– Женщина! – голос таксиста звучал грубо и требовательно. – Да просыпайтесь же, я не могу вас разбудить.
Он смотрел на нее в зеркало заднего вида, и губы его кривились в некрасивой улыбке.
– Поймите меня правильно, – стал он оправдываться низким голосом, – у меня еще заказ, и я не хочу его потерять…
Она задремала, пока ехала в такси по расквашенной дороге. Но, когда он к ней обратился, уже не спала и тихонько разглядывала его маленькую вытянутую голову, на которой неуклюже сидела матерчатая кепка. Она перевела взгляд на зеркало заднего вида, которое было наклонено так, что просматривался весь салон автомобиля, и глаза ее неожиданно встретились с маленькими холодными глазками таксиста. Он неестественно улыбнулся своей искривлённой улыбкой, это ее испугало, и мурашки забегали по спине.
Такси остановилось у калитки последнего дома с правой стороны. Повернувшись к окну, она стала рассматривать дом, чувствуя, как на душе становится неуютно и тоскливо. Невзрачный домишко больше походил на сарай, скошенный на один бок, что делало его еще более непривлекательным. Слева, в нескольких метрах от него, стоял небольшой сарай, предназначавшийся, видимо, для угля и дров, – она в деревенских постройках мало разбиралась. Непривычное ощущение страха охватило ее, проникло глубоко внутрь, и она инстинктивно съёжилась. Сейчас, находясь в казавшемся уютным по сравнению с мрачной улицей салоне такси, она чувствовала себя в безопасности. Выходить не хотелось, она почему-то боялась этой улицы, этого дома… И с застывшим лицом продолжала сидеть в машине, чувствуя, как ноги и руки онемели и перестали слушаться.
«Кой черт меня сюда понес? – пронеслось в голове. – Я, Ирина Сергеевна, уважаемый на работе человек… Прикатила в какую-то тьму-таракань… Сидела бы сейчас у себя в городе… А не шлялась по деревням… Блин, как быстро темнеет на улице… А может, ну его?.. Взять и уехать, пока сижу в такси…»
Она снова глянула в окно, оглядывая место, где они остановились. Прямо напротив висела покосившаяся калитка, доски которой полностью обветшали, впрочем, как и весь забор, который наполовину лежал на земле… Напротив, с левой стороны дома, строений не было, на пустыре плотной стеной рос бурьян…
– Боже! – машинально вырвалось у нее, – куда я приехала?!
Таксист глянул на нее с удивлением, а после со злостью произнес:
– Куда, куда… Это тот адрес, на который вы сделали заказ.
Он немного скосил голову к окну и попытался что-то найти на заборе.
– Ну да, адресной вывески нет, но я до этого видел, что это улица Ленина, так что мы по адресу ничего не напутали. – Он глянул на нее в зеркало заднего вида и с нажимом добавил: – Это, получается, и есть дом с номером один.
Женщина торопливо закивала головой и, подхватив дорожную сумку, вылезла из машины. Поставив ношу на обочину дороги, растерянно стала оглядываться по сторонам.
– Ну… что вы там замерли? – таксист явно нервничал. – Расплачивайтесь уже, и я поехал.
Ира поправила прическу и вновь закивала головой.
– Ну да, ну да, – она суетливо достала из маленькой сумочки деньги и, подойдя к дверям машины, протянула поверх приспущенного стекла. – Пожалуйста, возьмите, как договаривались.
– Ага, договаривались, – не глядя на нее, буркнул водитель, но деньги проворно взял и, не считая, сунул в карман.
Ирина отошла к своей сумке и застыла в каком-то ступоре. Невольно закрыв глаза, она крепко зажмурилась, втайне надеясь, что, когда откроет их, увидит иную панораму деревни.
Неожиданно в уши ворвался рев двигателя, который стал быстро удаляться…
Ира открыла глаза, но за это время ничего не произошло, кроме того, что таксист быстро исчез и на улице стало еще сумрачнее. Она глянула через калитку на перекошенный домик со сломанной трубой, из которой слабо тянулся дымок.
«Ну, вроде в доме кто-то есть, – с облегчением вздохнула она, – а то что-то страшно становится».
С опаской покосившись на наполовину сгнивший сарай, который просматривался сквозь дыры насквозь, женщина обомлела: на земле резвились маленькие темные зверушки. Она сразу же их узнала – это были крысы, которые, неуклюже подскакивая, носились друг за другом.
Все тело ее наполнилось паническим страхом, мучительно захотелось исчезнуть, убежать подальше от этого жуткого места…
Черные тучи густели, затягивали небо, воздух постепенно наполнялся влагой.
– Черт! – выдохнула она и снова сильно зажмурилась, чтобы все плохое исчезло.
Так в детстве учил ее отец:
– Ты, дочка, если случается что-то неприятное, зажмурься и постой немного – плохое уйдет, улетучится и останется только хорошее…
«Эх, знал бы он сейчас мое положение… Как сильно он в этом заблуждался! Мне правда страшно, мне ужасно… Но почему-то это никуда не исчезает…»
– Бр-р-р! – поежившись, она потрясла головой.
Вдруг страшно захотелось, чтобы таксист ошибся адресом. Однако это был действительно тот дом, от которого ей так хотелось бежать, вот только куда… Она достала свой мобильник, но антенна даже и не проглядывалась.
«Ну вот, все равно придется идти», – ее пробил озноб.
Подхватив дорожную сумку, она шагнула в свободный проход между частями поваленной ограды.
Стояла тишина. Крысы, услышав посторонние звуки, спрятались. Ирина тенью медленно продвигалась по грязному двору, то и дело наступая на сухие кости, тряпки и обрывки пожелтевшей бумаги.
Откуда-то несло сыростью и затхлой листвой.
Где-то на средине пути она услышала донесшиеся со стороны сарая звуки. Они то становились стонущими, то напоминали чавканье поросенка.
Она глянула на сарай и застыла от страха. Холодный пот выступил на лице, струйками побежал по спине…
От сарая отделилась лохматая собака, неторопливо прошла в ее сторону несколько метров и легла на траву, при этом два раза вильнув хвостом. Женщина, уронив сумку на землю, с ужасом наблюдала за псом. В этот момент к собаке на четвереньках подбежало еще одно существо, и в сгущающейся темноте она каким-то чутьем уловила и поняла, что это был маленький ребенок. Малыш с озорством ухватил собаку за шерсть на холке и с силой потянул к себе. Та повернула к нему огромную морду и злобно рыкнула. Ребенок удивленно посмотрел на пса и, отпустив шерсть, плюхнулся рядом с ним на задницу. Ира, потрясенная увиденным, разглядывала ребенка, глаза ее расширились от изумления. На малыше были только трусики и рваная грязная рубашка не по размеру, которая белым пятном выделялась в темноте холодного сентябрьского вечера…
Она машинально протянула правую руку вперед и сделала шаг навстречу собаке. Малыш с удивлением глянул на женщину широко раскрытыми глазами, затем наморщил маленький лоб и, медленно повернув голову к собаке, замер. Пес продолжал неподвижно лежать, настороженно следя за движениями постороннего человека, в теле его ощущалась готовность к броску. Малыш почувствовал напряженность животного, и, когда снова глянул на нее, глазенки сверкнули злостью. Женщина что-то говорила и водила руками, малыш с опаской наблюдал за ней. Но едва она сделала шаг в их сторону, проворно вскочил и на четвереньках отбежал к растущим неподалеку кустам. Дворняга угрожающе заворчала и поднялась…
Ира снова подумала, что все это сон, и, крепко зажмурившись, прошептала:
– Все, все, пора просыпаться…
Когда она открыла глаза, дорога к дому была свободна – ни собаки, ни ребенка уже не было. Она потрясла головой и до боли прикусила губу… «Что со мной, я что, ненормальная?..» Она глянула в сторону сарая, и ей показалось, а может, так и было на самом деле, что из-за строения выглядывал большой хвост, который двигался в разные стороны…
«Зачем я здесь? Я что, совсем с ума сошла?! Какого лешего я здесь делаю?!.»
