странным, что в свободном мире индивидуумов каждый человек знаком с ситуацией, разыгрываемой на сцене? А смех — это ведь эмоция бессилия. Ну что тут мол поделаешь? Так устроен мир. Вы клоны, лишенные свободы выбора. Поступающие так же, как соседи, копирующие поступки друг друга и клонирующие ошибки друг друга. А самое страшное, знаешь что? Над этими шутками смеялись сто лет назад и будут смеяться через сто лет после вас. А это значит, что все идёт по кругу и ничего не изменится. Никогда. Все вы будете из раза в раз совершать одни и те же ошибки, а потом до хрипоты ржать над собой.
— Теперь я понял, почему вы такие, - сказал Больширин, поднимаясь со стула. Правой ступне было необычно комфортно в шёлковом носке. – У вас нет чувства юмора, вы не знаете толк в хорошей шутке и поэтому не в состоянии посмеяться над собой.
— Все у нас есть, но совсем по-другому. И не пытайся сменить тему. Все ваши верования как раз о невозможности что-то изменить. Одни обещают, что надежда есть и она придёт после смерти, другие предлагают смириться и медитировать, чтобы не расстраиваться по этому поводу. А самые умные признали, что вообще ничего изменить нельзя и только в результате череды перерождений есть шанс вырваться из этого заколдованного круга.
— Чем тебе индусы-то помешали? – Антон уже забыл, что сам планировал вывести Весельчака из себя, чтобы в порыве гнева вызвать его на откровенность. – Вот куда идёт вся ваша хваленная сообразительность. На то, чтобы себя оправдывать. Да вам с изворотливостью ваших мозгов и боты не нужны!
На шум вернулся агент Фрисби. При виде его Весельчак отвернулся к стене, накрывшись с головой плащом, поджал под себя ноги, и ни на какие слова больше не реагировал.

- 17 –

Всю обратную дорогу Антон упрекал себя одновременно в том, что не смог разговорить Весельчака и что не нашёл слов, чтобы заткнуть ему рот. В результате оборвались все ниточки к Полковнику и за что теперь хвататься было совершенно не понятно.
Ко всему ещё и Жанна не встретила. Квартира была пуста, холодильник тоже.
Когда Больширин жил один, то возвращаясь из командировок не рассчитывал ни на что, кроме пачки пельменей в морозильнике, но после того, как с ним случилась Жанна, имел право надеяться на нечто большее.
Антон названивал ей ещё из аэропорта, но её номер молчал. Результат оставался тем же, сколько бы он не совершал повторных попыток.
Наверняка умотала проведать своего вонючего Персика. Сейчас тискает эту патлатую тварь, ругается с мамашей и треплется ещё по телефону с какой-нибудь подружкой вместо того, чтобы обогреть и накормить героя тайной войны с проходимцами, который, между прочим, рисковал жизнью ради неё и ходил, можно сказать, по краю.
А пельмени никуда не делись. Честно ждали в морозилке своего героя. Как только вскипела вода, Антон бросил ложку соли и сбавил огонь на двойку, чтобы верные друзья пельмени никуда не убежали, пока их герой будет отмокать под душем.
Прежде чем залезть в душ, всю одежду, включая джинсы и куртку, Антон закинул в стиральную машину. Хоть Жанна и пропадает неизвестно где, она может в любую минуту явится и тогда непременно расстроится при виде грязного белья и куртки, об которую терлись чуть ли не все бомжи страны. Хорошо бы не забыть спросить у неё, с каких это пор людям без определённого места жительства по карману перелеты хоть из Москвы до Владивостока, хоть обратно.
Телефон трезвонил, не переставая, пока Больширин отмокал под душем и успел стихнуть как раз к тому времени как вытерся полотенцем и потянулся к нему. Тут же раздался звонок в дверь.
— Ты чего трубку не берешь? –  на пороге стоял запыхавшийся Элл.
— Я в душе был. А ты чего забыл?
— Нет, ничего. Я тут только подумал…
Напарник стал путанно и длинно излагать свои опасения по поводу Чёрча.
— Пельмени будешь? – спросил Антон.
Ему было зябко после душа, ещё и с лестницы сквозило.
— Нет. А Жанна где?
— У матери, наверно.
Не успел Элл убраться, как телефон вновь зазвонил.
— Всё-таки что-то забыл? – сказал в трубку Больширин.
— Антон? — спросил смутно знакомый голос.
— А кто это?
— Это Захар Дмитриевич. Узнал?
— Конечно. Слушаю вас, Захар Дмитрич.
— Жанна попала в неприятную ситуацию. Просит, чтобы ты скорее приехал.
— Да, конечно. А что случилось-то?
 — Некогда, скорее приезжай. Я за тобой выслал машину.
В трубке потянулись гудки.
У подъезда ждал чёрный Infiniti. Водитель, даже не взглянул на пассажира, стартовав с места, как только захлопнулась дверца. Его твердокаменный бритый затылок не располагал к общению, да Больширину, на самом деле, было не до болтовни. Он сломал голову над тем, что могло случится и при чём тут Захар Дмитриевич?
Где-то в районе площади Гагарина, Антон вспомнил про пельмени и засомневался выключил ли плиту? Пока дозванивался до Элла явственно представил себе, как вода бурлит, выкипает и пельмени превращаются в угли.
Задача оказалось почти неразрешимой, учитывая, что ключей у напарника не было, а лезть в окно он отказывался несмотря на то, что всего-то второй этаж.  Выходя из машины перед подъездом, Больширин всё ещё уговаривал Элла, а тот никак не хотел понять всю серьезность пельменной проблемы, уверенный в слаженной работе датчиков дыма и пожарной сигнализации.
Космическая наивность!
В лифте сигнал разорвался, и Антона стали мучить другие сомнения. Водитель за всю дорогу не обмолвился ни одним словом, только перед подъездом назвал номер квартиры, даже голову не повернув. И хоть по телосложению он был чуть ли не вдвое крупнее Чертилина, что-то в его молчании было чертовски знакомо.

- 18 –

Дверь открыл сам Захар Дмитриевич. Он был в спортивном костюме и слегка раскрасневшийся, как будто после пробежки. 
— Проходи, проходи, – сказал он. - Заждался.
— А где Жанна?
— Жанна? – переспросил Захар Дмитриевич, пропуская Антона в квартиру. – Да всё в порядке. Ты проходи.
В квартире показалось как-то чересчур тихо. Эта нехорошая тишина и странный ответ хозяина дома включила в Больширине тумблер подозрительности.
Пристроить отца Жанны в ряд подозреваемых особенно не выходило. Во-первых, Захар Дмитриевич не был в курсе дел, которыми занимается подразделение Больширина, а во-вторых, с Жанной Антон познакомился задолго до того, как поступил на службу в АКОП. Последнее было убедительнее любого алиби. 
Больширину стало неловко за свою мнительность: так ведь можно докатиться до чего угодно. Ничего, всё само разъяснится. Скорее всего заботливый папаша по-отцовски нерационально перепугался за дочку, а когда всё обошлось, оправдываться за свою оплошность ему стало не с руки.
— Выпьешь чего-нибудь? – спросил Захар Дмитриевич.
— Да я как-то не того. А вообще…
Антон энергичным взмахом руки лучше всяких слов выразил мысль «чему быть, того не миновать».
— Ну вот и чудненько.
Они прошли в почти пустую гостиную. Диван, два кресла и одиноко стоящий сервант, в котором за стеклом виднелись несколько бутылок и посверкивающий в свете люстры графин. Типичная холостяцкая квартира, хоть и огромная. Настолько огромная, что от любого сказанного слова разносилось эхо.
— Только немножко, а то завтра на работу рано вставать.
— Ну да, - Захар Дмитриевич плеснул Антону в рюмку коньяка, а себе из низкого графинчика чего-то темного, густого и до боли знакомо пахучего. — Вот кстати, о твоей работе я и хотел поговорить.
— А что нормальная работа, - невпопад сказал Больширин, холодея от мысли, что в спешке забыл свою спасительную Nokia.
— Не знаю, не знаю. Если ты хочешь строить серьезные отношения с Жанной, тебе нужно подобрать работу получше. Она девочка избалованная, привыкла к дорогим вещам, фешенебельным курортам, короче, к хорошей жизни.
— Ничего. Мне скоро повышение дадут.
— А я тебе как раз хотел предложить одно очень прибыльное место.
— Спасибо, конечно, но разве это так срочно? Давайте в понедельник встретимся и обсудим.
— Ты не представляешь, Антон, как срочно. После того, как ты со своими архаровцами поломал все мои планы, мне приходится действовать на опережение.
Захар Дмитриевич выразительно посмотрел на Больширина, как бы предлагая тому сделать следующий ход.
— Так вы Полковник? – более умного хода Антон так и не смог придумать.
— Перестаньте прикидываться, агент Адсорбент. Как только вы отключили жучок, я сразу понял, что меня раскрыли.
— Какой жучок?
— Хватит ломать комедию. Вот здесь в куртке, - Захар Дмитриевич похлопал себя по груди, демонстрируя то место, где был вшит жучок. - Но скажи мне, так из профессионального любопытства, как удалось вывести из строя устройство, выдерживающее любые нагрузки, совместимые с жизнью.
На лице Больширина отразилось нечто такое, что заставило Полковника вынуть из кармана миниатюрный прибор, очень похожий на смартфон десятилетней давности, и, пощелкав кнопками, сунуть Антону под нос. 
— Сам смотри. Нет сигнала. А это значит, что датчик уничтожен. 
— Ну да, - согласился Антон.
Ему не хотелось выдавать противнику информацию о том, что датчик вместе с курткой в данный момент болтается в стиральной машине. Про себя же отметил, что, если выберется из этой передряге живым, то настоятельно будет рекомендовать данный бытовой прибор для экранизации внеземного шпионского оборудования.
Теперь паузу выдержал Захар Дмитриевич.
— Так значит я ошибся, и жучок просто вышел из стоя, – сказал он. – Ничего, это только упрощает мою задачу.
— Зря вы так расслабляетесь, - поспешил огорчить его агент Адсорбент. -  Я давно раскусил всю вашу шайку-лейку, и, собираясь сюда, поставил в известность своих. Так что если через… сто минут я не вернусь, то здесь будет группа захвата и ещё снайперы в придачу.
 — Ну, ста минут нам вполне достаточно, - сказал Захар Дмитриевич с ехидным смешком. – А насчет группы и тем более снайперов мы оба знаем, что это несерьёзно.
— Почему же? Все в курсе, как вы опасны. Так что в случае чего могут и огонь на поражение открыть.
— Не пугай, не надо, я не боюсь смерти. И потом мы оба знаем, что если бы я был бы землянином, то всё верно, могут начать пальбу. Но я-то не подчиняюсь вашим земным законам. Я следовал всем правилам, а то, что этим неженкам из Сахалина показалось, так это всего лишь их фантазии.
— И нас есть свидетели. Надёжные свидетели, которые докажут, что вы нарушили всё, что только можно.
— Пускай. Но даже если вам что-то удастся доказать, то меня ждет максимум принудительная депортация.
Антон замолчал, простроченный неожиданной догадкой.
— Вот мы и добрались до самого интересного, - сказал Захар Дмитриевич, расправив брови. – А я ведь не хотел её брать с собой. Как знал, что от неё будут одни неприятности. Но ты же уже заметил, Антон, что если Жанна себе что-то вбила в голову, то её не остановить.
— Как же так? И она тоже. Я что же совсем один? Не может же быть чтобы кругом были одни проходимцы.
— Ты куда? – окликнул Полковник.
Антон в задумчивости остановился в дверях, посмотрел на Полковника отчужденно и сказал:
— Я, пожалуй, пойду.
— Куда ты собрался? Мы ещё не закончили.
— Пойду, поздно уже. У меня там пельмени убегают.
— А на Жанну тебе значит плевать?
— Ну а что же теперь поделаешь?
— Папа, ты забыл сказать папа. Да ты садись, зятёк, садись.
Антон вернулся в кресло.
— Вот и умница. Теперь ты, как порядочный мужчина, должен жениться.
— Чего?
— Я говорю, даю тебе свое родительское благословение, - Полковник хихикнул. - Индийские кино любишь?
— Нет.
— А я обожаю. Оно даёт ясный взгляд на ваши нравы без всякой глупой Достоевщины. Но сейчас не об этом. Нам с тобой нужно вместе обдумать, как сделать так, чтобы не разрушать ваше семейное счастье.
— Какое счастье, папаша?
—  Меня-то Жанна может и не послушает, но правила и условия въездной визы никто не отменял. А правила, если ты не в курсе, такие: прибыли вместе и отбыть также должны вместе, - Полковник сочувственно погладил Больширина по плечу. – Смирись зятёк. Давай лучше поговорим о деле.
— Никакой я тебе не зятёк, - Антон движением плеча смахнул руку. – И никакие ваши дела меня не интересуют. 
— Как же так, - Полковник импульсивно отдёрнул руку. – А как же индийское кино?
— Здесь вам не Индия, папаша. Здесь Россия. А Россия соплям не верит. 
Полковник выглядел растерянным не дольше минуты.  Вскочив с дивана, он потащил Антона в соседнюю комнату. Своей захламленностью она чем-то напоминала дачу губернатора Весельчака с той лишь разницей, что здесь в несколько рядов почти до потолка вдоль стен громоздились туго набитые большие клетчатые сумки, в каких оптовики на рынки привозят товар.
— Видал? – сказал Полковник. – Если что, всё это так жахнет, что мало не покажется.
— А разве это не деньги? – с максимальной издёвкой поинтересовался Антон.
— Только в некоторых. Но в каких что, я тебе не скажу.
Они вернулись в гостиную. Антон опрокинул рюмку коньяка и, плюхнувшись в кресло, спросил: 
— Что вам от меня нужно?
— Ну вот, так бы давно. Мне от тебя ничего особенно не нужно. Тебе даже не придется идти на должностное преступление. Я же не могу своего будущего родственника принуждать к деяниям, которые могут омрачить его блестящую карьеру.
— И на том спасибо.
— Так вот, ситуация следующая. Твой отдел на днях пресёк крупную поставку денежных знаков. Адресатом был я и для меня эта поставка очень важна. Понимаешь?
 — А должен?
— Всё очень просто. Ты сообщаешь своим, что вышел на след Полковника и что вычислить его можно только по денежному трафику. Твои метят деньги или что там им в голову сбредёт, и передают вроде бы как тебе, а на самом деле мне.
— Хрень какая-то. Кто этому поверит?
— Не нравится? Ладно, тогда второй вариант. Ты сообщаешь, что взят в заложники и требуешь всю сумму, предназначавшуюся мне. Ну а я после того, как они привезут деньги, выпускаю тебя.
— Я не понимаю две вещи. Где гарантии, что я отсюда выйду живым, и зачем нужны деньги, если снаружи будет ждать группа зачистки. Даже воспользоваться деньгами не успеешь.
  — Насчет себя ты зря волнуешься, - Захар Дмитриевич ухмыльнулся. - Как я могу причинить вред жениху своей единственной дочери? А насчет денег тоже не волнуйся, я успею ими воспользоваться. Главное запомни, чтобы вся сумма была здесь до полуночи. Весь миллиард и не позже, чем в двадцать три ноль - ноль. Понял? Если хотя бы одного рубля не будет, то отсюда никто не выйдет живым. Понял?
Больширин сказал, что для звонка ему нужно уединение. Заполучив такую возможность, он вышел в коридор и первым делом заглянул в комнату с сумками. Тут же прибежал Захар Дмитриевич и, что-то пробурчав на ходу, заскочил в комнату и потянул дверь изнутри. Она медленно закрылась, щёлкнув электронным замком.
Этот-то на что надеется? - подумал Антон, набирая телефон напарника. – Неужели он тоже думает, что после того, что он тут натворил, ему позволят вывезти контейнер награбленного.
Элл долго не отвечал.
— Да, - послышалось в трубке.
— Я нашел Полковника.
— Что?
— Да. Он сейчас в соседней комнате.
— Так.
— Адрес я не знаю. Думаю, можно определить по GPS. Он типа взял меня в заложники и требует денег.
— Антон, ты там что - пьян?
— У меня что язык заплетается? Ну выпил рюмку и что? Всё серьёзно, слышишь? Полковник здесь и ему зачем-то нужны те деньги, которые мы взяли у Шорохавина. Все до последней копейки. Слышишь?
— Да слышу, не глухой. Дай подумать.
Антон терпеливо ждал пока напарник шумно сопит в трубку, не решаясь спросить, как там этажом ниже с пожарной безопасностью. 
Бросив: «Жди, перезвоню», Элл отключился прежде, чем Антон смог вставить хоть слово.

