Инспектор Хамблби из Нового Скотленд ярда уступил уговорам своей жены провести первую неделю летнего отпуска у её сестры с мужем в Мьюзингеме, и вышли из этого одни неприятности.
Мьюзингем, большой город, весь в саже, показался ему минимально подходящим для отдыха и веселья. Кроме того, муж жениной сестры по фамилии Поллит служил, как и он сам, в полиции в должности суперинтенданта отдела расследования Мьюзингема, так что от разговоров на профессиональные темы было некуда деться.
Но уже на второй день визита огорчения Хамблби улетучились из его сознания по причине возникновения серьёзного кризиса в делах его шурина.
- Буду увольняться, - внезапно объявил Поллит в тот вечер, когда они сидели в пабе за кружкой пива. – Правда, ещё не собрался сказать Мэрион.
Хамблби удивлённо уставился на него.
- Увольняться? Почему? На пенсию тебе не пора.
- Мы повздорили с главным констеблем, - пояснил Поллит. – Он хочет, чтобы дело было закрыто – и, должен отметить, у него есть на то причины, – а я не хочу его закрывать. Я уже продержал его в следствии неделю – вопреки его приказанию. Несколько моих людей занимались им в то время, как должны были выполнять другую работу.
Плюс к тому, у меня не было никаких оснований для этого. Меня вёл инстинкт и то, что пара свидетелей дали слишком уж слаженные показания, в правдивость которых мне не верится. Если бы у меня были чёткие улики, показывающие, что всё не так, как кажется, я мог бы изложить их наблюдательному комитету и быть уверенным, что там меня поддержат. Да до этого бы даже не дошло, ГК бы отменил своё распоряжение. Но как раз чётких улик-то и нет, так что… - И Поллит пожал плечами с видом человека, смирившегося с судьбой.
- Хм-м, - проговорил Хамблби. – А что за дело такое?
- Ну, если у тебя есть желание заглянуть завтра утром ко мне в кабинет и полистать досье…
Как обнаружил Хамблби, факты дела в основе своей были просты.
Месяцем раньше, 27 июня, между 10:30 и 11 часами утра (время было установлено совершенно точно и неоспоримо) пятидесятилетняя женщина, некая миссис Уиттингтон, была убита в кухне своего дома в пригороде.
Рядом было обнаружено орудие убийства – тяжёлая железная кочерга, которой миссис Уиттингтон с силой нанесли удар по затылку. Отпечатки пальцев на ней отсутствовали. Задняя дверь стояла открытая, и в доме были следы сопутствующего ограбления.
Муж миссис Уиттингтон, Лесли Уиттингтон, мужчина моложе и намного красивее своей жены, занимал пост главного инженера в компании «Хизерс и Барджетт», производящей станки. Их фабрика находилась минутах в десяти ходьбы от дома Уиттингтонов.
В то утро Уиттингтон, как и всегда по рабочим дням, находился в своём кабинете на фабрике. И единственное, чем это утро отличалось от других – по крайней мере, для него – тем, что к нему приходила девушка-репортёр из самой крупной газеты Мьюзингема. Девушку звали Шийла Прэтт, она работала над серией статей об управляющих и технологах мьюзингемской промышленности, и Уиттингтон, человек далеко не последний в своей области, был у неё на очереди.
Она прибыла в кабинет Уиттингтона, когда ещё не было 10:30, и ушла три четверти часа спустя. Всё это время секретарша Уиттингтона, согласно полученным от него инструкциям, сообщала посетителям и тем, кто разыскивал его по телефону, что Уиттингтона нет на месте, дабы никто не мешал интервью. А за окном кабинета находилась пожарная лестница, спускавшаяся во дворик, куда мало кто заходил.
Само собой, Поллит начал расследование, пытаясь отыскать свидетельства каких-нибудь предыдущих отношений между Уиттингтоном и Шийлой Прэтт. По их собственным заверениям, до этого интервью они никогда не встречались друг с другом. Но Поллит узнал, что миссис Уиттингтон никогда не согласилась бы на развод, так что ограбление могло служить для отвода глаз.
Но прежде, чем эти расспросы принесли какой-либо результат, произошло событие, приведшее к тому, что главный констебль велел закрыть дело. Спустя два дня после убийства молодой, но уже нашумевший бандит по фамилии Миллер на объездной дороге попал под колёса грузовика и погиб. В его кармане было обнаружено несколько мелких драгоценностей, похищенных из спальни миссис Уиттингтон в день её смерти.