. . .
– Почему так: как только заходит разговор о моей сестре, тебя словно подменяют – ты становишься каким-то нервным, у тебя начинает болеть голова…
Он чуть сбавил скорость и повернул к ней голову вполоборота.
– Я думаю, что на этом разговоре уже пора поставить точку…
Она обиженно отвернулась и стала с преувеличенным вниманием разглядывать сквозь стекло прохожих и витрины магазинов.
– Ау! Ира! Ты меня слышишь?
Ее лицо медленно повернулось к нему, широко раскрытые глаза смотрели так серьезно и строго, что на лбу от напряжения образовалось множество мелких морщинок. Наконец, губы ее зашевелились, и тихий голос проговорил:
– Во-первых, Костя, мы не в лесу, и вот это свое… – она помолчала, словно что-то вспоминая, и через секунду выпалила: – Это свое «ау», да-да, свое «ау» оставь для заблудившихся в лесу…
Они уже два часа как катались по темному ночному городу. Костя решил, что пока ехать домой не стоит, так как назревал конфликт, и его лучше было отрегулировать на нейтральной территории. Вообще-то, никакого конфликта не было. Просто его жене захотелось повидать свою сестру, которую она давно не видела, а ему до ее родственницы не было никакого дела…
Проезжая мимо огромного торгового центра, Костя сбавил ход и дипломатично предложил съесть по кусочку пиццы.
– Не хочу ничего, – резко ответила Ира.
Она не стала поворачиваться к мужу и продолжала разглядывать дома и магазины…
Разговор начал Костя:
– Я вот не могу понять, из-за чего весь сыр-бор? – он вопросительно посмотрел на жену, которая, прилипнув к стеклу, не шевелилась. – Я только сказал, что не хочу и не собираюсь ехать куда-то к черту на кулички, чтобы увидеть твою сестру…
В машине тихо играла музыка. Он снова глянул на жену, которая так и не изменила позу.
– Ну скажи, зачем она тебе нужна? Я с ней вообще не знаком, вы тоже много лет не виделись и не общались…
Она взглянула на мужа, при этом брови ее сошлись на переносице, и, поджав губы, что-то прошептала, но вслух ничего не сказала.
Вот какого черта они просто так мотаются по городу, со злостью думал Костя. При создавшейся ситуации это ему надо злиться на ее желание видеть свою сестру, про которую много лет даже и разговора не заводилось… Ну живет она где-то там в сибирской деревне… Да и пусть живет… Так нет, сорока на хвосте принесла весточку, что ребенок у нее… Вот и засвербело у нее… племянника или племянницу увидеть захотелось… А что, без нашего участия его рост остановится или зубы перестанут расти?..
Костя увидел с правой стороны у магазина свободное место на парковке. Сделав легкий полукруг, машина четко вписалась между двумя иномарками.
– Ну все, надоело бесцельно колесить по улицам, – тихо проговорил он и выключил двигатель.
Ира, не глядя на него, откинула назад спинку своего сиденья, уткнула затылок в подголовник и закрыла глаза.
Костя недовольно покосился на жену, которая делала вид, что спит, но на самом деле ее прищуренные глаза рассматривали магазин, над входом которого светились огромные буквы, заявлявшие о том, что он продовольственный.
– Ладно, схожу за минералкой, – он тихо открыл свою дверь и вышел на свежий воздух. – Ух ты, как здорово на улице! – обернувшись, он примирительно обратился к жене: – Не обижайся! Тебе что-нибудь взять?
– Нет, – безучастно произнесла она, не поворачивая к нему головы.
– Ну-ну, – он досадливо поморщился, и дверца машины неслышно закрылась.
Осенний ветерок пробежался по его голове, взлохматив длинные волосы.
«Ну, вот и зима приближается, – мысли, далекие от неприятного разговора, как-то неожиданно нахлынули на него, – когда же я на ремонт машины запишусь? Какие-то звуки непонятные на скорости… и клацанье это, черт бы его побрал… Пусть едет к своей сестре… Уже всю плешь проела… И ведь знать-то ее толком не знает… Прямо ностальгия по детству… задолбала… Однозначно. Я точно никуда не поеду, хоть будет время заняться машиной…»
Через время Костя понял, что уже поднимается по ступенькам к дверям магазина, но неожиданно его левая нога поползла в сторону, словно под ботинком оказалась корка банана. Он попытался вернуть ногу на прежнее место, но это у него не получилось. В последний момент он увидел жирное пятно от торта и почувствовал дикую боль в ноге – колено ударилось о бетонную плитку ступеньки. В то же мгновение тело по инерции наклонилось вперед, руки взметнулись сначала вверх, потом в стороны, но взлететь не удалось, и он рухнул на ступеньки. Приподнявшись и сев на ступеньку, стал прощупывать больное колено через джинсы…
– Чё, братан, так неуклюже падаешь?
Голос звучал глухо и противно, словно говорящий зажал себе нос прищепкой.
Костя поднял глаза и увидел стоявшего перед ним мужика с седой щетиной в темной болоньевой куртке, застегнутой до горла. Тот улыбался во весь свой беззубый рот, который был постоянно раскрыт. Сощуренные и без того маленькие глазки смотрели весело и остро, сверля, словно буравчики.
– Ты меня что, знаешь? – Костя пристально посмотрел на бомжа и добавил: – Прямо так радуешься, что все лицо покрылось морщинами…
– Да нет, не знаю, – снова противно проговорил мужик. – Просто забавно ты упал…
– Ну и вали тогда, – сердито пробурчал Костя и попытался вытянуть левую ногу, но тут же почувствовал боль в колене.
– Да ты, парень, не суетись, и не надо меня так далеко посылать, – грубо сказал бомж, – может, придется еще помощи у меня просить…
– Ага, разбежался, – Костя отвернулся от него и, подтянув ногу, попробовал встать, но неожиданно появившаяся в колене острая боль заставила быстро вернуть ногу в первоначальное положение.
К бомжу подошли еще двое неопрятного вида мужиков.
Блин, у них здесь что, пункт сбора?! Костя оглянулся на машину, и внутри у него что-то сжалось. Со стороны, где сидела жена, у дверцы машины стояла худая женщина явно ханыжного вида, рядом с ней мальчуган лет семи. Костя явственно услышал, да-да, как говорится, к гадалке не ходи, совершенно четко услышал, как она, нагнувшись над приоткрытым стеклом, шептала и шептала одно и то же:
– Женщина, женщина, пожалейте ребенка, он есть хочет… Женщина…
Жена смотрела на нее, вжавшись в сиденье, и молчала.
– Эй! Чудо в перьях! – крикнул Костя, но, как ему показалось, попрошайка его просто игнорировала.
Ему страшно захотелось подскочить к ней и отшвырнуть ханыжку от машины. В порыве злости он даже сделал попытку приподняться, но боль в колене снова дала о себе знать.
– Чё, братан… помочь? – это говорил уже другой, низкий и писклявый голос, который резал слух.
– И как ты мне поможешь? – язвительно спросил Костя. – К машине, что ли, понесешь?
– Ну, – голос захихикал, но предложение принял, – можно и так, но за отдельную плату…
Двое других засмеялись, видно, представили, как они несут мужика на руках.
