Сказки и небылицы нашей отчизны
Новелла, частью в стихах
Грозя огнём, лавиною безбрежной,
Пойдут машины в пламенный поход,
Когда нас всех пошлёт товарищ Брежнев,
И маршал Гречко всех нас поведёт.
В середине восьмидесятых В. Ерофеев сочинил как-то шуточный, или скорее фривольный кроссворд, в коим обыгрывались по большей части слова и выражения, не шибко приличные. Понятно, что расходился он по стране токмо в списках, но зато зело широко. И вот сидят как-то пятничным вечером на кухне два интеллигентных пролетария и сей ребус разгадывают. При них прабабкин хрустальный графин с самогоном, заметно менее литра, но уж поболее казённой поллитровки, горбушка бородинского и полбанки килек в томате (всё, что поприличнее, уже употребили на ужин). И вот происходит промеж них такой диалог: женский половой орган, из пяти букв. Один, опасливо оглянувшись в сторону комнаты, где их супруги примеряли какие-то модные тряпки, шепчет что-то другому на ухо. Тот думает, и со вздохом отвечает, что мол нет, не подходит. Пробуют ещё что-то, и наконец, отгадывают нужное слово. Затем идёт орган, считающийся половым у некоторых восточных людей, из четырёх букв. Опять шёпот, и опять нужное слово находится не сразу. И так далее, и не один раз. Наконец, остаётся последнее слово – основоположник марксизма-ленинизма. Брежнев, хором говорят оба, проверяют, и точно он! И друзья, довольные, кричат жёнам – Танька, Нинка, мы тут самое сложное слово с первого раза угадали. А вы говорите, что мужики у вас тупые!
В конце иуня года 1918-го был такой случай. Проснулся Петька часов в шесть утра, солнце токмо из-за леса выглянуло, глядит – а Василий Иваныч уже шибко поддатый. Кинулся он в погребок – ан нет, всё на месте. Василий Иванович, когда ж ты успел, и где? Чай, народ же спит ащё, али ты с наганом по селу бегал? Зачем же с наганом-то, Петька, всё было, так сказать-с, к обоюдному согласию. Сперва к попу заглянул, он околь собора квартирует. Здравия желаю, говорю, батюшка, как вам при народной-то власти живётся? Да нормально отвечает, спасибо командир на добром слове. Ну что ж говорю, прекрасно, да и сам я вроде как-то в Бога верующий, но вот веру-то подкрепить надобно. Опять же сегодня праздник. Да нет же, никакого праздника нынче и нету! Ну и что Петька, важен принцип, да и поп со мной спорить не стал, стакан сразу поднёс. Да ну, ужель казенной? Ага, разбежался, они ж дюже жадные, эти… служители культа! Самогону налил стакан, крепкого, но зело грязного, сивухой так и несёт. Правда, хлебцу свежего два здоровых ломтя отрезал, огурцов солёных дал, сала шматок. Я вот огурцы и сало принёс, чего думаю, одному их жрать, закусить и так достало. В общем, славно поговорили, ко взаимному удовольствию. Он ещё пригласил зайти, при случае.
Ладно. Отправился потом в конец села, к купцу Расторгуеву. А к оному как раз сосед явился, купец Домодедов, из староверов. Здоровый такой, аж квадратный, и бородища до колен. Ну что, говорю, буржуи, всё народ сплотируете?! Да нет, отвечают, что ты, мы самые как есть патриоты новой власти. Ну раз так, отвечаю, то поддержите великодушно представителя народного войска… чай, уж полчаса как не ел и не пил. Ну, оне понятливые оказались, быстро стол накрыли, бутыль очищенной выставили, рыбу там, свинину тушёную, огурцы-помидоры, лук-чеснок. Ну вот и посидели часок, потом они говорят, некогда мол лясы точить, пора работать. Ну я не против, работайте, на общее-то благо. Пошёл далее, там лавочники богатые живут, Вельяминов и Привалов. Ну и у них слегка потрапезничал… не так конечно, как у купцов, но полутче всёж, чем у батюшки. Жалко только, что прочие торговцы про то пронюхали, и побежали свои лавки и лабазы открывать. А там уж мол не до выпивки, работать пора. Ну да ладно, во всём мера надобна. Вот так вот, Петька, так что ты уж без меня завтракай – вот огурцы, сало, вот и хлебного вина четверть, каравай хлеба, лучёк… ну сам разберёшься. А я прикорну малость, зело утомился. Ну а потом, когда он отдохнул, они вдвоём продолжили.