- Кроме того, - сказал Поллит, - были свидетели, видевшие Миллера неподалёку от дома Уиттингтонов в день убийства. Так что основания приписать ему это преступление и закрыть дело были. Конечно, Миллер мог зайти и забрать побрякушки после того, как убийство уже совершилось, но ГК решил, что в отсутствие улик против мужа это будет уже натяжкой, и конечно, нельзя сказать, что он неправ.
- Нельзя, - согласился Хамблби. – И должен признаться, Чарли, я пока не вижу, в чём ты прав.
- Знаю, знаю, - проворчал Поллит. – Но я до сих пор считаю, что эта парочка – Уиттингтон и девица Прэтт – рассказывают слишком уж гладкую историю. Я заставил их повторить её несколько раз, по отдельности, под прикрытием всяких рутинных проверок мелких подробностей, и никто из них так ни разу и не ошибся. Гляди. – Он сунул Хамблби пачку отпечатанных листов. – Вот их показания. Почитай-ка сам.
Почти час спустя Хамблби проговорил:
- М-м, ну да… Слушай, Чарли, в показаниях девушка постоянно упоминает, что с ней был фотографический аппарат. «Тренога… трёхсекундная выдержка» и т.д. и т.п. У тебя, случайно, не остались копии фотографий, которые она сделала?
- Она оставила только одну, - ответил Поллит. – У меня есть её увеличенная распечатка. – Он достал её и передал коллеге. – Хорошее фото, да?
Снимок был очень чёткий: Уиттингтон сидит за своим столом, настольные часы, как им и полагается, показывают время – без десяти одиннадцать.
- Но не вижу, какой мне от неё прок, - продолжал Поллит. – Одежда та же…
- Минутку, - резко оборвал его Хамблби, переходя от фотографии к подписанным показаниям Шийлы Прэтт и озабоченно уставившись на них. – Возможно ли… Скажи, Чарли, эта девушка – опытный фотограф, мастер своего дела?
Поллит покачал головой.
- Нет, начинающая. Я так понял, она недавно приобрела фотоаппарат. А что?
- А вот фабрика, - сказал Хамблби. – Там же много тяжёлых станков, много шума, вибрация?
- Да, конечно. И куда ты клонишь?
- Ещё пара вопросов, и сам всё поймёшь. Кабинет Уиттингтона над фабрикой? Там ощущается вибрация?
- Да. И всё же…
- Так вот, Чарли, по-настоящему важный вопрос: эти машины постоянно работали всё время, пока Шийла Прэтт находилась в кабинете Уиттингтона?
И тут до Поллита дошло.
- Тренога, - пробормотал он. Его голос окреп. – Выдержка… Погоди-ка. – Он схватил телефонную трубку, запросил номер, попросил нужного человека к аппарату, задал вопрос, выслушал ответ, поблагодарил и положил трубку. – Да, работали, - с триумфом в голосе произнёс он. – Работали вовсю!
Хамблби негромко рассмеялся, похлопывая пальцем по фотографии.
- Так что эта бесподобно чёткая фотография никак не могла быть снята в то время, в которое она была снята по утверждениям Шийлы Прэтт и Уиттингтона. Тренога плюс выдержка плюс вибрация не могли не создать размытого эффекта. Я думаю, они приготовили поддельную фотографию как-то вечером, после того, как фабрика прекратила работу, а девушка не настолько сведуща в фотографии, чтобы осознать, как разница в условиях скажется на конечном продукте. Ну что, Чарли, понравится твоему шефу такой факт?
Поллит усмехнулся. – Совсем не понравится. Но никуда ему не деться. – Он заколебался. – Это решает мою личную проблему, и я даже не могу выразить словами, как я благодарен тебе… Но вот сможем ли мы построить на этом обвинение…
Не получилось. – А так оно, по концам, и лучше, - прокомментировал Поллит два года спустя в Лондоне, куда они с женой приехали нанести ответный визит, и разговор зашёл об Уиттингтоне и его судьбе. – Потому что если бы государственный обвинитель и разрешил выслушать дело в суде, у него были бы неплохие шансы оправдания несмотря на ложь и на нарытые нами свидетельства, которые подтверждали, что он тайно встречался с Прэтт в течение восемнадцати месяцев перед убийством.
А если бы он был оправдан, ему больше не надо было бы беспокоиться, что его новая жена выдаст его, так ведь? И он не стал бы, запаниковав, пытаться закрыть ей рот таким неуклюжим способом… И его бы не собирались повесить завтра в Пентонвилле в девять утра. Так что нам повезло по концам, а?