1950 – 1955 г.
Я, впервые в военной форме, прибыл в Пыталово к родителям. Мои родители и сестра Валентина встретили меня с распростёртыми объятиями – ведь они давно меня не видели. Приходили в гости, на стаканчик водки дядя Иван и дядя Василий, все они расхваливали меня. Со своей первой офицерской зарплаты я купил для них много подарков. В городе у меня было много знакомой молодёжи – было с кем обменяться впечатлениями. Когда я зашёл в парикмахерскую, там работали ранее знакомые мне девчонки, все они на перебой бросились меня обслужить. Долго они сгрудились вокруг меня – осторожно и тщательно подстригали, брили с припаркой, и опрыскали самым дорогим одеколоном - и всё это бесплатно! Приехали на каникулы мои школьные друзья – Сергей и Эдик. Сходил я и в дом культуры, на танцы – надо же показаться в новой офицерской форме! Быстро пролетел отпуск – надо было ехать в Москву, в отдел кадров за направлением. На прощальный вечер я пригласил своих друзей в кафе. Вечер мы привели весело: с вином и песнями.
Приезд в Москву оказался для меня неприятным. Моё место в штабе главкома уже занял по блату москвич Буров, а меня направили в город Брянск, в распоряжение командира дивизии войск П.В.О. Основой дивизии была истребительная авиация, и нужны были радиотехнические средства для обеспечения полётов. Командир дивизии решил, что командир взвода Лейтенант Барановский с этой задачей справится. В Моршанске дислоцировался отдельный дивизион земного обеспечения самолётовождения (З.О.С). Командовал дивизионом требовательный капитан Мачиха. Дивизион состоял из учебной роты и роты взводов различного назначения, расположенных на разных аэродромах. Одним из таких взводов был мой взвод,обслуживающий брянский аэродром. Взвод был укомплектован: двумя приводными радиостанциями, связной радиостанцией, пеленгатором и прожектором. Радиостанции, которыми был укомплектовав взвод, я хорошо изучил в училище. В то время на вооружение поступали реактивные истребители. Большие их скорости, и дальности полёта, затрудняли лётчику возвращение на аэродром после выполнения учебного полёта. Радиосигнал приводной радиостанции всегда указывал направление на аэродром – лётчики называли его золотой стрелкой. С помощью пеленгатора и связной станции оператор определял и по запросу лётчика давал курс на аэродром. Вначале лётчики с недоверием относились к этим средствам и приходилось проводить с ними занятие, но потом, когда на практике убедились в их больших достоинствах, командование запрещало проводить полёт без одновременной работы приводной станции и пеленгатора. Для обслуживания этих средств в моём командовании находилось тридцать военнослужащих: старшина взвода, сержанты и солдаты. Большинство из них не имело среднего образования. На мои плечи возлегли огромные задачи. Я должен был организовать снабжение личного состава продовольствием и обмундированием, обучить работе на технике и устранению простейших неисправностей. В мои обязанности входило проведение политических и строевых занятий, а также воспитание солдат, и проведение досуга. На аэродроме работало еще два командира взвода нашего дивизиона. Один из них работал на радиолокационной станции, а другой обеспечивал освещение взлётной полосы различными осветительными приборами. Их личный состав и мои солдаты проживали в одной казарме, и на всех был один старшина. Моршанское начальство навещало меня только для проверок, один-два раза в год. В оперативном отношении я был подчинён начальству дивизии. Руководители полётов требовали от меня безотказной работы моих средств, в любое время года днём и ночью. Во время полётов мне часто приходилось присутствовать на одной из станций и прослушивать все переговоры летчиков в воздухе между собой и со стартовым командным пунктом. Отсюда я прослушивал и работу своих средств. Кроме того приходилось дежурить и в казарме. Многие солдаты были моего возраста, но уважали меня и беспрекословно подчинялись. Несмотря на все трудности, сейчас мне кажется, что это было лучшим временем в моей армейской жизни.