Вот так и родилась присказка – Стаканчик тут, стаканчик там, на то оно и утро. Борис Заходер пытался в известном мультфильме сие передать намёком – сгущёнка тут, а соты там, на то оно и утро. Но увы, не вышло, киношные чиновники сразу заподозрили в оном тексте какой-то подвох. И пришлось сочинить якобы нейтральное «известно всем, тарам парам», но действие от сей замены получилось скорее обратное. То есть всякий думающий зритель, не удовлетворённый подобными тарампарамами, возвращался мысленно к старому, исходному тексту. А с Петькой и Василий Иванычем опосля оного веселья приключился забавный казус. Через сутки, отоспавшись и собравшись, их дивизия выступала в поход. И вот тов. Чапаев, мысленно перебирая в уме те лозунги, что могли бы увлечь его бойцов, придумал некое прибавление. И посоветовавшись с Петькой, решил его в дело употребить. И вот, выступая в начале похода перед красноармейцами, он выдвинул такой лозунг: Товарищи, мы теперь идём в бой за светлое будущее, за Советскую власть, за Красную армию, за Красное знамя и за Красную водку! И все были в восторге. Ну а потом пошло-поехало, артель по обработке лубяных культур Красный лапоть, обозный завод Красное колесо, ну и фабрика красителей Красная синька.
Теперь разберёмся с Третьяковской галереей. Она никакая не Третьяко‘вская, а Третья‘ков-ская, и была названа так в честь известного хоккеиста В. Третьяка. То бишь когда-то, может быть, её и обозвали в честь какого-то купца, ну а на шестидесятом году Советской власти стало ясно, что старое название никуда не годится. Ну и переименовали в соответствии с тем неослабным вниманием, что родная партия всегда оказывала нашему спорту, и Советским спортсменам лично. А вот с Б. и М. Пироговскими улицами всё совсем наоборот, знаменитый хирург к ним не имеет никакого отношения. Там просто жили булочники и пирожники, на Малой Пироговской мелкие сошки, а уж на Большой богатые купцы, что имели каменные амбары, мельницы и просторные пекарни. Вот от них всё и пошло, а хирург родился куда позже, через сотни лет.
Наши узкоглазые друзья, что метут снег на столичных улицах и судорожно размышляют за магазинными кассами, как бы себя не обидеть, и покупателя не шибко обмануть, обижаются, когда их называют чучмеками. А ничего обидного тут нет, сие слово произошло от древнего племени Тчачж-мэги, что вместе с Тамерланом покорило чуть ли не полсвета. Я бы лично только гордился родством со столь славными соратниками Тимура Тарагаевича. А им всё не так… Вот и всем известный материал из склеенного древесного шпона назван был в честь португальских конкистадоров, а звали их Ландскнехт Фанеро и Фанбард Ланеро. Всем известный Гринпис возник давным-давно, когда ещё и никакой экологии не было. При Иване Третьем приехал как-то на Русь плюгавый и мелкий баскак, коий и не знал, по скудоумию, что дань-то уж лет пять как им не платят в сих краях. Ну, и его для смеха шапками закидали насмерть, с тех пор сие выражение и пошло. Благо он безо всякой охраны явился. А тот баскак, задыхаясь, всё кричал блиинписс, чем окружающих изрядно развеселил. А что уж он имел в виду, никто не запомнил. Зато когда через сотню лет в Архангельск приехал Ричард Ченслер, знаменитый английский моряк, ему оную байку рассказали во всех подробностях. И просвещённый европеец был восхищён, какой мол, гуманный способ казни! Без стрельбы, без верёвок и топоров, да даже и без костра. Ну а последние слова казнённого он переделал на аглицкий лад, и с тех пор оный вид казни (закидывание шапками) на главном буржуйском языке и называется гринпис.
