Когда мне было между семнадцатью и двадцатью, я безумно любил темные очки с круглыми линзами — как у Джона Леннона. Или как у Леона из фильма «Le Professionnel». Или как у Оззи Осборна. Или как у того безымянного эгрегора всех персонажей, олицетворявших крутизну и стиль и культовость и свободу в моей голове, и которых мой утомленный математикой, литературой и географией муниципальный общеобразовательный мозг вырезал из цветных журналов и склеил в одно не слишком понятное визуально, но идеальное на уровне биохимии изображение. Я зашел в Интернет с родительского компьютера, гордо используя буквально на днях проложенное оптоволокно, сидя в тесной хрущобной комнате, помнящей звуки dial up’а, заглушенный «Голос Америки» и тихий шелест толстых литературных альманахов семидесятых, открыл страницу «Яндекса» и вбил: «черные очки с круглыми стеклами». Интернет был еще относительно маленьким и диким, но моя палеолитическая ящеричная чуйка уже подсказывала моему человекоразумному высокоинтеллектуальному кортексу, где копать, где еда, где безопасность, где изобилие и выживание.
«Очки солнцезащитные в круглой оправе», — по-матерински поправил меня еще не все обо мне знающий, но уже амбициозный поисковик. Я нажал на первую ссылку и попал на сайт какого-то московского магазина — простую страницу на два экрана со светло-какашечным фоном и нелепо-находчиво скругленными углами меню, а также обязательной дюжиной счетчиков посещений в футере, что в начале 2000-х все еще рассматривалось как мощный буст солидности — примерно как ров вокруг замка и водруженные на копья головы врагов на излете средних веков. Ерзая на стуле от нетерпения, я прокрутил страницу вниз (щедро смазанное жиром от чипсов и курицы по-домашнему колесико трехкнопочной мыши свежо хрустело, наполняя предвкушением чего-то неясного гулкую комнату и забавляя еще не подсевший на него мозг) и почти сразу же среди множества уродливых и совершенно неподходящих моделей очков увидел ее — идеальную пару, то-что-я-ищу, just-what-I-need, те-самые-круглые-линзы и т. д.
«Уникальная круглая форма, увековеченная такими легендами как Жан Рено, Джон Леннон и Оззи Осборн. Отличный выбор для творческих людей, желающих подчеркнуть свою неординарность», — значилось в описании, смешно приклеившемся к пузырчатому низкокачественному джпегу. Это был стопроцентный матч. Полное совпадение, даже на уровне персон, которые служили мне примером для подражания. Все сходилось! Я мысленно пересчитал свои сбережения, добавил несколько пропущенных обедов, пару бесплатных проездов на электричке, вычел нескольких девочек, которых я не свожу на свидание, несколько сочных булочек, которые я не сожру в переходе по дороге из университета, помножил на экстренную родительскую помощь и возвел в степень острой необходимости, после чего решительно встал, чтобы идти — «рывком встал», как часто пишут авторы детективов, когда нужно подчеркнуть динамичность сцены. Я рывком встал из-за стола и одним отточенным движением закрыл все вкладки браузера и стер историю, одновременно щелкнув подтяжками, проверив запас патронов в магазине и харизматично передернув затвор пистолета. Единственное, чего я физически не мог сделать, это поправить идеально сидящие на моей переносице культовые очки с непроницаемыми черными стеклами, подчеркивающие мою экстраординарность. Нужно брать, сказал я себе, это очевидно. Где этот магазин, кстати? Я на мгновение вернулся к шумящему вентиляторами и гудящему монитором компьютеру и переписал на бумажку адрес: улица Академическая, 48, м. «Профсоюзная», выход из посл—
Здесь нужно напомнить читателю, что в Anno 2004 такой опции, как «купить онлайн» практически не существовало, и большинство магазинов, достаточно продвинутых для того, чтобы создать собственный ВЕБ-САЙТ с КАТАЛОГОМ ТОВАРОВ, ТЕЛЕФОНОМ, да еще и КАРТОЙ ПРОЕЗДА (!!!), считали уже сам факт его наличия («его» — «веб-сайта») настолько ошеломительным, что он должен был автоматически вызывать наплыв новых клиентов и взрыв продаж. Разумеется, никому (за исключением пары сумасшедших) и в голову бы не пришло возить товары клиенту на дом. Метро «Профсоюзная», последний вагон из центра, выход из стеклянных дверей направо, далее пря—
Я мял в руке бумажку с неточно перерисованной схемой проезда, стоя на солнечном пятачке возле подземного перехода на «Профсоюзной», купаясь в клубах пятничного сигаретного дыма, волнах жары, шелесте платьев и несмолкающем шуме шоссе. Нагрудный карман моей клетчатой рубашки оттопыривала только что початая пачка «Честерфилда», мои непослушные волосы спускались на плечи, одна рука лежала в кармане, вторая чиркала зажигалкой. Я был счастливым троечником московских двухтысячных, и единственной вещью, которой мне не доставало, чтобы достичь совершенства, были круглые солнцезащитные очки.