Жил я тогда в деревне, у доброй хозяйки. У неё была дочь Лида, молодая и симпатичная девушка, готовящаяся к свадьбе. Она познакомила меня со своей подругой Ольгой. Ольга работала в брянской библиотеке и снабжала меня книгами. В это время я перечитал почти все произведения западных классиков: Золя, Бальзака, Дюма, Гюго, Мопассана, Драйзера и других. Однажды, снежной зимой, во время полётов произошло чрезвычайное происшествие. Во время посадки у одного из самолётов заглох реактивный двигатель. Опытный лётчик не растерялся и, перелетев дома одной улицы плюхнулся на огороды и остановился у самого порога дома следующей улицы. Летчику здорово повезло - ни он, ни его самолёт не пострадали. Когда я пришёл на обед, то увидел, что нос самолёта у самого соседского дома. Хозяйка стоит на крыльце и боязливо трогает самолёт ногой. Лётчик, открыв кабину, сидит на самолёте и спокойно улыбается. Это было первое, но далеко не последнее лётное происшествие на аэродромах, на которых я работал.
В 1951 году меня вызвали в Моршанск, в штаб дивизиона, и поручили создать точку ЗОС на Елецком аэродроме. Я с готовностью взялся за это дело. Новую приводную станцию я получил в Харькове, и вместе с хорошим водителем за неделю пригнал ее и развернул для работы на Елецком аэродроме, находящемся на удалении 12 километров от города. К этому времени там уже находились вторая приводная радиостанция, пеленгатор со связной радиостанцией и прожектор. Взвод укомплектовали знающими своё дело сержантами и солдатами. Вскоре мы развернули ближний привод и прожектор в километре от начала взлетной полосы, а дальнюю приводную станцию и пеленгатор со связной радиостанцией – в четырех километрах. Личный состав был размещен по бесхозным квартирам в ближайших деревнях. Не стоило большого труда поставить личный состав на все виды довольствия в батальоне обслуживания авиаполка. Теперь я занялся подготовкой солдат и сержантов к боевой работе. Осталось развернуть технические средства и проверить их работоспособность. Солдаты и сержанты работали охотно, с задором! Вскоре, я доложил своему командованию о готовности. На мою точку прибыл заместитель командира дивизиона по технической части. Мы еще раз проверили исправность всех технических средств и готовность расчётов. О своей готовности мы доложили командиру авиационного полка, и на другой день полёты проводились с участием наших средств. Командиры полка были очень довольны, и лётчики в полёте благодарили нас. С этого времени без моих средств полёты не проводились. Теперь осталось совершенствовать мастерство и слаженность дежурных расчётов и наладить их быт. Раз в неделю собиралась группа солдат во главе с сержантом с вещмешками за плечами и шла за продуктами на аэродром. Повара у нас не было, и пищу готовили более способные солдаты в порядке очереди. На трудности никто не жаловался. Вскоре мне поступил приказ сдать Елецкую точку другому офицеру и переехать на Ефремовский аэродром. Там что-то не ладилось с работой техники.
Этой точке оказался комплекс домиков. В одном домике размещался личный составидругиеподсобныепомещения, нашласькомнатаидляменя.Отдельностоялдомик, предназначенный для стационарной приводной радиостанции и агрегатной. По близости стоял прожектор. Для меня эта точка по сравнению с деревенским домиками, в которых я до сего времени проживал, показалась каким-то необыкновенным оазисом. К этому времени я был уже опытным, уверенным в себе офицером. Мои солдаты и сержанты имели большой опыт работы, и это ощущалось по их выправке и поведению. Исполняющий обязанность начальника точки имел вид бравого старшего сержанта, и сапоги его в любую погоду были начищены до блеска. Его помощник, начальник расчёта приводной сержант Брук выглядел уверенным в себе специалистом. Я быстро устранил довольно сложную неисправность. Во время проверки радиостанции я приказал сержанту Бруку подготовить и запустить двигатель внутреннего сгорания. Он спокойно подошел к двигателю, поставил ногу на заранее установленную в пусковое положение ручку, надавил на неё, и двигатель заработал, как часы. В этой части всё было хорошо.
Сложнее оказалось, как не странно, с организацией их досуга. В километре от нашей точки располагалась большая деревня, в которую на дискотеку часто приходили стройбатовцы с аэродрома. Каждый раз танцы заканчивались серьёзной дракой стройбатовцев с деревенскими парнями. Виной всему, конечно, девушки. Чтобы избежать ссор моих солдат с местными ребятами, я принял решение побывать в деревне и наладить взаимоотношения. Мне это удалось! Больше ссор не происходило.