Вот ещё говорят, что рубль и копейка очень древние названия. Ерунда, сии слова возникли при Алексее Михайловиче, в семнадцатом веке. Тогда решили, наконец, провести денежную реформу, дабы параметры наших денег приблизить к общеевропейским стандартам. Ибо корявые копеечки, хотя и обеспечивали сохранность драгоценного металла в пределах Святой Руси, но успеху внешнеторговых сделок никак не способствовали. И вот решили штамповать денежки сугубо по западному образцу (А.С. Мельникова, Русские монеты от Ивана Грозного до Петра Первого, М, Финансы и статистика, 1989, с.199). Ну, а поскольку своих мастеров машинной чеканки не было, пригласили естественно поляков., ибо немцы просили много больше, а англичане и французы и того дороже. И вот главных мастеров того времени (естественно, пришлых) звали Копейкович и Рубельман. Но в скором времени попытка чеканки новых денег провалилась, ибо не было ни хорошей стали для штемпелей и маточников, ни прокатных станов, что могли катать полосу нужной толщины, ни двигателей, что могли обеспечить энергией сии процессы. А вот когда Пётр Алексеевич решил сие дело возобновить, всё уже было куда лутче. И качественную сталь Демидо-вы уже плавили (кстати, сперва в Туле, а уж потом и на Урале), и вододействующие станы на реке Яузе были готовы, и мастеров из немчуры пригласили самых опытных. И не просто пригласили, а каждому дали по паре – тройке способных учеников, из безземельных дворян, али купецких сын-ков. И те не оплошали, уже в эпоху Елисаветы Петровны, опосля главного мастера предыдущих монархов, Иоганна Льюиса Ланга (кстати, убеждённого русского патриота, и любимца Петра и Екатерины Первой), появились И. Шагин, Е. Иванов, И. Плавильщиков и М. Бобровщиков (В.В. Уздеников, Монеты России, М, Финансы и статистика, 1986, с.461). Ну, а названия, оставшиеся со времён прошлого царства, прижились, и никто их менять не хотел. Да и зачем бы?
Вот ещё часто говорят, что Хохляндия, это мол, уничижительное название Украины. Ничего подобного, хохлы к оному названию не имеют никакого отношения. Хохланд, то есть высокая земля по-немецки – сие прозвище северо-запада и севера Белоруссии, и юго-востока Литвы. И тут уж украинцы, хоть и среди них были лихие казаки-запорожцы, никак не в праве претендовать на сходство с лесными братьями вышеуказанных областей, кои не раз грабили и разоряли тевтонские и ливонские пределы. И немецкие рыцари очень уважительно относились к оным гражданам, в отличии от щирых украинцев, коих как вояк никто в Европе никогда не уважал. И к слову, в том же 18-ом веке жил в Питере потомок обрусевших голландцев, Павел Ильич де Рааз. А поскольку оный П.И. де Рааз отличался, говоря по-нынешнему, нетрадиционным половым поведением, то в честь оного типа и назвали его собратьев по увлечению. То же самое случилось и с фармацевтом П.О. Носовым, коий первым из русских врачей описал и квалифицировал диспепсию. Фамилии же Лукин и Розов аглицкого происхождения, и означают смотри в корень и без румянца, бледный. Ну а Моисеев был богатым землевладельцем 19-го века, и ездимши по губернии, не раз примечал с удовольствием – сие мой посев, мой сев, моя пахота. И тогда же появилась и фамилия Семьенов, так одного моряка прозвали, коий на зимней стоянке русского флота в Иокогаме сторговал одну гейшу за семь иен. И та его добросовестно развлекала всю долгую зимнюю ночь. Ну а потом, во времена русофильства при Александре Третьем, сию фамилию решили изменить на Семёнов, дабы звучала вполне по-русски. Ну а слово экзамен прои-зошло от византийского экзо мент, так в тогдашних гимнасиях называли пришлых смотрителей, что были куда опаснее своих преподов. Впрочем, мы увлеклись, пора и к давно обещанным рифмам переходить. Вот они, голь-убушки (тоже, кстати, сумнительное словцо, так ранее на бурят-монгольских языках называли строптивых удальцов, что не могли ужиться в своём племени или даже среди родных, и уходили в степь разбойничать и пить кумыс).
