Сам- то я по призванию, а не по жизни, писатель, по крайней мере, когда то так думал. Время распорядилась иначе, писателем я не стал, так подвизался на этом поприще, писал репортажи, коротенькие рассказы, перебиваясь с хлеба на воду.
Постепенно исчезли друзья детства, ушли в мир иной родители, и я все глубже погружаюсь, как в болото, в монотонность дней, приближаясь к своему последнему часу.
Да и городишко, в котором ныне я проживаю, под стать настроению. Детройт. Некогда цветущий сад, полный жизни и радости. Центр Американской автомобильной мечты. А теперь он местами похож одну большую ночлежку для бездомных в третьесортном районе. По крайней мере, тот район, где живу я.
Конечно, правительство пыталось спасти город, выделялись деньги заводам и банкам, но все напрасно. Не помогли высокие слова о патриотизме и родине, население продолжало покупать маленькие, крепкие, красивые японские автомобильчики, которые к тому же потребляют так мало бензина. Для жизни, в которой приходится экономить каждый цент, это важно. Кто знает, может жизнь повернется для этого прекрасного города светлой стороной, он снова засияет красками и музыкой.
Моя квартирка, в желто-коричневой, облезлой трехэтажке на Ривервелк, под стать району, с видом на темную воду с плывущими по ней пластиковыми бутылками, обходится мне совсем не дорого. Хозяйка дома, у которой я снимаю квартиру, благосклонна ко мне, и сквозь пальцы глядит на мои отступления от принципов общежития. По вечерам, когда солнце прячется за огромным серым зданием портового склада, на меня накатывает такая тоска, что ноги сами собой несут в бар. Там у меня есть свое уютное место - в дальнем углу, лицом к входу. Подальше от шумноватых музыкальных автоматов. И как всегда, второе местечко за этим столиком, уже занято моим другом Смитти.
- Привет Джимми!
Встречает он меня и делает приглашающий жест.
-Что-то ты припозднился, - говорит он. – Я уже устал охранять твой стул.
- Если бы я знал, что вообще приду, сегодня сюда, то конечно пришел бы быстрее. Ладно, ладно не ворчи, с меня пару долларов за твою работу.
Подходит официантка, улыбается, говорит:
- Мистер Гордон вам как обычно?
Я киваю. Как обычно это значит – кусок пирога с яблочной начинкой, рюмочку водки, и горсть жареного арахиса плюс стакан апельсинового сока.
Все знают, что в заведении у Моли самая лучшая выпечка на этом берегу реки, а уж пироги с яблоками, вообще высший класс.
Мы выпиваем, молча кивнув друг другу. О чем говорить, все тосты давно озвучены, слова сказаны. Просто традиция. Алкоголь должен сначала сделать свое дело, подлечить душу, создать настроение, потом можно и поговорить.
За этим столом много чего уже было переговорено, но были и такие темы которые, никогда не поднимались. Я не знаю прошлого Смитти. Своим прошлым тоже не делюсь. Огромная, душевная рана, накладывает печать молчания на мои уста. Звучит высокопарно, но правильно.
Сегодня все какое-то другое, не то настроение что ли, Смитти отстранено смотрит на свой стакан, мысленно он где-то далеко. Он глядит на меня, и я понимаю, ему есть что сказать. Оглядевшись вокруг, он накланяется поближе ко мне и говорит:
- Похоже, эти ребята меня нашли.
- Какие ребята? Давай подробней.
Но Смитти не устраивает это место, бар полон посетителей, и даже в нашем отдаленном от эстрады местечке – толкотня.
- Пошли, есть местечко тише.
Быстро приканчиваем остатки еды на столе, расплатившись, выходим на улицу. Он двигается, стараясь избегать яркого света редких фонарей, я едва поспеваю за ним. Сворачиваем в подворотню, заходим за здание к двери черного хода. Достает из тайника ключ, открывает дверь. Приложив палец к губам, мол, тихо, он заходит в подъезд. Я двигаюсь следом, едва различая ступени.
На третьем этаже, он открывает дверь, входим в квартиру. Задернув портьеры на окнах, он включает свет.