- 19 –

Не успел Больширин вернуться в гостиную, как к нему присоединился Захар Дмитриевич. Он ничего не спрашивал. Судя по всему, здесь у него повсюду были развешены камеры наблюдения.
— Вроде бы всё нормально, - сказал Антон, так и не дождавшись расспросов.
— Почему вроде?
— Не знаю, они могут чего-то не так понять.
— Но ты же им сказал, что квартира заминирована?
— Конечно, - Антон мысленно отругал себя. Из-за этих пожароопасных пельменей он забыл обо всём. Теперь сгорит его квартира, а в этой он сам взлетит на воздух.
Захар Дмитриевич налил себе добавки из графинчика, а Больширину плеснул коньяка.
— Так, сейчас девятнадцать сорок девять, - взглянув на часы, сказал он. - До полуночи ещё четыре с лишним часа. Если уложатся в этот промежуток времени, то всё будет хорошо. Ну а если нет, тогда…
 Он пригубил из своей рюмки и бросил резкое: «Бум!», изобразив растопыренными в разные стороны пальцами раскинутых рук нечто похожее на взрыв.
— А откуда у вас этот гостуро? – спросил Больширин.
— Конфискат. Только что подвезли. Божественный напиток и, главное, так вовремя.
Спорить с тем насколько вовремя подвезли конфискат Больширин не стал. Если это именно тот гостуро, который агент Фрисби приготовил пару дней назад для Строгачёва, то шансы на то, чтобы выйти сухим из воды серьёзно возрастали. Причем строго пропорционально тому количеству гостуро, который примет в себя внутрь собеседник.
— Скажите, Захар Дмитриевич, зачем вам эти деревянные рубли? – спросил Антон, поднимая свою рюмку и подавая пример, опрокинул внутрь. - Да ещё в таком количестве?
— О! Это хороший вопрос, но ответ на него не простой для понимания землянином. Боюсь у нас не хватит на это времени.
— Ну, времени у нас навалам.
Больширин вполне мог рассчитывать на то, что идея Полковника из разряда навязчивых. Навязчивые идеи, как правило, настолько увлекают мозг рассказчика, что в него можно не то, что влить литр Гостуро, но и, кто его знает, успеть незаметно сбегать домой и потушить пожар.
— Хорошо, - сказал Полковник равнодушно, только напряжением бровей выдав охватывающее его возбуждение. - Думаю, ты достоин знать то, что ждет твой мир завтра утром.
Начал он издалека. С того, что был послан на Землю от закрытого научного клуба. К моменту открытия кротовой норы, этот Кёунэль клуб уже совершил несколько программных актов во имя продвижения своих идей. Опуская несущественное, в результате продолжительного конфликта, репрессий и последующих переговоров с тамошним правительством было заключено соглашение, согласно которому свою научно просветительскую деятельность Клуб переносит на эту сторону кротовой норы, где по взаимному согласию сторон, требуется его неотложное вмешательство.
Первый резидент Клуба, прибывший на Землю около сорока лет назад, провел тестирование социальных укладов и определил, что одним из наиболее потенциально готовых к прорыву является общность, известная под названием Советский Союз. К сожалению, к семидесятым годам прошлого века идеи самосознания в этой стране покрылись плесенью, большая часть общества не справилось с открывшимися возможностями, а элита настолько погрязла в борьбе за власть, что уже была ни к чему не способна.
Пирамида, воздвигнутая на Красной площади, где лежал в хрустальном гробу забальзамированный коммунистический бог, была последним оплотом угасающих идей, и резидент Клуба решил, что разрушение святилища способно перезагрузить идею.
Совет Клуба впоследствии признал действия резидента соответствующими ситуации, а крушение Советского Союза напрямую не связанным с его действиями. Однако многие члены Клуба до сих пор считают, что хоть пирамида и не была разрушена, именно тот взрыв повлёк за собой столь мощные энергетические сдвиги, которые в итоге привели к тотальной агонии элиты и полному демонтажу системы.
— Так вы что же хотите реанимировать Советский Союз? – спросил Больширин, подливая в рюмки себе и рассказчику из разных емкостей. 
— Что? Нет, конечно, - Захар Дмитриевич вслед за Большириным опрокинул свою рюмку. - Кто угодно способен на такую глупость, но только не я. Безусловно, то был потрясающий научный эксперимент. Провести такую смелую селекцию – от этого аж дух захватывает.
— Потрясающий? – не сдержался Больширин.
— Безусловно! Но потрясающий не значит удачный. У любого эксперимента два возможных исхода. Или он доказывает искомое или опровергает. Тот эксперимент показал, что отбор производился по ложному основанию и в итоге привел к ещё более худшим показателям, чем были изначально.  Однако многие из наших до сих пор так ничего не поняли и настаивают на том, что эксперимент следовало бы продолжить. К тому же, жертвенность первого резидента возымела такое сильное воздействие на умы, что даже плачевные последствия активности следующего резидента, увлёкшегося эпатажем насилия, не изменило их взгляды.
— Я что-то не пойму, Захар Дмитриевич, вы же там все учёные в этом вашем клубе?
— И что?
— Как же так, учёные, да ещё и представители высшей цивилизации, можете желать реанимировать отсталый общественный строй?
— Ну, во-первых, я уже сказал, что кто угодно, только не я. А, во-вторых, с чего ты взял что отсталый? Очень даже передовой, это людишки у вас по большей части дрянь, а строй очень даже передовой. Одно только не могут у нас там понять, - Захар Дмитриевич ткнул пальцем в потолок, - что не только насильно не удастся принудить к сознанию, но и агитировать за это бесполезно. Сколько в Се-Се-Се-Ре не убеждали быть сознательными, никого это не изменило. Так ведь, Антоша?
 — Я не знаю, я маленький был.
— Ну да, ну да.  Но ты же по результатам и сам видишь, что сознательностью никого Советский Союз не заразил?
— Далась вам эта сознательность. Это же какой-то архаизм невнятный.
— Вот тут ты глубоко ошибаешься. Это можно сказать главнейший показатель мыслящего индивидуума. Вот ты часто думаешь о ком-нибудь кроме себя?
— Да постоянно! – не задумываясь, ответил Больширин. – Мне, вообще, некогда о себе думать.
Сказав это, он поймал себя на том, что ничуть не покривил душой. За последние полчаса он почти ни разу не вспомнил о себе, а всё только о том, как там друзья - пельмени.
— Вот за это я тебя и люблю, – сказал Захар Дмитриевич, поднимая рюмку. – Давай за тебя выпьем! Если бы все были такие же сознательные, как ты, мне бы здесь ничего не пришлось такого придумывать.
— А как же вы хотите заставить нас быть сознательными и главное зачем оно вам? – Антон пригубил коньяка, отметив про себя, что всего-то третья стопка волшебного напитка, а уже как подействовало. Если так пойдет, то ещё немного и можно будет закрывать лапочку.
— Оно в первую очередь надо вам. И нужно оно для вашего же спасения. А рецепт у меня для вас очень простой - гипноз.
— Гипноз?
— Ну а что ты так изумляешься? Если вы сами не хотите спасать себя, то приходиться это делать за вас. Мои коллеги, здесь у вас, локально прибегают к этому уже очень давно. Лечат всякие психические расстройства и, кстати, почти все операции проводят под общим или местным наркозом. Зато как удобно: отключился, очнулся и всё - ты уже другой человек.
— Ага, точно, человек будущего, - сказал Антон с подъёмом и тут же испугался, не переборщил ли с энтузиазмом.
— Можно и так сказать, - Полковник пристально взглянул на Больширина из-под оттопыренных бровей.
К счастью, в следующую секунду его отвлек посторонний звук. Негромко хлопнула входная дверь и он тут же выхватил прибор, забыв о своем собеседнике.