Отдохнув от напряжённой работы, я задумал получше узнать окрестности. Я решил купить мотоцикл в городе Елец - ближе они не продавались. Сержант Брук до армии знал мотоциклы и умел с ними обращаться. Это мне очень пригодилось. Сержант Брук охотно согласился меня сопровождать в Елец. На дорогой мотоцикл у меня не хватило денег, и мы купили лёгкий мотоцикл К-125. Аккумуляторы мотоцикла были не заряжены, но сержант сумел запустить двигатель от карманных батареек, и мы собрались в обратный путь – я поехал поездом, а он один по дороге. В этот же день мы оба прибыли на нашу точку. Теперь нужно было объездить мотоцикл – по гарантии требовалось наездить две тысячи часов. Для меня это было очень долго. И вновь меня выручил Брук. Я ежедневно разрешал ему по часу колесить по местным дорогам. Вдвоём мы быстро накатали 2 тысячи часов, и я получил возможность исследовать окрестности. Прежде всего я изучил город Ефремов. Однажды свободные от дежурства солдаты попросили меня сводить их в деревню на дискотеку. Солдаты приступили к подготовке, а сержант Брук попросил пол часика покататься на мотоцикле. Прошло пол часика, а Брук еще не вернулся. Я решил, не дожидаясь Брука, идти, в надежде встретить его по пути. Дорога в деревню шла в обход большого пригорка, на котором стояла церковь. Проходя по дороге мы услышали у церкви звук моего мотоцикла и мотоциклиста, спускающегося по пригорку к нам. Посредине пригорка он упал, снова сел на мотоцикл и спустился к нам. После такого отчаянного спуска, мотоцикл уже не выглядел новым. Очень огорченного своей оплошностью, сержанта я отправил на точку, а сам с пошёл, с солдатами на дискотеку. Рано утром, я услышал на дворе, стук молотка и кряхтение Брука – он выравнивал, погнутый руль, и подножку мотоцикла.
Не успел я как следует освоиться с работой на Ефремовской точке, как получил распоряжение срочно прибыть в Моршанск, в штаб моей части для дальнейшего прохождения службы. Пришлось попросить сержанта Агеева сколотить ящик, упаковать в него мотоцикл и вслед за мной оправить его в Моршанск. Для того чтобы никто не ездил на мотоцикле, я вывинтил из него жиклёр.
В Моршанске меня назначили в учебную роту преподавателем по моему профилю. Работа преподавателем мне казалась мелочью, по сравнению с интенсивной и ответственной работой в действующих войсковых частях. У меня оказалось много свободного времени. Я снял в пригороде квартиру с пансионом и стал передавать на практических примерах свой опыт работы молодым солдатам. Рядом, за забором из колючей проволоки, был размещён отдельный автотранспортный батальон. Однажды, у забора я встретился с автомобилистом, капитаном Григорьевым. Капитан вызвался познакомить меня с городом и городской танцплощадкой. В ближайшее воскресение мы решили посетить ее. Проходя мимо пивного ларька он предложил выпить по кружке пива и по 150 граммов водки. По пути мы встретили еще один пивной ларёк. Я понял, что теперь моя очередь угостить его, что мы и сделали. На танцплощадке он познакомил меня со своими знакомыми девушками. Мы весело провели вечер. На следующее воскресение он вновь предложил посетить танцы. В третий раз он не мог меня сопровождать, и я пошёл один, теперь уже без пивных ларьков. На танцплощадке было много парней и девушек, но ни одной я не запомнил, пришлось знакомиться с ними еще раз. До меня дошло, что Григорьев лучший друг пивных ларьков, а мне он не подходит. На танцы приходили и молодые лётчики с Моршанского аэродрома. Военная форма одежды нас быстро сблизила, и мы даже подружились. Нам было о чём поговорить, ведь в работе по радио мы могли слышать друг друга и при необходимости могли даже переговариваться. В последствии так и произошло. Вскоре на вооружение стали поступать более скоростные и более манёвренные истребители типа МИГ-17 и МИГ-19. Назревала модернизация и средств ЗОС. Летом послали меня в командировку в город Курск.