- Это моя берлога. – Говорит он, в свете тусклой лампочки я вижу бледность его щек, и усталые глаза.
Действительно берлога! Рука уборщика не касалась этого пола наверно уже несколько лет, на лампочке, вместо абажура повисла густая паутина. Единственное обжитое место это кровать со скомканным одеялом, на которой видимо иногда медведи отдыхали, а потом передали ее Смитти в аренду, далее тропинка в пыли на полу вела к небольшому бару. Еще более скудная тропинка вела в крохотную кухню.
Смитти проходит к бару, открывает его. Вот это да! Ни пылинки, и хороший выбор напитков.
- Тебе что налить? – спрашивает он, хотя мог и не спрашивать.
- Как обычно.
Он наполняет маленький стаканчик водкой и добавляет туда тоника. Смитти явно не в себе, терпеть не могу тоника, он знает об этом. Молча, проглатываю неудобоваримую смесь и вопросительно смотрю на него.
- Слушай, давай уже рассказывай, хватить ходить вокруг да около. Я начинаю слегка нервничать.
Он одним глотком выпивает свой стаканчик, опускается на потрепанное кресло и наконец, видимо решившись, начинает рассказ:
- В то далекое время я, выпускник престижного колледжа искал работу. Набрав адресов из газеты о вакансиях, бродил по Вашингтону в попытке найти достойную, по моим понятиям работу. Еще бы! Закончил колледж с отличием, развит не по годам, а тут мне предлагают работу клерка, или доставщика пиццы. В общем, вымотался полностью, иду по последнему адресу, какая-то странная контора набирает сотрудников. Захожу. Сидит тщедушный старичок, этакий божий одуванчик, смотрит моё резюме, спрашивает:
- Молодой человек, скажите тему вашей дипломной работы?
- Социальные отношения в современном обществе, – отвечаю ему.
- Очень хорошо. Думаю, вы нам подходите, пожалуйста, подождите пару минут в коридоре, - произносит он скрипучим старческим голосом, и уходит.
Пять минут растянулось минут на сорок, я уже сладко подремывал, когда старичок растолкал меня, протянул бумажку с адресом сказав, явится завтра на работу.
Утром прихожу по указанному адресу, все как в моих сладких мечтах, мрамор, никель, вежливая охрана. Глянули на бумажку написанную старичком, проводили к лифту, сказали подняться на одиннадцатый этаж, зайти в сорок седьмой кабинет.
Смитти задумывается, на его лице слабая улыбка, воспоминания подняли ему настроение. Он наливает нам еще по одной. Я не тороплю его. Выпив, он продолжает:
- Сначала все было просто здорово, мы изучали, как живет народ в разных странах, обычаи, анекдоты. В основном это были страны восточной Европы, Россия, тогда Советский Союз, Афганистан, Иран, Ирак, Пакистан. Позже я узнал, что другие отделы изучали весь остальной мир.
Этажом выше располагался отдел перспективного моделирования, они занимались влиянием переменных величин в динамике. Звучит сложно. А на самом деле просто. Например: как изменится жизнь в глухой индийской деревне через несколько лет, если туда провести электричество и телевидение. Так вот в этой деревне снизится рождаемость, часть населения уедет в города и так далее. Этот отдел выяснил, что глобальных вопросов в нашем современном мире, не решить только силой оружия.
Я кое - чего добился на этой работе, через пяток лет стал начальником отдела. Женился, как мне казалось удачно. Снял приличную квартиру в хорошем районе, жизнь - практически живое воплощение великой Американской мечты.
Счастливая жизнь длилась до распада Советского Союза. Мы много работали, но работа эта не казалась мне серьезной или неприятной. Через свои каналы мы запускали политические и националистические анекдоты в народ. И не только анекдоты. Мы сочиняли всякие небылицы, про какую нибудь страну, якобы со слов другой страны, и в ответ от этой небылицы про первую страну. В общем, мы стравливали всех со всеми.