Воука, Воука, Воука-моркоука,
Ни винтовки нету, ни гранат,
Лишь один остался автомат.
Но и с автоматом наш Вован
Перейдёт границы многих стран.1
Он до Капитолия дойдёт,
И повесит всех пиндосов у ворот.
1- Вариант:
Но и с автоматом наш герой
Покорит когда-то шар земной.
Каким ты был, таким остался
На безымянной высоте;
Когда-то танцевали вальсы
У киноклуба, налегке.
Но нет уже ни поколенья,
Ни памяти о многих тех,
Что пали в Подмосковный снег,
В болотах растворились тленьем.
И капли ржавые, гнилые,
Сочась по замогильной тьме,
Поют о новом Чернобыле
На безымянной высоте.
Тундра, в Париже тундра,
Негры кричат полундра!
Ягель собрав, лахудра
Что-то вещает мудро.
В тундре, вокруг собора,
Бродят олени споро,
Ловят песцы и зубры
Леммингов возле Лувра.
А севернее, в Амьене,
Протоки мёрзлые Соммы
Роют те же олени,
Рыбу глотая споро.
Дохлые бродят арабы
В Рубе, да и в Туркуэне,
Скоро они в гиенну
Рухнут, скорбя похабно.
А в общем, французы целы,
И скоро новая Жанна
Негров загнав в саванны,
Родные вернёт пределы.
Однажды вдруг на новый год
Сменил фамилию боярин,
Чей предок был Ефим Тугарин,
И стал теперь он Годунов.
Собака пребольно кусалася,
Но дети её не задалися –
Ко всем беспрерывно ласкалися,
И кличку им выдали «Зайцевы».
Жила-была фея по имени Дора,
Прозвали её Дорофеева.
Соседи ругались, пришельцы мол,
Фамилию выбрали древнюю.
Провинции Цейлона – Сабарагамува, Ува,
Нет чтобы обозваться-то культурно…
И вот уроженец последней, задаром,
Присвоил себе обозванье Уваров.
На вернисаже как-то раз
К нам привязался… странный тип,
И говорит – я весь охрип,
Пока искал повсюду вас.
Во вторник был здесь и в среду,
Уже решил послать… подальше,
И вот нашёл вдруг – что же дальше?
Я с нетерпением вас жду!
Но мы ему суровым тоном
Сказали, что с таким… пижоном
Вовек мы знаться не хотим,
И шлём его на Ухруай-на-ным.
Однажды старенький барон
Всем показал большой… приказ –
Чтоб собирались все тотчас,
С оружьем, где укажет он.
В поход на дальние края
Их собралося… очень много.
И вот идут они в дорогу,
Своих противников кляня.
Но провалился тот поход,
Лишь привезли они a bird,
Что называлась синий дрозд,
Имела клюв и длинный хвост.
Одели ребята тулупы,
Полезли чесаться… под мышки;
Их тут же схватила одышка –
Как это нелепо и глупо!
Уимблидон, Уимблидон,
На палке треплется… флажок,
Народ бежит, не чуя ног,
На стадион, на стадион.
Соревнованье в тот же час
Там открывает герцог Лев;
Вокруг него так много дев,
И все хотят его… качать.
Какой-то маленький буржуй
Уимблидон послал… в присядку,
Но подбежал к ним страж порядка,
И грозно молвил – не балуй!
Однажды девушка в снегу
Вдруг отморозила… запястье.