Не думай о секундах свысока,
Наступит время, сам поймёшь, наверное.

Чего угодно мог ожидать Больширин, но не такого рингтона на телефоне главного проходимца страны. Отвечая на звонок, Полковник даже прикрыл рукой трубку, чтобы не слышно было, о чем ему говорят, а потом распорядился: – Хорошо, начинайте.
Не успел он отключиться, как телефон запел и у Антона.
— Ты только не волнуйся, но с деньгами вышла небольшая заминка, - деликатно сообщил в трубке агент Фрисби.
— Какое затруднение? Ты что спятил? Тут всё заминировано и, если до полуночи денег не будет тут всё взлетит к чертям собачим.
— Ты про чертей собачьих ничего не говорил.
— А разве это, итак, непонятно?
— Как такое может быть понятно?
Больширин и сам не знал как, поэтому предложил просто не морочить ему голову. Особенно распинаться при Полковнике он не мог, поэтому, дождавшись от напарника обещания всё уточнить, тут же сбросил звонок. 

- 20 –

Откуда-то издалека послышался негромкий шелест, который быстро набирал силу. Прислушиваясь к нему, Полковник стал энергично насвистывать ту самую мелодию из «Семнадцати мгновений весны» и, кажется, ничего подозрительного в телефонном разговоре Больширина не заметил.
— Не свистите, Захар Дмитриевич, денег не будет.
Давно пора было звать Полковника каким угодно прозвищем, только не по имени отчеству, но Антон не мог ничего с собой поделать.
— Не верю я во все эти ваши приметы, - сказал Захар Дмитриевич, однако свистеть перестал. - Всё идёт по плану. Ты знаешь, что это за звук?
— Откуда мне знать?
Подхватив Больширина под локоть, Полковник увлек его за собой. Перед тем как толкнуть дверь в комнату с сумками, он приложил палец к губам.
За дверью работало с десяток счётчиков банкнот. Все вместе машинки издавали шум похожий на гул взлетающего самолёта. В самом углу, не поворачиваясь к вошедшим, суетился человек. У него получалось заправлять одновременно в две машинки свежие пачки купюр. 
— И зачем это? – спросил Антон, когда они вернулись в гостиную.
— Как зачем? - от удовольствия Полковник потирал руки.  - Деньги должны работать, ты разве не слышал?
Антон, конечно, слышал такое выражение, но не мог понять, каким образом пересчет купюр можно воспринимать за работу. Более того, его мысли были заняты тем человеком, который суетился в соседней комнате. Именно из-за этой суетливости, настолько несвойственной Чертилину, Антон никак не мог уверить себя в том, что это именно он.
— Работа денег, - пояснил Полковник, - в движении. Движение, как известно, жизнь, а кинетическая энергия преобразуется через импульс в пространственно-временную волну, которая и оказывает влияние на человеческие умы.
Заумность сказанного совсем не понравилась Больширину. Неужели действие напитка так быстро выветривается? Он предложил выпить ещё по одной.  Захар Дмитриевич не противился, опорожнив свою рюмку до дна.
— Ну и чем вы нас собрались гипнотизировать? – Антон напомнил собеседнику о его навязчивой идее.
— Тем же, чем и всегда. Обожанием и авторитетом, каких добивались в своё время Наполеон, Александр Македонский и Троцкий. Только не надо пугаться! Для этого мне не нужна война.  Личная доблесть, решительность и безжалостность уже никого не возводит на пьедестал. Ты что-то хотел спросить?
Антона действительно подмывало спросить, почему вслед за Наполеоном и Македонским следует какой-то Троцкий, вместо более известного рейхсканцлера Третьего Рейха, но вовремя остановился:
 — Нет, ничего.
— Ага. Теперь мерилом успеха и славы выступает совсем другое.  Ты замечал, как при виде разбухшего бумажника в чужих руках, окружающие невольно забывают про все свои дела?
— Предположим замечал.
— А когда в телевизионном шоу на глазах у миллионов телезрителей появляется выигрыш с пятью-шестью нулями, восторженных взглядов должно быть пропорционально больше?
— Должно быть.
— Но, когда владелец Windows или Apple попадает на верхнюю строчку Форбс, уже всё население Земли начинает смотреть на мир только через их окна и экраны их сотовых. Конечно же, какие-то деньги нужны для удовлетворения жизненных потребностей организма, но всё сверх того служит для обозначения места в обществе. Иными словами - авторитета. Чем больше денег, тем больше авторитет. США самая влиятельная страна, потому что у неё больше денег. Никто с ней не спорит и любая глупость, высказанная её президентом, встречается всем миром с энтузиазмом. Так?
 — Так.
— Большинству некогда думать кто прав, а кто виноват. Они следуют за мнением лидера, смотрят ему в рот и берут на веру всё, что он скажет. Рады его рукопожатия, похвале, похлопыванию по плечу, сходят с ума от одного его появления; слабонервные девицы визжат и падают в обморок, а впечатлительные подростки готовы записываться в легионы, которые пойдут переделывать мир под великие идеи.
Не стану тебя утомлять ходом вычислений, - подытожил Полковник, - но, как ты догадываешься, для того чтобы получить достаточное влияние, требуются о-о-очень большие деньги.  Кроме того, для достижения максимального эффекта существует временная зависимость. Только в определенный момент времени перейдёт в новое качество число, которое одновременно должно быть трансцендентным и иррациональным. Это число, совершенную точность вселенской гармонии которого невозможно постичь ни человеческому мозгу, ни вычислительной технике любого уровня сложности.
— И что же это за число? – спросил Антон, собираясь подлить потенциальному Наполеону успокоительного, но тут только обнаруживая, что фляжка совершенно пуста.
— Только число Пи даст тот самый эффект. Естественно, с поправочным коэффициентом, равным десять в девятой степени и в определенный промежуток времени, соответствующий наибольшей чувствительности человеческой массы.
— Это сколько же будет по сегодняшнему курсу?
— Нисколько. Курс тут не причем. Три миллиарда и сто сорок один миллион пятьсот девяносто две тысячи шестьсот тридцать шесть единиц местного влияния имеют эффект только на тех человеческих особей, которые верят в силу каждого из этих денежных знаков.
— А доллары нет?
— Поскольку доллары в ходу почти во всем мире, то вполне вероятно, что эффект будет носить мировой характер. Однако я должен исходить из реальных возможностей и поэтому мои цели касаются исключительно данной территории, но…
У Больширина опять запела трубка и Захар Дмитриевич, молниеносно прервав свою речь, стал само внимание. 
— Слушай, - сказал Элл, как только Антон поднес трубку к уху, - скажи Полковнику, что не получается с деньгами.
— Дай-ка сюда, - Полковник вырвал из рук Больширина телефон. – Кто это? Кто? Не надо ничего говорить, позови лучше старшего.
В образовавшейся паузе Антон нервно расхаживал вокруг стола мучимый желанием отобрать у Полковника трубку, но страх узнать подробности о сгоревшей квартиры останавливал его.
— Слушай Феникс, - сказал в трубку Полковник, - Давай заканчивай свои игры. Тебе что нужны неприятности в центре города? Завтра? Завтра можешь их засунуть знаешь куда. Мне нужно сегодня и до двадцати трех тридцати. Понятно? Я знаю, что деньги у тебя, так что не морочь мне голову. Кого позорить? Вас? Ой ладно, одним позором больше, одним меньше. Переживёте! Ещё раз повторяю, если через час деньги не будут здесь, я за себя не ручаюсь.
Судя по легкому трепетанию взъерошенных бровей, Захар Дмитриевич остался доволен результатом разговора. Он возвратил смартфон, что-то отметил в своем и убежал в соседнюю комнату.
— Ну что, ещё немного осталось, - сказал он бодрым тоном, вернувшись буквально через минуту, и как ни в чём не бывало продолжил лекцию: - По началу мне сумма показалась почти астрономической. Полагаясь исключительно на зарплату полковника, мне потребовалось бы одна тысяча семьсот сорок пять лет, естественно не тратя ничего на еду и прочие мелочи.  Такого времени в моем распоряжении не было, зато было множество туристов, прибывших поразвлечься на вашу планету. Оставалось только сблизится с моих дорогими земляками. Это оказалось несложно, имея отношение к такой серьёзной организации, в которой мне посчастливилось работать. Мне даже делать самому ничего не пришлось. Не все у нас одинаково усердны, но даже один исполненный энтузиазма капитан смог предоставить все необходимые сведения.  Ты, наверное, хочешь спросить, зачем мне было нужно сводить тебя с капитаном Каморкиным?
Антон уже не знал, чего он хочет и за что хвататься. Оставалась надежда на то, что к квартире уже подбирается группа захвата и единственное, чем он может помочь, так это максимально отвлекая внимание Полковника.
— А и правда зачем?
— Возможно, это была моя ошибка, но на тот момент данное решение представлялось мне как отличный ход. Все деньги, которые удавалось собрать, хоть и существенно приближали к заветной цели, но всё же заставляли ждать ещё очень долго. Десять лет, конечно же, ерунда, но на вашей нервной планете всё равно очень долго. Нужно было чем-то встряхнуть моих подопечных…
— Так вот зачем вы решили нам помочь.
— Вот именно, мой дорогой зятёк. Благодаря вашему энергичному вмешательству над многими из моих подопечных нависает угроза депортации. Мне оставалось только пообещать им свою помощь, а чтобы ни у кого не осталось сомнений насчет серьёзности ваших намерений двумя пешками пришлось пожертвовать. В итоге, перепуганные до смерти, они лезут в закрома и в один раз покрывают всю необходимую сумму.
Последние пятнадцать минут Полковник не убирал в карман смартфон, беспрерывно проверяя время. Он явно начинал нервничать и, как только возникла пауза, Антон спросил:
— Значит все эти миллиарды нужны для того, чтобы получить уважение и популярность у нас?
— Не популярность. А авторитет! Ты, кажется, так ничего и не понял.  Но теперь уже поздно. Жаль, я рассчитывал, что ты более сообразительный.  Ладно давай уже звони своим.
Пока набирался номер, Антон прикидывал, что можно ещё такое сделать, если никто не ответит или с деньгами возникнет новая заминка. К счастью, агент Фрисби ответил сразу. Он, тяжело дыша, сообщил, что загружает в лифт сумки.
Полковник расправил брови – подобрел, и направился вместе с Большириным встречать дорогого гостя.