И, если я сейчас пойду прямо, размышлял я, через двадцать метров поверну налево, пройду мимо магазина «Ароматный мир», перейду на другую сторону улицы, нырну под эстакадой и продолжу движение вдоль серого забора, щурясь на солнце и предвкушая будущее — еще более крутое и солнечное, чем сейчас, — поверну не доходя до железнодорожного моста и окажусь лицом к зданию с надписью «НПО СП “Железобетон”», то, нажав на кнопку звонка и миновав проходную (обязательно при себе паспорт или водительское удостоверение — а можно студенческий? — Можно), пройдя через двор и обогнув здание с наветренной стороны, где на асфальте смешно застыла лужа краски и отпечатались подошвы работяг — очевидно, брутальных и неразговорчивых мужиков, далеких от таких вещей, как модные тенденции и культовые формы оправ и в целом не слишком уверенно оперирующих понятиями «моды» и «культовости», если я увижу передо мной табличку «ООО “Престиж-Оптика”» и, затаив дыхание, нажму на кнопку звонка, утопив палец в небольшом углублении едва ли не с большим трепетом, чем при аналогичном движении во время моей первой — вполне, кстати, удачной — девственнической постельной сцены, если мне ответит звонкий и все-все-все знающий голос из будущего, у которого можно спросить все, что душа пожелает, который звенит и оглашает бескрайнюю индустриальную пустошь бывшей фабрики, бывшего социализма, бывшего СССР, бывшего уныния, бывшей пустоты, этот голос фэшн-индустрии, голос девушки-мечты, голос вашего электронного ассистента, голос человечества, свободного от предрассудков и стереотипов, он скажет, он пропоет, он нежно прошепчет: «Да?», и я отвечу: «Добрый день! Я за очками, хотел вот купить круглые, как у Леона—», и, я продолжал рассуждать, если она скажет: «Ой! Конечно, заходи! Ты случайно не Джон Леннон, кстати? Очень похож!», то я потяну на себя дверь, я забегу вверх по гулкой фабричной лестнице, и, еще издалека увидев свет и фигуру в ярком солнечном луче, бьющем через ветхий конструктивистский купол, уже знакомый звонкий голос крикнет: «Последний этаж!», и я отвечу: «Хорошо!», и весь свет во вселенной устремится мне навстречу—
Но если она скажет: «Ой! А у нас таких сейчас нет, на сайте устаревшая информация», что тогда, спросил я себя, все еще стоя на пересечении шумной Профсоюзной улицы и жадной улицы Кржижановского, ожидая зеленого света в точке, где один поток цветных футболок, блестящих от пота лиц, мокрых подмышек и прозрачных дымишек схлестывался с другим таким же потоком, чуть охлажденным тенью длинного-предлинного дома-сталинозавра. Что если я не дойду до эстакады и пропущу магазин «Ароматный мир», что если я не увижу вывески «НПО СП “Железобетон”» или спутаю ее с похожей «ОМГ НП “Циклогексан”», или пропущу поворот налево, потеряю из виду серый забор, заблужусь в лабиринтах промзоны, истощу силы, запасы пищи и сигарет, потеряю ориентир и надежду, что если я никогда не встречу ни девушку-мечту, ни электронного ассистента, ни загадочную фигуру в солнечном луче над пропастью пост-конструктивизма? Что если я не нажму на кнопку звонка, и прекрасное, звонкое и летящее будущее не настанет? Что будет тогда? Что случится? Кто будет жить в две тысячи двадцатом и упоенно давить на клавиши, рассказывая этот курьезный эпизод и ощущая приятную гаптическую отдачу?
Что делать, подхватил и закружил меня внезапно налетевший холодный ветер из альтернативных вселенных, в каждой из которых густо пахло борщом, портянками, бездольем и тщетой. Ах, как же мне быть, промолвил я, hardly занижая градус достоевщины, как вдруг мой взгляд остановился на витрине ларька «Союзпечати». Посреди скучных передовиц, пестрых журналов со сканвордами, тысяч шариковых ручек, лазерных указок, искусственных челюстей вампира, брелоков и прочего типичного союзпечатного хлама, я вдруг увидел его — просто и невзрачно упакованное в прозрачный пакетик, с квадратным ценником: «500 руб.» и написанной от руки этикеткой: «Очки солнцезащитные “Леон”» — его, средний род, потому что увидел — «кого? / что?» — «едва не коллапсировавшее прекрасное будущее», therefore «его»: с элегантными черными дужками, с идеально круглыми стеклами и блестящими зеркальными линзами, в которых отражалась моя счастливая и в то же время испуганная физиономия, густо краснеющая и невнятно бормочащая: «Очки вот эти за пятьсот, пожалуйста» — только что избежавшая экзистенциального кризиса и взамен обретшая последнюю частицу совершенства.