Джон Огастес Аткинсон. Казаки нападают на отступающих французов, рисунок 1813 г.
В русской армии для преследования неприятеля использовали в основном казаков, потому как уничтожение бегущих всегда требовало особых навыков. Если противник рассыпался, они старались догнать передних, зная, что отставшие далеко не уйдут. Преследуя, казаки кололи, рубили, стреляли и только тогда брали пленных. А.С. Пушкин писал в «Полтаве»: И следом конница пустилась, Убийством тупятся мечи, И падшими вся степь покрылась Как роем черной саранчи. Но одно дело – преследовать сбитого в рукопашном бою равного тебе по силам неприятеля, другое - преследовать отступающую вражескую армию, не выдержавшую сражения и побежавшую из-под Малоярославца. После освобождения Вязьмы М.И. Кутузов рекомендовал казачьим начальникам в лучших традициях Фридриха Великого нападать на головы колонн отступающих французов. После Березины отступление умирающих остатков французской армии превратилось в беспорядочное бегство. Но ещё больше французов добивали голод и холод. В начале декабря начались сильные морозы, и ослабленные недоеданием солдаты тысячами замерзали на виленской дороге.
БЕГСТВО НАПОЛЕОНА ИЗ АРМИИ
Так что русский плен был не самой плохой участью для умирающего француза. Будущий писатель, а в 1812 г. юный ополченец Рафаил Зотов писал: «Пропустив вперед армию Чичагова, мы уже шли вовсе не по-военному... Наши военные действия ограничивались собиранием по дороге пленных, а эта работа была самая миролюбивая. Они рады были сдаваться, потому что имели в перспективе пищу, а может быть и одежду». 23 ноября (5 декабря) в 10 часов вечера в местечке Сморгонь Наполеон бросил оставшиеся без кавалерии и артиллерии армейские остатки, сел в карету и тайно в сопровождении Коленкура, ещё нескольких приближенных и личной охраны, укатил в Париж. Ни Бонапарт, ни маршалы, не считали это бегством, ведь помочь армии он уже не мог, а обстоятельства требовали его присутствия в Париже: «Оставляю вас, чтобы привести триста тысяч солдат. Необходимо стать в такое положение, чтобы мы могли вести вторую кампанию, потому что первая война не кончилась одною кампаниею», - обнадежил император своих маршалов. Наполеон надеялся, что остатки французской армии смогут удержаться в Вильне, командовать войсками он оставил И. Мюрата, наделив его властью главнокомандующего.
Наполеон при этом полагал, что у Неаполитанского короля «больше блеска», чем у других маршалов. За два дня до своего отбытия в Париж Наполеон написал 29-й «погребальный» бюллетень французской армии, где сообщал о поражении французских войск. По мнению Сегюра, император не желал распространения слишком пессимистичных настроений, «поэтому положение дел в России представлялось в сильно искажённом виде». О роли Русской армии в разгроме французов и своих ошибках Наполеон не написал ничего, а катастрофу в России объяснил исключительно «наступившими вдруг морозами». Однако настоящие морозы грянули, когда бюллетень уже был написан, и Великой армии, по большому счёту, не существовало. Кстати, бюллетень заканчивается словами: «Здравие Его Величества находится в самом лучшем состоянии». Коленкур вспоминал, что, приехав в Варшаву, Наполеон «казался иногда веселым и спокойным», шутил и сказал фразу, ставшую поговоркой: «Может быть, я сделал ошибку, что дошёл до Москвы, может быть, я плохо сделал, что слишком долго там оставался, но от великого до смешного - только один шаг, и пусть судит потомство». Многие французские солдаты вспоминали потом это «смешное». Но с отъездом Наполеона исчез стержень, на котором держалась армия. «Посереди этого страшного беспорядка нужен был колосс, чтобы стать центром всего, и этот колосс только что исчез. В огромной пустоте, оставленной им, Мюрат был едва заметен», - писал Сегюр. - «С тех пор не стало братства по оружию, не стало товарищества, все связи были порваны! Невыносимые страдания лишили всех разума.
Мучительный голод довёл этих несчастных до такого состояния, что они знали только животный инстинкт самосохранения, единственное чувство самых свирепых животных; этому инстинкту они все готовы были принести в жертву». После бегства императора французы тоже заспешили домой. Они уже не слушались своих командиров, не хотели воевать, а Наполеона открыто стали называть дезертиром. Сегюр и другие очевидцы вспоминали о том, что голод и животный инстинкт довел французских солдат до многих ужасающих поступков, в том числе до каннибализма. Алексей Николаевич Оленин писал в «Собственноручной тетради»: «Часто встречали французов в каком-нибудь сарае, забравшихся туда от холода, сидящих около огонька на телах умерших своих товарищей, из которых они вырезывали лучшие части, дабы тем утолить свой голод, потом, ослабевая час от часу, сами тут же падали мертвыми, чтобы быть в их очередь съеденными новыми едва до них дотащившимися товарищами». За Березиной пленных становилось всё больше. Летучие отряды, следовавшие буквально по пятам вчерашних завоевателей, оказались обремененными пленными, которых уже не приходилось брать с боя. Военный историк А.И. Михайловский–Данилевский (1790–1848) так описывал картину финала Отечественной войны 1812 г. на заснеженной Виленской дороге. По ней тащились последние тысячи из тех военных, что «побывали» в Москве: «Биваки были также пагубны, как и сильные дневные марши. Приходя к ночлегу, изнеможённые, полузамёрзшие бросались вокруг огней; крепкий сон одолевал их, и жизнь угасала прежде, нежели потухали огни.