- 21 –

В ожидании лифта Антон судорожно прикидывал куда следует прыгать в случае, если лифт будет набит вооруженным спецназом.  Дверцы разъехались и в кабине оказался только агент Фрисби в окружении огромных клетчатых сумок.
Полковник, не выходя из-за спины Больширина, по-отечески ткнул его в бок, намекая на необходимость поторапливаться.
Сумок оказалось шесть, и все они были неподъёмные, так что носили по одной, взявшись с Эллом с разных сторон за ручки. Захар Дмитриевич всё время суетился. Он расстегивал и застегивал молнии, заглядывал внутрь, вынимал пачки новеньких пятитысячных купюр. Проделывал с ними различные манипуляции: и проводил большим пальцем по ребру, и выборочно нюхал купюры, и даже лизнул одну.
Кажется, вкусом денег Полковник остался доволен, поскольку без видимых усилий и не сводя глаз с носильщиков заталкивал сумки одну за другой в наполненную шумом пропеллеров комнату, а, получив последнюю, скрылся вместе с ней за сейфовой дверью.
Освободившись от его опеки, Больширин ринулся на обход квартиры. Элл за ним. Комнат было много, но все они были пусты.
Проверив последнюю, Антон вернулся в зал, где остановился перед ранее незамеченным большим настенным календарем за 2015 год с живописными фигурами знаков зодиака вокруг схематически изображенного солнечного диска. На календаре чернели пометки жирным маркером.
— Ты чего разбегался? – спросил Элл.
Антон, мельком взглянув на экран смартфона – время до полуночи ещё есть, обрисовал вкратце обстановку, естественно не вдаваясь в семейные подробности. При этом он не переставал изучать пометки на календаре.
Двадцатое марта было перечеркнуто чёрным маркером, а рядом стояли две надписи. «Весеннее равноденствие - 22:45 по Гринвичу». Под ней вторая: «Полное солнечное затмением».
— Вот когда он планировал свой ритуал, - Антон ткнул пальцем в перечёркнутую цифру. 
— Но сегодня уже пятое марта.
— Значит двадцатого не срослось, - сказал Антон, переводя палец на пятое марта. - Тут и сегодня тоже отмечено. А вот и объяснение почему в полночь.
Рядом с датой, обведенной кружком, было выведено неровными буквами «Полнолуние».
— А где группа зачистки? – спросил Антон. - Где снайперы?
— Не знаю.
— Как это?
— Никак не могут нужные согласования получить. Говорят, Полковник занес кому следует.
— Да ладно.
— Я тоже думаю ерунда. Всё куда проще: Диану арестовали, а без неё никто не может грамотно оформить заявку.
— Так что же мы тут вдвоем?
— Нет, с нами Лёлик.
— Ну спасибо - успокоил.  Ты хоть оружие какое взял?
— Только штатный набор, - Элл протянул Больширину увесистую Nokia.
— Откуда?
— Дубликат, пришлось за тебя расписаться. Так не хотела давать. Кстати, хотел у тебя спросить, как оно действует?
— А хрен её знает. Случай не представился.
— Ну значит сейчас и проверим.
Они подошли к двери, за которой скрылся Полковник. Гул с той стороны уже несколько минут как стих.
— Чёрч тоже там? – спросил Элл.
— Как будто.
Антон проверил время. До полуночи оставалось чуть более шести минут. Он пожалел, что не вытянул незаметно хотя бы одну пачку с деньгами. Не то, чтобы он проникся угрозами Полковника подчинить своей воле всех россиян, но для профилактики не помешало бы. По крайней мере сейчас воображение не рисовало бы пиктограммы на паркете и потоки крови, вырывающиеся из-под двери. 
С другой стороны, если эти упыри там за стеной собираются провести какой-то дико научный обряд, то как они будут его проводить без крови девственницы? Или девственника!   
Единственный известный Антону девственник стоял рядом и пытался кому-то дозвонится.
— Лязиз, ну ты нашёл ретранслятор? – полушепотом говорил Элл в трубку. – Везде смотрел? Да, он здесь, так что действуем по плану. Скорую помощь вызвал? Ну только не промахнись!
— А что ты шепотом? – спросил Больширин вместо того, чтобы узнать, о каком плане речь и в кого водитель конспиративного такси должен не промахнуться. 
— А ты? – так же шёпотом спросил Элл.
— Не знаю. Ты думаешь, у них там всё серьезно?
 — Да кто ж его знает? Они же из Клуба, а там все фанатики. Никто не знает, на что они способны.
Из-за двери донесся раздраженный возглас Полковника:
— Не могли бы вы помолчать! Мешаете сосредоточиться.
В глазах Антона заиграли веселые искры.
 — Простите Захар Дмитриевич, - громким шепотом сказал он, - мы не нарочно.
Он приложил ухо к двери, но не услышал ответа.
— Просто очень хочется взглянуть, что там у вас и как. Не каждый же день происходит такое. И так знаете обидно, что мы здесь, а вы там это, как его, вершите историю.
За дверью тишина. Антон ещё громче:
— Потом ведь локти будем кусать!
На часах осталось меньше минуты.
— Нам бы только одним глазком, Захар Дмитриевич, - Антон надрывал связки, - а мы уж вам потом по гроб жизни будем благодарны.
На часах смартфона замерла цифра двенадцать с двумя круглыми нолями. Из комнаты разнёсся бравурный перезвон. Казалось, что в темпе марша билась посуда, включался на секунду и тут же выключался перфоратор, периодически фонил микрофон, разлетались в дребезги стеклянные тонкостенные пробирки с ретортами, вклинивался визг бор машинки в громыхание вагонов на стыках, кого-то яростно приводили в чувство электрическими разрядами. И всё это на фоне равномерного боя часов.
— Что это?! – стараясь перекрыть перезвон кричал Больширин.
— Гимн Клуба! – Элл орал в самое ухо.
— Очень… - Антон никак не мог подобрать подходящего слова, - громко.

- 22 –

Дверь распахнулась, и на пороге появился Полковник. Он казался выше и шире в плечах в своём парадно - белоснежном костюме. Лицо его было торжественно под высоко вздернутыми бровями. В глазах горело то, чему полагается гореть у политиков в минуты роковые и у всех прочих, столь же убежденных в своей правоте до той минуты, пока их не утихомирят электрическим током и не запеленают в смирительную рубашку.
Агент Адсорбент ещё только вынимал кирпичик Nokia, в то время как агент Фрисби уже тыкал всеми пальцами в свою Z600.
  — Не трудитесь, - величественным жестом Захар Дмитриевич отмахнулся от них, как от мух. – На меня это не действует. Вам бы агент Фрисби следовало бы это знать лучше других.
  Вслед за Полковником из комнаты появился Чертилин. Он слегка поморщился при виде старых знакомых, но тут же поправил выражение лица. Забежав вперед на пару шагов, он не сводил с патрона смартфон.
 — А этот что здесь делает? – спросил агент Фрисби, опуская бесполезную раскладушку.
— Мы шагаем в ногу со временем, - снисходительно бросил через плечо Полковник, - прямая трансляция на моём персональном YouTube канале. Подписывайтесь!
Они уже были в гостиной. Чертилин, двигаясь спиной вперед, нес в прямой руке смартфон, фиксирующий и почти строевой шаг Полковника, разносимый гулким эхом, и уверенный взгляд с независимой осанкой.
Толкнув спиной балконную дверь, Чертилин посторонился, пропуская вперед патрона. Тот одним шагом покрыл расстояние до перил, поставил на них несгибаемые руки и взглянул вниз.
— Братья! – без рупора его звонкий голос разнёсся по двору. – Братья по разуму! В этот великий для вас час я приветствую всех людей доброй воли и возвещаю о наступлении новой эры.
Больширин, оглушенный стремительностью перемен, вдруг начал осознавать истинную глубину всего рассказанного ему за последние три часа. Конечно же так больше жить нельзя, нужно идти, слушать и пытаться впитать всё, всё, всё.
В следующую секунду он уже стоял, упираясь носом в белоснежный китель, и радовался вместе с восторженной толпой далеко внизу. Антона охватил необычайный трепет, чувство сопричастности истории, которая творится прямо здесь и сейчас.
— Над всеми нами нависла опасность, с какой ещё никогда ранее не приходилось сталкиваться человечеству! Всё может погибнуть, если вы не проснетесь. Пора каждому освободить свой разум и найти путь к спасению.
Полковник говорил и каждое слово весомым кирпичиком падало в основание пирамиды, которая выстраивалась в сознании Больширина. Мир приобретал стройность и ясность. 
Внезапно мироздание помутнело. Толпа внизу отдалилась и существенно прорядилась. Под балконом осталось две малочисленные группы в форме и ещё какие-то люди в телогрейках да санитары с носилками. Остальных как будто ластиком стёрли, а на их месте появились три машины с надписями «Полиция», «Скорая помощь» и «МЧС».
В недоумении Антон поднял глаза на Полковника. Тот продолжал говорить, но уже как-то невнятно, словно у его голоса убавили громкость. А вот с Чертилиным творилось явно что-то не то. Он сначала выронил из руки смартфон, затем пошатнулся, ноги под ним подогнулись и в тот момент, когда он уже должен был осесть на пол, его голова неестественно дернулась назад и утащила за собой всё тело.   
Дальше Антон видел всё урывками, точно происходило это не с ним, а с кем-то посторонним. Блеснувшие на запястьях Полковника наручники; двое санитаров, укладывающих на носилки тело Чертилина, точно куклу; прибежавший откуда-то Лелик, белый как мел, с пистолетом в трясущейся руке.
 — Не попал, не попал, - причитал он монотонной скороговоркой, - не смог в старшего по званию стрельнуть, а этому хотел в плечо или в ногу, а попал в башку. А-а-а, что теперь будет?
— Ничего не будет, - успокаивал его агент Фрисби, остановив повелительным жестом санитаров. Убранная со лба Чертилина прядь волос обнажила ровное отверстие между глаз.  – Вот видишь, жизненно важные органы не задеты.
Лёлика не успокоило ни то, что лужи крови нет, ни то, что отверстие между глаз так противоестественно быстро запеклось. Причитания не прекратились, только к уже известному «а-а-а» прибавилось «укокошил нашего супер эксперта, что ж теперь со мной будет?»
Больширина ничто не трогало. Он чувствовал лишь боль от огромной утраты, как будто потерял кого-то очень близкого или лишился почки.