Начальник Курской точки ЗОС получил отпуск, и мне на это время пришлось принять его хозяйство. Сам он с семьёй проживал в военном городке, а личный состав - на ближней приводной радиостанции, в землянке, у которой, весною и в дождливые дни потолок пропускал воду. Я решил тоже попробовать пожить в таких условиях. В выходной день я отправился посетить Курск, его парк и танцплощадку – этот день для меня оказался знаковым. Прогуливаясь по парку, я встретил молодую, весёлую и красивую девушку Марину. Мы почувствовали взаимную симпатию и провели весь вечер вместе. Затем я проводил Марину домой. Возвращаясь на точку для храбрости в ларьке, я выпил стакан водки, закусил двумя бутербродами, на трамвае доехал до вокзала, перешёл железнодорожные пути, пригород Мурыновку, вышел на аэродром и по нему быстро дошёл до ближней приводной станции - вот я и дома. Этот маршрут я прошел еще пару раз, дела шли не плохо. После моего возвращения в Моршанск, я и Марина завели интенсивный обмен письмами. Так мы переписывались до очередного моего отпуска.
По прибытии из Курска, я получил приказ, развернуть модернизированные средства ЗОС, для Моршанского аэродрома. Весной 1953 года, поступила необходимая техника, укомплектованная личным составом. Прежде всего нужно было создать необходимые жизненные условия для солдат и сержантов. Одну группу я разместил в свободном доме на окраине города, а другую пришлось распределить по домам деревни, расположенной у реки Цна.Началась расстановка технических средств. Ближняя приводная станция и два мощных прожектора были установлены в километре от взлётно-посадочной полосы (ВПП). Дальнюю приводную станцию развернули в четырёх километрах, в створе ВПП, связную радиостанцию пришлось снять с автомобиля и установить в одной из комнат у хозяйки. Пеленгатор, занимающий много места, разместили в пойме реки. В самый ответственный день, день опробования техники в работе, прибыли представители моего командования.
Проверив всё досконально технику включили в работу – Всё прошло безупречно. Я получил оценку–отлично.Уже,поздновечером, лёжавпостели,явспомнил,чтосегодня12апреля, у меня день рождения. Эту проделанную работу командование высоко оценило. На меня послали представление о присвоении мне очередного воинского звания - старший лейтенант. Началась повседневная ответственная работа по обслуживанию полётов. Вскоре я получил извещение о прибытии багажа из Ефремова, в нём находился в разобранном виде мой мотоцикл. Вскрыв ящик, я пришёл в изумление. Мотоцикл разобран на части, которые лежали в трухе соломы, перетёртой во время транспортировки. В течение двух часов я и помощник солдат с трудом собирали мотоцикл. Оказалось, что вместо жиклёра вставлена палочка с просверленной дырочкой, рычаг переключения скоростей сломан и появилась вмятина на бензобаке. Значит, мои уважаемые солдаты время зря не тратили. Всё же, хоть и с трудом, но мы добрались до дома.
При подготовке личного состава к работе, я со всеми и с каждым в отдельности беседовал, но в душу им не заглянешь. Трудно было надеется, что мне прислали лучших специалистов – какой командир пойдёт на это. Первый период работы был наиболее сложным и не прошёл без неприятностей. Я получил приказ подготовить средства к полётам лётчиков в прожекторном луче. Для подготовки прожекторов к ночной работе я направил двух солдат во главе с шустрым младшим сержантом. Уже стемнело, прожекторы подготовлены, и тут младший сержант заметил в двух километрах на дороге Тамбов – Моршанск свет фар автомобиля. Он решил опробовать прожектор на автомобиле и направил на неголуч и автомобиль исчез с поля зрения. Об этом случае он мне не доложил.Узнало нём я только утром, когда приехала следственная группа из дивизии. Оказалось, что в «Победе» в Моршанск ехал заместитель областного парткома. Мне здорово повезло, автомобиль плавно сошёл с дороги в небольшой кювет и никто не пострадал. Последствия были таковы: младшего сержанта от меня убрали, а мне объявили выговор за плохое воспитание подчиненных. Так я пострадал от прожектора. Но вскоре прожектор мне оказал добрую услугу.
Уже стемнело, через час должны были начаться ночные полёты. Внезапно, испугавшись чего-то, мимо пеленгатора вихрем промчался табун лошадей. Он уронил одну из четырёх антенн. Нужно было срочно устранить неисправность, но как это сделать в темноте? Вспомнил я, как прожектор осветил автомобиль, и приказал направить луч прожектора так, чтобы он посветил пеленгатору. Эффект оказался неожиданным, подсветка была великолепной! За полчаса мы восстановили антенну, полёты не были сорваны. Еще один теперь уже забавный случай.
