Ветка здесь, ветка там. Чёрные ветви-лапы деревьев так тесно друг в друга вплетаются над головой, что создаётся впечатление: закоренелые жители земли защищаются от низкого неба, стремящегося упасть на вымученную больную землю. То здесь, то там, чахлая тонкая трава приникла к раскисшей почве. Всё разнообразие трав и цветов превратилось в единую серо-зелёную массу с беловатыми пятнами, как на листьях деревьев, не срываясь на землю, разъедались смертоносной заразой, знай, отмахивайся от оголяющихся веток, норовящих зацепиться за шерстяной балахон, пропитанный умирающим лесом. Единственное, что радует в данную конкретную минуту, это то, что путники не были растениями.
Жанет молча месит грязь под ногами, безмолвно терпит общество недомага. Тот тем временем усиленно какую-то несусветную чушь несёт, в которую воительница тщательно не вслушивается. Как выяснилось, поговорить «заключённый» любит также, как покуралесить, с бутылкой наперевес. Жаль язык завязать нельзя, вместе с руками. Жаль в принципе калечить задержанного нельзя!
Неся службу на заставе Жанет не контактировала с преступниками, как те же стражники. Её роль была проще и сложней одновременно: обходить определённую территорию, задерживать нарушителей не без боя, передавать последних стражникам. Всё. Но тащить за собой безмозглую обузу, в её планы никак не входило!
Жизнь боль.
–… Я всё понимаю, мир давно с катушек слетел, но почему такая краля в дебри-то полезла? Туго по жизни что ли? Или как? Ты расскажи, мне интересно, у меня ведь у самого было по жизни так себе, вот я и нашёл себе занятие. Если бы не алхимия, не знаю, что бы делал, – как ни в чём не бывало вещает Алхимик, хлюпая по земле огромными тяжёлыми сапожищами. – Всегда любил алхимичить! Вот я и говорю, что может заставить женщину юбку променять на салдафонские галифэ?
Грязь в стороны летит, а в Жанет всё сильней вскипает злость.
Всё-таки она далеко не растение.
Ветер меняет направление.
– Чем участь солдафона хуже бабской доли? Пожалуй служить Родине куда лучше, чем ходить под такими вот пьяницами и обманщиками, вроде тебя, – скороговоркой произносит Жанет, с трудом сдерживаю кипящий гнев.
Алхимик пучит свои водянисто-голубые глазки на женщину, не удосужившейся даже голову повернуть в его сторону:
– Э-эй, разве я тебя чем-то оскорбил, женщина? Я не обманщик! А торговец.
– Ага, торгаш и пьяница. И я тебя на законных основаниях задерживаю, дабы передать тебя в руки правосудия.
– Так значит теперь каждая девка может вылезти из юбки, нацепить мундир и к стенке ставить, за то, что что-то не так мы сделали?! Ну я могу одно сказать, твоё место точно не на нашем континенте!
Чёрные ветки цепляются за полы плаща, изрядно отяжелевшего от налипшей грязи. – Слушай сюда, Алхимик, – в нос давно отрезвевшего недомага бьёт сырость, плесень, вперемешку с едва уловимым запахом женщины, настолько Жанет близка в доли секунды стала, руку протягивать не надо. Только вот что так не по себе от такой близости? – Я годами зарабатывала свою должность и я не собираюсь перед каким-то выскочкой распинаться и объяснять, где его на самом деле место. Я просто вырублю тебя и спокойно дотащу до стражей закона. Выбирай: топать своими двоими и любоваться природой и дышать остатками свободы или очнуться сразу на плахе? Под сверлящим взглядом воительницы Алхимик как-то сник. Посчитав разговор оконченным, Жанет разворачивается и продолжает идти без лишних слов.
– Ох уж эти… бабы, – бормочет Алхимик.
За всё время их недолгого, двухдневного пути, воительница не стремится разговаривать. Эта солдафонша даже имени не удосужилась спросить приличия ради! Только Алхимик да Алхимик или иное оскорбительное обращение. Да разве можно так с человеком? Да, торговал своими снадобьями, да, смухлевал, решил подзаработать побольше, ну так во благо же! Всё, ради своего блага.
Унылая жизнь, унылый край. Скоро этот мир сожрёт чума.
***
Близка Тихореч, но лес столь же дремуч, за занавесом перекрывает путь. Еле заметный тракт скоро исчезнет.
Здесь много дичи. Не хорошей дичи.
В один из коротких привалов, Алхимик в ус не дул, ел в своё удовольствие вяленое мясо с сухорями, запивая водой. Как назло, воительница не позволила взять с собой своё походное пойло, внаглую вылила всё прямо у него на глазах. Сразмаху. В землю! Глядя на унылый мир вокруг, осознание нехватки надёжной бутылки становится только острей.
Сейчас бы тюкнуть разок по темечку эту наглую бабу и тикать. Чем дальше, тем лучше.
Вон отвлекается на шорох. Нужно только подкрасться…
Ррррагрр!!!
Из кустов рвётся жадный безумный зверь с горящими глазами. Алхимик так и замер, со скрюченными руками в нескольких сантиметрах от затылка женщины. Монстр три метра ростом и два в туловище мохнатое, неслось неуправляемой махиной, размером с деревенский домик. Шурх, шуршат гнилые кусты, а оттуда ещё три такие же махины несутся, круша всё на своём пути.
С диким воплем Алхимик ломанулся в сторону, позабыв о желании придушить наглую конвоиршу. Тут ведь шанс образовался! Главное успеть унестись подальше…
А конвоирша молнеиносным движением тут же за кинжалы свои схватилась, чуть на несколько шагов отдалилась, рассчитывая последующий ход. Дура! Куда ей со зверьём тягаться. Звери тупы, но прожорливы. Друг друга порвут за добычу. А их четыре… Чёрт с ней, с воительницей, ни рожи, ни кожи… нанадолго её не хватит.