Не всегда и на биваках находили успокоение французы, потому что их тревожили донцы. При одном восклицании: «Казаки!» они сдавались или бежали дальше, искать другого уголка оледенелой земли, где усыпление превращалось в сон вечный. Пленными уже давно у нас пренебрегали. Часто они отставали толпами от неприятельского арьергарда, шли навстречу нашим войскам, от которых целым тысячам пленных давали иногда не более двух, трёх казаков, башкирцев или поселян. Нередко бабы, одна - впереди, другая - позади, гнали дубинами стада европейцев...» Торопясь уйти от Березины, французы не смогли опередить преследователей хотя бы на один переход, и им снова и снова приходилось иметь дело с вездесущими казаками. Участник ряда кампаний Наполеона в России барон де Ж. Марбо, командир конных егерей, вспоминал о том, как остаткам 2-го корпуса маршала Удино пришлось выдержать «тяжелую битву с тучей казаков» при Плещеницах. С ними полковнику де Марбо довелось в тот день познакомиться поближе и получить ранение казачьей пикой в колено. Впоследствии талантливый литератор в своей книге «Мемуары генерала барона де Марбо» рассказывал, как казаки «нагло кололи французских офицеров перед их войском». Маршал Мишель Ней, принявший на себя командование, ввёл в бой всё, что имелось у него под рукой. Ещё не понесший потерь, 23-й конно-егерский полк Марселена де Марбо, «оказался перед казаками-черноморцами в барашковых шапках. Одежда их и лошади были гораздо лучше, чем это бывало обыкновенно у казаков. Мы обрушились на них, а они, по привычке, свойственной этим людям, которые никогда не сражались в стройном порядке (в линию), сделали пол - оборота и понеслись от нас галопом...».
Полковник Марбо не говорит, что в данном случае казаки с берегов Кубани, применили привычный для них приём заманивания врага под удар из засады. Но незнакомые с местностью, они натолкнулись на неодолимое для конников препятствие – огромный овраг с обрывистыми склонами. Тогда черноморцы развернулись, и, прижавшись, тесно друг к другу, храбро выставили свои пики, принимая рукопашный бой. В той схватке командир полка Жан Батист-Антуан-Марселен де Марбо потерял немало конных егерей. Он вспоминал, что во время преследования наполеоновских частей «казаки ставили на сани маленькие лёгкие пушки, из которых стреляли до того момента, пока, видя какой-нибудь отряд, двигающийся в их направлении, они не разбегались, гоня лошадей во весь опор». 27 ноября (9 декабря) 40 тыс. голодных и замерзших французов подошли к Вильне. Все полезли в одни ворота, началась давка, обезумевшие люди несколько часов пытались прорваться в город. Увидев это, жители попрятались, заперли двери домов, трактиров, больниц и магазинов. Страшась ответственности, интендантские начальники отказались выдавать продовольствие, и только вмешательство маршала Даву и Евгения Богарне открыло некоторые склады. Но едва изголодавшиеся солдаты начали вкушать пищу, как за городом раздалась канонада, - ген. Чаплиц атаковал дивизию Луазона, прикрывавшую город. Забили барабаны, закричали офицеры, призывая к оружию, раздались крики «Казаки!», но некоторые солдаты были не в силах снова выйти на мороз. «Все больше думали, как защитить свою жизнь от голода и холода, чем от неприятеля». Маршал И. Мюрат попытался организовать оборону г. Вильно.
Но 28 ноября (10 декабря) 1812 г. наступающие пехотные колонны русских стали его обходить, и Мюрат со штабом отступил. Французы вновь в большом беспорядке устремились по направлению к Ковно, в который раз предоставив заслону маршала Нея спасать убегающую армию. Ней держался несколько часов, но потом ушел столь же поспешно, что не успел уничтожить богатейшие армейские магазины и бросил больных и раненых. Под Вильно казаки-гвардейцы отбили у неприятеля 19 орудий. В самом городе русские войска пленили 7 генералов, 242 офицера, 9517 солдат, 5139 раненых и больных в госпиталях; захватили 140 орудий и огромные склады боеприпасов. Ген.- фельдмаршал Кутузов 28 ноября (10 декабря) вступил в Вильно. 12 (24) декабря, ровно через полгода после начала военных действий, в Вильне вновь состоялся бал, который фельдмаршал Кутузов дал по случаю дня рождения императора Александра I. Капитан Павел Пущин записал в своем дневнике: «Вечером город был великолепно иллюминирован... Радость и ликование были всеобщие... Два неприятельских знамени, очень кстати полученные от генерала Платова из авангарда перед самым балом как трофеи, были повергнуты к стопам государя, когда он входил в зал, и тут же его величество возложил на князя Кутузова орден Святого Георгия 1-й степени». А тем временем нестройные неприятельские толпы бежали по дороге в Ковно, но в 6 верстах от Вильны их остановила совсем не высокая Понарская гора. Она обледенела, и обойти её обезумевшие от страха французы не догадались. «Этот короткий и крутой склон был едва заметен. - писал Сегюр. - При правильном отступлении он представлял бы прекрасную позицию, чтобы повернуться и остановить врага.
Продолжение следует в части 41 http://proza.ru/2018/08/11/681