В художественном фильме Дзеффирелли "Каллас навсегда" есть эпизод, когда Ларри Келли приходит к Марии в её парижскую квартиру и через приоткрытую дверь наблюдает, как она слушает пластинку, с которой её голос поёт арию Чио-Чио-Сан "Un bel di, vedremo".
Она качает воображаемого ребёнка, протягивает в пустоту руки, шепчет слова из арии, словно сама поёт. Но даже шёпотом она не может взять верхнюю ноту в самом высоком месте арии ... и, рыдая, падает на пол.
Марию Каллас в этом фильме великолепно сыграла Фанни Ардан. Она показала на экране не только переживания великой певицы, потерявшей певческий голос, но и душевные страдания одинокой женщины, при жизни ставшей легендой.
По мнению специалистов голос Марии Каллас был "неправильный" (с чрезмерной вибрацией на самых высоких нотах и не всегда естественным звучанием переходов), но это и делало его гениальным. В среднем регистре её голоса слышался особый приглушенный, сдавленный тембр, словно звенел треснутый фарфор, но именно этот "недостаток" и делал голос певицы магическим и завораживающим.
Марии Каллас легко удавались лирические, драматические и колоратурные партии, за этот талант её голос назвали певческим чудом - "четыре голоса в одном горле".
Марио дель Монако вспоминал: "... феномен Марии Менегини-Каллас вспыхнул новой звездой на мировом оперном небосводе. Сценический талант, певческая изобретательность, необычайное актерское дарование — все это самой природой было даровано Каллас, и она сделалась ярчайшей величино".
Однажды маэстро Туллио Серафин попросил Марию заменить заболевшую Маргариту Карозио, певшую партию Брунгильды в "Валькирии" Вагнера и Эльвиру в "Пуританах" Беллини. Более разных ролей и певиц представить было нельзя, да и обе партии сильно отличались друг от друга по стилю и вокалу, но Мария, бесстрашно бросавшаяся в бой с кем угодно, за неделю выучила обе и с блеском исполнила.
Открытие Марии, как величайшей певицы, произошло 1947 году в Вероне, когда она выступила на сцене театра "Арена ди Верона", самого большого в мире оперного театра под открытым небом, и исполнила партию Джоконды в одноимённой опере Понкьелли.
Голос неизвестной 24-х летней певицы произвёл феноменальное впечатление на публику, все просто посходили с ума!
Оркестром в спектакле "Джоконда" руководил один из лучших итальянских дирижёров Туллио Серафин, он-то и ввёл Марию Каллас в мир Большой оперы.
Мария пробовала исполнять партии не привычно-традиционно, а так, как представлялось ей самой.
Марию вызвали петь в третьем представлении "Аиды" из-за болезни Ренаты Тебальди. Публика была уже наслышана о восходящей диве, но, привыкшая к чарующему сопрано Тебальди, восприняла толстую гречанку-американку негативно. Мария революционно подошла к образу Аиды: она решила, что эфиопская принцесса в положении рабыни не может вынести унижения и поэтому никому не должна показывать своего лица (кроме Радамеса).
Она пропела всю партию, спрятав лицо под покрывалом, что вызвало у публики недоумение. К тому же её исполнение партии Аиды было непривычно для слуха миланской публики: Мария резко меняла регистр между контральто и сопрано, считая, что таким образом добавляет драматизма образу героини, но публике это не понравилось, она привыкла к нежному сопрано Тебальди.
А голос Каллас, в котором слышались "черти, землетрясения и даже конец света" напугал слушателей оперы. "Аида" была провалена.
Мария в бешенстве покинула Милан, поклявшись вернуться в "Ла Скала" примадонной.
Это ей удалось в 1951 году, когда она исполнила партию Елены в "Сицилийской вечерне" Джузеппе Верди.
Мария, обладая феноменальным голосом, совсем не умела двигаться на сцене. Лукино Висконти увидев её в вагнеровском "Парсифале", обратил внимание на неестественность ее сценического поведения. Она ходила по сцене в огромнейшей шляпе, поля которой раскачивались в разные стороны, мешая ей видеть и двигаться. Заметив неуклюжесть певицы, Висконти сказал себе: "Если я когда-нибудь буду работать с ней, ей не придется так мучиться, я позабочусь об этом".