Хобби, радиотехника и фотография были моим любимым делом на досуге. В выходной день повёл я солдат на речку искупаться. Фотоаппарат обязательно при мне. Солдаты так развеселились, что голышом стали строить разные спортивные пирамиды. На реке я многих солдат фотографировал на память о службе. В поле зрения попали и эти злосчастные пирамиды. Вечером я напечатал много фотографий и для наведения глянца налепил их на стекло. Чтобы, скрыть фото от глаз прохожих, снаружи секло я закрыл газетой. Рано утром я услышал за окном какой то шум и смех. Оказалось, ночью ветром с окна сорвало газету, и все фото оказались, как на выставке. Утром мимо окна проходило много молодёжи – они шли работать на Моршанскую табачную фабрику и увидели в окне выставку фотографий. Это событие наделало в деревне много шума, но всё прошло благополучно, а солдаты стали героями происшедшего. После этого случая местные девушки еще долго шутя просили: «Сфотографируй и нас также».
Через месяц произошёл более серьёзный случай, но для рассказа о нём я должен Вас, уважаемый читатель, ввести в курс работы приводной станции и пеленгатора. При сложных погодных условиях на полёты кроме основной приводной, должны работать еще одна-две радиостанции, расположенные на запасных аэродромах. Каждая приводная излучает сигнал со своим кодом из двух букв по азбуке Морзе. Радиостанция излучает сигнал на расстояние 200 – 250 километров. На самолете установлен радиокомпас, стрелка которого всегда направлена на работающую станцию. Выполнив поставленную задачу, лётчик разворачивает самолёт по стрелке радиокомпаса, по коду определяет, чей это аэродром и спокойно летит в нужном направлении.
Пеленгатор работает по другому принципу. Антенна его выполнена и расположена так, что он может иметь три формы поля принимаемого радиосигнала передающей радиостанции самолёта. Нужную форму поля выбирает оператор по своему усмотрению. В дежурном режиме направленность поля выбирается в виде окружности, в этом случае сигнал со вех направлений принимается одинаковой громкости, в зависимой от удалённости самолёта. Чем дальше самолёт от аэродрома, тем слабее сигнал. Предельной дальностью является 200 – 250 километров, в зависимости от высоты полёта. Услышав обращение лётчика (запрос), оператор переключает приёмник на поле в виде восьмёрки, середина которой направлена на самолёт. В этом случае сигнал радиостанции самый слабый. Беда только в том, что таким же слабым сигнал придёт и с противоположной стороны. Чтобы узнать, которая из них правильная, оператор переключает приёмник на поле в виде сердца (кардиоиды), с одним минимумом, указывающим в направлении самолёта. Оператор, двигая ручку связанную со стрелкой в одну и другую сторону, точно определяет направление на самолёт, а стрелка указывает какой это градус относительно направления на аэродром. Оператор передаёт по нашей радиостанции это направление (пеленг) лётчику. Таким образом на проведение всех манипуляций оператору требуется, чтобы время запроса было достаточно длительным. В полёте лётчику каждая секунда дорога, и он делает короткий запрос: «Земля, я сокол два, дайте прибой». Этого времени на обработку сигнала оператору совершенно не достаточно, и он просит повторить запрос, и снова оператор не успевает.
Тогда летчик с возмущением выпускает тираду вроде этой: «Блин, сколько вас надо запрашивать, какого черта вы там тянете!» и т.д. Этой непрерывной тирады оператору вполне достаточно, и он в микрофон говорит: «Сокол-2, ваш прибой 30 градусов». В ответ ему: «Вот блин, не обругай вас, так хрен вы дадите пеленг»! Получив прибой, лётчик корректирует направление и продолжает полёт. Теперь он каждую минуту запрашивает пеленг и уточняет курс, пока с высоты не увидит аэродром. Запрос должен быть хотябы таким: «Земля, Земля, я Сокол-2, я Сокол-2, дайте прибой, дайте прибой» (прибой – это направление на самолёт в градусах). Лучше если такой запрос будет повторен несколько раз.
