Он не знал, что ей подарить. Она была такая… не похожая ни на кого больше. Он советовался со знакомыми, с коллегами по работе. Цветы, косметика, цепочка с подвеской, плюшевая игрушка, конфеты…
- Что ей нравится, что она любит? – спрашивали его.
Что она любила? Любила сидеть в уголке дивана в пушистом свитере, натянув на колени шаль, с чашкой чая и книжкой, то глядя на открытую страницу, то отпивая ароматный глоток. Что ей нравилось? Заходить в красивые секции торговых центров, где продавались одежда и украшения, и долго рассматривать выставленные там вещи, иногда слегка притрагиваясь к ним кончиками пальцев, словно впитывая их качество на ощупь и в результате ничего не покупая.
А еще ее тянули к себе антикварные лавки. Оторвать ее от созерцания какой-нибудь поцарапанной камеи, фарфоровой статуэтки на пасторальный сюжет, потемневшего пейзажа в раме с отбитыми завитушками или заставить отвести взгляд от своего отражения в мутном слоистом зеркале, возраст которого варьировался в двухсотлетнем интервале, было делом не простым. Казалось, эти предметы ее гипнотизировали.
- Блошиный рынок, - наконец, хотя и не полностью самостоятельно, но благодаря удачной подсказке, пришло ему в голову. - Там много всякого мелкого барахла наподобие недобитых сервизов времен замшелых империй и бабушкиных янтарных бус. Что-нибудь отыщется.
Отыскалась шкатулка. Формат – по размеру книги, материал - дерево, цвет – черно-коричневый. Состояние – удручающе старое.
Лак на поверхности покрылся паутиной трещинок и облупился по краям; петли, соединяющие крышку и корпус, болтались и плохо справлялись со своей функцией; замочек был, конечно, сломан; внутренняя обивка из потертого шелка пошла пятнами. Но это был предмет явно из той самой серии «винтаж, гламур, раритет», вероятно, в самом деле происходивший из начала прошлого века, и цена не казалась чрезмерной, да еще ее удалось неплохо сбить.
- Неужели ей может это понравиться? – не веря сам себе, что раскошеливается на эту заваль, думал он, наблюдая, как продавец упаковывает выбранный товар.
Дома он рассмотрел свое приобретение еще раз. Помимо прочего, оно источало характерный запах, присущий подобному хламу… что-то пыльное, слежавшееся и в то же время со сладковатым привкусом, наводя на мысль о плесени и тлене.
- Неужели ей может это понравиться? И роспись - какая-то метелка с колокольчиками. Не рисковать, выкинуть, пока не поздно, и купить ликер с шоколадкой?
- О! – только и сказала она, отодвинув в сторону цветы и коробку конфет, и осторожно взяла шкатулку в руки, коснувшись опутанных сетью кракелюров нарисованных лепестков с таким видом, словно это были клавиши музыкального инструмента, для него безмолвного, но для нее звучащего какой-то особой, доступной ее внутреннему слуху гаммой.
- Какая же прелесть! Я давно хотела иметь что-то в этом духе. И роспись… это розмарин, веточка розмарина. Бледно-фиолетовый тон просто завораживает. Брызги океана… Спасибо, огромное.
Она была счастлива. Ощущая себя так, словно удачно сдал сложный экзамен, он тоже был счастлив, абсолютно, и, ликуя и смеясь, подхватил ее на руки вместе со шкатулкой. Часы пробили полночь, Новый год наступил.
***
Он перестал чувствовать бег времени. В записке был указан конкретный час, но ему казалось, что лучше прийти раньше, даже намного раньше, чтобы не пропустить момент истины.
День выдался пасмурным. Температура воздуха болталась в пределах ноля градусов, и снег, едва успев выпасть, уже перешел в жидкое состояние.
Ветер гулял по глубокой арке, прорезавшей фасад старинного здания, из тех, которые возводились в начале прошлого века и до сих пор украшали исторический центр города. С уличной стороны арку перегораживала гипсовая скульптура льва, стоящего на высокой тумбе-постаменте, опираясь лапой на треугольный щит.
Работники окрестных офисов выходили сюда покурить и выпить на скорую руку кофе, купленный во внутреннем дворике в маленькой закусочной, и часто оставляли между львиных лап бумажные стаканчики с окурками. Он тоже выпил кофе и выкурил сигарету, добавив свой стакан к уже имеющимся, но, кажется, это было уже давно, а вечер все еще не наступил, а он все продолжал стоять под нависающим арочным сводом, прислонившись к львиной тумбе.
Через улицу напротив арки располагался сквер с парой скамеек, за ним тускло поблескивал в обводе ажурной ограды пруд. Записка, которая выпала из ее сумочки заодно с прочим содержимым, когда сумочка случайно свалилась со столика в прихожей, сообщала место: «Буду ждать в сквере напротив льва». Та самая улица, тот самый лев - и сквер, конечно, тоже тот самый. Значит, она скоро придет сюда, и он узнает, кто ей назначил свидание… нет, он убедится, что ей в самом деле было назначено свидание, что у нее есть кто-то другой, есть другая жизнь, а та, которая была их общей жизнью, в тот же миг разрушится.
А чего он ждал? Разве они пара, в самом деле? Более разными, чем они, людям и быть невозможно. Положа руку на сердце, он ее иногда совершенно не понимает, словно она говорит… по-эльфийски, вероятно… Какие перспективы мог иметь их союз? Вот и пришел конец всему.