Костя всем своим существом ощущал их грязные тела, от них несло протухшей кислятиной, и главное, они продолжали нависать над его головой.
Он снова глянул на машину, где ханыжка бесцеремонно пыталась открыть дверцу. Жена, словно окаменев, только тупо смотрела на нее… Он отчетливо видел губы попрошайки, которые то поднимались кверху, закрывая кончик носа, то расплывались по всему лицу…
– Решайся, мужик, – снова услышал он противный голос над собой, – пожалей свою жену, а то у нее скоро истерика начнется от такого знакомства… А так – мы тебя доставим до машины, ты нам за работу деньги, а бабу с ребенком мы с собой заберём…
– Сколько?
– Рубль, – прогнусавил бородач.
Костя округлил глаза.
– В смысле?
– Ты чё, тупой что ли? Тысяча, конечно.
Стоящие бичи громко рассмеялись, словно их одновременно кто- то пощекотал.
– Ладно, мужики, согласен.
Они еще постояли, о чем-то посовещались, и через минуту он почувствовал, как неведомая сила оторвала его от ступенек и понесла по воздуху. Двери деликатно открылись, и он оказался на водительском месте. В голове все крутилось колесом, перед глазами всплывали черные и белые пятна, не позволяя осознать, как быстро все произошло…
– Ну вот, – донесся до него голос жены, и он почувствовал, как она уткнулась лбом в его плечо и обняла за шею…
– Ты о чем? – удивленно спросил Костя.
– Как себя чувствуешь? – она прошептала еле слышно, но он ее услышал. – Я испугалась за тебя… И эта противная женщина, она меня тоже напугала…
– Вроде нога успокоилась, – он глянул на ее выглядывающие из-под плаща колени и заулыбался. – Вот видишь, даже мой организм сопротивляется, чтобы не ехать к твоей сестре…
– Да уж вижу, – она посмотрела на магазин и недовольным голосом добавила: – Ладно, раз тебя не уговорила, сама поеду…
Костя заметил, что около дверцы машины стоит бомж и, улыбаясь, поглаживает свою небритую щеку.
– Вот черт, умеют же зарабатывать деньги.
Он достал из кармана две помятые пятисотки, открыл дверцу и сунул их в грязные руки бродяги.
– Ага, спасибо, – проговорил мужик и сразу же исчез.
– Может, в травмпункт? – она кивнула на его ногу. – Надо же посмотреть, что там случилось…
– Нет, – заартачился Костя, – к черту все, едем домой.
– Ну, тебе видней, – она удобнее устроилась на сиденье и закрыла глаза. Разглядывать прохожих на улице желанье пропало.
– Когда ты решила ехать? – он уже сдал задним ходом и выруливал на шоссе, пропуская проезжающую машину.
– Да хоть завтра, – услышал в ответ. – Утром соберусь, через Интернет забронирую билеты и, если повезет, вечерним поездом поеду…
– Что-то не нравится мне эта затея. Больше на авантюру похоже…
Она промолчала.
– Ну, в любом случае, я не готов…
– А я знаю, – неожиданно проговорила она, отвернувшись от него.– Я заметила: когда мне хочется, чтобы ты пошел мне навстречу… ты находишь тысячу причин, чтобы я от тебя отстала. Вот это меня в тебе и злит…
Костя ничего не ответил, но правая нога его дернулась и нервно вдавила педаль газа до пола.
Машина дернулась и стрелой помчалась по темным улицам.
. . .
Ира еще какое-то время стояла и смотрела на сарай, который уже потонул в полумраке и стал расплываться в темное пятно.
Она наконец решилась пойти к дому, но шаги были такими мелкими, что ей казалось, будто она топчется на одном месте.
…И зачем она притащилась сюда?.. Эта ностальгия по детству, как наркотик, сильно засела в голове… Они с сестрой всегда хотели быстрее стать взрослыми… Хорошее будущее, красивые мужья… Эх! Мечты, мечты, где ваша реальность… После гибели родителей их разбросали по детским домам. Жизнь приготовила каждой свое испытание…
Невеселые мысли прервал глухой стук упавшего ведра. «Ногой зацепилась, что ли», – подумала она.
Ветер, поднявшийся неожиданно, стал разносить по двору в разные стороны листву и мусор…
«…Еще ветер этот… Ну какая ванна может быть в этой глуши? Здесь вообще цивилизации нет, потому и сотовый молчит…»
Она прибавила шагу. Правая рука с трудом, едва ли не волоком тащила дорожную сумку, казалось, что она онемела. Ира осторожно обходила еле различимые в темноте предметы, боясь об них споткнуться…
Темнота и ветер гасили звуки ее шагов.
Дойдя до входа в дом, она левой рукой нащупала ручку двери и… замерла, услышав со стороны сарая какое-то шуршание…
Вздрогнув всем телом, она сжалась, чувствуя, как нервная дрожь прокатилась волнами от кончиков ног к голове.
Страх парализовал ее движения, пальцы словно прилипли к дверной ручке. Бешеный стук сердца отчетливо отдавался в каждой клеточке ее тела, а мысли в голове никак не хотели собираться в кучу, чтобы можно было принять правильное решение.
Непонятный ужас овладел ею, пальцы настолько сильно сжали дверную ручку, что послышался их хруст.
Она явственно слышала какие-то невнятные звуки и буквально физически ощущала на себе чей-то взгляд… Внутренние чувства обострились до такой степени, что стало казаться, будто перед ней вот-вот кто-то должен появиться…
– Нет, нет! – прошептала она. – Нет! Не хочу ничего видеть…
Тело вновь стала сотрясать противная мелкая дрожь, мурашки разбежались по всему телу…
Со стороны сарая опять донеслись шорохи, и, парализованная страхом, она огромным усилием воли заставила себя повернуть голову в направлении звуков…
Привыкшие к темноте глаза с легкостью распознали очертания сарая, она даже увидела в собачьей будке большой лаз. И…
– О, Боже! – вырвалось у нее.
Из круглого отверстия будки что-то перевалилось на улицу и медленно двинулось к ней… Ей показалось, что это был ребенок…
Она словно под гипнозом поставила сумку, развернулась в сторону сарая и, вытянув руки вперед, зашептала:
– Милый, ты как здесь оказался? Как оказался?..
Сделав несколько неуверенных шагов, остановилась, замерла… Впереди никого не было, стояла тишина…
В висках бешено застучало множество молоточков, мысли, опережая одна другую, понеслись, превращаясь в слова…
– Дура я, дура! Какого черта мне здесь надо?! Что я здесь делаю…
Она огляделась по сторонам… Ну да, это сон… Страшный, но сон… Всего-то надо проснуться…
Ира закрыла глаза, в голове вдруг пронеслось: беги, беги отсюда… Здесь опасно… «Но я же видела ребенка, – запротестовал внутренний голос, – может, он нуждается в моей помощи… Ты в своем уме, женщина… Тебя сюда никто не звал…»
Ира встряхнула головой и открыла глаза.
– Господи, что это со мной? – бессознательно выговорила она вслух.
Ветер в ответ зашелестел мусором, с шумом покатил по двору жестяные банки.
Она вздрогнула и стала вглядываться в очертания будки…
– Боже!
Из будки на нее смотрели два огромных светящихся глаза, которые медленно стали двигаться в разные стороны…
Она почувствовала, как в груди стало ужасно холодно, а ноги сами собой начали подгибаться…
Светящиеся глаза на какой-то миг застыли в воздухе, а затем, как воздушные шарики, немного приподнялись над землей и медленно поплыли к ней.
Очнувшись, она резко развернулась, сорвалась с места и, подбежав к двери, стала лихорадочно трясти и тянуть ручку двери на себя.