Разбушевалося ненастье,
И ей пришлось пустить слезу.
Царя Ивана кто-то рать
Раз соблазнил коров… доить.
Но несмотря на эту прыть
Велел их служка отодрать.
Однажды некий идиот
Решил воткнуть соседу… палку
В его домашнюю качалку,
И тот упал, разинув рот.
Собрались за домом собаки,
Друг другу обнюхали… морды,
И вместе отправились гордо
Пометить для мусора баки.
Вставай, проклятьем заклеймённый,
И во все дыры поимённый,
Народ, извечно угнетённый –
Скорее строимся в колонны!
Громя огнём, сверкая блеском стали,
Машины шли, туда где всех… считали.
Потом они снаряды в люк наклали,
И всех буржуев славно… повстречали.
Смело товарищи, в ногу, духом окрепнем в борьбе,
Завтра поганого Гогу встретим на общей гульбе!
Ну а потом, симметрично, встретим Ахмеда в саду,
Сделаем всё поприличней, хоть бы и в дождь, и в пургу.
Раскинулось море широко, и волны бушуют меж скал,
Товарищ, мы едем далёко, давно я тебя поджидал.
Мы будем кататься по горкам, и плавать в туманной дали,
Окрест будут ахать шестёрки, и смрадно дымить корабли.
Но мы их пошлём всех подале, на русские буквы, на три,
Чтоб нам они все не мешали, в отрыве от милой Земли.
Сады песчаные, козлы вонючие,
Кошёлки драные и бабы тучные,
Поедем в Каменку, а там поправимся,
Автобус тронется, навес останется.
Там у Пятёрочки гуляют девушки,
Коты на солнышке мурлычат нежненько,
Мы выпьем водочки, закусим пиццею,
Вздохнём свободнее, простясь с столицею.
Потом до Обнинска поедем медленно,
Порой чащобами, порой деревнями,
Москва закончится оградой лагерной,
Поля с болотами лежат за Нарою.
Вот Белоусово, гнездо газпромово,
Сирени кустики, да липы с клёнами,
«Три льва» уютные, всегда обильные,
И люди чуткие, и чувства сильные.
В наукоград визит отложим братцы мы,
Смотри-ка вон стоят мои красавицы,
В порыве нежности мы здесь останемся,
Нам эти девушки ужасно нравятся.
Солдатушки, бравы ребятушки, где же ваши пушки?
Наши пушки пропиты в пивнушке, вот где наши пушки.
Где ж солдаты, бравые ребята, ваши автоматы?
Автоматы все врагом отняты, вот где автоматы.
Где ж ребята, чёрные береты, танки да ракеты?
По дороге потерялись где-то, там лежат ракеты.
Где ж матросы, где ж морские волки, корабли да лодки?
Потонули баржи и подлодки, в них живут селёдки.
Где ж солдаты ваши жёны-дети, есть они ль на свете?
Есть и жёны, есть и ребятишки, славные девчушки и парнишки,
Ради них мы продали и пушки, и иные наши побрякушки.
Берлога бурого медведя, то глубока и прихотлива,
А то у комля старой ели, простая ямка сиротливо
На самом неприглядном месте, торчит, открыта всем ветрам.
Как, почему такая разность, и ведь не прихоть или праздность,
Им руководит при постройке жилья, по трудным временам.
Но как показывает опыт, в любой берлоге он неплохо
Проводит зиму и весну, и просыпаясь поутру,
Когда холодная капель ему водой намочит шерсть,
Встаёт голодный, но весёлый, ломает дюжие колоды,
И жрёт обильных муравьёв, и не проснувшихся жуков.
А если лось или кабан его когтей найдёт аркан,
То косолапый будет сыт, пока весь снег не убежит,
Весенним смытый половодьем, в овраги, выемки и поймы.
А там и свежая трава растёт везде, свежа, пышна,
И до черничной суеты ему все дебри отданы.
Так может быть, правы эвенки, что отдалённейшие предки,
Всех рас, народов и людей произошли от медведей?