Теперь Вам будет легче понять, что произошло в один жаркий летний день. Полёты начались рано утром. Уже к полдню приводная радиостанция нагрелась до критической температуры. Обычно, в таких случаях запрашивается у руководителя полётов разрешение на выключение станции для ее охлаждения. Руководитель полётов даёт разрешение на выключение, смотря по обстановке в воздухе, либо сразу, либо с некоторой необходимой задержки. На этот раз один самолёт находился на большом расстоянии от аэродрома, и разрешение на отключение не поступило. В дни интенсивных полётов обычно я нахожусь на пеленгаторе с оператором и прослушиваю все переговоры лётчиков между собой и с руководителем полётов. Так было и в этот день. Вдруг мы услышали доклад лётчика, что у него вышел из строя радиокомпас. Руководитель полётов приказал лётчику возвращаться на аэродром по пеленгатору. Лётчик попросил нас дать ему пеленг, но так как он находился на большом удалении, сигнал запроса был очень слабым оператор не смог дать ему нужный пеленг. Я очень забеспокоился, ведь теперь только от нас зависит вернётся лётчик на аэродром или нет. Повторный запрос так же не дал положительных результатов. Хорошо зная принципы работы пеленгатора, я прошу лётчика набрать высоту и еще раз сделать запрос пеленга. Через несколько минут Лётчик очень обеспокоенным голосом делает длительный запрос. Теперь мы его лучше слышим, но всё же однозначного направления дать не можем. У меня остался последний вариант, дать любой один из двух пеленг. Через некоторое время я понял, что сигнал ослабевает, а это означат, что самолёт удаляется от нас, тогда даю лётчику команду развернуться на 180 градусов. Слышимость стала заметно улучшаться, мы вздохнули с облегчением и уверенно дали правильный пеленг. Лётчик стал бодро и правильно делать запросы. За 15 минут мы привели его на аэродром. После успешного приземления лётчик поблагодарил нас за хорошую работу. Благодарность мы получили и от руководителя полётов. Полёты прекратились, и мы размечались, как будет поощрён весь личный состав нашей точки ЗОС. Слышим, к пеленгатору подъехал автомобиль. Я встретил приехавшее начальство. К удивлению, я увидел своих прежних знакомых, особняков из штаба дивизии. Они молча пригласили меня в машину, в компанию с начальником приводной радиостанции. На аэродроме выяснилось, что радиокомпас на самолёте исправен – значит что-то случилось с приводной станцией, о чём начальник станции мне не доложил. На аэродроме, где он прежде служил, в подобных случаях ему разрешалось принимать решение самостоятельно. Не доложив мне, он выключил станцию для охлаждения. Теперь мы видим, кчемупривелэтот,вкавычках,«пустячок».Этотслучай еще раз подтвердил, что во время полётов обязательно должны одновременно работать и пеленгатор, и приводная радиостанция. В штабе дивизии нас долго допрашивали, изучали нашу рабочую документацию. Ввиду того, что этот случай трагических последствий не имел, решили обойтись с нами лояльно. Пеленгаторщику, сержанту Колпакову, предоставили десятидневный отпуск, с выездом на родину, начальнику приводной радиостанции объявили арест на пятнадцать суток, а мне задержали на год присвоение воинского звания старшего лейтенанта. Позже, я подробно доложил о случившемся своему командиру. Он спокойно выслушал меня и сказал: «Я вас понимаю, не переживайте и работайте так, как работали до сего времени». Это меня успокоило, и я попросил у командира предоставить мне очередной отпуск. Подумав, он сказал, что как только вернётся из отпуска капитан Иванов, поеду я.
На вечеринке, по случаю дня рождения одного летчика в конце застолья другие лётчики, шутя, обратились ко мне: «Всемогущий лейтенант, отмени пожалуйста завтрашние полёты»! Среди них был и тот лётчик, которому я совсем недавно, возможно, спас жизнь. Летом командир дивизиона приказал выписать мне проездные документы в Пыталово, через город Курск.
В Курске Мария меня уже ждала. Встретились мы тепло и желанно. Видимо мы поняли, что это наша судьба, больше не расставаться. Не долго раздумывая, на другой день, 12 сентября 1953 года, мы пошли в ЗАГС и подали заявление на регистрацию брака. В этот же день нас зарегистрировали. На квартиру к Марии мы вернулись, как законные супруги – муж и жена. На другой день Мария пригласила своих друзей, и мы в компании с хозяевами сыграли скромную свадьбу с посещением памятных мест Курска. В свадебной суете быстро прошло время – нужно было ехать в Пыталово, к родителям, продолжать отпуск. Перед отъездом, мы договорились, чтобы, к концу моего отпуска, Мария была готова к отъезду в Моршанск.