Дверь не открывалась.
Она обернулась: глаза словно парили в воздухе, но к ней не приближались.
Дверь вновь затряслась от ее рывков и судорожных движений.
В какой-то момент она внезапно поняла, что дверь открывается не в ту сторону и, подхватив правой рукой сумку, левым плечом с силой толкнула ее от себя. Запинаясь и путаясь ногами в своей сумке, ввалилась в темные сени.
Дверь, ударившись об косяк, вернулась на прежнее место, и она оказалась в темноте…
. . .
Днем раньше.
Тоня стояла у печки и помешивала геркулесовую кашу, которая надувала пузыри и лопалась, издавая тихий треск.
– Ну, вот и готова размазня, – проговорила она вслух и, подхватив тряпкой закопченную кастрюлю, отставила в сторону.
Поправила на своих худых плечах старую безрукавку и вытянула руки над печкой.
– Лепота-а-а, – протянула она хриплым голосом и посмотрела на грязный дымоход.
Взгляд наткнулся на жирную двухвостку, которая, еле переваливаясь, подползла к щели между кирпичами и попыталась пролезть в нее... Двумя пальцами, измазанными в саже, она подхватила несчастное животное за хвост. Какую-то долю секунды ее глаза внимательно рассматривали изгибающееся тельце, после чего несчастная двухвостка полетела на горячую плиту.
Извиваясь и корчась на раскаленном металле, насекомое что-то кричало ей…
Удивленная улыбка исказила худое изможденное лицо, а голос внутри ее головы удовлетворенно произнес:
– Ну ты, Тонька, даешь! Просто класс! Со стороны даже прилежной хозяйкой показаться можешь …
– Да иди ты, – отмахнулась она.
Она протянула палец к стенке печки, где красовалось черное пятно от сажи, и с недоумением спросила:
– Ты кто?
Из глубины комнаты, где находился диван, раздался скрип. Тоня оглянулась на звук. Худой, бородатый мужик встал с дивана и поднял упавшее на пол грязное одеяло.
– А, это ты, – тихо сказала она и, повернувшись к печке, стала помешивать кашу…
– Тонька, ты с кем там опять разговариваешь? – улыбаясь, спросил он.
Она промолчала.
Повисшую в комнате тишину нарушало лишь жужжание полчищ здоровенных черных мух, которые оккупировали все, на чем можно было сидеть. Спертый воздух и тяжелый гнилостный запах создавал им прекрасные условия для размножения.
– Тонька, чего ты замерла-то, – проговорил бородач, – дыхать нечем… да еще эти твари пернатые совсем спать не дают…
– Иди к себе домой, там и дрыхни, – проворчала она и, уставившись на кастрюлю, продолжала лениво помешивать содержимое…
– Я-то че, я ничего против не имею, – он заискивающе заулыбался и подошел к окну.
– Смотри-ка, как непогода разгулялась, – сменил он тему. Крупные капли дождя барабанили в окно так ожесточенно, словно намеревались выбить стекло.
Ветер то и дело пытался захлопнуть ставни, но они были настолько ветхими, а петли проржавевшими, что все его потуги оказались тщетны. Иногда ставни издавали тяжелый жалобный скрип, словно кто-то помогал ветру их закрыть, но потом этот кто-то бросал бесполезную затею, и скрип исчезал…
Мужик снова вернулся на диван.
– И где он, этот Володька? – недоумевал голос на диване. – Только за смертью посылать. Башка болит, опохмелиться хочется. Да еще от дыма дыхать нечем…
– Вот пойду кормить собаку, – проворчала она, продолжая помешивать кашу, – тогда и приоткрою дверь…
Голова ее стала заполняться разными голосами. Ей не понравилось, что все они ее учат. Она выбрала один из голосов, который показался ей более разумным, чем другие. На другие не стала обращать внимания, считая, что те только и умеют, что лялякать ни о чем.
– Ну чего ты ко мне пристал? – сердито обратилась она к выбранному голосу.
– Ты что, идиотка, – заговорщически прошептал голос, – ты же давно уже для себя решила, что мужики это круто…
– Ну и дальше? – осторожно спросила она, озираясь по сторонам. – Что от них толку-то? Они же дешевку тащат… от этого суррогата тошнит и блевать хочется.
– Да плевать! – голос был одержим оптимизмом. – Зато выпил, поймал кайф… И все… и все кругом – до фонаря… Расслабился… Хорошо-о-о…
Озираясь по сторонам, она подошла к окну.
Дождь заканчивался, но ветер не унимался…
Стоя у окна, она разглядывала потрескавшийся деревянный подоконник, а в голове кто-то шептал и шептал ей что-то невнятное, и она напрягалась, чтобы разобрать слова…
Она глянула на улицу. Глаза сощурились, ее поразило, как легко и быстро черные тяжелые тучи несутся в сторону леса… Она увидела, как далеко за горизонтом поднимался столб черного дыма…
Взгляд переместился на собачью будку за окном, она не могла вспомнить, зачем ее бывший муж, сделал будку такой большой… А, ну да, прошлое вдруг пробудилось в ней… Муж хотел разводить псарню… получать выгоду… Но после появления ребенка ушел от нее, посчитав, что малыш родился умственно отсталым… Она соглашалась с ним, хотя и не понимала его правоту…
В голове снова зашумело, зазвучали голоса, они неслись со всех сторон… Она зажала уши растопыренными пальцами и закрыла глаза.
– Нет! Нет! – выдавила она из себя. Лицо судорожно перекосилось, и рот медленно раскрылся, но больше она ничего не смогла сказать.
Шум в голове прекратился так же внезапно, как и начался. Она развернулась и медленно подошла к печке. Потрогала кастрюлю, где варилась каша, и села на стоящий рядом табурет.
В голове снова застучали маленькие молоточки, и хриплый голос расхохотался:
– Ха-ха-ха, думаю, тебе понравится ходить на четвереньках…
– Да отвяжись ты, – прохрипела она.
– Дура ты набитая, – не унимался голос, – тебе бог дал дитя, а ты его за собачку принимаешь… Жить с другими животными заставляешь… Он у тебя на четвереньках лучше собак ходить стал…
– Да уйди ты, – она с силой сжала голову руками и начала раскачиваться в разные стороны.
– Ха-ха-ха, вот увидишь, – не унимался голос, – вырастет он и разгрызет тебя, как брошенную кость… Ха-ха-ха, а собачья свора ему поможет…
Она съёжилась и готова была биться головой об стенку.
– Ну хватит, хватит, – обессиленно зашептала она. – Я поняла, поняла…
– Ну да, поняла, – издевался простуженный голос, – только от ответственности теперь не уйти… ты же всех готова в могилу свести… В тебе злости хоть отбавляй…
– Я свободы хотела, – закрыв глаза, шептала она. – Я любить хотела…
– Ага, ага, – с усмешкой поддакнул голос, – свободы она хотела... ну и где она, эта свобода? Безразличие ко всему… Это и есть твоя свобода… Ты безмозглая баба, у тебя каша в голове… – голос уже кричал, громко и яростно.
– Я с тобой с ума сойду! – воскликнула она в отчаянии.
Мужик на диване, приподнявшись, посмотрел в ее сторону и тихо захихикал.
– Так ты еще не поняла? – издевательски удивился голос и сообщил: – Ты уже давно сошла с ума… Отдай своего ребенка хорошим людям… Иначе к тебе придут хорошие люди в белых халатах… Ха-ха, они уже идут…
. . .
В поселке после дождя стояла тишина. Неожиданно заорали вороны, их крик быстро переместился в сторону леса, а после совсем смолк.