- 23 –

Сцепив руки на затылке, Захар Дмитриевич Викторенко покачивался на стуле. Он был невозмутим - глядел в потолок, словно в небо.
До этого на его месте сидела Диана. Вот она постоянно срывалась на крик и даже разок попыталась разжалобить слезами. Вся её линия защиты сводилась к тому, что Полковник склонил её к сотрудничеству угрозами, применял к ней инопланетные приемы гипноза, так что она была сама не своя, и себя не контролировала, и, вообще, ни за что не отвечает.
Антон не стал комментировать поведение Дианы Гамлетовны при напарнике, тем более что сведенными бровями тот ясно демонстрировал своё отношение к происходящему.
После вчерашнего Больширину было всё ещё не по себе. Чувства благодарности за спасенную квартиру, после ознакомления с очагом пожара и последствиями его ликвидации силами МЧС, в нем не было ни капли. Кастрюлю пришлось выбросить вместе с остатками пельменей и плитой; выбитую дверь и замок Элл правда поставил на место, проковырявшись полночи, но неприятный осадок всё равно остался.
Допрос проходил в соседней комнате, отделённой односторонне прозрачным стеклом. Все допросы вел сам Феникс. Как всегда, с экрана.
Агент Фрисби прилип к правой стороне стекла, на которой проецировалось досье Полковника.  Если пробежать досье наискосок, как это сделал Антон, то можно было узнать, что, учась в Академии госслужбы на факультете права, З. Д. Викторенко был параллельно зачислен в Ростовский государственный университет, где одновременно учился ещё на двух — экономическом и историческом. Закончив экстерном и получив три красных диплома, он поступил в полицию сразу в звании майора и уже через несколько лет возглавил отдел борьбы с коррупцией, получив полковника.
—  Мне одному кажется странным, - сказал Больширин, - что можно вот так начинать службу со звания майор?
—  Ты бы ещё удивился тому, как он получил три диплома одновременно.
—  Ну это то как раз понятно. Ученый, да ещё из этого ихнего научного клуба. 
За стеклом шло вялое препирательство между экранным Фениксом и Полковником.
—  Так что, Захар Дмитриевич, или как вас там на самом деле, будете с нами сотрудничать?
—  Не буду.
—  Какой вам смысл отпираться?
—  Члены Клуба не сотрудничают с госорганами.
—  Да как же так? Вы столько лет проработали в органах, а теперь говорите, что не сотрудничаете.
—  Тогда я не сотрудничал, а использовал ваши органы в собственных целях. Понятно?
—  А как же? На целый контейнер поимели страну. Сколько там у вас набралось?
—  Нисколько. Я, вообще, не понимаю, о чём вы тут говорите.
—  Ну как же так? Целое подразделение оперативников с ночи пересчитывают ворованные у государства денежки, а вас это не беспокоит.
—  Мы с вами знаем, что эти деньги мне подбросили. Я честный сотрудник отдела по борьбе с коррупцией и хорошо знаю, как такие дела делаются.
—  Перестаньте Полковник. Мы с вами оба знаем, кто вы на самом деле и откуда. И в любой момент можем вас депортировать за нарушения режима пребывания далеко и, по всей видимости, навсегда.
—  Не надо меня запугивать, - Захар Дмитриевич подмигнул Антону через непрозрачное стекло так, будто мог видеть сквозь него. -  Со мной это не сработает. Давайте лучше сотрудничать как профессионал с профессионалом. Моя информация в обмен на вашу. Как вам такое предложение?
—  Ну, сотрудничать, предположим, мне с вами не с руки. А обменяться информацией, ну что ж извольте.
— С этого и надо было начинать. Какая информация вам нужна?
—  Кто ваши сообщники?
—  У меня нет сообщников. Я одиночка. Нескольких я использовал, но назвать их своими сообщниками не могу.
—  Среди них есть мои люди?
—  Есть.
—  Кто они?
—  Это уже третий вопрос. Теперь моя очередь. Что вы сделали?
—  В каком смысле?
—  Я всё рассчитал, всё перепроверил тысячу раз, провёл безупречную подготовку - я не мог ошибиться. Единственное слабое место – это деньги, с которыми вы могли что-то сделать, чтобы помешать мне.
—  Ну и в чём вопрос?
Полковник недовольно пошевелил бровями и согласился:
—  Хорошо, пусть это будет второй вопрос. Так что вы сделали с деньгами?
—  Мы ничего не делали, - бодро ответил Феникс. – Откуда нам было знать, что вы там замышляете? Мы лишь тянули время согласно протоколу. 
—  Вранье! Я не мог просчитаться.
—  Мы, кажется, договорились быть профессионалами, – сказал Феникс. – И потом, знаете, дорогой мой, если бы мы даже были в курсе ваших планов, то и тогда не стали бы вам мешать.
—  Правда? Не хотите ли вы этим сказать, что прониклись моими… нашими идеями?
—  Да перестаньте. Никто в здравом уме не поверит во весь этот бред. Поймите наконец, может быть на вашей планете все эти штучки проходят, а на нашей нет. У нас здесь сугубо реалистичный мир, который населяют здоровые реалисты. Они хотят есть и развлекаться и им глубоко чихать на все ваши идейки.
Антон заметил, что Элл нервно теребит бровь и спросил:
—  Ты чего?
—  Почему он ему ничего не скажет?
—  Что не скажет?
—  То, что деньги поддельные.
—  Какие деньги?
—  Те, которые я привез. В сумке. Мы хотели все подменить, но Полковник так торопил, что успели только полсумки.
—  Понятно, - сказал Больширин. – Ну что тут скажешь, они же договорились быть профессионалами, а именно так действуют настоящие профессионалы. Сначала предлагают играть на чистоту, а чуть что грузят дезу.
—  Итак теперь моя очередь задавать вопросы, — сказал Феникс. – Кто ваши… подручные?
—  Всё, ответов больше не будет, — сказал Полковник, демонстративно сцепив руки на затылке и уставившись в потолок.
—  У нас был уговор. И я только начал.
—  А я уже закончил. Два вопроса, два ответа. Всё честно.
—  Жаль, - сказал Феникс и, немного помолчав в надежде на то, что допрашиваемый передумает, погас.
Вместе с ним погас свет лампы, направленный в лицо Полковника, лязгнула дверь и два охранника сопроводили арестованного из допросной комнаты.
— Смотри-ка, а этот тоже не промах, - сказал Антон, но тут же осекся, заметив неодобрительный взгляд Феникса с той половины стекла, где только что было досье.
—  Ничего, мы с этим ещё решим, что делать, - сказал Феникс. - А вы парни ничего. Думаю, как только закончится внутренняя проверка, сразу же представлю вас к переводу в основной состав. Отчеты готовы?
Фениксу лучше кого бы то ни было известно, что на отчеты у его подчиненных попросту не было времени, но таким по-армейски деликатным способом решил напомнить их обязанности.
Элл прекрасно знал, что его напарник недолюбливает бумажную волокиту и поэтому без особых препирательств взял её на себя. Антон охотно включился в работу. Рвение его объяснялось просто: многое из того, что произошло накануне осталось для него загадкой, а спросить напрямую было равносильно признанию в тупости. 
Из текста отчета многое прояснилось. Узнав, что Чертилин в квартире, агент Фрисби предположил, что его роль в деле далеко не последняя вне зависимости от того, что задумал Полковник. Второе предположение заключалось в том, что Чёрчу понадобится мобильный усилитель типа 5G для того, чтобы он смог воспользоваться всеми своими апгрейдами. Пока агент Фрисби возился с деньгами, Лязиз должен был найти и вывести из строя усилитель, а в случае неудачи нейтрализовать самого Полковника.
Но всё пошло не так. Обнаружить ретранслятор старшему лейтенанту Лелику не удалось и вместе с остальными он попал под гипнотическое воздействие Чёрча. Тогда агенту Фрисби пришлось воспользоваться устройством эвакуации, которое выронил агент Адсорбент. Как оказалось, Nokia напрочь вырубает всех ботов в радиусе сотни метров всего на несколько секунд, отчего их владельцы впадают в обморочное состояние. Этих секунд Лелику хватило чтобы очухаться и выстрелить не в того, кого надо и не туда, куда метился, что и стало причиной счастливого завершения прекрасно спланированной операции.
Больширин дополнял отчет, стараясь избегать тех подробностей, которые могли превратить сухой документ в слезливую мелодраму. Все его семейные тайны для Элла не составляли секрета, тем не менее вопросов он не задавал и, как мог, спасал документ, заполняя недосказанности и стыкуя логические нестыковки.

- 24–

После работы Антон сразу же пошел домой. Хотел выспаться, но провалявшись час или два, так и не заснул. От скуки бродил по квартире - показалась пустой и чужой. Возможно, потому что отвык жить один или из-за этой грязной дыры на месте электрической плиты.
Из всей техники исправно работал один телевизор.  По всем каналам крутили новость с арестом Шорохавина. На канале «РБК» над бегущей строкой «Губернатора Сахалина задержали по делу о взятке в 60 млн. рублей», вызвавшей у Антона невольную улыбку, дикторша сообщала, что Шорохавин стал фигурантом дела о получении взятки в особо крупном размере, проведены обыски на Сахалине и в Москве, изъяты крупные суммы денежных средств в рублях и иностранной валюте, большое количество ювелирных украшений и дорогостоящих наручных часов.  Далее продекламировала пресс-релиз Следственного комитета, в котором содержался призыв ко всем чиновникам, которые «путают свою личную шерсть с государственной»: остановитесь, пока не поздно!»
И ни слова о Щелепуке и Викторенко. Хотя, Щелепука могут, депортировать и по-тихому, а с Викторенко ещё неизвестно куда кривая выведет.
От Полковника Викторенко мысль перетекла по генам к Жанне, подлому её обману и тому, как она могла так использовать ничего не подозревающего мужчину и при этом ещё требовать каких-то признаний в любви, нашептывать нежности в моменты близости, и всё это только для того, чтобы заставить его сделать то, что нужно её папаше?
Резонно было бы вычеркнуть её из своей жизни, не звонить и не отвечать на звонки, короче, забыть к чёртовой матери. Но отчего-то с приближением ночи становилось всё тоскливее, сон не шёл, а вместо сна крутился один единственный вопрос: почему.
Почему больно мне, а не ей?
Обидна была сама несправедливость распределения боли. Она обманула, она предала, так почему больно ему? Отчего должен мучиться он? Ведь он старался делать все правильно, никого не предавал, а за это на - получай, так ещё и эта боль. За что? Где справедливость? 
Ему больше ничего не нужно было от неё, только ответ на этот вопрос. Но задать его было некому, кроме неё.  И он бы задал, если бы во вторник она сама не явилась.
Она была тиха как украинская ночь. Не скандалила, не спрашивала, почему он не брал трубку, а сходу полезла в душ. Видите ли вы, у мамаши горячую воду уже второй день отобрали из-за прорыва.
Антон слышал шум воды, представлял её под душем и уже начинал забывать, что был за вопрос. Жанна вышла распаренная в легком халатике и, пройдя на кухню, удивилась исчезновению плиты. Больше ей спрашивать было не о чем.
О себе сказала только, что всё это время была у матери. Будто бы проспала три дня после того, как ей на работе стало плохо и примчалась к своему Антоше сразу же, как только смогла.
— Ты не хочешь мне ничего рассказать? – не выдержал Больширин.
— О чем?
— Не о чём, а о ком. О своём папаше.
— О папаше? – Жанна так долго соображала, что Антон подумал, что она прикидывается. – А что рассказывать? Заходил он ко мне в тот день на работу.
— Зачем заходил?
— А я не поняла, что-то про тебя спрашивал. Потом мне стало нехорошо, ну а дальше я не помню.
— И ты думаешь, что я тебе поверю?
Жанна и в самом деле была нездорова - обижалась так вяло, что даже нормального скандала не вышло. На саркастическое: «что, значит, вы из Украины прибыли?», ответила, как ни в чём не бывало: «ну да, из Харькова, я же тебе говорила». Неожиданно между взаимных упреков проскочило слово «отчим».
— Отчим? Кто? Захар Дмитрич? Ты никогда не говорила, что он тебе не отец.
— А зачем было говорить? Ты ведь не спрашивал.
— Ты издеваешься? Я думал, что он твой отец, а он тебе никто.
— Что значит никто? Он мне как отец. Такой же вредный, - Жанна подошла к зеркалу и стала расчесывать мокрые волосы. – Я думала, что если скажу тебе, что он не родной, то ты подумаешь, что я из неблагополучной семьи.
— С чего бы?
— Ну решишь, что настоящий отец – алкаш, бросил нас и поэтому наследственность у меня плохая.
— А твой настоящий был алкаш?
— Ну вот видишь. Тебе ничего нельзя сказать.
Антон всё никак не мог решиться на главный вопрос, делая вид, что принимает правила игры. Он видел её насквозь (что для мужского воображения какой-то халат?) и это мешало ему думать. В конце концов, он сказал себе, если ты так со мной, то и я буду так же с тобой, будем лгать друг другу пока кто-нибудь не допустит ошибку.
Продолжая препираться, они зачем-то улеглись на диван. Нежностей не было, поцелуев тоже. Какие могут быть поцелуи? Какие нежности? Под невнятное бормотание телевизора Антон энергично вдавливал её в диван.  В этом переплетении ног и рук он желал только одного: правды. И ради правды готов был давить на неё до тех пор, пока она не признается во всём. 

