Сказ о великом инквизиторе и двух рабочих (страшная сказка).
Жил да был великий инквизитор, многие дела сотворил он, и хорошие, и плохие, но те времена прошли. Инквизицию отменили, а его поставили смотрителем строительства нового храма. Работа была скучная - работники все верующие, строили на славу, следить за чем-то было незачем. Ведь кто бы стал воровать со святого места? Так шли недели и месяцы, а бывшему великому инквизитору так и не приходилось что-то решать или чем-то управлять.
Он помнил свои золотые годы: как посылал на костер грешников, как хитрыми уловками заставлял ведьм признаться в ведьмовстве, как еретики умоляли пощадить его, но он был непреклонен... Великий инквизитор гордился своими делами - ведь он не мог быть неправ, и все делал во имя великой цели, дабы враги Господни не могли разрушить все то, что он так рьяно охранял, заботясь о своей пастве.
В то время была очень жестокая зима - снег шел через день густыми хлопьями, ветер дул, как будто разъяренный холодами. А стройка шла, рабочие мерзли, но не жаловались. И вот однажды ночью два работника, Анри да Антуан, после установки свай и каркаса, на которых стоял купол с младенцем Иисусом, решили в своей маленькой хибарке рядом со строительными лесами чаю попить да байки потравить. Тем более, что снег пошел, на ночь глядя. Долго ли, коротко ли, чай пьют, сахаром заедают, а сами вьюгу слушают на улице.
И тут вдруг раздался грохот да треск. Выскочили они, в чем были, на улицу - а там от снега сваи покосились, каркас накренился, а младенец Иисус на землю упал и, поскольку глиняный был, разбился на тысячу осколков.
- Не к добру это, - сказал Анри. - Примета плохая.
- Ладно тебе, - отвечал Антуан. - Давай лучше осколки соберем. Что поделать - вообще не стоило по такому холоду такие конструкции собирать.
- Будто ты не знал, что во время снегопада такое может случиться! - костил его Анри, когда они пытались все поставить на место. - Надо было, наверное, большой метлой снег сметать.
- Знал, конечно, но не думал я, что за такое краткое время так много навалит. Верил я, что сваи выдержат. Эх, погода бесовская попутала.
- А ну, не поминай черта всуе!
Так они и пытались все поставить на место, но было поздно, и сон сморил их - и так до самого утра им пришлось все разгребать. Так они и спали, пока их не разбудил громкий вопль. То была старуха из местных.
- Изверги! - голосила она. - Младенца Иисуса разбили! Пьяницы, разбойники! Да кто ж следить за этим местом должен?! Скорее смотрителя сюда!
Анри и Антуан переглянулись, да побледнели и похолодели. Вышли они во двор, едва одевшись, а там уже весь городок собрался, все шушукаются да переглядываются. А позади толпы в ворота на старом осле въезжал смотритель, который наконец-то почувствовал себя нужным и влиятельным.
- Тише! - сказал он, слезая с ослика, который едва под его весом не упал, - поскольку место не мирское, судить да рядить будем по законам заведений богоугодных, а не светских. Анри, Антуан, а ну рассказывайте, как дело было.
- Мы... это... - Анри мял шапку, переминаясь с ноги на ногу. - Недоглядели, каемся.
- Тоже каюсь, - повторял за ним Антуан. - Но поздно было, темно, и мы спать легли.
- Младенец Иисус на куски разбился, а вам спать захотелось? - воскликнул смотритель. - Каково богохульство! И как же это случилось, ну-ка, рассказывайте!..
- Мы вчера, - рассказывал Анри, - все сделали, как надо, да тут такой снег пошел, что мы сами не ожидали. От холода руки задубели, да глаза инеем свело. Видать, слабо построили, где-то гвоздь не доколотили из-за рук одубевших. Но должно было выдержать….
- И когда же постройка рухнула?
- Да вот же, говорю, вчера вечером.
- А вы чем занимались?
- Отдыхали от трудов, в каморке сидели, чаем согревались...
- Посмотрите на них! - воскликнул смотритель, обращаясь к толпе, окружившей место действия. - Ежели бы они просто спали, то было бы просто богохульством, но поскольку они сидели да чай пили, и бог знает что еще, то это уже злой умысел! Немедленно в суд злодеев!
Тут же стражники схватили несчастных под руки и потащили по снегу в околоток.
Должны были их утром повести в судилище, а пока они в камере, на сене, прикованные к стене цепями, сидели да горевали.
- Не стоило мне, наверное, говорить, что вчера это было, пока мы бодрствовали, - сказал Анри. - Ежели бы мы сказали, что спали, то наверное, только бы каторгой отделались.
- Не суди себя строго, - отвечал, вздыхая, Антуан. - Нас и так судят безбожно, еще твоего суда не хватало.
- Может быть, нас оправдают еще, - говорил сам себе Анри. - Не может быть такого суда неправедного.
- Может быть! - воскликнул Антуан, услышав его шепот, - наш смотритель был Великим Инквизитором. Уж он такое дело не бросит, до конца доведет.
- Но ведь знает он, что вины нашей в том нет, не мы же младенца Иисуса скинули, а погода злая и снег поганый. Знает он, что неправедный это суд.