Тоня вздрогнула, открыла глаза и глянула в окно: ветер вроде прекратился. Она поднялась с табурета, обхватила руками кастрюлю с кашей – кажется, теплая. Сунула босые ноги в старые ботинки со стоптанными каблуками и, взяв кастрюлю, пошла к двери.
– Тонь, оставь дверь приоткрытой, – донёсся голос от дивана, – душно что-то.
– Оставлю, – бросила она и вышла во двор.
Она спустилась по двум скрипучим ступенькам с крыльца и внезапно всем телом почувствовала, что рядом кто-то есть. Повернула голову в сторону калитки, но никого не увидела. Со стороны дома доносился скрип ставней.
По двору были разбросаны кости… Черт знает, откуда собака приносит эту дрянь… Кстати, а почему ее нет?
Она шагнула к будке и снова ощутила, что рядом с ней кто-то чужой…
– Что, дрейфишь? – голос несся из ее головы. – Натворила глупостей, а теперь со страху язык проглотила…
– Я не знаю, что делать, – призналась она и потерла рукой, измазанной угольной пылью, глаза, которые стали влажными.
Она села на ступеньку крыльца, кастрюлю поставила рядом. Кругом было тихо. Обхватив колени, положила на них голову.
– Что ты строишь из себя Аленушку, – злорадствовал голос. – Всех Иванушек уже разобрали…
Она вздрогнула, словно кто-то ткнул ее в бок тупым предметом.
– Не надо! – вскрикнула она и вскочила.
Кастрюля от ее неловкого движения подпрыгнула вверх, потом стукнулась об ступеньку и покатилась по земле, вываливая из себя все содержимое. Каша и мелкие обрезки мяса взлетели кверху и усеяли землю серпантином.
Запах расплылся по всему двору.
Оглядываясь, она прижалась к стене своего дома… И вдруг увидела здоровенного пса, который, слегка покачивая пушистым хвостом, подходил к ней… А за дворнягой, ловко перебирая конечностями, двигался на четвереньках малыш лет четырех. Его почти голое тельце слегка прикрывали лохмотья рваной рубахи, которые болтались на нем и шевелились. Шапка волос, закрученных ветром и грязью, напоминала стог сена.
Вжавшись в стену дома, она не отводила от него взгляда и вдруг заметила, что глаза малыша источают зеленый свет…
Он шел на четвереньках вразвалочку, рот часто открывался, но голоса слышно не было. В наступившей вдруг тишине она отчетливо услышала, как из его гортани донеслось тяжелое дыхание и звуки – «о-у-у… ди-у…».
Дворняга резко остановилась, и малыш от неожиданности уткнулся лицом в заднюю волосатую лапу и тоже замер. Собака вильнула хвостом, глянула на ребенка и села. Тот, высунувшись из-за ее спины и вытянув шейку, стал принюхиваться, видимо, уловив знакомый запах еды.
– Я что, сплю?.. – шептали ее дрожащие губы. – Я не хочу ничего видеть…
– Чего закоченела? – глумился издевательский голос из головы. – Не узнаешь свое дитя? Убить бы тебя, чтоб не коптила землю… чего стоишь… – голос напирал грубо и невыносимо.
– Не надо так… Я не такая… Я его всегда кормлю… А с собакой он любит находиться и играть…
И чтоб голос не приставал, она с плачем воскликнула:
– Сынок, это я… Ты меня разве не узнал?
Малыш замер и от испуга опрокинулся на маленький зад. Глаза его с любопытством глядели на худую взлохмаченную женщину, которая что-то говорила и протягивала в его сторону руки… Когда она поднялась на крыльцо, малыш, следивший за движениями женщины, встал на корточки и боязливо отшатнулся в сторону собачьей будки.
Затаив дыхание, она замерла и с каким-то болезненным интересом стала наблюдать, как малыш, недолго думая, на четвереньках подскочил к упавшей кастрюле и начал слизывать языком еще теплую геркулесовую мазню. Когда кастрюля опустела, он стал ползать вокруг разбросанных по земле лепешек и, орудуя языком и руками, совать кашу себе в рот.
Когда ребенок наконец насытился и уселся на задницу, глазенки его сверкали радостью, он учащенно дышал.
Он сидел и улыбался. Маленькие ручонки, перемазанные кашей и землей, то и дело касались грязных спутанных волос, а глаза рассматривали взбаламошенную женщину и ее испуганное лицо…
Она уставилась на малыша и тихо проговорила:
– Какой же ты прожорливый…
– Что стоишь с выпученными глазами? Это же твой ребенок… – раздраженный голос чуть ли не стучал ей по голове. – Иди и забери его… Он же в тебе нуждается…
– Ну, а я же как?.. – забормотала она. – Я даже не знаю, что с ним делать…
– Ха-ха, а что же ты тогда умеешь делать? Трахаться… Пить… Бичевать… К этому только ты пришла… Желая комфортной жизни… Ты посмотри на себя… Что ты с собой сделала?! – голос от злости даже закашлялся. – Гореть тебе в аду…
Множество молоточков опять застучало в ее голове.
Подошедшая к малышу дворняга обнюхала его и стала облизывать его руки, испачканную мордашку и полуголое тело. Тот заулыбался, потянулся и обеими ручонками крепко обнял ее за лохматую шею.
Пес некоторое время постоял около малыша, затем осторожно взял его зубами за грязную рубашку и потащил в сторону будки.
Малыш не хотел идти, он крепко уперся ножками в землю, а руками стал отталкивать от себя приставучую «маму». Но настойчивая дворняга, отпустив рубашонку, упрямо тыкала в него мокрым носом и подталкивала к конуре, напоминая, что время обеда закончилось. Малыш успокоился и на четвереньках медленно поплелся за псом.
Тоня стояла и тупо смотрела на эту картину, затем тоненько проскулила вслед удаляющемуся малышу:
– Я… я… никудышная я баба…
Ей мучительно хотелось пить, много, много воды, лишь бы протолкнуть сухой ком в горле.
Она сделала шаг назад, продолжая смотреть в сторону будки, но второго шага сделать не получилось – левая нога за что-то зацепилась, и она упала…
Последнее, что она услышала, был противный хриплый голос:
– Ха, побудь в шкуре слабого…
. . .
Собачья будка вроде была недалеко, но все колени у нее уже были изодраны. Платье рвалось кусками, так как часто за что-то цеплялось.
Прохладный ветерок гонял по двору пыль вместе с пустыми алюминиевыми банками, которые бренчали, натыкаясь друг на друга, и умные вороны, сидевшие на сгнившей ограде, с любопытством косили свои круглые черные глаза на блестящие банки и женщину, медленно передвигающуюся на четвереньках…
Внутри будки пахло гнилью и собачьим потом.
«Ты че, Тоня, делаешь? – заругалась она на себя. – Ты же не животное, просто встань и иди…»
Чья-то нога больно ударила ее под зад. Она надула губы и повернула голову, но никого не увидела, кроме двух ног, которые шевелились вроде как сами по себе и не имели ни туловища, ни головы… Это были маленькие ноги, но били они больно и загоняли ее в будку.
– Да иду я, иду, – со злостью проговорила она.
Она свободно проникла внутрь конуры через круглое отверстие, тем самым потревожив огромных спящих мух, которые неохотно и тяжело поднялись в воздух.
Затем развернулась в будке и высунула наполовину голову на улицу.
Глаза ее наполнились страхом, когда откуда-то появилась лохматая собака и, высунув язык, тяжело задышала ей прямо в лицо.
– Че выставилась? – прошипела она.
Собака с любопытством разглядывала человека, занявшего ее место. В это время перед ее глазами опять появились маленькие ножки и бесцеремонно ударили ее по голове, загоняя в глубь будки.