Рааааааа!!!
Неведанные звери, сотрясая раскисшую землю, понеслись, следуя своим инстинктам прямо на женщину. А Жанет, повинуясь долгу, приготовилась защищаться, понимая, заключённый точно попытается удрать.
Глыбы живые обрушаются на неё.
Удар!
Промах.
Удар…
В нос воительницы острый запах немытой шерсти ударяет. Пронесло. Её вёрткое тело танцует на маленьком истоптанном участке. Уворачивается от неуклюжих ударов дичи. Острые колющие выпады ни по чём мутантам, только злят. Но долго так продолжаться не может. Алхимик… Разорвут её, его очередь придёт. Здесь нет живой души в округе, а далеко убежать тот просто не сможет.
Круговерть грязная изматывет воительницу, руки от напряжения кинжалов не чувствуют. Уже одного, не двух.
Удар!
Странные вонючие камни в зверьё летят. Откуда грязно-зелёный дым тут? Жанет не могла предположить, она поскальзывается на луже. Мир рушится на голову, сталкивается в бездну грязи. Так не должно было быть.
***
– Хорошо тебя поклацали, – Алхимик внимательно осматривает раны, изучая звериные отметины на открытых участках тела женщины, освобождённых от рваной ткани костюма.
Жанет в ответ направляет мутный взгляд серых глаз снизу вверх. Чего-чего, а очнуться чуть ли не в объятиях беззаконника она не ожидала. Алхимик, значит, не сбежал.
– Так ты ещё и врачеватель.
– Есть немного.
– Почему не лечишь людей, как положено?
Алхимик одарил женщину взглядом глубоко разочарованного в жизни человека, не без искры гнева. Но осмотр завершил, чтобы взять необходимые лечебные порошки и приготовить пасту для перевязки.
– Ты же мог больше пользы принести, чем вреда! – негодует воительница, неотрывно наблюдая за хорошо отточенными манипуляциями мужчины.
– Много ли эти люди сделали добра мне? - вскидывается Алхимик. Его-таки задевает за живое, как обида ребёнка. Вроде бы ничего особенного, а больно же!
– Ты рассчитываешь на обязательную ответную реакцию? Неужели ты считаешь, что миром правит корысть? - сарказмом сквозит фраза, но Жанет истинно не понимает намерения этого странного человека.
– Да что ты понимаешь, женщина? Ты ж ничего, кроме своей казармы не видела! А я жизнь свою пытался устроить!
– Да знаю я! Не один ты землю грыз, вместо хлеба. Но ты по крайней мере мог бы мир лучше сделать.
– Брось. Вот судишь со своей колокольни, а не знаешь элементарных вещей. Не знаешь даже, в какое дерь… куда мы ввязались и за что воевали. Всему виной земли. Земли Дикарей. Лакомый кусочек для каждой цивилизованной страны. И потом эти… Подлили в огонь масла с какой-то древней бредятиной… магией несусветной. И вот результат: нас косят, как… живность какую-то беспомощную! Ну так и скажи теперь: этот мир действительно должен пережить чуму?
– Я считаю, каждый имеет право на жизнь. И никто, слышишь? Никто не смеет её уничтожать лишь потому, что так захотелось! Ты просто не имеешь права на неё покушаться. Я может не мать и у меня нет детей и тем более я не врачеватель, но цену жизни знаю. Не знаю, почему, но в последнее время у меня в привычку вошло спасать всех встречных. Возможно, на тебя это никак не подействует, всё же скажу: думал бы ты головой и просил бы о снисхождении. Испытательный срок. Пока не стало слишком поздно.
– Ты наивная женщина. Этому миру конец.
***
Долго ли шли путники до Тихоречи, неизменно на глаза бросается след Белой чумы, да небо над головою неимоверно тяжёлое, касается ощутимо острых верхушек хвойных деревьев, подобно топору палача... Зима теперь, кажется, невероятно далекой. Осознание безысходности столь же ощутимо, подобно тучам.
Добраться бы к ночи.
Молча преодолевают путь двое. Разговор не идёт, желание развеяно потрясением. У одной, что её спас контрабандист-мошенник. Вероятно даже убийца. У другого, что он спас государственного воина. К тому же бабу.
Добираются они до города.
Оживлённые улицы встречают привычным гомоном. Однако именно сегодня Жанет раздражена более чем раньше. Слишком устала сегодня.
– Кого я вижу, это же сам Деонит! – навстречу двоим со своего поста с распростёртыми объятьями вскакивает служака в тёмно-синей форме, Заслонил собою всё пространство и без того маленького помещения. Вестибюль плохо освещается и потому Жанет не вглядывается в выражение лица матёрого служаки. По тону и так понятно, насколько он рад видеть сей индивид у неё за спиной. Обменявшись любезностями, Жанет наконец передаёт задержанного, напоследок взглянув в глаза Алхимику:
– Запомни, тебя спасёт только покаяние.
Тот лишь окинул взглядом женщину. Но в ответ не сказал ничего.
Ещё парочка словечек, с намёком на широкий жест местного градоначальника, остаться в Тихоречи да передохнуть. Тихореч, тихая речка с мутными водами? Жанет не хотела проверять на деле своё предположение.
Сил не хватает на дальнейшее путешествие, но и на подвиги тянет ещё меньше. Дубовая дверь скрипит за спиной. Вдох, выдох. Пора вперёд двигаться.