Сначала он себя не помнил от волнения и злости, готовый выплеснуть на ее голову весь накопившийся гнев, всю свою обиду, потом ему на память пришли лучшие дни из тех, которые у них были… да у них все дни были лучшими… и сердце защемило, стало до того жаль, что и словами не высказать…
А серый день тянулся так медленно, и, продолжая делить со львом его пост в темной, пронизанной зябкой сыростью арке, он не только устал и продрог, но также успел многое перечувствовать и передумать, так что, когда, вопреки робкой надежде, что она просто не придет, она все же появилась в сквере, у него уже не было сил на вспышку, а изо всей бури эмоций осталась печаль, вместе с ясным пониманием того, что ему следует сделать.
***
Увидав его, она так сильно удивилась и так искренне обрадовалась, что он растерялся и забыл приготовленную фразу.
- Это ты! – воскликнула она с неподражаемой интонацией, будто его появление было из разряда сверхъестественного, потом быстро раскрыла сумочку, вынула знакомый желтоватый листок и протянула ему. - Вот, записка, записка!
- Я ее видел. И подумал, что кто-то назначил тебе свидание.
- И я подумала – вдруг кто-то назначил мне свидание. Я представила себе, что эта записка, написанная так давно неизвестно кем и адресованная неизвестно кому, тем не менее предназначалась для меня и попала мне в руки неслучайно. Если кто-то много лет назад думал обо мне, любил меня и назначил мне встречу… связь, которая проходит через время… И мне захотелось прийти, точно, как указано, чтобы посмотреть, что из этого получится. То есть всерьез я вряд ли верила, что кто-то тоже придет, но капельку все-таки верила. В последний момент даже стало жутко. И надо же такому случиться – это оказался ты. Но как же ты догадался, что я так поступлю?
- Но я же прочел записку! – он чувствовал, что у него голова идет кругом.
- Но ей около ста лет, а если меньше, то все равно очень много по сравнению с нами. Погоди, не подумал же ты, что она современная?
- Именно так я и подумал.
- Но это старомодный стиль, сейчас не принято выражать свои чувства подобным образом.
- Я заметил, но на всяких там вернисажах, где ты бываешь, столько странного народу.
- Бумага старая, ломкая, в сгибах потерлась. Написано перьевой ручкой, чернила выцвели.
- Мне показалось – накарябано подсохшей гелевой. Я… приревновал тебя.
- К кому? – она рассмеялась. - Человека, который это написал, давно уже нет. Или… что ты думаешь о реинкарнации? Но тогда ты приревновал к самому себе.
Вечер, так долго ожидаемый, сгустился очень быстро. Зажглись фонари, отразившись в темной воде пруда скоплением золотистых нитей.
Они сидели на скамейке в сквере, и она рассказывала, как чистила шкатулку, наслаждаясь изысканностью вещицы (- Даже запах духов еще чувствуется, еле слышный, с тонкой цветочной ноткой), - и вот, внезапно…
- Двойное дно. Я не сразу поняла, на что нажала, но потом разобралась, что там за секрет. В тайнике лежал этот листок. Удивительная находка.
- Да, удивительная, не поспоришь.
Он развернул записку и принялся читать вслух: «Ты помнишь, что было между нами вначале. Моя любовь сильна, как при первой нашей встрече. Каждый день, когда я не увижу тебя, не прикоснусь к тебе, для меня подобен дню скорби. Если ты разлюбишь меня, весь мир станет мне враждебен…»
- А дальше день, час и место – в сквере напротив льва, - договорила она, когда он запнулся. - И подпись – одна заглавная буква. Так таинственно…
Она вздохнула и крепче прижалась к его плечу.
- Значит, ты подумал, что у меня кто-то есть. Но почему не стал ждать, чтобы посмотреть, кто придет? И что ты вообще собирался сделать? Вызвать соперника на дуэль? Или воткнуть в сердце коварной обманщицы нож? Признавайся.
- Собирался отпустить тебя. Если ты встретила того, кто подходит тебе больше… И выяснять, кого именно ты ждешь, я никакого смысла не видел, потому что это ничего не могло изменить, ровным счетом, а значит, не было и смысла медлить с объяснением.
- И это будет день скорби, - прошептала она после паузы. – Давай… выбросим этот несчастный листок, сейчас же… И шкатулку тоже…
- Но ведь она тебе понравилась.
- Говорят же, что со старыми вещами можно взять себе старую беду.
- Вряд ли. Шкатулка – мой тебе подарок к Новому году, больше ничего. И роспись… как ты сказала? Розмарин.
- Настоящим подарком был твой неожиданный приход, - произнесла она, возвращаясь к прежней теме совпадений, предчувствий и связей, которые проходят через время. Она была неисправима.
- Оставим все как есть. И шкатулку, и записку. И этот день, тем более, что он уже прошел. Дома завари мне этого своего чая… с жасмином…
- Ты говорил, что у него запах одеколона.
- Я тебя дразнил, мне нравится. Мне вообще все нравится.
Когда они уходили, направляясь к станции метро, он оглянулся. Фигура гипсового льва тонула в обволакивающей тьме. Арка, прорезавшая фасад старинного здания, казалась черным провалом.
15.12.2020