Она увидела, как пес просунул голову в будку, и до нее донеслось:
– Ладно, живи… Мне не жалко… Тем более скоро еду принесут.
– Ты че?! Умеешь говорить? – удивившись, прошептала она.
Пес завилял хвостом и лег рядом с будкой.
– Ну да, – он приоткрыл пасть, откуда вывалился длинный розовый язык, и заулыбался. – Я буду твоим наставником, – захихикал он.
– Ты че, чокнулся, какой, к черту, наставник, – разозлилась она, и в это время что-то больно кольнуло ее в бок.
Она увидела длинную палку, а затем снаружи возле будки раздался злой детский голос:
– Будешь вести себя хорошо и слушать пса – будешь получать еду… Если нет, будешь наказана…
Вслед за этим палка с силой ткнула ее в правую ногу, и она, почувствовав нестерпимую боль, ойкнула. Голос зло процедил:
– Как ты меня достала своей тупостью…
Затем она услышала шаги, удаляющиеся от будки, донесшиеся откуда-то издалека детские голоса и смех. Через минуту все стихло.
Прижавшись всем телом к задней стенке будки, она закрыла глаза.
«Надо же, ребенок говорит моими словами. Эти слова я когда-то говорила своему малышу… Это я бесцеремонно отталкивала его ногами и загоняла в будку…»
На улице вновь послышалась возня, она приоткрыла глаза и увидела голову пса, который всем своим телом закрыл лаз будки. Запах псины заполнил пространство внутри и через минуту стал невыносимым.
– Че лезешь в будку? – сердито проговорила она. – И так дышать нечем.
Переводя тяжелое старческое дыхание, пес смотрел на нее.
– Я не собираюсь с тобой здесь лежать, – прохрипел он. – Хотел предупредить, что завтра будем учиться правильно ходить на четырех лапах, а сейчас спи.
– Собаки не могут разговаривать человеческим языком, – возразила она.
– Могут, не могут, какая разница, – пес, широко раскрыв пасть, зевнул. – Спи.
Она молча кивнула.
Пес убрал голову, и поток воздуха освежил конуру.
Дворняга свернулась клубком рядом с будкой и с дребезжащим вздохом уткнула морду в вытянутые лапы.
Уже засыпая, она слышала, как где-то вдалеке замычала корова, а следом раздался визгливый собачий лай. Она вся сжалась, боясь пошевелиться…
Проснулась она оттого, что в ушах появился какой-то нарастающий шум, который постепенно превратился в пронизывающий голову насквозь звон. Она зажала уши ладонями, и звон исчез, но стоило только оторвать ладони от ушей, как звон с новой силой возобновлялся…
Не в силах терпеть вибрирующие звуки, она проворно выскочила из будки и, присев на корточки, схватилась за голову. Звон исчез.
– Я с ума сойду, – завопила она. – Голова трещит…
Пес, с любопытством наблюдавший за ее действиями, подошел ближе и дружелюбно лизнул ее в лицо.
– Я есть хочу, – чуть не плача, простонала она в ответ на его сочувствие. – Ну, где этот хозяин?!
Она понюхала валявшуюся рядом сухую пожелтевшую кость, но от нее не исходило никакого запаха.
– Жди, – проговорил пес. – Мы тоже всегда ждем, когда хозяин выспится и что-нибудь даст.
– Фу, какая гадость! – сердито проворчала она и на четвереньках стала обследовать другие места двора в поисках еды.
Пес равнодушно глянул на нее и улегся на живот. Ему было скучно, и он закрыл глаза.
Возвращаясь на четвереньках к будке, она сначала услышала звуки, а после увидела ребенка, который пытался оседлать пса, мешая тому спать.
Она остановилась и стала разглядывать малыша. Их глаза встретились.
Она протянула к нему руку, глаза ее расширились, и ребенок начал раздваиваться… У каждого тела была своя голова, руки, ноги…
Рука безвольно опустилась, и она впала в ступор, сморщив лицо от недоумения. Затем закрыла глаза и стала трясти головой…
– У меня их что, двое, двое…
В голове что-то проскрипело, и хриплый голос посоветовал:
– Так ты открой глаза – сама все и увидишь…
После раздался противный смешок, больше напоминающий скрип телеги. Она приоткрыла глаза и чуть не заорала, хотя могла бы, – голос ее не слушался… рот только выпускал облако пара…
Перед ней стояли на четвереньках похожие друг на друга малыши, она даже мысленно их посчитала слева направо – их оказалось четверо… И что самое ужасное – все восемь глаз, прищурившись, разглядывали ее…
– Тонька! Тонька! Ты чего здесь расселась? – мужской голос звучал грубо и с насмешкой. – Я уже выспаться успел, а Володька так и не пришел…
Она окончательно пришла в себя. Ветер бесстыдно трепал ее старенькое грязное платье, приподнимая выше колен. Безрукавка свалилась с плеч и застряла между спиной и стеной дома.
«Плюнуть бы на все и рвануть отсюда подальше, – пронеслось у нее в голове… – А что, когда-то и мой муженёк так поступил… Просто плюнул на меня, на семью и укатил подальше… Оставил меня умирать наедине с алкоголем и непонятными собутыльниками… А, толку от мужиков никакого… Но ребенка я люблю, я его кормлю… С собакой он в безопасности…»
– Ну, давай уже, пошли, пошли, – продолжал голос мужика, – что-то холодно становится.
Она кивнула головой, поднялась и молча пошла в дом.
. . .
В темных сенях Ира нащупала дверь и толкнула ее. Дверь со скрипом открылась. Затащив дорожную сумку в полутемную комнату, она остановилась в дверях. В глубине комнаты на столе слабо мерцала горящая свечка, рядом, внимательно разглядывая свои руки, сидела худая женщина, лицо ее было плохо видно. Голова ее даже не повернулась в сторону вошедшей. Она сидела и тупо перебирала свои пальцы, со стороны казалось, что она их считает, но почему-то постоянно сбивается в подсчёте и начинает сначала.
Справа кто-то кашлянул. Ира обернулась на кашель и увидела около печки мужика, который сидел на табурете и лениво скреб свою бороду. В печке горели дрова, и его глаза словно гипнотизировали огонь.
– Добрый вечер, – тихо произнесла она. – Тоня Колупаева здесь живет?
От стола донесся хриплый женский голос:
– Че остужаешь избу, дверь захлопни.
Ира прикрыла дверь, но осталась стоять около нее. Мужик даже не посмотрел в ее сторону, только глубоко вздохнул и продолжал смотреть на искры, вылетающие из щелей дверцы. Похоже, мысли его были где-то там…
Иру всегда пугали такие люди, которые ничего не говорят, но голова у них забита всякой пошлятиной…
Ира кашлянула.
Детина молча повернул к ней голову и чуть усмехнулся, при этом на его лице появилось множество морщин.
Она осторожно пододвинулась ближе к выходу. Ее уже начинало тошнить от воздуха, наполненного отвратительными запахами, словно недавно здесь держали свиней…
– Я… я, наверно, пойду, – она чувствовала, что деревенеет от страха, и не могла двинуться с места.
– Ты че хоть хотела-то? – раздался голос от стола. – Ты кто? – Женский голос был глухой и как будто несся издалека.
Ире уже не хотелось объяснять, кто она и зачем приехала, но внутри у нее все клокотало, и она, ткнув указательным пальцем в дверь, воскликнула:
– Там… там ребенок!
При этом в глубине ее горла что-то булькнуло, голос задрожал и оборвался…
– Ты же мать! Что ты с ним сделала?! Почему он у тебя в будке?!.