По моему поведению мама заметила, что в Курске, я женился. Чтобы убедиться она спросила: «Сынок, наверное, ты женился»? Я, ответил: «Да мама». Дальше всё пошло, как обычно в отпуске. Начались визиты к моим прежним знакомым и родственникам. Как обычно, я посетил парикмахерскую, стадион и дом культуры. Затем последовали ответные визиты. Не забыли навестить меня дядя Иван и дядя Василий – для них стаканчик - это святое дело. Так, в суете и заботах, незаметно закончился мой отпуск. Фактически этот отпуск, был прощанием с моей холостятской жизнью. Я, уже жил встречей с Марией. Прибыв из отпуска, кроме своих должностных занятий, я занялся подготовкой к встрече с любимой женой. Хозяйка помогла мне обзавестись необходимой посудой и закупить на первое время продукты. В основном гнёздышко было свито, и я дал команду Марии на выезд. Встречать её на вокзал я приехал на машине, модной в то врем «Победе». Встретил я Марию у поезда весёлой, с чемоданом в руке. Через 15 минут мы были уже дома У ворот нас встретила добродушная хозяйка. Хозяйке Мария сразу понравилась. Позже хозяйка помогла Марии наладить наш семейный быт. Не долго нам пришлось пользоваться первым семейным уголком. В начале 1954 года я получил команду прибыть в Бежецк Калининской области, в распоряжение нового командира отдельного дивизиона ЗОС, майора Цыганкова. На Бежетский аэродром поступили новые, более совершенные самолёты, и потребовалась модернизация средств ЗОС. Нужно было изучить, расположить на местности и ввести в работу, поступившие на вооружение, новый пеленгатор, маркер, и кодовый неоновый маяк. Теперь пеленгатор разместили в одном автофургоне со связной радиостанцией. При запросе лётчиком пеленга на экране высвечивалась стрелка, указывающая нужное ему направление. На пеленгаторщика возлагалась задача сообщить его лётчику. Очень понравилась лётчикам работа радиомаркера. Он устанавливался вблизи дальней приводной и подавал сигнал лётчику в момент пролёта над ним. Кодовый неновый светомаяк устанавливался в близи приводной. Свет его мощных неоновых лам ночью был виден лётчику с расстояния сорока километров.
Этот аэродром имел большое количество техники ЗОС, а значит и большое количество личного состава. Теперь моя должность стала называться не командир взвода, а начальник группы ЗОС. Мой статус значительно возрос, а с ним и трудовая нагрузка. Повысились ответственность и требования ко мне. В штате помощника мне не оказалось, вся нагрузка легла на мои плечи. Кроме повседневной работы часто приходилось дежурить на объекте в выходные и праздничные дни. На домашние дела и на отдых вместе с женой времени не хватало. Марина стала беспокоиться и возмущаться, и была причина – кто бы не возмущался, если каждый праздник муж на мотоцикле куда-то уезжает. Спасибо, командиру, он помог нас примирить. Я понял, что такая напряженная жизнь к добру не приведёт. Я давно мечтал получить высшее военное образование, сейчас у мен появился дополнительный повод, реализовать мечту. Я написал, на имя командира, заявление о поступлении в Киевское высшее инженерное авиационное училище (КВИАВУ). Командир, подполковник Цыганков – дал добро. Во время интенсивных полётов, один из наших офицеров должен был находиться на стартовом командном пункте в качестве дежурного представителя от средств ЗОС. Осуществлять такое дежурство, мне даже нравилось. Здесь я был обо всём осведомлён.