- 25 –

Как не старался Элл загладить нестыковки отчёта, однако Антону это не помогло. Внутреннее расследование всё же назначили. А после того, как тело супер эксперта исчезло из морга, Больширина загоняли по штатным психологам. Устроили проверку на детекторе лжи и даже через томограф просветили разок для порядка.
Он так измаялся от беспрерывного давления, что подумывал уволится или сбежать, если всё это скоро не кончится.  Проверки продолжались неделя за неделей, и он всякий раз давал себе обещание со следующей пятницы на что-то решиться, но к условленному сроку забывал о своем обещании.
С Жанной всё пошло, как и прежде. Она приезжала на день или два, а потом исчезала на неделю. От её появлений оставался неопределённый осадок. Чуть меньший осадок оставляли ежедневные словесные баталии Феникса с Полковником и судебный процесс над Шорохавиным.
Напарники часто спорили о том, депортируют бывшего губернатора или всё же посадят. Элл утверждал, что оправдать за такие преступления невозможно (инопланетная наивность) и что его осудят, а уж после того, как отсидит по полной, незаметно произведут подмену или инсценируют скоропостижный летальный исход.
Антон был уверен, что Шорохавина оправдают или дадут для приличия пару лет условно, как это всегда и делалось, а потом он будто бы уедет в свой скромный домик где-нибудь в Швейцарских Альпах, на Сейшельских островах или ещё в какой глуши, в которой уже никто не станет интересоваться, что на самом деле за гусь поселился вдали от родины.
Сам Шорохавин держался на суде уверенно. Его не смущало обилие вещдоков и свидетельства заместителя, который дал показания против него, выдав все коррупционные схемы. Как писали газеты, на суде бывший губернатор «чистосердечно признался в том, что не совершал преступлений, и назвал прокуроров «молодыми и даже юными» людьми. Кроме того, он уверял судей, что у него нет детей и его жена на самом деле ему не жена.
Забавно, насколько всё это было правдой.
Окончательно измаявшись от нескончаемых проверок, Больширин попытался вызвать Феникса на откровенность. Не получив сколько-нибудь определенного ответа, неожиданно для себя Антон предложил не депортировать Полковника и «всех остальных Шорохавиным».
—  Объяснитесь, - потребовал Феникс.
—  Мне кажется несправедливым, что эти проходимцы здесь гадят, мы их с таким трудом отлавливаем, а потом отправляем домой. Вроде как пошалили ребятки, а теперь бегите домой к маме, вас там кашка манная ждёт.
—  У нас есть правила. Ты же не предлагаешь их нарушить? Нас наверху не поймут.
Феникс ткнул пальцем в небо в только ему понятном намеке, кто же именно не поймет.
—  Ничего не нужно нарушать, - сказал Больширин. – Только буквально следовать правилам. Если анализ ДНК указывает, что это человек, то его нельзя никуда депортировать. Ведь так?   
—  Так-так. Я, кажется, понимаю к чему ты клонишь. Продолжай.
—  Нам всего-то и надо, что ничего не делать. В лаборатории хранятся анализы ДНК всех фигурантов дела, подмененные этим исчезнувшим неизвестно куда суперэкспертом. Мы всего лишь не ставим под сомнение их подлинность. И всё!
Кажется, эта мысль не приходила до этого Фениксу. На лице его появилась довольная ухмылка, сменившаяся в следующую секунду задумчивостью.
—  Пусть эти уроды ответят по всей строгости, - продолжил давить Больширин. - Посидят лет эдак пятнадцать, расширят в тюрьме свое сознание, как и мечтали.
Феникс пообещал подумать, а в качестве поощрения за ум и сообразительность предложил агенту Адсорбенту самому заняться Полковником.
Это был риск. Зачитывая на допросах с листка вопросника вариации на тему: «с какой целью вы прибыли на Землю?», Антон ждал, что вот сейчас-то Полковник начнет говорить о своей дочурке, и тогда ему казалось, что это был не просто риск, а отчаянная глупость.
Под прицелом нескольких пар глаз и ещё большего числа видеокамер Полковник выдерживал длинную паузу и начинал очередную лекцию о какой-то загадочной первичной энергии, которая будто бы определяет весь порядок во вселенной.
—  Ты спрашиваешь зачем мы здесь? Тебе я скажу. Видишь ли, наши давно мониторят пространство и обнаружили в вашей секторе энергетическую аномалию, которая с тех пор только растет. Причину этого явления долгое время никто не мог понять, однако нам хорошо известно, к каким последствиям это приводит.  Всё прояснилось только после того, как нашим учёным удалось в кратчайшие сроки создать над пространственный способ перемещения, и первые прибывшие обнаружили здесь цивилизацию вашего типа.
После первого же допроса Феникс отметил, что с ним-то Полковник не был так разговорчив, хвалил Антона и советовал двигаться в заданном направлении. Только без нажима.
На неоднократно повторенные вопросы, что это был за гипноз и чего он всем этим хотел добиться, допрашиваемый отвечал уклончиво. Зато продолжил и дальше охотно делиться информацией об этой своей первичной энергии и о том, как она глубоко пронизывает пространство и время. Долго и упорно объяснял невозможность тёмной материей и тёмной энергией заменить созидательную силу космоса. А на четвертой встрече договорился до того, что эта самая первичная энергия взаимодействует со всем живым в виде поля, и это поле в человеческом сознании будто бы индуцирует то, что мы воспринимаем как неконтролируемый поток мыслей.
— Всё было бы ничего, - увлечённо говорил он, - если бы поток сознания проходил навылет, но беда в том, что Homo sapiens научился этот поток контролировать, вернее не сам поток, а, как правило, только лишь его вектор.
Безуспешно пытаясь уловить в словах или жестах Полковника какой-нибудь намёк или скрытую угрозу, Антон, всё более зависая от неопределенности, был вынужден даже разгадывать внеземные ребусы. 
— Ты вообще в курсе насколько изменилось потребление энергии каждым человеком за какие-нибудь сто-двести лет? Я имею ввиду все виды энергии. В сотни раз, а в некоторых конгломерациях в тысячи. И как это вас изменило? Ну стали на несколько сантиметров выше, ну жопы отрастили. И все! А закон сохранения никто же не отменял. Так ответь мне куда девается вся эта энергия, включая всё более ускоряющее прохождение через вас информационного потока?
Больширин старательно, как на экзамене, приводил в качестве ответа и рост благосостояния, и продолжительность жизни, и всеобщее образование, но Полковнику всё было не то. Его понесло в какие-то дебри с этой самой энергией: будто бы мы тут нарушили свободное её прохождение.
С его слов выходило, что поток сознания должен протекать свободно и по возможности усиливаться мыслящим существом. А в потребительской цивилизации нашего типа поток замыкается на себя, и наведенная индукция обратного вектора разрушает само поле.
—  Обладая свободой воли, вы не просто умудрились нарушить закон сохранения, но с всё большим ускорением отбираете энергию из данного сектора пространства, что неминуемо инициирует процесс известный у вас как чёрная дыра.   
Агент Адсорбент и все пары глаз, наблюдающие за ними, даже не моргнули. Апокалипсисами нас не испугаешь. Голливуд уже насочинял их столько, что одним меньше, одним больше.
—  Тогда я вообще ничего не понимаю, - сказал Антон. - Если нам грозит конец света и всё такое, то почему было просто не организовать общую эвакуацию?
—  Мы здесь не за этим.
— Это я уже понял. Но если вы прибыли поглазеть на конец света, тогда зачем всё усугублять? И откуда такое жестокосердие у высшей цивилизации?
—  В результате такого коллапса неминуемо начнется цепная реакция, и тогда спастись будет уже негде, по крайней мере не в этой галактике.  Так что, если даже вы не пожелаете спасти себя, мы вынуждены это сделать это за вас.
Антон рассыпался в благодарностях за всё человечество, для приличия уточнил, куда должны ходить мысли, чем доставил лектору явное удовольствие.

- 26 –

После того, как Феникс сообщил, что это был последний допрос, Больширин вдруг ясно осознал, что от Полковника никто уже не услышит ни слова о Жанне. Почему бы тот не решился скрыть свои родственные связи, это означало только одно: его молчаливое согласие на одиночную депортацию.
Это меняло всё.  Если раньше Антон ничего не предпринимал и просто ждал часа икс, то теперь вновь стало непонятно, что дальше со всем этим делать. Самое неприятное, что нужно было делать выбор.
Последние дни Элл мало интересовался работой, отвечал невпопад и выглядел нездорово. Всё-таки здешний климат, судя по всему, не очень ему подходил. На пересказ теории большого коллапса он так отреагировал, словно она было ему давно известна или попросту не слишком интересна.
Когда Антону удалось заглянуть к нему через плечо, то обнаружилось, что напарник штудирует какие-то экзаменационные билеты. Похвала вышла не очень искренней и Элл, оторвавшись от своего занятия, спросил:
—  Ты о чем-то хотел поговорить?
Дилемма с Жанной и Захаром Дмитриевичем не показалась ему неразрешимой. Во-первых, он усомнился в том, что Полковник сказал правду насчет своего отцовства.
— Скорее всего, он использовал её для того, чтобы получить влияние на тебя.
— Ерунда какая-то, - сказал Больширин. - Я познакомился с Жанной задолго до того, как мы стали тут с тобой работать. Как он мог заранее такое спланировать?
— Это как раз очень просто. Ему не нужно было заранее ничего планировать. Как только у него созрел план, ей в сознание были внедрены ложные воспоминания, а дальше уже всё пошло так, как он хотел.  Не исключено, что всё это было спланировано Чёрчем, который хотел таким образом протолкнуть нас с тобой в АКОП и нашими же руками прижать Шорохавина с Весельчаком, а может и ещё кого, если бы всё так не повернулось.
—  Не слишком ли мудрено?
 —  Для землянина возможно, но не для Чёрча. В любом случае, лишь ДНК знает правду.
На следующее утро поверх Косынки, которую Антон по традиции раскладывал от нечего делать вначале каждого рабочего дня, неожиданно появился Феникс и стал поздравлять.
—  Да я вроде бы ничего такого, - оправдывался Больширин, судорожно пытаясь закрыть окно с незаконченной карточной игрой.
—  Сделал-сделал, - настаивал Феникс. - В процессе контроля ваших с Полковником вербальных и невербальных каналов общения, было выявлено явное намерение с его стороны тебя завербовать. А это однозначно снимает с тебя все обвинения.
—  Я даже не знаю…
—  Сейчас наши лучшие умы разбирают и интерпретируют каждое его слово, но уже на этом этапе все поражаются, до чего только не додумаются террористы, чтобы оправдать жажду насилия. Была б моя воля, я бы тебя к медали представил за то, что вскрыл всю их идеологическую начинку.
Куда подевалась его воля, Феникс не пояснил, зато строго конфиденциально сообщил, что у Полковника помимо денег нашли зашифрованные записи, над которыми пока бьются без особого успеха. Смогли расшифровать лишь несколько высокопоставленных имён и очень похоже, что в этих записях полным-полно компромата на коррупционеров, которых к моменту ареста уже успел обложить данью Полковник или только собирался взять в оборот.
По заверению Феникса с этими записями без помощи агента Адсорбента и в особенности агента Фрисби не разобраться. По регламенту записи могут быть им переданы только после зачисления в основной состав, а с этим пока придется обождать из-за того, что теперь под подозрение попал агент Фрисби в связи с его интрижкой с инструктором.
Только сейчас Больширин сообразил, куда с самого утра запропастился напарник. Значит теперь его гоняют по психологам, детектором лжи и прочим томографам.
—  Что за чушь? – сказал он. - Диана Гамлетовна женщина видная. На её пышные, сами знаете, что, многие засматривались.
— Засматривались может и многие, - Феникс недобрым взглядом дал понять агенту, что его намек не остался незамеченным, - а вот побег ей организовать пытается он один. 
От вполне убедительных возражений куратор отмахнулся, абсурдность обвинения не признал, лишь смягчил формулировку, согласившись с тем, что может быть слегка перегнул палку.
—  Побег - не побег, но что-то он там замышляет. И пока мы всё не выясним, о переводе речи быть не может.
То, что перевод в основной состав – это ещё та морковка, за которой его, как ослика, собираются водить всю жизнь, Больширин уже для себя уяснил. Хорошо бы ещё напарнику, какой он ни есть, вбить в голову, что в зоопарке следует быть хоть немного поосторожней.
Раньше всем этим безобразием хотя бы можно было поделиться с Арсением, но с него Антон до сих пор не мог снять подозрений, а после того, как из архива без всяких объяснений исчез ящик для предложений в ОРАВ, зарёкся ходить к нему в гости.
Всезнающая Клавдия Александровна по секрету сообщила, что раньше Поспелов работал на телевидении. Сочинял там всякие истории для передач. А взяли его сюда на работу после того, как кому-то из аналитиков попалось его очередное сочинение.   

