Шел я из магазина, нес в пакете банку простокваши, упаковку овсянки и три банана. Люблю я, грешным делом, этот экзотический фрукт. День был солнечный. А солнце, надо сказать, аккурат за моей спиной светило. Ну и, само собой, по всем законам физики, впереди меня на дороге, тень моя образовалась. И такая длиннющая, раза в два больше моего роста.
И удивительно мне было, раньше-то я такого и не замечал, как ловко тень повторяет за мной все мои движения, как бы передразнивает меня. Я уже старик и немощен, а потому хожу враскорячку, широко ноги расставляю, чтобы, не дай бог, не упасть. И вот,тень-то моя то ли из озорства, или по тем же физическим законам, эту мою походку, как бы и пародирует, и я бы сказал, с большим чувством юмора. А уж как тень моя уморительно копирует мою характерную отмашку левой рукой, мне даже и смешно было. Так и шли мы, я враскорячку, и тень моя враскорячку, я левой рукой отмашку делаю, и тень моя это мое характерное движение повторяет.
И сподобило же меня, уже около дома моего, то ли споткнуться, то ли подскользнуться. Но не упал я, устоял на одной правой ноге, левая куда-то в сторону ушла, а рука правая с пакетом вверх взмыла, и из него, как манна небесная, продукты посыпались. И как уж мне удалось устоять на одной ноге, я и на двух-то еле держусь, и ума не приложу. А тень моя — озорница, и в этот раз, один в один, во всех подробностях, повторила это мое несостоявшееся падение. И вот так, ни шатко ни валко, спотыкаясь, хромая, и с пустым пакетом, дошли мы до моего дома.
Я одинокий старик, так уж жизнь моя сложилась. Близких я потерял, а друзья-приятели забыли меня. Да и живы ли они. А в одиночестве-то бывает, так тоскливо, что уж и невмоготу. И поговорить не с кем, и пожаловаться некому. А ведь, и тяжело это как-то. И когда появилась в моей жизни тень моя, то и полегче мне стало, не так уж тоскливо и одиноко. Молчаливая она, тень-то, но когда идем мы по улице, бывает, я и разговариваю с ней, то на здоровье свое пожалуюсь, то на погоду, на цены в магазинах, а иногда и политические темы затрагиваю, но с осторожностью, прежде оглядываюсь. Тень-то моя слушает и молчит, а я и такому молчаливому собеседнику рад. И уж стали замечать за мной эту мою странность, как бы я сам с собой-то разговариваю. Как-то повстречался мне на улице бывший мой коллега по работе, остановил он меня и спрашивает: «С кем, Михалыч, разговариваешь-то, не с марсианами ли?» И с сочувствием смотрел на меня коллега-то. А я промолчал, да и как объяснишь-то, что с тенью своей беседую, так и не поверят, пожалуй, и засмеют, а то и скажут, сбрендил старик-то.
Так ведь не мудрено и сбрендить, в мои-то годы, и в одиночестве.