Такая возможность представилась в 1954 при постановке в "Ла Скала" оперы "Весталка" Гаспаре Спонтини с Каллас в главной роли. Затем последовали новые постановки, в числе которых была "Травиата" на той же сцене, ставшая началом всемирной славы Марии Каллас.
Певица испытывала огромную признательность Лукино Висконти и в благодарность держала дома на рояле его фотопортрет.
Франко Дзеффирелли, хорошо знавший Марию Каллас, писал о ней в своей биографии:
"Мне хорошо известна история Марии, я знаю, скольких страданий, лишений и нечеловеческих усилий стоило ей с самого рождения сотворение этого голоса. Это что — сила воли или отчаяние? Скорее, что-то ближе к отчаянию, потому что она была лишена способности любить и быть любимой.
За всю свою жизнь Мария так и не узнала, что такое любовь, которая так или иначе согревает жизнь всякого человека. А если кто и нуждался в любви, так именно она. Где ее было взять? У рассеянного отца, которого она так рано потеряла? У матери? У сестры? У ухажеров? У мужа (Менегини, а потом Онассиса)? Она жила среди настоящей пустыни.
Мария была готова изливать океаны любви на других, но никто не отвечал ей взаимностью. Ею восхищались, ее почитали, ей поклонялись, но никто никогда не любил. И не отдавался ее любви. Она никогда не испытывала той страсти, которая движет нашей жизнью, и ее пение стало криком рвущейся из нее любви".
Из-за чрезмерного напряжения сил в творческой деятельности, рискованных экспериментов с собственным здоровьем (в 1953 году она за 3 месяца похудела на 30 кг), а также из-за сильных переживаний в личной жизни карьера певицы оказалась недолгой. Она начала терять голос.
Дзеффирели вспоминал:
"Накануне премьеры, как всегда в моменты большого напряжения, к Марии вернулись страхи по поводу голоса, и начался обычный предпремьерный мандраж.
Мы стояли за кулисами в ожидании ее первого выхода на сцену, Мария от волнения крепко впилась ногтями в мою руку, а другой рукой быстро-быстро крестилась. Мне пришлось буквально вытолкнуть ее на сцену, и тут я почувствовал, как в ней проснулась энергия. Как все великие актеры, она сумела справиться с волнением и обрела уверенность и спокойствие.
После "Тоски" ничего кроме очередного успеха я не ожидал, но как только мы собрались в апреле на репетиции, стало ясно, что голос Марии внушает серьезные опасения. "Тоска" — трудная опера, но "Норма" труднее во сто крат. Началась борьба не на жизнь, а на смерть.
По мере приближения 14 мая, дня премьеры, чудесный голос Марии подавал все больше тревожных признаков, напоминая о том, что случилось в Далласе с "Лючией ди Ламмермур". Маэстро Претр, дирижер, почуял опасность и, желая помочь, предложил ей то, к чему часто прибегают певицы, когда поют сложнейшую партию Нормы, — опустить регистр.
— Так делают часто. Никто и не заметит! — убеждал ее он. — А тем, кто заметит, будет все равно.
— Возможно, вы правы, маэстро, — отвечала она гордо. — Но я-то замечу! И мне не все равно!
Увы, голос подвел ее; актерская же игра была местами непревзойденной, а местами просто плохой. Удачный опыт "Тоски" остался позади, и после "Нормы" Марии пришлось смириться с действительностью — абсолюта по имени Каллас больше не существует."
Каллас мужественно продолжала петь в "Гранд-опера".
После одного из спектаклей Дзеффирелли и Ларри Келли отвезли Марию домой на виа Буонарроти. Мария села к камину с шампанским в руке, а Франко и Ларри начали болтать и строить планы. Вдруг они заметили, что Мария плачет. Решив, что это от усталости, они стали, шутя, утешать ее, но Мария остановила их жестом.
Долго молчала, потом вытерла слёзы и сказала, печально глядя на огонь: "Теперь мой путь лежит только вниз, теперь будут только неприятности. Я всегда очень трезво отношусь ко всему, что получаю от жизни. Когда судьба дарит мне что-то прекрасное, я сразу думаю, что обязательно его потеряю…"
Они пытались её успокоить, но понимали, что она сказала горькую правду.