- 27 –

Таким тупым Больширин не чувствовал себя никогда. Ему казалось, что он уже ничего не решает в жизни, а жизнь сама определяет, что с ним делать дальше. Из подозревающего он как-то незаметно переквалифицировался в подозреваемого и уже не пытался завести разговор с Жанной об её отношениях с отчимом. Теперь ему самому приходилось уклоняться от её расспросов о нем.
Первое время она не сильно беспокоилась, так как привыкла к внезапным отлучкам отчима, но, когда все разумные сроки прошли, оборвала все телефоны.
В своё время Антон имел глупость успокоить её предположением, что Захар Дмитриевич, по всей видимости, на сверхсекретном задании. Теперь же, выслушивая в ответ на звонки куда только можно «ничего не можем сообщить о полковнике Викторенко», Жанна так смотрела на Больширина, точно он во всём виноват.
Погода в субботу десятого с самого утра стояла почти ясная и довольно теплая для сентября, так что Жанна решила провести этот день на свежем воздухе и, проснувшись не поздно, растолкала первым делом Антона. Вставать не хотелось, но Жанна не отставала, вертясь вокруг дивана и подпевая что-то своим наушникам, как вдруг остановилась и растерянно сказала:
—  Антоша, включи-ка телевизор, а то я что-то ничего не пойму.
По всем новостным каналам крутили картинку из зала суда. В свете фотовспышек, бликующих на решётке и стенах, Захар Дмитриевич не прятал лицо, но бегающие глаза выдавали растерянность, а на губах временами появлялась смущенная улыбка.
Казалось, ему приятна неожиданно свалившаяся популярность. Попозировав для фотографов, он расстегнул молнию, снял куртку и уселся на скамью, а диктор РЕН-ТВ бодро сообщил о том, что суд арестовал начальника антикоррупционного отдела Захара Дмитриевича Викторенко, что своей вины он не признает и проведет под стражей два месяца.
"Суд постановил ходатайство следствия удовлетворить и избрать в отношении Полковника Викторенко меру пресечения в виде заключения под стражу сроком до восьмого ноября", – сказала судья. - «Ему было предъявлено обвинение по трем статьям, среди которых "Препятствование осуществлению правосудия и производству предварительного расследования", "Злоупотребление должностными полномочиями" и "Получение взятки". В ходе обысков дома у Викторенко было обнаружено несколько миллиардов рублей».
На Жанне не было лица.
—  Не может быть, - повторяла она. — Это неправда. У него не может быть таких денег. Как сказать маме? Она этого не переживет.
Антон вызвался сам известить Надежду Владимировну. Набрал её номер, и чтобы не травмировать женщину в предынфарктном возрасте начал издалека. Жанна порывалась несколько раз отобрать трубку, а когда разговор закончился, долго не могла поверить в реакцию матери. Тут же потребовала вызвать такси, собрала все лекарства, какие смогла найти и спустя час все их поочередно предлагала матери.
— Я спокойна, не надо мне ничего, - срывалась на крик Надежда Владимировна. -  А вот ты чего опять на придумывала? Кто этот Захар Дмитриевич? Я должна знать? Да не знаю я и знать не хочу. И тебе следует выкинуть эту чушь из головы. 
—  Мама! Ты что такое говоришь? – Жанна ходила за матерью, вынимая из сумочки и предлагая то корвалол, то валокордин.
При этом она требовала вспомнить, как они втроём ходили за грибами и катались на лодке в Парке Горького, но Надежда Владимировна была непреклонна, чем окончательно довела себя и дочку до слез.
— Вы не обращайте внимания, Антон, - оправдывала Надежда Владимировна дочь, когда та с грохотом захлопнула за собой дверь в ванную комнату. – Это у неё с детства. Росла без отца, завидовала подружкам, вот и придумала себе папу полковника.  У нас и личный психолог есть и всё было под контролем до последнего времени. Даже и не знаю, что на неё нашло. Но вы ничего такого не думайте, Антон. Это пройдет, обязательно пройдет. Сейчас позвоню доктору и всё наладится.
Надежда Владимировна взяла записную книжку с комода и, встав перед зеркалом, стала перебирать страницами, правой рукой поправляя волосы. Больширин смотрел на неё и поражался тому, какая великая актриса пропадает в безвестности.
Не одна, а целых две великие актрисы — это уже династия.  Хотя если она разыгрывает спектакль, то получается, что Жанна говорит правду. А если мамаша ни сном не духом, тогда роль должна играть Жанна и значит, что она с Полковником в деле, и тогда получается, что скорее всего и тот сказал правду, что прибыл сюда вместе с ней. Есть ещё вариант, что прав один Элл и проходимцы где-то недоработали, внедрив ложные воспоминания только Жанне.
Кому теперь верить?
Вернувшаяся из ванной Жанна, решительная и с собранными в пучок волосами, наотрез отказывалась идти на прием к психологу, а тем более пить антидепрессанты, к которым её заочно приговорила мать. Вместо этого она планировала нанять адвоката, писать жалобы в суд, а самое главное добиваться встречи с отчимом, которому сейчас, как никогда, нужна поддержка близких.
Надежда Владимировна, отговаривая дочь, сама наотрез отказывалась писать какие-либо заявления в милицию, а тем более нанимать «какому-то полковнику Викторенко» адвоката или идти к нему на свидание в следственный изолятор, как «последняя декабристка».
Антон попробовал вмешаться, спокойным голосом призвав женщин не горячиться, чем вызвал общий огонь на себя. За эту хитрость он уже хотел было похвалить себя, но тут в Жанне словно тумблер повернули. Она стала кричать, что во всём виноват именно он.
— Это всё ты! Что ты смотришь, подлец? Ко мне подкатил, чтобы я тебя вывела на него. Втерся в доверие, трахал меня, и всё только для того, чтобы собрать компромат.   
Влепив Антону оглушительную пощёчину, она опять убежала в ванну, где стоны и всхлипы не перекрывал шум воды. 
Надежда Владимировна вызвала кого-то по телефону, а потом объяснила, что на время реабилитации дочке лучше пожить с ней.
—  Истерика пройдет, но потом станет ещё хуже. Мы уже это проходили. А вы, Антон, целый день на работе и ничего не умеете, а доче требуется уход и внимание. 

- 28 –

Звонок Веника был очень некстати. Голова, итак, шла кругом, а тут ещё терпеливо жди, когда этот заика выговорит, что прилетел по заданию редакции, готовить статью о бывшем губернаторе, а ныне Лефортовском сидельце, что он уже с неделю в Москве, что обошёл уже все достопримечательности и вот решился позвонить.
—  Это ты хорошо сделал, что позвонил, - сказал Антон. – Я и сам несколько раз думал тебе набрать.
Это была не совсем правда или точнее совсем неправда. Он ни разу не вспомнил о Вениамине Гэнкеле, но пока слушал его заикания, подумал, что повидаться с ним не самая худшая мысль.
Веник предложил встретиться возле здания суда. Антон согласился, но решил прийти пораньше, ведь ему по долгу службы давно пора появиться хотя бы на одном заседании. 
Через приоткрытую дверь зала суда, битком набитого шумными журналистами, изредка мелькало за решеткой лицо Константина Шорохавина. Осунувшийся и оттого плохо узнаваемый, он постоянно озирался, как будто ждал кого-то. Больширин еле удержался, чтобы не помахать ему рукой.
Гэнкель заметил Антона первым и пошёл, пробираясь по ряду, навстречу. Пожав руку, спросил:
— В-в-видел его?
—  А то.
—  Н-н-ничего не заметил?
Больширин напрягся. В последнее время ему стало часто мерещится, что тайное вот-вот станет явным. Слишком уж всё очевидно и слишком много шумихи вокруг этих Шорохавиных, чтобы какой-нибудь дотошный журналист не смог бы сложить два плюс два.
—  В-в-выражение лица, – Веник справился с заиканием. – Я за неделю тут от нечего делать на разные заседания ходил. У них у всех такое выражение, как будто они не ждали такого поворота.
Секретарь объявил: «Суд идёт», загромыхали стулья, а полицейский жестом попросил не стоять в дверях.
На выходе из здания суда в глаза ударило солнце. Антон сощурился, чувствуя холодный осенний ветер на лице. Впервые за долгое время его тронуло чувство удовлетворенности, смысл которого он полностью осознал три года спустя, когда выносили приговор полковнику Викторенко и тот услышав, что ему дали тринадцать лет колонии, так же удивленно таращился по сторонам, будто ждал чего-то другого. 
Солнце мгновенно скрылось, а ветер усилился. Сквозь шум двигателей и бряцание клаксонов от одной из стоящих в пробке машин донеслась знакомая мелодия.

Гэнкель остановился, не зная куда идти. Больширин тоже не знал, но уверенно повел приятеля за собой. Ему всегда нравилось идти против ветра. Никто не подгоняют в спину. Ветер бодрит, пытаясь остановить. И чем больше сопротивление, тем увереннее чувствуешь, что сам выбрал себе дорогу.   
Навстречу шли люди. Застигнутый врасплох непогодой мужчина поднимал воротник, а идущая рядом женщина придерживала вырывающийся край юбки.
Веник пожаловался, что в Москве всё очень дорого, и тогда Антон предложил поехать к нему:
—  У меня правда не га чем готовить, но зато никто не будет мешать. Или знаешь, давай лучше завалимся к одному знакомому.
Гэнкель сначала отнекивался под предлогом того, что у него завтра ранний самолет, но когда узнал о ком идет речь, то и спорить перестал, и сообщил, что у него всё с собой, так что в гостиницу можно не возвращаться.
Решили нагрянуть без предупреждения. Последнее время Элл стал невозможно замкнут. Поступив на юридический факультет, он осилил его экстерном и теперь готовился по ночам к сдаче государственных экзаменов.
Встретил непрошенных гостей без энтузиазма, хотя и слишком упираться не стал. У Больширина была с собой бутылка коньяка, которую он предусмотрительно захватил по дороге. Веник напомнил о том, что не пьёт, и Антон стал его уговаривать хлопнуть за встречу таинственного напитка.   
Когда Гэнкеля, наконец, убедили в том, что это не алкоголь, и особенно после того, как он сам ознакомился с лечебным запахом напитка, то почти согласился попробовать. Антон вызвался лично продемонстрировать безопасность гостуро, а Элл неожиданно попросил капнуть ему коньячка. 
Буквально на третьей рюмке Веник позабыл про заикание, стал шпарить анекдоты, примешивая к ним забавные истории из журналистской практики, после чего так же стремительно, как и разошелся, внезапно сник.
Больширину эта перемена не помешала думать. Он подхватил шутейную нить и размеренно, как их пушки, продолжил выдавать всё подряд из того, что помнил сколько-нибудь смешного. При этом не прекращал в уме перебирать всевозможные версии разрешения семейного треугольника и всё более убеждался в том, что без Жанниной зубной щётки этот узел не разрубить. Запечатанная в целлофан она всё ещё была в кармане его куртки вместо того, чтобы лежать на лабораторном столе.