Я прослушивал работу своих средств и был в курсе всех переговоров в воздухе. Был я
свидетелем одного курьёза лётной работы. Чаще руководил полётами сам командир полка полковник Зырянов. Его команды лётчикам всегда изобиловали матерными словами. Штурманом авиаполка, участвовавший в боевых полётах, герой Советского Союза майор Скрипченко. В городе его все знали, особенно жулики. Скрипченко любил выпить и щедро угощал всех прилипал. Когда его обнаруживали ночью пьяным на газоне и напоминали ему об опасности, он первым делом прикладывал ладонь
к груди, нащупывал золотую звёздочку и бурчал: «Ничего, всё в порядке». Летать он любил, но только ночью или днём в сложных погодных условиях – за это платили дополнительно к окладу. В этот день он пришёл на командный пункт к концу полётов и попросил у командира разрешение подтянуть. Недовольный командир разрешил ему вылет на десять минут. Скрипченко взлетел, сделал круг над аэродромом и растворился в небе. Через десять минут Зырянов с матерком нетерпеливо спросил, где ноль второй и предупредил, что если штурман через пару минут не вернётся то пусть пеняет на себя. Скрипченко ответил, что понял. Вскоре, мы увидели его над началом взлётной. Скрипченко сделал лихой вираж и приземлился с некоторым удалением от начала взлётной полосы. Ему пришлось резко тормозить, и мы увидели дымок из под колёс. Зырянов злобно дал команду молодым лётчикам «на машину», к ним присоединился и я. По взлётной полосе мы поехали к месту посадки самолёта. Подъехав, увидели, что Скрипченко сидит на кабине самолета и улыбается. Зырянов гневно посмотрел на молодых лётчиков и прорычал: «Вот блин, учитесь, как не надо летать»! Он злобно сплюнул и скомандовал: «Поехали»! Скрипченко так и остался сидеть на самолёте. За короткое время моей работы на этом аэродроме произошло еще два лётных происшествия. Недавно отремонтированный двухместный ЯК-25 в одном из полётов на низкой высоте резко наклонился, врезался в землю и загорелся. Два лётчика погибли. Хоронили их всем гарнизоном. Во время похоронной процессии вдруг пошёл сильный дождь. Пошла молва, что Бог не хотел их смерти. Ранней весной соседний аэродром подтопило, и командир полка с группой молодых лётчиков для тренировок прилетел на наш аэродром. Учебные полеты проходили в хороший солнечный день, все мои средства были включены в работу. Я находился на дальней приводной, и был в курсе воздушной обстановки. Вдруг погода резко ухудшилась, и руководитель полётов дал команду всем летавшим вернуться на аэродром. Летающий командир полка дал команду летчикам срочно приземлиться. Пока все приземлялись, погода настолько ухудшилась, что руководитель полётов дал команду оставшемуся в воздухе командиру полка идти на запасной аэродром. Командир полка с этим не согласился и решил приземлиться у нас. В условиях низкой облачности, заходя на посадку вблизи от приводной, он коснулся земли, упал в огороды и загорелся. Первыми об этом узнал я и сразу сообщил на командный пункт. Спасти командира полка не удалось, начались взрываться баки с горючим и сигнальные ракеты.
По служебной линии дела у меня шли хорошо, и мне присвоили звание старший лейтенант. Все офицеры, работающие на аэродроме, проживали в Бежецке. Лётчики и старшие офицеры Жили в построенном для них многоэтажном доме, а остальные, в том числе и я, снимали квартиры. Ежемесячно мы получали в счёт компенсации по 120 рублей. Деньги небольшие, но всё же. Как сейчас помню своего командира, майора Цыганкова. Пожалуй, впервые в жизни я встретился с таким умным и рассудительным командиром. Он никогда ни на кого не повышал голос. Ко всем своим офицерам он относился внимательно и всем помогал в силу возможности. Иногда он устраивал семейный пикник на природе, с шашлыками и со всем приложением к ним. Под гармошку лейтенанта Мороз танцевали и пели песни. В день рождения, на празднование он пригласил и меня с Марией. Празднование началось оживленно, и не дождавшись опаздывающего политработника из дивизии, подняли несколько тостов в честь юбиляра. Наконец прибыл и политработник, за опоздание ему налили штрафной стакан водки, от которого он всячески увиливал. Тут-то и произошел курьёз, который не сорвал празднование. В суматохе кто-то вложил в руки Марии ружьё, и попросил её принять меры. Во хмелю Мария не задумываясь направила на политработника ружьё и задорно потребовала выпить штрафной стакан. Побледневший штрафник вдруг сполз с табуретки под стол. Увидев это, Цыганков спокойно подошёл к Марии и взял у неё ружьё. Увидев это, штрафник вылез из-под стола, взял полный стакан водки и залпом его выпил. Немая сцена закончилась смехом. Юбиляр умело смягчил обстановку, предложив тост за любимую партию КПСС. Позже, политработник пригласил Марию на танец.
Далее события стали развиваться стремительно. Я получил извещение о том, что допущен до сдачи экзаменов. Командир предоставил отпуск для подготовки к ним. Одиннадцатого ноября 1954 года у нас родилась дочь Тамара. В начале 1955 года мы уехали в город Пыталово к моим родителям. Родители хорошо приняли Марию и внучку. Я стал готовиться к отъезду в Киев для предварительной подготовки и последующей сдачи вступительных экзаменов.