– Че ты здесь голосишь? – заорала женщина. – Ты что, социальный работник? Да я тебя сейчас вышвырну из моего дома…
– Во-во, – поддакнул мужик, не вставая с табурета. Он смотрел на Иру, и кривая улыбка искажала его лицо. – Я же этой стерве говорил, что с ребенком нужно обращаться как с человеком.
Он повернулся к Тоне и захихикал, из заросшего неопрятной растительностью рта выскакивали слова:
– Ну что, чудо ореховое… За свои поступки надо отвечать…
– Да иди ты! – огрызнулась та и злобно накинулась на Иру: – Че ты приперлась, да еще на ночь глядя… Я тебя звала, что ли… Пошла вон! Исчезни незаметно…
Ире вдруг именно сейчас захотелось стать невидимкой и исчезнуть именно так, как от нее требовалось, – незаметно.
Тоня приподнялась из-за стола, но ноги не удержали ее, и она свалилась на диван. Поток матерных слов полился из ее рта. Она повторила попытку встать и уцепилась за край стола.
Ира поняла, что эта взлохмаченная женщина, ее сестра, пьяна в стельку.
– Ну, говори! – голос нёсся от стола и был тонким и противным. – Че ты ко мне явилась, вали туда, откуда притащилась…
Прижавшись к стене, Ира во все глаза смотрела на старую худую женщину и никак не могла узнать в ней ту забавную сестру из своего детства…
– Че ты глазеешь? Не поняла, че я сказала?..
Ира словно очнулась, когда услышала смех мужика, который смачно плюнул на пол и обратился к ней:
– Ты бы, баба, и правда, шла отсюда, а то с Тонькой шутки плохи… – он поерзал, удобнее устраиваясь на табуретке, и добавил: – У нее с башкой бывает непорядок…
– Ты, кривой, заглохни! – Тоня пошарила рукой по дивану, и в мужика полетела мятая засаленная куртка. – А то можешь тоже выматываться отсюда.
С трудом сфокусировав на Ирине пьяно разбегающиеся глаза, злобно процедила:
– Я не отдам свое дитя… Кривой, забирай ее с собой, и чтоб я вас здесь не видела.
– Че бесишься? – примирительно проворчал мужик, помешивая кочергой в печке. – Когда надо, тогда и уйду.
«Господи, это какая-то ужасная женщина, – думала Ира, – до нее же просто ничего не доходит. Тут хоть что говори или делай – все впустую… Я ехала сюда… Думала, увижу сестру, посидим, повспоминаем наше детство… А получилось все… И она совсем не такая, какую я помнила когда-то… Костя, блин, не поехал со мной, может, было бы все по-другому…»
Она стояла и смотрела на этих опустившихся людей, она таких всегда боялась. Ей уже не хотелось признавать эту женщину своей сестрой…
Ира повернула голову к двери и глянула на свою сумку… «Черт, –мелькнуло у нее в голове, – на улице темно, место незнакомое…». Да, возможно, где-то за оградой появится антенна в телефоне, и тогда она сможет вызвать такси до вокзала… Она боялась этих людей и оставаться с ними не желала.
Внезапно ее будто толкнуло что-то изнутри. Она очнулась от своих мыслей и увидела возле себя Тоню. Растрепанные грязные волосы и текущие по подбородку слюни вызвали у нее отвращение.
– Че, не нравлюсь? – кривя рот в пьяной улыбке, выдохнула хозяйка дома и, схватив длинную рукоятку сковородки, висевшей у плиты, угрожающе замахнулась. Лицо ее выражало тупость и внутренний страх.
Ира машинально отступила в сторону, удар пришелся по левой руке. Она почувствовала, как рука повисла плетью и онемела, утратив чувствительность. Не понимая происходящего, она с удивлением уставилась на сестру, а после медленно перевела взгляд на свою руку. Задеревеневшая рука не шевелилась…
«Нет, это не со мной… Это сон, да сон… дурной, неприятный… надо просыпаться… Мне страшно… Я так больше не могу…»
Она перевела взгляд на Тоню и успела заметить, как та снова подняла сковородку. Ира увидела ее глаза: они были как мутное стекло и бессмысленно смотрели куда-то вдаль. Кривая ухмылка расползалась на губах женщины, уродуя ее и без того безобразное лицо. И Ира вдруг поняла, что чугунная сковорода стала для нее инструментом воздействия, а значит, будет подниматься и опускаться бесконечно, если ее не остановить. И это все больше походило на реальность.
– Ты что же это, сволота, делаешь?! – отчаянно вскрикнула она, еще надеясь вразумить обезумевшую женщину. – Я же к тебе в гости, по-родственному…
– Пошла вон! Я тебя к себе не звала… Иначе предстанешь сейчас перед богом…
Ира отпрянула в сторону печки, и рука со сковородой, описав дугу, пронеслась в нескольких сантиметрах от ее головы.
Сейчас она видела перед собой изнеможённое жизнью злобное и агрессивное существо. И понимала, что оно ни перед чем не остановится…
Инстинкт самосохранения заставил ее нагнуться, чтобы подобрать какое-нибудь полено для защиты от нападавшей, но вместо этого рука ухватила стоявшую у печки длинную железную кочергу…
Кочерга взметнулась вверх, на мгновение ей даже показалось, что она умеет свистеть. Рассекая воздух, железо сначала встретилось с поднятой рукой хозяйки дома. Раздался оглушительный вопль, и сковорода полетела на грязный пол, подскакивая и кувыркаясь по своей оси. Хозяйка следом мешком опустилась на колени, подхватив больную руку… Второй удар, нанесенный уже по инерции, скользящий, пришелся в лобовую часть головы. Тоня в это время стала подниматься с пола, удар, видно, оказался ощутимым. Выкатив глаза, она замерла и несколько секунд молча разглядывала свою сестру, после медленно закрыла их и рухнула на пол.
– Эй, вы что, бабы! – испуганно вскрикнул мужик, вскочив с табуретки, глаза его были выпучены. – Вы чего это?!.
Ира очнулась от крика и уставилась на мужика, который шагнул к ней. Ее рука с кочергой взметнулась вверх…
– Уйди, бомжара, от меня! – заорала она каким-то чужим и страшным голосом.
– Я че, я ничего, – залепетал мужик и испуганно попятился.
Затем остановился, посмотрел на хозяйку дома, лежавшую на полу без движения, и, почесав затылок, тихо произнес:
– Ты бы шла отсюда… Иначе делов наделаешь, не разгребешь потом…
Ира опустила глаза на лежащую, и ей стало страшно. Она вдруг почувствовала, как тело стало вибрировать мелкой дрожью, кочерга выпала из ослабевших рук и с грохотом упала на пол.
Мужик отошел к столу и оттуда наблюдал за Ирой, догорающая свечка тускло освещала его сутулую фигуру. Он стоял и не шевелился. Ира наклонилась над сестрой, нащупала пульс. Она ощутила дряблость ее тела, но что особенно поразило – от нее несло клопами. Ира брезгливо отстранилась, но запах не улетучился, она почувствовала, как под пальцами пульсирует жила.
– Будет жить, – выдохнула она.
– Иди, иди, коль она жива, – тихо сказал мужик. – У нее с головой постоянно не в порядке… Если, не дай бог, очнется, она тебя просто убьет
– Я ухожу, ухожу, – зашептала Ира.
Она отступила назад, огляделась по сторонам, и, взяв дорожную сумку здоровой рукой, вышла в темные сени. Поставила сумку на пол и закрыла за собой двери.