В других отделах тоже кипела работа, правительство, осознав важность нашей деятельности, щедро осыпало нас деньгами. Еще бы! Потратив десяток другой миллионов на подкуп пятой колонны, в какой нибудь африканской республике, можно не потеряв ни одного солдата, захватить власть, превратить правительство в марионеток, а страну в сырьевой придаток.
Натренировавшись на мелочи, мы решились на главную схватку, - развал Советского Союза. Денег ушло не мало, кое - что удалось сделать сразу. Купить десяток другой людей, стоящих на ключевых постах, мы смогли.
Но колосс стоял, мы бросились на поклон своему правительству, нужны были огромные деньги. Задействовав все связи, мы уронили цены на нефть ниже себестоимости. Страна теряла колоссальные деньги, но и Советский Союз тоже. Мы не пускали новых технологий в страны СЭВ, и потери у них были на порядок выше. Зашевелилась пятая колонна, мы давили везли деньги мешками, и все полетело, разрушилось. Мы победили.
Смитти замолкает, на его лице отражается вся гамма чувств, он механически наливает нам ещё по одной, молча, выпиваем. Я встаю, подхожу к окну, осторожно отодвигаю край портьеры. За окном ночь, лишь вдалеке, на той стороне реки по Риверфронт едут машины, подмигивая красными огнями. Ночь как ночь, ничего не обычного, если не считать рассказа Смитти.
Видимо что-то уловив в моем взгляде, Смитти отмахивается:
- Брось, я не сумасшедший. Дальше, намного интересней. Когда следующим утром мы явились на работу, там царило радостное оживление. Наш начальник Берг, воплощал собой сгусток энергии, сновал по отделам, раздавая указания налево и направо. После обеда он созвал общее собрание начальников всех отделов и произнес речь. Её я запомнил почти дословно, так она меня потрясла.
Когда все собрались и расселись, Берг поднялся на маленькую трибуну, в стиле а-ля президент, и произнес:
- Господа, мы неплохо поработали, и теперь можем вкусить аромат победы. Но, если кто из вас решил, что мы уже победили, тот глубоко ошибается. Сейчас начинается самое главное, надо добить русского медведя в его берлоге. Добить окончательно и бесповоротно, пленных не брать! Я хочу чтобы, когда американцы войдут в Россию, их ждал хороший прием, много баров и ресторанов. А после ресторана можно и по девочкам. – Он зловеще усмехается, это у него такая улыбка. Он продолжает:
- Задание для отдела пять Х, разработать план растления местного населения, работа по двум направлениям: лишение возможного заработка для молодежи, и извращенное половое воспитание с младенчества, с детских садов. А теперь главное: - уничтожить всю промышленность и сельское хозяйство. Любыми методами! Через подставных лиц, или продажных чиновников выкупать предприятия, останавливать и продавать на металлолом. Заражать животных на фермах, пусть их поля зарастают амброзией. Бить, бить и бить! Лишить их самостоятельности, заменить их дремучие моральные ценности действительно истинными – кока-колой, жвачкой и сникерсами, при полной свободе нравов.
Смитти замолчал, налил себе ещё выпить, он явно решил набраться основательно.
- А потом они убили мою бабушку, бомбой. Ты не знал что я из Югославии? Никто не знает! Мою любимую бабушку! – словно неведомая сила качнула Смитти в сторону кровати.
- А этот мерзавец, говорит мне о демократии! – Пробормотал он невнятно, алкоголь делал свое дело, Смитти пьянел на глазах. Бормоча что-то себе под нос, он побрел в сторону кровати, тяжело опустился на неё и через минуту уже спал. Из его бормотания я разобрал лишь пару слов, что-то вроде; диванная подушка, да еще бешеная лягушка.
Я тоже хочу отдохнуть, тяжесть в голове и ватные ноги это результат выпитой за вечер водки, лечится, можно лишь одним способом – сном. Бреду к двери, натыкаясь на предметы, которых вроде раньше здесь не было, нахожу ключ, открываю и выхожу на умытую дождиком улицу. Ночной воздух освежает меня и я сносно, без приключений добираюсь до дома, где после небольшого ворчания Берта открывает мне дверь, ускользает от моего благодарного поцелуя, освобождая путь к вожделенному отдыху.