Онассис был стихийным бедствием в жизни Марии, и события, связанные с ним (одно из них женитьба на Кеннеди) оставили в ней очень глубокий след - "Слишком много времени провела она в ночных клубах и на светских раутах и слишком мало занималась голосом, слишком много ночей она проплясала, пропила и даже прокурила".
Из воспоминаний Дзеффирелли.
"На премьере "Лючии" в финале сцены безумия Мария должна была взять знаменитое верхнее ми, но — жуткое дело! — только сипло вскрикнула, как раненый зверь. Будучи блестящей актрисой, она обратила этот сип в «актерскую находку» и с предсмертным воплем повалилась на сцену. Далласская публика была околдована ее игрой и разразилась бешеными аплодисментами.
Но Мария знала, что мы-то все заметили. После спектакля она вызвала в артистическую суфлера Васко Нальдини и Решиньо и закричала:
— Господи, да я прекрасно могу взять эту ноту! Я брала ее перед спектаклем!
Она бросилась к фортепьяно и запела финал. Но вместо верхнего ми у нее снова вырвался тот же звук, что и на сцене. У меня до сих пор стоит в ушах этот душераздирающий вопль. Еще одна попытка, и снова то же. Все молчали. Никто не знал, что говорить, что делать.
Мария печально и осторожно закрыла фортепьяно, и вслед за Решиньо все двинулись из комнаты. Я был так потрясен, что хотел подойти к ней, но она выразительно покачала головой: ей не нужно было ничье сочувствие, ей хотелось остаться одной".
Мария Каллас завершила свою сценическую карьеру, последний раз спев в "Тоске" перед королевой Елизаветой.
Она дала всего один спектакль, остальные были отменены, к великому сожалению поклонников ее таланта. После этого она еще несколько лет довольно часто давала концерты, но больше никогда не поднималась на оперные подмостки.
На протяжении семнадцати лет Мария Каллас дарила свой божественный голос почитателям со всего мира. Восторженные зрители присвоили певице титул La Divina (Божественная), который сохраняется за ней до сих пор.
Мария Каллас отдавалась творчеству, не жалея себя. Она исполнила около сорока партий, выступив на сцене более 600 раз. Непрерывно записывалась на пластинки, делала специальные концертные записи, пела на радио и телевидении, проводила в Джульярдской школе знаменитые мастер-классы.
К каждой новой партии Мария Каллас подходила с величайшей ответственностью. Готовилась к каждому выступлению на публике с полным напряжением духовных и интеллектуальных сил, добиваясь полного совершенства. Отсюда идут корни её таланта, бескомпромиссности, взглядов, убеждений и поступков. Разумеется, такой характер приводил к непониманию с администрацией театров, антрепренерами, продюсерами и даже с партнерами по сцене.
Последние годы жизни Мария Каллас жила в Париже, практически не выходя из квартиры, где и скончалась в возрасте 53 лет 16 сентября 1977 года.
Насчёт фильма, с которого я начала.
Франко Дзеффирелли не раз предлагал Марии Каллас сняться в его фильме, мечтая "запечатлеть величайшую оперную диву XX века в самом расцвете ее таланта».
Но Мария не соглашалась, считая, что это ему это не «по силам, в театре — да, я был хорош, но в кино мне еще всему надо было учиться. Поэтому ничего и не вышло".
Вероятно, Мария желала сняться в кино у Лукино Висконти, но тому эта идея не пришла в голову. Позже Каллас снялась в "Медее" у Пазолини, но это было не то, о чём мечтал Дзеффирелли.
В письме к Марии Дзеффирелли писал:
"Лично я (но, вероятно, это моя собственная проблема) до конца своих дней не прощу себе, если мы не запечатлеем сейчас на трех тысячах метров кинопленки твою «Травиату"!
Будущим поколениям достанется то, чего не смогли оставить потомкам ни Элеонора Дузе, ни Сара Бернар — сохраненную на пленке твою изумительную игру, которой ты потрясла, растрогала, облагородила и пленила всех зрителей и слушателей этой трудной середины XX века!"
В 2002 году Дзеффирелли снял фильм о Каллас без самой Каллас.
Фанни Ардан внешне не похожа на Марию, но её суть выразила безукоризненно.
Илл. - кадр из фильма "Каллас навсегда"
Слева направо: Франко Дзеффирелли. Фанни Ардан. Джереми Айронс.