Костя настаивал, чтобы она никуда не ехала, но это проклятое бабское наоборот она теперь испытывала на себе. Лежала бы сейчас в теплой постели, без этой страшной ночи, без придуманных проблем…
Но в то же время где-то в глубине души Ира чувствовала внутреннее облегчение – все-таки она осталась победителем в этой схватке… Неосторожно задев плечом косяк, она ойкнула – боль в левой руке дала о себе знать.
Это странное ощущение удовлетворения было приятно и нравилось ей. Она уже не хотела иметь такую сестру… Та маленькая девочка, подружка ее детских лет, исчезла, и теперь она видела в ней только злобную ехидну, которая утратила все человеческое. Она вспомнила только что пережитый ужас, когда поняла, что эта сумасшедшая ни перед чем не остановится, и содрогнулась. Затем все чувства вытеснила какая-то опустошенность и безразличие.
В полной темноте она нащупала двери на улицу, широко распахнула их и вышла на свежий воздух. Глубоко, так что закололо в груди, вдохнула его, остро ощутив, в какой вонючей комнате находилась все это время… А этот отвратительный запах клопов… и где только она его нашла…
Она постояла несколько минут около дома, приходя в себя и стараясь привыкнуть к темноте. В черном дворе носился ветер, шурша жухлой травой и раскачивая сломанную калитку, которая противно скрипела и хлопала.
Ира огляделась по сторонам: темень стояла плотной стеной от земли до неба. «Вот и пойми, кого в таких случаях призывать на помощь, – пронеслось в голове. – Деревня, она и есть деревня, каждый третий дом пустой…»
Она вынула телефон, но значка антенны для звонка не увидела, включила на нем фонарик и медленно пошла к калитке.
Надо выйти на дорогу, может, тогда телефон оживет и получится вызвать такси… Позвонить мужу… Ветер продолжал резкими порывами бросать в лицо мелкий мусор, мысли бежали, не находя нужного решения… Волосы, развевавшиеся на голове, закрывали глаза, лезли в рот…
«Блин, заколебали… Вот доберусь до салона, срежу их под гавроша, и точка…» – мысль ей понравилась, и она заулыбалась.
Небо было сплошь закрыто черными тучами. Уже подходя к калитке, она почувствовала необъяснимую тревогу, стало страшно… Оглянулась на дом, но в окнах была темнота. Где-то далеко завыла собака…
За калиткой ветер стал резче и сильнее. Ей показалось, что он злится на нее и что-то яростно нашептывает о ее неуклюжести и беспечности…
Не выключая фонарика, с надеждой посмотрела на телефон – антенны не было.
От густого кустарника, стоявшего неподалеку, донеслись непонятные звуки. Рука инстинктивно поднялась, и луч фонарика выхватил из мрака сухую траву, молодые деревца и… Она оцепенела. Там, около кустов, с земли поднялась стая бродячих собак. Отойдя друг от друга на несколько метров, они, как по команде вытянув шеи, разглядывали ее. Она поняла, что помешала куче кобелей, собравшихся возле сучки с течкой.
Где-то она читала, что бродячие псы могут беспричинно наброситься, если вторгаешься на их территорию, и теперь стояла и смотрела на них, не шевелясь.
В дрожащем и скачущем от одного пса к другому свете фонарика она заметила, что собаки забеспокоились и медленно двинулись к ней, остановившись в нескольких метрах. Ира подобрала с земли дорожную сумку, адреналин страха стал растекаться по ее жилам…
Она глянула в сторону, откуда сегодня приехала, и увидела где-то далеко-далеко, видимо, в самом центре села, тоскливо мерцающий одинокий огонек на столбе.
Собаки незаметно приблизились еще на пару метров, окружая ее кольцом…
– Ну… зачем я вам нужна? – жалобно простонала она. – Шли, ну и идите себе дальше…
Ей показалось, что собаки насмехаются над ней. Огромный пес, стоявший ближе всех, наклонил голову и с легким рычанием обнажил свои зубы. Оскал был настолько четким, что в голове у нее мелькнула мысль: «Какие острые клыки! Через них же можно заразиться…».
Ира почувствовала, что убежать не получится: ноги внезапно стали ватными и совсем ее не слушались…
«Нет, бежать не надо, иначе я стану для них просто добычей…»
Она продолжала светить фонариком и видела, что собаки, повинуясь инстинкту, с непонятным упорством замыкали круг. Было явственно видно, как шерсть на хребтах у них встала дыбом, каждая по-своему издавала угрожающий рык, хвосты лихорадочно дергались…
Чутье не подводило животных: предвкушая легкую победу, они окружали добычу плотным кольцом.
Она подняла сумку вверх, следующее ее движение со стороны напоминало взмах опускающейся руки… И здесь она действительно ощутила свою неуклюжесть… Едва сумка опустилась, в нее вонзились клыки сразу двух собак, которые за секунду разорвали ее на кусочки…
Чуть согнувшись, она сжалась, как пружина, готовясь в следующую секунду сорваться с места и спастись бегством, но это оказалось неудачным решением. Огромный пес, стоявший за ее спиной, тихо рыкнул и, с силой оттолкнувшись задними лапами от земли, прыгнул на нее. Ира резко отпрянула в сторону, и собака, лязгнув мощными челюстями в воздухе, приземлилась в метре от нее. Второй прыжок возбужденного кобеля оказался более удачным: зубы животного сомкнулись на ее шее… Уже падая на землю, в последнюю секунду она успела подумать: «Пора, пора просыпаться…»
И полный ужаса душераздирающий крик разнесся далеко по дворам…
Утро другого дня
– Почему только утром нам позвонили?
Худенькая женщина-следователь глубоко вдыхала влажный воздух и то и дело прикладывала платочек к губам, осторожно касаясь их.
– Я читала рапорт, там черным по белому написано, что ночь еще не наступила, – она оглянулась на одинокий дом, взгляд задержался на огромной будке с большим лазом. Следователь округлила глаза, замерла и несколько секунд о чем-то думала, а после добавила: – Именно с этого места раздавались крики этой несчастной женщины…
Невысокого роста участковый с улыбкой посмотрел на девушку и пояснил:
– Места здесь глухие, видите, улица в один ряд домов идет, каждый второй дом используется только летом, и то как дача. Потому соседи только утром и позвонили… Говорят, чтоб дозвониться, надо к центру села ближе идти, а так антенну на сотике не видно… Ну, сами понимаете, крики, темно, естественно, страшно…
Следователь вытащила свой телефон и посмотрела на экран, потом вздохнула, приложила платок к губам и бросила телефон в свою сумку.
– Будь моя воля, я бы перестрелял всех собак, – проворчал лысый пузатый эксперт, снимая отпечатки пальцев лежащей на земле женщины. – Смотрите, ее просто разорвали на куски.
Он что-то еще пробормотал про себя и погрузился дальше в изучение мертвого тела.
– А что за малыш живет в этом доме? – проговорила следователь сквозь платок, изучая внешность участкового.
– Ну да, вроде какой-то ребенок здесь с матерью живет, – участковый листал маленький блокнотик и искоса поглядывал на девушку. – Ну, опять же, это я слышал от соседей… Но про ребенка ничего не знаю…
Он глянул на небо, где черные тучи быстро затягивали весь купол до горизонта, после перевел взгляд на девушку, составлявшую какие-то бумаги, затем на эксперта, который ползал вокруг лежащей женщины… Ему показалось, что он здесь лишний, он глубоко вздохнул и на выдохе произнес:
– Во-от. Боюсь, скоро дождь пойдет, а я картошку в земле еще оставил…
Он скривил лицо и резко махнул рукой, словно разрубил арбуз шашкой:
– Ладно! Зайду в дом, узнаю про ребенка и кто здесь живет…
И, снова подняв глаза на небо, произнес уже для себя:
– М-да… Жалко, если дождь пойдет…