- Нет такого суда, который был бы неправеден, ежели заседает, почитай, наместник всевышнего на Земле. Как он решит - то и праведно будет. Так что конец нам, последнюю ночь живем! - и загрустил Антуан, и голову повесил, да и заснул.
Настало утро - солнечное, снег начинал уже таять. Привели их в здание суда, к ногам цепи с ядрами тяжелыми приковали, на стулья посадили. Начался процесс, на котором все то же повторяли из раза в раз. Много раз вскакивали то Антуан, то Анри, пытаясь оправдаться, да каждый раз их жандарм на место усаживал да строго пальцем грозил - мол, чего тишину нарушаете и людей уважаемых перебиваете, на защиту ваше государство защитника муниципального поставило, вот ему и говорить.
А тем временем Великий Инквизитор вовсю посылал с постамента громы и молнии, убеждая пусть и светский, но праведный суд в том, что два ленивых работника во всем виновны.
- Ежели бы эти два прихвостня Вельзевула, которых сам Ваал науськал на злодеяние греховное, каждый час палками да метлами сбивали бы снег с постройки, то не упал бы младенец Иисус, и не была бы попрана вера Христова! А теперь, того и гляди, без казни верных слуг Левиафана, пребудет на сем месте проклятие на всех нас вечное!
- Но послушайте, - для галочки возражал ленивый государственный защитник, почесывая неудобный парик, с которого при каждом почесывании летела пудра, - разве же кто знал, что все случится так быстро? Не прошло и часа после снегопада, как случилось сие, и кто мог ожидать?
- Каждый честный рабочий, чтущий веру, знает, что за святыми постройками надо следить внимательнее, чем за сараем или нужником! - громыхал смотритель, который уже вовсю превращался в старого себя, и жалел, что нет на нем мантии и посоха в руке, чтобы им по полу бить после каждого предложения.
- Мы и следили! - вскочил опять Анри. - Просто снега было слишком много, а мы думали, что выдержит! Имейте же совесть!
Жандарм стукнул его дубинкою по хребту, да на стул обратно усадил.
- Не надо думать, надо знать! - отвечал ему Великий Инквизитор, морщась от вида грешников и их оправданий, как от вида таракана в супе. - Ежели вы поставлены были строить, так знать должны были, что могло быть, а что не могло! И о совести вам говорить права никакого нет! Вы видите, видите? - смотритель обращался уже к сидящим в зале людям. - Никакого раскаяния, никакого сожаления! Одни оправдания! Нет, чтобы в ноги мне кинуться, да прощения просить, нет-нет! Гордыня бесовская разум им затуманила, Ваал в одно ухо науськивает, Вельзевул в другое ухо слова подсказывает!
- Справедливости ради, - спросил государственный защитник, - кто мог такую вьюгу страшную предсказать? Снег до самого утра шел - следи они, или не следи, все равно бы снег навалился, и постройка бы не выдержала.
- Тогда бы и судили их иначе, конечно, - для вида смягчился Великий Инквизитор в обличье смотрителя, - но раз того не было, то и в расчет не берется. Не по словам их судим, а по делам их, все, как в Писании сказано.
- Но дела делами, вопрос суда в выявлении истины, не правда ли?
- Есть истина, а есть тот, кто над истиной, и его изображение они ногами своими попрали да на куски разбили!
Государственный защитник рукой махнул. Тошно ему стало, да и за рвение ему никто не доплачивал. А будешь много перечить, то самого за соратника Люцифера примут — недаром смотритель уже глазки свои заплывшие суживает, когда на него смотрит, намекает на последствия...
Час прошел, другой, да все к одному клонится - как и солнце к закату. Уже Анри с Антуаном на стуле засыпали два раза, а все дело обсуждалось на разные голоса. А как проснулись они от затрещины жандарма, так сразу их на центр залы вывели и поставили перед всеми, как провинившихся школьников. Едва глаза протерли, как слышат позади себя зычный голос смотрителя:
- ...Посему приговариваю двух богохульных грешников, которые своей халатностью богомерзкой и преступной, символ веры уничтожили, к смертной казни, и да отправится душа их грешная в ад, где будут их черти жарить на сковородке!
Эх, каким важным и счастливым почувствовал себя вчерашний Великий Инквизитор - как будто в молодые годы вернулся, когда от его голоса дрожали сердца грешников!... Зашумела толпа, кто заплакал, кто радостно возопил, а кто и промолчал. Мало кто знал Антуана и Анри - простые работяги, из деревень далеких, кто их знает, что за люди...
И вот снова утро, повели их на плаху, где стояли две гильотины. Инквизитор очень ратовал за старые, добрые, богоугодные костры, чтобы без пролития крови, да времена уже не те были нынче, пришлось соглашаться на современные, гуманные средства.
- Прости меня, Антуан, - сказал Анри, когда его голову положили на полотно гильотины. - Мы на плахе потому, что я сболтнул лишнего. Видать, черт меня дернул, да сатана за язык потянул.
- Не тебя черт дернул, друг мой, - отвечал ему Антуан. - Не тебя...
...
После казни народ разделился во мнениях по поводу нового смотрителя - кто защищал его решения, а кто говорил, что не имел он таких прав. Много спорили, судили да рядили, да так каждый при своем и остался, как это бывает при любом споре.
Главное, что люди надолго запомнили - если кто-то задумал вершить справедливость, то его не остановит ни разумный аргумент, ни воззвания к совести, ни даже истина.