- 29 –

Единственным ценителем хорошей шутки на этой вечеринке оказался Элл. Он смеялся каждый раз, не забывая подливать себе коньяк. А когда уровень дубильных веществ в его организме превысил одному ему известную планку, неожиданно предложил Антону спеть ту песню, «да ту, которую вместе пели в прошлый раз, когда так же на пару набрались».
Он даже попробовал напеть мотив, но тут же сменил тему:
—  А помнишь тот уговор? Ну тогда, когда песню пели.
Антон хоть и вспомнил сразу про «тот уговор», но сделал вид, что не понимает, о чём речь.
—  Ты тогда ещё сам начал, - не унимался Элл, - а потом мы сговорились, что когда в следующий раз так же соберемся, то откроем друг другу самый-самый главный секрет своей цивили…
—  Может и был такой разговор, - поспешно перебил его Больширин, - но давай лучше в другой раз. Сегодня что-то настроения нет.
Мало того, что Антон не готов был сходу решать, чем таким может поделиться с представителем иной цивилизации без особого риска для человечества, так ещё и не собирался начинать подобный трёп при свидетеле.
Очень кстати у Больширина запел телефон и Элл стал ему подпевать.
В трубке слышалось только дыхание. Антону это сопение сразу подняло настроение. В последнее время такие звонки повторялись с завидной регулярностью, и он решил, что сопит на той стороне Чёрч, хотя никаких доказательств у него не было.
Особенно веселило то, что этот ленивый ублюдок по прибытии на Землю не только не удосужился выучить русский язык, но и, положившись на свою телепатию, настолько разучился пользоваться голосовыми связками, что не может даже внятно промычать то, чего хочет.
—  Это тебя, - Антон передал телефон Эллу.
Когда Элл в недоумении поднял до предела брови в процессе того, как и «алло» выговорил по слогам несколько раз, и дунул для порядка в трубку, Антон почти одними губами прошептал «это Чёрч». А потом так похоже стал изображать Чёрча раскрывающего по рыбьи рот, плевался и корчил страшные рожи, что вызвал смех не только у Элла, но и у ничего не понимающего Гэнкеля.
К тому времени как все отсмеялись, Элл опрокинул ещё одну рюмку и в качестве закуски напел тот самый мотив, страшно его перевирая:
— Ы-хы-хы-хы… Как же меня достали все эти ваши песни про любовь.
—  А что в них плохого? – спросил Веник, подвигаясь ближе.
— Что плохого? Да ничего. Только, знаешь, со стороны такое впечатление, что вы хвалитесь тем, какое у вас большое любвеобильное сердце.
— Чем тут гордится? Любовь – большое чувство, а песни поют не из-за гордости какой-то, а оттого, что не могут по-другому.
— Ага или потому что сомневаются и пытаются убедить себя или ещё кого-то ещё...
— Зачем кого-то в чем-то убеждать? С такими вещами нельзя ошибиться.
— Да что ты? - Элл притянул Веника к себе и лбом упёрся в его лоб. — Вот ты, знаешь, что такое это ваше большое чувство?
— Само собой.
— А сам испытывал когда-нибудь?
Гэнкель попытался отстраниться, выговорив:
— Ну как тебе сказать…
— Вот видишь, - Элл обрадовался, точно ждал именно такого ответа. - И до сих пор не поешь? А ты попробуй спеть, давай-давай, глядишь и сомневаться перестанешь.
— Не собираюсь я петь. У меня и голоса нет и, вообще, ничего никому не собираюсь доказывать.
— Вот и правильно, не нужно никому ничего доказывать. Нужно просто расширять своё сознание. В этом главное преимущество нашей цивилизации над вашей…
Антон уже сильно жалел, что устроил эту вечеринку. Мимикой и жестами он пытался остановить разглашение гостайны, но Элл, ничего не замечая, всё более удивлял Веника своими откровениями.  Отчаявшись, Антон попробовал увести Элла в другую комнату, но тот вывернулся, схватил со стола ополовиненную бутылку и нетвердой рукой опрокинул в рюмку, перелив изрядно через край. 
—  Вот вино, - он поднял рюмку к люстре и взглянул на просвет, зажмурив один глаз, – чувственный напиток. Не то, что гостуро. Но его не нальешь больше, чем вмещает емкость. А сознание может расширяться бесконечно. И вместе с сознанием расширяются мои пределы мира. А вы всё про чувства, как будто в них есть какая-то ваша заслуга.
Оттеснив напарника в коридор, Антон переключился на Гэнкеля:
—  Не слушай ты его, видишь пьян в стельку. Ты тоже утомился наверно, иди уже отдыхай, а я его сам уложу.
—  Я не пьян, - возражал Элл. – А ты Вениамин мне как брат. Ты же меня лучше всех понимаешь.
—  Да я всё понимаю, - соглашался Гэнкель то ли с Эллом, то ли с Большириным, то ли с ними обоими.
Антону на правах хозяина дома пришлось проводить гостя в детскую, а затем вернуться к напарнику, чтобы помочь ему остановить раскачивание коридора.
—  Мне больше не наливать, - сказал Элл, когда Больширину удалось довести его до дивана.
—  Не вопрос, - Антон хотел убрать бутылку в холодильник, но Элл вцепился в неё двумя руками.
—  Пусть стоит, она ведь никому не мешает, - сказал он. - Так вот я и говорю. Не тем вы гордитесь. Вы даже не представляете, как вам повезло. У вас один из самых мощных инструментов сознания среди известных нам, и вы нисколько это не цените.
—  Ну вот с этого и надо было бы начинать, - похвалил Больширин, навязчиво помогая Эллу улечься. 
—  Ты вот спрашивал, чего мы все время о сознании, да о сознании, как будто гордимся своим умом.
—  Ни разу не припомню такого. 
—  Не говорил, так хотел сказать. Я же всё вижу. Смотришь на меня и думаешь, чего они так носятся со своим мозгами.
—  Ничего я такого не думаю. Это ж, итак, ясно. Вы сухари и для вас мозги ваши ценнее всего остального.
—  А вот и нет. И ты даже не догадываешься, почему…
—  Конечно же нет, - Антон накрыл Элла пледом. - Ведь это большая тайна. Ты спи.
—  Да, это большая тайна, - Элл сдернул с себя плед и сел. – Но я тебе расскажу, как и обещал… потому что ты мне друг. Нам ведь не так повезло, как вам. Я даже не знаю в чём там дело: в подвижности этих… нейронов или ещё в чем, но, если б не гостуро, мы может быть до сих пор обходились без колеса…
Элл не позволил себя уложить и ещё долго и сбивчиво объяснял, что его предки не сразу научились ценить мозги, что были вроде неандертальцев – тупых и жестоких, пока в одном из племен не попробовали необыкновенный настой, который сделал это племя самым могущественным. А дальше уже ум стал ценится дороже всего, даже, вроде бы, дороже жизни. Поскольку что такое жизнь без сознания – пустое место, дым.
Больширин забыл о своих проблемах, слушая откровения представителя высшей цивилизации. Несказанное легко додумывалась. Вполне вероятно, что вся их знать вышла из представителей того самого умного племени, что секрет гостуро долгое время хранился построже каких-нибудь наших секретов изготовления философского камня, и только с ботами в их мир пришло равноправие быть умным.  Антону стало даже немного жалко внезапно поглупевшего в его глазах приятеля.   

- 30 –

Было ещё темно, когда Гэнкель разбудил Больширина.
—  Который час? – спросил Антон.
—  Пол пятого. Но ничего вы спите, я сам доберусь. Я только хотел поблагодарить за всё.
Несмотря на то, что всю ночь провел в кресле, Больширин чувствовал себя бодро и вызвался проводить гостя. Пока тот отнекивался, проснулся Элл и тоже записался в провожатые.
В такси он снова закимарил, уронив голову Больширину на плечо. Гэнкель первое время крутился на переднем сидении, пытаясь выразить, как ему неловко за то, что поднял всех в такую рань.
Антон его успокаивал, что мол «ничего страшного, всё равно не спалось», в то время как самого беспокоила не то безотчетная мысль, не то смутное чувство, вызванное вчерашним разговором.
Как будто Элл на что-то такое намекал или, возможно, считал само собой разумеющимся и поэтому не высказывал прямо, хотя постоянно имел в виду. Подозрение на спрятанное второе дно самопроизвольно запустило механизм анализа каждой сказанной фразы.
Крутящиеся в голове в непредсказуемой последовательности «гордятся умом», «песни о любви», «большие чувства», «хвалитесь» вначале сложились в предположение, что Элла сильно задевает то, что у нас и мозги намного мощнее, и эмоции ярче. Если бы не один вопрос: почему ему был совсем не важен ответ Антона, если он сам замутил всю эту эксгибиционистскую кашу с тайнами?
Получалось, что за то время, которое прошло с предыдущего разговора, у Элла уже сложился собственный ответ. Тогда зачем было напоминать и, главное, зачем откровенничать? Неужели только для того, чтобы самому по пьяни излить наболевшее? 
Тогда что он хотел сказать? Зачем было признаваться в умственной неполноценности? Зачем объяснять, что причина их навязчивых разговоров о сознании только в том, что они помнят о собственной неполноценности?
Может быть этим он хотел намекнуть, что и мы поем свои песни о больших чувствах по той же причине? Мол каждый поёт о том, чего ему не хватает. Только, в отличии от них, нам это никогда не мешало. Ведь к нашим услугам всегда был лучший инструмент во вселенной, который запросто находит виноватых для любых бед.
Подъезжая к аэропорту, Гэнкель начал прощаться, но проснувшийся Элл энергично запротестовал:
—  Провожать, так провожать до конца.
—  Согласен, - сказал Больширин, - тем более, что уже давно пора выпить кофейку.
В очереди на регистрацию Вениамин Гэнкель похвастался, что не спал всё ночь.
—  Это потому, что на новом месте, - посочувствовал Элл.
—  Нет. Всю ночь работал. Такое вдохновение накатило, что не смог уснуть.
—  Роман? – спросил Антон, отхлебывая обжигающий кофе, выскочивший за минуту до этого из автомата.
—  Что? – переспросил Гэнкель.
—  Писал, говорю, роман?
—  А, да. Не поверите, в стихах.
—  Да ладно?
—  Ну это пока намётки, так что не о чем говорить…
 Судя по его вдохновенному виду, говорить на эту тему ему очень хотелось, но Элл вдруг стал интересоваться жизнью Сахалина:
—  Как там у вас теперь?
—  После вашего рейда как будто получше, - охотно ответил Вениамин. - Местное начальство стало людей замечать и вообще.
—  Да ладно? – вновь не поверил Антон.
—  Может это мне только кажется, но как будто стало дышаться как-то свободнее.
Больширину, несмотря на скепсис, было приятно это слышать. До самого прощания с Гэнкелем он больше не ерничал, а пожимая руку, не удержался и крепко обнял.
Сразу уходить не хотелось. Через большое стекло были видны подсвеченные фюзеляжи лайнеров и темное взлетное поле в огоньках.
—  Ты чего вчера надрался? – спросил Антон.
—  Да так, - Элл смотрел в окно.
—  Точно? Без всякой задней мысли?
— Да какие мысли? В башке ветер один и тоска.
—  Из-за Дианы?
—  Ты знаешь, я в последнее время так устал. Всё валится из рук. Ваша юриспруденция такая сложная. От одних составов преступления голову сломаешь…
—  А я понял, что ты мне хотел сказать.
Элл оторвался от окна и посмотрел на Антона.
—  А я ничего такого не хотел сказать.
—  Не виляй. Мы же с тобой друзья.
—  Спасибо, конечно, - Элл снова отвернулся к окну. – Мне только кажется, что у всех ваших песен привкус, как у нашего гостуро.
Больширину не показалось в этих словах ничего обидного. Не было похоже, что Элл хотел оскорбить.  Его пессимизм скорее был вызван разочарованием оттого, что оказался не в то время и не в том месте.
—  Так значит ты ещё не передумал спасать Диану?
—  Я не могу передумать, - Элл помолчал, наблюдая за очередным взлетающим бортом. - Ты лучше расскажи, как там Жанна?
—  А что Жанна? Переехала к маме. Ей там лучше.
—  Это понятно. А что ты решил?
—  Ничего. Я решил ничего не делать.
—  А как же ты узнаешь?
—  Помнишь, я тебе рассказывал о местном поверии, ну что все женщины с другой планеты.
— И что?
—  Сам подумай. Зачем мне нужны подтверждения того, что я, итак, знаю?
—  Ну, ну, - Элл внимательно посмотрел на Антона и снова уткнулся в стекло.
По взлётной полосе пробежал самолет и неспешно поднялся в воздух. Если он летит на Сахалин, то ему ещё лететь и лететь через всю страну на самый её край. Больширин смотрел на удаляющиеся огоньки и думал, как хорошо было бы вместе с Жанной лететь на Сахалин, где уже так свободно дышит человек.